Недавно въ газетахъ былъ перепечатанъ приказъ Омскаго коменданта по гарнизону. Приказомъ этимъ гг. штабъ- и оберъ офицеры г. Омска приглашались для встрѣчи Новаго года во дворецъ генералъ-губернатора, причемъ, кромѣ обычныхъ указаній касательно формы одежды, въ приглашеніи заключались и такіе пункты:
"Всѣмъ приглашеннымъ генераламъ, гг. офицерамъ и ихъ семействамъ прибыть во дворецъ 31-го декабря непремѣнно къ 9-ти часамъ вечера и ни въ какомъ случаѣ не позже. При встрѣчѣ Новаго года, при возглашеніи тоста за Государя Императора и Царскую фамилію всѣмъ присутствующимъ гг. офицерамъ дружно и громко подхватывать "ура". Приглашеннымъ гг. офицерамъ оживленно и, по возможности, непрерывно танцовать, а не стоять около стѣнъ зрителями" {"Рѣчь", 17 янв. 1912 г.}.
Штатскимъ читателямъ этотъ приказъ доставилъ, конечно, минутку развлеченія. Но военныхъ нисколько не удивилъ, какъ пришлось убѣдиться пишущему эти строки,-- до такой степени свыклись они съ этимъ менторскимъ тономъ командующихъ, такъ примелькалась имъ подобная литература приказовъ, инструкцій, наставленій и пр.
Знакомый молодой офицеръ показалъ мнѣ книжку, которую ему и его товарищамъ-юнкерамъ дали при выпускѣ изъ училища въ качествѣ карманнаго руководства въ предстоящей имъ новой дѣятельности.
-- Начальникъ училища совѣтовалъ заучить, какъ катехизисъ,-- необходимая и полезнѣйшая книга!-- сказалъ онъ при этомъ.
-- Что-же, дѣйствительно -- полезнѣйшая?
-- Обыкновенныя "Правила хорошаго тона". Написана подъ Суворовскій стиль, но мѣстами туманно, точно изрѣченія Заратустры... Не сразу разжуешь.
Я перелисталъ книжку,-- она имѣла видъ солдатской памятки листовки, цѣною копеекъ въ пять. На титульномъ листѣ значилось: В. М. Кульчицкій. Совѣты молодому офицеру. Изданіе І-е. Волочискъ. 1910 г. Въ предисловіи было сказано, что цѣль изданія Совѣтовъ -- избавить молодыхъ офицеровъ отъ промаховъ и ошибокъ какъ въ частной жизни, такъ и на службѣ, что тутъ собраны старыя, но вѣчно новыя истины, которыя большинствомъ забываются, молодые же люди, не освоившіеся съ новымъ положеніемъ, часто не знаютъ, какъ слѣдуетъ поступить въ нѣкоторыхъ случаяхъ, не предусмотрѣнныхъ уставами, "слѣдствіемъ чего происходятъ грустныя, непоправимыя и нежелательныя послѣдствія"...
Хотя стиль и не очень показался мнѣ безупречнымъ, но эти благія цѣли подкупили, и я погрузился въ чтеніе.
Въ главѣ первой давалось указаніе, какъ долженъ поступать офицеръ, въ первый разъ пріѣхавшій въ полкъ: согласно Уст. гарниз. службы, ст. 400 и 401, онъ обязанъ явиться къ командиру полка послѣ 11 час. утра. Но на практикѣ поступаютъ такъ: сперва въ канцеляріи надо представиться адъютанту и получить отъ него необходимыя указанія, такъ какъ "въ каждомъ полку свои обычаи-традиціи". Не заставши командира дома, явиться вторично, стараясь застать, а первый разъ расписываться или оставлять служебный билетъ не рекомендуется.
Столь же полезныя указанія идутъ далѣе -- о визитахъ офицерамъ женатымъ и холостымъ, о появленіи въ общественныхъ мѣстахъ, о формѣ одежды въ разныхъ случаяхъ, съ самыми детальными указаніями, примѣчаніями и оговорками:
"Гулянья -- сюртукъ, за городомъ -- китель. Въ каждомъ военномъ округѣ свои правила".
"Маскарадъ публичный -- офицерамъ не принято танцовать"... (стр. 22--23).
Если вспомнить, что, при нынѣшнемъ обиліи и разнообразіи военныхъ формъ, регламентація вопроса, какъ одѣваться въ разныхъ случаяхъ, составляетъ цѣлую науку, не легко доступную усвоенію, то такого рода указанія, какъ вышеприведенныя, конечно, чрезвычайно полезны.
На дальнѣйшихъ страницахъ шли наставленія, которыя, собственно, и можно было отнести къ категоріи "правилъ хорошаго тона":
"Знакомясь съ дамой, руки не цѣлуй. На улицѣ никогда и никому не слѣдуетъ цѣловать руки. Не цѣлуютъ руку въ перчаткѣ. На балу, представляясь дамѣ, во время танцевъ, чтобы поздороваться съ ней,-- перчатки не снимай.
"При домахъ (вообще въ обществѣ) не совсѣмъ прилично закладывать ноги (sic) на ногу.
"Желая курить -- проси разрѣшенія дамъ, а лучше жди, пока тебѣ предложатъ: или хозяйка дома, или старшій (смотря, гдѣ и когда). За столомъ и при дамахъ даже неудобно и обращаться за подобнымъ разрѣшеніемъ, если старшіе не курятъ.
Непосредственно за правилами хорошаго тона и благовоспитанности, въ одной рубрикѣ съ ними, идутъ наставленія высшаго порядка,-- касательно офицерской этики, такъ сказать,-- и сообразно съ этимъ нѣсколько мѣняется стиль: казарменная "Словесность" обрубленнаго типа чередуется съ неожиданными глубокомысленными реченіями:
"За полковыми дамами не ухаживай (въ пошломъ смыслѣ). Не заводи грязь въ своей полковой семьѣ, въ которой придется служить десятки лѣтъ. Подобные романы всегда кончаются трагически. Ищи женщинъ на сторонѣ: каждая женщина стоитъ одна другой.
"Отъ женщины труднѣе отдѣлаться, нежели плѣнить другую.
"Женщину страшитъ всегда болѣе огласка, чѣмъ потеря чести.
"Въ интимной своей жизни будь очень и очень остороженъ" -- "полкъ твой верховный судья".
"Избѣгай разговоры (sic) на военныя темы съ случайными знакомыми.
"Будь осмотрителенъ въ выборѣ знакомыхъ; руководствуйся не только ихъ образованіемъ, но и соціальнымъ положеніемъ въ обществѣ (sic).
"Скажи, съ кѣмъ ты знакомъ и что читаешь, и я скажу кто ты.
"Итакъ, будь порядочнымъ офицеромъ"... (стр. 18 и 19).
Хотя и не прибавлено: "такъ говорилъ Заратустра", но, судя по тону, это само собой должно подразумѣваться.
Въ дальнѣйшемъ авторъ нѣсколько разъ возвращается къ вопросу объ офицерской порядочности, чувствуя, очевидно, что ограничить ее однимъ воздержаніемъ отъ ухаживанія за полковыми дамами и выборомъ знакомствъ сообразно положенію и состоянію -- нельзя. Онъ дополняетъ ее новыми указаніями то краткими и внушительными, то очень распространительными, съ экскурсіями въ сторону, въ области философіи и политики, съ мотивировкой, параллелями, сравненіями и прочими стилистическими украшеніями:
"Не кути на чужой счетъ.
"Избѣгай исторій и скандаловъ. Не выступай непрошеннымъ свидѣтелемъ: поддержавъ одного, наживешь врага въ другомъ -- палка о двухъ концахъ. Нейтралитетъ -- средство великихъ державъ, чтобы сохранить со всѣми добрыя отношенія.
"Услугами чужого денщика не пользуйся, ничего не приказывай -- не тактично. Помни всегда: "если хочешь жить, дай жить другимъ".
"Никогда не критикуй дѣйствій и поступковъ начальства вообще, особенно и Боже упаси -- при нижнихъ чинахъ. (Дисц. уст. § 2).
"Руководствуйся въ жизни инстинктомъ, чувствомъ справедливости и долгомъ порядочности"...
Перечисленіе признаковъ и правилъ офицерской порядочности не ограничивается этими пунктами. Но здѣсь нѣтъ возможности исчерпать все обиліе цѣнныхъ указаній, разсыпанныхъ въ книжкѣ и дающихъ полный сводъ понятій военнаго автора объ этикѣ. Заключительный штрихъ дается въ той спеціальной части о воинскомъ достоинствѣ и чести мундира, которая временами порождаетъ въ нашей общественной жизни такіе острые и печальные эксцессы, поднимаетъ вопросы -- всегда безплодные -- объ обывательской безопасности, объ отвѣтственности или безотвѣтственности лицъ, коимъ присвоено ношеніе оружія, прибѣгающихъ къ нему въ случаяхъ столкновеній съ людьми, одѣтыми въ штатское платье.
На стр. 10 и 11-й по этому вопросу даются "молодому офицеру"слѣдующіе совѣты:
"Не умѣя владѣть оружіемъ, не обнажай его!
"Если обстоятельствами принужденъ прибѣгнуть въ силѣ оружія -- полумѣръ не должно быть. Бей наповалъ и непремѣнно съ одного раза. Даже за одно обнаженіе оружія отвѣтишь по суду. Бойся живого, а мертвый безвреденъ и на судѣ. Раненый и калѣка -- ярмо. Онъ обвинитъ тебя на судѣ. Спасая себя отъ отвѣтственности, оклевещетъ, а ты, не доказавъ его лжи, хотя и правъ, погибъ или принужденъ содержать всю жизнь (не убитаго тобою), вслѣдствіе рѣшенія экспертовъ и суда, какъ не способнаго къ труду послѣ увѣчья".
Нѣсколько ниже (на стр. 15-й), послѣ разсужденія объ отвѣтственности по закону за убійство, совершенное офицеромъ при обстоятельствахъ, заключающихъ въ себѣ признаки оскорбленія офицерской чести, авторъ Совѣтовъ добавляетъ: "На практикѣ до сихъ поръ всѣ подобнаго рода дѣла повергались или военнымъ судомъ, или, еще до преданія суду, военнымъ начальствомъ на Монаршее милосердіе, и наказаніе или вовсе отмѣнялось, или. значительно смягчалось".
Надо вспомнить, что книжка эта была роздана начальствомъ одного военнаго училища выпускному классу юнкеровъ и рекомендована къ изученію въ качествѣ катехизиса офицерскаго поведенія. Слѣдовательно, воспитатели молодого команднаго состава, арміи раздѣляли не только этотъ совѣтъ -- бить наповалъ и непремѣнно съ одного раза, но и откровенную мотивировку этого пріема ("мертвый не повредитъ на судѣ, а живой непремѣнно оклевещетъ, да еще содержи его всю жизнь по приговору экспертовъ и суда"), а также вѣскость послѣдующихъ соображеній о ненаказуемости или о слабой наказуемости такого рода дѣяній...
Въ короткой замѣткѣ нѣтъ возможности, разумѣется, обстоятельно остановиться на этомъ пунктѣ военной этики, столь существенномъ во взаимоотношеніяхъ арміи, какъ касты, и остальной массой народа, несущаго на своихъ плечахъ не только тяжесть ея содержанія, но, въ сущности, и все "дѣло защиты отечества"(Высочайшій манифестъ 1 января 1874 года). Да и много уже было высказано въ печати по этому вопросу,-- много горькаго, справедливаго, твердо обоснованнаго; не меньше -- постыднаго, цинично-льстиваго, угодливаго со стороны той части печати и тѣхъ общественныхъ группъ, которыя монополизировали патріотизмъ и вмѣстѣ съ нимъ "любовь къ арміи". Подкладка этого фавора сшита, бѣлыми нитками, и мыслящая часть арміи, можетъ быть, знаетъ истинную цѣну этой любви, но отмахнуться отъ нея, по нынѣшнимъ временамъ, не такъ-то просто. Подлинный голосъ патріотовъ прозвучалъ, впрочемъ, недавно, при обсужденіи новаго военнаго закона въ Г. Думѣ, когда деп. Марковъ II ругательски ругалъ представителя оппозиціи, деп. Шингарева за внесеніе вопроса о пенсіи нижнимъ чинамъ.
Но это къ слову. Обратимся къ совѣтамъ г. Кульчицкаго и, въ связи съ ними, къ свѣжимъ воспоминаніямъ, иллюстрирующимъ отношенія нѣкоторой части офицерства къ штатскимъ обывателямъ -- къ "шпакамъ". Въ короткое время передъ русскимъ обществомъ прошелъ рядъ дѣлъ, обагренныхъ кровью: дѣло братьевъ Ковалевскихъ, подпоручиковъ Накашидзе и Разсказова, Марченко, поруч. Кугатова и др.
Особенно характерно дѣло поруч. Кугатова въ Царицынѣ. Подвыпившій на Пасху приказчикъ Поляковъ оскорбилъ жену офицера нескромнымъ предложеніемъ, принявъ ее за другую особу. Поручикъ Кугатовъ, чтобы наказать оскорбителя, прибѣгъ къ револьверу: пять разъ выстрѣлилъ въ Полякова, но каждый разъ промахивался. Прибѣжавшій на выстрѣлы полицейскій патруль взялъ Полякова въ часть. Спустя значительный промежутокъ времени, явился въ часть и поруч. Кугатовъ и здѣсь, уже въ присутствіи чиновъ полиціи, стрѣлялъ въ Полякова опять и, когда Поляковъ, обливаясь кровью, упалъ, поручикъ рубилъ его еще и шашкой... {Цариц. Вѣстн., отъ 16 апр. 1911.}
Неизвѣстно читалъ ли поручикъ Кугатовъ Совѣты молодому офицеру, но полицейскіе чины г. Царицына, безмолвно присутствовавшіе при этой расправѣ, вѣроятно, читали, потому что большаго проникновенія духомъ Совѣтовъ и представить себѣ нельзя: обыватель -- шпакъ, т. е. просто птица, и, какъ всякое пернатое, можетъ служить мишенью военному человѣку для упражненія въ стрѣльбѣ... Ну, а чтобы "раненый и калѣка не былъ ярмомъ" для г. офицера,-- его, понятное дѣло, удобнѣе бить наповалъ...
Безправіе и беззащитность россійскаго обывателя тоже, конечно, не новость, но тѣмъ не менѣе есть общественныя категоріи, между которыми даже и военнымъ приходится дѣлать различіе. Въ Тифлисѣ убѣленный сѣдинами старикъ, ѣхавшій въ трамваѣ, обратился съ просьбой къ двумъ молодымъ офицерамъ, сидѣвшимъ рядомъ съ нимъ, не курить въ вагонѣ. За эту просьбу старикъ, по требованію курящихъ офицеровъ, былъ арестованъ городовымъ и отведенъ для выясненія личности въ участокъ. Въ участкѣ личность выяснилась: старикъ оказался членомъ тифлисской судебной палаты г. Кованько. Полицейскіе получили выговоръ, офицеры извинились передъ г. Кованько... Но нашелся, все-таки, "шпакъ", которому пришлось пострадать изъ за этой исторіи, это былъ редакторъ газеты "Новая Рѣчь", напечатавшій замѣтку по поводу инцидента съ г. Кованько. Тифлисскій генералъ-губернаторъ Рябинкинъ, во первыхъ наложилъ административное взысканіе на газету, а во-вторыхъ -- возбудилъ противъ редактора дѣло въ судѣ. И, какъ ни доказывалъ суду подсудимый, что онъ считалъ себя обязаннымъ выступить въ защиту оскорбленнаго старца и призывать общество къ соблюденію порядка и законности, окружный судъ нее таки приговорилъ его къ 2-хъ недѣльному аресту. {"Зак. Рѣчь", 30 апр. 1911 г.}
Позволю себѣ привести еще одну иллюстрацію для характеристики тѣхъ широкихъ возможностей, которыя россійская дѣйствительность предоставляетъ глазомѣру, быстротѣ и натиску "молодыхъ офицеровъ" на обывателей всѣхъ возрастовъ. Это -- приказъ командующаго войсками казанскаго военнаго округа, ген.-лейт. Сандецкаго, No 234 (1908 г.) {"Русск. Слово", 1908 г. No 252.}:
"Въ ночь на 18-е сентября с. г. въ Уфѣ чинами казачьей 2-й полусотни 4-й сотни 11-го Донского казачьяго полка были произведены буйства. Произведеннымъ дознаніемъ выяснилось, что сотникъ Сдобновъ, будучи на именинахъ у одного изъ членовъ союза русскаго народа {Курсивъ, разумѣется, мой. Ѳ. К.} и узнавъ изъ разговора, что въ то время на заводѣ Гутмана происходитъ совѣщаніе революціонеровъ, отправился самъ произвести обыскъ въ квартирѣ Гутмана, вызвавъ по тревогѣ дежурную часть сотни -- 10 казаковъ -- и пригласивъ для присутствія при обыскѣ дежурнаго околоточнаго надзирателя Константиновскаго. Во время производства обыска урядникъ Деревяшкинъ, возмущенный заявленіемъ 2 казаковъ объ угрозѣ Гутмана стрѣлять въ нихъ, ударилъ Гутмана нагайкой. Показаніями свидѣтелей со стороны потерпѣвшаго выяснилось, что Гутмана били по приказанію сотника Сдобнова. По его же приказанію тѣломъ Гутмана вышибали дверь конторы, и сотникъ Сдобновъ стрѣлялъ изъ револьвера, и что по окончаніи обыска казаки потребовали отъ хозяина пива и, получивъ его, пили въ квартирѣ Гутмана. Принимая во вниманіе, что сотникъ Сдобновъ былъ въ возбужденномъ состояніи, я, на основаніи 10 ст. дисц. уст., ограничиваюсь на этотъ разъ дисциплинарнымъ взысканіемъ и предписываю арестовать его за произведенное имъ буйство на 20 сутокъ, съ содержаніемъ на гауптвахтѣ. Урядника Деревяшкина за нанесеніе ударовъ Гутману арестовать смѣшаннымъ арестомъ на гауптвахтѣ на 30 сутокъ. Командиру 11-го Донского казачьяго полка полковнику Кочконогову за отсутствіе дисциплины въ полку объявляю выговоръ и предписываю принять мѣры къ поддержанію дисциплины и внутренняго порядка".
Возвращаюсь, однако, къ Совѣтамъ молодому офицеру. Мнѣ хочется думать,-- и я имѣю основаніе такъ думать,-- что далеко не вся армія проникнута такими представленіями о порядочности и чести, какія рекомендуетъ г. Кульчицкій, а съ нимъ и нѣкоторые военные воспитатели. По условіямъ переживаемаго момента, мы неслышимъ подлиннаго голоса арміи. Свободно и побѣдоносно раздаются лишь казенно-патріотическіе голоса. Но даже и то немногое, что случаемъ попадаетъ изъ военныхъ сферъ въ независимую печать, свидѣтельствуетъ объ иномъ образѣ понятій, чѣмъ рекомендуемый авторомъ Совѣтовъ молодому офицеру. Передо мной сейчасъ второй сборникъ статей по военнымъ и общественнымъ вопросамъ -- "Великая Россія", издатель котораго задался цѣлью внѣдрить въ сознаніе русскаго общества "здоровый милитаризмъ". Въ сборникѣ имѣется статья "Основы подготовки команднаго состава арміи". Въ заключительной части авторъ ея, человѣкъ несомнѣнно военный, разсуждаетъ, можетъ быть, и по-штатски, съ точки зрѣнія г. Кульчицкаго, но очень резонно:
"Армія есть только часть цѣлаго, плоть отъ плоти, кость отъ кости своей націи... Интересы ея тѣсно связаны съ интересами каждаго индивидуума... Обѣ стороны (народъ и армія) должны видѣть другъ въ другѣ работниковъ одного и того же дѣла, связанныхъ общими интересами и направляемыхъ законами, одинаково для всѣхъ обязательными... Армія должна и будетъ серьезно готовиться къ тому экзамену, для котораго она содержится, отбросивъ въ сторону все эгоистичное, все мелочное, все неподходящее къ высокому идеалу -- служенія Родинѣ" {Великая Россія, кн. II, 172--173 стр.}...
Припоминаю еще и статьи газеты "Военный Голосъ", не такъ давно издававшейся группой офицеровъ. Въ статьяхъ этихъ говорилось между прочимъ слѣдующее:
"Современная армія есть не что иное, какъ спеціально-организованная для государственной обороны часть народа...
"Въ сферѣ обще-правовыхъ отношеній надъ военнослужащимъ долженъ господствовать тотъ же законъ, что и надъ остальными гражданами. Этотъ принципъ является общепризнаннымъ во всѣхъ современныхъ европейскихъ законодательствахъ. Поэтому установленіе привиллегій, необходимость которыхъ не вызывается исключительными условіями военной службы, должно разсматриваться, какъ простой актъ фаворитизма къ арміи, нетерпимый при современныхъ условіяхъ государственной жизни"...
"Необходимо принять всѣ мѣры къ тому, чтобы какъ вся офицерская семья въ цѣломъ, такъ и каждый ея членъ въ отдѣльности были возможно ближе къ обществу и народу,-- чтобы между послѣдними и корпораціей офицеровъ стала невозможной наблюдаемая нынѣ отчужденность, а нерѣдко даже и вражда" {Цит. по сборн. "Военн. реформа", изд. "Военнаго Голоса" стр. 85.}...
Это звучитъ иначе, чѣмъ наставленія г. Кульчицкаго и его единомышленниковъ.
Справедливость требуетъ отмѣтить и то, что въ Совѣтахъ молодому офицеру есть подлинно хорошаго и достойнаго усвоенія. На стр. 19--21 авторъ поучаетъ, какъ надо относиться къ солдату. Повторяя напоминаніе ген. Драгомирова: "стойку поправлять безъ прикосновенія",-- онъ совершенно резонно разсуждаетъ далѣе такъ:
"Если руками лѣпить,-- солдатъ и забудетъ въ чемъ была ошибка, потому что она не дошла до его сознанія.
"Даже лошадь любитъ, чтобы ей говорили, а обучать человѣка, какъ безсловесное, совсѣмъ не подобаетъ"...
Опущена безъ упоминанія въ Совѣтахъ только одна важная сторона, о которой не мѣшаетъ напоминать и молодому, и опытному офицерству -- въ интересахъ сохраненія воинской чести въ незапятнанномъ видѣ. Сторона эта всплыла не въ однихъ только интендантскихъ процессахъ. Не очень давній процессъ 4-й донской дивизіи (да и не онъ одинъ) показалъ, что и строевыми офицерами иногда предается забвенію восьмая заповѣдь... На-дняхъ обошелъ газеты приказъ ген.-лейт. Жигалина по отдѣльной забайкальской бригадѣ (No 161, отъ 21 декабря 1911 г.). Генералъ, достигнувшій предѣльнаго возраста, въ своемъ прощальномъ приказѣ нашелъ необходимымъ также напомнить "о береженіи чести"... Но какая разница между простодушными, открытыми, безхитростными словами стараго служаки и глубокомысленными вѣщаніями г. Кульчицкаго...
"Въ торжественно-грустный для меня моментъ,-- говорится въ этомъ удивительномъ приказѣ:-- предъ лицомъ предстоящаго ухода изъ дорогой арміи... еще прошу, любя васъ,-- это беречь доброе имя своей чести, дабы и впредь не заслужить никому обвиненія, сказаннаго, какъ доложили мнѣ, командиромъ корпуса на маневрѣ одному изъ командировъ полка, что въ полку воръ на ворѣ" {"Рѣчь", 26 янв. 1912.}...
Сказано рѣзко, но самая эта рѣзкость постановки вопроса въ приказѣ престарѣлаго генерала не показываетъ ли, что въ слѣдующихъ изданіяхъ своихъ Совѣтовъ г. Кульчицкому не мѣшало бы обратить свою дидактику и въ эту сторону...