Ковалевский Максим Максимович
Из истории французской публицистики

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Прево-Парадоль.

   Починъ. Сборникъ общества любителей Россійской Словесности на 1895 годъ.
   Москва. Литографія Высочайше утвержденнаго "Русскаго Товарищества печатнаго и издательскаго дѣла". Москва, Чистые пруды, соб. домъ. 1895.
   

Изъ исторіи французской публицистики.

Прево-Парадоль.

I.

   Рѣдкая эпоха произвела такъ мало въ области политической мысли, какъ восемнадцатилѣтіе второй имперіи. И на этотъ разъ оправдалась справедливость того положенія которое въ свое время Монтескье выразилъ въ оригинальной формѣ въ извѣстномъ эпиграфѣ къ Духу Законовъ, объявляя свое созданіе не имѣющимъ матери, т.-е. рожденнымъ въ тѣхъ неблагопріятныхъ условіяхъ, какія представляетъ отсутствіе политической жизни въ націи. На его твореніяхъ, ка къ и на произведеніяхъ французскихъ публицистовъ третьей четверти текущаго столѣтія, отсутствіе жизненнаго опыта сказалось въ пристрастіи къ отвлеченностямъ и въ злоупотребленіи эзоповскимъ слогомъ. Манера "Персидскихъ Писемъ" ожила снова въ богатыхъ юморомъ памфлетахъ Лабулэ. "Парижъ въ Америкѣ" и "Prince caniche" въ формѣ остроумной сказки раскрыли глаза французамъ на неудобства централизаціи и ежечасной правительственной опеки, и параллель американскихъ порядковъ, въ которыхъ частное лицо, община, приходъ, штатъ, отвоевали у центральнаго правительства большую часть его функцій, необходимо наводила на мысль о желательности порядковъ, во всемъ отличныхъ отъ "наполеоновскихъ принциповъ".
   Рядомъ съ этою чертою, политическая литература шестидесятыхъ и семидесятыхъ годовъ представляла еще ту, вполнѣ понятную, особенность, что она искала своихъ сюжетовъ или въ прошломъ или въ опытѣ другихъ народовъ, успѣвшихъ сохранить блага свободы, или наконецъ въ отвлеченностяхъ и общихъ разсужденіяхъ, подобныхъ тѣмъ, какими богатъ классическій образецъ всѣхъ французскихъ трактатовъ о законахъ и политикѣ, уже упомянутый нами Esprit des lois. Въ то время, какъ Токвиль въ добровольномъ уединеніи, въ глуши Турени, искалъ забвенія недавно пережитому имъ крушенію всѣхъ надеждъ "на уравновѣшенную свободу", Ипполитъ Пасси задавался вопросомъ о причинахъ, обусловливающихъ собою смѣну образовъ правленія, Дюпонъ Вайтъ искалъ формулы, выражающей "нормальный характеръ отношеній между индивидомъ и государствомъ", а Прудонъ, отправляясь отъ принципа экономической взаимности, и распространяя его на сферу отношеній между классами и государствами, строилъ теорію всеобщей анархіи и всеобщаго федерализма.
   Среди сторонниковъ-истолкователей англійскихъ и американскихъ порядковъ, и смѣлыхъ новаторовъ, строившихъ цѣликомъ будущій идеалъ общественныхъ отношеній, Прево-Парадоль занимаетъ особое мѣсто, какъ представитель того, что можно назвать либеральной традиціей двадцатыхъ и тридцатыхъ годовъ, какъ отголосокъ великихъ ораторовъ и публицистовъ, подобныхъ Ройе Коллару и Бенжамену Констану, наконецъ какъ посредникъ между партіями легитимистовъ, орлеанистовъ и республиканцевъ, готовый примирить ихъ несогласія въ общемъ стремленіи къ политической свободѣ и объединить ихъ разрозненныя усилія въ общей враждѣ къ наполеоновскому режиму. И ему, какъ нѣкогда Бенжамену Констану, безразлично торжество той или другой формы правленія и дорого только обезпеченіе личной свободы и представительнаго устройства. Онъ готовъ протянуть руку и легитимисту Монталамберу и членамъ либеральной оппозиціи, въ надеждѣ вернуть дружными усиліями потерянныя французами вольности. Когда имперія, уступая натиску противниковъ и озабоченная замѣной личной кандидатуры наслѣдственной монархіей, рѣшается на опытъ союза съ либерализмомъ, Прево-Парадоль протягиваетъ ей руку, точь въ точь какъ сорока-пятью годами раньше сдѣлалъ это Бенжаменъ Констанъ, явившись совѣтникомъ вернувшагося съ Эльбы Наполеона.
   Сліяніе представительства съ цезаризмомъ окончилось и на этотъ разъ полнымъ фіаско, но въ случайномъ союзникѣ Эмиля Оливье и руководимаго имъ либеральнаго министерства не оказалось силъ пережать разочарованія и справедливыхъ нападокъ своихъ прежнихъ товарищей по борьбѣ. Тайна доселѣ покрываетъ его кончину, но послѣднія извѣстія, какія онъ самъ даетъ о себѣ, говорятъ о такой глубокой психической депрессіи, при которой самоубійство вполнѣ допустимо.
   Такимъ образомъ къ облику талантливаго эпигона французскаго либерализма первой половины столѣтія присоединяется въ Прево-Парадолѣ еще черта глубокаго трагизма. Трудно безъ сердечнаго волненія слѣдить за его продолжительной борьбою съ бѣдностью и лишеніями, добивавшеюся не одной литературной извѣстности, но и репутаціи смѣлаго и неподкупнаго антагониста наполеоновскаго деспотизма,-- зная что въ концѣ этой карьеры самопожертвованія предвидится внезапный переходъ на сторону противника и полное крушеніе всѣхъ надеждъ, связанныхъ съ этимъ переходомъ. Это не простое отступничество, подобное тому, какое представляетъ, напримѣръ, политическая эволюція Руэра. Это роковая ошибка, вызванная самыми честными намѣреніями, самой неизмѣнной преданностью разъ выработаннымъ идеаламъ. Отъ нея нѣтъ поворота, и человѣку остается сойти со сцены и искать забвенія, пренебрегая ненавистью однихъ и презрѣніемъ всѣхъ. Въ такихъ условіяхъ смерть едвали не является лучшей развязкой.
   Но отстаиваніемъ либеральныхъ традицій и тѣмъ нравственнымъ мученичествомъ, какимъ запечатлѣны послѣдніе дни его жизни, Прево-Парадоль еще не призванъ занять особаго мѣста въ ряду политическихъ мыслителей XIX столѣтія. Мы должны признать за нимъ и ту положительную заслугу, что первый въ средѣ публицистовъ 60 годовъ онъ поставилъ себѣ задачу предугадать тѣ судьбы, какія готовитъ Франціи торжество демократіи. Токвиль задавался болѣе широкой мыслью -- опредѣлить общій характеръ того общественнаго и политическаго переворота, какимъ ознаменовалась смѣна правящаго меньшинства земельныхъ собственниковъ и капиталистовъ всѣмъ совершеннолѣтнимъ гражданствомъ. Въ то время, когда впервые созрѣло въ немъ это намѣреніе, демократія не одержала еще во Франціи той рѣшительной побѣды, какой было для нея признаніе въ 1848 году предложеннаго Ледрю-Ролленомъ всеобщаго права голосованія. Въ эпоху реставраціи и іюньской монархіи она казалась только все ближе и ближе наступавшей грозой. Вотъ почему одни, подобно Гизо, считали возможнымъ сражаться съ нею не столько фактическими доводами, сколь ко логическими выводами и предположеніями, тогда какъ другіе, и во главѣ ихъ Токвиль, переплывали океанъ съ цѣлью найти въ новомъ свѣтѣ недостающій въ старомъ матеріалъ для сужденій. Въ то время, когда Прево-Парадоль приступилъ къ составленію своего трактата о "Новой Франціи", демократія была не только существующимъ фактомъ, но и оправдала уже повидимому худшія опасенія ея противниковъ. Не опиралась-ли, въ самомъ дѣлѣ, военная диктатура на возстановленіе временно отмѣненнаго республикой вслѣдъ за іюльскими днями всеобщаго права голосованія и не встрѣтилъ-ли новый цезарь въ системѣ такъ называемаго appel au peuple, т. е. прямого голосованія (народа), оплотъ для своей державы? Обстоятельства клонились повидимому къ призванію непримиримости демократіи со свободой.
   Сторонники павшихъ династій всячески старались укрѣпить этотъ взглядъ, въ надеждѣ завербовать новыхъ сторонниковъ реставраціи. Прево-Парадоль не послѣдовалъ ихъ примѣру; наоборотъ, онъ какъ нельзя лучше предсказалъ будущее французской демократіи, пророча ея близкій разрывъ съ цезаризмомъ и предсказывая, что въ охранѣ публичныхъ правъ гражданъ и въ оживленіи представительства она найдетъ естественныя условія для своего развитія. Его разсужденія остались не безъ вліянія на ту, къ сожалѣнію запоздалую, попытку увѣнчать зданіе имперіи чест нымъ переходомъ къ практикѣ свободныхъ учрежденій, какой ознаменованы послѣдніе мѣсяцы наполеоновскаго режима. Въ его же "Новой Франціи" можно открыть первыя основы того, далеко еще не укрѣпившагося зданія, какое представляетъ намъ современная французская республика, съ ея рѣзко выступающимъ пристрастіемъ къ формамъ англійскаго парламентаризма, т. е. тѣмъ самымъ, какія старался навязать демократіи Прево-Парадоль.
   

II.

   Coup d'état второго декабря засталъ его ученикомъ Ecole normale и младшимъ товарищемъ Тэна. Надо прочесть переписку обоихъ молодыхъ людей за это время, что-бы составить себѣ вѣрное понятіе о томъ, что значило для поколѣнія пятидесятыхъ годовъ, воспитаннаго въ идеяхъ свободы и пережившаго уже республиканскую горячку 48-го года, то внезапное окоченѣніе, какое овладѣло Франціей съ момента возстановленія имперіи. Въ своей недавней біографіи Октавъ Греаръ {Prevost-Paradol. Etude suivie d'un choix de lettres, Paris, 1894.} собралъ рядъ писемъ, относящихся къ 49-му и слѣдующимъ годамъ и рисующихъ, какъ нельзя лучше внутреннюю жизнь того тѣснаго товарищескаго кружка, который образовался еще на скамьяхъ школы, и, разметанный вѣтромъ событій, продолжалъ тѣмъ не менѣе то духовное единеніе, какое сообщаетъ людямъ единство симпатій и надеждъ. О чемъ только ни заходитъ рѣчь въ этой юношеской перепискѣ! И о построеніи съизнова цѣлой натурфилософской системы, и объ открытіи законовъ, управляющихъ человѣческими страстями, и объ основаніи на этихъ законахъ новаго порядка общественныхъ отношеній, при которомъ бы человѣкъ могъ найти въ счастьѣ осуществленіе своего назначенія {Письмо Прево-Парадоля къ Тэну отъ 21-го марта 1849 года.}. Въ этихъ послѣднихъ соображеніяхъ сказывается вліяніе Фурье, и не даромъ Тэнъ, уже въ то время ратовавшій противъ соціализма и коммунизма, предупреждалъ своего молодого друга отъ подчиненія этому авторитету {Письмо отъ 26-го марта 1849 года.}. "Я люблю и уважаю этотъ синтетическій умъ", писалъ о Фурье Парадоль; онъ свелъ всѣ выводы естественныхъ наукъ къ одному міровому закону и установилъ простую и великую формулу: сила притяженія пропорціональна призванію каждаго". Письмо, изъ котораго заимствованъ этотъ отрывокъ, любопытно еще тѣмъ, что заключаетъ въ себѣ чистосердечное признаніе, что абстрактныя истины мало притягиваютъ къ себѣ Парадоля, и что онъ скорѣе готовъ посвятить свою жизнь служенію практически-осуществимому идеалу. Въ этомъ сказывается глубокая черта отличія между нимъ и его старшимъ товарищемъ и учителемъ Тэномъ.
   Прево-Парадоль справедливо пишетъ ему: "ты предпочитаешь тихіе берега философіи, которая, не вліяя ни мало на отношенія людей, не имѣетъ и основанія опасаться чего либо съ ихъ стороны". Догадываясь, что въ основѣ тэновской философіи лежитъ пантеизмъ Спинозы, Прево-Парадоль откровенно сознается въ своемъ равнодушіи къ религіознымъ и метафизическимъ вопросамъ. Его привлекаетъ только нравственность и политика. Идея человѣческаго благополучія кажется ему призванной управлять міромъ. И съ этой точки зрѣнія соціалистическія ученія кажутся ему заключающими въ себѣ нѣчто положительное. Въ ученіи Фурье его привлекаетъ только основная посылка о законности человѣческихъ страстей и о силѣ притяженія, одинаково управляющей и природою и человѣческими поступками, но онъ не думаетъ, чтобы Фурье рѣшилъ практическую задачу устройства человѣческой жизни въ полномъ соотвѣтствіи со страстями, и чтобы ему удалось по этой причинѣ найти формулу человѣческаго счастья {Письмо отъ 18 апрѣля 1849 года.}.
   Но въ то время, какъ оба пріятеля, слѣдуя каждый своимъ личнымъ вкусамъ и влеченіямъ, вырабатываютъ въ себѣ одинъ -- критическій разумъ, неспособный мириться съ готовыми рѣшеніями католической теологіи, а другой -- пристрастіе къ общему благу, къ свободѣ и парламентаризму, во Франціи совершается событіе, которое сразу парализуетъ всѣ надежды молодого поколѣнія на широкую, ничѣмъ не стѣсняемую общественную дѣятельность.
   Второго декабря 1862 года президентъ республики, наполеонъ Бонапартъ, производитъ свой "coup d'état" и, пользуясь поддержкой войска и духовенства, налагаетъ новыя цѣпи на человѣческую мысль и слово. Въ томъ же году Тэнъ принужденъ отказаться отъ мысли занять каѳедру въ Парижѣ {Онъ получилъ мѣсто преподавателя философіи сперва въ Тулонѣ, затѣмъ въ Неверѣ.} по той только причинѣ, что на конкурсномъ экзаменѣ ему пришлось вызвать недовольство оффиціальныхъ представителей "университета" {Университетомъ во Франціи называется, какъ извѣстно, совокупность высшихъ и среднихъ учебныхъ заведеній, содержимыхъ правительствомъ.} умолчаніемъ объ основанной на религіи нравственности и о необходимости общественнаго культа.
   Нѣсколько времени спустя, вышедшій изъ Нормальной школы Прево-Парадоль поставленъ въ необходимость отправиться профессоромъ въ Эксъ, гдѣ, несмотря на большой успѣхъ своихъ лекцій и затѣянное имъ обширное изслѣдованіе о французскихъ моралистахъ, онъ только и мечтаетъ о томъ, "какъ бы сосредоточить усилія всѣхъ людей просвѣщенныхъ, безъ различія партій, противъ наполеоновскаго деспотизма." Въ 1857 году онъ самъ вступаетъ въ ряды прямыхъ поборниковъ парламентскихъ учрежденій, принимая предложеніе Journal des Débats войти въ составъ его редакціи. Въ письмахъ, собранныхъ Греаромъ, изрѣдка попадаются мѣткія характеристики людей и партій, содѣйствовавшихъ упроченію наполеоновской диктатуры.
   Прево-Парадоль то говоритъ о золотой молодежи, объ "этихъ дѣтяхъ биржевыхъ маклеровъ и банкировъ, которые, потерявъ энергію и предпріимчивость отцовъ, разыгрываютъ изъ себя сорящихъ деньгами дворянчиковъ, глупо и жестоко смѣются надъ политикой, не обнаруживая ни ума, ни сердца, а одну только невѣроятную наглость." Для Прево-Парадоля это "настоящія дѣти вольно-отпущенниковъ; они забыли про то желѣзное кольцо, которое стягивало выю ихъ родителей, и достойны того, чтобы попасть въ новыя цѣпи. Эта чернь добровольныхъ рабовъ, владѣя лучшими лошадьми и лучшими женщинами, возложила на войско обязанность защиты ея противъ общественныхъ потрясеній." {Письмо отъ перваго октября 1851 года къ Греару.} Десятаго декабря, т. е. восемь дней спустя послѣ переворота, Прево-Парадоль въ письмѣ къ Тэну даетъ слѣдующую оцѣнку причинъ, обусловившихъ собою побѣду заговорщиковъ. "Дать массамъ вообщеправо голосованія, пишетъ онъ, разумѣя проведенную Бонапартомъ незадолго до "coup d'état" избирательную реформу, значило напередъ склонить голову передъ тѣмъ, кого еще древность, а за нею и всѣ новые народы, одинъ за другимъ, обожали подъ именемъ добраго тирана. Побѣду доставили въ Парижѣ не пушки и не 150.000 войска, а бездѣйствіе народа, сочувственное равнодушіе рабочихъ и ожидаемая напередъ поддержка селъ. Просвѣщенная часть націи утомила массы безплодными преніями и непонятной для нихъ агитаціей; массы готовы грубо зажать ей уста, надѣляя невѣроятнымъ могуществомъ человѣка, дотолѣ прожигавшаго жизнь, и съ нимъ двухъ, трехъ банкротовъ. Мы побѣждены, не знавшіе грамоты раздавили грамотныхъ, нуждающіеся въ однихъ тѣлесныхъ благахъ побѣдили тѣхъ, кому нужны и блага духовныя. Илоты овладѣли Спартой." Прево-Парадоль не вѣритъ въ прочность вновь созданнаго режима. Что въ томъ, если Людовикъ Бонапартъ и считаетъ себя человѣкомъ, призваннымъ свыше, если онъ почти мистически относится къ выпавшей ему въ удѣлъ роли? Вѣдь что онъ на самомъ дѣлѣ, какъ не опирающійся на шпагу соціалистъ-консерваторъ, которому также трудно будетъ рѣшить задачу примиренія труда съ капиталомъ, какъ несравненно болѣе просвѣщеннымъ вожакамъ родины? Не освободить ему также земледѣлія отъ податей, не обременивъ ими одновременно торговли, не поднять ему благосостоянія бѣдныхъ, не вызвавъ опасеній и отчаянія въ богатыхъ. Какъ въ самомъ дѣлѣ быть одновременно Тьеромъ и Прудономъ? Рано или поздно придется сдѣлать выборъ, но этотъ день и будетъ днемъ его гибели. Онъ падетъ среди насмѣшекъ и ненависти. Кто теперь прощаетъ его и готовъ даже славословить, современемъ будетъ преувеличивать совершенныя имъ преступленія. Небывалое еще въ исторіи самомнѣніе получить тогда свою справедливую кару. {Письмо къ Тэну отъ 19 декабря 1851 года.}
   Но, чтобы ускорить дѣло человѣческаго правосудія и вернуть Францію къ ея прерваннымъ судьбамъ, Прево-Парадоль считаетъ нужнымъ соединить усилія недовольныхъ въ одномъ стремленіи.
   Въ письмѣ къ Сальванди, члену Парижской академіи, 6-го сентября 1854 года, онъ слѣдующимъ образомъ описываетъ пережитую имъ со второго декабря политическую горячку. "Когда произведенный Наполеономъ переворотъ унесъ съ республикой и парламентскій образъ правленія, я подчинился свойственному молодости стремленію замѣнить павшую иллюзію новымъ идеаломъ. Иллюзіей была вѣра во всеобщее право голосованія, идеаломъ -- стремленіе вернуться къ парламентаризму. Угнетеніе, какому съ этого дня подвергнуты были одновременно республиканцы и приверженцы конституціонной монархіи, разочарованіе сторонниковъ народовластія, единомысліе всей интеллигенціи (classe éclairée) на счетъ необходимости извѣстныхъ гарантій, все это пророчило успѣхъ конституціоналистовъ и обѣщало возстановленіе ими погибшихъ вольностей. Я постарался поэтому сообщить многимъ друзьямъ раздѣляемую мною увѣренность, что существующій порядокъ можетъ быть ниспровергнутъ только путемъ образованія большой либеральной партіи, добивающейся парламентскаго образа правленія и конституціонныхъ гарантій. Величіе цѣли допускало возможность поступиться нѣкоторыми различіями во мнѣніяхъ. Дѣло шло о томъ, чтобы вернуть управленіе страною въ руки интеллигенціи; и передъ этой задачей отступали на второй планъ заботы о возстановленіи республики или конституціонной монархіи" {Греаръ, стр. 231 и 232.}.
   Публицистическая дѣятельность Прево-Парадоля вполнѣ отвѣчаетъ только что изложенной программѣ. Говоритъ-ли онъ о свободѣ культовъ или о законахъ печати, о конституціяхъ, пережитыхъ Франціей съ 1789 года, объ отношеніи равенства и свободы, о значеніи французской революціи или о судьбахъ іюльской монархіи, о централизаціи или самоуправленіи, онъ постоянно возвращается къ одной и той же мысли о самодѣятельности общества и необходимости дать ей выраженіе въ представительствѣ и въ системѣ мѣстныхъ учрежденій.
   Онъ выступаетъ въ тоже время защитникомъ правъ личности противъ государственной опеки и не хочетъ мириться съ тѣми ограниченіями, какимъ стараются подвергнуть свободу, допуская, напримѣръ, право культа и отнимая право проповѣди, или право воспитанія дѣтей въ тѣхъ или другихъ религіозныхъ вѣрованіяхъ {De la liberté des cultes en France. Смотри Essais de politique et de littérature 1859,-- перепечатка статей, напечатанныхъ Прево-Парадолемъ въ 185I и 1858 году въ Journal des Débats и въ Revue des deux mondes, стр. 125 и 136.}. Тѣмъ, кто, перифразируя слова Наполеона І-го, видитъ пріобрѣтеніе революціи въ одномъ обезпеченіи кодексомъ гражданскаго равенства, Прево-Парадоль отвѣчаетъ, что само это равенство немыслимо безъ свободы. Равенство, разсуждаетъ онъ,-- продуктъ побѣды надъ природой; оно не можетъ удержаться въ обществѣ иначе, какъ подъ условіемъ непрестаннаго напряженія личной энергіи, такъ какъ только при такомъ напряженіи возможно предупредить узурпацію. Но личная энергія пропадаетъ въ рабствѣ, и тогда силы природы снова берутъ верхъ и возстановляютъ неравенство.
   Говоря по поводу сочиненія Ланфре о французской революціи, Прево-Парадоль останавливается на развитіи дорогого ему ученія, что форма правленія, вопросъ о республикѣ или монархіи менѣе важны, чѣмъ вопросъ объ участіи общества въ законодательствѣ и о гарантіяхъ личности правильной организаціей правосудія. Если, говоритъ онъ, разумѣть подъ республикой такой образъ правленія, который, обезпечивая свободу всѣмъ и каждому, позволялъ бы партіямъ чередоваться у вершины правленія безъ всякой опасности для внутренняго мира и величія страны, то Англія подойдетъ подъ это опредѣленіе лучше любого изъ тѣхъ республиканскихъ правительствъ, которыя пережиты были Франціей. {Sur l'égalité. Ibid. стр. 333.-- Suila révolution franèaise, стр. 220.}
   Желая по возможности оттѣнить ту мысль, что все имъ написанное направлено къ выясненію природы и преимуществъ парламентскаго образа правленія, Прево-Парадоль предпосылаетъ своему сборнику особое разсужденіе объ этомъ предметѣ. Мы остановимся подробнѣе на анализѣ этого вступленія, такъ какъ въ немъ съ большой наглядностью выступаетъ политическій идеалъ автора.
   Прево-Парадоль сводитъ всѣ виды государственнаго устройства къ двумъ рѣзко отличнымъ другъ отъ друга. Онъ различаетъ абсолютную власть, которая мыслима и при существованіи лишенныхъ иниціативы совѣщательныхъ учрежденій, и образъ правленія парламентскій, подъ которымъ имѣется въ виду самоуправленіе общества въ лицѣ его представителей. Вѣрнымъ признакомъ, что завѣдываніе дѣлами страны находится въ рукахъ не общественныхъ органовъ, составляетъ отсутствіе министерской отвѣтственности и невозможность для палатъ добиться смѣны кабинета. Прево-Парадоль возстаетъ противъ распространеннаго во Франціи предразсудка, будто парламентскіе вожди, вліяніе которыхъ опирается на общественное мнѣніе, неизбѣжно располагаютъ меньшей властью, нежели министры, обязанные своимъ назначеніемъ выбору правителя. Примѣръ Англіи доказываетъ обратное; ссылкой на всѣмъ извѣстные факты автору не трудно доказать, что поддерживаемый большинствомъ кабинетъ пользуется наибольшимъ авторитетомъ, какой только мыслимъ въ современныхъ обществахъ.
   Онъ указываетъ также на то преимущество парламентскаго образа правленія, что при немъ завѣдываніе интересами страны переходитъ безъ потрясеній изъ рукъ одного министерства въ руки другого, сообразно измѣненіямъ общественнаго мнѣнія и перемѣщенію нравственнаго авторитета изъ рукъ одной партіи въ руки другой. Нельзя также говоритъ онъ, представить себѣ лучшаго контроля за дѣятельностью правительства, какъ тотъ, какой представляетъ всегда готовая занять его мѣсто оппозиція. Тѣ, кто желалъ-бы сохранить за нею только право критики, добровольно теряютъ изъ виду вліяніе человѣческихъ страстей и невозможность встрѣтить честолюбіе свободное отъ личныхъ видовъ. Отнимите у оппозиціи увѣренность въ томъ, что обнаруженныя ею ошибки и злоупотребленія поведутъ къ перенесенію власти въ ея руки, и ея контроль неизбѣжно сдѣлается менѣе бдительнымъ. Съ другой стороны нація не могла бы понять причины, по которой лучшіе ея совѣтники не могла-бы сдѣлаться ея высшими слугами, и почему преимущество таланта и способностей необходимо должно оставаться всегда на сторонѣ оппозиціи. Противъ опасности случайныхъ коалицій, искусственно перемѣщающихъ большинство въ парламентѣ, всегда имѣется надежное средство въ распущеніи палатъ главой государства и производствѣ новыхъ выборовъ. Въ глазахъ Прево-Парадоля роль посредника между партіями и блюстителя дѣйствительнаго соотвѣтствія между политикой кабинета и господствующимъ мнѣніемъ страны выпадаетъ всецѣло на долю монарха. Право распущенія парламента и право новаго созыва избирательныхъ комиссій составляетъ его важнѣйшую прерогативу. Прево-Парадоль готовъ признать это право, являющееся въ тоже время и обязанностью, даже единственнымъ правомъ конституціоннаго государя. Вотъ къ чему сводится въ его глазахъ, отмѣченный еще Бенжаменомъ Констаномъ pouvoir royal, эта четвертая власть, призванная занять самостоятельное мѣсто наряду съ законодательствомъ, судомъ и исполненіемъ.
   Сторонникъ парламентскаго режима, Прево-Парадоль считается съ тѣми возраженіями, какія дѣлаютъ противъ него лица, не прямо враждебныя, а только сомнѣвающіяся въ возможности примѣненія его къ Франціи. Говорятъ, и совершенно справедливо, что старое дворянство пало вмѣстѣ съ революціей и всякія попытки оживленія его необходимо будутъ неудачны въ виду овладѣвшаго націей стремленія къ равенству. Но гдѣ нѣтъ аристократіи, нѣтъ и необходимыхъ условій для созданія того посредствующаго звена между королемъ и народной палатой, которое со временъ Монтескье привыкли считать необходимымъ тормазомъ для обоихъ. Соглашаясь съ тѣмъ, что есть справедливаго въ теоріи политическихъ противовѣсовъ, Прево-Парадоль справедливо замѣчаетъ, что помимо дворянства могутъ быть найдены элементы для образованія аристократіи и что верхняя палата можетъ имѣть составъ, отличный отъ періи. Существующій во Франціи сенатъ и открывшаяся въ самой Англіи агитація въ пользу замѣны палаты лордовъ собраніемъ, составленнымъ изъ высшихъ представителей знанія, таланта и правительственныхъ способностей, открыто ратуютъ въ пользу высказаннаго имъ взгляда. Труднѣе справиться ему съ другимъ возраженіемъ, съ тѣмъ препятствіемъ, какое парламентскому режиму ставитъ существованіе централизаціи и правительственной опеки надъ общинами. Прево-Парадоль въ сущности не опровергаетъ этого взгляда и довольствуется голословнымъ утвержденіемъ, что парламентаризмъ, т. е. система самоуправленія общества, мыслимъ и при отсутствія мѣстной самодѣятельности и даже является лучшимъ регуляторомъ администраціи. Нѣсколько лѣтъ спустя, подъ вліяніемъ разсужденій Милля о свободѣ онъ вѣрнѣе оцѣнилъ тѣ бѣдствія, какія причиняетъ Франціи ея административная централизація. Онъ призналъ, что ей обязаны французы равнодушіемъ къ общественнымъ вопросамъ, тою рознью, какая отдѣляетъ между собою классы, призванные въ другихъ странахъ къ взаимодѣйствію въ мѣстномъ управленіи. Но онъ въ тоже время не разстанется со своимъ любимымъ положеніемъ, что съ парламентаризмомъ, т. е. съ системой двухъ палатъ, свободой трибуны и печати, народъ всегда можетъ вступить открыто на путь общественной самодѣятельности. {Essais de politique et de littérature par М. Prevost-Paradol, troisième série, 1863. De la centralisation, стр. 20, 21 n 14.}
   Та же мысль о парламентаризмѣ, какъ якорѣ спасенія для всѣхъ партій, не желающихъ помириться съ наполеоновскимъ деспотизмомъ, проведена и въ надѣлавшей въ свое время много шуму брошюрѣ о старыхъ партіяхъ. Подъ этимъ именемъ Прево-Парадоль разумѣлъ одинаково легитимистовъ, орлеанистовъ и республиканцевъ. Ко всѣмъ имъ онъ обращался со своимъ призывомъ, говоря, что они имѣютъ одного врага: демагогію въ союзѣ съ деспотизмомъ; для борьбы съ этимъ общимъ врагомъ нѣтъ другого средства, кромѣ единенія въ интересахъ свободы. Всѣ старинныя партіи должны слиться въ одной партіи, либеральной. Поступая такимъ образомъ, они останутся вѣрными своему прошлому, они вправѣ будутъ сказать: "мы думали и думаемъ доселѣ, что Франція достойна имѣть свободное правительство подобно Англіи, Бельгіи, Швейцарія, Соединеннымъ Штатамъ и многимъ другимъ государствамъ, не превосходящимъ ее ни своей гражданственностью, ни обиліемъ знаній и просвѣтительныхъ идей. Мы полагали и полагаемъ, что у народа, желающаго управлять своими судьбами, власть должна быть предоставлена отвѣтственными, и смѣняемымъ министрамъ подъ свободнымъ контролемъ дебатирующихъ собраній. Такое собраніе должно быть составлено изъ представителей націи, выбранныхъ помимо всякаго вмѣшательства. Мы желаемъ также, чтобы никакой приговоръ не былъ постановляемъ помимо публичнаго разбирательства и состязательнаго процесса, и административная власть не надѣлена была правомъ лишать гражданъ свободы или подвергать ихъ изгнанію. Мы увѣрены, что защитою всѣмъ правамъ должно служить право свободнаго обсужденія правительственныхъ дѣйствій, что печать должна быть поставлена въ зависимость отъ одного только суда". {Les anciens partis par М. Prevost-Paradol, 1860, страница 28 и слѣдующая.}
   Въ этой программѣ не мудрено было прочесть бьющую въ глаза критику наполеоновскихъ порядковъ. Конституція 1852 года съ ея двумя палатами, лишенными законодательнаго почина и даже права вносить измѣненія въ предложенные государственнымъ совѣтомъ законопроэкты, съ ея мнимо отвѣтственнымъ императоромъ и безотвѣтственными министрами, съ ея оффиціальными кандидатурами и прямымъ назначеніемъ сенаторовъ свыше, съ характеризующимъ ее запретомъ обнародовать пренія верхней палаты и давать стенографическій отчетъ о происходящихъ въ нижней дебатахъ, наконецъ съ ея системой предостереженій журналамъ и газетамъ и требованіемъ высокаго залога отъ издателей, очевидно являлось антиподомъ тѣхъ порядковъ, въ возстановленію которыхъ всѣ партіи, по мнѣнію Прево-Парадоля, были одинаково заинтересованы. Хотя принципы 89-го года и были приняты оффиціально въ число тѣхъ основъ, охрана которыхъ поручена была "сенату -- консерватору", но это нисколько не мѣшало тому, что смѣшаннымъ комиссіямъ, въ которыхъ префектъ и агентъ арміи призваны были засѣдать рядомъ съ членомъ магистратуры, предоставлено было право высказываться объ участи политическихъ преступниковъ, или точнѣе, всѣхъ тѣхъ, кто выступалъ открыто противникомъ насильственнаго переворота второго декабря, ссылать ихъ въ Кайенну или подвергать изгнанію изъ родины.
   На этотъ разъ эзоповскій слогъ, къ которому пріучили публицистовъ строгости цензуры, уступилъ мѣсто откровенному тону журналистовъ 1848-го года. Блюстители порядка не рѣшились оставить такого поведенія безъ репрессіи, и Прево-Парадоль призванъ былъ къ отвѣту передъ однимъ изъ тѣхъ полицейскихъ трибунатовъ, которымъ съ 1852 года предоставлено было заступать мѣсто суда присяжныхъ въ случаяхъ преступленій противъ печати.
   Изложенная авторомъ profession de foi несомнѣнно заключала въ себѣ отрицаніе существующаго порядка, но она въ тоже время отнюдь не можетъ считаться призывомъ къ возстанію. Самъ онъ, какъ нельзя лучше оттѣнилъ свою мысль, говоря въ письмѣ къ Борели: "я нимало не думалъ приглашать старыя партіи къ союзу въ цѣляхъ уничтоженія имперіи. Я только убѣждалъ ихъ общими усиліями добиваться торжества, извѣстныхъ либеральныхъ принциповъ. Я не желалъ ни больше, ни меньше этого {Письмо отъ 23-го іюня 1860 года, страница 269.}.
   Но не такъ понята была его задача правительствомъ. ПревоПарадоль присужденъ былъ къ тюремному заключенію срокомъ на мѣсяцъ. Но въ виду болѣзненнаго состоянія, ему дозволено было провести время заточенія въ частной больницѣ въ Пасси. Приговоръ, разумѣется, достигъ какъ разъ обратной цѣли, чѣмъ та, какая имѣлась въ виду. Онъ только привлекъ къ осужденному симпатіи разнообразнѣйшихъ вожаковъ общественнаго мнѣнія, начиная отъ Монталамбера и оканчивая Тьеромъ. "Я прочелъ вашу статью съ радостью и восторгомъ, писалъ ему первый; вы одновременно надежда и украшеніе той либеральной партіи, которую такъ ревниво стараетесь поднять въ глазахъ общества {Письмо отъ 30-го мая 1860 года, стр. 26.}". Похвала Тьера болѣе сдержанная; она болѣе относится къ личности автора, чѣмъ къ защищаемымъ имъ взглядамъ. Извиняясь въ томъ, что время не позволило ему посѣтить Прево-Парадоля въ Пасси, Тьеръ говоритъ ему о своей любви и объ участіи, какое вызываетъ въ немъ все, что касается участи его молодого друга.
   Съ этого времени журнальная извѣстность, пріобрѣтенная четырехъ-лѣтней усидчивой работой на столбцахъ Journal des Débats и въ Воскресномъ Курьерѣ, упрочивается окончательно, и даже политическіе противники, въ родѣ Сентъ-Бэва, отдаютъ должное рѣдкому литературному таланту и той снаровкѣ, съ которой, избѣгая рѣзкостей и оставаясь въ предѣлахъ, дозволенныхъ цензурою, Прево-Парадоль умудрялся высказать всю свою мысль по текущимъ вопросамъ.
   Кто пробѣжалъ съ нѣкоторымъ вниманіемъ сдѣланныя нами выписки, согласится однако, что манера автора далеко не та, какою можетъ быть пріобрѣтена популярность въ толпѣ читателей. Частью по личному влеченію, частью по необходимости, обусловленной ригоризмомъ цензорскихъ ножницъ, Прево-Парадолю пришлось придать своимъ мыслямъ тотъ отвлеченный характеръ, при которомъ онѣ способны заинтересовать лишь меньшинство культурной среды. Обыкновенный читатель не находитъ въ его статьяхъ той сильной приманки, какую даетъ рѣзко-полемическій тонъ, способность перенести ненависть къ извѣстнымъ идеямъ на лицъ ихъ выражающихъ, и вступать съ ними ежедневно въ единоборство, не щадящее въ противникѣ даже обыкновеннаго человѣческаго достоинства. Въ шестидесятыхъ годахъ, когда цензура дѣлала немыслимой подобный видъ журналистики, статьи Прево-Парадоля не могли показаться прѣсными даже бульварной публикѣ, но стоило измѣниться обстоятельствамъ,-- и Рошфору, съ его почти ежедневными инсинуаціями и доносами, колкостями и уличной бранью, скоро удалось оставить въ тѣни еще недавно передового бойца за свободу. Кое-кто, и въ томъ числѣ Сентъ-Бэвъ, еще въ 60-хъ годахъ предвидѣли возможность такого исхода. Цензура, писалъ онъ, въ книгѣ, посвященной "Шатобріану и его литературному кружку въ эпоху Имперіи", что риѳма; она немало послужила мысли тѣмъ, что стѣсняла ее, она заставила писателей быть изобрѣтательными и находить такіе пріемы и выраженія, о которыхъ-бы они не стали заботиться при полной свободѣ.
   Но мнѣнію Сентъ-Бэва, цензура пріучаетъ писателей къ доброму вкусу и избавляетъ ихъ отъ той грубости, которая такъ легко развивается въ людяхъ, могущихъ все сказать. Сдѣлавъ это общее замѣчаніе, Сентъ-Бэвъ спѣшилъ прибавить: Прево-Парадоль, напримѣръ, отнюдь не можетъ пожаловаться на неудобства такого порядка. Это лестное заявленіе со стороны бывшаго учителя и самаго вліятельнаго литературнаго критика заставило Прево-Парадоля обратиться съ письмомъ къ автору "Литературныхъ понедѣльниковъ." Онъ остроумно перетолковываетъ мысль критика, говоря: "вы хвалите меня за то, что я говорю въ полголоса, предсказываете, что когда всѣ начнутъ кричать, голосъ мой не будетъ услышанъ. Я самъ не разъ говорилъ друзьямъ, что лично всего менѣе заинтересованъ въ торжествѣ полной свободы печати. Но въ тоже время долженъ сказать, что это благо мнѣ кажется столь желательнымъ и столь необходимымъ, что передъ этимъ сознаніемъ невольно отступаютъ на задній планъ всякаго рода литературныя соображенія". Неуспѣхъ Парадоля въ большой публикѣ объясняется, впрочемъ, и болѣе глубокими причинами, которыя предугадывали еще въ 1867 году его близкіе друзья и въ числѣ ихъ Эрнестъ Гавэ. "Прошу васъ, остерегайтесь не столько вашей страсти къ Англіи, такъ какъ отъ страсти трудно уберечься, сколько слишкомъ рѣзкаго ея выраженія. Вы призваны управлять умами, берегитесь запугать ихъ, говоря имъ черезъ-чуръ англійскимъ языкомъ". {Письмо отъ 13 мая 1857 года, стран. 266.}
   Подъ этимъ черезчуръ англійскимъ языкомъ разумѣлось пристрастіе Прево-Парадоля къ парламентаризму, т. е. тому образу правленія, къ которому всего менѣе предрасположило французовъ ихъ историческое прошлое, съ которымъ связана у современниковъ или ближайшихъ преемниковъ революціи память о жалкомъ безсиліи директоріи и о первыхъ успѣхахъ консульства, какъ протеста въ пользу независимости исполнительной власти. Популярность наполеоновскихъ идей, успѣхъ первой и второй имперіи въ значительной мѣрѣ имѣютъ источникомъ чисто національное пристрастіе къ сильному правительству, не уступающему во власти монархіи Людовика XIV, но имѣющему другой источникъ -- народную волю. Реставрація не была парламентаризмомъ, и королевская власть сохраняла при ней ту свободу дѣятельности, которая необходима во Франціи для популярности правительства. Всего ближе подошла къ англійскому образцу Іюльская монархія, но ея главные вожаки, Гизо и Тьеръ, нимало не готовы были примириться съ тою ролью простыхъ руководителей партій, къ которой необходимо сводило ихъ дѣятельность строгое примѣненіе началъ парламентаризма. Когда нѣсколько лѣтъ спустя, въ 1868 году, Прево-Парадоль издалъ свою "Новую Францію", Гизо, благодаря автора за присылку его книги, спѣшилъ заявленіемъ своего несогласія по многимъ вопросамъ. {Письмо отъ 1 августа 1868 года.} Тьеръ еще болѣе откровенно выразилъ свое нерасположеніе къ парламентаризму, говоря: "сама республика лучше лжепредставительнаго образа правленія, которое для меня то же, что заряженная взрывчатыми веществами машина." {Письмо отъ 7 апрѣля 1869 года.} И что важнѣе всей этой скрытой или явной враждебности либеральныхъ вождей -- это вскорѣ сказавшаяся воочію неспособность такъ называемыхъ старыхъ партій отказаться отъ своихъ устарѣлыхъ требованій и примкнуть къ общей программѣ. Прево-Парадолю пришлось убѣдиться въ этомъ, едва онъ поставилъ свою кандидатуру въ депутаты. Девятаго мая 1869 года, говоря въ письмѣ къ Людовику Галеви о своей избирательной кампаніи въ Нантѣ, сторонникъ парламентаризма съ отчаяніемъ воскликнулъ: "какая глупость управлять міромъ! Ты не можешь представить себѣ, что такое здѣшніе такъ называемые клерикалы, но передовая партія еще нелѣпѣе: одни хотятъ повергнуть все къ стопамъ папы, другіе требуютъ отмѣны войска и налоговъ. И когда подумаешь, что во всей Франціи повторяется то же зрѣлище,-- пропадаетъ охота впутываться въ современную политику". {Ibid, стр. 295 и 296.} Понесенное Прево-Парадолемъ пораженіе на выборахъ открыло ему, хотя и поздно, глаза на трудности, какія встрѣчаетъ правильное функціонированіе парламентаризма въ странѣ, раздѣляемой династическими, религіозными и антигосударственными партіями. Въ Англіи, гдѣ всѣ оттѣнки общественнаго мнѣнія укладывались еще въ двѣ, взаимно уравновѣшивающія другъ друга группы -- торіевъ и виговъ, смѣна солидарныхъ министерствъ вмѣстѣ съ перемѣщеніемъ голосовъ въ стѣнахъ парламента, оставалась нормальнымъ явленіемъ. Во Франціи же можно было уже въ концѣ 1870 года предвидѣть наступленіе той организованной анархіи, какую представляетъ современная палата съ ея сомнительнымъ и измѣнчивымъ большинствомъ, палата, оказывающая въ предѣлахъ немногихъ дней одинаковый пріемъ радикальному и консервативному кабинету, и въ которой такъ называемая homogénéité, т. е. общность взглядовъ по основнымъ вопросамъ политики, сдѣлалась для кабинета недостижимымъ идеаломъ. Понятно, если при такихъ условіяхъ все сильнѣе и сильнѣе высказывается запросъ на организацію исполнительной власти независимо отъ колеблющагося большинства въ парламентѣ, путемъ прямого назначенія народомъ, понятно, если во всѣхъ дѣйствительныхъ или мнимыхъ заговорахъ, возлагаемыхъ на отвѣтственность то популярнаго генерала, то вожака радикаловъ, какъ и во всѣхъ проэктахъ пересмотра конституціи, однообразно выступаетъ желаніе отрѣшиться отъ англійскаго образца и приблизиться по возможности къ сѣвероамериканскому и швейцарскому, съ ихъ болѣе строгимъ раздѣленіемъ властей и системой назначенія президента не палатами, а народомъ.
   Въ то время, когда Прево-Парадоль печаталъ свои публицистическія статьи въ Journal des Débats и въ Revue des deux mondes, политическая жизнь Франціи, какъ мы видѣли, совершенно замерла; ему недоставало поэтому туземнаго опыта свободныхъ учрежденій, и онъ принужденъ былъ искать его тамъ, гдѣ въ эпоху новаго возрожденія абсолютизма, слѣдовавшаго за революціей 1848 года и подъемомъ національностей, политическая свобода нашла свой единственный пріютъ въ Европѣ. Знакомый съ англійскимъ языкомъ и сойдясь еще] въ бытность свою профессоромъ въ Эксѣ съ однимъ изъ лучшихъ истолкователей англійской конституціи, съ знаменитымъ лордомъ Брумомъ, Прево-Парадоль продолжалъ воспитывать свою мысль постояннымъ чтеніемъ англійскихъ газетъ и нерѣдкими поѣздками на всегда гостепріимный ему островъ. Неудивительно, если въ такихъ условіяхъ ему удалось заглянуть въ англійскую политическую жизнь, можетъ быть, глубже любого изъ его соотечественниковъ. Если не говорить о Беджготѣ, едвали кто раньше Прево-Парадоля понялъ ту несомнѣнную истину, что англійскій государственный строй не есть ни смѣшанный образъ правленія въ томъ смыслѣ, въ какомъ понимали его древніе, ни система политическихъ противовѣсовъ, какъ думали Монтескье и Делольмъ, что сущность его сводится къ самоуправленію общества въ лицѣ его представителей и главенству общественнаго мнѣнія, одинаково направляющаго ходомъ законодательства и исполненія. Эту систему онъ желалъ цѣликомъ перенести во Францію, пренебрегая ея историческимъ прошлымъ, недавнимъ опытомъ ея представительныхъ палатъ и тою неспособностью къ правильной политической жизни, какую обнаруживали ея династическія, религіозныя и анти-общественныя партіи. Самая односторонность его воззрѣній была источникомъ ихъ цѣльности и опредѣленности. Человѣкъ, который смотрѣлъ на всѣ партіи съ точки зрѣнія ихъ большаго или меньшаго служенія парламентаризму, который говорила, въ глаза Мишелю-Шевалье, что не можетъ простить Сенсимонистамъ, и ему въ томъ числѣ, ихъ равнодушіе къ политической свободѣ, {См. письмо отъ 24 января 1863 года, стран. 279.} а Сальванди, что конституціоналисты напрасно вооружаются только противъ тѣхъ сторонъ наполеоновскаго режима, которыя проникнуты революціоннымъ характеромъ, оставляя втунѣ все, что есть въ немъ деспотическаго, {Les chefs de l'opinion constitutionnelle n'ont pas attaqué ce gouvernement dans ce qu'il а de despotique, mais dans ce qu'il а gardé malgré lui de la révolution (Письмо отъ 6 сентября 1854 года, стр. 232).} очевидно являлся цѣльной и уравновѣшенной натурой, способной дать лозунгъ всей либеральной партіи и повести ее въ аттаку противъ цезаризма. Не удивительно поэтому, если его "Новая Франція", задуманная первоначально въ формѣ разсужденія о демократіи и свободѣ, другими словами о средствахъ ихъ примиренія, послужила не только "политической платформой" для оппозиціи, но и программой того министерства, во главѣ котораго Эмиль Оливье призванъ былъ открыть новую эру "либеральной имперіи."
   "La France Nouvelle" не только заключаетъ въ себѣ самое полное выраженіе надеждъ и идеаловъ либеральной партіи въ эпоху второй имперіи, она знаменуетъ собою еще наступленіе поворотнаго момента въ современной исторіи Франціи, момента, который не можетъ считаться вполнѣ законченнымъ и въ наши дни, такъ какъ превозносимая авторомъ система парламентаризма признается существующей конституціей.
   Но это сочиненіе имѣетъ еще и другое значеніе,-- мы находимъ въ немъ глубокій анализъ тѣхъ внутреннихъ причинъ, которыя обусловили собою своеобразный ходъ французской жизни со временъ революціи, а также пророчество касательно тѣхъ бѣдствій, какія подготовила для Франціи наполеоновская политика. Каждая глава этой книги могла-бы избрать эпиграфомъ знаменитое выраженіе Монтескье: моя задача не столько поучать читателя, сколько будить въ немъ самодѣятельность мысли. Объявивъ въ своемъ предисловіи, что всѣ вопросы политики и государственной реформы отступаютъ передъ однимъ,-- сдѣлаются ли французы свободной націей, Прево-Парадоль уже въ первой главѣ опредѣляетъ, что именно надо разумѣть подъ свободою въ современныхъ намъ демократическихъ обществахъ. Первымъ условіемъ для этого является самоуправленіе народа, или, что то же, его большинства. {Il faut que le peuple s'у gouverne lui-même selon la volonté du plus grand nombre et en observant la loi des majorités. (La France Nouvelle). Paris, 1868, chap. I, стр. 5.}
   Автору еще чуждъ тотъ интересъ къ меньшинству, который одновременно или нѣсколько раньше заставлялъ Томаса Гера, а за нимъ Джона Стюарта Милля рекомендовать англичанамъ принятіе мѣръ, которыя рано или поздно вызовутъ цѣлый переворотъ въ современномъ намъ парламентскомъ строѣ. {См. мою статью "Кризисъ въ Западныхъ конституціяхъ," напечатанную въ Вѣстникѣ Европы 1886 г., V.}
   Демократическое стремленіе, неудержимо овладѣвшее европейскими обществами, получаетъ со стороны Прево-Парадоля историческое освѣщеніе. Онъ видитъ въ немъ не оживленіе идеаловъ прошлаго, положимъ, средне-вѣковыхъ городскихъ коммунъ, а торжество идеи справедливости, которая рано или поздно научаетъ людей, что вопреки ихъ природному неравенству, между ними должно существовать извѣстное равенство правъ и обязанностей. {Ibid. стр. 10.}
   Пророча неминуемый переходъ самой Англіи къ демократическому режиму, Прево-Парадоль позволяетъ себѣ и другое предсказаніе, также болѣе или менѣе оправдавшееся: онъ говоритъ о возможности торжества демократіи безъ насильственнаго переворота, разъ правящіе классы пріобрѣтутъ ту политическую мудрость, которая требуетъ своевременныхъ уступокъ въ пользу не представленныхъ въ государствѣ классовъ. Другая не менѣе выдающаяся мысль автора -- это безповоротность совершающагося на нашихъ глазахъ демократическаго переворота. Демократія, пишетъ онъ, можетъ впасть въ республиканскій ригоризмъ и даже въ рабскую изнѣженность Византіи (намекъ на вторую имперію), но ей такъ же трудно вернуться къ аристократіи, какъ рѣкѣ направиться къ своему верховью. Остановившись на опасностяхъ, какія представляетъ для демократіи вырожденіе въ анархію и народную деспотію, авторъ въ пятой главѣ подробно останавливается на критикѣ системы цезаризма, въ которой не трудно прочесть осужденіе имперіи.
   Вторая часть сочиненія посвящена вопросу о средствахъ къ одновременному упроченію демократіи и свободы. Авторъ подробно останавливается на всеобщемъ голосованіи. Въ разрѣзъ съ большинствомъ сторонниковъ парламентаризма, отчасти также со взглядами, имъ ранѣе высказанными, онъ рѣшительно объявляетъ невозможность попутнаго движенія въ смыслѣ ограниченія избирательнаго права. Безмолвное отношеніе державнаго народа къ декабрьскому перевороту временно вызвало въ немъ, какъ мы видѣли, горькое разочарованіе во всеобщемъ голосованіи.
   Еще въ 1854 году въ письмѣ къ Сальванди онъ говоритъ, что лица, склонныя къ либерализму, и онъ самъ въ томъ числѣ, смотрятъ на конституціонный порядокъ, какъ на защиту противъ suffrage universel, и какъ на лучшую гарантію публичныхъ вольностей. {Il est d'ailleurs évident que la partie active et logique de la nation est acquise aux idées libérales et ne sera ralliée au gouvernement constitutionnel que comme à un rempart contre le suffrage universel omnipotent, que comme à la meilleure garantie des libertés publiques. (Письмо отъ ноября 1854 года, страница 236).} Но болѣе объективное отношеніе къ фактамъ недавняго прошлаго, не дѣлая изъ Прево-Парадоля сторонника всеобщаго голосованія, убѣждаетъ его, однако, въ томъ, что Франція никогда не согласится съ системой ограниченныхъ выборовъ, въ какой-бы формѣ они ни были предложены. Духъ равенства, пишетъ онъ, не можетъ помириться съ тѣмъ, чтобы голосъ одного человѣка пользовался большимъ вѣсомъ, чѣмъ голосъ другого. {Tout système établissant un suffrage gradué ou proportionnel est repoussé d'avance par notre pays, où l'esprit d'égalité ne peut tolérer que, pour aucune raison, le suffrage d'un citoyen pèse désormais plus que le suffrage d'un autre. La France Nouvelle, стр. 68 n 69.} Прево-Парадоль относится къ suffrage universel, какъ къ неизбѣжному злу, точь въ точь, какъ Бисмаркъ, включившій его нехотя въ конституцію сперва сѣверо-германскаго союза, а затѣмъ имперіи.
   Въ главѣ, посвященной мѣстному самоуправленію, Прево-Парадоль выступаетъ поборникомъ свободы городскихъ и сельскихъ муниципій въ регулированіи хозяйственной жизни и предлагаетъ устройство тѣхъ самыхъ генеральныхъ совѣтовъ департаментовъ, какими надѣлилъ Францію законъ 1871 года, но онъ не довольствуется простой департаментской децентрализаціей; онъ не прочь сдѣлать по крайней мѣрѣ нѣкоторыя уступки федерализму, разумѣется, не въ формѣ оживленія старыхъ провинцій, а путемъ образованія областей изъ сосѣднихъ департаментовъ, имѣющихъ общіе промышленные интересы, нуждающихся въ созданіи какихъ нибудь общихъ учрежденій благотворительности и производствѣ совмѣстныхъ затратъ въ интересахъ общественной гигіены или на проведеніе дорогъ, каналовъ и т. п. Составленные путемъ выборовъ, областные совѣты призваны назначать депутатовъ въ верхнюю камеру, которая, такимъ образомъ пріобрѣтаетъ отличный отъ нижней составъ и помимо обращенія къ искусственному насажденію новаго дворянства или періи. Они призваны, очевидно, представлять такъ мало принимаемые доселѣ въ разсчетъ областные интересы. Такая реформа во многомъ опередила бы проведенную конституціей 1875 года организацію сената изъ депутатовъ, назначенныхъ генеральными собраніями. {Смотри стр. 108 и 109.} Если прибавить къ представительству областей еще представительство умственныхъ интересовъ страны, о которомъ также мечталъ Прево-Парадоль, то оказалось-бы, что, не отступая отъ требованій народнаго суверенитета и демократіи, сенатъ могъ-бы сдѣлаться выразителемъ тѣхъ запросовъ націи, которые всего менѣе приходятъ въ голову уполномоченнымъ отъ общинъ, но которые не менѣе существенны и не менѣе необходимы для поступательнаго развитія великой націи, чѣмъ интересы возможнаго сокращенія податей и возможно правильной ихъ разверстки.
   Верхняя палата играетъ, впрочемъ, въ проектѣ Прево-Парадоля второстепенную роль въ направленіи, какъ внутренней, такъ и внѣшней политики. Авторъ нимало не игнорируетъ тѣхъ возраженій, какія дѣлаются противъ всемогущества народной палаты, но они не трогаютъ его. Передъ его глазами выступаетъ примѣръ столь-же всемогущей англійской палаты общинъ, и онъ справедливо замѣчаетъ, что послѣднее слово должно-же быть предоставлено кому либо, и что меньше опасности дать его представителямъ народнаго кошелька, нежели органу исполнительной власти. Прево-Парадолю чуждо то стремленіе контролировать рѣшенія, принятыя представительствомъ путемъ прямой аппелляціи къ народу, о которомъ мечтали составители конституціи 1793 года, и которое нашло практическое осуществленіе въ формѣ швейцарскаго referendum. По примѣру англійской палаты общинъ, французская должна имѣть рѣшающее значеніе въ вопросахъ налогового обложенія и бюджета. Ей-же должно быть предоставлено право законодательнаго почина, что нимало не устраняетъ возможности обращенія ея къ государственному совѣту съ порученіемъ редактировать въ желательномъ для нея смыслѣ самый текстъ новаго закона, въ виду встрѣтившихся техническихъ трудностей. Народной палатѣ принадлежитъ также выборъ ея президента, составленіе адреса въ отвѣтъ на рѣчь короны, наконецъ созданіе самого министерства изъ членовъ большинства, министерства солидарнаго, отвѣтственнаго и выходящаго въ отставку каждый разъ, когда большинство палаты выскажется противъ него. Авторъ доказываетъ, что выговоренная конституціей 1852 года отвѣтственность главы государства, при отсутствіи всякихъ указаній о томъ, кто призванъ судить его, не имѣетъ на практикѣ никакого значенія.
   Но такъ какъ эта мнимая отвѣтственность покрываетъ собою отвѣтственность министровъ, то въ результатѣ оказывается, что, благодаря ей, исполнительная власть освобождена отъ всякаго дѣятельнаго контроля. Такого порядка можно и слѣдуетъ, по мнѣнію Прево-Парадоля, избѣжать въ будущемъ, установивъ во Франціи англійскую систему кабинета, т. е. своего рода избирательнаго комитета палатъ, составленнаго изъ членовъ ихъ большинства, лично и солидарно отвѣтственнаго и сходящаго со сцены съ перемѣною въ общественномъ настроеніи и перемѣщеніемъ голосовъ въ парламентѣ. Что касается до главы государства, то отнимая у него даже право прямого участія въ составленіи кабинета, право, которымъ онъ пользуется въ Англіи, Прево-Парадоль желалъ-бы ограничить его функціи однимъ распущеніемъ палатъ и при томъ только въ случаѣ, если мнѣніе большинства представителей покажется ему не отвѣчающимъ общественному мнѣнію страны. Рядомъ съ этимъ правомъ аппелляціи къ новымъ выборамъ, которое осуществляется главою государства, министерство, не располагающее большинствомъ и увѣренное въ поддержкѣ страны, также въ правѣ потребовать распущенія.
   Мы не скроемъ, что эта часть предложенной Прево-Парадолемъ программы кажется намъ всего менѣе совершенной. Имѣя передъ глазами вездѣсущую и всемогущую власть, Прево-Парадоль бросается въ другую крайность и осуждаетъ главу государства на еще большее безсиліе, чѣмъ то, какое выпало ему въ удѣлъ по конституціи 1875 года. Въ ней по крайней мѣрѣ президентъ, подобно англійской королевѣ, свободенъ въ выборѣ между вожаками численно господствующей партіи. Онъ воленъ поручить составленіе министерства любому изъ нихъ. Онъ не поставленъ также въ необходимость коллизіи съ собственными министрами по вопросу о распущеніи палатъ. А что если предложенная кабинетомъ аппелляція къ народу окажется нимало не отвѣчающей представленію президента о томъ, отлично-ли мнѣніе страны отъ мнѣнія парламентскаго большинства? Кому быть судьею такого конфликта? Прево-Парадоль не говоритъ объ этомъ ни слова.
   Я не признаю также удачнымъ другого отступленія, сдѣланнаго имъ отъ англійскаго образца, все въ тѣхъ же интересахъ ограниченія правъ исполнительной власти; я разумѣю перенесеніе въ руки судебныхъ палатъ права замѣщенія путемъ кооптаціи освободившихся вакансій въ составѣ магистратуры. Палаты представляютъ трехъ кандидатовъ, глава государства опредѣляетъ одного изъ нихъ на должность. Этимъ достигнута будетъ якобы независимость юстиціи. Но отъ чего? Отъ исполнительной власти -- пожалуй, но отъ судебной рутины, отъ того корпоративнаго духа, ésprit de corps, котораго такъ опасались еще дѣятели конституанты -- ни мало; а сколько тиранніи скрывается за этой корпоративной независимостью магистратуры, показала исторія судебныхъ парламентовъ старой Франціи и тѣхъ гоненій, какія подняты были ими противъ религіозной свободы.
   Весьма смѣлы высказываемые Прево-Парадолемъ взгляды на счетъ реформы войска, независимости печати и отношеній государства къ церкви. Его мысли о военной реформѣ нашли осуществленіе въ законахъ республики. Франція получила наконецъ свой "народъ -- войско." Но того-же нельзя сказать о его взглядахъ на необходимость полнаго разрыва между церковью и государствомъ и права отдѣльныхъ обществъ вѣрующихъ содержать причты на собственныя средства. Американскій образецъ, витавшій передъ его глазами, доселѣ остается пугаломъ для большинства французовъ.
   Сочиненіе Прево-Парадоля заканчивается взглядомъ, брошеннымъ въ будущее. Онъ предвидитъ возможность враждебнаго столкновенія между стремящейся къ объединенію Германіей и Франціей, намѣренной воспротивиться созданію сильнаго государства въ своемъ ближайшемъ сосѣдствѣ. Обвинивъ имперскую политику въ близорукости, благодаря которой она пожертвовала интересами Даніи и Австріи ради честолюбивой и настойчивой Пруссіи, онъ остерегаетъ французовъ отъ шовинизма и предвидитъ возможность неудачной войны и отнятія у Франціи нѣмецкихъ провинцій. {Ibid., страницы 374--393.}
   Можно судить послѣ этого, съ какими чувствами онъ лѣтомъ 1870 года вышелъ изъ перваго свиданія съ Наполеономъ, выслушавъ предварительно изъ устъ императрицы горячія нападки на Пруссію и требованіе военной репрессіи, "точно намъ предстоитъ отомстить на ней какую нибудь обиду," {Отрывокъ изъ дневника, воспроизводимый Греаромъ въ его біографія Прево-Парадоля, стр. 128.} заноситъ онъ въ свой дневникъ. Правда, императоръ высказался на томъ-же свиданіи въ самомъ примирительномъ духѣ, говоря, что Франція можетъ начать войну, только обезпечивъ себя союзомъ съ другими державами. Правда, что, отбывая изъ Бреста въ Америку съ порученіемъ отъ правительства и съ надеждою занять по возвращеніи видный постъ въ либеральномъ министерствѣ Эмиля Оливье, Прево-Парадоль еще читалъ въ оффиціальной печати заявленіе о томъ, что миръ обезпеченъ вполнѣ и никакая война не грозитъ континенту. Но едва онъ высадился въ Нью-Іоркѣ, какъ уже со всѣхъ сторонъ стали приходить извѣстія о неминуемомъ разрывѣ съ Пруссіей. Дотолѣ равнодушный къ инсинуаціямъ, или, какъ онъ выражается, къ наивнымъ глупостямъ, niaiseries, которыя говорятся и пишутся на его счетъ, {Письмо къ Вогеіу отъ 30 іюня 1870 года.} онъ двѣнадцать дней спустя, т. е. тотчасъ по высадкѣ, пишетъ Греару: "я весь погруженъ въ печаль; о, какъ бы мнѣ хотѣлось имѣть тебя вблизи, чтобы пользоваться твоей умѣлой поддержкой!" Три дня спустя онъ уже горитъ желаніемъ вернуться въ Парижъ, быть можетъ со скрытой надеждой повліять на ходъ событій, стать тѣмъ "руководителемъ правящаго Франціей человѣка," какимъ много лѣтъ раньше онъ мечталъ сдѣлаться, если вѣрить Максиму Дюканъ.
   Ничему этому не суждено было осуществиться, и 24-го іюля, небольшой кучкѣ друзей пришлось встрѣчать его хладный трупъ и провожать его до могилы; между тѣмъ приходили извѣстія о первыхъ пораженіяхъ и осуществлялось его пророчество.

Максимъ Ковалевскій.

   Beaulieu, villa Batava, 21 января 1895 г.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru