Роль хроникера вообще, а научнаго въ особенности,-- одна изъ самыхъ неблагодарныхъ въ литературѣ и журналистикѣ; приходится перечитать массу вещей, въ числѣ которыхъ огромное множество дряни, нисколько неинтересной, и это часто только для того, чтобы потомъ, по зрѣломъ размышленіи, великодушно пройдти ее краснорѣчивымъ молчаніемъ. Приходится изъ всего легіона подробностей и мелочей, съ которою каждая лабораторная тупица лѣзетъ на свѣтъ божій, думая, что она и невѣсть что сдѣлала, если прибавила къ нѣсколькимъ сотнямъ имѣющихся уже описаній анатоміи разныхъ жуковъ еще одно, -- изъ всего этого научнаго хлама, девяносто девять процентовъ котораго будутъ забыты немедленно по выходѣ въ свѣтъ,-- изъ всей этой кучи, выработанной мелкимъ самолюбіемъ и тупой усидчивостью, приходится выбрать только нѣсколько выдающихся фактовъ, важныхъ въ научномъ отношеніи, или могущихъ интересовать читателей. Но сдѣлать этотъ выборъ не легко, а еще труднѣе удовлетворить самымъ разнообразнымъ требованіямъ, съ которыми многіе изъ читателей относятся къ подобнымъ статьямъ. У большей части есть свои любимые вопросы, которыми они особенно интересуются, и если они не находятъ отчета объ этихъ вопросахъ въ журнальной хроникѣ, имъ кажется, что она неполна, поверхностна и т. д., какъ будто есть какая нибудь возможность удовлетворить подобнымъ требованіямъ каждаго; -- Ла-Фонтенъ давно сказалъ, что невозможно "contenter à la fois tout le monde et son père."
Надо, впрочемъ, сказать, что этого рода упреки не серьезны даже въ глазахъ дѣлающихъ ихъ; это скорѣе естественное чувство досады не найти искомаго, нежели дѣйствительный упрекъ, и каждый въ сущности понимаетъ -- или можетъ понять,-- что невозможно требовать отъ журнальной статьи, назначаемой не для спеціалистовъ, подробныхъ указаній на всѣ работы, сдѣланныя втеченіи года по разнымъ отраслямъ естественныхъ наукъ, и еслибъ кто высказалъ такой упрекъ, то отвѣтъ на него былъ бы затруднителенъ, или даже и совсѣмъ ненуженъ. Другое дѣло упреки, дѣлаемые разными псевдо-спеціалистами и разными лабораторными козявками, считающими, что о наукѣ можно говорить только въ важномъ, скучно-серьезномъ тонѣ, видящими въ популярныхъ статьяхъ профанацію науки, легкое отношеніе къ ней, потому что они сами, послѣ нѣсколькихъ лѣтъ безполезнаго труда, высидѣли пару скучнѣйшихъ и незначительнѣйшихъ статеекъ въ какомъ нибудь "Archiv'ѣ" или "Zeitschrift'ѣ", или черезъ протекціи, послѣ многихъ просьбъ и бѣга;ли, удостоились нары строчекъ въ "Compes-reudus" парижской академіи. Добившись сами только многолѣтнимъ трудомъ на казенномъ иждивеніи до скуднаго своего научнаго достояньица, эти умственныя убожества считаютъ науку своею исключительною собственностью, потому что имъ удалось сдѣлать изъ нея для себя оброчную статью. Не святотатствуйте, кричатъ они вамъ, если вы вздумаете поднять передъ публикой, передъ презрѣнной толпой непосвященныхъ, таинственное покрывало сансскаго божества; но въ этомъ не должно однако наивнымъ образомъ видѣть тупого и безсмысленнаго благоговѣнія передъ величіемъ науки; часто это просто страхъ, что непосвященная толпа, вмѣстѣ съ прекраснымъ образомъ богини, увидитъ и всю дрянь, которою они завалили ея алтарь подъ предлогомъ жертвоприношенія. Дѣйствительно, наивная публика очень склонна видѣть ученаго въ каждомъ, имя котораго появилось хоть разъ на оберткѣ "Coroptesrendus" или какого нибудь изъ многочисленныхъ нѣмецкихъ Архивовъ, и, конечно, эти господа очень бы желали, чтобы она сохранила эту пріятную для нихъ иллюзію, а потому имъ не можетъ нравиться, когда кто нибудь изъ ихъ братіи перебѣгаетъ въ ненавистный лагерь журналистики и пытается показать непосвященнымъ, что они напрасно благоговѣйно трепещутъ, что ль наукѣ очень мало такихъ вопросовъ, которые были бы совершенно недоступны неспеціалистамъ, огромное же большинство научныхъ вопросовъ, при хорошемъ изложеніи, будетъ понятно каждому образованному человѣку, кому только не чужды начальныя основанія и пріемы мышленія естественныхъ наукъ; въ особенности же эти господа боятся, чтобы такой перебѣзчикъ не разболталъ ихъ маленькихъ закулисныхъ дѣлишекъ, удобно прикрываемыхъ великимъ именемъ науки, не показалъ презрѣнной черни, что они стоятъ вовсе не на недосягаемой высотѣ гранитныхъ пьедесталовъ, а просто на парѣ плохенькихъ кирпичиковъ, вынутыхъ изъ чужой постройки.... Для такихъ субъектовъ Германія -- обѣтованная земля; является субъектъ въ лабораторію нѣмецкаго профессора, часто даже съ откровеннымъ заявленіемъ, что вотъ желалъ бы сдѣлать ученую работу, да не знаетъ, за что взяться, какъ исполнить? У профессора большею частію оказывается какая нибудь болѣе или менѣе механическая работа, сдѣлать которую ему нужно, какъ часть его собственной, болѣе обширной и осмысленной работы, а дѣлать самому скучно, онъ и присовѣтуетъ взяться за нее, руководитъ, показываетъ, говоритъ, какъ и что дѣлать, помогаетъ даже писать статейку, указываетъ литературу, и вотъ, послѣ нѣсколькихъ мѣсяцевъ переливанія, выпариванія, сушенія, перегонки, промыванія и т. д. появляется на свѣтъ божій "ученая работа", обыкновенно съ хитрымъ названіемъ, играющимъ роль малеванныхъ страшныхъ рожъ на китайскихъ щитахъ, и дѣйствительно импонирующимъ своей замысловатостью, по лишенная всякаго собственнаго смысла и значенія, пока какой нибудь добрый человѣкъ не пристроитъ ее въ видѣ кирпичика для своей постройки.
Этого рода ученые питаютъ къ журналистикѣ и въ особенности къ популярно-научнымъ статьямъ и книгамъ величайшее презрѣніе и даже ненависть; профанація науки, неуваженіе къ наукѣ, говорятъ они, видя въ журналѣ популярную статью но какому нибудь естественно-научному вопросу; вы слишкомъ легко и неуважительно относитесь къ наукѣ, говорилъ мнѣ одинъ изъ такихъ ученыхъ, по поводу одной моей естественно-научной хроники, не подозрѣвая, что гораздо неуважительнѣе пользоваться ею и дѣлать ее средствомъ для обдѣлыванія своихъ маленькихъ личныхъ дѣлишекъ, для достиженія "крестишка иль мѣстечка", наконецъ, даже, что гораздо неуважительнѣе, прикрывать ея уважаемымъ флагомъ такой дрянной товаръ, какъ его... но я не сдѣлаю этому ученому даже отрицательной рекламы, не назову его имени, покрытаго еще глубокимъ мракомъ неизвѣстности.
Свести итогъ года -- дѣло очень трудное, въ особенности когда годъ этотъ еще такъ близокъ, что значеніе нѣкоторыхъ работъ еще и не выяснилось хорошенько, цѣнность ихъ еще не опредѣлилась, если можно такъ выразиться; поэтому скромному хроникеру приходится ограничиться ролью лѣтописца, отмѣчать выдающееся, причемъ, конечно приходятся пропустить многое, не только по важности, но и потому, что цитированіемъ нѣкоторыхъ работъ пришлось бы вдаваться въ объясненія, далеко превосходящія размѣры журнальной статьи, и потому прежде всего приходится заносить въ хронику факты.
"A tout, seigneur tout honneur." Въ 4869 году были открыты двѣ новыя планеты, -- безъ чего, какъ извѣстно, не обходится ни одинъ годъ; прошлый годъ былъ еще сравнительно очень бѣденъ ими, и въ 1868 году, напр., ихъ была открыта цѣлая дюжина. Вотъ тоже дешевый способъ обезсмертить свое имя; извѣстно, что между орбитами Марса и Юпитера вокругъ солнца движется множество мелкихъ планетныхъ частицъ, вѣроятно, одинаковыхъ съ тѣмъ безконечнымъ множествомъ космической пыли, какъ пренебрежительно называетъ Гиршель падающія звѣзды, болиды, астероидную мелюзгу, и вообще всю эту мелочь, которая носится въ міровомъ пространствѣ, представляя по величинѣ всѣ переходы отъ планетъ до кусочковъ величиной въ ружейную пулю, и даже, вѣроятно, и еще менѣе, какъ замѣчаетъ Грове. Трудно себѣ объяснить, какое значеніе можетъ имѣть для науки открытіе еще новой астероиды, и почему вотъ уже столько лѣтъ идетъ погоня за ними. Конечно, надо сказать и то, что открыть планету все же заманчиво, и хотя онѣ въ послѣднее время очень упали въ цѣнѣ, такъ что Леверье платилъ по двѣсти франковъ за штуку, какъ онъ наивнѣйшимъ образомъ заявилъ въ академіи, но все же пріятно обезсмертить свое имя. Тутъ является даже странный вопросъ; извѣстно, что человѣкъ слабъ, а врагъ силенъ, и противъ его искушенія устоять трудно, въ особенности когда, чтобъ обезсмертиться, стоитъ сдѣлать только маленькую, маленькую невѣрность, слегка покривить душой, и сказать, что видѣлъ астероиду въ такомъ мѣстѣ, гдѣ очевидно могла бы оказаться таковая, и если не оказалась, то чисто по несчастной случайности. Конечно, съ одной стороны, истина, ученая честность -- все это вещи прекрасныя, но и съ другой стороны, безсмертіе и двѣсти франковъ -- тоже недурны, однимъ словомъ
Herrlich war's als ich bezwang
Meine sinnliche Begier,
Freilich als mir's nicht gelang
Hat' ich auch sehr viel Plaisir,
какъ говоритъ Гейне, и это объясняетъ, что въ нѣкоторыхъ астероидахъ уже оказывается недочетъ; Эриту, Фриггу и Семелу есть еще надежда увидать, говоритъ Скіапарелли, Майю и Эгину придется открыть въ другой разъ, такъ какъ нѣтъ никакихъ данныхъ, чтобъ хотя приблизительно опредѣлить, гдѣ ихъ искать, и 99-ую только и видѣлъ открывшій ее Борелли, да и тотъ тотчасъ же потерялъ ее, такъ что одному Создателю извѣстно, что это за астероида; Борелли, впрочемъ, положенные двѣсти франковъ за нее получилъ.
Точно также не имѣется никакихъ свѣденій и о 107-ой астероидѣ Камиллѣ, открытой въ декабрѣ 1868 года въ Мадрасѣ Погсономъ,-- можетъ и ее больше не узрятъ.
Итакъ, если между нашими читателями найдутся большіе любители безсмертія, или вообще люди, обуреваемые желаніемъ славы, совѣтуемъ имъ тотчасъ же засѣсть за столъ и написать къ Леверье письмо, что вотъ, видѣлъ новую астероиду тамъ-то и тамъ-то, тогда-то и тогда-то, имѣла она видъ звѣзды 10-й величины (большей величины назначать не совѣтуемъ, а то могутъ уличить или просто не повѣрить), о чемъ и прошу покорнѣйше довести до свѣденія академіи наукъ. Письма можно адресовать или г. сенатору, и тогда въ Люксембургскій дворецъ, или г. директору, и тогда въ обсерваторію. Спѣшимъ, впрочемъ, предупредить, что двѣсти франковъ за открытіе выдавали только французскимъ астрономамъ, но и имъ теперь болѣе не выдаютъ, такъ что на эти деньги разсчитывать нельзя.
Астероиды 1860 года нѣсколько серьезнѣе, такъ какъ элементы ихъ вычислены, но, впрочемъ, если кто хочетъ обезсмертить себя, то этимъ стѣсняться ему нечего; стоитъ только взять любыя таблицы и выдумать самому элементы, придавъ имъ только болѣе или менѣе вѣроятный видъ,-- навѣрно ни одна душа не станетъ провѣрять ихъ, такъ что объ этомъ заботиться нечего. Теперь открыть астероиду -- дѣло самое пустяшное, и если евіе есть какое затрудненіе въ этомъ дѣлѣ, то развѣ только въ томъ, чтобъ прибрать ей имя. Вся мифологія уже истощена, такъ что даже разныя имена однихъ и тѣхъ же богинь пошли уже въ ходъ, напр., Минерва и Паллада, Гера и Юнона, Артемида и Діана; бѣдность на имена дошла до того, что пришлось даже различнымъ небеснымъ тѣламъ братски дѣлить одно и тоже имя; такимъ образомъ въ солнечной системѣ есть двѣ Діаны, 4-й спутникъ Сатурна и астероида (107-ая), двѣ Фетиды, 3-й спутникъ Сатурна и 17-я астероида двѣ Титаніи, 3-й спутникъ Урана и 60-ая астероида. Эти повторенія не говорятъ въ пользу богатаго воображенія астрономовъ -- или ихъ памяти. Астероиды, новыя и старыя, и ихъ открыватели страшно надоѣли вѣнской академіи, такъ что она даже оплакиваетъ публично, что астрономы занялись исключительно охотою за новыми планетами, и совсѣмъ пренебрегаютъ съ нѣкотораго времени кометами, имѣющими несравненно большее знаменіе для пауки, въ особенности съ того времени, какъ Скіапарелли указалъ на связь ихъ съ падающими звѣздами. Конечно, странно, что большія обсерваторіи, каковы бонская, марсельская и др., вмѣсто того, чтобъ заниматься существенными и серьезными астрономическими наблюденіями, какъ дѣлаетъ гринвичская, манр., погнались за астероидами, но и іереміады вѣнской академіи едва ли не утрированы, и если сравнить таблицу наблюденій кометъ, то едва ли изъ нея можно вывести, чтобъ въ послѣдніе годы астрономы занимались кометами менѣе прежняго; такимъ образомъ съ 1840 до 1843 г. было наблюдаемо 12 кометъ (изъ которыхъ появленіе одной только было предсказано заранѣе), отъ 1843--30 были замѣчены 23 кометы (предсказаны только три), отъ 1830--55 -- 19 кометъ (предсказано три), отъ 1855--60 -- 20 (предсказано пять), отъ 1860--63 -- 22 (предсказана одна), отъ 1866--70 -- 14 (предсказано шесть),
Желаніе разыскать и опредѣлить большее число кометъ, вращающихся вокругъ солнца, побудило вѣнскую академію назначить преміи за каждую изъ первыхъ восьми кометъ, которыя будутъ открыты въ 1870 и 1871 годахъ, до 31 мая 72;-- за 1869 годъ она уже выдала двѣ преміи Темпельо въ Марселѣ, открывшему двѣ планеты втеченіи прошлаго года; третья, періодическая комета Винеке, была замѣчена первымъ самимъ Винеке, который еще въ 1838 году доказалъ, что она принадлежитъ солнечной системѣ, и что ее видѣлъ въ 1808 и 1819 годахъ Понсъ въ Марсели. Комета эта совершаетъ полный путь вокругъ солнца въ 5 лѣтъ и 7 мѣсяцевъ, но вслѣдствіе эксцентричности ея элиптической орбиты она проходитъ близко къ Юпитеру, протяженіе котораго можетъ нарушить правильность ея хода, какъ это и случилось въ 1812 году.
Читателямъ, вѣроятно, извѣстно, что вопросъ о составѣ и происхожденіи кометъ составляетъ одинъ изъ самыхъ темныхъ и трудныхъ вопросовъ астрономіи; мы уже имѣли прежде случай говорить о различныхъ теоріяхъ, при помощи которыхъ старались объяснить тонкость составляющаго ихъ вещества, быстроту образованія и развертыванія хвоста, но это послѣднее обстоятельство, и еще больше та особенность, что хвостъ имѣетъ всегда направленіе въ противоположную сторону, такъ что когда комета движется въ перигеліи (точка ея пути, находящаяся въ ближайшемъ разстояніи отъ голица), онъ тянется за нею, а при удаленіи ея отъ перигелія предшествуетъ ей, все это никакъ не укладывалось ни въ какую теорію, хотя въ этомъ случаѣ, не стѣсняясь, прибѣгали къ самымъ фантастическимъ предположеніямъ, какъ, напр., къ гипотезѣ отталкивающей силы солнца и т. и, Точно также и происхожденіе кометъ составляетъ совершенную загадку; Біонъ подалъ въ 1869 г. парижской академіи но этому вопросу мемуаръ, въ которомъ онъ доказывалъ, что кометы движутся по спиралямъ, начинающимся въ туманныхъ пятнахъ и кончающимся солнцемъ, каждый оборотъ которыхъ очень близокъ къ элипсу. Образовавшись въ туманныхъ пятнахъ изъ раскаленнаго вещества, кометы служатъ, но выраженію Біона, регуляторами общаго движенія небесныхъ тѣлъ, дѣятелями, обращающими теплоту въ механическую работу (движеніе), и въ заключеніе, кончаютъ свою карьеру тѣмъ, что попадаютъ въ солнечную атмосферу, которую и поддерживаютъ такимъ образомъ.
Авторъ этой теоріи выказалъ сильное и смѣлое воображеніе, сдѣлавъ кометы топливомъ, бросаемымъ туманными пятнами изъ глубины пространства на солнце, и самая теорія топлива не далеко уѣхала отъ Кеплеровской теоріи, по которой кометы были не больше какъ накопленіемъ космической нечистоты, которую кто-то выметалъ; еще страннѣе въ теоріи Біона предположеніе, что кометы, состоящія изъ такого тонкаго, почти невѣсомаго вещестпа, служатъ регуляторами движенія небесныхъ тѣлъ,-- однимъ словомъ, это одна изъ десятковъ теоріи, періодически появляющихся въ томъ или другомъ видѣ съ скромною претензіею своимъ умомъ дойти до объясненія самыхъ сложныхъ и трудныхъ міровыхъ вопросовъ.
Тиндаль, работая надъ вопросомъ о дѣйствіи свѣта на разрѣженныя парообразныя тѣла, наведенъ былъ своими открытіями на очень оригинальное и остроумное объясненіе сущности кометъ и особенностей движенія ихъ хвостовъ.
При производствѣ нѣкоторыхъ опытовъ, его часто приводило въ изумленіе, говоритъ Тиндаль, какое большое количество свѣта можетъ получаться отраженіемъ отъ почти безконечно малаго количества вещества, находящагося въ парообразномъ состояніи облака. Тиндаль беретъ, напр., стеклянную трубку въ три фута длины и три дюйма въ діаметрѣ, самымъ тщательнымъ образомъ вычищенную и высушенную; убѣдившись въ ея чистотѣ дѣйствіемъ паровъ хлористоводородной кислоты, онъ беретъ кусочикъ проточной бумаги, свертываетъ изъ него шарикъ величиной менѣе четверти горошины и смачиваетъ этотъ шарикъ жидкостью. Затѣмъ онъ нагрѣваетъ этотъ мокрый шарикъ между пальцами такъ, чтобы онъ почти совершенно высохъ, кладетъ его въ сосудъ, сообщающійся съ трубкою, и пропускаетъ черезъ этотъ сосудъ и трубку струю тщательно высушеннаго химическимъ способомъ воздуха; воздухъ этотъ, проходя черезъ сосудъ, увлекаетъ съ собою въ трубку нѣкоторое количество паровъ жидкости, которою былъ смоченъ шарикъ, и пары эти Тиндаль подвергаетъ дѣйствію свѣта. Тотчасъ же при началѣ дѣйствія свѣта въ трубкѣ стало образоваться голубое облако, а черезъ пять минутъ вся трубка наполнилась голубымъ свѣтомъ, и черезъ четверть часа свѣтъ этотъ замѣнился бѣлымъ облакомъ. Принимая въ соображеніе малое количество паровъ, подвергнутыхъ дѣйствію свѣта, можно почти сказать, замѣчаетъ Тиндаль, что это густое и свѣтлое облако было создано изъ ничего.
Но это еще не все; Тиндаль вынимаетъ изъ сосуда бумажный шарикъ, снова пропускаетъ черезъ весь аппаратъ струю высушеннаго воздуха и освѣщаетъ то безконечно-малое количество паровъ, которое не было унесено струей воздуха, а осталось у стѣнокъ трубки. Черезъ минуту послѣ зажженія электрической лампы въ трубкѣ появляется легкій туманъ; минуты черезъ двѣ онъ наполнялъ уже всю переднюю часть трубки, потомъ принялъ форму красиваго облака, и черезъ четверть часа уже свѣтился очень значительнымъ свѣтомъ; несмотря, однако, на этотъ свѣтъ сквозь трубку и облако можно было также ясно и отчетливо различать находящіеся позади предметы, какъ если бы трубка была пуста. Свѣтлое облако было совершенно прозрачно, такъ что пламя свѣчи видѣлось сквозь него также хорошо, какъ и при прямомъ зрѣніи; можно было, поставивъ позади трубки книгу, очень хорошо читать при свѣтѣ этого облака, сквозь которое буквы виднѣлись совершенно ясно и отчетливо. Эта совершенная прозрачность свѣтлаго облака и навела Тиндаля на мысль примѣнить результаты своей работы къ объясненію кометъ, состоящихъ, но выраженію сэра Джона Гершеля, какъ будто изъ духовной, невещественной матеріи.
Извѣстно, какія почти непреодолимыя трудности встрѣчаетъ каждая попытка создать теорію кометъ. Комета, которую наблюдалъ Ньютонъ въ 1680 году, втеченіи двухъ дней, протянула хвостъ въ восемьдесятъ милліоновъ верстъ длины; комета 1843 года образовала въ одинъ день хвостъ, занимавшій 100о небеснаго свода. Эта огромная полоса вещества образуется, какъ обыкновенно говорятъ, головою кометы и отбрасывается назадъ или впередъ кометы какою-то таинственною отталкивающею силою солнца, для объясненія которой Бессель придумалъ родъ полярнаго или магнитнаго отталкивающаго характера. Очевидно, говоритъ сэръ Джонъ Гершель, что если мы здѣсь имѣемъ дѣло съ веществомъ, какимъ мы его понимаемъ, т. е. имѣющее инерцію, то оно должно находиться подъ вліяніемъ силы, несравненно большей и совершенно иной, нежели сила тяготѣнія. Разбирая далѣе этотъ вопросъ, Гершель приходитъ къ такому заключенію: "нельзя не сознаться, говоритъ онъ, что вопросъ кометныхъ хвостовъ окруженъ какою-то глубокою тайною. Можетъ быть, не будетъ слишкомъ смѣло, если мы выскажемъ надежду, что дальнѣйшія наблюденія въ соединеніи съ раціональною теоріею, основанною на успѣхахъ естественныхъ наукъ вообще и въ особенности отраслей ихъ, занимающихся невѣсомыми и эфирными элементами, разъяснятъ намъ эту тайну и покажутъ намъ, состоитъ ли кометный хвостъ дѣйствительно изъ вещества въ обыкновенномъ значеніи этого слова, вещества, отбрасываемаго отъ ядра кометы съ такою страшною быстротою, или, по крайней мѣрѣ, направляемаго въ своемъ движеніи особымъ вліяніемъ солнца, которое становится для него такимъ образомъ источникомъ и центромъ отталкивающей силы. Въ этомъ вопросѣ вещественности кометныхъ хвостовъ особенно замѣчательно огромное движеніе, которое они дѣлаютъ, поворотъ ихъ при проходѣ кометы черезъ перигелій. Когда комета приближается къ солнцу, достигая уже частей своей орбиты, близкихъ къ перигелію, хвостъ ея совершаетъ поворотъ, какъ будто бы онъ былъ прямой твердой полосой, описывая дугу такъ, чтобъ сохранить направленіе въ сторону, противоположную солнцу, исполняя это движеніе противно закону тяготѣнія и вообще всѣмъ извѣстнымъ законамъ движенія, такъ какъ хвостъ кометы 1843 года, напримѣръ, тянувшійся отъ сосѣдства съ солнцемъ за орбиту земли, совершилъ, неразрываясь, поворотъ 180о, т. е. полкруга теченіе немного болѣе двухъ часовъ. Невозможно повѣрить, чтобы это былъ дѣйствительно вещественный предметъ, дѣлающій такой размахъ. Если бы можно было представить себѣ что нибудь въ родѣ отрицательной (свѣтлой) тѣни, то это до нѣкоторой степени соотвѣтствовало бы представленію, невольно составляющемуся въ умѣ при видѣ этого движенія".
Теоретическія соображенія Гершеля совершенно совпадаютъ съ данными, выведенными Тиндалемъ изъ его опытовъ. Тиндаль высказалъ свою теорію въ ряду положеній, изъ которыхъ мы приводимъ здѣсь главныя: кометы состоятъ изъ паровъ, разлагающихся солнечнымъ свѣтомъ; видимая голова и хвостъ составляютъ актиническое облако, происходящее отъ химическаго дѣйствія свѣта на очень разряженные нары.
Хвостъ не есть вещество, отбрасываемое отъ ядра, а вещество, измѣняемое въ своей молекулярной формѣ дѣйствіемъ солнечныхъ лучей, проходящихъ сквозь кометную атмосферу. Можно доказать экспериментально, что такое измѣненіе можетъ образоваться или медленно и постепенно вдоль луча, или почти мгновенно во всей его длинѣ. Такимъ образомъ страшная быстрота образованія хвоста объясняется просто.
Когда комета движется у перигелія, хвостъ ея не состоитъ изъ одного и того же вещества, описывающаго дугу; напротивъ того, онъ образуется новымъ веществомъ, подвергшимся дѣйствію солнечныхъ лучей но новому направленію. Такимъ образомъ это страшно быстрое обращеніе хвоста объясняется безъ гипотезы невозможнаго вещественнаго размаха.
Хвостъ обращенъ всегда въ сторону, противную солнцу.
Дальнѣйшія работы покажутъ, насколько состоятельна новая кометная теорія Тиндаля, но нельзя не сказать, что она имѣетъ очень привлекательный видъ, объясняя просто, безъ новыхъ гипотезъ о какихъ-го невѣдомыхъ отталкивающихъ силахъ, одно изъ самыхъ темныхъ и сложныхъ астрономическихъ явленій. Мы передали вкратцѣ физическій опытъ, о которомъ будемъ говорить еще по поводу объясненіи голубого цвѣта неба, а здѣсь хотѣли только указать на фактъ участія физики въ разъясненіи астрономическаго вопроса, фактъ очень замѣчательный самъ по себѣ и характеристичный для естественно-научныхъ методовъ послѣднихъ лѣтъ. Дѣйствительно, прежде, еще недавно, естественныя науки были строго размежеваны, и каждый спеціалистъ развивался въ своемъ владѣніи, не касаясь владѣнія сосѣда; такая единичная разработка вопросовъ была неизбѣжнымъ слѣдствіемъ и очень цѣлесообразнымъ пріемомъ, когда отдѣльныя отрасли естественныхъ наукъ были еще сами по себѣ слишкомъ мало разработаны, чтобъ можно было думать о комбинированіи ихъ между собою; эта разрозненность выработала каждой отдѣльной наукѣ свои методы и пріемы, можетъ быть, и нѣсколько узкіе, но разнообразные, такъ что въ суммѣ наука имѣла уже богатый арсеналъ оружія, которому нужно было только дать новое примѣненіе. Съ гигантскими успѣхами, сдѣланными въ послѣдніе года почти по всѣмъ отраслямъ естественныхъ наукъ, одиночная я разрозненная разработка стала оказываться недостаточною; самые свѣтлые умы стали понимать, что настало уже время выйти изъ узкой спеціальности, которая можетъ дальше давать только подробности, и открыли новый плодотворный путь комбинированія наукъ, перенесенія методовъ одной въ разработку вопросовъ другой. Такимъ образомъ создались, можно сказать, новыя отрасли наукъ, открывшія намъ цѣлый міръ новыхъ фактовъ, и разомъ подвинувшія далеко впередъ не только положительныя знанія, но и общее пониманіе, философію науки; перенесеніе методовъ изслѣдованія физики въ химію создало спектральный анализъ, одно изъ величайшихъ открытій девятнадцатаго вѣка, а перенесеніе этого анализа въ астрономію дало намъ такіе результаты, о которыхъ нелѣпо было бы и мечтать какія нибудь пятнадцать лѣтъ тому назадъ. Примѣненіе физико-химическихъ экспериментальныхъ изслѣдованій въ геологіи опровергло старыя теоріи геологическихъ эпохъ и катаклизмовъ вслѣдствіе дѣйствія плутоническихъ силъ, и напротивъ, показало, что въ образованіи земной коры преобладали медленныя и постепенныя дѣйствія,-- результатъ, которому соотвѣтствуетъ дарвиновская теорія, созданная совершенно другимъ путемъ и въ совершенно другой отрасли пауки. Точно также плодотворны и богаты результатами были и другія комбинаціи наукъ, и примѣненія методовъ однихъ къ изслѣдованіямъ вопросовъ другихъ -- физики, механики и математики къ физіологіи, микроскопа къ геологіи и т. д., и это движеніе, открывшее новую эру науки, отразилось и на частностяхъ; химическіе реактивы и электричество, игравшіе самую скромную роль въ микроскопическихъ изслѣдованіяхъ, разомъ получили огромное значеніе и стали едва ли не главнымъ методомъ; въ тонкихъ изслѣдованіяхъ о теплотѣ термометръ все болѣе и болѣе вытѣсняется термоэлектрическимъ приборомъ Мелони, совершенно забытомъ было втеченіи многихъ лѣтъ. Упомянемъ здѣсь объ очень интересномъ примѣненіи этого послѣдняго прибора къ измѣренію теплоты луны и звѣздъ.
Луна, какъ извѣстно, отражаетъ часть свѣта, получаемаго ею отъ солнца, но вмѣстѣ съ свѣтомъ она должна отражать и часть солнечной теплоты; простое вычисленіе показываетъ, что теплота, получаемая этимъ путемъ отъ луны землею, должна быть въ семьдесятъ девять тысячъ разъ слабѣе теплоты, получаемой землею непосредственно отъ солнца. Но тутъ является вопросъ, не имѣетъ ли луна и своей собственной теплоты?
Физики уже около двухъ столѣтій тому назадъ пытались разрѣшить этотъ вопросъ экспериментально. Конечно, невозможно было и думать измѣрять лунную теплоту такъ, какъ мы измѣряемъ солнечную, т. е. выставляя просто термометры на лунные лучи; Моитанари первый, повидимому, пробовалъ, во второй половинѣ семнадцатаго столѣтія, собирать лунныя лучи большимъ вогнутымъ металлическимъ зеркаломъ, въ фокусѣ котораго онъ помѣстилъ очень чувствительный воздушный термометръ, по опыты его были безуспѣшны и ни воздушный термометръ, и никакіе другіе термометры не показывали возвышенія температуры, котораго слѣдовало бы ожидать а priori. Послѣ него многіе другіе физики повторяли этотъ опытъ, но, частію по неимѣнію достаточно чувствительныхъ приборовъ, частію по невниманію ихъ къ тѣмъ предосторожностямъ, которыя необходимы при такихъ тонкихъ изслѣдованіяхъ, всѣ опыты ихъ были безуспѣшны. Въ 1840 году однако Мелони, съ помощью изобрѣтеннаго имъ термо-электрическаго прибора, на который онъ сосредоточивалъ лунные лучи собирательнымъ стекломъ въ одинъ метръ въ діаметрѣ, удалось получить отклоненіе стрѣлки термомультипликатора, т. е. доказать экспериментально теплоту лунныхъ лучей.
Въ послѣднее время многіе физики и астрономы снова подняли вопросъ о теплотѣ лунныхъ и звѣздныхъ лучей, главнымъ образомъ съ цѣлью анализировать лунную теплоту. Дѣйствительно, теплота лунныхъ лучей представляетъ, какъ замѣтили лордъ Россъ и Марье-Дави, четыре элемента: во первыхъ, теплоту, неразлучную съ колебаніями свѣтовыхъ волнъ (теплота эта всегда пропорціональна количеству свѣта, отражаемаго луною, и измѣняется съ формой луны); во-вторыхъ, дѣйствіе темныхъ тепловыхъ лучей, получаемыхъ луною отъ солнца и отражаемыхъ ею (это дѣйствіе тоже измѣняется формами лупы); въ третьихъ, надо замѣтить, что часть теплоты, получаемой луною отъ солнца, неизбѣжно поглощается почвою послѣдней, которая и нагрѣвается до извѣстной глубины, какъ это мы видимъ и на землѣ. Это нагрѣваніе почвы должно быть очень значительно, потому что солнце втеченіи почти двухъ недѣль нагрѣваетъ одну сторону нашего спутника, и нагрѣваніе это тѣмъ сильнѣе, что луна не имѣетъ атмосферы; Герніель думаетъ даже, что температура поверхности луны должна въ нѣкоторыхъ частяхъ доходить до калильнаго жара. Понятно, что нагрѣтая такимъ образомъ луна должна, помимо непосредственнаго отраженія теплоты или даже безъ него, и темными своими частями посылать на землю тепловые лучи; эта теплота, тоже завися отъ фазисовъ луны, будетъ различна, смотря по тому, какъ долго подвержена была дѣйствію солнечныхъ лучей сторона луны, обращенная въ данный моментъ къ землѣ. Наконецъ возможно, что луна имѣетъ еще и свою внутренную теплоту, которая тоже войдетъ составною частью въ теплоту лунныхъ лучей; понятно, что эта теплота должна быть постоянна и не зависѣть отъ фазъ.
Марье-Дави изслѣдовалъ лунную теплоту двумя способами: онъ собиралъ ее на аппаратъ собирательнымъ стекломъ и вогнутымъ зеркаломъ. Въ первомъ случаѣ, вліяніе свѣтовыхъ лучей было почти совершенно отдѣлено отъ темныхъ тепловыхъ, для которыхъ стекло почти совершенно непроницаемо, во второмъ же, онъ получилъ совокупность всѣхъ родовъ теплоты, отражающейся, повидимому, довольно одинаково. Марье-Дави нашелъ въ своихъ опытахъ, что количество отраженной теплоты, собранной зеркаломъ, вшестеро больше теплоты, полученной помощью собирательнаго стекла. Конечно, результатовъ этихъ нельзя сравнивать непосредственно, такъ какъ они получены не при одинаковыхъ условіяхъ, но, во всякомъ случаѣ, не можетъ быть сомнѣнія, что количество теплоты темныхъ лучей далеко превосходитъ теплоту свѣтовыхъ.
Лордъ Россъ старался, при помощи большого отражательнаго зеркала въ три фута въ діаметрѣ, отдѣлить постоянную теплоту луны отъ зависимой отъ ея фазовъ; изъ его опытовъ очевидно, что эта постоянная часть, происходящая отъ собственной внутренней теплоты луны, если только не равна нулю, то, во всякомъ случаѣ, совершенно ничтожна сравнительно съ теплотою, получаемою отъ солнца. Останавливая затѣмъ темные тепловые лучи стекломъ, лордъ Россъ нашелъ, что теплота свѣтовыхъ лучей составляетъ только восемь сотыхъ всей лунной теплоты, съ чѣмъ согласуются и опыты МарьеДави. Сравнивая лунную теплоту съ теплотою другихъ источниковъ теплоты, лордъ Россъ пришелъ къ заключенію, что поверхность луны должна нагрѣваться солнечными лучами болѣе, нежели до 200 градусовъ по Цельзію.
Между свѣтомъ лупы и свѣтомъ звѣздъ разница такъ велика, что можно было бы думать, что если уже такъ трудно доказать лунную теплоту, то звѣздная должна быть совершенно нечувствительна; Гюйгенсъ и Стонъ взялись однако измѣрить теплоту, получаемую землею отъ звѣздъ, и направили свои оптическіе аппараты, снабженные чрезвычайно чувствительными термо-электрическими приборами, на главныя звѣзды, какъ-то на Сиріусъ, Регулъ и др., и пришли къ замѣчательному результату, что несмотря на огромную свѣтовую разницу этихъ звѣздъ и луны, тепловая разница ихъ совершенно ничтожна.
Втеченіе 1869 года не было, конечно, недостатка въ аэролитахъ и падающихъ звѣздахъ, но они не дали никакихъ новыхъ данныхъ для рѣшенія вопроса объ ихъ происхожденіи и движеніи; такъ называемый ноябрьскій дождь падающихъ звѣздъ былъ въ прошломъ году значительно слабѣе, но вмѣстѣ съ тѣмъ и гораздо продолжительнѣе. Изъ аэролитовъ 1869 года самый замѣчательный упалъ въ маленькой нфальцской деревнѣ Креэибергѣ; но мнѣнію бонскаго профессора фонъ-1`атл, изслѣдовавшаго его, онъ не обломокъ какого нибудь большого тѣла, а былъ самостоятельнымъ космическимъ индивидуумомъ, что доказывается его видомъ, приближающимся къ сплющенному сфероиду; одинъ бокъ его выпуклѣе другого, и на немъ видны борозды, идущія отъ полюса къ экваторіальному кругу. Аэролитъ принадлежитъ къ типу sporado-siderique, по номенклатурѣ Дибре, представляющему большую аналогію съ плутоническими породами и лавами, впрочемъ болѣе въ химическомъ, нежели минералогическомъ отношеніи, такъ какъ послѣднія представляютъ кристаллическое строеніе, этого же рода аэролиты можно скорѣе назвать конгломератами; такъ, напр., креэиборгскій аэролитъ состоитъ какъ будто изъ скученныхъ сфероидальныхъ частицъ, представляющихъ внутри кристаллическое строеніе, но не кристалловъ. Очевидно, это агломерація чрезвычайно мелкихъ шаровидныхъ космическихъ частицъ, но какъ и при какихъ условіяхъ возникли и скучились эти частицы, объ этомъ мы не можемъ составить себѣ даже приблизительной идеи.
Но если 1869 годъ не далъ ничего новаго и замѣчательнаго но вопросу падающихъ звѣздъ и аэролитовъ, то за то по вопросу строенія и физическаго состава солнца, астрономія сдѣлала въ этомъ году большой шагъ впередъ, такъ что есть основаніе надѣяться, что уже вскорѣ мы будемъ имѣть довольно полное объясненіе солнечнаго свѣта и теплоты, вопроса, интересовавшаго людей уже со временъ глубокой древности, но казавшагося еще такъ недавно покрытымъ непроницаемою тайною.
Читателю, вѣроятно, извѣстны два очень загадочныхъ явленія, замѣчаемыхъ при каждомъ солнечномъ затмѣніи, -- мы говоримъ о солнечномъ вѣнцѣ (коронѣ) и солнечныхъ возвышеніяхъ (protubérances). Эти два явленія давно уже занимаютъ астрономовъ, и парижская академія наукъ рѣшилась воспользоваться затмѣніемъ 18 августа 1868 года, чтобъ хоть сколько нибудь разъяснить этотъ вопросъ при помощи спектральнаго анализа. Для этого она послала Жансена, уже извѣстнаго работами но спектральному анализу солнца, въ Индію, наблюдать затмѣніе, съ цѣлью главнымъ образомъ разъяснить значеніе и составъ солнечныхъ возвышеній.
Жансенъ пріѣхалъ 16 января въ Мадрасъ, гдѣ англійскія власти и въ особенности губернаторъ провинціи, лордъ Непиръ, приняли его отлично, дали въ его распоряженіе казенный пароходъ и англійскаго чиновника на случай какихъ нибудь затрудненій, которыя могли бы встрѣтиться Жансену во внутренности страны. Жансенъ собралъ въ Мадрасѣ всѣ нужныя свѣденія для выбора мѣста наблюденія, и наконецъ рѣшился отправиться въ Мазулинатамъ, откуда онъ переѣхалъ въ городъ Понтуръ, лежащій почти въ ровномъ разстояніи отъ моря и ниццамскихъ горъ, и черезъ который какъ разъ проходила центральная линія затмѣнія; этимъ выборомъ онъ избѣгалъ и морскихъ тумановъ, очень частыхъ въ прибрежныхъ мѣстностяхъ, и облаковъ, собирающихся обыкновенно въ горахъ и на вершинахъ.
Поселившись въ частномъ домѣ одного французскаго негоціанта, онъ устроилъ на террасѣ свою обсерваторію, состоявшую изъ нѣсколькихъ большихъ шести-дюимовыхъ астрономическихъ трубъ и телескопа Фуко, спектроскоповъ различной силы, соотвѣтственно различнымъ условіямъ наблюденія затмѣнія, и наконецъ множества очень чувствительныхъ термометровъ, гигрометровъ, барометровъ, фотометра и т. д. Персоналъ его обсерваторіи состоялъ, кромѣ сопровождавшихъ его помощниковъ, еще изъ трехъ молодыхъ людей, мѣстныхъ негоціантовъ, и одного французскаго мичмана; тотчасъ по устройствѣ обсерваторіи онъ сталъ пріучать весь свой персоналъ къ употребленію инструментовъ и къ наблюденіямъ, распредѣлилъ обязанности каждаго, сдѣлалъ въ приборахъ нѣкоторыя измѣненія и улучшенія; все это заняло нѣкоторое время, но въ іюнѣ онъ былъ совершенно готовъ, и оставалось только ждать; можно было надѣяться, что, благодаря всѣмъ этимъ мѣрамъ, наблюденія удадутся, какъ вдругъ въ іюлѣ погода испортилась, и дожди, чрезвычайно рѣдкіе въ это время года въ этихъ мѣстностяхъ, шли почти непрерывно. Нансену, вѣроятно, не разъ вспоминалась при этомъ траги-комическая исторія французскаго астронома, посланнаго въ срединѣ прошлаго столѣтія академіею въ Индію же для наблюденія прохода Пейеры, явленія, бывающаго только два раза въ столѣтіе. Корабль, на которомъ ѣхалъ этотъ несчастный, былъ задержанъ вѣтрами, и опоздалъ; бѣдный астрономъ рѣшился остаться въ Индіи, чтобъ не пропустить слѣдующаго прохода Леноры, котораго ему приходилось ждать восемнадцать лѣтъ, и надо же было, чтобъ какъ разъ въ этотъ день, ожидавшійся такъ долго, пошелъ дождь, такъ что бѣдный астрономъ вернулся ни съ чѣмъ.
Нансенъ былъ, впрочемъ, счастливѣе, и отдѣлался только страхомъ; къ 18 августа стало разъясниваться, и въ день затмѣнія, солнце свѣтило ярко, хотя въ воздухѣ стоялъ еще туманъ, скоро впрочемъ разсѣявшійся. Наконецъ затмѣніе началось; стало темнѣть, и всѣ съ понятнымъ напряженнымъ и нетерпѣливымъ вниманіемъ ожидали торжественной минуты, для которой было сдѣлано такъ много приготовленій.
"Вотъ уже солнце является только въ видѣ тонкаго блестящаго серпа и вниманіе наблюдателей удвоивается, говоритъ Жансенъ въ своемъ отчетѣ. Спектральныя щели шестидюймоваго прибора съ величавшей точностью наведены на часть луннаго диска, которая должна погасить послѣдніе солнечные лучи. Темнота наступила разомъ, и въ спектральныхъ явленіяхъ тотчасъ же произошло замѣчательное измѣненіе.
"Два спектра, состоящіе изъ пяти очень блестящихъ линій, красной, желтой, зеленой, синей и фіолетовой, занимаютъ спектральное поле зрѣнія, замѣняя изчезнувшій призматическій спектръ солнца. Эти два спектра совершенно точно, линія въ линію, соотвѣтствуютъ другъ другу, и раздѣляются темной полосой, въ которой не видно ни одной свѣтлой линіи. Мы убѣждаемся, что эти два спектра происходятъ отъ двухъ великолѣпныхъ солнечныхъ возвышеній (protubérances), блистающихъ справа и слѣва отъ мѣста соприкосновенія. Лѣвое возвышеніе, въ три минуты высоты, очень блестящее, напоминаетъ пламя кузницы, съ силою вырывающееся изъ горна; правое нѣсколько похоже на массу снѣжныхъ горъ, освѣщенную заходящимъ солнцемъ."
Это наблюденіе привело Жансена къ слѣдующимъ заключеніямъ: 1) солнечныя возвышенія состоятъ изъ газа, что доказывается блестящими линіями ихъ спектра; 2) химическій составъ ихъ одинаковъ, что доказывается идентичностью ихъ спектровъ; 3) они состоятъ изъ водорода, такъ какъ красная и синяя линіи ихъ спектра ни что иное какъ линіи Е и F солнечнаго спектра, характеризующаго водородъ. Темная полоса между спектрами, по мнѣнію Жансена, опровергаетъ теорію Кирхгофа, и подтверждаетъ теорію Файе, такъ что долгій споръ между этими двумя учеными можно болѣе или менѣе считать оконченнымъ, такъ какъ вообще всѣ новѣйшія наблюденія и работы тоже говорятъ болѣе въ пользу теоріи французскаго астронома.
Видъ блестящихъ спектральныхъ линіи возвышеній навелъ Жансена на мысль новой методы изслѣдованія, при помощи которой можно было бы наблюдать эти возвышенія, видимыя до того только при затмѣніяхъ, и во всякое другое время. Мы не станемъ описывать этой методы, но скажемъ только, что она подтверждала выводы Жансена сдѣланныя имъ изъ явленій затмѣнія. Онъ убѣдился окончательно, что солнечныя возвышенія состоятъ изъ водорода, и что въ нихъ происходятъ такія измѣненія, о которыхъ никакое земное явленіе не можетъ дать хотя бы приблизительнаго понятія; массы вещества, объемомъ въ нѣсколько сотъ разъ больше земного шара, перемѣщаются и совершенно измѣняютъ форму втеченіи нѣсколькихъ минутъ.
Для лучшаго наблюденія Жансенъ перенесъ спою обсерваторію въ Симлу, въ Гималайскихъ горахъ, очень высокое мѣсто, чрезвычайно удобное для астрономическихъ наблюденій но сухости атмосферы, и продолжалъ свои изслѣдованія спектральнаго анализа солнечныхъ возвышеній. Изслѣдованія эти показали, что фотосфера солнца (блестящая его оболочка) покрыта очень тонкимъ слоемъ раскаленнаго водорода, свѣтящагося чрезвычайно слабо, какъ и всѣ раскаленные газы, если въ нихъ не плаваетъ твердыхъ или жидкихъ частицъ. Эта водородная атмосфера очень не высока, часто едва только покрываетъ возвышенія фотосферы, но она составляетъ сплошной слой, покрывающій все солнце; такъ называемыя солнечныя возвышенія (protubérances) составляютъ только скопившіяся мѣстами массы водорода этой атмосферы, иногда отрывающіяся и носящіяся тогда надъ солнцемъ въ видѣ облаковъ. Кромѣ этихъ открытій Жансенъ нашелъ еще тѣсную связь между этими возвышеніями и солнечными пятнами, и доказалъ присутствіе въ солнечной атмосферѣ водяныхъ наровъ. Почти одновременно съ нимъ, и совершенно независимо отъ него, Лакіеръ въ Англіи тоже изобрѣлъ методъ наблюденія солнечныхъ возвышеній и внѣ затмѣнія, и этимъ методомъ открылъ водородную атмосферу солнца, которую онъ назвалъ хромосферою, вслѣдствіе ея розоваго цвѣта. Открытіе паровъ воды въ солнцѣ и нѣкоторыхъ другихъ небесныхъ тѣлахъ, и связь между солнечными возвышеніями и пятнами была подтверждена римскимъ астрономомъ Секки.
Открытіе водородной атмосферы солнца очень важно главнымъ образомъ тѣмъ, что оно подтверждаетъ теоретическія соображенія о прошедшемъ земного шара, и о будущемъ солнца; этотъ водородъ со временемъ, съ дальнѣйшимъ охлажденіемъ солнца, вѣроятно образуетъ воду, присутствіе паровъ которой уже было замѣчено на солнцѣ, какъ мы замѣтили выше, и вода эта составитъ такіе же океаны, какъ и на землѣ. Шарль Сенъ-Клеръ-Девиль идетъ даже дальше, напоминая, что первыя окисленія на землѣ образовывались не поглощеніемъ атмосфернаго кислорода, какъ теперь, а разложеніемъ воды при высокой температурѣ, при чемъ водородъ долженъ былъ подниматься, и, можетъ быть, точно также покрыть сплошнымъ слоемъ земной шаръ. Это выдѣленіе водорода замѣчается еще и теперь на землѣ въ вулканическихъ почвахъ. Бунзенъ нашелъ водородъ въ испареніяхъ исландскихъ сольфиторъ, Феликсъ Ле-Бланъ и Сенъ-Клеръ-Девиль доказали присутствіе водорода въ испареніяхъ тосканскихъ горныхъ лагунъ и остывающей лавы на Незувіѣ, Фуко доказалъ его отдѣленіе при вулканическихъ изверженіяхъ на Саиторинѣ и Азорскихъ островахъ, и т. д. Такимъ образомъ, открытіе водородной атмосферы солнца, показывая еще одну аналогію его съ землею, все болѣе и болѣе выясняетъ и упрощаетъ вопросъ строенія космоса.
Долгое и внимательное спектральное изслѣдованіе солнечныхъ пятенъ римскимъ астрономомъ Сопки подтвердило уже прежде высказанныя догадки, что пятна эти представляютъ впадины или пустоты въ фотосферѣ, наполненныя очень густыми парами тѣхъ же металловъ, присутствіе которыхъ было уже доказано въ фотосферѣ, въ которой они носятся въ видѣ мелкихъ частицъ, придавая ей блескъ, какъ частицы угля придаютъ блескъ пламени нашихъ свѣчей и лампъ. Сверхъ того, спектральный анализъ показалъ Секки присутствіе въ солнечной атмосферѣ паровъ воды и какого-то углеводорода. Сравнивая солнечный спектръ съ спектромъ различныхъ звѣздъ, Секки нашелъ, что онъ представляетъ большое сходство съ спектромъ красныхъ звѣздъ, какъ, напр., Антареса, Альдебарала и др. Такимъ образомъ, измѣненія въ ихъ блескѣ зависятъ, вѣроятно, отъ большого количества пятенъ, а красный цвѣтъ обусловливается богатствомъ ихъ атмосферы веществами, наполняющими солнечныя пятна.
Дѣлая спектральный анализъ Близнецовъ, Секки изъ любопытства, можно сказать случайно, навелъ инструментъ на планету Уранъ, находившуюся по близости, не ожидая ничего интереснаго отъ его спектра но слабости его блеска, но, къ своему изумленію, нашелъ, что спектръ этой планеты представляетъ очень рѣзкую и совершенно необъяснимую особенность, -- именно присутствіе двухъ широкихъ свѣтлыхъ полосъ, которыхъ нѣтъ въ солнечномъ спектрѣ, и совершенное отсутствіе желтаго цвѣта. Такъ какъ Уранъ блеститъ только отраженнымъ солнечнымъ свѣтомъ, то надо думать, что его атмосфера имѣетъ странное свойство поглощать желтые лучи. Спектръ Нептуна, по изслѣдованію Секки, замѣчателенъ отсутствіемъ краснаго цвѣта, чѣмъ и объясняется зеленыя цвѣтъ этой планеты; при этомъ Секки снова убѣдился въ вѣрности сдѣланнаго имъ еще прежде замѣчанія, именно, что при сильныхъ увеличеніяхъ Нептунъ теряетъ свое рѣзкое очертаніе и края его кажутся туманными и какъ будто стертыми. Это подтверждаетъ гипотезу, высказанную уже много разъ, что чѣмъ планеты дальше отъ солнца, тѣмъ въ болѣе раннемъ періодѣ образованія онѣ находятся.
Говоря о спектральномъ анализѣ, упомянемъ въ заключеніе очень важную работу шведскаго ученаго Ангстрема; сравнивая спектръ сѣвернаго сіянія и зодіакальнаго свѣта, онъ нашелъ въ нихъ ту же самую характеристическую полосу, которая была наблюдаема также американскими физиками въ солнечномъ вѣнцѣ во время полнаго затмѣнія 1869 г. Предположеніе о нѣкоторой аналогіи между сѣвернымъ сіяніемъ и зодіакальнымъ свѣтомъ было высказано уже не одинъ разъ, а солнечную корону многіе физики называли еще раньше постояннымъ сѣвернымъ сіяніемъ; но всѣ эти гипотезы до сего времени не имѣли никакого фактическаго основанія. Но если наблюденіе Ангстрема подтвердится, то сѣверное сіяніе прядется считать космическимъ явленіемъ, между тѣмъ, какъ по новѣйшей теоріи Зильбермана оно не больше, какъ темный метеорологическій феноменъ. Извѣстно, что сѣверное сіяніе давно уже занимаетъ астрономовъ и физиковъ, и, несмотря на множество гипотезъ, до сего времени составляетъ совершенно загадочное явленіе. Сначала его считали земнымъ испареніемъ, приходящимъ въ броженіе и издающимъ при этомъ фосфорическій свѣтъ; Мушенброкъ считалъ его свѣтомъ, происходящимъ отъ столкновенія двухъ облаковъ; Эйлеръ объяснялъ сто дѣйствіемъ солнечныхъ лучей на частицы воздуха высокихъ атмосферныхъ слоевъ; Галлеръ особымъ магнитнымъ токомъ, выходящимъ изъ земли у полюсовъ; Цельзій первый замѣтилъ въ 1740 г. вліяніе сѣвернаго сіянія на колебаніе магнитной стрѣлки; Эбергардтъ и Паоло фразы, сравнивая сѣверное сіяніе съ электрическимъ свѣтомъ въ пустотѣ, объясняли его электричествомъ земля. Полота думалъ, что сѣверныя сіянія производятся только-что открытымъ тогда болотнымъ газомъ; но мнѣнію Гумбольдта -- это разрѣшеніе магнитной бури, производящей и колебаніе магнитной стрѣлки и т. д. Въ 1869 году сѣверныя сіянія были, какъ извѣстно, очень часты, и французскій физикъ Зильберманъ предложилъ новую теорію, совершенно измѣнивъ извѣстную теорію женевскаго физика Де-Ла-Рива.
Отъ грозовыхъ тучъ, говоритъ Зильберманъ, часто идутъ, преимущественно отъ верхняго ихъ края, очень тонкія и разрѣженныя нитевидныя облака, подымающіяся хлопьями въ верхніе слои атмосферы; эти расходящіяся облачныя нити образуютъ родъ сіяніи вокругъ темнаго ядра тучи, совершенно такъ, какъ это мы видимъ въ сѣверномъ сіяніи, и поднимаясь вверхъ, освѣщаются какъ бы фосфорическимъ блескомъ, который тѣмъ слабѣе, чѣмъ онъ дальше отъ центральной тучи. Теорія Зильбермана подтверждается фактомъ, что въ1839 и 1869 годахъ, въ которыхъ сѣверныя сіянія были особенно часты, они всегда предшествовались или сопровождались атмосферическими явленіями, замѣчаемыми при буряхъ, т. е. появленіемъ грозовыхъ тучъ и легкихъ и рѣдкихъ облаковъ (cirrhi), и образованіемъ маленькихъ призматическихъ льдинокъ, которыя, падая, съ приближеніемъ къ землѣ увеличиваются и образуютъ градины. Такимъ образомъ, всѣ явленія сѣвернаго сіянія производятся, говоритъ Зильберманъ, водяными парами, находящимися въ нижнихъ атмосферныхъ слояхъ; нары эти, сильно наэлектризированные, поднимаются въ верхній слой, низкая температура которыхъ кристализируетъ ихъ, образуя тонкія и легкія облака, а свѣтъ сѣвернаго сіянія происходитъ отъ электричества, проходящаго но этимъ маленькимъ ледянымъ кристалламъ отъ одного къ другому. Итакъ сѣверное сіяніе, по этой теоріи, не можетъ быть безъ маленькихъ ледяныхъ формъ, образующихся въ воздухѣ; но одного присутствія ихъ еще недостаточно, и климатическія условія мѣстности играютъ въ этомъ большую роль; они могутъ дать электричеству другое направленіе, какъ это обыкновенно и бываетъ въ тропическихъ и умѣренныхъ странахъ. Сѣверныя сіянія не составляютъ поэтому исключительной принадлежности полярныхъ мѣстностей, но только условіи происхожденія ихъ встрѣчаются чаще и полнѣе подъ высокими широтами.
Эта теорія плохо укладывается съ спектральнымъ анализомъ Ангстрема, заставляющимъ смотрѣть на сѣверное сіяніе, скорѣе какъ на космическое явленіе; съ другой стороны, наблюденія Секки, Готье, Вольфа и въ особенности Феррари, показываютъ, что между сѣверными сіяніями и солнечными пятнами существуетъ извѣстная связь; сверхъ того одинаковость спектра сѣвернаго сіянія и солнечнаго вѣнца заставляетъ заключать объ однородности этихъ двухъ явленій, допустить же образованіе льдинокъ на солнцѣ довольно трудно. Наконецъ Гальяръ пишетъ академіи съ Гваделупы, что онъ замѣтилъ связь между зодіакальнымъ свѣтомъ и температурой на землѣ; такъ напр., необыкновенно жаркій 1808 годъ былъ замѣчателенъ почти совершеннымъ отсутствіемъ зодіакальнаго свѣта. Всѣ эти данныя очень сбивчивы и довольно противорѣчивы, такъ что изъ нихъ нельзя еще вывести никакого заключенія, и вопросъ зодіакальнаго свѣта, сѣвернаго сіянія и солнечнаго вѣнца остается такимъ же темнымъ и загадочнымъ, какъ былъ и прежде.
Говоря о кометахъ, мы упоминали уже опыты Тиндаля, наведеніе его на новую и очень остроумную теорію кометъ, которая, замѣтимъ между прочимъ, очень сходится съ изслѣдованіями Гюйгенса надъ кометнымъ спектромъ. Тиндаль нашелъ, что очень разрѣженные пары нѣкоторыхъ тѣлъ, осаждаясь въ очень мелкія частицы, поляризуютъ свѣтъ и начинаютъ свѣтиться; эти опыты производились надъ веществами, принадлежащими къ углеводородамъ. Гюйгенсъ, изслѣдуя кометные спектры, нашелъ, что ядро кометъ газообразно и свѣтится своимъ собственнымъ свѣтомъ, хвостъ же состоитъ изъ твердыхъ или жидкихъ частицъ, отражающихъ свѣтъ; сверхъ того, кометные спектры представляли ему блестящую полосу, характеристическую для углерода, такъ что Гюйгенсъ сравниваетъ эти спектры съ спектромъ углерода, приведеннаго въ газообразное состояніе дву-углеродистаго водорода, а Сскки съ спектромъ углеродистаго водорода. Такимъ образомъ, гипотеза Тиндаля подтверждалась уже заранѣе работою Гюйгенса, но надо замѣтить, что этотъ парообразный космическій углеродъ составляетъ самое загадочное явленіе.
Эта теорія кометъ составилась у Тиндаля, какъ совершенно случайный результатъ его работъ, первоначальною цѣлью которыхъ было разъясненіе голубого цвѣта неба. Извѣстно, что этотъ вопросъ уже давно занимаетъ физиковъ, и въ наукѣ нѣтъ недостатка въ гинотезахъ для его объясненія, но всѣ эти гипотезы оказывались совершенно несостоятельными. Леонардо да-Вничи, бывшій какъ извѣстно, не только великимъ художникомъ, но и однимъ изъ ученѣйшихъ людей своего времени, кажется, первый пытался объяснить голубой цвѣтъ неба присутствіемъ въ атмосферѣ тончайшихъ частицъ нѣкотораго вещества; частицы эти, плавая въ атмосферѣ, дѣлаютъ ее мутною, какъ песокъ воду, и эта мутность, сквозь которую мы видимъ междупланетныя пространства, и производитъ видъ голубого свода. Ньютонъ объяснялъ цвѣтъ неба водяными частицами земной атмосферы, сквозь которую свѣтъ проходитъ, какъ сквозь тонкія пластинки; небесный голубой цвѣтъ получается также при пропусканіи свѣта сквозь совершенно чистую и прозрачную жидкость, въ которой плаваютъ очень тонкія частицы, и эти опыты Соско и Брюке тоже служили исходною точкою гипотезъ. Опыты Тиндаля бросили совершенно новый свѣтъ на этотъ вопросъ, и потому мы приведемъ ихъ.
Тиндаль беретъ широкую стеклянную трубку, фута въ три длиною и около трехъ дюймовъ шириною, закрываетъ ее съ обоихъ концовъ тонкими и плоскими стеклянными пластинками, и соединяетъ ее съ одного конца, посредствомъ трубочки съ краномъ, съ воздушнымъ насосомъ, а съ другого, такою же трубочкою съ маленькимъ стекляннымъ сосудомъ, содержащимъ небольшое количество экспериментируемаго вещества, наприм., бензойнаго эфира, іодистаго амиля или другихъ соединеніи амиля и бутила и т. д. Стеклянный сосудъ итогъ, обыкновенію простая пробирная трубка, крѣпко закупоренъ пробкою, черезъ которую проходятъ двѣ согнутыя подъ прямымъ угломъ трубочки; одна изъ лихъ, кончающаяся у самой пробки, соединяетъ пробирную трубочку съ большою трубкою; другая трубочка, опускающаяся до самаго дна пробирной трубки, соединена съ аппаратомъ для очищенія и высушиванія воздуха, но мѣрѣ того, какъ воздушный насосъ вытягиваетъ воздухъ изъ большой трубки, комнатный воздухъ, очищенный и высушенный, врывается въ пробирную трубку, а изъ нея переходитъ въ большую, увлекая съ собою нѣкоторое количество паровъ изслѣдуемой жидкости. Этотъ воздухъ и нары совершенно прозрачны, такъ что большая трубка кажется совершенно пустою, какъ будто изъ нея выкачали воздухъ. Тогда Тиндаль затворяетъ ставни лабораторіи и пропускаетъ въ большую трубку, по ея оси, струю электрическаго свѣта, проходящаго предварительно сквозь стеклянную линзу, фокусъ которой находится приблизительно въ срединѣ трубки; первый моментъ трубка все еще кажется пустою, но затѣмъ въ ней появляется свѣтлое голубое облачко, уже описанное выше; оно занимаетъ половину трубки, не переходя за фокусъ собирательнаго стекла. Явленіе это объясняется слѣдующимъ образомъ: подъ вліяніемъ электрическаго свѣта, пары, смѣшанные съ воздухомъ, разлагаются на менѣе летучія составныя части, которыя не могутъ уже при этой температурѣ оставаться въ газообразномъ состояніи, а осаждаются въ видѣ мельчайшихъ капелекъ, образующихъ облачко.
Здѣсь является вопросъ, отчего голубое облачко не переходитъ за фокусъ стекла, хотя трубка освѣщена вся? Конечно, нельзя себѣ представить, чтобъ паровъ не было въ другой половинѣ, но почему же нары эти не составили точно также облачка? Отвѣтъ на это очень простъ; мы знаемъ, что химическое дѣйствіе производится не всѣми лучами свѣта, а только небольшою частью его, именно самыми короткими волнами. Въ опытѣ Тиндаля эти химическіе лучи уже произвели свое дѣйствіе до достиженія фокуса, истратились на химическое разложеніе, и потому свѣтъ за фокусомъ не могъ уже болѣе произвести осадка, который отражалъ бы свѣтъ.
Мы видѣли, что очищенный и высушенный воздухъ не имѣетъ никакого дѣйствія на свѣтъ, который проходитъ черезъ него, какъ черезъ пустое пространство, и свѣторазсѣяніе и голубой цвѣтъ являются только съ появленіемъ въ воздухѣ мелкихъ частицъ. Чѣмъ разрѣженнѣе пары, чѣмъ ихъ меньше въ трубкѣ, тѣмъ голубой цвѣтъ ярче и красивѣе; чѣмъ образующіяся частицы больше, тѣмъ бѣлѣе дѣлается свѣтъ; для образованія голубого цвѣта необходимо, чтобъ частицы были чрезвычайно малы, чтобъ они далеко не достигали предѣловъ микроскопическаго зрѣнія. Эта малость ихъ составляетъ единственное условіе голубого цвѣта, химическій же составъ ихъ, повидимому, не имѣетъ въ этомъ случаѣ никакого вліянія. Такимъ образомъ, голубой цвѣтъ неба долженъ зависѣть отъ присутствія въ нашей атмосферѣ чрезвычайно маленькихъ частицъ, невидимыхъ для самыхъ сильнѣйшихъ нашихъ микроскоповъ; объясненіе, выведенное изъ экспериментальнаго изслѣдованія, подтверждается самымъ несомнѣннымъ образомъ еще изслѣдованіемъ поляризаціи свѣта, оказавшейся совершенно одинаковою въ голубомъ облачкѣ и въ свѣтѣ неба. Точно также объясняется и голубой цвѣтъ воды, свѣтовые лучи которой, по изслѣдованію Cope на женевскомъ озерѣ, замѣчательномъ своимъ чистымъ и густымъ голубымъ свѣтомъ, тоже поляризованы, и именно въ плоскости, проходящей черезъ солнце, какъ и въ атмосферѣ.
Это изслѣдованіе Тиндаля, очень серьезное и само но себѣ, получаетъ особенно важное значеніе тѣмъ, что открываетъ путь къ изслѣдованію молекулярнаго міра, о которомъ мы до сего времени не имѣли, въ сущности, пи малѣйшаго понятія; вмѣстѣ съ тѣмъ, оно подтверждаетъ нѣсколько разъ уже высказанное въ наукѣ мнѣніе, что въ настоящее время тонкія изслѣдованія должно дѣлать не прямо, а посредственно, переводя, если можно такъ выразиться, изслѣдуемое явленіе въ другую часть физики; какъ, для измѣренія очень слабыхъ измѣненій температуры, недѣйствующихъ на термометръ, приходится переводить теплоту на электричество, и измѣрять уже это послѣднее, точно также Тиндаль доказываетъ теперь присутствіе мелкихъ частицъ въ атмосферѣ, и даже можно надѣяться, что явится возможность измѣрять ихъ величину большею или меньшею яркостью голубого цвѣта, между тѣмъ, какъ частицы эти совершенно недоступны,-- и, вѣроятно, никогда и не будутъ доступны прямому наблюденію, т. с. микроскопу. Какъ другой примѣръ этого рода изслѣдованій, можно.принести оптическіе методы изслѣдованія звука. Хладніевы фигуры, образуемыя легкимъ порошкомъ на дрожащихъ пластинкахъ, извѣстны каждому изъ физики, но этотъ способъ графическаго изслѣдованія грубъ и неудобенъ; французскій физикъ Лиссажу употребилъ другой, несравненно болѣе тонкій и болѣе удобный способъ; онъ прикрѣпилъ къ одной вѣтви камертона зеркальце, на которое навелъ лучъ свѣта, который, отражаясь отъ зеркала, давалъ свѣтлую точку на темномъ экранѣ; когда камертонъ вибрировалъ, зеркальце тоже, конечно, колебалось, причемъ, отраженный лучъ свѣта чертилъ на экранѣ свѣтлую линію; располагая два камертона такъ, чтобы свѣтъ, отраженный зеркальцемъ одного, падалъ на зеркальце другого, которое уже отражало его на экранѣ, Лиссажу получалъ, смотря по различію нотъ, даваемыхъ камертонами, т. е. по различію въ числѣ ихъ колебаній, опредѣленной фигуры линіи, точно опредѣлявшія это различіе, такъ что по этому методу акустикой можетъ заниматься глухой. Скотъ примѣнилъ въ своемъ фонаутографѣ къ акустикѣ автографическій методъ, прикрѣпивъ на срединѣ натянутой перепонки, въ которую ударяетъ звукъ, тонкій штифтъ, чертящій своимъ концомъ по закопченой поверхности вращающагося цилиндра; получающаяся при этомъ волнообразная линія мѣняется съ измѣненіемъ дрожанія перепонки, давая, нѣкоторымъ образомъ, изображеніе звука. Для этого графическаго метода изслѣдованія физики есть уже много приборовъ, различающихся между собою только въ подробностяхъ, но ими физики не удовольствовались, и въ послѣднее время создался новый, чисто оптическій методъ изслѣдованія звуковъ, основанный на измѣненіи формы пламени газовъ подъ вліяніемъ звуковъ; смотря по звуку, пламя, по старымъ уже изслѣдованіямъ Лиссажу и новѣйшимъ Мейера и флорентинскаго профессора Виллари, начинаетъ дрожать въ верхней своей части, вытягивается или расширяется, раздвоивается и т. д. Наблюдая пламя, находящееся подъ вліяніемъ музыкальнаго звука, сквозь горизонтальную узкую скважину, прорѣзанную въ вертикальномъ картонномъ кругѣ, равномѣрно вращающемся около оси, легко замѣтить, что оно раздѣляется темными горизонтальными полосами, разстояніе между которыми зависитъ отъ высоты музыкальной йоты.
Тотъ же профессоръ Виллари, вмѣстѣ съ другимъ физикомъ, Морангони, изслѣдовали другой, чрезвычайно любопытный акустико-физіологическій вопросъ, именно вопросъ, какъ продолжителенъ долженъ быть звукъ, чтобы наше ухо восприняло его, или, другими словами, сколько колебаній должны достигать нашей барабанной перепонки, чтобы мы услышали ноту. Изслѣдованіе это привело къ заключенію, что minimum этой продолжительности, ея предѣлъ, неодинаковъ для всѣхъ нотъ -- меньше для высокихъ, больше для низкихъ нотъ, что онъ уменьшается съ усиленіемъ ноты и т. д. Виллари выразилъ зависимость между высотою ноты и наименьшимъ числомъ колебаній, при которомъ нота эта можетъ быть услышана, слѣдующимъ образомъ: въ рядѣ ногъ, быстрота колебаній которыхъ возрастаетъ въ геометрической пропорціи, minimum числа колебаній, необходимыхъ для воспринятія этихъ нотъ, возрастаетъ въ арифметической пропорціи. Законъ этотъ имѣетъ важное физіологическое значеніе, показывая и въ слухѣ, что дѣятельность нашихъ органовъ чувствъ совершается по извѣстнымъ математическимъ законамъ, какъ это уже давно показали старыя работы Вебера, Фехнера, подтвержденныя новѣйшими изслѣдованіями.
Здѣсь кстати указать на очень интересную статью, помѣщенную въ журналѣ Поггендорфа, о бумерангѣ, этомъ загадочномъ оружіи австралійскихъ дикарей. Это, повидимому, простая деревянная дуга, согнутая нѣсколько винтообразно, около аршина длины, иногда нѣсколько болѣе, но въ рукахъ австралійскихъ дикарей бумерангъ составляетъ страшное оружіе. Дикарь беретъ бумерангъ за конецъ, и сильнымъ размахомъ бросаетъ впередъ, прямо передъ собою; смотря по движенію бросившей его руки, бумерангъ летитъ, поворачиваясь на полетѣ, то прямо и горизонтально, потомъ разомъ поднимается вверхъ, и также прямо возвращается къ бросившему, или круто забираетъ влѣво, равномѣрно поднимаясь, снова опускается, летитъ горизонтально, почти касаясь земли, поворачиваетъ назадъ и съ страшной силой ударяетъ въ цѣль. Извѣстно, что австралійцы не имѣютъ, кромѣ бумеранга, никакихъ метательныхъ снарядовъ, ни лука и стрѣлъ, ни пращи, ничего, такъ что бумерангъ и копье составляютъ единственное ихъ охотничье и боевое оружіе. Не говоря уже объ изумительной дальности полета бумеранга, онъ страшенъ главнымъ образомъ тѣмъ, что нѣтъ никакой возможности даже приблизительно разсчитать, гдѣ онъ ударитъ, и только бросающій знаетъ цѣль, въ которую онъ попадетъ, Проекторія (линія полета) бумеранга, справедливо изумлявшая всѣхъ путешественниковъ, долгое время составляла -- да и теперь еще составляетъ -- совершенную загадку, надъ которой уже не мало бились европейскіе ученые; профессоръ Макъ-Келле, представляя въ 1837 году бумерангъ ирландской академіи, откровенно сознался, что физика и механика не въ состояніи объяснить полета этого оружія; Каролль, Ллойдъ, Поггендорфъ, Вольфъ, спеціально занимавшіеся вопросомъ о боковыхъ отношеніяхъ вращающихся снарядовъ, и многіе другіе пытались дать раціональное объясненіе таинственной проекторіи, но всѣ попытки эти были совершенно неудачны; авторъ настоящей статьи анализируя факторы, обусловливающіе проекторію бумеранга, находитъ, что она происходитъ вслѣдствіе комбинаціи: 1) притяженія земли (вѣса), 2) силы бросанія, дающей оружію а) поступательное, б) вращательное движеніе, 3) сопротивленіе воздуха, которое разлагается на прямое сопротивленіе поступательному и вращательному движенію, на давленіе на вѣтви бумеранга, которое, въ свою очередь, производитъ вращеніе самой вращательной оси, и наконецъ на давленіе на винтовую поверхность оружія, способствующее его вращенію. Понятно, что такая сложная комбинація силъ, большая часть которыхъ можетъ быть измѣняема по произволу бросающаго, должна производить чрезвычайно сложную и странную линію полета,-- и дѣйствительно, изъ рисунковъ, приложенныхъ къ статьѣ, видно, что проекторія представляетъ цѣлый рядъ очень странныхъ кривыхъ линіи, изъ которыхъ нѣтъ ни одной, которая не только приближалась бы къ параболѣ, но была бы хоть просто плоская кривая.
Трудно себѣ объяснить, какъ такое странное оружіе, требующее очень сложныхъ соображеній, возникло именно у австралійцевъ, стоящихъ, какъ обыкновенно говорятъ, едва ли не на самой низшей ступени человѣчества, неимѣющихъ никакихъ ремеслъ, незнающихъ лука и стрѣлъ, этого общаго, первоначальнаго оружія всѣхъ дикарей, неумѣющихъ даже строить себѣ шалашей, чтобъ защититься отъ непогоды. Конечно, нелѣпо было бы предполагать, что какой нибудь австралійскій геніи придумалъ такое странное оружіе и вычислилъ линію его полета, когда европейскіе ученые, при всѣхъ своихъ знаніяхъ по математикѣ, механикѣ и балистикѣ, но въ состояніи даже объяснить эту линію; но вмѣстѣ съ тѣмъ нельзя не видѣть въ этомъ оружіи результата очень значительной умственной работы. Это большая ошибка, которую дѣлаетъ между тѣмъ большинство современныхъ антропологовъ, судить объ интеллектуальныхъ силахъ дикаго племени по его успѣхамъ въ извѣстныхъ, опредѣленныхъ работахъ и ремеслахъ, и Леббокъ очень несправедливо беретъ болѣе или менѣе критеріемъ своихъ сужденій состояніе у различныхъ дикарей горшечнаго искуства, знаніе лука и стрѣлъ и т. д. Умственныя силы народа не могутъ измѣряться результатами, особенно въ извѣстныхъ, заранѣе опредѣленныхъ отрасляхъ производствъ, иначе мы должны были бы совершенно послѣдовательно прійти къ заключенію, что новоголландцы, напр., опередили европейцевъ въ балистикѣ. У дикарей оружіе составляетъ предметъ первой необходимости, и совершенно понятно, что во (; ихъ умственныя усилія направлены только на его улучшеніе, но знаніе или незнаніе лука и стрѣлъ въ этомъ случаѣ ничего не значитъ, и никакъ не можетъ служить критеріемъ сужденія о народѣ, какъ не могло бы служить такимъ критеріемъ и знаніе бумеранга. Весь дальнѣйшій прогрессъ племени, въ особенности принадлежащаго къ такой низшей ступени человѣчества, и живущаго при такихъ дурныхъ внѣшнихъ условіяхъ, какъ новоголландцы, обусловливаетъ прежде всего исходною точкою и направленіе, которое примутъ успѣхи ремеслъ, будетъ зависѣть отъ того, какая изъ физическихъ силъ, какое изъ физическихъ свойствъ окружающихъ предметовъ ляжетъ въ основаніе перваго орудія; прокладывать прогрессу новыя дороги, открывать мысли новые пути -- дѣло генія, а люди обыкновенные идутъ впередъ только по протоптанной уже тропинкѣ, дѣлаютъ измѣненія, улучшенія, открытія, но всегда только въ томъ направленіи, которое уже было дано ихъ предшественниками,-- и это относится къ примитивнымъ ремесламъ дикарей точно также, какъ и къ высшимъ открытіямъ европейскихъ ученыхъ. Новоголландцы въ первыхъ попыткахъ приготовленія оружія приняли не эластичность дерева (лукъ), не прямолинейное метаніе (метательное копье), а боковое отношеніе вращающихся снарядовъ; разъ имѣя эту исходную точку, всѣ ихъ умственныя усилія были направлены только на улучшеніе оружія, основаннаго именно на этомъ физическомъ законѣ, и они создали бумерангъ, составляющій, по признанію даже европейскихъ ученыхъ, верхъ совершенства такого рода снарядовъ. Путешественники судили новоголландцевъ очень несправедливо; не найдя у нихъ лука и хижинъ, этихъ обыкновенныхъ принадлежностей дикарей, они объяснили это очень низкимъ уровнемъ ихъ интеллектуальныхъ силъ, но сужденіе это совершенно невѣрно, въ чемъ легко убѣдиться изъ разсказовъ англійскихъ миссіонеровъ; новоголландцевъ должно судить въ интеллектуальномъ отношеніи не съ точки зрѣнія неимѣнія у нихъ лука и жилищъ, -- неимѣнія, которое, замѣтимъ мимоходомъ, объясняется извѣстными особенностями страны, а съ точки зрѣнія ихъ успѣховъ въ томъ направленіи, но которому пошло ихъ искуство, т. е. въ приготовленіи вращающагося метательнаго оружія, и эти успѣхи у нихъ очень значительны. Чтобы выдумать лукъ, новоголландцу надо было бы оставить путь прогресса, по которому идетъ его народъ, и обратиться къ свойству эластичности дерева, т. е. къ совершенно иному физическому закону, проложитъ новый умственный путь, т. е. сдѣлать открытіе, которое можно было бы въ интеллектуальномъ отношеніи смѣло поставить на ряду съ величайшими открытіями европейскихъ ученыхъ и изобрѣтателей, съ паровыми машинами, гальванопластикой и т. д. Зачѣмъ новоголландцы не воспользовались эластичностью дерева? Но развѣ мы, европейцы, пользуемся всѣми физическими силами, находящимися въ нашемъ распоряженіи? Какое огромное количество даровыхъ естественныхъ дѣятелей пропадаетъ безполезно для насъ, между тѣмъ какъ воспользовавшись ими, мы понизили бы цѣнность производства множества самыхъ необходимыхъ предметовъ, и сдѣлали бы такимъ образомъ жизнь людей вообще, а бѣдняковъ въ особенности, гораздо удобнѣе, пріятнѣе и здоровѣе. Возьмемъ для примѣра солнечную теплоту, на которую уже многіе указывали, какъ на драгоцѣнный даровой двигатель и источникъ теплоты, которую легко можно было бы примѣнять въ домашней жизни и для промышленныхъ цѣлей. Читателю, вѣроятно, извѣстенъ знаменитый анекдотъ, какъ Гершель жарилъ себѣ на солнцѣ превосходные бифштексы, кладя мясо въ старыя жестяныя коробки отъ сардинокъ и покрывая ихъ двумя стеклянными колпаками. Промышленность употребляетъ каменный уголь, добываемый съ большимъ трудомъ и расходомъ, привозимый иногда Вотъ знаетъ откуда, отравляющій своимъ дымомъ и чадомъ окрестности большихъ городовъ, и дорожающій съ каждымъ годомъ, тогда какъ у нея подъ руками находится даровой и гигіеническій источникъ тепла -- солнце. Во фракціи вышло въ 1869 году небольшое сочиненіе Мушю, изучавшаго уже нѣсколько лѣтъ вопросъ объ экономическомъ примѣненіи солнечныхъ лучей; въ этомъ сочиненіи Мушю даетъ описаніе и чертежи цѣлаго ряда приборовъ, посредствомъ которыхъ можно было бы утилизировать солнечную теплоту какъ къ домашнемъ обиходѣ, такъ и въ промышленности, отъ маленькаго аппарата для варенія супа изъ 2 1/2 фунтовъ мяса, до паровыхъ двигателей. Конечно, эти послѣдніе не могутъ примѣняться въ гигантскихъ промышленныхъ предпріятіяхъ, но для маленькой и средней промышленности даровой двигатель составляетъ драгоцѣнное пріобрѣтеніе. Обыкновенію противъ солнечной теплоты, какъ двигателя, возражаютъ, что она непостоянна, что въ облачные дни придется прекращать работу, а перерывы работы всегда обходятся въ промышленности очень дорого и т. д., но эти возраженія доказываютъ только, какъ упорно держатся люди старой рутины, даже въ ущербъ самымъ очевиднымъ своимъ выгодамъ; по разсчету числа облачныхъ дней въ Парижѣ оказывается, что паровой двигатель, нагрѣваемый солнечными лучами, можетъ круглымъ числомъ дѣйствовать въ суммѣ до семи мѣсяцевъ, считая, что онъ будетъ пускаться въ ходъ только тогда, когда солнце свѣтитъ почти цѣлый день, и не будетъ пользоваться кратковременными появленіями солнца въ зимніе дни. Но семимѣсячное пользованіе даровымъ двигателемъ уже само по себѣ вещь очень выгодная, и что должно сказать о владѣльцѣ фабрики или завода, который отказался бы отъ подарка запаса топлива на семь мѣсяцевъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что этого топлива недостаточно на цѣлый годъ? Ничто не мѣшаетъ устроить паровые двигатели такъ, чтобы ихъ можно было нагрѣвать обоими способами, и каменнымъ углемъ, и солнечными лучами, если уже нельзя останавливать производства, и при такой системѣ топливо все же обойдется въ Парижѣ, напр., только 5/12 обыкновенной его стоимости. Что же касается перерывовъ работы, то они главнымъ образомъ потому невыгодны на заводахъ, что приходится гасить, а потомъ снова разводить огонь, чего здѣсь нѣтъ, и наконецъ устройство, позволяющее топить каменнымъ углемъ,-- отстранитъ и это неудобство. Впрочемъ это возраженіе относительно остановокъ работы и перерывовъ въ дурные дни и въ дурное время года уже потому не серьезно, что въ южной Европѣ, въ Испаніи, въ Италіи, въ южной Франціи даже, въ Греціи, такихъ дурныхъ дней бываетъ очень мало; въ средней Испаніи, напр., считается только 30--40 дней дурной погоды въ цѣлый годъ, въ Неаполѣ 60, въ Сициліи около 40, и т. д., не говоря уже объ Египтѣ, гдѣ облачныхъ и пасмурныхъ дней круглымъ счетомъ бываетъ всего только пять, а между тѣмъ Египетъ выписываетъ теперь по очень дорогой цѣнѣ каменный уголь изъ Англіи. Очевидно, что въ такихъ благословенныхъ странахъ солнце составляетъ неистощимый источникъ двигательной силы, освѣщенія и отопленія, и трудно себѣ представить, какое возраженіе можно было бы сдѣлать противъ его промышленной утилизаціи, кромѣ того, что это ново и невиданно.
Относительно средней Европы, гдѣ климатическія условія уже не такъ благопріятны, Мушю дѣлаетъ большую ошибку, предлагая солнечную теплоту, какъ непосредственную двигательную силу. Мы уже замѣтили выше, что въ случаяхъ, гдѣ какая нибудь сила природы является въ неудобной формѣ, ее должно стараться переводить на другую, болѣе удобную. Прямое приложеніе солнечной теплоты въ средней Европѣ представляетъ, дѣйствительно, неудобство неравномѣрнаго дѣйствія, хотя и не въ такой степени, какъ обыкновенно говорятъ; очевидно, что въ этомъ случаѣ должно употреблять ее, какъ средство пріобрѣтенія другой силы, которую можно было бы накоплять втеченіи лѣта, а утилизировать зимой. Такою силою могъ бы быть сжатый воздухъ, уже теперь употребляемый какъ двигатель въ нѣкоторыхъ механическихъ работахъ, какъ, напр., въ прорытіи тунеля сквозь Монъ-Сенисъ, гдѣ, какъ извѣстно, всѣ машины дѣйствуютъ силою расширенія сжатаго воздуха. Въ монъ-сенисскомъ тунелѣ дымъ паровыхъ машинъ задушилъ бы рабочихъ, такъ какъ и безъ него воздухъ подземелій и тунелей обыкновенно такъ дуренъ и вреденъ для здоровья, что его приходится очищать тіскуствешгою вентиляціею. Чтобъ избѣжать этого неудобства, въ монъ-сенисскомъ тунелѣ всѣ сверлильныя машины приводятся въ движеніе сжатымъ воздухомъ, проводимымъ въ тунель толстыми чугунными трубами; производя работу, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ вентилируетъ тунель, выноситъ вонъ всѣ газы и доставляетъ рабочимъ превосходный чистый горный воздухъ.
Сжатый воздухъ имѣетъ еще одно огромное преимущество передъ другимъ двигателемъ,-- это возможность его примѣненія къ мелкимъ промышленностямъ и даже домашнимъ работамъ. Года три тому назадъ въ Парижѣ возникъ проектъ, не приведенный впрочемъ въ исполненіе, составить акціонерную компанію для постройки большого, или даже нѣсколькихъ заводовъ, на которыхъ сильныя паровыя машины нагнетали бы воздухъ, который но трубамъ, какъ газъ и вода, проводился бы въ фабрики и даже квартиры желающихъ, гдѣ онъ могъ бы двигать машины и мелкіе станки, ткацкій, точильный, швейную машину и т. д. Приводы для примѣненія силы сжатаго воздуха устроить очень легко, и это дало бы возможность всѣмъ, мелкому фабриканту, даже работнику, работающему дома, имѣть у себя удобный, дешевый и всегда готовый двигатель, который, въ добавокъ, не только не портилъ бы атмосферы мастерской, но, напротивъ, еще очищалъ бы ее, производя самую лучшую вентиляцію, какой только можно желать. Кое это дѣло не состоялось, какъ кажется, потому, что новая канализація Парижа потребовала бы затраты огромнаго капитала, а нынче кто же рѣшится бросать деньги на воздухъ, вотъ еслибъ дѣло шло о гондурасскомъ или оттоманскомъ займѣ, или разработкѣ золотыхъ рудниковъ въ Мехикѣ, все это съ большими преміями и ежегодными тиражами,-- о, тогда деньги нашлись бы тотчасъ.
По надо впрочемъ сказать, что въ первоначальной мысли этого проекта лежала большая ошибка; канализація Парижа потребовала бы дѣйствительно огромныхъ суммъ, трату которыхъ легко было избѣжать; сверхъ того движеніе сжатаго воздуха въ трубахъ производило бы сильное треніе, на преодоленіе котораго пришлось бы тратить совершенно непроизводительно много силы центральнаго нагнетательнаго насоса; наконецъ, порча, скважины при ихъ соединеніи и т. д. тоже производили бы большую потерю двигательной силы. Странно, что авторы этого проекта не подумали объ очень простомъ способѣ избѣжать всѣхъ этихъ неудобствъ, способѣ, уже давно употребляемомъ для газа. Извѣстно, что въ большей части большихъ городовъ многія фабрики, заводы и даже частные люди употребляютъ обыкновенный свѣтильный газъ для освѣщенія и отопленія, но по разнымъ причинамъ не проводятъ у себя газовыхъ трубъ, а покупаютъ сжатый газъ въ толстыхъ металлическихъ цилиндрахъ, составляющихъ газовые резервуары, вмѣстимость которыхъ при опредѣленномъ давленіи разсчитана на извѣстное время горѣнія. Ничто не мѣшало бы сдѣлать тоже самое и для сжатаго воздуха, что дало бы возможность каждому имѣть у себя, безъ расходовъ канализаціи и всякихъ предварительныхъ работъ, удобный, экономическій и гигіеническій двигатель какой угодно силы. Этотъ сжатый воздухъ въ цилиндрахъ могъ бы даже употребляться просто для вентиляціи, которую, какъ извѣстно, чрезвычайно трудно устроить сколько нибудь удовлетворительно, а въ нѣкоторыхъ особенныхъ случаяхъ, напр. для госпиталей, это были бы чрезвычайно важнымъ улучшеніемъ. Какъ бы ни была хорошо устроена вентиляція госпиталя, очевидно, что получаемый имъ свѣжій воздухъ долженъ быть взятъ съ городской улицы, между тѣмъ какъ этимъ способомъ его можно было бы, смотря но надобности, брать на берегу моря, въ открытыхъ степяхъ или лугахъ, въ горахъ, въ лѣсу и т. д. Конечно, эти послѣднія соображенія принадлежатъ болѣе къ поэтическимъ мѣстамъ и ріа desideria, но нельзя отрицать, что употребленіе солнечной теплоты, какъ двигателя, и сжатаго воздуха, какъ привода, если можно такъ выразиться, обѣщаетъ въ будущемъ великіе результаты, и не только для промышленности въ тѣсномъ значеніи этого слова, но и для экономическихъ условій всего труда. Такъ какъ стоимость производства неминуемо должна очень понизиться, то съ нею понизится и цѣнность большинства фабричныхъ и мануфактурныхъ продуктовъ, что сдѣлаетъ жизнь бѣдныхъ людей удобнѣе и гигіеничнѣе. По кромѣ этого, кромѣ примѣненія даже солнечной теплоты и сжатаго воздуха къ маленькимъ ремесламъ, что дастъ возможность децентрализировать многія производства, и сломить такимъ образомъ промышленный феодализмъ, тяготѣющій надъ Европою не менѣе средневѣковаго политическаго феодализма,-- солнечная теплота неминуемо должна будетъ измѣнить и географическое и топографическое распредѣленіе труда. Теперь фабрики я промышленныя заведенія громоздятся въ ближайшемъ сосѣдствѣ большихъ городовъ, или даже въ ихъ предмѣстіяхъ, производя такимъ образомъ большія скопленія бѣдныхъ людей со всѣми ихъ послѣдствіями, сырыми подвалами, недоступными солнцу, грязными и тѣсными квартирами, уличнымъ воздухомъ, отравленнымъ каменноугольнымъ дымомъ, фабричными продуктами и свѣтильнымъ газомъ, однимъ словомъ, всѣми условіями для развитія и распространенія эпидеміи и для хроническаго истощенія и ухудшенія человѣческой расы. Если кому случилось видѣть съ возвышенія и нѣсколько издали большіе города, тотъ помнитъ, вѣроятно, густое скопленіе тумана, покрывающее, какъ волнами, городъ и предмѣстій; туманъ этотъ состоитъ изъ известковой пыли, пепла, дыма и самыхъ разнообразныхъ мефитическихъ газовъ, выдѣляемыхъ большими городами, ихъ фабриками, заводами, рабочими кварталами и т. д.; эта атмосфера до того вредна, что даже деревья не могутъ хорошо роста въ столицахъ, заболѣваютъ, истощаются, покрываются язвами и паразитами, и наконецъ умираютъ; и въ этой-то атмосферѣ живутъ и движутся на маленькомъ клочкѣ земли сотни тысячъ и милліоны людей, высасывая изъ страны рабочія силы, отрывая работниковъ отъ плуга и огорода, женщинъ и дѣтей отъ здоровой деревенской жизни и здоровыхъ деревенскихъ занятій. Сверхъ того и географическое распредѣленіе промышленности способствуетъ этимъ дурнымъ условіямъ жизни рабочихъ; промышленность, какъ извѣстно, развита главнымъ образомъ въ холодныхъ, шумныхъ и нездоровыхъ мѣстностяхъ, въ сѣверной Германіи, Даніи, Швеціи, Бельгіи, Голландіи, сѣверной Франціи и Англіи, тогда какъ южная Франціи, Испанія, Италія, Греція представляютъ огромные пустыри, почти незаселенные. Употребленіе солнечной теплоты неизбѣжно создало бы совершенно обратныя условія; заводы, фабрики, мануфактурныя заведенія, вслѣдствіе самыхъ условій своего существованія, перенеслись бы въ теплый климатъ, въ открытыя, солнечныя, а слѣдовательно здоровыя мѣстности, дальше отъ всякихъ источниковъ тумановъ и испареній; эти же условія создали бы вокругъ фабрикъ не рабочія казармы, въ которыхъ громоздятся другъ надъ другомъ сотни семействъ, а населенія изъ маленькихъ домиковъ съ садами и огородами; такимъ образомъ народонаселеніе распредѣлилось бы ровнѣе въ странѣ и города перестали бы быть очагами болѣзней и эпидемій; наконецъ, что тоже въ высшей степени важно, весь трудъ географически передвинется съ сѣвера на югъ, изъ суроваго климата сырыхъ и нездоровыхъ странъ въ благословенныя страны Прованса, Лангедока, въ Испанію и Италію, и, кто знаетъ, можетъ быть даже въ плодородныя и теплыя страны южной Африки, которыя Ливингстонъ описываетъ какимъ-то земнымъ раемъ.
Другое, можетъ быть, еще болѣе удобное средство посредственнаго употребленія солнечной теплоты, какъ механическаго двигателя, состоитъ въ томъ, чтобъ заставить ее не нагнетать воздухъ, а вертѣть магнито-электрическую машину, токъ которой разлагалъ бы воду. Такимъ образомъ избѣжалась бы большая потеря силы при треніи, неизбѣжной въ нагнетательныхъ насосахъ, а дѣйствіе солнечной теплоты увеличивалось бы и запасалось въ видѣ водорода и кислорода, которые можно было бы очень удобно употреблять какъ превосходное топливо, дающее чрезвычайно высокую въ печи температуру, -- топливо тѣмъ болѣе удобное, что даваемая имъ теплота оставалась бы вся вмѣстѣ, не теряясь, и не уходила бы черезъ трубы печей и каминовъ, какъ это неизбѣжно для всякаго другого топлива, потому что соединеніе этихъ двухъ газовъ даетъ совершенно невинное вещество -- воду. Газы эти, соединяясь, горятъ очень блѣднымъ пламенемъ, какъ я всѣ газообразныя тѣла, такъ какъ извѣстно, что блескъ пламени происходитъ отъ находящихся въ немъ раскаленныхъ твердыхъ частицъ, но если направить горящую струю ихъ на известь, или помѣстить въ пламя палочку магнезіи, царконія и т. д., то оно дѣлается чрезвычайно яркимъ; зимой 1869 г. былъ сдѣланъ опытъ освѣщенія втеченіи почти трехъ мѣсяцевъ Карусельской площади, между Лувромъ и Тюильери, въ Парижѣ, и это освѣщеніе оказалось несравненно сильнѣе и вмѣстѣ съ тѣмъ пріятнѣе обыкновеннаго газоваго, хотя еще при этомъ водородъ былъ замѣненъ этимъ послѣднимъ; яркій бѣлый, очень пріятный для глазъ окситдрическш свѣтъ составлялъ рѣзкую противоположность съ краснымъ и тусклымъ газовымъ свѣтомъ набережной и улицы Гиволи, и несмотря на меньшее число рожковъ, Карусельская площадь была освѣщена гораздо ярче, нежели множествомъ прежнихъ газовыхъ. Въ настоящее время въ Парижѣ составилась компанія для гуртоваго приготовленія кислорода, примѣсь котораго къ обыкновенному свѣтильному газу значительно возвышаетъ температуру горѣнія и съ помощью магнезіи, и блескъ пламени, и многія промышленныя заведенія уже вводятъ у себя этотъ способъ освѣщенія, но есть надежда, что свѣтильный газъ уступитъ мѣсто водороду, горѣніе котораго не даетъ никакихъ вредныхъ продуктовъ, слѣдовательно не портитъ воздуха, и при употребленіи его, какъ топлива, не требуетъ трубъ, черезъ которыя теряется огромное количество тепла. Надо желать, чтобъ надежда эта скорѣе оправдалась, и чтобъ водородъ и кислородъ вошли въ домашнее употребленіе и какъ способъ освѣщенія, и въ особенности, какъ топливо, что было бы благодѣяніемъ для рабочаго сословія и вообще для бѣдныхъ въ Западной Европѣ, гдѣ дрова, да и всякое другое топливо, страшно дорого, и девять десятыхъ теплоты которыхъ пропадаетъ притомъ даромъ вслѣдствіе дурного устройства каминовъ.
Мы сказали выше, что блескъ и освѣтительная сила пламени объясняются, по извѣстной теоріи Деви, присутствіемъ въ немъ раскаленныхъ твердыхъ частей, въ свѣчахъ и лампахъ присутствіемъ частицъ угля. Доказательства, приводимыя въ подтвержденіе этой теоріи, не оставляютъ, повидимому, никакого сомнѣнія въ вѣрности этого объясненія. Извѣстно, что если опустить на блестящую часть пламени тарелку, то она покроется копотью, что газообразныя вещества, несодержащія твердыхъ частицъ, даютъ очень блѣдное пламя, несмотря на высокую его температуру, какъ, напр., пламя водорода, горящаго въ кислородѣ, которое до того несвѣтло, что его почти невидно при дневномъ свѣтѣ; окись углерода, въ которомъ углеродъ находится въ газообразномъ состояніи, тоже даетъ блѣдное голубое пламя. Но стоитъ въ невидное почти пламя водорода ввести твердое тѣло, напр., платиновую проволоку, кусочекъ извести или магнезіи, и пламя принимаетъ ослѣпительный блескъ -- знаменитый Друммондовъ свѣтъ. Обратно,-- стоитъ только въ Бунзеновомъ рожкѣ примѣшать къ обыкновенному свѣтильному газу, горящему, какъ извѣстно, съ яркимъ пламенемъ, воздуха или кислорода, такъ, чтобы углеродъ сгоралъ совершенно въ пламени, и это послѣднее тотчасъ дѣлается горячѣе и блѣднѣе, и не даетъ уже копоти, но если дунуть въ него угольнаго порошку, пламя тотчасъ же снова дѣлается блестящимъ.
Какъ ни несомнѣнны, повидимому, всѣ эти доказательства, но знаменитый англійскій химикъ Франклэндъ предпринялъ однако рядъ опытовъ, чтобъ выяснить вопросъ о блескѣ пламени, и въ особенности вопросъ о вліяніи давленія на этотъ блескъ. Дѣйствительно, теорія Деви, справедливая въ большинствѣ случаевъ, представляетъ однако замѣчательныя исключенія газообразныхъ тѣлъ, несодержащихъ твердыхъ частицъ, и тѣмъ не менѣе горящихъ свѣтлымъ пламенемъ. Такъ, напр., металическій мышьякъ горитъ въ кислородѣ чрезвычайно блестящимъ бѣлымъ пламенемъ, а между тѣмъ невозможно предположить, чтобъ это пламя содержало твердыя частицы, такъ какъ извѣстно, что металическій мышьякъ улетучивается при 180о, а продукты его горѣнія, мышьяковистая кислота, при 218о, температура же пламени очевидно должна быть гораздо выше. Двусѣрнистый углеродъ горитъ на воздухѣ синимъ пламенемъ приблизительно такой же яркости, какъ окись углерода, въ кислородѣ же онъ горитъ яркимъ и блестящимъ пламенемъ и т. д. Франклэндъ въ своихъ опытахъ получалъ блестящее пламя при соединеніи такихъ газовъ, продукты горѣнія которыхъ тоже газообразны, такъ что о твердыхъ частицахъ въ пламени въ этихъ случаяхъ не могло быть и рѣчи.
Зная, что пламя нѣкоторыхъ тѣлъ очень блестящее, хотя и не содержитъ твердыхъ частицъ, Франклэндъ анализировалъ условія, представляемыя этими тѣлами, и потомъ переносилъ эти условія и на тѣла, дающія блѣдное пламя; опыты его имѣли, такимъ образомъ, цѣлью дать яркость и блескъ блѣднымъ пламенямъ, не кладя въ нихъ твердыхъ частицъ. Первою мыслью изслѣдователя очевидно было желаніе убѣдиться, не имѣетъ ли температура вліянія на блескъ пламени, и сравнить для этого горѣнія однихъ и тѣхъ же тѣлъ въ воздухѣ и въ кислородѣ, въ которомъ пламя не теряетъ теплоты, несмотря на нагрѣваніе примѣшаннаго къ кислороду азота; но вліяніе это, если только существуетъ, можетъ быть не иначе, какъ второстепеннымъ, потому что самое жаркое пламя далеко не всегда ярче и блестящѣе менѣе жаркаго, и пламя водорода въ кислородѣ, дающее наивысшую температуру, даже замѣчательно по своей блѣдности.
Франклэндъ давно уже прежде замѣтилъ, что блескъ пламени уменьшается съ уменьшеніемъ давленія, а потому естественно было предположить, что съ увеличеніемъ давленія, пламя должно становиться блестящѣе. Чтобы убѣдиться въ этомъ, Франклэндъ выбралъ для опытовъ блѣдное пламя водорода, горящаго въ кислородѣ; опыты производились въ крѣпкомъ желѣзномъ цилиндрѣ съ очень толстымъ стекляннымъ окномъ. Франклэндъ нашелъ, что уже при давленіи двухъ атмосферъ блескъ этого пламени значительно усиливается, а при давленіи десяти атмосферъ при свѣтѣ струи водорода, горящей въ кислородѣ, можно было удобно читать газету на разстояніи двухъ футовъ отъ пламени. Спектроскопъ давалъ при этомъ совершенно полный непрерывный спектръ отъ краснаго до фіолетоваго,-- фактъ, совершенно измѣняющій всѣ основанія спектроскопіи; точно тоже оказалось при опытахъ и съ окисью углерода, съ пламенемъ спирта и т. д. Обратные опыты дали тоже ожидаемый результатъ; пламя различныхъ тѣлъ, блестящее при обыкновенныхъ условіяхъ, теряетъ свой блескъ по мѣрѣ того, какъ разрѣжается воздухъ сосуда, въ которомъ оно горитъ. Блестящее пламя мышьяка, горящаго въ кислородѣ, стало уже значительно блѣднѣе при уменьшеніи давленіи до 1/2 атмосферы; подобные же опыты съ обыкновеннымъ свѣтильнымъ газомъ показали, что блескъ его пламени уменьшается чрезвычайно быстро съ уменьшеніемъ давленія, такъ что если обозначить блескъ его при давленіи 30,2 дюймовъ ртутнаго столба цифрою 100, то уменьшеніе давленія до 24,2 уменьшаетъ блескъ пламени до 73, уменьшеніе до 20,2 уменьшаетъ блескъ до 47,8, уменьшеніе до 16,2 уменьшаетъ блескъ до 29,4, наконецъ уменьшеніе до 10,2 уменьшаетъ блескъ пламени до 3,6. Эти факты привели Франклэнда къ заключенію, что болѣе плотные газы и пары горятъ блестящимъ пламенемъ при гораздо низшихъ температурахъ, нежели газы и пары, имѣющіе меньшій удѣльный вѣсъ, и что блескъ пламени увеличивается съ увеличеніемъ давленія. Законъ этотъ, несмотря на свою общность, представляетъ однако исключеніе, именно пламя фосфора, горящаго въ парахъ хлора; пламя это довольно блѣдно, хотя продуктъ горѣнія, треххлористый фосфоръ, имѣетъ очень значительную плотность (68,7); Франклэндъ очень хорошо объясняетъ, что исключеніе это только кажущееся, и совершенно объясняется очень низкою температурою этого пламени.
Опыты и заключенія Франклэнда представляютъ интересное сопоставленіе съ опытами Кальете, относительно вліянія давленія на химическое сродство и химическіе процессы. Вопросъ этотъ былъ уже неоднократно поднятъ въ физической химіи, для которой онъ имѣетъ чрезвычайно важное теоретическое значеніе. Читателямъ, вѣроятно, извѣстно, что въ послѣднее десятилѣтіе вопросъ оба, единствѣ силъ природы сдѣлалъ огромные успѣхи, и что механическая теорія теплоты теперь уже не смѣлая гипотеза, а прочно стоящая теорія; точно также теоретическая химія сводитъ химическое сродство на физическіе законы. "Я не думаю, говоритъ Тиндаль въ своей знаменитой лекціи, читанной имъ 13 января 1869 г. въ лондонскомъ королевскомъ институтѣ, чтобъ въ настоящее время кто нибудь изъ смотрящихъ дѣйствительно научно на этотъ предметъ дѣлалъ существенное различіе между химическими явленіями и механическими дѣйствіями; они различаются между собою только величиною массъ, между которыми совершаются, точно также, какъ различаются обыкновенныя механика и астрономія. Судя по нынѣшнему направленію физики, будущая задача ея состоитъ главнымъ образомъ въ томъ, чтобъ произвести въ химіи существенную реформу, замѣнить въ ней хаосъ фактовъ порядкомъ и общностью механическихъ законовъ."
Такимъ образомъ вопросъ о томъ, можетъ ли давленіе уравновѣшивать химическое сродство, и при какихъ условіяхъ, получаетъ чрезвычайно важное теоретическое и научно-философское значеніе; Нальете, на основаніи своихъ опытовъ, пришелъ къ заключенію, что сила химическихъ реакцій обратно пропорціональна давленію, подъ которымъ находятся реагирующія тѣла. Заключая въ очень прочную металическую трубку полосу цинка и извѣстное количество хлористоводородной кислоты, Нальете замѣтилъ, что отдѣленіе водорода уменьшается съ увеличеніемъ давленія, производимаго какъ самимъ водородомъ, такъ и искуственно-нагнетательнымъ насосомъ, и что, наконецъ, развитіе водорода, т. е. химическая реакція, совершенно прекращается. Ослабленіе химическаго дѣйствія при этихъ условіяхъ составляетъ, повидимому, общій законъ; онъ уже былъ провѣренъ на химическомъ дѣйствіи сильныхъ кислотъ на металлы, на электролизѣ воды, на ея разложеніи амальгамою натрія и т. д. Сестини замѣтилъ сверхъ того, что количество раствореннаго въ кислотахъ метала менѣе при обыкновенномъ давленіи атмосферы, чѣмъ въ трубкахъ, въ которыхъ была произведена барометрическая пустота. Изъ этихъ фактовъ слѣдуетъ, что давленіе противодѣйствуетъ химическому сродству, которое является, такимъ образомъ, не какою-то особенною силою, а слѣдствіемъ извѣстныхъ механическихъ условій, подъ непосредственнымъ вліяніемъ которыхъ совершается химическое дѣйствіе,-- заключеніе, совершенно соотвѣтствующее результатамъ извѣстной работы Дебрэ.
Работа Нальете, или, лучше сказать, выведенная изъ нея теорія, встрѣтила въ академіи сильнаго противника; Бертело уже нѣсколько лѣтъ тому назадъ дѣлалъ подобные же опыты, показавшіе ему, что дѣйствіе сѣрной кислоты на цинкъ дѣйствительно затрудняется и замедляется увеличеніемъ давленія, но не уничтожается совершенно, изъ чего онъ заключаетъ, что причина ослабленія химическихъ дѣйствій лежитъ не въ ослабленіи химическаго сродства, а прежде всего въ мѣстномъ перенасыщеніи (sursatoration) слоя жидкости, окружающаго маталъ въ медленномъ раствореніи, и наконецъ въ водородѣ, покрывающемъ металическую поверхность, вслѣдствіе чего свободная кислота съ трудомъ только достигаетъ метала. Давленіе можетъ вліять на химическія дѣйствія, измѣняя относительное количество реагирующихъ тѣлъ, но не можетъ, но мнѣнію Бертело, прекратить совершенно выдѣленіе водорода отъ соприкосновенія цинка сѣрной кислоты, точно также, какъ не можетъ прекратить выдѣленія мѣди изъ ея соли дѣйствіемъ цинка. Если этотъ послѣдній металъ осаждаетъ слѣды изъ сѣрнокислой ея окиси, то это потому, что образованіе сѣрнокислой окиси цинка сопровождается большимъ развитіемъ тепла, нежели сѣрнокислая мѣдь, точно также цинкъ выдѣляетъ и водородъ вслѣдствіе большаго развитія теплоты при образованіи сѣрнокислаго цинка, нежели при образованіи этой же соли водорода. Въ подтвержденіе этого взгляда Бертело привелъ рядъ собственныхъ изслѣдованій о вліяніи давленія на химическую реакцію водорода и углерода, изъ которыхъ онъ заключаетъ, что если измѣнять постепенно давленіе, то химическое равновѣсіе этихъ тѣлъ въ ацетиленѣ измѣняется не постепенно, а разомъ, прыжками.
І!ъ химіи рѣдкій годъ не приноситъ новаго простого тѣла, именно какого нибудь метала; такъ, и въ 1869 году былъ открытъ металъ яргоній (jargonium), очень похожій на цирконій, и главные отличительные признаки котораго состоятъ въ очень рѣзкихъ линіяхъ его спектра. Ни эта работа Сербіи, ни изслѣдованія Клатцо надъ глуціемъ и Роско надъ ванадіемъ не представляютъ никакого практическаго интереса, теоретическое же ихъ значеніе имѣетъ слишкомъ спеціальный интересъ, чтобы можно было здѣсь говорить о немъ, и потому мы перейдемъ къ работѣ Грэгама о водородѣ, работѣ, надѣлавшей очень много шуму даже и внѣ химическаго міра, хотя заключенія ея и не были для химиковъ совершенно новы и неожиданны.
Уже нѣсколько времени тому назадъ Грэгамъ замѣтилъ, что металъ палладій имѣетъ свойство поглощать водородъ; изслѣдуя этотъ фактъ, онъ пришелъ къ заключенію, что эти два тѣла образуютъ соединеніе, въ которое они входятъ въ отношеніи очень близкомъ къ эквивалентамъ, и которое представляетъ всѣ свойства химическихъ соединеній металовъ. Впрочемъ, собственно говоря, англійскій химикъ представляетъ дѣло нѣсколько иначе; всѣмъ, вѣроятно, извѣстенъ водородъ, этотъ чрезвычайно легкій горючій газъ, смѣсь котораго съ кислородомъ извѣстна подъ названіемъ гремучаго газа, а соединеніе котораго съ тѣмъ же кислородомъ образуетъ поду, представляющую многія химическія свойства металическихъ окисловъ. Газъ этотъ давно уже обратилъ на себя вниманіе химиковъ именно тѣмъ страннымъ фактомъ, что въ химическихъ соединеніяхъ онъ занимаетъ мѣсто металовъ, такъ что мысль перенести его изъ класса металоидовъ и причислить къ металамъ сама но себѣ уже ненова, но Грэгамъ представилъ въ подтвержденіе ея любопытный фактъ, что и въ соединеніи съ металами, и именно съ палладіемъ, водородъ сохраняетъ свойства метала, но для Грэгама водородъ представляетъ только нары, газообразное состояніе метала гидрогенія, рѣзко отличающагося въ нѣкоторыхъ физическихъ и химическихъ отношеніяхъ отъ общеизвѣстнаго водорода. Въ подтвержденіе своего мнѣнія Грэгамъ приводитъ слѣдующіе факты. Онъ беретъ проволоку палладія длиною въ 489 миллиметровъ, и соединяетъ ее съ анадомъ гальванической нары; она поглощаетъ 950--980 своихъ объемовъ водорода, количество, которое, будучи переведено на вѣсъ, близко соотвѣтствуетъ эквивалентамъ этихъ тѣлъ; при этомъ проволока сверхъ того удлиняется на 8 миллиметровъ, но при нагрѣваніи снова укорачивается, теряя при этомъ поглощенный ею водородъ, который выдѣляется изъ этого соединенія, какъ ртуть выдѣляется изъ амальгамъ. Плотность палладія, послѣ соединенія его съ водородомъ, дѣлается гораздо менѣе, что замѣчается и въ другихъ металическихъ сплавахъ; сверхъ того, палладій, очень слабо магнетическій, пріобрѣтаетъ свойство магнитности въ очень сильной степени вслѣдствіе соединенія своего съ водородомъ, изъ чего слѣдуетъ заключить, что гидрогеній обладаетъ этимъ свойствомъ, но что это незамѣтно только потому, что мы имѣли дѣло не съ самимъ металомъ, а съ его парами; электрическая проводимость сплава палладія и гидрогенія выражается цифрою 5,99, проводимость же палладія чистаго цифрою 8,10, принимая проводимость мѣди ровною 100; это уменьшеніе электрической проводимости сплава сравнительно съ составляющими его металами, встрѣчается и въ другихъ металическихъ сплавахъ; такъ, напр., мѣдь, имѣющая проводимость 100, въ соединеніи съ четвертою ея частью никеля представляетъ проводимость только въ 6,93; проводимость самого водорода доказывается тѣмъ, что температура накаленной до красна гальваническимъ токомъ платиновой проволоки понижается, если на нее направить струю водорода, играющаго въ этомъ случаѣ какъ бы роль громоотвода.
Химическія свойства гидрогенія тоже представляютъ нѣкоторыя особенности; онъ соединяется съ хлоромъ и содомъ въ темнотѣ, редуцируетъ желѣзныя соли и т. д.; вообще гидрогеній представляетъ, повидимому, активную форму водорода, какъ озонъ представляетъ активную форму кислорода.
Наконецъ въ заключеніе мы упомянемъ только здѣсь о работѣ профессора Данилевскаго о бѣлковинныхъ тѣлахъ; работа эта, въ выси ей степени важная не только въ химическомъ, но и въ физіологическомъ отношеніи, бросаетъ совершенно новый свѣтъ на загадочную группу бѣлковинныхъ тѣлъ, но, къ сожалѣнію, и по самому предмету своему, и но характеру изслѣдованія, и по спеціальному значенію результатовъ, она плохо укладывается въ рамки популярной журнальной статьи.