Ключевский Василий Осипович
Москва и ее князья в удельные века

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В. О. Ключевский

Москва и ее князья в удельные века1

   Ключевский В. О. Литературные портреты
   М., "Современник", 1991. (Б-ка "Любителям российской словесности". Из литературного наследия).
  
   1 Этим отрывком из печатаемой II части "Курса русской истории" заканчивается обзор возвышения Московского княжества (до Ивана III), постепенного расширения его территории и усиления власти великого, т. е. старшего князя московского. Ряд благоприятных условий содействовал успехам Москвы. Одно из них заключалось в отношениях к татарам. Как ни бедственно было для Руси татарское иго, оно возбуждало силы порабощенного, но не павшего народа, заставляя его искать выхода из тяжкого положения. Властвуя над Русью издали, завоеватели не навязывали ей своих порядков и даже мешали развитию внутренней неурядицы господствовавшего в ней удельного порядка. Гроза ханского гнева иногда удерживала задорных князей от усобиц.-- Примеч. В. О. Ключевского.
  
   Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли. Русские летописцы не напрасно называли поганых агарян батогом Божиим, вразумляющим грешников, чтобы привести их на путь покаяния. Всех удачнее пользовались этим батогом великие князья московские против своей братии. Особенно явственно обнаружилось это во время единственной усобицы, разыгравшейся между московскими князьями в княжение Василия Темного. Эта усобица произошла вследствие притязания кн. Юрия галицкого, дяди Василия, занять великокняжеский стол помимо племянника. Этот дядя, опираясь на свое старшинство и ссылаясь на духовную своего отца Димитрия Донского, не хотел признать старшим десятилетнего племянника, и в 1431 г. поехал в Орду тягаться с ним. Успех Юрьева притязания перенес бы великое княжение в другую линию московского княжеского дома, расстроил бы порядки, заводившиеся Москвой целое столетие, и грозил бесконечной усобицей. Хан рассек узел: отуманенный льстиво-насмешливою речью ловкого московского боярина Всеволжского, доказывавшего, что источник права -- его ханская милость, а не старые летописцы и не мертвые грамоты (т. е. духовная Донского),-- хан решил дело в пользу Василия.
   Другое благоприятное условие заключалось в новом порядке преемства великокняжеской власти. Значение, какое приобретало Московское княжество своими успехами, все доставалось великому князю, старшему из московских князей, который сверх своего московского удела владел еще великокняжеской Владимирской областью. С Ивана Калиты в продолжение ста лет таким великим князем становился почти всегда старший сын предшествовавшего великого князя, у которого в минуту смерти обыкновенно не оказывалось налицо младших братьев. Случилось так, что московский княжеский дом не разрастался в боковые ветви; младшие дяди вовремя уходили со сцены, не становясь поперек дороги старшим племянникам. Потому переход великокняжеского достоинства в нисходящей линии до смерти Калитина правнука, вел. кн. Василия Димитриевича, не вызывал спора среди московских князей, а князьям других линий, соперничавшим с московскими, ни суздальским, ни тверским, не удалось перебить у них великого княжения. Случайность, повторяясь, становится прецедентом, который силой привычки превращается в обязательное требование, в правило. Не оспариваемый переход великокняжеской власти от отца к сыну, повторявшийся в продолжение нескольких поколений, стал, по выражению летописи, "отчеством и дедством", обычаем, освященным примерами отцов и дедов, на который общество начало смотреть, как на правильный порядок, забывая о прежнем порядке преемства по старшинству. И это условие резко вскрылось в той же московской усобице. Продолженная по смерти Юрия его сыновьями, она взволновала все русское общество, руководящие классы которого, духовенство, князья, бояре и другие служилые люди, решительно стали за Василия. Галицкие князья встречены были в Москве как чужие и как похитители чужого, и чувствовали себя здесь одиноко, окруженные недоверием и недоброжелательством. Когда сын Юрия Шемяка, по смерти отца наследник его притязаний, нарушил свой договор с Василием, последний отдал дело на суд духовенства. Духовный собор из пяти епископов с несколькими архимандритами (тогда не было митрополита на Руси) в 1447 г. обратился к нарушителю договора с грозным посланием, и здесь иерархи высказали свой взгляд на политический порядок, какой должен существовать на Руси. Духовенство решительно восстало против притязаний Шемякина отца на великокняжеский стол, признавая исключительное право на него за племянником, старшим сыном предшествовавшего великого князя. Притязание Юрия, помыслившего беззаконно о великом княжении, духовенство сравнивает с грехом праотца Адама, возымевшего желание "равнобожества", внушенное сатаной. "Сколько трудов понес отец твой,-- писали владыки,-- сколько истомы потерпело от него христианство, но великокняжеского стола он все-таки не получил, чего ему не дано Богом, ни земскою изначала пошлиной". Итак, духовенство считало единственно правильным порядком преемство великокняжеского стола в нисходящей линии, а не по очереди старшинства, и даже наперекор истории признавало такой порядок исконной "земской пошлиной", т. е. старинным обычаем Русской земли. Этот новый порядок пролагал дорогу к установлению единовластия, усиливая одну прямую старшую линию московского княжеского дома, устраняя и ослабляя боковые младшие. И усобица еще не кончилась, а глава русской иерархии уже провозглашал единовластие законного московского великого князя совершившимся фактом, пред которым обязано преклоняться все русское общество, и князья, и простые люди. Новопосвященный митрополит Иона в извести тельном окружном послании 1448 г. о своем посвящении призывает князей, панов, бояр, воевод и все христоименитое "людство" бить челом своему государю, вел. князю Василию, отдаться в его волю; если же они этого не сделают и допустят Шемяку возобновить усобицу, с них взыщется вся пролитая кровь христианская, в земле их никто не будет больше зваться христианином, ни один священник не будет священствовать, все церкви Божий будут затворены.
   В деятельной поддержке, оказанной обществом во время усобицы новому порядку преемства великокняжеской власти, сказалось третье и самое важное условие, упрочившее политические и национальные успехи Московского княжества. Как скоро из среды удельных князей поднялся один с такими средствами, какими обладал, со стремлениями, какие проводил преемственный ряд великих князей московских,-- вокруг него начали сосредоточиваться политические помыслы и народные интересы всего северо-русского населения. Это население ждало такого вождя, и это ожидание шумно проявилось в усобице. Здесь фамильные усилия московских великих князей встретились с народными нуждами и стремлениями. Первоначальной движущей пружиной деятельности этих князей был династический интерес, во имя которого шло и внешнее усиление их княжества, и внутреннее сосредоточение власти в одном лице. Но этот фамильный, своекорыстный интерес был живо поддержан всем населением Северной Руси с духовенством во главе, лишь только почувствовали здесь, что он совпадает с "общим добром всего нашего православного христианства", как писал в одном послании тот же митрополит Иона. Эта поддержка объясняется фактом, незаметно совершившимся в Северной Руси под шум княжеских усобиц и татарских погромов. Мы знаем, какие обстоятельства заставили массу русского населения передвинуться из старой днепровской Руси в область верхней Волги. Это передвижение сопровождалось раздроблением народных сил, выразившимся в удельном дроблении верхневолжской Руси. Очутившись в новых условиях в непривычной обстановке, среди чуждого им туземного населения, пришельцы с юга не могли ни восстановить старого, ни скоро установить нового общего порядка и рассыпались по многочисленным, все мельчавшим уделам. Но они не смыкались в замкнутые удельные миры, отчужденные друг от друга, как были отчуждены удельные князья. Народное брожение продолжалось, и сами князья поддерживали его своими усобицами: летописи прямо говорят, что ссоры тверских и других князей заставляли обывателей их княжеств уходить в более спокойные края. А с конца XIV в. поднялось усиленное переселенческое движение из междуречья на север, за Волгу. Размещаясь мелкими поселками, ведя более двух веков дробную работу по местам, но при сходных экономических и юридических условиях, переселенцы со временем сложились всюду в сходные общественные типы, освоились между собою, выработали на значительных пространствах известные взаимные связи и отношения, юридический быт и хозяйственный оборот, нравы, ассимилировали окрестных инородцев, и из всех этих этнографических элементов, прежде рассыпанных и разъединенных, к половине XV в. среди политического раздробления сложилась новая национальная формация. Так завязалась и окрепла в составе русского населения целая плотная народность -- великорусское племя. Оно складывалось тяжело и терпеливо. В продолжение 234 лет (1228--1462) северная Русь вынесла 90 внутренних усобиц и до 160 внешних войн, при частых поветриях, неурожаях и неисчислимых пожарах. Выросши среди внешних гроз и внутренних бед, быстро уничтожавших плоды многолетней кропотливой работы, оно чувствовало потребность в политическом сосредоточении своих неустроенных сил, в твердом государственном порядке, чтобы выйти из удельной неурядицы и татарского порабощения. Эта потребность и была новой, скрытой, но могущественной причиной успехов вел. князя московского, присоединившейся к первоначальным и основным, какими были: экономические выгоды географического положения г. Москвы и Московского княжества, церковное значение, приобретенное Москвой при содействии того же условия, и согласованный с обстоятельствами времени образ действий московских князей, внушенный их генеалогическим положением.
   Той же потребностью объясняется неожиданный и чрезвычайно важный для северной Руси исход московской усобицы. Начав княжение чуть не ребенком, мягкий и благодушный Василий, казалось, совсем не годился для боевой роли, какая ему была суждена. Не раз побитый, ограбленный и заточенный, наконец, ослепленный, он, однако, вышел из 19-тилетней борьбы с приобретениями, которые далеко оставили за собою все, что заработали продолжительными усилиями его отец и дед. Когда он вступал на спорный великокняжеский стол, московская вотчина была разделена на целый десяток уделов; а когда он писал свою духовную, вся эта вотчина была в его руках, кроме половины одного из прежних уделов (верейская половина Можайского княжества). Сверх того, ему принадлежало Суздальское княжество, вотчичи которого служили ему или бегали по чужим странам; московские наместники сидели по рязанским городам, Новгород Великий и Вятка были во всей его воле. Наконец, он не только благословил своего старшего сына великим княжением, что еще колебался сделать его отец, но и прямо включил великокняжескую область в состав своей наследственной вотчины. Такие успехи достались Темному потому, что все влиятельное, мыслящее и благонамеренное в русском обществе стало за него, за преемство великокняжеской власти в нисходящей линии. Приверженцы Василия не давали покоя его соперникам, донимали их жалобами, протестами и происками, брали на свою душу его клятвы, пустили в дело на его защиту все материальные и нравственные средства, какими располагали. Внук Донского попал в такое счастливое положение, не им созданное, а им только унаследованное, в котором цели и способы действия были достаточно выяснены, силы направлены, средства заготовлены, орудия приспособлены и установлены,-- и машина могла уже работать автоматически, независимо от главного механика. Как скоро население северной Руси почувствовало, что Москва способна стать политическим центром, около которого оно могло собрать свои силы для борьбы с внешними врагами, что московский князь может быть народным вождем в этой борьбе,-- в умах и отношениях удельной Руси совершился перелом, решивший судьбу удельного порядка: все дотоле затаенные или дремавшие национальные и политические ожидания и сочувствия великорусского племени, долго и безуспешно искавшие себе надежного пункта прикрепления, тогда сошлись с династическими усилиями московского великого князя и понесли его на высоту национального государя Великороссии. Так можно обозначить главные моменты политического роста Московского княжества.
   Часто дают преобладающее значение в ходе возвышения Московского княжества личным качествам его князей. Окончив обзор политического роста Москвы, мы можем оценить и значение этих качеств в ее истории. Нет надобности преувеличивать это значение, считать политическое и национальное могущество Московского княжества исключительно делом его князей, созданием их личного творчества, их талантов. Исторические памятники XIV и XV вв. не дают нам возможности живо воспроизвести облик каждого из этих князей. Московские великие князья являются в этих памятниках довольно бледными фигурами, преемственно сменявшимися на великокняжеском столе под именами Ивана, Семена, другого Ивана, Димитрия, Василия, другого Василия. Всматриваясь в них, легко заметить, что перед нами проходят не своеобразные личности, а однообразные повторения одного и того же фамильного типа. Все московские князья до Ивана III, как две капли воды, похожи друг на друга, так что наблюдатель иногда затрудняется решить, кто из них Иван и кто Василий. В их деятельности заметны некоторые индивидуальные особенности; но они объясняются различием возраста князей или исключительными внешними обстоятельствами, в какие попадали иные из них; эти особенности не идут далее того, насколько изменяется деятельность одного и того же лица от таких условий. Следя за преемственной сменой московских князей, можем уловить в их обликах только типические фамильные черты. Наблюдателю они представляются не живыми лицами, даже не портретами. а скорее манекенами; он рассматривает в каждом его позу, его костюм, но лица их мало что говорят зрителю.
   Прежде всего московские Даниловичи отличаются замечательно устойчивой посредственностью -- не выше и не ниже среднего уровня. Племя Всеволода Большого Гнезда вообще не блистало избытком выдающихся талантов, за исключением разве одного Александра Невского. Московские Даниловичи даже среди этого племени не шли в передовом ряду по личным качествам. Это князья без всякого блеска, без признаков как героического, так и нравственного величия. Во-первых, это очень мирные люди; они неохотно вступают в битвы, а вступая в них, чаще проигрывают их; они умеют отсиживаться от неприятеля за дубовыми, а с Дмитрия Донского за каменными стенами московского Кремля; но еще охотнее при нападении врага уезжают в Переяславль или куда-нибудь подальше, на Волгу, собирать полки, оставляя в Москве для ее защиты владыку-митрополита да жену с детьми. Не блестя ни крупны ми талантами, ни яркими доблестями, эти князья равно не отличались и крупными пороками или страстями. Это делало их во многих отношениях образцами умеренности и аккуратности; даже их наклонность выпить лишнее за обедом не возвышалась до столь известной страсти древнерусского человека, высказанной устами Владимира Святого. Это средние люди древней Руси, как бы сказать, больше хронологические знаки, чем исторические лица. Лучшей их фамильной характеристикой могут служить черты, какими характеризует вели кого князя Семена Гордого один из позднейших летописных сводов: "Великий князь Симеон был прозван Гордым, потому что не любил неправды и крамолы, и всех виновных сам наказывал, пил мед и вино, но не напивался допьяна и терпеть не мог пьяных, не любил войны, но войско держал наготове". В шести поколениях один Димитрий Донской далеко выдался вперед из строго выровненного ряда своих предшественников и преемников. Молодость (умер 39 лет), исключительные об стоятельства, с 11 лет посадившие его на боевого коня, четырехсторонняя борьба с Тверью, Литвой, Рязанью и Ордой, наполнившая шумом и тревогами его 30-летнее княжение, и более всего великое побоище на Дону -- положили на него яркий отблеск Александра Невского, и летопись с заметным подъемом духа говорит о нем, что он был "крепок и мужествен и взором дивен зело". Биограф-современник отметил и другие, мирные качества Димитрия, набожность, семейные добродетели, прибавив: "Аще книгам не учен сый добрь, но духовные книги в сердцѣ своем имяше". При этом единственном исключении художнику высокого стиля вообще мало дела с московскими князьями. Но не блистая особыми доблестями, эти князья совмещали в себе много менее дорогих, но более доходных качеств, отличались обилием дарований, какими обыкновенно наделяются недаровитые люди. Прежде всего эти князья дружно живут друг с другом. Они крепко держатся завета отцов: "жити за один". В продолжение четырех поколений, со смерти Данила до смерти Василия Димитриевича, Московское княжество было, может быть, единственным в северной Руси, не страдавшим от усобиц собственных князей. Потом московские князья -- очень почтительные сыновья: они свято почитают память и завет своих родителей. Поэтому среди них рано складывается наследственный запас понятий, привычек и приемов княжения, образуется фамильный обычай, отцовское и дедовское предание, которое заменяло им личный разум, как нам школьная выучка нередко заменяет самодеятельность мысли. Отсюда твердость поступи у московских князей, ровность движения, последовательность действия; они действуют более по памяти, по затверженному завету отцов, чем по личному замыслу, и потому действуют наверняка, без капризных перерывов и с постоянным успехом, как недаровитому ученику крепкая память позволяет тверже отвечать урок сравнительно с бойким мальчиком, привыкшим говорить своими словами. Работа у московских князей идет ровной и непрерывной нитью, как шла пряжа в руках их жен, повинуясь движению веретена. Сын цепко хватается за дело отца и по мере сил ведет его дальше. Уважение к отцовскому завету в их холодных духовных грамотах порой согревается до степени теплого набожного чувства. "А пищу вам се слово,-- так Семен Гордый заканчивает завещание младшим братьям,-- того дѣля, чтобы не перестала память родителей наших и наша, чтоб свѣча бы не погасла". В чем же состояло это фамильное предание, эта наследственная политика московских князей? Они хорошие хозяева-скопидомы по мелочам, понемногу. Недаром первый из них, добившийся успеха в невзрачной с нравственной стороны борьбе, перешел в память потомства с прозванием Калиты, денежного кошеля. Готовясь предстать пред престолом Всевышнего Судии и диктуя дьяку духовную грамоту, как эти князья внимательны ко всем подробностям своего хозяйства, как хорошо помнят всякую мелочь в нем! Не забудут ни шубки, ни стадца, ни пояса золотого, ни коробки сердоликовой,-- все запишут, всему найдут место и наследника. Сберечь отцовское стяжание и прибавить к нему что-нибудь новое, новую шубку построить, новое сельцо прикупить,-- вот на что, по-видимому, были обращены их правительственные помыслы, как они обнаруживаются в их духовных грамотах. Эти свойства и помогли их политическим успехам.
   У каждого времени свои герои, ему подходящие, а XIII и XIV века были порой всеобщего упадка на Руси, временем узких чувств и мелких интересов, мелких, ничтожных характеров. Среди внешних и внутренних бедствий люди становились робки и малодушны, впадали в уныние, покидали высокие помыслы и стремления; в летописи XIII--XIV вв. не услышим прежних речей о Русской земле, о необходимости оберегать ее от поганых, о том, что не сходило с языка южнорусских князей и летописцев XI--XII вв. Люди замыкались в кругу своих частных интересов и выходили оттуда только для того, чтобы попользоваться на счет других. Когда в обществе падают общие интересы и помыслы его руководителей замыкаются в сердоликовую коробку, положением дел обыкновенно овладевают те, которые энергичнее других действуют во имя интересов личных; а такими чаще всего бывают не наиболее даровитые, а наиболее угрожаемые, те, кому наиболее грозит это падение общих интересов. Московские князья были именно в таком положении: по своему генеалогическому значению это были наиболее бесправные, приниженные князья, а условия их экономического положения давали им обильные средства действовать во имя личной выгоды. Потому они лучше других умели приноровиться к характеру и условиям своего времени и решительнее стали действовать ради личного интереса. С ними было то же, что бывает с промышленниками, у которых ремесло усиленно развивает сметливость и находчивость на счет других, высших качеств и стремлений. Купец, чем энергичнее входит в свое купеческое дело, забывая другие интересы, тем успешнее ведет его. Я хочу сказать, что фамильный характер московских князей не принадлежал к числу коренных условий их успехов, а был сам произведением тех же условий: их фамильные свойства не создали политического и национального могущества Москвы, а сами были делом исторических сил и условий, создавших это могущество, были такой же второстепенной, производной причиной возвышения Московского княжества, какою, например, было содействие плотного московского боярства, привлеченного в Москву удобным ее положением,-- боярства, которое не раз и выручало своих князей в трудные минуты. Условия жизни нередко складываются так своенравно, что крупные люди размениваются на мелкие дела, подобно кн. Андрею Боголюбскому, а людям некрупным приходится делать большие дела, подобно князьям московским.
  

ПРИМЕЧАНИЯ

   Впервые издано в "Журнале для всех" (1905. No 1. С. 34--38). Позже очерк вошел в текст Курса русской истории. Публикуется по тексту "Журнала для всех".
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru