Аннотация: Jezebel's Daughter.
Текст издания: журнал "Дѣло", NoNo 1-5, 7, 1880 г.
ДОЧЬ ІЕЗАВЕЛИ.
РОМАНЪ.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Мистеръ Дэвидъ Глени приводитъ въ порядокъ свои воспоминанія и начинаетъ разсказъ.
ГЛАВА I.
Въ дѣлѣ отравительницы мои воспоминанія начинаются со времени смерти двухъ иностранныхъ джентльменовъ, въ различныхъ странахъ, въ одинъ и тотъ же день. Это были люди довольно замѣчательные, каждый въ своемъ родѣ, и совершенно чужіе другъ другу.
Мистеръ Эфраимъ Вагнеръ, купецъ (прежде жившій во Франкфуртѣ-на-Майнѣ), умеръ въ Лондонѣ 9 сентября 1820 года.
Докторъ Фонтенъ, извѣстный въ свое время открытіями по экспериментальной химіи, умеръ въ Вюрцбургѣ 9 сентября 1820 года.
Оба они, и купецъ, и докторъ, оставили послѣ себя вдовъ. Вдова купца, родомъ англичанка, была бездѣтная. Вдова доктора, изъ южно-германской семьи, имѣла одну дочь.
Въ эту отдаленную эпоху (я пишу эти строки въ 1870 году и вспоминая событія, происшедшія полвѣка тому назадъ) я служилъ въ конторѣ мистера Вагнера. Въ качествѣ племянника его жены, я былъ принятъ въ его домѣ, какъ родной, и онъ любезно считалъ меня членомъ своего семейства. То, что я намѣренъ разсказать, произошло на моихъ глазахъ; я все самъ видѣлъ и слышалъ. А на мою память можно положиться: подобно всѣмъ старикамъ, я помню событія, происшедшія въ моей молодости, гораздо яснѣе, чѣмъ факты, случившіеся два или три года тому назадъ.
Добрый мистеръ Вагнеръ былъ болѣнъ впродолженіи многихъ мѣсяцевъ, но доктора не боялись за его жизнь. Онъ доказалъ блистательно, что они ошибались, и осмѣлился умереть въ такое время, когда они увѣряли, что онъ вскорѣ выздоровѣетъ. Когда это несчастье разразилось надъ его женою, я находился внѣ Лондона, отправленный по дѣламъ фирмы во Франкфуртъ-на-Майнѣ, гдѣ было отдѣленіе нашей конторы, которымъ завѣдывали компаніоны Вагнера. Я вернулся на другой день послѣ похоронъ, къ самому чтенію завѣщанія мистера Вагнера, который былъ натурализованъ англійскимъ гражданиномъ и потому его завѣщаніе было составлено англійскимъ стряпчимъ.
При этомъ чтеніи присутствовала вдова, сидѣвшая въ отдаленномъ углу комнаты, такъ что ея лицо находилось въ тѣни, стряпчій, хранившій завѣщаніе, и три нѣмца (совершенно неизвѣстные мнѣ и моей теткѣ), которые были дальними родственниками мистера Вагнера и ожидали значительной части наслѣдства на свою долю. Признаюсь, я забылъ ихъ имена, но хорошо помню цвѣтъ лица каждаго изъ нихъ: одинъ былъ темнолицый, другой свѣтлолицый, а третій грязнолицый. Я такъ ихъ и буду называть, прося у нихъ извиненія за эту неделикатность, если они еще находятся въ живыхъ.
Тетка не отвѣчала ничего на мое стараніе высказать свое горе, которое было совершенно искренне, потому что ея покойный мужъ былъ моимъ вторымъ отцомъ и я его очень любилъ. Она поцѣловала меня въ лобъ и, бросивъ взглядъ на трехъ нѣмцевъ, сидѣвшихъ на противоположномъ концѣ комнаты, указала мнѣ на стулъ подлѣ себя. Тетка была женщина умная, твердая, добрая и дальновидная; она отгадала корыстолюбивыя цѣли этихъ родственниковъ, принявшихъ на себя очень торжественный тонъ, и на лицѣ ея ясно было написано: "они мнѣ не друзья и не увидятъ ни слезинки на моихъ глазахъ".
Стряпчій развернулъ завѣщаніе.
-- Вы понимаете по-англійски, господа? спросилъ онъ, обращаясь къ чужестранцамъ.
-- Отлично, отвѣчалъ темнолицый.
-- Да, если вы будете читать тихо, произнесъ свѣтлолицый.
Грязнолицый ничего не отвѣчалъ и только молча поклонился.
Стряпчій началъ читать завѣщаніе.
Въ Англіи, повидимому, существуетъ обычай при составленіи духовнаго завѣщанія начинать съ мелкихъ суммъ и предметовъ, а главное наслѣдство оставлять подъ конецъ. Упомянувъ, по обыкновенію, о платежѣ своихъ долговъ и о расходахъ на погребеніе, мистеръ Вагнеръ прямо перешелъ въ правамъ своихъ нѣмецкихъ родственниковъ на долю его наслѣдства. Выразивъ довольно иронически свое сожалѣніе, что они такъ рѣдко его посѣщали, когда онъ былъ здоровъ, онъ оставлялъ каждому изъ нихъ по пятидесяти фунтовъ стерлинговъ на покупку траурнаго кольца.
Въ первую минуту изумленіе и негодованіе этихъ трехъ джентльменовъ выразилось въ сомнѣніи. Они разомъ всѣ вскочили и, подойдя въ стряпчему, старались посмотрѣть черезъ его плечо, не сдѣлалъ-ли онъ какой-нибудь ошибки. Убѣдившись въ томъ, что онъ умѣлъ читать, они бросили на тетку убійственные взгляды и направились къ дверямъ. Тетка не обратила на нихъ никакого вниманія. На порогѣ они остановились. Грязнолицый сказалъ на нѣмецкомъ языкѣ, которымъ я очень хорошо владѣю:
-- Подождемъ и послушаемъ до конца, можетъ быть о насъ упоминается еще и въ другомъ мѣстѣ завѣщанія.
Они вернулись и сѣли на свои мѣста. Стряпчій продолжалъ чтеніе.
Во второй и третьей статьѣ завѣщанія мистеръ Вагнеръ оставлялъ довольно значительныя суммы англійскимъ друзьямъ, конторщикамъ и старымъ слугамъ, причемъ каждый изъ этихъ послѣднихъ получилъ болѣе пятидесяти фунтовъ.
Дойдя до четвертаго параграфа, стряпчій обернулся въ моей теткѣ. Мистеръ Вагнеръ оставлялъ ей все свое состояніе, движимое и недвижимое, за исключеніемъ вышеозначенныхъ суммъ. Въ пятой статьѣ онъ въ доказательство своего полнаго довѣрія назначалъ ее единственной душеприкащицей. Шестая статья заключалась въ слѣдующемъ распоряженіи покойнаго:
"Впродолженіи моей долгой болѣзни жена исполняла обязанности моего секретаря и повѣреннаго. Она вполнѣ изучила систему, которой я держался при веденіи моихъ дѣлъ; она отлично понимаетъ, какихъ комерческихъ опасностей я старался избѣгать и какими обстоятельствами я пользовался для увеличенія своего состоянія. Поэтому я по совѣсти совершенно убѣжденъ, что я не только доказываю ей мое довѣріе и благодарность, но и дѣйствую въ интересахъ фирмы, которой состою главою, назначая мою вдову единственнымъ моимъ преемникомъ въ дѣлѣ, со всѣми правами и привилегіями главнаго компаньона".
Тутъ удивленіе нѣмецкихъ родственниковъ вышло изъ границъ приличія. Довѣрить женщинѣ полное завѣдываніе крупнымъ состояніемъ было уже неизвинительнымъ, неблагоразумнымъ поступкомъ, но добровольно назначить ее главныхъ компаньономъ въ торговой фирмѣ -- было просто съумасшествіемъ. Темнолицый заявилъ, что это завѣщаніе доказывало явные слѣды разстройства умственныхъ способностей завѣщателя. Свѣтлолицый совѣтовалъ своимъ товарищамъ обратиться къ помощи лучшихъ юристовъ и оспорить завѣщаніе. Но грязнолицый съ ними не согласился.
-- Пятьдесятъ фунтовъ лучше, чѣмъ ничего, сказалъ онъ.-- Я принимаю оставленное мнѣ наслѣдство и приду завтра за деньгами.
Я взглянулъ на тетку. Она откинулась на спинку кресла и закрыла лицо платкомъ. Она, очевидно, очень страдала и не могла уже болѣе скрывать своего волненія. Въ тѣ времена я былъ силенъ и горячъ; мнѣ ужасно хотѣлось вытолкать собственноручно этихъ нѣмцевъ. Но стряпчій меня предупредилъ и очень просто отдѣлался отъ нихъ. Онъ свернулъ завѣщаніе, отворилъ дверь и пожелалъ имъ добраго вечера.
-- Исполните это завѣщаніе, если посмѣете, сказалъ съ угрозою темнолицый.
Свѣтлолицый былъ потише и только заявилъ, что о немъ еще услышатъ. Что же касается грязнолицаго; то онъ поклонился стряпчему и очень любезно сказалъ:
-- Благодарю васъ, сэръ; я завтра приду за своимъ наслѣдствомъ.
Не обращая на нихъ никакого вниманія, стряпчій вышелъ въ переднюю и крикнулъ слугѣ, чтобъ онъ отворилъ наружную дверь. Благодаря этому маневру, мы избавились отъ нѣмецкихъ родственниковъ. Впослѣдствіи я узналъ, что они всѣ трое получили свои пятьдесятъ фунтовъ стерлинговъ! Ихъ же самихъ я уже болѣе никогда не видалъ.
Послѣ ихъ ухода мы стали молча дожидаться, пока тетка выскажетъ намъ свои желанія. Мы думали, что неприличное поведеніе нѣмецкихъ родственниковъ ее разстроило, но оказалось, что она не слыхала ни слова изъ ихъ разговора. Любовь и уваженіе къ ней, которыми дышали послѣднія слова завѣщанія, ее такъ глубоко потрясли, что только обильныя слезы нѣсколько ее успокоили. Тогда она замѣтила наше присутствіе и, собравшись съ силами, промолвила:
-- Я теперь не могу говорить. Но приходите въ концѣ недѣли, я имѣю вамъ обоимъ сообщить нѣчто важное.
-- Относительно завѣщанія? спросилъ стряпчій.
Она покачала головой.
-- Оно относится до послѣднихъ желаній моего мужа. Онъ мнѣ ихъ высказалъ наканунѣ своей смерти.
И, поклонившись намъ обоимъ, она вышла изъ комнаты.
На лицѣ стряпчаго выразилось тяжелое сомнѣніе. Онъ взялъ меня подъ руку и мы оба удалились. На улицѣ онъ сказалъ мнѣ, качая головой:
-- Долгій опытъ научилъ меня относиться съ недовѣріемъ къ послѣднимъ желаніямъ умирающаго, которыя не высказаны его стряпчему или не внесены въ духовное завѣщаніе.
Въ то время мнѣ показался этотъ взглядъ очень узкимъ. Какъ могъ я предвидѣть, что послѣдующія событія въ жизни моей тетки подтвердятъ справедливость словъ стряпчаго! Еслибъ она не вздумала доканчивать планы своего мужа и не поѣхала бы во Франкфуртъ... но къ чему всѣ предположенія о томъ, что могло бы случиться, еслибъ обстоятельства сложились иначе? Моя обязанность передать то, что дѣйствительно случилось, и потому вернемся къ моему разсказу.
ГЛАВА II.
Въ концѣ недѣли вдова потребовала насъ въ себѣ.
По внѣшности это была женщина небольшого роста, очень хорошенькая, съ блѣднымъ цвѣтомъ лица, широкимъ, низкимъ лбомъ и большими, блестящими, умными сѣрыми глазами. Выйдя замужъ за человѣка гораздо старше себя, она все еще была (послѣ многихъ лѣтъ замужества) чрезвычайно привлекательна. Но она, повидимому, никогда не сознавала своей красоты и не гордилась своими замѣчательными способностями. Въ обыденной жизни она была очень мягкая, тихая женщина. Но какъ только обстоятельства того требовали, она проявляла рѣдкую твердость и силу воли. Во всю мою жизнь я не видывалъ такой рѣшительной женщины, когда она была чѣмъ-нибудь возбуждена.
Поздоровавшись съ нами, она безъ всякихъ предисловій завела разговоръ о дѣлѣ. Лицо ея носило ясные слѣды безсонной ночи, проведенной въ слезахъ. Но она такъ мужественно поборола свое волненіе, что только голосъ ея немного дрожалъ, когда она говорила о своемъ покойномъ мужѣ.
-- Вы оба знаете, начала она,-- что мой мужъ былъ человѣкъ самыхъ независимыхъ мыслей. Его убѣжденія насчетъ нашихъ обязанностей въ отношеніи несчастныхъ ближнихъ были гораздо выше обыкновенныхъ понятій свѣта. Я вполнѣ раздѣляю всѣ его взгляды и сдѣлаю съ Божьей помощью все то, что онъ самъ сдѣлалъ бы для ихъ примѣненія, еслибъ остался въ живыхъ.
-- Вы говорите о политическихъ мнѣніяхъ мистера Вагнера? спросилъ стряпчій съ нѣкоторымъ безпокойствомъ.
Пятьдесятъ лѣтъ тому назадъ политическія мнѣнія моего хозяина считались революціонерными, а теперь, когда его мысли подтверждены санкціей парламентскихъ актовъ и сочувствіемъ всей націи, онъ былъ бы признанъ умѣреннымъ либераломъ, идущимъ вмѣстѣ съ вѣкомъ по пути прогреса.
-- Мнѣ нечего заботиться о политикѣ, продолжала тетка;-- я желаю прежде всего поговорить съ вами о мнѣніи моего мужа насчетъ женскаго труда.
Въ этомъ отношеніи также вредная ересь моего хозяина въ 1820 году стала общепринятой аксіомой въ 1870 году. Обсудивъ этотъ вопросъ съ своей независимой точки зрѣнія, онъ пришелъ къ тому убѣжденію, что многія занятія, исключительно составлявшія удѣлъ мужчинъ, могли бы быть исполняемы съ полнымъ успѣхомъ способными, достойными женщинами. Какъ только мистеръ Вагнеръ убѣждался въ правильности какой-нибудь идеи, онъ тотчасъ принимался за энергическое ея примѣненіе. Увеличивъ въ то время свою контору, онъ распредѣлилъ въ ней поровну занятія между мужчинами и женщинами. Скандалъ, произведенный этимъ нововведеніемъ въ Сити, сохранился доселѣ въ памяти такихъ стариковъ, какъ я. Однако, несмотря на этотъ скандалъ, смѣлая попытка моего хозяина увѣнчалась полнымъ успѣхомъ.
-- Еслибъ мой мужъ остался въ живыхъ, продолжала тетка, -- то онъ ввелъ бы въ отдѣленіи нашей конторы во Франкфуртѣ ту же систему, какъ въ Лондонѣ. Тамъ также дѣло разростается и мы хотимъ увеличить число конторщиковъ. Какъ только я соберусь съ силами, я поѣду во Франкфуртъ и предоставлю нѣмецкимъ женщинамъ тѣ же права, которыя мой мужъ далъ англійскимъ женщинамъ въ Лондонѣ. Онъ оставилъ подробныя замѣтки о томъ, какъ ввести эту реформу, и я буду ими руководствоваться. Я думаю тотчасъ послать тебя, Дэвидъ, прибавила тетка, обращаясь ко мнѣ, -- къ нашимъ компаньонамъ во Франкфуртъ съ копіей этихъ замѣтокъ и съ инструкціей, въ силу которой они не замѣщали бы нѣсколько вакансій въ конторѣ до моего пріѣзда. Имѣете-ли вы что-нибудь сказать противъ моего плана? вдругъ спросила она, пристально посмотрѣвъ на стряпчаго.
-- Это рискованное дѣло, отвѣчалъ онъ очень осторожно.
-- Отчего?
-- Въ Лондонѣ, сударыня, мистеръ Вагнеръ имѣлъ возможность изслѣдовать нравственный характеръ женщинъ, принимаемыхъ имъ въ свою контору. Но вамъ будетъ очень трудно уберечь себя отъ опасности въ чужомъ городѣ, какъ Франкфуртъ.
-- Отъ какой опасности?
-- Вы очень великодушны, а великодушіе часто эксплуатируютъ. Я боюсь, чтобъ женщины съ дурной репутаціей или другія...
Въ эту минуту дверь отворилась и въ комнату вошелъ нашъ старый конторщикъ, мистеръ Гартрей.
-- Извините, мистеръ Гартрей, сказала моя тетка, поднявъ голову:-- я сейчасъ буду къ вашимъ услугамъ. Будьте искренны со мною, сэръ, продолжала она, обращаясь въ стряпчему, -- и скажите прямо, какъ могутъ меня эсплуатировать другія женщины?
-- Я говорю о женщинахъ вполнѣ достойныхъ вашего вниманія, но имѣющихъ недостойныхъ родственниковъ или друзей, отвѣчалъ стряпчій;-- вы именно будете склонны оказать помощь подобнымъ существамъ и онѣ, находясь подъ дурнымъ вліяніемъ дома, будутъ для васъ постояннымъ источникомъ безпокойства и непріятностей.
Тетка ничего не отвѣчала. Замѣчаніе стряпчаго, казалось, ее разсердило. Она быстро обернулась къ мистеру Гартрею и спросила, что ему нужно?
Нашъ старшій конторщикъ былъ методичный джентльменъ старой школы. Онъ началъ съ извиненія въ томъ, что обезпокоилъ хозяйку, и потомъ подалъ ей письмо.
-- Когда вы будете въ состояніи заниматься дѣлами, сударыня, то прочтите это письмо, прибавилъ онъ,-- а пока простите меня, что я предпочелъ самовольно распорядиться въ конторѣ, чѣмъ тревожить васъ въ такую грустную минуту.
Голосъ его дрожалъ при воспоминаніи о своемъ добромъ хозяинѣ, и тетка протянула ему руку, которую онъ поцѣловалъ со слезами на глазахъ.
-- Я увѣрена, что все, сдѣланное вами, хорошо и полезно для фирмы, произнесла она сочувственнымъ тономъ.-- Отъ кого это письмо?
-- Отъ мистера Келера, изъ Франкфурта.
Тетка тотчасъ взяла письмо и внимательно его прочитала. Вотъ его содержаніе, такъ-какъ это письмо имѣло большое вліяніе на послѣдующія событія моего разсказа.
"Любезный сэръ, я не могу теперь обратиться лично къ мистрисъ Вагнеръ послѣ посѣтившаго ее горя. Но я нахожусь въ отчаянномъ положеніи и потому рѣшился написать къ вамъ, какъ къ лицу, завѣдывающему нашей лондонской конторой.
"Мой единственный сынъ Фрицъ оканчиваетъ свое воспитаніе въ вюрцбургскомъ университетѣ. Къ сожалѣнію, онъ влюбился въ дочь вюрцбургскаго доктора, только-что умершаго. Я увѣренъ, что эта молодая дѣвушка вполнѣ достойная и высоконравственная особа, но ея отецъ не только оставилъ ее въ бѣдности, но по уши въ долгахъ. Кромѣ того, ея мать пользуется самой дурной репутаціей. Между прочимъ, говорятъ, что она разорила мужа своимъ мотовствомъ. Въ виду этихъ обстоятельствъ, я хочу разлучить молодыхъ людей. Фрицъ бросилъ мысль о поступленіи въ доктора я согласился быть моимъ преемникомъ въ фирмѣ. Покуда же я рѣшился послать его въ Лондонъ для изученія комерческихъ дѣлъ въ нашей главной конторѣ.
"Фрицъ исполняетъ мою волю не очень охотно, но онъ добрый и послушный юноша. Вы можете его ожидать черезъ день или два послѣ этого письма. Сдѣлайте одолженіе, дайте ему занятіе въ вашей конторѣ и окажите ему всякое содѣйствіе, пока я не напишу въ мистрисъ Вагнеръ, которой, пожалуйста, передайте мое глубокое сочувствіе въ ея ужасной потерѣ".
-- Пріѣхалъ молодой человѣкъ? спросила тетка, возвращая письмо Гартрею.
-- Вчера.
-- И вы ему нашли занятіе?
-- Я ему поручилъ переписывать письма и далъ ему комнату въ моемъ домѣ. Я надѣюсь, что вы довольны этими распоряженіями.
-- Вы отлично поступили, мистеръ Гартрей. Но я васъ освобожу отъ части отвѣтственности. Семейное горе не можетъ помѣшать мнѣ исполнить мои обязанности въ отношеніи компаньона моего мужа. Я хочу видѣть молодого человѣка. Приведите его сюда послѣ закрытія конторы. А теперь останьтесь. Я хочу спросить у васъ кое-что о дѣлахъ моего мужа.
-- Мой мужъ принималъ участіе во многихъ благотворительныхъ учрежденіяхъ и, если я не ошибаюсь, онъ былъ однимъ изъ директоровъ вифлеемской больницы?
При этомъ упоминаніи больницы для съумасшедшихъ, болѣе извѣстной въ Лондонѣ подъ названіемъ Бедлама, стряпчій вздрогнулъ и помѣнялся взглядомъ со старшимъ конторщикомъ.
-- Вы совершенно правы, сударыня, отвѣчалъ мистеръ Гартрей и болѣе не прибавилъ ни слова.
Но стряпчій, отличавшійся большей смѣлостью, счелъ своимъ долгомъ предостеречь тетку.
-- Я позволю себѣ замѣтить, прибавилъ онъ,-- что въ виду нѣкоторыхъ обстоятельствъ, касающихся дѣятельности мистера Вагнера въ этомъ благотворительномъ учрежденіи, было бы желательно оставить этотъ вопросъ. Его отношенія къ другимъ директорамъ больницы были далеко не дружественныя. Мистеръ Гартрей подтвердитъ вамъ, что предложеніе вашего мужа о реформѣ въ обращеніи съ паціентами...
-- Доказывало его человѣколюбіе, перебила стряпчаго тетка;-- онъ, какъ добрый я справедливый человѣкъ, ненавидѣвшій жестокость во всѣхъ ея проявленіяхъ, считалъ безчеловѣчнымъ сковывать и сѣчь бѣдныхъ больныхъ. Я совершенно раздѣляю его мысли и горжусь тѣмъ, что онъ мужественно стоялъ за гуманныя мѣры, несмотря на противодѣйствіе всѣхъ другихъ директоровъ. Хотя я женщина, но я не оставлю этого дѣла. Я отправлюсь въ больницу въ будущій понедѣльникъ и прошу васъ поѣхать со мною.
-- Въ качествѣ чего я буду имѣть честь васъ сопровождать? спросилъ стряпчій очень холодно.
-- Въ качествѣ стряпчаго, отвѣчала тетка;-- я хочу сдѣлать предложеніе директорамъ и желала бы воспользоваться вашей опытностью, чтобы придать ему должную форму.
-- Извините меня, продолжалъ стряпчій; -- но я смѣю спросить: вы желаете посѣтить съумасшедшій домъ, согласно желанію покойнаго мистера Вагнера?
-- Конечно, нѣтъ. Мой мужъ всегда избѣгалъ говорить со мной объ этомъ грустномъ предметѣ. Онъ даже не говорилъ мнѣ прямо, что онъ одинъ изъ директоровъ больницы. Онъ постоянно избѣгалъ упоминать при мнѣ о чемъ-нибудь, что могло бы меня встревожить или взволновать. Но наканунѣ своей смерти онъ въ полузабытьѣ говорилъ, какъ бы самъ съ собою, о томъ, что онъ желалъ бы сдѣлать, если выздоровѣетъ. Послѣ его смерти я просмотрѣла его частный дневникъ и поняла ясно, чего онъ желалъ. Онъ твердо рѣшился, видя упорное противодѣйствіе другихъ директоровъ, испытать на свой счетъ и страхъ гуманную систему обхожденія съ съумасшедшими. Въ настоящее время въ вифлеемской больницѣ находится несчастное, безпомощное существо, подобранное на улицѣ; мой благородный мужъ выбралъ его для перваго опыта своей системы и онъ надѣялся вырвать его изъ этого ада, благодаря покровительству одной высокопоставленной особы. Вы знаете, что планы и желанія моего мужа для меня священны. Я рѣшилась повидать несчастнаго человѣка, котораго онъ освободилъ-бы отъ безчеловѣчнаго заключенія въ съумасшедшенъ домѣ, еслибъ не умеръ, и я исполню его намѣреніе, если только совѣсть скажетъ мнѣ, что это возможно для женщины.
При этихъ смѣлыхъ словахъ, я долженъ со стыдомъ сознаться, мы всѣ трое громко протестовали. Скромный мистеръ Гартрей выразился почти съ такимъ-же жаромъ, какъ стрянчій, и я не очень отсталъ отъ нихъ обоихъ. Быть можетъ, смягчающимъ обстоятельствомъ нашей вины служитъ то обстоятельство, что высшіе медицинскіе авторитеты первой четверти настоящаго столѣтія были столь же невѣжественны и безчеловѣчны. Въ то время всякая мысль о принятіи какихъ-нибудь мѣръ противъ съумасшедшихъ въ минуты ихъ припадковъ, кромѣ грубаго насилія, считалась прямымъ безуміемъ. Однако, что мы ни говорили, тетка стояла на своемъ.
-- Я васъ не буду болѣе задерживать, сказала она, наконецъ, обращаясь въ стряпчему:-- если вы откажетесь меня сопровождать, я поѣду одна. Подумайте и напишите мнѣ сегодня вечеромъ отвѣтъ. Я не допускаю въ этомъ дѣлѣ никакихъ споровъ. Я вѣрю въ человѣколюбіе и мудрость моего мужа, какъ въ святыню. Я болѣе ничего не имѣю вамъ сказать.
Этимъ наша аудіенція и кончилась.
Вечеромъ Гартрей представилъ теткѣ и мнѣ молодого мистера Келера. Мы оба съ первой минуты полюбили его. Онъ былъ красивый, бѣлокурый юноша съ здоровымъ цвѣтомъ лица и откровеннымъ, пріятнымъ выраженіемъ. Онъ былъ немного грустенъ и сосредоточенъ, вѣроятно, вслѣдствіе насильственной разлуки съ любимой женщиной. Тетка съ своей обычной добротой предложила ему переѣхать къ намъ и отвела ему комнату рядомъ съ моею. Она боялась, что ему будетъ скучно проводить вечера съ мистеромъ Гартреемъ, старымъ холостякомъ и не очень веселымъ собесѣдникомъ, особенно для молодого, человѣка.
-- Мой племянникъ Дэвидъ говоритъ по-нѣмецки, сказала она,-- и онъ постарается сдѣлать ваше пребываніе у насъ какъ можно пріятнѣе.
-- Ваше знаніе моего языка -- первое звѣно нашей будущей дружбы, сказалъ онъ;-- я хорошо читаю и пишу по-англійски, но плохо говорю. Однако, посмотримъ, нѣтъ-ли еще чего общаго между нами. Вы курите?
Покойный Вагнеръ научилъ меня курить, и я молча подалъ сигару своему новому знакомому.
-- Ну, и прекрасно, воскликнулъ онъ, -- еще есть звѣно въ цѣпи нашей дружбы. Дайте мнѣ руку, мы на-вѣки друзья.
Мы пожали другъ другу руки. Онъ закурилъ сигару и впродолженіи нѣсколькихъ минутъ молча пускалъ клубы дыма, грустно вздыхая по-временамъ.
-- Я хотѣлъ бы тотчасъ вступить въ права дружбы и говорить съ вами откровенно, другъ Дэвидъ, произнесъ онъ, наконецъ,-- но боюсь вашей англійской холодности.
-- Напрасно, будьте совершенно откровенны.
-- Такъ зовите меня Фрицемъ, это придастъ мнѣ силы излить передъ вами мое наболѣвшее горемъ сердце.
Я назвалъ его Фрицемъ, онъ пододвинулъ ко мнѣ кресло и, положивъ руку на мое плечо, спросилъ такъ же просто, какъ будто спрашивалъ, который часъ:
-- Вы влюблены, Дэвидъ?
Я покраснѣлъ. Фрицъ принялъ это за отвѣтъ и продолжалъ:
-- Съ каждой минутой я все болѣе и болѣе васъ люблю. Я вижу, что между нами столько общаго. Вы влюблены. Еще одинъ вопросъ: есть преграды къ вашему счастью?
Дѣйствительно, моя любовь была несчастлива. Она была слишкомъ стара и слишкомъ бѣдна для меня и съ теченіемъ времени эта дѣтская вспышка кончилась ничѣмъ. Я призналъ, что преграды существовали, но съ присущей англичанину сдержанностью не пустился въ подробности. Однако, и этого было достаточно для Фрица.
-- Боже милостивый! воскликнулъ онъ,-- наша судьба одинаковая! Мы оба несчастны. Нѣтъ, Дэвидъ, я не могу болѣе удерживать себя, я долженъ васъ обнять.
Я хотѣлъ отстранить эту нѣжность, но онъ былъ сильнѣй и сжалъ меня въ своихъ объятіяхъ. Признаюсь, я едва его не ударилъ и не могу теперь безъ улыбки вспомнить объ этой сценѣ.
-- Сердце мое успокоилось и я могу чистосердечно вамъ разсказать исторію моей любви, началъ онъ;-- вы, конечно, никогда не слыхали и не читали ничего интереснѣе. Она -- прелестнѣйшее созданіе на свѣтѣ: граціозная, статная, чудная восемнадцатилѣтняя брюнетка. Ее зовутъ Мина и она единственная дочь г-жи Фонтенъ. Ея мать, которая, вѣроятно, въ молодости была вылитымъ портретомъ Мины, удивительная, величественная римская матрона. Она -- жертва зависти и клеветы. Можете себѣ представить, что есть низкіе люди въ Вюрцбургѣ (гдѣ ея мужъ былъ професоромъ химіи въ университетѣ), которые называютъ ее Іезавелью, а мою Мину -- дочерью Іезавели! Я имѣлъ три дуэли съ товарищами-студентами, которые осмѣлились называть мать моей Мины позорнымъ именемъ нечестивой, жестокой, убившей тысячи людей, израильской царицы. Но увы! мой отецъ подпалъ подъ вліяніе этой гнусной клеветы. Не правда-ли, это ужасно! Мой добрый отецъ въ этомъ одномъ вопросѣ является тираномъ, говоритъ, что я никогда не женюсь на дочери Іезавели, и, пославъ меня въ изгнаніе, заставляетъ въ вашей конторѣ переписывать письма. Но онъ не знаетъ моего сердца. Я принадлежу всѣмъ моимъ существомъ Минѣ и она мнѣ на-вѣки, въ этой жизни и въ будущей. Вы видите, я плачу. Это доказываетъ, какъ сердце мое переполнено. Есть прекрасный нѣмецкій романсъ, подходящій въ мой несчастной судьбѣ. Я вамъ его спою, когда немного успокоюсь. Музыка -- лучшій утѣшитель. Ахъ, да, промолвилъ онъ, вдругъ осушая свои слезы; -- у васъ можно въ Лондонѣ слышать музыку? Я не привыкъ проводить вечера дома, и здѣсь ужасно скучно. Поведете меня куда-нибудь, гдѣ есть музыка, и дайте мнѣ забыть о Минѣ хоть на часокъ.
Я съ удовольствіемъ поймалъ его на словѣ, такъ-какъ его исповѣдь мнѣ сильно наскучила. Мы съ нимъ отправились въ одинъ изъ публичныхъ лондонскихъ концертовъ и я помогъ ему забыть о Минѣ. Онъ нашелъ, что англійскій оркестръ не довольно оживленъ, но вполнѣ оцѣнилъ лондонское пиво. Возвращаясь домой, онъ спѣлъ мнѣ нѣмецкій романсъ, и съ такимъ жаромъ, что вѣрно разбудилъ многихъ мирныхъ жителей нашего квартала.
У себя въ комнатѣ, на столѣ подлѣ кровати, я нашелъ распечатанное письмо стряпчаго въ моей теткѣ, въ которомъ онъ заявлялъ согласіе сопровождать ее въ съумасшедшій домъ, предоставляя себѣ, однако, полную свободу относительно, дальнѣйшихъ ея дѣйствій. Въ концѣ письма было прибавлено рукою тетки: "Если ты хочешь, Дэвидъ, ты можешь ѣхать съ нами".
Мое любопытство было сильно возбуждено и совершенно излишне прибавлять, что я съ радостью принялъ это приглашеніе.
ГЛАВА IV.
Въ назначенный понедѣльникъ мы были готовы сопровождать тетку въ домъ умалишенныхъ. Сомнѣвалась-ли она въ своемъ благоразуміи или желала имѣть какъ можно болѣе свидѣтелей своего смѣлаго поступка -- я, право, не знаю, но какъ бы то ни было, она пригласила съ собою еще мистера Гартрея и Фрица Белера, которые, однако, оба отказались. Старшій конторщикъ сослался на множество дѣлъ и иностранную почту, а Фрицъ прямо сказалъ:
-- Я ужасно боюсь съумасшедшихъ. Они меня такъ пугаютъ и волнуютъ, что я самъ становлюсь полу-съумасшедшимъ. Я просилъ бы васъ не только не брать меня, но и самимъ не ѣхать, добрая мистрисъ Вагнеръ.
Тетка только грустно улыбнулась и мы отправились втроемъ.
Мы имѣли особое разрѣшеніе осмотрѣть больницу и старшій смотритель былъ отданъ въ наше полное распоряженіе. Онъ встрѣтилъ тетку чрезвычайно любезно и предложилъ ей составленную имъ заранѣе програму осмотра, который, конечно, оканчивался завтракомъ въ его квартирѣ.
-- Въ другой разъ, сэръ, я съ удовольствіемъ воспользуюсь вашимъ предложеніемъ, отвѣчала тетка; -- но настоящее мое посѣщеніе ограничится только свиданіемъ съ однимъ изъ вашихъ паціентовъ.
-- Вы желаете видѣть только одного паціента, повторилъ смотритель;-- вѣроятно, одного изъ высшаго круга?
-- Нѣтъ, напротивъ. Я желаю видѣть несчастнаго, безпомощнаго человѣка, подобраннаго на улицѣ и извѣстнаго здѣсь подъ именемъ Соломеннаго Джака.
-- Боже милостивый! воскликнулъ смотритель, сютря на мою тетку съ изумленіемъ, вы не знаете, вѣроятно, что Соломенный Джакъ одинъ изъ самыхъ опасныхъ съумасшедшихъ во всей больницѣ?
-- Я слышала, что о немъ такъ отзываются, отвѣчала тетка.
-- И вы все-таки желаете его видѣть?
-- Да, я пріѣхала сюда исключительно ради него.
Смотритель молча посмотрѣлъ на стряпчаго и на меня, какъ бы спрашивая объясненія этого страннаго каприза. Стряпчій, говоря за насъ обоихъ, напомнилъ смотрителю, что мистеръ Вагнеръ имѣлъ особыя мнѣнія объ обращеніи съ съумасшедшими и о томъ интересѣ, который возбуждалъ въ немъ именно этотъ больной.
-- А вдова мистера Вагнера наслѣдовала его мнѣнія и симпатіи, прибавила моя тетка.
Тутъ смотритель любезно поклонился и просилъ извиненія, что ему придется задержать насъ на нѣсколько минутъ.
Онъ позвонилъ, и когда явился служитель, то онъ спро,силъ:
-- Яркомбъ и Фоссъ дежурные въ южномъ флигелѣ?
-- Да, сэръ.
-- Пошлите сюда одного изъ нихъ.
Мы подождали нѣсколько минутъ и, наконецъ, за дверью послышался грубый голосъ:
-- Здѣсь, сэръ.
-- Позвольте мнѣ имѣть честь проводить васъ въ Соломенному Джаку, сказалъ смотритель съ нѣкоторой ироніей, но очень почтительно кланяясь и подавая руку теткѣ.
Они вышли изъ комнаты. Мы со стряпчимъ послѣдовали за ними; позади насъ шелъ человѣкъ, который стоялъ за дверью. Былъ-ли это Яркомбъ или Фоссъ -- все равно, во всякомъ случаѣ это былъ человѣкъ большого роста, сильный, грубый и жестокій на взглядъ.
-- Это одинъ изъ нашихъ помощниковъ, сказалъ смотритель, обращаясь въ теткѣ;-- быть можетъ, намъ придется позвать еще одного, чтобы ваше свиданіе съ Соломеннымъ Джакомъ не надѣлало вамъ хлопотъ.
Мы поднялись по лѣстницѣ и прошли нѣсколько коридоровъ съ каменными полами и массивными, запертыми на ключъ, дверями. По обѣимъ сторонамъ слышались крики, стоны, вопли и дикій хохотъ. Наконецъ, мы прошли чрезъ послѣднія двери, еще болѣе массивныя, чѣмъ всѣ прежнія, и очутились въ маленькихъ круглыхъ сѣняхъ, куда не проникали слышанные нами страшные звуки. Смотритель остановился и сталъ прислушиваться. Тишина была гробовая. Онъ подозвалъ своего помощника и указалъ ему на тяжелую дубовую дверь.
-- Посмотрите, произнесъ онъ.
Помощникъ отворилъ маленькую форточку въ двери, затворенную на желѣзные крючки.
-- Онъ спитъ? спросилъ смотритель.
-- Нѣтъ, сэръ.
-- Работаетъ?
-- Да, сэръ.
-- Вы счастливы, сударыня, произнесъ смотритель, обращаясь къ теткѣ; -- вы увидите его въ спокойную минуту. Онъ забавляется плетеніемъ изъ соломы шляпъ, корзинокъ и ковриковъ. И, увѣряю васъ, онъ очень мило работаетъ. Одинъ изъ нашихъ докторовъ, человѣкъ очень остроумный, потому и прозвалъ его Соложеннымъ Джакомъ. Прикажете отворить дверь?
Тетка очень поблѣднѣла; я видѣлъ, что она старалась побороть въ себѣ сильное волненіе.
-- Скажите мнѣ все, что вамъ извѣстно объ этомъ человѣкѣ, прибавила она; -- я спрашиваю васъ объ этомъ не изъ пустого любопытства; у меня есть на это основательныя причины. Что онъ старый или молодой?
-- Судя по зубамъ, отвѣчалъ смотритель, точно рѣчь шла о лошади,-- онъ молодой. Но онъ совершенно сѣдой, а цвѣтъ лица у него, какъ у мертвеца. Насколько можно понять изъ его словъ (онъ очень рѣдко говоритъ о себѣ), эта странная физическая перемѣна произошла въ немъ вслѣдствіе яда, случайно имъ принятаго. Но гдѣ и какъ случилось это происшествіе, онъ не умѣетъ или не хочетъ разсказать. Мы ничего о немъ не знаемъ, кромѣ того, что онъ совершенно безпомощный, безъ родни и друзей. Онъ говоритъ по-англійски, но съ страннымъ акцентомъ, и мы не знаемъ, англичанинъ-ли онъ или иностранецъ. Вы должны знать, сударыня, что онъ здѣсь содержится изъ особой милости. Это -- королевское учрежденіе и, по правиламъ, мы принимаемъ только паціентовъ изъ образованнаго класса. Но Соломенный Джакъ удивительно счастливъ. Онъ на улицѣ какъ-то попалъ подъ экипажъ такой высокой особы, что я не смѣю и упоминать ея имени. Ея высочество была такъ взволнована этимъ случаемъ, хотя и волноваться было нечего, такъ-какъ онъ не былъ серьезно ушибленъ, что приказала его привезти сюда въ своей каретѣ съ словесной просьбой принять его. О, мистрисъ Вагнеръ, сердце ея высочества достойно ея высокаго положенія. Она по временамъ присылаетъ спросить о здоровьи съумасшедшаго, имѣющаго счастіе подвернуться подъ колесо экипажа ея высочества. Мы, конечно, не говорили ей, сколько онъ намъ стоитъ заботъ и расходовъ. Намъ пришлось заказать нарочно для него особыя. колодки и новую плеть, чтобъ держать его въ дисциплинѣ.
Чудовище, сопровождавшее насъ въ качествѣ помощника смотрителя, улыбнулось. Оно достало изъ кармана плеть на манеръ кошки, съ нѣсколькими узлами на концѣ, и весело сказало, показывая теткѣ это страшное орудіе пытки:
-- Вотъ что его сдерживаетъ, сударыня. Возьмите въ руку.
Тетка вскочила внѣ себя отъ негодованія, и еслибъ смотритель не успѣлъ безцеремонно оттолкнуть своего достойнаго помощника, она, можетъ быть, хлестнула бы его по лицу этой плетью.
-- Извините его пожалуйста, онъ очень ревностный служака, замѣтилъ смотритель съ пріятной улыбкой.
-- Отворите дверь, сказала тетка, указывая на келью Джака; -- я лучше готова увидѣть самое страшное зрѣлище, чѣмъ смотрѣть на это чудовище.
Твердый ея тонъ удивилъ смотрителя. Блѣдность исчезла съ ея щекъ, она уже болѣе не дрожала, а ея прекрасные сѣрые глаза пламенно сверкали.
-- Этотъ грубый уродъ возбудилъ въ ней мужество, замѣтилъ мнѣ на ухо стряпчій; -- и ужъ теперь ее ничто не остановитъ. Она поставитъ на своемъ.
ГЛАВА V.
Смотритель собственноручно отворилъ дверь.
Мы очутились въ узенькой, но высокой тюремной кельѣ. Въ одномъ углу, очень высоко въ массивной, мрачной стѣнѣ, прорублено было отверстіе съ желѣзной рѣшеткой для пропуска воздуха и свѣта. На полу подъ окномъ сидѣлъ "счастливый сумасшедшій" и плелъ что-то изъ соломы, валявшейся подлѣ него; лучи свѣта падали прямо на его сѣдую голову и обнаруживали желтый цвѣтъ его лица и юношескую живость, съ которой онъ работалъ. Онъ былъ прикованъ къ стѣнѣ тяжелой цѣпью, которая не только опоясывала его, но и сковывала обѣ ноги пониже колѣнъ. Впрочемъ, цѣпь была настолько длинна, что онъ могъ съ трудомъ двигаться на разстояніи пяти или шести футовъ. Надъ его головой висѣла еще короткая цѣпь, очевидно служившая для сковыванія его рукъ. Если я не ошибался благодаря его сгорбленному сидячему положенію, то онъ былъ небольшого роста. Его одежда, вся въ лохмотьяхъ, едва прикрывала его исхудалую фигуру. Въ другое, болѣе счастливое время, онъ, вѣроятно, былъ маленькій, но хорошо сложенный человѣчекъ; его ноги и руки были удивительно деликатны. Онъ былъ такъ поглощенъ своей работой, что не слыхалъ голосовъ за дверью, и только когда она отворилась съ шумомъ, поднялъ голову. Мы тогда увидѣли его большіе, устремленные въ пространство, каріе глаза, испитое лицо и нервно подергивавшіяся губы. Около минуты онъ смотрѣлъ то на одного, то на другого изъ насъ съ дѣтскимъ любопытствомъ. Но потомъ его блуждающій взглядъ остановился на помощникѣ смотрителя, который стоялъ за нами все еще съ плетью въ рукахъ.
Въ одно мгновеніе его лицо измѣнилось. Въ глазахъ у него сверкнула жестокая ненависть; онъ оскалилъ зубы, какъ дикій звѣрь. Тетка замѣтила, въ какую сторону онъ смотрѣлъ, и быстро заслонила собою ненавистную фигуру съ плетью. Снова съ неимовѣрной быстротой произошла перемѣна въ лицѣ съумасшедшаго. Его взоръ смягчился; на губахъ появилась грустная улыбка. Онъ уронилъ свою работу и восторженно поднялъ въ верху свои руки.
Онъ хотѣлъ поползти на четверенькахъ во всю длину цѣпи, но по знаку смотрителя остановился и тяжело вздохнулъ.
-- Я ни за что на свѣтѣ не сдѣлалъ бы вреда хорошенькой дамѣ, сказалъ онъ и тотчасъ прибавилъ, обращаясь въ теткѣ:
-- Извините, сударыня, если я васъ испугалъ.
Голосъ его былъ удивительно нѣжный, но было что-то странное въ его авцентѣ.
Мы, мужчины, стояли въ почтительномъ разстояніи отъ цѣпи, но тетка съ чисто-женскимъ презрѣніемъ въ опасности, когда сильно возбуждено чувство состраданія, быстро пошла въ нему. Смотритель схватилъ ее за руку.
-- Берегитесь, сказалъ онъ,-- вы его не знаете такъ хорошо, какъ мы.
Глаза Джака обратились на смотрителя и стали снова расширяться. Я боялся, что лицо его опять обнаружитъ жестокое, дикое выраженіе. Но я ошибался. Онъ доказалъ, что подъ вліяніемъ сильнаго внутренняго побужденія можетъ удержаться отъ гнѣвной вспышки. Онъ схватилъ цѣпь, приковывавшую его въ стѣнѣ, обѣими руками и потрясъ ее съ такой силой, что я удивился, какъ кости не выскочили у него изъ-подъ кожи. Голова его опустилась и онъ задрожалъ всѣмъ тѣломъ; вслѣдъ затѣмъ онъ взглянулъ на мою тетку глазами, полными слезъ. Она освободилась отъ руки смотрителя, и прежде, чѣмъ мы успѣли ей помѣшать, она уже стояла подлѣ Джака и нѣжно гладила его по головѣ своей хорошенькой, бѣлой ручкой.
-- Какъ ваша голова горитъ, бѣдный Джакъ, сказала она просто;-- отъ моей руки вамъ прохладно?
-- Да, сударыня, отвѣчалъ онъ съ дѣтской застѣнчивостью, но все еще держась за цѣпь;-- отъ вашей руки мнѣ очень прохладно, благодарю васъ.
-- Это очень хорошо сдѣлано, Джакъ, продолжала тетка, поднявъ съ полу маленькую соломенную шляпку, надъ которой онъ работалъ, когда мы вошли; -- разскажите мнѣ, какъ вы начали работать изъ соломы такія милыя вещи.
Онъ взглянулъ на нее еще съ большимъ довѣріемъ, чѣмъ прежде; вниманіе, обращенное на шляпку, его очень польстило.
-- Было время, началъ онъ,-- когда руки у меня были безумнѣе всего моего существа. Онѣ рвали мнѣ волосы и царапали мое тѣло. Ангелъ во снѣ научилъ меня, какъ ихъ унять. "Пусть онѣ плетутъ солому", сказалъ ангелъ. Я теперь и плету солому цѣлый день и плелъ бы цѣлую ночь, еслибъ мнѣ давали свѣта. Охъ, ужь эти ночи, какъ онѣ тяжелы для меня, какъ тяжелы! Сырость меня точитъ, мракъ меня пугаетъ. Вы знаете, что величайшее благо на землѣ? Дневной свѣтъ, дневной свѣтъ, дневной свѣтъ!
При каждомъ повтореніи этихъ словъ онъ все возвышалъ свой голосъ и готовъ былъ дико завыть, какъ вдругъ опомнился, тряхнулъ цѣпью и прежде, чѣмъ смотритель успѣлъ принять какія-нибудь мѣры противъ него, онъ тихо сказалъ:
-- Я спокоенъ, сэръ.
-- Джакъ обѣщалъ меня не пугать, заступилась за него тетка,-- и я увѣрена, что онъ сдержитъ свое слово. Вы никогда не имѣли родителей или друзей, которые были добры до васъ? прибавила она, обращаясь снова къ Джаку.
-- Нѣтъ, произнесъ онъ, смотря на нее,-- у меня не было друзей, пока вы не пришли сюда.
При этихъ словахъ глаза его сознательно блестѣли искренней благодарностью.
-- Спросите меня о чемъ-нибудь другомъ и вы увидите, какъ спокойно я могу говорить, вдругъ произнесъ онъ.
-- Правда-ли, Джакъ, что вы однажды случайно отравились и едва не умерли?
-- Да.
-- Гдѣ это было?
-- Далеко, въ другой странѣ; въ большой комнатѣ доктора. Я былъ слугою у него.
-- Какъ звали доктора?
Джакъ провелъ рукою по лбу.
-- Дайте мнѣ время, сказалъ онъ:-- у меня голова болитъ, когда я стараюсь что-нибудь вспомнить. Позвольте мнѣ прежде кончить шляпу. Я хочу поднести ее вамъ. Вы не знаете, какъ умны мои пальцы. Только посмотрите.
И онъ принялся за свою работу, совершенно счастливый, что моя тетка смотритъ на него. Но тутъ стряпчій снова произвелъ перемѣну къ худшему въ бѣдномъ Джакѣ. Этотъ почтенный джентльменъ до сихъ поръ молчалъ, а теперь счелъ необходимымъ для своего достоинства принять участіе въ томъ, что совершалось вокругъ него.
-- Моя судебная опытность сослужитъ вамъ хорошую службу, сказалъ онъ, обращаясь къ теткѣ:-- я поступлю съ нимъ, какъ съ упорнымъ свидѣтелемъ, нежелающихъ отвѣчать. Вы увидите, что мы добьемся всего этимъ путемъ.-- Джакъ!
Джакъ поднялъ глаза и лицо его приняло злобное выраженіе. Человѣкъ не такой самоувѣренный, какъ стряпчій, понялъ бы это предостереженіе и прекратилъ бы свои разспросы, но онъ хотѣлъ поставить на своемъ.
-- Ну, поговоримъ со мною, продолжалъ онъ: -- не можетъ быть, чтобъ васъ звали Соломенный Джакъ, у васъ должно быть другое имя. Какъ васъ зовутъ?
-- Какъ хотите, отвѣчалъ Джакъ;-- а васъ какъ зовутъ?
-- Ну, ну, такъ не годится отвѣчать. У васъ были же отецъ и мать?
-- Не помню.
-- Гдѣ вы родились?
-- Въ помойной ямѣ.
-- Какое воспитаніе вы получили?
-- Пинками.
-- А когда васъ не били?
-- То меня колотили. Но пожалуйста помолчите, дайте мнѣ кончить шляпу.
Приведенный въ тупикъ стряпчій попробовалъ систему подкупа.
-- Вы видите, что это такое? сказалъ онъ, показывая шилингъ.
-- Нѣтъ, я вижу только мою шляпу.
Этапъ отвѣтомъ окончился допросъ Джака. Стряпчій, взглянувъ на смотрителя, промолвилъ:
-- Безнадежный, сэръ.
-- Совершенно безнадежный, отвѣчалъ смотритель.
Когда шляпа была готова, Джакъ передалъ ее теткѣ.
-- Что, вамъ нравится? спросилъ онъ.;
-- Очень, отвѣчала она:-- я велю отдѣлать ее лентами и буду носить въ память о васъ. Посмотрите, прибавила она, обращаясь къ смотрителю,-- нѣтъ ни одной ошибки во всей этой сложной работѣ. Бѣдный Джакъ имѣетъ довольно здраваго ума, чтобъ справиться съ этимъ. Какъ же вы считаете его безнадежнымъ?
-- Это дѣло чисто-механическое и ничего не доказываетъ, произнесъ смотритель, махая рукою.
-- Я хочу сказать вамъ кое-что на ухо, промолвилъ Джакъ.
Тетка нагнулась и онъ что-то ей шепнулъ. Она улыбнулась.
На возвратномъ пути домой я спросилъ у нея, что говорилъ Джакъ, и оказалось, что онъ высказалъ ей свое мнѣніе насчетъ смотрителя:
-- Не слушайте его, сказалъ онъ: -- это бѣдный полусумасшедшій человѣкъ и такой маленькій, только на шесть дюймовъ выше меня.
Но тетка еще не покончила съ врагомъ Джака.
-- Я очень сожалѣю, что васъ такъ безпокою, произнесла она, обращаясь къ смотрителю,-- но я должна вамъ еще кое-что сказать, и наединѣ. Можете вы мнѣ удѣлить пять минутъ?
Любезный смотритель объявилъ, что онъ всегда къ услугамъ тетки. Тогда она повернулась въ Джаку, чтобъ проститься съ нимъ. Но извѣстіе объ ея уходѣ такъ сильно потрясло его, что онъ потерялъ всякое самообладаніе.
-- Останьтесь со мною! воскликнулъ онъ, схвативъ ее за обѣ руки,-- о, будьте милостивы и останьтесь со мною.
Она сохранила присутствіе духа и не позволила никому вмѣшаться. Она даже не отскочила и не вырвала у него рукъ, а спокойно сказала:
-- Сегодня намъ надо разстаться. Вы, Джакъ, сдержали свое слово и были тихи. Ну, отпустите мою руку.
Онъ упорно качалъ головой и крѣпко держалъ ее.
-- Посмотрите на меня, продолжала она, не выказывая ни малѣйшаго страха:-- я хочу вамъ кое-что сказать. Вы болѣе не брошенное существо безъ родви и друзей. Я вашъ другъ. Посмотрите на меня.
Ея спокойный, ясный голосъ подѣйствовалъ на него. Онъ поднялъ голову. Глаза ихъ встрѣтились.
-- Ну, теперь пустите мою руку, какъ я уже вамъ сказала.
Онъ выпустилъ ея руку и, бросившись на полъ, горько зарыдалъ.
-- Я никогда ее болѣе не увижу, бормоталъ онъ про себя,-- никогда, никогда!
-- Нѣтъ, вы увидите меня завтра, отвѣчала тетка.
Онъ взглянулъ на нее сквозь слезы и, недовѣрчиво покачавъ головой, продолжалъ:
-- Она только такъ говоритъ, чтобъ меня успокоить.
-- Вы меня увидите завтра, повторила тетка.-- Я вамъ даю слово.
Онъ замолчалъ, но очевидно не вполнѣ убѣжденный въ искренности ея словъ. Однако, онъ подползъ въ ней и легъ у ея ногъ, какъ собака.
-- Я вамъ что-нибудь оставлю, вы побережете и отдадите мнѣ, когда я пріѣду? сказала тетка, полагая это лучшимъ средствомъ для возстановленія въ Джакѣ полнаго довѣрія въ ней.
Эта идея показалась ему вдохновенной самимъ небомъ и онъ взглянулъ на тетку съ глубокой благодарностью. Она подала ему ридикюль, въ которомъ всегда носила, платокъ, кошелекъ и флаконъ со спиртомъ.
-- Поручаю вамъ эту вещицу, Джакъ; вы мнѣ ее отдадите, когда я пріѣду завтра.
Эти слова не только примирили его съ ея отъѣздомъ, но чрезвычайно польстили его самолюбію.
-- Вы завтра увидите свой ридикюль разорваннымъ въ кусочки, замѣтилъ смотритель вполголоса, когда дверь была уже отворена.
-- Извините, сэръ, отвѣчала тетка, -- я увѣрена, что найду свой ридикюль вполнѣ цѣлымъ.
Бросивъ послѣднія взглядъ на Джака, на увидѣли, что онъ нѣжно прижималъ въ себѣ ридикюль, осыпая его поцѣлуями.
ГЛАВА VI.
Возвратясь домой, я засталъ Фрица въ саду и, конечно, тотчасъ разсказалъ ему все, что произошло въ домѣ съумасшедшихъ. Онъ пришелъ въ ужасъ, несмотря на все свое сочувствіе къ несчастной судьбѣ Джака, и съ тревожнымъ опасеніемъ спросилъ:
-- А что сказала ваша тетка?
Моя тетка сказала гораздо болѣе, чѣмъ я могъ ему передать. Но въ сущности вотъ къ чему она пришла: увидавъ плеть и желѣзную цѣпь, которыми усмиряли несчастнаго Джака, увидавъ его лично и поговоривъ съ нимъ, она окончательно рѣшилась сдѣлать на свой страхъ тотъ опытъ, который мужъ ея сдѣлалъ бы, еслибъ остался въ живыхъ. Что же касается способа освобожденія Джака изъ съумасшедшаго дома, то можно было обратиться въ той высокопоставленной особѣ, которая помѣстила его туда. Объяснивъ такимъ образомъ свои намѣренія, тетка просила стряпчаго изложить ихъ на бумагѣ и представить на предварительное обсужденіе директоровъ больницы.
-- А что сказалъ на это стряпчій? спросилъ Фрицъ, когда я подробно передалъ ему слова тетки.
-- Стряпчій отказался исполнить ея желаніе, говоря, что даже мужчинѣ было бы неизвинительно такъ рисковать и что, конечно, во всей Англіи не нашлось бы другой женщины, которая рѣшилась бы на подобный шагъ.
-- Что же, его слова подѣйствовали на мистрисъ Вагнеръ?
-- Нисколько. Она извинилась, что его обезпокоила, и простилась съ нимъ. "Если никто не хочетъ мнѣ помочь, сказала она спокойно,-- то я буду дѣйствовать одна", и, обращаясь во мнѣ, она прибавила: "Ты видѣлъ, Дэвидъ, какъ старательно и акуратно работаетъ бѣдный Джакъ; этого мало, какъ онъ сдерживалъ себя отъ гнѣвныхъ вспышекъ, когда съ нимъ гуманно обращались. Неужели ты согласенъ, Дэвидъ, оставить этого бѣдняка на всю жизнь жертвою плети и желѣзныхъ цѣпей?" Что могъ я отвѣчать? Она была слишкомъ добра, чтобъ настаивать, и просила меня серьезно обдумать этотъ вопросъ. Я вотъ все думаю, и право, чѣмъ больше думаю, тѣмъ страшнѣе мнѣ кажутся послѣдствія твердой рѣшимости тетки взять къ себѣ въ домъ съумасшедшаго.
Фрицъ вздрогнулъ.
-- Во всякомъ случаѣ, воскликнулъ онъ, -- въ тотъ день, когда онъ войдетъ въ этотъ домъ, я изъ него выйду. А что скажутъ друзья мистрисъ Вагнеръ? прибавилъ онъ:-- они перестанутъ ее посѣщать и подумаютъ, что она сама сошла съума.
-- О, не безпокойтесь объ этомъ, господа: мнѣ рѣшительно все равно, что скажутъ обо мнѣ мои друзья.
Мы оба обернулись въ смущеніи. Тетка стояла за нами, держа въ рукахъ письмо.
-- Вотъ извѣстія для васъ, Фрицъ, изъ Германіи, прибавила она и, передавъ ему письмо, удалилась.
По правдѣ сказать, намъ обоимъ было очень стыдно. Фрицъ съ безпокойствомъ взглянулъ на письмо.