Lib.ru/Классика: Короленко Владимир Галактионович. Эпизод

В. Г. Короленко

Эпизодъ.
(Изъ жизни В. М. Соболевскаго).

Полное собраніе сочиненій В. Г. Короленко

Томъ второй

Изданіе т-ва А. Ф. Марксъ въ С.-Петербургѣ. 1914

Я познакомился съ В. М. Соболевскимъ въ 1886 году, въ началѣ своей литературной карьеры.

Широкое, некрасивое, умное лицо, съ коротко остриженными волосами. На губахъ легко появляется характерная полунасмѣшливая улыбка. Взглядъ добрый и умный, тоже чуть-чуть насмѣшливый. Такъ глядятъ люди, много видѣвшіе, много испытавшіе, много думавшіе надъ видѣннымъ и испытаннымъ и пришедшіе къ устойчивымъ заключеніямъ... не очень радостнымъ, но полнымъ философскаго снисхожденія къ бѣдной жизни съ ея настоящимъ и съ спокойной надеждой на то, что должно быть въ будущемъ...

-- Когда-нибудь, Владиміръ Галактіоновичъ, да... Но это еще очень далеко...-- слышу я и теперь его спокойный голосъ... А пока надо жить и работать...

-- Такъ вотъ каковъ этотъ руководитель "профессорской" газеты,-- подумалъ я.

Въ теченіе многихъ лѣтъ, послѣ почти легендарныхъ временъ основателя "Русскихъ Вѣдомостей" Скворцова, имя В. М. Соболевскаго являлось какъ бы основной осью газеты. Остальное исторически скристаллизовалось около этой оси по симпатіямъ, взглядамъ, темпераменту и характеру. Началась эта кристаллизація давно, и ко времени моего знакомства процессъ закончился. Газета уже сложилась въ нѣчто единое и цѣльное, какъ нѣкая бытовая традиція русской общественности и литературы. И личность Соболевскаго какъ бы утонула въ этомъ. Было много единомышленныхъ людей; и были люди, быть можетъ, ярче Соболевскаго въ чисто литературномъ смыслѣ. Но все-же, когда мнѣ представлялась общая коллективная физіономія "Русскихъ Вѣдомостей", то всегда мнѣ казалось, что съ этихъ знакомыхъ листовъ глядитъ на меня широкое характерное лицо Соболевскаго съ улыбкой "добраго" Мефистофеля и мудрымъ взглядомъ нрофессора.

Оно сразу показалось мнѣ чрезвычайно привлекательнымъ, хотя... Я былъ молодъ, и мнѣ, какъ и многимъ, хотѣлось, чтобы хоть порой, хоть изрѣдка эта опредѣляющая передовую газету физіономія засвѣтилась яркимъ одушевленіемъ, чтобы съ этихъ губъ, сжатыхъ легкой усмѣшкой, сорвались слова энтузіазма, призыва и вѣры. Вѣры въ то, что уже близко и легко достижимо все, что кажется далекимъ и труднымъ.

-- Такъ вотъ онъ какой,-- руководитель "профессорской газеты",-- повторялъ я про себя послѣ перваго знакомства, съ странной смѣсью удовольствія и легкаго разочарованія. На этомъ лицѣ, вѣроятно, всегда та же ровная улыбка, та же спокойная рѣчь, сдержанная и неспособная къ повышеніямъ, та же змѣиная мудрость, которая помогаетъ вести либеральную газету при трудныхъ условіяхъ...

И вотъ, вскорѣ мнѣ довелось увидѣть Соболевскаго съ другимъ выраженіемъ и въ другомъ настроеніи.

II.

Это было въ февралѣ 1886 года. Я пріѣхалъ въ Москву и поселился на мѣсяцъ въ "Московской гостиницѣ" противъ Кремля. Я начиналъ свою литературную карьеру (или, вѣрнѣе, возобновлялъ ее послѣ ссылки) и пріобрѣлъ много знакомствъ въ московскомъ литературномъ мірѣ, въ томъ числѣ -- съ редакціей "Русскихъ Вѣдомостей".

Подходила 25-я годовщина освобожденія крестьянъ, и въ литературныхъ кругахъ этотъ юбилей возбуждалъ много оживленныхъ толковъ.

Юбилей оказался "опальнымъ". Время было глухое, разгаръ реакціи. Крестьянская реформа довольно откровенно признавалась въ извѣстныхъ кругахъ роковой ошибкой. Смерть Александра II изображалась трагическимъ, но естественнымъ результатомъ этой ошибки, и самая память "Освободителя" становилась какъ бы неблагонадежной. Говорили о томъ, что намѣреніе одного изъ крупныхъ городовъ поставить у себя памятникъ Александру II было признано "несвоевременнымъ", и проектъ, уже составленный Микѣшинымъ, отклоненъ. Статьи Джаншіева и другихъ сотрудниковъ "Русскихъ Вѣдомостей" о великой реформѣ звучали, какъ вызовъ торжествующей реакціи. Ждали, что даже умѣренныя статьи, которыя неизбѣжно должны были появиться 19-го февраля, навлекутъ репрессіи, и гадали, какая степень одобренія освободительныхъ реформъ можетъ считаться терпимой. Въ "Русскихъ Вѣдомостяхъ" шли тѣ-же разговоры. Статьи, назначенныя для юбилейнаго номера, обсуждались съ особеннымъ вниманіемъ и осторожностью всей наличной редакціей.

II.

Въ гостиницѣ, гдѣ я остановился, каждое утро являлся газетчикъ съ кипой газетъ, которыя разносились по номерамъ. Я ложился и вставалъ поздно, и номеръ "Русскихъ Вѣдомостей" мнѣ обыкновенно подсовывали подъ запертую еще дверь...

Утромъ 19-го февраля я съ любопытствомъ кинулся къ двери, но газеты на обычномъ мѣстѣ не оказалось.

Я позвонилъ и, когда явился корридорный, спросилъ у него, почему мнѣ сегодня не подали газету.

-- Сегодня "Русскія Вѣдомости" не вышли-съ,-- сказалъ онъ и, понизивъ голосъ, прибавилъ:-- Запрещены-съ... Не угодно-ли вотъ-съ. И другимъ господамъ подаемъ эту-съ...

Онъ подалъ номеръ какой-то московской газеты, кажется, это были "Новости Дня". Я взглянулъ въ нее,-- о 19-мъ февраля не было ни одного слова.

Я одѣлся и поспѣшилъ въ Чернышевскій переулокъ. На лѣстницѣ, въ конторѣ, въ редакціи было движеніе, точно въ муравейникѣ. У служащихъ лица были встревожены и печальны. Съѣзжались редакторы и товарищи-пайщики. При мнѣ пріѣхалъ М. А. Саблинъ, чрезвычайно взволнованный и красный. Было видно, что невыходъ номера для всѣхъ явился неожиданностью. Служащіе не могли ничего опредѣленно отвѣтить на вопросы подписчиковъ, приходившихъ освѣдомиться о причинѣ неполученія газеты... Во всякомъ случаѣ для Москвы это было событіе, для Чернышевскаго переулка -- катастрофа.

Мнѣ удалось узнать въ общихъ чертахъ, что именно случилось. Номеръ былъ приготовленъ, и въ немъ, конечно, была статья о великомъ юбилеѣ. Выпускалъ этотъ номеръ Соболевскій. Все это было сдано въ наборъ, прокорректировано и частью сверстано, когда въ типографію явился чиновникъ генералъ-губернатора или инспекторъ тирографій и отъ имени князя Долгорукова потребовалъ, чтобы московскія газеты ничего не писали о 19-мъ февраля, о годовщинѣ крестьянской реформы. Соболевскій тотчасъ-же поѣхалъ къ генералъ-губернатору.

Было уже очень поздно, и князя Долгорукова пришлось будить. На это долго не рѣшались, но штатскій господинъ, явившійся глубокою ночью, былъ такъ возбужденъ и требовалъ такъ твердо и настойчиво, что стараго князя, наконецъ, подняли съ постели.

У почтеннаго московскаго сатрапа были маленькія слабости. Глубокій старикъ,-- онъ имѣлъ претензію молодиться, красилъ волосы, фабрилъ усы; ему растягивали морщины и цѣлымъ рядомъ искусственныхъ мѣръ придавали старому князю тотъ бравый видъ, которымъ онъ щеголялъ на парадныхъ пріемахъ.

По характеру это былъ въ сущности добродушный старикъ, и, можетъ быть, будь на его мѣстѣ другой человѣкъ, менѣе независимый и болѣе подчинявшійся инспираціямъ Каткова и его партіи, "Русскимъ Вѣдомостямъ" не пришлось бы создать такія прочныя многолѣтнія традиціи литературнаго либерализма въ Москвѣ. Но все-же это былъ хотя и благодушный, но настоящій сатрапъ, отъ расположенія духа котораго зависѣла часто судьба человѣка, семьи, учрежденія, газеты. Ему ничего не стоило безъ злобы, чисто стихійно раздавить человѣческую жизнь, какъ ничего не стоило проявить и неожиданную милость...

Совершенно понятно, что разбудить могущественную особу съ тѣми "слабостями", о которыхъ я говорилъ выше, заставить "его сіятельство" выйти въ халатѣ съ ночнымъ, непараднымъ лицомъ въ пріемную, было чрезвычайно опасно, такъ какъ создавало самое неблагопріятное "расположеніе духа". И Соболевскій очень рисковалъ, требуя этого свиданія во что бы то ни стало.

Товарищи Соболевскаго, работавшіе съ нимъ въ то время, вспомнятъ, навѣрное, подробности этого знаменательнаго ночного разговора редактора съ генералъ-губернаторомъ. Я теперь могу лишь въ общихъ чертахъ по памяти возстановить то, что слышалъ въ тотъ день и о чемъ говорила вся литературная и интеллигентная Москва.

Объясненіе было довольно бурное. Долгоруковъ, хмурый и недовольный, подтвердилъ, что распоряженіе исходитъ отъ него и должью быть исполнено. На требованіе "законныхъ основаній" и указаніе на нравственную невозможность для печати замолчать юбилей крестьянской реформы Долгоруковъ отвѣтилъ такъ, какъ обыкновенно отвѣчаютъ сатрапы на разговоры о законѣ и нравственныхъ невозможностяхъ. Оба волновались. Редакторъ заявилъ, что не можетъ выпустить газету безъ статей о реформѣ, Долгоруковъ отвѣтилъ, что со статьями о реформѣ номеръ не будетъ выпущенъ изъ типографіи, а невыпускъ газеты онъ будетъ разсматривать, какъ антиправительственную демонстрацію, и непремѣнно ее закроетъ...

На томъ и разстались. Соболевскій пріѣхалъ въ Чернышевскій переулокъ позднею ночью, когда уже нельзя было созвать товарищей (телефоновъ тогда еще не было). Ему одному пришлось рѣшать еудьбу общаго дѣла и выбирать между унизительнымъ безмолвіемъ въ день великаго юбилея или рискомъ закрытія газеты.

Онъ отдалъ распоряженіе пріостановить всю работу и чрезвычайно взволнованный уѣхалъ домой.

Станки стали. Наборщики разошлись. Типографія замерла.

III.

Я былъ уже достаточно знакомъ съ редакціей и ближайшими сотрудниками "Русскихъ Вѣдомостей", чтобы имѣть право остаться въ этой сутолокѣ и выждать, пока пріѣдетъ Соболевскій. Наконецъ, его выразительная фигура появилась на лѣстницѣ. Не знаю, спалъ ли онъ эту ночь, но теперь лицо его было спокойно и показалось мнѣ чрезвычайно красивымъ. Онъ поднимался по лѣстницѣ, на верхней площадкѣ которой ждали его, толпясь, служащіе и нѣкоторые товарищи, съ такимъ видомъ, какой, должно быть, имѣетъ англійскій премьеръ, который долженъ дать отчетъ въ серьезномъ, непредвидѣнномъ конституціей и чрезвычайно отвѣтственномъ шагѣ. Вскорѣ изъ толпы выдѣлилась группа товарищей-редакторовъ, и за ними закрылась черная дверь редакторскаго кабинета. Тамъ шли какія-то объясненія, отъ которыхъ,-- всѣ это чувствовали,-- зависѣла судьба газеты и личная судьба ея работниковъ. Потомъ двери раскрылись, всѣ разошлись по своимъ мѣстамъ, редакторы отдѣловъ принялись за работу, и хорошо слаженная машина пошла въ ходъ спокойно и увѣренно, хотя никто не зналъ. выйдетъ ли завтра номеръ. надъ которымъ приходится работать сегодня.

Въ этотъ день только и было разговоровъ въ интеллигентной московской средѣ, что о безмолвномъ юбилеѣ и "невыходѣ" "Русскихъ Вѣдомостей". Ни одна московская газета не обмолвилась ни словомъ объ освобожденіи крестьянъ, какъ будто дата 19-е февраля 1861 г. никогда не существовала въ русской исторіи. О ней приказано было забыть, и пресса,-- голосъ общества,-- покорно исполнила оскорбительное приказаніе. Невыходъ "Русскихъ Вѣдомостей" рѣзко и выразительно подчеркивалъ картину.

Теперь.-- даже во времена губернаторскаго плѣненія русской прессы и вандальскихъ маклаковскихъ проектовъ,-- уже трудно представить себѣ всю выразительность этой демонстраціи молчанія и то значеніе, которое пріобрѣталъ при этихъ условіяхъ фактъ "невыхода" "Русскихъ Вѣдомостей". Въ первое время говорили. что номеръ газеты былъ арестованъ за "рѣзкую статью" по поводу юбилея, сравнивавшую время реформъ съ временами реакціи. Потомъ стала извѣстна настоящая причина, и изъ устъ въ уста переходилъ разсказъ о ночномъ разговорѣ съ Долгоруковымъ. Всѣ понимали, что послѣ этого разговора "невыходъ" газеты становился еще опаснѣе: это была уже не общая антиправительственная демонстрація, а нѣчто при русскихъ условіяхъ гораздо худшее: демонстрація антидолгоруковская, неподчиненіе распоряженію могущественнаго сатрапа...

На слѣдующій день я съ особенной тревогой кинулся къ двери своего номера: газета была тутъ. Оказалось, кромѣ того, что всѣ петербургскія газеты вышли со статьями о реформѣ, и что это, значитъ, былъ сепаратный приказъ по московской сатрапіи, вызванный, вѣроятно, инспираціями трусливой и злобной тогдашней московской цензуры.

-- Вы думаете, это лучше? -- сказалъ мнѣ при свиданіи В. М. Соболевскій со своей характерной улыбкой. -- Гораздо безопаснѣе нарушить законъ, чѣмъ такой сепаратный капризъ... Опасность еще не миновала.

Оказалось, однако, что на этотъ разъ гроза прошла мимо. Московскій сатрапъ былъ "отходчивъ" и, вѣроятно, увидѣлъ, что попалъ, благодаря злобнымъ совѣтамъ, въ глупое положеніе...

Быть можетъ, многіе, даже товарищи В. М. Соболевскаго теперь уже забыли объ этомъ небольшомъ эпизодѣ, который покрытъ и временемъ и, вѣроятно, другими случаями изъ многотрудной жизни газеты. Но въ моей памяти эта маленькая исторія осталась со всею яркостью перваго впечатлѣнія, освѣтившаго новымъ свѣтомъ характерную физіономію, опредѣлявшую для меня тогда внутреннее выраженіе "профессорской газеты". Я былъ молодъ. И я довольно долго передъ тѣмъ вращался въ средѣ людей, привыкшихъ съ извѣстной небрежностью относиться къ своей личной судьбѣ и готовыхъ съ молодой беззаботностью ставить ее на карту. Это бываетъ прекрасно, но часто это развиваетъ требовательность и нѣкоторое высокомѣріе. Теперь, когда я вспоминалъ фигуру В. М. Соболевскаго, подымающагося по лѣстницѣ подъ взглядами людей, судьбу и дѣло которыхъ онъ такъ рѣшительно подвергъ величайшему риску,-- я понялъ, что бываетъ отвѣтственность тяжелѣе и рискъ серьезнѣе, чѣмъ рискъ собственной судьбой. И то, что этотъ уравновѣшенный, сдержанный человѣкъ съ спокойной рѣчью и насмѣшливой улыбкой все-таки пошелъ на этотъ рискъ, не уклонился отъ тяжкой отвѣтственности, что онъ своимъ "невыходомъ" нарушилъ общую картину позорнаго подчиненія,-- вызывало во мнѣ въ то время чувство не просто уваженія, а личной нѣжности, почти влюбленности.

IV.

И вотъ Соболевскаго не стало. Въ теченіе долгихъ лѣтъ посѣщая Москву, почти всегда торопливо и проѣздомъ, я пользовался случаемъ, чтобы зайти въ Чернышевскій переулокъ, и всякій разъ, когда навстрѣчу подымалась съ редакторскаго кресла широкая фигура Василія Михайловича съ привѣтливымъ взглядомъ и характерной улыбкой, я испытывалъ ощущеніе особенной отрадной теплоты и приливъ нѣжности. И много разъ мнѣ хотѣлось сказать, какъ я полюбилъ его въ 1886 году и какъ люблю теперь. Но... говорили мы всегда о многомъ, а объ этомъ, конечно, не говорили. Рѣчь шла о послѣднихъ политическихъ новостяхъ, о литературѣ, о томъ, что... "еще далеко до настоящей свободы", что послѣ россійской "конституціи" стало какъ будто еще дальше, но нужно все-таки жить и работать... Говорили о томъ, какъ многіе уходятъ .. О Гаршинѣ, о Чеховѣ, объ Успенскомъ, о Михайловскомъ... Но какъ-то не приходило въ голову, что такъ скоро придется уйти и ему. Въ прошломъ году я зашелъ въ Чернышевскій переулокъ, и здѣсь старый знакомый швейцаръ сказалъ:

-- А сейчасъ ушелъ Василій Михайловичъ. Будетъ жалѣть, что вы зашли безъ него.

Въ редакціи мнѣ сказали, гдѣ можно встрѣтить Василія Михайловича, но и тамъ я его не засталъ.

-- Ну, ничего. Еще увидимся,-- подумалъ я безпечно.

Увидѣться не пришлось, и мнѣ теперь жаль, что я какъ будто не успѣлъ сказать ему что-то нужное и важное...

1913 г.

Оставить комментарий Короленко Владимир Галактионович (yes@lib.ru) Год: 1913 Обновлено: 22/01/2019. 17k. Статистика. Очерк: Мемуары Переписка и мемуары	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: (Из жизни В. М. Соболевского)

Короленко Владимир Галактионович Эпизод

Короленко Владимир Галактионович
Эпизод