Коровин Константин Алексеевич
На Пасхе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
   Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
   М.: Русский путь, 2010.
   

На Пасхе

   До самого вечера в канун великого праздника Москва суетливо, озабоченно спешила и готовилась к празднику.
   Сновал народ по всем улицам, лавкам, магазинам. В Охотном Ряду -- сутолока, едут на извозчиках во все стороны. Везут кульки, свертки, корзинки с покупками -- все для розговен.
   Кучера, проезжая, кричат: "Берегись!"
   К вечеру магазины на Тверской, Петровке горят огнями. Битком набиты покупателями. Булочные Филиппова, Севастьянова, кондитерские -- полны.
   Потом вдруг, к восьми часам вечера, все улицы пустеют. Торговля закрывается. Во всех домах московских окна горят огнями.
   Ночь, и блистают звезды в весеннем небе.
   К полночи идут и идут москвичи к пасхальной заутрене. Несут святить куличи и пасхи.
   Дворники ставят плошки на тумбах тротуаров. Тишина.
   Вдруг среди ночи раздается по всей Москве звон колоколов. Всех сорока сороков.
   И гудит Кремль красным звоном Светлого Праздника.
   Христос Воскрес!
   Как торжественна и восхитительна Пасхальная ночь!

* * *

   Утро ясное, весеннее...
   Светлое Христово Воскресение...
   И торжественно, не смолкая, несется колокольный звон по всей Москве...
   Красный пасхальный звон.
   На улицах народу мало.
   Дома встречают праздник.
   Простой народ ходит кучками. Картузы новые, сапоги бутылками с набором, начищенные, блестят. При часах и галошах. Идут поздравлять и христосоваться к хозяевам. В карманах крашеные яйца.
   Встречают знакомых, молча снимают картузы и три раза целуются.
   Женщины в новых шелковых платках.
   Проедет извозчик, на нем ранний визитер в перчатках, с тросточкой с набалдашником.
   Дворники и кучера сидят на скамейке у ворот и лузгают подсолнухи. Мостовая сухая. За забором, в саду, воркуют голуби и весело выглядывает зеленый бисер распускающейся бузины.
   -- Ишь, поглядите-ка,-- говорит дворник,-- Ильюшка-то пьяней вина. Ишь, как разговелся...
   Ильюшка ковылял по улице, останавливался, вздыхал, покачиваясь, шел, переставляя нетвердые ноги. И, сонными глазами глядя на дворников, сказал:
   -- Ух ты, и куда иттить? В Рогожскую иттить, ведь это что. А надо. Самому Никите Иванычу. Чижало.
   -- Ишь, рано разговелся,-- сказал дворник,-- куда пойдешь. Видать ведь, пьян, скажут, страмота...
   -- Чего... ничего. Ему без меня закрывай кондитерскую. Ему без меня бисквиты не взойдут. Первый мастер я. Вот что.
   -- Ну и набискитился ты,-- говорит нарядная жена кучера.
   -- Ничего. Я вот полежу здесь, у лавочки, вздремну малость...
   И Ильюшка ложится у скамейки на тротуаре.
   Нарядный, в форме, идет толстый околоточный. Останавливается и смотрит на Ильюшку.
   -- Чего?
   Дворник встает, говорит:
   -- Это свой -- отдыхает.
   -- Хучь и свой, а в калитку его на двор затащи. А то я за вас отвечать должон.
   Дворник тянет за ноги пьяного Ильюшку, а тот слабым голосом говорит:
   -- Ну чего... Жил по 22 -- положь по 25... Без меня бисквит не взойдет. Кондитер я. Пусти, куда тянете.
   И Ильюшка, встав, плюнул.
   -- Эх, народ... Понятие иметь не может, что я главный мастер. И-и-их! Гуляньице мое! До чего меня гулянье довело... -- завел Ильюшка и пошел, шатаясь, у забора.

* * *

   Блестит белая скатерть. Весеннее солнышко освещает стол, уставленный графинами. Окорок ветчины, поросенок заливной, жареный гусь, пасхи и куличи.
   Приятели мои -- охотники -- как будто переменились.
   В сюртуках, при белых галстуках, лица серьезные, торжественные. Как-то скромно наливают из графина березовую, полынную, английскую горькую, рябиновую. И пьют, закусывают как-то модно, учтиво.
   И разговора пустого нет.
   -- У меня,-- говорит Коля Курин,-- еще семнадцать визитов.
   -- Это к кому же у тебя семнадцать визитов? Что-то много... Я не что-нибудь, а архитектор,-- говорит приятель Вася,-- и то у меня только три. А ты что! Семнадцать визитов!
   -- У меня, брат, ученицы, директора. У меня знакомых побольше твоего...
   -- Ну ладно,-- говорит Вася,-- ты меня в праздник не расстраивай. Эх, хорошо, знаете, третьего дня в Перервах, под Москвой, на Москва-реке. Березкин говорил, сбоку у плотины, где тихо, вода натаскала лещей -- все по шести фунтов... Сегодня же еду на ночь, а вы как хотите. Если бы это вот все, что на столе,-- в корзинку, да туда...
   Я заметил, что у всех моих приятелей-охотников загорелись глаза.
   -- Ну, Вася, ты просто гений. Ведь верно,-- сказал Караулов. -- У меня тоже визиты. Один обязательно нужно. Сейчас поеду. А когда ты на Курском вокзале будешь? Поеду с тобой.
   "Действительно верно,-- подумал я,-- не поехать ли? День ясный, весна, кстати, у меня и визитов никаких нет".
   -- И я поеду,-- сказал доктор Иван Иванович. -- Съезжу к пациенту -- и на вокзал...
   -- Ну, если так, то и я поеду,-- мрачно сказал Коля,-- сделаю два визита -- и ну их, правда. Хоть на воле побуду.

* * *

   Со станции ночью шли пешком. Несли кульки, удочки.
   -- Вот что,-- сказал Василий Княжев. -- В утро пойдем к плотине, а сейчас пойдемте в Кусково, рядом, на пруд. Тихо, скромно на бережку и закусим, а глядишь, как зазвенят бубенчики на донной -- значит, линь попал.
   -- Верно,-- сказал Василий,-- правильно.
   На пруду, где сквозь весенние деревья проглядывал дворец Шереметева, около высокого парка с ацетиленовым фонарем, закусывали приятели.
   -- Чу!-- сказал Василий.
   Тихонько мы подошли к расставленным удочкам. На одной качался бубенчик и потом задрожал и зазвонил. Василий быстро схватил короткое удилище и стал тянуть, перебирая леску, большого линя. Он кружился в темной воде у берега. Приятель Вася ловко подхватил его подсачком.
   Большой линь бился на берегу и открывал рот.
   -- Не хотел я ехать,-- с досадой сказал, глядя на пойманную рыбу, Иван Иванович. -- В такую-то ночь! Я возвращаюсь на станцию.
   Все как-то смущенно замолчали.
   -- Тогда вот что,-- предложил доктор. -- Пойдемте на станцию, там поспим, а утром сюда же, наловим живцов и закинем на щук. Щук не жалко. Ведь на морду щучью посмотреть -- жалеть не станешь.
   Он взял леща и бросил в воду.
   А наутро подошел поезд, и все мы поехали дальше, в Царицыно. Там, на царицынских прудах, был клуб рыболовов, стоял дом на самом берегу пруда.
   Когда мы приехали, в нем было полным-полно, и пошли такие розговены, разговоры охотничьи, что застряли мы в клубе на три дня. Не могу не упомянуть о том, что когда приятель Вася, поймав судака, рассказал за ужином о том, что судак его смеялся, то все рыболовы замолчали...
   

ПРИМЕЧАНИЯ

   На Пасхе -- Впервые: Возрождение. 1938. 22 апреля. Печатается по газетному тексту.
   Булочные Филиппова... -- здесь и далее, см. прим. к с. 224 кн. 1 наст. изд.
   ...Савостьянова -- см. выше, прим. к с. 178.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru