Lib.ru/Классика: Кейбл Джордж. Жан Рокелэн

ЖАНЪ РОКЕЛЭНЪ.

Разсказъ изъ жизни Луизіаны.

Джоржа Кэбля.

Въ началѣ прошлаго столѣтія, когда новоучрежденное американское правительство было предметомъ ужаса для Новаго Орлена, креолы не находили достаточно проклятій противъ всѣхъ гнусныхъ нововведеній, т. е. противъ суда присяжныхъ, американскихъ танцевъ, преслѣдованія контробанды, и публикацій на англійскомъ языкѣ {Первый консулъ уступилъ Луизіану (1803) американскому правительству за 15 милліоновъ долларовъ, изъ страха, что англійское могущество распространится на Миссисипи.}. Прежде еще чѣмъ потокъ эмиграціи распространился на дельту уже испуганную такимъ началомъ, въ небольшомъ разстояніи отъ того мѣста, которое теперь называется "улицею канала", значительно позади виллъ, стоявшихъ и берегу рѣки, по дорогѣ въ Чупитула, находился старый полуразрушенный домъ, принадлежавшій колоніи.

Казалось, онъ стоялъ въ сторонѣ отъ цивилизаціи: обширное пространство, которое нѣкогда было полемъ, покрытымъ индиго, пришло въ дикое состояніе и сдѣлалось однимъ изъ самыхъ выразительныхъ болотъ. Домъ изъ массивнаго кипариснаго дерева, построенный на столбахъ, имѣлъ мрачный, непріятный видъ; его прочная постройка напоминала еще болѣе древнія времена, когда всякій долженъ былъ заботиться о своей собственной безопасности, такъ какъ возмущеніе черныхъ грозило ежедневной бѣдой. Его крыша и стѣны, почернѣвшія отъ суроваго климата, возвышались посреди густаго лѣса, точно гигантскій вагонъ съ провіантомъ, брошенный въ грязи какою нибудь, обратившейся въ бѣгство, арміей. Кругомъ простиралась частая, непроницаемая растительность; низенькія ивы перемѣшивались съ сотнями тернистыхъ кустовъ. Безчисленное множество тины висѣло на нихъ, а внизу непроходимая грязь покрывала малорослыя пальмы. Два высокихъ засохшихъ кипариса, выросшихъ совершенно отдѣльно, стояли посреди болота и служили насѣстомъ для ястребовъ. Неглубокая, узенькая рѣчка протекала подъ водяными растеніями, скрывая большихъ и малыхъ пресмыкающихся животныхъ, которыя могли бы привести въ страхъ каждаго, кто увидѣлъ бы ихъ. Домъ былъ построенъ на небольшой возвышенности: на плотинѣ канала. Воды этого канала не струились, а едва шевелились, переполненныя прожорливыми крокодилами, защищавшими отъ любопытныхъ глазъ мрачное жилище стараго Жана-Маріи-Рокелэна, богатаго плантатора индиго, когда-то глубоко уважаемаго въ своемъ исключительномъ, гордомъ кружкѣ, а теперь жившаго отшельникомъ, котораго избѣгали всѣ, знавшіе его прежде, и которыхъ онъ избѣгалъ самъ. Говорили, что онъ былъ послѣдній въ родѣ. Его отецъ покоился подъ плитами собора св. Людовика, между супругой своей молодости и подругой зрѣлыхъ лѣтъ Каждый день старикъ Жанъ посѣщалъ эту могилу. Но, увы, въ судьбѣ его своднаго брата Жана таилась тайна. Ни кто не зналъ, что сдѣлалось съ сыномъ отъ втораго брака котораго отецъ оставилъ на попеченіе Жана, бывшаго тридцатью годами старше своего брата. Семь лѣтъ тому назадъ, онъ вдругъ исчезъ. Оба брата любили другъ друга и казались очень счастливыми. У нихъ не было ни отца, ни матери, ни жены, никакого родственника; одинокіе на свѣтѣ и связанные между собой тѣсной дружбой, они, повидимому, не страдали отъ этого. Старшій -- красивый, отважный, откровенный и смѣлый; меньшой нѣжнаго сложенія, любознательный, скромный, кроткій, какъ дѣвушка, и постоянно углубленный въ книги. Они жили на своей наслѣдственной плантаціи точно двѣ птички, одна всегда и своемъ гнѣздѣ, другая всегда готовая улетѣть. Главная черта въ характерѣ Жана-Маріи -- Рокелэна было обожаніе своего "братишки":-- Жанъ сказалъ это, Жанъ сказалъ то, Жанъ рѣшить такъ какъ онъ все знаетъ, и онъ столько же добръ, сколько точенъ; онъ -- сама мудрость и благоразуміе.

Жанъ сидѣлъ дома, однако его страсть къ книгамъ, съ одной стороны, и необузданныя, расточительныя привычки его брата, съ другой, были причиною, что ихъ плантація находилась въ опасности. Жанъ-Марія, прекрасный, но безразсудный, послѣдовательно проигралъ всѣхъ своихъ рабовъ, такъ что у него не осталось ни негровъ, ни негритянокъ, кромѣ одного стараго нѣмаго африканца.

Поля индиго въ Луизіанѣ были вообще оставлены, какъ мало вознаграждающія; нѣкоторые предпріимчивые колонисты замѣнили ихъ обработкою сахарнаго тростника; но младшій братъ былъ слишкомъ апатиченъ, чтобы взять на себя такой трудъ, другой же находилъ больше выгоды въ контробандѣ, а затѣмъ въ торговлѣ черными. Въ описываемое нами время, дѣла подобнаго рода не вызывали порицанія; напротивъ, это была, какъ думали, сущая потребность, и получаемые за это дублоны не безчестили человѣка!

Однажды Жанъ-Марія собирался отправиться въ дальнее путешествіе, гораздо продолжительнѣе тѣхъ, какія онъ до сихъ поръ предпринималъ. Жанъ долго настаивалъ, чтобы онъ отказался, но старшій братъ только смѣялся надъ его предчувствіями.

-- Въ такомъ случаѣ, я поѣду съ тобою, сказалъ Жанъ. Они оставили старый домъ подъ надзоромъ нѣмаго африканца, достигли вмѣстѣ береговъ Гвинеи.

Спустя два года, Рокелэнъ старшій вернулся безъ своего судна, вѣроятно, онъ вошелъ въ домъ ночью. Никто не видалъ, какъ онъ пріѣхалъ, какъ равно не видали его меньшаго брата; впрочемъ, говорили втихомолку, что и этотъ также пріѣхалъ. Какъ бы то ни было, но его никогда не встрѣчали.

Смутныя подозрѣнія начали падать на торговца невольниками, напрасно нѣкоторые напоминали о постоянной дружбѣ, какую онъ выказывалъ брату до его исчезновенія. Большинство покачивало головой: всѣ знали его буйный, раздражительный и вспыльчивый характеръ. Отчего же онъ однако скрывалъ эту потерю? Его странное молчаніе не предвѣщало ничего хорошаго.

-- Но посмотрите на него, возражали сострадательные люди. Развѣ онъ похожъ на изверга?

Дѣйствительно, на него смотрѣли и какъ будто спрашивая "Что ты сдѣлалъ съ своимъ братомъ? Гдѣ братъ твой Авель?"

Мало по малу его защитники пріуныли; старинные друзья, которыхъ онъ имѣлъ въ Новомъ-Орлеанѣ, умерли; имя Жана Рокелэна, справедливо или нѣтъ, стало со временемъ синонимомъ злодѣяній, колдовства и кровавыхъ легендъ.

Всѣ отворачивались отъ этого человѣка и отъ его дома. Охотники за утками и бекасами покинули болото, дровосѣки не приходили больше работать на каналъ. Иногда уличные мальчишки, будучи смѣлѣе другихъ, отваживались на охоту за змѣями и слышали дальній шумъ веселъ. Они полу-испуганно, полу-насмѣшливо переглядывались другъ съ другомъ; затѣмъ, отказавшись отъ охоты, осыпали свистками безобиднаго старика, который проѣзжалъ мимо нихъ въ изорванной одеждѣ, сидя на кормѣ челнока, управляемаго нѣмымъ африканцемъ съ сѣдыми кудрявыми волосами.

-- Эй, Жанъ Рокелэнъ! Эй, Жанъ!.. Эй, Рокелэнъ!...

Излишне было произносить еще что нибудь и прибавлять другой какой нибудь эпитетъ; довольно было этого презрительно насмѣшливаго тона. Пока маленькіе шалуны, толкая другъ друга спѣшили убѣжать, Рокелэнъ вставалъ въ лодкѣ (нѣмой старя съ поникшей головой продолжалъ грести) и, грозя кулаками своимъ обидчикамъ, произносилъ такой потокъ проклятій и ругательствъ, что приводилъ дѣтей въ неистовый восторгъ.

Какъ для бѣлыхъ, такъ и для черныхъ, домъ этотъ служилъ поводомъ ко множеству суевѣрныхъ легендъ. Носился слухъ, и ежедневно, въ полночь, изъ болотъ выходили блуждающіе огни и влетали въ ветхую лачугу и перебѣгали изъ комнаты въ комнату, изъ окна въ окно. Нѣкоторыхъ проказниковъ, словамъ которыхъ вообще никто не давалъ вѣры, выслушивали безъ опроверженія; они разсказывали, что однажды ночью, рѣшившись скорѣй простоять въ лѣсу, чѣмъ пройти въ этотъ страшный часъ мимо дома Колдуна, они видѣли предъ разсвѣтомъ, какъ всѣ окна хижины окрасились въ кровавый цвѣтъ и на каждой изъ четырехъ трубъсидѣвшая сова, повернувъ три раза головой, испускала человѣческій крикъ и хохотъ. Увѣряли также, что будто всѣмъ извѣстно, что подъ дверью, выходящей на изъѣденную червями веранду, находился глубокій колодезь, и тотъ, кто хотѣлъ переступить этотъ порогъ, тотчасъ же проваливался въ пропасть.

Можно-ли послѣ того удивляться, что мѣстность опустѣла? Прочемъ, непріятельскія племена, нахлынувшія въ Новый-Орлеанъ, вскорѣ измѣнили все это.

Поля превратились въ дороги; дороги сдѣлались улицами; повсюду нивелировщики и землемѣры пролагали пути между ивнякомъ и кустами розъ; ирландцы, въ потѣ лица, переворачивая синеватый суглинокъ своими длинными лопатами {Эти спекулаторы устроили, послѣ пожара въ 1788 г., цѣлое предмѣстье Маріи на бывшихъ плантаціяхъ іезуитовъ.}.

-- Прекрасно! говорили добродушные креолы, разсерженные тѣмъ, что у нихъ не спрашивали ни совѣта, ни помощи;-- мы будемъ ждать ихъ на болотѣ Жана Рокелэна. О! тамъ мы имъ сдѣлаемъ хлопотъ.

Они помирали со смѣху и нетерпѣливо желали видѣть, что случится: будутъ-ли новые работники поглощены бездной, или имъ удастся проникнуть во владѣнія Жана? "Ахъ! то или другое событіе, все равно будетъ забавно." Рядъ воткнутыхъ палочекъ, съ колпачками изъ бѣлой бумаги концахъ, простирался постепенно все далѣе, чрезъ извѣстный участокъ земли.

-- А! Жанъ Рокелэнъ, небось: это не мальчишки-креолы, которые отъ одного залпа ругательствъ обращаются въ бѣгство. Жанъ Рокелэнъ отправился къ губернатору. Оффиціальная особа съ любопытствомъ осмотрѣла съ головы до ногъ этого страннаго человѣка. Жанъ Рокелэнъ былъ маленькаго роста, коренастый, съ львинообразнымъ, совершенно смуглымъ лицомъ; глухія морщины прорѣзывали его широкій лобъ; взглядъ большихъ черныхъ глазъ былъ также смѣлъ, какъ взглядъ боеваго коня, а его челюсти были крѣпки, точно стальныя. Одежда его состояла въ бумажной ткани съ открытымъ воротомъ и съ отложнымъ, какъ у матросовъ, воротничкомъ, изъ-за котораго виднѣлась богатырская грудь, покрытая сѣдыми волосами. Ничего суроваго, ни задорнаго не было въ выраженіи его лица, ничего, что обнаруживало бы его отважную жизнь, его дикій характеръ; скорѣй добродушная кротость и едва уловимый отпечатокъ какого-то тяжкаго горя проглядывали въ его чертахъ. Разсѣянный взглядъ могъ и не замѣтить этого, но кто разъ посмотрѣлъ на него внимательно, тотъ не оторвался бы и въ смущеніи сталъ бы доискиваться его трогательной исторіи.

Губернаторъ поклонился.

-- Вы говорите по-французски? спросилъ старикъ.

-- Я лучше желалъ бы говорить по-англійски, если вы можете.

-- Мое имя -- Жанъ Рокелэнъ.

-- Чѣмъ могу быть вамъ полезенъ?

-- Мой домъ находится тамъ, на болотѣ.

Губернаторъ опять поклонился.

-- Это болото принадлежитъ мнѣ... мнѣ, Жану Рокелэну. Я единственный его владѣлецъ.

-- И чтожъ?

-- Оно не ваше, я получилъ его по наслѣдству отъ моего отца. А между тѣмъ вы хотите провести тамъ улицу?

-- Ничего не могу сказать, милостивый государь... Это очень возможно, очень вѣроятно, но городъ вамъ назначитъ за это слѣдуемое вознагражденіе. Понимаете, вамъ заплатятъ...

-- Заплатятъ!... Улица не можетъ проходить у меня.

-- Поговорите объ этомъ съ городскими властями, господина Рокелэнъ.

Горькая улыбка мелькнула на губахъ старика.

-- Извините меня, но развѣ вы не губернаторъ?

-- Губернаторъ.

-- Вы губернаторъ?... прекрасно... слѣдовательно, я съ вами буду имѣть дѣло. Такъ я вамъ скажу, что этой улицѣ не бывать!

-- Я вамъ говорю, что вы увидите...

-- Мнѣ нечего видѣть, кромѣ васъ, такъ какъ вы губернаторъ. Я ничего не смыслю въ новыхъ законахъ. Я французъ. И когда что нибудь не ладится, то французъ обращается къ губернатору Еслибы я не былъ купленъ у моего короля, какъ вассалъ старыхъ временъ, то король Франціи поучилъ бы господина губернатора -- защищать права людей и прокладывать дороги въ удобныхъ мѣстахъ. Но я знаю... мы принадлежимъ г-ну президенту. Я пришелъ просить васъ оказать мнѣ услугу.

-- Какую? спросилъ терпѣливый губернаторъ.

-- Я пришелъ просить васъ сказать г-ну президенту, что та улица не можетъ пролегать около моего дома.

-- Прошу васъ садиться, господинъ Рокелэнъ.

Но старикъ не тронулся съ мѣста.

Губернаторъ написалъ чиновнику муниципалитета, рекомендуя ему г-на Рокелэна, и просилъ оказать всевозможное вниманіе къ его просьбѣ; затѣмъ, отдавая письмо старику, далъ ему нѣсколько наставленій.

-- Г-нъ Рокелэнъ, сказалъ онъ съ привѣтливой улыбкой,-- не о вашемъ-ли это домѣ разсказываютъ такія странныя исторіи наши граждане-креолы?

Жанъ Рокелэнъ бросилъ холодный, суровый взглядъ, затѣмъ безстрастно отвѣтилъ:

-- Вы не видали, чтобъ я торговалъ неграми?

-- Конечно, нѣтъ.

-- Или чтобъ я занимался контробандой?

-- Никто васъ не обвиняетъ въ этомъ.

-- Итакъ, я -- Жанъ Рокелэнъ, и дѣла мои касаются только меня. Вы съ этимъ согласны? Прощайте.

Онъ надѣлъ шляпу и ушелъ. Вскорѣ онъ явился съ письмомъ въ рукѣ къ чиновнику, къ которому его послалъ губернаторъ. Тому понадобился переводчикъ для объясненія съ Рокелэномъ.

-- Онъ говоритъ, началъ переводчикъ, -- чтобы вы не приказывали проводить улицу около его дома.

Чиновникъ отвѣтилъ, что подобная наглость смѣшна; но опытный переводчикъ перевелъ эту фразу совершенно иначе:

-- Онъ спрашиваетъ, почему вы не хотите?

Слѣдуетъ длинный отвѣтъ бывшаго торговца невольниками. Опять новое составленіе фразы переводчикомъ.

-- Онъ говоритъ, что болото слишкомъ вредно для того, чтобы можно было тамъ жить.

-- Но мы высушимъ болото, и оно ужь не будетъ болотомъ.

-- Онъ говоритъ, что каналъ есть частная собственность.

-- Его старый ровъ? Мы его засыплемъ. Пусть будетъ онъ спокоенъ. Все устроится какъ нельзя лучше.

Объясненіе окончилось, начальника забавляла внутренняя буря, отражавшаяся на лицѣ стараго креола.

-- Растолкуйте же ему, продолжалъ онъ, что прежде чѣмъ мы кончимъ, ни одной души не останется въ его лачугѣ.

Переводчикъ искалъ фразы, но Рокелэнъ, не слушая его, нетерпѣливо отвѣчалъ:

-- Я понимаю! Я понимаю!-- Затѣмъ онъ разразился гнѣвомъ и проклятія градомъ посыпались на Соединенные Штаты, на президента, на территорію Орлеана, на конгрессъ, на губернатора, на всѣхъ подчиненныхъ. Онъ вышелъ, не переставая браниться разсмѣшивъ до слезъ чиновника.

-- Этотъ старикъ -- сумашедшій! замѣтилъ чиновникъ переводчику:-- его земля вздорожаетъ вдесятеро! Ну, какъ не сказать, что ваши старые креолы готовы скорѣй жить въ мышиной норѣ, нежели вынести присутствіе сосѣда.

-- Жань Рокелэнъ имѣетъ причины избѣгать сосѣдства.. Я; вамъ хочу сказать, что...

Переводчикъ, свертывавшій сигару, остановился, чтобы ее закурить, затѣмъ, выпустивъ чрезъ ноздри дымъ, серьезно прибавилъ:-- онъ колдунъ!

-- О! воскликнулъ тотъ, смѣясь,-- вы этому вѣрите?

-- Какое хотите пари? сказалъ переводчикъ, какъ будто за ставкой протягивая руку и поправляя рукавъ съ выразительный жестомъ:-- Какое хотите пари?

-- Было бы лучше, еслибы вы не повторяли глупыхъ слуховъ!

-- Слуховъ? Вы увидите. Однажды вечеромъ я отправился поохотиться за щурами; убивъ трехъ, я не могъ ихъ отыскать такъ какъ уже стемнѣло. Наконецъ я собралъ свою дичь и воя вращаюсь домой, но мнѣ нужно было проходить мимо лачуги Жана Рокелэна.

-- О-о! произнесъ насмѣшливо американецъ, перекидывая ногу черезъ ручку кресла.

-- Подождите. Я приближаюсь тихо, безъ шума...

-- Умирая отъ страха...

-- Подождите же!... Я прохожу мимо дома и свободно вздыхаю... Вдругъ я увидалъ два... два предмета... Меня бросило въ жаръ и холодъ, я дрожалъ, какъ листъ... Вы думаете, что ничего было? Но я вамъ говорю, что, не смотря на темноту, я видѣлъ также ясно, какъ вижу васъ, прогуливавшагося Жана-Мари-Рокелэна и рядомъ съ нимъ что-то похожее на человѣка, но человѣка, бѣлаго, какъ статуя. Отъ ужаса я упалъ на траву... они исчезли... но это была тѣнь Жана Рокелэна, младшаго брата, это также вѣрно, какъ и то, что я существую.

-- Ба! произнесъ съ насмѣшкой американецъ.

-- Даю голову на отсѣченіе, если это не правда.

-- А вамъ не пришла въ голову мысль, что это дѣйствительно былъ Жанъ Рокелэнъ, какъ вы его называете, только живой, котораго, по нѣкоторымъ причинамъ, братъ держитъ взапери, скрывая отъ людскихъ взоровъ?

-- Я не вижу тутъ никакой причины, отвѣтилъ упорно переводчикъ.

Кто-то вошелъ и прекратилъ разговоръ.

Прошли мѣсяцы; улица была проложена. Сначала прорыли канаву чрезъ болото, затѣмъ засыпали маленькій ровъ, о которомъ такъ презрительно отозвался чиновникъ, тотъ ровъ, что находился около дома Жана Рокелэна; теперь дверь со двора выходила на улицу или, вѣрнѣе сказать, на торную дорогу.

Страшная трясина была осушена. Ея опасные жители удалились за камыши, по твердымъ корнямъ которыхъ блуждалъ <испорчено>тъ; кваканье лягушекъ слышалось только съ западной стороны. Вскорѣ ирисы и лиліи смѣнили собой ядовитыя растенія, не<испорчено>но перемѣшанныя съ розовыми кустами; всюду вились цвѣтущія <испорчено>ны; ихъ роскошная зелень, усыпанная пурпуровымъ цвѣтомъ, скрыла даже засохшій кипарисъ. Птички, перелетая съ одного куста на другой, отыскивали ягоды ежевики. И надо всѣмъ этимъ лился здоровый воздухъ, котораго эта мѣстность не знала съ ихъ поръ. Но упрямый владѣлецъ не хотѣлъ строиться. Вдоль улицы и на мѣстѣ, гдѣ прежде росъ ивнякъ, возвышалось теперь множество новыхъ домиковъ; одни стояли рядомъ, другіе отдѣльно, и всѣ они спускались къ жилищу Жана Рокелэна. Несносные! даже съ южной стороны въ нихъ не было недостатка! Сперва тутъ появилось два шалаша угольщиковъ, затѣмъ садъ огородника, вскорѣ коттэджъ, и вдругъ предмѣстье образовало около него полукругъ. Онъ былъ замкнутъ. Простой народъ ропталъ на Рокелэна.

Самые неисправимые луизіанцы облекались въ добродѣтель, когда имъ приходилось протестовать противъ Жана.

-- Вотъ онъ, преслѣдуемый уличными мальчишками! Хи, хи! Жанъ Рокелэнъ!.. Ого! Жанъ!.. Ба! Жанъ-Марія!.. Хм! Жанъ Рокелэнъ!.. Старый извергъ!

И кишившіе, какъ муравьи, американцы, охотно присоединялись къ преслѣдованію.

-- Старый враль хвастается, что живетъ въ одномъ домѣ съ нечистыми духами!.. Мы его проучимъ когда нибудь, ощиплемъ перышки, зальемъ горло смолой.

Теперь Жанъ Рокелэнъ не могъ больше кататься въ лодкѣпо своему каналу; съ нѣкотораго времени онъ ходилъ разбитый, не похожій на самого себя; уличные мальчишки еще чаще гнались за нимъ слѣдомъ. Изрѣдка онъ оборачивался и бранилъ ихъ слегка.

Для креоловъ, для ново-пришельцевъ низшаго класса, и суевѣрныхъ нѣмцевъ, ирландцевъ, сицилійцевъ и прочихъ невѣждъ, Жанъ Рокелэнъ сдѣлался олицетвореніемъ злой судьбы, общей и частной. Самыя нелѣпыя выдумки распространялись на его счетъ. Если горѣлъ домъ, то это по милости его злоумышленій; если съ женщиной дѣлался нервный припадокъ, то онъ ее испортилъ; если ребенокъ заблудился, то мать дрожитъ отъ страха,-- не принесъ-ли его Жанъ Рокелэнъ въ жертву адскимъ богамъ!

-- Пока будетъ существовать этотъ домъ, говорили люди, насъ будетъ преслѣдовать несчастіе. Развѣ вы не видите, что наши бобы и горохъ гибнутъ отъ засухи, что наша капуста и латукъ перезрѣваютъ, что въ нашихъ садахъ одна только пылъ, тогда какъ въ лѣсу каждый день идетъ дождь? Нѣтъ, никогда благотворный дождь не прольетъ надъ домомъ старика Рокелэна! Онъ обладаетъ чародѣйствомъ. Онъ заколдовалъ все предмѣстье св. Маріи. И почему онъ это сдѣлалъ, негодяй? Потому что наши шалуны безобидно кричатъ ему вслѣдъ.

"Общество строеній и прогресса", еще не учрежденное, но которое должно было учредиться, и не имѣвшее еще капитала, но которое должно было его имѣть, примкнуло къ партіи противниковъ Жана Рокелэна. Какое славное помѣщеніе для крытаго рынка представлялъ домъ съ мертвецами!

Депутація, отправленная къ владѣльцу, чтобы уговорить его продать домъ, не могла ни проникнуть чрезъ цѣпь у двери, ни съ кѣмъ нибудь войти въ переговоры, кромѣ нѣмаго негра. Тогда уполномочили на это президента совѣта, который, изучивъ французскій языкъ въ Пенсильваніи, казался способнѣе другихъ довести до желаемой цѣли это щекотливое дѣло. Ему поручили увидѣться съ Рокелэномъ и просить его подписаться на акціи.

-- Милостивые государи, сказалъ президентъ въ первомъ же засѣданіи:-- мнѣ нужны цѣлые мѣсяцы, чтобы дать возможность Жану Рокелэну понять нашу систему, и если даже я успѣю въ этомъ, то онъ все таки не подпишется; единственное средство, чтобы говорить съ нимъ, это остановить его на улицѣ.

Всѣ присутствующіе въ совѣтѣ расхохотались.

-- Это почти то же, что подойти къ волку, у котораго отняли волчатъ.

-- Что касается до этого, то вы ошибаетесь, отвѣтилъ президентъ:-- я встрѣтился съ нимъ, остановилъ и нашелъ его очень учтивымъ, только невозможно было добиться отъ него никакого толку. Чудакъ этотъ не хотѣлъ говорить по французски, а когда я началъ объясняться по англійски, онъ пожималъ плечами и отвѣчалъ одно и то же на всѣ мои слова.

-- Что же онъ отвѣчалъ?

-- "Не стоитъ".

Одинъ изъ членовъ совѣта, поднявшись съ мѣста, произнесъ слѣдующую рѣчь:

-- Господинъ президентъ, проэктъ, соединяющій насъ здѣсь, не имѣетъ ничего эгоистическаго, все общество должно имъ пользоваться. Мы будемъ чувствовать, что трудились, сколько могли, для общаго блага, если намъ удастся избавить страну отъ этой <испорчено>мы. Вамъ, можетъ быть, извѣстно, что во время проложенія улицы, старикъ Рокелэнъ дѣлалъ все, что могъ, чтобы этому воспрепятствовать. Я былъ тогда отчасти впутанъ въ это дѣло и потому слышалъ разсказываемую басню о привидѣніяхъ (на всѣхъ лицахъ появилась улыбка, сопровождаемая молчаніемъ, полнымъ достоинства), глупую басню, которую, разумѣется, я воздержусь передавать вамъ, позвольте только высказать полное убѣжденіе въ томъ, что старый Жанъ Рокелэнъ держитъ своего брата подъ замкомъ въ этой трущобѣ. И если я не ошибаюсь, то мы можемъ извлечь пользу изъ этого открытія. Я вамъ предлагаю, милостивые государи, закончилъ ораторъ, садясь на свое мѣсто,-- произвести слѣдствіе, результаты котораго будутъ въ высшей степени полезны для общества... Гм!

-- Какимъ образомъ повели бы вы дѣло? спросилъ президентъ.

-- Осторожно, очень осторожно, отвѣтилъ ораторъ.-- Какъ члены правленія, мы не должны ничего дозволять похожаго на нарушеніе закона о правѣ собственности... но я думалъ, что можетъ быть, вы, г. президентъ, могли бы, только изъ одного любопытства, попросить кого нибудь, хоть нашего достойнѣйшаго секретаря, напримѣръ, изслѣдовать это дѣло... понятно, это совершенно личная услуга... Я ограничиваюсь тѣмъ, что высказываю свою мысль...

Секретарь улыбнулся, какъ будто хотѣлъ выразить, что онъ не предполагаетъ, чтобы подобная услуга входила сколько нибудь въ служебныя его обязанности, но что онъ готовъ оказать ее президенту, и затѣмъ засѣданіе было закрыто.

Маленькій Уайтъ,-- такъ звали секретаря,-- былъ очень кроткое существо, чрезвычайно чувствительное, и болѣе всего боялся огорчить кого нибудь.

-- Откровенно признаюсь, шепнулъ онъ на ухо президенту, я берусь за это слѣдствіе только по причинѣ, касающейся лично меня.

На другой день, когда уже смеркалось, можно было видѣть, какъ маленькій человѣчекъ украдкой пробирался вдоль низенькаго забора, отдѣлявшаго сзади владѣнія Рокелэна, какъ затѣмъ онъ оперся обѣими руками объ этотъ заборъ и мигомъ перескочилъ чрезъ него на траву двора. Своими дѣйствіями онъ скорѣе походилъ на вора, крадущагося за цыплятами, нежели на секретаря уважаемаго общества.

Картина, представившаяся его глазамъ по другую сторону забора, была не такого рода, чтобы подкрѣпить присутствіе его духа. Старый домъ, мрачный и безмолвный, выдѣлялся на сѣромъ небѣ, по которому тянулась, какъ послѣдній привѣтъ угасающаго дня, узкая и длинная полоса блѣднаго свѣта. Не видно было ни малѣйшаго признака жизни, никакого огонька въ окнахъ, ни одной собаки на дворѣ.

Онъ дошелъ до маленькой хижины, построенной въ нѣкоторомъ разстояніи отъ дома. Сквозь множество щелей, онъ увидалъ нѣмаго африканца, свернувшагося передъ мерцающимъ пламенемъ сосноваго пня и спавшаго крѣпкимъ сномъ. Быстро рѣшившись войти въ домъ, онъ по этому случаю остановился, чтобы издали осмотрѣть его въ подробности. Если онъ пойдетъ на веранду по широкимъ ступенямъ задняго хода, то рискуетъ встрѣтиться съ кѣмъ нибудь на полдорогѣ; онъ обмѣрилъ глазами одинъ изъ столбовъ, поддерживавшихъ веранду, и задалъ себѣ вопросъ, нельзя-ли взлѣзть на него, какъ вдругъ послышались шаги. Кто-то двинулъ стуломъ около перилъ; затѣмъ, какъ бы отдумавъ сѣсть, началъ ходить взадъ и впередъ по верандѣ; каждый шагъ громко раздавался на каменномъ полу. Маленькій секретарь отступилъ назадъ, мимо него проходила квадратная фигура Жана Рокелэна.

Уайтъ сѣлъ на бревно и, чтобы избавиться отъ ужаленія москитовъ и комаровъ, закрылъ лицо и шею носовымъ платкомъ, оставивъ открытыми только глаза. Едва онъ успѣлъ такимъ образомъ помѣститься, какъ почувствовалъ странный, слабый запахъ, доносившійся какъ бы издалека, но ужасный, невыносимый. Откуда этотъ запахъ? Онъ шелъ не изъ хижины и не изъ болота, потому что былъ сухъ, какъ порошокъ. Въ воздухѣ также не чувствовалось этого отвратительнаго запаха проказы... онъ какъ будто исходилъ изъ земли.

Приподнявшись, секретарь въ первый разъ замѣтилъ предъ собою узенькую тропинку, ведущую къ дому. Къ нему приближалась фигура... блѣдная, какъ привидѣніе. Неслышно и быстрѣе мысли онъ растянулся плашмя у хижины. Его стратегія была смѣла, однако,-- нечего скрывать,-- Уайтъ струсилъ.-- "Это не привидѣніе, говорилъ онъ самому себѣ,-- я знаю, что это не можетъ быть привидѣніе".

Тѣмъ не менѣе, у него выступилъ холодный потъ, дыханіе сперлось.

-- Это живой, повторялъ онъ самъ себѣ,-- я слышу его шаги и слышу отдѣльно шаги Рокелэна на верандѣ. Меня не видали...

Странное видѣніе прошло мимо... опять этотъ трупный запахъ... Вернется-ли призракъ? Да... вотъ онъ останавливается у двери хижины... вѣроятно, чтобы посмотрѣть на спящаго негра. Онъ удаляется... опять идетъ по тропинкѣ...

Уайтъ вздрогнулъ.-- "Теперь только нужно отважиться и тайна разъяснится."

Маленькій секретарь съ большой осторожностью рѣшила направиться по тропинкѣ. Человѣкъ или безплотный образъ человѣка, закутанный въ какое-то бѣлое одѣяніе, а, можетъ быть и нагой,-- темнота мѣшала въ этомъ убѣдиться,-- медленно удалялся, какъ будто ему было трудно идти.-- Великій Боже! возможно-ли, чтобъ мертвецы такъ ходили?-- Онъ инстинктивно закрылъ лицо руками, чтобы ничего не видѣть, но опять отнялъ ихъ рѣшительно отъ лица. Страшный призракъ прошелъ между двухъ столбовъ и скрылся. Уайтъ прислушивался. Въ домѣ какъ будто кто-то слабыми шагами взбирался по лѣстницѣ. Потомъ все смолкло, кромѣ другихъ тяжелыхъ и мѣрныхъ шаговъ на верандѣ, да глубокаго дыханія негра, спящаго въ хижинѣ.

Храбрый секретарь хотѣлъ было удирать, но еще разъ взглянулъ на домъ, обитаемый нечистыми духами; узкая полоса свѣта мелькнула въ ставняхъ закрытаго окна; Жанъ Рокелэнъ подошелъ вскорѣ туда, таща стулъ за собою, и сѣлъ около свѣтлой щели. Затѣмъ началъ говорить... онъ говорилъ по французски тихимъ и нѣжнымъ голосомъ, повидимому, дѣлая вопросы. Отвѣты слѣдовали изнутри. Человѣческій-ли это былъ голосъ такой глухой, разбитый, точно замогильный?.. Дрожь пробѣжала съ головы до ногъ по тѣлу любопытнаго Уайта, и когда что-то зашевелилось въ сосѣднемъ кустѣ и соскочило на траву,-- можетъ быть, даже ничто иное, какъ крыса,-- секретарь бросился бѣжать. Выбравшись изъ-за этой злосчастной ограды, онъ мало и малу успокоился, однако громко повторялъ:-- Да, я вижу, понимаю... и, какъ безумный, снова закрылъ лицо руками.

Странная вещь! Маленькій Уайтъ сдѣлался съ тѣхъ поръ ярымъ защитникомъ Жана Рокелэна. Кстати и не кстати, но каждый разъ, какъ возставали противъ старика, секретарь съ спокойной энергіей, которая тотчасъ же останавливала самыхъ злонамѣренныхъ, спрашивалъ, по какому праву они основываютъ подобныя предположенія, и такъ какъ онъ не удостоивалъ объяснять имъ свое неизмѣнное участіе, то отвращеніе и недовѣріе, питаемыя издавна къ Жану Рокелэну, обратились также и на него.

На третій день послѣ ночнаго приключенія, онъ удивилъ всѣхъ уличныхъ мальчишекъ, приказавъ имъ прекратить ихъ грубыя нападки на Жана Рокелэна. Старикъ, который только что остановился, бранясь и грозя своей тростью, также съ изумленіемъ взглянулъ на него, затѣмъ поклонился и продолжалъ свой путь. Почти всѣ шалуны отказались, вслѣдствіе одного лишь недоумѣнія, преслѣдовать его; только одинъ маленькій ирландецъ, задорнѣе другихъ, пустилъ въ него большимъ кускомъ затвердѣлой земли. Рокелэнъ обернулся съ поднятой тростью, чтобы ударить своего обидчика, но оступился-ли онъ, или по какой другой причинѣ, удалъ, растянувшись во весь ростъ. Уайтъ хотѣлъ помочь ему встать, но тотъ грубо, съ дикой бранью, оттолкнулъ его и, спотыкаясь, побрелъ къ своему жилищу. Губы его были въ крови.

Это былъ день засѣданія; маленькій секретарь охотно отдалъ бы все свое состояніе, только бы не присутствовать на немъ, онъ чувствовалъ себя взволнованнымъ и раздраженнымъ, и зналъ, что будетъ не въ силахъ вынести тѣхъ упрековъ, какіе навѣрное посыплются на него.

-- Я ничѣмъ не могу тутъ помочь, господа, и никогда не буду способствовать вамъ къ обвиненію этого старика.

-- Мы этого не ожидали отъ васъ, г. Уайтъ.

-- Вѣрьте мнѣ, господа, вы прекрасно сдѣлаете, если откажетесь продолжать ваши изслѣдованія. Изъ этого могутъ произойти только несчастія. Придется кому нибудь раскаяваться... Нѣтъ, господа, это не угроза, это только добрый совѣтъ; предупреждаю васъ, что тотъ, кто возьмется за это дѣло, будетъ плакаться до конца своей жизни,-- скажу мимоходомъ, если найдется такой опрометчивый.

Президентъ выразилъ сильное удивленіе.

-- Я нисколько объ этомъ не забочусь, сказалъ маленькій Уайтъ, положительно терявшій голову. Нѣтъ, нервы мои въ порядкѣ и мозгъ совершенно здоровъ... Нѣтъ, я не въ возбужденномъ состояніи...

Одинъ изъ членовъ сдѣлалъ замѣчаніе, что секретарь какъ будто очнулся отъ страшнаго кошмара.

-- Итакъ, если вы хотите знать, милостивый государь, что случилось въ самомъ дѣлѣ со мною, то и вы, въ свою очередь, можете имѣть кошмаръ: стоитъ только завести знакомство съ Жаномъ Рокелэномъ.

-- Уайтъ!.. воскликнулъ одинъ шутникъ. Секретарь промолчалъ.

-- Уайтъ!

-- Что? спросилъ онъ, хмурясь.

-- Ужь не видѣли-ли вы какого нибудь привидѣнія?

-- Да, милостивый государь, я его видѣлъ,-- вскричалъ Уайтъ, подвигаясь къ столу, чтобы передать президенту бумагу, которая обратила вниманіе членовъ совѣта на другіе предметы.

Въ городѣ пронесся слухъ, что кто-то входилъ ночью въ домъ Рокелэна и открылъ тамъ что-то ужасное. Въ слухѣ этомъ была лишь тѣнь искаженной правды. Говорили, что онъ видѣлъ прогуливающихся скелетовъ, и если не попался въ когти одного изъ нихъ, то благодаря только тому, что перекрестился.

Нѣсколько сорванцовъ, которымъ нравилось все ужасное, запасшись храбростью, направились чрезъ высушенное болото, по той тропинкѣ, гдѣ гоняли скотъ, и подошли къ дому въ тотъ страшный часъ, когда выходятъ мертвецы и воздухъ наполненъ летучими мышами. Они что-то увидали мелькомъ,-- ужь и этого было слишкомъ много,-- и это что-то заставило ихъ бѣжать со всѣхъ ногъ, внѣ себя отъ страха, чрезъ ивнякъ и кусты акацій. Прибѣжавъ домой и едва переводя духъ, они могли передать лишь очень смутныя свѣдѣнія.

-- Былъ-ли онъ въ бѣломъ?-- Да... нѣтъ... почти.-- Мы не умѣемъ сказать... но мы видѣли... И никто не сомнѣвался, судя по ихъ блѣднымъ, испуганнымъ лицамъ, что они дѣйствительно видѣли.

-- Еслибы эта старая каналья жила въ нашей странѣ, говорили нѣкоторые американцы,-- горька была бы его жизнь.-- Вотъ славная мысль! вскричали они однажды, обращаясь къ многочисленной партіи креоловъ, которые ничего лучшаго не желали, какъ сдѣлать въ дѣйствительности его жизнь горькою:-- какъ вы называете ту музыку, которая здѣсь въ модѣ, когда старикъ женится на молодой дѣвушкѣ и когда...

-- Шаривари, отвѣтили креолы.

-- Такъ точно. Отчего же вы не устроите ему шаривари?

Счастливое предложеніе принесло свои плоды.

Въ одинъ прекрасный вечеръ, маленькій Уайтъ и его жена (сидѣли рядомъ на ступенькахъ своего дома, иначе сказать, на тротуарѣ, какъ это принято у креоловъ. Ничего не было, однако, пріятнаго для глазъ въ новой улицѣ, гдѣ они жили: крошечные домики были разбросаны какъ будто случайно, чрезъ пустые, совершенно плоскіе участки земли. Среди высокой травы и растущихъ въ безпорядкѣ кустовъ, представлялся все тотъ же видъ: мрачный силуэтъ строенія, заслоняющаго часть неба съ заходящемъ солнцемъ. Это было жилище стараго Рокелэна.

Бѣлая, прозрачная, нарождающаяся луна спустилась нижнимъ концомъ на одну изъ трубъ.

-- Итакъ, говорилъ Уайгъ,-- старый африканецъ прошелъ здѣсь одинъ? Не боленъ-ли несчастный Рокелэнъ? Комокъ земли, который негодяй пустилъ ему въ спину, могъ убить его... Еслибы ты видѣла, какъ онъ упалъ... тяжело, точно какая масса! Я охотно сходилъ бы освѣдомиться къ аптекарю... Можетъ быть, онъ что нибудь слышалъ о немъ.

-- Такъ иди, отвѣчала жена.

Она съ полчаса оставалась одна, наблюдая за быстрымъ исчезаніемъ дня, столь обыкновеннымъ въ этомъ климатѣ.

-- Сейчасъ можно было принять и луну за привидѣніе, сказала она мужу, смѣясь, когда тотъ вернулся, -- луна нырнула прямо въ трубу.

-- Патти! ученикъ аптекаря, сообщилъ мнѣ, что эти мальчишки зададутъ сегодня вечеромъ шаривари старику Рокелэну. Я постараюсь помѣшать имъ.

-- О, Уайтъ, послушайся меня, не вмѣшивайся въ это дѣло. Они причинятъ тебѣ зло.

-- Будь покойна. Я просто останусь сидѣть здѣсь, пока они явятся. Имъ необходимо пройти мимо насъ.

-- Но это будетъ, пожалуй, въ полночь. Ты вѣдь не станешь ждать такъ долго?

-- Напротивъ.

-- Ну, такъ ты дѣйствуешь противно здравому смыслу, сказала г-жа Уайтъ сквозь зубы, раздраженно постукивая о землю носкомъ башмака.

Она была встревожена, но не настаивала, и супруги долго еще бесѣдовали о своихъ семейныхъ дѣлахъ.

-- Что это такое? вскричала вдругъ г-жа Уайтъ.

-- Бьетъ девять часовъ, отвѣтилъ мужъ.

Послѣдовало продолжительное молчаніе.

-- Патти, ты дремлешь?.. Иди спать.

-- Нѣтъ, нѣтъ, мнѣ спать нисколько не хочется.

Новое молчаніе.

-- Патти, еслибы мнѣ пойти къ старику?

-- Остерегись!.. Слушай...

Неопредѣленный шумъ послышался въ концѣ улицы. Собаки лаяли, дѣти орали, взрослые также принимали участіе; раздавался хохотъ, мычанье, ржанье, дикіе крики, всевозможные звуки; играли на рожкѣ, звонили въ колокола, стучали горшками и кастрюлями.!

-- Они идутъ сюда, сказалъ Уайтъ. Ты лучше бы отправилась домой.

-- И ты также.

-- Нѣтъ, я долженъ ихъ остановить, если возможно.

-- Ради Бога, Уайтъ!

-- Я сейчасъ же вернусь.

И онъ направился въ мѣсту, откуда доносился шумъ.

Чрезъ нѣсколько минутъ, онъ встрѣтился съ возбужденной толпой. Напрасно возвышалъ онъ голосъ. Тогда онъ бросился впередъ колонны, приближавшейся въ безпорядкѣ къ дому Рокэлена.

-- Бьэнвеню, удержите этихъ мальчишекъ, закричалъ онъ, обращаясь къ высокому парню, который, судя по величинѣ котла, служившаго ему вмѣсто большаго ящика, казалось, былъ одинъ коноводовъ,-- удержите ихъ, пока я буду говорить.

Бьэнвеню обернулся, размахнувъ своимъ нестройнымъ инструментомъ. Мальчишки умѣрили шагъ. Двѣ или три трубы совсѣмъ утихли, послѣ чего можно было разслышать голосъ Уайта въ олнѣ, согласившейся на минуту замолчать.

-- Прошу васъ, сказалъ онъ,-- не задавайте шаривари сегодня вечеромъ старику Рокелэну!

-- Милый мой другъ, прервалъ его Бьэнвеню, заикаясь и ударяя кулакомъ объ стѣну,-- кто тутъ толкуетъ о шаривари? Не думаете-ли вы, что если намъ вздумалось позабавиться кастрюльками, слѣдовательно мы ужь и пьяны.

-- Нѣтъ, вы не пьяны, любезный пріятель, вы честный человѣкъ. Но вы, можетъ быть, не знаете, что старикъ Рокелэнъ боленъ, очень боленъ. Теперь вы это знаете и не пойдете?... скажите...

-- Это вы пьяны, мнѣ грустно вамъ это замѣтить, другъ мой Уайтъ: вы пьяны, какъ стелька. Я стыжусь за васъ, честное слово! Ну, что я дѣлаю?.. Я служу обществу. Эти граждане просто хотятъ заставить стараго скрягу дать двѣсти піастровъ для урсулинокъ.

-- Пятьсотъ! завопили товарищи хоромъ.

-- Да, пятьсотъ піастровъ... а если откажется, мы ему задаемъ концертъ... Тра-та-та.

Онъ весело приподнялъ руку и ногу, и затѣмъ, нахмуривъ брови, продолжалъ:

-- Зачѣмъ пьетъ такъ много виски этотъ хрычъ Рокелэнъ?

-- Но вы не захотите, воскликнулъ маленькій Уайтъ, около котораго образовался кружокъ,--тиранить больнаго?

-- Мы не виноваты, что онъ боленъ, возразилъ хилый креолъ.-- Мы обѣщали устроить шаривари и должны исполнить. Простите насъ.

-- Не можете-ли вы задать ваше шаривари другимъ?

-- Другимъ? недурная мысль... А завтра, сверхъ того, дай другое шаривари Жану Рокелэну, закричалъ Бьэнвеню.

-- Пойдемте къ г-жѣ Шнейдеръ, загорланило нѣсколько сумашедшихъ.

И посреди ура и нестройныхъ криковъ, которые покрывай громкій голосъ, требовавшій вина, вся эта компанія продолжала путь.

-- Сто піастровъ на больницу для бѣдныхъ!

-- Ура!

Кастрюли снова загремѣли. Адскій кортежъ долго еще вопилъ, чтобы наверстать потерянное время; но Уайтъ обрадовался, увидавъ, что они повернули за уголъ улицы.

Г-жа Уайтъ безпрестанно смотрѣла на часы.

-- Полночь! Больше чѣмъ полночь!!

Мало по малу шумъ затихъ. Она подняла жалюзи и прислушалась. Кто-то постучалъ.

-- Это ты, Уайтъ?

-- Да, я, мнѣ удалось, Патти.

-- Какое счастіе! вскричала она.

-- Они отправились со своимъ шаривари къ старой нѣмкѣ которая вышла замужъ за поклонника своей падчерицы. Ей придется заплатить сто піастровъ на больницу, только чтобъ ихх унять.

Г-жа Уайтъ, вернувшись въ свою комнату, заснула спокойнымъ сномъ, какъ вдругъ ее разбудилъ стукъ, который произвелъ ея мужъ, громко хлопнувъ крышкой карманныхъ часовъ

-- Половина четвертаго, Патти, а я еще все не могу заснуть. Эти негодяи на улицѣ. Ты слышишь?

-- Въ самомъ дѣлѣ, они какъ будто приближаются, вскри чала испуганная женщина.

-- Они идутъ очень скоро, сказалъ Уайтъ, поспѣши одѣваясь.-- Ты встаешь? Не подходи къ окну, Патти. Боже милостивый!... Какой грохотъ!

-- Ты не выходи, Уайтъ.

Но онъ былъ уже далеко. Двѣсти или триста человѣкъ пустились бѣжать во всю ширину новой улицы къ проклятому дому старика. Невозможно описать, какой они производили шум. Г-жа Уайтъ, высунувшись въ окно, не смотря на совѣты мужа, видала, какъ маленькій человѣкъ, не уступая толпѣ, размахнулъ руками, какъ маріонетка, напрасно стараясь заставить выслушать себя. Ему отвѣчали киваньемъ головы, кричали еще сильнѣе и ускоряли шаги. Ораторъ былъ вытѣсненъ изъ толпы имъ человѣческимъ ураганомъ, который волей-неволей несъ его впередъ.

Быстрѣе молніи они промчались мимо послѣднихъ домовъ и фонарей, нахлынули на пустые участки, и при свѣтѣ звѣздъ проникли въ густой ивовый лѣсъ заколдованнаго жилища. Тогда нѣкоторые, казалось, струсили; они тащились позади или дали тягу, но большая часть продолжала идти, наполняя воздухъ оглушительными криками. Впрочемъ, одинъ случай зажилъ ихъ призадуматься.

Впереди ихъ, въ темной чащѣ, мелькалъ и дрожалъ слабый свѣтъ; должно быть, это очень близко отъ стараго дома, вдругъ онъ остановился. Это былъ фонарь; онъ находился подъ хорошо знакомымъ деревомъ, которое росло на краю дороги съ тезъ поръ, какъ засыпали каналъ. Теперь свѣтъ таинственно колебался. Тѣ, которые болѣе всего боялись привидѣній, отказались отъ предстоящаго удовольствія, но большинство безумцевъ кинулось, точно на приступъ, и усилило свой гвалтъ.

Да, это дѣйствительно фонарь и двое сидятъ подъ деревомъ, толпа приближается болѣе умѣреннымъ шагомъ и узнаетъ въ одномъ изъ сидящихъ нѣмаго африканца, который поднимаетъ фонарь такимъ образомъ, что весь свѣтъ падаетъ на его сосѣда. Толпа отступаетъ, глубокое молчаніе смѣняетъ шумъ, затѣмъ раздается крикъ ужаса; самые отважные стремительно поворачиваютъ назадъ, позабывъ на дорогѣ маленькаго Уайта, роняя свои инструменты и бѣгутъ безъ оглядки до тѣхъ поръ, пока густой лѣсъ не остается далеко позади ихъ. Тогда они немного успокоиваются и сознаютъ, что ни одинъ изъ десяти <испорчено>вхъ бѣжавшихъ не могъ бы навѣрное объяснить причину ихъ паническаго страха и, можетъ быть, этотъ десятый самъ не былъ увѣренъ, видѣлъ-ли онъ что нибудь.

Между ними находился одинъ исполинъ, повидимому, способный на всѣ злодѣйства. Онъ встаетъ на камень и на креольскомъ нарѣчіи предлагаетъ сдѣлать роздыхъ. Бьэнвеню ему уступаетъ свою роль вожака, и шумное стадо собирается вокругъ новаго начальника. Онъ имъ доказываетъ, что ихъ оскорбили, что попрали ногами ихъ право,-- право, принадлежащее всѣмъ гражданамъ мирно ходить по улицамъ. Развѣ могутъ они снести такую обиду! Вотъ восходитъ солнце. Такъ пусть среди бѣлаго дня они проложатъ себѣ свободный путь!

Довольно вялое согласіе было отвѣтомъ на этотъ призывъ, и значительно уменьшившаяся толпа повернула спокойно на этотъ разъ, -- вѣроятно, усталость была тому причиной,-- и старому дому; нѣкоторые шли какъ развѣдчики впередъ, другіе отставали, но всѣ, безъ исключенія, дойдя до дерева, остановились. Маленькій Уайтъ сидѣлъ тутъ на дерновой скамейкѣ на краю дороги, лицо его было грустно и серьезно, каждому изъ подходившихъ онъ дѣлалъ одинъ и тотъ-же вопросъ:

-- Вы идете къ старику Рокелэну?!

-- Да.

-- Онъ умеръ!

И когда тотъ намѣревался повернуть назадъ, онъ прибавлялъ:

-- Останьтесь. Я приглашаю васъ присутствовать на похоронахъ.

Если какой-нибудь луизіанецъ, слишкомъ преданный своей дорогой Франціи или Испаніи, не понималъ по-англійски, смотрѣлъ на него въ изумленіи,-- то находились люди, которые переводили приглашеніе, и любопытная толпа осталась,-- никто не отказался. Уайтъ шелъ молча, во главѣ погребальнаго кортежа.

Ворота, съ которыхъ до тѣхъ поръ не снимались ни замки, ни цѣпи, были отворены настежь. Маленькій Уайтъ остановился, за нимъ и все послушное населеніе. Подъ верандой что-то двигалось. Всѣ, перешептываясь, съ любопытствомъ и страхомъ наклонились посмотрѣть, и вотъ что увидали:

Нѣмой африканецъ медленно направлялся отъ веранды к воротамъ, ведя на веревкѣ, продѣтой сквозь ноздри животнаго маленькаго быка, запряженнаго въ деревенскую телѣгу. На телѣгѣ, подъ чернымъ сукномъ, стояло что-то въ родѣ длинна ящика.

-- Шляпы долой! воскликнулъ Уайтъ, предъ вами смертные останки Жана-Маріи Рокелэна, прекраснѣйшаго изъ людей, да, прекраснѣйшаго, не смотря на его недостатки, который, по свойственной ему добротѣ, мало заботился о себѣ и былъ преданъ своимъ ближнимъ болѣе, нежели вы всѣ, взятые вмѣстѣ.

Молчаніе царствовало все время, пока погребальная колесница, скрипя, выѣзжала изъ воротъ; затѣмъ, когда Уайтъ оглянулся на лѣсъ, въ первыхъ рядахъ толпы произошло смятеніе, всѣ быстро попятились назадъ и устремили глаза въ одну сторону: позади гроба, съ поникшей головой, съ большимъ трудомъ тащились живые останки Жана Рокелэна, младшаго брата, такъ долго, такъ тщательно скрываемаго отъ всѣхъ людяхъ взоровъ, прокаженнаго и блѣднаго, какъ полотно.

Пораженные ужасомъ, присутствующіе смотрѣли на идущаго мертвеца, который былъ въ тысячу разъ ужаснѣе настоящаго, въ нѣмомъ страхѣ смотрѣли они, какъ кортежъ спускался внизъ по узкой и длинной дорогѣ и далеко остановился у глухой, непроходимой тропинки, которая вела чрезъ частый кустаркъ къ окраинамъ стараго города.

Кто-то произнесъ:-- Они идутъ въ землю прокаженныхъ.-- Другіе остолбенѣли отъ изумленія.

Отпрягши маленькаго быка, нѣмой африканецъ, съ силою гориллы, поставилъ тяжелый гробъ къ себѣ на плечо. Съ минуту еще, онъ не терялся изъ виду и, поправляя свою ношу, шелъ рядомъ съ прокаженнымъ; затѣмъ, не поворачивая головы къ безжалостнымъ людямъ, которые ихъ изгоняли, и обратясь лицомъ къ длинной плоскости, выходящей изъ глубины болотъ извѣстной подъ именемъ "Земли прокаженныхъ", они углубились въ чащу лѣса и исчезли... Болѣе ихъ никто не видѣлъ.

"Наблюдатель", No 9, 1884

Оставить комментарий Кейбл Джордж (yes@lib.ru) Год: 1879 Обновлено: 26/04/2020. 50k. Статистика. Статья: Проза, Переводы Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Jean-ah Poquelin). Рассказ из жизни Луизианы. Текст издания: журнал "Наблюдатель", No 9, 1884.

Кейбл Джордж Жан Рокелэн

ЖАНЪ РОКЕЛЭНЪ.

Джоржа Кэбля.

Кейбл Джордж
Жан Рокелэн