Lib.ru/Классика: Ковалевский Евграф Петрович. Очерки этнографии Кавказа

ОЧЕРКИ ЭТНОГРАФІИ КАВКАЗА *)

*) Въ манускриптѣ помѣщено подъ этимъ заглавіемъ: "Отрывокъ изъ сочиненія: о народахъ жившихъ и нынѣ живущихъ и предѣлахъ Россіи". -- Авторъ, какъ видно изъ такого заглавія, поставилъ себѣ обширную задачу, но, въ сожалѣнію, не успѣлъ рѣшить ее во всей полнотѣ. Отъ предположеннаго имъ труда мы имѣемъ только настоящіе очерки этнографіи Кавказа, и, какъ мы слышали отъ Егора Петровича Ковалевскаго, его покойный братъ много занимался изслѣдованіемъ сибирскихъ народовъ, потому въ бумагахъ могутъ быть найдены подобные же очерки этнографіи Сибіри. Издаваемый нынѣ манускриптъ доставленъ въ Редакцію по волѣ покойнаго Евграфа Петровича Ковалевскаго, выраженной имъ въ самую минуту смерти. Узнавъ отъ насъ объ основаніи "Вѣстника Европы", онъ сказалъ намъ еще тогда: "Подождите, я вамъ также помогу"; но мы приняли эти слова за одно желаніе выразить сочувствіе къ предпринимаемому нами изданію. Въ самыя день кончины, не болѣе какъ на четверть часа, покойный обратился къ своему сыну, Михаилу Евграфовичу, и поручилъ достать ему изъ ящика лежавшую тамъ рукопись, перелистовалъ ее, привелъ въ порядокъ и, возвращая, прибавилъ: "Передай это С. для "Вѣстника Европы". Сынъ, обманутый и твердостью голоса и направленіемъ мысли больного, не предвѣщавшимъ близкой катастрофы, отложилъ рукопись и вышелъ изъ кабинета. Черезъ нѣсколько минутъ послѣ того Евграфа Петровича не было уже въ живыхъ.

При всеобщемъ уваженіи, которое такъ справедливо заслужилъ покойный своимъ умомъ, образованностью и характеромъ благороднымъ, прямымъ и откровеннымъ, мы считаемъ особенною честью для своего журнала помѣстить на его страницахъ трудъ лица, которое находило возможнымъ, при своей государственной дѣятельности, посвящать время и наукѣ, и литературѣ. Такого рода явленія особенно рѣдки у насъ, гдѣ литературное или научное слово и практическое дѣло отстоятъ, къ сожалѣнію, весьма часто на почтенной дистанціи другъ отъ друга: ученый и литераторъ считается потеряннымъ для практической дѣятельности, и наоборотъ, практическій дѣятель до того поглощенъ этою самою дѣятельностью, что всякое литературное занятіе представляется ему чистѣйшею потерею времени. Быть можетъ потому, въ вашемъ обществѣ образовалась такая рознь вообще между словомъ и дѣломъ: такъ-называемые дѣловые люди впадаютъ въ отсталость, а литература страдаетъ платоническою любовью къ прогрессу. Практикъ и теоретикъ, при такомъ направленіи, не только не служатъ другъ другу, но даже становятся враждебными, а общество, между тѣмъ, ничего не выигрываетъ: консерватизмъ, самъ того не подозрѣвая, перерождается въ обскурантизмъ, а прогрессисты ограничиваются утопіею, если безвредною, то также мало и полезною.

Научная и литературная задача, избранная Евграфомъ Петровичемъ Ковалевскимъ, имѣетъ близкое отношеніе къ самому возвышенному пункту государственной дѣятельности покойнаго, какъ перваго министра народнаго просвѣщенія, избраннаго настоящимъ царствованіемъ, которому суждено составить новую эпоху въ отечественной исторіи.

На долю исторіи русскаго народа, съ самыхъ первыхъ моментовъ его существованія, выпала тяжелая и вмѣстѣ великая задача -- пронести европейскую цивилизацію далеко на сѣверъ и востокъ, введя въ семью образованнаго человѣчества забытые исторіею народы и разбросанные ею по пути, въ эпоху великаго переселенія племенъ. Первоначально эта колоссальная работа совершалась вами инстинктивно; христіанство и русскій языкъ служили орудіемъ просвѣщенія инородцевъ. На огромныхъ пространствахъ такая работа закончена до того, что отъ вся не осталось и слѣдовъ; но предъ нами и теперь еще лежитъ темная инородная масса, которую мы должны принять въ себя и переродить. Изученіе нравовъ этой массы, ея положенія, степени умственнаго развитія -- необходимо, чтобы рѣшить задачу во всемъ ея объемѣ. Но и это не все: перерожденіе инородцевъ не можетъ быть достигнуто непосредственно правительственными и административными мѣрами; надобно заботиться о повышеніи уровня своего собственнаго народа, который безпрестанно долженъ являться предъ инородцами, какъ образецъ новой жизни, въ качествѣ "припущенниковъ". Чѣмъ выше развиты "припущенники", тѣмъ быстрѣе и могущественнѣе они будутъ дѣйствовать на полуварварскихъ инородцевъ. Вотъ, почему "народное" образованіе играетъ самую важную роль въ нашихъ общихъ политическихъ судьбахъ и должно составлять первый параграфъ программы нашей государственной жизни. Такъ отнесся къ этому вопросу и авторъ начатаго сочиненія: "О народахъ, жившихъ и нынѣ живущихъ въ предѣлахъ Россіи", когда онъ былъ призвавъ Высочайшею волею къ управленію министерствомъ народнаго просвѣщенія. Если исторія есть судъ, то никому не дозволено быть вмѣстѣ и свидѣтелемъ и историкомъ, а мы были свидѣтелями министерской дѣятельности Евграфа Петровича Ковалевскаго. Въ качествѣ простыхъ свидѣтелей, мы обязаны только указать будущему біографу покойнаго или вообще историку русской образованности въ переживаемую нынѣ нами эпоху на одно обстоятельство: министерство Евг. П. Ковалевскаго по народному просвѣщенію было первымъ выборомъ настоящаго царствованія, и направленіе этого министерства какъ нельзя болѣе гармонировало со всѣми великими реформами, которыя были такъ славно совершены въ послѣдующіе годы этого же самаго царствованія. Никогда, какъ въ послѣднее десятилѣтіе, не было столько сдѣлано для развитія здоровыхъ народныхъ силъ, и первое министерство народнаго просвѣщенія превосходно поняло, чѣмъ оно должно послужить новой эпохѣ нашей жизни. Министерство гр. Уварова оставило по себѣ славу заботъ о высшихъ и среднихъ учебныхъ заведеніяхъ, но то была и другая эпоха; Евг. П. Ковалевскій, при всей краткости своего управленія, ознаменовалъ свое время заботами о народныхъ училищахъ, воскресныхъ школахъ, и т. д. Но мы только указываемъ на главное, свидѣтельствуемъ и не вдаемся ни въ подробности, ни въ ближайшую оцѣнку всего, что было совершено или задумано покойнымъ; онъ могъ утѣшить себя мыслью, что, въ дальнѣйшей исторіи нашего народнаго образованія, возвратиться назадъ къ его цѣлямъ и планамъ будетъ именно значить -- пойти впередъ, сдѣлать успѣхъ. Справедливо замѣчено, что такія личности весьма часто испытываютъ неудачу, что онѣ слишкомъ настойчивы, что онѣ хотятъ приносить пользу во что бы то ни стало, даже противъ воли тѣхъ, кому считаютъ долгомъ быть полезными; но таковы всегда бываютъ люди, которые всецѣло предаютъ себя дѣлу и служатъ этому дѣлу, а не самому себѣ. Служеніе дѣлу, конечно, можетъ вредить личнымъ успѣхамъ, и, напротивъ, самослуженіе иногда обладаетъ многими пріятными качествами и можетъ на короткое время нравиться болѣе службы дѣлу; но послѣднее рано или поздно найдетъ себѣ вѣрную оцѣнку, когда мы начнемъ подниматься отъ интересовъ дня на высоту интересовъ эпохи. Если большинство людей заботится исключительно о томъ, чтобы какъ можно болѣе имѣть "своихъ дней", и затѣмъ смѣется надъ выгодами добраго имени въ потомствѣ, то это заставляетъ только тѣмъ выше дорожить тѣми немногими, которые, какъ Евг. П. Ковалевскій, не стараются во что бы то ни стало увеличивать числа "своихъ дней", и служатъ дѣлу, а не самимъ себѣ. М. С.

Кавказъ, стоящій каменною стѣною, между Азіей и Европою, по своему географическому положенію, по геологическому образованію его горъ и по разнообразію его жителей, привлекаетъ къ себѣ особенное вниманіе наблюдателя. Горы, наполняющія Кавказскій перешеекъ, не простираются правильными грядами, но образуютъ или горные узлы, между собою перепутанные, или громадныя плоскогорья, изрѣзанныя ущельями. Между ними, то возникаютъ гигантскія плутоническія сопки (пики), достигающія необыкновенной высоты {По послѣднимъ измѣреніямъ, абсолютная высота Эльбруса = 18,528 ф., Арарата = 16,916 ф., Казбека = 16,564 футамъ. Изъ атласа, при "Космосѣ" Гумбольдта приложеннаго, видно, что Эльбрусъ уступаетъ высотою только нѣкоторымъ горамъ Гималая и южной Америки, которыя возвышаются надъ уровнемъ Океана, отъ 20,000 до 26,438 футовъ.}, въ ребрахъ которыхъ хранится неистощимый запасъ ледниковъ, то являются живописные пригорки, покрытые богатою растительностью. Низменности, между этими своеобразными группами образовавшіяся, представляютъ то дикія разсѣлины и котловины, изъ которыхъ вырываются бурныя рѣки, то плодоносныя долины, питающія огромныя стада домашнихъ животныхъ. Вездѣ слѣды какого-то хаоса. "Пространство между Каспіемъ и Чернымъ моремъ -- говоритъ сочинитель очерковъ геологіи Кавказа {Профессоръ Щуровскій, въ геологическихъ очеркахъ Кавказа, помѣщенныхъ въ "Русскомъ Вѣстникѣ", за мартъ 1862 года.} -- взволновано разнообразными горами; точнѣе сказать, это цѣлый океанъ горъ, бурный, клокочущій, то воздымающійся до облаковъ, то упадающій въ бездны: тутъ видимо происходила нѣкогда ужасная борьба между земной корой и внутренними плутоническими силами, стремившимися поднять и разорвать ее." Дѣйствительно, если бросить взглядъ на Кавказскія горы въ общемъ ихъ объемѣ, то представляется невольное сравненіе ихъ съ морскими волами во время сильной бури, которыя въ такомъ видѣ внезапно окаменѣли. Но усиліе науки восторжествовало надъ затрудненіями, полагаемыми природою и населеніемъ Кавказа. Направленіе главнаго кряжа отыскано среди кажущагося хаоса; побочные отроги и соединеніе ихъ съ главнымъ хребтомъ опредѣлены; возвышенные пункты и другія замѣчательныя мѣстности, значительною частью, измѣрены барометрически и тригонометрически; географическое положеніе, въ той же мѣрѣ, опредѣлено астрономически. Всѣмъ этимъ мы обязаны трудамъ офицеровъ генеральнаго штаба Кавказской арміи, въ числѣ которыхъ занижаете видное мѣсто генералъ Ходьзко. Но усилія науки не остановились на такихъ успѣхахъ. Геологическія и геогностическія изслѣдованія Кавказскихъ горъ открыли намъ не только внутренній составъ ихъ и формаціи, къ которымъ онѣ принадлежатъ, но указали главныя направленія ихъ поднятій, перевороты, при томъ происшедшіе, и геологическія эпохи такихъ поднятій. Послѣдними научными пріобрѣтеніями мы обязаны преимущественно академику Абиху, посвятившему этому дѣлу лучшіе годы своей жизни и связавшему свое имя съ геологіею Кавказа.

Не такая участь выпала на долю этнографіи Кавказа. Прошло слишкомъ 60 лѣтъ, какъ, съ владычествомъ русскихъ на Кавказѣ, началось ихъ знакомство съ его жителями, но этнографическія о немъ свѣдѣнія недалеко подвинулись впередъ. Конечно, этому препятствовала непріязнь большей части народовъ Кавказа къ русскимъ; но, независимо отъ этого обстоятельства, существовала и другая, не менѣе важная причина. При знакомствѣ съ жителями Кавказа не обращалось особеннаго вниканія на существенный признакъ, отличающій народы между собою, именно на языки, которыми они говорятъ. Попытки, въ этомъ родѣ, нашихъ академиковъ Гильденштета и Палласа и иностранныхъ путешественниковъ -- Клапрота, Каленатано, Боденштедта и др., не могли привести къ прочнымъ результатамъ, потому-что эти ученые ограничивались записываніемъ нѣмецкими буквами, со слуха, нѣкоторыхъ словъ; тогда какъ только элементарныя формы и грамматическій строй представляютъ существенное основаніе каждаго языка и различіе его отъ другихъ. Для избѣжанія этого недостатка и для разъясненія запутанной этнографіи Кавказа путемъ филологическимъ, составлена была отъ нашей Академіи наукъ особая программа (въ 1853 г.). Но она, какъ и всѣ программы, осталась бы надолго безъ исполненія, если бы не явися надежный дѣятель на этомъ поприщѣ, въ лицѣ генерала Услара. Знакомый съ Кавказомъ и обладая способностью изучать языки, а съ тѣмъ вмѣстѣ и духомъ настойчивости, предъ которою преклоняются всѣ препятствія, онъ, въ короткое время, успѣлъ уже сдѣлать довольно для лингвистики; но предпринятые имъ труды, въ послѣднее время, обѣщаютъ въ будущемъ еще болѣе. Прежде всего, Усларъ обратилъ вниманіе на недостатки употреблявшихся алфавитовъ, для изображенія звуковъ изучаемыхъ языковъ. Разбирая съ сею цѣлію разные алфавиты, онъ пришелъ къ убѣжденію, что система звуковъ грузинскаго алфавита есть самая приложимая къ кавказскимъ языкамъ. Но какъ знаки его употребляются только для языка грузинскаго, мало извѣстнаго внѣ Грузіи, въ самомъ Кавказѣ, то изображеніе буквъ принялъ Усларъ изъ самаго общеизвѣстнаго здѣсь алфавита, который, безъ сомнѣнія, есть русская азбука. Буквы ея, съ необходимыми дополненіями, прилагаются къ грузинской азбукѣ, и такимъ образомъ составился новый алфавитъ для языковъ и нарѣчій Кавказа. При этомъ пособіи разработаны имъ языки: абхазскій, чеченскій и аварскій; результаты трудовъ его помѣщены, съ лингвистическими дополненіями, академикомъ Шифнеромъ, въ "Meмуарахъ" нашей Академіи наукъ 1862, 1863 и 1864 годовъ (на нѣмецкомъ языкѣ). Въ настоящее время, Усларъ посвящаетъ труды свои на изученіе языковъ и діалектовъ Дагестана. Но, кромѣ Услара, въ послѣднее время были и другіе дѣятеля въ разработкѣ кавказскихъ языковъ. Самое видное мѣсто, между этими дѣятелями, занимаетъ академикъ Шифнеръ издавшій лингвистическія разработки Услара, съ своими дополненіями, и изслѣдовавшій подробно діалекты языковъ тушинъ и удовъ {Поводомъ къ изслѣдованію языка удовъ послужило любопытное заявленіе, въ Географическомъ Обществѣ, члена его Яновскаго о родствѣ этого народца, вымирающаго, котораго остатки сохраняются въ Закавказьи, въ двухъ деревняхъ (Варташенѣ и Наджѣ), между Шемахой и Нухой, среди тюркскаго населенія,-- съ финскими вотяками, которые именуютъ себя также Удью (Вотью). Академикъ Шифнеръ, воспользовавшись матеріалами, переданными ему отъ Географическаго Общества, и свѣдѣніями, полученными имъ отъ компетентныхъ лицъ о языкѣ удовъ, составилъ грамматику его и пришелъ къ убѣжденію, что онъ находится въ близкомъ родствѣ съ другими кавказскими языками, именно Нагорнаго Дагестана, но подвергся, въ теченіи времени, сильному вліянію тюркскаго элемента. Объ отношеніи же собственно удскаго языка или нарѣчія къ вотякскому, г. Шефнеръ не сдѣлалъ особаго заключенія.} въ своихъ академическихъ студіяхъ, помѣщенныхъ въ трудахъ Академіи наукъ 1856 и 1863 годовъ. Ему же, вмѣстѣ съ покойнымъ академикомъ Шегреномъ, мы обязаны окончательною разработкою осетинскаго языка до такой степени, что можно было вывести безошибочно родственную связь его съ извѣстными уже языками, и указать осетинскому народу мѣсто въ общей классификаціи народовъ. Большею же частью, свѣдѣнія о языкахъ Кавказа въ настоящее время представляютъ только матеріалы, требующіе дальнѣйшей обработки, и недостаточны для выводовъ сравнительной филологіи {Такъ какъ и филологія и лингвистика имѣютъ предметомъ языки, то многіе принимаютъ эти слова за синонимы. Филологія употребляетъ языки какъ орудіе, для изученія сущности духовной жизни народа или сравнительно нѣсколькихъ народовъ; она преимущественно дѣйствуетъ тамъ, гдѣ существуетъ литература, а потому принадлежитъ къ наукамъ историческимъ: можетъ быть филологія -- классическая, китайская, романская, славянская, и т. д.; каждая изъ нихъ объемлетъ большій или меньшій кругъ исторической жизни одного или нѣсколькихъ родственныхъ между собою народовъ. Лингвистика, напротивъ, занимается языкомъ, не обращая вниманія на народъ, которому онъ принадлежитъ; для нея можетъ былъ весьма интересенъ языкъ народа, у котораго вовсе нѣтъ письменности. Лингвистику можно отнести къ наукамъ естественнымъ: она, какъ и эти науки, останавливается на наблюденіяхъ современныхъ. (Подробности въ главѣ моихъ изслѣдованій: "Объ основаніяхъ классификаціи народовъ".)} и для прочнаго основанія этнографіи Кавказа.

Кавказскій перешеекъ служилъ однимъ изъ путей, по которымъ совершалось, предшествовавшее среднимъ вѣкамъ и паденію Западной имперіи, великое переселеніе, или, вѣрнѣе сказать, стремленіе народовъ съ востока на западъ. Народныя массы, двигаясь чрезъ Кавказскія горы, не могли не оставлять тамъ своихъ осадковъ. Сверхъ того, народы, слѣдовавшіе по другому, главнѣйшему пути, который шелъ изъ средней Азіи, мимо сѣверныхъ береговъ Каспійскаго и Чернаго морей, и осѣвшіе на привольныхъ для кочевки низменностяхъ Волги, Дона и Днѣпра, будучи тѣснимы новыми пришельцами, находили убѣжище, иногда временно, а иногда навсегда, въ неприступныхъ горахъ Кавказа. Все это могло имѣть послѣдствіемъ населеніе Кавказа разными народами, тѣмъ болѣе, что гористое и разъединенное положеніе его препятствовало слитію ихъ между собою. Но чтобы это разнообразіе кавказскаго населенія доходило до такой степени, какъ оно казалось въ древности Птоломею, Плинію, Страбону и другимъ, и какъ оно кидается въ глаза и нынѣшнему наблюдателю, чтобы имена, которыми называютъ себя кавказскіе жители и которыми испещрены географическія карты, дѣйствительно принадлежали разнымъ народамъ,-- въ томъ усомнится всякій, кому только доступны основанія, служащія для народной классификаціи. Несомнѣнно, что сравнительная филологія, послѣ историческихъ данныхъ, доказывающихъ настоящее происхожденіе народа, есть самое вѣрнѣйшее изъ означенныхъ основаній. Не смотря на то, что правильнымъ, систематическимъ изученіемъ языковъ Кавказа начали заниматься весьма недавно, однакожъ эти занятія довели уже насъ до убѣжденія, что многіе изъ обитателей западной части его, считавшіеся отдѣльными народами, составляютъ только отрасли ихъ. Восточная окраина Кавказа, извѣстная подъ именемъ Дагестана, какъ въ геологическомъ, такъ и въ этнографическомъ отношеніи представляетъ наиболѣе запутанностей. Дагестанъ образуютъ горные узлы или гигантскія плоскогорья, изрытыя по разнымъ направленіямъ ущельями. Въ этихъ дикихъ, неприступныхъ мѣстахъ гнѣздятся жители небольшими обществами, считающимися отдѣльными народами, а діалекты ихъ принимаются за особенные языки, которыхъ многочисленность дала поводъ персіянамъ называть эту страну -- "Горою языковъ". Чтобы выйти изъ этнографическаго лабиринта въ Дагестанѣ, одна только Аріаднина нить -- сравнительная филологія. Хотя, какъ выше сказано, наша разработка на этомъ поприщѣ началась недавно, но, тѣмъ не менѣе, она уже указываетъ намъ на то, что число настоящихъ народовъ, говорящихъ отдѣльными языками, а не нарѣчіями, должно значительно уменьшиться и въ Дагестанѣ. Этимъ только путемъ можно развязать этнографическую путаницу Дагестана и достигнуть важныхъ результатовъ не только для этнографіи, но и для исторіи Кавказа. Наука ожидаетъ этого отъ полезной дѣятельности г. Услара, посвятившаго свои занятія, въ послѣднее время, изученію языковъ и нарѣчій дагестанскаго населенія. Затѣмъ, будетъ предлежать трудъ для ученыхъ, спеціально занимающихся сравнительною филологіею, воспользовавшись мѣстными лингвистическими изслѣдованіями -- ввести народы Кавказа въ общую классификацію и указать имъ въ ней извѣстное мѣсто. До того же времени, мы должны довольствоваться такими свѣдѣніями, изъ которыхъ можно составить только очерки. Но прежде нежели мы приступимъ въ нимъ, просимъ читателя еще разъ бросить взглядъ на географическое положеніе Кавказскаго перешейка.

Главный хребетъ Кавказскихъ горъ простирается, какъ вообще принято, отъ NW къ SO; но, по нашему мнѣнію, будетъ правильнѣе сказать, въ общемъ орографическомъ смыслѣ, отъ SO къ NW. Это протяженіе его служитъ основаніемъ въ раздѣленію Кавказа: на Верхній, или собственно Кавказъ, и на Нижній, ни Закавказье. Народы, населяющіе Закавказье, большею частью имѣющіе письменность и исторію, и занявшіе уже мѣсто въ общей классификаціи, вошли уже въ наше описаніе обитателей Россіи въ нынѣшнихъ ея предѣлахъ {Это описаніе должно храниться въ бумагахъ покойнаго. -- Ред.}. Настоящую задачу нашу составляютъ обитатели собственно Кавказа, не имѣющіе ни письменности, ни исторіи, а потому требующіе особеннаго изученія. Мы будемъ касаться исторической географіи Закавказья на сколько то необходимо будетъ намъ для уясненія происхожденія и исторической судьбы народовъ, населяющихъ собственно Кавказъ. Для большаго же удобства и наглядности, мы раздѣлимъ собственно Кавказъ на Западный, Средній и Восточный. Дѣленіе это, впрочемъ, не будетъ представлять математической точности. Мы увидимъ впослѣдствіи, что, напримѣръ, территорія одного изъ Кавказскихъ народовъ -- сванетовъ, относимыхъ нами въ обитателямъ западной его части, входитъ нѣсколько и въ предѣлы Закавказья. Но мы не остановились на этомъ неизбѣжномъ неудобствѣ въ виду очевидной пользы принятаго нами дѣленія.

НАРОДЫ ЗАПАДНАГО КАВКАЗА:

ЧЕРКЕСЫ.

Значительнѣйшую часть Западнаго Кавказа составляетъ, такъ-называемый, Закубанскій Край, ограничивающійся съ сѣвера и востока -- теченіемъ Кубани отъ истока до устья сей рѣки, съ запада -- берегомъ Чернаго моря, съ юга -- частью симъ моремъ, а большею частью Кавказскимъ хребтомъ и его отрогами. По крайней мѣрѣ двѣ трети этого огромнаго пространства занимаютъ горы, и только одну треть -- равнины и горныя долины. Отъ сѣверной его границы, горы постепенно возвышаются: съ одной стороны, въ берегамъ Чернаго моря, въ которые онѣ какъ бы упираются, а съ другой -- къ истокамъ рѣкъ: Бѣлой, Лабы, Урупа и Зеленчуковъ, вытекающихъ изъ главнаго хребта. Покатости этихъ горъ покрыты дѣвственными лѣсами разныхъ лиственныхъ и хвойныхъ породъ. Равнины тянутся по лѣвому берегу Кубани и по низовьямъ рѣкъ: Лабы, Бѣлой и др., въ нее впадающихъ, составляя почву плодородную и весьма удобную для земледѣлія и скотоводства. Что касается до продольныхъ и поперечныхъ горныхъ долинъ, то онѣ представляютъ разнообразныя климатическія и почвенныя полосы, ожидающія только рукъ для культуры самыхъ разновидныхъ растеній. Въ этомъ благодатномъ краѣ было самое рѣдкое населеніе, разбросанное на обширномъ пространствѣ, небольшими поселками (аулами), изъ которыхъ составлялись общества, носившія разныя названія и считавшіяся за особые народы. За исключеніемъ русскихъ поселеній въ казачьихъ станицахъ и въ укрѣпленіяхъ, означенныя общества занимали въ Закубанскомъ краѣ, начиная съ сѣверо-запада, слѣдующія мѣстности:

Натухайцы жили близъ Анапы и Суджукской бухты, между моремъ и рѣками Адагумомъ и Кубанью.

Шапсуги были извѣстны подъ именами большихъ и малыхъ: послѣдніе, или приморскіе, граничили съ натухайцами и тѣсно съ ними соединялись, занимая мѣста отъ Анапы до рѣки Шахе; первые обитали на западъ отъ абадзеховъ, до р. Адагума, а на югъ до р. Псезуапсе, по обоимъ склонамъ главнаго хребта.

Убыхи жили на юго-западномъ склонѣ главнаго хребта, между рѣками Псезуапсе и Саше; по берегу моря, они составляли смѣшанныя общества съ шапсугами и абхазами, носившія разныя наименованія, и между прочимъ, имя вардань, напоминающее рѣку Кубань, которая у эллинскихъ и римскихъ писателей называлась "Варданъ" {Примѣчательно -- во 1) что родъ владѣтелей Гуріи (Гуріель) назывался Варданидзе (Газ. Кавказъ, 1847 г., No 26), и во 2) что, по свидѣтельству кабардинца Шара-Ногнова, исторіографа адигскаго народа, слово варде значитъ великій, сильный, откуда происходитъ уордъ или уоркъ -- дворянское званіе у черкесовъ.}.

Абадзехи занимали центральное положеніе края и обитали по сѣвернымъ лѣсистымъ склонамъ главнаго хребта, отъ истоковъ Бѣлой до рѣки Шабша. Эти четыре общества, извѣстныя подъ именемъ закубанскихъ горцевъ или черкесовъ, были настоящими представителями своей народности. Они считали себя совершенно независимыми, не смотря на Адріанопольскій трактатъ, по которому Турція уступила ихъ Россіи, и представляли миніатюрныя республики, соединенныя между собою, въ родѣ федеральнаго союза. Поэтому ихъ называли вольными черкесами, въ противоположность съ другими обществами, болѣе или менѣе подвластными русскому правительству, которыя управлялись назначаемыми отъ него князьями, почему они и носили названіе княжескихъ или мирныхъ черкесовъ. Впрочемъ, имъ предоставлялось также внутреннее самоуправленіе, а владѣтельные князья обязаны были только наблюдать за сохраненіемъ общественнаго спокойствія, что, на самомъ дѣлѣ, мало исполнялось. Я не буду исчислять здѣсь всѣхъ обществъ, принадлежащихъ къ послѣдней категоріи, нерѣдко состоящихъ изъ небольшого числа ауловъ, и представляющихъ одинъ и тотъ же типъ; но упомяну только о важнѣйшихъ изъ нихъ. Первое мѣсто между ними занимаютъ бжедухи, жившіе между шапсугами и абадзехами, по низовьямъ рѣкъ -- Пшекупсъ и Пшеша, и хотя подчинившіеся Россіи за нѣсколько лѣтъ до общаго покоренія западнаго Кавказа, но не перестававшіе принимать участія во враждебныхъ замыслахъ къ ней, вмѣстѣ съ своими сосѣдями. Не въ дальнемъ разстояніи отъ бжедуховъ обитали жанеевцы или жань -- отрасль, нѣкогда сильная, которой остатки занимаютъ нынѣ островъ, образуемый двумя рукавами Кубани и называемый черноморскими казаками "Кара-Кубанскимъ островомъ". Часть жанѣевцевъ слилась съ натухайцами. Далѣе на востокъ и на югъ отъ бжедуховъ, закубанцы занимаютъ мѣста, болѣе близкія къ русскимъ военнымъ поселеніямъ и потому болѣе удобныя для наблюденія. Сюда принадлежатъ: гатюкои, живущіе частью на правомъ берегу р. Сагуаша, частью между Бѣлой и Лабой, въ низовьяхъ сихъ рѣкъ; темиргоевцы, обитающіе по низовьямъ Лабы; мохоши, на лѣвомъ берегу Лабы, выше темиргоевцевъ; беслинеевцы и кабардинцы, занимающіе ближайшія мѣста къ Кубани: первые по большой Лабѣ на Теченяхъ, а послѣдніе, выселенные за разбои, въ 1822 г., изъ настоящей Кабарды, по рѣкѣ Урупѣ. По свидѣтельству же Люлье (Записки Кавказскаго отдѣла Русскаго Географическаго Общества 1857 г.), и бесленеевцы выселились изъ настоящей Кабарды не болѣе ста лѣтъ тому назадъ, сохраняя и понынѣ нить родства съ кабардинцами. Объ этихъ послѣднихъ, составляющихъ одну изъ самыхъ важныхъ отраслей черкесскаго народа, мы скажемъ въ своемъ мѣстѣ, при описаніи народовъ центральнаго Кавказа. Всѣ, такъ-называемые, княжескіе или мирные черкесы представляютъ небольшія общества отъ трехъ до семи тысячъ душъ и, въ совокупности, составляютъ отъ 50,000 до 60,000 душъ. Между тѣмъ, населеніе вольныхъ черкесовъ, до послѣдняго выселенія ихъ, составляло до 360,000, а, по другимъ извѣстіямъ, доходило, до 400,000 душъ. Впрочемъ, эти цифры не представляютъ безусловной вѣрности, но должны быть принимаемы только какъ приблизительныя. Въ народѣ, совершенно замкнутомъ и къ другимъ враждебномъ, у котораго не сохраняется времени рожденія и смерти, у котораго даже почитается грѣхомъ считать людей, невозможно достигнуть вѣрности въ дѣлахъ такого рода {Генералъ Фадѣевъ (въ 9-мъ изъ Кавказскихъ его писемъ, напечатанныхъ въ "Московскихъ Вѣдомостяхъ", за октябрь, ноябрь и декабрь 1864 г,) показываетъ, что, въ 1864 г., переселилось въ турецкія владѣнія 190 т. душъ черкесовъ. Изъ оффиціальныхъ турецкихъ извѣстій (Wanderer, 16 февраля 1865 г.) видно, что, по произведенной турецкимъ правительствомъ ревизіи, въ началѣ 1865 года, оказалось поселенныхъ черкесовъ въ Болгаріи и на границѣ Сербіи -- 70,000 семействъ или до двухъ сотъ тысячъ душъ. Къ этому слѣдуетъ еще присовокупить хотя небольшое число переселившихся въ Малую Азію и много погибшихъ на пути черкесовъ. Далѣе, исчисляя переселившихся какъ въ турецкія владѣнія, такъ и на кубанскія плоскости, а равно оставшихся мирныхъ черкесовъ, генералъ Фадѣевъ опредѣляетъ общее число для всѣхъ ихъ 320 т. душъ. Баронъ Торнау, бывшій въ плѣну у черкесовъ съ 1836 по 1838 годъ (Воспоминанія кавказскаго офицера T., помѣщенныя въ "Русскомъ Вѣстникѣ" за 1864 годъ), опредѣляетъ число всѣхъ черкесовъ, вообще, до 500 т. душъ, въ томъ числѣ однихъ шапсуговъ съ натухайцами до 300 т., а убиховъ только 6 т.; но, соображая это съ другими свѣдѣніями, мы видимъ, что первое число преувеличено, а второе слишкомъ уменьшено. Ренегатъ Лапинскій (Тафикъ-Бей), жившій у черкесовъ 3 года (Die Bergvölker des Kaukaeus), утверждаетъ, что общее число черкесовъ должно составлять до 900 т. душъ. Но какъ онъ, отвергая вообще имя черкесовъ, смѣшиваетъ ихъ съ абазами или абхазами, то, вычтя даже число населенія сихъ послѣднихъ, составляющее до 150 т. душъ, изъ означенной суммы, приходится на долю населенія черкесовъ 750 т. душъ! Впрочемъ, черкесофилъ Лапинскій смотритъ въ увеличительное стекло на все, что относится до закубанскихъ горцевъ. Вышеприведенныя, разнообразныя цифры подтверждаютъ, какъ трудно достигнуть истиннаго опредѣленія населенія такого народа, какъ черкесы.}.

Всѣ вышепоказанные обитатели Закубанскаго края говорятъ однимъ языкомъ, измѣняющимся только въ нарѣчіяхъ, сходствуютъ между собою образомъ жизни, нравами и обычаями, наружнымъ видомъ, нравственными и духовными свойствами; почему, несомнѣнно составляютъ одинъ народъ, который называетъ себя вообще, по имени языка, адыге, и у насъ извѣстенъ подъ названіемъ черкесовъ. Отличительныя свойства этого народа -- неограниченная любовь къ свободѣ и привязанность къ роднымъ горамъ своимъ, духъ воинственный, личная храбрость и необузданная страсть въ хищничеству и разбоямъ. Упражняясь съ малолѣтства въ дѣлахъ этого рода {Черкесъ всегда вооруженъ, какъ говорится, съ головы до ногъ: за плечами -- мѣткая винтовка, при бедрѣ -- острая шашка (по-черкесски сашенсху -- большой поясъ), за поясомъ -- одинъ или два длинныхъ пистолета и широкій кинжалъ -- всегдашніе его спутники, съ которыми онъ не разлучается.}, черкесы пріобрѣтали, съ одной стороны, ловкость и отвагу, а съ другой -- способность переносить всевозможныя лишенія. Напрягая всѣ свои способности для изысканія средствъ къ вѣрной гибели противника, не останавливаясь ни предъ чѣмъ, не щадя ничего,-- черкесъ, въ одно и то же время, является и героемъ и пошлымъ разбойникомъ. Воровство всякого рода считается не преступленіемъ, а достоинствомъ; преступенъ, по понятію черкесовъ, только тотъ, кто попадается на дѣлѣ. Съ этому слѣдуетъ присовокупить и вѣроломство черкесовъ: обмануть не только чужого, но и своего, а особенно русскаго, и даже вѣроломно убить его -- это верхъ достоинства и заслуга предъ Аллахомъ.

Черкесы, говоря вообще, средняго роста, крѣпко сложены и отличаются правильными и мужественными чертами лица, сквозь которыя нерѣдко проглядываетъ свирѣпость. Между черкешенками встрѣчаются настоящія красавицы, но это составляетъ принадлежность болѣе высшаго сословія, пользующагося удобствами жизни. Въ нисшихъ же слояхъ черкесскаго общества, женщины, по свидѣтельству лицъ, имѣвшихъ возможность видѣть ихъ тысячами, при переселеніи въ Турцію, не отличаются красотою, и въ этомъ отношеніи уступаютъ мужчинамъ. Сверхъ того, красота черкешенокъ непродолжительна, и сохраняется преимущественно у дѣвицъ; по выходѣ же замужъ, самыя красивыя женщины, отъ тяжелыхъ трудовъ и безпрерывныхъ заботъ, весьма скоро измѣняются и дурнѣютъ. Что касается до молвы о красотѣ черкешенокъ вообще, то она возникла оттого, что турки получали, для своихъ гаремовъ, красивыхъ женщинъ чрезъ прибрежныхъ черкесовъ, которые занимались этою постыдною торговлею, по удобству своего жительства; сами же они пріобрѣтали ихъ во всемъ мусульманскомъ населеніи края.

Замкнутость и отчужденіе черкесскаго народа отъ чужеземцевъ и ненависть въ гяурамъ и особенно въ русскимъ, представляли неимовѣрныя затрудненія къ ознакомленію съ ихъ домашнею, соціальною и политическою жизнью. Все, что намъ по этому извѣстно, мы обязаны лицамъ, которымъ, по особеннымъ случаямъ, удалось ближе познакомиться съ черкесами {Мы укажемъ на эти лица и на изданныя ими сочиненія, которыми пользовались. Первое мѣсто занимаетъ баронъ Торнау, русскій штабъ-офицеръ, слишкомъ два года бывшій въ плѣну у черкесовъ (1836--1838 г.) и описавшій свои приключенія въ замѣчательномъ сочиненіи: "Воспоминанія кавказскаго офицера T."; оно напечатано въ "Русскомъ Вѣстникѣ" за 1864 годъ. Затѣмъ слѣдуютъ: Теофиль Лапинскій, полякъ, извѣстный подъ именемъ Тафикъ-Бея, который прожилъ у черкесовъ три года и, по этому случаю, издалъ сочиненіе "Die Bergrölkor des Kaukasus und ihr Freiheitekampf gegen die Russen", 1863 г.; англійскій туристъ Белъ, прожившій три года у горцевъ и издавшій о нихъ сочиненіе подъ заглавіемъ "Bell's Journal of а Residence in Circassia during the years 1837, 1838, 1839 r."; Фридрихъ Боденштетъ, жившій между черкесами нѣсколько времени и издавшій сочиненіе подъ названіемъ: "Die Völker des Kaukasus", 1847 г. (второе изданіе, дополненное, выше въ 1855 г.). Кромѣ того, я пользовался Кавказскими періодическими изданіями и свѣдѣніями о бытѣ черкесовъ отъ лицъ, которымъ, по служебному ихъ положенію, онъ сдѣлался извѣстенъ.}. Добытыя такимъ путемъ, данныя, между прочимъ, показываютъ, что народъ черкесскій стоитъ на низкой степени соціальнаго развитія; вся жизнь его, какъ домашняя, такъ и общественная, проникнута элементомъ патріархальнаго, родового быта. Старѣйшій въ семействѣ есть полный властелинъ надъ членами его. Родительская власть ничѣмъ не ограничена: отецъ ни предъ кѣмъ не отвѣчаетъ за жизнь своего ребенка. Впрочемъ, злоупотребленія родительской власти у черкесовъ составляютъ рѣдкость, исключая развѣ продажи дочерей и мальчиковъ сыновей въ Турцію, которая въ нашихъ глазахъ есть жестокость, но, по ихъ понятію, показываетъ только родительское попеченіе о доставленіи дѣтямъ своимъ счастливой будущности. Въ этомъ случаѣ, они руководствовались тѣмъ, что проданныя дочери попадали нерѣдко въ гаремы могущественныхъ пашей и даже султановъ, а сыновья достигали высшихъ степеней оттоманской іерархіи.

Въ народѣ, у котораго личная храбрость и физическая сила составляютъ все достоинство, женщина не можетъ пользоваться своими правами и должна находиться въ угнетеніи. Дѣйствительно, жена или жены черкеса, которыхъ онъ покупаетъ -- настоящія рабы его. Нѣтъ ничего обиднѣе для черкеса, какъ уподобить его женщинѣ. Удалецъ (джигитъ), предпринимающій какое-либо отчаянное дѣло, говоритъ: "если я не совершу его, то позволю себѣ надѣть чрезъ плечо, вмѣсто ружья, прялку." Сказать черкесу, что онъ достоинъ носить юбку, значитъ -- нанести ему такое оскорбленіе, какое можетъ быть искуплено только кровью. Если свободный и зажиточный черкесъ не былъ на войнѣ и не участвовалъ въ набѣгахъ, то или наслаждался дома покоемъ, или чистилъ свое оружіе, или игралъ на пшенарѣ (двухструнная балалайка), или, наконецъ, разъѣзжалъ по гостямъ. На женѣ или на женахъ его лежали всѣ заботы и труди по домашнему хозяйству и воспитанію дѣтей; онѣ, сверхъ того, приготовляли не только для нихъ и для себя, но и для мужа, бѣлье и даже большую часть одежды. По свидѣтельству очевидцевъ, черкешенки отличаются замѣчательнымъ искусствомъ въ женскихъ рукодѣліяхъ; что онѣ ни дѣлаютъ, во всемъ видно практическое приспособленіе и даже хорошій вкусъ. Зато, искусство въ этихъ работахъ, послѣ красоты, считается важнѣйшимъ достоинствомъ дѣвушки и служитъ приманкою для жениховъ. Чѣмъ красивѣе {Красоту женщины, по вкусу черкесовъ, должны преимущественно составлять -- тонкій и гибкій станъ, съ малымъ развитіемъ грудей. Увѣряютъ, что для достиженія этого идеала красоты зашиваютъ талію черкесскихъ дѣвушекъ съ ранняго возраста въ кожу, которая остается на нихъ до выхода ихъ въ замужество, и что, въ день свадьбы, счастливыя мужъ разрѣзываетъ со всею осторожностью своимъ кинжаломъ этотъ щитъ красоты и невинности. Торнау опровергаетъ этотъ слухъ, утверждая съ тѣмъ вмѣстѣ, что черкесскія дѣвушки дѣйствительно носатъ подъ рубахою, такъ-называемый, пша-кафтанъ (дѣвичій кафтанъ) -- родъ корсета -- изъ кожи, холста или бумажной матеріи, съ шнуровкою спереди и съ двумя гибкими деревянными пластинками, который сжимаетъ талію и груди.} или искуснѣе въ женскихъ рукодѣліяхъ дѣвушка, тѣмъ болѣе должно заплатить за нее выкупа (калыма) родителямъ. Этотъ калымъ (по свидѣтельству Лапинскаго) простирается на наши деньги отъ 100 до 2,000 руб., и уплачивается преимущественно: скотомъ, оружіемъ, разнымъ товаромъ и весьма рѣдко -- деньгами. Но удивительнѣе всего, что (по свидѣтельству Торнау) черкешенки могутъ разбирать коранъ, умѣютъ читать и писать по-турецки и ведутъ даже переписку на этомъ языкѣ, за своихъ отцовъ и мужей, которые пренебрегаютъ ученіемъ. Черкесскія дѣвушки пользуются нѣкоторою свободою: имъ дозволено показываться въ мужскомъ обществѣ съ открытымъ лицомъ; онѣ могутъ принимать у себя полныхъ и постороннихъ, въ присутствіи какой-либо старухи; участвовать при свадебныхъ и другихъ празднествахъ, даже танцовать тамъ съ молодыми людьми. Потеря невинности считается величайшимъ несчастіемъ для черкесской дѣвушки, которое искупается только женитьбою или смертью соблазнителя. Вообще дѣвушка отвѣтствуетъ за свое поведеніе -- родителямъ, жена -- мужу, а вдова -- никому, если только она не нарушаетъ правилъ общественнаго приличія; она можетъ выйти вторично замужъ, когда пользуется красотою, знатнымъ происхожденіемъ или богатствомъ. Но вышедши за мужъ, всякая женщина становится рабою своего мужа; никто ее не видитъ и она не можетъ переступить порога своего дома, не надѣвъ длиннаго бѣлаго покрывала. За невѣрность своему мужу, по шаріату, она наказывается смертью, равно какъ и соблазнитель ея. Но если мужъ не хочетъ невѣрную жену подвергнуть суду, то имѣетъ право продать ее какъ невольницу. Не смотря однакожъ на всю строгость гаремной жизни и всѣ мѣры, принимаемыя ревнивыми мужьями, случаются иногда примѣры нарушенія супружеской вѣрности, которые оканчиваются обыкновенно трагически для соблазнителя и для жертвы соблазна. Баронъ Торнау приводитъ нѣсколько примѣровъ подобныхъ трагическихъ происшествій.

Право собственности сохраняется между черкесами, и рѣдко когда нарушается; а потому существуетъ у нихъ и право наслѣдства, которое обыкновенно переходитъ къ ближайшимъ родственникамъ мужескаго пола. При раздѣлѣ имущества между наслѣдниками по ровной части, старшій изъ нихъ имѣетъ преимущество предъ другими, состоящее въ томъ, что онъ, сверхъ своей части, получаетъ еще одну цѣнную вещь. Для разбора споровъ и тяжбъ между собою, черкесы рѣдко обращаются къ кадіямъ, зная впередъ, что они истолкуютъ законъ въ пользу того, отъ кого могутъ получить болѣе для себя выгоды, но гораздо охотнѣе прибѣгаютъ они къ суду избранныхъ старшинъ (таната), выбираемыхъ изъ среды людей, пользующихся добрымъ именемъ, преимущественно же изъ стариковъ, къ которымъ вообще питаютъ большое довѣріе. За убійство зовутъ на судъ только люди, неимѣющіе силы отмстить обидчику, или, въ крайнихъ случаяхъ, когда кровомщеніе угрожаетъ принять слишкомъ большіе размѣры, причемъ весь народъ заставляетъ кровомстителей кончить распрю духовнымъ судомъ, назначающимъ размѣръ кровавой пени, по шаріату ли, одинаково опредѣляющему цѣну крови для всѣхъ сословій, или по адату, указывающему постепенность въ этой цѣнѣ, судя по сословіямъ, т. е.: жизнь князя оцѣнивается дороже, чѣмъ дворянина, а жизнь дворянина болѣе противъ простолюдина. По большей же части, за кровь платится кровью. Кровомщеніе, "канла", переходитъ по наслѣдству отъ отца къ сыну и распространяется на всю родню убійцы и убитаго. Самые дальніе родственники убитаго должны мстить за его кровь. Сила и значеніе рода зависитъ отъ числа мстителей, которыхъ онъ можетъ выставитъ. Наравнѣ съ этою характеристическою чертою нравовъ черкесовъ стоитъ не менѣе характерное свойство ихъ, состоящее въ гостепріимствѣ. Хотя оно существуетъ у всѣхъ народовъ, ведущихъ патріархальную жизнь, но черкесамъ оно принадлежитъ по преимуществу. Гость, кто бы онъ ни былъ, считается лицомъ неприкосновеннымъ и самимъ почетнымъ; его принимаютъ, не спрашивая, кто онъ, откуда и куда ѣдетъ, въ особомъ, имѣющемся у каждаго небѣднаго человѣка, отдѣленіи дома, называемомъ кунацкою (дружескою), и угощаютъ всѣмъ, что есть лучшаго у хозяина; въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ сохранился даже древній обычай омовенія ногъ гостя почетнѣйшею въ домѣ женщиною. Пока гость въ донѣ хозяина, жизнь его въ совершенной безопасности; самый страшный его врагъ, самъ кровомститель не смѣетъ нарушить правъ гостепріимства и нападать на гостя, пока онъ не оставитъ дома, гдѣ онъ принятъ. Не можемъ оставить безъ вниманія еще одну характеристическую черту черкесскихъ обычаевъ. Князья и знатные дворяне не воспитываютъ своихъ сыновей въ родительскомъ домѣ, но отдаютъ ихъ съ младенчества на воспитаніе постороннимъ, по избранію, лицамъ, далеко отъ нихъ живущимъ и нерѣдко принадлежащимъ другому обществу или народу, какъ, напримѣръ: абадзехи шапсугамъ, шапсуги убихамъ, и т. д. Цѣль этого обычая, какъ кажется, состоитъ въ томъ, чтобы дѣти дома не изнѣжились и привыкли переносить физическіе труды и лишенія. Воспитатель, "аталикъ" (слово татарское), имѣетъ надъ своимъ питомцемъ родительскую власть, учитъ его съ молодыхъ лѣтъ -- ѣздитъ верхомъ, дѣйствовать шашкой, стрѣлять изъ пистолета и ружья. Когда же онъ достигнетъ юношескаго возраста, то аталыкъ отправляется съ нимъ на разные поиски и обучаетъ его, какъ должно искусно воровать, грабить и джигитовать; въ этомъ главнѣйше состоитъ обязанность воспитателя. По достиженіи питомцемъ зрѣлаго возраста и по изученіи имъ, по понятію черкесовъ, военнаго дѣла, аталыкъ возвращаетъ сына отцу, получаетъ отъ него значительные подарки, оружіемъ, лошадьми и проч., и пріобрѣтаетъ затѣмъ большое уваженіе отъ всего дома, особенно же отъ своего воспитанника, который обязанъ во всемъ и всегда ему помогать. Вообще этотъ способъ воспитанія служилъ большою связью между черкесами разныхъ сословій и родовъ. Женскій полъ высшихъ званій отдается также на воспитаніе въ чужіе дома, гдѣ содержатъ дѣвицъ въ строгомъ повиновеніи, заботятся о сохраненіи наружной ихъ красоты, и обучаютъ рукодѣліямъ, особенно вышиванью золотомъ и серебромъ. Въ этомъ заключается все воспитаніе, по окончаніи котораго и по выходѣ въ замужество дѣвицы, часть полученнаго калыма выдѣляется воспитательницѣ.

Черкесы -- небольшіе охотники до земледѣлія и производятъ хлѣба столько, сколько потребно для своего продовольствія; гораздо охотнѣе они занимаются скотоводствомъ и пчеловодствомъ, пользуясь для того всѣми удобствами. Изъ фабричныхъ занятій черкесовъ заслуживаетъ вниманія только приготовленіе огнестрѣльнаго и бѣлаго оружія, которое составляетъ существенную потребность ихъ жизни и потому цѣнится выше всего. Прочія фабричныя и мануфактурныя издѣлія, за исключеніемъ малаго числа приготовляемыхъ дома, пріобрѣтались преимущественно посредствомъ контрабандной торговли, которой способствовали малодоступные для наблюденія берега Чернаго моря. Кромѣ бумажныхъ, шелковыхъ и суконныхъ товаровъ, черкесы получали этимъ путемъ соль, въ которой они особенно нуждались, сѣру для приготовленія пороха, имѣя у себя дома селитренную землю, а отчасти порохъ и оружіе. Въ замѣнъ этихъ товаровъ, они отпускали свои произведенія, преимущественно: воскъ, медъ, невыдѣланныя кожи и скотъ. Отпускная торговля, также какъ и привозная, имѣла, большею частью, мѣновой характеръ. Но самый дорогой изъ отпускныхъ товаровъ, идущихъ въ Турцію, составляли дѣвушки и мальчики. Этотъ живой товаръ обогащалъ не только прямыхъ хозяевъ его, но также и турецкихъ коммиссіонеровъ, для пріобрѣтенія его скитавшихся по берегамъ Чернаго моря и въ самой Черкесіи. Русскіе крейсеры строго преслѣдовали суда, нагруженныя этимъ товаромъ, но частью по легкости хода ихъ, а частью по неприступности морского берега во многихъ мѣстахъ,-- имъ нерѣдко удавалось скрываться отъ такихъ преслѣдованій. Теперь положенъ конецъ этому постыдному торгу.

Черкесское общество представляетъ четыре сословія: высшаго дворянства или князей (пши), дворянъ (уоркъ, уздень), свободныхъ людей (твоколъ) и рабовъ (тльхо-кошао). Князья ведутъ свой родъ съ глубокой древности и стараются сохранить чистоту своей крови, не смѣшиваясь даже съ дворянами, такъ-что сынъ, родившійся отъ князя и дворянки, не можетъ почитаться настоящимъ княземъ. Между вольными черкесами, древнихъ княжескихъ фамилій сперва было немного, но число ихъ увеличилось впослѣдствіи пожалованіемъ нѣкоторыхъ семействъ въ княжское достоинство турецкимъ правительствомъ. Что касается до мирныхъ или княжескихъ черкесовъ, то у нихъ еще болѣе княжескихъ фамилій, которыя преимущественно переселились изъ Кабарды. Хотя князья вообще пользуются въ Черкесіи особеннымъ почетомъ, но вліяніе ихъ на общественныя дѣла мало разнствуетъ отъ вліянія дворянъ, и зависитъ преимущественно отъ личныхъ свойствъ и достоинствъ каждаго. Дворяне, по большей своей числительности и по большему вліянію на народъ, представляли сильный аристократическій элементъ у черкесовъ. Но въ послѣднее время, отъ распространившагося мюридизма, (воинственно-религіозной секты, игравшей великую роль въ магометанскомъ населеніи Кавказа), котораго главный догматъ составляетъ -- приведеніе въ одинъ уровень всѣхъ сословій народа и прямое подчиненіе его единоличной власти имама, а, можетъ быть, и отъ другихъ жизненныхъ условій, аристократическій элементъ сталъ упадать, а народъ или свободные люди начали возвышаться и преобладать. Вотъ, какъ описываетъ Люлье эти событія у шапсуговъ и натухайцевъ {А. Люлье: о натухайцахъ, шапсугахъ и абадохахъ, въ Запискахъ кавказскаго отдѣленія Географическаго Общества, книга IV.}: "Въ сихъ обществахъ было много княжескихъ и дворянскихъ фамилій, но вліяніе ихъ мало по малу стало ослабѣвать, а въ народѣ начали проявляться стремленія къ большей свободѣ; изъ этого возникли столкновенія партій и безначаліе. Для возстановленія порядка были созваны народныя собранія, но не общія, а отдѣльныя -- дворянскія или аристократическія (какъ называетъ ихъ авторъ), и народныя или демократическія; послѣднія, по своей числительности, одержали верхъ надъ первыми. Дворяне старались потомъ разными средствами удержать свое вліяніе, но, не успѣвъ въ томъ, прибѣгли къ оружію и, при помощи дворянъ сосѣднихъ бжедуховъ, одержали-было побѣду надъ народомъ, но это не остановило хода событій, а, напротивъ, ускорило его. Вся надежда дворянъ на успѣхъ была потеряна: права и преимущества ихъ уничтожены, всенародно объявлено равенство, и пеня за кровь опредѣлена одинаково для всѣхъ". Въ обществѣ же бжедуховъ, дворяне даже были изгнаны изъ общихъ ауловъ, и принуждены были жить съ своими рабами, въ отдѣльныхъ аулахъ {Четвертое письмо изъ Тифлиса генерала Фадѣева, помѣщенное въ No 7мъ "Московскихъ Вѣдомостей", за ноябрь 1864 г.}. Вообще раздоры между сословіями не могли не отразиться на прочности союза, связывавшаго черкесовъ, и послужили одною изъ причинъ его шаткости въ послѣднее время.

Независимо отъ сословныхъ преимуществъ, пользуются у черкесовъ большимъ уваженіемъ: старики и особенно тѣ изъ нихъ, которые обладаютъ даромъ слова, имѣющимъ сильное вліяніе на весьма воспламенительный черкесскій народъ; люди благочестивые, посѣщавшіе гробъ Магомета и носившіе почетное названіе "хаджи"; удалые храбрецы, "гаджериты", извѣстные у насъ подъ именемъ "абрековъ", которые обрекали себя на всѣ опасности, сопряженныя съ заклятою местью къ русскимъ {Не было -- говорить Торнау въ своихъ "Воспоминаніяхъ" -- ни хитрости, ни вѣроломнаго обмана, считавшихся непозволенными для абрека, когда дѣло шло -- убить русскаго, а для казака, когда предвидѣлась возможность подкараулить абрека; ни казаки, ни абреки при встрѣчѣ, не просили и не давали пощады.}; наконецъ, народные барды "гекуоеамы", сохранившіе въ памяти геройскіе подвиги своего народа или особенныхъ личностей, отличавшихся необыкновенною храбростью,-- все это излагалось въ пѣсняхъ, нерѣдко риѳмованныхъ, которыя гекуокамы пѣли на пиршествахъ и предъ началомъ сраженія, для возбужденія храбрости; съ усиленіемъ ислама, гекуокамы стали постепенно исчезать.

Между черкесами, которые сами пользуются неограниченною личною свободою, существовало рабство въ полномъ смыслѣ этого слова. Всякій свободный черкесъ могъ имѣть столько рабовъ, сколько позволяли ему средства, и продавать ихъ кому и какъ хотѣлъ. Дворянинъ же, а тѣмъ болѣе князь, не могли даже обойтись безъ рабовъ, потому-что личный трудъ для нихъ почитался постыднымъ {Когда Торнау самымъ вѣроломнымъ образомъ былъ взятъ въ плѣнъ, то гнусный владѣлецъ его Асланъ-бекъ Тамбіевъ, кабардинскій уздень чистой крови, прежде всего спросилъ его: дворянинъ ли онъ по рожденію, или только по чину? Получивъ въ отвѣтъ, что онъ природный дворянинъ, Тамбіевъ объявилъ, что въ такомъ случаѣ нельзя заставлять его работать. Но тѣмъ не менѣе онъ приковалъ несчастнаго Торнау къ стѣнѣ и окружилъ его всѣми возможными стѣсненіями. Это, по понятію истаго черкеса, не нарушало преимуществъ прирожденнаго дворянина.}. Рабы пріобрѣтались или покупкою, или захватомъ въ плѣнъ, и употреблялись для всѣхъ тяжелыхъ работъ. Если они не знали какого-либо ремесла, полезнаго для владѣльца, то, участь ихъ была самая жалкая. Въ особенности подвергались всѣмъ возможнымъ угнетеніямъ русскіе плѣнные, если только не имѣлось въ виду получить за нихъ значительнаго выкупа. Дѣти, рожденныя отъ рабовъ, оставались въ томъ же состояніи, но съ ними обращались человѣколюбивѣе, такъ же какъ и со стариками, на основаніи вообще уваженія, питаемаго черкесами въ сѣдинамъ. Торговля рабами была самая выгодная для черкесовъ. Ею преимущественно занимались убыхи и производили ее или сами, или посредствомъ турецкихъ агентовъ, пріѣзжавшихъ нарочно для того изъ Константинополя и конечно получавшихъ огромные барыши {Вотъ мѣстныя цѣны этому живому товару на наши деньги, по указанію Лавинскаго: обыкновенный мальчикъ стоилъ около 100 p. cep.; отличающійся особою красотою отъ 300 до 500 p.; взрослый мужчина, годный для военной службы -- 200 р. На женщинъ не было постоянныхъ цѣнъ: за нихъ платилось по градусамъ ихъ красоты; 6,000 р. было однакожъ максимумъ. Въ Константинополѣ товаръ этотъ стоилъ вдвое, втрое, а иногда въ десять разъ болѣе противъ показанной цѣны.}. Число рабовъ въ каждомъ изъ черкесскихъ обществъ было различное. По свидѣтельству Лапинскаго, между убыхами рабы составляли почти четвертую часть всего населенія, между абадзехами -- десятую, а между тапсугами -- едва двадцатую. Дворъ, помѣщавшій нѣсколько домиковъ, въ которыхъ жили не только владѣлецъ съ семействомъ, но и родные его по прямой восходящей и нисходящей линіи, со всѣми рабами, имъ принадлежащими,-- составлялъ у черкесовъ административную единицу (юнегъ-домъ, или дворъ). Сто такихъ дворовъ, образующихъ нѣсколько ауловъ, разсѣянныхъ на довольно значительномъ пространствѣ, представляли общину или волость (юнегъ-исъ), которыя управлялись старшинами (тамата), при содѣйствіи муллъ и кадіевъ. Нѣсколько такихъ общинъ, расположенныхъ обыкновенно по теченію какой-либо рѣки, составляли родъ или область, въ которую входило до двадцати и болѣе общинъ. Изъ областей уже образовалось то, что носило названіе народа -- абадзеховъ, шапсуговъ, и т. д. Такъ, какъ ни одно важное дѣло не предпринималось у черкесовъ, безъ предварительнаго совѣщанія, то на совѣты посылалось обыкновенно отъ каждой общины по два и болѣе выборныхъ старшинъ (тамата). Въ дѣлахъ же особенной важности, касающихся религіи, ополченія противъ русскихъ, обсужденія предложеній турецкаго правительства и т. п., составлялись общіе федеральные совѣты изъ нарочно избранныхъ для того старшинъ отъ каждаго народа, извѣстныхъ своею опытностью въ дѣлахъ военныхъ и административныхъ, и пользовавшихся особеннымъ вліяніемъ. Въ этихъ совѣтахъ избирались военные начальники и опредѣлялось, сколько каждая община должна выставить вооруженныхъ воиновъ, пѣшихъ и конныхъ {Черкесы также храбро сражались на конѣ, какъ и пѣшіе, чѣмъ и отличались отъ другихъ горцевъ. Удальство ихъ въ наѣздничествѣ и искусство въ эквилбристскихъ пріемахъ (джигитовкѣ) усвоены нашими казаками вполнѣ.}. Такой, повидимому, простой и приспособленный къ духу и степени развитія народа порядокъ нарушался и колебался въ своемъ основаніи отъ необузданнаго своеволія черкесовъ, отъ внутреннихъ ихъ раздоровъ и безпрерывныхъ кровомщеній. Послѣдній изъ трехъ наибовъ Шамиля, высланныхъ имъ къ черкесамъ для распространенія между ними мюридизма -- Мегметъ-Эминъ, бывшій при Шамилѣ секретаремъ и постигшій вполнѣ его политику, видя, что администрація и судъ у нихъ находятся въ большомъ разстройствѣ, старался ввести порядокъ и поэтому началъ учреждать "мехкемэ", или окружные судебные приказы, которые составляли не одни только судьи, но и лица, завѣдывающія полиціею и другими отраслями администраціи. Распоряженія эти однакожъ не нравились привыкшимъ въ своеволію черкесамъ: шапсуги скоро ихъ отвергли, а у абадзеховъ, гдѣ Мегметъ-Эминъ пользовался особымъ вліяніемъ, "мехкенэ" существовали кое-гдѣ, до самаго паденія наиба.

Все вышесказанное примѣняется къ черкесамъ вообще, но преимущественно принадлежитъ вольнымъ черкесамъ, сохранющимъ въ чистотѣ національный типъ. Они составляли, какъ выше сказано, четыре отрасли: абадзеховъ, шапсуговъ, натухайцевъ и убыховъ. Но изъ нихъ только абадзехи и шапсуги представляли основу и могущество черкесскаго народа, по чистотѣ типа и по числу населенія: первыхъ считалось приблизительно отъ 140,000 до 160,000 душъ, послѣднихъ отъ 120,000 до 130,000 душъ. Датухайцы, ничѣмъ не отличаясь отъ шапсуговъ, составляли одну съ ними массу, а потому численность ея должна увеличиться по крайней мѣрѣ еще 60,000 душъ натухайцевъ. Что касается до убыховъ, то они представляли самое малочисленное общество, между вольными черкесами, простиравшееся до 25,000 душъ. Но тѣмъ не менѣе убыхи имѣли значительное вліяніе на общія дѣла союза, по большему соціальному своему развитію и по богатству, сравнительно съ другими обществами. Этому они обязаны были близости въ нимъ морского берега, дававшаго имъ возможность имѣть сношенія съ болѣе ихъ образованными народами и производить прибыльную торговлю особенно живымъ товаромъ. По этимъ особенностямъ и по говору, который отличается отъ прочихъ нарѣчіи языка "адиге", нѣкоторые считаютъ ихъ за народъ особаго происхожденія. Такого мнѣнія держится, между прочимъ, Люлье, считая убытокъ отдѣльнымъ народомъ, имѣющимъ особенный языкъ, который, по его же словамъ, составляетъ только принадлежность простого народа и то жителей горныхъ ущелій; дворяне же и обитатели морского берега всѣ говорятъ адигскимъ языкомъ, удобно понимая притомъ и сосѣдственный абхазскій говоръ. Гильденштетъ, Лапинскій, Бель, Боденштедтъ и Торнау утверждаютъ, что убыхи составляютъ съ прочими черкесами одинъ народъ. Послѣдній изъ нихъ присовокупляетъ къ тому, что, можетъ быть, они составились изъ черкесовъ, абхазовъ и европейцевъ, выброшенныхъ, какъ говоритъ преданіе, на черкесскій берегъ, во время перваго крестоваго похода. Все это указываетъ на то, что убыхи -- народъ смѣшанный, въ основѣ котораго однакоже остался адигскій элементъ преобладающимъ. Къ этой основѣ удобно могъ присовокупиться элементъ ближайшихъ убыхамъ сосѣдей -- джикетовъ, отрасли абхазовъ, съ которыми они находились въ самыхъ тѣсныхъ сношеніяхъ. Можетъ быть, въ составъ смѣшаннаго народа вошелъ и европейскій элементъ, тѣмъ ли путемъ, какъ свидѣтельствуетъ преданіе, или, вѣрнѣе, посредствомъ вліянія оставшихся отъ прежняго поселенія грековъ, имѣвшихъ, какъ извѣстно, свои колоніи по восточному берегу Чернаго моря и преимущественно на территоріи, которую занимали убыхи и сосѣдніе съ ними абхазы, какъ въ своемъ мѣстѣ будетъ разъяснено. Ближайшее знакомство съ убыхами, при переселеніи ихъ въ Турцію, показало, что они свободно объясняются съ прочими черкесами и легко усвоиваютъ ихъ нарѣчіе {Академикъ Шифнеръ въ разборѣ сочиненія барона Услара: "Этнографія Кавказа: абхазскій и чеченскій языки", представленнаго къ соисканію Демидовской преміи, упоминаетъ мимоходомъ, что Усларъ занимался и языкомъ убыховъ, но, къ сожалѣнію, намъ неизвѣстны результаты его трудовъ.}; а потому они очевидно сохранили общій съ ними типъ и должны составлять одинъ съ ними народъ.

Въ настоящее время, всѣ черкесы исповѣдуютъ магометанскую вѣру по суннитскому обряду. Но, что прежде у нихъ было распространено христіанство, это доказываютъ -- преданія, памятники и исторія. До сихъ поръ, у черкесовъ существуетъ смутное воспоминаніе о христіанствѣ; до сихъ поръ сохраняются у нихъ нѣкоторые обряды и праздники христіанской церкви, которые они смѣшиваютъ съ обрядами ислама и язычества. Они чтутъ память Іисуса Христа, признавая его Сыномъ Божіимъ, но еще болѣе питаютъ благоговѣнія къ Матери Божіей и празднуютъ торжественно вознесеніе ея на небеса, въ іюнѣ мѣсяцѣ. По морскому берегу и даже нѣсколько въ глубь горъ, встрѣчаются развалины церквей и остатки надгробныхъ памятниковъ съ латинскими и греческими надписями. Памятники съ латинскимъ крестомъ и гербомъ Генуезской республики попадаются болѣе въ сѣверной части прибрежья, а съ греческими надписями и съ изображеніемъ греческаго креста находятся преимущественно въ южной части Черкесіи. Встрѣчаемые здѣсь и особенно ближе въ Абхазіи, остатки христіанскихъ церквей носятъ на себѣ явственно типъ византійскаго стиля. Изъ византійской исторіи извѣстно, что въ VI вѣкѣ по Р. X. были посылаемы изъ Византіи особые миссіонеры для введенія христіанства въ западномъ Кавказѣ, Съ восточной стороны, предпринимались подобные подвиги грузинскими царями, на что указываютъ источники грузинской исторіи.

Когда фанатическіе послѣдователи Магомета стали мечомъ и огнемъ распространять его ученіе повсюду, куда только могли проникнуть, тогда и жители Кавказа подверглись ихъ напору. Изъ народовъ, обитавшихъ на Кавказѣ и въ Закавказьи, одни только армяне и грузины, просвѣтившіеся христіанствомъ въ началѣ ІѴ-го столѣтія, отстояли свою вѣру; прочіе же, волею и неволею, сдѣлались мусульманами. Турецкіе султаны, занявъ, въ срединѣ ХѴ-го столѣтія, престолъ византійскихъ императоровъ, распространили магометанскую вѣру между Кавказскими народами, въ томъ числѣ и между черкесами, и съ того времени начали считать ихъ своими подданными. Для поддержанія своей власти, они построили, въ XVI столѣтіи, приморскія крѣпости Поти, Сухумъ, Апсюгу, и др. Не смотря на то, черкесы, которыхъ турецкій султанъ считалъ своими подданными, на дѣлѣ никогда ему не повиновались. Они признавали его, какъ наслѣдника Магомета и падишаха всѣхъ мусульманъ, духовнымъ своимъ главою, но не платили никакихъ податей, не поставляли солдатъ и не допускали вмѣшиваться въ ихъ внутреннія дѣла, терпя турокъ, занимавшихъ нѣсколько укрѣпленныхъ мѣстъ, по праву только единовѣрія. Въ случаѣ посягательства на ихъ свободу, они прибѣгали въ оружію и выходили побѣдителями. Такъ продолжалось до 1829 года. По силѣ Адріанопольскаго трактата, Оттоманская Порта уступила Россіи Закубанскую область съ ея жителями-черкесами, вплоть до границъ Абхазіи, предавшейся Россіи лѣтъ двадцать ранѣе. Но эта уступка осталась только на бумагѣ и не имѣла никакой фактической силы. Черкесы упорно стояли на томъ, что они и предки ихъ были всегда независимы. Султанъ никогда ими не владѣлъ, а потому и уступать ихъ никому не могъ {При пріемѣ шапсугскихъ депутатовъ, генералъ, командовавшій Черноморскою береговою линіею (Раевскій), старался объяснить имъ обязанности ихъ по Адріанопольскому трактату. Видя же, что они не понимаютъ его, и желая поставить дѣло ближе къ ихъ понятію, онъ сказалъ, что падишахъ отдалъ ихъ русскому царю въ бешъ-кешъ (подарилъ ихъ). "А! теперь понимаю" -- отвѣчалъ одинъ изъ депутатовъ и, указавъ на птичку, сидѣвшую на деревѣ, прибавилъ: "генералъ, я дарю тебѣ эту птичку, поди возьми ее." Сравненіе шапсуга было вполнѣ вѣрно и оригинально. Это происшествіе было лѣтъ десять спустя послѣ Адріанопольскаго мира, и явилось въ печати, если не ошибаемся, въ первый разъ въ "Воспоминаніяхъ кавказскаго офицера". (Русскій Вѣстникъ, сентябрь 1864 г.)}. Должно было брать силою то, что слѣдовало по праву трактата, послѣ побѣдъ, проложившихъ русскимъ войскамъ путь къ стѣнамъ Константинополя. Но вести войну съ горцами обычнымъ способомъ было невозможно. Какъ дикія птицы, когда ихъ спугнутъ съ одного мѣста, перелетаютъ на другое, пока не найдутъ неприступнаго для себя убѣжища или пока не утомятъ охотника: такъ поступали черкесы съ нашими войсками. Наши укрѣпленія, построенныя въ стратегическихъ пунктахъ, были страшны для тѣхъ только черкесовъ, которые жили на разстояніи пушечнаго выстрѣла, и которые не могли переселиться далѣе въ глубь горъ, и тамъ удобно устроить свои подвижныя жилища. Приморскія же укрѣпленія, требовавшія такъ много жертвъ, были полезны только противъ внѣшнихъ, враждебныхъ намъ вмѣшательствъ, но не могли имѣть прямого вліянія на покореніе черкесовъ. Впродолженіе тридцати лѣтъ, послѣ Адріанополькаго мира, много было пролито русской крови, много было геройскихъ подвиговъ съ нашей стороны, но покореніе края подвигалось медленно.

Между тѣмъ, на противоположномъ концѣ Кавказа разыгрывалась кровавая драма, въ которой дѣйствующими лицами были фанатики ислама -- мюриды, главная обязанность которыхъ состояла въ возбужденіи религіозной войны противъ невѣрныхъ, и конечно прежде всего противъ русскихъ. Извѣстный въ Россіи и весьма памятный на Кавказѣ Шамиль сдѣлался имамомъ мюридовъ, неограниченнымъ повелителемъ Дагестана и непримиримымъ врагомъ Россіи. Для противодѣйствія его замысламъ, нужно было отвлечь часть войскъ отъ запада, гдѣ и безъ того ихъ было недостаточно; это дало возможность усилиться здѣсь кознямъ противъ Россіи. Шамиль имѣлъ тайныя сношенія съ черкесами, пытался-было, въ 1846 году, съ своимъ войскомъ, проникнуть въ нимъ чрезъ Кабарду, для личнаго возбужденія ихъ противъ русскихъ; наконецъ, посылалъ къ нимъ съ этою цѣлію своихъ наибовъ, изъ которыхъ первые два не имѣли успѣха, но послѣдній, Мегметъ-Эминъ, настоящій питомецъ Шамиля, исполнилъ удачно возложенное на него порученіе, долго имѣлъ вліяніе на абадзеховъ и только послѣ паденія своего имама, видя его судьбу, а, можетъ быть, склоняясь и на другія убѣжденія, покорился Россіи и увлекъ съ собою абадзеховъ. Въ концѣ 1859 года, они дали клятву покорности Россіи, а въ началѣ 1860 г. послѣдовали ихъ примѣру и натухайцы; но при первой возможности, какъ тѣ, такъ и другіе соединились съ воюющими противъ Россіи собратіями своими. Восточная война представляла черкесамъ самый удобный случай завоевать независимость, а покровительствующей имъ Турціи и прочимъ воюющимъ противъ насъ державамъ -- нанести сильный ударъ Россіи на Кавказѣ. Большая часть войскъ ея должна была двинуться на югъ, для защиты границъ со стороны Азіатской Турціи. Черкесы ожидали существеннаго пособія со стороны Турціи и ея союзницъ -- войскъ и воинскихъ припасовъ; но къ нимъ прислали только военачальника въ лицѣ стараго, неспособнаго Сеферъ-паши, потому только, что онъ былъ родомъ натухаецъ и въ молодости служилъ въ русскомъ войскѣ. Вмѣсто того, чтобы соединиться съ ловкимъ Мегметъ-Эминомъ и дѣйствовать съ нимъ заодно, паша не преминулъ поссориться съ нимъ, а эта ссора еще болѣе усилила несогласіе между черкесами, изъ которыхъ одни начали держать сторону паши, а другіе шамилева наиба. Прибытіе потомъ въ Анапу еще высшаго турецкаго сановника, Мустафы-паши, не могло пособить дѣлу, и на вызовъ его едва явилось до 20,000 натухайцевъ и шапсуговъ; изъ абадзеховъ же никто не прибылъ. Англичанинъ Лонгворсъ и его агенты напрасно тратили англійскія деньги. Черкесское войско, усиленное горстью польскихъ туристовъ и турецкихъ солдатъ, ограничило свои дѣйствія нѣсколькими набѣгами и стычками съ русскимъ войскомъ, которыя оканчивались всегда въ пользу послѣдняго {Высадка Омеръ-паши съ войскомъ, въ Сухумъ Кале, въ концѣ восточной войны, имѣла цѣлію отвлечь наши побѣдоносный войска отъ предѣловъ Малой Азіи и не могла имѣть прямого вліянія на общее возстаніе черкесовъ.}. Между тѣмъ, время ушло, и съ нимъ потерянъ невозвратно благопріятный для черкесовъ случай. Тяжелый для Россіи Парижскій миръ былъ началомъ счастливыхъ событій на Кавказѣ, Свободныя и притомъ усиленныя войска были направлены противъ Шамиля, съ паденіемъ котораго покорился и Дагестанъ. Оставалось покорить черкесовъ, для чего было подъ руками весьма достаточно войскъ. Но кавказское начальство, наученное опытомъ, пришло къ убѣжденію, что, для достиженія этой цѣли, необходимо вести съ ними войну значительными массами, окружая ихъ со всѣхъ возможныхъ сторонъ,-- вести войну энергически, безостановочно, безъ отдыха; въ занятыхъ мѣстахъ, гдѣ предстоитъ удобство, ставить казацкія станицы,-- подвигаться такимъ образомъ все далѣе и далѣе, до самыхъ крайнихъ предѣловъ -- до Чернаго моря, не давая непріятелю вздохнуть и собраться съ силами. Система {Старожилы кавказскіе утверждаютъ, что этой системы держался, въ тридцатыхъ годахъ, и генералъ Вельяминовъ, пользуясь ею, по мѣрѣ имѣвшихся у него ограниченныхъ средствъ; съ этою же цѣлію онъ устраивалъ и дороги въ горахъ.}, задуманная съ такимъ знаніемъ края и его обитателей, благодаря храбрости войскъ, увѣнчалась полнымъ успѣхомъ. Исторія не забудетъ, что война, по этой системѣ, съ черкесами, началась при намѣстникѣ, фельдмаршалѣ князѣ Барятинскомъ, и окончилась блистательно при намѣстничествѣ великаго князя Михаила Николаевича. Исторія сохранитъ также имя генерала Евдокимова, какъ главнаго дѣятеля при покореніи западнаго Кавказа. Такимъ образомъ, предсказаніе черкесофиловъ: польскаго ренегата Лапинскаго, англійскаго туриста Беля и нѣмецкаго либерала Боденштета, что Россія, при всей громадности своихъ силъ, не въ состояніи будетъ покорить черкесовъ -- не исполнилось!

Правительство русское, убѣжденное многими опытами въ томъ, что никакъ нельзя довѣрять обязательствамъ черкесовъ, и что, если оставить ихъ въ горахъ,-- то они станутъ по-прежнему грабить мирныхъ жителей и враждовать противъ Россіи, предложило имъ выселиться на плодородную Кубанскую плоскость, въ противномъ же случаѣ удалиться въ Турцію, на что многіе уже предварительно высказывали свое желаніе. Изъ народонаселенія вольныхъ черкесовъ, которое съ полумирными бжедухами составляло, по крайней мѣрѣ, 400,000 душъ, три четверти рѣшилось удалиться въ Турцію, и едва одна четвертая часть согласилась переселиться на Кубанскую плоскость; причемъ шапсуги и убыхи удалились почти цѣликомъ, а абадзехи и бжедухи болѣе нежели на половину. Конечно, тутъ много дѣйствовали люди вліятельные на толпу впечатлительную; но не менѣе того участвовало въ этомъ и ожесточеніе черкесовъ противъ русскихъ, питаемое полувѣковою враждою. Къ несчастію, переѣздъ черкесовъ въ Турцію сопровождался болѣзнями и большою смертностью, за что наши недоброжелатели за границею не преминули обвинять русское правительство. Но справедливо ли это? Наше правительство платило деньги за перевозъ черкесовъ и снабжало неимущихъ всѣмъ необходимымъ для пути; турецкое правительство, съ своей стороны, высылало суда для перевозки переселенцевъ. Но они теряли терпѣніе въ ожиданіи очереди и видались на вольнонаемныя суда греческія. На этихъ-то судахъ, тѣсныхъ и неудобныхъ, развивались болѣзни и явилась большая смертность. Особенно же пагубенъ былъ переѣздъ для тѣхъ черкесовъ, которые, рѣшившись сперва поселиться на Кубанской плоскости, отъ распространившагося между ними ложнаго слуха, что ихъ хотятъ обратить въ христіанство, а скорѣе отъ опасенія потерять своихъ рабовъ, начали потомъ обращаться къ переселенію въ Турцію. Они прибыли въ берегамъ Чернаго моря въ позднюю осень, когда начинаетъ свирѣпствовать здѣсь опасный сѣверо-восточный вѣтеръ, извѣстный подъ именемъ "боры", отъ которой гибнутъ и люди и суда. Участь этихъ несчастныхъ, какъ отправившихся въ море, такъ и оставшихся на берегу, дѣйствительно заслуживаетъ всякого состраданія. Но и тутъ русское правительство оказало имъ всевозможныя пособія, снабжая нуждающихся пищею и одеждою, и принимая больныхъ въ лазареты Константиновскаго укрѣпленія. Нельзя не пожалѣть объ этихъ бѣдныхъ переселенцахъ, тѣмъ болѣе, что и въ новомъ ихъ отечествѣ ожидала ихъ та же горькая участь; но они сами стремились къ ней, по какому-то непостижимому влеченію.

Обвиняютъ также русское правительство въ жестокости вообще изгнанія черкесовъ изъ мѣстъ ихъ родины. Въ нравственномъ отношеніи, эта мѣра кажется жестокою. Но при обсужденіи ея нельзя терять изъ виду другой стороны -- политической. Съ этой точки зрѣнія, принятая мѣра была вызвана прискорбною, но крайнею необходимостью. Вражда между черкесами и русскими дошла до крайнихъ предѣловъ и сосредоточилась въ одномъ вопросѣ: кому владѣть страною -- черкесамъ или русскимъ? Оставить ли черкесамъ въ обладаніе эту богатую дарами природы страну съ тѣмъ, чтобы они по-прежнему вели въ ней полукочевую жизнь и занимались грабежемъ, или предоставить ее Россіи для водворенія въ ней промышленности и цивилизаціи? Отвѣтъ, кажется, не можетъ быть сомнителенъ. Для всякого русскаго патріота остается одно и самое искреннее желаніе, чтобы заселеніе благодатной страны послѣдовало какъ можно успѣшнѣе, и чтобы притомъ не повторились грустныя событія, случавшіяся у насъ въ подобныхъ дѣлахъ. Мы не буденъ указывать здѣсь, для сравненія, на то, какъ поступали европейцы съ туземцами, при поселеніи въ Америкѣ, и на колонизацію англичанъ въ Австраліи. Это уже далеко не то, что сдѣлало русское правительство съ черкесами, предложивъ имъ на выборъ -- переселиться на Кубанскую плоскость или, согласно ихъ желанію, отправиться въ Турцію. Отъ нихъ зависѣло избрать послѣднее,

Я остановился болѣе, нежели сколько дозволяли мнѣ предѣлы моей задачи, на черкесскомъ народѣ, съ единственною цѣлію -- сохранить хотя главныя черты его типа и послѣдней его исторіи, предоставляя довершить дѣло людямъ, имѣющимъ болѣе меня къ этому возможности. Я рѣшился на это тѣмъ болѣе, что, по прошествіи нѣкотораго времени, остатки его, разсѣянные по Европейской и Азіатской Турціи и частью раскиданные по Кавказу, сольются, по непреложному закону, съ болѣе мощною массою народа господствующаго и потеряютъ, вмѣстѣ съ именемъ и языкомъ, свою національную самобытность, до такой степени, что трудно будетъ отыскивать слѣды ихъ. Исторія представляетъ намъ много примѣровъ такого поглощенія слабаго народа болѣе сильнымъ, и образованія, симъ путемъ, народовъ смѣшанныхъ.

Если мы убѣдились въ томъ, что обитатели Закубанскаго края, извѣстные подъ разными народными наименованіями -- абадзеховъ, шапсуговъ, ватухайцевъ, бжедуховъ, и т. д., составляютъ одинъ и тотъ же народъ, то послѣ этого естественно возникаетъ вопросъ: къ какому же племени или къ какой расѣ принадлежитъ этотъ народъ, съ какими извѣстными народами онъ находится въ генеалогическомъ родствѣ? Разрѣшеніе этого вопроса, въ настоящее время, представляетъ большія затрудненія по недостатку необходимыхъ для того средствъ. Народъ, о которомъ идетъ рѣчь, не имѣетъ своей исторіи; языкъ его не разработанъ до такой степени, чтобы можно было вывести родственную связь его съ извѣстными уже языками. Въ такомъ положеніи ничего не остается, какъ прибѣгнуть къ древнимъ источникамъ исторической литературы, отыскать въ нихъ слѣды народа, который называемъ теперь черкесами, прослѣдить за нимъ въ его движеніи и такимъ образомъ, хотя приблизительно, указать ему мѣсто въ великой народной семьѣ. А какъ въ памятникахъ исторической литературы эллиновъ, римлянъ и арабовъ, народъ, который мы называемъ черкесами, носилъ иныя имена, и какъ судьба его въ древности была тѣсно связана съ судьбами другихъ народовъ Кавказа и особенно того изъ нихъ, съ которымъ онъ былъ въ близкихъ отношеніяхъ, то намъ необходимо слѣдуетъ отложить наше сужденіе о первобытности и генеалогическомъ родствѣ черкесовъ -- до разсмотрѣнія положенія по крайней мѣрѣ этого послѣдняго народа, а именно -- абхазовъ.

АБХАЗЫ.

Самый ближайшій къ черкесамъ народъ -- абхазы. Они соприкасаются другъ другу, а часто даже смѣшиваются между собою, на занимаемыхъ ими территоріяхъ, какъ по берегу Чернаго моря, такъ и по юго западнымъ и по сѣверо-восточнымъ отрогамъ главнаго Кавказскаго хребта. Абхазы называются у насъ также абазами -- имя, подъ которымъ они извѣстны и у черкесовъ; грузины именуютъ ихъ афхазети, а древніе греческіе писатели -- абазги; сами же себя они называютъ абсне и азега, а свою страну -- абсуа. Абхазы, также какъ и сосѣди ихъ черкесы, которыхъ они вообще называютъ адухъ, раздѣляются на многія отрасли, носящія разныя имена, что давало поводъ считать ихъ за отдѣльные народы. Ближайшее знакомство съ ними показало, что всѣ эти отрасли или общества сходствуютъ между собою типическими тѣлесными формами, нравами, обычаями, образомъ жизни и, что всего важнѣе, говорятъ однимъ и тѣмъ же языкомъ, распадающимся только на діалекты, близкіе въ своему корню, а потому, очевидно, они составляютъ одинъ и тотъ же народъ. Страну, занимаемую нынѣ абхазами, можно раздѣлить на двѣ части: на западную, простирающуюся по юго-западному склону главнаго хребта и по морскому берегу, и на восточную, лежащую по сѣверо восточнымъ отрогамъ. По пространству территоріи и по численности населенія, первую можно назвать Большою, а по древности жительства обитателей ея, Старою Абхазіей; вторую же, по малочисленности жителей и по недавности выселенія ихъ изъ прежней родины, Мали, или Новою Абхазію.

БОЛЬШАЯ АБХАЗІЯ.

Первое абхазское общество, граничащее по берегу Чернаго моря съ черкесами, называется джигеты, а также садземъ. Территорія, принадлежащая джигетамъ, ограничивается съ запада -- рѣкою Саче, отдѣляющею ихъ отъ убыховъ, съ востока -- рѣкою Бзыбью, съ юга и частью съ запада -- моремъ, а съ сѣвера -- отрогами Кавказскаго хребта. Джигеты въ нѣкоторыхъ мѣстахъ совершенно перемѣшаны съ убыхами, что представляетъ какъ бы переходъ одного народа въ другому. Они раздѣляются на нѣсколько мелкихъ обществъ, изъ которыхъ иныя называются по именамъ своихъ князей и подчинены имъ, таковы: Кечьба, Аребда, Цандрапшъ и проч.; другіе же живутъ независимо, какъ то: Цвинджи, Бага и проч. Вообще, джигеты приморскіе не отличались такою свирѣпостью, какъ ихъ горные братья. Но на раздѣленныя общества джигетовъ имѣли всегда сильное вліяніе убыхи, которые направляли ихъ по своему произволу и часто разоряли ихъ за покорность Россіи. Вліяніе это было такъ велико, что, при послѣднемъ переселеніи убыховъ въ Турцію, они увлекли за собою много семействъ джигетскихъ. До этого времени, считалось приморскихъ джигетовъ до 10,000 душъ. Но здѣсь мы должны повторить то, что было сказано при обозрѣніи черкесовъ, именно, что отъ тѣхъ же самыхъ причинъ цифры, означающія численность народа абхазскаго вообще, слѣдуетъ принимать только за приблизительныя. Въ послѣднее время, джигеты были магометане суннитскаго обряда, но прежде они, какъ и всѣ прочіе абхазы, исповѣдывали христіанскую религію, о которой сохранились у нихъ преданія. Вмѣстѣ съ уставами ислама, они удерживали нѣкоторые христіанскіе обряды и языческія преданія.

На томъ же самомъ пространствѣ, которое выше описано, но удаляясь отъ морского берега и приближаясь къ горнымъ ущеліямъ, обитаютъ три абхазскія общества: Ахчипсоу, Айбга и Псху, которыхъ иные причисляютъ къ джигетской, а другіе относятъ къ особенной отрасли, называемой медозюями или медовѣевцами. Ахчипсоу живутъ на верховьяхъ рѣкъ Псху и Мздымты. Никому не подвластные, они отличаются духомъ воинственности и свирѣпостью. Съ своими сосѣдями, убыхами, они находились въ тѣсной связи и участвовали въ ихъ предпріятіяхъ. Высокія горы и неприступныя ущелья, занимаемыя Ахчипсоу, и недоступность въ нимъ со стороны моря представляли большія затрудненія для покоренія этого общества, которое было, въ свое время, изъ всѣхъ абхазовъ самымъ вреднымъ для Россіи. Айгба живутъ между обществами Ахчипсоу и Псху, на верховьяхъ рѣки Хашуапсе; это самое малое изъ трехъ обществъ недовѣевцевъ, занимавшееся преимущественно воровствомъ и грабежами въ Абхазіи и у черкесовъ, обитавшихъ на сѣверномъ склонѣ Кавказскаго хребта. Псху живутъ на верховьяхъ рѣкъ Бзыбы и Меджиты. Это общество раздѣляетъ со всѣми медовѣевцами наклонность къ хищничеству и захвату плѣнныхъ, для продажи ихъ потомъ турецкимъ купцамъ. Въ 1840 году, оно покорилось Россіи и выдало аманатовъ, но въ послѣдней войнѣ съ черкесами принимало участіе противъ русскихъ. Народонаселеніе всѣхъ медовѣевцевъ, до времени выселенія черкесовъ въ Турщю, простиралось приблизительно до 7--8 тысячъ душъ {Въ опредѣленіи народонаселенія абхазовъ вообще я руководствовался статьею г. Берже, помѣщенною въ "Кавказскомъ Календарѣ" на 1869 годъ. Онъ соединяетъ джигетовъ вмѣстѣ съ медовѣевцами и опредѣляетъ число народонаселенія ихъ совокупно въ 16,923 души. Баронъ Торнау отдѣляетъ джигетовъ отъ медовѣевцевъ и считаетъ первыхъ въ 11,000, а другихъ въ 10,000 = 21,000 душъ -- слѣдовательно, болѣе противъ показанія г. Берже на 4,000 душъ, не смотря на то, что исчисленіе послѣдняго было слишкомъ двадцать лѣтъ послѣ показанія перваго.}, изъ числа которыхъ самая значительная часть приходится на долю Ачхипсоу, а самая малая на Айбга. Относительно религіи медовѣевцевъ можно сказать, что только князья и дворяне между ними соблюдаютъ наружные обряды магометанской вѣры, прочіе же держатся болѣе язычества.

За симъ слѣдуютъ собственно, такъ-называемые, абхазы, составляющіе корень и ядро всего народа, извѣстнаго подъ этимъ именемъ. Территорія, занимаемая собственно абхазами, простирается въ длину по берегу Чернаго моря отъ устья Бзыбы до устья Игнура, а въ ширину отъ морского берега до Кавказскихъ горъ, гдѣ они соприкасаются сперва съ Медовѣями, потомъ съ Цебельдою и, наконецъ, съ Самурзиканью. Рѣка Игнуръ составляла прежде южную границу Абхазіи и отдѣляла ее отъ Мингреліи; впослѣдствіи, эта граница перенесена на рѣку Гализгу, и такимъ образомъ Абхазія съ этой стороны сдѣлалась пограничною съ Самурзиканью. На вышесказанномъ пространствѣ, составляющемъ до 250 квадратныхъ географическихъ миль, живутъ небольшими населеніями до 94,000 душъ {По показанію г. Берже, а по Торнау -- 60,000 душъ.} народа, стоящаго на низкой степени соціальнаго развитія. Но, говоря сравнительно, абхазы не такъ свирѣпы и отважны, какъ ихъ родичи джегеты, медовѣевцы и цебельдинцы. Это происходитъ сколько отъ соприкосновенія ихъ съ русскими, живущими въ укрѣпленіяхъ, находящихся на ихъ территоріи: Пицундѣ, Бомборахъ и Сухумѣ, столько же и отъ подчиненія ихъ одному владѣтельному князю. Мы не коснемся здѣсь древней исторіи абхазскаго народа, предоставляя себѣ сдѣлать это въ своемъ мѣстѣ; но, упомянувъ о томъ, что онъ долгое время находился подъ владычествомъ грузинскихъ государей, имѣвшихъ потому титулъ владѣтелей Грузіи и Абхазіи, перейдемъ къ тому, какъ въ послѣднее время образовалось въ Абхазіи національное единовластіе, и какъ оно прекратилось.

Турки, завоевавъ, въ XVI столѣтіи, Грузію съ Мингреліею и подчинивъ себѣ потомъ Абхазію, построили на берегу моря крѣпости Поти, Сухумъ и Геленджикъ. Въ XVIII столѣтіи, абхазы, подъ предводительствомъ двухъ братьевъ Левана и Зураба Шервашидзе, возстали противъ турокъ и выгнали ихъ изъ Сухума; но, поссорившись потомъ между собою, Деванъ передалъ Сухумъ опятъ во власть турокъ, которые однакожъ владѣли имъ не долго. Келешъ-бей, изъ той же фамиліи Шервашидзе, овладѣвъ Сухумомъ и подчинивъ себѣ абхазскій народъ, отдался подъ верховную власть султана, который за то призналъ его владѣтелемъ Абхазіи и сухумскимъ наслѣдственнымъ пашою. Благоволеніе Порты къ Келешъ-бею не долго продолжалось. Давъ убѣжище требизонтскому пашѣ, осужденному султаномъ на смерть, онъ навлекъ на себя гнѣвъ его и сталъ искать защиты Россіи, взявшей тогда подъ свое покровительство Грузію, а для большаго успѣха принялъ тайно христіанскую вѣру. Султанъ, узнавъ объ этомъ, подговорилъ старшаго сына Келешъ-бея, Асланъ-бея, убить своего отца; преступленіе совершилось въ Сухумѣ. Но отцеубійца не могъ воспользоваться плодами своего преступленія. Младшіе его братья, Сеферъ-бей и Гасанъ-бей, осужденные также на смерть своимъ братомъ, успѣли скрыться и вооружили противъ Аслана всю Абхазію. Опасаясь народнаго мщенія, онъ принужденъ былъ въ свою очередь бѣжать; послѣ чего, братъ его Сеферъ-бей сдѣлался владѣтелемъ Абхазіи, отдалъ ее подъ покровительство Россіи и принялъ явно православную вѣру. Русское правительство ограничилось только занятіемъ своими войсками Сухумской крѣпости и оставило въ рукахъ князя управленіе страною. Послѣ смерти Сеферъ-бея, наслѣдовалъ ему старшій сынъ Димитрій, воспитывавшійся въ Петербургѣ. Пользуясь отсутствіемъ его и волнуемые происками Асланъ-бея, абхазы возстали-было противъ русскихъ; но дѣло кончилось водвореніемъ Димитрія на княжествѣ. Гасанъ-бей былъ схваченъ и сосланъ въ Сибирь, гдѣ пробылъ пять лѣтъ и потомъ возвращенъ на родину. Между тѣмъ, Димитрій, послѣ трехлѣтняго владычества, умеръ бездѣтенъ въ 1824 году. Возстаніе въ Абхазіи повторилось и вызвало новое вооруженное вмѣшательство со стороны Россіи, въ пользу Михаила, второго сына Сеферъ-бея {Воспоминанія кавказскаго офицера, въ "Русскомъ Вѣстникѣ", сентябрь 1864 г. "Историческія извѣстія о Кавказѣ", Броневскаго, часть 1-я, 1825 года.}. Князь Михаилъ, носившій также имя Гаиидьбея, вступилъ въ управленіе Абхазіею молодымъ человѣкомъ и,*по своимъ личнымъ качествамъ, обѣщалъ много для своего народа и въ пользу облагодѣтельствовавшей его Россіи. Сперва онъ оправдывалъ эти надежды и пріобрѣлъ полное довѣріе русскаго правительства, за что получилъ чинъ генерала и удостоенъ почетнаго званія генералъ-адьютанта русскаго императора. Но впослѣдствіи поступки его, относительно абхазцевъ и особенно своихъ родственниковъ, сдѣлались притѣснительными, а относительно Россіи -- неблагодарными. Во время восточной войны, поведеніе его было весьма двусмысленно, и, по окончаніи ея, обнаружились явныя доказательства его неблагонамѣренности. Вслѣдствіе чего, князь Михаилъ, послѣ сорокалѣтняго управленія, былъ удаленъ изъ Абхазіи на жительство въ Россію, и страна поступила въ непосредственное завѣдываніе Кавказскаго начальства.

Во время управленія Абхазіею князьями изъ династіи Шервашидзе, власть ихъ была весьма ограничена. Народъ не платилъ въ пользу ихъ никакихъ податей, и они пользовались только доходами съ своихъ собственныхъ земель и пенями, налагаемыми ими по суду, за преступленія и проступки, совершаемые въ ихъ владѣніяхъ. Сверхъ того, по древнему обычаю, владѣтели пользовались правомъ раза два въ годъ посѣщать каждаго князя и дворянина и, при этомъ случаѣ, получать отъ нихъ подарки. Между тѣмъ, они должны были содержать тѣлохранителей (ашнамхуа) -- родъ постояннаго войска, которые составляли особое сословіе, значеніемъ нѣсколько ниже дворянства, но имѣвшее права его, относительно владѣнія землею и крестьянами. Вообще, владѣтель Абхазіи находился въ зависимости отъ князей и дворянъ, которые готовы были всегда сопротивляться его требованіямъ, когда это не согласовалось съ ихъ сословными интересами. Дѣйствовать на нихъ въ свою пользу, онъ могъ только съ помощью тѣхъ же дворянъ и князей, склоняя ихъ къ тому не столько убѣжденіемъ, сколько подарками. А потому владѣтельные князья Абхазіи были бы очень стѣснены въ средствахъ содержанія, еслибъ не поддерживали ихъ выгоды отъ тайной торговли.

Изъ греческихъ источниковъ исторической литературы намъ извѣстно, что, въ VI вѣкѣ по Р. X., послѣ покоренія Абхазіи, при византійскомъ императорѣ Юстиніанѣ І-мъ, была введена въ этой странѣ православная вѣра, которая, впослѣдствіи, поддерживалась и распространялась со стороны Грузіи. Главою церкви въ Абхазіи былъ митрополитъ (католикосъ), имѣвшій пребываніе въ Пицундскомъ монастырѣ; въ Драндахъ находилось епископство, и по всей Абхазіи были церкви, которыхъ развалины встрѣчаются въ большомъ числѣ. Турки, завоевавъ Абхазію, обратили ея жителей въ магометанство; но при всемъ усилія они не могли совершенно уничтожить у нихъ воспоминаніе о христіанствѣ. Когда Сеферъ-бей принялъ православную вѣру, то примѣру его послѣдовало нѣсколько абхазцевъ; другіе же крестились потомъ при его преемникахъ, но осталось много и магометанъ. Часто въ одномъ и томъ же семействѣ встрѣчаются и христіане и магометане. Въ самомъ семействѣ владѣтельныхъ князей, правитель Михаилъ былъ христіанинъ, а родной дядя его, Гасанъ-бей -- магометанинъ. Новообращенные христіане -- говоритъ Торнау -- строго исполняя наружные обряды церкви, не разстаются однакожъ съ нѣкоторыми мусульманскими привычками, вошедшими въ народный обычай. Они имѣютъ, напримѣръ, не болѣе одной жены, но зато позволяютъ себѣ мѣнять ее при случаѣ. Абхазскіе магометане не отказываются отъ вина, ни отъ мяса нечистаго животнаго, противнаго каждому доброму мусульманину. Христіане и магометане празднуютъ вмѣстѣ: Рождество Христово, Святую пасху, Духовъ день, джуму и байрамъ, и постятся въ рамазанъ и въ великій постъ, для того чтобъ не давать другъ другу соблазна. Тѣ и другіе уважаютъ въ одинаковой степени священные лѣса, и боятся горныхъ и лѣсныхъ духовъ, которыхъ благосклонность они снискиваютъ небольшими жертвами, приносимыми по старой привычкѣ, но тайкомъ. Такимъ образомъ, въ настоящее время абхазы -- полу-христіане, полу-магометане и отчасти -- язычники.

Собственно Абхазія богата развалинами и именами мѣстностей, напоминающими пребываніе здѣсь греческихъ колоній и владѣніе византійцевъ, которые ввели въ Абхазіи христіанскую вѣру. Особеннаго вниманія заслуживаетъ Пицунда; въ древности, здѣсь былъ значительный, торговый греческій городъ Питіосъ или Питіунта, который Страбонъ называетъ великимъ. Византійцы устроили тутъ монастырь, на мѣстѣ весьма здоровомъ и въ высшей степени живописномъ, вблизи котораго находилась единственная по всему абхазскому прибрежью сосновая роща. Монастырь снабжался отличною ключевою водою, посредствомъ водопроводовъ. Церковь, чисто-византійской архитектуры, устроена, по свидѣтельству Прокопія, въ VI столѣтіи по Р. X., въ царствованіе Юстиніана; въ одномъ изъ придѣловъ ея сохранились на стѣнахъ и потолкѣ фрески, пережившія владычество, въ здѣшнихъ мѣстахъ, турокъ. По свидѣтельству Торнау, уцѣлѣлъ даже колоколъ, повѣшенный близъ церкви на большомъ орѣховомъ деревѣ, съ латинскою надписью и съ означеніемъ 1562 года, напоминающаго время генуезскаго владѣнія. Верстахъ въ 30 отъ Пицунды, по берегу моря, въ югу, находится укрѣпленіе Бомборы, съ небольшимъ форштадтомъ, въ которомъ армянскіе и греческіе купцы производятъ торгъ съ сосѣдними абхазами и черкесами. Бомборы лежатъ въ трехъ верстахъ отъ морского берега, въ привольной долинѣ р. Пшандры; въ самомъ близкомъ отъ Бомборъ разстояніи, жилъ владѣтельный князь, въ селеніи Лехне, называемомъ турками Саукъ-су. Въ 45 верстахъ отъ Бомборъ, по тому же направленію, находится Сухумъ или Сухумъ-кале, лучшее укрѣпленіе и лучшая гавань въ русскихъ владѣніяхъ по восточному берегу Чернаго моря. Здѣсь находилась генуезская крѣпость, которою воспользовались потомъ турки и сдѣлали изъ нея важнѣйшій пунктъ своего владычества по восточному берегу Чернаго моря. Во время турецкаго владѣнія, крѣпость была окружена многолюдными предмѣстьями и садами, пользовалась здоровою водою, проведенною изъ горъ далѣе мили. Теперь Сухумскую крѣпость окружаютъ болота, заражающія воздухъ гнилыми испареніями, которыя порождаютъ злокачественныя лихорадки; предмѣстья опустѣли, а водопроводъ разрушился. Все это было неизбѣжнымъ послѣдствіемъ неблагопріятныхъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ пребываніе нашихъ войскъ въ Абхазіи. Турецкіе жители предмѣстій, видя, что русскіе окончательно утвердились въ крѣпости, оставили свои жилища; абхазы, по образу своей жизни, не могли занять ихъ мѣста; русское же населеніе не могло существовать тамъ при тревожномъ и неустроенномъ состояніи края. Оставалась горсть войскъ, которымъ достаточно было только бороться съ непріятелемъ и съ болѣзнями. Теперь, когда всѣ неблагопріятствовавшія намъ обстоятельства миновались, когда мы безусловно владычествуемъ на восточномъ берегу Чернаго моря отъ Анапы почти до Батума, отъ насъ зависитъ воскресить Сухумъ, который турки называли не даромъ вторымъ Стамбуломъ -- и поставить его въ то положеніе, въ которомъ онъ нѣкогда находился, и которое онъ заслуживаетъ по своей мѣстности. За Сухумомъ, по тому-же направленію, верстахъ въ 20-ти, мы встрѣчаемъ Дранду, отличающуюся здоровымъ мѣстоположеніеѵъ и напоминающую народъ, въ древности здѣсь жившій -- дандари. Драндская церковь, верстахъ въ пяти отъ морского берега, построена, какъ полагать должно, вмѣстѣ съ Пицундскимъ монастыремъ, на возвышеніи, образующемъ площадь, окруженную со всѣхъ сторонъ лѣсомъ. Эта церковь заслуживаетъ особаго вниманія, какъ памятникъ византійскаго зодчества, отличающійся, съ одной стороны своею простотою и величественностью, а съ другой -- необыкновенною прочностью. Не въ дальнемъ разстояніи отъ Драндъ находился греческій городъ Діоскуріасъ, въ долинѣ рѣки Кодора, который, впослѣдствіи, былъ также извѣстенъ подъ именемъ Севастополиса. Онъ построенъ за нѣсколько столѣтій до Р. X., по свидѣтельству Аріана, милейзійскими греками, и считался вмѣстѣ съ Фазисомъ (на устьѣ Ріона) двумя важнѣйшими греческими городами на всемъ восточномъ берегу Понта-Эвксина. Нѣсколько разъ былъ этотъ городъ разоренъ сосѣдними варварами, какъ называли греческіе писатели окружавшій его народъ, и нѣсколько разъ возобновляемъ; нынѣ не осталось слѣдовъ его. Полагаютъ, что на мѣстѣ его лежитъ ничтожная деревушка Искурьи, которая даже не на всѣхъ картахъ Кавказа обозвачается.

На востокъ отъ территоріи, занимаемой собственно абхазами, лежитъ Цебелъда, иначе называемая Цымбаръ, а у черкесовъ извѣстная подъ именемъ Хирпс-куаджъ, т, е., аулъ Хериса, что напоминаетъ имя перваго руководителя цебельдинцевъ -- Хериса Маршанія, подъ предводительствомъ котораго они вышли изъ Абхазіи и поселились въ настоящемъ мѣстѣ жительства. И понынѣ самыя вліятельныя фамиліи въ Цебельдѣ принадлежатъ князьямъ Маршаніямъ, которыхъ родственники остались и живутъ также въ Абхазіи. Причинами такого оставленія родины и переселенія на другія свободныя мѣста были обыкновенно у горцевъ: внутренніе раздоры, кровомщеніе и недостатокъ пастбищныхъ мѣстъ для скота. Цебельда расположена на юго-западномъ склонѣ Кавказскаго хребта, по верховьямъ рѣки Кодора и по сопредѣльнымъ ущельямъ. Неприступность этой страны, особенно въ той части ея, которая лежитъ у самой вершины Кодора и называется верхнею Цебельдою (Далъ), а равно безпокойный духъ и склонность къ разбоямъ ея жителей, долгое время затрудняли русское правительство въ прочномъ устройствѣ Абхазіи вообще. Для достиженія этой цѣли были предпринимаемы нѣсколько разъ военныя экспедиціи въ Цебельду, жители которой покорились-было въ 1837 году, но потомъ, въ 1840 году, опять возмутились. Это побудило кавказское начальство возвести въ Цебельдѣ особое укрѣпленіе, а потомъ на рѣкѣ Кодорѣ водворить военное поселеніе. Мѣрами этими цебельдинцы мало по малу приведены въ повиновеніе; но буйные абреки ихъ не переставали и потомъ упражняться въ любимомъ ремеслѣ грабежа. Жителей въ Цебельдѣ считается до 10,000 душъ {По исчисленію г. Берже (въ 1868 г.) -- 9,327 душъ, а по показанію барона Торнау (1888 г.) до 8,000 душъ.}. Относительно вѣры, цебельдинцы находятся въ такомъ же положеніи, какъ медовѣевцы.

На юго-востокъ отъ Абхазіи лежитъ Самурзиканъ, отдѣляясь отъ нея рѣкою Галидзею, а отъ Мингреліи -- рѣкою Ингуромъ; къ юго-западу, она касается морского берега, а съ противоположной стороны упирается въ отроги главнаго хребта; вся территорія ея имѣетъ въ длину не болѣе шестидесяти, а въ ширину сорока верстъ. Хотя Самурзиканъ, въ правительственномъ отношеніи, причисленъ къ Мингреліи, но жители его -- настоящіе абхазы. Они совершенно сходны между собою по типическимъ наружнымъ признакамъ, по нравамъ, обычаямъ и по языку. Подтвержденіемъ тождества народности ихъ служитъ самое происхожденіе самурзиканъ отъ абхазовъ. По народному преданію, хотя вся Абхазія находилась подъ главнымъ начальствомъ князя Шервашидзе, но раздѣлялась на четыре округа, изъ коихъ каждый управлялся однимъ изъ членовъ этого дома. Послѣдній властитель округа, извѣстнаго теперь подъ именемъ Самурзакана -- Мурзаканъ Шервашидзе отложился, около 1760 года, отъ главнаго владѣтеля Абхазіи и сдѣлался самостоятельнымъ повелителемъ своего удѣла, который и названъ Самурзаканомъ, что, по буквальному переводу, значитъ Мурзакану принадлежащій. Князья и дворяне Самурзакана ведутъ свой родъ прямо изъ Абхазіи, за исключеніемъ весьма немногихъ, перешедшихъ изъ Мингреліи. Наконецъ, что Самурзаканъ составлялъ нераздѣльную часть Абхазіи, доказывается и тѣмъ, что смежный съ Самурзаканомъ округъ Абхазіи называется Абжибскимъ, что значитъ (по-абхазски) -- средній, между тѣмъ, какъ нынѣ онъ есть крайній, пограничный съ Самурзиканомъ {Записки кавказскаго отдѣла Географическаго Общества, книжка VI, статья: "Нѣчто о Самуранканѣ", составленная изъ свѣдѣній, доставленныхъ генераломъ Бартоломеемъ и протоіереемъ Давыдомъ Мачаваріани.}. Территорію Самурзикана составляютъ, въ настоящее время, четыре участка: Окумскій, Бедійскій, Набакаевскій и Саберійскій; въ первыхъ двухъ, близкихъ къ Абхазіи,-- жители говорятъ чисто по-абхазски, а въ послѣднихъ, прилегающихъ къ Мингреліи, болѣе тюмингрельски; здѣсь уже явственно смѣшеніе абхазовъ съ мингрелами. При этомъ мы не можемъ не замѣтить весьма важнаго факта -- удобства, съ которымъ смѣшивались между собою: черкесы съ абхазами, эти съ мингрелами, а послѣдніе съ грузинами. Что въ Самурзиканѣ, какъ и по всей Абхазіи было, до владычества турокъ, распространено христіанство -- это доказываютъ многія развалины христіанскихъ храмовъ. Наиболѣе сохранившійся памятникъ христіанства въ Самурзаканѣ есть великолѣпная бедіиская церковь превосходной архитектуры, построенная на живописномъ мѣстѣ, близъ границы Самурзикана и Абхазіи; подробному описанію этого памятника христіанства въ Самурзаканѣ, мы обязаны нашему академику г. Броссе. Другой христіанскій храмъ, болѣе грубой архитектуры, находится въ селеніи Речхи, въ горахъ между Саберіей и Окумомъ; онъ былъ осмотрѣнъ и подробно описанъ генераломъ Бартоломеемъ. Послѣ паденія Византіи, когда сообщеніе по Черному морю съ Кавказомъ перешло въ руки турокъ, они ввели магометанскую вѣру и въ Самурзиканѣ, но здѣсь она не могла такъ сильно водвориться, какъ въ прочихъ частяхъ Абхазіи; доказательствомъ тому служитъ, съ одной стороны, отсутствіе въ Самурзаканѣ мечетей, а, съ другой стороны, то, что миссіонерство гораздо легче и успѣшнѣе здѣсь могло дѣйствовать въ пользу христіанства. Вообще, въ Самурзиканѣ считается наиболѣе христіанъ, противъ всѣхъ частей Абхазіи. Хотя Самурзиканъ до русскаго владычества, находясь между Абхазіей и Мингреліею, служилъ предметомъ раздора между ними и былъ театромъ постоянной войны, хотя жители его часто подвергались разоренію, но, въ настоящее время, они, говоря сравнительно, болѣе развиты и пользуются большимъ благосостояніемъ, чѣмъ прочіе абхазцы: это слѣдуетъ приписать сколько правленію, подъ которымъ они находились въ послѣднее время, столько же и прибыльной торговлѣ корабельнымъ лѣсомъ, въ изобиліи растущемъ по морскому прибрежью. Число жителей въ Самурзиканѣ можно полагать до 10,000 душъ (по показанію г. Берже -- 9,896 душъ).

МАЛАЯ АБХАЗІЯ.

Колыбель жителей этой страны есть собственно, такъ-называемая, Абхазія, откуда они удалились съ юго-западнаго на сѣверо-восточный склонъ Кавказскаго хребта, не позже XVIII-го столѣтія, по тѣмъ же самымъ причинамъ, по которымъ вышли изъ нея цебельдинцы и медовѣевцы; они сохранили типъ и языкъ своей отчизны. Малоабхазцы, если можно ихъ такъ называть, раздѣляются на нѣсколько самыхъ малочисленныхъ обществъ, носящихъ разныя названія большею частью по именамъ своихъ владѣтелей или бывшихъ предводителей при ихъ переселеніи. Я ограничусь указаніемъ только мѣстъ ихъ жительства и нѣкоторыхъ особенностей, потому-что вообще они весьма мало отличаются другъ отъ друга и совершенно сходствуютъ съ своими коренными родичами, выше уже описанными. Первое мѣсто между жителями Малой Абхазіи, по своей численности, занимаютъ басхоги, которымъ особенно приписывается названіе абазинцевъ, хотя оно придается и всѣмъ абхазамъ; татары называютъ ихъ алтыкисекъ, т.-е., "шесть кусковъ", потому-что они составились изъ шести родовъ. Басхоги населяютъ возвышенную полосу сѣверной покатости главнаго хребта, между верховьями рѣкъ: Кумы и Подкумка, и у истоковъ рѣкъ: Кефара, Лабы и Губса; ихъ раздѣляютъ обыкновенно на кумскихъ и кубанскихъ; послѣдніе, занимавшіе земли кабардинцевъ до 1822 года, были въ подчиненіи у ихъ князей; съ того же времени, и тѣ и другіе подвластны русскому правительству. Народонаселеніе басхоговъ составляетъ до 6,500 душъ, въ томъ числѣ кубанскихъ до 4,000 и кумскихъ до 2,500. На сѣверо-западъ отъ нихъ, между верховьями рѣкъ Кефара и Лабы, живутъ башильбеи или бесильбеи, которыхъ населеніе составляетъ до 3,000 душъ. Прежде они занимали земли бесленеевцевъ и платили имъ дань, но послѣ покоренія этого черкесскаго общества считаются въ числѣ прямо подвластныхъ Россіи и состоятъ подъ управленіемъ своихъ князей, изъ абхазскаго княжескаго рода Маршаніевъ. За ними слѣдуютъ, по направленію въ сѣверу и сѣверо-западу, самыя малочисленныя общества, имѣющія отъ 600 до 1,000 душъ и расположенныя по сѣверному склону Кавказскаго хребта, а именно: Тамъ -- на верховьяхъ больной Лабы; Кызылбекъ -- между большою и малою Лабою; Шегирей -- по малой Лабѣ; Багъ или Бегъ -- на рѣкѣ Ходзѣ, у подошвы лѣсистой горы Ашимбахъ; Баракай -- на рѣкѣ Губсѣ, у подошвы главнаго хребта. На эти послѣднія общества имѣли сильное вліяніе, до настоящаго времени, черкесы: съ одной стороны -- бесленеевцы, а съ другой -- абадзехи; а потому, хотя они сами по себѣ безсильны, но служили убѣжищемъ для абрековъ и отъявленныхъ разбойниковъ, какъ изъ Абхазіи, такъ и со стороны абадзеховъ и кабардинцевъ. Вслѣдствіе этого же вліянія, всѣ общества Малой Абхазіи тверже въ магометанской вѣрѣ, чѣмъ ихъ родичи. Число жителей Малой Абхазіи простирается до 15,000 душъ, а съ присовокупленіемъ 131,000 душъ, считающихся въ Большой или Старой Абхазіи, народонаселеніе всей вообще Абхазіи составляетъ около 146,000 душъ {Въ "Русскомъ Инвалидѣ" (4-го нарта 1866 г., No 56) помѣщено тоже болѣе приблизительное "Свѣдѣніе о кавказскомъ горномъ населеніи за послѣднее время", которое составлено впрочемъ не по народностямъ, а по правительственнымъ округамъ, т. е., въ отношеніи административномъ, а не въ смыслѣ этнографическомъ; а потому, показанныя въ этомъ "Свѣдѣніи" числа никакъ не могутъ совпадать съ вышеприведенными нами числами. Въ означенномъ "Свѣдѣніи", между прочимъ, значится, что въ Сухумскомъ военномъ отдѣлѣ жителей: въ округѣ Сухумскомъ 16,476, въ Абхазіи только 26,762, въ Самурзаканѣ, напротивъ, 26,670, да въ Цебельдинскомъ приставствѣ 10,643, а всего: только 79,190. Изъ этого заключить слѣдуетъ, что часть остального населенія Большой Абхазіи и все населеніе Малой Абхазіи отнесены и другимъ правительственнымъ округами.}. Абхазы вообще, тѣлеснымъ устройствомъ, образомъ жизни, нравами, обычаями, занятіями, одеждою и вооруженіемъ, весьма схожи съ своими сосѣдями -- черкесами. Это сходство было замѣчено и прежде, какъ византійскими, такъ и грузинскими писателями; въ послѣднее время, оно до такой степени поражало нѣкоторыхъ наблюдателей, какъ напримѣръ: Дюбоа, Лапинскаго и другихъ, что они почитаютъ абхазовъ и черкесовъ за одинъ народъ, конечно, не обращая вниманія на языки, которыми говорятъ эти народы. Нѣкоторые изъ наблюдателей однакожъ находятъ, что абхазы не такъ живы, какъ черкесы, смуглѣе и сухощавѣе ихъ; притомъ, не такъ смѣлы и воинственны. Но всѣ эти оттѣнки относятся до собственно такъ-называемыхъ абхазовъ; другія же общества ихъ, какъ-то: джигеты, медовѣевцы, цебельдинцы и отчасти малоабхазцы, и по наружному виду, и по смѣлости, и по наклонности къ войнѣ и грабежу, весьма схожи съ черкесами. Если, говоря вообще, абхазы должны уступить что-нибудь по тѣлесной красотѣ черкесамъ, то женщины ихъ въ этомъ отношеніи могутъ состязаться съ черкешенками. Между ними много красавицъ, но только въ тѣхъ же сословіяхъ и въ томъ же возрастѣ, какъ это было замѣчено и у черкешенокъ. При этомъ нельзя не вспомнить словъ Волнея, который, въ свое время, считался знатокомъ востока. Описывая базары его, гдѣ производилась купля и продажа невольницъ для гаремовъ, и гдѣ красота женщины была опредѣляема съ математическою точностью, онъ говоритъ, что на этихъ базарахъ выше всего цѣнились черкешенки, вслѣдъ затѣмъ -- абхазки, потомъ имеретинки и грузинки и, наконецъ уже -- европейки. Обращаясь къ образу жизни, занятіямъ, нравамъ и обычаямъ абхазовъ, мы находимъ разительное сходство съ черкесами: тоже патріархальное устройство семьи, та-же неограниченная власть отца надъ дѣтьми, мужа надъ женою, тоже наказаніе за невѣрность ея; тотъ же калымъ за жену, тоже униженіе женщины, тоже уваженіе къ сѣдинамъ, тоже безчеловѣчное и дикое кровомщеніе и тоже безусловное гостепріимство; наконецъ, тоже одѣяніе и вооруженіе {Мы пользовались тѣми же источниками, которые были указаны при описанія быта черкесовъ; относительно же статическихъ свѣдѣній руководствовались преимущественно кавказскими періодическими изданіями, представляющими болѣе оффиціальный характеръ.}. Если же нѣкоторыя изъ абхазскихъ обществъ не такъ воинственны и отважны, какъ черкесы, то это происходитъ отъ жизненныхъ условій и отъ обстоятельствъ, которыя не позволяли у нихъ вполнѣ развиться природнымъ качествамъ и наклонностямъ къ войнѣ и грабежу.

Въ коренной, собственно называемой Абхазіи, были владѣтели (ахъ) и при нихъ тѣлохранители (ашнамхуа), оберегающіе ихъ особу. Но учрежденіе единовластія владѣтельныхъ князей, не говоря уже объ ограниченности его, было не продуктъ внутренней жизни народа, а устройство, извнѣ явившееся: сперва князьямъ Шервашидзе предоставлено было управленіе страною отъ Порты, а потомъ отъ русскаго правительства. Изъ исторіи адыгейскаго народа, составленной по преданіямъ его Шора-Бекмурзинъ-Ногмовымъ, мы видимъ, что и у черкесовъ были прежде такіе же правители и тѣмъ же путемъ образовавшіеся, о чемъ въ своемъ мѣстѣ будетъ подробно объяснено. Прочія абхазскія общества представляютъ, относительно управленія, большое сходство съ черкесами. У нихъ есть князья (таводъ), дворяне (амистъ), свободные люди (анхоа) и рабы (агруа). Князья составляютъ съ дворянами почти одно сословіе; первые пользуются только нѣсколько большимъ почетомъ предъ вторыми, но тѣ и другіе составляютъ господствующій классъ землевладѣльцевъ. Въ собственной Абхазіи, они имѣютъ одинакія обязанности въ владѣтелю, не платятъ никакихъ податей и не подлежатъ за преступленія никакому наказанію, кромѣ денежной пени. По призыву владѣтеля, они обязаны были собираться для защиты, какъ его, такъ и своего края; сверхъ того, они подносили владѣтелю подарки, когда онъ посѣщалъ ихъ. Въ другихъ абхазскихъ обществахъ, гдѣ также существуютъ князья и дворяне, власть ихъ надъ народомъ весьма ограничена; только тѣ изъ нихъ пользуются ею, которые отличаются личными достоинствами, или которыхъ предки оказали особыя заслуги народу. Свободные люди во всей Абхазіи имѣютъ право владѣть землей и даже рабами, но сами несутъ установленныя обычаемъ повинности по отношенію къ князьямъ или дворянамъ, на землѣ которыхъ поселены. Они обязаны помогать имъ въ полевыхъ работахъ и два раза въ годъ давать имъ по арбѣ кукурузы или проса, по одной скотинѣ и по одному кувшину вина. Тѣлесное наказаніе въ Абхазіи не существуетъ. Въ случаѣ сопротивленія владѣтелю земли, или неисполненія своихъ обязанностей, свободныхъ людей заковываютъ въ желѣзо и представляютъ въ судъ. Съ своей стороны, они въ правѣ приносить жалобы за обиды и притѣсненія, и когда владѣлецъ по суду окажется виновнымъ, то крестьянинъ навсегда освобождается отъ его подчиненія. Рабство у абхазовъ существуетъ въ той же степени, какъ и у черкесовъ. Всякій свободный человѣкъ можетъ имѣть рабовъ и распоряжаться ими, какъ своею собственностью. Рабы въ Абхазіи двухъ родовъ: коренные, рожденные въ домѣ, и новые, добытые грабежемъ или на войнѣ. Первыхъ, въ Абхазіи, нельзя иначе продать, какъ съ разрѣшенія владѣтельнаго князя. Новопріобрѣтеннаго же раба всякій владѣлецъ имѣетъ право продать куда и какъ ему угодно. Рабы не изъяты отъ тѣлеснаго наказанія, но оно почти никогда не исполняется, потому-что горцы вообще имъ гнушаются.

Законы или, лучше сказать, обычаи о наслѣдствѣ у абхазовъ весьма просты. Имѣніе, послѣ умершаго, дѣлится поровну между сыновьями. Дочери не участвуютъ въ наслѣдствѣ, но получаютъ пропитаніе до замужества отъ своихъ братьевъ, обязанныхъ, сверхъ того, дать имъ приданое, сообразное съ ихъ состояніемъ. Въ случаѣ неимѣнія прямыхъ наслѣдниковъ мужескаго пола, имѣніе дѣлится поровну между ближайшими родственниками умершаго, на которыхъ переходитъ обязанность содержанія и выдачи въ замужество его дочерей. Вдова ничего не наслѣдуетъ послѣ смерти своего мужа, но въ правѣ требовать пожизненнаго содержанія отъ его наслѣдниковъ. Выморочное имѣніе въ коренной Абхазіи поступаетъ въ пользу владѣтелей или князя.

Дѣла спорныя о наслѣдствахъ, по семейнымъ распрямъ, по условіямъ и проч., а равно дѣла о проступкахъ и преступленіяхъ рѣшаются въ Абхазіи по обычаю. Мы обязаны барону Торнау за сообщеніе свѣдѣнія о процессѣ абхазскаго суда, который въ простой, первобытной своей формѣ, много сближается съ формою суда, выработанною продолжительнымъ опытомъ и усиліемъ науки у народовъ просвѣщенныхъ. Тяжущіяся или заинтересованныя стороны выбираютъ обыкновенно судей изъ числа лицъ, пользующихся довѣріемъ въ народѣ. Избранные судьи назначаютъ день суда, по своему усмотрѣнію. Въ случаѣ особенной важности дѣла, засѣданіе назначается въ оградѣ древняго монастыря, возлѣ развалинъ церкви или подъ сѣнію особо чтимаго дуба, вообще -- въ мѣстахъ, уважаемыхъ абхазами по преданіямъ христіанской или языческой старины. Народъ собирается къ слушанію дѣла, которое обсуживается публично. Судьи сперва даютъ присягу въ .томъ, что они будутъ судить дѣло по совѣсти, по правдѣ и по обычаю; потомъ выслушиваютъ тяжущихся и свидѣтелей, и когда всѣ обстоятельства выяснены, удаляются для тайнаго совѣщанія и рѣшенія дѣла. Но до объявленія приговора, судьи берутъ отъ противныхъ сторонъ присягу и поручительство въ томъ, что онъ будетъ исполненъ, для того что на судьяхъ лежитъ обязанность не только рѣшить дѣло, но и привести рѣшеніе въ исполненіе. Смертная казнь не существуетъ въ Абхазіи. Князья и дворяне отвѣчаютъ обиженному своимъ имуществомъ, а прочіе -- своею личною свободою, когда не достанетъ у нихъ собственности на уплату пени; въ первомъ случѣ, они дѣлаются рабами до тѣхъ поръ, пока не найдутъ средства откупиться. Пеня уплачиваются деньгами, скотомъ и всякаго рода имуществомъ, въ томъ числѣ и рабами.

Хлѣбопашество у абхазовъ, какъ и у сосѣдей ихъ, черкесовъ, находится въ самомъ первобытномъ состояніи и ограничивается небольшимъ посѣвомъ кукурузы, мингрельскаго проса (гомми), ячменя и табаку, для своего потребленія. Абхазія весьма богата виноградомъ, изъ котораго выдѣлывается порядочное вино, и разными фруктами, особенно грушами, сливами и персиками, которыхъ деревья доставляютъ изобильные плоды, безъ всякаго ухода за ними. Лѣса абхазскіе изобилуютъ дубомъ, букомъ, чинаромъ, грецкимъ орѣхомъ, кагатаномъ и шелковицею; около Сухума растутъ огромныя буковыя деревья и буксъ {Buxus semper vivons, отличающійся особенною крѣпостью; это дерево неправильно называютъ пальмою.}. Скотомъ абхазы бѣднѣе своихъ сосѣдей; лошади ихъ мелки и слабосильны; во многихъ мѣстахъ замѣняютъ ихъ ослы. Изъ дикихъ звѣрей въ абхазскихъ лѣсахъ водятся въ большомъ числѣ дикія козы, серны, кабаны, медвѣди, волки, лисицы, шакалы, рѣдко -- барсы. Но особеннаго вниманія заслуживаетъ открытіе Торнау въ лѣсистыхъ горахъ Малой Абхазіи -- зубра, животнаго, котораго до сихъ поръ находили только въ одной Бѣловѣжской пущѣ, въ Гродненской губерніи.

Прибрежные абхазы занимаются рыбною ловлею и добычею дельфиновъ, изъ которыхъ вытапливаютъ жиръ, пріобрѣтаемый у нихъ турецкими и греческими купцами. Кромѣ этого товара, предметы отпускной торговли ихъ составляютъ: строевой лѣсъ, невыдѣланныя звѣриныя кожи и медъ, добываемый отъ дикихъ пчелъ, отличающійся необыкновенною добротою; онъ почти не имѣетъ воска, твердъ и чистъ какъ сахаръ; преимущественно, этотъ медъ требовался въ Константинополь. Но, конечно, въ былое время, самый прибыльный торгъ абхазовъ, какъ и черкесовъ, составлялъ живой товаръ. Изъ привозимыхъ въ Абхазію товаровъ наиболѣе требовалися соль и огнестрѣльное оружіе; затѣмъ -- бумажныя, шелковыя и суконныя матеріи.

СВАНЕТЫ.

Территорія Сванетіи занимаетъ одинъ изъ самихъ возвышенныхъ пунктовъ населенія Западнаго Кавказа; она лежитъ у главнаго хребта, простираясь, такъ сказать, по ребрамъ его. Здѣсь, въ малодоступныхъ ущельяхъ, живетъ народъ, носящій на себѣ отпечатокъ дикой природы, представляющій живой остатокъ древности, которому удалось, можетъ быть, сохранить свой первообразный типъ -- явленіе въ высшей степени интересное для наблюденій психолога и этнографа! Горы, окружающія Сванетію, до сихъ поръ впрочемъ остающіяся неизмѣренными {Мы ожидаемъ этого отъ ученаго путешественника, г. Раде.}, представляютъ разнообразныя формы; вершины ихъ во многихъ мѣстахъ входятъ въ линію вѣчнаго снѣга, дающаго начало многимъ горнымъ источникамъ и рѣкамъ, изъ коихъ значительнѣйшія: Ингуръ, Хопи и Цхени-Цхали -- древній Гиппосъ. Рѣки эти принадлежатъ Сванетіи только своими вершинами; въ дальнѣйшемъ же теченіи, Ингуръ отдѣляетъ Абхазію отъ Мингреліи, впадая въ Черное море у Анакліи; Хопи протекаетъ по Мингреліи, вливаясь въ море у Редутъ-кале; а Цхени-Цхали составляетъ восточную границу Мингреліи съ Имеретіею и впадаетъ въ рѣку Ріонъ -- древній Фазисъ. Границы Сванетіи можно опредѣлить такимъ образомъ: съ сѣвера -- Кавказскій хребетъ, въ который она упирается; съ запада -- Цебельда и Самурзаванъ; съ юга -- Лечгумскій округъ; съ сѣверо-востока -- Карачаевскія общества: Чегемъ, Безингей и Балкаръ, которыя отдѣляются отъ сванетовъ главнымъ хребтомъ; а съ юго-востока -- Рачинскій уѣздъ Кутаисской губерніи. По своему положенію, труднодоступному впродолженіе короткаго лѣта и совершенно недоступному въ теченіе продолжительной зимы, и по свойствамъ обитателей Сванетіи, не отличающихся такимъ воинственнымъ духомъ и такою наклонностью къ грабежу, какъ другіе народы Западнаго Кавказа, она не привлекала въ себѣ особеннаго вниманія русскаго правительства, а потому Сванетія была долго terra incognita. Знакомствомъ съ этою страною мы обязаны лицамъ, посѣщавшимъ ее въ послѣднее время {Послѣ замѣтокъ о Сванетіи князя Лобанова-Ростовскаго, помѣщенныхъ въ газетѣ "Кавказъ" 1852 года, явилась солидная статья генерала Бартоломея: "Поѣздка въ вольную Сванетію", въ III книжкѣ "Записокъ Кавказскаго отдѣла Русскаго Географическаго Общества". Въ VI книжкѣ тѣхъ "Записокъ", г. Бакрадзе своею статьею "о Сванетіи" еще болѣе ознакомилъ насъ съ малоизвѣстною страною. Въ первыхъ нумерахъ газеты "Кавказъ" 1866 года, помѣщены статьи о Сванетіи извѣстнаго натуралиста Раде, познакомившаго насъ съ естественною исторіею Анурскаго края, подъ заглавіемъ: "Предварительный отчетъ путешествія и изысканія на Кавказѣ въ 1864 году". Въ этомъ же самомъ году, посѣтилъ Сванетію г. Гогоберидзе, объ изслѣдованіяхъ котораго мы имѣемъ отрывочныя свѣдѣнія, помѣщенныя въ отчетѣ Географическаго Общества (по кавказскому отдѣлу), за 186б годъ. Источники эти, какъ результаты наблюденій очевидцевъ, служили намъ руководствомъ, по преимуществу.}.

Сванетію обыкновенно раздѣляютъ: на дадіановскую, вольную и княжескую. Дадіановскіе сванеты сосредоточены по верхнему теченію рѣки Цхени-Цхали, и занимаютъ три деревни: Лентехи (120 дворовъ), Чолуры (100 дворовъ) и Лашхеты (200 дворовъ); къ нимъ присоединяютъ еще деревню Холети (20 дворовъ) на рѣкѣ Хеледулы, лежащую въ пяти верстахъ отъ Лентехъ. Населеніе дадіановской Сванетіи состоитъ изъ 440 дворовъ, или приблизительно до 3,000 душъ. Жители этой части Сванетіи составляютъ или непосредственную собственность потомковъ владѣтельнаго дома Мингреліи -- князей Дадіановъ, или принадлежатъ другимъ лицамъ, находившимся въ ихъ зависимости. Дадіановскіе сванеты до такой степени перемѣшаны съ мингрелами, что потеряли свой типъ, говорятъ преимущественно мингрельскимъ языкомъ и удерживаютъ образъ жизни, нравы и обычаи мингреловъ. Сколько поэтому, столько же и потому, что дадіановская Сванетія, будучи составною частью Мингреліи, входитъ уже въ предѣлы Закавказья, ни не остановимся на ней и перейдемъ въ настоящей Сванетіи. Выше было сказано, что эта Сванетія дѣлится на вольную и княжескую. Но при этомъ мы должны замѣтить, что сами сванеты не знаютъ такого раздѣленія своей страны; имъ извѣстно только дѣленіе ея на общества, отдѣляющіяся естественными границами -- перевалами, урочищами и рѣками, напоминая собою древніе шотландскіе кланы. Территорія вольной Сванетіи ограничивается: съ сѣвера и востока -- спусками главнаго хребта, отдѣляющаго ее отъ карачаевскихъ обществъ (Чегемъ, Безингей и Балкаръ), а съ запада -- княжескими сванетами; особенный хребетъ, носящій по отдѣльнымъ горамъ разныя названія, и служащій раздѣленіемъ водъ, вливающихся съ одной стороны въ Ингуръ, а съ другой въ Цхени-Цхали, представляетъ южную границу вольной Сванетіи. Она состоитъ изъ одиннадцати обществъ, которыя расположены по теченію рѣки Ингура, частью по рѣкѣ Мульхре и по ихъ притокамъ, въ слѣдующемъ порядкѣ, начиная съ восточной границы ея до княжеской Сванетіи: Ушкули, Адыши, Кали, Ипари, Цюрми, Эли, Местія, Мужали, Мулахи, Ленжари и Латали. Въ обществѣ Ушкули -- четыре деревни съ 67 дворами. Это общество сильно перемѣшано съ имеретинцами, и по народному преданію жители его при царицѣ Тамарѣ выселены сюда изъ Рачи; они говорятъ и одѣваются по грузински, а по очертанію лица сходствуютъ съ имеретинцами. Ушкульцы отличаются отъ прочихъ своихъ родичей кротостью и чистотою нравовъ; у нихъ не существуетъ обычай кровомщенія. Вообще во всей Сванетіи свято чтится память царицы Тамары; но между ушкульцами это сохраняется по преимуществу; они убѣждены, что грузинская государыня похоронена въ одной изъ церквей ихъ, куда не допускаютъ проникать любопытныхъ. Въ этомъ же обществѣ сохранились развалины дворца Тамары. Адышское общество -- самое малочисленное; оно состоитъ изъ двухъ деревень съ 14 дворами. Жители трудолюбивы, но, по климатическимъ условіямъ, съ большими усиліями едва добываютъ скудную жатву ржи и ячменя. Здѣсь уже является и климатъ и типъ сванетсвій. Кальское общество расположено по рѣкѣ Ингуру и состоитъ изъ 6 деревень и 50 дворовъ; въ немъ нѣтъ ни одного дворянина, а потому его можно назвать самымъ демократическимъ въ Сванетіи. Это общество обладаетъ святынею Сванетіи -- единственнымъ монастыремъ въ этой странѣ, находящимся вблизи деревни Довберъ. Монастырь этотъ, осмотрѣнный и описанный подробно генераломъ Бартоломеемъ, по словамъ его, далеко не представляетъ великолѣпныхъ размѣровъ тѣхъ храмовъ, которые были сооружены со временъ Тамары. Кальскій монастырь построенъ во имя Квирика и Ивлиты, состоитъ изъ одной маленькой церкви безъ купола, съ небольшою башнею; все это сложено изъ грубо-отесаннаго камня и окружено полуразвалившеюся, зубчатою оградой, вокругъ которой, въ низенькихъ каменныхъ кельяхъ, жили когда-то монахи, а нынѣ поочередно помѣщаются деваносы (потомки прежнихъ рукоположенныхъ священниковъ, исправляющіе церковныя требы), которые стерегутъ эту уединенную обитель. Въ этой церкви нашелъ Бартоломей, между прочими болѣе или менѣе интересными предметами, превосходное евангеліе, на греческомъ языкѣ, писанное на пергаментѣ, красивымъ почеркомъ, которое, по его мнѣнію, должно принадлежать къ числу самыхъ древнихъ рукописей. Въ кальскомъ же обществѣ, въ деревнѣ Хе, находится церковь во имя св. Варвары, довольно бѣдная, въ которой, по народному преданію, покоится прахъ царицы Тамары. Такимъ образомъ, кальцы оспариваютъ у ушкульцевъ честь владѣть гробницею грузинской Семирамиды; но и тѣ и другіе пребываютъ въ заблужденіи. Отъ кальскаго общества, внизъ по теченію Ингура, расположены общества вольной Сванетіи, въ слѣдующемъ порядкѣ: Ипарское, въ которомъ три деревни съ 63 дворами; Церимское, въ которомъ шесть деревень съ 28 дворами; Эльское, въ которомъ три деревни съ 11 дворами. Къ сѣверу отъ сихъ обществъ, въ горной долинѣ рѣки Мульхре, расположены два общества -- Мужальское и Мулахское, изъ которыхъ -- въ первомъ три деревни съ 27 дворами, а въ послѣднемъ семь деревень съ 82 дворами, Не смотря на возвышенное положеніе, эти два общества, по послѣднему извѣстію г. Раде, окружены роскошными лугами и полями; деревни ихъ живописно разбросаны частью въ самой долинѣ, частью по лѣсистымъ горнымъ склонахъ, и состоятъ изъ каменныхъ выбѣленныхъ башень, отличающихся своимъ контрастомъ отъ дикой природы верхнихъ обществъ вольной Сванетіи. У жителей означенныхъ обществъ особенно являются зобы большой величины, и, сопутствующій этой болѣзни, кретинизмъ, что, впрочемъ, замѣчается и въ другихъ обществахъ вольной Сванетіи, а также и въ дадіановской, преимущественно по вершинамъ Цхени-Цхали. Въ Мулахскомъ обществѣ живутъ много азнаурскихъ (дворянскихъ) фамилій, а потому оно считается по преимуществу аристократическимъ. Ниже сихъ обществъ, по теченію рѣки Мульхре, находятся общества -- Местійское и Ленжарское; въ первомъ изъ нихъ четыре деревни съ 69 дворами, а въ послѣднемъ пять деревень съ 50 дворами. Местійское общество расположено у самой подошвы Эльбруса; жители его сообщаются по тропинкамъ, проложеннымъ чрезъ главный снѣговой хребетъ, съ карачаевскими балкарами. Общество Латальское расположено при сліяніи рѣки Мульхре съ Ингуромъ; въ немъ, по показанію г. Бакрадзе, которому мы до сихъ поръ слѣдовали въ исчисленіи деревенъ и дворовъ, принадлежащихъ вольной Сванетіи, считается одиннадцать деревень и 78 дворовъ. Напротивъ того, г. Бартоломей утверждаетъ, что Латальское общество есть самое населенное и, вмѣстѣ съ Ленжарскимъ (имѣющимъ 95 дымовъ, вмѣсто 60, показанныхъ Баврадзе), состоитъ изъ 360 дворовъ или дымовъ, и что два эти общества представляютъ почти одну треть всего населенія вольной Сванетіи. Такое противорѣчіе необходимо требуетъ разъясненія, тѣмъ болѣе, что этимъ не ограничиваются противорѣчія въ исчисленіи жителей Сванетіи. Слѣдуя г. Бакрадзе,-- въ вольной Сванетіи 539 дворовъ; но если принять показаніе г. Бартоломея для двухъ обществъ Латальскаго и Ленжарскаго 360 дворовъ, вмѣсто 128 дворовъ, назначаемыхъ для нихъ г. Бакрадзе, то означенная цифра населенія вольной Сванетіи увеличится до 771 двора. Наконецъ, является третья цифра этого населенія въ "Кавказскомъ Календарѣ" на 1858 г. (статья г. Берхе), гдѣ показано въ вольной Сванетіи 683 двора {Мы не упомянемъ здѣсь о противорѣчіяхъ и несообразностяхъ по этому предмету, встрѣчаемыхъ у иностранныхъ писателей; укажемъ только, для примѣра, на Боденштедта который насчитываетъ въ вольной Сванетіи три тысячи дворовъ; другіе же принимаютъ число дворовъ за число жителей. Въ оффиціальномъ свѣдѣніи о Кавказскомъ горномъ населеніи (Инвалидъ, 4 марта 1866 г.) число жителей Сванетіи, къ сожалѣнію, вовсе не показано.}. При такихъ противорѣчіяхъ ничего не остается, какъ принять послѣднюю цифру, по болѣе оффиціальному характеру ссГчиненія, въ которомъ она показана, не отвѣчая, впрочемъ, за точность ея. Но сколько въ показанномъ числѣ дворовъ должно считаться жителей? Въ Россіи обыкновенно принимается на одинъ дворъ пять душъ обоего пола. Для населенія горцевъ Кавказа, это число будетъ недостаточно, потому-что они живутъ патріархально, раздѣлы семействъ у нихъ рѣдки, и оттого въ одномъ дворѣ помѣщаются родственники и въ боковой линіи; притомъ, съ ними живутъ и рабы. Г. Бакрадзе, при исчисленіи дворовъ въ княжеской Сванетіи, показалъ случайно въ двухъ ея обществахъ (Чуби-Хеви и Пари) и число дворовъ, и число душъ. Это дало возможность опредѣлить среднее число душъ на дворъ, которое оказалось 7 ³/₅. Принимая эту пропорцію, будетъ въ 683 дворахъ вольной Сванетіи -- 5,190 душъ. Наконецъ, мы должны замѣтить, что изъ всѣхъ сванетскихъ обществъ, Латальское есть самое сильное. Латальцы отличаются отъ своихъ собратій болѣе воинственнымъ духомъ и независимостью; повидимому, они болѣе другихъ сохранили первобытный типъ. А потому, при будущихъ изслѣдованіяхъ Сванетіи, болѣе всего слѣдуетъ обратить вниманіе на это общество.

Княжеская Сванетія такъ называется потому, что жители ея подвластны князьямъ изъ фамиліи Дадешкаліаны. Она граничитъ съ востока -- съ вольною Сванетіею; съ сѣвера -- съ отрогами главнаго хребта; съ юга и юго-запада -- съ особеннымъ хребтомъ Бахи, а съ сѣверо-запада -- съ Цебельдою и съ Самурзаканомъ. Главное населеніе Княжеской Сванетіи сгруппировано внизъ по теченію рѣки Ингура, почему называютъ ее также нижнею Сванетіею, въ противоположность съ вольною или верхнею Сванетіею, расположенною преимущественно по верхнему теченію Ингура. Княжеская Сванетія, также какъ и вольная, состоитъ изъ нѣсколькихъ обществъ, которыя отдѣляютса другъ отъ друга естественными гранями -- рѣчками, перевалами, оврагами. Такихъ обществъ считается пять: Бечо, Цхмари, Эцери, Чуцъ-Хеви и Нари. Общество Бечо, принадлежащее Левану Дадешкаліани, расположено сѣвернѣе всѣхъ прочихъ; въ немъ считается 56 дворовъ. Общество Дхмаріи принадлежащее Тингизу Дадешкаліани, занимаетъ самую южную часть княжеской Сванетіи, между Ингуромъ и хребтомъ Бахи; оно состоитъ изъ 38 дворовъ. Въ принадлежащей этому обществу деревнѣ Лафсхали, въ церкви во имя Архангеловъ, сохраняется много образовъ и древнихъ церковныхъ книгъ, съ грузинскими надписями, свидѣтельствующими объ именахъ жертвователей; все это подробно описано г. Бакрадзе въ его статьѣ. Общество Эцери, принадлежащее Тингизу Дадешкаліани, расположено на сѣверъ отъ Цхмари, по теченію Ингура; оно состоитъ изъ 83 дворовъ. Въ принадлежащей этому обществу деревнѣ Пхотрери, въ церкви во имя Архангеловъ, хранится также много церковныхъ книгъ и образовъ, изъ которыхъ храмовой образъ заслуживаетъ особаго вниманія по надписи на оборотѣ его, въ которой исчисляются побѣды, одержанныя жертвователемъ образа, Леваномъ Дадіаномъ. По мнѣнію Бакрадзе, это былъ имеретинскій царь Леванъ II или Великій, извѣстный своими преступленіями и побѣдами въ Абхазіи, Имеретіи и Грузіи. Общество Чуби-Хеви -- ниже Эцери, по теченію Ингура; оно состоитъ изъ 59 дворовъ. Въ многолюдной деревнѣ этого общества, называемой Лари, имѣютъ пребываніе приставъ Сванетіи и благочинный ея церквей; слѣдовательно, въ ней сосредоточена русская администрація. Здѣсь прежде жилъ князь Константинъ Дадешкаліани, который, за совершенное имъ убійство, поплатился своею жизнью, а имѣніе его конфисковано. Общество Дари находится еще ниже предъидущаго, по теченію Ингура; въ немъ 94 двора. Жители этого общества принадлежали Константину Дадешкаліани, а по смерти его поступили въ казну и сдѣлались вольными {Въ поправкѣ къ статьѣ о Сванетіи г. Бакрадзе (книжка VI "Записокъ кавказскаго отдѣла Географическаго Общества"), основанной на донесеніи того же самаго пристава, который сообщилъ свѣдѣніе о тоѵъ же предметѣ автору статьи,-- вмѣсто двухъ послѣднихъ обществъ (Пари и Чуби-Хеви) показано четыре: Майжинское, Лахмульское, Лагаръ-Загарнынское и Чеби-Хевское. Но въ исчисленіи дворовъ въ этихъ обществахъ оказывается самая незначительная разница, которую однакожъ мы приняли при исчисленіи общаго населенія княжеской Сванетіи.}. Такимъ образомъ, въ княжеской Сванетіи, оказывается 338 дворовъ; въ статьѣ же, помѣщенной въ "Кавказскомъ Календарѣ" за 1858 г., показано въ этой Сванетіи 516 дворовъ. Принимая, по вышеприведеннымъ причинамъ, послѣднюю цифру, и полагая, по тѣхъ же уваженіямъ, ту же пропорцію жителей на каждый дворъ, выходитъ, что въ княжеской Сванетіи 3,920 жителей. Если мы присовокупимъ къ тому 5,190 жителей вольной Сванетіи, то все населеніе обѣихъ Сванетій составитъ 9,110 жителей. Остатокъ ничтожный отъ народа, нѣкогда многочисленнаго, какъ увидимъ въ своемъ мѣстѣ.

Климатъ Сванетіи, говоря вообще, отличается разнообразіемъ. Почва нижней Сванетіи, возвышающаяся не болѣе 3,000 футовъ надъ уровнемъ моря (глазомѣрно, по указанію г. Бакрадзе), производитъ пшеницу, кукурузу, виноградъ, грецкій орехъ; луга ея тучны и способны для скотоводства. Въ верхней же Сванетіи, по мѣрѣ удаленія въ глубь горъ, гдѣ почва восходитъ до 8,000 фут. надъ уровнемъ моря (глазомѣрно, по указанію г. Бартоломея), климатъ становится все суровѣе и переходитъ, наконецъ, въ климатъ самыхъ сѣверныхъ странъ; здѣсь растетъ только горная сосна и береза, а изъ зерновыхъ хлѣбовъ -- ячмень и частію рожь; скотоводство ничтожно. Дѣйствіе климата отражается на наружномъ видѣ жителей: обитатели нижней Сванетіи смуглы, черти лица ихъ довольно мягки; верхніе же сванеты большею частью бѣлокуры, видъ у нихъ суровый. Г. Бакрадзе замѣчаетъ, что, по наружному виду, по физіономіи лица и но очертанію головы, эти сванеты напоминаютъ горныхъ грузинъ -- хевсуровъ и пшавовъ. Вообще, сванеты роста выше средняго и одарены крѣпкимъ здоровьемъ и физическими силами. Имъ неизвѣстны обыкновенныя болѣзни; но въ обществахъ, расположенныхъ на альпійскихъ высотахъ, какъ мы уже выше сказали, господствуетъ особеннаго рода болѣзнь, присущая такимъ возвышеннымъ странамъ. У жителей этихъ обществъ зобы доходятъ до безобразной величины, и эта болѣзнь нерѣдко сопровождается кретинизмомъ. Сванетки, говоря вообще, не отличаются ни красотою, ни чистоплотностью; по увѣренію Бакрадзе, онѣ напоминаютъ, по физіономіи и по костюму, пшавовъ и тушинокъ. Хотя у сванетовъ, какъ и у другихъ горцевъ Кавказа, женщина составляетъ низшее существо противъ мужчины, но тѣмъ не менѣе, сванетки пользуются гораздо большею свободою и преимуществами сравнительно съ черкешенками и абхазками. Онѣ не скрываются подъ покрывалами отъ постороннихъ и не запираются въ своихъ домахъ, но свободно обращаются не только съ своими, но и съ чужеземными; участвуютъ въ публичныхъ празднествахъ и сборищахъ, безъ всякаго стѣсненія. Женщинъ въ Сванетіи, сравнительно съ мужчинами -- мало, и это происходитъ отъ безчеловѣчнаго обычая умерщвлять новорожденныхъ дѣвочекъ, который, благодаря участію правительственныхъ лицъ, мало по малу выводится. Причину этого варварскаго обычая приписывали бѣдности жителей; между тѣмъ, онъ существовалъ не у однихъ бѣдняковъ, но и у зажиточныхъ. Г. Бакрадзе утверждаетъ, что обычай умерщвлять дѣвочекъ у сванетовъ происходитъ отъ суевѣрнаго ихъ убѣжденія, что убійство дочери вознаграждается рожденіемъ сына. Въ этому наблюдатель присовокупляетъ, что послѣдствіемъ такого дикаго суевѣрія есть уменьшеніе женскаго пола и потребность похищенія чужихъ женъ, съ согласія или безъ согласія ихъ самихъ, что весьма распространено въ Сванетіи.

Относительно духовнаго развитія, сванеты находятся въ дѣтскомъ возрастѣ. Они отъ природы веселаго нрава, добродушны и гостепріимны; но, съ тѣмъ вмѣстѣ, кровомщеніе у нихъ господствуетъ почти въ такой же степени, какъ у свирѣпыхъ черкесовъ или грубыхъ абхазовъ. Сванетъ горячо любитъ свое семейство, но добровольно умерщвляетъ новорожденную дочь, въ надеждѣ чрезъ то получить сына. Онъ привязанъ въ родинѣ, но ограничиваетъ ее деревнею, въ которой родился, и рѣдко обществомъ, которому принадлежитъ; онъ враждуетъ безпрерывно не только съ жителями другого округа, но даже съ своими однодеревенцами. Сванеты лично храбры, но рѣшительно неспособны къ дружному дѣйствію противъ внѣшнихъ враговъ. Вообще, они принадлежатъ къ категоріи народовъ, едва вышедшихъ изъ первобытнаго, естественнаго состоянія, въ нравахъ которыхъ мы видимъ непостижимое для насъ смѣшеніе добродѣтелей съ пороками, достоинствъ съ недостатками. Если мы не станемъ смотрѣть на эти народы съ точки зрѣнія того положенія, въ которомъ они представляются намъ въ данное время, но будемъ обращать вниманіе, какъ и слѣдуетъ, на то, къ чему они, по врожденнымъ своимъ качествамъ, способны,-- то убѣдимся фактически многими примѣрами, что, какъ сванеты, такъ и другіе горные обитатели Кавказа имѣютъ всѣ задатки въ духовному и нравственному развитію, которое задерживалось только жизненными условіями и средою, ихъ окружающею. Сванеты исповѣдуютъ христіанскую вѣру; но она ограничивается у нихъ одними наружными обрядами; духъ и евангельская нравственность ея недоступны имъ. Но мы должны быть благодарны хотя и необразованнымъ сванетскимъ деканосамъ за то, что, пользуясь неприступнымъ положеніемъ своей страны, они противодѣйствовали вторженію въ нее ислама, сберегли христіанскіе храмы и хранящуюся въ нихъ святыню, удержали, наконецъ, въ народѣ привязанность къ православію. Нива готова и ожидаетъ только вѣрныхъ сѣятелей, которые и являются мало по малу въ лицѣ рукоположенныхъ священниковъ. Въ Сванетіи, и особенно въ верхней, много церквей, и въ нихъ хранятся въ большомъ числѣ иконы, кресты, книги и другія принадлежности церкви, принесенныя въ даръ значительными лицами Грузіи и Имеретіи. Подробнымъ описаніемъ этихъ памятниковъ въ неприступной Сванетіи, благоговѣйно хранимыхъ ея жителями, мы обязаны генералу Вартоломею, обогатившему археологію и нумизматику своими изысканіями въ разныхъ частяхъ Кавказа, и просвѣщенному члену Кавказскаго Географическаго Общества -- г. Бакрадзе.

Жилища Сванетовъ отличаются особенною оригинальностью. Деревни ихъ разбросаны живописно группами по скаламъ и горнымъ долинамъ. Въ каждомъ почти дворѣ находится четвероугольная, высокая, въ нѣсколько этажей башня, сложенная изъ необтесанныхъ камней, стѣны которой въ нижнихъ обществахъ большею частью выбѣлены, а въ верхнихъ состоятъ изъ темныхъ плитъ глинистаго сланца. Къ каждой башнѣ для входа въ нее приставлена деревянная лѣстница, которая удобно отнимается. Обыкновенное помѣщеніе для жильцовъ и скота прилѣпляется къ башнѣ, которая составляетъ главное строеніе и представляетъ какъ бы отдѣльную цитадель, гдѣ жители могли укрываться отъ внѣшнихъ непріятелей и отъ внутреннихъ враговъ-кровомстителей, и гдѣ также они удобно могли сохранять награбленное имущество.

Въ народѣ, гдѣ все зависитъ отъ физической силы, которая замѣняетъ собою право и законъ, неудивительно встрѣтить явленіе дикаго кровомщенія. Эту характерную черту не могла смягчить у сванетовъ и христіанская вѣра. Они преслѣдуютъ за кровь близкаго и отдаленнаго родственника всѣхъ, имѣющихъ родственную связь съ убійцею; они враждуютъ другъ противъ друга, деревня противъ деревни, общество противъ общества. Все это порождаетъ безпрерывныя опасенія, общія смуты и упадокъ соціальнаго развитія; такимъ положеніемъ можно объяснить и происхожденіе отдѣльныхъ укрѣпленій въ видѣ башень. Не менѣе разоряло Сванетію и то, когда личное мщеніе замѣнялось, по суду, пенею, размѣръ которой былъ весьма тягостенъ для такой бѣдной страны, какъ Сванетія. По законамъ грузинскаго царя Вахтанга, имѣвшихъ въ этомъ отношеніи силу и для Сванетіи, цѣна крови опредѣлялась по степенямъ, начиная отъ послѣдняго класса азнаура и купца до перваго класса князя (тавада), и простиралась, по свидѣтельству г. Броссе, отъ 112 до 15,360 p., на наши деньги. За неимѣніемъ денегъ, надобно было отплачиваться скотомъ, оружіемъ, землею и даже личною свободою. Почтенный академикъ сдѣлалъ извѣстнымъ весьма любопытный въ этомъ отношеніи договоръ, постановленный въ 1432 году о цѣнѣ крови, взысканной съ сванетовъ за убіеніе ими тавала первой степени -- Джапаридзе, изъ Рачи. По принятому участію въ семъ дѣлѣ имеретинскаго царя Александра, которому означенный Джапаридзе билъ подвластенъ, сванеты должны были уступить наслѣдникамъ умерщвленнаго обширное пространство земель, подробно обозначенныхъ въ договорѣ, и населенныхъ 400 семействъ, съ азнаурскими дѣтьми и принадлежащими имъ крестьянами, и въ тому присовокупить тысячу головъ барановъ и четыреста фунтовъ воску. Договоръ этотъ, безъ сомнѣнія, былъ весьма тягостенъ для сванетовъ, а между тѣмъ онъ допущенъ только по ходатайству за нихъ доброжелательнаго имъ Мамія Дадіана {Bulletin scientifique de l'Académie Impériale des sciences, tome IV, 1838, pag. 266 -- 271.}.

Въ горахъ Сванетіи, по удостовѣренію ея жителей, находится много металлическихъ мѣсторожденій; въ особенности же они обращаютъ вниманіе на попадающіеся во множествѣ куски свинцоваго блеска, содержаніе серебро, которые они показываютъ каждому посѣтителю. Въ послѣднее время явился здѣсь и золотой промыселъ. Правительство отвело для того французскому подданному Кастенгу участокъ по рѣкѣ Ингуру, а по смежности съ нимъ заявлены признаки золота и г. Бениславскимъ (Московскія Вѣдомости, 1865 г. No 8). Г. Раде, путешествовавшій, въ 1864 г., по Сванетіи, встрѣтилъ Бастенга, возвращавшагося съ своихъ развѣдокъ, который объявилъ ему, что онъ во многихъ мѣстахъ открылъ признаки золота, нашелъ розсыпи, достойныя разработки, и намѣренъ приступитъ къ тому въ нижней части долины Ингура. Если это предпріятіе увѣнчается успѣхомъ, то мы увидимъ осуществленіе "золотого руна" древней Колхиды, и съ тѣмъ вмѣстѣ увидимъ улучшеніе судьбы бѣдныхъ сванетовъ и мингреловъ, которые на золотыхъ пріискахъ найдутъ для себя выгодную работу.

Главная промышленность сванетовъ есть земледѣліе, которымъ они занимаются въ настоящее время собственно для своего пропитанія. Каждый дворъ имѣетъ свой полевой участокъ; за обработку чужой земли уступается обыкновенно половина урожая. Скотоводство у сванетовъ ничтожно; но, какъ хорошіе стрѣлки, они занимаются охотою, особенно же ловлею куницъ, шкуры которыхъ продаютъ въ Мингреліи. У народа бѣднаго и отчужденнаго отъ другихъ, какъ сванеты, торговля не можетъ развиваться. Но, по свидѣтельству г. Бакрадзе, она однакожъ начала у нихъ возникать съ того времени, когда открылась возможность сообщенія ихъ съ промышленными карачаевцами, отъ которыхъ отдѣляетъ ихъ главный хребетъ. Но и эта торговля находится исключительно въ рукахъ однихъ лахмульцевъ, живущихъ въ княжеской Сванетіи, въ числѣ 50 дворовъ. Они говорятъ сванетскимъ языкомъ, исповѣдуютъ православную вѣру, имѣютъ священниковъ, но, не смотря на то, настоящіе сванеты чуждаются ихъ, считая ихъ нечистыми; женщины ихъ красивѣе и чистоплотнѣе сванетокъ, но настоящіе сванеты не смѣютъ вступать съ ними въ бракъ подъ страхомъ неизбѣжнаго взысканія. Бакрадзе свидѣтельствуетъ, что лахмулльцы -- еврейскаго происхожденія. Но какъ попали сюда сыны Израиля, какимъ образокъ, потерявъ свой языкъ, даже свою вѣру, которой они такъ упорно держатся, они сохранили однакожъ отличительную черту своего характера -- наклонность въ торговлѣ? Изъ исторіи Арменіи и Грузіи мы видимъ, что, во время владѣнія этими странами ассирійскихъ государей, по повелѣнію ихъ было выведено много жителей изъ Іудеи и тамъ поселено. Потомки этихъ колоній сохранились во многихъ мѣстахъ Закавказья. Можно предполагать, что и лахмульцы представляютъ отрывокъ этихъ колоній.

Въ настоящее время, одна только фамилія князей Дадешкаліановъ пользуется этимъ титуломъ, фактически не дающимъ ей болѣе тѣхъ преимуществъ, какими пользуются помѣщики. Въ вольной Сванетіи нѣтъ князей, а остались потомки азнаурскихъ, т. е., дворянскихъ родовъ; большая часть ихъ живетъ въ обществахъ -- Мулахи и Местіи; въ другихъ же обществахъ, какъ то: Эльскомъ, Адышскомъ, Кальскомъ и Ушкульскомъ, вовсе нѣтъ дворянъ. Предки нынѣшнихъ азнаурскихъ фамилій имѣли здѣсь такія же права, какія имѣетъ нынѣ {Нынѣ, т. е. въ концѣ 50-хъ годовъ, когда это изслѣдованіе могло быть писано, какъ предполагаетъ Ев. П. Ковалевскій. Но въ другихъ мѣстахъ видно, что авторъ дѣлалъ позднѣйшія вставки и исправленія, по мѣрѣ выхода новыхъ изслѣдованій. -- Ред.} дворянство въ Имеретіи и Грузіи; имъ принадлежали земли и крестьяне. По мнѣнію Бакрадзе, едва ли не большая часть обществъ Сванетіи принадлежала помѣщикамъ, которые лишили-бъ ихъ, какъ полагать должно, во время ослабленія вліянія на Сванетію грузинскихъ и имеретинскихъ государей и мѣстныхъ ея правителей. Переворотъ начался съ самихъ отдаленныхъ обществъ, гдѣ, дѣйствительно, мы не видимъ слѣдовъ дворянъ, и остановился на латальцахъ, которые упорно боролись противъ Дадешкаліановь, и отстояли свою свободу. Не смотря однакожъ на то, что многія изъ азнаурскихъ фамилій обѣднѣли и ведутъ образъ жизни точно такой, какъ и простолюдины, онѣ не сливаются съ ними и роднятся между собою. Все преимущество ихъ предъ крестьянами состоитъ въ томъ, что эти обязаны ихъ угощать одинъ разъ въ годъ, и въ случаѣ кровомщенія -- платить имъ двойную цѣну крови.

Относительно языка сванетовъ существуютъ разныя мнѣнія: иные утверждаютъ, что это самобытный языкъ, отличающійся отъ другихъ извѣстныхъ языковъ; иные,-- что это языкъ смѣшанный, въ которомъ основа хотя самобытная, но въ нее проникъ элементъ грузинскій; иные, наконецъ, что это только діалектъ грузинскаго языка. Такъ какъ у сванетовъ нѣтъ письменности, и языкъ ихъ достаточно неразработанъ, то намъ ничего не остается, какъ прибѣгнуть въ мнѣнію людей компетентныхъ въ этомъ дѣлѣ. По словамъ г. Бакрадзе, которому, по его происхожденію и по спеціальнымъ занятіямъ, должны быть извѣстны, какъ языкъ грузинскій, такъ его діалекты,-- сванетскій языкъ имѣетъ большое сродство съ ними. Вотъ доказательства его для подтвержденія этого мнѣнія: большая часть сванетскихъ деревень напоминаетъ грузинскія наименованія; едва ли не треть сванетскихъ фамилій -- грузинскаго происхожденія; нынѣшнее названіе Сванетіи -- грузинскія лѣтописи производятъ отъ грузинскаго слова "саванети" -- убѣжище; названія внутри страны урочищъ, существовавшія въ старину и удержавшіяся понынѣ, какъ то: "кведа-хева" (по-грузински) -- "чвабе-хева" (по-сванетски), и "зеда-хева" (по-грузински)--"жабе-хеви" (по-сванетски), то есть: нижняя долина и верхняя долина, совершенно согласуются съ наименованіями, бывшими въ большомъ употребленіи во всѣхъ горныхъ областяхъ Грузіи; названіе сванетовъ въ грузинскихъ лѣтописяхъ: "сони", "цани" -- образовалось отъ грузинскаго слова "чани", подъ какимъ именемъ до сихъ поръ извѣстны лазы, ближайшіе родичи мингреловъ, которыхъ сами сванеты называютъ "зани". Но, конечно, самымъ убѣдительнымъ доказательствомъ въ пользу вышеозначеннаго мнѣнія служитъ то, что, какъ сванеты, такъ и мингрелы, весьма скоро усвоиваютъ вполнѣ не только грузинскій языкъ, но и фонетическіе оттѣнки выговора его. Приведемъ слова другого компетентнаго судьи, имѣющаго на то полное право. Вотъ, что говоритъ г. Гогоберидзе: "Звуки сванетскаго языка, съ самыми малыми оттѣнками, общи съ звуками грузинскаго и мингрельскаго. Въ ряду этихъ трехъ языковъ, средину занимаетъ мингрельскій". Далѣе, онъ приходитъ въ заключенію, "что сванетскій языкъ происходитъ отъ грузинскаго на томъ основаніи, что самыя неизбѣжныя слова языка, какъ, напр. мѣстоименія личныя и числительныя имена и нѣкоторыя существительныя, самыя употребительныя, происходятъ въ сванетскомъ языкѣ отъ грузинскихъ корней и даже почти тождественны въ фонетическомъ отношеніи; наконецъ, то же видно и въ формахъ вспомогательнаго глагола". (Отчетъ Русскаго Географическаго Общества, за 1865 г., по кавказскому отдѣлу.) Одинъ изъ новѣйшихъ дѣятелей на поприщѣ сравнительной лингвистики, Максъ Мюллеръ -- о сванетскомъ языкѣ выражается такимъ образомъ: "Языкъ сванетскій имѣетъ во многомъ свои особенности, если сравнивать его съ языками мингреловъ и лазовъ; но сходство корней, словъ и грамматическихъ формъ въ этихъ языкахъ такъ значительно, что нельзя не считать ихъ принадлежащими одному грузинскому семейству." Далѣе, изъясняя, что это семейство состоитъ изъ четырехъ вѣтвей -- грузинъ, мингрелъ, сванетовъ и лазовъ, Максъ Мюллеръ продолжаетъ: "Эти четыре народныя отрасли говорятъ четырьмя діалектами, которые однакожъ рѣшительно между собою родственны, хотя и имѣютъ мѣстныя различія. Діалекты различаются болѣе въ словахъ, чѣмъ въ грамматическомъ строѣ. Грамматическая система ихъ во всемъ сходна и соединяетъ діалекты языка на востокѣ и западѣ Кавказскаго хребта въ одно семейство." "Трудно сказать -- говоритъ потомъ авторъ -- распространяются ли діалекты грузинскаго языка до береговъ Каспійскаго моря, но отъ рѣки Алазани на западъ они составляютъ непрерывную цѣпь чрезъ весь перешеекъ. Между ними два -- лазскій и мингрельскій представляютъ столько сходства въ словахъ и грамматикѣ, что ихъ должно почитать языкомъ, принадлежащимъ одному народу. Отношеніе ихъ въ діалекту сванетскому гораздо далѣе отклоняется, однакожъ не на столько, чтобы нельзя было отыскать слѣдовъ общаго фамильнаго типа, если только мы будемъ съ большимъ тщаніемъ производить наши изслѣдованія и сравненія {The languagee of the seat of war in the eaet, with а eurvay of three families of languages-semitic, arien and turanian, by Max Maller, pag. 126--127.}." Наконецъ, новѣйшій путешественникъ по Сванетіи, натуралистъ Раде признаетъ сванетскій языкъ смѣшаннымъ, но присовокупляетъ въ тому, что въ немъ преобладаютъ элементы грузинскіе (отчетъ Географическаго Общества на 1855 годъ, Кавказскій отдѣлъ). По закону филологическому, языкъ не можетъ быть смѣшаннымъ, какъ бываютъ народы смѣшанными. Языкъ есть особый организмъ, представляющій недѣлимое единство. Онъ можетъ заимствовать отъ другого языка слова, обороты рѣчи и даже систему звуковъ; можетъ измѣнить, такъ сказать, наружную физіономію; но сущность, духъ, грамматическій строй его остаются неизмѣнно, до тѣхъ поръ, пока языкъ не исчезнетъ совершенно, пока народъ, которому онъ принадлежитъ, не потеряетъ своей самобытности и не поглотится окончательно другимъ народомъ. Въ такомъ только случаѣ языкъ перестаетъ быть тѣмъ, чѣмъ онъ былъ, теряя, съ тѣмъ вмѣстѣ, и свое имя. Однимъ словомъ, языкъ никогда не можетъ заимствовать отъ другого такихъ элементовъ, безъ которыхъ онъ не могъ бы существовать самъ собою. Въ своемъ мѣстѣ (въ главѣ объ основаніяхъ для классификаціи народовъ), для нагляднаго убѣжденія въ этомъ, мы привели много примѣровъ, взятыхъ въ разныхъ странахъ земного шара; здѣсь ограничимся только тѣмъ, что представляется намъ въ Россіи. Языкъ, напримѣръ, уральскихъ финновъ, вотяковъ, пермянъ, зырянъ, вогуловъ (какъ доказываютъ грамматики этихъ языковъ) принялъ отъ русскаго слова, обороты рѣчи, выговоръ, и т. д., но сохранилъ въ цѣлости грамматическій строй общаго финскаго языка. Тоже самое послѣдовало и съ языкомъ латышскимъ, прикасающимся къ славяно-русскому; заимствуя отъ него систему звуковъ и выраженій, онъ удержалъ однакожъ существенный элементъ, своего коренного литовскаго языка. Изъ всего вышесказаннаго можно, кажется, убѣдиться въ томъ, что сванетскій языкъ имѣетъ одинъ корень съ грузинскимъ, мингрельскимъ и лазскимъ; что, по силѣ обстоятельствъ, онъ ранѣе другихъ отдѣлился отъ своего корня, и, вслѣдствіе особыхъ жизненныхъ условій народа, которому онъ принадлежитъ, подвергался, сравнительно съ другими отраслями, большимъ измѣненіямъ, но сохранилъ однакожъ всѣ типическіе элементы языка коренного; что поэтому грузины, мингрелы, лазы и сванеты, говорящіе діалектами этого языка, составляютъ одно народное семейство. Утверждающіе напротивъ, что сванетскій языкъ есть самобытный, отличающійся отъ извѣстныхъ языковъ, слѣдовательно и отъ грузинскаго, не представляютъ никакихъ доказательствъ въ пользу своего мнѣнія. Изданная въ Тифлисѣ, въ 1864 году, азбука сванетскаго языка, съ присовокупленіемъ къ ней краткаго словаря и нѣкоторыхъ молитвъ, не можетъ служить подкрѣпленіемъ такого мнѣнія. Сочиненіе это не представляетъ данныхъ для сравненія сванетскаго языка съ другими, ни для опредѣленія элементарныхъ формъ и грамматическаго строя его, что составляетъ сущность всякого языка.

Съ своей стороны, исторія свидѣтельствуетъ, что между грузинами, мингрелами, лазами и сванетами съ древнихъ временъ существовала тѣсная связь, которая можетъ проявляться только между народами родственными. Хотя свѣдѣнія, заключающіяся въ древнихъ источникахъ исторической литературы объ этихъ народахъ, весьма скудны; но, сводя вмѣстѣ все, что говорится объ нихъ эллинскими и римскими писателями, мы можемъ убѣдиться въ истинѣ вышесказаннаго. Самый древнѣйшій памятникъ, знакомящій васъ съ Западнымъ Кавказомъ, есть поэма Аргонавтика, приписываемая Орфею, въ которой прославляются подвиги Аргонавтовъ (тамъ названныхъ по имени корабля "Аргосъ"), подъ предводительствомъ Язона, на восточныхъ берегахъ Понта-Эвксина, за XIII вѣковъ до Р. X. Въ этой поэмѣ, за исключеніемъ вымысловъ, необходимыхъ для такого рода сочиненій, и фантастическихъ эпизодовъ, къ которымъ эллины, по увлекательности своего пылкаго воображенія, были такъ наклонны,-- топографія мѣстъ оказывается вѣрною. Мы видимъ и рѣку Фазисъ и городъ Кутаисъ (Кутайонъ) на своихъ мѣстахъ; видимъ, что народъ, населявшій описываемыя мѣста, назывался колхами, а страна носила названіе Колхиды; видимъ, какъ древніе пелазги изъ своихъ поселеній -- въ Элладѣ и Малой Азіи, руководимые, съ одной стороны, духомъ предпріимчивости и отваги, а съ другой -- склонностью въ мореходству и торговлѣ, завязали близкія сношенія съ обитателями восточнаго берега Чернаго моря. Троянская война, занявшая всю дѣятельность эллиновъ, пріостановила-было эти сношенія, которыя однакожъ потомъ возникли еще сильнѣе и имѣли послѣдствіемъ устроеніе колоній по всему восточному берегу Понта-Эвксина, отъ Фазиса (нынѣшняго Поти) до Фанагоріи на Меопидѣ, милезійскими эллинами, въ VI вѣкѣ до Р. X. Это уже фактъ вполнѣ историческій. Но какіе предметы торговли привлекали эллиновъ въ Колхидѣ въ особенности? По свѣдѣніямъ эллинскихъ и римскихъ писателей, эта страна могла доставлять строевой лѣсъ и особенно невольниковъ. Присовокупимъ къ этому и золото. Извѣстно, что цѣль путешествія аргонавтовъ была похищеніе "Золотого руна". Многіе видятъ въ этомъ словѣ метафору, обозначающую богатство; мы же полагаемъ, что его слѣдуетъ принимать въ прямомъ его значеніи. До настоящаго времени, притоки Ріона и Ингура (входившихъ въ предѣлы древней Колхиды), берущіе начало съ горъ, гдѣ должны заключаться мѣсторожденія жильнаго золота, увлекаютъ съ собою частицы этого металла и осаждаютъ ихъ потомъ въ долинахъ; этимъ путемъ образуются золотоносныя розсыпи или пески, которые, какъ нынѣ, такъ и въ древности, могли служить предметомъ добычи золота, съ тою только разницею, что, въ настоящее время, для промывки тѣхъ песковъ и полученія металла устроиваются различныя машины, а прежде употреблялись для того самыя простыя средства и, между прочимъ, овчины (руно) {Въ Валахіи понынѣ, цыганы употребляютъ этотъ способъ полученія золота, выносимаго ручьями Карпатскихъ отроговъ.}. Конечно, не столько прямая торговля съ Колхидою, сколько транзитная чрезъ нее, привлекала въ себѣ эллиновъ. Посредствомъ этого транзита, они получали изъ Индіи, Персіи и средней Азіи пряности, драгоцѣнные каменья, сандалъ, слоновую кость и китайскія ткани. Транзитный путь этотъ, по сказанію древнихъ, шелъ черезъ Кавказъ такимъ образомъ: суда отправлялись отъ торговаго города Фазиса, вверхъ по теченію рѣки того же имени до города Кутаиса; отъ него продолжалось плаваніе по нижнему рукаву Фазиса (рѣка Квирилла) до укрѣпленнаго мѣста Сарапань (Шорапани); отсюда, сухимъ путемъ, удобнымъ для колеснаго проѣзда, достигали, въ четыре дня, до судоходной рѣки Буроса или Цируса (Куры), вливающейся въ Каспій. Такимъ образомъ, сношенія эллиновъ съ туземными жителями были чисто коммерческія. Совсѣмъ иныя отношенія къ нимъ были римлянъ; они познакомились съ народомъ восточныхъ береговъ Понта-Эвксина, съ мечомъ въ рукахъ. Римскіе легіоны, подъ предводительствомъ Помпея, послѣ побѣдъ въ Малой Азіи, послѣ покоренія Арменіи и Грузіи, очутились и на восточныхъ берегахъ Чернаго моря, преслѣдуя заклятаго врага своего, понтійскаго государя Митридата. Съ этого времени, т. е., съ послѣдняго столѣтія до христіанской эры, начались сношенія римлянъ съ покоренными ими народами Кавказа, сношенія административныя, а потому болѣе опредѣленныя. Мы имѣемъ цѣлый рядъ писателей, которые касаются, правда мимоходомъ, этнографіи Кавказа, въ томъ числѣ и той части его, о которой идетъ теперь рѣчь. За ними слѣдуетъ не менѣе длинный рядъ византійскихъ авторовъ о томъ же предметѣ. Мы извлекли изъ нихъ, что относилось до обитателей Закавказья, и помѣстили свѣдѣнія о томъ въ своемъ мѣстѣ; воспользуемся впослѣдствіи означенными литературными источниками при описаніи народовъ восточнаго Кавказа; здѣсь же ограничимся только тѣмъ, что касается собственно до сванетовъ и до ихъ родственныхъ отношеній къ колхамъ (нынѣшнимъ мингреламъ, имеретамъ и лазамъ). Географъ Страбонъ, болѣе другихъ писателей знакомый съ Западнымъ Кавказомъ, жившій (въ первой половинѣ I вѣка по Р. X.) въ близкомъ времени отъ походовъ римлянъ, откуда начинаются болѣе подробныя о немъ свѣдѣнія, сообщаетъ нѣкоторыя данныя и о сванетахъ. Описавъ подробно географическое положеніе Колхиды, свойства, нравы и образъ жизни ея жителей, промышленность, миѳическія преданія и историческія свѣдѣнія о странѣ подъ управленіемъ Митридата и послѣ его смерти, Страбонъ, между прочимъ, говоритъ (Lib. XI, edit Casaub.): "Къ сѣверу живетъ горное племя, которое, по причинѣ чрезвычайной неопрятности, получило отъ грековъ названіе ѳтироѳаговъ (вшеѣдовъ); вблизи ихъ живутъ саоны, не менѣе ихъ неопрятные, но болѣе могущественные и превосходящіе, можетъ бытъ, всѣ окрестные народы силою и храбростью; такимъ образомъ, они повелѣваютъ всею страною, занимая сами вершины Кавказа, господствующія надъ Діоскуріемъ. Они могли, говорятъ, поставить на ноги до двухъ сотъ тысячъ воиновъ, разумѣется, потому-что у нихъ всякій носитъ оружіе; но вообще они не знаютъ дисциплины. Увѣряютъ, что въ ихъ странѣ ручьи выносятъ изъ горъ золото, которое эти варвары собираютъ посредствомъ рѣшетокъ изъ прутьевъ и овечьихъ шкуръ, и изъ этого видно основаніе сказанія о золотомъ рунѣ". Мы же, съ своей стороны, видимъ, что положеніе Сванетіи остается почти то же, какое было слишкомъ за 1800 лѣтъ тому назадъ, что жители ея весьма мало измѣнились въ физическомъ и духовномъ отношеніи, что только число ихъ чрезвычайно уменьшилось, и народъ утратилъ совершенно свою національную силу. Объяснить послѣднее явленіе иначе нельзя, какъ тѣмъ, что по силѣ историческихъ событій, сванеты въ значительномъ числѣ смѣшались съ своими близкими родичами, что и подтверждается дальнѣйшими обстоятельствами. Не должно при этомъ упускать изъ виду, что Страбонъ вездѣ называетъ саоновъ жителями Колхиды. Птоломей еще опредѣлительнѣе выражается: онъ соединяетъ оба эти народа и называетъ ихъ саоны-колхи. Послѣ Страбона, самый достовѣрный писатель о западномъ Кавказѣ, безъ сомнѣнія, есть Арріанъ, управлявшій каппадокійскою провинціею, который, по порученію императора Адріана, осматривалъ приморскія области, находившіяся подъ римскою властью (въ 137--140 г. христіанской эры). Изъ его сочиненія (Arriani, Periplus Ponti Euxini, edit. Hoffmani) видно, что Колхида въ то время сильно распространилась противъ прежняго и границы ея по берегу моря доходили до предѣловъ трапезонтскихъ. Въ своемъ "Периплѣ", Арріанъ, между прочимъ, говоритъ: "что, по словамъ Ксенофонта, изъ колховъ самый воинственный и самый вредный для трапезонтцевъ народъ были дримы; это, по мнѣнію моему, то же, что и сваны. Въ самомъ дѣлѣ, сваны весьма воинственны и страшные враги трапезонтцамъ; они живутъ въ мѣстахъ укрѣпленныхъ природою. У нихъ нѣтъ государей; прежде они были данниками римлянамъ; теперь же, занимаясь разбоемъ, они перестали платить слѣдующую дань; но съ божіею помощью, мы ихъ принудимъ къ тому." У Арріана, въ первый разъ, установляется правильная орѳографія слову "сваны", и въ первый же разъ является имя лазовъ въ опредѣлительномъ смыслѣ. Впослѣдствіи этотъ народъ является въ Колхидѣ на первомъ планѣ; имя же колховъ мало по малу исчезаетъ. Прокопій, писатель и государственный человѣкъ при императорѣ Юстиніанѣ, въ началѣ VI вѣка нашей эры, въ своихъ сочиненіяхъ (Bellum Persicum, lib. II, и Bellum Gothicum, lib. IV) говоритъ положительно, что въ его время "лазы занимали страну, которую древніе называли Колхидою, и которая стала именоваться Лазикою". По словамъ его, въ Лазикѣ, простиравшейся по морскому берегу отъ Діоскуриса до рѣки Акамисиса (Чорохъ), протекалъ Фазисъ -- центръ населенія и промышленности страны; были города: Кутаисіонъ или Кутайонъ (нынѣ Кутаисъ), Соропана, Археполисъ (древній городъ), на мѣстѣ котораго нынѣ находится мѣстечко Накалакеви, Родополисъ -- городъ розъ (напоминающій розовые сады Имеретіи), и пр. {Прокопій не упоминаетъ о городѣ Фазисѣ, существовавшемъ при устьѣ рѣки того же имени; но современникъ и продолжатель его, Агаѳій, исправляетъ этотъ пропускъ.}; однимъ словомъ, Лазиуа заключала въ себѣ все, что составляло древнюю Колхиду, и что тѣсно входитъ въ составъ Мингреліи, Имеретіи и частію Сванетіи. Наконецъ, Прокопій, а съ нимъ и другіе византійскіе лѣтописцы утверждаютъ, "что лазы тотъ же самый народъ, какъ и древніе колхи, и что между ними нѣтъ никакого другого различія, кромѣ перемѣны именъ." Возвышенныя части Лазики, съ сѣверной стороны, по словамъ Прокопія, были заняты суанами и скумнами, и тѣ и другіе платили дань государямъ лазовъ, но управлялись своими начальниками. Мы знаемъ, что такое суаны, которыхъ Прокопій называетъ также суанитами; знаемъ, что византійскіе писатели именуютъ ихъ, придерживаясь грузинскому произношенію, тсуанами, даже тцанидами; знаемъ, что всѣ эти названія принадлежатъ народу, извѣстному теперь подъ именемъ сванетовъ. Но кто были "скумны"? Птоломей упоминаетъ о народѣ "скумниты", который обиталъ на сѣверномъ склонѣ Кавказа и который, въ первые вѣка нашей эры, перешелъ на южный склонъ этого хребта, гдѣ Прокопій находилъ его живущимъ вмѣстѣ съ нынѣшними сванетами. Дальнѣйшіе слѣды этого народа вовсе исчезаютъ, точно также, какъ и сосѣдняго съ нимъ горнаго народа, котораго Агаѳій называетъ "мизиміанами", а Плиній "мессиніанами", который также былъ подвластенъ государямъ лазовъ, но отличался особеннымъ языкомъ отъ суановъ и отъ скумновъ. Сколько можно заключить изъ этихъ краткихъ извѣстій, скумны составляли только отрасль сванетовъ, напоминающую нынѣшній "лечгумъ", а мизиміани, жившіе въ укрѣпленныхъ природою мѣстахъ въ центрѣ главнаго хребта, указываютъ на нынѣшнихъ осетинъ. Во всякомъ случаѣ, мы видимъ, что сванеты, въ первые вѣка нашей эры, распространившіеся по берегамъ Чернаго моря, являются на прежнемъ своемъ мѣстѣ въ VI столѣтіи по Р. X., именно съ того времени, когда возникло въ Колхидѣ владычество лазовъ. Все это ведетъ къ заключенію, что въ странѣ, называвшейся въ древности Колхидою, являлись поперемѣнно на исторической сценѣ три народа: колхи, лазы и сванеты. Первые, впослѣдствіи, распались на отрасли и приняли названія мингреловъ (по грузинскимъ лѣтописямъ "мегрели"), имеретинъ (имеровъ), гурійцевъ, удержавъ свою прежнюю территорію; остатки лазовъ мы встрѣчаемъ по берегу Чернаго моря отъ рѣки Чороха до Трапезонта подъ турецкимъ правительствомъ, которому доставляютъ они лучшихъ мореходовъ; сванеты, подобно лазамъ, смѣшались большею частью съ своими родичами, а остатки ихъ притиснуты судьбою къ ущеліямъ Кавказскаго хребта, гдѣ имъ было суждено прозябать до настоящаго времени. Такимъ образомъ, народы Колхиды, уступая владычество другъ другу, не уничтожали одинъ другого, какъ это бываетъ съ народами иноплеменными, но сохранили родственную связь, какъ между собою, такъ и съ своимъ корнемъ, который есть народъ, именующій себя картвелами, извѣстный эллинамъ и римлянамъ подъ названіемъ иверовъ, иберовъ, намъ -- подъ именемъ грузинъ, а прочимъ европейцамъ подъ названіемъ георгіанъ (Georgiennes). Въ этомъ отношеніи, обитатели Кавказа и Закавказья (за малыми исключеніями) отличаются сохраненіемъ своей національности, впродолженіе многихъ вѣковъ, отъ народовъ въ другихъ странахъ, гдѣ, напримѣръ, въ большей части Европы, въ Малой Азіи и сѣверной Африкѣ, одни слои народовъ замѣнялись другими, совершенно иноплеменными.

Изъ грузинскихъ лѣтописей мы усматриваемъ, что въ XII столѣтіи, когда Грузія находилась въ самомъ цвѣтущемъ положеніи, страна сія дѣлилась на семь областей или эристанствъ, по числу территорій, населенныхъ народами картвельскаго корня (за исключеніемъ Абхазіи), куда входила и Сванетія. Эристаны, главы народа Сванетіи, назначались преимущественно изъ туземцевъ, то грузинскими, то имеретинскими государями, смотря потому, отъ кого изъ нихъ эта страна зависѣла. При Тамарѣ (1184--1212 г.), эристаномъ Сванетіи былъ Баранъ Варданидзе, потомки котораго владѣли ею до конца XIV столѣтія. Багратъ Великій, наказавъ сванетовъ за разбои, производимые ими въ Мингреліи, отнялъ эристанство у Варданидзе и отдалъ его роду Геловани, получившему это имя отъ Гели -- деревни сванетской, находящейся, по мнѣнію академика Броссе, въ княжеской, а по изысканію Бакрадзе, въ вольной Сванетіи. Въ первое время эристанства Геловановъ, Сванетія, пользуясь безпрерывными смутами въ Грузіи и Имеретіи, начала пріобрѣтать самостоятельность; но потомъ власть Геловановъ надъ народомъ, всегда впрочемъ ограниченная, стала постепенно упадать. Въ концѣ XVIII столѣтія, эта власть, хотя сильно потрясенная, еще держалась; но потомъ -- неизвѣстно, впрочемъ, когда именно -- жители верхней Сванетіи сдѣлались свободными, а обитатели нижней поступили подъ власть князей Дадешкаліановъ. Имя это, нигдѣ у сосѣдей Сванетіи не встрѣчаемое, по объясненію генерала Услара {Раде, кавказскій отдѣлъ Географическаго Общества за 1865 годъ.}, образовалось отъ соединенія весьма употребительнаго въ картвельскихъ нарѣчіяхъ слова: "дадашъ", съ родовымъ именемъ "Геловани". Если мы присовокупимъ ко всему вышесказанному, что жители Сванетіи свободно переходили въ Грузію и тамъ ceлились, а грузинскіе азнаури и князья находили вѣрное убѣжище въ Сванетіи; что здѣсь мы встрѣчаемъ такое обиліе церковныхъ книгъ и иконъ, съ грузинскими надписями; что государи и духовенство Грузіи оказывали такое стараніе о водвореніи въ Сванетіи христіанской вѣры и о построеніи православныхъ церквей, какъ у себя дома,-- то неминуемо убѣдимся въ тѣсной, родственной связи этихъ двухъ народовъ. Сами сванеты, хотя смутно, сознаютъ свое родство съ грузинами; у нихъ сохранилась память о замѣчательныхъ государяхъ Грузіи, которыхъ считаютъ своими, особенно же о славной царицѣ Тамарѣ. По народному преданію, хотя она жила въ Грузіи, но любила особенно свою Сванетію, гдѣ часто проводила время, строила церкви и украшала ихъ богатыми иконами. Сванеты почитаютъ Тамару безсмертною, думаютъ, что она пребываетъ въ подземельи подъ церковью въ Ушкулѣ, и полагаютъ, что открытіе этого мѣста принесетъ имъ страшныя бѣдствія.

Неоднократно было заявлено наше убѣжденіе, что для прочнаго основанія классификаціи народовъ, существуютъ два вѣрные пути -- историческій и филологическій, что только помощью историческаго процесса, объясняющаго происхожденіе народа, и помощью языка, тѣсно связаннаго съ духовною его жизнью, мы можемъ назначить ему мѣсто въ общей классификаціи; что, наконецъ, тѣлесные, наружные признаки народовъ не могутъ служить вѣрнымъ для того путеводителемъ, по причинѣ ихъ измѣнчивости отъ внѣшнихъ условій или среды, въ которой народы пребываютъ. А потому не было бы удивительнымъ, еслибъ сванетъ -- обитатель дикой альпійской высоты, ведущій замкнутую жизнь и лишенный всѣхъ способовъ въ умственному развитію, отличался отъ вступившаго на путь цивилизаціи грузина или отъ живущаго въ роскошной долинѣ мингрела. Но мы видимъ, что законъ дѣйствія среды проявляется и въ народѣ сванетскомъ, что жители верхней Сванетіи, занимающіе альпійскія высоты, отличаются отъ своихъ собратій, обитающихъ въ нижней Сванетіи; что первые изъ нихъ сходствуютъ съ горными грузинами, а послѣдніе -- съ жителями долинъ, мингрелами. Это окончательно убѣждаетъ насъ въ мнѣніи, что грузины съ мингрелами, имеретинами, лазами и сванетами, составляютъ одно народное семейство.

Но къ какому изъ извѣстныхъ племенъ принадлежитъ означенное семейство? Для разрѣшенія этого вопроса, мы должны обратиться къ единственному, въ научномъ отношеніи, представителю того семейства, народу грузинскому, имѣющему свою исторію и письменный языкъ. Въ своемъ мѣстѣ (въ отдѣлѣ о грузинахъ), мы, руководствуясь переводами лѣтописей грузинскихъ, а еще болѣе армянскихъ, превосходящихъ первыя и числомъ и внутреннимъ достоинствомъ, удостовѣрились на основаніи преданій, тѣсно связанныхъ съ жизнью обоихъ народовъ -- древнихъ гайковъ, нынѣшнихъ армянъ, и прежнихъ картвеловъ, нынѣшнихъ грузинъ,-- что они происходятъ отъ одного прародителя Таргамоса, правнука Іафетова, что одинъ изъ сыновей Таргамоса, Гайкъ былъ родоначальникъ гайковъ, а другой Бартлосъ -- родоначальникомъ картвеловъ. Конечно, это -- преданіе; но оно сохранилось въ народѣ всецѣло, безъ измѣненія, впродолженіе многихъ вѣковъ переходило отъ одного къ другому поколѣнію и, наконецъ, занесено въ народныя лѣтописи. Послѣ сего, если можно имѣть какое-либо сомнѣніе въ исторической точности именъ прародителей обоихъ народовъ, то уже нельзя допустить сомнѣнія въ томъ, что они происходитъ отъ одного корня. При этомъ не должно упускать изъ виду, что потомки Гайка и Картлоса имѣли счастливую участь, не выпавшую на долю другихъ древнихъ народовъ: они сохранили свою прежнюю территорію и въ сущности -- свой первобытный языкъ, а съ нимъ и народныя преданія, не затемняемыя иноплеменными легендами, а потому и преданіе могло сохраниться у нихъ неизмѣннѣе и тверже. Извѣстно притомъ, что происхожденіе ни одного болѣе древняго народа не доказано вполнѣ исторически. Наконецъ, съ одной стороны, преданіе о родствѣ грузинъ съ армянами, заявляемое армянскими писателями и подтверждаемое грузинскою исторіею Вахтанга Ѵ-го {Исторія царя (Menè) Вахтанга, составленная въ началѣ XVIII столѣтія (1708-- 1721), имѣетъ названіе: "Картлисъ Цховреба", т. е., бытъ картвеловъ; она издана профессоромъ Чубиновымъ и переведена по-французски академикомъ Броссе. Изъ армянскихъ писателей, упоминающихъ о родствѣ гайковъ съ картвелами, укажемъ на извѣстнаго историка Моисея Хоренскаго, жившаго въ V-мъ вѣкѣ по Р. X., на Мхитара Анеца, котораго сочиненіе писано въ XIII вѣкѣ по Р. X., и сохранилось въ отрывкахъ, на Вардана (переводъ Эмина, 1868) и Стефаноса (переводъ французскій Броссе, въ 1866).}, а съ другой, удостовѣреніе объ этомъ родствѣ классической и мусульманской литературъ (о чемъ подробно сказано въ статьяхъ о грузинахъ и армянахъ) -- не оставляютъ сомнѣнія въ томъ, что эти народы находятся, дѣйствительно, въ родственномъ отношеніи между собою и какъ іафетиды, происходятъ отъ одного корня.

Обратимся въ сравнительной филологіи; она должна окончательно рѣшить вопросъ о родствѣ грузинъ съ армянами и, при утвердительномъ рѣшеніи, съ тѣмъ вмѣстѣ опредѣлить степень самаго родства. Послѣднее обстоятельство принадлежитъ собственно филологіи, и въ этомъ отношеніи заключается важная услуга, которую она оказываетъ этнографіи. Въ своемъ мѣстѣ (въ отдѣлѣ объ армянахъ), мы привели всѣ доводы, служащіе къ убѣжденію въ томъ, что языкъ армянскій принадлежитъ въ классу языковъ индоевропейскихъ и именно къ семейству иранскому. Это мнѣніе, впрочемъ, сдѣлалось научною истиною, противъ которой не споритъ ни одинъ филологъ. Къ иранскому семейству языковъ, кромѣ армянскаго, филологи причисляютъ языки на Кавказѣ: осетинскій и грузинскій, внѣ Кавказа -- персидскій, таджикскій (въ Бухаріи), авганскій и курдскій. Классификація эта есть результатъ многостороннихъ изслѣдованій филологовъ, изъ которыхъ одни обработывали каждый изъ означенныхъ языковъ отдѣльно, въ подробности, какъ напримѣръ: армянскій языкъ -- прусскій филологъ Беттихеръ (Ur-Geschichte der Armenier); армянскій и грузинскій языки -- нашъ академикъ Броссе, посвятившій всю ученую дѣятельность свою на изученіе исторіи и языковъ армянъ и грузинъ (l'Art Liberal ou Grammaire de la langue géorgienne, 1834; Eléments de la langue géorgienne, 1837, и его же, Броссе, статьи, относящіяся до армянскаго языка, помѣщенныя въ трудахъ С.-Петербургской Академіи); отдѣльно грузинскій языкъ -- профессоръ петербургскаго университета, уроженецъ Грузіи г. Чубиновъ (грузино-русско-французскій словарь съ грузинскою грамматикою, 1841 г.) и т. д. {Считаемъ излишнимъ входить въ исчисленіе филологовъ, занимавшихся изслѣдованіемъ прочихъ языковъ иранскаго семейства -- осетинскаго, персидскаго, курдскаго и авганскаго.};-- другіе же, на основаніи отдѣльныхъ изслѣдованіи о каждомъ языкѣ иранскаго ceмейства, опредѣлили его значеніе къ санскриту, и мѣсто, которое тотъ языкъ занимаетъ въ системѣ индоевропейскаго класса; таковы, между прочимъ, Павелъ Беттихеръ, Вильгельмъ Розенъ и, особенно, знаменитый филологъ Боппъ, положившій основаніе означенной системѣ (Über das Georgische in sprachverwandtschaftlicher Beziehung, 1846; Die Kaukasische Glieder des Indogermaniechen Sprach-Stammes, 1847). На такихъ началахъ основано заключеніе о принадлежности, какъ армянскаго, такъ и грузинскаго языковъ въ семейству иранскому и классу индоевропейскихъ языковъ. Въ послѣднее однакожъ время, немногіе изъ германскихъ филологовъ начали выказывать сомнѣніе насчетъ грузинскаго языка. Представитель ихъ, Фридрихъ Мюллеръ, исключаетъ именно этотъ языкъ изъ семейства иранскаго и даже изъ класса индоевропейскихъ языковъ. Онъ выступилъ въ борьбу, по этому предмету, съ могучимъ своимъ соперникомъ Боппомъ въ журналѣ "Orient und Occident", издаваемомъ Бенфеемъ. Въ коротенькой статьѣ (2 Jahrhang, 3 Heft, 1863), которую хотя авторъ озаглавливаетъ: "Über die sprachwissenschaftliche Stellung der Kaukasischen Sprachen", но въ которой сравниваетъ одинъ грузинскій языкъ съ однимъ осетинскимъ, не давая даже отчета въ томъ, что разумѣлъ онъ подъ именемъ Кавказскихъ языковъ: тѣ ли только, которые находятся въ близкомъ отношеніи къ грузинскому, или вообще всѣ? Напротивъ того, Боппъ сравниваетъ языки грузинскій и армянскій прямо съ санскритомъ, котораго, если нельзя назвать прародителемъ, то, по крайней мѣрѣ, слѣдуетъ считать кореннымъ представителемъ индо-европейскихъ языковъ, что, безъ сомнѣнія, гораздо раціональнѣе. Для подтвержденія своего мнѣнія, Фридрихъ Мюллеръ особенно ссылается на различіе въ системѣ звуковъ, существующее между языками грузинскимъ и осетинскимъ, чему онъ приводитъ нѣсколько примѣровъ; далѣе, кратко указываетъ на то, что нѣтъ единства между этими языками въ образованіи чиселъ, падежей, глагольныхъ временъ и числительныхъ именъ. Боппа главные аргументы заключаются въ сходствѣ, какъ грузинскаго, такъ армянскаго, осетинскаго и персидскаго языковъ между собою и съ санскритомъ, въ флектическихъ элементахъ, а равно въ согласіи ихъ относительно корней, сказательныхъ или глагольнихъ и мѣстоименныхъ или указательныхъ, что, какъ извѣстно, составляетъ сущность языковъ. Замѣчательно, что Фридрихъ Мюллеръ, отвергая родство грузинскаго, или, какъ онъ смѣшанно показываетъ, кавказскихъ языковъ съ иранскими, доказываетъ въ той же статьѣ, что языкъ грузинскій не принадлежитъ ни къ туранскимъ или, какъ называетъ ихъ, урало-алтайскимъ, ни къ семитическимъ, слѣдовательно, ни въ какимъ извѣстнымъ классамъ языковъ. Не будучи спеціалистами въ сравнительной филологіи, мы предоставляемъ судьямъ компетентнымъ оцѣнить достоинство филологическаго труда Фридриха Мюллера и опредѣлить, до какой степени заслуживаетъ онъ уваженія въ научномъ отношеніи. Но мы не можемъ оставить безъ особеннаго вниманія изысканія вышеприведенныхъ нами филологовъ, изучавшихъ языки, о которыхъ идетъ теперь рѣчь, какъ отдѣльно, такъ и сравнительно,-- изысканія, результатомъ которыхъ было внесеніе языка грузинскаго въ классъ языковъ индоевропейскихъ {Фридрихъ Мюллеръ, какъ и большинство нѣмецкихъ филологовъ, называютъ языки "индоевропейскіе" -- "индогерманскими", принимая, такимъ образомъ, часть за цѣлое. Извѣстный филологъ Яковъ Гримъ объясняетъ это тѣмъ, что германскіе ученые положили первое основаніе системѣ означенныхъ языковъ, а потому, въ память такой заслуги, они и должны именоваться индогерманскими. Конечно, заслуга великая; но, тѣмъ не менѣе, въ ученыхъ терминахъ прежде всего должна соблюдаться явственная точность.}. Мы не почитаемъ себя въ правѣ не раздѣлять этого мнѣнія, тѣмъ болѣе, что оно принадлежитъ такому авторитету, какъ Боппъ, которому наука обязана открытіемъ родства древняго санскрита съ нынѣшними индоевропейскими языками. А какъ дѣйствительно оказываются въ языкахъ грузинскомъ, мингрельскомъ, лазскомъ и сванетскомъ уклоненія отъ прочихъ членовъ семейства иранскаго,-- то не предстоитъ затрудненія выдѣлить ихъ изъ этого семейства и составить изъ нихъ особое семейство, которое, по имени корня ихъ, можно назвать картвельскій. Подобный примѣръ мы уже встрѣчаемъ въ языкахъ индоевропейскихъ. Такъ, нѣкоторые филологи соединяютъ языки славянскіе съ литовскими или летскими въ одно семейство, называя его вендскимъ; другіе же полагаютъ раціональнѣе считать ихъ принадлежащими отдѣльнымъ семействамъ.

На основаніи вышеприведенныхъ данныхъ, мы полагаемъ народъ сванетскій причислить къ семейству картвельскому и къ племени индоевропейскому или арійскому. А какъ это племя дѣлится на двѣ части или, согласно нашей номенклатурѣ, на два поколѣнія, т. е., на южное, заключающее въ себѣ народы, обитающіе въ Азіи, и на сѣверное, совмѣщающее народы Европы,-- то, естественно, сванеты должны быть отнесены въ первому изъ сихъ поколѣній.

II.

Какъ ни затруднительно было для насъ, по недостатку положительныхъ данныхъ, представить полное изображеніе двухъ важнѣйшихъ народовъ Западнаго Кавказа, но намъ предстоитъ еще болѣе затрудненій при рѣшеніи вопроса: какое мѣсто они должны занимать въ общей семьѣ народовъ? А потому, прежде нежели приступимъ къ разрѣшенію этой темной для насъ задачи, считаемъ нужнымъ привести мнѣнія другихъ о томъ же предметѣ. Начнемъ съ основателя сравнительной антропологіи и этнографіи -- Блюменбаха. Въ своей классификаціи народовъ {S. F. Blumenbach, de gener, human. variet. nationum. 1776.}, онъ принимаетъ, для различія ихъ, главнымъ основаніемъ тѣлесные, типическіе признаки, а именно: цвѣтъ кожи, волосъ и глазъ, форму волосъ и головы, черты лица, ростъ, словомъ -- все, что составляетъ наружную физіономію людей, образующихъ народы. Слѣдуя своему критерію, Блюменбахъ раздѣлилъ всѣ извѣстные въ его время народы на пять главныхъ расъ или породъ {Такъ-какъ слово "порода" примѣняется въ зоологической системѣ къ животнымъ вообще, то, вѣроятно, для отличія человѣка, Блюменбахъ замѣнилъ сказанное слово для народовъ терминомъ "раса" Выраженіе это, усвоенное ученой литературою вообще, принято и у насъ. Впослѣдствіи, когда возникла необходимость дальнѣйшаго дѣленія расъ, стали употреблять и другія выраженія, какъ-то: "группы, отдѣлы, семейства", и т. п. Для сохраненія единообразія и опредѣлительности въ моихъ этнографическихъ изслѣдованіяхъ, я допускаю, при классификаціи народовъ, русскія выраженія, въ слѣдующемъ порядкѣ: принимая народъ какъ единицу, я употребляю, въ восходящей линіи, сперва "семейство", потомъ "поколѣніе", наконецъ "племя"; въ нисходящей же линіи, представители народа называются мною "отраслями его". Для объясненія примѣромъ, возьмемъ -- народъ русскій. По нашей номенклатурѣ онъ принадлежитъ къ семейству славянъ, къ поколѣнію европейскихъ арійцевъ, къ племени арійскому (индо-европейскому); отрасли его составляютъ: великоруссы, малоруссы и бѣлоруссы. Еще примѣръ: народъ венгерскій принадлежитъ къ племени туранскому, къ поколѣнію финскому, къ семейству финно-угорскому, въ которомъ заключаются, кромѣ него -- вогулы, угро-остяки и пр. Я не выдаю впрочемъ этой номенклатуры за неизмѣнный образецъ и предоставляю всякому употреблять для классификаціи народовъ термины по его усмотрѣнію, лишь бы только они были постоянны и опредѣлительны.}. Первая изъ этихъ расъ, отличающаяся совершеннѣйшимъ устройствомъ тѣлесныхъ формъ, названа имъ кавказскою; къ ней онъ причисляетъ, кромѣ кавказскихъ народовъ, всѣхъ европейцевъ, за исключеніемъ финновъ. Въ этомъ смыслѣ, слово -- кавказская раса употребляется и понынѣ нѣкоторыми этнографами, а потому намъ могутъ сказать, что вопросъ о племенной принадлежности кавказскихъ народовъ рѣшенъ уже въ концѣ прошлаго столѣтія. Къ сожалѣнію, онъ не только не рѣшенъ, но окончательное разрѣшеніе его отодвинуто, можетъ быть, еще на нѣсколько времени. Научныя изслѣдованія, послѣ Блюменбаха произведенныя, достаточно убѣждаютъ, что тѣлесныя формы и всѣ наружные признаки людей, составляющихъ народы, подвержены весьма значительнымъ измѣненіямъ не только отъ скрещенія ихъ между собою, но не менѣе того и отъ измѣненія среды, въ которой они обитаютъ. Подъ именемъ же среды мы должны разумѣть не одни климатическія условія, въ обширномъ смыслѣ этого слова, но также родъ пищи, употребляемый народами, образъ ихъ жизни, упадокъ или возвышеніе умственнаго развитія, измѣненіе соціальныхъ и политическихъ ихъ отношеній, и т. д. Чѣмъ совокупнѣе, постояннѣе и продолжительнѣе дѣйствуютъ эти агенты среды, тѣмъ болѣе оказывается вліянія ихъ на уклоненіе народовъ отъ прежняго ихъ типа. Въ своемъ мѣстѣ (глава объ основаніяхъ классификаціи народовъ) мы привели, для подтвержденія этой истины, множество примѣровъ, взятыхъ между народами всѣхъ частей земного шара. Укажемъ изъ этихъ данныхъ на выдержку, хоть напр. на красивыхъ и просвѣщенныхъ венгровъ и кровныхъ ихъ родичей полудикихъ вогуловъ и енисейскихъ остяковъ; на отличающихся правильностью тѣлесныхъ формъ -- европейскихъ турокъ и происходящихъ отъ одного съ ними корня, весьма некрасивыхъ -- якутовъ. Никто теперь не будетъ основывать классификаціи народовъ на однѣхъ тѣлесныхъ формахъ, подвергающихся такимъ разительнымъ измѣненіямъ. Въ настоящее время, для опредѣленія племени, въ которому принадлежитъ извѣстный народъ, необходимо обращаться или къ исторіи, объясняющей его происхожденіе, или въ языку, тѣсно связанному съ его духовною жизнью; въ составъ этого языка могутъ входить чуждыя слова и выраженія, но грамматическій строй его остается всегда неизмѣннымъ, пока онъ существуетъ и пока народъ, имъ говорящій, не уничтожится или не сольется съ другимъ окончательно. Наука, совершенно новая -- сравнительная филологія -- дала уже возможность назначить для европейскихъ народовъ мѣсто въ общей классификаціи. Мы знаемъ теперь положительно, что европейцы, за исключеніемъ финновъ и турокъ, принадлежатъ къ арійскому племени; знаемъ также и то, что нѣкоторые изъ Кавказскихъ народовъ принадлежатъ совершенно къ иному племени -- туранскому; о другихъ же народахъ Кавказа мы имѣемъ до сихъ поръ весьма недостаточныя свѣдѣнія. Изъ всего этого мы въ правѣ заключить, что выраженіе -- "кавказская раса", какъ ее понималъ Блюменбахъ, въ настоящее время не можетъ имѣть прочнаго значенія въ научномъ отношеніи.

Академикъ Гюльденштедтъ, первый, познакомившій ученый свѣтъ съ этнографіею Западнаго Кавказа, послѣ посѣщенія его въ 1700--1703 годахъ {Описаніе путешествія Гюльденштедта издано по смерти его Палласомъ, съ краткою біографіею автора, на нѣмецкомъ языкѣ, въ 1787 году.}, говоритъ, между прочимъ, что въ горахъ живутъ, съ древняго времени, на тѣхъ же мѣстахъ, остатки народовъ, слѣдовавшихъ изъ Азіи въ Европу, во время великаго переселенія. Остатки эти пополнялись, впослѣдствіи, новыми переселенцами изъ Европы. Въ другомъ мѣстѣ своего "Путешествія" (стр. 467, т. I), онъ утверждаетъ, что черкесы составляютъ особенный народъ, который, сколько по языку, столько же и по другимъ обстоятельствамъ судить можно, ни съ какими народами не состоитъ въ родствѣ, за исключеніемъ однакожъ своихъ сосѣдей -- абхазовъ. Оба народа, т. е. черкесы и абхазы имѣютъ, по мнѣнію Гюльденштедта, одинъ коренной языкъ, который однакожъ распадается на столько различныхъ діалектовъ, что говорящіе ими безъ особаго навыка не понимаютъ другъ друга. Послѣднее извѣстіе покойнаго академика обращаетъ на себя особенное вниманіе, какъ результатъ личныхъ наблюденій, подкрѣпленный и другими лицами, посѣщавшими означенные народы.

Знаменитый нашъ натуралистъ Палласъ, въ описаніи своихъ путешествій по южнымъ областямъ Россіи (въ 1793 и 1794 годахъ), касается, между прочимъ, и происхожденія черкесовъ, объясняя его такимъ образомъ: "Древніе черкесы были скитающіеся рыцари, которые, покоривъ народы, жившіе на Кавказѣ, приняли ихъ бытъ и сдѣлали свой языкъ господствующимъ, точно такъ, какъ поступили тевтонскіе рыцари въ Остъ-Зейскомъ краѣ, покоривъ прежнихъ его обитателей." Въ подтвержденіе этого мнѣнія онъ упоминаетъ, что князья и дворяне между кабардинцами (составляющими отрасль народа черкесскаго) имѣютъ особое нарѣчіе, скрываемое ими отъ простолюдиновъ. Но, чтобы это нарѣчіе существовало, по крайней мѣрѣ въ настоящее время, того никто изъ знающихъ близко кабардинцевъ не подтверждаетъ.

Люлье, занимавшійся всѣмъ, что относится до этого народа, отвергая показаніе Палласа, говоритъ, что хотя и существуетъ у черкесовъ искаженное нарѣчіе (арго), но оно употребляется только между охотниками {Статья: "Общій взглядъ на страны, занимаемыя черкесами", въ Кавказскомъ Календарѣ на 1857 годъ.}. Странное съ перваго взгляда мнѣніе Палласа нѣкоторымъ образомъ выясняется при дальнѣйшемъ разборѣ сказаній о вліяніи на кабардинцевъ и народнаго элемента. Самъ Палласъ въ другомъ мѣстѣ своего сочиненія упоминаетъ, что кабардинскіе князья и дворяне выводятъ свое происхожденіе отъ аравійскихъ владѣтелей. Это подтверждаютъ и другіе писатели, основываясь на преданіи, существующемъ у кабардинцевъ, а именно: графъ Иванъ Потоцкій {Voyage aux stepes d'Astrakan et au Caucase, edit. de Klaproth.} и Фонтонъ {La Russie dans l'Asieе Mineure.}. Относительно убыховъ, другой отрасли черкесовъ, ученый Потоцкій полагаетъ, что они должны представлять остатки древнихъ алановъ, присовокупляя однакожъ къ тому, что для окончательнаго разрѣшенія этого вопроса ему не доставало знанія убыхскаго языка. Объ абхазахъ говоритъ профессоръ Эйхвальдъ {Reise in den Kaukasus etc. 1837.}, что они считаютъ себя потомками египтянъ, но скорѣе полагать должно, что они происходятъ отъ абиссинянъ, потому-что сами себя называютъ "абсне"; другіе же -- продолжаетъ Эйхвальдъ -- думаютъ, что абхазы -- потомки армянъ. Эти свѣдѣнія представляютъ одни догадки и предположенія, не основанныя на прямыхъ доказательствахъ. Къ этой же категоріи свѣдѣній о происхожденіи народовъ, о которыхъ идетъ рѣчь, принадлежитъ и извѣстіе извѣстнаго историка гунновъ, Дегиня, который выводитъ черкесъ отъ киргизовъ, останавливаясь на одномъ созвучіи именъ этихъ народовъ -- керкесъ и киргизъ. Самъ онъ говоритъ {Histoire des Huns, tom. IV, lib. 22, pag. 252, 253.}, что киргизы пришли будто бы въ нынѣшнюю черкессію съ монголами въ XII вѣкѣ по Р. X. и жили прежде между Обью и Ангарою. Между тѣмъ извѣстно положительно, что черкесы, подъ именемъ керкетовъ, зиговъ или адиговъ и пр., были исторически извѣстны за нѣсколько вѣковъ до Р. X. и никогда не оставляли своей страны до послѣдняго ихъ выселенія. Наконецъ, ни по языку, ни по исторіи, ни по типическимъ свойствамъ, черкесы не имѣютъ ничего общаго съ киргизскимъ народомъ тюркскаго происхожденія.

Засимъ слѣдуютъ писатели, приводящіе, въ подкрѣпленіе своихъ мнѣній о происхожденіи черкесовъ и абхазовъ, болѣе доказательствъ; а потому мы остановимся на нихъ долѣе и разсмотримъ ближе приводимые ими аргументы. Первое, по времени, мѣсто изъ этихъ писателей занимаетъ датскій исторіографъ Сумъ, посвятившій ученые труды свои, между прочимъ, изслѣдованію о нѣкоторыхъ народахъ, населявшихъ страны между Каспійскимъ и Чернымъ морями. Онъ издалъ объ этомъ предметѣ сочиненіе (въ 1776--1779 г. {Сума переведено съ датскаго на русскій языкъ протоіереемъ Сабининымъ и напечатано было первоначально въ "Чтеніяхъ Моск. Общества Исторіи и Древностей" въ 1846 г. подъ заглавіемъ: "Историческія разсужденія о происхожденіи народовъ, населявшихъ Польшу, Россію и земли между Чернымъ и Каспійскимъ морями", и пр.}), въ которомъ (стр. 61) утверждаетъ, "что черкесы, многочисленный и извѣстный красотою своихъ женщинъ народъ, происходитъ отъ хозаровъ". Доказательства Сума заключаются главнѣйше въ слѣдующемъ: языкъ черкесскій, по мнѣнію Пейсонеля, имѣетъ нѣкоторое сходство съ угорскимъ (угро-финскимъ), а этотъ былъ (по мнѣнію того же автора) языкомъ хозаровъ; черкесы занимали часть земель, которыми владѣли хозары; кабардинцы, составляющіе значительную часть народа черкесскаго, по свидѣтельству Константина Порфиророднаго, тождественны съ кибарами, составлявшими отрасль хозаровъ. Не говоря уже о томъ, что Пейсонель не имѣетъ никакого авторитета въ сравнительномъ языковѣдѣніи, самъ же Сумъ въ другомъ мѣстѣ (стр. 67) приводитъ мнѣніе компетентныхъ писателей, утверждающихъ, что хозары говорили по-турецки, но, для ослабленія историческаго факта, онъ присовокупляетъ, "что это не былъ нынѣшній турецкій языкъ!" Оставляя все это въ сторонѣ, мы нынѣ, опираясь на лексико-грамматическія сочиненія, изданныя въ послѣднее время объ адигскомъ и абхазскомъ языкахъ, можемъ утверждать положительно, что эти языки, существенными элементами своего строя, отличаются отъ угро-финскихъ и тюркскихъ, а слѣдовательно и отъ хозарскаго языковъ. Что касается второго аргумента, то онъ не имѣетъ никакого значенія. Народы, вслѣдствіе разныхъ историческихъ событій, могутъ занимать не только часть, но и всю территорію другихъ иноплеменныхъ народовъ, то смѣшиваясь съ ними, то совершенно вытѣсняя ихъ. Въ настоящемъ же случаѣ, исторія свидѣтельствуетъ, что хозары никогда не занимали малодоступныхъ мѣстъ, которыми, съ самыхъ древнѣйшихъ временъ, обладали черкесы и абхазы. Послѣднее обстоятельство, приводимое Сумомъ въ доказательство его мнѣнія, если только мы безусловно примемъ тождество упоминаемыхъ Константиномъ Порфиророднымъ кибаровъ съ кабардинцами, можетъ относиться только въ частности съ одной этой отрасли адигскаго народа, не касаясь прочихъ отраслей его, можетъ служить частнымъ эпизодомъ въ исторіи этого народа, не имѣвшимъ вліянія на общую судьбу его. Извѣстіе императора Константина {Constantin. Porphyrogen. de adm. Imp. c. 39, pag. 108.} о кибарахъ весьма кратко: онъ говоритъ, что это была отрасль хозаровъ, которая, по причинѣ внутреннихъ народныхъ смутъ, принуждена была удалиться къ печенѣгамъ -- чисто турецкому народу -- и между нимъ съ сѣверу отъ Чернаго моря поселиться; все это случилось за нѣсколько десятковъ лѣтъ до того времени. Когда писалъ царственный авторъ (952 г.). Должно полагать, что послѣ того они перешли чрезъ Донъ и приблизились къ Кавказу, безъ сомнѣнія, послѣ чрезвычайнаго ослабленія вообще хозаръ сперва узами и команами, а потомъ русскими великими князьями въ концѣ X столѣтія; потому-что Кедренъ {Cedrenus, pag. 768--771, apud Historie. Byzant.}, писатель слѣдующаго вѣка, упоминаетъ о кибарахъ въ числѣ народовъ, жившихъ къ сѣверу отъ Кавказа. Въ своихъ странствованіяхъ, кибары приближались въ XII столѣтіи съ Кубани и здѣсь столкнулись съ выдвинувшеюся изъ горъ отраслью черкесовъ, покорили ее и сообщили ей свое имя. Исторія представляетъ намъ много подобныхъ примѣровъ. Если, повторяемъ, можно кибаровъ принимать за кабардинцевъ, то этимъ легко объяснить преданіе, сохранившееся у этихъ послѣднихъ, о времени пребываніи ихъ предковъ въ Крыму, куда могли увлечь за собою ихъ побѣдители, что у народовъ тюркскаго корня, каковы были хозары, происходило часто, и это тѣмъ болѣе, что кибары могли найти прочное убѣжище въ Крыму, большею частью котораго владѣли ихъ кровные родичи -- хозары. Во всякомъ случаѣ, допуская, что кабардинцы замѣстили собою кибаровъ, что первые, по большей числительности своего населенія, впослѣдствіи поглотили послѣднихъ, получивъ однакожъ отъ нихъ наименованіе, чему исторія представляетъ также много примѣровъ {Укажемъ, между прочимъ, на варяго-руссовъ и славянъ въ Россіи, франковъ и галловъ во Франціи, тюрко-финскихъ болгаръ и славянъ въ нынѣшней Болгаріи.},-- мы никакъ не можемъ допустить того, чтобы частный случай былъ перенесенъ на общую судьбу всего черкесскаго народа, чтобы хозары, явившіеся на сценѣ исторіи съ VI столѣтія по Р. X., были предками черкесовъ и абхазовъ, извѣстныхъ подъ тѣми же именами и въ тѣхъ же мѣстахъ за нѣсколько вѣковъ до Р. X. Этому противорѣчитъ и исторія и сравнительная филологія {Если мы допустимъ мнѣніе, что хозары -- представители аорсовъ и сираковъ, то увидимъ, что и эти народы являются не ранѣе первыхъ двухъ вѣковъ по Р. X.}. Языки означенныхъ народовъ существенно различны какъ отъ турецкаго, который былъ первоначально языкомъ хозаровъ, такъ и отъ угрофинскаго. которымъ говорила часть народа, по смѣшеніи хозаровъ съ восточными финнами {Изъ всѣхъ народовъ, являвшихся поперемѣнно на сценѣ необъятныхъ степей, простирающихся во сѣвернымъ берегамъ Каспійскаго, Азовскаго и Чернаго морей, включая туда же и сосѣднія подошвы Кавказа,-- безъ сомнѣнія, самый замѣчательный народъ были -- хозары. Во время своего могущества (VIII и IX вѣка по Р. X.), они заставляли трепетать персидскихъ государей, аравійскихъ калифовъ и византійскихъ императоровъ. Но воинскіе подвиги не составляли еще исключительнаго ихъ преимущества. На этомъ поприщѣ соперничали съ ними и другіе соплеменники ихъ -- гунны, авары, болгары, команы. Но они отличались не только отъ нихъ, но и отъ другихъ современниковъ умственнымъ развитіемъ и цивилизаціею. Хозары производили обширную торговлю, связывая чрезъ нее Азію съ Европою, и сохраняли въ высшей степени вѣротерпимость. Не смотря на то, что повелители ихъ (каганы), нынѣшніе сановники, были іудейской вѣры, въ Хазаріи было много магометанъ, христіанъ и даже идолопоклонниковъ,-- всѣ они безъ всякаго стѣсненія исполняли обряди своего вѣроисповѣданія. О хозарахъ оставили вамъ свѣдѣнія греческіе, римскіе и мусульманскіе писатели; исторія этого народа посвящали свои труды ученые Германіи, Франціи, Англіи и Россіи. Это дало намъ возможность составить особенную статью о замѣчательномъ хозарскомъ народѣ. Въ ней, между прочимъ, мы старались разъяснить и спорный вопросъ: съ какому изъ извѣстныхъ народныхъ семействъ должны быть причислены хозары? Византійцы и римляне, знавшіе этотъ народъ по его правительству и видя, что не только правительственныя лица, начиная съ государя (кагана), носили турецкія имена, но и весь механизмъ управленія страною былъ чисто турецкій, положительно признавали хозаровъ за турокъ. Мусульманскіе писатели посѣщали Хазарію еще въ X столѣтіи, когда хозары, покоривъ себѣ старожиловъ восточныхъ финновъ, носившихъ разныя названія, составили съ ними народъ смѣшанный, подобно тому, какъ это произошло прежде съ аборигенами финскаго происхожденія, а первоначально съ тюркскими скиѳами, сироками, аварами и болгарами. Вотъ почему мусульманскіе писатели иные говорятъ, что у хозаровъ былъ и особый языкъ, непохожій на турецкій, ни на персидскія, другіе -- что хозарскій языкъ походилъ на языкъ болгаръ (волгскихъ), которые, какъ извѣстно, были народъ также смѣшанный, составившійся изъ тюркскихъ и финскихъ элементовъ; третьи наконецъ, что у хозаровъ замѣчались два типа людей, по наружности непохожихъ другъ съ другомъ, желтовато-чернаго цвѣта, а другіе бѣлаго цвѣта и высокаго роста. Это доказываетъ только, что въ то время смѣшавшійся народъ не слился еще окончательно. Все это, а равно и другіе факты, приведенные въ вышеупоминаемомъ сочиненіи нашемъ, повтореніе которыхъ слишкомъ далеко завлекло бы, привели насъ къ убѣжденію, что хозаровъ должно почитать народомъ смѣшаннымъ, въ которомъ преобладающимъ по началу происхожденія и по могуществу былъ тюркскій, а по численности финскій элементъ. Вѣроятно, ничтожный остатокъ этого могущественнаго нѣкогда народа, принадлежащій къ той части хозаровъ, которая исповѣдывала іудейскую вѣру, сохранился въ караимахъ, держащихся Моисеева закона и отвергающихъ талмудъ. Они говорятъ тюркскимъ языкомъ, и живутъ въ южной Россіи, преимущественно въ Крыму, гдѣ, напримѣръ, Чуфутъ-Кале считаютъ священнымъ для себя мѣстомъ.}. Мы не указываемъ уже на типическое различіе въ тѣлесномъ и духовномъ отношеніи, существующее съ одной стороны, между тюрками и восточный финнами, а съ другой -- между черкесами.

Мнѣніе, высказанное Пейсонелемъ, о родствѣ языковъ угро-финскихъ съ черкескимъ {Peysonel. lib. а pag. 12, 18, 80.} не осталось безъ послѣдствій. Юлій Клапротъ, посѣщавшій въ началѣ нынѣшняго столѣтій съ ученою цѣлію Кавказъ и описавшій свое путешествіе сперва на нѣмецкомъ, а потомъ съ добавленіями на французскомъ языкѣ {Voyage an mont Caucase et en Géorgie, 1823.}, говоритъ (стр. 380--382, томъ I, послѣдняго сочиненія), "что черкесы весьма древній народъ на Кавказѣ. Языкъ ихъ отличается отъ другихъ идіомовъ Кавказскихъ, какъ по словамъ, такъ и по синтаксису: онъ показываетъ, однакожъ, родство съ корнями финскими, особенно же съ языками вогуловъ и сибирскихъ остяковъ. Это сходство заставляетъ заключать, что черкесы, также какъ вогулы и остяки, принадлежатъ одному корню, который въ самую отдаленную эпоху раздѣлился на нѣсколько вѣтвей, изъ которыхъ одни вѣроятно образовали гунновъ {Въ другихъ своихъ сочиненіяхъ -- Archiv für asiatische Literator, Geechichte а. Sprachkunde, Asia polyglota etc.-- Клапротъ повторяетъ это и распространяетъ означенное и на другіе народы Кавказа.}". Для убѣжденія въ этомъ мнѣніи Клапротъ приводитъ грамматическія замѣтки, впрочемъ весьма краткія, о языкѣ черкесскомъ, и къ тому присовокупляетъ нѣсколько словъ этого языка, которымъ онъ придаетъ названіе "черкесскаго Словаря" (Vocabulaire). Первый оставляетъ онъ безъ сравненія, какъ бы слѣдовало, съ грамматическимъ языкомъ, который считаютъ родственнымъ съ черкесскимъ; въ названномъ-же имъ "Словарѣ" мы едва насчитали десятокъ словъ, которыя авторъ полагаетъ, съ большою натяжкою, сходственными съ вогульскими, самоѣдскими и даже западно-финскими. Можно ли на такихъ данныхъ основывать родство языковъ, при настоящемъ положеніи сравнительной филологіи? Мы предоставляемъ рѣшить это читателю; съ своей же стороны считаемъ обязанностью присовокупить, что вообще извѣстія Клапрота о народахъ Кавказа имѣли въ свое время большой авторитетъ. Этому способствовало съ одной стороны младенчество науки сравнительнаго языковѣдѣнія и недостатокъ точныхъ свѣдѣній о кавказскихъ народахъ, а съ другой стороны способность автора -- легко собирать свѣдѣнія, группировать ихъ и дѣлать изъ нихъ замѣчательные выводы. Но теперь, когда сравнительная филологія сдѣлала такіе успѣхи, когда мы имѣемъ болѣе точныя свѣдѣнія о Кавказскихъ народахъ, и когда, съ тѣмъ вмѣстѣ, обнаружились источники, изъ которыхъ Клапротъ почерпалъ свои свѣдѣнія и на которыхъ основывалъ онъ свои заключенія {Мы ссылаемся по этому предмету на извлеченія изъ писемъ съ Кавказа покойнаго академика Шёгрена къ покойному же академику Френу, помѣщенныя въ бюллетенѣ Академіи наукъ 19 янв. 1837 г., No 23.} -- авторитетъ этого писателя, по крайней мѣрѣ между нашими учеными, сильно поколебался.-- Несмотря однакожъ на то, мнѣніе его о родствѣ черкесовъ и, съ тѣмъ вмѣстѣ, абхазовъ, съ уральскими или восточными финнами раздѣляется по сіе время нѣкоторыми учеными. Мы же съ своей стороны, на основаніи вышеописаннаго, никакъ не можемъ съ нимъ согласиться, тѣмъ болѣе, что и исторія не представляетъ ничего, что могло бы служить доказательствомъ о генеалогической связи такихъ несходственныхъ между собою народовъ, каковы съ одной стороны черкесы и абхазы, а съ другой вогулы и остяки.

Обратимся къ тѣмъ писателямъ, которые описываютъ происхожденіе черкесовъ, основываясь на народномъ преданіи. Люлье, въ вышеприведенной статьѣ (Кавк. Календарь 1857 г.), говоритъ, что она считаютъ себя аравійскими выходцами. Вотъ какъ авторъ описываетъ это преданіе. Вслѣдствіе междоусобныхъ раздоровъ въ Египтѣ, одинъ изъ народныхъ предводителей аравійскаго происхожденія переселился оттуда съ своими приверженцами въ Малую Азію -- когда это произошло и сколько времени эти выходцы тамъ оставались -- преданіе о томъ умалчиваетъ. Выселившейся колоніи угрожали мусульмане, желавшіе обратить ея жителей въ магометанство. Это понудило ихъ -- преданіе тоже не означаетъ времени -- къ другому переселенію; они явились въ Крыму. Какъ и когда они туда попали, преданіе не говоритъ; но пребываніе ихъ въ Крыму подтверждается названіемъ нѣкоторыхъ мѣстностей; тамъ существуютъ развалины замка, называемаго татарами -- Черкесъ-Кермень; равнина между Бельбекомъ и Качею именуется -- Черкесъ-дюзъ (черкесская долина). Изъ Крыма выходцы перешли на восточный берегъ Чернаго моря, но по какимъ причинамъ и въ какое время -- преданіе о томъ также умалчиваетъ. Оно свидѣтельствуетъ только, что странствователи заняли сперва равнины около нынѣшней Анапы, а потомъ предводители ихъ перешли въ Кабарду и подчинили своей власти весь черкесскій народъ. Изъ этихъ властителей, царствовалъ со славою въ XV столѣтіи Ималъ-Тегенъ, котораго кабардинскіе князья считаютъ своимъ родоначальникомъ и котораго воинскіе подвиги и мудрость гремѣли по всему Кавказу. Не этимъ ли выходцамъ придаетъ Палласъ названіе странствующихъ рыцарей, ссылаясь на народное преданіе о происхожденіи кабардинскихъ князей и дворянъ отъ аравійскихъ владѣтелей?

Гораздо съ большими подробностями и дополненіями передаетъ вышесказанное преданіе Шора-Бекмурзинъ-Ногмовъ природный черкесъ, исторіографъ своего народа {"Исторія адыхейскаго народа, составленная, по преданіямъ кабардинцевъ, Шора-Бекмурзинъ-Ногмовымъ", издана подъ редакціею г. Берже и напечатана въ Кавказскомъ Календарѣ за 1862 годъ. Г. Берже, предпослалъ этому сочиненію краткую біографію автора, изъ которой видно, что онъ родился въ аулѣ Ногмова, близъ Пятигорска въ 1801 г., принадлежалъ къ семьѣ абадзехской, переселившейся въ Кабарду, и считался въ числѣ кабардинскихъ узденей 2 степени. Съ юныхъ лѣтъ Шора-Ногмовъ чувствовалъ влеченіе къ ученію и 18 лѣтъ зналъ уже языкъ арабскій; потомъ изучилъ языки -- турецкій, персидскій и русскій. Сперва онъ былъ муллою, но вскорѣ отказался отъ этой обязанности и поступилъ въ русскую службу переводчикомъ и употреблялся кавказскимъ начальствомъ на линіи для разныхъ секретныхъ порученій. Въ 1880 г., Ногмовъ поступилъ въ гвардейскій кавказско-горскій эскадронъ, участвовалъ въ походѣ противъ поляковъ и получилъ офицерскій чинъ. Живя въ Петербургѣ, онъ усовершенствовалъ себя въ арабскомъ языкѣ и, возвратясь на родину, въ должности секретаря кабардинскаго суда, занялся составленіемъ исторіи своего народа. Окончивъ ее въ 1843 г., онъ отправился въ Петербургъ для изданія своего сочиненія, при пособіи правительства, но не успѣвъ совершить того, умеръ тамъ въ слѣдующемъ 1844 г. Кромѣ исторіи, Шора-Ногмовъ составилъ еще грамматику кабардинскаго языка, которую представилъ покойному академику Шёгрену; но онъ возвратилъ ее автору, съ совѣтомъ передѣлать ее и употребить притомъ вмѣсто русскихъ буквъ -- арабскую азбуку, для выраженія звуковъ кабардинскаго языка. Грамматика эта, по словамъ г. Берже, находится у него.}. Сущность разсказа Ногмова о происхожденіи адыгскаго народа, заключается въ слѣдующемъ: Ханъ Ларунъ, уроженецъ вавилонскій (?), вслѣдствіе гоненій оставилъ родину и поселился въ Египтѣ; тамъ два сына его Черкесъ и Бекесъ пріобрѣли своими подвигами большое вліяніе между жителями и сдѣлались повелителями страны. Турецкій султанъ Ислакъ (?), узнавъ объ этомъ, пошелъ на нихъ войною и побѣдилъ ихъ въ Сиріи, причемъ оба брата были убиты, а мѣсто ихъ заняли ближайшіе ихъ родствегники Туманбай и Арабъ-ханъ. Не будучи въ состояніи держаться противъ побѣдоноснаго султана, они рѣшились бѣжать; войска султана ихъ преслѣдовали, и Туманбай билъ убитъ, а Арабъ-ханъ успѣлъ скрыться и явился къ греческому императору, который, по его просьбѣ, дозволилъ ему съ его дружиною поселиться въ Крыму. Здѣсь Арабъ-ханъ умеръ, а сынъ его Абданъ-ханъ, наслѣдовавшій ему, боясь мести турецкаго султана, при которомъ турки часто нападали на греческія области, переселился съ приверженцами своими на Западный Кавказъ, гдѣ обитавшіе адыхейцы приняли ихъ дружелюбно. Абданъ-хану наслѣдовалъ малолѣтній сынъ его Кесъ, который, по достиженіи юношескаго возраста, оказалъ столько храбрости и мудрости, что всѣ адыхейцы признали его своимъ повелителемъ. Послѣ него царствовалъ сынъ его Адо, а за нимъ слѣдовалъ Хурофатлаэ, слабый и малодушный, при которомъ адыхейскіе князья отложились и стали-было жить по-прежнему, независимо. Наконецъ, послѣ него принялъ бразды правленія знаменитый Ималъ, прославившійся мудрымъ правленіемъ и храбростью; онъ покорилъ сосѣдніе народы, въ томъ числѣ и абхазовъ, при совершеніи мира съ которыми на рѣкѣ Бзыбѣ, умеръ въ 1427 году. Это первое и послѣднее указаніе на время событія въ сочиненіи Шора-Ногмова; все прочее неизвѣстно, когда именно совершалось. Изъ исторіи его вовсе исключена хронологія, а потому она теряетъ научное достоинство и становится простою повѣстью. Хотя же онъ и говоритъ далѣе, что вышесказанныя событія заимствованы имъ отчасти изъ Джіафара, и что онъ пользовался книгою Табари {Абу-Джафаръ Мохаметъ Этъ-Табари -- одинъ изъ древнѣйшихъ и плодовитѣйшихъ историковъ магометанскихъ; сочиненіе его извѣстно подъ названіемъ "Тарихъ-Улъ-Мулукъ" -- лѣтописи государей. Можно догадываться, что Ногмовъ указываетъ на это сочиненіе.} "О княжескомъ родословіи"; но, что именно заимствовано имъ изъ сочиненія Табари -- остается неизвѣстнымъ. Издатель исторіи Ногмова, г. Берже, отклоняя отъ себя ручательство за достовѣрность разсказа Ногмова, приводитъ въ подлинникѣ и въ русскомъ переводѣ извлеченіе изъ сочиненія "Тенти-Тенарихъ" (1670--1672), объ участи Туманбая, со смертью котораго начинается преданіе о странствованіяхъ аравійскихъ или египетскихъ выходцевъ и о дальнѣйшихъ событіяхъ его династіи. Изъ этого извлеченія между прочимъ видно, "что послѣдній царь египетскій изъ черкесской династіи былъ Кансогори, который владѣлъ Египтомъ и Сиріею въ 902 г. по магометанскому исчисленію, а по христіанскому въ 1496 г. По прошествіи 16 лѣтъ его правленія, турецкій султанъ Селимъ разбилъ его въ Сиріи, причемъ Кансогори лишился жизни. По смерти его былъ избранъ египетскимъ царемъ Туманбай изъ черкесской же націи. Туманбай принужденъ былъ дать вновь сраженіе Селиму и, будучи разбитъ, бѣжалъ къ Шейхъ-Селиму, который выдалъ его турецкому султану, а этотъ приказалъ его повѣсить. Такимъ образомъ, со смертью Туманбая угасла черкесская династія въ Египтѣ и Сиріи, и страны эти съ того времени (1517 г.) присоединены къ турецкой имперіи."

Мусульманская исторія подтверждаетъ приведенное г. Берже сказаніе, а съ тѣмъ вмѣстѣ дополняетъ его въ томъ, чего въ немъ не достаетъ, и вообще разъясняетъ кажущіяся непонятными и загадочными отношенія черкесовъ къ Египту и къ аравійскому калифату. Монголы, подъ предводительствомъ Чингисъ-Хана и его преемниковъ, опустошили мечемъ и огнемъ пройденныя ими пространства въ Азіи, достигли до предѣловъ Кипчаки, занимаемаго тюрискими народами, преимущественно команами или половцами, и до Кубани, гдѣ жили нѣкоторыя отрасли черкесовъ. Здѣсь, какъ и въ другихъ мѣстахъ, они увлекали за собою, изъ среды побѣждаемыхъ ими народовъ, множество плѣнныхъ обоего пола. Лагерь ихъ и рынки Азіи были наполнены такими невольниками. Египетскіе султаны, видя возможность дешево умножить свои войска, пріобрѣтали изъ такихъ невольниковъ людей, отличавшихся силою и наружнымъ видомъ, и формировали ими отдѣльные легіоны. Одинъ изъ этихъ султановъ Бибарсъ, тюркскаго или команскаго происхожденія, заключилъ съ императоромъ Михаиломъ Палеологомъ трактатъ, въ силу котораго онъ получилъ свободный проходъ чрезъ Дарданеллы въ Черное море съ цѣлью пріобрѣтенія по восточнымъ его берегамъ невольниковъ, которыми тамъ производилась торговля съ древнѣйшихъ временъ, для своей арміи {Makrisi, Histoire des sultans Mamelouks de l'Egypte, trad. par Quatremere, 1837. t. I, p. 116.}. Такимъ образомъ, египетскіе султаны пріобрѣли, въ концѣ XIII столѣтія, болѣе десяти тысячъ храбрыхъ и красивыхъ воиновъ изъ Мингреліи и Абхазіи, но преимущественно изъ черкесовъ. Эти-то рабы положили основаніе знаменитой, въ исторіи нынѣшняго Египта, военной корпораціи, извѣстной подъ именемъ мамелюковъ {Слово мамелюкъ образовано отъ причастія арабскаго глагола -- meleck -- "надѣть" и означаетъ "владѣемый", т. е. рабъ.}. Въ непродолжительномъ времени, мамелюки обратились въ настоящихъ преторіанцевъ. Подобно имъ, они начали предписывать законы своимъ государямъ и дошли до того, что стали низводить ихъ съ престола, по своей волѣ. Наконецъ, умертвивъ послѣдняго государя изъ владѣвшей въ то время Египтомъ династіи, возвели, вмѣсто него на престолъ, одного изъ своей дружины, назвавъ его султаномъ. Такимъ образомъ, потомки черкесскихъ рабовъ сдѣлались повелителями Египта и Сиріи.-- Буйные и своевольные мамелюки поступали и съ своими государями точно также, какъ и съ прежними; они возводили ихъ на престолъ и низводили по своему произволу. Это продолжалось съ небольшимъ два столѣтія, въ теченіе которыхъ было на египетскомъ престолѣ сорокъ семь государей изъ черкесской династіи. Судьба ихъ зависѣла совершенно отъ мамелюковъ, употреблявшихъ для низложенія своихъ государей и мечъ и веревку, и ядъ. Такой порядокъ въ управленіи довелъ государство до упадка. Повелитель оттомановъ, султанъ Селимъ, пользуясь этимъ, напалъ на Сирію, разбилъ здѣсь наголову египетскаго государя Туманъ-бея, захватилъ его, повѣсилъ и сдѣлался властелиномъ Египта и Сиріи. Это произошло въ 1517 г. Каково было начало, таковъ былъ и конецъ владычеству черкесской династіи надъ Египтомъ и Сиріею. Такимъ образомъ, путемъ исторіи мы добрались до загадочнаго Туманъ-бея (Туманбая или Туманпая, какъ называетъ его Ногмовъ) и до его трагической смерти. Могло быть, что послѣ разгрома, произведеннаго Селимомъ, братъ несчастнаго Туманъ-бея -- Арабъ-ханъ, страшась преслѣдованій султана, скрылся сперва въ Малой Азіи, потомъ перешелъ въ Крымъ и наконецъ переселился въ Кабарду, какъ повѣствуетъ Шора-Ногмовъ. Нельзя отвергать и того, что часть приверженныхъ Арабъ-хану мамелюковъ-черкесъ могла сопутствовать ему и раздѣлять его участь. Я говорю часть, потому-что, какъ свидѣтельствуетъ исторія, мамелюки его оставались еще въ Египтѣ, гдѣ мало по малу начали усиливаться, и при владычествѣ оттомановъ пріобрѣли большое вліяніе на управленіе Египтомъ и сдѣлались опасными для правителей его, пока наконецъ могущественный Мегметъ-Али не сокрушилъ ихъ, такъ какъ султанъ Махмутъ въ Константинополѣ -- янычаровъ. Мы допускаемъ также, что потомки Арабъ-хана властвовали надъ кабардинцами, что въ числѣ ихъ былъ и знаменитый Ималъ, отъ котораго кабардинскіе князья ведутъ свой родъ; не можемъ только согласиться съ авторомъ въ томъ, что Ималъ скончался въ 1427 году, потому-что предокъ его Арабъ-ханъ долженъ былъ оставить Египетъ по смерти своего брата Туманъ-бея, какъ свидѣтельствуетъ мусульманская исторія, въ 1517 г., а между тѣмъ, не говоря уже объ Арабъ-ханѣ, было изъ его семейства, по свидѣтельству самого Ногмова, пять правителей Черкесіи, включительно съ Ималомъ; слѣдовательно, онъ не могъ умереть ранѣе конца XVI столѣтія, и ни въ какомъ случаѣ, это не могло быть въ 1427 г. Но всѣ вышесказанныя происшествія составляютъ только одинъ эпизодъ изъ исторіи черкесскаго народа, эпизодъ, обнимающій случайныя сближенія черкесовъ съ Египтомъ и аравитянами, эпизодъ, относящійся до болѣе поздняго времени, именно до XVI столѣтія по Р. X. Между тѣмъ, памятники исторической литературы эллиновъ и римлянъ убѣждаютъ насъ, что народъ черкесскій существовалъ на тѣхъ же мѣстахъ, какъ и нынѣ, за нѣсколько вѣковъ до Р. X. А потому предположеніе о происхожденіи этого народа отъ египтянъ или аравитянъ, которому подали поводъ означенныя отдѣльныя и случайныя событія, не имѣетъ никакого основанія.

Но Шора-Ногмовъ не останавливается на этомъ. Онъ идетъ далѣе, стараясь убѣдить насъ въ томъ, что исторія ошибается, считая антовъ за славянъ, тогда какъ они были настоящіе черкесы. Предметъ этотъ заслуживаетъ особеннаго, съ нашей стороны, разъясненія. Для подтвержденія своего мнѣнія авторъ прибѣгаетъ къ филологіи, къ исторіи и къ географіи. Древніе греки называли нашихъ предковъ -- говоритъ онъ -- зигами, а иногда керкетами; послѣднее, вѣроятно, означаетъ прозваніе, данное народу сосѣдями его или греками. Грузинскіе писатели именуютъ ихъ джихами, а страну Джихетіею. Эти слова: зиги и джихи, напоминаютъ -- продолжаетъ Ногмовъ -- слово цушъ, которое на адыгскомъ языкѣ значитъ человѣкъ {Это не есть оригинальная мысль автора, но повтореніе того, что сказалъ сорокъ лѣтъ ранѣе Клапротъ, неотличающійся впрочемъ точностью въ своихъ заключеніяхъ.}. Но настоящее, коренное имя нашего народа -- говоритъ онъ -- есть антъ, измѣнившееся со временемъ въ адыге. Можно ли допустить такое фонетическое измѣненіе по строю языка адыгскаго, мы предоставляемъ рѣшить спеціалистамъ; съ своей же стороны можемъ утвердительно сказать, что, по свидѣтельству литературныхъ памятниковъ эллиновъ, римлянъ и арабовъ, ни одинъ изъ народовъ Кавказа не носилъ названія антъ. Обращаясь къ словамъ: джихи или джигеты, мы знаемъ, что это названіе принадлежитъ не адыгскому народу, а одной отрасли народа абхазскаго. Г. Берже, какъ бы въ подкрѣпленіе сказаннаго Ногмовымъ о джигахъ, приводитъ извлеченіе изъ сочиненія грузинскаго царевича Вахушта, по переводу академика Броссе. Но, заключающееся въ этомъ извлеченіи, описаніе географическаго положенія и границъ Джихетіи указываетъ прямо на мѣстность, занимаемую нынѣшними джигетами или садзенами, со включеніемъ малыхъ обществъ тоже абхазскаго народа (ахчипсу и аигба); во всякомъ же случаѣ оно никакъ не можетъ обнимать страну, которую занималъ адыгскій народъ. Въ заключеніе приведеннаго извлеченія, царевичъ Вахуштъ говоритъ: "Эта страна (Джихетія) чрезвычайно сходна съ Абхазіею по своимъ произведеніямъ, своимъ животнымъ, своимъ нравамъ и обычаямъ: люди тамъ уподобляются звѣрямъ. Нѣкогда христіане -- они не знаютъ болѣе ихъ религіи. Абхазы и джиги одѣваются, вооружаются и снаряжаются, какъ черкесы, часто даже имеретинцы принимаютъ ихъ обычай". Изъ этихъ словъ видно только, что авторъ отдѣляетъ джиговъ, какъ отъ абхазовъ, такъ и отъ черкесовъ; при чемъ однакожъ находитъ, что джиги чрезвычайно сходны вообще съ абхазами, а черкесамъ уподобляются только по одеждѣ и вооруженію, что и понынѣ сохранилось по свидѣтельству очевидцевъ. Далѣе, Шора-Ногмовъ указываетъ, что Страбонъ называетъ рѣку Кубань -- Антикитисъ, что авторъ сочиненіи "Дербентъ-Наме" именуетъ всѣ народы, обитавшіе отъ Терека до Дона -- джумнандъ и что наконецъ, по сохранившимся преданіямъ, предки нынѣшнихъ черкесовъ обитали отъ Терека до Волги и Дона на сѣверъ и, продолжая селиться по обѣ стороны Азовскаго моря, доходили до крымскихъ степей на западъ, къ югу же примыкали къ Кавказскимъ горамъ, въ ущельяхъ которыхъ жили абадзехи. Идя все далѣе и далѣе по этому пути, Ногмовъ видитъ своихъ антовъ и въ народѣ, обитавшемъ подъ этимъ именемъ на Днѣпрѣ, гдѣ ихъ встрѣтилъ въ І-мъ вѣкѣ по Р. X, діаконъ Павелъ (Павелъ діаконъ жилъ не въ I, а въ ІХ-мъ столѣтіи). Вѣроятно -- продолжаетъ авторъ -- та часть нашего народа, которая обитала на западномъ берегу Азовскаго моря, подалась потомъ отъ стѣсненія готовъ, вверхъ по Днѣпру. Тутъ, какъ бы испугавшись своей смѣлости, авторъ говоритъ, что "ему было бы прискорбно, если бы читатели увидѣли въ томъ желаніе породнить его соотечественниковъ съ русскими". Извиненіе совершенно напрасное. Если бы авторъ успѣлъ доказать, что черкесы дѣйствительно состоятъ, посредствомъ антовъ, въ родствѣ съ восточными славянами или россіянами,-- то онъ оказалъ бы тѣмъ большую услугу этнографіи, ни мало не унизивъ русскій народъ и не возвысивъ своего собственнаго. Все дѣло состоитъ въ силѣ доказательствъ.

Рѣка Кубань, какъ и всѣ значительныя рѣки въ Европѣ и Азіи, носила разныя названія. Изъ древнихъ историческихъ источниковъ извѣстно, что эта рѣка съ того времени, какъ она сдѣлалась извѣстною грекамъ, въ концѣ Ѵ-го столѣтія до Р. X., называлась Гипанисъ. Это имя держалось до начала III-го вѣка до Р. X., когда начали называть рѣку -- Варданесъ, что продолжалось весьма долго, именно до конца VI-го столѣтія послѣ Р. X. Съ того времени явилось новое имя Коѳинъ или Куѳисъ, которое генуэзцы потомъ обратили въ Копа. Кубанью начала называться эта рѣка не ранѣе XIII-го вѣка по Р. X. съ появленіемъ татаръ. Все это было общимъ названіемъ рѣки. Нѣкоторые же рукава ея назывались различно; такъ, Константинъ Порфирородный называетъ главный рукавъ рѣки -- Укрухи, Плиній одинъ изъ рукавовъ -- Сеѳеріосъ, а Мелла по имени залива или лимана, которымъ рѣка впадаетъ въ море (limen Sindicus) -- Синдосъ. Страбонъ, сохраняя общее названіе рѣки Варданесъ, упоминаетъ о большомъ рукавѣ ея, подъ именемъ -- Атикита Антикитисъ, и при этомъ говоритъ о большой рыбѣ, водящейся здѣсь, которую называетъ атикеа; неизвѣстно, рыба ли дала названіе рукаву или обратно. Но во всякомъ случаѣ, это одно созвучіе словъ не можетъ служить подтвержденіемъ мнѣнія Ногмова, что анты, какъ принимаетъ исторія, были не славяне, а адыги -- черкесы.

Мы не остановимся на томъ, можетъ ли одно имя джумиандъ, употребленное авторомъ "Дербентъ-Наме", обозначать антовъ и именно антовъ адыгскихъ, безъ всякихъ дальнѣйшихъ объясненій. Но не можемъ оставить безъ вниманія словъ Шора-Ногмова, которыми онъ придаетъ такое широкое распространеніе своему народу: отъ Волги и сѣверной подошвы Кавказа до Дона и Днѣпра. На этомъ огромномъ пространствѣ, по свидѣтельству исторіи, обитали въ древности скиѳескіе и сарматскіе народы; около христіанской эры занимали значительную часть его аорсы и сироки; наконецъ, въ первые вѣка по Р. X., постепенно являются на этомъ пространствѣ, какъ бы этапами, разные народы: арійскаго племени -- готы и алане, туранскаго племени -- гунны, авары, хозары, болгары, печенѣги, команы и пр. Но объ антахъ адыгахъ нѣтъ помину. Народное имя -- анты явилось въ началѣ VI столѣтія по Р. X., и съ того времени, на основаніи совершенно достовѣрныхъ историческихъ данныхъ они считаются принадлежностью славянской семьи. Предѣлы нашей задачи не дозволяютъ намъ привести всѣхъ этихъ данныхъ. Но въ этомъ случаѣ достаточно указать на два важнѣйшія свидѣтельства объ антахъ двухъ современныхъ писателей, пользующихся вообще авторитетомъ въ исторіи. Первый изъ нихъ алано-готъ Іорнандъ (552 г.) былъ секретаремъ остроготскаго короля, а потомъ равенскимъ епископомъ и, по своему положенію, зналъ близко отношенія своего народа и сосѣднихъ съ нимъ, въ то время, славянъ. Второй, грекъ Прокопій (550 г.), занималъ важный постъ при императорѣ Юстиніанѣ и описывалъ подробно и добросовѣстно всѣ отношенія къ своему правительству разныхъ народовъ, въ томъ числѣ и славянъ. Вотъ, что говоритъ Іорнандъ: "За Дунаемъ лежитъ Дакія, огражденная высокими горами; по лѣвой сторонѣ -- къ сѣверу обращенной, начиная отъ вершинъ Вислы, живетъ на неизмѣримомъ пространствѣ (рег imrnensa spatia) многолюдный народъ винды; хотя имена ихъ измѣнились теперь по различію родовъ и жилищъ, однако они большею частію называются славянами и антами. Славяне обитаютъ отъ города Новѣтунскаго и озера, называемаго Музіанскимъ, по самый Днѣпръ; анты-же, храбрѣйшіе изъ нихъ, живутъ въ окрестностяхъ Понта отъ р. Днѣстра до Днѣпра...." Въ другомъ мѣстѣ, разсказывая о войнахъ Эрманриха, Іорнандъ говоритъ между прочимъ: "побѣдивъ многихъ сѣверныхъ народовъ, онъ обратилъ оружіе свое на венетовъ.... Они, какъ я сказалъ уже въ началѣ повѣствованія или обозрѣнія народовъ, пошли отъ одного рода, но теперь называются тремя именами: венетами, антами и славянами (Venetes, Antes, Sclavi), и хотя нынѣ повсюду, за грѣхи наши, свирѣпствуютъ, но тогда всѣ находились подъ властью Эрманриха.... {De Gothonim origine, стр. 5 и 28.}". Вотъ подлинныя слова Прокопія: "Міотійскій заливъ впадаетъ въ Понтъ Эвксинскій. Тамошніе обитатели извѣстны были прежде подъ именемъ кимерійцевъ, а нынѣ уже называются утругурами; дальнѣйшіе же края на сѣверъ занимаютъ безчисленные народы антовъ". Описаніе свое о свойствахъ и нравахъ вообще славянъ, Прокопій заключаетъ такъ: "Предъ тѣмъ, славяне и анты имѣли одно имя, т. е. въ старину назывались спорами, потому, думаю, что жили разсѣянно (σποράδην); отъ этого они занимаютъ такія обширныя земли -- и точно, большая часть земель по ту сторону Истра (Дуная) принадлежитъ имъ {Procop. bell Goth. édit Par. cap. 15, pag. 421--422.}". Нѣтъ сомнѣнія, что предъ такими свидѣтельствами не могутъ устоять догадки и предположенія Ногмова о томъ, что исторія будто бы "несправедливо называетъ славянами антовъ, тогда какъ это имя должно принадлежать черкесамъ".

Дабы придать болѣе вѣса своему мнѣнію, Шора-Ногмовъ ссылается еще на два событія, которыя, по его мнѣнію, доказываютъ, что анты были не славяне, а адыги или черкесы. Одно изъ этихъ событій относится до столкновенія антовъ съ готами, а другое до покоренія антовъ аварами. Мы де можемъ оставить безъ объясненія этихъ происшествій и начнемъ съ перваго, которое Ногмовъ излагаетъ такимъ образомъ: "Въ половинѣ IV столѣтія по Р. X. на рѣкѣ Баксонѣ, протекающей по Кабардѣ, жилъ князь Дауо, у котораго было восемь сыновей; изъ нихъ старшій Баксанъ, знаменитый нартъ (витязь), со всѣми братьями и 80 нартами былъ убитъ въ жестокомъ сраженіи съ гутами (готами, по мнѣнію автора). По этому случаю была сложена въ честь Баксана пѣсня и совершаются ежегодно игрища народныя въ память его. Сестра убитыхъ братьевъ перенесла трупы ихъ въ Кабарду, похоронила ихъ съ честью на берегу р. Этоко {"Этоко" одинъ изъ протоковъ Подкумка, протекающаго близъ Кисловодска, слѣдовательно не въ дальнемъ разстояніи отъ Пятигорска.} и воздвигла на могилѣ ихъ памятникъ, существующій и понынѣ. Памятникъ этотъ -- говоритъ Ногмовъ -- представляетъ молодого человѣка въ шапочкѣ и въ платьѣ, похожемъ по покрою на нынѣшній бешметъ, съ продольною строчкою, и т. д. (слѣдуютъ подробности одежды). Ноги не сдѣланы, но нижняя часть представляетъ столбъ съ греческою надписью на передней сторонѣ. Въ надписи можно разобрать многое и, между прочимъ, имя Баксана, а въ концѣ -- годъ, который показываетъ, что памятникъ воздвигнутъ въ IV столѣтіи. Исторія, говоритъ авторъ, подтверждаетъ преданіе -- разумѣется, если перенесть имя антовъ съ славянъ на адыговъ. Но возможно ли это? Въ разрѣшеніи этого вопроса заключается весь предметъ изслѣдованія, вся сущность искомаго. Изъ византійскаго историка того времени и Іорнанда, мы знаемъ -- продолжаетъ Ногмовъ -- что наслѣдникъ готскаго короля Эрманриха, Винитаръ, хотя и былъ уже самъ данникомъ гунновъ, но хотѣлъ еще повелѣвать другими народами и завоевалъ страну антовъ, обитавшихъ на сѣверѣ отъ Чернаго моря, умертвивъ въ сраженіи царя ихъ Бокса, съ 70 знатнѣйшими князьями. Различіе, по мнѣнію автора, между изустнымъ преданіемъ и исторіею, весьма незначительно: Боксо тоже, что и Баксанъ, съ греческимъ окончаніемъ; одна лишь разница въ мѣстѣ жительства антовъ: оно показано въ исторіи на сѣверѣ Чернаго моря, а, по преданіямъ, они жили на востокѣ отъ него."

Прежде, нежели мы выскажемъ мнѣніе наше, считаемъ необходимымъ обратиться опять въ Іорнанду, на котораго ссылается авторъ, и на свидѣтельствѣ котораго основываются историческіе писатели по дѣламъ, до готовъ относящимся. Ему, какъ исторіографу своего народа, должно быть болѣе, нежели кому-либо извѣстно: гдѣ, съ кѣмъ именно и когда послѣдовало событіе, о которомъ идетъ рѣчь. Вотъ подлинныя слова Іорнанда: "Остроготы, по смерти Эрманриха, отдѣлились отъ визиготовъ и, находясь въ зависимости отъ гунновъ, жили по прежнему на сѣверныхъ берегахъ Чернаго моря, подъ правленіемъ Винитара, изъ рода алановъ, который, желая сравниться съ дѣдомъ своимъ Атульфомъ, хотя не имѣлъ равнаго счастія съ Эрманрихомъ, однако, тяготясь господствомъ гунновъ, старался мало по малу освободиться отъ нихъ, а потому, желая показать удальство, вторгся въ предѣлы антовъ и, сразившись съ ними, былъ на первый разъ разбитъ, но оправясь, послѣ побѣды, приказалъ, для устрашенія народа, распять на крестѣ повелителя его, по имени Божъ (Booz nomine) съ его сыновьями и 70 сановниками. Такимъ образомъ, уже около года повелѣвалъ онъ, какъ царь гунновъ. Баламберъ, не желая простить ему такого самоуправства, пошелъ на него войною и въ сраженіи на рѣкѣ Эрико сынъ самъ застрѣлилъ его изъ лука (378 г.) {Jornand, de Gothorum origine, cap. 23. Эрико напоминаетъ славяно-русское слово -- ерикъ, которымъ называются протоки и затоны большихъ рѣкъ; Днѣпръ имѣетъ много такихъ ериковъ"}." При этомъ не должно упускать изъ виду, что Іорнандъ, какъ выше доказано, антовъ считаетъ всегда славянами. Сличая далѣе его свидѣтельство съ разсказомъ Шора-Ногмова, оказывается далеко не такъ малое различіе между исторіею и преданіемъ, какъ думаетъ Ногмовъ. Историкъ говоритъ, что событіе имѣло мѣсто на сѣверныхъ берегахъ Понта, между Днѣпромъ и Днѣстромъ, гдѣ, по его прежнему показанію, жили анты-славяне. Ногмовъ указываетъ на восточные берега Чернаго моря и на Кабарду. Разстояніе между этими мѣстностями огромное. Предводителя антовъ Іорнандъ называетъ -- Божемъ или Боозомъ, а не Боксомъ, какъ именуетъ его авторъ, вѣроятно для удобнѣйшей дериваціи изъ этаго слова названія своего героя Баксана и соименной ему рѣки въ Кабардѣ. Трудно наконецъ допустить, чтобы въ устныхъ преданіяхъ народа могло сохраниться происшествіе съ такою подробностью и ясностью, въ теченіе такого долгаго времени (съ IV по XIX столѣтіе). Остается памятникъ, который могъ бы служить сильнымъ аргументомъ въ пользу мнѣнія Ногмова. Если время не коснулось разрушительно этого счастливаго памятника въ теченіе пятнадцати столѣтій, такъ-что сохранилась въ цѣлости греческая на немъ надпись, то для убѣжденія насъ въ томъ, что подъ нимъ покоится именно прахъ героя Божа или Боксана, что онъ дѣйствительно погибъ въ сраженіи съ готами, предводимыми Винитаромъ и погребенъ своею сестрою въ IV столѣтіи,-- слѣдовало бы Ногмову снять и предъявить вѣрный снимокъ (facsimоle) съ надписи,-- а это, по недалекому разстоянію памятника отъ города Пятигорска, представляло всѣ удобства. Безъ соблюденія такого необходимаго условія, свидѣтельство Ногмова не можетъ пользоваться никакимъ значеніемъ въ исторіи.

Другое событіе, на которое указываетъ Шора-Ногмовъ, относится до покоренія антовъ аварами въ VI столѣтіи по Р. Х. "Адыги -- говоритъ онъ -- жили спокойно и сохраняли независимость, какъ вдругъ распространился слухъ, что аварскій ханъ Байканъ съ многочисленнымъ войскомъ опустошилъ владѣнія греческой имперіи и даже самый Алигъ, т. е. Грецію; очередь доходила и до нашего народа. Ханъ Байканъ потребовалъ отъ него, чрезъ своихъ пословъ, покорности. Князь Лавристонъ и другіе адыгскіе вожди не исполнили желанія хана и отвѣчали его посламъ гордыми и неприличными рѣчами; послы стали поддерживать достоинство своего хана и заплатили жизнью за свою дерзость. Ханъ, собравъ многочисленное войско, вступилъ отъ берега Чернаго моря въ землю адыговъ (Кабарду) и завладѣлъ ею до р. Баксана. Месть его преимущественно устремилась на Лавристона и другихъ вождей. Съ этого времени, продолжаетъ Ногмовъ, селенія и поля нашихъ предковъ опустошились, и народъ адыхейскій сталъ упадать. Ханъ Байканъ, послѣ покоренія нашего народа, взялъ у него лучшихъ воиновъ и повелъ ихъ на завоеваніе земель, лежащихъ около Каспійскаго моря." Для подтвержденія этого преданія, Шора-Ногмовъ приводитъ въ подлинникѣ описаніе столкновенія антовъ съ аварами, изъ исторіи Карамзина, въ которомъ все, что касается до пословъ хана Баяна, до дерзкихъ рѣчей Лавритаса, до покоренія и разгрома антовъ и до увлеченія лучшихъ изъ нихъ воиновъ аварами для завоеванія другихъ странъ, дѣйствительно сходствуетъ съ тѣмъ, что говоритъ Ногмовъ. Но разница, и притомъ самая существенная, состоитъ въ томъ, что въ приведенномъ описаніи, основанномъ на свидѣтельствѣ современныхъ писателей, завоеванный аварами народъ анты были славяне, а не адыги, и что самое событіе произошло на сѣверномъ берегу Чернаго моря, между Днѣпромъ и Днѣстромъ, а не на востокъ отъ Чернаго моря къ Кубани и Баксану, какъ полагаетъ Ногмовъ, произвольно измѣняя съ тѣмъ вмѣстѣ имена аварскаго хана и предводителя антовъ. Дозволивъ себѣ такой произволъ, авторъ продолжаетъ: "Преданіе во всемъ сходно съ исторіей, но повѣсть о Лавристонѣ перенесена несправедливо къ славянамъ европейскимъ, которые смѣшаны съ кавказскими антами. Тѣ и другіе были покорены аварами; но подробность и вѣрность преданія насчетъ мѣстности пути, по которому слѣдовалъ ханъ, вступившій въ землю антовъ отъ берега Чернаго моря, наименованіе этой дороги смертными Байкановыми путями, наконецъ вѣрность въ именахъ, сохраняемыхъ чрезъ многія столѣтія: вмѣсто Баяна, Байканъ, вмѣсто Лавритаса, болѣе походящее на греческое имя, Лавристанъ по окончанію чисто антсвое (адыгское) слово; все это не позволяетъ сомнѣваться въ достовѣрности преданія. Кажется, заключаетъ Ногмовъ, безъ излишней самонадѣянности можно сказать, что преданіе можетъ пояснить историческія свѣдѣнія, оставшіяся у грековъ о двухъ народахъ, которые, по ихъ извѣстіямъ, считались соплеменными". Въ этихъ словахъ опять проявляется мнѣніе, хотя и робко высказанное о соплеменности или родствѣ антовъ-адыговъ съ антами-славянами. Открытіе весьма важное, еслибы только аргументы автора имѣли какую-либо историческую силу; но, къ сожалѣнію, они далеки отъ нея.

Авары явились на исторической сценѣ въ VI вѣкѣ по Р. X. По свидѣтельству современныхъ писателей: Агаѳія (559 г.), Менандра (594 г.), Маврикія (602 г.) и Ѳеофилакта Самосатскаго (629 г.), авары -- выходцы изъ восточной Азіи, подобно своимъ предшественникамъ гуннамъ, двигались по главной, торной дорогѣ всѣхъ кочевниковъ туранскаго племени, чрезъ Волгу, Донъ, Днѣпръ и Дунай, покоряя на пути встрѣчающіеся народы и увлекая ихъ за собою, волею и неволею, далѣе на западъ къ владѣніямъ восточной имперіи. Въ 557 году, авары показались на Дону; около 560 года они были уже на Днѣпрѣ и Днѣстрѣ, гдѣ и покорили пограничныя отрасли восточныхъ славянъ антовъ. Извѣстный исторіографъ славянскаго народа Шафарикъ, основываясь на свидѣтельствѣ Менандра, полагаетъ, что это покореніе, или, лучше сказать, нашествіе, ограничивалось только нѣкоторою частью антовъ и было непродолжительно {Славянскія древности, русскій переводъ профессора Бодянскаго, т. II, кн. I.}. Съ этимъ нельзя не согласиться, тѣмъ болѣе, что жилища антовъ простирались далеко на сѣверъ по Днѣпру. Но если допустить даже, что всѣ анты были въ то время покорены аварами, то это покореніе никакъ не могло относиться до другихъ славянъ, жившихъ отъ нихъ на юго-западъ въ Дакіи и Панноніи. Къ этимъ-то славянамъ, свободнымъ и сильнымъ, безпрерывно нападавшимъ на восточную имперію, относится событіе, на котоpoe указываетъ Шора-Ногмовъ. Аварскій ханъ Баянъ (какъ онъ называется современными писателями), а не Баксанъ (какъ именуетъ его Ногмовъ) требовалъ, чрезъ своихъ пословъ, покорности именно этихъ славянъ, а не антовъ, уже побѣжденныхъ. Ловретъ или Лавритасъ (какъ называетъ его современный писатель Менандръ), а не Лавристонъ (какъ именуетъ его Ногмовъ), и другіе славянскіе вожди отвѣчали на это дерзкими словами, упоминая о своей свободѣ и своихъ подвигахъ, завели ссору съ послами и умертвили ихъ. Послѣдствіемъ этого было опустошеніе страны ихъ аварами, которые, умноживъ побѣжденными славянами свои полчища, двинулись далѣе, иные изъ нихъ на Илирикъ, а другіе въ Моравію, Чехію и Германію, гдѣ встрѣтились съ побѣдоносными войсками Карла Великаго; послѣ этого, имя аваровъ постепенно начало исчезать изъ исторіи. Столкновеніе же ихъ съ славянами засвидѣтельствовано положительно современными писателями, съ указаніемъ мѣстъ, времени и послѣдствій. Послѣ этого доводы Шора-Ногмова, основанные на неясномъ преданіи и на произвольныхъ толкованіяхъ обстоятельствъ, теряютъ всякое значеніе. Напрасно онъ ставитъ вмѣсто славянъ своихъ адыговъ, напрасно переноситъ мѣсто событія съ одного конца Чернаго моря до другого, съ Дуная на Кубань, напрасно направляетъ своихъ антовъ-адыговъ съ аварскими побѣдителями на завоеваніе земель, лежащихъ около Каспійскаго моря, т. е. на востокъ, слѣдовательно по пути, совершенно противоположному тому, по которому слѣдовали авары въ Европѣ, послѣ покоренія настоящихъ антовъ-славянъ. Все это не можетъ никого убѣдить въ томъ, чего домогается Шора-Ногмовъ. Нельзя при этомъ упустить изъ виду, что авары, какъ свидѣтельствуетъ исторія, въ своемъ движеніи на западъ въ Европу оставались и на равнинахъ, прилегающихъ съ сѣвера къ Кавказу; часть ихъ могла проникнуть въ Кавказъ и, побѣдивъ нѣкоторыхъ изъ тамошнихъ народовъ, увлечь ихъ за собою для дальнѣйшихъ грабежей и завоеваній. Судьба эта могла постигнуть и кабардинцевъ, которые могли участвовать съ аварами въ завоеваніи земель, лежащихъ около Каспійскаго моря. Греческіе писатели дѣйствительно указываютъ на войны аваровъ съ персіянами. Это вѣроятно послужило началомъ и основаніемъ преданію, сохранившемуся у кабардинцевъ, которое Ногмовъ произвольно распространилъ и своевольно перенесъ самое событіе съ Днѣпра и Днѣстра на Кубань и Баксанъ. Такимъ образомъ, къ сожалѣнію, мы не могли извлечь ничего существеннаго изъ сочиненія народнаго исторіографа о происхожденія черкесовъ или адыговъ и о племенномъ родствѣ ихъ съ другими народами {Дальнѣйшій разборъ сочиненія Ногмова не принадлежитъ къ моей задачѣ; но я считаю обязанностью выразить мое мнѣніе, что это сочиненіе, при отсутствіи хронологіи и при другихъ важныхъ недостаткахъ, содержитъ довольно интересные предметы по части преданій, народныхъ повѣрій, обычаевъ и пѣсенъ, которые могутъ служить пособіемъ для будущаго исторіографа черкесскаго народа.}.

Новѣйшій изслѣдователь быта черкесовъ, Лапинскій, касается также вопроса о генеалогической связи этого народа съ другими. Я говорю -- касается, потому-что при этомъ удобномъ случаѣ онъ распространился болѣе о происхожденіи народа русскаго, который онъ величаетъ москалями, чѣмъ черкесовъ и абхазовъ. Прежде всего, Лапинскій отвергаетъ самое названіе черкесовъ, придаваемое будто бы одними русскими этому народу, и утверждаетъ, что это имя принадлежитъ вовсе не ему, а coвершенно другому народу. Потомъ, опираясь на пресловутое ученіе другого поляка Духинскаго, котораго онъ, для большаго эффекта, называетъ русскимъ ученымъ, потому только, что нѣсколько времени онъ жилъ въ Кіевѣ, Лапинскій вычеркиваетъ русскихъ изъ семьи славянъ и изъ племени индоевропейскаго, лишаетъ ихъ имени русскихъ, велитъ имъ именоваться московитами или москалями, выводитъ происхожденіе ихъ отъ смѣшенія татаръ съ финнами и назначаетъ имъ мѣсто въ племени туранскомъ. Положивъ своему изслѣдованію такое основаніе, подкрѣпляемое такимъ авторитетомъ, какъ Духинскій, авторъ обращается къ происхожденію черкесовъ, которое онъ объясняетъ слѣдующимъ образомъ: слово "черкесъ" весьма древнее и состоитъ изъ двухъ турко-татарскихъ словъ: "черъ" или "чаръ" -- искать и "кесъ" -- хищничать, убивать. Это слово, по мнѣнію его, служило сначала названіемъ разбойничьей вольницѣ, возникшей на берегахъ Днѣпра, въ которой главный элементъ составляли татары-москали и въ которой присоединялись потомъ бѣглецы разныхъ народностей. Главное пребываніе этой вольницы было на Днѣпрѣ, гдѣ и понынѣ находится городъ Черкасы. Когда же бѣглецы изъ Польши и Малороссіи стали умножаться среди черкесской вольницы, и такимъ образомъ славянскій элементъ началъ въ ней преобладать, тогда часть ея, состоящая изъ татаръ (въ томъ числѣ и москалей) удалилась на Донъ и основала тамъ новые Черкасы или новый Черкаскъ; оставшіеся же на Днѣпрѣ начали называться кайсаками, а потомъ уже казаками. Особеннаго замѣчанія заслуживаетъ раздѣленіе Лапинскимъ казаковъ вообще по народностямъ: только днѣпровскіе казаки -- говоритъ онъ -- сохраняютъ въ себѣ славянскую кровь; донскіе произошли отъ смѣшенія татаръ съ москалями, а оренбургскіе представляютъ смѣсь татаръ, турокъ, башкиръ, тунгусовъ, киргизовъ, туркомановъ, калмыковъ и москалей! Далѣе слѣдуетъ у Лапинскаго довольно запутанное сказаніе о томъ, какъ московскіе великіе князья притѣсняли вышеозначенныхъ удалившихся на Донъ черкесовъ, желая распространить между ними восточно-христіанскую вѣру, какъ часть изъ нихъ удалилась далѣе на востокъ и поселилась на равнинахъ между Чернымъ и Каспійскимъ морями, въ сѣверу отъ рѣкъ Кубани и Терека. Удалившіеся такимъ образомъ на Кавказъ черкесы принесли съ собою -- какъ говоритъ Лапинскій -- дикіе татарскіе нравы и магометанскую религію. Тѣ изъ нихъ, которые поселились со стороны Терека, скоро слились съ народами Дагестана, принадлежащими туранскому и семитскому племенамъ. Но переселенцевъ на Кубани ожидала совсѣмъ иная участь. Здѣсь, именно на лѣвомъ берегу этой рѣки, черкесы встрѣтились съ народомъ, также воинственнымъ, какъ и они, но отличавшимся съ тѣмъ вмѣстѣ рыцарскими нравами и любовью въ свободѣ; народъ этотъ называетъ Лапинскій абазами. Оба народа -- черкесы и абазы Лапинскаго, по сказанію его, вели между собою безпрерывную войну, которая окончилась въ пользу послѣднихъ. Побѣжденные черкесы искали защиты подъ стѣнами турецкихъ крѣпостей -- Анапы и Суджука или селились на пустыхъ мѣстахъ при устьяхъ рѣчекъ -- Псекупса, Пши и др., впадающихъ въ Кубань, гдѣ образовали вмѣстѣ съ абазами малыя общества: бжедуховъ, кемюргоевцевъ, мокошей, кирачаевцевъ, и т. д. По исчисленію Лапинскаго, едва пятьдесятъ семействъ черкесовъ смѣшались собственно съ абазами и поселились между ними. Но самая значительная часть ихъ двинулась въ Кабарду, покорила тамошнихъ жителей индоевропейскаго, туранскаго и семитскаго поколѣній и вмѣстѣ съ ними образовала смѣшанный народъ, который принялъ магометанскую вѣру черкесовъ, но удержалъ языкъ абазовъ. Переселеніе русскимъ правительствомъ запорожскихъ казаковъ съ Днѣпра на Кубань и донскихъ на Терекъ понудило послѣдніе остатки черкесовъ смѣшаться частью съ казаками, частью съ абазами и дагестанцами. Такъ описываетъ Лапинскій уничтоженіе на Кавказѣ своихъ черкесовъ, вмѣсто которыхъ, по его, мнѣнію, слѣдуетъ принимать его же абазовъ. Что касается до существеннаго вопроса о генеалогической связи этихъ абазовъ съ другими извѣстными народами то Лапинскій говоритъ рѣшительно, что они несомнѣнно принадлежатъ по языку и происхожденію къ индо-европейской расѣ такъ точно, какъ и сосѣди ихъ -- княжескіе абазы, сванеты и осетины; въ Европѣ же кровными ихъ братьями должны почитаться албанцы или арнауты, потому-что и тѣ и другіе обитаютъ въ гористыхъ и притомъ восточныхъ берегахъ,-- первые Чернаго, а вторые Адріатическаго моря! О родствѣ языка адыге съ индо-европейскимъ Лапинскій не представляетъ ни одного доказательства, ни одного даннаго. Но относительно происхожденія своихъ абазовъ онъ очень многорѣчивъ. Оставляя въ сторонѣ все то, что не принадлежитъ собственно этому народу и болѣе относится до москалей, албанцевъ, грузинъ, армянъ, осетинъ и проч., сущность разсказа Лапинскаго заключается въ слѣдующемъ: у абазовъ (Лапинскаго) существуетъ преданіе, что предки ихъ пришли изъ страны, лежащей на юго-востокъ и что прежде они жили на берегахъ большой рѣки, называемой "Абаза". Дѣйствительно -- прибавляетъ Лапинскій -- на юго-востокѣ есть большая рѣка Абаза или Алаза и страна, по которой она протекаетъ, называлась Албаніей, какъ о томъ свидѣтельствуютъ древнія ландкарты; въ этомъ онъ находитъ подтвержденіе того, что абазы и албанцы -- ближайшіе родичи. Самое имя "адыге", которымъ отличаютъ себя сѣверные отъ южныхъ или княжескихъ абазовъ, происходитъ отъ "аде" -- потомъ или позже, и "ге" -- приходить или быть,-- значитъ позжепришедшіе, изъ чего Лапинскій заключаетъ, что, слѣдуя съ юго-востока на сѣверо-западъ и достигнувъ восточныхъ береговъ Чернаго моря, они встрѣтили уже тутъ поселенія: армяно-грузинскія на югѣ и далѣе на сѣверъ, сперва греческія, а потомъ генуезскія, съ которыми и перемѣшались; поэтому -- говоритъ Лапинскій -- поражаетъ наблюдателя большое число грузинскихъ физіономій, встрѣченныхъ имъ на югѣ Абазіи, греческихъ въ срединѣ и романскихъ на сѣверѣ {Подробности заключаются въ сочиненіи Лапинскаго: "Die Bergvölker des Kaukasus and ihr Freiheitekampf gegen die Rassen". I Band, 1863.}.

Такимъ образомъ, изъ сочиненія Лапинскаго мы видимъ прежде всего, что черкесы не должны называться черкесами, что ихъ неправильно такъ именуютъ русскіе, и что имъ слѣдуетъ быть абазами. Но народъ, о которомъ идетъ рѣчь, называютъ черкесами не одни русскіе, а также турки, болѣе всѣхъ съ ними знакомые, имѣвшіе съ ними ближайшія сношенія, религіозныя, политическія и торговыя, а наконецъ и прочіе европейцы, измѣняя только нѣсколько произношеніе этого слова по свойствамъ языковъ. По той же причинѣ, эллины прежде всѣхъ познакомившіеся съ народомъ, называютъ его керкетами, а римляне церцетами. Вотъ откуда происходитъ и русское имя этого народа -- черкесы. Что касается до названія абазовъ, то оно принадлежитъ вовсе не черкесамъ, а ихъ сосѣдямъ -- абхазамъ. Производство черкесовъ отъ днѣпровскихъ казаковъ, основаніе ими на Днѣпрѣ города Черкасы, а на Дону -- Ново-Черкаска, удаленіе ихъ съ Днѣпра сперва на Донъ, а потомъ на Кубань и Терекъ, слитіе ихъ на востокѣ Кавказа съ единовѣрными жителями Дагестана, смѣшеніе ихъ на западѣ его, съ вновь переселенными московскимъ правительствомъ на Кубань казаками и частью только съ абазами и завоеваніе ими Кабарды -- все это есть настоящій романъ, плодъ фантазіи Лапинскаго, совершенно несогласный съ историческими данными о происхожденіи и бытѣ съ одной стороны днѣпровскихъ или украинскихъ и донскихъ казаковъ, а съ другой -- черкесовъ и абазовъ или абхазовъ. Вся эта путаница основана на созвучіи именъ народа черкесовъ съ городами -- Черкасами и Ново-Черкаскомъ, изъ которыхъ послѣдній основанъ въ новѣйшее время не жителями перваго, а обитателями стараго Черкаска на Дону, по случаю наводненія этого города ежегоднымъ разливомъ рѣки, почему и получилъ онъ названіе Новаго-Черкаска. Гоняться за созвучіемъ именъ, не обращая никакого вниманія на исторію народовъ, ведетъ всегда изслѣдователя къ важнымъ промахамъ и заблужденіямъ, чему Лапинскій представляетъ много примѣровъ въ своемъ сочиненіи. Мнѣніе его о томъ, что донскіе казаки образовались отъ смѣшенія татаръ съ москалями, а оренбургскіе представляютъ смѣсь этихъ народовъ еще съ турками, калмыками, туркоменами и тунгусами,-- доказываетъ совершенное незнаніе Лапинскимъ географіи. Какъ онъ грѣшитъ здѣсь противъ этой науки, въ той же мѣрѣ искажаетъ онъ исторію, говоря, что казаки удалились сперва съ Днѣпра на Донъ, а потомъ оттуда на Кубань и Терекъ отъ притѣсненій московскихъ великихъ князей, которые старались насильно ввести между ними восточную христіанскую вѣру. Напротивъ того, исторія намъ показываетъ, что днѣпровскіе или украинскіе казаки не только всегда были христіане сами, но и отличались непоколебимою преданностью къ православной вѣрѣ и вели за сохраненіе ея кровопролитныя войны съ поляками, которые старались всѣми насиліями ввести у нихъ католицизмъ, но не могли достигнуть своей цѣли. За этимъ историческимъ искаженіемъ слѣдуетъ другой, не менѣе важный промахъ Лапинскаго, удостовѣряющаго, что казаки, поселившіеся на востокѣ Кавказа, смѣшались скоро съ единовѣрными имъ дагестанцами (т. е. магометанами), но на западѣ это смѣшеніе послѣдовало въ самомъ маломъ размѣрѣ. Поселеніе запорожскихъ казаковъ на Кубани, донскихъ, волжскихъ, хоперскихъ и др., какъ на кубанской, такъ и на терекской военныхъ линіяхъ, послѣдовало по распоряженію русскаго правительства -- для защиты сперва нашихъ укрѣпленій близъ устья Терека и потомъ по расширенію нашихъ владѣній -- для огражденія отъ горцевъ, вообще нашей границы, простирающейся между Каспійскимъ и Чернымъ морями. Эти поселенцы, извѣстные нынѣ подъ именемъ черноморскихъ и линейныхъ казаковъ, никогда не принимали магометанской вѣры, никогда не смѣшивались съ горцами, а напротивъ того, какъ на западѣ, такъ и на востокѣ Кавказа находились съ ними въ непримиримой враждѣ. Это знаетъ всякій, кому сколько-нибудь знакомы событія на Кавказѣ; это должно быть совершенно извѣстно и Лапинскому, бывшему свидѣтелемъ кровавыхъ стычекъ казаковъ съ черкесами и взаимной ихъ другъ въ другу ненависти.

Но все вышесказанное не можетъ сравниться съ искаженіемъ истины, основанной на историческихъ, филологическихъ и этнографическихъ изысканіяхъ, а именно, что русскіе принадлежатъ въ славянской семьѣ и въ индоевропейскому или арійскому поколѣнію. Въ опроверженіе этой истины, Лапинскій не могъ представить никакихъ научныхъ доказательствъ, но просто ссылается на Духинскаго, изобрѣтателя дикой мысли о происхожденіи народа русскаго отъ смѣшенія татаръ съ финнами, присовокупивъ къ тому, что будто бы мнѣніе его раздѣляютъ "отличнѣйшіе географы, этнографы и историки". Но кто же эти отличнѣйшіе ученые? Лапинскій не указываетъ ни на одного. Путеводитель его Духинскій, въ своихъ публичныхъ лекціяхъ, читанныхъ въ Парижѣ, ссылается въ этомъ случаѣ на своего друга Танри-Мартена, занимающагося французскою исторіею. Далѣе его и нѣкоторыхъ французскихъ публицистовъ и журналистовъ, горячо сочувствующихъ, по разнымъ причинамъ, такъ-называемому польскому вопросу и враждебныхъ Россіи,-- мы никого не видимъ. Между тѣмъ, принадлежность народа русскаго въ славянской семьѣ и въ индоевропейскому племени признана положительною истиною отъ всѣхъ филологовъ и этнографовъ, которые только посвящаютъ труды свои чисто одной наукѣ, не унижая ея своекорыстными видами. Конечно, можно иногда заблуждаться въ мнѣніяхъ, но искажать намѣренно, съ какою-либо политическою или другою цѣлью, истину, освященную наукою, болѣе чѣмъ предосудительно.

Въ заключеніе своего мнѣнія о происхожденіи своихъ абазовъ отъ индоевропейскаго корня, Лапинскій вновь прибѣгаетъ къ предположеніямъ и употребляетъ для того свой любимый способъ -- пользоваться созвучіемъ словъ.

У абазовъ (нашихъ черкесовъ) существуетъ будто бы преданіе, что предки ихъ вышли изъ страны, лежащей на юго-востокъ. По этому направленію Лапинскій встрѣчаетъ рѣку, по его выраженію "Абазу", которая однакожъ называется "Алазанью". По теченію этой рѣки находилась въ древности страна, которая называлась Албаніею. Изъ этого Лапинскій выводитъ заключеніе, что первоначальное жительство народа было на рѣкѣ Абазѣ и въ странѣ, носившей названіе Албаніи, которую онъ оставилъ позже другихъ кавказскихъ народовъ. А какъ и понынѣ существуетъ народъ въ Европѣ, извѣстный подъ именемъ "албанцевъ", то они должны быть, по мнѣнію Лапинскаго, самыми кровными родичами его абазовъ, тѣмъ болѣе, что "эти живутъ въ гористыхъ, восточныхъ берегахъ Чернаго моря, и албанцы обитаютъ въ гористыхъ же восточныхъ берегахъ Адріатическаго моря". Подобные выводы и заключенія не заслуживаютъ серьознаго опроверженія и, представляя одну только фантазію, доказываютъ, какъ легко обращается авторъ съ научными предметами. О родствѣ же языка "адыге" съ индо-европейскими языками, какъ мы уже сказали, не представляетъ Лапинскій никакихъ данныхъ, между тѣмъ, какъ изысканіями по этому предмету онъ могъ бы оказать важную услугу филологіи и этнографіи. Живя три года среди народа, котораго такъ изучалъ онъ свойства, нравы и обычаи, Лапинскій могъ бы то же сдѣлать и относительно языка его. Такимъ образомъ, изъ всего его сказанія, исполненнаго промаховъ, несообразностей и намѣренныхъ искаженій истины, мы можемъ воспользоваться развѣ только тѣми данными, которыми онъ доказываетъ близкое родство своихъ вольныхъ абазовъ или нашихъ черкесовъ, съ его же княжескими абазами или нашими абхазами, хотя и тутъ нельзя принять его мнѣнія, что они составляютъ одинъ и тотъ же народъ.

Необыкновенное явленіе въ исторіи народовъ представляютъ намъ черкесы и абхазы. Тогда какъ въ другихъ мѣстахъ Европы и Азіи и сѣверной Африки народы перемѣшивались между собою, перекрещивались и какъ бы переваривались въ горнилахъ, когда изъ этихъ горнилъ вытекали народы съ обновленными силами физическими и духовными, когда они созидали государства, достигшія въ Европѣ высшей степени соціальнаго и политическаго развитія, которымъ суждено нынѣ располагать судьбами народовъ не только въ старомъ, но и въ новомъ свѣтѣ,-- въ это время, черкесы и абхазы, за самыми малыми исключеніями, оставались въ ономъ и томъ же первобытномъ положеніи и не выходили изъ своей среды. Болѣе двадцати столѣтій пронеслось надъ ихъ головами, впродолженіе которыхъ въ другихъ мѣстахъ происходили коренные перевороты, падали государства и возникали новыя, даже въ самомъ Кавказѣ,-- но народы, о которыхъ мы ведемъ рѣчь, оставались тѣми же черкесами, какими мы знали ихъ до послѣдняго ихъ выселенія, тѣми же абхазами, какіе намъ понынѣ представляются. Причинъ этого удивительнаго явленія искать, по нашему млѣнію, слѣдуетъ сколько въ особомъ топографическомъ положеніи страны, занимаемой этими народами съ древнѣйшихъ временъ, столько же и въ особенныхъ типическихъ ихъ свойствахъ. Ихъ ограждали, съ одной стороны, непроходимыя ущелья, покрытыя дѣвственнымъ лѣсомъ сѣверо-западнаго Кавказскаго хребта, а съ другой -- море, недаромъ долгое время носившее названіе враждебнаго (axenus) {Впослѣдствіи же оно замѣнено греками, основавшими торговыя мѣста по восточному берегу Понта, именемъ Exinus -- гостепріимнаго.}. Въ этомъ недоступномъ мѣстѣ, въ глубь котораго не могли проникнуть ни мечъ смѣлаго непріятеля, ни цивилизаціи съ своими благодѣтельными плодами, черкесы и абхазы упорно сохраняли свой типическій характеръ, главныя черты котораго составляли: личная свобода, доходящая до страсти, необуздываемой соціальными условіями, личная храбрость, неограниченная никакою дисциплиною, необыкновенное умѣнье вести оборонительную войну въ своихъ предѣлахъ, для защиты своей независимости, ревнивое отчужденіе отъ другихъ народовъ, и наконецъ -- отсутствіе способности къ внутреннему развитію, отчего черкесы и абхазы не выходили изъ состоянія общинъ или клановъ и не могли достигнуть до образованія отдѣльныхъ государствъ, въ прямомъ смыслѣ этого выраженія. Самая религія, сперва христіанская, потомъ магометанская, такъ могущественно дѣйствовавшая на другіе народы, не произвела существенныхъ измѣненій въ соціальномъ положеніи черкесовъ и абхазовъ, которые не подвергались существеннымъ измѣненіямъ, потому-что народы пребывали въ однихъ и тѣхъ же условіяхъ среды, ихъ окружающей {Окончаніе рукописи не найдено до сихъ поръ въ бумагахъ Евг. П. Ковалевскаго. Послѣдняя фраза приписана имъ на поляхъ, и при послѣднемъ словѣ помѣщенъ значекъ, откуда видно, что авторъ имѣлъ въ виду связать эту приписку съ содержаніемъ слѣдующей, не дошедшей до насъ страницы. -- Ред.}.

Евг. Ковалевскій.

"Вѣстникъ Европы" т. III, 1867

OCR Бычков М. Н.

Оставить комментарий Ковалевский Евграф Петрович (bmn@lib.ru) Год: 1867 Обновлено: 23/05/2012. 258k. Статистика. Очерк: Этнография Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:

Ковалевский Евграф Петрович Очерки этнографии Кавказа

Ковалевский Евграф Петрович
Очерки этнографии Кавказа