Карамзин Николай Михайлович
Статьи из "Вестника Европы"

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице
    Странность
    О почетном легионе
    Анекдот
    Известие о бывшем въ Москве землетрясении 14 Октября, 1802 года
    Швейцария
    О любви к отечеству и народной гордости
    О легкой одежде модных красавиц девятого-надесять века
    О новых благородных училищах, заводимых в России
    О книжной торговле и любви ко чтению в России
    О новом образовании народного просвещения в России
    О Тайной Канцелярии
    Взор на прошедший год
    Путешествие вокруг Москвы
    Великий муж Русской Грамматики
    О верном способе иметь в России довольно учителей
    О Российском Посольстве в Японию
    О счастливейшем времени жизни
    О Русской Грамматике Француза Модрю
    Записки старого московского жителя
    О Московском мятеже в царствование Алексея Михайловича
    О Французской высадку
    (О прекращении издания "Вестника Европы")
    Русская старина
    К Читателям Вестника
    Об известности Литературы нашей в чужих землях
    К благотворительной незнакомке от Издателя
    О публичном преподавании Наук в Московском Университете


ВѢСТНИКЪ
ЕВРОПЫ
издаваемый
Николаемъ Карамзинымъ.

МОСКВА, 1802-1803
Въ Университетской Типографіи,
у Люби, Гарія и Попова.

http://az.lib.ru

Содержаніе

   Историческія воспоминанія и замѣчанія на пути къ Троицѣ
   Странность
   О почетномъ легіонѣ
   Анекдотъ
   Извѣстіе о бывшемъ въ Москвѣ землетрясеніи 14 Октября, 1802 года
   Швейцарія
   О любви къ отечеству и народной гордости
   О легкой одеждѣ модныхъ красавицъ девятаго-надесять вѣка
   О новыхъ благородныхъ училищахъ, заводимыхъ въ Россіи
   О книжной торговлѣ и любви ко чтенію въ Россіи
   О новомъ образованіи народнаго просвѣщенія въ Россіи
   О Тайной Канцеляріи
   Взоръ на прошедшій годъ
   Путешествіе вокругъ Москвы
   Великій мужъ Руской Грамматики
   О вѣрномъ способѣ имѣть въ Россіи довольно учителей
   О Россійскомъ Посольствѣ въ Японію
   О щастливѣйшемъ времени жизни
   О Руской Грамматикѣ Француза Модрю
   Записки стараго московскаго жителя
   О Московскомъ мятежѣ въ царствованіе Алексѣя Михайловича
   О Французской высадкѣ
   <О прекращеніи изданія "Вѣстника Европы">
   Руская старина
   Къ Читателямъ Вѣстника
   Къ благотворительной незнакомкѣ отъ Издателя
   Объ извѣстности Литтературы нашей въ чужихъ земляхъ
   О публичномъ преподаваніи Наукъ въ Московскомъ Университетѣ.
  

Историческія воспоминанія и замѣчанія на пути къ Троицѣ.

  
   Троицкой монастырь святъ не только для сердецъ набожныхъ, но и для ревностныхъ любителей отечественной славы; не только Россіяне, но и самые просвѣщенные иностранцы, знающіе нашу Исторію, любопытствуютъ видѣть мѣсто великихъ происшествій.
   Возобновивъ въ памяти своей дѣла нашей древности, въ прекраснѣйшее время года я выѣхалъ изъ Москвы на ту дорогу, по которой столь часто Цари Рускіе ѣзжали и ходили на богомолье, испрашивать побѣды или благодарить за нее Всевышняго, въ обители основанной святымъ мужемъ и Патріотомъ: сердце его, забывъ для себя все земное, желало еще благоденствія отечеству. Черезъ нѣсколько минутъ открылось село Алексѣевское, напоминающее именемъ своимъ Царя Алексѣя Михайловича, который приготовилъ Россію къ величію и славѣ. Но тамъ представляется глазамъ еще другой ближайшій его памятникъ: старый дворецъ, гдѣ онъ всегда останавливался на возвратномъ пути изъ монастыря Троицкаго и располагалъ торжественный въѣздъ свой въ Москву. Я спѣшилъ видѣть сіе почтенное зданіе, едва ли не старѣйшее изъ всѣхъ деревянныхъ домовъ въ Россіи. Оно очень не высоко, но занимаетъ въ длину саженъ тридцать. На лѣвой сторонѣ отъ Москвы были комнаты Царя, на правой жили Царевны, а въ серединѣ Царица; въ первыхъ окна довольно велики, а въ другихъ гораздо менѣе и выше отъ земли, вѣроятно для того, чтобы нескромное любопытство не могло въ нихъ со двора заглядывать -- тогда думали болѣе о скромности, нежели о симметріи. Стѣны разрушаются; но я осмѣлился войти въ домъ, и прошелъ во всю длину его, естьли не съ благоговѣніемъ, то по крайней мѣрѣ съ живѣйшимъ любопытствомъ. Печи вездѣ большія, съ разными, отчасти аллегорическими фигурами на изразцахъ. Внутреннія украшенія не могли истощить казны Царской: потолки и стѣны обиты выбѣленнымъ холстомъ, а двери (и то въ однѣхъ Царскихъ комнатахъ) краснымъ сукномъ съ широкими жестяными петлями; окна выкрашены зеленою краскою. Я воображалъ нашего добраго Рускаго Царя, сидящаго тутъ среди вельможъ своихъ, или, лучше сказать, передъ ними: тогда и самые важные бояре, приходя къ Государю, останавливались у дверей; а сиживали съ нимъ единственно за обѣдомъ, и то за другимъ столомъ. Къ сожалѣнію, мы худо знаемъ старинные обычаи; а что и знаемъ, то по большой части отъ иностранцевъ, которые, бывъ въ Россіи, описывали ихъ: на примѣръ Герберштеинъ, Олеарій, Маржеретъ и другіе. Лѣтописцы наши и не подозрѣвали, что должно изображать характеръ времени въ его обыкновеніяхъ; не думали, что сіи обыкновенія мѣняются, исчезаютъ и дѣлаются любопытнымъ предметомъ для слѣдующихъ вѣковъ. Не все то любопытно, что хорошо; за то многое достопамятно, чего и не льзя назвать хорошимъ. Пусть мы умнѣе своихъ предковъ, пусть намъ нечего занять отъ нихъ; но самое просвѣщеніе дѣлаетъ умъ любопытнымъ: хочется знать старину, какова ни была она, даже и чужую, а своя еще милѣ. Мнѣ случилось видать памятники иностранной древности; но дворецъ Государя Алексѣя Михайловича гораздо болѣе занималъ мое воображеніе, даже и сердце. Я съ какою-то любовію смотрѣлъ на тѣ вещи, которыя принадлежали еще къ характеру старой Руси; съ какимъ-то неизъяснимымъ удовольствіемъ брался рукою за дверь, думая, что нѣкогда отворялъ ее Родитель Петра Великаго, или Канцлеръ Матвѣевъ, или собственный предокъ мой, служившій Царю. Я чувствовалъ, что во мнѣ не простыла Руская кровь!
   Москва не много видна изъ оконъ дворца; но вѣроятно, что бывшій съ этой стороны заборъ (ямы столбовъ не заросли еще въ нѣкоторыхъ мѣстахъ) не дозволялъ и того видѣть: въ старину любили жить открытымъ сердцемъ, а не въ открытомъ домѣ. Передъ окнами растутъ двѣ березы, изъ которыхъ одна запустила корень свой подъ самый домъ; можетъ быть Царица Наталія Кириловна посадила ихъ! -- Другая стѣна безъ оконъ, но съ дверьми въ садъ или въ огородъ, который безъ сомнѣнія украшался всего болѣе подсолнечниками (этотъ вкусъ видимъ еще и нынѣ въ провинціальныхъ купеческихъ огородахъ); теперь густѣютъ въ немъ однѣ рябины, малиновые и смородинные кусты, такіе старые, что Царевны могли еще брать съ нихъ ягоды. Тутъ видны развалины двухъ бань, въ которыя онѣ ѣзжали не рѣдко изъ самой Москвы, даже зимою, какъ я слыхалъ отъ стариковъ, свѣдущихъ въ Рускихъ преданіяхъ. -- Вокругъ дворца не осталось никакихъ другихъ зданій, кромѣ погреба, гдѣ не только ледъ, но даже и снѣгъ не таетъ до глубокой осени; слѣдственно Царь могъ всегда пить здѣсь самой холодной медъ! -- Онъ любилъ Алексѣевское, хотя впрочемъ мѣстоположеніе очень обыкновенно: ровное и гладкое, на лѣвой сторонѣ видна сосновая роща. Большая каменная церковь Алексѣевская сооружена также Царемъ Алексѣемъ Михайловичемъ. Дворецъ подлѣ нее. Пусть одно время разрушитъ его до основанія, а не рука человѣческая! У насъ мало памятниковъ прошедшаго: тѣмъ болѣе должны мы беречь, что есть!
   Сѣвъ въ коляску, я могъ на досугѣ мыслить о быстрыхъ и медленныхъ успѣхахъ гражданскаго искусства. Воображая, какъ въ седьмомъ-надесять вѣкѣ жили еще Цари наши, и сравнивая тогдашній образъ жизни съ нашимъ, мы готовы назвать своихъ предковъ варварами, но должно заглянуть мысленно въ другія части свѣта, чтобы судить справедливо о степеняхъ гражданскаго просвѣщенія. Въ Азіи, въ Африкѣ есть народы, которые десять, пятнадцать вѣковъ учатся въ школѣ общежитія, и еще далеки отъ того состоянія, въ которомъ были
   Рускіе во время Царей. Этотъ низенькой домикъ Алексѣя Михайловича удивилъ бы своею огромностію Министровъ Сеннарскаго Царя.
   Но я увидѣлъ не далеко отъ дороги прекрасный водоводъ, оставилъ сравненія и пошелъ смотрѣть его. Вотъ одинъ изъ монументовъ ЕКАТЕРИНИНОЙ благодѣтельности! ОНА любила во многомъ слѣдовать примѣру Римлянъ, которые не жалѣли ничего для пользы имѣть въ городахъ хорошую воду, столь необходимую для здоровья людей, необходимѣе самыхъ Аптекъ. Издержки для общественнаго блага составляютъ роскошь, достойную великихъ Монарховъ, -- роскошь, которая питаетъ самую любовь къ отечеству, нераздѣльному съ Правленіемъ. Народъ видитъ, что объ немъ пекутся, и любитъ своихъ благотворителей. Москва вообще не имѣетъ хорошей воды; едва ли сотая часть жителей пользуется Трехгорною и Преображенскою, за которою надобно посылать далеко. ЕКАТЕРИНА хотѣла, чтобы всякой бѣдной человѣкъ находилъ близь своего дому колодезь свѣжей, здоровой воды, и поручила Генералу Бауеру привести ее трубами изъ ключей Мытищскихъ; теперь она уже въ городѣ: остается сдѣлать каналы внутри его. Работа долговременна и трудна, но благодѣяніе еще превосходитъ труды; и время открытія народныхъ колодезей будетъ важною эпохою для Московскихъ жителей, то есть небогатыхъ, слѣдственно большаго числа. -- Водоводъ идетъ мостомъ черезъ низкую долину, на каменныхъ аркахъ, и длиною будетъ саженъ въ 60. Я увѣренъ, что всякой иностранной путешественникъ съ удовольствіемъ взглянетъ на сіе дѣло общественной пользы.
   Коляска дожидалась меня въ деревнѣ Ростокинѣ, которая достойна примѣчанія для любителей Исторіи. Тутъ народъ Московскій, всегда усердный къ добрымъ Государямъ своимъ, встрѣтилъ Царя Іоанна Васильевича, когда онъ, взявъ Казань, съ торжествомъ возвращался въ столицу, еще не обагренный кровію подданныхъ, истинныхъ Бояръ Рускихъ -- еще не грозный истребитель невинныхъ Новогородцевъ, славнѣйшихъ дѣтей древней Россіи, но юный Герой, украшенный лаврами славы, и нѣжный супругъ прелестной Анастасіи, столь любезной для Историка, вопервыхъ по ея кроткимъ добродѣтелямъ, вовторыхъ и по тому, что брачному союзу Іоанна съ нею обязаны мы царствованіемъ Фамиліи Романовыхъ, которая успокоила и возвеличила Россію. Извѣстно, что главною причиною избранія въ Цари Михаила Ѳеодоровича было свойство его съ Іоанномъ черезъ Анастасію. Лѣтописи говорятъ, что все пространство отъ города до Ростокинскаго моста (то есть, семь верстъ) было занято радостными Московскими жителями, которые, слѣдуя собственному побужденію, спѣшили скорѣе преклонить колѣна передъ своимъ Государемъ; спѣшили изъявить ему благодарность за то, что онъ сокрушилъ грозное Татарское царство. Не многихъ побѣдителей народы благодарили столь искренно! Въ семъ случаѣ польза была явная для Россіи, и Государь не имѣлъ нужды доказывать ее подданнымъ. Осада и приступъ стоили крови; но вдовы и сироты жаловались только на скдьбк, а не на Царя своего. Принявъ народную благодарность, онъ снялъ съ себя воинскую одежду, надѣлъ корону Мономахову и въ величественномъ смиреніи пошелъ за крестами въ городъ. -- Историкъ Россіи признаетъ сіе время щастливѣйшимъ и славнѣйшимъ временемъ Іоаннова царствованія. --
   Я своротилъ влѣво съ большой дороги, чтобы видѣть село Тайнинское, гдѣ Царь Алексѣй Михайловичь любилъ забавляться соколиною охотою. Мѣсто уединенное и пріятное! Тутъ запруженная Яуза кажется большою рѣкою, и со всѣхъ сторонъ обтекаетъ дворецъ Елисаветы Петровны, Которая, любя слѣды великаго Ея Дѣда, построила его близь развалинъ дворца Алексѣя Михайловича. Онъ также разрушается и, какъ мнѣ сказывали, продается на свозъ. Я осмотрѣлъ его: есть большія комнаты, и видно, что нѣкоторыя были хорошо отдѣланы. Госпожа Радклифъ могла бы воспользоваться симъ дворцомъ и сочинить на него ужасной романъ; тутъ есть все нужное для ея мастерства: пустыя залы, коридоры, высокія лѣстницы, остатки богатыхъ украшеній, и ( то всего важнѣе) вѣтеръ воетъ въ трубахъ, свиститъ въ разбитыя окончины и хлопаетъ дверми, съ которыхъ валится позолота. Я же ходилъ по гнилымъ его лѣстницамъ при страшномъ громѣ и блескѣ молніи: это въ самомъ дѣлѣ могло сильно дѣйствовать на воображеніе Жаль, что такое пріятное мѣсто, окруженное водою и густо осѣненное старыми деревами, которыя могли бы закрыть и самое огромное зданіе, теперь остается дикою пустынею. Вездѣ трава въ поясъ; кропива и полынь растутъ на свободѣ. Сонныя воды Яузы одѣлись тиною. Мосты сгнили, такъ, что я съ великимъ трудомъ могъ черезъ одинъ изъ нихъ перебраться. Эта неприступность напомнила мнѣ Эрменонвильскіи островъ, гдѣ нѣкогда покоились Руссовы кости. -- -- Прибавлю, что въ Тайнинскомъ ночевалъ Царь Іоаннъ Васильевичь, возвращаясь въ Москву по взятіи Казани. Тамъ встрѣтили его главные Бояре и Князь Юрій Васильевичь, братъ его. По обычаю тогдашняго времени Царица Анастасія должна была ожидать супруга въ Московскомъ дворцѣ и преодолѣть желаніе сердца, которое стремилось на встрѣчу къ нему, чтобы представить Іоанну новорожденнаго сына ихъ Димитрія. Казалось, что Провидѣніе хотѣло тогда со всѣхъ сторонъ осыпать сладкими чувствами сердце сего Государя.
   Выѣхавъ опять на большую Троицкую дорогу въ Мытищахъ, я ходилъ пѣшкомъ, сквозь длинную насаженную алею, къ тамошнимъ славнымъ колодцамъ, откуда проведена вода въ Москву. Ихъ числомъ 42; каждый представляетъ издали видъ маленькаго домика, и всѣ вмѣстѣ кажутся небольшимъ, прекраснымъ селеніемъ. Тутъ я отвѣдывалъ воду: она чиста и не имѣетъ никакого вкуса, слѣдственно очень хороша.
   Колодцы деревянные, кромѣ одного, каменнаго, называемаго громовымъ, для того, какъ увѣряютъ, что тутъ ударилъ нѣкогда громъ въ землю, и что изъ отверстія, имъ сдѣланнаго, потекла сама собою чистая вода.
   Село Пушкино (въ 2б верстахъ отъ Москвы) извѣстно въ нашей Исторіи тѣмъ, что въ немъ Бояринъ Иванъ Андреевичь Хванскій, оклеветанный Милославскимъ, взятъ былъ подъ стражу. Въ другомъ мѣстѣ упомянемъ о нѣкоторыхъ подробностяхъ сего случая. -- Здѣсь замѣчу толь-ко, что многіе крестьяне села Пушкина живутъ не въ избахъ, а въ красивыхъ домикахъ, не хуже самыхъ богатыхъ поселянъ въ Англіи и въ другихъ Европейскихъ земляхъ. Вотъ дѣйствіе усердія Московскихъ жителей къ Святому Сергію! Троицкая дорога ни въ какое время года не бываетъ пуста, и живущіе на ней крестьяне всякой день угощаютъ проѣзжихъ съ большою для себя выгодою. Они всѣ могли бы разбогатѣть, естьли бы гибельная страсть къ вину не разоряла многихъ -- страсть, которая въ Россіи, особливо вокругъ Москвы, дѣлаетъ по крайней мѣрѣ столько же зла, какъ въ сѣверной Америкѣ между дикими народами. Я всегда радуюсь успѣхамъ промышленности, встрѣчая на улицахъ, въ торговые дни, миловидныхъ крестьянокъ съ ягодами, цвѣтами, травами для Аптекъ; но какъ отцы и мужья ихъ употребляютъ деньги? Не только нищета и болѣзни, но и самыя злодѣйства бываютъ слѣдствіемъ сего ужаснаго порока. Руской человѣкъ добродушенъ: ему надобно впасть въ нѣкоторое безпамятство, чтобы поднять руку на ближняго... Но что говорить о такомъ злѣ, которое всѣмъ извѣстно!
   Тамъ, гдѣ Цари наши всегда отдыхали на пути къ Троицѣ, въ селѣ Братовщинѣ, я также остановился, не столько для отдыха, сколько для того, чтобы видѣть тамъ на досугѣ нѣкоторые монументы старины. Они состоятъ въ деревянной церкви, построенной, думаю, еще прежде Царя Алексѣя Михайловича, и въ ветхомъ зданіи, похожемъ на анбаръ и называемомъ Царскою вышкою. Это имя было для меня не ново я слыхалъ, что въ старину назывались такъ высокіе терема, въ которыхъ Рускіе Бояре прохлаждались иногда лѣтомъ. Цари наши не требовали ничего великолѣпнѣе для своего дорожнаго отдыха. Тутъ вѣрно клали имъ перину или устилали полъ травою для свѣжести, отворяя со всѣхъ сторонъ задвижныя окна: тогда не боялись еще сквознаго вѣтра. Приставъ сказывалъ мнѣ, что другая вышка, которая уже разрушилась, была гораздо пространнѣе. Близь ветхой церкви (гдѣ давно нѣтъ ни службы, ни образовъ) построенъ дворецъ при Елисаветѣ Петровнѣ: Г. Миллеръ ошибся, назвавъ его древнимъ зданіемъ Царей. Къ нему идетъ отъ села прекрасная березовая алея. Рѣчка Скауба на лѣвой сторонѣ, поля и луга составляютъ очень хорошій сельскій видъ. Онъ полюбился ЕКАТЕРИНѢ Великой, Которая, бывъ тутъ въ 1775 году, приказала строить новый дворецъ и каменную церковь. Сдѣланъ фундаментъ, изготовлены матеріалы -- и все такъ оставлено. Отъ мѣста, гдѣ надлежало быть
   новому зданію, насажена въ правую сторону еще другая березовая алея до самой большой дороги. Во всякомъ дѣлѣ, которое начато и несовершено, есть для меня что-то печальное. Развалины древности говорятъ по крайней мѣрѣ о прошедшемъ; тутъ зданіе отслужило время свое: это почтенный старецъ, лѣтами склоненный къ землѣ и гробу -- а гдѣ разрушается недостроенное, тамъ можно только жалѣть о трудахъ потерянныхъ.
   Сѣвъ на гнилой церковной паперти, я съ удовольствіемъ смотрѣлъ вокругъ себя и на сельскіе ландшафты вдали, думая, что не только люди, образъ ихъ жизни и твореніи, но и самый видъ Натуры перемѣняется со временемъ. Теперешніе веселые луга и поля были нѣкогда или болотомъ или густымъ лѣсомъ. Г. Миллеръ удивляется, отъ чего Переславль названъ Залѣсскимъ, когда вокругъ его нѣтъ даже и рощи! Видно, что онъ безъ вниманія смотрѣлъ на окрестности Троицкой дороги, частый кустарникъ и самый грунтъ земли (на правой и на лѣвой сторонѣ) доказываютъ, что тутъ прежде были сплошные лѣса, которые, вѣроятно, простирались и далѣе къ сѣверу, то есть, къ Переславлю. Россія въ сравненіи съ другими Европейскими землями есть конечно новая страна въ разсужденіи обитаемости; въ первые вѣки Христіянскаго лѣтосчисленія она состояла изъ обширныхъ пустынь, гдѣ являлись иногда кочующіе народы, подобно караванамъ въ степяхъ Африканскихъ, и гдѣ въ десятомъ, одиннадцатомъ вѣкѣ рѣдкія селенія уподоблялись рѣдкимъ островамъ на Океанѣ; но присутствіе людей въ два или три столѣтія чудеснымъ образомъ измѣняетъ Натуру. Гдѣ размножаются люди, тамъ (особливо въ сѣверныхъ земляхъ) исчезаютъ лѣса; нѣкоторые боятся того, думая, что потомкамъ нашимъ со временемъ нечѣмъ будетъ согрѣвать домовъ своихъ: страхъ напрасной! Вопервыхъ, по мѣрѣ истребленія лѣсовъ, изсушенія болотъ и другихъ успѣховъ гражданской дѣятельности, климатъ становится теплѣе; вовторыхъ, дерева растутъ у насъ скоро, наконецъ, въ случаѣ нужды, неистощимые слои земляныхъ угольевъ ожидаютъ въ Россіи только заступа, чтобы пылать въ нашихъ печахъ и каминахъ. --
   Маленькая деревня Талица, въ 9 верстахъ Отъ Братовщины, замѣчена мною по любопытной встрѣчѣ. Я шелъ пѣшкомъ, Увидѣлъ старика съ сумою, и проговорилъ съ нимъ долѣе часу. Ему около ста лѣтъ; но онъ едва начинаетъ сѣдѣть, и твердъ на ногахъ какъ человѣкъ лѣтъ въ 50; только худо видитъ. Жена у него еще старѣе (двумя или тремя годами ) и живетъ съ нимъ въ хижинѣ какъ Бавкида съ Филемономъ. У нихъ было 12 дѣтей, которыя всѣ померли во младенчествѣ. Я зашелъ къ нимъ въ гости. Они питаются милостынею и дома не пекутъ хлѣба, однакожь варятъ щи. Мужъ приноситъ воду и дрова, а жена затопляетъ печь; онъ имѣетъ болѣе силъ, а она лучше видитъ. Какая рѣдкая судьба! жить вмѣстѣ 80 лѣтъ! Можетъ быть на всемъ земномъ шарѣ нѣтъ другова супружества столь долговременнаго! Я хотѣлъ знать, любятъ ли они другъ друга?-- "Какъ нелюбить! мужъ да жена больше, чѣмъ братъ да сестра {Думаю, что это старинная пословица.}." -- Боитесьли вы смерти? -- "Чего бояться? Мы, слава Богу! пожили. Смерть не бѣда." -- Тебѣ не жаль будетъ старушки? -- "Чего жалѣть! Кому нибудь надобно умереть прежде." -- А естьли она переживетъ тебя? -- "Что же? въ свѣтѣ не безъ добрыхъ людей; дадутъ ей уголокъ." -- Такимъ образомъ лѣта служатъ самымъ лучшимъ приготовленіемъ ко смерти, и Натура себя оправдываетъ! По ея закону мы должны любить жизнь, когда она еще сильно дѣйствуетъ въ крови и въ нервахъ; силы изнуряются, и благодѣтельное равнодушіе заступаетъ мѣсто сей, нѣкогда пламенной любви; утружденный старецъ видитъ для себя въ могилѣ мѣсто отдохновенія. -- Къ удовольствію всѣхъ страстныхъ охотниковъ до здѣшняго свѣта замѣтимъ, что едва ли въ какой нибудь землѣ люди живутъ такъ долго, какъ у насъ: не въ городахъ, разумѣется, а въ деревняхъ. Всякой годъ (какъ извѣстно по вѣдомостямъ разныхъ Губерній, вносимымъ въ газеты) умираетъ въ Россіи множество стариковъ за сто лѣтъ. Вотъ благословеніе сѣверныхъ земель и трудолюбивой жизни! а мы не рѣдко бранимъ климатъ свой и боимся работы; хотимъ богатства, чтобы имѣть все безъ труда -- то есть, хотимъ преждевременной смерти!
   Въ селѣ Воздвиженскомъ, въ 12 верстахъ отъ Троицы, юные Цари, Іоаннъ и Петръ, съ Царевною Софіею жили нѣсколько времени, боясь въ Москвѣ мнимаго злоумышленія Хованскихъ. Князь сей фамиліи Андрей Ивановичь и Милославскій были тогда начальниками грозныхъ Стрѣльцовъ и поссорились другъ съ другомъ. Стрѣльцы взяли сторону перваго, и Милославскіи, страшась ихъ обыкновеннаго неистовства, уѣхалъ въ деревню; но оттуда написалъ къ Государямъ и Царевнѣ, что Хванскій имѣетъ злодѣйскій умыселъ обагрить руки свои въ крови Царской, Умертвить Патріарха, всѣхъ Главныхъ Бояръ; что сынъ его всенародно хвалился свойствомъ съ Королями Польскими и говорилъ, что онъ рожденъ царствовать, а не повиноваться; что отецъ хочетъ возвести его на тронъ Россіи, и проч. Испуганный Дворъ немедленно Уѣхалъ въ Савинъ монастырь, а оттуда въ Воздвиженское. Между тѣмъ отъ имени Царей написали къ Князю Андрею Ивановичу, что по извѣстнымъ его заслугамъ и вѣрности къ трону Государи желаютъ совѣтоваться съ нимъ въ нѣкоторомъ важномъ дѣлѣ и требуютъ его къ себѣ вмѣстѣ съ сыномъ. Сей Бояринъ, ничего не подозрѣвая (убѣдительное доказательство его невинности!), спѣшилъ къ Монархамъ; но Царевна Софія велѣла еще на дорогѣ взять подъ стражу отца и сына, оковать и привести въ Воздвиженское. Тамъ ожидалъ нещастныхъ эшафотъ безъ всякаго изслѣдованія и суда. Старецъ Хованскій со слезами просилъ Бояръ, чтобы они только выслушали его; но Софія не велѣла
   принимать никакихъ оправданій -- ему отрубили голову. Войско, собравшееся тогда вокругъ монастыря Троицкаго, единодушно требовало дозволенія итти въ Москву, истребить опасный корпусъ Стрѣльцовъ, и навсегда успокоить Дворъ; но Государи, или, лучше сказать, правительствующая Царевна не хотѣла того: дерзкіе мятежники были нужны для тайныхъ плановъ ея властолюбія. -- Въ селѣ Воздвиженскомъ между поселянами сохранилось преданіе, что ПЕТРЪ Великій въ юности своей искалъ у нихъ безопасности. Мудрено понять, для чего Дворъ въ то время не прямо отправился къ Троицѣ, а остановился въ селѣ, укрѣпленномъ только своими оврагами.
   Верстъ за семь отъ Троицы открываются, среди зелени лѣсовъ, златыя главы церквей ея, вокругъ огромной колокольни, подобной величественному столбу. -- Я взъѣхалъ на гору Волкушу.... Рускіе Патріоты! это мѣсто должно быть вамъ извѣстно. Здѣсь Архимандритъ монастыря Троицкаго благословлялъ крестомъ и кропилъ святою водою достойныхъ сыновъ Россіи, которые съ Вождемъ Пожарскимъ и съ Гражданиномъ Мининымъ шли освободить Москву отъ чужестранныхъ тирановъ!... Я сталъ на вершинѣ горы -- и воображеніе представило глазамъ моимъ ряды многочисленнаго войска подъ сѣнію распущенныхъ знаменъ, украшенныхъ именемъ городовъ, которыхъ добрые жители шли подъ ними: Нижняго Новагорода, Дорогобужа, Вязьмы, Ярославля, Владимира, и проч. Мнѣ казалось, что я вижу сановитаго Пожарскаго среди мужественныхъ воеводъ его, и слышу громъ оружія, которому черезъ нѣсколько дней надлежало грянуть во имя отечества!... Рускіе были тогда сиротами: не имѣли Государя, и сражались за одну Россію.
  

(Окончаніе въ слѣдующемъ нумерѣ.)

  

В. Ф.

  
   Историческія воспоминанія, вмѣстѣ съ другими замѣчаніями, на пути къ Троицѣ и въ семъ монастырѣ.

(Продолженіе.)

  
   Лавра со всѣхъ сторонъ окружена горами, покрытыми нѣкогда дремучимъ лѣсомъ. Святый Сергій, рожденный въ нещастныя времена нашего отечества, когда внѣшніе непріятели и внутренніе раздоры обращали Россію въ истинную юдоль плача, въ самой цвѣтущей юности удалился отъ свѣта, который представлялъ ему горестное зрѣлище злодѣйствъ и бѣдствій. Здѣсь мракъ лѣсовъ и дикое уединеніе, оградивъ его своею тишиною, не мѣшали святому юношѣ мирно бесѣдовать съ Творцемъ Натуры; здѣсь, отвращаясь сердцемъ и взоромъ отъ мятежной земли, въ безмолвіи пустынь гласилъ онъ съ Пророкомъ древности:
   Небеса повѣдаютъ славу Божію!.... Но святый угодникъ, какъ говоритъ почтенный Историкъ Лавры, сокрывъ себя въ пустынѣ, не могъ сокрыть имени своего. Мірскія добродѣтели ищутъ славы: она сама находитъ небесную святость, и не щадитъ ея скромности. Скоро уединеніе благочестиваго Сергія сдѣлалось извѣстнымъ, и многіе старцы захотѣли молиться вмѣстѣ съ юношею. Вотъ происхожденіе сей обители, смиренной въ своемъ началѣ, славной и великолѣпной въ послѣдствіи! то есть, судьбу ея можно нѣкоторымъ образомъ уподобить жребію самой Христіянской Религіи
   Я обошелъ сперва вокругъ стѣны монастырской и готическихъ башенъ ея. Глубокой ровъ, высокія стѣны и самое положеніе монастыря дѣлали его нѣкогда лучшею крѣпостію нашего государства. Въ пятомъ - и шестомъ - надесять вѣкѣ монахи ограждали себя каменными стѣнами не столько отъ мірскихъ соблазновъ, сколько отъ грозныхъ непріятелей, которые искали у нихъ сокровищъ. Всѣ старинные монастыри вокругъ Москвы построены на высокихъ мѣстахъ, безъ сомнѣнія не для хорошихъ видовъ, о которыхъ не думали святые отшельники, но для удобнѣйшей защиты. -- Я видѣлъ слѣды батарей, которыми Поляки громили Троицкія стѣны; но и развалины бываютъ тамъ могилою непріятеля, гдѣ два сильныя чувства: любовь къ отечеству и вѣра, вооружаютъ защитниковъ.
   Входя во внутренность ограды, вы видите передъ собою монументы четырехъ вѣковъ, которые, по словамъ Стихотворца, привѣтствуютъ васъ
  
                       Одинъ съ угрюмостью своей,
                       Другой съ улыбкою веселой!
  
   Соборъ Троицкій основанъ еще при Князѣ Васильѣ Дмитріевичѣ, слѣдственно въ началѣ 15 вѣка; онъ въ свое время казался безъ сомнѣнія великолѣпнымъ, а теперь малѣйшая изъ приходскихъ церквей въ Москвѣ болѣе его. Италіянскій Архитекторъ, именемъ Аристотель, родомъ изъ Болоньи, привезъ къ намъ вкусъ щастливаго вѣка Медицисовъ въ Княженіе Іоанна Васильевича и построилъ въ Москвѣ Соборъ Успенскій, служившій образцомъ для Успенскаго Собора лавры, храма величественнаго; прежде того въ Россіи не имѣли идеи о хорошей архитектурѣ. -- Изъявивъ Xристіянское усердіе къ святынѣ Троицкаго монастыря, я съ любопытствомъ осматривалъ достопамятности церквей и ризницы. Два образа, даръ Царей Іоанна и Годунова Троицкому Собору, осыпаны рѣдкой величины драгоцѣнными камнями. Тутъ же Рускіе Патріоты съ особенною вѣрою прикладываются къ образу Сергія, написанному на отломкѣ гробовой доски его и бывшему во всѣхъ походахъ съ Государемъ ПЕТРОМЪ Великимъ, и еще съ Царемъ Алексѣемъ Михайловичемъ: вотъ славное знамя Россіи! -- Между
   многими любопытными вещами я замѣтилъ Евангеліе Царевны Софіи и многія церковныя утвари, вышитыя самою Императрицею Анною, Которая отмѣнно любила женскія рукодѣлья. Елисавета Петровна подарила монастырю богатую служебную шапку и панагію, а Великая ЕКАТЕРИНА большіе золотые сосуды. Однимъ словомъ, здѣсь Всякой Руской Государь ознаменовалъ Свое царствованіе какимъ нибудь даромъ, кромѣ, естьли не ошибаюсь, ПЕТРА Великаго. Иностранцы, которые видали богатство Италіянскихъ и Гишпанскихъ монастырей, могутъ еще подивиться богатству Троицкой ризницы, большимъ серебрянымъ паникадиламъ, подсвѣчникамъ и другимъ украшеніямъ здѣшнихъ церквей. Серебряная рака Чудотворца Сергія есть конечно самая драгоцѣннѣйшая гробница въ свѣтѣ. Кромѣ щедрости Государей, кромѣ 100.000 душъ, бывшихъ во владѣніи у сего монастыря, вклады частныхъ людей также не мало способствовали его велелѣпію. Сіе отмѣнное усердіе къ лаврѣ не прохлаждается въ сердцахъ Россіянъ. Не только жители Москвы и въ радостяхъ и въ горестяхъ своихъ посѣщаютъ ее, но и другіе, изъ самыхъ отдаленныхъ мѣстъ отъ столицы, ѣздятъ сюда на богомолье. Святость Лавры торжествовала и въ наши времена: когда Москва и окрестности ея представляли ужасъ язвы -- когда всѣ деревни на Троицкой дорогѣ, и даже здѣшнія слободы были опустошены ею -- ни одинъ человѣкъ не заразился въ монастырѣ, отворенномъ для всѣхъ молельщиковъ, которые толпами приходили въ него.
   Между колокольнею и Троицкимъ Соборомъ стоитъ каменный обелискъ, сооруженный Митрополитомъ Платономъ. Тамъ, на бѣлыхъ мраморныхъ доскахъ, изображены четыре эпохи славы его и незабвенныя услуги, оказанныя имъ Россіи.
   1. Когда Димитрій, вдохновенный любовію къ отечеству, осмѣлился наконецъ, черезъ 200 лѣтъ удивительной робости Славянскаго потомства, сразиться съ Татарами, онъ спѣшилъ принять совѣтъ и благословеніе Сергія, который не только утвердилъ его въ семъ великомъ предпріятіи, но далъ ему и двухъ иноковъ, Пересвѣта и Ослябя, явившихъ себя Героями на полѣ сраженія. Хотя радость народа и торжество Димитрія были кратковременны: хотя злобный Тахтамышъ скоро послѣ опустошилъ Россію, взялъ и выжегъ Москву: однакожь на полѣ Куликовскомъ исчезло гибельное суевѣріе Рускихъ, главная вина ихъ постыднаго рабства: они считали грозныхъ Татаръ бичемъ Небеснымъ, Которому ничто не могло противиться. Такимъ образомъ великодушный Князь Александръ, Герой на берегахъ Невы, ужасъ Шведовъ и храбрыхъ Нѣмецкихъ Рыцарей, унижался передъ Батыемъ и Сартакомъ -- не стыдился смиренно молить ихъ о помилованіи Россіи. Богатыри его: Полоченинъ Хабрый, Миша Новогородецъ, Сава Сильный, Ратмиръ Смѣлый, не дерзали поднять руки на Татарина! Но Димитрій далъ примѣръ, и великій Князь Іоаннъ имъ воспользовался; свергнулъ иго -- и Москва въ стѣнахъ своихъ увидѣла плѣнныхъ Князей Татарскихъ.
   2. Въ мятежное царствованіе Шуйскаго Троицкій монастырь былъ осажденъ Поляками, которые требовали, чтобы онъ сдался Лжедимитрію, извѣстному подъ именемъ Тушинскаго . Архимандритъ Іосафъ съ Воеводами Долгорукимъ и Голохвастовымъ изъявили непріятелю одно презрѣніе. Начались приступы, кровопролитныя сраженія, и монахи вмѣстѣ съ малочисленными стрѣльцами умирали на стѣнахъ; святые гимны христіянскіе, которые день и ночь не умолкали въ храмахъ Троицы, были для Рускихъ гимнами битвы. Дѣло невѣроятное! цѣлая армія болѣе года осаждала монастырь, истощила всѣ усилія, и наконецъ отступила. -- Троицкая обитель увѣнчала подвигъ свой тѣмъ, что отправила къ Царю всѣ церковныя сокровища: ибо ему нужны были деньги для содержанія войска.
   3. Когда недостойные бояре и гнусные измѣнники свели съ престола нещастнаго Шуйскаго и впустили Поляковъ въ Москву злодѣйствовать, тогда Троицкіе Патріоты, Архимандритъ Діонисій и Келарь Авраамъ Палицынъ писали грамоты во всѣ города и молили гражданъ вспомнить отечество. Трубецкій, ими убѣжденный, собралъ войско и приступилъ къ Москвѣ, но не могъ или не хотѣлъ усмирить мятежниковъ въ своей арміи. Пожарскій остановился въ Ярославлѣ: Келарь Палицынъ спѣшилъ къ нему, заклиналъ его не медлить, самъ отправился съ войскомъ къ столицѣ, былъ въ сраженіяхъ и способствовалъ побѣдамъ. Козаки, требуя жалованья, взбунтовались: начальники Троицкаго монастыря, не имѣя денегъ, прислали имъ ризы, стихари, жемчужныя эпитрахили; мятежники были тронуты, ничего не взяли, и клялись быть вѣрными. -- -- Столица освободилась отъ ига; юный Михаилъ царствовалъ, но Польскій Королевичь Владиславъ называлъ себя Царемъ Рускимъ и и скоро осадилъ Москву, не могъ взять ее, и Приступилъ къ Троицкому монастырю -- но тамъ были еще живы побѣдители Сапѣги и Пана Лисовскаго: храбрые иноки снова явились на стѣнахъ съ Келаремъ Авраамомъ, и такъ славно отразили Владислава, что онъ потерялъ надежду завоевать престолъ Россійскій -- заключилъ перемиріе съ монастыремъ и требовалъ мира съ Россіею.
   5. Наконецъ юный ПЕТРЪ два раза находилъ въ стѣнахъ Троицкихъ убѣжище отъ злобы Стрѣльцовъ. Здѣсь вооружился онъ мечемъ правосудія для наказанія заговорщиковъ и твердостію прекратить умыслы Софіина властолюбія.
   Однимъ словомъ, Троицкая лавра съ самаго основанія своего была истиннымъ Рускимъ Палладіумомъ, и благочестивые старцы ея не только молитвами, но и дѣломъ ревностно служили отечеству. Вообще должно отдать справедливость Россійскому Духовенству: оно во всѣхъ народныхъ бѣдствіяхъ изъявляло героическій патріотизмъ -- и для того свирѣпство Поляковъ, желавшихъ спокойно тиранствовать въ Россіи, болѣе всего устремлено было противъ нашего Духовенства. Такъ добродѣтельный Патріархъ Эрмогенъ сдѣлался жертвою ихъ лютости и своей любви къ отечеству. Гетманъ Желковскій требовалъ отъ него, чтобы онъ запретилъ Пожарскому собирать войско, но сей великій мужъ отвѣчалъ ему: а кто же спасетъ Россію? и плавая въ крови своей, еще грозилъ Гетману правосудіемъ Неба и храбростію вѣрныхъ сыновъ отечества. Патріоты! вамъ надобно знать, что прахъ Эрмогена покоится въ Чудовѣ монастырѣ. Отъ того, что мы не имѣемъ порядочной Исторіи, славныя и великія дѣла предковъ намъ мало извѣстны; но ихъ довольно для пера краснорѣчиваго. Съ нѣкотораго времени намъ натвердили о Мининѣ и Пожарскомъ: ихъ любовь къ отечеству безъ сомнѣнія трогательна, но еще трогательнѣе для меня тогдашнее братское согласіе Рускихъ Воиновъ, изображенное сею милою, простою чертою въ нашихъ лѣтописяхъ: никакой ссоры между людьми Пожарскаго не бывало, но всѣ совѣстно и единомышленно другъ съ другомъ поступали. Вотъ что должно быть въ памяти всѣхъ Рускихъ! Мы со слезами читаемъ въ Греческой Исторіи, съ какимъ усердіемъ маленькія Республики высылали гражданъ своихъ противъ Царя Персидскаго: у насъ была такая же эпоха. Рускіе съ радостію отдавали имѣніе и жизнь отечеству. На примѣръ: Смоленскъ осажденъ Сигизмундомъ, жители окрестныхъ мѣстъ оставляютъ и домы и семейства свои въ жертву Полякамъ, чтобы спѣшить къ Пожарскому подъ знамя отечества!
   Я съ любопытствомъ взглянулъ на Троицкія пушки, бросавшія громъ на Поляковъ, и разсматривалъ остатки оружія, которымъ ихъ разили храбрые иноки. Здѣсь была особенная палата, наполненная бердышами, мечами и пищалями; но Генералъ-Фельдцейрмейстеръ Шуваловъ по указу Императрицы Елисаветы Петровны взялъ сіе древнее оружіе въ Петербургъ; осталась только нѣкоторая часть его на память монастырю
   Въ Лаврѣ двѣ библіотеки: одна принадлежитъ Семинаріи, а другая монастырю; первая состоитъ изъ 6000 книгъ, иностранныхъ и Рускихъ, историческихъ, нравоучительныхъ, богословскихъ, и проч; а во второй однѣ церковныя книги и рукописи. Въ Россіи, подобно Какъ и во всѣхъ другихъ земляхъ, монахи во время общаго невѣжества были почти единственными хранителями любопытныхъ манускриптовъ. Всѣ историческія рукописи были изъ Троицкой библіотеки посыланы къ ЕКАТЕРИНѢ Великой, Которая столь ревностно занималась нашею Исторіею; но мнѣ сказывали, что въ нихъ нѣтъ никакихъ важныхъ отмѣнъ противъ напечатанныхъ лѣтописей.
   Къ любопытнымъ вещамъ въ лаврѣ принадлежитъ и большой колоколъ, въ 4000 пудъ вѣсомъ, первой въ Россіи и въ цѣломъ свѣтѣ, такъ, что и славный Китайскій не можетъ съ нимъ равняться. Вѣроятно, что онъ и навсегда останется первымъ: вкусъ къ огромнымъ колоколамъ проходитъ. Троицкіе всѣ называются особенными именами: Годуновъ, Лебедь, Переспоръ, и проч. -- Видъ съ колокольни (превышающей двумя или тремя саженями Ивана Великаго) отмѣнно хорошъ; монастырскія окрестности живописны.
   Еще недавно сломанъ Троицкій каменный дворецъ Царя Іоанна Васильевича. Архитектура нынѣшняго дворца не показываетъ древности. Странно, что въ архивѣ монастырской не нашлось никакихъ записокъ о его построеніи. Знаютъ только, что онъ назывался Писаревскимъ, и что Тихонъ Писаревъ былъ Троицкимъ Архимандритомъ около 1720 году; слѣдственно можно заключить, что онъ и построенъ въ это время; внутри же украшенъ лѣпною работою при Елисаветѣ Петровнѣ. Зала, расписанная бирюзовою краскою, представляетъ въ барельефахъ всѣ побѣды ПЕТРА Великаго, съ девизами не дурно вымышленными. Я съ большимъ удовольствіемъ смотрѣлъ на барельефы и читалъ надписи. Въ двухъ комнатахъ стоятъ алебастровыя изображенія всѣхъ нашихъ Князей и Государей съ самаго Рюрика, сдѣланныя съ медалей, которыя не весьма удачно изобрѣтены художникомъ. На примѣръ, Святославъ, чудесный Герой своего времени, столь прекрасно и живо описанный Несторомъ, изображенъ какимъ-то смиреннымъ Игумномъ: ни одной черты геройской! лицо Годунова характернѣе другихъ; оно безъ сомнѣнія есть также вымыселъ; въ его время у насъ не писали портретовъ, воображая, что это грѣхъ, и что одни лица Святыхъ достойны живописи. Любопытно знать, когда и съ кого былъ написанъ первый портретъ въ Россіи ? -- ПЕТРЪ Великій могъ еще жить въ этомъ дворцѣ, онъ часто бывалъ въ Троицкомъ монастырѣ и часто бралъ деньги изъ монастырской казны, давая собственноручныя росписки, которыя и теперь хранятся въ лаврѣ. Онъ посылалъ Архимандрита въ церковь, оставался съ Келаремъ, и дружески спрашивалъ: есть ли у нихъ деньги? Келарь отвѣчалъ: ,,какъ не быть для Вашего Величества?" и приносилъ мѣшки. Надобно знать, что Троицкіе Архимандриты не вмѣшивались въ экономію монастыря: ею занимались всегда Келари. Я слышалъ сіи подробности отъ такого человѣка, которому онѣ извѣстны по вѣрному преданію. -- Садъ подлѣ дворца, состоящій изъ алей сѣнистыхъ, вокругъ немалаго пруда, и большое зданіе, гдѣ живутъ семинаристы, называются также Писаревскими.
   Троицкая Семинарія, заведенная при Государынѣ Елисаветѣ Петровнѣ, есть одно изъ главныхъ духовныхъ училищъ въ Россіи. Въ ней всѣхъ учениковъ около 400, изъ которыхъ 150 на полномъ казенномъ содержаніи. Кромѣ древнихъ языковъ, здѣсь учатъ Французскому и Нѣмецкому. Это похвально: кому надобно проповѣдывать, тотъ долженъ знать Боссюэта и Массильйона. Нѣкоторые изъ здѣшнихъ монаховъ говорили со мною по-Французски, а важные учители вмѣшивали въ свой разговоръ латинскія фразы. Они доказывали мнѣ, что ученость привѣтлива: ходили со мною и все показывали съ видомъ искренней услужливости. Наука даетъ человѣку какое-то благородство во всякомъ состояніи.
   Въ лаврѣ погребены многіе знаменитые люди; и читая списокъ ихъ, я нашелъ множество именъ, которыхъ уже нѣтъ въ нашихъ дворянскихъ книгахъ: на примѣръ, Князей Пожарскихъ, Горбатыхъ, Гагиныхъ, Ряполоскихъ, Воротынскихъ. Князья Долгорукіе имѣли бы право возобновить фамилію Пожарскихъ, которой послѣдняя отрасль, внука (естьли не ошибаюсь) Князя Дмитрія Михайловича, вышла за Долгорукаго; съ нею исчезло сіе имя, столь любезное для Рускихъ! -- Мнѣ показывали гробъ славнаго Архимандрита Діонисія. Я спросилъ, гдѣ лежатъ кости добродѣтельнаго Келаря Авраама? и къ сожалѣнію услышалъ, что Преосвященный Платонъ, любя великихъ мужей Россіи, напрасно искалъ его могилы; время сокрыло ее завѣсою тайны. Извѣстно только по запискамъ монастырскимъ, что Авраамъ оставилъ по кончинѣ своей: мало богатства, но много славы. -- Въ Успенскомъ Соборѣ погребена единственная Лифляндская Королева въ свѣтѣ, Марѳа Владиміровна, двоюродная Племянница Царя Іоанна Васильевича и супруга Магнуса, столь извѣстнаго въ нашей Исторіи. Iоаннъ игралъ судьбою сего Датскаго Принца; давалъ ему города, чтобы снова отнимать ихъ, велѣлъ лифляндцамъ быть ему вѣрными, и жестоко наказывалъ ихъ за сію вѣрность; пожаловалъ его въ Короли, и взялъ въ плѣнъ. Нѣжная супруга раздѣляла съ Магнусомъ непостоянную судьбу его; она по любви къ нему отказалась отъ Россіи, когда онъ прибѣгнулъ наконецъ къ защитѣ Польши, и горести сократили жизнь ее. -- Въ часовнѣ, при церкви Сошествія Св. Духа, стоитъ гробъ ученаго Грека Максима, еще болѣе добродѣтельнаго, нежели ученаго. Онъ противился браку Великаго Князя Василія Іоанновича съ Княжною Глинскою, находя его незаконнымъ -- былъ сосланъ въ заточеніе, возвращенъ при Іоаннѣ и жилъ въ Троицкомъ монастырѣ, когда Царь, послѣ своей тяжкой болѣзни, съ Царицею и съ сыномъ пріѣхалъ въ сію обитель. Узнавъ о намѣреніи его отправиться въ Кириловскій монастырь, Философъ Максимъ всячески уговаривалъ Государя остаться въ Москвѣ, доказывая, что Богъ во всѣхъ мѣстахъ равно присутствуетъ, и что гораздо лучше царствовать добродѣтельно, нежели скитаться по отдаленнымъ монастырямъ. Видя же, что Іоаннъ не принимаетъ его совѣта, онъ предсказалъ ему кончину Царевича. Такъ повѣствуетъ Курбскій, говоря, что благочестивый Максимъ призывалъ къ себѣ Князя Мстиславскаго, Адашева и его самого, заклиная ихъ удержать Царя. Но Іоаннъ не послушался, и предсказаніе сбылось. Сей анекдотъ дѣлается еще любопытнѣе своимъ послѣдствіемъ. Въ монастырѣ Св. Николая, на берегу рѣки Яхромы, путешествующій Царь желалъ увидѣться съ однимъ старымъ монахомъ, который прежде былъ Епископомъ, и котораго любилъ отецъ его. Князь Щербатовъ говоритъ, что лѣтописцы наши не сказываютъ имени сего монаха, а сохранили только его прозваніе Топорковъ. Почтенный Историкъ ошибся: Князь Курбскій именуетъ его Севастіаномъ, прибавляя, что онъ былъ родомъ изъ Лифляндіи, и за его злыя дѣла лишенъ Епископскаго сана по смерти Василія Іоанновича. Сей чернецъ совѣтовалъ Царю быть истинно самодержавнымъ, отнять всю власть у Бояръ и царствовать Ужасомъ. Іоаннъ, по словамъ Курбскаго, такъ плѣнился коварнымъ совѣтомъ монаха, что поцѣловалъ руку его съ восторгомъ, сказавъ: самъ отецъ мой не могъ бы присовѣтовать мнѣ лучше!.. Царевичь Димитрій скончался дорогою; скоро умерла добродѣтельная Царица Анастасія; Іоаннъ началъ свирѣпствовать, и къ семейственнымъ утратамъ своимъ прибавилъ еще важнѣйшую: потерю любви народной. -- Умный Историкъ долженъ разсказывать такіе анекдоты: ибо они любопытны и показываютъ образъ мыслей времени; но онъ имѣетъ еще и другую обязанность: разсуждать, и сказки отличать отъ истины. Подлѣ Успенскаго Собора вростаетъ въ землю маленькая, желѣзомъ крытая палатка, гдѣ погребена фамилія Годуновыхъ: Царь Борисъ, супруга его, сынъ Ѳеодоръ и нещастная Ксенія. Кто не остановится тутъ подумать о чудныхъ дѣйствіяхъ властолюбія, которое дѣлаетъ людей великими благодѣтелями и великими преступниками? Естьли бы Годуновъ не убійствомъ очистилъ себѣ путь къ престолу, то Исторія назвала бы его славнымъ Государемъ; и царскія его заслуги столь важны, что Рускому Патріоту хотѣлось бы сомнѣваться въ семъ злодѣяніи: такъ больно ему гнушаться памятію человѣка, который имѣлъ рѣдкій умъ, мужественно противоборствовалъ государственнымъ бѣдствіямъ и страстно хотѣлъ заслужить любовь народа. Но что принято, утверждено общимъ мнѣніемъ, то дѣлается нѣкотораго роду святынею; и робкій Историкъ, боясь заслужить имя дерзкаго, безъ критики повторяетъ лѣтописи. Такимъ образомъ Исторія дѣлается иногда эхомъ злословія... Мысль горестная! Холодный пепелъ мертвыхъ не имѣетъ заступника, кромѣ нашей совѣсти: все безмолвствуетъ вокругъ древняго гроба! глубокая тишина его прерывается только благословеніями или проклятіемъ идущихъ мимо и читающихъ гробовую надпись. Что, естьли мы клевещемъ на сей пепелъ; естьли несправедливо терзаемъ память человѣка, вѣря ложнымъ мнѣніямъ, принятымъ въ лѣтопись безсмысліемъ или враждою?.. Но я пишу теперь не Исторію; слѣдственно не имѣю нужды рѣшить дѣла, и признавая Годунова убійцею Святаго Димитрія, удивляюсь Небесному правосудію, Которое наказало сіе злодѣйство столь ужаснымъ и даже чудеснымъ образомъ.
  

(Окончаніе въ слѣдующемъ нумере.)

  

Историческія воспоминанія, вмѣстѣ съ другими замѣчаніями, на пути къ Троицѣ и въ семъ монастырѣ.

(Окончаніе.)

  
   Борисъ Годуновъ (*) былъ одинъ изъ тѣхъ людей, которые сами творятъ блестящую судьбу свою и доказываютъ чудесную силу Натуры. Родъ его не имѣлъ никакой знаменитости, и воспитаніе тогдашняго времени не могло воспалить въ немъ того страстнаго честолюбія, развить той великой хитрости, которыя составляютъ его характеръ. Двадцати лѣтъ онъ сдѣлался извѣстенъ при Дворѣ въ должности Рынды или оруженосца; для чего надлежало ему быть пріятной наружности: ибо иностранцы, описывая Дворъ Царей нашихъ, замѣчаютъ отмѣнную красоту юношей, которые, въ длинной бѣлой одеждѣ, носили передъ Государями оружіе въ ихъ торжественныхъ выходахъ. Борисъ умѣлъ пріобрѣсти благосклонность Малюты Скуратова, любимца Іоаннова; женился на его дочери, былъ пожалованъ въ Кравчіе, игралъ ролю Дружки на свадьбѣ Царя, и наконецъ выдалъ сестру свою за Царевича Ѳеодора: изъ чего можно заключить о великой милости Іоанновой къ Годунову. Кончина сего Государя и слабость Ѳеодора открыли ему дальнѣйшіе виды властолюбія. Будучи только семнадцатымъ Членомъ Тайнаго Совѣта. (**), онъ сдѣлался единственною его душею: однихъ удалилъ, другихъ преклонилъ на свою сторону, и властвовалъ въ Россіи. Иностранные Писатели называютъ его торжественно-объявленнымъ Протекторомъ Государства; но онъ въ самомъ дѣлѣ имѣлъ только властолюбіе и разумъ Кромвеля, не имѣя его титула: Рускіе лѣтописцы даютъ ему одно имя Конюшаго. Мирное и кроткое царствованіе Ѳеодора, послѣ ужасовъ Іоаннова, казалося народу и дворянству истиннымъ золотымъ вѣкомъ: такъ выгодно быть преемникомъ жестокаго Царя! А какъ всѣ знали, что Ѳеодоръ мало занимался государственными дѣлами, то вся слава правленія относилась къ Годунову, который своею мудрою дѣятельностію, благоразумною политикою въ разсужденіи иностранныхъ Державъ, правосудіемъ внутри государства, ласковымъ обхожденіемъ съ Боярами и щедростію къ народу (***) заслужилъ общее уваженіе и любовь. Онъ воспитывалъ сына своего сообразно съ тайнымъ, великимъ его назначеніемъ; призвалъ для того изъ Нѣмецкой земли ученыхъ мужей и явилъ въ Россіи первый образецъ моральнаго образованія, достойный самыхъ просвѣщенныхъ временъ. Димитрія уже не было.... Увѣривъ Россію въ своей рѣдкой мудрости. Годуновъ спокойно ожидалъ слѣдствій; онъ предвидѣлъ скорую кончину Ѳеодора, слабаго душею и тѣломъ.
  
   (*) Нeсправедливость нашихъ лѣтописцeвъ въ разсужденіи сего Царя заставила меня войти здѣсь въ нѣкоторыя подробности.
   (**) Онъ состоялъ изъ 31 чeловѣка.
   (***) Доходы его простирались до 90,000 руб.
  
   Надежда его исполнилась. Общій гласъ наименовалъ Годунова Царемъ (*), когда на тронѣ пресѣкся родъ Князей Варяжскихъ и Царица Ирина отказалась отъ правленія. Россія въ первый разъ избрала себѣ Государя, торжественно и свободно. Бояре и народъ, Патріархъ и Духовенство предложили ему вѣнецъ отечества. Xитрый Годуновъ хотѣлъ показать, что твердая душа его не ослѣпляется блекрмъ трона, и съ скромнымъ величіемъ отвергнулъ корону; но Іовъ умолялъ его, народъ требовалъ, сама Царица просила -- и Борисъ съ видомъ глубокой горести отвѣтствовалъ наконецъ, что онъ изъ повиновенія соглашается властвовать!
  
   (*) Одни Шуйскіе и Григорій Годуновъ тому противились.
  
   Ложный слухъ о вооруженіяхъ хана Крымскаго благопріятствовалъ тонкой политикѣ Годунова: онъ желалъ увѣрить Россіянъ, что безопасность отечества ему дороже сана Царскаго -- отложилъ священный обрядъ вѣнчанія и велѣлъ собираться войску. Серпуховъ былъ свидѣтелемъ великаго зрѣлища: тамъ въ нѣсколько недѣль собралось болѣе 200,000 воиновъ (*): армія, какой еще въ Россіи никогда не видали! Бояре и дворянство хотѣли изъявить отмѣнное усердіе новому Государю; вооружили столько людей, сколько могли набрать въ своихъ помѣстьяхъ, и явились въ станѣ со всѣмъ блескомъ восточной роскоши. Годуновъ прибылъ въ сей необозримый станъ какъ на пиръ великолѣпный, который давала ему довольная и щастливая Россія; бранный шлемъ украшалъ тогда голову его не хуже вѣнца Царскаго. Но Казигирей требовалъ мира и прислалъ Мурзъ своихъ быть свидѣтелями славы и величія Царя Россійскаго. Пораженные зрѣлищемъ безчисленнаго войска, стоявшаго въ ружьѣ на пространствѣ семи верстъ, они отъ страха и трепета едва могли говорить съ Царемъ. Въ станѣ начались пиршества, которыхъ описаніе кажется намъ даже романическимъ. Цѣлыя шесть недѣль Государь угощалъ ежедневно болѣе 10000 человѣкъ, въ богатыхъ ставкахъ, на серебряныхъ блюдахъ; раздавалъ денеги простымъ воинамъ, а чиновниковъ дарилъ золотыми парчами и бархатомъ; наконецъ, утвердивъ миръ съ Татарами, заключилъ ежедневныя празднества обѣдомъ для всего войска: изъявилъ ему благодарность за усердіе, и съ торжествомъ возвратился въ Москву, принять корону отъ Патріарха. Властолюбивая Годунова душа блаженствовала въ сіе время. Едва ли какое нибудь другое царствованіе начиналось столь великолѣпно и славно: можно ли было ожидать такого конца ужаснаго?
  
   (* )Маржеретъ говоритъ, пятьсотъ тысячь.
  
   Принимая вѣнецъ, Годуновъ со слезами клялся быть правосуднымъ, человѣколюбивымъ, отцомъ народа. Онъ старался исполнить обѣтъ свой. Лѣтописцы наши, столь не охотно отдающіе ему справедливость, признаются, что Борисъ любилъ въ судахъ правду, и что въ его время не лилась кровь человѣческая на эшафотахъ; но все, чего можно было не сказать въ похвалу Годунова, ими умолчено: на примѣръ, какъ онъ облегчалъ бремя налоговъ; какъ хотѣлъ прекратить разныя злоупотребленія власти, вредныя для народа (*); какъ во время общихъ бѣдствій, которыми Богъ посѣтилъ Россію въ его правленіе, истощилъ онъ всю казну Царскую на благодѣянія... Провидѣнію не угодно было, чтобы намѣреніе Годунова исполнилось, и чтобы Россія въ его время начала уже спорить съ другими Державами въ успѣхахъ гражданскаго искусства; но онъ имѣлъ сіе намѣреніе, и мы должны быть признательны къ чрезвычайнымъ дѣйствіямъ ума во мракѣ самаго невѣжества. Царь Борисъ, по увѣренію иностранныхъ Писателей (**), хотѣлъ ввести въ Россію науки съ художествами; любилъ великихъ людей, и всячески убѣждалъ славнаго Англійскаго Математика Ди пріѣхать въ Москву; отправлялъ молодыхъ дворянъ въ другія земли (***) учиться; взялъ въ Рускую службу многихъ Нѣмецкихъ офицеровъ -- однимъ словомъ, хотѣлъ употребить тѣ же способы для просвѣщенія Россіи, которые сто лѣтъ послѣ были увѣнчены совершеннымъ успѣхомъ въ рукахъ ПЕТРА Великаго. Но Судьба не позволила ему царствовать долѣе осьми лѣтъ; не позволила ему и въ сіе краткое время спокойно заниматься благомъ отечества, омрачивъ Россію ужасами и бѣдствіями. Годуновъ сдѣлалъ все, чего можно требовать отъ человѣческой мудрости, когда она должна сражаться съ ожесточеннымъ рокомъ. Очевидцы, Маржеретъ и Петрей, описали намъ его удивительную попечительность о спасеніи народа во время страшнаго голоду, который два года свирѣпствовалъ въ Россіи. Царь ежедневно раздавалъ бѣднымъ 50000 рублей (****); отправлялъ лекарства и большія суммы денегъ въ Смоленскъ, опустошаемый язвою; истребилъ цѣлую армію злодѣевъ, которые подъ начальствомъ грознаго, отчаяннаго Хлопка, сего Рускаго Катилины, все жгли и грабили въ окрестностяхъ столицы. Въ самое то время, когда государство было жертвою неслыханныхъ золъ, Царь Борисъ, находя въ духѣ своемъ довольно твердости для ихъ отраженія, спокойно и величественно принималъ въ Москвѣ иностранныхъ Министровъ, удивлялъ ихъ велелѣпіемъ Двора, давалъ убѣжище Принцамъ (*****), сажалъ Царей на троны (******), заключалъ выгодные союзы, строилъ города и крѣпости, славился своимъ миролюбіемъ, дѣйствіемъ одной хитрой политики, безъ оружія, истребилъ опасныя Нагайскія орды, и безъ побѣдъ заставилъ Европейскія Державы (*******) уважать Россію болѣе прежняго. Послы Сигизмунда III, Королей Датскаго и Шведскаго, Елисаветы Англійской и преемника ея, славныхъ городовъ Ганзейскихъ., надменнаго Папы, Императора Рудольфа и наконецъ завоевателя Восточнаго, Персидскаго Шаха Аббаса, благоговѣли передъ трономъ Годунова... И сего Монарха, о которомъ ПЕТРЪ Великій отзывался съ уваженіемъ, и котораго имя самъ Царь Михаилъ велѣлъ сохранить на Иванѣ Великомъ, не смотря на то, что родитель его былъ гонимъ Борисомъ; сего Монарха, говорю, лѣтописцы наши не стыдятся описывать безумнымъ злодѣемъ, увѣряя, что онъ, для пріобрѣтенія любви народной, жегъ Москву, тайно умерщвлялъ старыхъ Монахинь, изъ фамиліи Романовыхъ (********), научалъ слугъ доносить на господъ своихъ въ нелѣпостяхъ, и даже самъ грабилъ съ ними домы Бояръ (*********)! Мы, слава Богу! живемъ въ такія времена, въ которыя можемъ и должны разсуждать; изъясняемъ характеръ человѣка дѣломъ, и дѣло характеромъ человѣка; знаемъ, что властолюбіе умныхъ людей не всегда бываетъ чуждо злодѣйству, но что для вѣроятности сего злодѣйства надобно доказать связь его съ пользою властолюбія. Годуновъ, ослѣпленный страстію, могъ ужаснымъ образомъ пролить невинную, святую кровь для пріобрѣтенія короны: къ нещастію рода человѣческаго мы находимъ такія страшныя дѣла въ Исторіи; но почти всѣ другія мнимыя преступленія его кажутся мнѣ нелѣпостями, достойными грубыхъ льстецовъ, которые хотѣли злословіемъ льстить царствующей Фамиліи Романовыхь. Безпристрастный Историкъ конечно осудить въ немъ безпокойную подозрительность въ разсужденіи нѣкоторыхъ знатныхъ фамилій: она была причиною ссылки Романовыхъ; она заставила его мѣшать брачнымъ союзамъ Бояръ и терпѣть шпіонство; но должно вспомнить характеръ того времени; должно вспомнить, что Борисъ царствовалъ скоро послѣ Іоанна, который дозволялъ себѣ не такіе ужасы въ случаѣ малѣйшаго сомнѣнія. Онъ не родился Государемъ; а подозрительность гораздо извинительнѣе въ избранномъ, нежели въ наслѣдственномъ Монархѣ. Послѣдній въ самой колыбели уже казался намъ властелиномъ; но люди таковы, что имъ трудно считать земнымъ богомъ человѣка, который нѣкогда былъ наравнѣ съ ними. Годуновъ могъ думать, что знатные Бояре не охотно ему повинуются; и хотѣлъ быть осторожнымъ, сдѣлался притѣснителемъ. Иностранные Писатели (**********) замѣчаютъ, что онъ весьма рѣдко показывался народу: не трудно угадать причину: Годуновъ-Царь боялся напомнить ему лицомъ своимъ Годунова-подданнаго -- страхъ неизвѣстный наслѣдственнымъ Вѣнценосцамъ! -- Къ чести моральнаго характера его должно Бамѣтить, что онъ былъ нѣжнымъ отцомъ и супругомъ. Москва въ царствованіе Вориса не видала при
   Дворѣ тѣхъ соблазнительныхъ, развратныхъ сценъ, которыя описаны Курбскимъ, и которыми она гнушалась послѣ въ царствованіе Лжедимитрія: тамъ сіяло одно великолѣпіе и соблюдалась строгая благопристойность. Усердная набожность принадлежитъ также къ характеру Годунова; не льзя сомнѣваться въ ея искренности, когда онъ пожертвовалъ ей жизнью любимаго сына, велѣвъ его больнаго, въ холодный зимній день, нести въ церковь (***********). Никто изъ Рускихъ Царей чаще Бориса не бывалъ въ монастырѣ Троицкомъ и въ другихъ святыхъ обителяхъ. Можетъ быть угрызеніе совѣсти влекло его къ олтарямъ Религіи, которая самыхъ преступниковъ не отвергаетъ, и льетъ бальзамъ на сокрушенное тайнымъ раскаяніемъ сердце.
  
   (*) Cм. Манифeстъ Годунова, отысканный Милеромъ въ Cибирскихъ Архивахъ.
   (**) Мильтона, Петрея, и проч.
   (***) Ихъ послано было 18 въ Швецію и въ Нѣмецкую землю. Троe изъ нихъ служили при Дворѣ Карла IX вь Штокгольмѣ.
   (****) Cм. Пeтрея и Маржерeта. Oнъ нарочно завeлъ строeнія, чтобы бѣдныe люди, имъ питаeмыe, моrли трудами быть полезны государству. Иванъ Вeликій остался монументомъ сerо благодѣянія.
   (*****) Швeдскому.
   (******) Касимовскаrо.
   (*******) Cамъ жeстокой Авторъ Ядра Россійской Исторіи въ этомъ признается -- нe Хилковъ, а Ceкретарь или Перeводчикъ его, истинный сочинитель сeй книrи, какъ-то открылось по найдeннымъ запискамъ въ Архивѣ Иностр. Коллегіи.
   (********) Евфимію Никитишну, жeну Князя Ивана Васильeвича Cыцкаго.
   (*********) Cм. Ядро Россійской Исторіи.
   (**********) Маржeретъ.
   (**********) Cм. Флетчера.
  
   Уже Россія забывала свои бѣдствія; рука дѣятельнаго правленія залечила язвы ея; изобиліе, порядокъ и благоустройство начинали царствовать (*)... Вдругъ все перемѣнилось !... Сей Царь, мудрый и сильный, на котораго смотрѣла съ почтеніемъ Европа и Азія, уступаетъ тронъ свой Польскому бродягѣ!.. Вотъ любопытная эпоха нашей Исторіи, трудная, но весьма занимательная для ума историческаго. Онъ долженъ рѣшить важное сомнѣніе, не только для Россіи, но и для Европы; рѣшить не иначе, какъ собравъ довольное число вѣроятностей для произведенія моральнаго увѣренія. Xотя Историкъ судитъ безъ свидѣтелей; хотя не можетъ допрашивать мертвыхъ: однакожь истина всегда зараниваетъ искры для наблюдателя безпристрастнаго; дол-жно отыскать ихъ въ пеплѣ -- и тогда происшествіе объясняется.
  
   (*) Маржерeтъ, вѣрный слуга Лжедимитрія и слѣдственно недоброжeлатель Годунова, пишeтъ, что Россія была тогда сильнѣe и щастливѣе прежняго.
  
   Естьли Небесное правосудіе хотѣло наказать Годунова, то оно не могло избрать ужаснѣйшаго способа для сего наказанія, какъ воскресивъ имя убіеннаго для пораженія убійцы; и естьли Годуновъ подлинно отравилъ себя ядомъ, то безразсудное его отчаяніе можно только изъяснить непосредственнымъ дѣйствіемъ вышняго Промысла и безпокойной совѣсти (*): ибо онъ въ самомъ дѣлѣ не имѣлъ еще никакихъ причинъ бояться самозванца, на голову побитаго Царскою арміею и не смѣвшаго вытти изъ Путивля, гдѣ едва ли было у него и 5000 сброднаго войска (**). Внезапная смерть Годунова, молодость Царя Ѳеодора, несогласіе Бояръ и наконецъ измѣна неблагодарнаго Басманова открыли ему путь къ Москвѣ. -- Что принадлежитъ до тогдашней народной ненависти къ Царю Борису, о которой говоритъ Князь Щербатовъ, то я не вижу рѣшительныхъ ея доказательствъ. Извѣстно непостоянство народа, онъ могъ быть обольщенъ чудесною новостію и слѣдовать за лжедимитріевыми знаменами безъ всякой особенной ненависти къ Борису, который правленіемъ своимъ не заслужилъ ее. Скорѣе повѣрю я Татищеву, что Бояре не любили тогда Годунова: ибо онъ, запретивъ крестьянамъ переходить съ мѣста на мѣсто, отнялъ у сильныхъ и богатыхъ господъ средство разорять бѣдныхъ дворянъ, то есть переманивать ихъ земледѣльцевъ къ себѣ. Татищевъ находитъ въ семъ законѣ причину гибели Царя Бориса и нещастнаго семейства его. Но Патріоту не хотѣлось бы оскорблять памяти старинныхъ Бояръ Рускихъ и думать, что грубое корыстолюбіе могло привязать ихъ къ успѣхамъ самозванца.
  
   (*) Маржерeтъ и Пeтрей, бывшіе тогда въ Россіи, говорятъ, что ударъ прекратилъ жизнь его; нѣкоторые иностранцы думали, что измѣнникъ Петръ Басмановъ далъ ему яду; а наши лѣтописцы утвeрждаютъ, что Борисъ самъ себя отравилъ
   (**) Вотъ тогдашнеe состояніe дѣлъ: самозванeцъ, побитый Шуйскимъ, ушeлъ въ Путивль съсвоими Ieзуитами; Воевода Cендомирскій, отецъ Марины, уѣхалъ назадъ въ Польшу; часть Борисовой арміи нe могла взять Рыльска, занятаго eдиномышленниками Отрепьева; главная армія осаждала Кромы, и начальники ея ссорились мeжду собою.
  
   Ничто по крайней мѣрѣ не мѣшаетъ намъ жалѣть о добродѣтельной Борисовой супругѣ (отъ которой онъ, по словамъ одной лѣтописи нашей, таилъ непохвальныя дѣла свои) -- о юномъ и прекрасномъ Ѳеодорѣ, котораго умъ и свойства единодушно прославляютъ всѣ Рускіе лѣтописцы, и который, подобно Англійской Аннѣ Грей, нашелъ на тронѣ одну преждевременную смерть -- -- наконецъ о любезной Ксеніи, столь милой доброму сердцу по самымъ ужаснымъ ея бѣдствямъ. Едва оплакавъ кончину достойнаго жениха своего, Принца Датскаго, она лишилась Родителя -- видѣла убіеніе матери, брата, и была жертвою гнуснаго сластолюбія убійцы ихъ. Ея жизнь угасла въ слезахъ подъ сводомъ монастырской кельи.
   Шуйскій, сдѣлавшись Царемъ, велѣлъ перевести тѣло Годунова изъ Варсонофьевскаго монастыря въ Троицкій и похоронить его честно, вмѣстѣ съ супругою и дѣтьми, при Успенскомъ Соборѣ. Симъ изъявилъ онъ уваженіе къ памяти Годунова, который любилъ его. На лѣвой сторонѣ отъ Собора, съ краю, лежитъ Царица; подлѣ нее Борисъ; въ третьемъ гробѣ Ксенія, а въ четвертомъ Ѳеодоръ. Всякой, кто знаетъ исторію отечества, кто умѣетъ цѣнить характеры и дѣла, будучи въ лаврѣ, захочетъ видѣть эту смиренную палатку; устремитъ на нее глаза съ любопытствомъ; скажетъ: "вотъ чѣмъ должно кончиться земное властолюбіе!" и примолвитъ: "Богъ судитъ тайныя злодѣянія; а мы должны хвалить Царей за все, что они дѣлаютъ для славы и блага отечества!" -- -- --
   Изъ монастыря поѣхалъ я въ село Деулино, до котораго будетъ версты 4 отъ Троицы. Тутъ заключенъ съ Поляками миръ при Царѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ, не славный, однакожь въ тогдашнихъ обстоятельствахъ благодѣтельный для Россіи. Она уступила Польшѣ Смоленскъ и еще нѣсколько городовъ; за то Королевичь Владиславъ отказался отъ своихъ требованій на престолъ Россійскій, и возвратилъ изъ плѣна Филарета Никитича. Три раза съѣзжались Министры: въ первый разъ (по словамъ лѣтописцевъ) они побранились, въ другой едва не подрались, а въ третій заключили миръ на 14 лѣтъ. Поляки, выходя изъ Россіи, конечно не думали, что имъ уже никогда не возвращаться въ ея предѣлы. Деулинскій трактатъ былъ послѣднимъ дѣйствіемъ трагедіи, которую они столько лѣтъ играли въ нашемъ отечествѣ. Воображая ихъ неистовства -- грабежи, убійства, всякаго роду насилія -- я вижу дѣйствіе Небеснаго правосудія, которое дозволило потомству отмстить за предковъ, избравъ ЕКАТЕРИНУ Великую для совершенія удара. Взаимная ненависть двухъ народовъ рано или поздно кончится гибелію одного изъ нихъ.
   Г. Миллеръ замѣчаетъ, что многіе мѣстечки и деревни въ Россіи, гдѣ заключались трактаты съ Швеціею и Польшею, или совсѣмъ исчезли или перемѣнили свои имена: такимъ образомъ, возвращаясь изъ Сибири, между Тихвина и Старой Ладоги онъ напрасно искалъ села Столбова, гдѣ подписанъ былъ трактатъ съ Шведами. Заполье и Андруссово, гдѣ въ 1582 и 1667 году Россія заключила миръ съ Поляками, также намъ неизвѣстны. Но Деулино и самая деревянная церковь, построенная Троицкимъ Архимандритомъ Діонисіемъ и Келаремъ Авраміемъ на память миру, служатъ до нынѣ предметомъ любопытства для Рускихъ,
   знающихъ свою Исторію. -- Не далеко отъ Деулинской церкви видны еще остатки укрѣпленій: Рускихъ или Польскихъ, не извѣстно. Тамошній Священникъ, о которомъ пишетъ Г. Миллеръ, и который разговаривалъ съ нимъ о Польской войнѣ, давно умеръ. Я не видалъ нынѣшняго, и не могъ узнать, столько ли онъ свѣдущъ въ Рускихъ древностяхъ, какъ его предмѣстникъ.
   Такимъ образомъ два дни прошли для меня въ историческихъ воспоминаніяхъ, дѣлающихъ мѣста и предметы любопытными. Исторія въ нѣкоторыхъ лѣтахъ занимаетъ насъ гораздо болѣе романовъ; для зрѣлаго ума истина имѣетъ особенную прелесть, которой нѣтъ въ вымыслахъ. Въ самомъ грустномъ расположеніи, въ которомъ цвѣты разума и воображенія не веселятъ насъ, человѣкъ можетъ еще съ какимъ-то меланхолическимъ удовольствіемъ заниматься Исторіею: тамъ все говоритъ о томъ, что было, и чего уже нѣтъ!..
  

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

1802.

  
   Историческія воспоминанія и замѣчанія на пути къ Троицѣ и въ семъ монастырѣ (ч. 4, No 15, 16, стр. 207--226, 287--304; ч. 5, No 17, стр. 30-- 47), подписано В. Ф., статья H. M. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 1, стр. 458. Здѣсь описываются тѣ мѣста по дорогѣ въ Троицкую Лавру, которыя ознаменованы историческими событіями. Алексѣевское (описаніе дворца, расположеніе и внутренность комнатъ); въ Ростокинѣ народъ встрѣтилъ царя Іоанна IV, возвращавшагося въ Москву, послѣ взятія Казани; въ лѣво отъ большой дороги находится село Тайнинское, гдѣ царь Алексѣй Михайловичь занимался соколиною охотою; въ Пушкинѣ былъ взятъ подъ стражу бояринъ Ив. Андр. Хованскій; въ Братовщинѣ останавливались для отдыха цари Московскіе на пути къ Троицѣ; въ 12 верстахъ отъ Лавры находится село Вздвиженское, гдѣ жили нѣкоторое время цари Іоаннъ и Петръ Алексѣевичи и царевна Софія; въ семи верстахъ отъ монастыря находится гора Волкуша; тутъ архимадритъ Троицкой Лавры благословлялъ народъ, который съ Мининымъ и Пожарскимъ шелъ освобождать Москву. За этимъ слѣдуеть краткое описаніе Лавры (ея мѣстоположенія, собора, ризницы, обелиска митрополита Платона, библіотеки, колокольни, колоколовъ, дворца, семинаріи) и перечислены знаменитые роды, погребенные въ Лаврѣ. Окончаніе статьи посвящено краткому обзору величія, съ которымъ царстствовалъ Борись Годуновъ. Въ 4 верстахъ отъ Лавры находится сего Деулино, гдѣ заключенъ миръ съ Поляками, при царѣ Михаилѣ Ѳедоровичѣ.
  

Странность.

   Французъ, которой жилъ долго въ Россіи и возвратился въ свое отечество, публикуетъ оттуда въ Московскихъ газетахъ {Въ первыхъ нумерахъ Декабря мѣсяца.}, что онъ близь Парижа завелъ пансіонъ для Рускихъ молодыхъ дворянъ, и приглашаетъ родителей отправить къ нему изъ Россіи дѣтей своихъ на воспитаніе, обѣщая учить ихъ всему нужному, особливо же языку Рускому! Живучи въ уединеніи, я не знаю, что другіе подумали о такомъ объявленіи. Мнѣ кажется оно болѣе смѣшнымъ, нежели досаднымъ: ибо я увѣренъ, что наши дворяне не захотятъ воспользоваться благосклоннымъ предложеніемъ господина N. N. Французы вѣтрены -- были и будутъ! Снисходительной человѣкъ во многомъ извиняетъ ихъ легкомысліе. Иначе какъ вздумать, чтобы родители въ отечествѣ нашемъ не имѣли способовъ воспитывать дѣтей, и могли безразсудно удалить ихъ отъ себя, забыть священный долгъ свой и ввѣрить судьбу юныхъ сердецъ чужому, неизвѣстному человѣку? Мы готовы платить Французамъ, или другимъ иностранцамъ, за уроки въ ихъ языкахъ, которые нужны для благороднаго Россіянина и служатъ ему средствомъ просвѣщенія: у насъ есть деньги, но у насъ есть и разсудокъ. Мы знаемъ первый и святѣйшій законъ Природы, что мать и отецъ должны образовать нравственность дѣтей своихъ, которая есть главная часть воспитанія; мы знаемъ, что всякой долженъ расти въ своемъ отечествѣ и заранѣе привыкать къ его климату, обычаямъ, характеру жителей, образу жизни и правленія; мы знаемъ, что въ одной Россіи можно сдѣлаться хорошимъ Рускимъ -- а намъ, для государственнаго щастія, не надобно ни Французовъ, ни Англичанъ! Пусть въ нѣкоторыя лѣта молодой человѣкъ, уже приготовленный къ основательному разсужденію, ѣдетъ въ чужія земли узнать европейскіе народы, сравнять ихъ физическое и гражданское состояніе съ нашимъ, чувствовать даже и самое ихъ превосходство во многихъ отношеніяхъ! Я не боюсь за него: сердце юноши оставляетъ у насъ предметы нѣжнѣйшихъ чувствъ своихъ; оно будетъ стремиться къ намъ изъ отдаленія; подъ яснымъ небомъ южной Европы онъ скажетъ: хорошо; но въ Россіи семейство мое, друзья, товарищи моего дѣтства! Онъ будетъ многому удивляться, многое хвалить, но не полюбитъ никакой страны болѣе отечества. Человѣкъ можетъ иногда ненавидѣть землю, въ которой онъ жилъ долго; но всегда, всегда любитъ ту, въ которой воспитывался: истина важная для отцевъ семейства, и понятная для всякаго разума! Впечатлѣнія юности составляютъ главную драгоцѣнность души; они всего для насъ милѣе, подобно какъ самой простой весенній цвѣтокъ радуетъ насъ болѣе пышной лѣтней розы. Мѣсто, которое напоминаетъ человѣку первыя дѣйствія сердца и разума его, будетъ для него пріятнѣйшимъ мѣстомъ въ свѣтѣ. Естьли отецъ пошлетъ десятилѣтняго сына своего на пять или на шесть лѣтъ въ чужую землю, то чужая земля будетъ для сына отечествомъ: она дастъ ему первыя моральныя, сильныя чувства, и сама Натура привяжетъ его къ ней милыми, неразрывными узами. Возрастъ отрока есть развитіе нравственности и души; отъ 10 до 15 лѣтъ рѣшится судьба нашей жизни и чувствительности.
   Когда благоразумный человѣкъ надолго ѣдетъ въ какую нибудь землю, то онъ старается заранѣе узнать ея обычаи, и естьли не дѣломъ, то хотя воображеніемъ привыкаетъ къ нимъ, зная, что непривычка къ образу мыслей и жизни тѣхъ людей, съ которыми намъ ежедневно быть должно, производитъ для насъ многія, существенныя непріятности. А сынъ мой, которому опредѣлено жить и умереть въ Россіи, поѣдетъ образовать душу свою во Францію? Ему надобно знать Рускихъ, съ которыми у него одно гражданское и моральное щастіе: а я пошлю его къ Французамъ? Положимъ. что всѣ Европейскіе народы съ нѣкотораго времени сближаются между собою характеромъ; но различіе все еще велико, и навсегда останется въ свойствахъ, обычаяхъ и нравахъ, происходящихъ отъ климата, образа правленія, судьбы нашихъ предковъ и другихъ причинъ, еще неизъясненныхъ Философами.
   Господинъ N. N., учредитель Парижскаго пансіона, скажетъ намъ: "вы должны согласиться, что человѣкъ еще важнѣе гражданина: а человѣкъ можетъ лучше образоваться во Франціи, нежели въ Россіи." Первое справедливо: на второе не согласимся. Мы уже, слава Богу! не варвары; у насъ есть всѣ способы просвѣщенія, какія только могутъ найтись во Франціи; и тамъ и здѣсь учатъ одному, по однимъ Авторамъ и книгамъ. Самый Французской языкъ можно въ Петербургѣ или въ Москвѣ узнать такъ же хорошо, какъ въ Парижѣ; положимъ, что и не такъ хорошо: но нѣкоторыя совершеннѣйшія его оттѣнки награждаютъ ли за моральный и политическій вредъ чужестраннаго воспитанія? Природный языкъ для насъ важнѣе Французскаго, а господинъ N. N., не смотря на свое милостивое обѣщаніе, не выучитъ дѣтей нашихъ въ Парижѣ говорить такъ хорошо по Руски, какъ они здѣсь выучатся. Питомцы его, черезъ 6 или 7 лѣтъ возвратясь въ Россію, стали бы терзать слухъ нашъ варварскими своими фразами; они сказали бы намъ: "мы говоримъ языкъ свой, мы знаемъ Математики; мы представляемъ наши постенія согражданамъ {Такія фразы слыхали мы отъ Рускихъ Французовъ. Нѣкоторые изъ нихъ утверждаютъ даже, что нашъ языкъ не имѣетъ правилъ. Нещастные!}" -- а сограждане назвали бы ихъ глупцами, невѣждами, дурно-воспитанными людьми; ибо кто не знаетъ своего природнаго языка, тотъ конечно дурно воспитанъ, хотя бы зналъ наизусть и всѣ книги Браминовъ; они сказали бы симъ полу-Галламъ: "за чѣмъ вы къ намъ пріѣхали? за чѣмъ не остались во Франціи? Мы не признаемъ васъ земляками своими; вы недостойны называться Рускими, которые гордятся языкомъ Святослава, Владимира, Пожарскаго, ПЕТРА Великаго. Вы не имѣете отечества, ибо и самые Французы, не смотря на то, что вы прекрасно даете чувствовать нѣмое Е, не признаютъ васъ Французами!"... И добродушные родители, лишивъ себя неизъяснимаго удовольствія видѣть въ лицѣ и въ душѣ милыхъ дѣтей постепенное развитіе красоты физической и нравственной, вмѣсто благовоспитанныхъ людей увидѣли бы въ нихъ Французскихъ обезьянъ или попугаевъ, которые наименовали бы имъ всѣхъ Парижскихъ актеровъ, а не умѣли бы съ чувствомъ проинести священнаго имени Россіи, отца, матери и согражданъ!
   Но я, подобно славному рыцарю Дон-Кишоту, сражаюсь съ вѣтреными мельницами, принимая ихъ за исполиновъ. Конечно никто изъ благоразумныхъ дворянъ Россійскихъ не подумаетъ отправить дѣтей своихъ въ пансіонъ къ господину N. N., надъ которымъ безъ сомнѣнія и самые Французы смѣются.
  

О. О.

  

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

Составил М. Полуденскій

   Странность (ч. 1, No 2, стр. 52--57), подписано О. О, статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 606. Французъ, жившій долго въ Россіи, возвратясь въ свое отечество, объявляетъ, что завелъ близь Парижа пансіонъ для русскихъ молодыхъ людей. Авторъ излагаетъ подробно свои замѣчанія о воспитаніи русскихъ за границею.
  
  

О почетномъ легіонѣ

   Въ Монитёрѣ напечатанъ органическій уставъ Почетнаго Легіона, который, не смотря на умную, ораторскую рѣчь Луціана Бонапарте, кажется странною выдумкою. Его не льзя назвать дворянствомъ: ибо онъ не даетъ никакихъ гражданскихъ преимуществъ; не льзя назвать рыцарскимъ Орденомъ: ибо всякой Орденъ имѣлъ какую нибудь цѣль, а Легіонъ никакой не имѣетъ; особенная клятва Членовъ быть защитниками Правленія должна быть клятвою всѣхъ Французовъ. Онъ будетъ наградою храбрости и добродѣтели, говорятъ Консулы: въ чемъ же состоитъ cія награда? въ имени и въ жалованьи; но люди никогда не повѣрятъ имени, естьли они не знаютъ человѣка; оно будетъ всегда пустымъ титуломъ, когда не соединено съ особенными гражданскими выгодами. Что касается до жалованья, то не могло ли Правительство давать пенсій по извѣстнымъ заслугамъ, безъ всякаго рыцарскаго обезьянства въ такой землѣ, гдѣ сіи учрежденія противны кореннымъ политическимъ законамъ? Какая нужда дѣлить всю Францію на Когорты, назначать удѣлы, заводить большіе и малые Совѣты, то есть особенныя правленія въ общемъ, и единственно для того, чтобы нѣкоторымъ людямъ дать жалованье? Политическая мудрость соразмѣряетъ во всякомъ отношеніи средства съ дѣйствіями: Почетный Легіонъ представляетъ удивительную сложность въ средствахъ для произведенія весьма обыкновеннаго дѣйствія. Потомство не на мраморныхъ доскахъ Легіона будетъ искать славныхъ именъ, а въ Исторіи. Естьли Бонапарте и на золотой доскѣ велитъ написать имя Генерала Мену, Европа не будетъ уважать его. -- А такъ называемыя Легіонныя гостинницы въ самомъ дѣлѣ ничто иное, какъ трактиры; должно вычитать изъ жалованья Членовъ нужную сумму для ихъ содержанія въ сихъ домахъ. Мы еще не упомянули объ одной выгодѣ легіонныхъ воиновъ: въ чрезвычайныхъ засѣданіяхъ Совѣта будутъ говорить похвальное слово всякому, кто умретъ изъ нихъ; это обѣщаетъ по крайней мѣрѣ успѣхи краснорѣчію.
  

(Изъ Анг. Вѣд.)

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

   27. Извѣстія и замѣчанія. IV. (ч. 4, No 15, стр. 242). О почетномъ легіонѣ и о похитителяхъ, двѣ статьи редактора, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 1, стр. 539.
  
  

Анекдотъ.

  
   Шесть человѣкъ, молодыхъ, пылкихъ, добрыхъ пріятелей, сидѣли за ужиномъ въ трактирѣ Крестовскаго острова въ П -- ѣ. Въ числѣ ихъ былъ Ліодоръ, Секретарь Графа N. N., прекрасный лицомъ, любезный характеромъ. они веселились безъ памяти, стучали рюмками, шумѣли и смѣялись такъ громко, что ихъ можно было слыøать на улицѣ. Мало по малу шумъ затихъ: любовь сдѣлалась предметомъ разговора. Молодость откровенна, особливо въ часъ за полночь и въ кругу сверстниковъ. У каждаго было сердце на языкѣ; всякой разсказывалъ о своихъ желаніяхъ; надеждахъ, успѣхахъ, и неудачахъ. Ліодоръ наименовалъ Эмилію -- и всѣ закричали: "какъ ты щастливъ, естьли она тебя любитъ!" Эмилія была одною изъ первыхъ Мо--скихъ красавицъ. Ліодоръ вынулъ изъ записной книжки портретъ ея съ девизомъ: твоя до гроба! Восклицанія: "какъ ты щастливъ!" повторялись. "Ахъ! благодарю Судьбу!" сказалъ онъ: "кто имѣетъ прелестную невѣсту, вѣрнаго друга, добрыхъ пріятелей и 24 года отъ роду, тому не чего болѣе желать въ свѣтѣ!" Ліодоръ, говоря такимъ образомъ, съ горячностію обнималъ Милона, нѣжнаго друга своего. ... Между тѣмъ свѣчи догорѣли; самое веселье утомило молодыхъ людей: надлежало разстаться, впредь до скораго и радостнаго свиданія.
   Ліодоръ и Милонъ поѣхали вмѣстѣ на лодкѣ. Утренняя весенняя заря красила небо, отсвѣчиваясь въ зеркалѣ пышной рѣки. Ліодоръ былъ въ самомъ щастливѣйшемъ расположеніи, и говорилъ съ тихимъ восторгомъ: Какъ мила жизнь! Какъ все хорошо въ свѣтѣ! никогда еще душа моя не чувствовала такой живой благодарности къ Творцу! -- На берегу друзья простились; имъ надлежало итти въ разныя стороны. Ліодоръ остановился, взглянулъ назадъ, и видя, что Милонъ также стоитъ на одномъ мѣстѣ и смотритъ на него, бросился еще разъ обнять друга; глаза его наполнились слезами, радостными и сладкими..... Предчувствіемъ бѣдствія называемъ мы обыкновенно уныніе и тоску безъ извѣстной причины; но иногда таится оно въ какомъ-то необыкновенномъ и неизъяснимомъ сердечномъ удовольствіи. Щастье, готовясь оставить насъ, представляется сердцу во всей красотѣ своей и ласкаетъ его съ отмѣнною живостію. Судьба, поднимая руку съ мечемъ, другою сыплетъ цвѣты на жертву свою. По крайней мѣрѣ я замѣчалъ сей феноменъ.
   Ліодоръ нашелъ дома письмо изъ Мо--вы, въ которомъ увѣдомляли его объ Эмиліиной скоропостижной смерти!... Есть горести, которыхъ не должно описывать. Всякой по мѣрѣ своей чувствительности можетъ вообразить ихъ.
   Прошло около недѣли. Нещастный молодой человѣкъ наконецъ опомнился -- и глаза его искали друга. Милонъ во все это время не былъ у него, и даже не присылалъ объ немъ навѣдаться. Такая безпечная холодность казалась Ліодору преступленіемъ въ дружбѣ; онъ самъ поѣхалъ къ нему, чтобы имѣть печальное утѣшеніе сказать: "я въ отчаяніи, а ты не знаешь!" -- У воротъ дому встрѣтился ему Священникъ; на крыльцѣ онъ почувствовалъ духъ ладана, а въ залѣ увидѣлъ Милона лежащаго на столѣ: онъ умеръ наканунѣ!...
   Ліодоръ казался твердымъ: не плакалъ, не жаловался; обнялъ холодный трупъ съ горячностію -- и спѣшилъ къ своему начальнику, Графу N. N., который, взглянувъ на него, ужаснулся: на Ліодорѣ не было лица человѣческаго, онъ требовалъ своей отставки, не сказывая причины. Графъ вообразилъ, что умъ его въ безпорядкѣ, и совѣтовалъ ему ѣхать домой, обѣщая прислать къ нему Доктора. Ліодоръ улыбнулся.... Сія усмѣшка была послѣднимъ геройствомъ сердца его. Въ самую ту минуту вошелъ въ кабинетъ къ Графу одинъ изъ молодыхъ людей, съ которыми Ліодоръ за недѣлю передъ тѣмъ ужиналъ на островѣ, -- былъ такъ веселъ и щастливъ!.. онъ упалъ въ обморокъ.
   Черезъ нѣсколько дней Ліодоръ уѣхалъ изъ П -- а, съ намѣреніемъ, которое для него самого было неясно; онъ чувствовалъ только, что ему надобно перемѣнить мѣсто, когда судьба его такъ ужасно перемѣнилась. -- Открылась М -- ва, въ которую воображеніе и сердце его такъ часто летало, и куда онъ надѣялся возвратиться за тѣмъ, чтобы навѣки соединиться съ Эмиліею!.. Ліодоръ велѣлъ ѣхать прямо въ До -- ской монастырь. Начинало смеркаться: въ стѣнахъ его царствовала глубокая тишина, разительный образъ спокойствія могилъ, которыми онъ наполненъ. Въ семъ истинномъ жилищѣ мертвыхъ не видно было ни одного живаго существа; одни монументы представлялись взору, столь ужасные для того, кто еще ничего любезнаго не отдавалъ смерти, и столь привѣтливые для горестныхъ, положившихъ во гробъ милое! Между ими и смертію есть какая-то симпатія..... Ліодоръ былъ тамъ нѣкогда съ Эмиліею и вмѣстѣ съ нею плакалъ надъ гробомъ ея матери: подлѣ сего монумента лежалъ новой камень... Сердце нещастнаго любовника затрепетало; онъ бросился на колѣни -- цѣловалъ, омывалъ слезами Эмиліину могилу -- говорилъ съ мертвою какъ съ живою -- описывалъ ей отчаяніе любви своей -- душа его дѣлилась между небомъ и землею, стремясь къ остаткамъ тлѣннаго бытія любовницы и къ тому, что составляло жизнь и красоту его... въ сіи минуты, когда сердце рвется къ милымъ усопшимъ, подымается нѣкоторымъ образомъ таинственная завѣса вѣчности: мы чувствуемъ дыханіе безсмертныхъ -- осязаемъ, кажется, эѳирное существо ихъ. Живость сихъ восторговъ заставляетъ насъ думать, что они не совсѣмъ мечтательны, и что смерть не есть совершенный разрывъ сердецъ, которыя жили однимъ чувствомъ. Естьли мы, оставленные, умѣемъ нѣжно хранить память любезныхъ, то неужели они въ другой сферѣ бытія совсѣмъ нечувствительны къ нашей горести? Развѣ безсмертіе научило ихъ неблагодарности и непостоянству? какіе законы не уступятъ силѣ любви, когда надобно утѣшить милаго? и что останется нетлѣннаго въ душѣ, естьли въ ней любовь исчезаетъ?... Но сіи восторги не продолжительны; душа низпадаетъ въ горестную существенность и не находитъ вокругъ себя ничего, кромѣ безмолвія и непроницаемости гробовъ, а въ чувствахъ своихъ одинъ слабый лучь надежды.
   Въ семъ монастырѣ и въ сей вечеръ Ліодоръ видѣлъ одного старца, котораго Христіянская бесѣда чудеснымъ образомъ успокоила его сердце. Старецъ, говоря о суетѣ міра, указывалъ на гробы!.. онъ утѣшалъ молодаго человѣка, но единственно такъ, какъ утѣшаетъ Религія -- не мечтами, не видами новыхъ удовольствій въ жизни, а необходимостію покоряться таинственной Волѣ Всевышняго.
   Ліодоръ поѣхалъ въ свою деревню въ Во -- ской Губерніи, окруженную густыми лѣсами. Не далеко оттуда есть монастырь, основанный (какъ говоритъ преданіе) въ шестомъ-надесять вѣкѣ однимъ нещастнымъ отцомъ и супругомъ, который служилъ въ войскѣ Царя, возвратился въ свое помѣстье и не нашелъ ни дому, ни жены, ни дѣтей: они сгорѣли во время его отсутствія. Онъ построилъ монастырь и былъ въ немъ первымъ монахомъ. Ліодоръ рѣшился слѣдовать его примѣру и навѣки отказаться отъ міра. Начальникъ тамошняго Духовенства, мужъ благоразумный, совѣтовалъ ему прежде испытать сердце свое, и назначилъ для него три года искуса. Молодой человѣкъпоселился въ сей уединенной обители, и два года служилъ примѣромъ строгой жизни древнихъ христіянскихъ отшельниковъ. Господинъ П *** (который разсказывалъ своимъ пріятелямъ сей анекдотъ) видѣлъ его въ исходѣ втораго года. Ліодоръ казался въ душѣ и въ сердцѣ мертвымъ для свѣта; на блѣдномъ лицѣ его изображалось какое-то величественное спокойствіе; онъ не хотѣлъ даже говорить о своихъ нещастіяхъ и потеряхъ. -- Господинъ П *** увидѣлся съ нимъ въ другой разъ черезъ нѣсколько мѣсяцевъ: Ліодоръ обрадовался ему, повелъ его гулять въ лѣсъ, и закраснѣвшись указалъ ему на одномъ деревѣ имя Эмиліи. Слезы полились изъ глазъ его; онъ началъ говорить объ ней; разсказывалъ всѣ обстоятельства своей исторіи съ великою живостію, и слушалъ съ великимъ вниманіемъ, когда Господинъ П ***, удивленный его перемѣною, совѣтовалъ ему возвратиться въ свѣтъ. "Нѣтъ!" отвѣчалъ молодой человѣкъ: "я не хочу быть предметомъ насмѣшекъ. -- Вотъ гробъ мой!" примолвилъ онъ со вздохомъ, входя въ монастырскія ворота.
   Черезъ полгода Господинъ П *** узналъ, что Ліодоръ умеръ, будучи выгнанъ изъ монастыря за непристойные поступки, которыхъ я не хочу описывать!!... Вотъ феноменъ человѣческаго сердца!
   Нѣтъ, нѣтъ! будемъ нещастливы, когда угодно Провидѣнію отнимать у насъ радости, но останемся на сценѣ до послѣдняго акта -- останемся въ училищѣ горестей до той минуты, какъ таинственный звонокъ перезоветъ насъ въ другое мѣсто! -- А вы, молодые люди, въ нещастіяхъ и въ потеряхъ своихъ не обманывайте себя мыслію, что рана ваша неизцѣлима: нѣтъ! юное сердце, пылая жизнію, излечается отъ горестей собственною внутреннею силою -- и сіе выздоровленіе обновляетъ его чувствительность къ удовольствіямъ жизни. -- Иное дѣло, когда человѣкъ, подобно вечернему солнцу, приближается къ своему западу: тогда единственно утраты бываютъ невозвратимы; но и тогда, чтобы не дѣйствовать вопреки плану Натуры, не должно умирать для свѣта прежде смерти. Естьли между гробомъ и нами нѣтъ уже никакого земнаго желанія; естьли не можемъ наконецъ быть дѣятельны для своего щастія, то будемъ дѣятельны хотя для разсѣянія, хотя для удовольствія другихъ людей, опираясь на якорь Религіи, которая, подобно надеждѣ, бросаетъ его человѣку въ бѣдствіяхъ, но не обманываетъ человѣка такъ, какъ надежда, ибо ничего не обѣщаетъ ему въ здѣшнемъ свѣтѣ!
  

Р. П.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

   Анекдотъ (ч. 6, No 22; стр. 108--116), подписано Р. П. Разсказъ Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд Смирдина, т. 3, стр. 538.

Извѣстія и Замѣчанія.

Москва.

  
   14 Октября, въ исходѣ втораго часа по полудни, мы чувствовали легкое землетрясеніе, которое продолжалось секундъ двадцать и состояло въ двухъ ударахъ или движеніяхъ. Оно шло отъ востока къ западу, и въ нѣкоторыхъ частяхъ города было сильнѣе, нежели въ другихъ: на примѣръ (сколько можно судить по разсказамъ) на Трубѣ, Рожественкѣ и за Яузою. Въ иныхъ мѣстахъ его совсѣмъ не примѣтили. Оно не сдѣлало ни малѣйшаго вреда и не оставило никакихъ слѣдовъ, кромѣ того, что въ стѣнѣ одного погреба (въ Городской Части) оказались трещины, а въ другомъ отверстіе въ землѣ, на аршинъ въ окружности. Такія землетрясенія называются въ Физикѣ колебательными (* Ихъ раздѣляютъ на три рода: одно колeблетъ землю, другое разрываетъ ее, третье извергаетъ пламя.) (tremblement de terre d'оsсillаtiоn). Удары были чувствительнѣе въ высокихъ домахъ; почти во всѣхъ качались люстры, въ иныхъ столы и стулья. Многіе люди, не вѣря глазамъ, вообразили, что у нихъ кружится голова. Работники, бывшіе на Спаской башнѣ, увѣряютъ, что стѣны ея тряслися. Тѣ, которые шли по улицѣ или ѣхали, ничего не чувствовали, и большая часть жителей только на другой день узнала, что въ Москвѣ было землетрясеніе. Оно не есть новое и чрезвычайное явленіе въ нашемъ климатѣ, какъ нѣкоторые думаютъ; земли, лежащія еще гораздо ближе къ сѣверу, бываютъ ему подвержены. Лѣтописи наши говорятъ о землетрясеніи, которое случилось въ Москвѣ при Князѣ Васильѣ Васильевичѣ Темномъ (въ самый тотъ день, какъ Xанъ Татарскій отпустилъ его изъ плѣна), и которое ужаснуло народъ: ибо онъ, по невѣжеству и суевѣрію, вообразилъ, что сей естественный случай предзнаменуетъ моральныя и государственныя бѣдствія: какъ будто бы тогдашняя Москва еще мало страдала, видя Князя своего въ безчестномъ плѣну, Татаръ властелинами Россіи, все отечество въ горести, и бывъ за три мѣсяца передъ тѣмъ жертвою пламени, которое всѣ домы ея обратило въ кучу пепла! Достойно замѣчанія, что и тогда землетрясеніе случилось въ Октябрѣ мѣсяцѣ, и также послѣ весьма жаркаго лѣта и засухъ, какія были у насъ въ нынѣшній годъ. Сіи два происшествія раздѣлены тремя вѣками съ половиною: слѣдственно можемъ надѣяться, что и впредь столько же времени пройдетъ въ Москвѣ безъ порыва сихъ воздушныхъ массъ, заключенныхъ во глубинѣ земли, которыя (по мнѣнію Физиковъ), будучи тѣснимы огнемъ, съ бурнымъ стремленіемъ ищутъ себѣ выхода. Поблагодаримъ судьбу, удалившую насъ отъ средоточія Волкановъ! Вообразимъ жителей острововъ Антильскихъ, Филиппинскихъ, Архипелага, Сициліи, особливо Япона: тамъ землетрясеніе почти столь же обыкновенно, какъ у насъ сильная гроза лѣтомъ; но они спокойно наслаждаются жизнію! Таковы люди: привычка дѣлаетъ ихъ нечувствительными къ самымъ ужасамъ Натуры.
   Теперь съ любопытствомъ ожидаемъ извѣстій изъ чужихъ краевъ: вѣроятно, что Московское легкое землетрясеніе было только эхомъ какого нибудь сильнаго въ другомъ мѣстѣ. Иногда двѣ части міра вдругъ трепещутъ на своемъ основаніи: такъ Лиссабонское землетрясеніе отдалось въ Америкѣ; но удары имѣютъ всегда одинъ центръ. Надобно знать, что во глубинѣ земли есть пустоты или каналы, которые идутъ въ разныя стороны, но имѣютъ сообщеніе между собою: въ нихъ-то свирѣпствуетъ воспаленный воздухъ, разливаясь какъ огненное море и въ одну минуту дѣйствуя на великомъ пространствѣ.
   Замѣчено, что землетрясенія бываютъ осенью чаще, нежели въ другое время года, и ночью, а не днемъ: Московское въ 1445 году случилось по лѣтописямъ въ самую полночь, а нынѣшнее удалилось отъ правила. -- Замѣчено также, что въ годы сихъ феноменовъ зимы бываютъ не холодны, а лѣта плодородны.
   Густой и непрерывный туманъ, который у насъ до сего дня (* Писано 18 Октября.) продолжается, есть совсѣмъ необыкновенное явленіе и конечно имѣетъ связь съ землетрясеніемъ. Любопытно знать, произвело ли оно какое нибудь дѣйствіе въ окрестностяхъ Москвы: на примѣръ, не сокрылись ли нѣкоторые ручьи, не явились ли новые, не поднялись ли рѣки, и проч., что обыкновенно бываетъ слѣдствіемъ самыхъ легкихъ потрясеній.
  

-----

  
   Землетрясеніе, бывшее въ Москвѣ; пришло къ намъ отъ Iоническаго моря и всего болѣе свирѣпствовало въ Итакѣ, прославленной Гомеромъ. Въ Варшавѣ, Землинѣ и другихъ мѣстахъ оно было легко; но въ Бухарестѣ разрушились многіе домы и цeркви. Въ семъ городѣ явилось озеро, котораго зеленоватая вода нѣсколько часовъ весьма пахла сѣрою. Этна и Везувій уже давно не выбрасывали лавы. Физики приписываютъ тому всѣ нынѣшнія землетрясенія.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   27. Извѣстія и замѣчанія. Извѣстіе о бывшемъ въ Москвѣ землетрясеніи 14 Октября, 1802 года (описаніе хода землетрясенія и его послѣдствій), статья редактора, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 581. (ч. 6, No 21, стр. 69-76, No 24, стр. 347).

Извѣстія и Замѣчанія.

Швeйцаpiя.

  
   Президентъ Швейцарскаго Сейма, славный Алойсъ Редингъ, Генералъ Ауфдермауръ и Цирихскій ученый Гирцель, взяты подъ стражу Французскимъ Генераломъ Неемъ и заключены какъ преступники въ Арбургской крѣпости. Эрлахъ, Ваттенвиль и другіе Бернскіе Аристократы также (какъ слышно) будутъ посажены въ темницу... Всѣ тѣ, которые занимаются происшествіями времени, судьбою государствъ и человѣчества, по справедливости должны были удивиться такому дѣйствію строгости, напоминающему жестокія правила Революціи. Мы сомнѣваемся въ патріотической добродѣтели Рединга и друзей его, и не хвалимъ Бернской Олигархіи, которую они хотѣли возстановить; но Франціи ли наказывать сихъ гражданъ? Когда бы Сеймъ сопротивлялся, тогда бы Генералъ Ней имѣлъ неограниченное право завоевателей; но обѣщать мирное посредство и схватить безоружныхъ людей какъ преступниковъ -- самыхъ тѣхъ, которыхъ Бонапарте звалъ Въ Парижъ для совѣта, и которые торжественно объявили, что они не хотятъ противиться силѣ -- кажется намъ великою несправедливостію. Не Франція ли ввергнула Швейцарію въ хаосъ анархіи? не Франція ли способствовала многимъ революціямъ въ Гельветическомъ правленіи? не ея ли Министры были главною опорою тамошнихъ честолюбцевъ? Слѣдственно она менѣе всѣхъ другихъ Европейскихъ Державъ можетъ винить Швейцаровъ; признавъ же, Люневильскимъ трактатомъ, ихъ независимость, должна была отказаться отъ средствъ насилія и деспотизма. Соглашаемся, что послѣдняя Гельветическая Конституція могла бы успокоить Швейцарію; соглашаемся, что Редингъ и друзья его только по личнымъ страстямъ хотѣли испровергнуть ее, но естьли всѣ Кантоны и города пристали къ нимъ, то они уже оправданы. Бонапарте могъ ввести Французское войско въ Гельвецію, но единственно для сохраненія порядка, для обузданія черни, для свободы выборовъ и законодательныхъ дѣйствій въ сей Республикѣ, а не для того, чтобы сажать въ темницу знаменитыхъ гражданъ, удостоенныхъ общей довѣренности. Каковъ ни есть Редингъ, но сограждане почитаютъ его; вліяніе, которое онъ имѣетъ на общую волю, есть дѣйствіе свободы ихъ, и законно, естьли они составляютъ народъ независимый. Должно помогать сосѣдамъ, но не должно быть ихъ притѣснителемъ.
   Мысль собрать Депутатовъ Гельвеціи въ Парижѣ льститъ самолюбію Консула, но оскорбительна для патріотизма Швейцаровъ, которые умѣли быть свободными гораздо прежде Французовъ и безъ униженія не могутъ явиться въ передней гражданина Талерана. Естьли отрасль древней славной фамиліи кажется намъ почтенною; естьли великія дѣла человѣка бросаютъ какой-то лучь на самыхъ отдаленныхъ его потомковъ: то Швейцары могутъ требовать всеобщаго уваженія. Они не Чизальпинцы, пожалованные Консульскимъ указомъ въ преемники древнихъ Римлянъ. Не въ тѣсномъ и шумномъ Парижѣ, гдѣ люди всегда превращали басню Хамелеона въ истину, но среди гордыхъ Альпъ, гдѣ болѣе четырехъ вѣковъ гремѣло имя свободы -- на равнинахъ, гдѣ пастухи, одушевленные любовію къ отечеству, истребляли лучшія Европейскія арміи -- среди величественныхъ предметовъ Натуры и славныхъ воспоминаній народнаго геройства должны сыны Гельвеціи совѣтоваться о благѣ страны ихъ и средствахъ Воскресить патріотизмъ въ гражданахъ. Пусть тамъ легіоны Французскіе въ почтительномъ отдаленіи окружатъ ихъ своими дружескими щитами, чтобы революціонная необузданность -- сіе чудовище, которое родилось во Франціи -- не мѣшала спокойному дѣйствію умовъ и законодательной мудрости! Пусть Бонанарте, какъ другъ народнаго благоденствія, объявитъ имъ свое мнѣніе о лучшемъ образѣ правленія для Гельвеціи, не требуя Депутатовъ передъ Консульской тронъ свой! Тогда онъ поступилъ бы какъ великодушный властелинъ и герой добродѣтели; а теперь поступаетъ -- какъ Генералъ Европы, дающій воинскіе строгіе приказы!
   Знаемъ, что власть и сила могутъ смѣяться надъ идеями Филантроповъ; знаемъ, что о вкусахъ спорить недолжно (по старинной Латинской пословицѣ), и что иному пріятнѣе жить въ какомъ нибудь великолѣпномъ замкѣ, нежели въ храмѣ богини Кліо; но въ такомъ случаѣ не надобно уже думать о славѣ, не надобно говорить о потомствѣ, справедливости, мнѣніи вѣковъ: ибо не Префекты Сен-Клудскаго замка будутъ писать Исторію !
   Слышно, что Министръ Талеранъ изготовилъ уже новѣишую Конституцію для Швейцаріи къ пріѣзду Депутатовъ въ Парижъ. Французы набили руку въ семъ дѣлѣ: нигдѣ не сочиняется столько романовъ и конституцій, какъ въ Парижѣ!
   Гельветическое Правительство обнародовало свое оправданіе, которое еще болѣе обвиняетъ его въ глазахъ народа. Оно говоритъ, что Швейцары заслуживаютъ свое бѣдствіе, дерзнувъ возстать противъ властей своихъ; но можетъ ли назваться народною та власть, которую ненавидитъ народъ? а сію ненависть заслужило Гельветическое Правительство своею безразсудною жестокостію противъ нещастнаго Цириха. И можетъ ли избранное Республиканское начальство говорить такія грубости всей націи, то есть, утверждать, что она безразсудна, не знаетъ своей пользы и во всемъ виновата? Демосѳенъ жестоко бранилъ Аѳинянъ, но онъ говорилъ какъ простой гражданинъ; начальство избранное, унижая народъ, ослабляетъ собственную силу свою, которую оно единственно отъ него получило. Гельветическое Правительство должно было или молчать, или говорить только о заблужденіи нѣкоторыхъ, а не всѣхъ. Надобно по крайней мѣрѣ сохранять пристойность, когда уже справедливость нарушена.
   Къ нещастію, мы не видимъ еще, какъ миръ и благоденствіе могутъ быть возстановлены въ бѣдной Швейцаріи.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   X. (ч. 6, No 24, стр, 330). Статья редактора о Швейцаріи, перепеч. въ П. С. С., т. 1, стр. 544, изд. Смирдина.
  

О любви къ отечеству и народной гордости.

  
   Любовь къ отечеству можетъ быть физическая, моральная и политическая.
   Человѣкъ любитъ мѣсто своего рожденія и воспитанія. Сія привязанность есть общая для всѣхъ людей и народовъ; есть дѣло Природы, и должна быть названа физическою. Родина мила сердцу не мѣстными красотами, не яснымъ небомъ, не пріятнымъ климатомъ, а плѣнительными воспоминаніями, окружающими, такъ сказать, утро и колыбель человѣчества. Въ свѣтѣ нѣтъ милѣе жизни; она есть первое щастіе -- а начало всякаго благополучія имѣетъ для нашего воображенія какую-то особенную прелесть. Такъ нѣжные любовники и друзья освящаютъ въ памяти первый день любви и дружбы своей. Лапланецъ, рожденный почти въ гробѣ Природы, не смотря на то любитъ хладный мракъ земли своей. Переселите его въ щастливую Италію: онъ взоромъ и сердцемъ будетъ обращаться къ сѣверу, подобно магниту; яркое сіяніе солнца не произведетъ такихъ сладкихъ чувствъ въ его душѣ, какъ день сумрачный, какъ свистъ бури, какъ паденіе снѣга: они напоминаютъ ему отечество! -- Самое расположеніе нервъ, образованныхъ въ человѣкѣ по климату, привязываетъ насъ къ родинѣ. Не даромъ Медики совѣтуютъ иногда больнымъ лечиться ея воздухомъ; не даромъ житель Гельвеціи, удаленный отъ снѣжныхъ горъ своихъ, сохнетъ и впадаетъ въ меланхолію; а возвращаясь въ дикой Унтервальденъ, въ суровой Гларисъ, оживаетъ. Всякое растѣніе имѣетъ болѣе силы въ своемъ климатѣ: законъ Природы и для человѣка не измѣняется. -- Не говорю, чтобы естественныя красоты и выгоды отчизны не имѣли никакого вліянія на общую любовь къ ней: нѣкоторыя земли, обогащенныя Природою, могутъ быть тѣмъ милѣе своимъ жителямъ; говорю только, что сіи красоты и выгоды не бываютъ главнымъ основаніемъ физической привязанности людей къ отечеству: ибо она не была бы тогда общею.
   Съ кѣмъ мы расли и живемъ, къ тѣмъ привыкаемъ. Душа ихъ сообразуется съ нашею; дѣлается нѣкоторымъ ея зеркаломъ; служитъ предметомъ или средствомъ нашихъ моральныхъ удовольствій, и обращается въ предметъ склонности для сердца. Сія любовь къ согражданамъ или къ людямъ, съ которыми мы расли, воспитывались и живемъ, есть вторая, или моральная любовь къ отечеству, столь же общая, какъ и первая, мѣстная или физическая, но дѣйствующая въ нѣкоторыхъ лѣтахъ сильнѣе: ибо время утверждаетъ привычку. Надобно видѣть двухъ единоземцевъ, которые въ чужой землѣ находятъ другъ друга: съ какимъ удовольствіемъ они обнимаются и спѣшатъ изливать душу въ искреннихъ разговорахъ! Они видятся въ первый разъ, но уже знакомы и дружны, утверждая личную связь свою какими нибудь общими связями отечества! Имъ кажется, что они, говоря даже иностраннымъ языкомъ, лучше разумѣютъ другъ друга, нежели прочихъ: ибо въ характерѣ единоземцевъ есть всегда нѣкоторое сходство, и жители одного государства образуютъ всегда, такъ сказать, электрическую цѣпь, передающую имъ одно впечатлѣніе посредствомъ самыхъ отдаленныхъ колецъ или звеньевъ. -- На берегахъ прекраснѣйшаго въ мірѣ озера, служащаго зеркаломъ богатой Натурѣ, случилось мнѣ встрѣтить Голландскаго Патріота, который, по ненависти къ Штатгальтеру и Оранистамъ, выѣхалъ изъ отечества и поселился въ Швейцаріи между Ніона и Роля. У него былъ прекрасной домикъ, физической Кабинетъ, библіотека; сидя подъ окномъ, онъ видѣлъ передъ собою великолѣпнѣйшую картину Природы. Ходя мимо домика, я завидовалъ хозяину, не знавъ его; познакомился съ нимъ въ Женевѣ, и сказалъ ему о томъ. Отвѣтъ Голландскаго флегматика удивилъ меня своею живостію: "Никто не можетъ быть щастливъ внѣ своего отечества, гдѣ сердце его выучилось разумѣть людей, и образовало свои любимыя привычки. Никакимъ народомъ не льзя замѣнить согражданъ. Я живу не съ тѣми, съ кѣмъ жилъ 40 лѣтъ, и живу не такъ, какъ жилъ 40 лѣтъ: трудно пріучить себя къ новостямъ, и мнѣ скучно!"
   Но физическая и моральная привязанность къ отечеству, дѣйствіе Натуры и свойствъ человѣка, не составляютъ еще той великой добродѣтели, которою славились Греки и Римляне. Патріотизмъ есть любовь ко благу и славѣ отечества, и желаніе способствовать имъ во всѣхъ отношеніяхъ. Онъ требуетъ разсужденія -- и по тому но всѣ люди имѣютъ его.
   Самая лучшая Философія есть та, которая основываетъ должности человѣка на его щастіи. Она скажетъ намъ, что мы должны любить пользу отечества, ибо нею неразлучна наша собственная, но его просвѣщеніе окружаетъ насъ самихъ многими удовольствіями въ жизни; что его тишина и добродѣтели служатъ щитомъ семейственныхъ наслажденій; что слава его есть наша слава; и естьли оскорбительно человѣку называться сыномъ презрѣннаго отца, то не менѣе оскорбительно и гражданину называться сыномъ презрѣннаго отечества. Такимъ образомъ любовь къ собственному благу производитъ въ насъ любовь къ отечеству, а личное самолюбіе гордость народную, которая служитъ опорою Патріотизма. Такъ Греки и Римляне считали себя первыми народами, а всѣхъ другихъ варварами; такъ Англичане, которые въ новѣйшія времена болѣе другихъ славятся Патріотизмомъ, болѣе другихъ о себѣ мечтаютъ.
   Я не смѣю думать, чтобы у насъ въ Россіи было не много Патріотовъ; но мнѣ кажется, что мы излишно смиренны въ мысляхъ о народномъ своемъ достоинствѣ -- а смиреніе въ Политикѣ вредно. Кто самого себя не уважаетъ, того безъ сомнѣнія и другіе уважать не будутъ.
   Не говорю, чтобы любовь къ отечеству долженствовала ослѣплять насъ и увѣрять, что мы всѣхъ и во всемъ лучше, но Руской долженъ по крайней мѣрѣ знать цѣну свою. Согласимся, что нѣкоторые народы вообще насъ просвѣщеннѣе: ибо обстоятельства были для нихъ щастливѣе, но почувствуемъ же и всѣ благодѣянія Судьбы въ разсужденіи народа Россійскаго; станемъ смѣло наряду съ другими, скажемъ ясно имя свое и повторимъ его съ благородною гордостію.
   Мы не имѣемъ нужды прибѣгать къ баснямъ и выдумкамъ, подобно Грекамъ и Римлянамъ, чтобы возвысить наше происхожденіе; слава была колыбелію народа Рускаго, а побѣда вѣстницею бытія его. Римская
   Имперія узнала, что есть Славяне, ибо они пришли и разбили ея легіоны. Историки Византійскіе говорятъ о нашихъ предкахъ, какъ о чудесныхъ людяхъ, которымъ ничто не могло противиться, и которые отличались отъ другихъ Сѣверныхъ народовъ не только своею храбростію, но и какимъ-то рыцарскимъ добродушіемъ. Герои наши въ девятомъ вѣкѣ играли и забавлялись ужасомъ тогдашней новой столицы міра: имъ надлежало только явиться подъ стѣнами Константинополя, чтобы взять дань съ Царей Греческихъ. Въ первомъ - надесять вѣкѣ Рускіе, всегда превосходные храбростію, не уступали другимъ Европейскимъ народамъ и въ просвѣщеніи, имѣя въ Религіи тѣсную связь съ Царемъ-градомъ который дѣлился съ нами плодами учености; и во время Ярослава были переведены на Славянской языкъ многія Греческія книги. Къ чести твердаго Рускаго характера служитъ то, что Константинополь никогда не могъ присвоить себѣ политическаго вліянія на отечество наше. Князья любили разумъ и знаніе Грековъ, но всегда готовы были оружіемъ наказать ихъ за малѣйшіе знаки дерзости.
   Раздѣленіе Россіи на многія владѣнія и несогласіе Князей приготовили торжество Ченгисъ-Хановыхъ потомковъ и наши долговременныя бѣдствія. Великіе люди и великіе народы подвержены ударамъ рока, но и въ самомъ нещастіи являютъ свое величіе. Такъ Россія, терзаемая лютымъ врагомъ, гибла со славою: цѣлые города предпочитали вѣрное истребленіе стыду рабства. Жители Владимира, Чернигова, Кіева принесли себя въ жертву народной гордости, и тѣмъ спасли имя Рускихъ отъ поношенія. Историкъ, утомленный сими нещастными временами, какъ ужасною безплодною пустынею, отдыхаетъ на могилахъ, и находитъ отраду въ томъ, чтобы оплакивать смерть многихъ достойныхъ сыновъ отечества.
   Но какой народъ въ Европѣ можетъ похвалиться лучшею судьбою? Который изъ нихъ не былъ въ узахъ нѣсколько разъ? По крайней мѣрѣ завоеватели наши устрашали востокъ и западъ. Тамерланъ, сидя на тронѣ Самаркандскомъ, воображалъ себя царемъ міра.
   И какой народъ такъ славно разорвалъ свои цѣпи, такъ славно отмстилъ врагамъ свирѣпымъ? Надлежало только быть на престолѣ рѣшительному, смѣлому Государю: народная сила и храбрость, послѣ нѣкотораго усыпленія, громомъ и молніею возвѣстили свое пробужденіе.
   Время Самозванцевъ представляетъ опять горестную картину мятежа; но скоро любовь къ отечеству воспламеняетъ сердца -- граждане, земледѣльцы требуютъ военачальника, и Пожарскіи, ознаменованный славными ранами, встаетъ съ одра болѣзни. Добродѣтельный Мининъ служитъ примѣромъ; и кто не можетъ отдать жизни отечеству, отдаетъ ему все, что имѣетъ... Древняя и новая Исторія народовъ не представляетъ намъ ничего трогательнѣе сего общаго, геройскаго Патріотизма. Въ царствованіе АЛЕКСАНДРА позволено желать Рускому сердцу, чтобы какой нибудь достойный монументъ, сооруженный въ Нижнемъ Новѣгородѣ (гдѣ раздался первый гласъ любви къ отечеству), обновилъ въ нашей памяти славную эпоху Руской Исторіи. Такіе монументы возвышаютъ духъ народа. Скромный Монархъ не запретилъ бы намъ сказать въ надписи, что сей памятникъ сооруженъ въ ЕГО щастливое время.
   ПЕТРЪ Великій, соединивъ насъ съ Европою, и показавъ намъ выгоды просвѣщенія, не надолго унизилъ народную гордость Рускихъ. Мы взглянули, такъ сказать, на Европу, и однимъ взоромъ присвоили себѣ плоды долговременныхъ трудовъ ея. Едва Великій Государь сказалъ нашимъ воинамъ, какъ надобно владѣть новымъ оружіемъ, они, взявъ его, летѣли сражаться съ первою Европейскою арміею. Явились Генералы, нынѣ ученики, завтра примѣры для учителей. Скоро другіе могли и должны были перенимать у насъ; мы показали, какъ бьютъ Шведовъ, Турковъ -- и наконецъ Французовъ. Сіи славные Республиканцы, которые еще лучше говорятъ, нежели сражаются, и такъ часто твердятъ о своихъ ужасныхъ штыкахъ, бѣжали въ Италіи отъ перваго взмаха штыковъ Рускихъ. Зная, что мы храбрѣе многихъ, не знаемъ еще, кто насъ храбрѣе. Мужество есть великое свойство души; народъ, имъ отличенный, долженъ гордиться собою.
   Въ военномъ искусствѣ мы успѣли болѣе, нежели въ другихъ, отъ того, что имъ болѣе занимались какъ нужнѣйшимъ, для утвержденія государственнаго бытія нашего; однакожь не одними лаврами можемъ хвалиться. Наши гражданскія учрежденія мудростію своею равняются съ учрежденіями другихъ государствъ, которыя нѣсколько вѣковъ просвѣщаются. Наша людскость, тонъ общества, вкусъ въ жизни удивляютъ иностранцевъ, пріѣзжающихъ въ Россію съ ложнымъ понятіемъ о народѣ, который въ началѣ осьмаго-надесять вѣка считался варварскимъ.
   Завистники Рускихъ говорятъ, что мы имѣемъ только въ вышней степени переимчивость; но развѣ она не есть знакъ превосходнаго образованія души? Сказываютъ, что учители Лейбница находили въ немъ также одну переимчивость.
   Въ Наукахъ мы стоимъ еще позади другихъ, для того -- и для того единственно, что менѣе другихъ занимаемся ими, и что ученое состояніе не имѣетъ у насъ такой обширной сферы, какъ, напримѣръ, въ Германіи, Англіи, и проч. Естьли бы наши молодые дворяне учась могли доучиваться и посвящать себя Наукамъ, то мы имѣли бы уже своихъ Линнеевъ, Галлеровъ, Воннетовъ. Успѣхи Литтературы нашей (которая требуетъ менѣе учености, но, смѣю сказать, еще болѣе разума, нежели собственно такъ называемыя Науки) доказываютъ великую способность Рускихъ. Давно ли знаемъ, что такое слогъ въ стихахъ и прозѣ? и можемъ въ нѣкоторыхъ частяхъ уже равняться съ иностранцами. У Французовъ еще въ шестомъ-надесять вѣкѣ философствовалъ и писалъ Монтань: чудно ли, что они вообще пишутъ лучше насъ? Не чудно ли, напротивъ того, что нѣкоторыя наши произведенія могутъ стоять на ряду съ ихъ лучшими, какъ въ живости мыслей, такъ и въ оттѣнкахъ слога? Будемъ только справедливы, любезные сограждане, и почувствуемъ цѣну собственнаго. Мы никогда не будемъ умны чужимъ умомъ и славны чужою славою: Французскіе, Англійскіе Авторы могутъ обойтись безъ нашей похвалы; но Рускимъ нужно по крайней мѣрѣ вниманіе Рускихъ. Расположеніе души моей, слава Богу, совсѣмъ противно сатирическому и бранному духу; осмѣлюсь попенять многимъ изъ нашихъ Любителей чтенія, которые, зная лучше Парижскихъ жителей всѣ произведенія Французской Литтературы, не хотятъ и взглянуть на Рускую книгу. Того ли они желаютъ, чтобы иностранцы увѣдомляли ихъ о Рускихъ талантахъ? Пусть же читаютъ Французскіе и Нѣмецкіе критическіе Журналы, которые отдаютъ справедливость нашимъ дарованіямъ, судя по нѣкоторымъ переводамъ (*) Кому не будетъ обидно походить на Даламбертову мамку, которая, живучи съ нимъ, къ изумленію своему услышала отъ другихъ, что онъ умной человѣкъ? Нѣкоторые извиняются худымъ знаніемъ Рускаго языка: это извиненіе хуже самой вины. Оставимъ нашимъ любезнымъ свѣтскимъ Дамамъ утверждать, что Руской языкъ грубъ и непріятенъ; что charmant и fêduifant, expanfion и vapeurs не могутъ быть на немъ выражены; и что, однимъ словомъ, не стоитъ труда знать его. Кто смѣетъ доказывать Дамамъ, что онѣ ошибаются? Но мущины не имѣютъ такого любезнаго права судить ложно. Языкъ нашъ выразителенъ не только для высокаго краснорѣчія, для громкой, живописной Поэзіи, но и для нѣжной простоты, для звуковъ сердца и чувствительности. Онъ богатѣе гармоніею, нежели Французской; способнѣе для изліянія души въ тонахъ; представляетъ болѣе аналогическихъ словъ, то есть сообразныхъ съ выражаемымъ дѣйствіемъ: выгода, которую имѣютъ одни коренные языки! Бѣда наша, что мы все хотимъ говорить по Французски, и не думаемъ трудиться надъ обработываніемъ собственнаго языка: мудрено ли, что нe умѣемъ изъяснять имъ нѣкоторыхъ тонкостей въ разговорѣ? Одинъ иностранный Министръ сказалъ при мнѣ, что "языкъ нашъ долженъ быть весьма теменъ, ибо Рускіе, говоря имъ, по его замѣчанію не разумѣютъ другъ друга, и тотчасъ должны прибѣгать къ Французскому." Не мы ли сами подаемъ поводъ къ такимъ нелѣпымъ заключеніямъ? -- Языкъ важенъ для Патріота; и я люблю Англичанъ за то, что они лучше хотятъ свистать и шипѣть по-Англійски съ самыми нѣжными любовницами своими, нежели говорить чужимъ языкомъ, извѣстнымъ почти всякому изъ нихъ.
  
   (*) Такимъ образомъ самой худой Французской перевод Ломоносова Одъ и разныхъ мѣстъ изъ Сумарокова заслужилъ вниманіе и похвалу иностранныхъ Журналистовъ.
  
   Есть всему предѣлъ и мѣра: какъ человѣкъ, такъ и народъ начинаетъ всегда подражаніемъ; но долженъ со временемъ быть самъ собою, чтобы сказать: я существую морально! Теперь мы уже имѣемъ столько знаній и вкуса въ жизни, что могли бы жить, не спрашивая: какъ живутъ въ Парижѣ и въ Лондонѣ, что тамъ носятъ, въ чемъ ѣздятъ, и какъ убираютъ домы? Патріотъ спѣшитъ присвоить отечеству благодѣтельное и нужное, но отвергаетъ рабскія подражанія въ бездѣлкахъ, оскорбительныя для народной гордости. Хорошо и должно учиться; но горе и человѣку и народу, который будетъ всегдашнимъ ученикомъ!
   До сего времени Россія безпрестанно возвышалась какъ въ политическомъ, такъ и въ моральномъ смыслѣ. Можно сказать, что Европа годъ отъ году насъ болѣе уважаетъ -- и мы еще въ срединѣ нашего славнаго теченія! Наблюдатель вездѣ видитъ новыя отрасли и развитія; видитъ много плодовъ, но еще болѣе цвѣта. Символъ нашъ есть пылкій юноша: сердце его, полное жизни, любитъ дѣятельность; девизъ его есть: труды и надежда! -- Побѣды очистили намъ путь ко благоденствію; слава есть право на щастіе.
  

У. О.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

   О любви къ отечеству и народной гордости (ч. 1, No 4, стр. 56--69), подписано У. О. Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 465.

О легкой одеждѣ модныхъ красавицъ девятаго-надесять вѣка.

  
   Всегда и вездѣ первымъ женскимъ достоинствомъ была скромность. Древніе думали, что та женщина есть совершенна, о которой люди не говорятъ ни худаго, ни добраго: ибо домашняя жизнь (твердили они) есть, по закону Природы, святилище ея достоинствъ, непроницаемое для глазъ любопытныхъ: въ немъ она сіяетъ и красотою и любезностію; въ немъ печется о супругѣ и дѣтяхъ; въ немъ услаждаетъ сердце перваго и образуетъ юную душу послѣднихъ. Женщина, говорили восточные мудрецы, есть прекрасный, нѣжный цвѣтъ, увядающій отъ неосторожныхъ взоровъ желанія. Такія мысли ввели въ употребленіе покрывало: символъ женской скромности и щитъ прелестей, извѣстныхъ одному щастливому супругй!
   Теперь въ публичномъ собраніи смотрю на молодыхъ красавицъ девятаго-надесять вѣка, и думаю: гдѣ я? въ Мильтоновомъ ли раю (въ которомъ милая натура обнажалась передъ взоромъ блаженнаго Адама), или въ кабинетѣ живописца Апелла, гдѣ красота являлась служить моделью для Венерина портрета во весь ростъ?
   Дѣйствіе всесильной моды, которую, подобно фортунѣ, должно писать слѣпою! Наши стыдливыя дѣвицы и супруги оскорбляютъ природную стыдливость свою, единственно для того, что Француженки не имѣютъ ее, безъ сомнѣнія тѣ, которыя прыгали контрдансы на могилахъ родителей, мужей и любовниковъ! Мы гнушаемся ужасами Революціи и перенимаемъ моды ея! Знаемъ, что нынѣшній Парижскій свѣтъ состоитъ изъ людей безъ всякаго воспитанія, безъ всякаго нѣжнаго чувства, и, слѣдуя старой привычкѣ, хотимъ соглашаться съ его новыми обыкновеніями! Нѣкогда Парижъ въ самомъ дѣлѣ могъ назваться столицею вкуса: ибо утонченіе свѣтскихъ пріятностей было единственнымъ дѣломъ его въ теченіе двухъ вѣковъ. Но это время прошло, и долго, долго не возвратится, не смотря на желаніе Консула Бонапарте воскресить Французскую Любезность, которая -- естьли не умерла, то по крайней мѣрѣ заснула глубокимъ сномъ Эпименида на развалинахъ Бурбонскаго трона и на кипарисахъ Революціи. Какія женщины даютъ нынѣ тонъ въ Парижѣ? Роскошныя супруги Банкировъ и подрядчиковъ (fourniffeurs), обогащенныхъ народною казною -- женщины низкаго состоянія, не имѣющія идеи о любезности прежнихъ знатныхъ Француженокъ, которыя всего болѣе отличались игрою ума и кокетствовали, такъ сказать, нѣжнымъ чувствомъ пристойности. Мудрено ли, что сіи новыя молодыя Аристократки -- сіи цвѣты, которые выросли и распустились на землѣ облитой кровію нещастныхъ жертвъ гильйотины -- не имѣютъ никакого чувства истинныхъ женскихъ достоинствъ, и, стараясь нравиться употребляютъ способы Парижскихъ Лаисъ, единственныхъ образцевъ своихъ? Но мудрено то, что въ государствѣ благоустроенномъ, гдѣ есть нравы, воспитаніе и правила, женщины, вообще любезныя, слѣдуютъ модѣ Парижскихъ мѣщанокъ! Онѣ безъ сомнѣнія съ великимъ трудомъ побѣждаютъ милую стыдливость; безъ сомнѣнія долго сражаются съ нею при своемъ, такъ-называемомъ Греческомъ уборѣ, который скорѣе можно назвать Американскимъ. Кто читалъ древнихъ Авторовъ или хотя Анахарсиса, тотъ знаетъ, что Гречанки были скромны. На древнихъ женскихъ статуяхъ обнажены нѣкоторыя прелести; но художники слѣдовали не обыкновенію отечества, а желанію доказать свое искусство въ изображеніяхъ Натуры, отдаваясь на судъ супругамъ или юнымъ друзьямъ Аспазій. Художники и Поэты имѣютъ право снимать съ красоты покрывало; но теперь имъ мало труда!
  
   Я увѣренъ въ невинности многихъ, и, естьли угодно, всѣхъ нашихъ красавицъ; но что подумаетъ объ нихъ -- на примѣръ, какой нибудь добродушной, но грубой Сибирякъ, пріѣхавшій въ столицу и во многочисленномъ собраніи видящій сію прелестную откровенность женскихъ сердецъ? Увѣримъ ли его, что наши молодыя супруги, въ полурайской зефирной одеждѣ, не имѣютъ никакихъ намѣреній, оскорбительныхъ для святости супружества? Онъ вѣрно засмѣется и скажетъ съ Гиперборейскою грубостію: ,,Отправьте же ихъ скорѣе домой; онѣ безъ сомнѣнія лунатики, сонныя вышли изъ спальни и сонныя сюда пріѣхали!" Естьли будемъ изъяснять ему сей феноменъ дѣйствіемъ Французской моды, то онъ вообразитъ, что мы хотимъ дурачить его, и никакъ не пойметъ, чтобы обезьянство (Сибирское названіе моды) могло считаться въ столицѣ первымъ достоинствомъ, которому всѣ другія уступаютъ!
   Естьли красавицы по справедливости вѣрятъ болѣе Медикамъ, нежели Моралистамъ (которые всѣ Сибиряки своею неучтивостію), то скажемъ съ важностію Гиппократовъ и Галеновъ, что въ сѣверномъ климатѣ эта мода опасна для самаго здоровья, слѣдственно и красоты! Уже къ нещастію могли бы мы наименовать двѣ или три жертвы ея, всѣмъ извѣстныя; но избѣгая личностей, говоримъ только о возможномъ. Натура не предвидѣла сего обыкновенія, и въ надеждѣ на вѣрную защиту одежды, образовала женскія прелести такъ нѣжно, что прикосновеніе грубаго воздуха для нихъ бѣдственно, особливо послѣ нашихъ баловъ, которыя стоютъ труда всѣхъ Греческихъ Атлетовъ! Не хочу живо расписывать слѣдствій и представлять въ красавицѣ зарожденіе ужасной, смертельной болѣзни, которая, постепенно изглаживая всѣ ея прелести, ведетъ ее тихими или быстрыми шагами ко гробу.
   Это сильно; но слѣдуя правиламъ школьной Реторики, самое сильнѣйшее убѣжденіе сохранили мы для конца. Вотъ оно: воображеніе есть самой льстивой живописецъ: оно питаетъ страсти; но глаза ослабляютъ уже его дѣйствіе; я не воображаю того, что вижу; а видя нынѣ и завтра, привыкаю, и часъ отъ часу смотрю равнодушнѣе. Вамъ конечно нѣтъ дѣла до меня, красавицы (ибо мнѣ уже гораздо за пятьдесятъ лѣтъ); но такъ самые молодые люди чувствуютъ, и Жанъ Жакъ Руссо, по справедливости любезный всякому нѣжному сердцу, вамъ то же скажетъ, естьли заглянете въ Эмиля. Вы конечно прелестны, и живописцы ходятъ за вами съ кистію; но истинная польза милой страсти, которая составляетъ главное дѣло вашего, иногда слишкомъ чувствительнаго сердца, требуетъ покрывала!
   Еще одно замѣчаніе. Въ мое время женщины хвалили Вертера, которой сказалъ, что жена его никогда не будетъ вальсировать; это чувство казалось имъ нѣжнымъ. Въ мое время мужья и любовники бывали ревнивы: теперь они конечно исправились отъ сего порока. Любовь нынѣ, кажется, гораздо терпѣливѣе и покойнѣе; тѣмъ лучше для семейственнаго мира, но -- тѣмъ хуже для живости страстей; тѣмъ хуже для милой власти женскаго пола!
  

В. Мулатовъ.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

   О легкой одеждѣ модныхъ красавицъ XIX вѣка (ч. 2, No 7, стр. 250--256). Статья подписана В. Мулатовъ, но принадлежитъ Н. М. Карамзину и перепеч. въ П. С. С., т. 3, стр. 521, изд. Смирдина.
  

О новыхъ благородныхъ училищахъ, заводимыхъ въ Россіи.

  

Письмо изъ Т*.

  
   Душа Правленія нигдѣ такъ быстро не дѣйствуетъ; нигдѣ благотворныя его намѣренія такъ скоро не исполняются, какъ въ Монархіяхъ. Едва АЛЕКСАНДРЪ I объявилъ желаніе, достойное прекрасной души Его, желаніе способствовать просвѣщенію въ Россіи и спасительнымъ успѣхамъ воспитанія, уже во всѣхъ главныхъ городахъ нашихъ видимъ заводимыя благородныя училища, съ тою ревностію, которая всегда одушевляетъ щастливыхъ подданныхъ добродѣтельнаго Государя: ибо они видятъ въ цѣли Его желаній собственное благо свое и надѣятся еще усерднымъ исполненіемъ доказать сердечную признательность, которая есть, такъ сказать, необходимость нѣжной и доброй души. Патріотизмъ никогда не умиралъ въ Россіи, гдѣ ПЕТРЪ и ЕКАТЕРИНА царствовали, тамъ онъ могъ запастись благородною своею пищею на нѣсколько вѣковъ; но теперь сіе великое чувство еще болѣе въ насъ оживилось: новыя благодѣянія Трона украшаютъ судьбу Россіянъ, и Монархъ, юный лѣтами, но зрѣлый мудростію, открываетъ необозримое поле для всѣхъ надеждъ добраго сердца.
   Губернія наша естьли не превосходитъ, то по крайней мѣрѣ не уступаетъ другимъ въ изъявленіяхъ патріотической ревности. Всѣ дворяне, и богатые и небогатые, считали за честь способствовать деньгами заведенію благороднаго училища. Самые купцы, которые не могутъ участвовать непосредственно въ пользѣ его, хотѣли безкорыстно участвовать въ благодѣяніи, доказывая тѣмъ, что различныя состоянія въ Россіи соединяются общею любовію къ отечеству, и что благо одного есть удовольствіе другаго. Теперь все обѣщаетъ сему заведенію цвѣтущее состояніе. Опредѣленіе достаточныхъ суммъ на его потребности, избраніе способныхъ учителей, а всего болѣе характеръ главнаго попечителя, достойнаго Начальника Губерніи, всѣми уважаемаго и любимаго за его честность и справедливость. Вы согласитесь, что довѣренность въ такомъ дѣлѣ необходима для успѣха. Иногда и самый Патріотъ бываетъ скупъ на общественныя благотворенія, когда онъ не увѣренъ въ добродѣтели посредниковъ; но мы готовы ко всякимъ новымъ жертвамъ и пособіямъ, зная душу Начальника, и видя искреннее его усердіе ко благу новаго заведенія.
   За нѣсколько дней до открытія училища я былъ свидѣтелемъ трогательной сцены, которая оставила во мнѣ пріятныя впечатлѣнія. Является женщина въ бѣдномъ крестьянскомъ платьѣ, съ двумя мальчиками, также бѣдно одѣтыми и бросается въ ноги къ Губернатору, и подавая ему бумагу, говоритъ: "Вотъ грамота на дворянство моего мужа, который умеръ въ горести и нищетѣ! Вотъ дѣти мои! вотъ все, что имѣю! Государь милостивъ; у васъ доброе сердце: сжальтесь надъ моими сиротами! Умру спокойно, когда они будутъ приняты въ училище!" Мальчики въ ту же минуту стали на колѣни и съ умиленіемъ смотрѣли на Губернатора, который между тѣмъ плакалъ отъ чувствительности -- посадилъ мать на стулъ, обнималъ дѣтей ея -- сказалъ, что они уже питомцы АЛЕКСАНДРА -- и въ ту же минуту велѣлъ принести для нихъ два ученическіе мундира (Питомцы имѣютъ свой мундиръ). Признательность бѣдной женщины была неограниченна; она не находила словъ изъявлять ее. Благородныя дѣти (которыя до открытія училища жили у Губернатора) окружили своихъ новыхъ товарищей и смотрѣли на нихъ дико; но услышавъ, что они подобно имъ дворяне и нещастливы своею бѣдностію, бросились цѣловать ихъ и непремѣнно хотѣли раздѣлить съ ними все, что имѣли. -- Никто изъ зрителей сего явленія не остался съ сухими глазами, и каждый по своей возможности или чувствительности дарилъ бѣдную, но въ ту минуту радостную и щастливую мать.
   Судите по такому анекдоту о пользѣ новыхъ воспитательныхъ учрежденій въ Россіи! Сколько бѣдныхъ дворянскихъ дѣтей могутъ найти въ нихъ спасительное просвѣщеніе, тѣ, которыя безъ сего способа остались бы въ невѣжествѣ и загрубѣли бы умомъ и сердцемъ? Самые небѣдные дворяне могутъ тѣмъ воспользоваться: ибо воспитаніе сдѣлалось у насъ предметомъ роскоши. Держать въ домѣ учителя, Француза или Нѣмца, стоитъ нынѣ ежегодно около 1000 рублей; не всякой можетъ дать столько: да и какъ трудно сыскать хорошаго? Волны Революціи выбросили къ намъ нѣсколько порядочныхъ Французовъ; но теперь каждый изъ нихъ ждетъ голубя съ вѣтвію, чтобы "изъ сѣвернаго ковчега (какъ сказалъ мнѣ одинъ Эмигрантъ) возвратиться на берегъ отечества." Прежніе Французы или состарѣлись или сдѣлались ростовщиками; до Нѣмцовъ мы не охотники, для того, что они дурно говорятъ по-Французски; а Рускихъ учителей мало, или совсѣмъ нѣтъ. Мысль прискорбная для всякаго патріотическаго сердца! предметъ достойный вниманія нашего мудраго Правительства! Оно конечно не имѣетъ нужды въ нашихъ совѣтахъ; но мы имѣемъ право разсуждать о томъ между собою и спрашивать другъ у друга, какимъ способомъ можно замѣнить въ Россіи иностранныхъ учителей, не только для частнаго воспитанія, но и для самыхъ нынѣ заводимыхъ благородныхъ училищъ? ЕКАТЕРИНА Великая думала о томъ, и хотѣла, чтобы въ Кадетскомъ Корпусѣ нарочно для сего званія воспитывались дѣти мѣщанъ: къ нещастію, рѣдкіе питомцы слѣдуютъ своему назначенію, выходя изъ Корпуса; а всѣ желаютъ чиновъ и вступаютъ въ службу. Не льзя ли возобновить мысль ЕКАТЕРИНЫ? не льзя ли болѣе утвердить сію цѣль воспитанія мѣщанскихъ Кадетовъ? не льзя ли сравнять для нихъ выгоды учительскаго званія съ выгодами чиновъ? или не льзя ли завести особенной педагогической школы, для которой Россійское дворянство въ нынѣшнія щастливыя времена не пожалѣло бы денегъ? оно съ радостію платило бы ихъ Нѣмецкимъ Профессорамъ, которыхъ надлежало бы призвать въ Россію для образованія учителей: ибо Педагогика нигдѣ такъ не усовершенствована, какъ въ Германіи. Нынѣ всѣ мысли радостныхъ Патріотовъ устремлены на пользу отечества: и такъ не мудрено, что мы говоримъ о потребностяхъ воспитанія, которое есть основаніе частнаго и государственнаго благоденствія -- а у насъ не будетъ совершеннаго моральнаго образованія, пока не будетъ Рускихъ хорошихъ учителей, которые единственно могутъ вселять въ юное сердце чувства и правила добраго Россіянина. Никогда иностранецъ не пойметъ нашего естественнаго или народнаго характера, и слѣдственно не можетъ сообразоваться съ нимъ въ воспитаніи; никогда онъ съ чувствомъ не скажетъ слова о Россіи, о ея Герояхъ, народной чести, и не воспалитъ въ ученикѣ искръ Патріотизма. Иностранцы весьма рѣдко отдаютъ намъ справедливость. Мы ихъ ласкаемъ, награждаемъ; а они, выѣхавъ за Курляндской Шлагбаумъ, смѣются надъ нами или бранятъ насъ, выдумываютъ соблазнительные анекдоты, и печатаютъ нелѣпости о Рускихъ; другіе повторяютъ за ними, и говорятъ: "это не сомнительно, ибо Господинъ N. N. долго жилъ въ Россіи и пользовался откровенною дружбою знатныхъ людей!" Я могъ бы выписать здѣсь нѣсколько страницъ изъ книги, читаемой нынѣ во всей Европѣ, къ стыду -- не Россіи, ибо ложь достойна только презрѣнія -- а гнуснаго Автора, Члена Парижскаго Института, естьли не ошибаюсь: сія выписка доказала бы, сколь неосторожно ввѣряемъ мы воспитаніе дѣтей нашихъ иностранцамъ, между которыми бываютъ такіе изверги неблагодарности и злобы! Но мнѣ совѣстно, что я имѣлъ любопытство читать такую книгу -- и не хочу въ нее снова заглядывать. Скажу только: можно ли сравнять выгоду хорошаго Французскаго произношенія съ униженіемъ народной гордости? ибо народъ унижается, когда для воспитанія имѣетъ нужду въ чужомъ разумѣ. Бѣда не велика, естьли мы не только дурно произносимъ, но и дурно пишемъ по-Французски; бѣда не велика, естьли и въ самой Министерской бумагѣ сдѣлана грамматическая ошибка: политическая логика выше Грамматики, и Рускому не много словъ надобно; пока есть у него хлѣбъ, желѣзо, сила въ рукѣ, а въ груди любовь къ Отечеству.
   Нѣкоторые возразятъ мнѣ, что у насъ держатъ Французовъ только для одного языка, и что сами родители образуютъ между тѣмъ нравственность дѣтей. Я замолчу, естьли надобно быть учтивымъ; но естьли надобно быть искреннимъ, то спрошу: кто бываетъ съ дѣтьми въ тѣ часы, когда отецъ судитъ въ судѣ, ѣздитъ на поклонъ, играетъ въ Бостонъ -- когда мать танцуетъ на балѣ? многіе ли отцы и матери проводятъ съ дѣтьми время свое?
   Не говорю, чтобы мы вдругъ и теперь же могли обойтись безъ иностранныхъ учителей; но -- должно взять мѣры; а пока ихъ не возмемъ, то не будетъ и надежды когда нибудь обойтись безъ иностранцевъ.
   Спѣшу окончать мое письмо, чтобы не сказать еще много лишняго; но добрый Россіянинъ извинитъ меня за доброе намѣреніе. Я, право, люблю мое отечество, сердечно и душевно люблю моего Государя, и думаю съ радостію, что въ Его благодатное царствованіе дозволено желать всякаго мирнаго добра для Россіи. Будемъ храбрыми солдатами, хорошими земледѣльцами, умными и честными купцами, въ душѣ и чувствахъ благородными дворянами, совѣстными судьями не только въ Совѣстномъ, но и во всѣхъ судахъ; будемъ не скупыми, но бережливыми, чтобы разореніе и честнаго не сдѣлало безчестнымъ; будемъ читать хорошія книги, чтобы иностранцы не называли насъ невѣждами; а болѣе всего будемъ хорошо воспитывать дѣтей нашихъ!... и скоро Руской, подъ скипетромъ АЛЕКСАНДРА, никому не позавидуетъ!
  

N. N.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

   9. О новыхъ благородныхъ училищахъ, заводимыхъ въ Россіи. Письмо изъ Т. (ч. 2, No 8, стр. 358--366), подписано N. N. (Карамзинъ?). Здѣсь говорится объ открытіи въ городѣ Т. училища и о пользѣ распространенія такихъ заведеній; въ концѣ авторъ говоритъ о вредныхъ послѣдствіяхъ воспитанія дѣтей, порученныхъ иностранцамъ.

О книжной торговлѣ и любви ко чтенію въ Россіи.

  
   За 25 лѣтъ передъ симъ были въ Москвѣ двѣ книжныя лавки, которыя не продавали въ годъ ни на 10 тысячь рублей. Теперь ихъ 20, и всѣ вмѣстѣ выручаютъ онѣ ежегодно около 200,000 рублей. Сколько же въ Россіи прибавилось любителей чтенія? Это пріятно всякому, кто желаетъ успѣховъ разума, и знаетъ, что любовь ко чтенію всего болѣе имъ способствуетъ.
   Господинъ Новиковъ былъ въ Москвѣ главнымъ распространителемъ книжной торговли. Взявъ на откупъ Университетскую Типографію, онъ умножилъ механическіе способы книгопечатанія, отдавалъ переводить книги, завелъ лавки въ другихъ городахъ, всѣми способами старался пріохотить Публику ко чтенію, угадывалъ общій вкусъ и не забывалъ частнаго. Онъ торговалъ книгами, какъ богатый Голландскій или Англійскій купецъ торгуетъ произведеніями всѣхъ земель: то есть, съ умомъ, съ догадкою, съ дальновиднымъ соображеніемъ. Прежде расходилось Московскихъ газетъ не болѣе 600 экземпляровъ: Г. Новиковъ сдѣлалъ ихъ гораздо богатѣе содержаніемъ, прибавилъ къ политическимъ разныя другія статьи, и наконецъ выдавалъ при Вѣдомостяхъ безденежно Дѣтское Чтеніе, которое новостію своего предмета и разнообразіомъ матеріи, не смотря на ученическій переводъ многихъ піесъ, нравилось Публикѣ. Число субскрибентовъ ежегодно умножалось, и лѣтъ черезъ десять дошло до 4000. Съ 1797 году газеты сдѣлались важны для Россіи Высочайшими Императорскими приказами и другими государственными извѣстіями, въ нихъ вносимыми; и теперь расходится Московскихъ около 6000: безъ сомнѣнія еще мало, когда мы вообразимъ величіе Имперіи, но много въ сравненіи съ прежнимъ расходомъ, и едва ли въ какой нибудь землѣ число любопытныхъ такъ скоро возрастало, какъ въ Россіи. Правда, что еще многіе дворяне, и даже въ хорошемъ состояніи, не берутъ газетъ; но за то купцы, мѣщане любятъ уже читать ихъ. Самые бѣдные люди подписываются, и самые безграмотные желаютъ знать, что пишутъ изъ чужихъ земель! Одному моему знакомцу случилось видѣть нѣсколько пирожниковъ, которые, окруживъ чтеца, съ великимъ вниманіемъ слушали описаніе сраженія между Австрійцами и Французами. Онъ спросилъ и узналъ, что пятеро изъ нихъ складываются и берутъ Московскія газеты, хотя четверо не знаютъ грамоты; но пятой разбираетъ буквы, а другіе слушаютъ.
   Наша книжная торговля не можетъ еще равняться съ Нѣмецкою, Французскою или Англійскою; но чего не льзя ожидать отъ времени, судя по ежегоднымъ успѣхамъ ея? Уже почти во всѣхъ Губернскихъ городахъ есть книжныя лавки; на всякую ярманку, вмѣстѣ съ другими товарами, привозятъ и богатства нашей Литтературы. Такъ на примѣръ сельскія дворянки на Макарьевской ярманкѣ запасаются не только чепцами, но и книгами. Прежде торгаши ѣзжали по деревнямъ съ лентами и перстнями: нынѣ ѣздятъ они съ ученымъ товаромъ, и хотя по большой части сами не умѣютъ читать, но желая прельстить охотниковъ, разсказываютъ содержаніе романовъ и комедій, правда по-своему и весьма забавно. Я знаю дворянъ, которые имѣютъ ежегоднаго дохода не болѣе 500 рублей, но собираютъ, по ихъ словамъ, библіотески, радуются ими, и между тѣмъ, какъ мы съ небреженіемъ бросаемъ, куда попало, богатыя изданія Вольтера, Бюффона, они не дадутъ упасть пылинкѣ на самаго Мирамонда; читаютъ каждую книгу нѣсколько разъ, и перечитываютъ съ новымъ удовольствіемъ.
   Любопытный пожелаетъ, можетъ быть, знать, какого роду книги у насъ болѣе всего расходятся? Я спрашивалъ о томъ у многихъ книгопродавцевъ, и всѣ не задумавшись отвѣчали: "романы!" Не мудрено: сей родъ сочиненій есть безъ сомнѣнія самый любопытнѣйшій для большей части Публики, занимая сердце и воображеніе, представляя картину свѣта и подобныхъ намъ людей въ интересныхъ положеніяхъ, изображая сильнѣйшую и при томъ самую обыкновенную страсть въ ея разнообразныхъ дѣйствіяхъ. Не всякой можетъ философствовать или ставить себя на мѣстѣ Героевъ Исторіи, но всякой любитъ, любилъ или хотѣлъ любить, и находитъ въ романическомъ Героѣ самого себя. Читателю кажется, что Авторъ говоритъ ему языкомъ собственнаго его сердца; въ одномъ романъ питаетъ надежду, въ другомъ пріятное воспоминаніе. Въ семъ родѣ у насъ, какъ извѣстно, гораздо болѣе переводовъ, нежели сочиненій, и слѣдственно иностранные Авторы перебиваютъ славу у Рускихъ. Теперь въ страшной модѣ Коцебу -- и какъ нѣкогда Парижскіе книгопродавцы требовали Персидскихъ писемъ отъ всякаго Сочинителя, такъ наши книгопродавцы требуютъ отъ переводчиковъ и самыхъ Авторовъ Коцебу, одного Коцебу!! Романъ, сказка, хорошее или дурное -- все одно, естьли на титулѣ имя славнаго Коцебу!
   Не знаю, какъ другіе, а я радуюсь: лишь бы только читали! И романы, самые посредственные, -- даже безъ всякаго таланта писанные, способствуютъ нѣкоторымъ образомъ просвѣщенію. Кто плѣняется Никаноромъ, злощастнымъ дворяниномъ, тотъ на лѣсницѣ умственнаго и моральнаго образованія стоитъ еще ниже его Автора, и хорошо дѣлаетъ, что читаетъ сей Романъ: ибо безъ всякаго сомнѣнія чему нибудь научается въ мысляхъ или въ ихъ выраженіи. Какъ скоро между Авторомъ и читателемъ велико разстояніе, то первый не можетъ сильно дѣйствовать на послѣдняго, какъ бы онъ уменъ ни былъ. Надобно всякому что нибудь поближе: одному Жанъ-Жака, другому Никанора. Какъ вкусъ физическій вообще увѣдомляетъ насъ о согласіи пищи съ нашею потребностію, такъ вкусъ моральный открываетъ человѣку вѣрную аналогію предмета съ его душею; но сія душа можетъ возвыситься постепенно -- и кто начинаетъ Злощастнымъ дворяниномъ, не рѣдко доходитъ до Новой Элоизы.
   Всякое пріятное чтеніе имѣетъ вліяніе на разумъ, безъ котораго ни сердце не чувствуетъ, ни воображеніе не представляетъ. Въ самыхъ дурныхъ романахъ есть уже нѣкоторая Логика и Реторика: кто ихъ читаетъ, будетъ говорить лучше и связнѣе совершеннаго невѣжды, который въ жизнь свою не раскрывалъ книги. Къ тому же нынѣшніе романы богаты всякаго рода познаніями. Авторъ, вздумавъ написать три или четыре тома, прибѣгаетъ ко всѣмъ способамъ занять ихъ, и даже ко всѣмъ наукамъ: то описываетъ какой нибудь Американской островъ, истощая Бишинга; то изъясняетъ свойство тамошнихъ растѣній, справляясь съ Бомаромъ; такимъ образомъ читатель узнаетъ и Географію и Натуральную Исторію; и я увѣренъ, что скоро въ какомъ нибудь Нѣмецкомъ романѣ новая Планета Піацци будетъ описана еще обстоятельнѣе, нежели въ Петербургскихъ Вѣдомостяхъ!
   Напрасно думаютъ, что романы могутъ быть вредны для нравственности; всѣ они имѣютъ обыкновенно моральную цѣль или представляютъ моральное слѣдствіе. Правда, что нѣкоторые характеры въ нихъ бываютъ вмѣстѣ и приманчивы и порочны, но чемъ же они приманчивы? нѣкоторыми добрыми свойствами, которыми Авторъ закрасилъ ихъ черноту: слѣдственно добро и въ самомъ злѣ торжествуетъ. Нравственная природа наша такова, что не угодишь сердцу изображеніемъ дурныхъ людей и не сдѣлаешь ихъ никогда его любимцами. Какіе романы болѣе всѣхъ нравятся? обыкновенно чувствительные; слезы, проливаемыя читателями, текутъ всегда отъ любви къ добру и питаютъ ее. Нѣтъ, нѣтъ! дурные люди и романовъ не читаютъ. Жесткая душа ихъ не принимаетъ кроткихъ впечатлѣній любви и не можетъ заниматься судьбою нѣжности. Гнусный корыстолюбецъ, эгоистъ, найдетъ ли себя въ прелестномъ романическомъ Героѣ? а что ему нужды до другихъ? Неоспоримо то, что романы дѣлаютъ и сердце и воображеніе... романическимъ: какая бѣда? тѣмъ лучше въ нѣкоторомъ смыслѣ для насъ, жителей холоднаго и желѣзнаго сѣвера! Безъ сомнѣнія не романическія сердца причиною того зла въ свѣтѣ, на которое вездѣ слышимъ жалобы, но грубыя и холодныя, то есть совсѣмъ имъ противоположныя! Романическое сердцe огорчаетъ себя болѣе, нежели другихъ, но за то оно любитъ свои огорченія, и не отдастъ ихъ за самыя удовольствія эгоистовъ.
   Однимъ словомъ: хорошо, что наша Публика и романы читаетъ!
  

N.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   О книжной торговлѣ и любви къ чтенію въ Россіи (ч. 3, No 9, стр. 57--64), подписано N.; статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 545. Здѣсь говорится о распространеніи книжной торговли въ Россіи. 25 лѣтъ назадъ, говоритъ авторъ, были въ Москвѣ двѣ книжныя лавки, теперь ихъ двадцать, и онѣ всѣ выручаютъ ежегодно до 200 т. р. Новиковъ въ Москвѣ былъ главный распространитель книжной торговли, онъ взялъ на откупъ университетскую типографію, отдавалъ переводить книги, завелъ книжныя лавки въ другихъ городахъ; прежде расходилось Московскихъ Вѣдомостей только 600 экземпляровъ; Новиковъ обогатилъ и разнообразилъ ихъ содержаніе, выдавалъ при вѣдомостяхъ Дѣтское Чтеніе, черезъ десять лѣтъ число подписчиковъ возрасло до 4,000; съ 1797 года въ вѣдомостяхъ печатались Высочайшіе указы, и число подписчиковъ возрасло до 6,000; за этимъ говорится о распространеніи чтенія въ губерніяхъ и о пользе чтенія вообще.

О новомъ образованіи народнаго просвѣщенія въ Россіи.

  
   24 Января державная рука АЛЕКСАНДРА подписала безсмертный указъ о заведеніи новыхъ училищъ и распространеніи Наукъ въ Россіи. Сей щастливый Императоръ -- ибо дѣлать добро милліонамъ есть главное на землѣ блаженство -- торжественно именуетъ народное просвѣщеніе важною частію государственной системы, любезною сердцу ЕГО. Многіе Государи имѣли славу быть покровителями Наукъ и дарованій; но едва ли кто нибудь издавалъ такой основательной, всеобъемлющій планъ народнаго ученія, какимъ нынѣ можетъ гордиться Россія. ПЕТРЪ Великій учредилъ первую Академію въ нашемъ отечествѣ, Елисавета первый Университетъ, Великая ЕКАТЕРИНА городскія школы, но АЛЕКСАНДРЪ, размножая Университеты и Гимназіи, говоритъ еще: да будетъ свѣтъ и въ хижинахъ! Новая, великая эпоха начинается отнынѣ въ Исторіи моральнаго образованія Россіи, которое есть корень государственнаго величія, и безъ котораго самыя блестящія царствованія бываютъ только личною славою Монарховъ, не отечества, не народа. Россія, сильная и щастливая во многихъ отношеніяхъ, унижалась еще справедливою завистію, видя торжество просвѣщенія въ другихъ земляхъ и слабый, невѣрный блескъ его въ обширныхъ ея странахъ. Римляне, уже побѣдители вселенной, были еще презираемы Греками за ихъ невѣжество, и не силою, не побѣдами, но только ученіемъ могли наконецъ избавиться отъ имени варваровъ. Не одно народное славолюбіе -- хотя оно, вопреки коварнымъ лицемѣрамъ смиренія, есть душа Патріотизма -- не одно народное славолюбіе терпитъ отъ недостатка въ просвѣщеніи: нѣтъ, онъ мѣшаетъ всякому дѣйствію благодѣтельныхъ намѣреній Правителя, на всякомъ шагу останавливаетъ его, отнимаетъ силу у великихъ, мудрыхъ законовъ, раждаетъ злоупотребленія, несправедливости и -- однимъ словомъ -- не позволяетъ государству наслаждаться внутреннимъ, общимъ благоденствіемъ, которое одно достойно быть цѣлію истинно великаго, то есть добродѣтельнаго Монарха. АЛЕКСАНДРЪ, пылая святою ревностію ко щастію ввѣренныхъ ЕМУ милліоновъ, избираетъ вѣрнѣйшее, единственное средство для совершеннаго успѣха въ СВОИХЪ великодушныхъ намѣреніяхъ: ОНЪ желаетъ просвѣтить Россіянъ, чтобы они могли пользоваться ЕГО человѣколюбивыми уставами, безъ всякихъ злоупотребленій и въ полнотѣ ихъ спасительнаго дѣйствія.
   Ревностная признательность наша къ дѣламъ сего Монарха не должна казаться неблагодарностію въ разсужденіи ЕГО славныхъ и великихъ Предшественниковъ. Имя ПЕТРА и ЕКАТЕРИНЫ будутъ вѣчно сіять въ заглавіи Исторіи ума и просвѣщенія въ Россіи; но чего они не могли сдѣлать, то дѣлаетъ АЛЕКСАНДРЪ, Который имѣетъ щастіе царствовать послѣ Нихъ, и въ девятомъ-надесятъ вѣкѣ. Небо оставило ЕМУ славу и возможность увѣнчать Ихъ безсмертныя творенія. Патріоты съ гордостію указывали иностранцамъ на великолѣпныя палаты столицъ, на знаки богатства и промышленности многочисленнаго купечества; съ гордостію вводили ихъ въ блестящія собранія нашего дворянства, въ Университеты, въ Академіи, въ Гимназіи; но искренніе, разумные иностранцы говорили намъ: ,,въ Россіи уже много просвѣщенія, но еще не довольно; въ неизмѣримыхъ странахъ ея мы находили милліоны жителей, осужденныхъ на вѣчное невѣжество: они еще не умнѣе своихъ предковъ и не имѣютъ никакихъ способовъ умножать свои идеи, научаться опытами, успѣвать въ искусствѣ жизни и благородныхъ наслажденій." Рускіе отвѣтствовали имъ, что сей родъ людей по самымъ связямъ гражданскаго общества кажется осужденнымъ на печальное варварство и невѣжество; но иностранцы звали насъ въ свои земли -- и мы съ изумленіемъ видѣли въ разныхъ государствахъ Европы земледѣльцевъ трудолюбивыхъ, но просвѣщенныхъ, живущихъ съ пріятностію, вкусомъ, мирно и щастливо -- тѣмъ щастливѣе, чѣмъ они просвѣщеннѣе (*): мы видѣли заведенныя въ деревняхъ школы и дѣтей поселянина награждаемыхъ за прилѣжность къ ученью; видѣли въ хижинахъ (не отвратительныхъ, но опрятныхъ и чистыхъ) книги и добрые нравы; говорили съ земледѣльцами и слышали, что они благословляютъ скромную долю свою въ гражданскомъ обществѣ, считаютъ себя не жертвами его, а благополучными подобно другимъ состояніямъ, которыя всѣ должны трудиться, хотя разнымъ образомъ, для пользы отечества и собственной. Рускіе Патріоты, убѣжденные очевидною истиною, что человѣкъ и въ хижинѣ и за плугомъ можетъ не обманывать видомъ своимъ, а быть въ самомъ дѣлѣ человѣкомъ, вѣрили тогда, что отечество наше имѣетъ право ожидать новыхъ, еще великихъ благодѣяній отъ Трона въ разсужденіи государственнаго просвѣщенія; они желали ихъ -- и добродѣтельный АЛЕКСАНДРЪ, слѣдуя влеченію прекрасной души СВОЕЙ, исполнилъ ихъ желаніе. -- Предупредимъ гласъ потомства, судъ Историка и Европы, которая нынѣ съ величайшимъ любопытствомъ смотритъ на Россію; скажемъ, что всѣ новые законы наши мудры и человѣколюбивы, но что сей уставъ народнаго просвѣщенія есть сильнѣйшее доказательство небесной благости Монарха, Который во всѣхъ СВОИХЪ подданныхъ желаетъ найти признательныхъ, всѣхъ равно любитъ и всѣхъ считаетъ людьми.
  
   *) Можно поставить въ примѣръ Швейцарскихъ, многихъ Нѣмецкихъ (особливо Голштинскихъ) и Англійскихъ земледѣльцевъ, которые имѣютъ библіотеки, сами работаютъ и богаты.
  
   Теперь Дворянство Россійское имѣетъ случай доказать свое усердіе къ отечеству; доказать, что мы достойны такого Монарха и нашихъ предковъ, и что польза общая намъ всего любезнѣе. Заведеніе и надежный успѣхъ сельскихъ училищъ зависятъ отчасти отъ патріотической ревности Дворянъ: они безъ сомнѣнія изъявятъ ее всѣми возможными способами, и посредственность будетъ спорить съ избыткомъ въ знакахъ великодушной щедрости. Самая вѣрнѣйшая опора политическихъ или государственныхъ правъ есть государственная добродѣтель; мы желали бы возвысить ее названіемъ безкорыстной: но Небу угодно было во всемъ соединитъ съ нею награду, какъ въ Морали, такъ и въ Политикѣ. Дворянство никогда не упадало тамъ, гдѣ оно любило жертвы для общаго блага. Можемъ вспомнить нашу Исторію: во времена бѣдствій Россіи, когда самозванцы и Поляки терзали ея внутренность, народъ изъявлялъ удивительную привязанность къ Рускимъ Боярамъ, охотно слѣдовалъ ихъ волѣ и за ихъ знаменами -- отъ того, что Бояре трогательнымъ образомъ доказывали свою любовь къ отечеству, первые жертвовали имѣніемъ и жизнію, забывали самую фамильную вражду (которая была тогда во всей силѣ) и думали единственно о спасеніи Россіи. Нынѣ, благодаря Провидѣнію! времена спокойны, и мы не въ печальной, но въ радостной одеждѣ можемъ служить отечеству или АЛЕКСАНДРУ (къ щастію, великія имена Ихъ имѣютъ для насъ одно значеніе); можемъ и должны исполнить надежду Монарха, Котораго человѣколюбивая Политика удаляетъ отъ насъ кровопролитіе войны, но не для того, чтобы мы въ мирной тишинѣ жили только для удовлетворенія прихотямъ безразсудной роскоши, всегда не-моральной; можемъ стараніями, пріятными для благородной души, и частію доходовъ своихъ способствовать славнѣйшему дѣлу въ свѣтѣ: просвѣщенію народа и благу потомства. Чье сердце не трогается сею великою мыслію, тотъ безъ сомнѣнія живетъ не въ свое время, и намъ остается жалѣть объ его нещастіи; но о комъ изъ истинныхъ Дворянъ Рускихъ осмѣлимся такъ подумать? Кто изъ нихъ захочетъ обратить въ истину злословіе многихъ чужестранныхъ Писателей, представляющихъ насъ эгоистами и варварами? Нѣтъ, усердіемъ своимъ къ народному просвѣщенію докажемъ, что мы не боимся его слѣдствій, и желаемъ пользоваться единственно такими правами, которыя согласны съ общимъ благомъ государства и съ человѣколюбіемъ.
   Учрежденіе сельскихъ школъ несравненно полезнѣе всѣхъ Лицеевъ, будучи истиннымъ народнымъ учрежденіемъ, истиннымъ основаніемъ государственнаго просвѣщенія. Предметъ ихъ ученія есть важнѣйшій въ глазахъ Философа. Между людьми, которые умѣютъ только читать и писать, и совершенно безграмотными гораздо болѣе разстоянія, нежели между неучеными и первыми Метафизиками въ свѣтѣ. Исторія ума представляетъ двѣ главныя эпохи: изобрѣтеніе буквъ и типографіи; всѣ другія были ихъ слѣдствіемъ. Чтеніе и письмо открываютъ человѣку новый міръ, особливо въ наше время, при нынѣшнихъ успѣхахъ разума. Сверхъ того мудрое Правительство еще умножаетъ пользу сельскаго ученія, соединяя съ нимъ начальное основаніе Морали, простой, ясной, истинно человѣческой и гражданской (*). Дерзну сказать, что сочиненіе нравственнаго Катихизиса для приходскихъ училищъ достойно перваго Генія въ Европѣ: такъ оно важно и благодѣтельно! -- Можно предвидѣть затрудненія въ началѣ такого новаго для Россіи учрежденія, особливо въ нѣкоторыхъ отдаленныхъ Губерніяхъ; но время, опыты и великія выгоды грамотнаго человѣка во всѣхъ отношеніяхъ сельской жизни наконецъ убѣдятъ земледѣльцевъ въ необходимости ученія -- и мѣры кроткаго понужденія уступятъ дѣйствію искренней охоты. Всего же болѣе отвѣтстѣуетъ за успѣхъ то, что мудрое наше Правительство соединяетъ уважаемый народомъ санъ духовныхъ Пастырей съ должностію сельскихъ учителей (**).
  
   (*) См. 32 статью Устава.
   (**) Статья 33.
  
   Главнымъ благодѣяніемъ сего новаго Устава останется (какъ мы сказали) заведеніе сельскихъ школъ; но онъ представляетъ еще другія, великія пользы. Городскія школы, Гимназіи, Университеты, теперь умноженные числомъ, оживленные лучшимъ внутреннимъ образованіемъ, будутъ сильнѣе прежняго дѣйствовать на воспитаніе умовъ въ Россіи. Мысль отдѣлить ученіе отъ другихъ частей государственныхъ, какъ систему особенную и цѣлую, есть мудрая и благодѣтельная мысль; ученыя мѣста должны зависѣть только отъ ученыхъ -- и Ректоръ, глава ихъ въ каждомъ округѣ, будучи самъ питомцемъ Наукъ, тѣмъ ревностнѣе и дѣйствительнѣе можетъ стараться объ ихъ успѣхѣ. Довѣренность, изъявляемая Монархомъ къ собранію Профессоровъ, которые избираютъ своего начальника и правятъ не только Университетомъ, но и всѣми окружными Гимназіями и другими школами, еще болѣе возвышаетъ сей истинно-благородный санъ. Лучшій способъ сдѣлать людей достойными уваженія есть уважать ихъ. Новыя выгоды и почести (право избранія есть великая) данныя ученому состоянію, большее число Профессоровъ и другихъ людей, къ нему принадлежащихъ, отнынѣ твердо и надежно основываютъ его въ Россіи.
   Должно замѣтить еще двѣ важныя, новыя идеи Устава. Великая ЕКАТЕРИНА знала необходимость образовать собственныхъ учителей для государства, которому назначено просвѣтиться -- и мы имѣли уже нѣкоторыя педагогическія заведенія; но Кандидаты сего важнаго состоянія людей рѣдко оставались въ ихъ званіи, находя въ другихъ болѣе личныхъ выгодъ. Теперь мудрый Законодатель взялъ мѣры для отвращенія сего великаго зла: Кандидатъ педагогическій долженъ по крайней мѣрѣ 6 лѣтъ бытъ учителемъ, чтобы перейти въ другую службу (*). Ободренія, назначаемыя для тѣхъ, которые отличатся въ сей должности, могутъ также имѣть весьма полезныя дѣйствія (**); сверхъ того всякой изъ нихъ по достоинству награждается пенсіею (***), которая великая идея есть побудить къ законовѣдѣнію всѣхъ молодыхъ людей, желающихъ вступить въ гражданскую службу. Черезъ 5 лѣтъ никто уже не будетъ опредѣленъ къ должности, требующей юридическихъ и другихъ познаній, не доказавъ, что онъ пріобрѣлъ ихъ систематическимъ ученіемъ. Нужно ли описывать всѣ хорошія слѣдствія такого закона? Правосудіе есть душа государственнаго порядка: не говоря о томъ, что Науки вообще благодѣтельны для Морали, скажемъ, что не столько злое намѣреніе, сколько грубое невѣжество бываетъ причиною неправосудія.
  
   (*) Статья 40.
   (**) Статья 22.
   (***) Статья 23.
  
   Вообще сей великій планъ народнаго просвѣщенія славенъ не только для Россіи и Государя ея, но и для самаго вѣка; не только Россія, но и Европа и цѣлый свѣтъ долженъ гордиться Монархомъ, Который употребляетъ власть единственно на то, чтобы возвысить достоинство человѣка въ неизмѣримой Державѣ Своей. Естьли всѣ просвѣщенныя земли съ особеннымъ вниманіемъ смотрятъ на сію Имперію (въ которой творческая сила человѣколюбиваго Генія дѣйствуетъ нынѣ живѣе, нежели гдѣ нибудь), то не одно любопытство раждаетъ его: Европа чувствуетъ, что собственный жребій ея зависитъ нѣкоторымъ образомъ отъ жребія Россіи, столь могущественной и великой......
  
   Здѣсь глубокомысленный, важный умъ долженъ обуздать нетерпѣливость добраго сердца, которое, плѣняясь намѣреніемъ, хочетъ немедленныхъ плодовъ закона благодѣтельнаго. Нѣтъ, великія государственныя творенія бываютъ медленны -- такъ угодно Небу -- и естьли Россія въ одномъ смыслѣ удивляетъ насъ своими быстрыми, щастливыми успѣхами, то съ другой стороны она же доказываетъ, сколь трудны, неровны и неспоры шаги государствъ къ цѣли гражданскаго просвѣщенія. Историкъ означаетъ эпохи рожденія и новыхъ силъ: надобны вѣки для полнаго образованія. Какъ безъ надежды нѣтъ щастія, такъ безъ будущаго нѣтъ великихъ дѣлъ: въ немъ хранится вѣнецъ ихъ. -- Довольно, что сей безсмертный Уставъ для совершеннаго просвѣщенія Имперіи нашей требуетъ только -- вѣрнаго исполненія; а можно ли сомнѣваться въ исполненіи того, что Монархъ Россіи повелѣваетъ Россіянамъ?

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   7. О новомъ образованіи народнаго просвѣщенія въ Россіи (ч. 8, No 5, стр. 49--61). Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., т. 3, стр. 348, изд. Смирдина. Авторъ говоритъ здѣсь о благодѣтельныхъ исслѣдствіяхъ указа о заведеніи новыхъ училищь и распространеніи наукъ въ Россіи, о вліяніи этого указа на учителей, въ которыхъ прежде чувствовался недостатокъ, и о пользѣ учрежденія сельскихъ школъ.
  

О Тайной Канцеляріи.

  
   Левекъ говоритъ, что Царь Алексѣй Михайловичь учредилъ Тайную Канцелярію, и, какъ легкій Французскій Авторъ, прибавляетъ: ,,жаль! онъ былъ впрочемъ хорошій Государь!" Мы знаемъ, какъ по большой части Французы пишутъ Исторію, и не удивляемся. Гораздо важнѣе то, что Г. Шлецеръ, бывшій нѣсколько лѣтъ Профессоромъ Руской Исторіи въ нашей Академіи -- (иностранный Профессоръ Руской Исторіи!!) -- шутя надъ Левекомъ, и иазывая его не Историкомъ, а граверомъ-Левекомъ, также приписываетъ учрежденіе Тайной Канцеляріи Алексѣю Михайловичу. ,,Ужасъ ея, говоритъ онъ, такъ поразилъ умы, что перо выпало изъ рукъ лѣтописцевъ, и всѣ лѣтописи перервались въ царствованіе сего Государя." Это, на примѣръ, очень любопытно, естьли справедливо; но могъ ли Г. Шлецеръ, ученый Критикъ и страстный любитель нашей Исторіи, не усомниться въ истинѣ такого случая (fair)? Естьли и словесная критика важна въ Исторіи, то философическая еще важнѣе. Какъ! Царь Алексѣй Михайловичь, доброй и человѣколюбивой, основалъ страшное судилище? и для чего? какія чрезвычайныя опасности и заговоры могли оправдать сіе Учрежденіе? Въ царствованіе славное и кроткое подняло голову чудовище?? при государѣ, котораго Бояре Рускіе окружали съ любовію и почтеніемъ (ибо Онъ не казнилъ и не душилъ ихъ подобно Ивану Васильевичу, не боялся ихъ подобно Годунову, не равнялся съ ними подобно Шуйскому, и царствовалъ смѣлѣе, надежнѣе своего родителя) -- при Государѣ, который иногда (на примѣръ во время Новогородскаго и Псковскаго мятежа, во время двухъ бунтовъ Московской Черни) умѣлъ бытъ правосуднымъ, но всегда любилъ прощать и миловать?? Ктожь были жертвами Его Тайной Канцеляріи? Развѣ Онъ учредилъ ее для того, чтобы она дремала въ бездѣйствіи? Олеарій (*), Маербергъ, говоря о происшествіяхъ (и самыхъ маловажныхъ) Его времени, безъ сомнѣнія разсказали бы нѣкоторые анекдоты Руской жестокости (**), которую иностранцы всегда любили изображать яркими красками. Самое преданіе сохранило бы для потомства память начальныхъ ужасовъ тайнаго судилища, естьли бы они и въ самомъ дѣлѣ заставили молчать лѣтописцевъ. Но можно доказать, что царствованіе Михаила Ѳеодоровича и Алексѣя Михайловича было, напротивъ того, цвѣтущимъ временемъ Рускихъ лѣтописей, перерванныхъ нещастіями Россіи. Естьли имѣемъ описаніе временъ Царя Ивана Васильевича, Годунова, Димитрія самозванца, Шуйскаго и славныхъ патріотическихъ дѣлъ междуцарствія, то мы обязаны тѣмъ спокойному вѣку великихъ Романовыхъ. Добрые монахи, которые въ нашествіе Поляковъ служили для Рускихъ не только примѣромъ любви къ отечеству и къ Вѣрѣ, но и примѣромъ храбрости, могли тогда снова обратиться къ Мирнымъ упражненіямъ благочестивой жизни и къ похвальной охотѣ своей быть Историками отечества. Смѣло требую свидѣтельства всѣхъ знакомыхъ съ манускриптами нашихъ монастырскихъ библіотекъ: на многихъ историческихъ рукописяхъ именно означено время ихъ сочиненія, и сіе время есть -- царствованіе Михаила и великодушнаго Сына Его. Я самъ имѣю одну лѣтопись, тогда писанную и доведенную до начала Польской войны при Алексѣѣ Михайловичѣ; въ концѣ ея поставленъ 1664 годъ. Гдѣ же страхъ, произведенный Тайною Канцеляріею? Гдѣ онѣмѣніе лѣтописцевъ? спрашиваемъ У Г. Шлецера; но онъ развертываетъ первый томъ Татищева, показываетъ намъ страницу 59 -- и мы оставляемъ въ покоѣ сего ученаго иностранца, достойнаго нашей искренней благодарности за то, что онъ во многихъ случаяхъ умною своею критикою способствуетъ основательности Руской Исторіи.
  
   (*) Олеарій, какъ извѣстно, былъ Секретаремъ Посольства, отправленнаго Голштинскимъ Герцогомъ въ Персію черезъ Москву въ царствованіе Михаила Ѳеодоровича. Алексѣй Михайловичь, восшедши на престолъ, звалъ Олeарія въ Россію, и въ письмѣ своемъ, учтивомъ и ласковомъ, называетъ его географусомъ небеснаго бѣга. Honni foi qui mal y pense! Довольно, что Онъ любилъ ученыхъ людей, въ такое время, когда въ Россіи не умѣли еще и называть ихъ.
   (**) Надобно замѣтить, что всякой народъ въ Европѣ ославленъ съ какой нибудь дурной стороны, и что всѣ обыкновенные путешественники основываютъ наблюденія свои на предразсудкѣ: во Франціи они ищутъ легкомысленныхъ, въ Италіи злобныхъ и мстительныхъ, въ Гишпаніи лѣнивыхъ, въ Англіи чудаковъ, въ Германіи педантовъ, а въ Россіи варваровъ. Случаи и характеры, которые несогласны съ общимъ предразсудкомъ о народѣ, остаются неуваженными. Гораздо легче твердить за другими, нежели наблюдать и мыслить. Люди, которые даже славятся умомъ своимъ въ Европѣ, не рѣдко судятъ такимъ образомъ о народахъ, и Виндамъ сказалъ въ Парламентѣ, что Рускіе варвары; что солдаты наши разбойники, грабители! Сей Ораторъ-Донъ-Кишотъ повторилъ фразу своего дѣдушки, не заботясь о томъ, справедлива ли она въ наше время; иначе узнавъ, что въ Италіи, Швейцаріи и Нѣмецкой землѣ говорятъ о дисциплинѣ Англійскихъ и Рускихъ солдатъ, онъ нашелся бы принужденнымъ назвать варварами первыхъ. Какъ люди, такъ и народы, должны презирать клевету. Устыдить можно единственно тѣхъ, которые имѣютъ стыдъ; а клеветники, по щастію, не знаютъ его въ глаза.
  
   Такъ, Г. Татищевъ ввелъ въ заблужденіе и Левека и Шлецера; онъ именно говоритъ, что Царь Алексѣй Михайловичь, основавъ Тайную Канцелярію, устрашилъ лѣтописцевъ и заставилъ ихъ безмолвствовать. ,,Могъ ли грубо ошибиться нашъ умной, трудолюбивой Историкъ?" скажутъ нѣкоторые: ,,онъ конечно написалъ то, что зналъ, и что въ самомъ дѣлѣ было." -- Вы не совсѣмъ ошибаетесь, милостивые государи: Тайная Канцелярія точно была при Алексѣѣ Михайловичѣ.... ,,Слѣдственно Татищевъ правъ?"... Нѣтъ! тайная значила домашняя или приватная (*): въ сію канцелярію входили экономическія дѣла Государевы; подъ ея вѣдѣніемъ находились нѣкоторыя села и деревни, которыя Онъ считалъ собственными: напримѣръ, село Алексѣевское, Тайнинское; и когда Царь хотѣлъ изъявить Свое отмѣнное благоволеніе къ какому нибудь монастырю, Онъ подчинялъ его Тайной Канцеляріи: на примѣръ, Савинскій, котораго всѣ расходы и счеты въ ней повѣрялись (**). Дьякъ или Секретарь управлялъ ею, всюду ѣзжалъ съ Государемъ и писалъ личные царскіе указы. Однимъ словомъ, она была Кабинетомъ и никогда не занималась наказаніемъ государственныхъ преступниковъ. Имя тайной обмануло Татищева: онъ вообразилъ то гибельное судилище, которое прославилось, къ нещастію, въ новѣйшія времена; а находя, что лѣтописи идутъ по большой части не далѣе кончины Михаила Ѳеодоровича, заключилъ, что монахи не смѣли писать ихъ при Его сынѣ, и догадку свою выдалъ за историческую истину, вмѣстѣ съ лѣтописію Іоакима и многими любопытными анекдотами, которыхъ источника мы никогда не узнаемъ.
  
   (*) Chancellerie prevêe. По-Руски называемъ мы и Conseiller preveê Тайнымъ Совѣтникомъ.
   (**) Вамъ скажутъ объ этомъ и въ Архивѣ Иностранныхъ дѣлъ и въ Савинскомъ монастырѣ.
  
   Но отъ чего же монахи не описывали правленія Алексѣя Михайловича? Они, можетъ быть, не успѣли описать его, или думали, что современникамъ надобно готовить только матеріалы, и что всякое царствованіе должно быть изображено по смерти Царя. Вотъ вѣроятная причина и того, что многія лѣтописи кончатся Княженіемъ Василья Ивановича! Не думаю, чтобы ужасы Царя Ивана Васильевича заставили монаховъ бросить перо; они конечно при немъ описали дѣла отца его. Лѣтописцы наши не Тациты: не судили Государей; разсказывали не всѣ дѣла ихъ, а только блестящія -- воинскіе успѣхи, знаки набожности, и проч. Левъ не раззѣвалъ челюстей за такими Историками, и Царь Иванъ Васильевичь могъ бы съ удовольствіемъ читать описаніе своихъ побѣдъ, путешествій къ Троицѣ и въ другіе монастыри. Только славной Бояринъ Курбскій не утѣшилъ бы его своими записками: за то сей достойной мужъ убрался въ Польшу, чтобы оставить намъ вѣрное, но едва вѣроятное изображеніе Государя своего. -- Однакожь мы обязаны вѣчною благодарностію добрымъ монахамъ за Рускія лѣтописи. Безъ ихъ труда исчезла бы и память старой Руси; они сохранили по крайней мѣрѣ нить случаевъ -- и когда время ПЕТРА Великаго и строгія, взятыя имъ мѣры противъ монаховъ отняли у нихъ не только охоту, но и самую возможность продолжать лѣтописи, Исторія наша не обогатилась лучшими собраніями матеріаловъ. Кто у насъ думалъ заготовлять ихъ для описанія временъ Екатерины I, Петра II, Анны, Елисаветы? Правда, есть Архивъ иностранныхъ дѣлъ; но собранія трактатовъ и дипломатическихъ бумагъ не довольно для Историка. Надобно будетъ читать иностранцевъ, а какъ вѣрно описываютъ они случаи и людей, мы знаемъ по ихъ извѣстіямъ о нашихъ временахъ! Надобно будетъ обратиться къ преданіямъ: но скоро исчезнетъ слѣдъ ихъ. Гдѣ старцы, которые еще не давно говаривали со слезами о ПЕТРѢ Великомъ? Не много уже и такихъ, которые говорятъ о правленіи Анны, о нещастіи Долгорукихъ, о лютостяхъ Бирона, о весельяхъ Двора Елисаветы -- и кто ихъ слушаетъ со вниманіемъ? У насъ заняты головы такими важными дѣлами!!....
  
   Обратимся къ Тайной Канцеляріи. Желаете ли видѣть ея первую сцену? Подите въ село Преображенское, которое надѣляетъ Москву хорошею водою -- тамъ, среди огородовъ, укажутъ вамъ развалины небольшаго каменнаго зданія: тамъ Великій Императоръ, преобразуя отечество, и на всякомъ шагу встрѣчая неблагодарныхъ, злые умыслы и заговоры, долженъ былъ для Своей и государственной безопасности основать сіе ужасное судилище... Такъ, Петръ Великій былъ его учредителемъ; но Исторія не дерзнетъ обвинять славнаго Монарха: жестокія обстоятельства заставили Его прибѣгнуть къ жестокому средству.... Я видѣлъ глубокія ямы, гдѣ сидѣли нещастные; видѣлъ желѣзныя решетки въ маленькихъ окнахъ, сквозь которыя проходилъ свѣтъ и воздухъ для сихъ государственныхъ преступниковъ. Воспоминаніе конечно горестное; но въ ту же самую минуту вы произносите имя АЛЕКСАНДРА, и сердце ваше отдыхаетъ!
   Я чувствую великія дѣла ПЕТРОВЫ, и думаю: ,,щастливы предки наши, которые были ихъ свидѣтелями!" однакожь -- не завидую ихъ щастію! Гораздо веселѣе жить въ то время, когда въ Преображенскомъ поливаютъ землю не кровію, а водою для произведенія овощей и салата!
   Естьли бы кто нибудь въ царствованіе АЛЕКСАНДРА могъ быть еще недоволенъ -- (но мы для одной реторической фигуры предполагаемъ сію возможность) -- то я желалъ бы въ лѣтній вечеръ сводить его въ Преображенское!
  

У. Ѳ.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   9. О тайной Канцеляріи (ч. 8, No 6, стр. 122--134), подписано У. Ѳ. Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 419. Авторъ говоритъ о заблужденіяхъ Левека, Шлецера и Татищева, приписывающихъ учрежденіе Тайной Канцеляріи царю Алексѣю Михайловичу; при немъ дѣйствительно была Тайная Канцелярія (домашняя), вѣдавшая экономическія дѣла Государя, но собственно Тайная Канцелярія была учреждена Петромъ I въ Пребраженскомъ.
  

Взоръ на прошедшій годъ.

  
   1802 Годъ былъ мирный для Европы, но важный своими великими государственными феноменами. Амьенскій трактатъ, столь удивительный -- преобразованіе Чизальпинской Республики (эпоха достопамятная, ежели сія Республика будетъ существовать въ мірѣ, и не есть одна театральная декорація, или домъ, на пескѣ построенный) -- великія перемѣны во Франціи: уничтоженіе послѣднихъ знаковъ такъ называемой свободы, основаніе рѣшительнаго, твердаго самовластія до смерти Консула; амнистія для Эмигрантовъ съ единственнымъ изключеніемъ тѣхъ, которые лично ему непріятны; мудрые законы для народнаго ученія во Франціи; въ Англіи -- любопытные Парламентскіе споры, смѣшеніе партій, начало новой Оппозиціи, малочисленной, но сильной талантомъ двухъ ораторовъ; уничтоженіе славнаго налога на доходы, возстановленіе закона личной безопасности; два Сейма въ Европѣ: въ Сициліи и въ Венгріи, изъ которыхъ первый оказалъ болѣе усердія къ своему Двору, нежели вторый, только отчасти исполнившій желаніе и надежду Римскаго Императора въ Германіи новое раздѣленіе властей и земель, предложенное Россіею и Франціею; въ Баваріи (гдѣ донынѣ царствовалъ самый ревностный Католицизмъ) церковныя реформы и перемѣны въ духѣ Іосифа; бѣдствія Швейцаріи и совершенная утрата ея независимости; въ Туреціи миръ Султана съ Пасваномъ; въ Россіи новое мудрое образованіе Министерства и новыя права, данныя Сенату: вотъ великіе предметы для будущаго Историка! поле обширное для ума и сужденій его! -- Не забудемъ и Короля, сказавшаго съ мудрымъ Соломономъ: суета суетъ! и сложившаго съ себя корону, правда, не весьма тяжелую своимъ величіемъ. Явленіе Рускихъ войскъ въ Іонической Республикѣ есть также любопытное дѣйствіе новыхъ, донынѣ безпримѣрныхъ политическихъ связей, сношеній и видовъ.
   Главный историческій характеръ нашего времени, Наполеонъ Бонапарте, въ теченіе сего года вышелъ изъ сомнительныхъ тѣней надежды и страха, и явился въ полномъ свѣтѣ истины, къ стыду романическихъ головъ, которыя въ наше время мечтали о Тимолеонахъ. Наполеонъ лучше ихъ знаетъ дымъ славы. Онъ думаетъ безъ сомнѣнія:
  
   Нещастный! что тебѣ до мнѣнія потомковъ?
   Среди могилъ, костей и гробовыхъ обломковъ
   Не будешь чувствовать, что скажутъ о тебѣ!
   Безуменъ славы рабъ! безуменъ, кто Судьбѣ
   За сей кимвальный звонъ отдастъ изъ доброй воли
   Утѣхи пышности, блаженство царской доли!
  
   Между тѣмъ мы должны изъясниться, и сказать, чего сіи забавные Романисты ожидали отъ Консула. Они думали, что Наполеонъ, сильного рукою своего Генія остановивъ бурное стремленіе Революціи, воспользуется опытами вѣковъ, всѣми лучшими идеями Философовъ; что онъ дастъ Франціи почти совершенное (Монархическое или республиканское) Правленіе, сдѣлаетъ власть могущею, но только благотворною и спасительною, подобною не грозной рѣкѣ, которая безпрезстанно можетъ выливаться изъ плоскихъ береговъ своихъ, но тихою и мирною, текущею безъ всякаго помѣшательства среди высокихъ стѣнъ, утвержденныхъ мудрымъ искусствомъ. Они думали, что онъ, совершивъ великое твореніе, сложитъ съ себя всѣ знаки Диктаторскаго достоинства, оставитъ на головѣ своей одинъ вѣнокъ лавровый, уступитъ Консульскій тронъ закону и успокоится, на канунѣ безсмертія, среди народа благодарнаго въ объятіяхъ славы, подъ кровомъ хижины, въ сообществѣ однихъ великихъ мужей Плутарховыхъ: ибо мы, современники, не осмѣлились бы тогда къ нему приближиться, и только издали удивлялись бы его величію.-- Надобно признаться, что сей романъ стоитъ Морусовой Утопіи!
   Хотя мы никакъ не осуждаемъ Бонапарте, однакожь историческая справедливость заставляетъ насъ примѣтить, что число ревностныхъ обожателей Наполеона весьма уменьшилось въ Европѣ, естьли вѣрить Англійскимъ и Нѣмецкимъ журналистамъ. Предсказаніе добродушнаго Лафатера можетъ сбыться: онъ говорилъ, что Бонапарте переживетъ славу свою. Такова неблагодарность смертныхъ: кто однажды удивилъ насъ и еще остается на сценѣ, отъ того мы не перестаемъ требовать новыхъ чудесъ, и въ случаѣ отказа готовы освистать славнаго Актера. Напрасно друзья Наполеоновы: Секретарь Бурьень, Ценсоръ Барреръ, Совѣтникъ д'Анжели, доказываютъ въ своихъ періодическихъ листахъ, что Бонапарте слѣдуетъ примѣру какого-то Мидійскаго Царя -- шумная, безразсудная публика кричитъ: это старая Геродотова сказка! намъ надобно великаго человѣка! Однимъ словомъ, всего досаднѣе имѣть дѣло съ партеромъ Европы, и Бонапарте поступилъ весьма благоразумно, заключившись въ высокихъ палатахъ Сен-Клу, гдѣ онъ слышитъ только окликъ часовыхъ, умныя привѣтствія Сенаторовъ и Версальскія фразы Шевалье Жокура.
   Естьли же мы, переставъ на минуту быть эхомъ иностранныхъ крикуновъ, называемыхъ Журналистами, должны объявить собственное мнѣніо о Консулѣ, то скажемъ, что онъ, умертвивъ чудовище Революціи, заслужилъ вѣчную благодарностъ Франціи и даже Европы. Въ семъ отношеніи будемъ всегда съ удовольствіемъ хвалить его, какъ Великаго Медика, излечившаго головы отъ опаснаго круженія. Пожалѣемъ, естьли Онъ не имѣетъ законодательной мудрости Солона и чистой добродѣтели Ликурга, который, образовавъ Спарту, самъ себя навѣки изгналъ изъ Отечества!... Вотъ дѣло героическое, передъ которымъ всѣ Лоди и Маренго исчезаютъ! Черезъ 2300 лѣтъ оно еще воспаляетъ умъ, и добрый юноша, читая Ликургову жизнь, плачетъ отъ восторга... Видно, что быть искуснымъ Генераломъ и хитрымъ Политикомъ гораздо легче, нежели великимъ, то есть героически-добродѣтельнымъ человѣкомъ.
   Мы не принадлежимъ къ числу тѣхъ людей, которые имѣютъ страсть во всѣхъ феноменахъ времени находить чрезвычайностъ; однакожь физическія явленія 1802 года кажутся и намъ необыкновенными. Зимою страшныя наводненія, весною холодъ и морозы въ самыхъ южныхъ земляхъ, лѣтомъ засухи и жары, ужасныя грозы и бури, а осенью землетрясенія въ Европѣ и на берегахъ Африканскихъ были доказательствомъ какой-то разстройки въ физическомъ мірѣ. Сѣверныя земли менѣе другихъ потерпѣли; однакожь и въ Россіи засухи были чрезвычайны. Волга, царица нашихъ рѣкъ, удивительнымъ образомъ обмѣлѣла прошедшимъ лѣтомъ въ самыхъ глубокихъ мѣстахъ: подъ Сызраномъ и Симбирскомъ. Люди могли переходить черезъ нее, какъ пишутъ. Однакожь лѣто было въ Россіи весьма плодородно, особливо въ нѣкоторыхъ Губерніяхъ.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   2. Взоръ на прошедшій годъ (ч. 7, No 1, стр. 75). Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, съ небольшимъ пропускомъ въ концѣ, т. 1, стр. 548. Эта статья о политическихъ событіяхъ 1802 года.

Путешествіе вокругъ Москвы.

Письмо первое изъ Коломны отъ 14 Сентября.

  
   Я обѣщалъ вамъ, любезный другъ, объѣздить Московскія окрестности и сказать нѣсколько словъ о томъ, что увижу. Исполняю свое обѣщаніе; но время, мною избранное, не благопріятствуетъ живописи предметовъ. Осенью хорошо сидѣть у камина, а не скитаться; хорошо думать, а не смотрѣть. Не даромъ Рускіе бранятся Сентябремъ мѣсяцемъ! Унылый видъ Природы располагаетъ только къ меланхолическимъ Іереміадамъ, для которыхъ нѣтъ нужды дышать туманами и прятаться въ коляскѣ отъ дождя: плакать стихами и прозою всего лучше въ кабинетѣ. Бѣдные люди мои конечно не понимаютъ, какъ можно по грязи ѣздить для удовольствія и въ Коломнѣ искать любопытнаго! -- Наблюденія вашего путешественника не очень важны: что дѣлать? Москва не Римъ.
   Я выѣхалъ изъ своей деревни не рано, и первымъ моимъ ночлегомъ было Кусково, нѣкогда столь извѣстное Московскимъ жителямъ, а нынѣ оставленное и забытое. Оно можетъ упрекать ихъ неблагодарностію! Бывало всякое Воскресенье, отъ Мая до Августа, дорога Кусковская представляла улицу многолюднаго города, и карета обскакивала карету. Въ садахъ гремѣла музыка, въ алеяхъ тѣснились люди, и Венеціанская гондола съ разноцвѣтными флагами разъѣзжала по тихимъ водамъ большаго озера (такъ можно назвать обширный Кусковскій прудъ). Спектакль для благородныхъ, разныя забавы для народа и потѣшные огни для всѣхъ, составляли еженедѣльный праздникъ Москвы. Роскошь можетъ быть нѣкоторымъ образомъ почтенною, когда имѣетъ своею цѣлію общественныя удовольствія. -- Въ Кусковѣ два раза была угощаема Великая ЕКАТЕРИНА. Знаменитый путешественникъ, Графъ Фалькенштеинъ (*), удивлялся тамъ сельскому великолѣпію Рускаго Боярина. Наконецъ къ чести и славѣ сего помѣстья должно вспомнить, что въ немъ отдыхалъ на лаврахъ Герой Шереметевъ, когда отечество и ПЕТРЪ Великій не имѣли враговъ. Память и слѣды такихъ. людей украшаютъ мѣста лучше всѣхъ зданій великолѣпныхъ. Не только фамилія, но и Россія можетъ справедливо гордиться Графомъ Борисомъ Петровичемъ и тѣмъ добродѣтельнымъ Шереметевымъ, котораго мучилъ Царь Иванъ Васильевичь, желая узнать, гдѣ скрыты его мнимыя сокровища, и который отвѣтствовалъ ему съ великодушною кротостію: Государь! Я отравилъ ихъ на тотъ свѣтъ съ бѣдными (**)!
  
   (*) Императоръ Іосифъ.
   ( **) Курбскій называетъ его мудрымъ Царскимъ совѣтникомъ.
  
   Теперь Кусково можетъ завидовать Останкину, которое въ самомъ дѣлѣ лучше мѣстоположеніемъ; первое есть старинное помѣстье Шереметевыхъ, а второе досталось имъ отъ Черкаскихъ. Славные Останкинскіе кедры присланы изъ Сибири Княземъ Михайломъ Яковлевичемъ Черкаскимъ; онъ былъ въ Тобольскѣ Губернаторомъ. -- Вообще можно сказать, что наши старинные Бояре для сельскихъ жилищь своихъ не искали живописныхъ мѣстъ, которыхъ довольно въ окрестностяхъ Москвы. Одинъ Кирила Полуектовичь Нарышкинъ умѣлъ выбрашь несравненное Кунцово на высокомъ берегу Москвы-рѣки, гдѣ представляется взору самый величественный амфитеатръ. У насъ и нынѣ обыкновенно думаютъ, что въ деревняхъ надобно садитъ алеи, рыть пруды, строить бесѣдки; у всякаго свой вкусъ -- но я люблю тѣ мѣста, которыя для своей пріятности не требуютъ никакихъ искусственныхъ украшеній. Люди не богатые, лѣнивые, а можетъ быть и нѣкоторые люди со вкусомъ пристанутъ къ моему мнѣнію. Чего стоилъ Кусковскій прудъ? Хорошо взглянуть на него; но здорово ли жить на берегу страшной, водяной массы, почти неподвижной? Рѣка чиститъ воздухъ: большой прудъ наполняетъ его только вредною сыростію. Кусковскіе сады, гдѣ глаза мои видѣли нѣкогда столько людей, представили мнѣ довольно печальныхъ мыслей! Тамъ, въ главной алеѣ, выставлялись прежде всѣ померанцевыя деревья изъ оранжерей: она казалась уголкомъ Гишпаніи. Теперь все уныло и пусто.
   На другой день въ 10 часовъ я остановился въ деревнѣ Люберцахъ (*), которая принадлежала славному Князю Менщикову, а теперь Государева. Менщиковъ назвалъ ее новымъ Преображенскимъ, именемъ мѣста любезнаго великому его Императору и другу. Петръ III, будучи Великимъ Княземъ, желалъ имѣть въ Люберцахъ сельской домъ; но его не успѣли достроить, и заготовленные матеріалы, отвезенные въ Москву, послужили для строенія Воспитательнаго Дому. Я, какъ Руской и дворянинъ, желалъ видѣть мѣсто, которое нравилось Петру III: Онъ подписалъ два указа, славные и безсмертные!... Я съ удовольствіемъ вошелъ и въ садъ, гдѣ гулялъ нѣкогда Менщиковъ, храбрый, искусный Генералъ и великой человѣкъ въ нещастіи. Никакихъ слѣдовъ его не осталось въ сей деревнѣ. Мѣстоположеніе красиво, и большой садъ, раздѣляющій селеніе на двѣ половины, находится подъ вѣдѣніемъ Коломенскаго Управителя.
  
   *) Въ 16 верстахъ отъ Москвы.
  
   Отъѣхавъ верстъ 25, увидѣлъ я на правой сторонѣ Москву-рѣку и нѣсколько деревень, которыя, съ господскими домами и садами, образуютъ прекрасной ландшафтъ. Къ щастью -- какъ бы нарочно для моего удовольствія -- въ самую ту минуту проглянуло солнце... Естьли изключить Владимірскую, лѣсную и скучную дорогу, то можно сказать, что наша древняя столица окружена со всѣхъ сторонъ пріятными мѣстами. -- Въ селѣ Марковѣ я останавливался искать на берегу Москвы-рѣки окаменѣлостей, которыми оно славится. Мнѣ удалось найти пять или шесть камней довольно замѣчательныхъ цвѣтомъ и видомъ; одинъ съ удивительнымъ совершенствомъ представляетъ кусокъ ржанаго хлѣба,
   Почти всѣ деревни, черезъ которыя ѣхалъ я отъ Кускова до Коломны, принадлежатъ Графу Шереметеву. Извѣстный въ Исторіи Бояринъ Василій Борисовичь Шереметевъ, одинъ изъ первыхъ богачей въ Россіи, хотя имѣлъ дѣтей, но отказалъ Московскія и Коломенскія помѣстья свои фельдмаршалу Борису Петровичу, тогда еще молодому человѣку. Сей Бояринъ, отъ измѣны Козаковъ, попался въ плѣнъ Крымскимъ Татарамъ въ 1660 году, и 20 лѣтъ страдалъ въ тяжкой неволѣ. Освобожденный миромъ, торжественно заключеннымъ Россіею съ Ханомъ, онъ жилъ и погребенъ въ селѣ Чиркинѣ -- гдѣ я ночевалъ за дурною погодою, и на другой день къ обѣду пріѣхалъ въ Коломну. Желаете ли знать, когда и кѣмъ построенъ сей городъ? никто вамъ того не скажетъ. Лѣтописи въ первый разъ упоминаютъ объ немъ въ концѣ 19 вѣка; онъ можетъ быть, древнѣе -- и гораздо древнѣе Москвы. Вообще имя Коломны встрѣчается въ Исторіи по двумъ случаямъ: или Татары жгутъ ее, или въ ней собирается Руское войско итти противъ Татаръ -- что бывало всегда на большой равнинѣ, гдѣ течетъ рѣка Сѣверка: мѣсто, достойное примѣчанія для всѣхъ любителей Исторіи! Тутъ Князь Димитрій Донской осматривалъ легіоны свои, побѣдившіе Мамая. Здѣсь же онъ примирился торжественно съ Рязанскимъ Княземъ Олегомъ (человѣкомъ сварливымъ и безпокойнымъ), къ неудовольствію Бояръ его, которые желали, чтобы Димитрій наказалъ Олега. Преподобный Сергій былъ ихъ миротворцемъ. -- Что касается до имени города, то его для забавы можно произвести отъ славной Италіянской фамиліи Colonna. Извѣстно, что Папа Бонифацій VIII гналъ всѣхъ знаменитыхъ людей сей фамиліи, и что многіе изъ нихъ искали убѣжища не только въ другихъ земляхъ, но и въ другихъ частяхъ свѣта. Нѣкоторые могли уйти въ Россію, выпросить у нашихъ великихъ Князей землю, построить городъ и назвать его своимъ именемъ!! Писатели, которые утверждаютъ, что Рюрикъ происходитъ отъ Кесаря Августа, и, что осада Трои принадлежитъ къ Славянской Исторіи, безъ сомнѣнія не найдутъ лучшихъ доказательствъ! -- Естьли мы не знаемъ, кто основалъ Коломну, то знаемъ по крайней мѣрѣ, что Князь Василій Ивановичь окружилъ ее каменною стѣною съ башнями. Улицы и строеніе здѣсь не красивы; но за то промышленность людей достойна вниманія и похвалы. Давно извѣстны Коломенскія фабрики: кумашныя, полотняныя, шелковыя, которыя съ нѣкотораго времени размножились и въ другихъ мѣстахъ кругомъ Москвы. Въ самыхъ маленькихъ деревенькахъ женщины въ избахъ своихъ вьютъ шелкъ, а мужья ткутъ платки и проч. Мудрено ли, что многіе крестьяне начинаютъ жить господами, опрятно, со вкусомъ и даже роскошно? Иностранные путешественники могли бы удивиться ихъ избытку; но иностранцы смотрятъ въ Москвѣ большую пушку, разбитой колоколъ, и не ѣздятъ по окрестнымъ деревнямъ. Надобно только замѣтить, что богатѣйшіе изъ Подмосковныхъ крестьянъ Раскольники: они не пьянствуюшъ! -- -- Всего извѣстнѣе въ Россіи, Коломенскіе сальные заводы: ихъ болѣе тридцати! Сало, отправляемое за море, идетъ по большой части отсюда. Жители торгуютъ рогатымъ скотомъ, закупаютъ его на Дону, въ Малороссіи, солятъ мясо и продаютъ какъ въ Москвѣ, такъ и въ Петербургѣ: не удивительно, что имя мясника здѣсь почтеннѣе, нежели гдѣ нибудь! Коломна славится еще яблоками, вишнями и другими плодами мы ѣдимъ ихъ въ Москвѣ. Не только въ городѣ, но и въ окрестныхъ деревняхъ я видѣлъ очень хорошіе сады.
   Въ пяти верстахъ отъ Коломны впадаетъ Москва-рѣка въ Оку, среди глубокихъ песковъ. Тутъ построенъ монастырь, который возбудилъ мое любопытство своимъ именемъ: онъ называется Голутвинымъ. Разсказываютъ по старому монашескому преданію, что на семъ мѣстѣ жили нѣкогда разбойники, которыхъ называли голыдьбою или голыми людьми, и что ихъ имя въ теченіе времени досталось монастырю въ наслѣдство. Воры не боялись въ старину близости городовъ, въ самыхъ окрестностяхъ Москвы имѣли станы и были не рѣдко ужаснѣе самыхъ чужеземныхъ непріятелей. Есть ли мѣсто въ Россіи, гдѣ бы преданіе не сохранило памяти ихъ злодѣйствъ? Всѣ старинныя сказки и пѣсни доказываютъ, что они царствовали во время ига Татарскаго.
   Въ Голутвиномъ монастырѣ три церкви и кельи всѣ каменныя. Сказываютъ, что онъ построенъ Сергіемъ Чудотворцемъ (слѣдственно въ 14 вѣкѣ). Тамъ хранится посохъ его. Прежде сей монастырь былъ очень богатъ.
   Въ 25 верстахъ отъ Коломны находится село Дѣдлово, весьма достойное любопытства. Я давно желалъ видѣть его. Тутъ въ царствованіе Михаила Ѳеодоровича строился фрегатъ для Голштинскаго Посла, отравленнаго Герцогомъ черезъ Россію къ Персидскому Шаху. Олеарій описалъ сіе путешествіе. Голштинцы изъ Дѣдлова поѣхали Окою и Волгою въ Астрахань. Корабль или фрегатъ Царя Алексѣя Михайловича, названный орломъ и сожженный Стенькою Разинымъ въ Астрахани, строенъ тамъ же, равно какъ и ботикъ ПЕТРА Великаго; дѣдъ Рускаго флота, прославленный Ломоносовымъ въ стихахъ и въ прозѣ и торжественно встрѣченный большими внуками его, военными кораблями въ Петербургѣ (*). И нынѣ строятъ въ Дѣдловѣ барки или струга, на которыхъ возятъ хлѣбъ изъ Орла въ Москву, и которыя ходятъ Волгою до Астрахани. Самъ ПЕТРЪ Великій: сдѣлалъ для нихъ модель, которую еще показываютъ тамъ любопытнымъ, но которой уже давно не слѣдуютъ. Я смотрѣлъ съ душевнымъ удовольствіемъ на сей памятникъ Великаго Императора.
  
   (*) Въ 1723 году.
  
   Деревня Клинъ, которая была въ старину наслѣдственнымъ помѣстьемъ фамиліи Романовыхъ, принадлежитъ къ Дѣдлову. Оно разселено вдоль низкаго берега Оки на великомъ пространствѣ, и въ весенніе мѣсяцы заливается водою недѣль на шесть, такъ что жители другъ ко другу ѣздятъ въ лодкахъ. Въ немъ около 5000 душъ и три каменныя церкви. Крестьяне совсѣмъ почти не имѣютъ земли, но богаты отъ промысловъ и. строенія судовъ. ЕКАТЕРИНА Великая пожаловала это славное въ цѣлой Россіи село Господину Измайлову.
   Странствія мои, любезный другъ, не кончились; но дурное время заставляетъ меня отсрочишь ихъ до весны. Тогда надѣюсь еще написать къ вамъ нѣсколько писемъ, разумѣется историческихъ и самыхъ простыхъ. Иногда, особливо въ ясной день, позволю себѣ быть и маляромъ, естьли не живописцемъ; иногда разскажу вамъ и какой нибудь анекдотъ, только не выдуманной. Вокругъ Москвы живутъ люди, и много добрыхъ. Хотя вы принадлежите къ сектѣ Дюкре Жанлисъ, которая не любитъ чувствительныхъ путешественниковъ, проѣхавшихъ милю, чтобы написать томъ; однакожь я имѣю злой умыселъ искусить ваше терпѣніе и при первомъ случаѣ разсказать вамъ самую жалкую повѣсть! На сей разъ будьте покойны: возвращаюсь къ камину своей Подмосковной.
  

М -- въ.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   5. Путешествіе вокругъ Москвы (ч. 7, No 4, стр. 278--289), подписано М -- въ. Статья Н. М. Карамзина перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 1, стр. 448. Тутъ описывается дорога изъ Москвы въ Коломну и тѣ деревни, которыя ознаменованы историческими воспоминаніями: село Кусково, принадлежащее граФу Шереметеву; село Люберцы, принадлежавшее А. Д. Меншикову. Петръ II-й желалъ имѣть въ Люберцахъ сельской домъ, но его не успѣли достроить, матеріялы отвезли въ Москву и послужили для построенія Воспитательнаго Дома; село Марково, извѣстное окаменѣлостями; село Чиркино, гдѣ погребенъ Б. П. Шереметевъ. Далѣе слѣдуетъ краткое описаніе Коломны и ея промышленности; Голутвинскаго монастыря, построеннаго при впаденіи Москвы рѣки въ Оку; села Дѣдлова, гдѣ строился Фрегатъ для Голсштинскаго посла, отправленнаго герцогомъ чрезъ Россію въ Персію, въ царствованіе Михаила Ѳедоровича.

Извѣстія и замѣчанія.

  
   Французскій Законодательный Корпусъ собрался при стрѣлъбѣ пушечной, и Министръ внутреннихъ дѣлъ, Шатталь, открылъ его пышною рѣчью; но гораздо важнѣе рѣчи Министра есть изображеніе Республики, представленное Консулами Законодателямъ. Надобно признаться, что сія картина блеститъ живостію красокъ и плѣняетъ воображеніе добрыхъ людей, которые искренно -- и всѣмъ народамъ въ свѣтѣ -- желаютъ успѣха въ трудномъ искусствѣ государственнаго щастія. Бонапарте, зная сердца людей, весьма кстати даетъ чувствовать, что онъ не забываетъ смертности человѣка, и думаетъ о благѣ Франціи за предѣлами собственной жизни его. (Que les рremieres mаgistrаtures viennent à vаquer, les devоirs & lа mаrсhе du Sênаt sоnt trаcês, etс.) Такія черты всегда имѣютъ сильное дѣйствіе: хочется вѣритъ искренности говорящаго, чтобы любитъ въ немъ твердость духа и добродѣтель. Можно осуждать Бонапарте въ системѣ его правленія; однакожь надобно согласиться, что онъ имѣетъ рѣдкой талантъ повелѣватъ людьми и государствами. -- Читая съ удовольствіемъ сіе изображеніе Республики, мы замѣтили двѣ мысли, которыя не всякому покажутся справедливыми. Бонапарте говоритъ, что Англія одна, бзъ союзниковъ не можетъ нынѣ противиться Франціи: на сухомъ пути, такъ; но Великобританнія есть морская держава, и сражается на моряхъ, гдѣ всѣ соединенные флоты Европы не могли бы безъ дерзости вступить въ бой съ ея непобѣдимымъ флотомъ. Не справедливѣе ли будетъ сказать, что нынѣ одна только Англія въ силахъ воеватъ съ Французами безъ союзниковъ? Она всегда, когда захочетъ, можетъ отнять ихъ колоніи и запереть гавани; правда, что и ничего болѣе не сдѣлаетъ. Давно уже Францію сравниваютъ со львомъ, а Великобританнію съ китомъ: одинъ грозенъ на берегу, а другой на волнахъ; они взаимною злобою своею не причинятъ большаго вреда другъ другу. -- Вторая мыслъ Консулова, нами замѣченная, рѣшитъ важный вопросъ государственной Морали о пользѣ роскоши: онъ явно возбуждаетъ къ ней Французовъ для успѣха Ліопскихъ фабрикъ!! Жаль, что нѣтъ уже на свѣтѣ Дидрота и его товарищей Философистовъ: какъ они обрадовались бы сему мнѣнію, основанному на ихъ системѣ! Обширность и важность предмета не дозволяютъ намъ вступить здѣсь въ его изслѣдованіе; скажемъ только одно: естьли роскошь не совмѣстна съ чистыми нравами людей, то хорошо ли законодателю ободрятъ ее? можетъ ли частное добро перевѣсить общій вредъ? Въ Брешіи многіе люди пишаются тѣмъ, что дѣлаютъ прекрасные ножи и кинжалы; но зная, что Италіянскіе Бандиты по большой части тамъ запасаются смертоноснымъ оружіомъ своимъ, доброй человѣкъ не можетъ любить Брешіанскихъ фабрикъ. Нравы должны быть основаніемъ и частнаго и государственнаго щастія; а мы сомнѣваемся въ благонравіи роскошной жены и матери. Когда умѣренность справедлино называется добродѣтелію, то роскошъ есть вѣрно порокъ. Ошибки въ системахъ Писателя и Правителя имѣютъ не одинакія слѣдствія: Дидротъ былъ смѣшенъ, утверждая, что мотъ гораздо благодѣтельнѣе того человѣка, который питаетъ нищихъ; но Бонапарте законодатель милліоновъ!
   Наконецъ торжественно обнародована новая Конституція Швейцаріи или Актъ посредничества великаго Консула Французской Республики между несогласными партіями Гельвеціи. Она есть слѣдствіе многократныхъ его свиданій и переговоровъ съ Депутатами Швейцарскими; въ послѣдній разъ онъ восемь часовъ не вставалъ съ креселъ, разсуждая съ ними. Сей новый политическій уставъ весьма близокъ къ древнему Гельветическому: въ большихъ Кантонахъ должно быть двумъ Совѣтамъ, а малые или демократическіе управляются народнымъ собраніемъ, какъ и прежде. Союзомъ Гельвеціи будетъ Сеймъ, который ежегодно присутствуетъ въ одномъ изъ Главныхъ шести Кантоновъ, по очереди: въ Фрейбургѣ, Бернѣ, Солёрѣ, Базелѣ, Цирихѣ и Луцернѣ. Главный чиновникъ Кантона, гдѣ собираются Депутаты (всегда 1 Iюня) именуется въ тотъ годъ Ландманомъ Швейцаріи; къ нему относятся иностранные Министры. Всѣ общія дѣла Гельвеціи рѣшатся Сеймомъ; но всякой Кантонъ имѣетъ свое законодательство и правленіе. Сія Конституція безъ сомнѣиія лучше всѣхъ бывшихъ: жаль только, что она дана Швейцарамъ. Подданство и фамильныя права уничтожаются: вотъ единственное отличіе сего устава отъ древняго! Собственность заступаетъ мѣсто привилегій рода и служитъ основаніемъ гражданскихъ правъ. -- Въ заключеніе Бонапарте говоритъ: ,,Сей уставъ, слѣдствіе многихъ сношеній и переговоровъ между людьми благоразумными и друзьями добра, кажется намъ всего сообразнѣе съ миромъ и щастіемъ Гельвеціи. Какъ скоро онъ придетъ въ дѣйствіе, Французскія войска изъ нее выступятъ. Мы признаемъ Швейцарію независимою; обязываемся хранить какъ союзную Конституцію, такъ и Кантонныя Правленія, отъ враговъ спокойствія Гельвеціи, кто бы они ни были, и обѣщаемся продолжатъ связь благоволенія, которая нѣсколько вѣковъ соединяла Французовъ съ Швейцарами." -- Увидимъ, можетъ ли Гельвеція еще воскреснуть для бытія народнаго! По крайней мѣрѣ политическая независимость ея на первый случай будетъ однимъ пустымъ словомъ: Франція предпишетъ ей путь и систему отъ rоторыхъ она не дерзнетъ уклониться.
   Полковyикъ Деспардъ и шесть другихъ заговорщиковъ казнены въ Лондонѣ при великомъ стеченіи народа. Сей человѣкъ хотѣлъ съ помощію трехъ сапожниковъ, двухъ портныхъ и семи другихъ пьяницъ взять штурмомъ Лондонскую крѣпость (гдѣ всегда бываетъ многочисленный гарнизонъ), разогнать Парламентъ, уничтожить Конституцію и, короче сказатъ, завоевать Англію. Надобно признаться, что никогда злодѣйство не бывало безумнѣе! и краснорѣчивый Адвокатъ Деспардовъ всего болѣе старался оправдать его нелѣпостію предпріятія. Деспардъ казался равнодушнымъ и говорилъ на эшафотѣ рѣчь къ народу, увѣряя его въ своей невинности. Видно, что и при дверяхъ гроба человѣкъ можетъ еще обманывать другихъ или себя!
   Бонапарте одержалъ великую побѣду въ Лондонѣ. Пельтье, Эмигрантъ, Роялистъ, осужденъ Англійскими Присяжными (въ слѣдствіе жалобы Французскаго Министра) за то, что сей Журналистъ листами своими возбуждалъ Французовъ къ бунту противъ Консула и даже къ убійству. Вѣроятно, что его запрутъ въ тюрму на 6 мѣсяцевъ. Такъ Правосудіе торжествуетъ въ Англіи; оно не знаетъ ни враговъ, ни друзей, а смотритъ на дѣло. Уймутся ли Лондонскіе Журналисты? ни мало; и въ самой день Пельтьерова осужденія они нарочно болѣе прежняго бранили Консула въ листахъ своихъ. Бонапарте долженъ съ каждымъ изъ нихъ въ особенности имѣть процессъ, естьли хочетъ ихъ наказанія. Покрайней мѣрѣ Консулъ обязанъ отдать справедливость Англійскимъ Министрамъ: они не хотѣли защитить виновнаго.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   42. Извѣстія и замѣчанія, IX. (ч. 8, No 6, стр. 167). Изображеніе Французской республики; статья редактора, перепеч. въ П. С. С. , изд. Смирдина, т. I, стр. 552.

Великій мужъ Руской Грамматики.

  
   Для успѣховъ всякой Науки, всякаго Искусства, надобно желать Педантовъ; они могутъ быть иногда смѣшны, но всегда полезны. Кто не знаетъ славнаго трактата о соловьяхъ, котораго Авторъ доказываетъ, что предметъ его важнѣе Философіи, нравственности, Политики, Богословіи? За то охотники до соловьевъ узнали, какъ надобно обходиться съ нимъ и спасать ихъ отъ болѣзней.
   Такимъ образомъ я пользуюсь дружбою одного, крайне ученаго мужа, который живетъ единственно для склоненій и спряженій, божится родами, видитъ во снѣ нарѣчія; и естьли, марая бумагу, ошибаюсь менѣе другихъ -- естьли умѣю иногда задуматься надъ словомъ, умѣю быть осторожнымъ -- то конечно ему обязанъ сею выгодою. Всякой мѣсяцъ хожу къ нему раза два, и всякой разъ возвращаюсь домой съ новымъ почтеніемъ къ Грамматикѣ. На воротахъ его, всегда запертыхъ, написано множество вопросительныхъ знаковъ??? Сіи гіероглифы извѣщаютъ гостей, желающихъ войти на дворъ, что хозяину надобно знать прежде: кто они? зачѣмъ пришли? и проч. -- Въ домѣ видите вездѣ живописныя аллегоріи и эмблемы Грамматики. На примѣръ: женщина съ перомъ въ рукѣ и въ Мантіи, усѣянной буквами Ѣ, І и Ѳ, есть Орѳографія; другая, представленная въ родахъ, Этимологія; Геркулесъ, разящій палицею великана Альбіона, изображаетъ удареніе; маленькой человѣчекъ, съ ужаснымъ брюхомъ, предлогъ; камень, летящій между двумя деревами, междометіе; Нарциссъ, смотрящійся въ воду, наклоненіе; молодая женщина, которая дозволяетъ любовнику обнять себя, падежъ; старикъ, считающій деньги, имена числительныя и проч. и проч. На дверяхъ его кабинета написано крупными буквами: Человѣкъ всего болѣе отличается отъ другихъ животныхъ словомъ или языкомъ; слѣдственно наука языка есть истинно-человѣческая и важнѣйшая. Въ самомъ кабинетѣ изображена Грамматика въ видѣ Египетской богини Изиды, закутанной въ пелены, и надпись говоритъ: никто изъ смертныхъ не умѣлъ снять ихъ; ибо хозяинъ. думаетъ, что мы еще не имѣемъ совершенной Грамматики -- и когда я принесъ ему новѣйшую, онъ поблѣднѣлъ, увидѣвъ въ ней роспись глаголовъ: калывать, гаривать, баливать, жидать, льыгать, колебливать, трепливать, и воскликнулъ голосомъ сокрушеннаго сердца: ,,О Небо! когда въ семъ наклоненіи бывали такіе глаголы въ языкѣ Рускомъ? Можно ли изъявительное такъ своевольно обратитъ въ неокончательное и глаголы недостаточные въ полные? Можно ли забыть, что нѣкоторые изъ нихъ употребляются только съ предлогами, какъ-то: накалывать, ожидать, прилыгатъ?" -- Слезы текли ручьями по лицу чувствительнаго старца. Я не могъ видѣть его печали, ушелъ, и черезъ двѣ недѣли снова явился въ кабинетѣ ученаго мужа.
   Онъ казался уже гораздо спокойнѣе, самъ началъ говоритъ о новой Грамматикѣ, хвалилъ въ ней многія полезныя замѣчанія, но осуждалъ раздѣленіе глаголовъ по ихъ неокончательному наклоненію, доказывая его невѣрность и сбивчивость. ,,Мой другъ! оказалъ онъ: вамъ даютъ правила; но всякое изъ нихъ раждаетъ изключеніе. Я могу вытвердить ихъ наизусть и безпрестанно ошибаться: слѣдственно правила неосновательны. На примѣръ: Авторы говорятъ, что глаголы, которые въ неопредѣленномъ наклоненіи оканчиваются на ать, перемѣняютъ сіи буквы въ изъявительномъ наклоненіи перваго лица настоящаго времени на ю; но они должны тотчасъ примолвить, что глаголы плакать, кликать и многіе другіе уклоняются отъ сего закона! Не будемъ клеветать на языкъ: онъ имѣетъ вѣрные законы для измѣненія буквъ въ разныхъ случаяхъ глагола, но мы только еще не открыли ихъ. Изъяснимъ великое малымъ, и скажемъ, что натура во всѣхъ твореніяхъ и разрушеніяхъ слѣдуетъ вѣчнымъ, единообразнымъ законамъ, которые однакожь по большой части укрываются отъ Натуралистовъ. Спряженія во всѣхъ коренныхъ языкахъ составляютъ главную трудность: кто приведетъ ихъ у насъ въ ясную систему, того ожидаетъ вѣнецъ безсмертія; но сей великій мудрецъ, сей блаженный смертный еще не родился. Я посѣдѣлъ надъ глаголами, и не дерзаю думать о системѣ.
   ,,Однакожь Небо награждаетъ усердіе друзей истины, и естьли не совсѣмъ, то хотя сколько нибудь озаряетъ ихъ свѣтомъ ея. Такимъ образомъ и мнѣ удалось открыть въ разсужденіи глаголовъ истинное правило -- истинное, говорю: и оно не имѣетъ ни одного изключенія" -- Всякой догадается, что я нетерпѣливо хотѣлъ знать его. Хозяинъ мой улыбался съ гордостію -- видно было, что онъ вспомнилъ славнѣйшую эпоху жизни своей -- поправилъ на головѣ колпакъ, откашлялся, сѣлъ прямѣе на креслахъ, значительнымъ движеніемъ руки приготовилъ меня ко вниманію, и съ неизъяснимою важностію громко произнесъ слѣдующее: ,,Всѣ глаголы, которые въ настоящемъ времени, въ третьемъ лицѣ единственаго числа кончаюся на итъ, должны во множественномъ числѣ того же лица и времени оканчиваться на ятъ или атъ (мчитъ, мчатъ; славитъ, славятъ); другое же окончаніе единственнаго числа съ буквою Е вмѣсто И перемѣняется во множественномъ всегда на утъ или ютъ (владѣетъ, владѣютъ; лжетъ, лгутъ). Теперь найдите, любезный другъ, хотя одинъ глаголъ, который уклонялся бы отъ сего правила! Даю вамъ часъ, годъ, вѣкъ на размышленіе!"...
   Онъ снова поправилъ колпакъ свой, началъ тереть себѣ ладони пальцами, и не хотѣлъ смотрѣть на меня, чтобы не мѣшать мнѣ думать... Черезъ нѣсколько минутъ молчанія я смиренно объявилъ ему, что въ самомъ дѣлѣ не умѣю придумать ни одного изключенія, но что не вижу также и большой пользы сего правила. ,,Пользы?" возразилъ онъ съ живостію: ,,а развѣ Авторы наши не пишутъ надѣятся вмѣсто надѣются, сѣять вмѣсто сѣютъ и стоютъ вмѣсто стоятъ? Самъ я, рожденный для Грамматики, въ семъ случаѣ угадывалъ истину единственно по щастливому вдохновенію Природы!... Выслушайте исторію. Паденіе яблока съ дерева, въ глазахъ Невтона, открыло намъ систему тяготенія: Грамматика обязана моимъ открытіемъ -- ржанію лошадей. Однажды кучеръ пришелъ ко мнѣ и сказалъ: два дни сряду у насъ безпрестанно ржатъ лошади. Вретъ, отвѣчалъ я: надобно говоритъ ржутъ. Упрямой кучеръ не хотѣлъ согласится со мною. Мы призвали другихъ людей: выходила разноголосица. Я безпокоился, ѣздилъ, бѣгалъ по улицамъ, останавливалъ знакомыхъ и незнакомыхъ, спрашивая: ржутъ или ржатъ? Не многіе понимали важность моего вопроса; нѣкоторые смотрѣли на меня съ удивленіемъ; другіе смѣялись. Одинъ молодой человѣкъ, которой ѣхалъ верхомъ съ дамою, будучи такимъ образомъ остановленъ мною и видя, что красавица его испугалась моего грамматическаго вопроса, махнулъ хлыстомъ и -- сдѣлалъ меня Циклопомъ навѣки." (Надобно знать, что Грамматикъ нашъ кривъ.),, Это бездѣлица; но къ нещастью, я не могъ употребленіемъ языка рѣшить спора моего съ кучеромъ: одни соглашались со мною, другіе съ нимъ. Надлежало искать правила -- и черезъ 6 мѣсяцевъ, самыхъ безпокойнѣшихъ въ жизни моей, я нашелъ его (оно уже вамъ извѣстно): надобно говорить ржутъ, ибо мы говоримъ ржетъ. Е перемѣняется только на У или Ю."
   Я слушалъ великаго мужа съ искреннимъ вниманіемъ и смотрѣлъ на кривой глазъ его съ почтеніемъ. Кто изъ смертныхъ приносилъ такія жертвы грамматическому любопытству?
   Но сей великодушной человѣкъ, въ зрѣлыхъ лѣтахъ заплативъ глазомъ за открытіе истины въ спряженіяхъ, еще въ молодости лишился выгоднаго мѣста отъ усердія къ правильности склоненій. Мы въ другое свиданіе говорили съ нимъ объ именахъ числительныхъ: онъ доказывалъ, что наши Грамматики не даютъ вѣрнаго правила для сочиненія ихъ съ другими именами, и сказалъ: ,,Вы найдете въ Грамматикахъ, что надобно говорить: два человѣка, семь рублей: важное наставленіе! Кто изъ Рускихъ ошибается въ этомъ случаѣ? Но гдѣ же узнаете, какъ должно писать: съ двумя стами Гранадеръ или Гренадерами, съ двумя тысячами рублей или рублями? Вотъ камень преткновенія! вотъ узелъ Гордіевъ!... Любезной другъ! теперь сообщу вамъ мое второе открытіе и разскажу еще анекдотъ. Я былъ нѣкогда Секретаремъ, у Графа N. N. и пользовался его милостію. Онъ приказалъ мнѣ однажды сочинить письмо къ Министру о важномъ дѣлѣ. Я уже дописывалъ его, но вдругъ остановился; надобно было сказать: въ осьмидесяти тысячахъ рубляхъ или рублей: какъ же правильнѣе? думалъ, ломалъ голову; часы и дни проходили. Графъ требовалъ письма, и слыша все одинъ отвѣтъ: не готово! наконецъ такъ, разсердился, что не велѣлъ меня выпускать изъ горницы и осудилъ, какъ Англійскаго Присяжнаго, на голодную смерть, естьли не исполню своей должности. Неволя и голодъ безъ сомнѣнія непріятны, но ужаснѣе всего ошибиться противъ Грамматики, и я три дни не пилъ, не ѣлъ, не спалъ, а въ четвертой, по милости Неба, нашелъ правило -- дописалъ письмо, и едва могъ, отъ изнуренія силъ, дотащиться до Графскаго кабинета, чтобъ вручить ему бумагу. Онъ хотѣлъ знать причину моего неизъяснимаго упрямства -- и душа моя, обрадованная великимъ открытіемъ, излилась передъ нимъ въ искреннемъ признаніи. Графъ засмѣялся, подарилъ мнѣ осыпанную брилліянтами табакерку, но велѣлъ искать другова мѣста, сказавъ: тебѣ впредь могутъ встрѣчаться грамматическія сомнѣнія, а бумаги мои требуютъ скорости."
   Я желалъ свѣдать правило, которое выгнало его изъ Графской Канцеляріи. ,,Вотъ оно," отвѣчалъ великодушный Грамматикъ (разумѣется, что онъ опять взялъ на себя видъ законодателя, который съ высоты трона даетъ уставы вселенной): естьли имя числительное не имѣетъ рода (какъ-то: два, пять, десять, семдесять), то существительное должно быть съ нимъ. Въ одномъ падежѣ, и мы говоримъ: въ шестидесяти рубляхъ, а не рублей; когда же число имѣетъ родъ (на примѣръ: пятокъ, десятокъ, сотня, тысяча, милліонъ), то имя, за нимъ слѣдующее, должно бытъ всегда въ родительномъ падежѣ, и надобно говорить: тысячами рублей, въ милліонѣ душъ, а не тысячами рублями, не въ милліонѣ душахъ. Когда же за тысячами или за милліономъ слѣдуетъ число безродное, то существительное принимаетъ его падежъ, и надобно писать: съ двумя тысячами двадцатью Гранадерами, а не ,Гранадеръ." -- -- Хорошо, сказалъ я: но число сто имѣетъ ли родъ по сему правилу, и какъ надобно сочинять его съ именами? -- ,,Браво, браво, любезный другъ!" отвѣтствовалъ ученый мужъ: ,,этотъ вопросъ доказываетъ, что Геній Грамматики, пролетая вселенную махнулъ крыломъ надъ твоею головою! Такъ, число сто приводило меня въ сомнѣніе; но я увѣрился наконецъ, что оно имѣетъ родъ, когда мы говоримъ: ,,первое сто, второе сто, и когда оно употребляется во множественномъ числѣ: пять сотъ, шесть сотъ, и проч. Это рѣшительно -- и въ слѣдствіе моего правила должно говорить: съ тремя стами Рускихъ, а не Рускими. -- Такимъ образомъ любовь къ великой наукѣ отъ времени до времени производитъ открытія; но (говорю и повторяю), что Россійская Грамматика есть донынѣ богиня Изида въ пеленахъ: никто еще не обнажилъ всѣхъ ея тайностей. Мой другъ гораздо легче имѣть полную, ясную, мудрую систему гражданскаго законодательства, нежели языка; гораздо легче сдѣлаться всѣмъ судьямъ правосудными нежели всѣмъ Писателямъ грамотными"... Тутъ я невольнымъ образомъ воскликнулъ: увы!... Грамматикъ мой продолжалъ: ,,Разумѣю ваше, любезный другъ, междометіе; оно конечно горестно; но такъ вѣчнымъ судьбамъ угодно!...
  
   O Grammaire, abyme immense!
   Tu nous laisses-fau clartê.
   Notre fort est l'ignorance:
   Le favoir eit vanitê (*)!
   {* Пародія Вольтеровыхъ стиховъ: O nature abyme immense.}
  
   ,,Мы щастливы и тѣмъ, что можемъ надѣяться -- и я заказалъ уже первому живописцу нашей Академіи представить на картинѣ Минерву, выходящую въ блестящихъ доспѣхахъ изъ Юпитерова мозгу: она будетъ для меня образомъ Грамматики, которая со временемъ выдетъ изъ головы мудрецовъ Россійскихъ, вооруженная вѣрными правилами на всѣ возможные случаи языка. Въ послѣднюю минуту жизни моей взгляну на эту картину, и спокойно закрою глаза навѣки!"
   Но сей огненный любовникъ правилъ не можетъ терпѣть излишно строгихъ. Онъ разсердился до крайности на сочинителей упомянутой новѣйшей Грамматики, которые говорятъ рѣшительно, что предлогъ между требуетъ всегда падежа творительнаго, и что родительный есть въ такомъ случаѣ ошибка. ,,Мой другъ!" сказалъ онъ: ,,употребленіе есть избалованное дитя народовъ, съ которымъ нельзя обходиться сурово; надобно во многомъ щадить его. Давно уже Рускіе говорятъ: между полями и между полей, соображаясь иногда съ пріятностію слуха. Сохрани насъ Богъ отъ тиранства! Грамматикъ долженъ бытъ добродушнымъ и жалостливымъ, особливо къ стихотворцамъ. Ахъ! они и такъ не рѣдко стенаютъ отъ упругости длинныхъ словъ въ языкѣ Рускомъ: на что ихъ обременять лишними слогами? Нѣтъ, у насъ не каменныя сердца; нѣтъ! Грамматикъ чувствительной, и даже справедливой, съ обыкновенною искренностію скажетъ имъ: пишите смѣло между жасминовъ и лилей, вы, невинныя дѣти Аполлоновы! Пишите, какъ вамъ угодно -- какъ вамъ угодно, друзья мои!"...
   Тутъ голосъ его такъ смягчился, на лицѣ изобразилась такая добродушная, милая, нѣжная улыбка, что слезы покатились изъ глазъ моихъ.... О торжество чувствительности даже и въ самой Грамматикѣ!... Одно воспоминаніе сей минуты трогаетъ мое сердце -- и я долженъ бросить перо!!
  

А. Б. В.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   10. Великой мужъ Русской Грамматики (ч. 8, No 7, стр. 200--212), подписано А. Б. В. Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 317. Авторъ высказаль тутъ нѣсколько грамматическихъ правилъ относительно спряженій, склоненій и согласованія словъ.
  

О вѣрномъ способѣ имѣть въ Россіи довольно учителей.

  
   Есть два рода людей, у насъ и вездѣ: одни вѣрятъ силѣ и легкимъ успѣхамъ добра, радуются намѣреніемъ его какъ дѣломъ, и -- мимо всѣхъ возможныхъ или необходимыхъ препятствій -- летятъ мыслію Къ щастливому исполненію плана; другіе трясутъ головою при всякой новой идеѣ человѣколюбія тотчасъ находятъ невозможности, съ удивительною методою раздѣляютъ ихъ на классы и статьи, улыбаются и заключаютъ обыкновеннымъ припѣвомъ лѣниваго ума: какъ ни мудри, а все будетъ по старому! Въ доказательство нашего безпристрастія согласимся, что первые не рѣдко обманываются; согласимся даже, что вторые чаще бываютъ правы: но скажемъ и то, что люди не успѣли бы ни въ чемъ хорошемъ и благородномъ, естьли бы всѣ имѣли такой образъ мыслей; смѣлые законодатели, творцы государственнаго блага, не сіяли бы тогда въ Исторіи, и мы не научились бы судить о великихъ людяхъ по трудностямъ, которыя они преодолѣваютъ.
   Такимъ образомъ и сей новый уставъ просвѣщенія, которымъ утѣшаются добрые Патріоты, можетъ иному флегматическому скептику представить великія трудности въ своемъ исполненіи. На примѣръ, онъ скажетъ: ,,гдѣ Россія будетъ находить столько учителей сколько ихъ нужно для уѣздныхъ и Губернскихъ школъ по новому образованію? кѣмъ наполнятся Педагогическіе Институты? можно ли надѣяться на довольное число охотниковъ?" Отвѣчаемъ ему:
   Всѣ знаютъ, что при Московскомъ Университетѣ всегда воспитывалось нѣсколько молодыхъ людей на казенномъ содержаніи; но не всѣмъ, можетъ быть, извѣстна великая польза сего учрежденія. Ему обязаны мы тѣмъ, что ученое состояніе (не смотря на малыя свои донынѣ выгоды и весьма ограниченный кругъ дѣйствія) не погасло въ Россіи; что Университетъ нашъ, славясь иногда чужестранными Профессорами, всегда славился и Рускими, которые, преподавая Науки, въ то же время образовали и языкъ отечественной. Другіе учились временно, мимоходомъ, и рѣдко доучивались; но изъ питомцевъ Монаршей благодѣтельности выходили хорошіе Студенты, Бакалавры, Магистеры, Профессоры. Обязанные моральнымъ бытіемъ своимъ Университету, привыкнувъ къ мѣсту, къ людямъ, къ жизни посвященной Наукамъ, они не обольщались выгодами другихъ состояній, оставались въ ученомъ, и съ удовольствіемъ брали на себя должность наставниковъ юношества. -- Когда же мудрое наше Правительство новыми благодѣяніями оживитъ сей Институтъ, то Россія будетъ имѣть столько ученыхъ людей, столько Педагоговъ, сколько ей надобно. Правда, что мы и не знаемъ другаго надежнаго способа имѣть ихъ; но довольно и одного вѣрнаго.
   Число желающихъ пользоваться симъ благодѣтельнымъ учрежденіемъ было всегда такъ велико, что Университетъ не могъ принимать изъ нихъ ни третьей части, думаю, въ опредѣленный закономъ комплектъ. Нынѣ, при новыхъ выгодахъ ученаго званія, сколько бѣдныхъ молодыхъ людей захотятъ итти симъ путемъ! сколько небогатыхъ родителей благословятъ Небо и Монарха, отдавая дѣтей въ такое мѣсто, гдѣ они будутъ хорошо содержаны, морально образованы, просвѣщены, и черезъ нѣсколько лѣтъ найдутъ средство служитъ отечеству въ званіи толъ полезномъ! Жалованье учителя городской школы есть уже избытокъ человѣка, воспитаннаго въ незнаніи прихотей. Онъ же можетъ имѣть и посторонніе честные доходы: благодарные родители учениковъ его, купцы, дворяне, безъ сомнѣнія будутъ на дѣлѣ изъявлять ему свою признательность. Сверхъ того онъ имѣетъ въ виду временныя награжденія за особенное усердіе и способность въ отправленіи его должности, и наконецъ всегдашнюю пенсію, какое щастіе для человѣка, который родился въ бѣдности и могъ быть тягостію для злополучнаго отца, естьли бы благодѣтельное Правительство не взяло на себя его воспитанія! -- Замѣтимъ еще выгоду Педагогическаго состоянія. Народный учитель есть, конечно, какъ говорится, не знатной, не великой господинъ; но малочиновность бываетъ оскорбительна для самолюбія только въ гражданской дѣятельности и въ частыхъ сношеніяхъ съ людьми. Учитель по должности своей удаленъ отъ свѣтскаго вихря: онъ есть глава въ кругу своемъ, не имѣетъ нужды въ другихъ,а другіе имѣютъ въ немъ нужду (отцы и родственники учениковъ), и можетъ скорѣе возгордиться, нежели унизиться въ своихъ чувствахъ. Сіе замѣчаніе такъ справедливо, что во многихъ Европейскихъ земляхъ гордость школьнаго мастера вошла въ пословицу.
   Бѣдность есть съ одной стороны нещастье гражданскихъ обществъ, а съ другой причина добра: она заставляетъ людей быть полезными, и, такъ сказать, отдаетъ ихъ въ расположеніе Правительства; бѣдные готовы служить во всѣхъ званіяхъ, чтобы только избѣжать жестокой нищеты. Россія на первой случай можетъ единственно отъ нижнихъ классовъ гражданства ожидать ученыхъ, особливо Педагоговъ. Дворяне хотятъ чиновъ, купцы богатства черезъ торговлю; они безъ сомнѣнія будутъ учиться, но только для выгодъ своего особеннаго состоянія, а не для успѣховъ самой Науки -- не для того, чтобы хранить и передавать ея сокровища другимъ. Слава Богу! нигдѣ уже благородные не думаютъ, что пыльной генеалогической свитокъ есть право бытъ невѣждою и занимать важнѣйшія мѣста въ государственномъ порядкѣ; но естьли и въ другихъ земляхъ Европы, гораздо опытнѣйшихъ и старѣйшихъ въ гражданскомъ образованіи, ученый дворянинъ есть нѣкоторая рѣдкость, то можемъ ли въ Россіи ждать благородныхъ на Профессорскую каѳедру? Хотя -- признаюсь -- я душевно бы обрадовался первому феномену въ семъ родѣ. Что въ самомъ дѣлѣ священнѣе храма Наукъ, сего единственнаго мѣста, гдѣ человѣкъ можетъ гордиться саномъ своимъ въ мірѣ, среди богатствъ разума и великихъ идей? Воинъ и судья необходимы въ гражданскомъ обществѣ; но сія необходимость горестна для человѣка. Успѣхи просвѣщенія должны болѣе и болѣе удалять государства отъ кровопролитія, а людей отъ раздоровъ и преступленій: какъ же благородно ученое состояніе, котораго дѣло есть возвышать насъ умственно, морально, и приближать щастливую эпоху порядка, мира, благоденствія!... Но я долженъ извиниться передъ читателями: такія мысли далеки отъ обыкновенныхъ побудительныхъ причинъ гражданской дѣятельности.
   Говоря о ближайшемъ и настоящемъ, скажемъ, что естьли въ Москвѣ и въ каждомъ ученомъ округѣ Россіи будетъ отъ трехъ до пяти сотъ воспитанниковъ на казенномъ или общественномъ содержаніи, то черезъ 10 или 15 лѣтъ Университетскимъ Правленіямъ останется только выбирать достойнѣйшихъ изъ нихъ до званія учителей. Патріотическая ревность нашего дворянства и купечества можетъ въ семъ случаѣ обнаружиться съ блескомъ и существенною пользою, чтобы не отяготить казны издержками. Благодѣяніе есть потребность нѣжной души: чѣмъ предметъ его вѣрнѣе и спасительнѣе, тѣмъ оно должно быть усерднѣе. Человѣколюбивыя намѣренія Монарха явно дѣйствуютъ нынѣ на умы и сердца: вездѣ обнаруживается какая-то Филантропія; вездѣ хотятъ общеполезныхъ учрежденій и выдумываютъ планы. Трудъ напрасный!. Оставимъ Правительству учреждать и заводить: удовольствуемся честію и славою способствовать ему въ его святыхъ намѣреніяхъ. Зная главную потребность Россіи, Оно всего болѣе желаетъ озарить умы наши свѣтомъ ученія: когда сей великій планъ его исполнится, тогда будемъ щастливѣе и въ собственныхъ изобрѣтеніяхъ ума и въ собственныхъ выдумкахъ для блага людей. Уже Патріотизмъ готовъ дерзну сказать, удивить Россію своими щедрыми дарами въ пользу Университетовъ; но скромность не дозволяетъ намъ еще произнести имени. Исторія нашего отечества доказываетъ, что многіе Рускіе имѣли славу быть первыми въ блестящихъ дѣлахъ добра, но никогда не оставались безъ подражателей: наше время безъ сомнѣнія не представитъ изключенія. Естьли мы, усердно прославляя знаменитыхъ благотворителей Россійской учености, не имѣемъ способовъ равняться, въ щедрости съ ними, то все еще можемъ смѣло итти къ жертвеннику отечества и съ малѣйшимъ даромъ. Пусть богатой человѣкъ достойно славится тѣмъ, что его благотворительность воспитываетъ десять или двадцать молодыхъ людей при Университетѣ: другой не менѣе его можетъ радоваться мыслію, что, удѣляя нѣчто отъ плодовъ своего трудолюбія, дастъ хотя одному сыну бѣднаго мѣщанина средство учиться и быть полезнымъ гражданиномъ. Благодѣяніе такого роду безконечно, и слѣдствія его переживутъ нашихъ внуковъ: ибо всякой образованный умъ, дѣйствуя на современниковъ, дѣйствуетъ и на потомство, которое не особеннымъ откровеніемъ, а нашими мыслями и свѣдѣніями должно просвѣтиться.
   Московскіе дворяне, издревле знаменитые, давно уже пользуясь благодѣяніемъ Университета -- гдѣ они или сами учились или учатъ дѣтей своихъ -- не захотятъ ли возвыситъ его передъ новѣйшими? Не захотятъ ли присвоить ему славы надѣлятъ Россію учителями, а другіе Университеты Профессорами? Для сего (повторяю) надобно только умножить число народныхъ или государственныхъ воспитанниковъ при Московской Гимназіи; и тогда Ректоръ Университетскіи, вводя какого нибудь знаменитаго иностранца въ огромныя залы училища, скажетъ ему: ,,вотъ питомцы щедраго Московскаго Дворянства!" Съ какимъ удовольствіемъ сіи государственные благотворители видѣли бы успѣхи молодыхъ людей, обязанныхъ имъ истиннымъ человѣческимъ бытіемъ! Всякой занимался бы своимъ особеннымъ питомцемъ и гордился бы его отличіемъ. Содержаніе ученика стоитъ въ годъ около 150 рублей: какое же другое удовольствіе можемъ купить столь дешево?
   Нынѣшнее щастливое состояніе Россіи, мудрый духъ Правленія, спокойствіе сердецъ, веселыя лица, чувствительность Рускихъ къ добру, вселяютъ въ насъ охоту разсуждать о дѣлахъ общей пользы. Мы знаемъ старцевъ, которые, стоя на краю могилы, съ радостными слезами слушаютъ и говорятъ о надеждахъ человѣколюбія, о благодѣтельныхъ слѣдствіяхъ просвѣщенія, которыхъ имъ безъ сомнѣнія не дождаться. Такія великодушныя, безкорыстныя чувства трогательны для всякаго, еще не мертваго душею человѣка. -- Разныя обстоятельства измѣняли нашъ простой, доброй характеръ, и запятнали его на время; видимъ людей углубленныхъ въ свою личность и холодныхъ для всего народнаго; но видимъ и Патріотовъ, въ которыхъ истинная Руская кровь еще пылаетъ: ихъ сердце всегда откликается на гласъ отечества, когда онъ несется съ Трона.
  

Ц. Ц.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   15. О вѣрномъ способъ имѣть въ Россіи довольно учителей (ч. 8, No 8, стр. 317--326), подписано Ц. Ц. Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., т. 3 стр. 340, изд. Смирдина. Мысль автора увеличить количество воспитанниковъ на казенномъ или общественномъ содержаніи.

О Россійскомъ Посольствѣ въ Японію.

  
   Въ прошедшемъ году Вѣстника было упомянуто о морской экспедиціи, приготовляемой въ Петербургѣ и любопытной не только для Россіи, но и для всей Европы: ибо предметъ ея не ограничивается успѣхами нашей торговли, но касается и до Наукъ, до блага человѣчества и распространенія выгодъ гражданственности между народами дикими. Сообщимъ теперь подробнѣйшее извѣстіе о семъ важномъ предпріятіи.
   Господинъ Камергеръ Рязановъ, назначенный Посломъ въ Японію, отправляется съ двумя купеческими кораблями, купленными въ Лондонѣ. Одинъ изъ нихъ принадлежитъ Руской Американской Компаніи. Экипажъ обоихъ состоитъ изъ опытныхъ Офицеровъ и матрозовъ нашего флота. При миссіи ѣдутъ Гвардіи Офицеры, нмѣстѣ съ Учеными, которые должны въ семъ путешествіи обогатить Науку Природы новыми открытіями и замѣчаніями. -- Рускіе мореплаватели отправятся 1 Іюня изъ Кронштата въ Портсмутъ; оттуда къ островамъ Канарскимъ или благополучнымъ -- какъ ихъ называли Древніе -- и въ самомъ дѣлѣ достойнымъ сего имени, по своему щастливому климату и богатству даровъ естественныхъ. Тамъ Рускіе Ученые увидятъ высочайшую вулканическую гору въ мірѣ, которая, при восхожденіи солнца, огромною своею тѣнію закрываетъ и весъ островъ и море до самаго горизонта, и которая, будучи на вершинѣ покрыта вѣчнымъ льдомъ, на уступахъ и скатахъ своихъ производитъ гигантское дерево, самое твердѣйшее изъ всѣхъ извѣстныхъ (*). Умъ, просвѣщенный Наукою, можетъ объяснить тамъ исторію великихъ революцій міра: ибо Тенерифа, по мнѣнію Физиковъ, образовалась дѣйствіемъ подземнаго огня, который изъ глубокихъ нѣдръ земли извергнулъ ее на поверхность моря. Горы ея, составленныя изъ растопленныхъ и сожженныхъ камней, занимали всегда любопытство наблюдателей. -- Отъ сихъ острововъ корабли наши пойдутъ вправо, къ юнымъ странамъ Америки, къ богатой Бразиліи, гдѣ рѣки выбрасываютъ на берегъ золото и камни драгоцѣнные; гдѣ взору Европейца представляется совсѣмъ иная Натура, такъ, что описаніе тамошнихъ растѣній и животныхъ показалось бы намъ баснословіемъ, естьли бы за истину его не ручались имена Ученыхъ, заведенныхъ въ сію землю ревностію къ успѣхамъ Науки. Сколько еще любопытныхъ открытій можно тамъ сдѣлать! сколько наблюденій повѣритъ и дополнить! -- Оттуда наши мореплаватели должны слѣдовать путемъ славнаго Магеллана, оставить Сѣверный Океанъ Атлантическій и, мимо Капа-Горна, войти въ Южный или Тихій. Они увидятъ жителей земли Магелланской, которыхъ и самые Англійскіе путешественники (Байронъ, Валлисъ), возобновляя старыя сказки Гишпанцевъ, описываютъ намъ ужасными Гигантами. Рускіе повѣрятъ сіи извѣстія, и мы узнаемъ наконецъ истину о Потагонахъ. -- Дошедши, вдоль береговъ Хили, до гавани Вальпарезо, оии обратятся къ Сандвичевымъ островамъ (гдѣ славный Кукъ, преодолѣвъ всѣ опасности морей, столь нещастно кончилъ жизнь свою отъ руки дикаго), и наконецъ пойдутъ въ Японію, чтобы открыть и основать торговое сообщеніе для Россіи съ сими островами, гдѣ промышленность и невѣжество людей равно удивительны, гдѣ нѣкоторыя искусства достигли до неизвѣстной намъ степени совершенства, но гдѣ разумъ человѣка еще въ колыбели. Донынѣ сія земля, жертва деспотизма и суевѣрія, торговала единственно съ Китаемъ и Голландцами, которые охотно подвергались всякаго роду униженіямъ, чтобы сохранить только чрезмѣрно-выгодныя коммерческія связи съ нею. Естьли Посольство наше успѣетъ въ своемъ намѣреніи, то мы разныя вещи будемъ получать изъ Японіи гораздо лучше, нежели изъ Китая. Японскій чай, фарфоръ, лакъ, шелковыя и бумажныя матеріи, превосходнѣе Китайскихъ. Руская Американская Компанія можетъ вымѣнивать ихъ на свои товары. Японцы же, при всей ихъ грубости, не такіе злые и коварные обманщики въ торговлѣ, какъ наши сосѣды Китайцы. -- Сіи острова представляютъ весьма много любопытнаго для Натуралистовъ, особливо въ царствѣ животныхъ. Соловей, который, по древнимъ баснямъ, столь восхитительно пѣлъ на могилѣ Орфеевой, былъ конечно родомъ изъ Японіи!! ибо нигдѣ не поютъ они столь пріятно, какъ тамъ; и самыми красивыми перьями отличаются. Разныя другія птицы, чудесно убранныя рукою Натуры, и прекраснѣйшія насѣкомыя въ свѣтѣ также находятся въ Японіи и могутъ обогатить собранія Рускихъ Натуралистовъ. Тамъ же безпрестанно свирѣпствуетъ восемь вулкановъ, пламенная лава льется рѣками, и минеральныя воды, отмѣннаго свойства, кипятъ въ нѣдрахъ земли какъ на сильнѣйшемъ огнѣ. Всякой, имѣя понятіе о благородномъ энтузіазмѣ Наукъ, можетъ вообразить, какъ прелестна должна быть для сѣверныхъ наблюдателей земля столь богатая красотами Натуры и не менѣе любопытными ужасами.
  
   (*) Винатико.
  
   Изъ Японіи Рускіе отправятся на 1805 годъ зимовать въ Камчатку; оттуда въ Уналашку, въ Кадьякъ и другіе острова сего Архипелага, который находится между Камчаткою и сѣверною Америкою, и который открытъ нашими мореплавателями. Достойно замѣчанія, что Господинъ Рязановъ, начальникъ сей важной экспедиціи, естъ зять славнаго Шелехова, присоединившаго къ Россійскимъ владѣніямъ Новые Американскіе острова, гдѣ онъ первый возгласилъ имя Великой ЕКАТЕРИНЫ народамъ дикимъ, и первый осыпалъ ихъ благодѣяніями гражданской жизни. Зять его долженъ навѣки утвердить сіи благодѣянія; долженъ образовать страны новыя, и посѣять въ нихъ художества съ Науками. Обѣ Санктпетербургскія Академіи посылаютъ съ нимъ книги, картины, эстампы, бюсты. Полудикіе увидятъ тамъ величественный образъ ЕКАТЕРИНЫ, и дѣти ихъ, можетъ быть, станутъ уже читать описаніе дѣлъ Ея!
   Спустясь отъ Американскаго Архипелага къ Нуткѣ, о которой не давно еще (въ 1790 году) спорила Англія съ Гишпаніею, наши мореплаватели возвратятся въ Кадьякъ, нагрузятся товарами и пойдутъ Въ Кантонъ (сей единственный Китайскій портъ, открытый для Европейцевъ, но гдѣ Рускіе не бывали; донынѣ торговавъ съ Китайцами только въ Кяхтѣ ); оттуда въ Филиппинскіе Гишпанскіе острова, еще мало намъ извѣстные -- гдѣ Натура, среди ужасовъ вулканическихъ и землетрясеній, разсыпаетъ всѣ богатства своего плодородія; гдѣ вѣчно царствуетъ лѣто; гдѣ цвѣтъ и плоды безпрестанно украшаютъ деревья: пальмовые, лимонные и померанцевые лѣса служатъ щитомъ отъ несноснаго жара лучей солнечныхъ; кокосы, мушкатные орѣхи, ароматическая корица, кассіа, растутъ безъ содѣйствія рукъ человѣческихъ. Слово, что подлѣ яда родится и лекарство, всего справедливѣе можетъ бытъ сказано о сихъ мѣстахъ: ибо нигдѣ нѣтъ столько ядовитыхъ и лекарственныхъ травъ, какъ на островахъ Филиппинскихъ.
   Ява, Суматра и полуостровъ Индѣйскій будутъ также предметомъ любопытства Рускихъ плавателей. Тамъ увидятъ они храмы, можетъ быть, древнѣйшей Религіи въ мірѣ, монументы суевѣрія грубаго, но почтеннаго вѣками; народы многочисленные въ подданствѣ купцовъ Европейскихъ, правящихъ ими по одному закону хитраго корыстолюбія. Тамъ обозрятъ они всѣ заведенія цвѣтущей Англійской и нынѣ уже слабой, издыхающей Голландской торговли. Наконецъ, оплывъ Мысъ Доброй Надежды, съ другой стороны выдутъ на тотъ пунктъ, съ котораго обратились къ южной Америкѣ, и возвратятся въ любезное отечество.
   Такимъ образомъ въ первый разъ флагъ Россіи окружитъ шаръ земный, и въ странахъ, гдѣ едва имя ея извѣстно, услышатъ языкъ нашего отечества; увидятъ въ Рускихъ не хищниковъ, не тирановъ, которые нѣкогда спѣшили по слѣдамъ Колумба злодѣйствовать въ Новомъ Мірѣ, но друзей человѣчества, предлагающихъ народамъ взаимныя выгоды торговли; увидятъ любопытныхъ наблюдателей Природы, которые выдутъ на берегъ съ орудіями мирныхъ Наукъ, а не смерти.
   И такъ сія важная экспедиція должна имѣть слѣдствіемъ своимъ 1) открытіе для насъ морской торговли съ Китаемъ, съ Японіею, можетъ быть съ южною Америкою и съ Индіею; 2) образованіе Рускихъ колоній и торговыхъ заведеній на островахъ и твердой землѣ въ сѣверной Америкѣ; 3) наблюденія, открытія ученыя, благодѣтельныя вообще для успѣховъ разума человѣческаго.
   Пусть другіе удивляются молодымъ, благороднымъ Россіянамъ, которые добровольно оставляютъ пышную столицу и ввѣряютъ себя волнамъ на нѣсколько лѣтъ, чтобы переходить изъ одной части міра въ другую, быть во всѣхъ жаркихъ климатахъ Линіи и въ холодныхъ предѣлахъ Сѣвера: мы искренно завидуемъ ихъ долѣ, воображая безчисленныя удовольствія, которыя ожидаютъ ихъ въ неизмѣримостяхъ Океана! Любопытство дѣятельнаго ума имѣетъ рай свой, неизвѣстный умамъ робкимъ и лѣнивымъ. Къ симъ удовольствіямъ прибавимъ еще славу участвовать въ предпріятіи важномъ и полезномъ, славу открыть путь новый для Россійскаго мореплаванія, наконецъ славу презирать опасности! онѣ и въ самой тихой, бездѣйственной жизни для человѣка неизбѣжны: опасностъ блестящая есть выгода слпволюбія.
   Заключимъ эту статью нѣкоторыми общими примѣчаніями. Есть люди -- и Рускіе, безъ сомнѣнія очень скромные -- которые утверждаютъ, что Россія не должна и думать о знаменитости въ мореплаваніи (ибо гавани ея запираются льдомъ на шестъ мѣсяцевъ въ году), и что благоразуміе велитъ намъ довольствоваться продажею и куплею на мѣстѣ. ПЕТРЪ Великій не такъ думалъ. Мудрено ли? Онъ былъ Руской въ душѣ и Патріотъ; а сіи господа или Англоманы или Галломаны, и желаютъ называться Космополитами. Только мы, обыкновенные люди, не можемъ съ ними парить умомъ выше низкаго Патріотизма; мы стоимъ на землѣ, и на землѣ Руской; смотримъ на свѣтъ не въ очки Систематиковъ, а своими природными глазами; думаемъ, что въ нынѣшнемъ состояніи вещей Государство не можетъ достигнуть до совершеннаго величія безъ флотовъ и великихъ успеховъ мореплаван.я; а славное происхожденіе Рускихъ, ихъ гордость народная, безпримѣрная храбрость и внутренняя сила государственная указываютъ намъ на первую степень въ Политикѣ. Естьлибы ПЕТРЪ Великій не завелъ флота, то Англійскій фрегатъ пришелъ бы иногда бомбардировать Ревель, и всякой островъ могъ бы смѣло оскорблять Рускихъ: наши арміи не имѣли бы средствъ наказать дерзкихъ за моремъ; а сія мысль не утѣшительна для народнаго, справедливаго самолюбія обширнѣйшей Имперіи въ свѣтѣ. Сверхъ того сильному Государству надобны деньги; а ихъ не льзя имѣть много безъ выгодной внѣшней торговли, которая возбуждаетъ, усиливаетъ внутреннюю промышленность. Россія богата естественными дарами; но они драгоцѣнны единственно своимъ великимъ количествомъ: ихъ можно вывозить только моремъ. Безъ собственныхъ купеческихъ кораблей мы находимся въ совершенной зависимости отъ чужестранныхъ мореплавателей и купцовъ, отпуская, что имъ взять угодно. Перевозъ вещей есть также большая выгода -- занимаетъ, питаетъ, обогащаетъ множество людей: для чего уступать ее другимъ народамъ?.. ,,Но Рускія моря замерзаютъ!.." Однакожь кромѣ Чернаго, которое соединяетъ насъ съ Средиземнымъ, пока Геллеспонтъ открытъ для кораблей нашихъ... ( Константинополь такъ близокъ! и Турецкая Имперія такъ ветха!)... Да и сіе неудобство главнаго нынѣшняго Рускаго порта, то есть Кронштатскаго, можетъ быть побѣждено усиліями торговаго ума и промышленности. Корабль имѣетъ время сходить въ Лондонъ, въ Гавръ, въ Бордо; и чтобы не стоять ему праздно 6 мѣсяцевъ, для чего не воспользоваться симъ временемъ для отдаленнаго мореплаванія съ новымъ грузомъ, чтобы возвратиться лѣтомъ? Было время, когда сѣверные мореходцы -- Норманы, не чужіе Рускимъ -- считались первыми въ Европѣ; являлись безпрестанно на берегахъ Франціи, Италіи -- правда, не для торговли, а чтобы славиться храбростію. Рускимъ недостаетъ одного для успѣховъ ихъ мореплаванія: смѣлаго духа предпріимчивости; Но онъ созрѣетъ вмѣстѣ съ нашимъ политическимъ умомъ -- и любезный, благодѣтельный Монархъ нашъ способствуетъ его развитію сею важною Японскою экспедиціею. Теперь военные корабли снабдили купеческіе Офицерами и матрозами: со временемъ купеческіе могутъ снабдить ими военные, какъ въ другихъ земляхъ бываетъ. Самолюбіе наше не должно оскорбляться тѣмъ, что мы, предпринимая окружить землю, должны были нынѣ купить Англійскіе корабли, или для скорости, или для того, что они лучше и надежнѣе Рускихъ: давно ли занимаемся искусствомъ мореплаванія? давно ли мы, какъ сказалъ Ломоносовъ, сидѣли на лодкѣ въ лужѣ? Вспомнимъ, что и самая Англія покупала нѣкогда чужіе корабли для своей Индѣйской Торговли: Ганзейскіе города продавали ихъ купцамъ Лондонскимъ. Теперь Англія есть первая морская держава.
   Пусть вѣтры благополучные несутъ нашихъ Аргонавтовъ по обширному Океану! Мы будемъ слѣдовать за ними взорами и сердцами. Пусть они обозреваютъ моря, какъ легкое передовое войско обозрѣваетъ мѣсто, гдѣ скоро должна явиться армія! Мы жгли флоты непріятельскіе на Эгейскомъ морѣ, истребляли ихъ на Бальтійскомъ, щастіемъ, великимъ духомъ ЕКАТЕРИНЫ и Рускою храбростію: намъ остается доказать, что можемъ господствоватъ на семъ элементѣ и народною, торговою; умною предпріимчивостію!
  

Ф. Ѳ. Ц.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   18. О Россійскомъ посольствѣ въ Японію (ч. 9, No 11, стр. 159--171); подписано Ф. Ѳ. Ц.; статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 1, стр. 388. Это подробное извѣстіе объ эксиедиціи Крузенштерна и объ отправленіи съ нимъ г. Рязанова посломъ въ Японію. Тутъ подробно описанъ путь, которому будутъ слѣдовать Русскіе въ этомъ путешествіи и важныя послѣдствія этой экспедиціи.
  

О щастливѣйшемъ времени жизни.

  
   Человѣколюбіе, безъ сомнѣнія, заставило Цицерона хвалить старость; однакожь не думаю, чтобы трактатъ его въ самомъ дѣлѣ утѣшилъ старцевъ: остроумію легко плѣнять разумъ, но трудно побѣдить въ душѣ естественное чувство.
   Можно ли хвалить болѣзнь? а старость сестра ея. Перестанемъ обманывать себя и другихъ; перестанемъ доказывать, что всѣ дѣйствія Натуры и всѣ феномены ея для насъ благотворны -- въ общемъ планѣ, можетъ быть; но какъ онъ извѣстенъ одному Богу, то человѣку и не льзя разсуждать о вещахъ въ семъ отношеніи. Оптимизмъ есть не Философія, а игра ума; Философія занимается только ясными истинами, хотя и печальными; отвергаетъ ложь, хотя и пріятную. Творецъ не хотѣлъ снять для человѣка завѣсы съ дѣлъ своихъ, и догадки наши никогда не будутъ имѣть силы увѣренія. -- Вопреки Жанъ-Жаку Руссо, младенчество, сіе всегдашнее бореніе слабой жнзни съ алчною смертію, должно казаться намъ жалкимъ; вопреки Цицерону, старость печальна; вопреки Лейбницу и Попу, здѣшній миръ остается училищемъ терпѣнія. Не даромъ всѣ народы имѣли древнее преданін, что земное состояніе человѣка есть его паденіе или наказаніе; сіе преданіе основано на чувствѣ сердца. Болѣзнь ожидаетъ насъ здѣсь при входѣ и выходѣ; а въ срединѣ, подъ розами здоровья, кроется змѣя сердечныхъ горестей. Живѣйшее чувство удовольствія имѣетъ въ себѣ какой то недостатокъ; возможное на землѣ щастіе, столь рѣдкое, омрачается мыслію, что или мы оставимъ его, или оно оставитъ насъ.
   Однимъ словомъ, вездѣ и во всемъ окружаютъ насъ недостатки. Однакожь слова: благо и щастіе, справедливо занимаютъ мѣсто свое въ лексиконѣ здѣшняго свѣта. Сравненіе опредѣляетъ цѣну всего: одно лучше другова -- вотъ благо! одному лучше, нежели другому -- вотъ щастіе!
   Какую же эпоху жизни можно назвать щастливѣйшею по сравненію? Не ту, въ которуіо мы достигаемъ до физическаго совершенства въ бытіи (ибо человѣкъ не есть только животное) но -- послѣднюю степень физической зрѣлости -- время, когда всѣ душевныя способности дѣйствуютъ въ полномъ развитіи, а тѣлесныя силы еще не слабѣютъ примѣтно; когда мы уже знаемъ свѣтъ и людей, ихъ отношенія къ намъ, игру страстей, цѣну удовольствій и законъ Природы, для нихъ уставленный; когда разумъ нашъ, богатый идеями, сравненіями, опытами, находитъ истинную мѣру вещей, соглашаетъ съ нею желанія сердца и даетъ жизни общій характеръ благоразумія. Какъ плодъ дерева, такъ и жизнь бываетъ всего сладостнѣе передъ началомъ увяданія.
   Сія истина доказываетъ мнѣ благородство человѣка. Естьли бы умная нравственность была случайною принадлежностію существа нашего (какъ нѣкоторые утверждали) и только слѣдствіемъ общественныхъ связей, въ которыя мы зашли уклонясь отъ путей Натуры: то она не могла бы своими удовольствіями замѣнять для насъ живости и пылкости цвѣтущихъ дней молодости; не только замѣнять ихъ, но и несравненно возвышать цѣну жизни: ибо человѣкъ за тридцать пять лѣтъ безъ сомнѣнія не пылаетъ уже такъ страстями, как юноша, а въ самомъ дѣлѣ можетъ быть гораздо его щастливѣе.
   Въ сіе время люди по большой части бываютъ уже супругами, отцами и наслаждаются въ жизни самыми вѣрнѣйшими радостями: семейственными. Мы ограничиваемъ сферу бытія своего, чтобы не бѣгать вдаль -- за удовольствіями; перестаемъ странствовать по туманнымъ областямъ мечтанія, живемъ дома; живемъ болѣе въ самихъ себѣ, требуемъ менѣе отъ людей и свѣта; менѣе огорчаемся неудачами, ибо менѣе ожидаемъ благопріятныхъ случайностей. Жребій брошенъ: состояніе избрано, утверждено; стараемся возвеличить его достоинство пользою для общества; хотимъ оставить въ мірѣ благодѣтельные слѣды бытія своего; воспитаніе дѣтей, хозяйство, государственныя должности, обращаются для насъ въ моральное удовольствіе, а дружба и пріязнь въ сладкое отдохновеніе.... Поля, нашими трудами обогащенныя -- садикъ, нами обработанный -- земледѣльцы, насъ благодарящіе -- лица домашнихъ спокойныя, сердца ихъ къ намъ привязанныя -- радуютъ мирную душу опытнаго человѣка болѣе, нежели сіи шумныя забавы, сіи призраки воображенія и страстей, которые обольщаютъ молодость. Здоровье, столь мало уважаемое въ юныхъ лѣтахъ, дѣлается въ лѣтахъ зрѣлости истиннымъ благомъ; самое чувство жизни бываетъ гораздо милѣе тогда, когда уже пролетѣла ея быстрая половина..... такъ остатки ясныхъ осеннихъ дней располагаютъ насъ живѣе чувствовать прелесть Натуры; думая, что скоро все увянетъ, боимся пропустить минуту безъ наслажденія!.... Юноша неблагодаренъ: волнуемый темными желаніями, безпокойный отъ самаго избытка силъ своихъ, съ небреженіемъ ступаетъ онъ на цвѣты, которыми Природа и судьба украшаютъ стезю его въ мірѣ: человѣкъ, искушенный опытами, въ самыхъ горестяхъ любитъ благодарить небо со слезами за малѣйшую отраду.
   Въ сіе же время дѣйствуетъ и торжествуетъ Геній.... Ясный взоръ на міръ открываетъ истины, воображеніе сильное представляетъ ея черты живо и разительно, вкусъ зрѣлый украшаетъ ее простотою, и творенія ума человѣческаго являются въ совершенствѣ, и творецъ дерзаетъ наконецъ простирать руку къ потомству, быть современникомъ вѣковъ и гражданиномъ вселенной. Молодость любитъ въ славѣ только шумъ, а душа зрѣлая справедливое, основательное признаніе ея полезной для свѣта дѣятельности. Истинное славолюбіе не волнуетъ, не терзаетъ, но сладостно покоитъ душу, среди монументовъ тлѣнія и смерти открывая ей путь безсмертія талантовъ и разума: мысль, утѣшительная для существа, которое столъко любитъ жить и дѣйствовать, но столь не долговѣчно своимъ бытіемъ физическимъ!
   Дни цвѣтущей юности и пылкихъ желаній! не могу жалѣть о васъ. Помню восторги, но помню и тоску свою; помню восторги, но не помню щастія: его не было въ сей бурной стремительности чувствъ къ безпрестаннымъ наслажденіямъ, которая бываетъ мукою; его нѣтъ и теперь для меня въ свѣтѣ -- но не въ лѣтахъ кипѣнія страстей, а въ полномъ развитіи ума, въ мирныхъ трудахъ его, въ тихихъ удовольствіяхъ жизни единообразной, успокоенной, хотѣлъ бы сказать я солнцу: остановися! естьли бы въ то же время могъ сказать и мертвымъ: возстаньте изъ гроба!

--ъ.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   26. О счастливѣйшемъ времени жизни (ч. 10, No 13, стр. 51--56). Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирд., т. 3, стр. 327.
  
  

О Руской Грамматикѣ Француза Модрю.

  
   Вотъ любопытный феноменъ! Руская Грамматика, сочиненная Французомъ, напечатанная въ Парижѣ со всею дидотовскою чистотою и красивостію, чтобы заманить Республиканцевъ въ лабиринтъ нашего языка! Гражданинъ Модрю доказываетъ имъ, что они должны учиться ему какъ для выгодъ коммерціи, такъ и для лучшаго знанія самой Французской Грамматики. Монитёръ и Декада прославляютъ ученость сего творенія; первый говоритъ даже, что не многіе изъ Рускихъ знаютъ такъ основательно языкъ свой, какъ знаетъ его Гражданинъ Модрю. Смиряемся въ духѣ передъ Консульскимъ Журналомъ! Словесная ученость Автора въ избыткѣ Греко-Латино-Французскихъ грамматическихъ наименованій, старыхъ и вновь имъ изобрѣтенныхъ, доходитъ въ самомъ дѣлѣ до варварства! Но объясняются ли черезъ то свойство и правила языка? не думаю.
   Модрю (какъ намъ сказывали) былъ въ Россіи учителемъ, стряпчимъ, купцомъ, даже Именитымъ Гражданиномъ, даже Гвардіи Капраломъ или Сержантомъ: онъ имѣлъ время и способъ изслѣдовать всѣ глубины и сгибы языка нашего! Будемъ признательны: Г. Модрю хвалитъ его богатство, величество, силу, гармонію; замѣчаетъ въ немъ только нѣкоторую суровость, и, какъ Французъ, какъ вѣрный согражданинъ Президента Монтескьё, приписываетъ ее климату. Изображая выгоды Рускаго языка, онъ находитъ великую въ возможности ставить слова, какъ хочешь. Это говорили и наши Грамматики; но справедливо ли? Мнѣ кажется, что для переставокъ въ Рускомъ языкѣ есть законъ; каждая даетъ фразѣ особенный смыслъ; и гдѣ надобно сказать: солнце плодотворитъ землю, тамъ: землю плодотворитъ солнце, или: плодотворитъ солнце землю, будетъ ошибкою. Лучшій, то есть истинный порядокъ всегда одинъ для расположенія словъ; Руская Грамматика не опредѣляетъ его: тѣмъ хуже для дурныхъ Писателей! и право ошибаться не есть выгода.
   Г. Модрю почти съ восторгомъ говоритъ о нашихъ уменьшительныхъ, и находитъ ихъ даже въ глаголахъ: поколоть есть для него немножко уколоть!!-- Пусть угадаетъ Читатель, какія слова прельщаютъ Автора своею силою и богатствомъ въ смыслѣ? Тройка и часовникъ!! Имя часовникъ переводитъ онъ такимъ образомъ: Livre qui continent les prières publiques et autres exercices de rêligion; это не переводъ имени, а толкованіе смысла. Развѣ Французское les heures не то же значитъ, что нашъ часовникъ въ смыслѣ молитвенника?
   Г. Модрю находитъ въ одномъ имени временщика цѣлый трактатъ о непостоянствѣ придворнаго щастія.. Это замѣчаніе имѣетъ свою цѣну, и мы согласны, что Руской временщикъ лучше Французскаго mignon. Но можемъ ли согласиться, чтобы слово язычество заключало въ себѣ тотъ глубокой смыслъ, который онъ ему приписываетъ, говоря: ,,Рускіе Видятъ во многобожіи пустословіе, и для того изъ слова язычникъ означающаго пустомелю или болтуна (!!), они составили язычество?" Гражданинъ Модрю не знаетъ, что языкъ значитъ по-Славянски народъ, и что слово язычество такъ же образовано отъ имени народа, какъ Латинское gentiliras отъ gens.
   Въ числѣ именъ сложныхъ, которыя ему нравяітя и не нравятся, поставлены: невѣстопросительница, первстволюбецъ: гдѣ онъ нашелъ ихъ? Шляхетство, щенокъ и листокъ оскорбляютъ, а заимодавица и подаиваю (je trais) плѣняютъ нѣжyой слухъ его; первыя кажутся ему вдохновеніемъ сѣвернаго, а другія южнаго климата. Слово частоплюй изображаетъ для него народную привычку Рускихъ (milêricorde!!)? но скорѣе можно укорять ею Нѣмцовъ, которые любятъ курить табакъ. Ласка голубчикъ есть, по мнѣнію Автора, слѣдствіе нашей вѣры во Святаго Духа; а слово братъ и братецъ представляютъ ему важную истину: ту, что нѣкогда всѣ люди были въ Россіи братьями!! ,,Когда же развратились нравы, тогда знатные взяли себѣ имя братецъ, а братъ достался въ удѣлъ народу; одно есть знакъ уваженія, а другое презрѣніе!!" Гражданинъ Модрю велитъ нашимъ Историкамъ изслѣдовать, въ какое время произошло это различіе въ смыслѣ брата и братца. Задача трудная! не беремся рѣшить ее.
   Онъ замѣчаетъ, что Рускіе говорятъ: на войнѣ, а Французы: dans la guerre -- отъ чего же такая розница въ предлогахъ? ,,Отъ того, что Французы воображаютъ войну только мѣстомъ; а Рускіе Вулканомъ, огнедышущею горою: это представляетъ картину!".. Модрю есть Грамматикъ-Поэтъ! но еще болѣе Грамматикъ-Философъ -- какъ-то видно изъ слѣдующаго важнаго примѣчанія:
   ,,Монархи въ Россіи имѣютъ неограниченную власть; но какъ языкъ Руской повинуется только законамъ общаго Синтаксиса, то мы должны заключить, что и народъ Руской повиновался нѣкогда одной волѣ своей. Заглядываемъ въ его Исторію, и находимъ, что сіе мнѣніе есть ,истина." Вопервыхъ нашъ языкъ, подобно всѣмъ другимъ, имѣетъ свои особенныя правила; вовторыхъ, знаетъ ли Гражданинъ Модрю нашу Исторію, думая, что Рускіе истребили Славянъ, и что языкъ Славянскій остался единственно въ священныхъ книгахъ побѣдителей -- ,,для того ли, говоритъ Онъ, что первые Христіянскіе Священники въ Россіи были Славяне, или, можетъ быть, для того, что сей языкъ казался Рускимъ выразительнѣе для богослуженія??" Такое невѣжество едва вѣроятно... Гражданинъ Модрю воображаетъ, что горсть Варяжскихъ храбрецовъ, которыхъ привелъ съ собою Рюрикъ, добровольно призванный Славянами, уничтожила, такъ сказать, моральное бытіе сего великаго народа, и что мы говоримъ нынѣ по-Варяжски!! Сей ученый мужъ незнаетъ, что Руской языкъ есть Славянской, измѣненный временемъ, употребленіемъ и примѣсомъ нѣкоторыхъ чужихъ словъ! Не удалось ли ему слышать, что Греческій Императоръ Константинъ различаетъ ихъ въ своемъ твореніи? Правда, что въ его время назывался Рускимъ языкъ Нормандскій; но онъ никогда не былъ народнымъ языкомъ въ Россіи. Князья Варяжскіе сообщили намъ имя Руси, но Славяне не приняли языка ихъ, и мы не видимъ ни малѣйшихъ слѣдовъ его въ нашемъ... Гражданинъ Модрю напомнилъ мнѣ одного Нѣмецкаго путешественника, надъ которымъ смѣялся Коцебу въ своемъ Журналѣ, и который сообщилъ публикѣ за извѣстіе, что наши священныя книги писаны языкомъ Скандинавскимъ! Одно стоитъ другова.
   Желаютъ ли читатели, чтобы мы еще представили имъ опытъ Логики нашего Грамматика? Онъ собралъ нѣсколько Латинскихъ и Рускихъ словъ, въ доказательство, что между сими двумя языками есть сходство, и спрашиваетъ: кто у кого занялъ сіи, почти одинакія слова? Имя камзолъ, по его мнѣнію, рѣшитъ вопрооъ. Въ Латинскомъ языкѣ есть только camilia, а въ Рускомъ камзолъ, камзольчикъ, камзолецъ, камзолище: ,,слѣдственно Латинской заимствовалъ отъ Славянскаго!!" Cette multiplicitê d'aspects fous les quels le prêfente un même mot, ne permet guère de croire que ce foit la langue Slavonne qui ait empruntê da la Latine....
   Гражданинъ Модрю усерденъ къ чести языка Славянскаго: это хорошо -- но показавъ свое худое знаніе въ Исторіи Рускихъ, показываетъ его и въ исторіи языка ихъ. ,,Многія сложныя Рускія имена, говоритъ онъ, заставляютъ почти думать, что они составлены по Греческимъ (on feroit rêntê de croire, etc.):" слѣдственно ему не извѣстно за вѣрное, что Авторы или переводчики нашихъ духовныхъ книгъ образовали языкъ ихъ совершенно по Греческому, наставили вездѣ предлоговъ, растянули, соединили многія слова, и сею химическою операціею измѣнили первобытную чистоту древняго Славянскаго. Пѣснь Игорю, единственный остатокъ его, доказываетъ, что онъ былъ весьма Отличенъ отъ языка нашихъ церковныхъ книгѣ. Несторъ зналъ уже, къ нещастью, по-Гречески; къ тому же переписчики дозволяли себѣ поправлять слогъ его.
   За симъ имѣемъ честь откланяться Гражданину Модрю и двумъ большимъ томамъ его Грамматики, желая искренно, чтобы Французы могли умудришься и понять изъ нее свойство языка Рускаго. Приведенныя нами мѣста взяты изъ одной главы (coup d'oeil); но мы заглядывали и въ другія: видѣли, на примѣръ, такой переводъ словъ: разоспаться, commencer à dormir; накричать, le laffer à crier; послѣдородный, rejeton; блажить, rendre heureux, и много подобнаго. Классическій Авторъ Рускаго языка есть для Г. Модрю Крашенинниковъ; изъ его Квинта-Курція выбраны сіи щастливыя фразы: ,,Александръ неотмѣнную предпріялъ надежду обладать вселенною -- Апеллесъ одинъ имѣлъ позволеніе смалевать образъ Александровъ -- сна отъ природы употребляетъ мало -- ежели бы боги изволили, чтобъ величество возраста твоего было равно жадности души твоей -- ежели способы, къ великимъ дѣламъ пріуготовленные, нерадѣніемъ преемника приведены будутъ въ худое состояніе" -- и проч. и проч. Но слѣдующая фраза принадлежитъ конечно самому Автору: ,,Гульбище, сотворенное на Трехъ горахъ, есть гульбище прохладное"....
   Однимъ словомъ, Гражданинъ Модрю, говоря въ Грамматикѣ своей о многихъ правилахъ, забылъ одно: не учи тому, чего самъ не разумѣешь!
   C'est ainsi qu'en partant je lui fais mes adieux!

А. Б. В.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   32. О Русской Грамматикѣ Француза Модрю (ч. 10, No 15, стр. 204--212), статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., т. 3, стр. 599, изд. Смирдина. Это критическія замѣчанія на вышедшую въ Парижѣ Русскую грамматику г. Модрю.
  

Записки стараго московскаго жителя.

  
   Эмилія уѣхала въ деревню, и Бостонъ нашъ разстроился; на булеварѣ нѣтъ ни души, ибо время не благопріятно для гулянья: куда же мнѣ дѣваться, и что дѣлать? Отъ скуки всего лучшe писать; въ такомъ случаѣ перо служитъ отводомъ ея, и передаетъ всю скуку Автоpа читателямъ. Какое мнѣ до нихъ дѣло! всякой о себѣ думай... Къ тому же мнѣ стукнуло 62 года, и я жилъ не съ завязанными глазами въ свѣтѣ: сколько важныхъ наблюденій могу сообщить любопытнымъ, НЕ Хуже того славнаго эфемера, который, родясь на восходѣ солнца, видитъ себя въ глубокой старости при его захожденіи, и съ краснорѣчіемъ Доктора Франклина (Автора сей остроумной басни (*)) разсказываетъ юнѣйшимъ эфемерамъ о великихъ перемѣнахъ свѣта, замѣченныхъ имъ въ теченіе столь долгаго времени, то есть въ 15 или 16 чаеовъ! Боже мой! сколько сдѣлалось перемѣнъ и на моихъ глазахъ! Красавицы подурнѣли, веселыя женщины стали унылыми; въ рукахъ, которыя прежде такъ мило играли опахаломъ и въ легкомъ вальсѣ обнимали щастливыхъ Зефировъ, вижу теперь четки или карты; взоры, съ которыми нѣкогда всѣ другіе встрѣчались, нынѣ бродятъ уединенно по залѣ, наполненной людьми невнимательными. Многіе умники обратились въ глупцовъ, честные люди въ бездѣльниковъ, подлецы въ гордецовъ, святоши въ вольнодумцевъ и вольнодумцы въ святошъ. Однимъ словомъ, я, старой эфемеръ, замѣчалъ метаморфозы въ жизни, которыя стоятъ Овидіевыхъ; видѣлъ все, кромѣ того, чтобы плуты дѣлались честными, а глупцы умными.
  
   (*) Она напечатана въ Московскомъ журналѣ.
  
   Но не льзя писать обо всемъ, что знаешь: назовутъ сатирикомъ; а я никогда не любилъ сего имени, можетъ быть отъ того, что оно всегда напоминаетъ мнѣ гнусную фигуру Сатира. Не хочу также сообщать наблюденій, которыя можно растолковать въ худую сторону для настоящаго времени; скажутъ: ,,таковы старики! хвалятъ, чего уже нѣтъ, а все новое осуждаютъ!"... Нѣтъ, брошу на бумагу замѣчанія самыя невинныя и служащія неоспоримымъ доказательствомъ того, что все идетъ къ лучшему въ свѣтѣ, по крайней мѣрѣ у насъ на Руси... Но въ такомъ случаѣ должно подумать....
   ,,Господинъ! господинъ! Не надобно ли вамъ цвѣтовъ?"... Этотъ голосъ, перервавъ нить идей моихъ, могъ бы чрезмѣрно разсердить меня, естьли бы онъ былъ не женской; но я, по старой привычкѣ, все еще не умѣю сердиться на женщинъ... Смотрю и вижу сельскую невинность, которая, остановясь передъ окномъ моего низенькаго домика, показываетъ мнѣ букетъ свѣжихъ ландышей. Встаю съ креселъ какъ молодой человѣкъ (ибо у меня еще нѣтъ подагры), даю деньги, беру цвѣты, нюхаю ихъ, и снова ищу въ головѣ мыслей... Но чего лучше? этотъ букетъ можетъ быть темою... Безъ сомнѣнія!.. Задумываюсь на минуту и восклицаю: слава нынѣшнему Просвѣщенію и великимъ успѣхамъ его въ Москвѣ бѣлокаменной!"
   Такъ, на моей памяти образовалась въ нашей столнцѣ сія новая отрасль торговли: на моей памяти стали продавать здѣсь ландыши. Естьли докажутъ мнѣ, что въ шестидесятыхъ годахъ хотя одинъ сельской букетъ былъ купленъ на Московской улицѣ, то соглашаюсь бросить перо свое въ первый огонь, который разведу осенью въ моемъ каминѣ.... Изъ чего мы, Философы, заключаемъ, что Московскіе жители просвѣтились: ибо любовь къ сельскимъ цвѣтамъ есть любовь къ Натурѣ; а любовь къ Натурѣ предполагаетъ вкусъ нѣжный, утонченный Искусствомъ. Какъ первые пріемы Философіи склоняютъ людей къ вольнодумству, а дальнѣйшее употребленіо сего драгоцѣннаго элексира снова обращаетъ ихъ къ вѣрѣ предковъ: такъ первые шаги общежитія удяляютъ человѣка отъ Натуры, а дальнѣйшіе снова приводятъ его къ ней. Старинные Рускіе Бояре не заглядывали въ деревню, не имѣли загородныхъ домовъ и не чувствовали ни малѣйшаго влеченія наслаждаться Природою (для которой не было и самаго имени въ языкѣ ихъ); не знали, какъ милы для глазъ ландшафты полей, и какъ нуженъ для здоровья деревенскій воздухъ... Правда, что они были здоровѣе нашего; но это неизъяснимое чудо!... О варварство! они гуляли только въ своихъ огородахъ, гдѣ, сидя подъ тѣнію черемхи, пивали холодной медъ изъ стопъ оловянныхъ; не имѣли даже и цвѣтниковъ; въ глаза не знали великолѣпной душистой розы, которую уже во время Царя Михаила Ѳедоровича привезъ въ Москву Голштинецъ Петръ Марселлисъ (*)! -- Только при Государѣ ПЕТРѢ Великомъ знатные начали строить домы въ Подмосковныхъ; но еще за 40 лѣтъ передъ симъ богатому Рускому дворянину казалось стыдно выѣхать изъ столицы и жить въ деревнѣ. Какая розница съ нынѣшнимъ временемъ, когда Москва совершенно пустѣетъ лѣтомъ; когда всякой дворянинъ, насытившись зимою городскими удовольствіями, при началѣ весны спѣшитъ въ село, слышать первый голосъ жаворонка или соловья! а кто долженъ остаться въ Москвѣ, тотъ желаетъ по крайней мѣрѣ переселиться за городъ; число сельскихъ домиковъ въ окрестностяхъ ея годъ отъ году умножается; ихъ нанимаютъ не только дворяне, но и купцы. Мнѣ случилось въ одной Подмосковной деревнѣ видѣть крестьянскій сарай, обращенный въ комнату съ диванами: тутъ въ хорошее время года живетъ довольно богатой купецъ съ своимъ семействомъ. Въ городѣ у него каменной домъ и большой садъ; но онъ говоритъ: ,,что можетъ сравняться лѣтомъ съ пріятностію сельской жизни?" Самые ремесленники любятъ уже веселиться хорошимъ днемъ на чистомъ воздухѣ. Поѣзжайте въ Воскресенье на Воробьевы Горы, къ Симонову Монастырю, въ Сокольники: вездѣ множество гуляющихъ. Портные и сапожники съ женами и дѣтьми рвутъ цвѣты на лугахъ, и съ букетами возвращаются въ городъ. Мы видали это въ чужихъ земляхъ, а у насъ видимъ только съ нѣкотораго времени, и должны радоваться. Еще не такъ давно я бродилъ уединенно по живописнымъ окрестнбстямъ Москвы и думалъ съ сожалѣніемъ: ,,какія мѣста! и никто не наслаждается ими!" а теперь вездѣ нахожу общество!
  
   (*) Прежде въ Россіи извѣстны были однѣ дикія розы.
  
   Однимъ словомъ, Рускіе уже чувствуютъ красоту Природы; умѣютъ даже украшать ее. Объѣзжайте Подмосковныя: сколько прекрасныхъ домиковъ, Англійскихъ садовъ, сельскихъ заведеній, достойныхъ любопытнаго взора просвѣщенныхъ иностранцевъ! На примѣръ, село Архангельское, въ 18 верстахъ отъ Москвы, вкусомъ и великолѣпіомъ садовъ своихъ можетъ удивить самаго Британскаго Лорда; щастливое, рѣдкое мѣстоположеніе еще возвытаетъ красоту ихъ. Рощи -- гдѣ дикость Природы соединяется съ удобностями Искусства и всякая дорожка ведетъ къ чему нибудь пріятному: или къ хорошему виду, или къ обширному лугу, или къ живописной дичи -- наконецъ заступаютъ у насъ мѣсто такъ называемыхъ правильныхъ садовъ, которые ни на что не похожи въ Натурѣ и совсѣмъ не дѣйствуютъ на воображеніе. Скоро безъ сомнѣнія перестанемъ рыть и пруды, въ увѣреніи, что самой маленькой ручеекъ своимъ быстрымъ теченіемъ и журчаніемъ оживляетъ сельскія Красоты гораздо болѣе, нежели сіи мутныя зеркала, гдѣ гніетъ вода неподвижная....
   Знаете ли, что и самой Московскій булеваръ, каковъ онъ ни есть, доказываетъ успѣхи нашего вкуса? Вы можете засмѣяться, государи мои; но утверждаю смѣло, что одно просвѣщеніе раждаетъ въ городахъ охоту къ народнымъ гульбищамъ, о которыхъ, на примѣръ, не думаютъ грубые Азіатцы, и которыми славились умные Греки. Гдѣ граждане любятъ собираться ежедневновъ пріятной свободѣ и смѣси разныхъ состояніи; гдѣ знатные не стыдятся гулять вмѣстѣ съ не-знатными, и гдѣ одни не мѣшаютъ другимъ наслаждаться яснымъ лѣтнимъ вечеромъ: тамъ уже есть между людьми то щастливое сближеніе въ духѣ, которое бываетъ слѣдствіемъ утонченнаго гражданскаго образованія. Предки наши не имѣли въ Москвѣ гульбища; даже и мы еще весьма не давно захотѣли имѣть сіе удовольствіе; но за то очень любимъ его. Жаль только, что нашъ булеваръ скупъ на тѣнь и до крайности щедръ на пыль; онъ же, къ нещастью, именемъ своимъ напоминаетъ булевары Парижскіе, столь прекрасные и сѣнистые! Древней столицѣ Рускаго царства больно въ чемъ нибудь завидовать другимъ Европейскимъ городамъ. Хорошее гульбище даетъ какую-то выгодную идею о самыхъ жителяхъ; и для того Швейцары, знакомяст съ иностранцемъ, къ нимъ пріехавшимъ, тотчасъ ведутъ его на свои прелестныя террассы, въ свои тѣнистыя алеи, которыя украшаютъ всѣ города ихъ....
   Иногда думаю, гдѣ быть у насъ гульбищу, достойному столицы -- и не нахожу ничего лучше берега Москвы-рѣки (*) между каменнымъ и деревяннымъ мостомъ, естьли бы можно было сломать тамъ Кремлевскую стѣну, гору къ Соборамъ устлать дерномъ, разбросать по ней кусточки и цвѣтники, сдѣлать уступы и крыльцы для всхода, соединить такимъ образомъ Кремль съ набережною, и внизу насадить алею. Тогда, смѣю сказать, Московское гульбище сдѣлалось бы однимъ изъ первыхъ въ Европѣ. Древній Кремль съ златоглавыми Соборами и готическимъ дворцомъ своимъ; большая зеленая гора съ пріятными отлогостями и цвѣтниками; рѣка не малая и довольно красивая, съ двумя мостами, гдѣ всегда движется столько людей; огромный Воспитательный Домъ съ одной отороны, а съ другой длинный, необозримый берегъ съ маленькими домиками, зеленью и громадами плотоваго лѣса; вдали Воробьевы горы, лѣса, поля -- вотъ картина! вотъ гульбище, достойное великаго народа! Тогда житель Парижа или Берлина, сѣвъ на уступѣ Кремлевской горы, забылъ бы свой булеваръ, свою липовую улицу... Воображаю еще множество лодокъ и шлюпокъ на Москвѣ-рѣкѣ съ разноцвѣтными флагами, съ роговою музыкою: ежедневное собраніе людей на берегу ея безъ сомнѣнія произвело бы сію охоту забавляться и забавлятъ другихъ... Сверхъ того Кремль есть любопытнѣйшее мѣсто въ Россіи по своимъ богатымъ историческимъ воспоминаніямъ, которыя еще возвысили бы пріятность сего гульбища, занимая воображеніе.
  
   (*) Тамъ уже заводилось гульбище; но Кремлевская стѣна ни мало не весела для глазъ. Тогда же берегъ не былъ еще выстланъ камнемъ.
  
   Но это одна мысль. Кремлевская стѣна есть нашъ Палладіумъ: кто смѣетъ къ ней прикоснуться? Развѣ одно время разрушитъ ее, такъ же, какъ оно разрушило стѣну вокругъ Бѣлаго города и Землянаго: ибо и сей послѣдній былъ нѣкогда окруженъ башнями (деревянными)... И такъ удовольствуется своимъ булеваромъ! куда, государи мои, вы дозволите мнѣ и теперь отправиться: ибо облака разсѣялись и солнце проглянуло. Бросаю перо до первой скучной минуты, въ которую могу еще поговорить съ вами о другихъ перемѣнахъ въ Москвѣ бѣлокаменной и новыхъ выгодахъ нашего времени.

Б. В.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   35. Записки стараго Московскаго жителя (ч. 10, No 16, стр. 276--286). Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирд., т. 3, стр. 332. Тутъ говорится объ улучшеніяхъ города Москвы.

О Московскомъ мятежѣ въ царствованіе Алексѣя Михайловича.

  
   Кровопролитіе, мятежи и бѣдствія составляютъ главную и, къ нещастью, любопытнѣйшую часть всeмірныхъ лѣтописей; но Исторія нашего отечества, подобно другимъ описывая жeстокія войны и гибельные раздоры, рѣдко упоминаетъ о бунтахъ противъ Властей законныхъ: что служитъ къ великой чести народа Рускаго. Онъ, кажется, Всегда чувствовалъ необходимость повиновенія и ту истину, что своевольная управа гражданъ есть во всякомъ случаѣ великое бѣдствіе для государства. Такимъ образомъ народъ Московскій великодушно терпѣлъ всѣ ужасы временъ Царя Ивана Васильевича всѣ неистовства его Опричныхъ, которые, подобно шайкѣ разбойниковъ, злодѣйствовали въ столицѣ какъ въ землѣ непріятельской. Граждане смиренно приносили жалобу, не находили защиты, безмолвствовали -- и только въ храмахъ Царя Царей молили Небо со слезами тронуть, смягчить жестокое сердце Іоанна.
   Тѣмъ болѣе удивляется Историкъ Россіи, когда царствованіе Государя добраго, милосердаго, народолюбиваго, представляетъ ему для описанія ужасный бунтъ въ столицѣ и лютое изступленіе народа... Я говорю о первомъ мятежѣ, бывшемъ въ Москвѣ при Царѣ Алексѣѣ Михайловичѣ. Онъ никѣмъ изъ Рускихъ Писателей не былъ изображенъ подробно и вѣрно; а какъ всякое изъ народныхъ происшествій, самое горестное, оставляетъ для потомства благодѣтельное нравоученіе, то мы вздумали собрать разсѣянныя извѣстія о семъ бѣдственномъ случаѣ, и предлагаемъ ихъ читателю за достовѣрныя.
   Царь Алексѣй Михайловичь, подобно своему родителю, въ цвѣтущей юности сдѣлался самодержавнымъ Государемъ. Воспитанный Бояриномъ Морозовымъ, онъ имѣлъ къ нему довѣренность неограниченную, соединенную съ трогательною любовію. Уже Россія наслаждалась миромъ и благоустройствомъ, которое Михаилъ возстановилъ съ великимъ трудомъ и съ явною помощію Неба; но Царь юный и неопытный чувствовалъ нужду въ мудромъ совѣтникѣ для мудраго управленія государствомъ. Къ нещастію, Борисъ Ивановичь Морозовъ не походилъ характеромъ своимъ на добродѣтельнаго Патріарха Филарета, который былъ истиннымъ Геніемъ-Хранителемъ и Царя и царства во времена самыя опасныя: сей Бояринъ славился умомъ, но унижался склонностями и пороками души слабой: завистію, корыстолюбіемъ и пристрастіемъ къ своимъ угодникамъ. Желая властвовать, какъ Годуновъ при Ѳеодорѣ властвовалъ, онъ не имѣлъ мудрой, глубокой политики сего великаго человѣка, изумлявшаго народъ блескомъ своихъ добродѣтелей, но прибѣгнулъ къ средствамъ хитрости низкой: удалилъ отъ двора многихъ знаменитыхъ Патріотовъ, особенно же родственниковъ покойной Царицы (*), разослалъ ихъ по городамъ Воеводами, окружилъ Царя ближними людьми своими и пристрастилъ его къ охотѣ, чтобы отвести отъ дѣлъ государственныхъ: ибо властолюбивые Министры во всѣхъ земляхъ и во всѣ времена боялись трудолюбія Монарховъ. Наконецъ, къ увѣнчанію своихъ хитростей, онъ показалъ ему двухъ прекрасныхъ дочерей Милославскаго; и когла Государь, влюбясь въ большую, соединился съ нею бракомъ, Морозовъ черезъ десять дней женился на меньшой сестрѣ, надѣясь титломъ Царскаго свояка еще болѣе утвердить права и власть Царскаго Ментора.
  
   (*) Царь Алексѣй Михайловичь, оплакалъ родителя, черезъ нѣсколько днeй лишился и матери и тронъ дорого стоилъ его доброму сердцу.
  
   Рѣдко случается, чтобы любимцы Государей пользовались любовію Народною; ихъ судятъ жестоко, ибо судьею бываетъ зависть, которую трудно обезоружить и добродѣтели. Морозова уважали, но не терпѣли: Бояре за его самовластіе, а народъ за разныя новыя подати и откупы, тогда введенные. Говорили, что онъ убдилъ Царя возвысить цѣну на соль и отдать ее на откупъ Думному Дьяку Назарію Ивановичу Чистову, и что первый Бояринѣ выдумываетъ такія монополіи для собственной прибыли. Купечество жаловалось на то, что Правительство запретило употребленін неклейменыхъ аршиновъ и наложило на казенные высокую цѣну. Но сіи жалобы едва ли основательныя (*), не могли бы произвести ужаснаго и всеобщаго возмущенія безъ другихъ причинъ, гораздо важнѣйшихъ.
  
   (*) За пудъ соли платили тогда 30 копѣекъ, а прежде 20: такая надбавка не могла быть тягостна и для самыхъ бѣдныхъ людей. Введеніе клейменыхъ аршиновъ было нужно для отвращенія всякихъ обмановъ въ мѣрѣ. Купецъ не разорялся, платя въ казну однажды навсегда шесть или семь гривенъ за желѣзной аршинъ. Но Морозова не любили, и всѣ выдумки его казались преступленіемъ. Налогъ на соль такъ озлобилъ гражданъ, что они стали гораздо менѣе покупать ее, и казна, вмѣсто прибыли, имѣла убытокъ. Между тѣмъ попортилось множество рыбы отъ недосоленія.
  
   Илья Даниловичь Милославскій хотя издавна служилъ при Дворѣ, но былъ весьма небогатый дворянинъ; сдѣлавшись тестемъ Государя, осыпанный вдругъ благодѣяніями и возведенный на степень Боярина, онъ старался обратить милость Царскую и на всѣхъ ближнихъ и дальнихъ своихъ родственниковъ, которые скоро заняли важнѣйшія мѣста государственныя. Морозовъ охотно способствовалъ ихъ возвышенію, соединивъ честь и пользу своего рода съ честію и пользою Милославскихъ. Сіи люди, по большей части весьма бѣдные и привыкшіе въ низкой долѣ завидовать богатымъ, съ перемѣною судьбы своей не перемѣнились душею: хотѣли только наживаться и не имѣли гордаго честолюбія древнихъ фамилій Боярскихъ; не зная стыда, ужаснаго только для сердецъ благородныхъ, не знали и страха: ибо сильный Морозовъ былъ ихъ свойственникомъ и покровителемъ. Двое изъ новыхъ любимцевъ Фортуны сдѣлались особеннымъ предметомъ народной ненависти: Окольничіе Леонтій Плещеевъ и шуринъ его Троханіотовъ. Первый Начальствовалъ въ Земскомъ Приказѣ, то есть уголовномъ и гражданскомъ судѣ столицы, и жертвовалъ правдою гнусной корысти съ такимъ безстыдствомъ, съ такою дерзостію, что въ наше время трудно повѣрить разсказамъ о дѣлахъ сего человѣка (*). Онъ разорялъ правыхъ и виноватыхъ; научалъ злодѣевъ доносить на богатыхъ людей, бралъ ихъ подъ стражу, заключалъ въ темницу и предлагалъ имъ выкупать себя деньгами. -- Троханіотовъ, будучи главою Пушкарскаго Приказа, имѣлъ въ своемъ вѣдѣніи оружейные и другіе заводы. По уставу Царскому надлежало всякой мѣсяцъ выдавать жалованье мастеровымъ людямъ, которые на нихъ работали; но Троханіотовъ не думалъ исполнять его, бралъ деньги себѣ, и тирански мучилъ работниковъ, которые смѣли усильно требовать платы и жаловаться. Симъ бѣднымъ людямъ съ ихъ семействами оставалось умереть съ голоду. -- Напрасно утѣсненные искали правосудія. Челобитныя, вручаемыя даже самому Государю, не имѣли никакого дѣйствія: ибо онъ, не читая, отдавалъ ихъ на разсмотрѣніе Боярамъ, которые или не хотѣли или боялись обличать виновныхъ, и всякую жалобу представляли ему въ видѣ ложномъ. Граждане Московскіе чувствовали сію несправедливость тѣмъ живѣе, что благодатное царствованіе Михаила пріучило ихъ къ царству милости и правосудія; времена прежнихъ насилій и безпорядковъ уже заглаждались въ ихъ памяти. Добрый Царь, отдѣленный отъ народа высокою Кремлевскою стѣною, не зналъ, что дѣлается за нею, и не слыхалъ народнаго вопля. Плещеевъ и Троханіотовъ его слышали, но презирали, вмѣстѣ съ другими Боярами веселясь безпечно въ новыхъ Кремлевскихъ палатахъ своего родственника Милославскаго (**). Морозовъ наслаждался любовію молодой, прекрасной супруги и всѣми удовольствіями власти. Гроза висѣла надъ его головою; но онъ былъ упоенъ своимъ величіемъ, и зная неограниченную къ себѣ милость Царя, не могъ вообразить никакой бѣдственной перемѣны своего жребія.
  
   (*) Иностранцы, бывшіе тогда въ Москвѣ, описали ихъ.
   (**) Царь подарилъ ему домъ въ Кремлѣ; но пышный Милославскій изломалъ его и построилъ новый.
  
   Народъ толпился иа красной площади, а въ другихъ частяхъ города собирался передъ церквами, совѣтуясь, что ему дѣлать. Онъ угадывалъ чувствительное сердце юнаго Монарха; былъ увѣренѣ, что Царь защитилъ бы своихъ добрыхъ подданныхъ и наказалъ бы неправду чиновниковъ, естьли бы зналъ, что терпятъ одни, и какъ другіе употребляютъ во зло его довѣренность. Въ самомъ дѣлѣ могутъ ли Государи хотѣть народнаго притѣсненія? По крайней мѣрѣ сіи примѣры рѣдки въ Исторіи. Все склоняетъ ихъ къ правосудію и милости: собственная польза, слава и щастіе. Личное благо людей, самыхъ знатнѣйшнхъ въ государствѣ, можетъ быть противно общему, только одинъ человѣкъ никогда не бываетъ въ такомъ опасномъ искушеніи добродѣтели -- и сей человѣкъ есть Монархъ самодержавный. -- Народныя неудовольствія и совѣщанія были конечно извѣстны двумъ сильнѣйшимъ Боярамъ Рускимъ: Морозову и Милославскому; но они не взяли никакихъ дѣйствительныхъ мѣръ отвратить мятежъ, и старались, можетъ быть, только закрыть сію тучу отъ Государя, въ безразсудной надеждѣ, что она сама собою разсѣется. Ослѣпленіе властителей бываетъ всегда предтечею Государственныхъ бѣдствій. Сіи Бояре могли бы укротить народъ отставкою Плещеева и Троханіотова; но имъ казалось стыдно покориться общему желанію, и людей своей фамиліи явно признатъ недостойными чиновниками. Такія ничтожныя побужденія бываютъ для характеровъ слабыхъ сильнѣе государственнаго блага!
   Объяснивъ главныя обстоятельства тогдашняго времени, безъ которыхъ не льзя имѣть справедливаго понятія о дѣйствіяхъ, приступаемъ къ горестному описанію мятежа и крайностей народнаго изступленія.
   23 Іюня 1648 году (*), въ день Крестнаго Хода въ монастырь Срѣтенской, Царь, отслушавъ тамъ обѣдню, возвращался верхомъ въ Кремлевскій дворецъ свой: многочисленныя толпы народа окружили его на площади. Стой, Государь! кричали ему со всѣхъ сторонъ, и схватили за узду лошадь Царскую. Изумленный Монархъ остановился... Граждане молили его быть отцемъ своего народа; разсказали все, что они терпятъ отъ судьи неправеднаго, Леонтія Плещеева, и просили съ величайшею покорностію, чтобы Государь защитилъ ихъ и на мѣсто сего жестокаго человѣка посадилъ Боярина честнаго и добросовѣстнаго. Царь слушалъ съ удивленіемъ и милостиво отвѣтствовалъ, что граждане могутъ быть покойны; что онъ самъ изслѣдуетъ дѣло и накажетъ виновнаго. Народъ громогласно изъявилъ благодарность Монарху, и восклицанія: здравія и многія лѣта нашему Царю-Государю! провожали его до Спасскихъ воротъ.
  
   (*) То есть, въ третій годъ царствованія Алексѣя Михайловича.
  
   Такимъ образомъ все могло кончиться мирно, законно и благополучно. Еще народъ не былъ преступникомъ: онъ пожаловался только своему отцу и Монарху на судію недостойнаго; желалъ единственно отставки Плещеева; не требовалъ даже и его наказанія; Умолчалъ о всѣхъ другихъ неудовольствіяхъ своихъ и людяхъ, ему ненавистныхъ. Такая умѣренностѣ предвѣщала ли злодѣйства, которымъ надлежало совершиться въ сей день, бѣдственный для Москвы и цѣлой Россіи?.. Къ нещастію, нѣкоторые чиновники, прискакавъ за Царемъ на площадь, и слыша, что сдѣлалось, безразсудно вступились за Леонтія Плещеева, начали укорять гражданъ мятежною дерзостію -- даже бить ихъ, топтать лошадьми.... Тутъ искры бунта воспылали. Граждане забыли власть законовъ и присвоили себѣ насильственную управу. Страшный вопль раздался на площади; камни посыпались на чиновниковъ: народъ въ слѣдъ за ними, вломился въ Кремль, гналъ ихъ до самыхъ палатъ Государевыхъ, и Стрѣльцы съ великимъ трудомъ могли остановить его на ступеняхъ крыльца. Бѣшенство овладѣло имъ, и тысячи голосовъ требуютъ, чтобы имъ выдали Плещеева... Бояринъ Морозовъ выходитъ на красное крыльцо, и говоритъ народу именемъ Монарха, что Царь обѣщалъ имъ правосудіе и сдержитъ слово свое.... Напрасно; мятежники кричатъ ему: ,,намъ и тебя надобно; мы хотимъ и твоей головы!".. Едва онъ могъ спастись отъ ихъ злобы во дворецъ Государевъ. Они бросились въ Кремлевскій домъ Морозова; отбили ворота; умертвили вѣрнаго слугу, который хотѣлъ имъ противиться, и ворвались въ горницу, гдѣ была супруга Боярина... Сія женщина, молодая и прекрасная, ожидала вѣрной смерти отъ неистовыхъ; но они не тронули ее и сказали: благодари Бога, что царица сестра твоя!.. Такимъ образомъ и въ самомъ бунтѣ народъ не забывалъ уваженія къ Царской фамиліи.... Въ нѣсколько минутъ домъ Боярина былъ разграбленъ; сундуки, шкапы взломаны; богатые ковры Персидскіе, парчи, бархаты, соболи и черныя лисицы изорваны на части; мѣшки съ ефимками высыпаны на полъ, серебряная посуда выброшена изъ оконъ на улицу; жемчугъ выносили въ шапкахъ и за ничто продавали. Грабители дерзнули даже прикоснуться и къ святынѣ образовъ и сняли съ нихъ богатыя ризы; извѣстно, что въ старину сіи драгоцѣнные оклады составляли въ домахъ главное украшеніе и сокровище. Въ день свадьбы Морозова Государь подарилъ ему великолѣпный берлинъ, окованный серебромъ и внутри обитый золотою парчею съ собольею опушкою: народъ изломалъ его. Глубокій погребъ Боярскій, по словамъ одного иностраннаго Писателя, обратился въ колодезь: Нѣмецкія и Фряжскія вина лились изъ разбитыхъ бочекъ.
   Мятежники, опустошивъ домъ перваго Боярина, раздѣлились на многія толпы: однѣ пошли къ Думному Дьяку Чистову, ненавистному въ столицѣ за соляный откупъ; другія къ Плещееву, Троханіотову, къ извѣстнымъ друзьямъ ихъ и помощникамъ, Князьямъ Никитѣ Одоевскому и Лыкову. Грабежъ въ домахъ ихъ продолжался во всю ночь, до самаго утра. Плещеевъ и шуринъ его спаслися бѣгствомъ; но Чистовъ, за нѣсколько дней передъ тѣмъ упавъ съ лотади, лежалъ больной на постелѣ. Слыша о бунтѣ и зная народную къ себѣ ненависть, онъ спрятался (*): неъѣрный слуга указалъ его мятежникамъ, которые тирански умертвили нещастнаго и бросили на дворѣ въ яму. Олеарій, знавъ лично сего Думнаго Дьяка, описываетъ его человѣкомъ суровымъ и корыстолюбивымъ: будучи при Дворѣ знатенъ и силенъ, онъ дѣлалъ великія неудовольствія Голштинскимъ Посламъ за то, что они мало дарили его.
  
   (*) Подъ вѣниками, говоритъ Олеарій.
  
   Правительство какъ будто бы исчезло въ сіе время, оставивъ столицу въ жертву, можетъ быть, горсти бунтощиковъ: ибо конечно не весь народъ участвовалъ въ такихъ злодѣяніяхъ. Морозовъ, сильный въ щастіи, оказалъ всю малость души своей въ опасности, думалъ уже не совѣтовать Царю, а единственно спасать жизнь свою, какъ спасаютъ ее люди недостойные власти -- то есть, бѣгствомъ. Кто родился управлять народомъ, тотъ предупреждаетъ опасность мудростію или отражаетъ ее великодушіемъ, или гибнетъ, держа твердою рукою жезлъ правленія.... Юный Монархъ, оставленный своимъ главнымъ совѣтникомъ, изъявлялъ нерѣшительность. Онъ повелѣлъ только запереть Кремлевскія ворота, когда народъ разсѣялся по Китаю и Бѣлому Городу.
   На другой день мятежники снова явились на большой площіди и грозили довершить свое мщеніе. Тогда Государь приказалъ собраться въ Кремлѣ войску иностранному. Нѣсколько сотъ Нѣмцовъ, подъ начальствомъ офицеровъ своихъ, шли вооруженные сквозъ толпы народа, который издавна не любилъ ихъ и часто оскорблялъ грубыми насмѣшками; но тутъ онъ свободно далъ имъ дорогу и говорилъ ласково: добрые Нѣмцы! не троньте насъ; а мы впередъ будемъ жить съ вами дружно. Для нихъ отворили Спас-скія Ворота: никто изъ мятежниковъ не дерзнулъ итти въ Кремль за ними. Офицеры иностранные разставили караулы у всѣхъ башенъ и вокругъ дворца, гдѣ собралися вѣрные Бояре, готовые умереть за Царя и отечество. Знатнѣйшій между ими былъ Никита Ивановичь Романовъ-Юрьевъ, Дворецкій Государя и ближній его родственникъ, человѣкъ умный, но безпечный; благодѣтель всѣхъ бѣдныхъ въ столицѣ, покровитель иностранцевъ и новыхъ обычаевъ, которыми Патріархъ часто укорялъ его въ бесѣдахъ, но дружески и ласково: ибо всѣ знатные и незнатные любили сего именитаго Боярина. Царь, милосердый по своему характеру природному и юностію лѣтъ расположенный къ средствамъ кроткимъ, избралъ его въ посредники между собою и народомъ. Романовъ выѣхалъ верхомъ изъ Кремля на площадь, снялъ съ головы высокую боярскую шапку свою и показалъ, что хочетъ говорить народу (*), который, окруживъ его толпами, кричалъ: здравствуй, отецъ нашъ! Добродѣтельный Бояринъ съ чувствительностію изъявилъ гражданамъ, сколь прискорбно сердцу Государя, что они не удовольствовались его обѣщаніемъ разсмотрѣть ихъ жалобы, самовольно присвоили себѣ право наказывать виновныхъ и сами впали въ преступленіе; что Государь вторично даетъ имъ слово наказать всѣхъ народныхъ притѣснителей, но желаетъ, чтобы добрые граждане усмирились и покойно разошлись по домамъ своимъ.... Народъ отвѣтствовалъ, что онъ чувствуетъ власть Царскую, готовъ умереть за него, но не сойдетъ съ площади, пока истинные виновники мятежа: Морозовъ, Плещеевъ и Троханіотовъ, не будутъ ему выданы и наказаны.... Никита Ивановичь Романовъ изъявляетъ гражданамъ благодарность за ихъ усердіо къ Царю, увѣряя клятвенно, что Морозова и Троханіотова нѣтъ во дворцѣ, и что они бѣжали изъ города. Народъ требуетъ Плещеева. Бояринъ обѣщаетъ обо всемъ донести Государю, кланяется народу и ѣдетъ назадъ въ Кремль....
  
   (*) Въ сей піесѣ нѣтъ ни одной черты, которая не была бы историческою въ строжайшемъ смыслѣ. Авторъ отъ слова до слова повторяетъ здѣсь извѣстія чужстранцевъ, бывшихъ очевидными свидѣтелями происшествія.
  
   Здѣсь Рускій Историкъ, съ умиленіемъ прославивъ добродушіе Монарха, замѣтитъ, что оно перешло за границы государственнаго блага, которое въ такихъ нещастныхъ обстоятельствахъ утверждается болѣе непоколебимымъ мужествомъ власти, нежели ея снисхожденіемъ. Народъ слѣпъ и безразсуденъ: рѣшительностію Правителей онъ долженъ быть самъ отъ себя спасаемъ.
   Вмѣсто того, чтобы въ грозномъ ополченіи выслать изъ Кремля Стрѣльцовъ и роты иностранныя, съ повелѣніемъ разсѣять мятежниковъ, естьли они не захотятъ усмириться и добровольно исполнить воли Монаршей, Царь приказалъ имъ объявить, что Леонтій Плещеевъ долженъ быть немедленно казненъ въ глаззхъ народа, и другіе так-же, естьли они будутъ пойманы.... Черезъ нѣсколько минутъ въ самомъ дѣлѣ отворились Кремлевскія Ворота, и народъ увидѣлъ сего нещастнаго: палачь велъ его; судья уголовный держалъ въ рукѣ приговоръ къ смерти. Мятежники не дали совершиться законному сбряду казни, и съ лютостію растерзали человѣка, нѣкогда для нихъ страшнаго... Въ то же время Государь отправилъ Князя Семена Пожарскаго въ слѣдъ за Троханіотовымъ; его догнали близь монастыря Троицкаго, заключили на нѣсколько часовъ въ темницѣ Земскаго Двора и казнили на площади 25 Іюня. -- Сіи двѣ жертвы усмирили народъ. Ему извѣстно было, что Морозовъ дѣйствительно искалъ спасенія въ бѣгствѣ: ибо ямщики видѣли его за валомъ -- и хотѣли схватить; но онъ ускакалъ отъ нихъ, возвратился въ городъ и тихонько пробрался во дворецъ, какъ въ самое безопаснѣйшее для себя мѣсто. Мятежники, полагая, что сего Боярина нѣтъ въ столицѣ, удовольствовались обѣщаніемъ Царя наказать его, когда онъ будетъ сысканъ. Изъявивъ Государю благодарность за Его правосудіе, они разошлися по домамъ, и Москва отдохнула, бывъ три дни жертвою мятежа и страха....
   Сіе спокойствіе скоро нарушилось бѣдствінмъ инаго роду. Въ 10 часовъ утра возстановилась тишина въ городѣ: въ три часа вечера сдѣлался страшный пожаръ на Дмитровкѣ и на Тверской, который обратилъ въ пепелъ всѣ домы, бывшіе за бѣлою стѣною до самой Неглинной; перешелъ даже за сію рѣку и грозилъ обнять пламенемъ главный питейный домъ казенный, гдѣ стояло множество бочекъ съ виномъ... Китай-городъ и самый дворецъ Государевъ былъ въ опасности. Вмѣсто того, чтобы гасить огонь, чернь съ жадностію бросилась въ казенные погреба; пьяные безъ чувствъ падали на улицахъ и задыхались отъ дыма.... Олеарій, описывая пожаръ, разсказываетъ случай невѣроятный. Въ 11 часовъ сей бѣдственной ночи, говоритъ онъ, нѣсколько иностранцевъ стояло на улицѣ и съ ужасомъ смотрѣло на быстрое теченіе пламени. Вдругъ видятъ они монаха, который съ великимъ усиліемъ тащитъ за собою мертвое тѣло, и говоритъ имъ:. помогите мнѣ бросить его въ огонь; это остатки злодѣя Плещеева; ничѣмъ другимъ не льзя остановить пожара. Иностранцы не хотѣли сдѣлать того; но мальчики, тутъ бывшіе, схватили трупъ и бросили его въ огонь, который въ самомъ дѣлѣ, къ удивленію ихъ, началъ гаснуть....
   Черезъ нѣсколько дней послѣ того Царь угощалъ въ Кремлѣ всю свою гвардію (*). Милославскій, спасенный отъ народной злобы достоинствомъ Царскаго тестя, началъ также давать обѣды знаменитѣйшимъ изъ купцовъ и гражданъ, помогать бѣднымъ, ласкать народъ и снискивать любовь его. Патріархъ велѣлъ Священникамъ утверждать прихожанъ въ тишинѣ, миролюбіи и повиновеніи властямъ законнымъ. Мѣсто Плещеева и Троханіотова заняли чиновники достойные, извѣстные столицѣ по ихъ любви къ справедливости. Всѣ признаки волненія исчезли, и жители Московскіе снова обратились къ мирной Дѣятельности гражданской. Бояре ѣздили по улицамъ, и народъ изъявлялъ обыкновенное къ нимъ уваженіе.
  
   (*) То есть, Стрѣльцовъ.
  
   Тогда столица увидѣла зрѣлище великое и рѣдкое. Въ лѣтописяхъ міра -- зрѣлище, котораго описаніо останется навѣки трогательнымъ въ нашей Исторіи для всѣхъ сердецъ истинно Рускихъ, привязанныхъ къ добрымъ своимъ Монархамъ.
   Объявили народу, что Государь желаетъ говорить съ нимъ. Послѣ обѣдни -- день былъ праздничный -- Царь Алексѣй Михайловичь выѣхалъ изъ Кремля, сошелъ съ лошади и сталъ на возвышенномъ мѣстѣ (*)... Граждане со всѣхъ сторонъ тѣснились къ нему, громогласно изъявляя усердіо къ священной особѣ Монарха. Подлѣ Него стоялъ добрый и любимый Бояринъ Никита Ивановичь Романовъ-Юрьевъ. Государь съ Ангельскою кротостію сказалъ купечеству и гражданству, что ,,Ему горестно было свѣдать все, претерпѣнное ими отъ злыхъ чиновниковъ; что сіи недостойные заслужили казнь, употребляя во зло священную власть закона, которая перешла наконецъ въ руки чистыя и непорочныя; что Бояре добросовѣстные, заступившіе мѣсто Плещеева и Троханіотова, будутъ править и судить по уставу человѣколюбія и справедливости; что самъ Онъ, не смотря на общую довѣренность къ симъ почтеннымъ людямъ, будетъ неусыпнымъ окомъ смотрѣть за всѣми частями правленія; что особенныя привилегіи и монополіи немелленно уничтожатся: что прежняя цѣна соли возстановляется; что выгода и благоденствіе гражданъ составятъ единственный предметъ Его попеченій, и что Онъ всѣми дѣлами Своего царствованія желаетъ пріобрѣсти имя Ему любеное: имя отца народнаго".... Граждане низко поклонились Царю, благодаря Его за милость и желая Ему здравія и долголѣтія, по обычаю Рускихъ.... Тутъ великодушный Царь обратилъ рѣчь на Бориса Ивановича Морозова, и сказалъ, ,,что не находя его совершенно правымъ, не находитъ и во всемъ виновнымъ, и не требовавъ еще въ Свое царствованіе никакой жертвы отъ гражданъ, надѣется, что они исполнятъ первую прозьбу Его и простятъ сего Боярина, который -- за что Онъ ручается -- заслужитъ впредь любовь и дружбу ихъ; что естьли они не хотятъ видѣть Морозова въ Синклитѣ, то Онъ изключитъ его изъ сего Верховнаго Совѣта, желая только, чтобы народъ не требовалъ головы человѣка, который былъ Ему вторымъ отцомъ и Наставникомъ"... Глаза чувствительнаго Монарха наполнились слезами: онѣ составили неизъяснимо-трогательное заключеніе Его рѣчи -- и самые тѣ, которые не давно еще свирѣпствовали какъ не истовые мятежники въ столицѣ, были поражены симѣ зрѣлищемъ: упали на колѣна, цѣловали одежду Царя, ноги Его, и восклицали единогласно: Да будетъ, что угодно Богу и Тебѣ, Государю! Мы всѣ дѣти твои!... Сердечное удовольствіе изобразилось на лицѣ Монарха, до сей минуты печальнаго. Онъ изъявилъ народу Свою признательность; увѣщавалъ его быть кроткимъ и послушнымъ, увѣряя, что не забудетъ никогда Своихъ Царскихъ обѣщаній и вѣрно исполнитъ ихъ.... Съ сими словами Государь сѣлъ на коня и со всею свитою Бояръ и царедворцевъ возвратился въ Кремль....
  
   (*) Олеарій называетъ сіе мѣсто театромъ.
  
   Такое дѣйствіо Монарха, внушенное ему чувствительнымъ сердцемъ, безъ сомнѣнія восхитительно. Дерзну сказать, что сія минута была едва ли не самою прекраснѣйшею изъ тридцати-двулѣтняго царствованія Алексѣя Михайловича -- минута, въ которую Онъ столь разительно доказалъ нѣжную дружбу свою къ воспитателю, и священное уваженіе даннаго слова; ибо Ему легко было и другими средствами спасти Морозова. Одкна пылкая, юная душа могла такъ отважно поручить народу свое драгоцѣнное спокойствіе! Жить единственно для щастія подданныхъ, быть истиннымъ отцемъ народнымъ -- сіи обѣты, подтвержденные Царемъ въ минуту живѣйшаго чувства признательности, были конечно искренны и начертаны во глубинѣ Его сердца!... мысль плѣнительная!... Но для чего великая наука управлять государствами не есть одно съ прекрасными движеніями чувствительности?... Историкъ строгимъ саномъ своимъ обязанъ казаться иногда жестокосердымъ, и долженъ осуждать то, что ему какъ человѣку любезно, но что бываетъ вреднымъ въ правленіи, ибо люди не Ангелы! Отирая сладкія слезы свои, онъ скажетъ, что здравая Политика, основанная на опытахъ и знаніи человѣчества, предписывала Царю Алексѣю Михайловичу совсѣмъ иные способы утушить мятежъ. Мудрая верховная власть можетъ быть снисходительною, но никогда не требуетъ снисхожденія; она прощаетъ, но не проситъ -- и благодарность должна быть чувствомъ подданныхъ, а не Монарха.
   Черезъ нѣсколько дней послѣ того (*) Государь отправился въ монастырь Троицкій. Борисъ Ивановичь Морозовъ, который около двухъ недѣль скрывался во дворцѣ, въ первый разъ явился тогда глазамъ народа Московскаго: ѣхалъ верхомъ подлѣ Царя, своего спасителя, и на обѣ стороны низко кланялся гражданамъ. Съ сего времени онъ сдѣлался первымъ народнымъ благотворителемъ, и кто вручалъ ему свою челобитную, тотъ могъ вѣрно ожидать успѣха, естьли дѣло его было право. Подобно Боярину Никитѣ Ивановичу Романову, Морозовъ объявилъ себя также и покровителемъ иностранцевъ.
  
   (*) Въ Лѣтописи о мятежахъ сказано, что народный бунтъ начался 2 Iюня; но число, въ ней означенное, можетъ быть опискою. Олеарій, разсказывая достовѣрно подрбности, именно говоритъ, что Царь, послѣ крестнаго хода, возвращался тогда изъ Срѣтенскаго монастыря; а крестный ходъ въ ceй монастырь бываетъ 23 число Іюня. -- Г. Голиковъ, положась на ядро Россійской Исторіи, говоритъ, что Царь Алексѣй Михайловичь наказалъ смертію многихъ мятежниковъ: что не сообразно ни съ другими вѣрѣйшими извѣстіями, ни съ разумомъ, ни cъ характеромъ Царя. Могъ ли Онъ согласитьоя на казнь Плещеева, Троханіотова. -- Просить гражданъ, чтобы они не требовали головы Морозова, и въ то же время казнить ихъ? Авторы Рускихъ записокъ мнимо-усердною ложью своею часто оскорбляютъ память добрыхъ Государей: такъ поступилъ и Хилковъ или, лучше сказать, Переводчикъ его Миссіи, сочинитель Ядра Роcciйcкой Исторіи. Онъ боялcя унизить Алексѣя Михайловича излишнимъ милосердіемъ, и для того вздумалъ изобразить вѣроломнымъ Царя великодушнаго и добродѣтельнаго, который нe хотѣлъ нарушить и слова, даннаго Его именемъ злодѣю Разину! -- Впрочемъ въ нѣкоторыхъ историческихъ запиcкахъ первый мятежъ столицы нe отличeнъ отъ втораго, бывшаго такжe въ цартвованіе сего Монарха.
  
   Съ сего же времени Царь Алексѣй Михайловичь началъ царствовать Самъ Собою, часто присутствовать въ Совѣтѣ и входить во всѣ дѣла: ибо Онъ видѣлъ, сколь опасно для Монарха излишно полагаться на Бояръ, которые для особенныхъ, ничтожныхъ выгодъ своихъ могутъ жертвовать благомъ государства, слѣдственно славою и щастіемъ Государя.
   Но ошибка Царскаго добродушія имѣла вредныя слѣдствія: скоро бунтъ въ Новѣгородѣ и Псковѣ доказалъ необходимость мѣръ твердыхъ и строгихъ.

О. Ф. Ц.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   37. О Московскомъ мятежѣ въ царствованіе Алексѣя Михайловича (ч. 11, No 18, стр. 119--145). Статья H. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 1, стр. 398. Здѣсь описанъ первый бунтъ, бывшій въ Москвѣ, въ царствованіе Алексѣя Михайловича; въ началѣ говорится о причинахъ, побудившихъ къ возстанію и о виновности боярина Морозова; за тѣмъ слѣдуетъ подробный разсказъ самаго мятежа, заимствованный изъ путешествія Олеарія.
  

Извѣстія и замѣчанія.

  
   Можно сказать, что Европа имѣетъ нынѣ только одну мысль: всѣ умы занимаются Французскою высадкою, для которой благопріятное время наступаетъ. Извѣстно, что въ Октябрѣ и въ Ноябрѣ мѣсяцѣ cвирѣпствуютъ южно-западные бурные вѣтры, которые могутъ разсѣять флоты Англійскіе; гавани Республики, теперь осажденныя ими, будутъ свободны, и Французы, пользуясь щастливою минутою, выдутъ въ море -- такъ пишутъ въ Вѣдомостяхъ; такъ думаютъ нe только Журналисты и частные люди, но (какъ увѣряютъ насъ) и самые Министры. Страшныя приготовленія Французовъ увѣрили Европу, что Консулъ дѣйствительно и непремѣнно хочетъ завоевать Великобританнію. Франція вездѣ представляетъ картину рeвностной, неусыпной воинской дѣятельности. Дороги усѣяны войсками, которыя спѣшатъ изъ всѣхъ Департаментовъ къ западнымъ и сѣвернымъ берегамъ Республики; большая часть лѣсовъ вырублена; на всѣхъ рѣкахъ строятъ лодки и суда; въ арсеналахъ день и ночь трудится около 300,000 работниковъ. Уже Бонапарте назначилъ Адмирала: Брюи, который нѣкогда весьма щастливо уходилъ на моряхъ отъ Англичанъ и привелъ въ Брестъ флотъ Гишпанскій, долженъ командовать народною флотилліею, распустилъ флагъ свой въ Кале, и въ торжественной прокламаціи говоритъ Республиканцамъ: ,,Уже гремитъ вопль мщенія. День ужасный готовится. Благопріятный вѣтръ въ нѣсколько часовъ поставитъ васъ на берега Англіи!" -- 180,000 Французовъ собирается въ разныхъ лагеряхъ для высадки. Главная квартира въ Гентѣ, куда Консулъ немедленно отправился, чтобы, находясъ въ центрѣ войскъ, управлять ихъ движеніями. Одни увѣрены, что Бонапарте хочетъ самъ командовать экспедиціею; адругіе думаютъ, что онъ останется на берегу, въ ожиданіи успѣха, и поручитъ армію Массенѣ или другому Генералу. О Моро не говорятъ ни слова. Консульская гвардія выступаетъ въ походъ... ,,Естьли первая экспедиція не удастся (пишутъ изъ Франціи ), то мы отправимъ вторую, а за нею и третью армію"... Это легко сказать, а не сдѣлатъ; первая удача или неудача должна все рѣшить... ежду тѣмъ признаемся, что намъ и нынѣ не хотѣлось бы еще вѣрить сему гигантскому предпріятію. Не уже ли великій умъ Консула можетъ быть такъ ослѣпленъ желаніемъ мести? Донынѣ онъ во всемъ, или почти вовсемъ, имѣлъ успѣхи; Но Фортуна женщина, говорятъ мудрые. Дерзость бываетъ спасительна только въ крайности: а Франція сильна и велика. Намъ всегда казалось, что мстительность не входитъ въ здравую Политику. Британцы ненавидятъ величіе Франціи, зная, что ихъ паденіе неминуемо, естьли Республика удержится на той степени могущества, на которую поставилъ ее Бонапарте. Сія ненависть должна ему казаться естественною и даже справедливою, будучи основана на патріотизмѣ. Естьли онъ сохранитъ настоящую силу и вліяніе Франціи на твердой землѣ, то безъ всякихъ отважныхъ предпріятій въ нѣсколько лѣтъ побѣдитъ Англичанъ. Самовластіе ихъ на моряхъ оскорбляетъ всѣ державы: рано или поздно онѣ могутъ прибѣгнуть къ чему нибудь рѣшительному -- могутъ наконецъ затворить свои гавани для Англичанъ, тѣмъ охотнѣе и скорѣе, чѣмъ болѣе Консулъ уважалъ бы достоинство неутральныхъ государствъ и независимость Европы. Пусть Великобританнія царствуетъ въ Индіи и владѣетъ всѣми островами на свѣтѣ: ежели не будутъ пускать ея кораблей черезъ Зундъ, то она, уже почти совсѣмъ отрѣзанная отъ южной Европы, безъ сомнѣнія смиритъ гордость свою и захочетъ мира, чтобы Индѣйскіе и Американскіе товары не сгнили въ Лондонскихъ магазинахъ и фабрики ея не остались безъ дѣла (*). Тогда Бонапарте восторжествовалъ бы совершенно, и гордые враги его признали бы свободу морей, которую онъ обѣщаетъ доставить свѣту своею грозною высадкою. Но для ускоренія сей щастливой эпохи ему не надлежало бы вводить войска въ Ганноверъ и наказывать Германію за Англичанъ: дѣйствіе силы, оскорбительное для всѣхъ друзей справедливости -- и для самыхъ Кабинетовъ, какъ надобно думать!
  
   (*) Естьли бы Великобританнія въ такомъ случаѣ снова отправила Нельсона къ Ревелю, то онъ могъ бы и не возвратиться.
  
   Мы удивляемся, что нѣкоторые Политики съ такою легкостію говорятъ о возможности завоевать Англію. Какое государство исчезло вдругъ, будучи, подобно Великобританніи, на высочайшей степени величія? Народы такъ скоро не переходятъ отъ славы къ рабству, -- отъ славы, которая доказьгваетъ силу ихъ духа. 17,000 Англичянъ завоевали Египетъ, гдѣ было столько же Французскаго войска, и притомъ отборнаго: слѣдственно они умѣютъ и на землѣ сражаться. 50,000 человѣкъ милиціи, столько же регулярнаго войска и полмилліона волонтеровъ не положатъ ружья передъ Консуломъ, когда имъ надобно будетъ спасти отечество и народную независимость. Такой арміи еще никто не побѣждалъ отъ начала міра. Не только Каналъ, но и берегъ Англіи по всѣмъ вѣроятностямъ долженъ быть могилою для Французовъ. Иное дѣло, естьли бы удалось имъ 40 или 50 тысячь высадить на берега Ирландіи: сіе войско осталось бы безъ сообщенія съ Франціою, но легко могло бы выгнать оттуда Англичанъ, которыхъ ненавидятъ Ирландцы. Сія страна есть нынѣ самая нещастная на земномъ шарѣ, будучи театромъ ужаса, казней, остервененія заговорщиковъ и хотя необходимыхъ, но печальныхъ мѣръ строгаго воинскаго правленія. Никто изъ жителей не увѣренъ въ своей безопасности; доносы и подозрѣніе наполняютъ тюрьмы отцами семействъ; въ домахъ безпрестанные осмотры; солдаты штыками отворяютъ дверь въ кабинеты и въ спальни самыхъ знаменитыхъ гражданъ, которымъ дозволяется выходить изъ дому единственно въ назначенное для того время. Не давно взяли подъ стражу въ Дублинѣ Русселя, одного изъ главныхъ заговорщиковъ. Сей человѣкъ долго служилъ съ великимъ отличіемъ въ Англійскихъ арміяхъ, но присталъ къ недовольнымъ Ирландцамъ, сидѣлъ уже два раза въ темницѣ, былъ освобожденъ по заключеніи мира, ѣздилъ тайно въ Парижъ и возвратился въ Ирландію при началѣ нынѣшняго возмущенія. Онъ хотѣлъ обороняться, но будучи обезоруженъ, сказалъ хладнокровно: ,,я рѣшился умереть за свое отечество: на полѣ сраженія или на эшафотѣ, все одно!" И другіе судимые заговорщики оказываютъ такуюже твердость. Однимъ словомъ, Ирландцы еще болѣе враги Англичанамъ, нежели Французы, и конечно съ нетерпѣніемъ ожидаютъ сихъ послѣднихъ. Естьли Бонапарте въ самомъ дѣлѣ хочетъ отважиться на высадку, то всего вѣроятнѣе, что не Англія, а Ирландія будетъ ея предметомъ.
   Но точно ли онъ имѣетъ сіе намѣреніе? Не хочетъ ли единственно того, чтобы Англія, безпрестанно ожидая Французовъ, истощала казну на содержаніе многочисленной арміи, изнуряла народъ податями и не предпринимала важныхъ экспедицій? Въ такомъ случаѣ хвала и слава его хитрости: ибо ему удалось обмануть не только Гакесбури съ Аддингтономъ, но и всю Европу. Напряженіе силъ, въ которомъ видимъ теперь Англію, вредно для ея торговли и промышленности; естьли оно еще долго не прекратится, то народъ безъ сомнѣнія захочетъ мира: чего только, можетъ быть, и желаетъ Консулъ. Строеніе лодокъ не разоритъ Франціи; а войску и безъ высадки надлежало бы занять берега, для ихъ защиты отъ Англичанъ, которые вездѣ могутъ приставать, гдѣ хотятъ. Отъ Бреста до Кале бомбы ихъ сыплются на приморскіе города Франціи и разрушаютъ мирныя жилища бѣдныхъ семействъ: какъ не достойно Британцевъ дѣлать зло частнымъ людямъ безъ всякой для себя пользы!
   Изъ Парижа увѣдомляютъ, что Тюлерійскій Дворъ оказываетъ къ двумъ Посламъ великую благосклонность: къ Легату Его Святѣйшества и къ Луккезини, Министру Прусскому. Папа нуженъ для успокоенія набожныхъ людей въ Республикѣ; а Берлинскій Кабинетъ (естьли вѣрить Журналамъ) бездѣйствіемъ и снисхожденіемъ своимъ болѣе другихъ нравится Консулу. -- Пишутъ также, что Бонапарте нынѣ гораздо здоровѣе прежняго. Il se porte très bien de la santê de la France, сказано въ Гамбургскихъ вѣдомостяхъ, и Медикъ его увѣряетъ, что ему надобно жить по крайней мѣрѣ еще сорокъ лѣтъ. -- Замѣчаютъ, что съ нѣкотораго времени Бонапарте мало выѣзжаетъ и въ часы аудіенціи говоритъ только о погодѣ и другихъ маловажныхъ вещахъ, занимаясь Политикою единственно въ кабинетѣ своемъ.
   Французская армія собирается на границахъ Гишпаніи подъ начальствомъ Генерала Ожеро. Ей должно итти въ Португаллію. Между тѣмъ слышно, что сія Держава согласилась уже на всѣ требованія Республики, и первый Министръ, Альмеида, другъ Англичанъ, уступилъ свое мѣсто Господину Пинто. Сверхъ того Португаллія заплатитъ Франціи 15 милліоновъ рублей. -- Къ темнымъ явленіямъ нашего времени принадлежитъ удивительная кротость Британскаго Министерства въ разсужденіи Гишпаніи: она совертенно зависитъ отъ Бонапарте и принимаетъ въ свои гавани какъ военные корабли Французовъ, такъ и добычу ихъ каперовъ; но Англія не объявляетъ ей войны. -- Славный и великій Питтъ сдѣлался нынѣ солдатомъ: надѣлъ мундиръ и командуетъ волонтерами. Шериданъ также набираетъ полкъ и съ обнаженною шпагою маршируетъ передъ фрунтомъ.
   Французскія Вѣдомости, издаваемыя въ Лондонѣ, послѣ Бонапарте никого не бранятъ такъ ужасно, какъ Папу, за то, что Его Святѣйшество душею и сердцемъ преданъ Консулу. Надобно замѣтить, что издатели сихъ вѣдомостей называются усердными Католиками!
   Изъ Константинополя пишутъ, что новый Калифъ Мехабъ наконецъ разбитъ славнымъ Джезаромъ, Акрскимъ Пашею; но сіе извѣстіе еще требуетъ подтвержденія. Турецкая Имперія явно отжила вѣкъ свой. -- Арнауты, завладѣвъ Каиромъ, соединились съ Беями. Судьба не хочетъ возвратить Египта подъ власть Султанскую. -- Въ Иnаліи думаютъ, что Французы посѣтятъ оттуда Морею; но это кажется невѣроятнымъ. Между тѣмъ Пасванъ-Оглу спокойно куритъ табакъ въ Виддинѣ, но часто задумывается -- и Физіогномисты угадываютъ, что умъ и воображеніе его работаютъ сильно.
   Война свирѣпствуетъ и въ другихъ частяхъ міра. Въ Китаѣ самъ Императоръ долженъ былъсразишься съ мятежниками: онъ одержалъ надъ ними блестящую побѣду, но силы ихъ все еще велики. Въ Индіи Англичане бьютъ Маратовъ и взяли главный ихъ городъ. Они же на островѣ Цейлонѣ завоевали Королевство Канди, прекраснѣйшую страну въ свѣтѣ. -- Даже и въ Отагити, иа островѣ мирномъ и щастливомъ, льется кровь человѣческая за идола Куку или Муму!... ,,Люди хотятъ мира," сказалъ Философъ Кантъ: ,,но Природа говоритъ имъ: деритесь!" Они слушаются Природы.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

   42. Извѣстія и замѣчанія, IX. (ч. 11, No 19, стр. 234). О Французской высадкѣ; статья редактора, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. I, стр. 555.
  

<О прекращеніи изданія "Вѣстника Европы">

  
   Издателъ объявляетъ своимъ благосклоннымъ Читателямъ, что сей Журналъ прекратится съ нынѣшнимъ годомъ. Вѣстникъ занималъ Издателя, можешъ быть, гораздо болѣе и пріятнѣе, нежели Читателей; но слабые глаза принуждаютъ его отказаться отъ работы постоянной исрочной. Онъ не имѣлъ сотрудниковъ, и публика до сего времени не могла жаловаться на его неисправность.

Руская старина.

   (Cообщаeмъ публикѣ анeкдоты и разныя извѣстія о стаpой Москвѣ и Роcciи, выбранныя нами изъ чужecтpанныхъ Автоpовъ, котоpыe во вpeмя Цаpей жили въ нашeй столицѣ, и котоpыe нe во вcѣхъ библiотeкахъ находятcя. Думаeмъ, что эта статья для многихъ читатeлeй будeтъ заниматeльна. Къ нещаcтью, мы такъ худо знаeмъ Руcкую cтаpину, любeзную для cepдца Патpіотовъ!)
  
   Во время Царя Михаила Ѳеодоровича считалось въ Москвѣ около 2000 церквей.
   Сіе великое число покажется удивительно; но должно знать, что всякой Бояринъ, всякой знатной или богатой человѣкъ того времени хотѣлъ имѣть собственную церковь свою. Онѣ были почти всѣ деревянныя и маленькія. Патріархъ Никонъ, видя частые въ Москвѣ пожары уговаривалъ набожныхъ и богатыхъ людей строить каменныя церкви, и множество деревянныхъ было при немъ сломано. Олеарій говоритъ о пятидесяти церквахъ въ Кремлѣ; но вѣроятно, что онъ и придѣлы называетъ Храмами. -- Иностранцы, замѣчая, что всѣ наши церкви внутри бываютъ съ круглыми сводами, хотѣли знать причину того, но не могли свѣдать ее. Извѣстно, что и языческіе храмы (какъ на примѣръ, Пантеонъ въ Римѣ ) по большой части имѣли круглые своды: видъ неба безъ сомнѣнія служилъ для нихъ образцомъ. -- Католики и Лютеране спрашивали также у Рускихъ: для чего въ храмахъ нашихъ не бываетъ музыки? ,,Для того (отвѣчали они ), что инструменты бездушные не могутъ Хвалить Бога, и что въ Новомъ Завѣтѣ совсѣмъ не упоминается о музыкѣ." -- Олеарій и другіе чужестранные Писатели говорятъ, что одно Руское ухо могло сносить страшной звонъ Московскихъ колоколовъ. Въ большой колоколъ Годунова, вѣсомъ въ 356 центнеровъ, звонили единственно въ большіе праздники, или тогда, какъ Цари принимали въ Кремлѣ важныхъ Пословъ чужестранныхъ. -- Описывая тишину благочестія, наблюдаемую Рускими въ церквахъ, Олеарій прибавляетъ, что Московскіе жители и на улицахъ безпрестанно молятся, или передъ иконами, стоящими на воротахъ, или передъ крестами церквей. Герберштейнъ, бывшій въ Москвѣ еще при Князѣ Васильѣ Ивановичѣ, также замѣчаетъ великую набожность Рускихъ, и пишетъ, что они, приходя одинъ къ другому въ гости, обыкновенно снимаютъ шапку въ дверяхъ, ищутъ глазами не хозяина, а иконъ; становятся посреди горницы, три раза крестятся и кланяются имъ, говоря въ слухъ: Господи помилуй; а тамъ уже оборачиваются къ хозяину съ привѣтствіемъ: дай Боже здравія тебѣ и домочадцамъ твоимъ! -- До самыхъ временъ Императора ПЕТРА Великаго Рускіе Священники не смѣли говорить проповѣдей въ церквахъ; начальники Духовенства боялись ереси и расколу, который, по ихъ мнѣнію, могъ родиться отъ своевольныхъ изъясненій Св. Писанія. Во время Патріарха Никона Муромскій Протопопъ Логинъ отступилъ отъ сего закона и началъ проповѣдывать въ церкви, уговоривъ и другихъ Муромскихъ Священниковъ слѣдовать его примѣру. Народъ слушалъ ихъ съ великимъ удовольствіемъ; но Патріархъ, свѣдавъ о томъ, разстригъ Логина и товарищей его, и сослалъ ихъ въ Сибирь. -- Цари бывали со всѣми Боярами ежегодно два или три раза въ Монастырѣ Троицкомъ. Царь Михаилъ Ѳеодоровичь всегда праздновалъ тамъ день Троицы и свои имянины въ Сентябрѣ мѣсяцѣ. Не доѣзжая до монастыря за три версты, онъ выходилъ изъ коляски или берлина, чтобы со всѣми Боярами итти пѣшкомъ до самыхъ воротъ, гдѣ встрѣчалъ его Архимандритъ. Царь живалъ тамъ по-нѣскольку дней, и часто забавлялся охотою въ окрестныхъ мѣстахъ. Петрей говоритъ, что Архимандритъ, по старинному обыкновенію, долженъ былъ угощатъ Царей и свиту ихъ на счетъ богатой казны монастырской. -- Всѣ Рускіе Государи старались отличить себя благочестіемъ; но едва ли кто нибудь изъ нихъ могъ сравняться въ усердной набожности съ Михаиломъ Ѳеодоровичемъ, который, по словамъ Олеарія, почти всегда молился въ церкви на колѣняхъ и падалъ ницъ передъ иконами.
   Олеарій при описаніи своего путешествія излалъ весьма хорошій и вѣрный планъ Москвы. Въ его время она разлѣлялась на Китай-городъ, Царь-городъ (нынѣ бѣлой-городъ), Скородомъ и Стрѣлецкую Слободу, бывшую за Москвою-рѣкою. Кремль считался только частію Китая-города. Олеарій пишетъ о великолѣпіи дворца, построеннаго въ Италіянскомъ вкусѣ Царемъ Михаиломъ для сына его, Алексѣя Михайловича; самъ же Царь жилъ для своего здоровья въ деревянномъ домѣ. Всѣ знатнѣйшіе Бояре имѣли домы въ Кремлѣ. Палаты Никона Патріарха были тамъ, послѣ дворца, огромнѣйшимъ зданіемъ. Олеарій не изъясняетъ имени Кремля; но мы знаемъ, что оно Татарское и значитъ крѣпость. За то онъ сказываетъ намъ, что имя Китая-города значитъ средній городъ -- вѣроятно, также на Монгольскомъ или Татарскомъ языкѣ, изъ котораго наши предки заимствовали довольно словъ. Будучи между Кремлемъ и Царемъ-городомъ, Китай могъ назваться среднимъ. Въ немъ жили тогда всѣ богатѣйшіе гости или купцы, нѣкоторые Князья Московскіе и дворяне. Олеарій, упоминая о готичесКой и примѣчанія достойнѣйшей въ Китаѣ-городѣ церкви Василія Блажениаго, разсказываетъ, что Царъ Іоаннъ, будучи ею весьма доволенъ, приказалъ выколоть глаза Архитектору ея, чтобы онъ не могъ построить другова, столь же красиваго храма: возможно -- но справедливо ли? оставимъ безъ изслѣдованія. По крайней мѣрѣ сей анекдотъ разсказывали у насъ въ старину за истину. Не далеко отъ Василія Блаженнаго было возвышенное мѣсто, на которомъ лежали неподвижно двѣ огромныя пушки, обращенныя къ той улицѣ, откуда обыкновенно приходили Татары. На Красной Площади съ утра до вечера толпилось множество людей праздныхъ, господскихъ слугъ, купцовъ и продавцевъ всякаго роду вещей. Сіе мѣсто походило на Римскій Форумъ. Тутъ разсказывались всякія любопытныя вѣсти. Уже при Царѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ (Вѣроятно, что и гораздо прежде) для всякаго товара былъ въ Москвѣ особенный рядъ, какъ и нынѣ, и на томъ же самомъ мѣстѣ. Олеарій именуетъ ряды шелковый, суконный, серебряный, шапошный, сѣдельный, сапожный, иконный и проч. Онъ говоритъ еще о рынкѣ (между Посольскимъ Дворомъ и Красною Площадью), гдѣ въ хорошую погоду Московскіе жители стригли себѣ волосы, которыми земля была тімъ устлана какъ мягкими тюфяками. Китай-городъ окруженъ былъ красною, а Царь-городъ бѣлою стѣною. Въ сей части города жили дѣти Боярскіе или дворяне, богатое мѣщанство, купцы имѣвшіе торгъ съ другими городами, ремесленники и всѣ хлѣбники; тамъ же были Царская конюшня и литейной дворъ, на томъ мѣстѣ, которое называлось поганымъ прудомъ. -- Третья часть Москвы (за нынѣшнимъ бѣлымъ городомъ) называлась Скородомомъ отъ того, что она состояла изъ однихъ деревянныхъ маленькихъ домовъ, которыхъ строеніе не требовало много времени. Тамъ находился лѣсной рядъ, гдѣ продавались всегда готовые срубы. Въ Скородомѣ, окруженномъ деревянною стѣною съ башнями, жили мѣщане и подъячіе. -- Четвертая частъ города, или Стрѣлецкая Слобода (за Москвою-рѣкою), также обнесенная деревянною стѣною, была построена вовремя Князя Василья Ивановича для иностранныхъ солдатъ, взятыхъ имъ въ Рускую службу. Во время Годунова, Димитрія и Царя Михаила Ѳеодоровича жили тамъ Стрѣльцы и самые бѣднѣйшіе люди.
   Густая борода и толстое брюхо считались на Руси великимъ украшеніемъ человѣка. Цари, принимая чужестранныхъ Министровъ, нарочно окружали себя людьми дородными, чтобы тѣмъ придать болѣе важности своимъ аудіенціямъ. Знатные господа обыкновенно подбривали себѣ волосы кругомъ, и единственно тогда отпускали ихъ, когда впадали при Дворѣ въ немилость. Бояринъ съ длинными воЛосами ходилъ всегда потупивъ глаза въ землю, и народъ, встрѣчаясь съ нимъ, говорилъ: Царь-Государь на него прогнѣвался. -- Иностранцы чрезмѣрно хвалили красоту Московскихъ женщинъ, но съ отвращеніемъ говорили о странномъ ихъ обыкновеніи размазывать себѣ лицо бѣлилами и румянами, такъ, что сіи грубыя краски лежали на немъ толстыми слоями. Сія безобразная мода перешла въ Россію изъ Константинополя еще во время Великихъ Князей Кіевскихъ. Бѣдныя красавицы наши иногда со слезами должны были ей слѣдовать. Олеарій разсказываетъ, что въ бытность его въ Москвѣ жена Боярина, Князя Ивана Борисовича Черкасскаго, будучи молода и прекрасна, не хотѣла бѣлиться; но всѣ знатныя женщины объявили ей войну за такое презрѣніе къ древнему обыкновенію, подбили мужей своихъ вступиться за честь бѣлилъ, и наконецъ принудили молодую Княгиню раскрасить, подобно другимъ, нѣжное лицо ея.
   Предки наши носили не совсѣмъ такое платье, какое нынѣ называется Рускимъ. Сверхъ короткой рубашки (у богатыхъ вышитой разными шелками, и даже золотомъ, на рукавахъ и на воротникѣ, который выставлялся изъ-подъ одежды) они надѣвали узкое и короткое полу-кафтанье, едва достававшее до колѣнъ, и сшитое всегда изъ тонкой матеріи (изъ тафты или атласа) съ бархатнымъ или парчевымъ воротникомъ, высокимъ и стоячимъ; а сверхъ того кафтанъ, по икру, также изъ тонкой матеріи, но всегда стеганый и называемый ферезія (*); а когда имъ надлежало вытти изъ дому, тогда всякой наряжался въ кафтанъ длинной, суконной, темно-синій или кофейной, иногда же въ парчевой или атласной, съ широкимъ воротникомъ, съ золотыми петлицами и съ длинными сбористыми рукавами. Такихъ богатыхъ кафтановъ хранилось множество въ Царской кладовой; -- въ день аудіенціи давали ихъ надѣвать чиновникамъ, и снова запирали въ сундуки. -- Бояре, при всякомъ торжественномъ случаѣ, являлись въ высокихъ шапкахъ, собольихъ и черныхъ лисьихъ; а другіе знатные или богатые люди носили обыкновенно бархатныя съ соболіею опушкою. Сапоги у нихъ были короткіе, по большой части изъ Персидскаго сафьяна, остроносые и съ высокими каблуками. Женщины носили ферези, или сарафаны, а сверхъ шубы или длинное, широкое платье, почти такое же, какъ мущины, съ застежками или съ серебряными пуговицами. Замужнія ходили въ шапкахъ (**) съ бобровою опушкою, унизанныхъ жемчугомъ и вышитыхъ золотомъ; а дѣвицы въ большихъ лисьихъ. -- Маржеретъ говоритъ, что знатныя Рускія женщины обыкновенно провожали верхомъ Царицу, когда она ѣзжала гулять за городъ: это покажется иному невѣроятнымъ; но для чего же лгать Маржерету, который долго жилъ въ Москвѣ при Годуновѣ и Димитріѣ? Надобно думать, что Рускія женщины переняли ѣздить верхомъ у Татарокъ.
  
   (*) Нынѣ мы называемъ ферезями одни нарядные сарафаны.
   (**) По крайней мѣрѣ не лѣтомъ, какъ надобно думать.
  
   Описаніе домашней жизни старыхъ Рускихъ Бояръ безъ сомнѣнія не плѣнитъ нашего воображенія. Не многіе изъ нихъ имѣли каменные домы, и то уже во время Романовыхъ; при Годуновѣ жили они въ деревянныхъ, маленькихъ и темныхъ домикахъ. Горницы обивались иногда выбѣленною холстиною, и единственнымъ украшеніемъ ихъ были образа. Домашняя посуда состояла -- въ горшкахъ, въ деревянныхъ или оловянныхъ чашахъ и тарелкахъ. Въ одномъ дворцѣ подавали кушанье на серебрѣ; богатые и знатные люди имѣли только чарки и стопы серебряныя. Щи, разныя похлебки, каши, пироги, ветчина, всякія жареныя мяса (кромѣ телятины), икра и соленая рыба, составляли богатство Руской кухни. Олеарій говоритъ, что старики наши съ похмѣлья ѣдали обыкновенно рубленую баранину съ огурцами, перцомъ, уксусомъ и разсоломъ огурешнымъ; что они крайне любили чеснокъ, и что въ самыхъ знатнѣйшихъ домахъ рѣдко проходилъ запахъ его. Иностранцамъ отмѣнно нравились Рускіе меды: малиновой, вишневой, смородинной и другіе. Что же касается до Италіянскихъ и Французскихъ винъ, то Бояре хотя и получали ихъ черезъ Архангельскъ, однакожь предпочитали имъ водку. Знатные люди не рѣдко давали обѣды и приглашали къ себѣ гостей изъ нижняаго состоянія, на примѣръ изъ купцовъ: въ такомъ случаѣ сіи послѣдніе обыкновенно изъявляли благодарность свою дорогими подарками, такъ, что хозяинъ не оставался въ накладѣ. Естьли онъ хотѣлъ дружески обласкать ихъ, то призывалъ жену, чтобы она подчивала гостей водкою; иногда дозволялось имъ даже и цѣловать ее въ губы. Такимъ образомъ нѣкто изъ людей знаменитыхъ въ Москвѣ, угощая Олеарія, вызвалъ его въ другую комнату, гдѣ встрѣтила ихъ хозяйка въ богатой одеждѣ, поклонилась сперва мужу, а тамъ гостю; взяла изъ рукъ служанки подносъ съ налитою чаркою, сама отвѣдала и подала Олеарію. Сія молодая, прелестная женщина, исполняя волю супруга, должна была, закраснѣвшись, поцѣловать иностранца, и вручила ему бѣлую тафтяную ширинку, вышитую золотомъ и серебромъ.
   Рускіе обѣдали въ старину часу въ одиннадцатомъ утра, и тотчасъ ложились отдыхать, какъ знатные, такъ и простые люди. Въ сіе время не льзя было итти въ гости ни къ купцу, ни къ Боярину; даже сидѣльцы запирали лавки свои и въ лѣтнее время спали на землѣ передъ ними. Димитрій самозванецъ никогда не отдыхалъ послѣ обѣда и не ходилъ въ баню: жители Московскіе заключали изъ того, что онъ не Руской!
   Жены богатыхъ и знатныхъ мужей вели обыкновенно жизнь праздную и мало думали о хозяйствѣ; вышивали платки и кошельки золотомъ; сидѣли поджавъ руки, или качались на качеляхъ съ служанками. Онѣ рѣдко выходили изъ дому, даже и въ церковь: ибо Рускіе мужья въ старину не стыдились быть ревнивыми. Боярыни, нарядясь великолѣпно, выѣзжали лѣтомъ въ закрытыхъ маленькихъ коляскахъ, или колымагахъ, обитыхъ снаружи краснымъ сукномъ; а зимою въ саняхъ, также закрытыхъ. Всякая изъ нихъ сажала въ ногахъ своихъ молодую рабу. Кругомъ шло множество слугъ, иногда до 30 и 40 человѣкъ, говоритъ Олеарій; а на лошади, впряженной въ колымагу или въ сани, висѣли лисьи хвосты. Такъ украшались и Боярскія и Царскія лошади; сихъ послѣднихъ обвѣшивали иногда и соболями.
   Иностранцы, бывшіе при Царяхъ въ Москвѣ, находили нашихъ предковъ невѣждами Въ сравненіи съ другими Европейскими народами; но изключали изъ сего числа нѣкоторыхъ знатныхъ людей, уже имѣвшихъ довольно свѣдѣній. Такъ, на примѣръ, Олеарій чрезмѣрно хвалитъ умъ и любезность Боярина Никиты Ивановича Романова-Юрьева, человѣка веселаго и добродушнаго. Онъ былъ усерднымъ покровителемъ всѣхъ чужестранцевъ въ Москвѣ, любилъ ихъ обычаи, музыку, даже сдѣлалъ себѣ Нѣмецкое платье, ѣздилъ въ немъ иногда на охоту, и не слушался Патріарха Іосифа, который упрекалъ его такою непристойностію; однакожь Ісифъ досталъ наконецъ хитростію Нѣмецкое платье Боярина и сжегъ его. Сей Никита Ивановичь не рѣдко спорилъ съ Патріархомъ о Религіи; говорилъ не много, но сильно и рѣзко: ибо онъ, будучи родственникомъ Государевымъ и любимъ всѣми, не боялся досадить ему. -- Борисъ Ивановичъ Морозовъ, воспитатель Царя Алексѣя Михайловича, описывается иностранцами также весьма умнымъ и любопытнымъ человѣкомъ. Онъ дружески обласкалъ Голштинскихъ Пословъ, бывшихъ въ Москвѣ при Царѣ Михаилѣ -- угощалъ ихъ въ домѣ своемъ, веселилъ соколиною охотою и провожалъ съ музыкою по Москвѣ-рѣкѣ,когда они отправились водою въ Персію. -- Патріархъ Никоиъ есть важный характеръ для Историка Россіи: иностранцы отдавали справедливость необыкновенному его разуму. Онъ жилъ, по ихъ извѣстіямъ, весьма хорошо и даже роскошно въ новыхъ Кремлевскихъ палатахъ своихъ; любил веселиться съ умными Боярами, любилъ шутить въ разговорахъ и сказалъ одной молодой Нѣмкѣ, которая приняла Греческую Вѣру и требовала его благословенія: ,,прекрасная дѣвица! я не знаю, что сдѣлать прежде: благословить или поцѣловать тебя!"... Надобно знать, прибавляетъ Авторъ, что духовныя Особы въ Россіи, по обряду церкви, должны братски лобызать тѣхъ, которые принимаютъ ихъ Религію. -- Впрочемъ Никонъ хотѣлъ всегда строгаго общественнаго благонравія. Такъ, на примѣръ, онъ запретилъ музыку въ столицѣ, думая, что она можетъ развратить нравы; велѣлъ отобрать музыкальные инструменты не только въ питейныхъ, но и во всѣхъ частныхъ домахъ, и торжественно сжечь ихъ за Москвою-рѣкою. Одинъ Никита Ивановичь Романовъ не послушался его, и не переставалъ забавляться музыкою въ домѣ своемъ.
   Герберштейнъ описываетъ Рускихъ Бояръ и дворянъ весьма гордыми. ,,Простые люди (говоритъ онъ) почти не имѣютъ къ нимъ доступа, и не могутъ въѣхать верхомъ на Боярскій дворъ. Знатной человѣкъ никогда не ходитъ пѣшкомъ, боясь тѣмъ унизиться; ему надобно сѣсть на лошадь, чтобы видѣться съ сосѣдомъ, живущимъ отъ него въ десяти шагахъ." -- Сей же Герберштейнъ хвалитъ трудолюбіе и воздержность Московскихъ ремесленниковъ, которые, сходивъ въ праздникъ къ обѣднѣ, возвращались домой и снова принимались за дѣло: ,,ибо они думали (вотъ точныя слова его!), что однимъ Боярамъ и знатнымъ людямъ можно быть праздными, и что работать гораздо душеспасительнѣе, нежели гулять и пьянствовать. Впрочемъ и самый законъ дозволяетъ имъ пить медъ и пиво въ одни большіе праздники." -- Еще и вовремя Великихъ Князей Московскіе купцы знали и твердили пословицу: товаръ лицомъ продать. Хитрость ихъ въ куплѣ и продажѣ удивляла Нѣмцовъ, которые говорили: ,,одинъ Сатана обманетъ Рускаго." Но естьли иностранецъ ошибкою платилъ Рускимъ купцамъ лишнія деньги, то они всегда отдавали ихъ назадъ, думая, что пользоваться такою ошибкою есть бытъ воромъ. -- Мастеровые люди наши и въ старину славились отмѣнною переимчивостію. Иностранные художники, пріѣзжавшіе въ Россію со временъ Князя Іоанна, не пускали ихъ наконецъ въ свою мастерскую, боясь, чтобы они не сравнялись съ ними въ искусствѣ.
   Къ чести Рускихъ, иностранцы замѣчали въ нихъ великую любовь къ благотворенію. По смерти всякаго богатаго человѣка родственники его, въ теченіе шести недѣль, ежедневно раздавали деньги бѣднымъ людямъ. Купецъ, идучи по утру въ лавку, заходилъ прежде на рынокъ, покупалъ хлѣбъ, и разрѣзавъ его на ломти, отдавалъ нищимъ, которые не только сами питались сею милостынею, но и продавали еще множество сухарей дорожнымъ людямъ изъ остатковъ ея. -- По древнему обыкновенію Цари наши, въ первый день Пасхи, между заутрени и обѣдни, ходили въ городскую темницу, и сказавъ преступникамъ: Христосъ воскресъ и для васъ! дарили каждаго изъ нихъ новою шубою, и сверхъ того присылали имъ, чѣмъ разговѣться. -- Зимою обыкновенно получали Бояре запасъ изъ деревень своихъ: тогда ключники ихъ должны были навѣдываться о бѣдныхъ людяхъ и надѣлять ихъ мукою; масломъ и проч.
   Такія достохвальныя черты нравовъ мирятъ насъ съ невѣжествомъ и суевѣріемъ нашихъ предковъ.... Они считали Астрономію колдовствомъ. Слыша, что Царь Михаилъ Ѳеодоровичь желаетъ оставить при Дворѣ своемъ Астронома Олеарія, народъ ужасался и говорилъ: ,,Царь хочетъ имѣть при себѣ волшебника, который по звѣздамъ угадываетъ будущее!" Это испугало Олеарія.... Черезъ нѣсколько лѣтъ пріѣхавъ опять въ Москву, онъ вздумалъ однажды забавлять Дьяка иностранныхъ дѣлъ темною камерою, и показывалъ ему на стѣнѣ предметы, бывшіе на улицѣ: Дьякъ крестился... Всего страннѣе казалось ему то, что люди и лошади изображались вверхъ ногами и такимъ образомъ двигалиоь. -- Голландскій Фельдшеръ, именемъ Квиринусъ, служившіи Царю, имѣлъ у себя въ горницѣ скелетъ человѣка. Однажды Квиринусъ игралъ на лютнѣ и вѣтеръ шевелилъ кости, висѣвшія на стѣнѣ противъ раствореннаго окна. Стрѣльцы увидѣли это и разгласили по городу, что Голландскій Фельдшеръ держитъ у себя мертвыхъ и заставляетъ ихъ плясать по лютнѣ. Дѣло дошло до Патріарха, и бѣднаго Квиринуса хотѣли-было сжечь какъ волшебника. Къ щастью, удалось ему изъяснить свое колдовство Князю Ивану Борисовичу Черкаскому, и страшная исторія кончилась тѣмъ, что Фельдшера выслали изъ Россіи, а скелетъ его сожгли за Москвою-рѣкою.
   Нарвскій Пасторъ Мартинъ Беръ, бывшій въ Москвѣ при Царѣ Годуновѣ, разсказываетъ слѣдующій анекдотъ: ,,Царь Борисъ занемогъ подагрою и велѣлъ объявить въ столицѣ, что искусный человѣкъ, который исцѣлитъ его отъ сей болѣзни, будетъ щедро награжденъ Царскою милостію. Жена одного Сына Боярскаго вздумала тѣмъ воспользоваться, чтобы отмститьмужу своему за разныя его жестокости; пришла во дворецъ и сказала, что мужъ ея знаешъ вѣрное средство вылечить Царя, но не хочетъ употребить его. Боярскаго сына призывваютъ, спрашиваютъ: онъ божится, что не имѣетъ понятія о Медицинѣ. Ему не вѣрятъ и грозятъ темницею, даже казнію. Видя, какъ говорятъ по-Руски, бѣду неминуемую, сынъ Боярскій требуетъ сроку -- посылаетъ людей своихъ накосить возъ травы, дѣлаетъ изъ нее Царю припарки, и -- боль утихаетъ, конечно не отъ лекарства, но сама собою. Царь увѣрился въ искусствѣ мнимаго врача, и велѣлъ наказать его за то, что онъ не хотѣлъ сперва помочь ему; однакожь наградилъ битаго собольею шубою, двумя стами рублей денегъ и осмнадцатью дворами крестьянъ, обязавъ его подпискою не мстить женѣ. Слышно было, что супруги жили послѣ того въ совершенномъ мирѣ и согласіи." -- При Годуновѣ были уже въ Москвѣ иностранные Медики, которые лечили какъ Царя, такъ и знатнѣйшихъ Бояръ; но естьли лекарства не дѣйствовали и больной умиралъ на ихъ рукахъ, то имъ надлежало отвѣтствовать за сію неудачу какъ за уголовное преступленіе. Когда Датскій Принцъ, женихъ любезной Ксеніи, занемогъ въ Москвѣ, Борисъ Годуновъ объявилъ Докторамъ, что они жизнію своею заплатятъ за его смерть. Къ нещастью, Принцъ умеръ, и Медики должны были скрыться. Но скоро пришла къ Царю злая подагра, и онъ велѣлъ объявить имъ милостивое прощеніе. -- Годуновъ и самъ давалъ Докторскіе патенты. Одинъ изъ его лекарей хотѣлъ ѣхать въ Нѣмецкій Университетъ, чтобы получить тамъ градусъ Доктора. ,,Это пустое," сказалъ Царь: ,,я знаю твое искусство, жалую тебя въ первокласные Медики и велю написать патентъ не хуже Университетскаго."-- ,,Но только Дворъ и Бояре, говоритъ Маржеретъ, прибѣгали къ иностраннымъ врачамъ: всѣ другіе Московскіе жители не вѣрятъ ихъ искусству и лечатся по своему; а именно, виномъ съ растертымъ порохомъ или чеснокомъ: что, вмѣстѣ съ жаркою банею, служитъ для нихъ лекарствомъ во всѣхъ болѣзняхъ. Надобно признаться, что они гораздо здоровѣе насъ, Французовъ. Въ Россіи очень много людей за 80, 100 и 120 лѣтъ."

(Продолженіе впредь.)

(Пpодолженie.)

   При Царѣ Михаилѣ Ѳеодоровичѣ былъ въ Россіи Докторъ Павелъ Флемингъ, человѣкъ умной, доброй -- и стихотворецъ. Любопытство, видѣть народъ почти неизвѣстный въ Европѣ, завело его въ наше отечество. Онъ пять мѣсяцевъ жилъ въ разныхъ селеніяхъ близь Новагорода, старался узнать нравы земледѣльцевъ Рускихъ, и въ Нѣмецкихъ стихахъ описалъ ихъ такими красками, какими славный Галлеръ описываетъ нравы щастливыхъ Альпійскихъ жителей въ извѣстной Поэмѣ своей die Alpen. Я переведу здѣсь нѣкоторые стихи eго... ,,Любопытство ума заставило меня проститься съ отечествомъ и съ друзьями, чтобы видѣть страну отдаленную, которую мы знаемъ только по злословію сосѣдовъ ея или разсказамъ лживыхъ путешественниковъ. Благодарю судьбу!.. Доброму сердцу пріятно вездѣ находить хорошее. Въ землѣ, называемой варварскою, вижу людей достойныхъ называться людьми. Земледѣлецъ Руской не мудрствуетъ о свободѣ, но истннно свободенъ душею; онъ богатъ, не чувствуя никакихъ недостатковъ; цвѣтетъ здоровьемъ, имѣетъ доброе сердце и не знаетъ, что оно естъ рѣдкое достоинство въ человѣкѣ; живетъ въ низкой хижинѣ, имъ срубленной, и доволенъ, что она укрываетъ его отъ ненастья и холода; работаетъ весело, въ надеждѣ на Бога; наслаждается покоемъ въ объятіяхъ вѣрной супруги и засыпаетъ сладко подъ громкимъ пѣніемъ соловья. Жена щастлива повиновеніемъ мужу, и строгость его считаетъ знакомъ любви. Онъ не боится воровъ (бѣдность служитъ ему наилучшимъ стражемъ); не заботится о будущемъ, вѣря, что небесный Отецъ печется о людяхъ. Не жалѣйте о невѣжествѣ его, ученые мужи Европы! онъ разумѣетъ добраго сосѣда своего, и думаетъ, что знаетъ все нужное. Ахъ! народъ сей принадлежитъ еще къ древнему царству Сатурна: ибо хитрость, коварство, обманы, ему неизвѣстны. Щастливая простота, любезная невинность! мьі васъ уже не видимъ въ странахъ своихъ: кто бы думалъ, чтобы вы, оставивъ Германію, переселились въ землю Рускую? Кто могъ бы искать здѣсь добродѣтелей Астреина вѣка?"
   Во время Великаго Князя Ивана Васильевича начали иностранцы пріѣзжать въ Россію и селиться въ Москвѣ. Онъ и сынъ его, Василій Ивановичь, брали ихъ въ Рускую службу. Послѣ имъ отведено было мѣсто за городомъ, на берегу Яузы, гдѣ на счетъ казны выстроили для нихъ домики. Жены солдатъ Нѣмецкихъ, замѣтивъ что нибудь странное въ Рускихъ, ходившихъ мимо ихъ оконъ, кричали другъ другу: Кукке, кукке гиръ, то есть: смотри, смотри! Рускіе затвердили это слово, и прозвали Нѣмецкую слободу Кукуемъ. Черезъ нѣсколько лѣтъ она запустѣла: иностранцы переселились въ городъ, и богатѣйшіе изъ нихъ начали тамъ строить каменные домы. Лютеране имѣли церковь свою въ Бѣломъ городѣ (близь нынѣшней Меншиковой башни); но женская ссора разрушила ее до основанія. Олеарій такимъ образомъ говоритъ о семъ случаѣ. Многіе Нѣмецкіе Офицеры, бывшіе въ Руской службѣ, женились на служанкахъ, которыя, гордясь чиномъ мужей своихъ, захотѣли въ церкви сидѣть выше купеческихъ женъ. Послѣднія не соглашались уступить имъ мѣста, и вышла ссора, даже драка. Въ самую ту минуту Патріархъ ѣхалъ мимо; узналъ причину шума, и сказавъ: когда онѣ ходятъ въ церковь не молиться, а гордиться, то имъ лучше не имѣть ее -- и велѣлъ сломать церковь до основанія. Черезъ нѣкоторое время они построили новую въ Земляномъ Городѣ; но скоро должны были совсѣмъ переселиться за валъ. Еще при Михаилѣ Ѳеодоровичѣ Московскіе Священники жаловались на то, что Нѣмцы живутъ въ ихъ приходахъ, покупаютъ самыя лучшія мѣста и строятъ большіе домы, съ которыхъ церкви не имѣютъ никакого дохода; но какъ Государь уважалъ иностранцевъ, то сіи жалобы не имѣли успѣха до самыхъ временъ Царя Алексѣя Михайловича. Тогда считалось въ Москвѣ уже болѣе 1000 человѣкъ Нѣмцовъ. Всѣ они носили Руское платье. Однажды Патріархъ -- не извѣстно, который; но вѣроятно, что Іосифъ -- ѣхалъ по улицѣ, благословлялъ народъ, и замѣтилъ, что нѣкоторые люди въ толпѣ не хотѣли, подобно другимъ, стать передъ нимъ на колѣна. Сіи люди были иностранцы. Патріархъ, оскорбленный ихъ гордостію, требовалъ отъ Царя, чтобы онъ приказалъ имъ носить Нѣмецкое платье и тѣмъ отличаться отъ православныхъ. ,,Я не хочу (сказалъ Патріархъ) впредь ошибаться и благословлять иновѣрцевъ." Черезъ два днн всѣ они должны были одѣться по-своему (*) -- и сверхъ того Царь Алексѣй Михайловичь, уваживъ новыя жалобы Духовенства, запретилъ Нѣмцамъ жить въ городѣ, изключая тѣхъ, которые захотятъ принятъ Греческую Вѣру. Имъ снова отвели мѣста на берегу Яузы или на Кукуѣ. Съ того времени иностранцы, отличенные одеждою, едва смѣли показываться въ городѣ: мальчишки бѣгали за ними по улицамъ, оскорбляли ихъ непристойными словами и дразнили именемъ Кукуя. Наконецъ, лишась терпѣнія, Нѣмцы требовали защиты Царя, и въ прошеніи своемъ говорили, что они, стараясь быть полезными для Россіи, съ горестію видятъ себя предметомъ народной ненависти; что отцы ихъ были щастливѣе, пользуясь милостію Государя Михаила Ѳеодоровича, который, не смотря на свое великое усердіе къ Вѣрѣ Греческой, не дозволялъ Рускимъ притѣснять иновѣрцевъ. Добрый Царь Алексѣй Михайловичь приказалъ увѣрить ихъ въ своемъ покровительствѣ и всенародно объявить, чтобы никто не смѣлъ оскорблять чужестранныхъ ни словомъ, ни дѣломъ; что всякое преступленіе сего роду будетъ строго наказано, и что жилище Нѣмцовъ должно впредь называться новою иноземскою Слободою. Вотъ происхожденіе нынѣшней Слободы Немецкой. Иностранцы продали каменные домы свои въ городѣ, а деревянные перевезли на берегъ Яузы, и были весыма довольны своимъ жребіемъ; отдѣлясь отъ Рускихъ, они лучше могли пользоваться удовольствіями общества между собою и благодарили Царя за то, что онъ велѣлъ имъ ходить въ собственной народной одеждѣ; построили двѣ Лютеранскія и двѣ Реформатскія церкви (Англійскую и Голландскую), и скоро обратили Слободу въ маленькой особенной городокъ, который черезъ нѣсколько лѣтъ соединился оъ Москвою.
  
   (*) Нѣкоторые нe могли такъ скоро сдѣлать cебѣ Нѣмецкихъ кафтановъ и надѣвали чужie. ,,На одномъ (говоритъ Олеарій) кафтанъ тащился по землѣ, а на дpугомъ нe доставалъ до колѣнъ -- что не льзя было видѣть безъ смѣха."
  
   Жителямъ Московскимъ извѣстно старое Нѣмецкое кладбище, въ Марьиной рощѣ, я хотѣлъ узнать, когда оно было оставлено, и спрашивалъ о томъ у Пасторовъ здѣшнихъ Лютеранскихъ церквей; но они не могли отвѣчать мнѣ удовлетворительно. Олеарій пишетъ, что Нѣмцы, Лютеране и Реформаты, переселясъ въ Слободу во время Царя Алексѣя Михайловича, обнесли стѣною новое кладбище свое: вѣроятно, что въ самое сіе время было оставлено ими старое, отъ Слободы удаленное кладбище, гдѣ они погребали мертвыхъ, живучи въ городѣ. -- Достойно замѣчанія, что Цари наши однимъ Католикамъ не позволяли въ Москвѣ свободнаго богослуженія: дѣйствіе взаимной ненависти между Восточною и Западною Церковію! Сія ненависть усилилась еще во времена лже-Димитрія и Польскихъ злодѣйствъ въ Россіи. При осадѣ Смоленска было въ нашей арміи нѣсколько Католиковъ; но по окончаніи войны, ихъ немедленно выслали за границу. Голштинскимъ Посламъ, ѣхавшимъ въ Персію черезъ Россію при Михаилѣ, объявили именемъ Царя, что въ свитѣ ихъ не должно быть ни одного Католика.
   Многіе иностранцы во время Государя Михаила Ѳедоровича принимали нашу Вѣру. Нѣкто Графъ Шликъ, молодой человѣкъ, пріѣхалъ въ Россію съ письмомъ Датскаго Короля Xристіана IV, и будучи обласканъ Царемъ и Боярами. объявилъ, что онъ желаетъ окреститься по обрядамъ Греческой Церкви. Государь, въ знакъ своего удовольствія, опредѣлилъ ему болѣе тьісячи рублей въ годъ жалованья: сумма великая по тогдашнему времени. Всѣ знатнѣйшіе люди были свидѣтелями его Крещенія, -- и Графъ Шликъ, взятый ко Двору, назвался Княземъ Львомъ Александровичемъ Шлыкомъ или Шлаковскимъ. Онъ зналъ Латинскій и другіе язьіки, имѣлъ вообще много свѣдѣній, былъ уменъ, ловокъ, и надѣялся жениться на дочери самого Царя, Иринѣ Михайловнѣ; однакожь сія надежда не исполнилась. Король Датскій увѣдомилъ Государя, что мнимый Графъ Шликъ несправедливо называется симъ именемъ, будучи совсѣмъ другой и весьма незнатной фамиліи; но Царь сдѣлалъ только выговоръ новому Рускому Князю и не лишилъ его своихъ милостей. Сей молодой человѣкъ женился потомъ на дочери одного Боярина. -- Полковникъ Леслей, Баронъ Петръ Ремонъ и Французскій дворянинъ де-Гронъ также приняли въ Москвѣ Греческую Вѣру. Перьый служилъ съ великимъ отличіемъ при осадѣ Смоленска, и бывъ щедро награжденъ Государемъ, выѣхалъ изъ Россіи; но черезъ нѣсколько лѣтъ опять возвратился въ Москву, выпросилъ себѣ у Царя большую деревию на берегу Волги, и поселился въ ней съ женою и дѣтми своими. Рускимъ крестьянамъ не полюбилось работать на чужестраннаго господина: они жаловались, что жена его обходится съ ними весъма безчеловѣчно и даже оказываетъ явное презрѣніе къ обрядамъ Греческой Церкви. Послѣднее обвиненіе было уважено еще болѣе перваго. Леслея и жену его привезли въ столицу и строго допрашивали: они клялись въ своей невинности; но самъ Патріархъ вступился въ сіе дѣло и вмѣстѣ съ Боярами убѣдилъ Государя не отдавать крестьянъ иновѣрцамъ. Леслей, узнавъ о томъ и крайне желая удержать за собою доходную деревню, вызвался перемѣнить Вѣру. Его окрестили, но деревню -- отдали другому: ибо крестьяне объявили, что они хотятъ лучше умереть, нежели принадлежать ему. Между тѣмъ Царь опредѣлилъ Леслею хорошее жалованье. -- -- --

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   40. Русская Старина, (ч. 11 и 12, No 20 и 21, стр. 251--271, 94--103). Статья Н. М. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 1, стр. 502. Здѣсь помѣщены разныя извѣстія о Россіи, заимствоваыныя изъ иностраныыхъ писателей, преимущественно Олеарія, Герберштейна, Маржерета, Петрея и Флеминга; въ нихъ говорится о набожности Русскихъ, за тѣмъ слѣдуетъ описаніе города Москвы, одежды, домашней жизни Русскихъ бояръ, образованія, нравовъ и поселенія нѣмцевъ въ Москвѣ; тутъ приведены анекдоты, показывающіе препятствія, встрѣчавшіяся Нѣмцамъ при ихъ поселеніи.

Къ Читателямъ Вѣстника.

  
   Сею книжкою заключается Вѣстникъ Европы, котораго я былъ издателемъ. Въ продолженіи его не буду имѣть никакого участія.
   Обстоятельства, важныя для меня, а не для Публики, не дозволили мнѣ выдать въ срокъ послѣднихъ четырехъ Нумеровъ; но кто съ величайшею исправностію издалъ ихъ 44, и сверхъ условія прибавлялъ нѣсколько лишнихъ страницъ почти во всякой книжкѣ, тотъ можетъ иадѣяться на благосклонное снисхожденіе Читателей.
   Изъявляю Публикѣ искреннюю мою признательность. Я работалъ охотно, видя число Пренумерантовъ. -- Вѣстникъ имѣлъ щастіе заслужить лестные отзывы самыхъ иностранныхъ Литтераторовъ: многія Рускія сочиненія переведены изъ него на Нѣмецкой и Французской, и помѣщены въ Журналахъ, издаваемыхъ на сихъ языкахъ. -- Любопьітные желали знать, кто сочинялъ нѣкоторыя піесы въ Вѣстникѣ?.... Кромѣ Смерти Шелехова, Портрета любезной женщины, Мыслей о Рускихъ Комедіяхъ, Прогулки молодой Россіянки, Сказки Господина Измайлова,Храма Свѣтовидова, Объявленія о путе-шествіи въ Малороссію Князя Ш*, Письма о Законодательствѣ въ отношеніи къ Россіи, другова отъ Господина Фон-Визина къ Г. N. N. о сочиненіи Рускаго лексикона; Рѣчи Господина Каразина, разныхъ извѣстій о великодушныхъ дѣлахъ, описаніе Геттингенскаго Университета и повѣсти Вадима, все остальное въ прозѣ писано Издашелемъ. Удовольствіе Читателей казалось мнѣ важнѣе авторскаго хвастовства -- и для того я не подписывалъ своего имени подъ сочиненіями.
   Милость нашего ИМПЕРАТОРА до станляетъ мнѣ способъ отнынѣ совершенно посвятитъ себя дѣлу важному и безъ сомнѣнія трудному (*): время покажетъ, могъ ли я безъ дерзости на то отважиться.
   Между тѣмъ съ сожалѣніемъ удаляюсь отъ Публики, которая обязывала меня своимъ лестнымъ вниманіемъ и благорасположеніемъ. Одна мысль утѣшаетъ меня: та, что я долговременною работою могу (естьли имѣю какой нибудь талантъ) оправдать доброе мнѣніе согражданъ о моемъ усердіи ко славѣ отечества и благодѣяніе Великодушнаго МОНАРХА.
  

Н. Карамзинъ.

  
   (*) Въ Имянномъ ЕГO ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА Указѣ, данномъ Кабинету отъ 31 октября 1803 году, сказано: ,,Какъ извѣстный Писатель, Московскаго Унивepcитeта Почетный Членъ, Николай Карамзинъ, изъявилъ НАМъ жeланie посвятить труды свои сочининію полной Исторіи Oтeчecтва НАШЕГО; то МЫ, желая ободрить eго въ толь похвальномъ предпріятіи, Всемилостивѣйше повелѣваемъ призводить ему, въ качестве Исторіографа, по двѣ тысячи рублей ежегоднаго пенсіона, изъ Кабинета НАШЕГО".

Объ извѣстности Литтературы нашей въ чужихъ земляхъ.

  
   Прежде въ иностранныхъ газетахъ писали только о нашихъ побѣдахъ и завоеваніяхъ: нынѣ пишутъ о новыхъ успѣхахъ просвѣщенія и Литтературы въ Россіи. Первое славнѣе, второе утѣшительнѣе для миролюбивыхъ друзей человѣчества.
   Нашимъ Авторамъ должно быть пріятно, что ихъ имена и творeнія дѣлаются извѣстными въ чужихъ земляхъ, и что они получаютъ такимъ образомъ право гражданства въ Европейской Республикѣ Литтераторовъ. Но справедливость и признательность требуютъ, чтобы мы наименовали здѣсь человѣка, которому Словесность Руская обязана сею выгодою: всѣ подробныя извѣстія о нынѣшнемъ ея состояніи, напечатанныя въ разныхъ Нѣмецкихъ вѣдомостяхъ (а послѣ во Французскихъ, хотя Парижскіе Журналисты и не сказали, откуда они взяли ихъ) писаны Господиномъ Рихтеромъ, человѣкомъ достойнымъ уваженія какъ по моральному характеру, такъ и по ученымъ его знаніямъ. Посвятивъ часть жизни своей на образованіе ума и сердца молодыхъ благородныхъ людей въ Россіи, онъ посвящаетъ нынѣ искусное перо свое на переводъ Рускихъ сочиненій, къ удовольствію Нѣмецкой публики и къ славѣ нашей Литтературы. Господинъ Рихтеръ пишетъ такъ пріятно, что издатели лучшихъ Журналовъ Въ Германіи желали имѣть его сотрудникомъ. Съ нѣкотораго времени онъ самъ издаетъ Журналъ, выходящій въ Лейпцигѣ у Гарткноха подъ именемъ: Russische Miscеllen. Въ немъ сообщаются переводы изъ нашихъ книгъ, періодическихъ листовъ, старинныхъ народныхъ сказокъ и пѣсенъ; описанія Рускихъ обычаевъ, праздниковъ; анекдоты; любопытныя черты характера изъ Исторіи; и все имѣетъ одну цѣль: доказать, что Россія во многихъ отношеніяхъ достойна вниманія и любопытства просвѣщенной Европы. Однимъ словомъ, Господинъ Рихтеръ любитъ насъ. Не будучи Рускимъ, онъ въ отечествѣ нашемъ провелъ цвѣтущія лѣта молодости, нашелъ здѣсь искреннее гостепріимство, друзей, признательность -- и второе отечество, которое существуетъ только для сердецъ благородныхъ. Какъ мало такихъ моральныхъ характеровъ между иностранцами въ отношеніи къ Россіи! Сколько видѣли мы неблагодарныхъ, отъ Маржерета до Масона! ПЕТРЪ Великій говаривалъ, что онъ радъ, когда, по примѣру Ісусовыхъ Учениковъ, изъ двенадцати чужеземцевъ выходитъ только одинъ дурной человѣкъ: мы охотно признаемъ ихъ всѣхъ хорошими; но должны сказать, что едва ли одинъ изъ двенадцати Французовъ и Нѣмцовъ, многимъ обязанныхъ Россіи, говоритъ и пишетъ объ насъ съ должною справедливостію и безъ грубыхъ, оскорбительныхъ предразсудковъ. Тѣмъ охотнѣе замѣчаемъ сіи рѣдкія изключенія изъ правила; тѣмъ усерднѣе должны мы хвалить добрыхъ иностранцевъ, которые, пріѣзжая къ намъ, берутъ на себя трудъ узнать языкъ Руской, чтобы узнать Руской народъ, и съ удовольствіемъ открываютъ въ немъ хорошія свойства и природныя дарованія. Не оскорбляемся злословіемъ, ибо чувствуемъ свою цѣну и презираемъ его; но уважаемъ и любимъ тѣхъ, которые насъ уважаютъ и любятъ: иначе мы оправдали бы злословіе, показавъ себя неблагодарными.
   Въ разсужденіи Словесности Россія конечно не имѣла еще вѣка Лудовика XIV, то есть, множества современныхъ Писателей, близкихъ къ совершенству въ разныхъ родахъ; но смѣю быть увѣреннымъ, что справедливое потомство -- какъ бы оно вообще ни просвѣтилось, какъ бы ни возвысилось во сферѣ Искусства, ума, знаній -- читая нѣкоторыя страницы, въ наше время написанныя, не признаетъ насъ варварами, и скажетъ: въ вѣкъ ЕКАТЕРИНЫ, въ вѣкъ АЛЕКСАНДРА были въ Россіи таланты!

Ф.

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   Объ извѣстности Литіературы нашей въ чужихъ земляхъ (ч. 10, No 15, стр. 195). Въ доказательство помѣщено извѣстіе о выходящемъ въ Лейпцигѣ журналѣ: "Russisehe Miscellen", издаваемомъ г. Рихтеромъ. Въ немъ помѣщаются переводы съ Русскаго: старинныя сказки и пѣсни, описаніе обычаевъ, праздниковъ, анекдоты, и пр.

О публичномъ преподаваніи Наукъ въ Московскомъ Университетѣ.

  
   Никогда Науки не были столь общеполезны, какъ въ наше время. Языкъ ихъ, прежде трудный и мистическій, сдѣлался легкимъ и яснымъ. Знанія, бывшія удѣломъ особеннаго класса людей, собственно называемаго ученымъ, иынѣ болѣе и болѣе распространяются, вышедши изъ тѣсныхъ предѣловъ, въ которыхъ они долго заключались. Великіе Геніи, убѣжденные въ необходимости народнаго просвѣщенія какъ для частнаго, такъ и для Государственнаго блага, старались и стараются заманить людей въ богатыя области Наукъ; сообщая имъ важныя истины и свѣдѣнія не только понятнымъ, но и пріятнымъ образомъ, и ведутъ ихъ къ сокровищамъ ума путемъ усѣяннымъ цвѣтами.
   Въ сіе щастливое для Наукъ время мудрое наше Правительство размножило ихъ источники въ Россіи и открыло имъ новые способы дѣйствовать на умъ народа. Къ числу сихъ способовъ принадлежатъ и публичныя лекціи Московскаго Университета. Цѣль ихъ есть та, чтобы самымъ тѣмъ людямъ, которые не думаютъ и не могутъ изключительно посвятить себя ученому состоянію, сообщать свѣдѣнія и понятія о Наукахъ любопытнѣйшихъ.
   Двѣ изъ нихъ заслуживаютъ по справедливости имя важнѣйшихъ для человѣка одна представляетъ Натуру во всей без численности ея твореній, описывая видъ образъ жизни или бытія существъ; другая Наука знакомитъ насъ съ судьбою человѣческаго рода, изображая великія картины Государствъ, и вникая въ причины ихъ славы, щастія и паденія. Я говорю объ Исторіи Естественной, еще ближайшей къ намъ Исторіи Народовъ знаніе той и другой необходимо для человѣка и гражданина, естьли онъ желает называться просвѣщеннымъ.
   Къ симъ двумъ Наукамъ Московскій Университетъ для публичныхъ лекцг присоединилъ еще Опытную Физику и систематическое обозрѣніе торговли. Первая самымъ пріятнымъ образомъ занимаетъ умъ изъясненіемъ любопытныхъ физическихъ открытій, и представляетъ чудесное дѣйствіе силъ Натуры, о которыхъ не толъко Древніе, но и самыя ученые Физики седьмаго-надесять вѣка не имѣли понятія. -- Торговля, будучи связію народовъ, мѣною ихъ промышленности, доставленіемъ многихъ пріятностей жизни и способомъ какъ частнаго, такъ и государственнаго обогащенія, сдѣлалась нынѣ важною Наукою для людей, которые посвящаютъ себя ея великимъ предпріятіямъ, и весьма любопытною для того, кто хочетъ имѣть ясныя идеи о политическомъ состояніи нынѣшнихъ Государствъ. Не только купцу или человѣку обязанному по своей гражданской должности знать основаніе, свойство и ходъ торговли, но и всякому другому пріятно имѣть свѣдѣніе о разныхъ родахъ Коммерціи, о Государственныхъ выгодахъ, отъ нее происходящихъ, -- о Государственныхъ правилахъ, которымъ въ разсужденіи торговли слѣдуютъ благоразумные Министры, -- о Банкахъ, обращеніи денегъ, курсѣ, и проч.
   Щастливое избраніе предметовъ для сихъ публичныхъ лекцій доказывается числомъ слушателей, которые въ назначенные дни собираются въ Университетской залѣ. Любитель просвѣщенія съ душевнымъ удовольствіемъ видитъ тамъ знатныхъ Московскихъ Дамъ, благородныхъ молодыхъ людей, духовныхъ, купцовъ, студентовъ Заиконоспаской Академіи и людей всякаго званія, которые въ глубокой тишинѣ и со вниманіемъ устремляютъ глаза на Профессорскую каѳедру.
   Можно было предвидѣть, что лекціи Опытной Физики привлекутъ болѣе слушателей, нежели другія. Не мое дѣл сравнивать таланты достойныхъ Господъ Профессоровъ; но феномены силы электрической, гальванизма, опыты аэростатическіе и проч., сами по себѣ столь любопытны, и Господинъ Страховъ изъясняетъ ихъ столь хорошо, столь вразумительно, что публика находитъ отмѣнное удовольствіе въ слушаніи его лекціи. Такимъ образомъ и въ Парижѣ, гдѣ славнѣйшіе Ученые -- Фуркруа, Вокелень, Вижье, Шарлъ и другіе -- занимаютъ любопытныхъ преподаваніемъ Наукъ въ Лицеяхъ, Опытняя Физика сдѣлалась модною Наукою. Любезнѣйшія свѣтскія женщины и лучшіе молодые люди составляютъ тамъ многочисленную аудиторію Профессора Шарля.
   Вообще должно отдать справедливость ревности и талантамъ Господъ Московскихъ Профессоровъ, которые, не имѣя донынѣ случая преподавать Науки публично, столь успѣшно начали и продолжаютъ свои лекціи. -- Господинъ Политковскій, слѣдуя Линнеевой Системѣ проходитъ царства Натуры, изъясняетъ ученыя слова и наименованія, еще новыя въ языкѣ Рускомъ, и замѣчая все достойное удивленія какъ въ общемъ планѣ творенія, такъ и въ особенныхъ существахъ, старается возбудить въ слушателяхъ любовь къ великой Наукѣ Природы. -- Лекціи Господина Гейма, представляя въ системѣ всѣ отношенія торговли, служатъ доказательствомъ его обширныхъ познаній въ сей части. Руской языкъ не есть его природный; Но онъ говоритъ имъ чисто и правильно. -- Молодой Профессоръ Шлецеръ, читая Исторію Европы со временъ паденія Римской Имперіи (по искусному Робертсонову введенію въ Исторію Карла V), не только именемъ, но и талантомъ своимъ напоминаетъ славнаго Геттингенскаго Шлецера, отца его. Онъ говоритъ съ живостію и съ благороднымъ краснорѣчіемъ, предлагая слушателямъ собственныя зрѣлыя мысли о случаяхъ и характерахъ. Исторія среднихъ вѣковъ, столь отличная отъ древней Греческой и Римской, не менѣе ихъ достойна любопытства, изображая стратное волненіе народовъ, смѣсь ихъ и наконецъ рожденіе новыхъ, которые, выходя, такъ сказать, мало помалу изъ всеобщаго Хаоса, сдѣлалисъ основателями нынѣшнихъ великихъ Государствъ Европейскихъ. Мысль, преподавать сію важную часть Исторіи въ Московскомъ Университетѣ для публики и наиболѣе для молодыхъ людей, была весьма щастливою мыслію. Всякой хорошо воспитанный человѣкъ имѣетъ понятіе о древнихъ Государствахъ, о судьбѣ Аѳинъ, Спарты, Рима, но многіе ли умѣютъ ясно вообразить себѣ происшествія, которыя слѣдовали за паденіемъ Римской Имперіи, и преобразили Европу? Тѣмъ нужнѣе впечатлѣвать ихъ въ разумъ юношества систематическимъ изустнымъ предложеніемъ, которое сстается въ памяти долѣе всего читаемаго нами въ книгахъ. -- Нѣмецкій языкъ, на которомъ Господинъ Шлецеръ преподаетъ Исторію, хотя вообще и не столь извѣстенъ у насъ, какъ Французскій; однакожь сей достойный Профессоръ имѣетъ довольно слутателей изъ числа благородныхъ молодыхъ людей, для которыхъ наставленія его могутъ быть тѣмъ полезнѣе.
   Сіи публичныя лекціи должны со временемъ имѣть еще болѣе успѣха, то есть, образовать еще большее число любителей учености въ такомъ городѣ, который можно назвать столицею Россіискаго Дворянства, и въ такой вѣкъ, когда отличныя свѣдѣнія необходимы для утвержденія знаменитыхъ правъ Дворянскихъ; когда для всякаго важнаго Государственнаго мѣста требуется разумъ просвѣщенный; когда мудрое наше Правительство замѣчаетъ молодыхъ людей, ревностныхъ къ снисканію знаній. Нѣжвые отцы семействъ ничего не жалѣютъ у насъ для воспитанія дѣтей, но иностранные учители, которымъ платятъ они столь дорого, могутъ ли питомцевъ своихъ наставлять въ важныхъ Наукахъ? По крайней мѣрѣ весьма рѣдко; а необыкновенное не можетъ служить примѣромъ. И такъ не должны ли сіи попечительные отцы, живущіе въ Москвѣ, радоваться тому, что дѣти ихъ могутъ нынѣ столь удобно и легко пріобрѣтать драгоцѣнныя знанія, слушая лекціи Университетскія? Послѣ всего, что великодушный АЛЕКСАНДРЪ сдѣлалъ и дѣлаетъ для укорененія Наукъ въ Россіи, мы не исполнимъ долга Патріотовъ и даже поступимъ неблагоразумно, естьли будемъ еще отправлять молодыхъ людей въ чужія земли, учиться тому, что преподается въ нашихъ Университетахъ. Московскій отличается уже въ разныхъ частяхъ достойными учеными Мужами: скоро Новые Профессоры, вызванные изъ Германіи и въ цѣлой Европѣ извѣстные своими талантами, умножатъ число ихъ, и первый Университетъ Россійскій, подъ руководствомъ своего дѣятельнаго и ревностнаго къ успѣху Наукъ Попечителя, возвысится еще на степень славнѣйшую въ ученомъ свѣтѣ.
  

Указатель къ Вѣстнику Европы 1802--1830

  
   46. О публичномъ преподаваніи наукъ въ Московскомъ Университетѣ (ч. 12, No 23--24, стр. 261). Статья Н. M. Карамзина, перепеч. въ П. С. С., изд. Смирдина, т. 3, стр. 611. Это извѣстіе о публичныхъ лекціяхъ, читанныхъ въ Московскомъ Университетѣ; цѣль этихъ лекцій сообщать свѣдѣнія и понятія о наукахъ любопытнѣйшихъ, Профессоръ Страховъ читалъ лекціи опытной физики; они привлекали наибольшее число слушателей; профессоръ Политковскій -- лекціи естественной исторіи, слѣдуя Линнеевой системѣ; профессоръ Геймъ читалъ систематическое обозрѣніе торговли; профессоръ Шлецеръ -- исторію Европы со временъ паденія Римской Имперіи; онъ читалъ по Робертсонову введенію въ исторію Карла V.
  

Часть XI. No 20

Къ благотворительной незнакомкѣ отъ Издателя.

  
   Деньги, присланныя изъ Петербурга отъ неизвѣстной особы для бѣдной стосемнадцатилѣтней, о которой было упомянуто въ Вѣстникѣ, получены и въ тотъ же день Отданы Господину Гейдеке, Пастору Новой Лютеранской церкви, который взялъ на себя имѣтъ попеченіе о сей женщинѣ. Она совершенно здорова и всякое Воскресенье приходитъ въ церковь. Увѣдомляя о томъ великодушную незнакомку, осмѣливаюсь прибавить, что желаю бытъ всегда достойнымъ порученій благотворительности.

Н. К.

ЧАСТЬ XII.

No 21 и 22

  

Раздел "Смесь", с. 50

  
   Въ журналѣ, называемомъ Англійскою Смѣсью, пишутъ, что Литтераторъ Андерсонъ печатаетъ въ Лондонѣ Письма Рускаго Путешественника, Юлію, Наталью, Боярскую дочь, и другія повѣсти того жe Автора, переведенныя имъ на Англiйскій языкъ (безъ сомнѣнiя съ Нѣмецкаго).
  

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru