Коровин Константин Алексеевич
Осень

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 1. "Моя жизнь": Мемуары; Рассказы (1929-1935)
   

Осень

   Еду из Москвы в деревню по Ярославской железной дороге. Пассажиров мало. Осень. Дачи опустели. В окна вагона мерцают оголенные леса. Кучами ваты клубятся вечерние облака, освещенные вечерним солнцем. Какая-то особая бодрость в их осенней красоте. Ложатся тени от лесов на пустые поля. Так отрадно вдали промелькнула белая церковь. На платформе станции какие-то дамы -- уезжающие дачники. Держат охапку ярких цветов: маки, георгины. Это последние цветы из сада. Еду в вагоне один. Со станции Троице-Сергиево сел пассажир. Лицо такое веселое. Одет изысканно. На груди -- золотая цепь-брелоки. На руках кольца. Он пристально посмотрел на меня, открыл чемодан и достал тетрадь. Перелистывая, опять смеясь, посмотрел на меня и спросил:
   -- Вы в Ярославль?
   -- Поблизости,-- ответил я.
   -- Вот я в первый раз еду. Вот это,-- он показал на тетрадь,-- надо к завтрему выучить. В городском саду в Ярославле я выступаю. Я -- артист,-- сказал он весело.
   -- Я бывал в городском саду.
   -- Хорошо там? -- спрашивает артист.
   -- Очень хорошо,-- отвечаю.-- Гора, сад, большой ресторан.
   -- Вот это и надо. Страсть люблю рестораны. Мне кажется, что я в ресторане родился. Вот только теперь выучить это надо. Завтра петь.
   -- Валяйте,-- говорю.-- Я мешать не буду.
   Он достал из жилетного кармана камертон, стукнул им о край окна и поднес к уху, промычав:
   -- Ля-ля-до-ми...
   И, держа в руках тетрадь, встал и запел:
   
   Надо знать условия,
   Как род людской шалит.
   Это пустословие
   Дело объяснит.
   Дар вдохновения
   Поможет угадать
   Небесное стремление,
   Какого не видать.
   
   И, тряхнув головой, басом добавил:
   
   А оттого-о-о, что забот
   Твоих тут нет,
   И в упоении поэт
   Всегда найдет ответ.
   
   -- Что за черт,-- невольно сказал я.-- Это откуда же?
   -- Не знаете? -- удивился он.-- Боккаччио! Должно быть, редко в театрах бываете. А напрасно. Духовной пищи себя лишаете. Напрасно...
   Мы простились, и я вылез на станции.
   Дождик ночь и день. Кончились ясные дни. Желтые осины осыпают мое крыльцо и дорогу у сарая. Угрюмо серые тучи повисли над темным садом. Скучно. Одиноко старая беседка дремлет под липами. В воздухе пахнет дымом овина. Медленно идет стадо, мычит, вытянув шею, корова. К ненастью, говорят. Осенний день. Но в этом дожде, в сером дне, в запахе дыма какая родная жизнь. Необъяснимое чувство русской тоски связано живой нитью со мной, с душой, с дружбой, с мокрой крапивой у сарая и с тусклым огнем в окне избы лесного сторожа. Как я люблю ушедшие и уходящие дни, вечера и ночи прекрасной страны моей. Бесценные, живые ковры. Как незабвенны вы в воспоминаниях о моей родине...
   -- Ненастье,-- говорит рыбак Константин, подходя к крыльцу дома с ведерком.-- Скучно тебе, Лисеич, поди, одному-то. Мало чего попало в вершу, уху-то сварим, ерши и окуньки есть. Эдакое ненастье.
   И Константин хрипло рассмеялся, посмотрев на меня.
   -- А где же Василий Белов? -- спросил я.-- Он с тобой был.
   -- Он к лесному объездчику ушел, промок оченно. Упал у яза по пояс в воду. Пошел посушиться.
   -- Ну, Константин,-- говорю я,-- озяб, поди. Надо тебе рюмку перцовочки.
   -- Перцовка завсегда пользительна,-- серьезно утверждает мой сторож-дед, зажигая лампу.-- Только крепка больно. В жили проходит.
   -- Оттого и пьют,-- кладя рыбу на стол, тоже серьезно сказал Константин-рыбак.-- Книгу читали -- помню я,-- как сам император Петр Великий перцовку пил, кады корабли строил. Поставит на корабль матросов и перцовкой поит их, а сам глядит. Ну и царь был! Насквозь глядит кажинного. Кто качается маленько -- в сторону, ну, а которые крепко стоят -- берет на службу. Вот как было допрежь.
   -- А то как же,-- согласился и сторож-дед.-- Потому понимал. Шарик у него в голове был.
   Уха готова. За столом все -- и Василий Белов, старший мастер декоративной мастерской, и лесник объездчик, сосед Феоктист, и Константин рыбак.
   Чтоб от простуды -- все выпили перцовки. Каждый крякнул, выпивая.
   Мои собаки радостно ласкались, подходили к гостям, вертели хвостами. Собаки любят гостей, рады; собаки любят людскую дружбу, они радуются миру дома. Собаки понимают, чувствуют простое, нужное людям содружество. Собаки грустны, когда в доме ссора.
   -- Что перцовка! -- говорит Василий Харитонов-Белов,-- не больно крепка. А вот мы с Константин Лисеичем в Париже были, во Франции, вот там перцовка! Эх, вот и город -- Париж!
   -- Как приехали вот с Константин Лисеичем, я гляжу -- город этто что -- агромадный, а народу нет, одни господа. В каждом дому трактир, а то и три. Господа ходют, одеты чисто, цилиндр на голове, в руках беспременно перчатки несет и трость. Трактир по-ихнему "кафе". Из одного в другой ходют господа, без дела, значит. Народу нет, и солдат нету. Начальства не видать, одни городовые, и пьяных нету. "Удивление,-- думаю я,-- столько господ". И сейчас не пойму, как это, как и чем кормятся. Слобода у них всеобщая, и царя нет. Промеж себя, значит, друг дружку слушают. А что вин!.. Этто сказать невозможно. Все пьют, что хочешь. Одно горе: я по-ихнему ничего. Ну, там, значит, как у нас половые,-- гарсоны, прямо на подбор, молодец к молодцу, все кудрявые, красавцы прямо. Прямо на пальце поднос несет, а на ем вины разные, да ведь эдаких и не пивали... Я и попросил прямо пальцем, говорю -- налей, а он ни черта не понимает. Что делать? И есть хочется, ничего не дают. Сиди прямо хуть целый день, хуть сдохни. Пришел месье Ипполит, он тоже у Константин Лисеича был в столярах, он русский. Он и говорит:
   -- Тебе,-- говорит,-- гарсон ничего не даст. Ты,-- говорит,-- здесь с голоду помрешь.-- А ты ему скажи: "Силь ву пле" {От фр. s'il vous plaît -- пожалуйста.}, вот и получай.
   Я и сказал "сильвупле", показал -- он наливает, я еще, да как зачал пить, дак у меня в глазах огонь. Вот это перцовка была. Что и как, только я был вполне выпивши... А французы ничего. Пьяного, нет, понять невозможно...
   -- Там полная всеобчая свобода,-- продолжал, помолчав, Василий Белов и как-то особенно важно посмотрел на всех.-- Делай што хочешь, пей вино, зельтерская вода -- даром.
   Любил я слушать рассказы Василия.
   -- Как же это без царя? -- удивился Феоктист.-- А пошто так?
   -- Никто не идет. Боязно -- должность, говорят, больно трудная, и все за всех отвечай, а потом виноват будешь. Ну и не идут.
   -- Это кто же тебе сказал? -- спросил я Василия.
   -- Мосье Ипполит,-- бойко ответил Василий,-- он давно там живет. Ух, и француженки хороши, глаза так у них играют, ужасти.
   Хороши были рассказы про Париж Василия Белова. Один приятель мой по три часа разговаривал с Василием. После одного рассказа, за чаем на террасе у меня в деревне, приятель мой прямо на пол упал.
   -- Что с тобой? -- говорю я.
   -- Так,-- говорит,-- меня Василий укатал рассказом.
   Что за рассказ -- не знаю. Так он и канул в неизвестное!..

* * *

   Выпили еще по рюмке.
   -- Да-а-а...-- раздумчиво заметил Константин-рыбак,-- а у нас вот речка этакая есть, пойдем вот рядом -- и уха на столе. Нарубим хворостку, и тепло в избе. А лето -- везде дом. Вот зима, стужа, снег, холод... Лежишь на печи, один к другому зайдет, кто что расскажет. Я-то жил под Питером, на Неве, в топях. Нет, не ндравится мне. Глядел я жисть господскую, куда...-- наша лучше. У них одна чертова, заботы много. Себя обиходить, деньги достать надо все боле да боле, без этого им нельзя никак. А какой же мне еще слободы надо, слободы у меня -- девать некуда.
   -- Вестимо, к дому привыкши,-- ответил Белов.-- А где чего у тебя есть? Одежа плохая, лапти, на портах заплаты, а барин ходит, в руках перчатки несет, цилиндр на голове, трость, порты навыпуск. А барыня -- этто што! Шляпа, сережки, панье, курдюк, туфельки золотые чисто... А што на нас -- и глядеть страмно. Ну что тут говорить зря!
   -- Лисеич,-- обратился ко мне Константин-рыбак,-- я и забыл тебе сказать. Внизу на реке, за сенными сараями, в глубоком омуте, вот я сам третьего дня видал. Знать, пришел сверху по реке сом. Ну и сом, пудов на шесть или более. Тоже, поди, он омут свой любит. А я, как и он, осыпь меня золотом всего -- в городе жить нипочем не стану. Да и перчатки в руках носить -- пошто? Еще на руки надеть от стужи, а то чего. У нас тоже девки-модницы есть. Сама босая идет, а новые полсапожки в руках несет. Это малая утеха, пустое... Да что и говорить, где, что, кто и как живет, у всех и горя много -- ну и веселье есть. Вот дождь сейчас, ненастье, а выйдет солнушко ясное, осветит землю нашу грешную -- вот и осень будь хоть, а все жисть -- и радость в душу войдет...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Осень -- Впервые: Возрождение. 1933. 29 августа. Печатается по газетному тексту.
   Боккаччио -- Боккаччо, Джованни (1313-1375), итальянский писатель Раннего Возрождения.
   яз -- согласно Толковому словарю живого великорусского языка В.И. Даля, "...перебой, род плетня поперек реки, залива, с воротами, в кои вставлена плетеная верша, морда либо вязенный вентер, на который иногда ставится на хворостине колоколец, и рыба, попавшись, сама звонит. Яз обычно идет накось и не во всю ширину реки, покидая по руслу простор".
   панье -- фижмы, каркас из ивовых или стальных прутьев или из пластин китового уса для придания пышности женской юбке.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru