Коровин Константин Алексеевич
Чужая жена

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

Чужая жена

   Утро. Сияет весеннее солнце. Как радостно лучи его проникают сквозь весенние ветви черемухи! Стою я у берега реки и смотрю восторженно на синие воды. Черемуха пышным узором рассыпала свой бисерный цвет по всему берегу небольшой кристальной речки. Переливаются синей зыбью быстрые воды реки. В узком месте она перегорожена вбитыми в дно кольями. Между них переплетены ветки зеленой ели и вставлены верши. Плывет рыба -- и попадает в вершу, а оттуда не вылезешь.
   Держась за колья, я иду по настланным жердям к верше и вижу: в ней большая рыба. Как золотая блестит на солнце, красные плавники, и дышит в страхе, открывая рот. Большой язь. Тащу вершу из воды и хватаю язя за голову. Только вытащил, а он как вильнет хвостом, выскользнул из рук да в реку. И пропал мигом... Слышу, с того берега, из кустов, говорит кто-то:
   -- Он за тебя, Лисеич, теперь Бога помолит... На свободу ушел...
   -- Герасим Дементьич,-- кричу я,-- это ты чего же там, в кустах, сидишь?
   -- Да к тебе шел,-- отвечает охотник Герасим,-- да, думаю, рано еще -- спишь, поди. А он, вот вижу,-- идет на реку рыбу воровать.
   И Герасим смеется.
   -- Как -- воровать?-- говорю я. -- Мой берег. А чьи верши-то?-- спрашиваю я.
   -- Феоктист поставил.
   -- Ну... Феоктист свой.
   -- Смотри, Лисеич, краса кругом какая, дух какой. Черемуха цвесть начинает. Я вот сорвался, переходил яз-то, склизкие жерди, да и попал по горло, в воду попал... а вода-то холодная! Вот и сижу -- портки сушу на солнышке. Постой, я сейчас перейду к тебе пониже, а то тут глубоко.
   Вижу, Герасим переходит реку. Глубоко. Он держит над головой ружье, ягдташ и сапоги и по берегу, мокрый, идет ко мне. Я даю ему папиросу, он закуривает и одевается в мокрое.
   -- Идем ко мне,-- говорю я,-- обсушишься.
   -- Эх, день-то ясный. Ты, Лисеич, я помню, говорил, что рай тута, место это. А может, и вправду рай.
   -- Краса,-- соглашаюсь я,-- рай.
   -- Знаешь, есть отчасти, похоже.
   -- Почему отчасти?
   Герасим переоделся в доме. Сидим, пьем чай.
   -- Да... похоже, что так, тут вот, и у тебя рай. А в жисти то-се надо, ну, и забота. Сволочи больно разной много... На плутню жизнь вертят, заворачивают,-- говорит Герасим.
   И глаза его смеются.
   -- Все загадки загадываешь ты, Герасим Дементьич. Сказки твои... Кто же это плутню вертит?
   -- Как -- кто? Мошенники.
   -- Что-то я не слыхал и не видал их.
   -- Э-х, ты не видал... Тебе легче. По правде-то поживи-ка. Трудно. Вот мошен-ству-то и не хочется работать, а плутней-то и обманом, глядишь, идет... богатеем становится. Вот что. Вот тебе рай какой!.. Тебе что, Лисеич, живешь тут. Ну, говорят про тебя, ну и картины списывает. Что ни на есть похуже выбирает: сарай Семена-угольщика, разваленный весь, а то мост худой. Говорят: сидит, пишет, а на нем, на мосту-то, никто и не едет, он брошенный, худой... Так говорят про тебя: "В голове у его не все дома".
   -- Как "не все дома"?-- удивился. -- Что за леший!
   -- Так говорят. Охоту тебе продали. Вашутинские луга, а там и лугов-то нет. А ты... эка -- двадцать пять рублей в год... Ну уж они и смеялись.
   -- Да что ты, Герасим, мы с тобой там были, там еще ручеек маленький и Ключ Свят бьет. Помнишь, красота-то какая?
   -- Это верно,-- говорит Герасим,-- красота! Чиста вода -- Ключ Свят. Там еще хрест старый у ключа стоит, кусты. Ты писал еще его. Но охоты там -- ничего нет, голо. Кругом -- вырубка. Смирягин муромский все начисто вырубил. А как я еще махонький был... то помню -- там еще лес дубовый рос. Эх! Лес! Глух и велик был лес. Говорил мне дед мой -- он помнил, старики сказывали, будто в старину там, в лесу дубовом, где Ключ Свят, в землянке жил человек такой, беглый стремянный княжий. У его жена, так такая красавица. Ну, и увидел ее, значит, сам великий князь Переяславский, и вот до чего она ему понравилась. Он и говорит мужу-то, этому-то стремянному, значит: "Отдай мне жену твою". Тот говорит: "Как я отдам? Бери,-- говорит,-- княже, ежели она пойдет..." Только и она, жена-то его, говорит: "Отдай,-- говорит,-- меня князю". -- "Иди,-- говорит,-- сама, а я отдавать не могу". Но только эту самую службу он бросил и сбежал в это место, в Вашутино, в лес, у озера. Там в лесу и жил в землянке. Это он, говорят, будто хрест-то у Ключа Свята поставил. Приходил ночью на тот Ключ Свят, и лоси приходили воду из того ключа пить. Не боялись его, беглого того стремянного. Он лосей из бадейки водой ключевой поил, и гладил их, и в морду целовал. Великий князь Переяславский и поехал раз на Вашутино, на охоту, лося застрелить поехал. В лес тот дубовый приехал, идет он по лесу -- гонят лосей псковичи-загонщики. И стрельнул князь в белу грудь, и видит -- лосиху убил. Вскинула голову лосиха, посмотрела на князя и крикнула по-человечески: "Прощай, князь!" -- и скрылась в лесу. Удивился и испугался великий князь Переяславский и, грустный, вернулся в терем свой ночью. Где она -- мужнина жена? Нет нигде -- пуста опочивальня... Ищут бояре-дворяне, стрельцы, загонщики. Нет нигде ее, полюбовницы княжей -- мужниной жены. Омрачился душой князь, запечалился. Затворился затвором крепким, снял с себя одежи парчовые и надел схиму черную и до смерти одно только вымолвил: "Найдите мне лосиху стреляну..." А лосиху ту, князем битую, псковичи искали, стрелки, загонщики... Нет ее. По крови след привел к озеру и пропал. И где она -- и невесть, и не ведают.
   Эту сказку рассказал Герасим Дементьич, опустив глаза и помахивая рукой, в которой была ветка цветущей черемухи. Потом он посмотрел на меня, и глаза его улыбались.
   -- Ну, Лисеич, бери ружье, пойдем по мелочам. Может, косача найдем.
   Особенный был человек охотник Герасим Дементьич Батранов. Всегда он, улыбаясь, рассказывал о загадочных сторонах души русской, в которых было что-то общее с природой русской, с лесами владимирскими, с холмами цветущими, с морозами зимы и весенней радостью.
   -- Хорошо,-- говорю я,-- Герасим Дементьич, солнышко светит весной... Радость какая.
   -- Да,-- отвечает Герасим,-- чего ж, светит... Далеко оно, солнышко-то, у Бога там. Только вот что: в человеках есть шпана. Хотелось бы им солнце-то потушить и другим жить не дать, да ведь вот руки коротки,-- не потушить солнца им...
   -- А кого это ты, Дементьич, все ругаешь? Кто это "они", я что-то не знаю таких.
   -- Много их... они-то на земле ад ведут. А ты все "рай" говоришь, рай... Глядеть-то -- умные они. Только што -- стерва тленная. Человеку дано до солнца душой лететь, хвалить красу земную, в душах радость писать, а, глядишь, он по земле ползет, друг дружку поедом ест. Что ему краса-весна, твое -- мое, отдашь -- не отдашь. Одну молитву твердит: "Подай, Господи..." А не видит, что все дано с избытком. "Отыми у всех, Господи, отдай мне...". Вот ведь какой у него "Господи", он жить не даст, мучение одно на землю несет. А ты -- рай, говоришь... А слез сколько!.. Живет человек для денег, мучается, а деньги для жизни накованы, а не жизнь для них. Да вот, поди,-- какой рай это, что ты, Лисеич! Кажный хочет себе только. Видал я; вот один своих деток до чего любит, а приятеля обобрал -- другом прикидывался,-- по миру его детей-то пустил. Рай, говоришь? Нет, еще нет раю... Отчего не грабят, не отымают жену, дом? Запрет! Заповедь есть! Веруют! А позволь -- поглядишь, какой рай сделают! Говорю, молитву поет: "Отыми у всех, Господи, отдай мне".
   -- Ну, врешь, Герасим, такой молитвы нет... -- говорю я. -- И быть не может.
   В это время ко мне в деревенскую мастерскую вошел сосед Феоктист, такой нарядный, жилетка новая, рубашка навыпуск, голова маслом смазана.
   -- Откуда, Феоктист?-- спрашиваю я. -- Что это ты нарядный такой?
   -- У Покрова был,-- отвечает Феоктист. -- Утреню-обедню отстоял. Там праздник приходский, народу что понаехало!..
   -- Ну что же,-- говорит Герасим,-- слыхал новую молитву?
   -- Какую?-- спрашивает его Феоктист.
   -- Отыми у всех, Господи, отдай мне... Слыхал?
   -- Нет,-- говорит Феоктист,-- не слыхал... Вот ведь... Да я выходил из церкви лошадь поить -- пропустил, значит...
   -- Ну вот, слышишь?-- смеясь, сказал Герасим.
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Чужая жена -- Впервые: Возрождение. 1936. 26 апреля. Печатается по газетному тексту.
   яз -- здесь и далее: см. прим. к с. 357 кн. 1 наст. изд.
   верша -- см. прим. к с. 192 кн. 1 наст. изд.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru