Подъем национального духа в 1863 году. Сила общественного мнения
Истекший год был свидетелем удивительных превратностей. Сравните, в каком положении застал он Россию и в каком положении он сдал ее своему преемнику. Тогда Россия находилась в крайнем уничижении; она, казалось, утратила значение первоклассной державы; она подвергалась невыносимым оскорблениям и угрозам; всякое действие против нее считалось дозволительным, всякий умысел возможным, всякое предположение сбыточным. Были сомнения в прочности ее внутреннего состава; были ожидания, что она разрушится от собственного бессилия. Мы помним, как в законодательных собраниях Европы торжественно возвещалось, что все внутри России объято пожаром революции. Мы помним, что и в самом деле какие-то подземные комитеты заявляли у нас свое существование чудовищными прокламациями, Бог знает откуда вылетавшими. Мы не можем не помнить (это было еще так недавно!) сомнительное настроение умов и недоверие, с которым все озирались вокруг, чего-то ожидая, чего-то опасаясь. Мы не можем не помнить, какой дух распространялся у нас повсюду, всеми путями единственной у нас организации, -- и чрез литературу под надзором многоэтажной цензуры, и чрез учебные заведения под самым сложным бюрократическим управлением... наконец, как сказано выше, всеми путями. С каким террором действовал этот дух! Как поникли все живые силы общества, все действительные интересы страны, даже простой здравый смысл людей! Какое повсюду было уныние! Всякое слово, внушаемое верою в величие и будущность России, казалось сумасбродством или бессмысленным хвастовством. Были русские люди, которые единственное спасение полагали в малодушных уступках, в бесславии, в позоре -- в самоуничтожении...
Прошло несколько месяцев. В каком положении находится теперь Россия? Мы не будем говорить сами: мы -- русские, мы можем быть пристрастны; мы можем более или менее ошибиться в оценке. Мы предоставим говорить другим. "В числе результатов, принесенных событиями минувшего года, -- сказано в одном из последних нумеров газеты "Times" по поводу праздника в петербургском Английском клубе в честь князя А.М. Горчакова, -- всего более замечательно то, что Россия заняла свое прежнее место относительно западных держав... Польское восстание пробудило в русском народе глубокое патриотическое чувство; оно представило России случай стать перед Англией и Францией с поднятым челом, с смелым взглядом и едким словом на устах, к величайшему торжеству ее собственного народа и, быть, может, к восхищению значительной части европейской публики... Русские доказали свою способность противостоять не только так называемой европейской революции, но и союзу могущественных и хорошо организованных государств. Они вынудили у нас сознание, что мы не намерены поддерживать наших увещаний силою оружия. Они привели в ясность то обстоятельство, что без европейской коалиции Франция не в силах тронуть их в Польше, и они уверены, что снова возымели свое давнее преобладание над советами Австрии". "Невозможно, -- заключает между прочим упомянутая газета, -- невозможно отказать в некотором чувстве уважения и удивления к народу, обнаруживающему такой дух, какой обнаруживают теперь русские". Мы не придаем никакой особенной цены этим восхвалениям русского народа, точно так же, как не считали заслуживающими внимания те порицания, которыми еще так недавно забрасывали Россию иностранные газеты. Но эти слова, доносящиеся до нас с отдаленного Запада, свидетельствуют о перемене, происшедшей в европейском положении России, и о впечатлении, которое она производит теперь в Европе. Эта перемена произошла единственно вследствие того, что Россия поступила не так, как хотели заставить ее поступить, что она оперлась на свои собственные силы, что она доверилась своему собственному чувству и смыслу.
Благотворный толчок рассеял туман, разогнал призраки, и Россия почувствовала себя тем, что она действительно есть. Мы пережили те счастливые в исторической жизни минуты, которые должны быть нормальным состоянием у нас, -- минуты, в которые чувствовалось полное единение между правительством и народом и животворное взаимодействие между ними. Не тяжкая европейская война, не победы, купленные разорением и кровью, нет! -- только проблеск, один проблеск этого чувства, и положение дел изменилось мгновенно, будто силою чар. Вместе с такою быстротою и поразительною переменой в европейском положении России как все изменилось внутри ее! как все оживилось! какой благодатный дух пробудился повсюду! Как под влиянием этого духа легко и успешно стали уравниваться затруднения, вызванные великою крестьянскою реформой, как стали успокаиваться и улаживаться встревоженные и расстроенные интересы. Дай Бог, чтоб это настроение продлилось; дай Бог, чтобы причины, производящие такое животворное действие, водворились и упрочились навсегда в нашем отечестве!
Откуда возникло мнение о какой-то розни, о каком-то разладе между основными началами нашей народной жизни? В действительных условиях, мы знаем, нет никакой розни, никакого разлада. А между тем рознь чувствуется, разлад сказывается. Вся сила, стало быть, заключается во мнении. Мнение может не соответствовать действительным условиям, но оно тем не менее есть сила и может действовать как сила. Что же причиною фальшивого мнения о возможности какого-то разлада между основными началами нашей народной жизни?
Дело в том, что в Европе общественное мнение давно уже стало главною ареной, на которой действуют и меряются между собою все общественные силы и интересы. Некоторые полагают, что вся сила и все благо России заключаются в "молчании", в отсутствии общественного мнения и белее или менее правильных заявлений его. Мы не будем против этого спорить; положим, что это верно. Итак, мы безмолвствуем; итак, у нас нет общественного мнения; итак, у нас только случайно и, стало быть, неправильно слышатся заявления общественных интересов и национального чувства. Но при этом торжественном молчании, при этом величественном сумраке, покрывающем нашу жизнь, Европа шумит всеми своими голосами, шумит неугомонно и пользуется всеми средствами той могущественнейшей силы, которая называется человеческим словом; всякий интерес заявляет и отстаивает себя; там обо всем имеются мнения, там есть мнения и о России, и о русских делах; там, разумеется, русские дела обсуждаются не с той точки зрения, которая и полезна, и пригодна для русского народа; там, во всяком случае, к русским делам прилагаются понятия, совершенно им чуждые. А между тем мнение есть сила, какая бы то ни было, только сила, и сила великая, и сила эта действует могущественно. За неимением собственного мнения мы невольно подчиняемся чужим мнениям о нас; мы вовлекаемся в сферу чуждых нам идей и понятий и в ней вращаемся. Мы живем и действуем в России, но очень часто в наших суждениях и действиях мы соображаемся с чужими, фальшивыми и иногда прямо враждебными нам мнениями. Мы привыкаем, таким образом, забывать о своей стране, о своем народе; мы привыкаем обходиться без своего собственного мнения и конфузимся, и не знаем куда деться, и негодуем, и удивляемся, когда вдруг послышится нам что-нибудь похожее на общественное мнение в России. Оно звучит для нас дикою разладицей; в нем все кажется нам недозволительным варварством. И вот мы таким образом живем посреди России, но смотрим на все предметы в ней чужими глазами и чувствуем себя в ней чужими.
Да, много доброго завещал нам истекший год. Многое пробудил он в нас, на многое открыл нам глаза. Русское общественное мнение доказало на деле свое существование; оно заявило себя в трудные минуты, заявило себя силой, способною действовать и могущественно, и благотворно. На первых же порах, при своей неумелости, при своих скудных средствах, оно успело выгодно померяться с громадными организованными средствами европейской агитации. Пожелаем же на новый год, чтобы сила эта не осталась втуне, чтоб она продолжала действовать в том же смысле и духе, чтоб обстоятельства были ей благоприятны, чтоб она могла выроста и укрепиться для блага России, а стало быть, и Европы.
Но нам не надобно плошать, не надобно ослабевать в наших заботах, не надобно засыпать в нашем торжестве. Враг не дремлет и подстерегает нас. Мы должны держаться выше его угроз, но не поддаваться его льстивым уветам. Малейшее ослабление нашего национального духа, малейшее чувство возникающей розни и разлада в нашей жизни возвратит с пущею силой все наши опасности. Было первое испытание, и мы его выдержали успешно; не преминут последовать другие, -- и да поможет нам Бог выдержать их так же успешно!
Впервые опубликовано: Московские Ведомости. 1864. 4 января. No 3.