Коровин К.А. "То было давно... там... в России...": Воспоминания, рассказы, письма: В двух кн.
Кн. 2. Рассказы (1936-1939); Шаляпин: Встречи и совместная жизнь; Неопубликованное; Письма
М.: Русский путь, 2010.
Под Крещенье
Утро. Еще приятели мои спят. Поздно легли. Спорили. Мой слуга Ленька затопил камин и сказал мне, что снегу за ночь навалило столько, что пройти в деревню невозможно. По пояс проваливаешься. На лыжах тоже трудно. Лыжи тонут.
Одевшись, я вышел на крыльцо. Белым-бело. Все в инее: березы, сад, даже сарай побелел. Тишина. Ворона села на крышу сарая и заорала во все горло.
Так пахнет снегом, зимой, деревней. В душу входит мир и покой.
Русская зима. Россия...
Вижу, от ворот идет Дарья, несет две крынки сливок. Подходит к крыльцу, говорит, смеясь:
Доктор Иван Иванович умывается в коридоре у умывальника и покрикивает:
-- Ух ты, вода холодна... Так и щиплет.
Самовар на столе поет. Деревенские ржаные лепешки, оладьи, просфоры большие из Ростова, за здравие и упокой. Все так просто и ясно. Лица у приятелей такие красные, спокойные. Все собрались к чаю в моей деревенской мастерской. Пьют чай молча, едят оладьи и смотрят на камин, где трещит хворост.
Ленька наливает чай и медленно говорит:
-- Вот Дарья сказывала -- вчера в ночь, в самую метель, ехал Горохов со станции лесом. Вот, говорит, разбойники по лесу шли и орали песни. Горохов напугался и стал за елку. Прошли поодаль, не видали, а то бы наверняка зарезали его. Вона, Герасим идет,-- сказал Ленька, посмотрев в окно.
Герасим шел на лыжах. В руках тащил двух застреленных зайцев.
-- Ну, чего еще!-- сказал Герасим, раздеваясь в передней. -- Вот у камина погреюсь. Сто раз падал. Обындевел весь. Внутри-то вроде ледышка засела -- иззяб...
-- Ну вот, пей чай скорей, Герасим.
-- Коньяку ему,-- вскинулся Юрий Сергеевич. И, наливая коньяку Герасиму, выпил и сам.
-- А ты что ж пьешь с утра?-- спросил Василий Сергеевич.
-- Что-то лихорадит,-- ответил мрачно Юрий Сергеевич.
-- Охоты никакой?-- спросил охотник Караулов.
-- Какая охота. Нешто пройдешь куда. Замело все дороги, все пути -- негде к милому пройти. Правильно песню поют.
-- А вот Горохов,-- сказал Василий Сергеевич,-- вчера, ночью, в метель самую, в лесу разбойников видел...
-- Ерунда,-- сказал я,-- какие разбойники. Тут их и нет, просто пьяные шли.
-- Ведь это так говорят,-- разбойники в лесу завсегда,-- сказал Герасим. -- Пустое. Где же им в лесу прожить в такую пору! Да и что взять? Разбойники в городах или по тюрьмам прячутся до весны. Допрежь были здесь разбойники. Жили они под кручей, у заводины, что у мельницы Поповки. Там у них в земле и дом был. Давно еще, когда машины не было. Пастушонок, подпасок, подглядел, как они женщину голую закапывали у свово жилища... Ну и рассказал. Их ночью и окружили солдаты. Они отбивались -- их всех и кончили. А атамана взяли живым. А атаман-то -- не атаман, а девка была, одета парнем. Волосы стрижены в скобку. Красавица. Так начальник ее себе в полюбовницы взял... А Горохов-то видал ночью не разбойников, а парней молодых и девок. Они в полночь из деревни шли туда, в Поповку, в дом-то разбойничий,-- гадать. Женщина-то, которая зарыта была там разбойниками, из земли шепчет -- что кому. Гадать ходят туда, значит, под Крещенье. Ну, парни, девки станут на горе, а вниз-то туда ходят поодиночке. Ну, и слухают, что нашепчет...
-- Верно,-- сказал Феоктист. -- Моя Афросинья, когда сватался я, тоже туда ходила слушать. Куда там -- зрящее дело, мало ль, что скажет. Да и врут -- сами выдумывают.
-- А знаете что, пойдемте-ка, послушаем сами,-- предложил доктор Иван Иванович.
Все приятели собрались идти. В деревне достали лыжи, захватили длинную веревку. Была светлая лунная ночь.
Впереди шел Герасим. Мы медленно брели за ним по снежной пустыне, опираясь на шесты. Шли лесом и подошли к Поповке, к самому обрыву, который спускался к реке. Но спуститься под обрыв, где было когда-то гнездо разбойников, не было возможности.
Решили привязать веревку к сосне и по веревке спускаться вниз.
-- Ну, Вася, иди,-- сказал Караулов.
-- Благодарю вас,-- ответил Вася. -- Пускай доктор идет. Он выдумал, пусть первый и лезет.
-- Что ж, дай-ка мне, Герасим, рукавицы, а то еще руки об веревку обрежешь.
Взявшись за веревку, Иван Иванович тихонько спускался вниз. Потом быстро покатился под гору и закричал:
-- Ух ты, черт!
И пропал внизу за частыми высокими елями. Была тишина. Мы ждали долго.
-- Ванька,-- крикнул Василий Сергеевич. Иван Иванович молчал.
-- Что же он молчит?-- удивились мы. -- Не провалился ли в снег?
-- Чудно,-- сказал Герасим.
-- Полезай-ка, Вася,-- сказал я.
-- Благодарю вас, попробуйте сами.
-- Постой,-- сказал Герасим.
-- Дайте-ка ваши рукавицы,-- обратился он ко мне. -- Надо поглядеть, не убился ли.
И Герасим, взяв у корня сосны веревку, медленно стал опускаться в овраг. Опять тишина, молчание.
-- Герасим!-- крикнул Василий Сергеевич. Никакого ответа.
Мы глядели друг на друга, не понимая, в чем дело. Смотрели вниз, где пропали Герасим и доктор.
Вдруг видим -- внизу зажглась спичка.
-- Видите, они там закуривают и молчат,-- негодовал Василий Сергеевич. -- В чем же дело?..
И Василий Сергеевич опять крикнул:
-- Что вы, онемели, что ли? Вылезайте!
-- Ты чего орешь-то, леший! Помолчи!-- послышался снизу голос доктора. -- Все испортил. Только стала шептать -- и замолчала...
Мы все сели в снег на краю обрыва.
Снег был мягкий, и таинственно освещала луна соседний лес под обрывом. Веревка натянулась, и слышно было, как кто-то лез кверху.
И вдруг веревка у сосны развязалась, и Иван Иванович благим матом заорал:
-- Держи!
Веревка исчезла внизу...
-- Что делается... -- захохотал Караулов. Слышно было, как Иван Иванович ругался.
-- Пойдем понизу,-- говорил внизу Герасим.
-- Пойдемте и мы,-- предложил Юрий Сергеевич.
* * *
Когда мы вернулись домой, то увидели, что Герасим и Иван Иванович сидели раздетые у камина и грелись.
-- Ну что,-- спросили мы,-- слышали, как шептала?
-- Вы же не давали слушать. Орете зря. Что она стала шептать -- я слышал, а вот что -- не понял. Слышал -- "предаешься"... а чему предаешься -- неизвестно,-- вздохнул доктор.
-- Ну конечно, пьянству,-- сказал Василий Сергеевич.
-- Она этого не сказала, ты не выдумывай.
-- Ну что, наслушались,-- спросила, входя, тетушка Афросинья,-- на Кусковке-то, в разбойном гнезде? Надо туда одному ходить, а то не услышишь. Я-то одна в полночь ходила под самое Крещенье. Так явственно слышала: "За козла замуж выйдешь..." Ух, напужалась я. Вся тряслась -- домой шла. Вот и вышла за него замуж,-- показала она на Феоктиста,-- хорошо жили и посейчас живем хорошо. И что же -- неча греха таить: маленько на козла-то он смахивает...
Феоктист, опустив голову, тряся бородой, смеялся.
И, посмотрев на него, мы вдруг увидели, что он действительно на козла похож.
ПРИМЕЧАНИЯ
Под Крещенье -- Впервые: Возрождение. 1939. 27 января. Печатается по газетному тексту.