Лабрюйер Жан
Характеры или нравы этого века. Жана де-Лабрюйера. С предисловиями Прево-Пародоля и Сент-Бёва. Перевод П. Д. Первова

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Русская Мысль", кн. IX, 1891.

   Характеры или нравы этого вѣка. Жана де-Лабрюйера. Съ предисловіями Прево-Пародоля и Сентъ-Бёва. Переводъ П. Д. Первова. Изданіе журнала "Пантеонъ Литературы". Спб., 1890 г. Жанъ де-Лабрюйеръ, мявшій въ самый разгаръ французскаго абсолютизма, не могъ, какъ мыслитель, подняться на такую высоту, съ которой ему было бы видно, на какихъ несправедливыхъ и потому шаткихъ основахъ покоился старинный режимъ во Франціи. "Онъ былъ слишкомъ далекъ отъ революціи,-- говоритъ Прево Пародоль,-- чтобы предчувствовать ее; онъ былъ слишкомъ привязанъ къ своему мѣсту въ общественной іерархіи, чтобы думать, что ее нѣкогда можно будетъ передѣлать сверху до низу; онъ слишкомъ близко видѣлъ прочность того монархическаго и аристократическаго монумента, который внушалъ тогда уваженіе всей Европѣ и которому не грозила еще никакая опасность, чтобы желать или предвидѣть, и, притомъ, издалека, разрушеніе или потрясеніе этого величественнаго сооруженія". Но хотя Лабрюйеръ не догадывался, что французскій колоссъ стоитъ на глиняныхъ ногахъ, тѣмъ не менѣе онъ прекрасно понималъ своихъ современниковъ: горожанъ, ученыхъ, адвокатовъ и этихъ наглыхъ вельможъ, которые "входятъ не иначе, какъ производя давку", а во время королевской мессы образуютъ обширный кругъ у подножія алтаря "и, повернувши лицо къ государю, молятся, кажется, на него, а не на Бога"..Его портреты придворныхъ превосходны, описаніе двора блещетъ остроуміемъ и вдумчивою наблюдательностью. Къ сожалѣнію, Лабрюйеръ не былъ художникомъ и потому не могъ придать своимъ выводамъ и наблюденіямъ форму органическаго цѣлаго, всѣ части котораго были бы спаяны общею идеей, выраженною въ отдѣльныхъ образахъ. Въ его Характерахъ вы встрѣтите портреты, а не типы, созданные присутствіемъ поэтическаго генія и вдохновеннаго творчества. Возьмите, напримѣръ, его Онуфрія и вы увидите, какъ справедливо замѣчаетъ Прево-Пародоль, что этотъ лицемѣръ правдоподобнѣе и ближе къ дѣйствительности, чѣмъ Тартюфъ Мольера. Онуфрій ближе къ дѣйствительности, потому что онъ блѣднѣе Тартюфа и лишенъ тѣхъ яркихъ красокъ,-- благодаря которымъ комедія Мольера производитъ на насъ потрясающее впечатлѣніе. Въ этомъ же сгущеніи красокъ, отмѣченномъ печатью творчества, лежитъ причина того, что объ Онуфріи знаютъ только спеціалисты въ исторіи литературы, между тѣмъ какъ Тартюфа читалъ каждый образованный человѣкъ. На этомъ примѣрѣ мы еще разъ убѣждаемся въ справедливости того положенія, что натурализмъ, кропотливая вѣрность, съ которой снимаются самыя мелкія черты, не могутъ замѣнить истиннаго творчества и только поэтическое вдохновеніе обезпечиваетъ себѣ полное безсмертіе.
   Не будучи поэтомъ, Лабрюйеръ былъ, какъ мы сказали сейчасъ,-- превосходнымъ наблюдателемъ. Въ немъ моралистъ чередуется съ психологомъ, который безстрастно заглядываетъ въ тайники нашей души и до тонкости постигъ женское сердце. Онъ полонъ остроумныхъ идей, которыми пользовались слѣдовавшіе за нимъ писатели. Тѣ главы изъ его замѣчательнаго труда, гдѣ онъ говоритъ о королѣ, о вельможахъ, о придворныхъ нравахъ, играютъ роль предисловія къ знаменитымъ Персидскимъ письмамъ Монтескьё. Точно также его любовь къ природѣ и навѣянная этою любовью смѣлая мысль, впервые отданная на судъ французовъ XVII вѣка, "что люди зависятъ отъ мѣстности въ отношеніи своего ума, расположенія духа страсти, вкуса и чувствъ", заставляютъ видѣть въ немъ предшественника Руссо. Лабрюйеръ умеръ въ 1696 г., но по своему міросозерцанію онъ стоитъ ближе къ слѣдующему вѣку, чѣмъ къ своимъ современникамъ. Сентъ-Бёвъ утверждаетъ, что его Характеры изобилуютъ блестящими зернами, давшими пышные всходы въ XVIII столѣтіи.
   Тотъ же Сентъ-Бёвъ съ сожалѣніемъ замѣчаетъ, что писатели XVIII вѣка относились съ обиднымъ равнодушіемъ къ памяти Лабрюйера, потому что онъ "казался недостаточно дѣятельнымъ и недостаточно спеціализированнымъ союзникомъ этого вѣка, полнаго враждебности и "страсти". Теперь эта несправедливость заглажена и Лабрюйеръ занялъ по праву принадлежащее ему мѣсто во французской литературѣ. Это мѣсто признается всѣми почетнымъ, такъ какъ онъ оставилъ въ наслѣдіе потомству цѣлый рядъ идей, сохранившихъ свою силу и для нашего времени. Дѣйствительно, въ Характерахъ есть глава "О сердцѣ", въ которой какъ бы мимоходомъ бросаются замѣчанія настолько цѣнныя, что они служатъ точками отправленія для современныхъ романистовъ-психологовъ. "Прекращеніе любви,-- пишетъ Лабрюйеръ,-- есть чувствительное доказательство того, что человѣкъ ограниченъ и что сердце имѣетъ свои предѣлы". Развѣ эта мысль не ложилась въ основу позднѣйшихъ произведеній, которыя защищали свободу чувства и до* называли, что всякая связь между мужчиной и женщиной, легальная или нелегальная, преступна съ нравственной точки зрѣнія, если не освящена чувствомъ? "Иные,-- продолжаетъ Лабрюйеръ,-- долго еще видятся по привычкѣ и толкуютъ на словахъ о взаимной любви, между тѣмъ, ихъ манеры давно уже говорятъ, что они не любятъ другъ друга". Это замѣчаніе можетъ послужить исходнымъ пунктомъ для многихъ повѣстей, гдѣ выводится на сцену потухающая любовь и предвидится возможность наступленія новаго чувства. "Любовь -- слабость, мои лечиться отъ нея -- часто тоже слабость" -- вотъ, наконецъ, изреченіе, о которомъ не мѣшаетъ иной разъ вспомнить поклонникамъ Крейцеровой сонаты.
   Переводъ Лабрюйера можетъ считаться цѣннымъ вкладомъ въ нашу литературу, кстати сказать, очень бѣдную переводами классическихъ сочиненій.

"Русская Мысль", кн.IX, 1891

  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru