Короленко Владимир Галактионович
Прискорбные случаи из области суда

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

В. Г. Короленко
Прискорбные случаи изъ области суда.

   Полное собраніе сочиненіи В. Г. Короленко. Томъ восьмой
   Изданіе Т-ва А. Ф. Марксъ въ Петроградѣ. 1914
  
   Судебнымъ учрежденіямъ очень не везетъ, или быть можетъ вѣрнѣе будетъ сказать: очень везетъ въ послѣднее время. Выборъ термина зависитъ отъ вкуса, фактъ же состоитъ въ томъ, что въ послѣднее время приходится очень много слышать и читать о судѣ по разнымъ случаямъ и что случаи эти принадлежатъ къ категоріи "прискорбныхъ". Есть, однако, одна очень характерная черта и самыхъ случаевъ, и толковъ, ими вызываемыхъ, которая значительно смягчаетъ пессимистическое чувство наблюдателя, внимательно вдумывающагося въ это явленіе.
   Еще не такъ давно самыя основы "судебныхъ уставовъ" подвергались чрезвычайно оживленной бомбардировкѣ по всей линіи консервативной прессы. Чуть не каждый день приносилъ какой-нибудь новый поводъ для яростныхъ нападокъ, при чемъ упомянутыя основы объявлялись несогласными съ нашимъ государственнымъ строемъ и духомъ нашей исторіи. Теперь порой раздаются еще тѣ же рѣчи, но онѣ какъ-то прислушались и потеряли силу. Вслѣдъ за этимъ обнаружено было нѣсколько частію дѣйствительныхъ, частію же только тенденціозно раздутыхъ случаевъ произвола судебныхъ слѣдователей, практикующихъ "личное задержаніе уважаемыхъ лицъ" съ чрезвычайно легкимъ сердцемъ. Въ одномъ случаѣ г. Е. Марковъ доказывалъ печатно, что задержаніе имѣло будто бы мѣсто послѣ пари между судебнымъ слѣдователемъ и его пріятелемъ. Послѣдній усомнился въ возможности столь неосновательнаго ареста, а судебный слѣдователь доказалъ, что для него нѣтъ невозможнаго въ этой области. Такъ какъ рѣчь шла о задержаніи "уважаемыхъ въ уѣздѣ личностей", то консервативная пресса сочла это новымъ поводомъ для канонады уже со стороны "возмутительнаго произвола" представителей новаго суда; и мы имѣли рѣдкій случай слышать патетическія нападки на "произволъ" со стороны приверженцевъ весьма своеобразно понимаемой "сильной власти". Къ своему удивленію, однако, послѣдніе скоро замѣтили, что такъ называемая "лже-либеральная" пресса, вмѣсто того, чтобы взять гг. судебныхъ слѣдователей подъ свою защиту и восторгаться неосновательнымъ задержаніемъ извѣстныхъ въ уѣздѣ персонъ, -- сама заняла ту же позицію и даже пошла нѣсколько дальше, указывая на то, что, если тамъ поступаютъ съ людьми въ уѣздѣ замѣтными, то люди незамѣтные по причинѣ своего ничтожества и многочисленности -- должны претерпѣвать во сто кратъ больше непріятностей отъ проявленій того же произвола.
   Это обстоятельство вызвало въ консервативномъ лагерѣ нѣкоторое раздумье, послѣ котораго, какъ-то незамѣтно, нападки еще болѣе понизились въ тонѣ и смолкли. И теперь, когда вся остальная пресса такъ много говоритъ о тѣхъ или другихъ конкретныхъ случаяхъ "прискорбнаго" свойства, -- пресса консервативная вовсе не торопится эксплуатировать ихъ въ своемъ излюбленномъ направленіи.
   Это совершенно понятно. Всякое дѣйствительно живое, развивающееся явленіе, выходя изъ прошлаго, устремляется въ будущее, унося съ собой вмѣстѣ съ зародышами дальнѣйшаго развитія также и омертвѣлыя частицы стараго, съ элементами разложенія и регресса. Вся задача его жизни сводится, такимъ образомъ, къ укрѣпленію того, что подлежитъ дальнѣйшему развитію, и къ освобожденію отъ чуждыхъ элементовъ отжившей старины, которой оно пришло на смѣну. Сообразно съ этимъ, и нападки на всякое новое учрежденіе возможны, почти даже неизбѣжны съ двухъ различныхъ сторонъ. Одни нападаютъ на все то новое, что данное учрежденіе внесло въ жизнь, т. е. на самую его душу, другіе преслѣдуютъ въ немъ тѣ остатки старыхъ началъ, которые мѣшаютъ послѣдовательному и полному обнаруженію его собственныхъ основныхъ положеній.
   Понятно, поэтому, что, нападая на "судъ улицы", какъ имъ угодно было называть судъ присяжныхъ, на самостоятельность судебныхъ дѣятелей, наши консерваторы были до извѣстной степени послѣдовательны: они отстаивали бюрократическую опеку надъ обществомъ. Но нападки на "произволъ" и требованіе его ограниченія являлись въ этомъ хорѣ нотой, рѣжущей ухо и неустойчивой, такъ какъ, во 1-хъ, попадали въ униссонъ совсѣмъ другому концерту, а во 2-хъ, рѣзко диссонировали съ собственнымъ камертономъ.
   Мнѣ очень и очень жаль, что въ настоящую минуту я не могу принести точной цитаты и сдѣлать точныя ссылки, но я помню, и многіе, вѣроятно, вспомнятъ также очень яркія статьи, напечатанныя нѣсколько лѣтъ назадъ въ "Московскихъ Вѣдомостяхъ" и сочувственно перепечатанныя въ "Гражданинѣ", или наоборотъ, напечатанныя въ "Гражданинѣ" и сочувственно перепечатанныя "Вѣдомостями". Въ этихъ замѣткахъ, очень характерныхъ и колоритныхъ, какой-то исправникъ или становой, вообще старый полицейскій служака, дѣлился своими воспоминаніями и очень зло иронизировалъ надъ "новыми порядками дознанія и слѣдствія". Къ сожалѣнію, опять таки, долженъ ограничиться блѣдной передачей своими словами, но смыслъ этой ретроспективной критики заключался въ томъ, что, когда его, т. е. вора и мошенника, приводятъ къ слѣдователю, то "молодой человѣкъ, недавно сошедшій со школьной скамьи", обращается къ нему съ любезнымъ вопросомъ: "не угодно ли вамъ, милостивый государь, сознаться въ томъ, что вы такого-то числа изволили взломать замокъ и сочли возможнымъ присвоить себѣ непринадлежащія вамъ деньги. Впрочемъ, считаю долгомъ предупредить васъ, милостивый государь, что вы въ правѣ и не признаваться: это вполнѣ зависитъ отъ собственнаго вашего усмотрѣнія". Разумѣется, старый служака не можетъ говорить объ этомъ безъ крайняго сарказма и даже негодованія. Ну, нѣтъ! Грѣшный человѣкъ, въ свое время онъ поступалъ не такъ! Вотъ приводятъ бывало его, подлеца, и ставятъ передъ ясныя очи. Говори! Чуть скосилъ глазами -- въ зубы. Разумѣется, онъ прежде всего озадаченъ и до извѣстной степени даже потрясенъ. Онъ начинаетъ понимать, что его привели не для шутокъ.-- "Признавайся, куда спрятаны".-- Не могу знать, ваше благородіе.-- Другой разъ! Приходитъ, постепенно, въ чувство, а за третьимъ разомъ раскрываетъ всю душу. И не обижались, потому что русскій человѣкъ любитъ простоту и откровенный образъ дѣйствій.
   Разумѣется, послѣ сочувственныхъ комментаріевъ къ такому разсказу простого русскаго полицейскаго человѣка, -- очень неудобно продолжать нападки на произволъ гг. "судебныхъ слѣдователей". Очевидно, основное положеніе, изъ котораго исходитъ старый служака, состоитъ въ томъ, что разъ его (подлеца) привели, то значитъ онъ непремѣнно виноватъ, ибо порядочныхъ людей приводить не станутъ. А значитъ, и церемониться съ нимъ нечего, -- весь вопросъ въ томъ, какъ вызвать въ немъ надлежащее расположеніе духа. Но и судебные слѣдователи въ аналогичныхъ случаяхъ исходили изъ такого же положенія, нѣсколько даже смягченнаго: разъ человѣка посадили, значитъ, виновенъ, ибо, вообще говоря, напрасно сажать не станутъ. А послѣ этого останется лишь трудъ "собиранія доказательствъ". Очевидно, это явленія родственныя, совершенно одного порядка, имѣющія корни въ отдаленной старинѣ, въ томъ добромъ старомъ времени, когда съ ними церемонились еще меньше и для наилучшаго узнанія истины прямо приступали къ разспросу съ пристрастіемъ. Понятно также, почему консервативная пресса очень скоро оставляетъ скользкій путь нападокъ на этой почвѣ, и дальнѣйшій разговоръ о "прискорбныхъ явленіяхъ" въ этомъ родѣ ведетъ уже въ другомъ лагерѣ, въ средѣ приверженцевъ судебныхъ уставовъ, при сдержанномъ молчаніи ихъ принципіальныхъ противниковъ.
   Въ январской книжкѣ "Русскаго Богатства" мы приводили уже случай, имѣвшій мѣсто въ Елабугѣ, когда трое крестьянъ сознались въ убійствѣ четвертаго и въ утопленіи его трупа. Уже послѣ преданія суду обнаружилось, при содѣйствіи весенняго солнца, что убитый не убитъ и не утопленъ, а найденъ въ полѣ замерзшимъ и занесеннымъ снѣгомъ. На вопросъ сознавшимся: для какой цѣли они вводили правосудіе въ обманъ своимъ сознаніемъ, мнимые убійцы разсказали нѣкоторыя подробности "о способахъ узнанія отъ нихъ истины", которымъ они были подвергнуты въ полицейскомъ управленіи гор. Елабуги и полная достовѣрность которыхъ подтверждалась, повидимому, вполнѣ осязательнымъ фактомъ. Трудно думать, въ самомъ дѣлѣ, чтобы люди "сознавались" въ такихъ вещахъ добровольно и для собственнаго удовольствія, а присутствіе замерзшаго не въ рѣкѣ, а въ полѣ и безъ признаковъ насильственной смерти, говоритъ ясно, что это сознаніе было ложно. Итакъ, для чего же эти люди дали ложное сознаніе, изъ-за котораго рисковали каторгой? Черта, -- на которую мы просимъ обратить особенное вниманіе читателя: если исключить изъ дѣла трупъ убитаго, какъ вещественное доказательство невинности этихъ сознавшихся людей, -- то все остальное, цѣлый рядъ свидѣтелей съ полицейскими во главѣ рисовали картину мнимаго убійства съ необыкновенной точностью и такъ правдоподобно, что осужденіе подсудимыхъ было болѣе чѣмъ вѣроятно. Присяжные вынесли оправдательный вердиктъ. Нужно сказать, однако, что въ этомъ помогли имъ не данныя предварительнаго слѣдствія и не процедура суда, даже не медицинская экспертиза, такъ какъ экспертъ, уѣздный врачъ, покорно слѣдовалъ за обвинителемъ во всѣхъ его гипотезахъ, боровшихся съ прямой очевидностію, -- а вмѣшательство весенняго солнца и безмолвное свидѣтельство трупа, найденнаго не въ рѣкѣ, а въ полѣ, и не убитымъ, а замерзшимъ. Подробности этого суда, на которомъ обвинитель стремился поддержать обвиненіе во что бы то ни стало и вопреки прямой очевидности, пассивность, съ которой сарапульскій судъ отнесся къ оправдательному приговору, не считая, повидимому, нужнымъ возбудить вопросъ о "способахъ дознанія", даютъ такую горестную для всякаго приверженца праваго суда картину, которою, повидимому, должны были бы воспользоваться панегиристы дореформенныхъ порядковъ и порицатели судебныхъ уставовъ. Но дѣло было напечатано и обсуждалось только въ либеральной прессѣ, и опять совершенно понятно почему: все мрачное въ этомъ дѣлѣ есть именно наслѣдіе восхваляемаго прошлаго: елабужскій исправникъ Таширевъ и его команда дѣйствовали по рецепту цитированнаго нами выше браваго служаки старыхъ временъ (изъ нижняго земскаго суда), а сарапульскіе судьи отнеслись къ дѣлу съ формализмомъ, которому могли бы позавидовать подьячіе прежнихъ приказовъ или судьи и подсудки бывшихъ уѣздныхъ судовъ. Такимъ образомъ, осудить елабужскую полицію и равнодушіе сарапульскихъ судей -- значитъ осудить все то, что обращено къ прошлому въ новомъ судѣ, и апеллировать къ развитію тѣхъ новыхъ началъ, которыя внесены, къ сожалѣнію, недостаточно полно и послѣдовательно именно судебными уставами!
   По поводу нашей замѣтки въ январской книжкѣ мы получили отъ мѣстныхъ жителей очень интересное дополненіе къ этому дѣлу, которымъ считаемъ нелишнимъ подѣлиться съ нашими читателями, хотя это опять очень прискорбное явленіе изъ той же области дорогого намъ учрежденія. Оказывается, что, какъ въ интересныхъ романахъ съ захватывающей завязкой, дѣло это вердиктомъ присяжныхъ, сказавшихъ "нѣтъ, не виновны", еще далеко не вполнѣ закончено, правда, подсудимые оправданы безповоротно. Дѣло, однако, въ томъ, что въ то же самое время и въ томъ же закрытомъ помѣщеніи елабужской полиціи тѣ же трое подсудимыхъ, которые стремились ввести правосудіе въ очевидное заблужденіе своимъ собственнымъ сознаніемъ, сдѣлали еще оговоръ на непріятнаго полиціи по разнымъ причинамъ старшину, который будто бы, зная объ убійствѣ и утопленіи Чернышева, помогалъ сокрытію преступленія, взявъ съ подсудимыхъ 170 рублей взятки. Такъ какъ это уже преступленіе по должности, то старшину выдѣлили изъ дѣла, и ему предстоятъ дать отвѣтъ въ судебной палатѣ. Итакъ, благодаря усердію елабужской полиціи, намъ предстоитъ еще одна изумительная судебная процедура, на которой обвиняемаго придется спрашивать: "признаете ли себя виновнымъ въ томъ, что взяли съ такихъ-то взятку за сокрытіе убійства, котораго, впрочемъ, никто не совершилъ, и утопленіе трупа, который, впрочемъ, найденъ замерзшимъ въ полѣ?" Положеніе, въ которомъ оказалась судебная палата, вынужденная, производить подобнаго рода судебныя дѣйствія, наводитъ, разумѣется, на размышленія...
   Между тѣмъ, передъ читателемъ, слѣдящимъ за проявленіями общественной жизни въ прессѣ, уже стоитъ новое дѣло, на этотъ разъ прошедшее всѣ инстанціи, совершенно законченное, по которому правосудіе, въ лицѣ кассаціоннаго сената, произнесло свое послѣднее слово. Я говорю о дѣлѣ Тальма, обвиненнаго въ убійствѣ Болдыревой. Оно еще такъ свѣжо въ памяти всѣхъ по длиннымъ и обстоятельнымъ газетнымъ отчетамъ, что я не считаю нужнымъ возстановлять здѣсь всѣ обстоятельства. присяжные послѣ внимательнаго обсужденія вынесли обвинительный вердиктъ. Защитникъ съ глубокимъ волненіемъ обратился къ суду, прося примѣненія статьи, по которой единогласное постановленіе суда отмѣняетъ приговоръ, -- но судъ эту просьбу не уважилъ. 22 декабря прошлаго года дѣло было назначено къ слушанію (въ одинъ день съ дѣломъ мултанскихъ вотяковъ), но докладъ въ этотъ день не состоялся, и уже совсѣмъ недавно, въ нынѣшнемъ году, состоялось опредѣленіе сената, которымъ жалоба защиты оставлена безъ послѣдствій, такъ какъ въ дѣлѣ существенныхъ судопроизводственныхъ нарушеній не найдено. Такимъ образомъ, приговоръ вступилъ въ законную силу.
   Повидимому, не было особыхъ причинъ сомнѣваться въ правильности приговора присяжныхъ по существу. Слѣдствіе доставило массу данныхъ, которыя рисовали внутреннія отношенія семьи въ самомъ неправильномъ свѣтѣ и говорили за то, что преступленіе было вполнѣ возможно. Таково было, повидимому, господствующее впечатлѣніе отъ этого процесса, даже болѣе, казалось, что обвинительный вердиктъ еще недостаточенъ въ томъ смыслѣ, что онъ не охватываетъ всѣхъ виновныхъ въ этомъ дѣлѣ. Правда, нѣкоторыя довольно тонкія, чисто психологическія черты шевелили отчасти сомнѣніе и легкое колебаніе совѣсти, которое находило подтвержденіе въ пренебреженныхъ слѣдствіемъ обстоятельствахъ. Такъ, въ ночь убійства, на усадьбѣ, сосѣдней съ домомъ Болдыревой, слышенъ былъ сильный лай собакъ. Отъ забора оказалась оторванной доска, и у доски былъ замѣченъ большой слѣдъ ноги, что было удостовѣрено показаніемъ учителя гимназіи г. Пличала. Далѣе, при первомъ же осмотрѣ двора Тальмы, 28-го марта 1894 г., было установлено, что у забора, отдѣляющаго дворъ отъ проулка, между флигелями Тальмы и сосѣднимъ, близъ помойной ямы, находился остовъ отъ дрогъ, на передней подушкѣ котораго и на концѣ лѣвой дрожины замѣчено восемь кровяныхъ пятенъ засохшихъ; анализъ этой крови для повѣрки заявленія свидѣтелей, что кровь могла произойти отъ зарѣзанной на дрогахъ курицы, сдѣланъ не былъ (какъ это напоминаетъ щепочки въ мултанскомъ дѣлѣ, на которыхъ тоже была кровь и которыя уничтожены приставомъ, какъ ничего не значащія). Между тѣмъ, если это была человѣческая кровь, то фактъ приближенія дрогъ къ заборчику и оставленные на немъ слѣды служили прямымъ указаніемъ на то, что убійцы скрылись черезъ заборъ въ проулокъ, каковое предположеніе находитъ себѣ подтвержденіе и въ томъ удостовѣренномъ предварительнымъ слѣдствіемъ обстоятельствѣ, что по проулку въ ночь преступленія пробѣжалъ человѣкъ.
   Еще далѣе: въ Москвѣ, въ полицейскомъ участкѣ 9 іюля 1893 года лишилъ себя жизни посредствомъ отравленія нѣкто Коробовъ, который передъ смертью заявилъ, что онъ знаетъ убійцъ Болдыревой, а можетъ быть и самъ участвовалъ въ преступленіи. По наведеннымъ справкамъ оказалось, что Коробовъ дѣйствительно находился въ Пензѣ во время убійства. Наконецъ, бывшій военный слѣдователь, а нынѣ членъ казанскаго военнаго окружнаго суда, полковникъ Панкратовъ, еще во время производства предварительнаго слѣдствія довелъ до свѣдѣнія прокуратуры, что въ ноябрѣ мѣсяцѣ 1894 г., проходя около 12 часовъ ночи по Поперечно-Покровской улицѣ г. Пензы, онъ нагналъ около церкви Покрова двухъ неизвѣстныхъ мужчинъ и услышалъ, какъ одинъ изъ нихъ говорилъ своему спутнику: "Жаль мнѣ Тальму, если бы я только одно слово сказалъ, его сейчасъ же выпустили бы". На это другой отвѣтилъ. "Оставь; какъ посадили, такъ и пускай сидитъ, а то еще и тебя посадятъ". Когда полковникъ Панкратовъ хотѣлъ вмѣшаться въ разговоръ, неизвѣстные разбѣжались, при чемъ задержать ихъ, за отсутствіемъ извозчиковъ или городовыхъ, Панкратову не удалось,
   Сведенныя здѣсь въ одно цѣлое эти мелкія указанія производятъ нѣкоторое впечатлѣніе, намекая на таинственное присутствіе неразъясненныхъ обстоятельствъ и какой-то невѣдомой руки, которая могла совершить то же, въ чемъ обвиняютъ Тальму. Слѣдственныя власти, убѣжденныя сразу въ виновности именно Тальмы, не обратили на нихъ вниманія, и въ дѣлѣ они потонули подъ грудой обвинительнаго матеріала, имѣвшаго, правда, характеръ косвенный, но совершенно подавлявшаго своимъ обиліемъ и, такъ сказать, своей массой. Присяжные сказали: "да, виновенъ", и приговоръ вступилъ въ законную силу.
   Но вотъ одинъ изъ послѣднихъ No газеты "Новости" внезапно приноситъ намъ совершенно неожиданное извѣстіе о томъ, что сенату приходится опять заняться этимъ дѣломъ, "по вновь открывшимся обстоятельствамъ". Такими новыми обстоятельствами, читаемъ мы въ указанной газетѣ (No 62), жена осужденнаго Александра Тальмы считаетъ показаніе пензенской жительницы, нѣкоей Битяевой, которое проливаетъ яркій свѣтъ на убійство генеральши Болдыревой.
   Битяева (нынѣ ей 19 лѣтъ) поселилась въ качествѣ завѣдующей хозяйствомъ въ семействѣ нѣкоего Олигера, который въ г. Пензѣ считался человѣкомъ весьма состоятельнымъ (домъ Олигера находится по близости дома Тальмы, въ которомъ была найдена убитой генеральша Болдырева). Въ половинѣ января 1894 года къ Битяевой на улицѣ присталъ неизвѣстный молодой человѣкъ, предложившій проводить ее и назвавшійся Борисомъ Николаевичемъ Леонтьевымъ. Послѣ этого между молодыми людьми стали происходить частыя свиданія. О себѣ г. Леонтьевъ говорилъ, что онъ -- круглый сирота, холостой и ищетъ въ Пензѣ занятій; пріѣхалъ же онъ сюда по очень трудному, но выгодному дѣлу. Во время одного изъ свиданій онъ проговорился, что познакомился на пирушкѣ съ нѣкіимъ Коробовымъ (отравившимся впослѣдствіи въ Москвѣ) и видится съ нимъ. 27 марта, т. е. наканунѣ убійства Болдыревой, Битяева получила отъ Леонтьева письмо, въ которомъ онъ проситъ ее на свиданіе въ этотъ день не приходить, такъ какъ онъ очень занятъ, а придти 28-го. Явившись въ этотъ день, Леонтьевъ заявилъ Битяевой, что онъ вчера, наконецъ, обдѣлалъ то выгодное, но трудное дѣло, о которомъ онъ говорилъ, и теперь у него много денегъ и векселей. Въ это время какъ разъ молодые люди проходили мимо дома Тальмы, и Битяева въ шутку предложила своему поклоннику вопросъ: "Не Болдыреву ли вы убили, что сразу разбогатѣли?" -- "Моментально, -- пишетъ Битяева въ своемъ показаніи, -- лицо его измѣнилось, испугъ и страхъ запечатлѣлись на немъ; онъ судорожно, до боли сжалъ мою руку и, задыхаясь, прошепталъ: "Молчите, молчите!". Эти мгновенія и подробно описать не могу, но звукъ его голоса, этотъ порывъ, этотъ ужасъ, проявившійся у человѣка, который держалъ себя всегда такъ спокойно и ровно, -- словомъ, все вмѣстѣ взятое подсказало моей совѣсти, что я вижу передъ собою виновника или участника этого звѣрскаго убійства".
   Не смотря, однако, на такое подозрѣніе, г-жа Битяева продолжала сношенія съ своимъ поклонникомъ. Въ одно изъ свиданій Леонтьевъ предложилъ Битяевой въ подарокъ аметистовыя сережки (такія же сережки были похищены у убитой), но дѣвушка отказалась принять ихъ. Романъ этотъ закончился тѣмъ, что Леонтьевъ предложилъ Битяевой обокрасть Олигеровъ, или, если она не можетъ сама этого сдѣлать, то, чтобы впустила его ночью въ квартиру, а когда возмущенная дѣвушка отвѣтила отказомъ, Леонтьевъ сказалъ: "Въ такомъ случаѣ вы мнѣ больше не нужны, мы съ вами больше не увидимся"..
   Не смотря на увѣренность, что ея новый знакомый -- одинъ изъ соучастниковъ убійства Болдыревой, Битяева колебалась доносить, боясь раскрытіемъ своихъ свиданій съ нимъ скомпрометтировать себя въ глазахъ Олигеровъ: "Я все надѣялась, -- пишетъ она въ своемъ заявленіи прокурорскому надзору и въ письмѣ къ двоюродному брату осужденнаго Тальмы, полковнику Тальыѣ,:-- что Тальму оправдаютъ, и что мое молчаніе не принесетъ никому вреда. По крайней мѣрѣ, всѣ мои знакомые. вѣрили въ оправданіе Тальмы, противъ котораго совершенно не было уликъ". И только послѣ осужденія Тальмы она рѣшилась все открыть судебнымъ властямъ. Въ доказательство сношеній своихъ съ Леонтьевымъ она представила двѣ записки послѣдняго,
   Приступлено было къ дознанію о личности Леонтьева, которое выяснило, что лицо, выдававшее себя передъ Битяевой за Леонтьева, въ дѣйствительности -- пензенскій житель Шиллетъ, служащій на сызрано-вяземской желѣзной дорогѣ. Показанія Битяевой съ указаніемъ на факты, не бывшіе вовсе въ разсмотрѣніи суда, были признаны г. прокуроромъ саратовской судебной палаты достаточнымъ поводомъ къ возобновленію дѣла. Ро распоряженію прокурора судебной палаты, на мѣстѣ было начато разслѣдованіе подъ ближайшимъ руководствомъ прокурора пензенскаго окружнаго суда. Дѣло Тальмы пріобрѣтаетъ, такимъ образомъ, двойной интересъ. Это, во 1-хъ, еще одна поразительная психологическая картина, вскрывающая удивительные изгибы сложной человѣческой природы. Уже одна любовь этой дѣвушки, убѣдившейся, что любимый человѣкъ убійца, и въ то же время продолжающей щадить его, пока не вынуждаетъ ее къ сознанію гибель неповиннаго человѣка; далѣе эта семья, въ которой жертва, какъ старый Карамазовъ въ романѣ Достоевскаго, является наименѣе симпатичной изъ всѣхъ дѣйствующихъ лицъ; Тальма -- настоящій снимокъ, заимствованный дѣйствительностью изъ-того-же романа, такъ же несправедливо обиженный и, повидимому, питавшій такія же сложныя чувства къ обидчицѣ и жертвѣ; его судьба на судѣ, когда "возможность" и вѣроятность вмѣнены ему, какъ совершеніе преступленія, -- наконецъ, этотъ неизвѣстный Коробовъ, таинственный, нашедшій въ преступленіи одно отчаяніе, кончающій самоубійствомъ и все-таки только намекающій ка невинность Тальмы, -- развѣ это не Смердяковъ, раздѣлившій только свою роль съ мнимымъ Леонтьевымъ...
   Однако, насъ здѣсь, разумѣется, занимаютъ главнымъ образомъ не психологическія сближенія, тѣмъ болѣе, что послѣ неожиданнаго признанія Битяевой, вся эта слѣдственно-обвинительная психологія является весьма проблематической, а психологическая проницательность ея авторовъ должна возбудить значительныя сомнѣнія.
   Жена подсудимаго, тотчасъ по обнаруженіи "новыхъ обстоятельствъ", запаслась копіями показаній Битяевой и обратилась въ сенатъ съ просьбой о пересмотрѣ дѣла и пріостановкѣ приговора. Сенатомъ эта просьба оставлена безъ послѣдствій. Это не значитъ, конечно, что сенатъ считаетъ признаніе Битяевой неправильнымъ по существу. Это значитъ только, что для пересмотра дѣла, по которому произнесенъ окончательный приговоръ, нуженъ новый приговоръ надъ новымъ обвинясмымъ. Только этимъ ключомъ можно открыть дверь тюрьмы и каторги, грозящей обвиненному Тальмѣ. Это совершенно законно и иначе не можетъ дѣйствовать никакое судебное учрежденіе. Въ поведеніи суда, повидимому, тоже не было существенныхъ погрѣшностей, которыя бы подали поводъ къ кассаціи. Присяжные... Кто изъ читавшихъ отчеты по дѣлу, положа руку на сердце, скажетъ, что онъ не присоединился къ ихъ вердикту на основаніи даннаго имъ матеріала? Дѣло Тальмы, въ этомъ отношеніи, счастливо только этой случайностью, наступившей, какъ бы для вящшаго эффекта, послѣ того, какъ процессъ закончилъ всѣ свои стадіи. Но кто скажетъ, что это -- наиболѣе яркое проявленіе недостатковъ нашей слѣдственной процедуры, въ основѣ которой фактически все еще лежитъ не всестороннее разъясненіе истины, а лишь собираніе "доказательствъ виновности заподозрѣннаго". Громкое и все еще нерѣшенное мултанское дѣло даетъ въ этомъ отношеніи еще болѣе яркую картину. Въ другихъ странахъ считаютъ, что вопросъ о томъ, какъ ведется то или другое дѣло, часто становится болѣе существеннымъ, чѣмъ вопросъ о самомъ фактѣ виновности или невинности даннаго лица. Намъ очень важно, -- говоритъ своему суду англичанинъ, -- чтобы преступленіе не осталось безнаказаннымъ. Но намъ еще важнѣе, чтобы вы искали виновнаго только правильными и законными путями. Очень жаль, если преступникъ не будетъ обнаруженъ въ данномъ случаѣ. Но, если вы посягнете ради успѣха на выработанныя закономъ нормы, то порча самого аппарата, которымъ дѣйствуетъ правосудіе страны, принесетъ вредъ въ тысячу разъ большій.
   У насъ, повидимому, нѣтъ еще этого взгляда, и вотъ почему вопросъ, напримѣръ, о виновности или невиновности данныхъ семи лицъ въ мултанскомъ дѣлѣ для насъ является также какъ бы вопросомъ объ одобреніи или оправданіи слѣдственныхъ порядковъ этого дѣла. И неужели только удачей или неудачей, въ смыслѣ достиженія обвинительнаго приговора, можетъ опредѣляться достоинство слѣдствія и позволительность нарушеній закона...
   Мы имѣемъ въ виду еще не разъ вернуться къ вопросамъ этого порядка на страницахъ нашего журнала, при чемъ надѣемся дать мѣсто мнѣніямъ лицъ, болѣе компетентныхъ въ юридическихъ вопросахъ; теперь же, въ качествѣ журналиста, обязаннаго слѣдить за конкретными фактами текущей дѣйствительности, я могу только констатировать, что приведенные выше эпизоды громко стучатся бъ дверь и требуютъ общественнаго вниманія. Смыслъ ихъ, повторяю, одинъ: измѣните слѣдственные порядки, сдѣлайте еще шагъ въ направленіи, указанномъ духомъ судебныхъ уставовъ, отрѣшитесь отъ пережитковъ давно осуждаемаго инквизиціоннаго процесса. Вотъ мораль этихъ прискорбныхъ эпизодовъ въ области правосудія, и не нужно быть спеціалистомъ для того, чтобы намѣтить и существеннѣйшій шагъ въ этомъ направленіи: допущеніе защиты не только на судѣ, но и на слѣдствіи.
   Безъ сомнѣнія, это должно сильно затруднить гг. слѣдователей и въ особенности гг. прокуроровъ, имѣющихъ теперь возможность безпрепятственно создавать матеріалъ для будущихъ своихъ судебныхъ рѣчей. Но, во 1-хъ, цѣль правосудія -- не одно облегченіе ихъ работы, а во 2-хъ, можно думать, что теперь исполненіе ихъ задачи уже слишкомъ легко, такъ легко, что можно собрать доказательства не только того, что было, но нерѣдко даже и того, чего не было вовсе.
  
   1896 г.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru