Кранихфельд Владимир Павлович
Борис Зайцев. Рассказы. Изд. "Шиповника". Спб. 1907 г

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Борисъ Зайцевъ. Разсказы. Изд. "Шиповника". Спб. 1907 г. Цѣна 50 коп. Не великъ по размѣрамъ багажъ, съ которымъ молодой художникъ пустился въ большой свѣтъ, выступивъ съ отдѣльнымъ изданіемъ своихъ разсказовъ. И тѣмъ не менѣе этотъ миніатюрный томикъ нельзя обойти молчаніемъ. Отъ него вѣетъ свѣжимъ дыханіемъ самобытнаго таланта, приковывающаго интересъ, возбуждающаго надежды.
   Въ сущности говоря, Борисъ Зайцевъ варьируетъ въ своихъ разсказахъ модный теперь среди нашихъ художниковъ мотивъ -- опоэтизированіе природы. Въ этой области мы имѣемъ уже не только болѣе или менѣе даровитыхъ художниковъ, но даже школы, окостенѣвшія въ усвоенныхъ ими шаблонахъ. Однако г. Зайцевъ счастливо уклонился отъ угрожавшаго ему вліянія рутины и съумѣлъ сказать свое собственное слово тамъ, гдѣ, казалось, почти невозможно было избѣжать указки поэтовъ, раньше его овладѣвшихъ позиціей. Мы думаемъ, что художника спасла въ данномъ случаѣ искренность его настроенія, искренность, всегда инстинктивно чуждающаяся условности готовыхъ формъ. Онъ дѣйствительно любитъ природу, понимаетъ ее и съ наивнымъ почти дѣтскимъ благоговѣніемъ вглядывается въ ея жизнь. Онъ стоить передъ раскрытою дверью природы, "точно передъ царскими вратами" (стр. 76). Да и вся слитая съ природой жизнь человѣка, въ ея примитивныхъ проявленіяхъ, представляется ему какимъ-то непрерывнымъ торжественнымъ церковнымъ служеніемъ, чѣмъ-то въ родѣ литургіи будничной жизни. Поэтому онъ говоритъ: "кофе отошелъ" (стр. 61) совершенно такимъ же серьезнымъ тономъ, какъ религіозные люди говорятъ: отошла проскомидія, отошла обѣдня.
   Самымъ типичнымъ для таланта г. Зайцева и вмѣстѣ съ тѣмъ самымъ колоритнымъ его очеркомъ слѣдуетъ признать разсказъ "Священникъ Кронидъ". Здѣсь человѣкъ совершенно слился съ пейзажемъ, растворился въ немъ,-- онъ сталъ неотдѣлимою частью послѣдняго, вступивъ въ полную гармонію съ воздушной и свѣтовой средой. Здѣсь нѣтъ опредѣленнаго рисунка, есть только краски, симфонія красокъ, играющихъ колеблющимся разнообразіемъ оттѣнковъ. Самого о. Крови да въ разсказѣ собственно нѣтъ. Но зато какъ отчетливо ярко рисуется здѣсь "просторное поповское житье", плодоносная матушка, весна и шумъ; могущественно вздуваются куличи; прудъ цѣликомъ взломанъ и изгроможденъ рыхлымъ льдомъ": но тепло идетъ, и выпуклыя взгорья горячо мокнуть въ свѣтѣ. Большая суета у матушки; много бѣгаютъ по кладовымъ съ маслами и всякими значительными снадобьями для булочнаго дѣла". А въ это время о. Кронидъ везетъ на праздникъ изъ семинаріи своихъ сыновей, "молодую армію". И дальше цѣлый рядъ мѣняющихся, какъ въ кинематографѣ, картинъ. Кронъ у пасхальной заутрени, гдѣ онъ "ведетъ древнее служеніе". На завтра Кровъ уже ѣдетъ, вмѣстѣ съ однимъ изъ сыновей своихъ, "за данью". Вотъ его первое посѣщеніе,-- о. Кронъ чинно молится, чинно пьетъ и закусываетъ и "такъ же работаетъ у всѣхъ помѣщиковъ, мудро бесѣдуетъ и временами поглядываетъ на юношу: не перегруженъ-ли". Затѣмъ Кронъ на полѣ "поднимаетъ иконы". "Это значитъ, впереди Кронъ, съ дьякономъ, а сзади несутъ хоругви; идутъ веселой гурьбой по дорогѣ, поютъ "Христосъ Воскресе"; теплый вѣтеръ хорошо дуетъ сбоку, хоругвеносцы храбро потѣютъ, а дома всѣ жгутъ"... Дальше мы видимъ Крона на похоронахъ, на ярмаркѣ, въ полѣ, среди молодыхъ ржей, и вездѣ, во всѣ моменты жизни, о. Кронидъ и его прихожане остаются величаво спокойными, важными, какъ величаво спокойна и важна окружающая ихъ природа. Потому что вся жизнь, всѣ чувства, мысли и поступки этихъ людей опредѣляются такими же предустановлеными законами, какими опредѣляется и жизнь космоса.
   Весною должна шумѣть большая вода по логамъ, и она непремѣнно выполнитъ свое назначеніе. А матушка должна наготовить куличей, раскраситъ яйца "въ побѣдныя цвѣта". И сдѣлавъ это, она будетъ спокойна: "хотя бы и Страшный Судъ". Въ деревнѣ мрутъ ребята -- "все животъ".-- Ну, что жъ? Деревня и это несчастье встрѣтитъ съ тѣмъ же безропотнымъ спокойствіемъ, какъ встрѣчаетъ она зимнюю стужу или лѣтнее бездождіе, и Кронъ съ тою же мѣрною неторопливостью будетъ служить панихиды, съ какою онъ въ день Егорія раздаетъ благословеніе гуляющему скоту. Здѣсь все, какъ въ природѣ, просто, понятно, необходимо. Даже пьяный, праздничный разгулъ никого не смущаетъ и не тревожитъ, потому что "въ это время грѣшно и немыслимо не напиваться, не лежать подъ заборами".
   Правда, зеленая молодежь деревни какъ будто нарушаетъ немного эту величавую простоту и налаженность отношеній. И когда, напримѣръ, Кронъ просто и основательно бесѣдуетъ съ помѣщикомъ о Толстомъ, о войнѣ, о хозяйствѣ, юный семинаристъ ерзаетъ на стулѣ и стыдится своихъ рукъ. Но вѣдь и жеребята не умѣютъ вести себя въ день Егорія, когда, во время молебна, въ коровахъ замѣчается "задушевность", а "лошади спокойны и важны, какъ добрые работники". Очевидно, и Кроновы семинаристы и жеребята пока еще не усвоили себѣ сущности деревенскаго обихода, не знаютъ еще, что, какъ и къ чему. но все это въ свое время "образуется", и станутъ они, каждый на своемъ мѣстѣ, задушевными скотами, благолѣпными попами и всѣ вмѣстѣ добрыми работниками.
   Мы остановились на одномъ разсказѣ г. Зайцева, чтобы познакомить читателя съ своеобразными пріемами его письма, съ своеобразнымъ отношеніемъ его къ природѣ и человѣку. Но, конечно, и въ такой передачѣ мы могли показать только голый остовъ разсказа. И для того, чтобы увидѣть нѣжную игру красокъ, характеризующую творчество этого художника, надобно непремѣнно прочитать разсказы цѣликомъ.
   Способность автора понимать жизнь природы въ связи съ примитивными человѣческими настроеніями и переживаніями въ одинаковой мѣрѣ раскрывается и въ другихъ разсказахъ сборника. Вотъ "Волки", голодные, злые волки, высохшіе, съ облѣзлыми боками, безсмысленно мечутся по окрестности, днемъ спасаясь отъ охотниковъ, ночью выискивая добычу. Они мыслятъ въ разсказѣ человѣчно-волчьими мыслями и даже говорятъ человѣческимъ языкомъ. Авторъ хорошо понимаетъ ихъ голодный вой, раздающійся по ночамъ среди блѣдныхъ снѣжныхъ полей. Понимаетъ и сочувствуетъ, пока самъ не вышелъ на охоту. Теперь (въ разсказѣ "Мгла") авторъ находится въ новой обстановкѣ и охваченъ новыми настроеніями. Положеніе нѣсколько измѣнилось: вчера человѣкъ только сочувствовалъ волку; сегодня, съ ружьемъ въ рукахъ, онъ самъ сталъ волкомъ.-- "Въ горлѣ хрипѣло, пальцы хрустятъ, ротъ дергается я что-то безумное, сладострастно-жестокое владѣетъ мной; какъ будто руки моя жаждали теплаго, трепещущаго мяса, "его" мяса, и я, не задумываясь, зарѣзалъ бы его, наносилъ бы ему безъ счета раны, только бы онъ былъ мой!"
   Полный хозяинъ въ полѣ, въ деревнѣ, гдѣ люди просты, какъ проста и понятна автору взростившая ихъ природа, г. Зайцевъ оказывается въ городѣ чужимъ человѣкомъ. Самъ онъ, повидимому, не сознаетъ этого. Напротивъ, въ первомъ же, посвященномъ городу разсказѣ ("Тихія Зори") онъ надѣляетъ городъ эпитетами ("чудесный, любимый мой городъ"), которыхъ мы не встрѣчали у него въ примѣненіи къ полямъ и рощамъ деревни. Но посторонняго наблюдателя какъ разъ именно это обстоятельство и наводитъ на подозрѣнія: искреннее чувство чуждается подчеркиваній. Читайте разсказъ дальше, и ваши подозрѣнія найдутъ для себя новую пищу. Краски автора въ описаніи города блѣднѣютъ, затуманиваются; затуманивается и нае роеніе автора. Та ясность зрѣнія, которой онъ только что порожалъ насъ, исчезаетъ въ городѣ, гдѣ многое ему непонятно и наводить на него поэтому жуткое чувство. "Жуткимъ" кажется ему мерцающій въ церкви красный огонекъ (стр. 29), "жуткимъ" и "каменный сонъ" города. "Темныя дуновенія налетали откуда-то сверху" (стр. 32). Но это еще не типичный городской разсказъ.
   Окончательно въ городъ переселяется художникъ въ двухъ послѣднихъ разсказахъ сборника ("Черные вѣтры" и "Завтра"), но своей богатой палитры, своей привычной кисти онъ не могъ взять съ собой. Сложныя отношенія города, завязавшаяся внутри его борьба, которой не знаютъ ни волки, ни охотники, и которая такъ мало похожа на наши сѣверныя бураны и грозы, обезоружили художника. Въ этихъ двухъ картинахъ вы не найдете почти ни одного красочнаго пятна, почти ни одного яркаго образа. Надуманныя холодныя сравненія, шаблонные эпитеты перегружаютъ разсказы въ такой степени, что въ результатѣ всѣ они немедленно же по прочтеніи безслѣдно исчезаютъ изъ памяти. Да и какъ ихъ удержать въ головѣ, когда въ одномъ только маленькомъ разсказѣ "Завтра!" одно представленіе толпы дано авторомъ по крайней мѣрѣ въ девяти различныхъ образахъ? Мрачное море, могучій, взметающій штормъ, человѣческій водопадъ, огромный черный корабль, бурлящая лава и т. д. и т. д.
   Очевидно, одинъ и тотъ же пріемъ не пригоденъ для того, чтобы при помощи его можно было съ одинаковой яркостью передать и простоту примитивныхъ переживаній, и сложность соціальныхъ отношеній.
   Въ техникѣ молодого художника есть много недочетовъ, но такъ какъ техника -- дѣло наживное, то о ней мы на этотъ разъ предпочитаемъ попросту умолчать. Вл. Кр.

"Современное Обозреніе", No 2, 1907

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru