Аннотация: Sława.
Текст издания: журнал "Детский мир", 1914, NoNo 8, 10, 12 ,13 ,16.
Слава
Повесть Януша Корчака.
Перевод с польского Э. Пущинской
Глава I.
Труднее всего начать повесть, потому что надо сразу много сказать. А если скажешь сразу слишком много, то можно все перепутать.
В этой повести говорится о целых пятерых детях, об их родителях, о старой бабушке, о дяде, коте, тете и о многих других.
Конечно, стоит говорить только о старших. Да и что может быть интересного в маленькой Абу, которая всегда спит, плачет или бормочет: "Аба, абу, абу"?
Вицусь и Пхелка старше Абу, но скоро заболеют и умрут, значит, и о них немного можно сказать. Бабушка тоже скоро уедет, а кот останется на старой квартире.
И о старой квартире не стоит вспоминать, потому что ведь из нее уезжают.
Теперь Владек еще ходит в школу, имеет пояс с пряжкой, блузу с боковым карманом, пенал с ключиком. И Маня ходит в школу, но более легкую, где ставят только в угол, если плохо занимаешься.
Владек, конечно, разговаривает только с Маней, да и тоже не охотно. Потому что Маня девочка, пожара она не видала, а когда что-нибудь рассказывает, то никогда нельзя разобрать, было ли это на самом деле, или только она так выдумала.
-- Лжешь! -- говорит Владек.
-- Ну, вот, как маму люблю, что правда!..
И Владек в разговоре с Маней часто повторяет:
-- Много ты там знаешь!
Или:
-- Глупая ты...
О тете, которой всегда жарко и которая не выносит шума, тоже говорить не стоит, потому что она не хотела одолжить папе сто рублей, а папа был доверчивый, всем одалживал.
Даже дядя, -- но не муж тети, а тот другой, который Пхелку назвал блохой, а Владеку дал домино и пенал с ключиком, -- и он тоже не будет приходить на новую квартиру.
И все изменится.
Можно припомнить, что один раз Абу выпала из люльки; что Пхелка нашла за бочкой мышонка, который еще двигался, что Владек сильно поссорился с Вицусем из-за пахучей бутылочки от одеколона, потому что ведь он не знал, что Вицусь заболеет и умрет.
Можно припомнить, что у папы стали плохие дела от того, что Смок от-напротив кофейню с мраморными столиками и на окнах нарисовал кий и биллиардные шары.
-- Вот увидишь, этот Смок нас проглотит, -- сказала мама папе, когда увидела мраморные столики и большую прекрасную вывеску с нарисованными пирожными и стаканами.
И действительно, все начали ходить напротив, не хотели пить чай и молоко в папиной кофейной за столиками, обитыми клеенкой.
-- Надо будет где-нибудь искать хлеба, -- говорила мама, а папа вздыхал.
Владек знал, что они должны переехать, но не понимал зачем; ведь папа же был первый, так зачем же он должен уступать?
Надо добавить, что как раз перед отъездом раскопали всю улицу, положили длинные железные трубы.
Можно бы было так прекрасно играть в крепости!
ГлаваII.
Переезд на другую квартиру -- вещь очень приятная, потому что во время сборов можно делать что хочешь, видишь много предметов, которые были спрятаны, а коробки и веревки, которые мама выбрасывает, можно присвоить себе в собственность. Переезд даже и тогда приятен, когда на улице выкопаны рвы, даже тогда, когда видишь слезы в глазах родителей, грусть бабушки и кота.
Потому что и кот грустен, он зевает, моется, мяукает, все время ходит за бабушкой и тщательно избегает Вицуся. Вицусь может объяснить ему то, что происходит, но кот не слушает. Вицусь берет его на колени, кот вспоминает что-то очень важное и быстро отходит.
Отец, Владек и Маня поедут с вещами на фуре, а бабушка, мама и маленькие на трамвае. Владек держит два колпака от лампы, а Маня -- клетку с канарейкой.
Ехали долго-долго, совсем новыми улицами; потом взошли очень высоко по лестнице, а на каждом этаже их рассматривали разные люди.
"Теперь у нас будет чисто", -- подумал Владек.
Потому что раньше мама говорила, что у них грязно как в хлеву, что в первом этаже не может быть чисто, потому что дети приносят сор и грязь со двора.
Обеда в тот день не было. Спали на полу, потому что надо еще сначала расставить кровати, а у одной кровати сломалась ножка.
На другой день все встали рано. Вицусь не хотел одеваться, -- мама прикрикнула на него. Вицусь очень удивился и сразу перестал плакать. Он понял, что на новой квартире все как-то иначе.
-- Пейте чай и уходите на двор, -- сказала мама.
Раньше мама еще прибавляла:
-- И не играйте с уличными мальчишками.
-- Всем уходить? -- спросил Владек.
-- Всем, -- сказала мама.
Владек свел с лестницы Вицуся так же осторожно, как вчера нес колпаки от лампы. Вицусь был очень доволен, что он сходит со стольких ступенек, а Маня вела Пхелку и несла три коробочки, потому что боялась, что мама их выбросит.
На дворе они встали у стены, а дети со двора с любопытством осматривали их; не говорили ничего, только придвигались все ближе и смотрели. Это было очень неприятно никого не знать.
Наконец, одна девочка, постарше, отогнала всех.
-- Чего глаза вытаращили? Людей не видали, что ли? Ступайте себе!
Дети послушались и отошли, а она осталась.
-- Это вы вчера переехали, правда?-- спросила она.
-- Мы, -- ответила Маня.
Конечно, должен был ответить Владек, потому что он старший, но он придумывал, что бы ему сделать, чтобы чужая девочка поняла, что он не простой уличный мальчишка. Сказать же сразу, что он ходил в школу, он не мог, потому что не хотел хвастаться: поклониться он тоже не мог, потому что оставил шапку наверху.
Вдруг он сказал:
-- Спасибо!
-- За что ты благодаришь меня? -- удивленно спросила она.
-- За то, что те все ушли от нас.
Владек понял, что поступил глупо, потому что ведь мама велела благодарить за подарки, а девочка им ничего не подарила.
Потом они начали разговаривать, и новая знакомая рассказала о своем отце очень странную историю. Говорила она шепотом, чтобы даже Маня не слыхала, и велела Владеку никому не рассказывать.
Владек вернулся домой, гордый тем, что ему доверили такую большую тайну, о которой никто не должен знать.
Глава III.
Маня, Пхелка и Вицусь скоро нашли знакомых, и, если была хорошая погода, они играли на дворе, чего мама теперь им совсем не запрещала. Маня не брала на двор никаких игрушек, потому что всегда кто-нибудь просил подарить ему. Если шел дождь, то дети сходили этажом ниже, либо играли в коридоре, либо у жильцов внизу. Тогда Маня брала куклу, подаренную дядей, или сервиз, который остался еще от хороших времен.
И дети были очень довольны. Они имели все, кроме только карамелек.
Владек остался один. Он скучал страшно. Сердился на Маню, Вицуся и Пхелку, что они не думают о нем; он видел, как они бегали то с тем, то с другим и приходили наверх только поесть и совсем ничего не рассказывали. А Владек слишком горд, чтобы спросить первому.
Один раз Владек открыл ранец, просмотрел тетради и книги, но ему ничего не было задано, потому что он больше не ходил в школу; тогда он сел опять к окну с маленькой Абу и смотрел вниз на двор, где все кажется сверху таким маленьким. Раньше он делал одолжение, когда играл даже с Маней; теперь у него осталась только Абу, которая даже и говорить не умеет.
Когда мама посылает его в лавочку, он идет по двору очень медленным шагом: может быть, кто-нибудь остановит его и заговорит.
Там, где они жили раньше, он знал всех и все знали его: и токарь, и парикмахер, и пан Мартын, и Франек. Если бы вернуться туда хоть на минутку, посмотреть, что там делается, кто живет, на старой квартире, что делают без него в школе, копают ли уже там на дворе ямы и канавы...
Плохо было Владку.
Утром отец уходил и возвращался вечером, и мама каждый раз спрашивала:
-- Ну, что?
-- Да ничего, -- отвечал отец.
Бабушка сидела грустная, даже не ворчала, потому что теперь все делает мама. Зато мама чаще сердится, а Вицусь и Пхелка не получают карамелек.
-- Не думайте, что теперь так же, как было раньше.
Так было до субботы.
В субботу пришли дядя и тетя, но без Азора, а только с одним Янком. Владек не любит Янка, потому что он хвалится. Он бы охотно остался дома, чтобы послушать, о чем будут говорить старшие, но мама велела сойти вниз.
-- Только играйте одни, -- оказала тетя, и Владек покраснел.
Янек говорил мало, ничего не упоминал о ружье, и вообще Владеку казалось, что Янек знает много, но тетя запретила ему говорить. Они сели на окно в сенях и смотрели, как маленькие играют смешно в гости.
Когда их позвали наверх, Владек думал, что будет кофе и пирожное, но на столе не было даже ни скатерти, ни чашек.
-- Ты не голоден, Янек? -- спросила мама и опустила глаза.
-- Нет, он не голоден, -- быстро сказала тетя.-- Правда, Янек, ты ведь не голоден ?
И начали прощаться, но не так, как всегда, и Владек сразу догадался, что бабушка должна завтра уехать.
Раньше бабушка часто сердилась на Владека и жаловалась отцу, и Владек любил ее лишь настолько, насколько это необходимо. А теперь, когда он взглянул на ее сморщенное лицо и заметил, что она очень стара, и подумал, что у нее никого нет, -- стало Владку так, как тогда, когда хотелось плакать. Но он не заплакал, а только подумал:
"Вероятно, я не плачу потому, что уже большой".
И в первый раз в жизни он совсем не радовался, что уже большой.
Глава IV.
Наутро Владек проснулся очень рано, хотя и было воскресенье. Правда теперь воскресенье ничем не отличается от будней.
Старшие уже не спали. Бабушка была одета как в дорогу, а отец завязывал чемодан.
Владек сел на постели, но мама сказала сердито:
-- Спи, спи, еще рано.
Тогда он положил голову на подушку и закрыл глаза. Отец кончил завязывать, пил очень темный кофе, и никто ничего не говорил. Отец пил быстро, а бабушка с ложечки и долго дула на каждую ложечку. Потом мама завернула в газету хлеб, котораго они не ели, а бабушка тихо прошептала:
-- Зачем это? Нет, не надо.
-- Пригодится в дороге, -- сказала мама.
Потом бабушка встала на колени у кровати, где спали дети. Владек закрыл глаза и слышал, как папа помогал ей встать с колен.
Отец взял чемодан и вышел вместе с мамой и бабушкой в сени; потом мама вернулась, села на стул и долго о чем-то думала.
Когда Владек проснулся во второй раз, Вицусь уже не спал. Вицусь протирал глаза, гримасничал, оглядывался, а потом сказал:
-- Бабушка пошла за кошкой.
Только теперь вспомнил Владек, что кот остался на старой квартире и подумал, что Вицусь еще очень глуп.
Мама позволила Мане и Пхелке пойти в костел с жилицей снизу, потому что мама разговаривала с ней несколько раз и одолжила ей корыто для стирки.
Вицусь пошел в сени к детям, а Владек сел с Абу на окно.
Сегодня на всех детях были башмаки, и они не валялись по земле. По двору прошел тот высокий, всегда оборванный парень, который вместе с дворником подметает канавы и который всем давал лизать большую красную карамельку. Прошла девочка, которая ни с кем не играет, а только смотрит, и все позволяют ей стоять близко и смотреть.
А ведь не каждому можно стоять близко, когда другие играют, потому что сейчас же говорят:
-- Чего не видал? Какое тебе дело?
И Владеку один раз так сказали. А когда он отошел, кто-то крикнул:
-- Смотрите-ка, какой франт из морской пены!
Они, наверно, сердились, что он был в башмаках, хотя и были будни.
Поэтому-то Владек никого еще и не знает, хотя живет здесь целую неделю. Его оскорбили на дворе, и вот он дал честное слово, что ни к кому не подойдет первый, а они о нем и не думают.
Глава V.
Наконец, Владек нашел товарища.
Один раз Владек сидел на лестнице с Абу. Вдруг он услышал, что кто-то идет и свистит.
"Какой-нибудь уличный мальчишка" -- подумал он, потому что мама говорила, что свистят только уличные мальчишки.
Мальчик с пачкой книг остановился, чтобы отдышаться, положил книги на окно, присел и начал оглядываться. Он улыбался с довольным видом, и было ясно, что он хочет начать с Владеком разговор, потому что взглянул на него раз и другой.
-- Ты умеешь читать? -- спросил он, наконец.
-- Ну, конечно, -- ответил Владек.
-- Вот видишь, за этой книжкой я охотился целый месяц.
Владек играл в охоту с кузнецом Янком, у котораго есть ружье; но они охотились на зайцев и уток, а что может значить охота на книги, он не знал.
-- -Это историческая повесть из наполеоновских времен. Видишь, картинки все целы и она совсем не испорчена. Все наполеоновские повести я читал по два раза. А "Потоп" я читал три раза. Ты знаешь "Потоп"?
-- Знаю, -- ответил Владек, который, проходил в школе о потопе, -- Как Ной выстроил себе ковчег и голубь принес ему веточку в знак того, что уже сухо.
-- А вот эта книга, -- дальше объяснял мальчик, -- научная, о звездах. Я ее тоже уже читал один раз; но взял опять, потому что они не хотят давать одни повести. Да и, наконец, повесть проглатывается в один день, а книги выдают только один раз в неделю, -- так мне бы потом было скучно. А как тебя зовут?
-- Владек.
Владек с любопытством рассматривал мальчика, который глотает книги. Что значит проглотить книгу и где на нее охотятся?
-- Ты еще не был в читальне, правда? Жаль, что я не знал, а то, взял бы карточку. Хотя ты можешь написать и на обыкновенной бумаге, лишь бы заведующий положил печать. Уж я тебе устрою. Ты пойдешь после обеда в гости?
-- Нет, -- ответил смущенный Владек, потому что с каждым словом все меньше понимал, о чем говорит новый знакомый, и боялся показать, что он ничего не знает, что он глупый и что не стоит с ним разговаривать.
Уговорились встретиться в пять часов.
Это был памятный день в новой жизни Владека. Чего только ни нарассказал ему мальчик! Странная вещь: в школу не ходит, а ведь знает все.
Знает, в какой шляпе ходил Бонапарт, как складывал руки на груди. Знает, как по красной подкладке отличить генерала от простого офицера, и что есть деревья баобабы, -- такие большие, что в них можно жить, как дома; что в воздухе есть газ -- кислород, -- без котораго умирают мыши и звонок не звонит, и что кто не чистит зубов, у того заводятся во рту червячки, и что телеграф, это -- электрическая искра.
-- Хочешь убедиться? -- спросил он.
-- Хочу, -- ответил Владек, потому что, хотя он и верил, что тот говорит правду, однако, кто знает, правда ли это?
Они перелезли через забор и приложили ухо к столбу.
-- Видишь проволоки?
-- Вижу, -- сказал Владек.
-- Значит, это телеграф, правда?
-- Правда, -- сказал Владек.
-- А слышишь, как шумит внутри?
-- Слышу, -- сказал Владек.
-- Ну, вот видишь, это потому, что в столбе есть электричество.
Глава VI.
У забора в углу двора на низкой крыше погреба в течение целого ряда вечеров Владек набирался знаний от Олька, а сам рассказывал ему о школе и школьной науке. Когда для смены они читали вместе, то все шло у них хорошо. Когда же они брали какую-нибудь школьную книжку: грамматику или сборник задач, -- Владек понимал тогда, как плохо он все знал, как мало что умел.
-- Имя существительное отвечает на вопросы: кто? что? Если одушевленный предмет, то -- кто? Если неодушевленный, то -- что?
-- Значит, Наполеон тоже имя существительное?
-- Понятно, потому что его можно видеть.
-- Но его нельзя видеть, ведь он умер.
-- Ну да, но на картинке.
-- А на картинке же он не живет, значит, отвечает на вопрос -- что?
Владек пожимает плечами.
-- А что слава, тоже имя существительное? Славу можно или нельзя видеть?
И почему слава отвечает на вопрос: -- что? когда ведь слава живет?
-- Слава не только живет, но она бессмертна.
Олек хочет быть знаменитым полководцем и, наверно, будет им. Олек знает средство, чтобы стать знаменитым: надо вечером смотреть на небо, когда есть звезды, потому что между ними есть падающие звезды. Надо следить, когда упадет такая звезда, и быстро сказать:
-- Хочу быть знаменитым.
Тогда это исполнится.
Можно сказать: хочу быть богатым. Но Олек не думает о деньгах.
Богатый живет, живет, потом умрет -- и все. А знаменитый, -- это совсем что-то другое.
В воскресенье они были в читальне -- и ждали целый час, пока их вы-звали; и Владек понял, что значит охотиться за книгами.
В школе, за исключением нескольких учеников, мальчики никогда не говорили о книгах. А о том, что в них написано, говорилось только тогда, когда учитель вызывал к доске.
А тут совсем иначе.
-- Хорошая ли это книга? Ты что читал? О чем там говорится? Знаю, не знаю. Сказка, повесть, стихи, биография. Легкая, трудная книга; в одном, в двух томах.
Мальчики брали книги для себя, для братьев, сестер и родителей.
Олек знал здесь всех и все его знали. Давал указания, уговаривал, отсоветовал.
-- Ты думаешь, что тебе дадут три повести? А что получат другие? Не бери эту книгу, здесь вырван конец. Эта очень смешная -- это фантастическое путешествие. Возьми эту для отца.
Сам Владек ничего бы не знал.
Олек отдал записку с печатью заведующего.
-- Это новый мальчик, сударыня.
Владек только шаркал ногой и то нескладно, потому что его толкали, так как было тесно.
Библиотекарша взяла записку и записала нового читателя.
-- А пятачок у тебя есть?
-- Нет, сударыня.
-- Так принесешь через неделю.
-- Хорошо, сударыня.
Владек опечалился.
-- А что, если мама не захочет дать пятачок? -- опросил он на обратном пути.
-- Не беда. Эта не потребует. К той, другой, и не подступай, а эта добрая, она только так говорит. А впрочем, так как ты честный, так я тебе одолжу.
Олек служит в складе письменных принадлежностей и зарабатывает шесть рублей в месяц.
-- Ты не беспокойся, я и для тебя найду место. Когда поступлю в книжный магазин, то уступлю тебе свое.
В тот вечер все в доме читали: и отец, и мама, и Владек; а Маня показывала Вицусю и Пхелке картинки и к каждой картинке придумывала рассказ.
-- Только помни, чтобы не разорвать, -- напоминал Владек.
И вечер прошел быстрее, чем все прежние.
Глава VII.
Отец днем спит, а вечером уходит и возвращается утром. Отец нашел работу в пекарне, где он убивает здоровье, а зарабатывает так мало, что Владек часто бывает голоден.
Ах, ни за что на свете он не сказал бы никому, -- ни маме, никому, никому, -- потому что это ужасно стыдно быть голодным. Но когда он видит, что хлеба мало, он отрезает тоненький кусочек. А когда мама наливает суп, он говорит, что довольно, хотя суп и очень вкусный. И часто; -- ах, как стыдно Владеку! -- он вспоминает огромные куски хлеба с морсом на старой квартире. Мама теперь никого не уговаривает кушать, даже Вицуся. Владек делает вид, что ничего не заметил.
И совсем неожиданно Владек тоже нашел занятие.
В том самом доме, где они жили, была лавочка.
В лавочке жили муж и жена, но у них не было детей. Она была очень полная, а у него была деревянная нога. Оба не умели ни читать, ни даже считать.
Раз они велели Владеку прочитать об убийстве, которое произошло на той же улице; похвалили Владека, что он прекрасно читает, и дали ему шесть ландринок. Владек дал Пхелке и Вицусю по две ландринки, потому что они маленькие; одну ландринку дал Мане и одну глухонемой девочке, которая ни с кем не играет, а только стоит всегда близко и смотрит, как другие играют, и никто не запрещает ей стоять близко.
Несколько раз Владек читал газеты в лавочке и несколько раз составлял счета. Потом лавочник с полной женой пришли в воскресенье с визитом и сказали, что будут платить Владеку за составление счетов 75 копеек в месяц и что они хотят взять маленькую Абу к себе, потому что Абу ведь уже не кормят грудью, а у них нет детей.
Владеку всегда казалось, что он не любит Абу. Абу была капризна и плаксива, ничего не понимала и все хотела брать в руки, а как только возьмет, так сейчас же испортит. А мама велела уступать ей, потому что Абу мала и глупа. Если она глупая, так пусть не надоедает и не суётся всюду! И Владек часто сердится на Абу, если должен забавлять ее.
Но когда он услыхал, что хотят навсегда забрать Абу, что он уж не будет ее братом, что господин без ноги будет ее папой, это показалось ему таким страшным! Абу сделалась так дорога, что ни за что на свете Владек на это не согласится.
-- Мама, я буду работать, Олек найдет мне место... Нет, нет, мама, не отдавай Абу. Она такая малюсенькая. Ей скучно будет без Пхелки и без Вицуся. Я отдам ей свой картофель.
Владек совсем забыл, что он уже большой и так плакал, так сильно плакал, что убежал на крышу погреба в углу двора и плакал еще, и еще, и не мог успокоиться.
За что Бог их так наказывает? Кофейни у них нет, в школу ходить не могут, кот их покинул, бабушка уехала, папа портит здоровье...
И Владек все рассказал Олеку.
-- Не реви, глупая голова, -- уговаривал его приятель, -- все великие люди были несчастны.
И он подарил Владеку цепочку с глобусом.
Глава VIII.
-- Завтра я иду в лавку, -- сказал Олек.
Лавкой называл Олек магазин, в котором он служит, а хозяина магазина он называл "стариком". Если даже "старик" молод, всегда называется "стариком", потому что так говорят все.
Олек знает уже, что Владеку надо, чтобы записать младшего брата.
-- И у тебя есть маленькие. Возьми их метрики, запишем всех троих сразу. Но ты ведь, наверно, опять не понимаешь?
Олек знает уже, что Владеку надо все объяснять.
Детский сад -- это школа для совсем маленьких детей; восьмилетние уже слишком велики, потому что учить там не полагается даже и азбуке. Дети рисуют, поют, плетут корзиночки, получают молоко и два раза в год подарки: фартучки или башмачки и пирожные.
-- Да, впрочем, сам увидишь.
Какой этот Олек смелый!
Он вошел из передней в класс и показал Владеку, где он сидел, когда был маленький и сам приходил сюда. Потом он показал картинки на стене, которые еще и тогда висели, и новые, которые появились позднее.
Потом он открыл дверь в другую комнату, где столы и скамейки были больше и совсем другие.
-- Посмотри. Видишь? Это швальня. Здесь старшие девочки учатся шить и вязать кружева.
Там и застала их низенькая, худая дама, которая тотчас узнала Олека и совсем не рассердилась.
-- А, Олек, как поживаешь? Что скажешь новенького?
-- Я пришел к вам по важному делу. Надеюсь, что вы нам не откажете. А это мой товарищ Владек, у котораго тоже есть двое детей.
Дама подала Владеку руку, с которой он не знал, что сделать.
-- Вот метрика моего брата, а эти две -- детей моего товарища.
Дама посмотрела метрики и осталась недовольна, что Вицусь еще немного мал для детского сада.
-- Уж я отвечаю за него, -- уверял Олек. -- Вся тройка, сударыня, как вылитая и самый первый сорт. Будьте покойны, товар хороший и по оптовой цене.
-- Не дурачься, Олек, -- сказала дама. -- Зачем ты разыгрываешь глупца, когда ты умный мальчик?
Олек покраснел и замолчал, а дама простилась с ними, потому что вошли две женщины с метриками своих детей, чтобы записать их в детский сад.
Владеку было неприятно. Он очень любил своего товарища, но иногда немного стыдился за него. Один раз даже Олеку сказали в читальне, что если: он не успокоится, то ему не выдадут книг. Тогда тоже сказали:
-- Не дурачься.
Вообще, иногда Олек бывает умный и милый, а иногда он говорит как-то так странно, как будто бы он хочет непременно, чтобы над ним смеялись.
-- Она рассердилась на тебя, -- начал Владек, желая прервать непонятное молчание.
-- Это ничего, опять помиримся. В воскресенье поеду к тебе и золотыми чернилами напишу: "Для примирения".
Олек много говорил о тех временах, когда он сам ходил в детский сад.
-- Она очень добрая. А здесь есть другой детский; сад; собаке не посоветовал бы я ходить туда. За что ни попало учительница таскает за уши или бьет линейкой по пальцам. Такая, говорю тебе, бешеная, как сама холера.
Владеку казалось, что Олек, должно быть, ходил и в другой детский сад, но, вероятно, недолго.
Глава IX.
"Мама предсказывала, что будет все хуже, а все-таки теперь было лучше, чем сначала. Пан Витольд из Праги отдал отцу тридцать рублей, которые был должен; продали ненужный комод. И снова начало показываться масло на хлебе и чаще мясо к обеду. А маленькая Абу получила первые-в своей жизни башмачки.
Абу была спасена.
Никто не возьмет ее к себе, никто уже не вынесет из дома.
-- Наша Абу! -- говорят дети с гордостью и, идя на двор, берут ее с собой.
Раньше ни Владек, ни Маня не хотели ходить с Абу на двор; думали, что неприлично им нянчить ребенка, как всякому первому встречному, который никогда не ходил в школу: потому что раньше Абу была мамина, а теперь она принадлежит всем.
И вот. Владек купил для Абу настоящего швейцарского шоколада, после котораго Абу три раза стошнило; Maня подарила ей самую маленькую куклу, хотя знала прекрасно, что Абу ее в конец сломает; а Пхелка и Вицусь готовили для Абу сюрприз, который плели и вышивали в детском саду (Вицуся приняли в школу, хотя он и был немного мал).
День Владека теперь складывается так.
Утром Владек идет в лавочку за дровами для печки, за хлебом и керосином. Потом он помогает убрать комнату, которая все-таки не совсем чиста, хотя и так высоко. Потом он занимается с Маней, чтобы она не забыла, чему научилась в школе. И маме помогает готовить обед.
Жаль, что он не отдал тогда метрику Мани, которая могла бы ходить в швальню и учиться шить, а теперь уже было слишком поздно.
В четыре часа Владек шел в контору газеты, где были расклеены на стенах все объявления. Нужно было очень спешить, чтобы захватить удобное место, чтобы списать адреса, где ищут мальчика в лавку на посылки, и быстро бежать по указанному адресу.
Владек не знал хорошо Варшавы. Он должен был по дороге спрашивать прохожих, где он находится и как пройти на нужную улицу; а когда он, наконец, приходил, то всегда узнавал, что пришел слишком поздно или что он слишком мал или что слишком мало знает -- Ну, что? -- спрашивала мама.
-- Да ничего, -- отвечал Владек совершенно так же, как раньше говорил отец, когда искал места.
Много, должно быть, было мальчиков, искавших работу, потому что много раз слышал Владек, что пришел слишком поздно, что уже кто-то был перед ним и был принят. Много мальчиков, девочек и взрослых людей стояло перед газетой, читая объявления. И каждый день приходили одни и те же, -- значит, тоже, наверно, не могли найти работу.
Часто шел дождь, а они терпеливо стояли, ждали. Иногда газета опаздывала или места у стены были заняты; а издали нельзя прочесть, потому что буквы маленькие.
Однажды, когда Владек искал токаря, которому нужен был мальчик, на него бросилась на дворе собака и, хотя легко укусила его, но разорвала штаны.
Это, кажется, не полагается, чтобы собаки кусались, и Владек имел право требовать новые штаны от господина, которому принадлежала злая собака-
Но нужно иметь свидетеля, который это видел; а тут стоял один только дворник в подворотне и еще сердился, еще насмехался:
-- Посмотрите-ка на него, -- он ищет работы... А может, ты ищешь того, чего не потерял? Знаем мы вас, лапсердаков!
Глава X.
Было уже почти совсем темно, Владек поспешно читал, чтобы окончить главу до полной темноты. Читал он как раз о том, как краснокожие хотели сжечь путешественника, на помощь к которому уже бежали товарищи. И вдруг кто-то потянул Владека за рукав.
-- Кто это? Что нужно? -- почти испугался Владек.
Это была Пхелка.
Всегда веселая попрыгунья, Пхелка выглядела теперь смущенной и грустной.
-- Владек!
-- Что?
-- Ты не будешь сердиться на меня?
У Пхелки были слезы на глазах, -- большие, круглые слезы.
-- Что ты наделала, Пхелка?
-- А ты не будешь сердиться и никому не расскажешь?
-- Никому не скажу.
-- Так вот видишь, я гадкая. Вицусь мал и глуп; он не виноват, что я покупала конфекты.
Вицусь, услышав свое имя, вылез из-за шкафа и медленно подошел к Владеку.
-- Один раз я купила на грош, потом на два гроша. А потом я истратила еще два гроша.
-- А откуда у тебя были деньги? -- удивился Владек.
-- В том-то и дело, что у меня их не было.
Владек понял все: Пхелка наделала долгов, а теперь ее мучают кредиторы так, как пана Витольда. Пхелка легкомысленна, она жила не по средствам, а теперь раскаивается.
-- Сколько ты должна? -- спросил Владек.
-- Я должна пять грошей: в школе три гроша и на дворе -- два.
Сегодня Пхелка даже не была в школе, потому что та девочка велела ей принести деньги, так как она больше ждать не может и все расскажет учительнице, и учительница ее непременно исключит.
-- Владя, милый мой Владя, только не говори ничего маме. Я уже больше никогда не буду.
И понемногу Пхелка рассказала все.
Началось с того, что она купила у Юзи ландринку за грош, -- это оттого, что в долг, а то ведь за грош можно достать четыре ландринки. Потом у нее не было гроша, тогда она... и проиграла, -- это было уже два гроша. Тогда Юзя велела принести ей Манин сервиз за эти два гроша, но Пхелка не хотела. Потом Вицусь сказал, что пожалуется маме, и она должна была купить ему карамельку, чтобы он ничего не говорил, и она одолжила у девочки в школе; этой карамельки она даже и не попробовала. Владек помнит то зеленое стеклышко, через которое если посмотришь, то все кажется зеленым. Так вот стеклышко и печатку е ангелом и малюсенькую фарфоровую кошечку без ноги, -- все она отдала, -- и больше уж у нее нет ничего.
Владек совсем забыл о путешественнике, которого должны были сжечь краснокожие.
Если бы вместо того, чтобы думать об индейцах и тиграх, он больше смотрел за Пхелкой, то он заметил бы, что она уже давно грустна, что она не смеется, не прыгает, как раньше, что она неохотно ходит в школу и постоянно шепчется с Вицусем. Мама просила, чтобы он смотрел за Пхелкой и Вицусем, а он даже и не подумал.
Пхелке Владек обещал уплатить одиннадцать грошей долгу, а себе дал слово больше заботиться о младшем брате и сестрах.
И когда Пхелка снова громко смеялась и весело скакала, Владек с удовольствием думал, что это его заслуга.