Кант Минна
Нянька

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Минна Кант.
Нянька

   -- Вставай, Эмми! Разве ты не слышишь, что барыня звонит? Эмми! Ах, что это за девчонка! Спит так крепко, что ее и не растолкаешь! Эмми! Эмми!
   Наконец-то Силье удалось разбудить девочку. Эмми села, пробормотала что-то неразборчиво и стала протирать себе глаза. Она не могла еще прийти в себя, ей до смерти хотелось спать.
   -- Который час? -- спросила она.
   -- Уже пятый.
   Пятый? Значит, она спала всего только три часа. Накануне у господ были гости, как это часто бывало, и только в половине второго Эмми кончила мыть и убирать посуду. А перед этим она две ночи под ряд почти совсем не спала, так как барыня была на свадьбе и еще где-то на большом вечере, а Лилли капризничала и не хотела брать соску. Не было ничего удивительного в том, что Эмми хотелось спать.
   Ей всего только тринадцать лет. По утрам у нее так болели ноги, что она боялась становиться на них. Силья уверяла, что это от роста. Она советовала ей поставить к ногам банки, но Эмми боялась, что будет больно. И без того-то ноги у нее были, как спички, неужели же из них еще высасывать кровь? Пока она спала, ноги не болели, но как только она просыпалась, начиналась мучительная ломота. И стоило ей опять заснуть, как боль утихала.
   Вот и теперь; не успела она сесть в кровати, как почувствовала щемящую боль от колен и до самых пяток. А голова была тяжелая, тяжелая, у нее не хватало сил поднять ее. Неужели она так во всю свою жизнь никогда не дождется такого счастья, чтобы выспаться вволю?
   Эмми растирала себе ноги. Голова ее опускалась все ниже и ниже, и, наконец, подбородок коснулся груда. Руки неподвижно повисли, и она дышала глубоко и медленно. Немного спустя она повалилась на подушку.
   Снова раздался резкий звонок. Силья, спавшая в одной кровати с Эмми, толкнула ее в бок.
   -- С этой девчонкой настоящее Божеское наказание! Не слушается, да и только! Вставай же, говорят тебе.
   И она еще раз толкнула девочку своим острым локтем прямо в грудь, и на этот раз так больно, что Эмми крикнула.
   -- Скажи, сколько раз надо тебя будить, пока ты наконец продерешь глаза?
   Эмми выскочила из кровати и стала на ноги, но сейчас же закачалась. Голова у неё так кружилась, что она боялась упасть.
   -- Вымой себе лицо холодной водой, тогда у тебя сон скорее пройдет, посоветовала Силья.
   Однако, Эмми не успела последовать этому совету, колокольчик снова нетерпеливо задребезжал. Она быстро набросила на себя платье, пригладила руками волосы, протерла глаза и бросилась в комнаты.
   -- Я три раза звонила, -- сказала барыня.
   Эмми ничего не ответила и взяла на руки Лилли, лежавшую возле матери.
   -- Перепеленай ее и положи в колыбель. У меня она, все равно, больше не заснет.
   С этими словами барыня повернулась на другой бок и закрыла глаза.
   Колыбель ребенка стояла в соседней комнате, и Эмми пошла туда. Завернув Лилли в сухие пеленки, она положила ее в колыбель и начала качать и баюкать. Время от времени в ее голове проносился обрывок какой-нибудь мысли, и тогда ее пение прерывалось.
   -- Шш... шш... шш.. Аа... аа.. а. Спи, малютка, спи, усни... У кота-воркота была мачеха лиха, она... Господи, до чего мне хочется спать... юна била его, приговаривала... Счастливая Силья, она спит еще... Спи, дитя мое, усни... шш... шшш... аа... аа... а...
   Лилли заснула, и тогда Эмми растянулась на полу возле колыбели. Она положила голову на руку и через мгновение погрузилась в глубокий сон. Она спала так крепко, что ничего не слыхала. А между тем Лилли почти сейчас же проснулась и с удивлением озиралась по сторонам, не видя никого возле себя. Она пробовала было приподняться, но упала на бок, и при этом ее головка очутилась над краем колыбели. Тут она увидала Эмми и стала радостно лепетать и тянуться к ней ручками. Колыбелька слегка покачнулась, девочка упала на пол и при падении стукнулась головкой о край колыбели.
   Раздался пронзительный крик.
   -- Господи Иисусе Христе!
   Эмми побледнела, как полотно, увидя на полу Лилли. Она сейчас же подняла ее, стала успокаивать, показывая ей свечку, и качала на руках. С ужасом думала она о том, что барыня могла услышать крики ребенка. Она даже забыла посмотреть, не ушиблась ли Лилли, или она плачет только от испуга.'
   Дверь из спальни, отворилась, и в комнату вошла барыня. Эмми чуть не потеряла сознание от страха, в глазах у нее потемнело.
   -- Что случилось? -- спросила барыня.
   -- Ничего.
   Эмми сама не сознавала, что говорить. Она машинально произносила слова, от которых ожидала спасения.
   -- Но почему же Лилли так 'плачет? Что-нибудь случилось, должна быть какая-нибудь причина.
   Напрасно Эмми употребляла все усилия, чтобы успокоить ребенка.
   -- Дай мне ее, -- приказала барыня. -- Дитятко мое, мамино сокровище, что с тобой?.. Боже мой, да ведь у нее шишка на лбу!
   Она посмотрела на Эмми, а та стояла перед ней растерянная и не знала, что сказать.
   -- Говори, откуда у нее шишка на лбу? Немая ты, что ли? Да говори же!
   -- Я не знаю.
   -- Ты, наверное, уронила ее... Может быть, она выпала из колыбели?
   Эмми молчала, опустив глаза.
   -- Ага, ты не смеешь больше запираться! Что за негодная девчонка! Мало того, что ты роняешь ребенка, ты еще лжешь! Что за несчастье, что я связалась с тобой! Но, знай, на следующий год ты у меня больше уже не останешься. Ищи другое место... где хочешь... мне все равно! А мне ты не нужна... если бы даже я не нашла себе другой служанки... Перестань плакать, мое золото, полно, моя родная девочка! Успокойся, мама достанет тебе хорошую няню, не плачь.
   Лилли сейчас же успокоилась, как только мать дала ей грудь, а немного спустя она уже весело улыбалась, хотя на глазах у нее еще сверкали слезинки.
   -- Ах, ты моя милая, ты уже улыбаешься своей маме? Моя девочка опять развеселилась? Что за ужасная шишка у тебя на лбу!
   Лилли не плакала больше за весь этот день. Она была такая же веселая, как и всегда, пожалуй, даже еще веселее. Она взвизгивала и смеялась, глядя на Эмми, совала ей в рот пальчики и теребила ее за волосы. Эмми вытирала мягкими ручками ребенка свои щеки, но которым то и дело скатывались крупные слезы величиной с клюкву. И вдруг она подумала о том, что через шесть недель не будет уже больше держать на руках мягкое тельце этого милого ребенка и, быть может, не увидит его даже мельком в окно, когда будет проходить мимо по улице, несчастная и всеми покинутая; она расплакалась еще горше, и слезы так обильно полились из ее глаз, что на столе образовалась маленькая лужица.
   -- Это еще что, это еще что? -- сказала она сквозь слезы ребенку, который сейчас же начал шлепать ручками по лужице.
   Днем к барыне пришли гости, -- докторша Винтер и редакторша Сивен. Обе были нарядные и важные барыни, но далеко не такие важные и нарядные, "как наша барыня", сказала Силья. В глубине души и Эмми думала то же самое.
   Когда Силья внесла в гостиную кофе, барыня приказала ей сказать Эмми, чтобы та принесла Лилли показать гостям. Эмми надела на ребенка самый хорошенький чепчик и совершенно новенькую баветку [слюнявчик]. Девочка была такая миленькая, что Эмми показала ее сперва Силье, и потом уже понесла в гостиную.
   Гости принялись восторженно расхваливать ребенка, едва Эмми появилась в дверях гостиной с Лилли на руках.
   -- Что за прелесть!
   И обе стали целовать и мять девочку и громко смеялись.
   -- Ах, что за прелесть, что за прелесть!
   Эмми стояла в стороне и улыбалась. Она не понимала слов, "что за прелесть, что за прелесть", так как гости говорили по-шведски, но она догадывалась, что это что-нибудь очень хорошее.
   Вдруг все стали очень серьёзными. Барыня взволнованно рассказывала что-то. Что она говорила? Эмми ничего не поняла. Однако, она догадалась, о чем шла речь, когда увидала на лицах чужих барынь выражение ужаса.
   -- Боже, Боже! -- ужасались они. -- Бедный ребенок!
   Три пары глаз устремились с выражением величайшего сострадания на синяк на лбу Лилли, а потом обратились с видом возмущения на Эмми.
   -- Что за негодное создание!
   Эмми смотрела на ковер и на пол, и ждала, чтобы что-нибудь обрушилось на нее и убило ее сразу, или чтобы разверзлась земля и поглотила ее. Она искренно сознавала в эту минуту, что преступнее ее нет существа на свете. Она не смела поднять глаз, но чувствовала, что -все смотрят на нее, она чувствовала это каждым фибром своего тела. И она горько сознавала, что эти важные, нарядные барыни, которые смотрят на нее с таким негодованием, сами никогда не делают ничего дурного. Да и как им делать что-нибудь дурное, раз они такие умные и образованные и так неизмеримо выше всех обыкновенных людей.
   -- Возьми Лилли и отнеси ее, -- сказала ей барыня.
   Эмми слышала эти слова, но ее -руки вдруг так ослабели, что она боялась выронить ребенка.
   -- Ты слышала, что я тебе сказала? -- опросила барыня. --Вот вы сами видите, что это за сокровище, -- сказала она опять по-шведски, обращаясь к гостям.
   Эмми с трудом сделала несколько шагов, разделявших ее от кресла, в котором сидела барыня. Только надежда скоро спрятаться в детской от всех этих людей придала ей силы. А может быть, руки ее по привычке сделали свое дело.
   Она положила Лилли в колыбель, села рядом на скамеечку и стала показывать ребенку игрушки. Но Лилли высоко подняла обе ножки и ловила их ручками. Эта игра ей так понравилась, что она громко смеялась и взвизгивала от восторга. И Эмми также смеялась бы, если бы у нее не было такого давящего чувства в горле, и если бы она не была так грустна.
   Она досадовала на себя за то, что забыла утром об одном хорошем средстве против сонливости, которое она не раз раньше употребляла, а именно -- колоть и царапать себя булавкой. И вот теперь из-за этого случилось непоправимое несчастье, погубившее ее.
   Поздно вечером, когда в доме все спали, Эмми вышла на двор. Было темно и тихо, но на небе ярко сияли звезды. Эмми села на крылечке, чтобы в одиночестве обдумать свое положение. Но от ее дум не стало светлее вокруг нее, -- напротив, ей показалось, что мрак сгустился еще более. И куда бы она мысленно ни бросила взгляд, повсюду было темно и мрачно, как черной ночью.
   На мгновение она забыла свои горести и посмотрела на синее небо, усеянное тысячами ярких звезд. Кто были те счастливцы, которые жили там среди звезд? И кто из живущих на земле попадет туда? Попадет ли туда хоть одна служанка? Навряд ли. Но зато господа, наверное, попадут. Конечно. Господа уже и на земле гораздо лучше простых людей... Интересно, кто зажигает по вечерам на небе все эти огоньки: люди или ангелы? А впрочем, может быть, люди становятся ангелами, когда попадают на небо? А кто качает и баюкает маленьких детей, которые рано умирают и попадают на небо? Кто там ухаживает за ними? Ну, да там, пожалуй, не надо и ухаживать за ними...
   Силья отворила дверь и позвала ее.
   -- Чего ты там сидишь на холоде?
   -- Послушай, Силья, -- сказала Эмми, раздеваясь, -- почему мы, служанки, такие нехорошие?
   -- А ты разве не знаешь?
   -- Нет.
   -- Потому что мы так мало спим. Мы успеваем грешить гораздо больше других. Вот видишь ли, господа спят до девяти, десяти часов утра, а потому и не успевают нагрешить так много.
   Может быть, это и правда, думала Эмми. Вот если бы она, например, высыпалась как следует, то Лилли не выпала бы из колыбели.

* * *

   Третий срок найма прислуги выпал на следующее воскресенье. Барыня дала Эмме аттестат и приказала ей итти наниматься на церковный пригорок.
   Там с утра собралась громадная толпа. Были тут и желающие получить место, и ищущие себе прислугу. Повсюду собирались отдельные группы; по-видимому, у всех были свои знакомые и приятели, с которыми как бы был заключен союз.
   Эмми чувствовала себя заброшенной и одинокой. Кто захочет взять в услужение такую маленькую и невзрачную девочку?
   Она стояла у стены церкви с аттестатом в руках и ждала.
   Невдалеке от нее на церковной паперти сидело несколько молодых парней.
   -- Эй, девочка, подойди-ка к нам! -- крикнул ей один, из них.
   Другие засмеялись и начали перешептываться.
   -- Иди же, чего ты артачишься? Посиди с нами.
   Эмми покраснела и отошла подальше. В эту минуту к ней подошли барин и барыня. А может быть, это не были господа, потому что у барыни на голове был платок, а платье на барине было поношенное.
   -- А вот эта, -- сказал барин, указывая на Эмми палкой, -- она, должно быть, без больших претензий. Что ты скажешь? -- спросил он Эмми.
   -- Я буду довольна тем, что мне пожалуют господа, -- ответила Эмми тихо.
   В ней проснулась надежда.
   -- Да на что такая? -- сказала барыня с презрением. -- Пожалуй, она не в силах и ведра воды принести.
   -- Нет, я могу принести ведро воды.
   -- А стирать умеешь?
   -- Да, я стирала.
   -- Что же, возьмем ее, -- сказал барин. -- Она, кажется, тихая и скромная.
   Но барыня еще колебалась.
   -- Чего доброго, она больная. Уж очень она тощая.
   Эмми подумала о своих ногах, но не посмела ничего сказать из боязни, что ее не возьмут.
   -- Ты больна? -- спросил барин, рассматривая аттестат, который он взял из рук Эмми.
   -- Нет, -- прошептала в ответ Эмми.
   И внутренне она дала себе слово никогда не жаловаться, как бы ни болели ее ноги.
   Барин сунул ее аттестат себе в карман, дал ей задаток в две марки, и этим все было решено.
   -- Так ты придешь к нам накануне дня Всех Святых!.. Мы живем в доме Карвонена. Спроси, где живут господа Хартонен, -- сказала барыня. -- Но смотри, приходи непременно накануне.
   Эмми пошла домой.
   -- Ты попала на дурное место, -- сказала Силья, знавшая господ Хартонен. -- Это бедные, да и скупые люди. А барыня настоящая ведьма. Прислуга никогда не живет у них больше года. Она считает каждую крошку хлеба и все выдает по порциям.
   Бледные щеки Эмми покраснели, но она сейчас же нашлась и ответила:
   -- Что же, хороших мест не может хватит на всех. Некоторые должны быть довольны и дурным местом, да еще благодарить Бога за то, что им не надо итти собирать милостыню.
   Она взяла на руки, Лилли и прижалась лицом к ее мягкому тельцу. Лилли обеими ручками вцепилась ей в волосы и залепетала: "Те-те-те".
   
   Перевод с финского М. П. Благовещенской.

-----------------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Сборник финляндской литературы / Под ред. В. Брюсова и М. Горького. -- Петроград: Парус, 1917. -- 490 с.; 21 см. -- С. 191--197.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru