Куприн Александр Иванович
Извощик Петр

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:

   
   Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
   Пенза, 2015.
   

ИЗВОЩИК ПЕТР

   Глубокая зимняя ночь. Синий снег. Черные столетние ели, в белых лапчатых охабках. Я еду на извощике через гатчинский парк, от Балтийского вокзала до Варшавского (обычная провинциальная прогулка). Узкая дорожка, давно накатанная, блестит полированной сталью. Сладок и крепок морозный воздух. Старая, серая, в коричневой гречке, кобыла бежит непринужденной собачьей рысью. Извощик распустил возжи. По всему вижу, что ему хочется поговорить по душам. Изредка замахнется кнутом на лошадь, но не ударит, а лошадь в ответ рассеянно хлестнет хвостом.
   Старый, древний быт. Быт, проклятый критиками, создавшими презрительно унизительное словечко для иных писателей -- "бытовик". Но почему же в этом быте, в неизменной повторяемости событий, в повседневном обиходе, в однообразной привычности слов, движений, поговорок, песен, обрядов -- почему в них всегда жила и живет для меня неизъяснимая прелесть, утверждающая крепче всего и мое бытие в общей жизни?
   Да. Я знаю с безошибочной точностью, что сейчас произойдет. Мы подъедем к Варшавскому вокзалу. Я спрошу извощика:
   -- Сколько?
   Он непременно ответит:
   -- Чай, не обидите, Александр Иванович.
   Тогда я спрошу:
   -- Тебе выслать псковский бутерброд?
   Он ответит со знакомой мне хитрой конфузливостью:
   -- Если ваша милость будет... Прикажете подождать вас?
   Старому татарину слуге я скажу:
   -- Бабай (старик), или иногда Отай (отец), вынеси моему извощику псковский бутерброд!
   Он не будет спрашивать о подробностях. И мне, и ему, и извощику сто лет знакомо, как делается это кушанье. Разрезают вдоль французскую пятикопеечную булку, смазывают ее с обеих сторон маслом, прокладывают двумя большими кусками швейцарского сыра, а в середину втискивают ломоть ветчины. Почему "псковский", нам всем неизвестно.
   Но татарин сам понимает, что к этому псковскому угощению полагается не водка, а пиво. От водки извощика развозит, и он потом зябнет, пиво же дает теплоту. И мне больше не о чем заботиться.
   Как зовут этого извощика, я не знаю. Спины у всех извощиков одинаковы. Да, впрочем, может быть, одна из наших тягчайших вин та, что мы никогда не удосужились поглядеть в лицо извощика, разнощика, конюха, землекопа, каменщика, банщика и так далее, хоть и ехали на их спинах. Но иные ночные разговоры помню четко и любовно.
   -- Много ли сегодня выездил?
   -- Брось, Александр Иванович. На керенки считать? А чо мне с ними делать? Избу оклеивать ими?
   -- Да ведь радовался же ты, дурак, революции?
   -- Что и говорить, милый, все мы дураками были. Небось, и ты? Да нет, ты послушай, барин, как я раньше жил. Послушай только!
   Он бросает возжи, поворачивается ко мне и начинает загибать черные (вижу, не видя) корявые пальцы.
   -- Выезжаю я из Пижмы в город в восьмом часу утра. Овес со мною, собственный, не купленный. Положил гривенник. Ехать домой обедать в Пижму пять верст мне не расчет. Обедаю в трактире у Веревкина. Первым делом -- щи. С убоиной. Опять гривенник. Щи такие, что ложкой не проворотишь. Потом на пять копеек каши, пшенной или гречневой. Самое чистейшее подсолнечное масло. Хлеба, сколько хочешь. Черный -- бесплатно, ситного краюха -- копейка. Считаешь? Потом чай. Пятачок пара. Кипятку -- сколько хочешь. Ну, иногда мерзавца тяпнешь или угостишь кого. Всего-навсего сколько? Тридцать копеек. Да еще из них шестерке на чай две копейки. И сыт, и пьян, и в тепле сижу. Это за тридцать копеек. А выезжу два с полтиной. Так мне, милый, денег некуда было девать. Никакой царь богаче меня не жил...
   Замолкает. Против этой бытовой логики никак не попрешь. Замечаю немного уныло:
   -- Лошадь-то как у тебя исхудала. Он безнадежно машет кнутом.
   -- Что говорить. Одно основание осталось...
   Тут бы, кажется, и все о моем неведомом извощике, если бы не один случай, когда русская светлая душа улыбнулась мне с суровой и нежной лаской. Стоял мокрый октябрь 1919 года. Нам жилось необычайно трудно. В очередях выдавали клюкву. Это было праздником. Обыкновенно -- жмыхи. Пробовали ли вы когда-нибудь есть сухой репейник? Дизентерией хворали я и моя девятилетняя дочь. Мать совсем сбилась с ног, ухаживая за нами обоими. И вот вдруг приходит старая женщина, в платочке, с кульком под мышкой. Отворяю ей калитку, думаю -- мешочница. Спрашивает:
   -- Здесь живет Александр Иванович?
   -- Это я. Что нужно?
   -- Ты мужа моего знаешь? Извощика?
   -- Извощика? Ну как же, отлично знаю (лгу).
   -- Извощика Петра?
   -- Вот, вот, именно Петра.
   -- Так вот послал он меня к тебе. Умирает он, муж-то мой, извощик Петр. Отец Иоанн его вчера соборовал. Водянка у него. Ноги распухли, и к сердцу вода подступает. Захотел он кое-чем распорядиться перед смертью. И тебя вспомнил. "Скажи, что мы от него обиды никогда не видали. А ему, может быть, плохо живется. Так отнеси что-нибудь из съестного. Скажи, что от извощика Петра на память".
   И развернула кулек. Там был печеный черный хлеб, фунтов пять муки, шесть яиц и телячья лопатка -- "Вчера своего теленочка зарезали".
   Как мы ни старались всучить этой милой бабе денег -- ничего не вышло. Правда, перед занавеской из зеленого кавказского крученого шелка она не устояла. Но, ведь, женщина -- всегда женщина.
   Хотите мораль из этой отрывчатой повести?
   Вот она: как легко было в России быть добрым. А мы этого и не подозревали.

1924 г.

   

ПРИМЕЧАНИЯ

   Рассказ впервые прочитан Куприным 18 мая 1924 г. в Большом зале парижского отеля "Мажестик" (Программа вечера (Культурный центр "Дом-музей Марины Цветаевой". КП -- 700/17).
   Вошел в книгу Куприна "Купол святого Исаакия Далматского" (Рига, 1928). Печатался в журнале "Наш современник". -- 1988. -- No 11 (публ. О.Н. Михайлова). Затем включался в книгу: Куприн А.И. Купол святого Исаакия Далматского. Извощик Петр. -- М.: Раритет. 1991.
   -- извощик -- авторское правописание.
   -- в охабках снега -- охабка, или охапка -- ноша, которую можно унести, обхватив руками, от слова "охабанивать" -- хватать.
   -- мерзавца тяпнешь -- мерзавчик -- маленькая бутылочка с водкой вместимостью 1/8 литра -- 125 г. (около половины стакана). Название в просторечии с намеком на губительное действие содержимого бутылочки.
   Печатается по: "Наш современник". -- 1988. -- No 11 (публ. О.Н. Михайлова).
   
Оценка: 8.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru