Колюпанов Нил Петрович
Воспоминания о московском университете

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Воспоминанія о московскомъ университетѣ. Въ "Русскомъ Обозрѣніи" печатаются интересныя записки скончавшагося въ прошломъ году Н. П. Колюпанова, "Изъ прошлаго", въ которыхъ онъ, между прочимъ, разсказываетъ о своемъ пребыванія въ московскомъ университетѣ въ 1843--1849 г.
   Въ 1843 г. Колюпановъ поступилъ на математическій факультетъ московскаго университета. Но лекціи профессоровъ не удовлетворяли его, и онъ пробылъ два года на математическомъ факультетѣ, очень недовольный университетомъ. Вернувшись на третій годъ въ Москву послѣ лѣтнихъ вакацій, онъ случайно зашелъ послушать вступительную лекцію пр. Рѣдкина не энциклопедіи права, которая произвела на него очень сильное впечатлѣніе. Вотъ какъ онъ самъ описываетъ эту лекцію:
   "Вотъ понуривши свою львиную голову и съ трудомъ пробираясь въ толпѣ, вошелъ на каѳедру Петръ Григорьевичъ, по обычаю -закрылъ глаза и понюхалъ табаку. Затѣмъ онъ медленно обвелъ глазами, и у него невольно вырвалось восклицаніе: "какое множество!" Дѣйствительно, аудиторія была переполнена: даже на окнахъ стояли студенты; передніе ряды еще сидѣли, а сзади всѣ были набиты стоявшими другъ на другѣ, такъ что не было "пустого пространства". Зачѣмъ вы пришли сюда?-- продолжалъ профессоръ. И въ отвѣть полилась одна изъ тѣхъ вдохновенныхъ и блестящихъ импровизацій, которыя такъ глубоко западали въ душу слушателей. Онъ говорилъ о значеніи науки, о призваніи университета, о томъ, чего онъ требуетъ отъ студента, что даетъ, чѣмъ напутствуетъ въ жизнь. Звонокъ прервалъ рѣчь. Рѣдкинъ всталъ, что-то необычное было въ его осанкѣ, на немъ еще лежалъ ореолъ сходившаго на него Бога, и онъ своимъ зычнымъ голосомъ закончилъ: "Да, м.м. г.г., ничего нѣтъ выше истины, и наука пророкъ ея, но какъ все святое и великое въ мірѣ, истина требуетъ подвига труднаго, самоотверженія беззавѣтнаго. Возьмите же крестъ свой и грядите по мнѣ". Колюпановъ заключаетъ: "Я прямо пошелъ въ правленіе и подалъ просьбу о переводѣ на первый курсъ юридическаго факультета".
   Изъ профессоровъ юридическаго факультета, кромѣ Рѣдкина, Колюпановъ отзывается съ особенной симпатіей о Кавелинѣ.
   Всего больше и съ особеннымъ сочувствіемъ и благодарностью говоритъ Колюпановъ о Кавелинѣ. По его словамъ, "Кавелинъ возбуждалъ сильный интересъ въ слушателяхъ и завоевалъ большую въ ихъ стороны симпатію". Помимо ясности, послѣдовательности и живости изложенія Кавелина, онъ привлекалъ больше всего своей искренностью: "слушатели чувствовали, что передъ ними человѣкъ, который самъ дошелъ до того, что онъ говоритъ, ни у кого не заимствовалъ, и этому глубоко и искренно вѣрить, не подчиняясь никакимъ "внѣшнимъ вліяніямъ. Только такія убѣжденія производятъ впечатлѣніе на слушателей и оставляютъ за собой вліяніе". Въ другомъ мѣстѣ записокъ Колюпанова говорится: "Съ Кавелинымъ сближалъ студентовъ прежде всего возрастъ. Кавелинъ поступилъ на каѳедру совсѣмъ молодымъ человѣкомъ. Кромѣ того, въ свои отношенія къ студентамъ Кавелинъ вносилъ столько рѣдкой, искренней я задушевной простоты, что передъ нимъ, такъ сказать, всѣ являлись на распашку, каждый готовъ былъ ему открыть свою душу, и въ отвѣтъ получалъ такое участіе, котораго могъ бы ожидать отъ самаго преданнаго друга... Оттого между Кавелинымъ и студентами образовалась та великая нравственная связь, которая клала отпечатокъ на цѣлую жизнь и установляла между людьми, которыхъ судьба разсѣевала потомъ по всей русской землѣ, извѣстное единство стремленій, задачъ и усилій, направленныхъ къ достиженію цѣли, намѣченной въ эпоху еще подготовленія къ практической дѣятельности. У Кавелина, по воскресеньямъ бывали собранія студентовъ, причемъ рѣчь тутъ шла обо всемъ, "но преобладающее мѣсто въ воскресныхъ бесѣдахъ занималъ вопросъ о крѣпостномъ правѣ. Большинство студентовъ принадлежало къ помѣщикамъ, къ "рабовладѣльцамъ", какъ, не стѣсняясь, заявлялъ имъ въ глаза Константинъ Дмитріевичъ. Его рѣзкій, безпощадный протестъ противъ крѣпостнаго права имѣлъ гражданское значеніе. Въ умѣ всякаго шевельнулось сомнѣніе; невольно болѣе или менѣе протестъ этотъ переходилъ на слушателей. Какъ-то совѣстно становилось относиться къ этому явленію такъ спокойно и безразлично, какъ это дѣлалось до знакомства съ Константиномъ Дмитріевичемъ. И эта дѣятельность не прошла безслѣдно. Не мало его слушателей явилось впослѣдствіи въ числѣ меньшинства губернскихъ комитетовъ и въ рядахъ мировыхъ посредниковъ перваго призыва. Такимъ образомъ, дѣло, которому К. Д. посвятилъ цѣлую свою жизнь,, онъ началъ еще въ молодости, съ первыхъ шаговъ своей профессорской дѣятельности, въ то время, когда для большинства крѣпостное право предоставлялось незыблемымъ устоемъ русской жизни". Колюпановъ тоже былъ впослѣдствіи однимъ изъ усердныхъ работниковъ въ крестьянскомъ дѣлѣ и онъ говорить о себѣ: "для меня знакомство съ Кавелинымъ было точкой поворота во взглядахъ на крѣпостное право: я пересталъ относиться къ нему безсознательно, какъ къ безразличному факту".
   Много передается въ запискахъ Колюпанова о занятіяхъ Кавелина со студентами, о томъ, какъ онъ старался пріучить ихъ къ самостоятельной научной работѣ, устраивалъ практическіе семинаріи, давалъ имъ въ руки первоисточники.
   Интересенъ также отзывъ Колюпанова о Грановскомъ, который читалъ для юристовъ дополнительный курсъ всеобщей исторіи:
   "Были люди, -- говорить Колюпановъ,-- талантливѣе Грановскаго, но никто не имѣлъ такого непередаваемаго и неотразимаго обаянія. Въ немъ было столько любви, примиренія, всепрощенія, что онъ всюду приносилъ съ собой какую-то необыкновенно свѣтлую, чистую и успокоительную атмосферу, гдѣ всякій дѣлался самъ и нравственнѣе, и добрѣе". Колюпановъ подробно передаетъ о магистерскомъ диспутѣ Грановскаго, когда такъ могущественно выразилась симпатія студентовъ къ профессору. Это былъ не диспутъ, а публичное выраженіе любви и уваженія къ Грановскому. Слушатели, переполнявшіе актовую залу и ея хоры, всякое слово Грановскаго привѣтствовали громомъ аплодисментовъ; всякое возраженіе его противниковъ встрѣчалось шиканьемъ. Въ своей заключительной рѣчи передъ отзывомъ деканъ факультета, проф. Давыдовъ съ ироніей замѣтилъ, что Грановскому ученую степень присудило, главнымъ образомъ, такое настойчивое и такъ громко заявленное сочувствіе слушателей. Надо сказать, что въ оваціяхъ Грановскому и въ протестахъ противъ его оппонентовъ принимали участіе неодни студенты, и Колюпановъ разсказываетъ о гусарскомъ офицерѣ, который стоялъ рядомъ съ нимъ на хорахъ и усердно стучалъ саблей, увлеченный общимъ порывомъ. Присутствовавшій на диспутѣ попечитель гр. Строгановъ сдѣлалъ видъ, что не замѣчаетъ нарушенія порядка университетской дисциплины, и первый подошелъ поздравить новаго магистра, а толпа студентовъ вынесла Грановскаго на рукахъ при оглушительныхъ крикахъ на улицу до извозчика.
   Колюпановъ отводитъ много мѣста въ своихъ воспоминаніяхъ разсказамъ объ П. С. Нахимовѣ, бывшемъ тогда инспекторомъ студентовъ. Это былъ замѣчательно добрый и мягкій человѣкъ, оригиналъ большой руки, чрезвычайно близко принимавшій къ сердцу интересы студентовъ. Онъ говорилъ всѣмъ студентамъ "ты", и только если узнавалъ о комъ-нибудь изъ нихъ что-нибудь дурное, то переходилъ съ нимъ на "вы", и это служило своего рода наказаніемъ для виновнаго и вліяло даже на обращеніе съ нимъ товарищей. Колюпановъ разсказываетъ слѣдующій, очень характерный для Нахимова случай: "Въ 1848 году среди студентовъ, устроился клубъ; студенты собирались потолковать и почитать вмѣстѣ, Вдругъ въ самомъ разгарѣ Платонъ Степановичъ прислалъ за вожаками клуба, которыхъ онъ безошибочно угадалъ, потому что вообще зналъ чуть не каждаго студента, а почему-либо выдающихся -- очень коротко. Платонъ Степановичъ вышелъ нѣсколько озабоченный и болѣе серьезный, чѣмъ обыкновенно. "У васъ тамъ клубъ, господа?" -- "Да, есть, Платонъ Степановичъ".-- "Ну, такъ вотъ что я вамъ скажу, господа! Все это извѣстно, такъ вы клубъ этотъ немедленно закройте. Да, пожалуйста, ведите себя поосторожнѣе! Вѣдь ни за грошъ пропадете! Послѣ одумаетесь, чушь эта сама изъ головы выпадетъ, на себя послѣ пенять станете, да и меня нехорошимъ словомъ помянете: вотъ, скажете, старикъ-ротозѣй, не умѣлъ во время предупредить". И студенты закрыли клубъ".
   Когда въ 1849 г. въ университетѣ были введены разныя строгости и стѣсненія, то Нахимовъ не захотѣлъ подчиниться имъ и вышелъ въ отставку. Студенты объ этомъ ничего не знали. "Вдругъ въ нашу аудиторію,-- разсказываетъ Колюпановъ, -- во время лекціи Крылова неожиданно вошелъ Платонъ Степановичъ. Онъ былъ неузнаваемъ: на немъ, какъ говорится, лица не было, куда дѣвалась его воинственно-начальственная осанка,-- сгорбленный, чѣмъ-то пришибленный. "Прощайте, господа!" сказалъ Платонъ Степановичъ, поклонился и вышелъ. Мы были ошеломлены и не понимали, что случилось. Въ перемѣну все разъяснилось, -- и ужъ на насъ лица не оказалось". Студенты тутъ же устроили подписку, въ которой приняли всѣ участіе, и богатые, и бѣдные; было собрано въ три дня до 5.000 р. Поднесли Платону Степановичу золотой кубокъ и альбомъ съ карточками студентовъ".

"Міръ Божій", No 6, 1895

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru