1931 ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
АКТРИСА СОВРЕМЕННОСТИ
Когда вспоминаешь игру Комиссаржевской, ее сценический облик, хочется с полной ответственностью утверждать, что для своего времени она была тем исключительным явлением в области актерского искусства, имя которому -- гений. Слова этого нечего бояться -- им обозначается ведь только создатель чего-то неожиданно-нового.
И при жизни Комиссаржевской были на русской сцене актрисы большого обаяния -- обаяния, равного обаянию Комиссаржевской; были даже актрисы, ее современницы, с большей, чем у нее, творческой фантазией, которая помогала им создавать яркие сценические образы -- но актрисы эти все-таки не оставили по себе в истории театра такой памяти и такого следа, какие остались после Комиссаржевской. У них не было ее дара анализа изгибов женской души, даже не было ее глаз, передававших тончайшие настроения. Она же вся, со всеми недостатками ее техники, ставшими в глазах публики даже достоинствами, была своеобразнейшей сценической маской, которую охотно пытались пригонять на себя актрисы, старательно и более или менее удачно копировавшие положительные и даже отрицательные приемы ее творчества и мастерства.
Когда ей была подсказана мысль, что она должна, наконец, иметь свой собственный театр,-- самым сложным вопросом при его создании был вопрос репертуарный. То, что она переиграла за время службы на сцене Александрийского театра и во время своих гастролей, для собственного ее театра уже не годилось, не представляло интереса новизны. Когда же первой постановкой с ее участием была выбрана пьеса Н. Анненковой-Бернар "Дочь народа" (Жанна д'Арк) и уже приступлено к подготовительным монтировочным работам,-- Комиссаржевская неожиданно отказалась играть роль Орлеанской девственницы. То же самое повторилось при постановке гауптмановской "Эльги", и хотя пьеса пошла, но без ее участия. Приготовлявшаяся к постановке во втором сезоне шекспировская трагедия "Ромео и Джульетта" неожиданно была снята с репертуара, причем главным мотивом было выставлено то, что мог оказаться слабым актер, намеченный на роль Ромео. Но для всех, близко к ней стоявших было ясно, что Комиссаржевская определенно старается избегать всех ролей, психологически мало связанных с современностью, не находя в себе сил для создания женских образов отдаленного прошлого. Когда же в ее руки попадала роль современной женщины, она вскрывала под текстом роли такие неожиданные психологические глубины и тонкости, что невольно опрокидывала намечавшийся план постановки, и план этот режиссуре приходилось менять почти целиком после одной какой-нибудь гениально прозвучавшей интонации или паузы, звучавшей сильнее слова.
Ничтожный текстовой материал лучших ролей Комиссаржевской -- лучшее доказательство того, что сущность ее гения выявлялась в своеобразном истолковании текста и истолковании его такими выразительными средствами, какие до нее были неведомы другим.
Крупнейшие в художественном отношении женские образы, созданные драматургами мирового значения и сыгранные Комиссаржевской, не прибавляли лавров к ее прогремевшему имени -- и это было так потому, что вся она сама была женщиной современности, живущей сегодняшним днем. Вне современности она тускнела и даже как художник могла быть ординарной.
В серенькой переводной пьесе ("Вечная любовь") она из своей роли создала исключительный по драматизму образ, и при перечитывании этой пьесы приходится только недоумевать, как могла она придавать такую глубину переживаниям своей героини.
Поклонники Комиссаржевской были убеждены, что ее имя -- определенное передовое литературное знамя. На самом же деле она своим творческим гением придавала литературное значение забытым уже теперь и сданным уже давно в архив пьесам второсортным и даже третьесортным.
Вся слава ее создалась уже тогда, когда она играла роли в пьесах, почти ничего общего с настоящей, тем более с передовой литературой не имевших.
Потеряла ли Комиссаржевская от этого как гениальная сценическая маска?
Нет.
Маска ее от этого только выигрывала в своей значимости, так как художница без помощи драматурга выявляла самое себя ей одной свойственными выразительными средствами.
Она открывала своей маской новые пути актерскому творчеству, как в свое время открывали их актерству Щепкин и другие гении театра.