Аннотация: Ho Fame.
Русский перевод 1896 г. (без указания переводчика).
Я голоден
Рассказ Кастельнуово
Это было в самый полдень, прекрасный весенний полдень, когда к пристани публичного сада причалила гондола с опущенными окнами. Из неё вышли на берег молодая, очень элегантная дама, девушка, по виду камеристка или нянюшка, и мальчик лет восьми, белокурый, бледный, болезненный. Несмотря на очень теплый день, он был укутан по-зимнему: на нем была бархатная курточка и поверх нее серое суконное пальто, на шее шелковый шарф. На ногах шерстяные чулки белого и голубого цвета и лакированные штиблеты.
Держась за руку дамы, мальчик медленно поднялся по ступенькам пристани, камеристка же взяла из рук гондольера, одетого в ливрею, сафьяновый сяк и небольшую корзинку.
-- Ну, Джульетто, -- сказала дама, наклоняясь к мальчику и целуя его, -- не хочешь ли теперь идти в сад?
Мальчик поднял на нее свои большие меланхолические глаза и ответил:
-- Что же, мамочка, пойдем.
-- А посмотри-ка сюда, -- продолжала мать, обернувшись к лагуне, -- сколько здесь рыбацких лодок...
И она, подняв мальчика, поставила его на балюстраду, окаймлявшую берег.
-- Позвольте, графиня, я помогу вам, -- подбежала к даме камеристка.
-- Нет, нет, не нужно. У вас и без того много возни с корзиной и саком. Джульетто же такой легкий.
При этих словах она вздохнула.
-- Эти лодки, -- снова обратилась дама к мальчику, -- пойдут теперь в море и будут ловить рыбу. что если остановить одну из них и попросить, чтобы взяли нас с тобой в море?
Джульетто взглянул на мать с изумлением и даже с некоторым испугом.
-- Они спешат, -- сказала она. -- Посмотри, как быстро удаляются от берега. вон те. они теперь совсем кажутся маленькими. Даже если позвать их, они уже не услышат нас.
Мальчик понял, что его мама шутит и улыбнулся вялой, неохотной улыбкой, потом выразил желание подняться на один из холмов.
-- Не хочешь ли побегать? -- спросила его графиня.
Джульетто отрицательно покачал головой и сильнее оперся на руку матери.
Солнце ослепительно сверкало своими ласкающими лучами, прохлада неслась с берегов лагуны, приятный аромат распространяли на далёкое расстояние каштаны и так прелестны были в своем весеннем наряде окружающие деревья и луга! Обновленная природа, казалось, должна была сообщить людям живость, веселье, наполнить, сердца их радостью и переполнить все поры их жизнью.
И несмотря на роскошный весенний день, полный яркого света и ароматов от окрестных лугов, графиня Лаура чувствовала, как в сердце ее врывается волна непонятной тягостной, невыносимой грусти. Ее глаза не любуются солнечными лучами, не останавливаются с любовью на сверкающей яркими блестками поверхности лагуны, не обращают внимания на зеленые луга и цветущие деревья. Она вся сосредоточена на этом хилом полузавянувшем цветке, который находится возле нее и страдающий вид которого еще поразительнее выделяется на общем фоне ликующей природы.
С самых первых дней появления мальчика на свет жизнь его висит на волоске. Его мать не может, как все остальные счастливые женщины, с гордостью показывать своего единственного ребенка. У него замечательно изящные черты лица, но в венах его течет кровь вырождающейся расы и она-то делает его таким безжизненным, вялым стариком, несмотря на его детский возраст.
Сколько мучений, тревог, волнений стоил ей маленький Джульетто! Сколько раз видела она его на краю могилы, сколько бессонных ночей провела она возле его колыбельки, надеясь в то время, когда все теряли всякую надежду, согревая своим дыханием совсем застывшее тельце! Без матери Джульетто умер бы еще в пеленках.
И эта мать, терпеливая, неустанная, пробовала, испытывала всевозможные средства. Когда наука истощилась в своих изобретениях, она внимала новым советам:
-- Предоставьте все природе... Может быть, ему помогут движение, гимнастика, вольный воздух, перемена климата, свет...
Когда не помогало и это, она снова возвращалась к лекарствам, с надеждой бросаясь на новые средства.
В минуту улучшения бедный анемичный мальчик походил на выздоравливающего, но опять-таки это не напоминало выздоровления в детском возрасте, когда с исчезновением болезни появляются быстро и с силой все отправления организма. Его выздоровление было только временным облегчением, без перемены во всех отправлениях, без отражения в настроении, во внешнем виде и действиях.
-- До тех пор, пока у него не появится аппетит, -- замечали врачи, -- надежды будет мало.
Но аппетит у Джульетто не появлялся. Его мать еще ни разу не видала, чтобы он съел что-нибудь с такой жадностью, которая осуждается приличием, но которую охотно прощают детям.
Поднявшись на вершину холма, графиня села на мраморную скамью и взяла к себе на колени Джульетто. Между тем нянюшка открыла сак и вынула из него игрушки: два или три цветных гуттаперчевых мячика, локомотив, который мог двигаться в течении пяти минут, и медведя, покрытого шерстью, с глазами, налитыми кровью, пурпуровым губами и белыми острыми зубами; это страшное животное, когда его заводили, поднималось на задние лапы, страшно ворочало глазами и открывало пасть, издавая какой-то звук, означающий рев.
-- Хочешь поиграть в мяч с Марией? -- спросила графиня Лаура у мальчика.
Джульетто сделал отрицательный жест.
-- Ну, тогда с мамой? -- прибавила графиня.
И чтобы дать ему пример, она взяла мяч своей элегантной, затянутой в перчатку ручкой и бросила его вверх. Но ей не удалось поймать его, и мяч, упав на землю, подпрыгнул еще три или четыре раза.
-- Лови, лови его, -- закричала графиня.
Мальчик улыбнулся, но не тронулся с места и с гримасой болезненно капризного ребенка выразил желание посмотреть, как побежит локомотив.
Теперь дошла очередь до медведя, которого поставили на скамью, и начался спектакль. Джульетто сначала, казалось, занят был игрушкой, но только лишь зверь разинул пасть, нервы ребенка не выдержали, он весь как-то съежился, закрыл глаза и спрятал лицо в коленях матери.
-- Спрячь опять все в сак, -- сказала графиня Марии с покорным видом.
Трое или четверо уличных мальчишек, остановившиеся было поглазеть на диковинные игрушки, видя испугавшегося Джульетто, не могли не подтрунить над ним:
-- У-у, какой трусишка!
И бросились бежать вперед, смело пробираясь по узким тропинкам, прыгая с камня на камень, прячась за деревьями, смеясь и крича во все горло.
Графиня Лаура проводила их печальным взглядом и провела рукой по белокурым кудрям своего сына.
-- Ну же, ну, Джульетто, встань, оглянись. Гадкий зверь опять спрятался в свой мешок.
Джульетто тихо поднял свою голову и боязливо осмотрелся кругом. Глаза его еще были красны от слез.
-- Ах какое ты еще дитя! -- воскликнула с любовным упреком мать, вытирая две слезинки, катившиеся по его щекам. И с поразительным терпением в голосе прибавила:
-- Теперь мы поищем чего-нибудь другого, уже не страшного.
Она взяла из рук камеристки корзинку и достала из нее две свежие булочки и несколько великолепных груш, при виде которых у каждого потекли бы слюнки. Графиня очистила одну и подала ее Джульетто, который как будто бы с удовольствием поднес ее ко рту, подержал несколько в зубах, выжимая из нее сок, потом бросил ее, не съев и половины.
-- Может быть, ты возьмешь булку?
-- Нет, мама, мне не хочется.
-- Что за несчастье! -- воскликнула графиня Лаура со слезами в голосе. -- Никак нельзя заставить его съесть что-нибудь.
-- Он слишком уж спокоен; вот почему у него и нет аппетита, -- объяснила Мария.
Между тем к ним приближался мальчик лет шести, не более, с босыми ногами, растрепанный, грязный, оборванный, с глазами, глубоко ввалившимися, но блестящими и живыми, скорее исхудалый от недостатка питания, чем слабый по организации, широкий в плечах, с крепкой грудью, одна из тех натур, для которых лишения не имеют угнетающего значения и не в состоянии отнять врожденной силы и крепости.
Графиня Лаура, опустив печально голову на грудь, спросила его:
-- Что тебе нужно?
-- Я голоден, -- отвечал он.
-- Добрая синьора, -- подхватила женщина, стоявшая тут же в стороне, -- сделайте милость, пожалейте ребенка; у меня, кроме него, дома еще трое детей, и я должна всех их накормить.
-- Я голоден, -- повторил мальчик.
Графиня, тронутая словами женщины, подала несколько сольди бедной нищей и протянула мальчику одну из булок, которые бесполезно носила за собой для Джульетто.
-- Господь Бог воздаст вам сторицею за вашу доброту, -- воскликнула бедная женщина, между тем как мальчик разом проглотил поданную ему булку.
-- Мама, почему бы не дать ему и другой булки? -- спросил Джульетто своим вялым, глухим голосом.
У графини Лауры точно сдавило что-то в горле. Она не сказала ни слова и только утвердительно кивнула головой.
Руки обоих детей, одна белая, как алебастр, и хрупкая, как лилия, другая смуглая, крепкая, мозолистая, встретились на одно мгновение, одна для того, чтобы подать, а другая принять подаваемое. Потом Джульетто, точно чего-то испугавшись, возвратился поспешно к матери, которая покрыла его поцелуями.
-- Бывают же такие несчастные на свете, -- о, сколько таких! -- заметила камеристка, когда бедняки отошли на некоторое расстояние.
-- Да, Мария, -- отвечала графиня поднимая на нее глаза, полные слез, -- но гораздо несчастнее их те, кого вы считаете счастливыми.
В эту минуту она отдала бы свою графскую корону, свой дворец на Canal Grande, свои драгоценности: куньи шубки, шёлковые платья -- все это отдала бы, лишь бы видеть и слышать, как сын ее протянет к ней свою ручонку и скажет, как этот маленький нищий: