Ламанский Владимир Иванович
Речь в Славянском обществе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Консерватизм: pro et contra, антология
   СПб.: РХГА, 2016. -- (Русский Путь).
   

В. И. ЛАМАНСКИЙ

Речь в Славянском обществе1

   На сделанное мне предложение многоуважаемым председателем сказать сегодня несколько слов я не считал возможным отвечать отказом. Напротив, я горячо благодарю его за оказанную мне честь говорить в первом, в новое царствование, чрезвычайном собрании Славянского общества.
   Присягнув недавно четвертому Государю, я живо помню семь, восемь лет царствования императора Николая I. Далекий от престола и правительства, не участвуя ни в законодательных, ни в административных делах и предприятиях двух последующих царствований Александра II и Александра III, я всегда с живейшим вниманием следил за внутренними и внешними событиями нашей истории за последние без малого полвека. Не немногих крупных и видных деятелей этого времени, крупных и видных по дарованиям и заслугам или по одному положению, я имел случай встречать, наблюдать и опознавать, обо всех других, как постоянный житель Петербурга и всегда имевший много знакомых из разных общественных слоев, имел довольно верные сведения и понятия. Одних из них я любил и уважал, других уважал, но не любил, третьих не любил и не уважал, но никому из них никогда не завидовал. С юности отказавшись от всякого искания служебной карьеры, внешних отличий и почестей и избрав себе безобидную долю тихого служения науке и русской литературе, я примкнул к разряду людей, благодаря Бога, все возрастающему у нас. Это -- смирные люди всех сословий и состояний. Воспитав свой ум научными наблюдениями и изысканиями, довершив свое образование путешествиями, в столице ли или провинции, занимаясь каждый своим излюбленным делом, они зорко наблюдают и критически оценивают все, что творится в нашем отечестве; Царю они преданы, к властям и начальствам почтительны, но у них не взыскивают. Они стараются лишь честно и на пользу России прожить свой век, оставить по себе доброе имя и не меньше князя Бисмарка до отставки никого не боятся, кроме Бога. В этом отношении они сливаются с массой миллионов русских людей, а по умственному развитию и образованию составляют истинные верхи общества, здоровую и нормальную интеллигенцию русской земли. Отзывы таких современников о настоящем образуют голос страны или общественное мнение, а отзывы их о более или менее недавнем прошлом, скорее, подходят, как бы его предугадывая, к суду потомства.
   Да позволено же мне будет сказать несколько искренних слов в память недавно почившего и погребенного Государя и приветствовать Его Сына, Молодого Царя Нашего, словами любви, надежд и упования.
   Уже не раз указывали на сходство царствования покойного Государя Александра III с царствованием Николая I; находили известное сходство воззрений этих государей на значение и объем самодержавной власти, на различные виды общественного самоуправления, на гласное выражение общественного мнения, на цели и задачи русского просвещения, искали известного сходства в некоторых мероприятиях деда и внука. Тут мы должны прибавить, что вступление того и другого государя на престол произошло при смутных обстоятельствах, всегда имеющих влияние на тот или другой характер царствования -- поступательный или строго консервативный. Но нельзя забывать, что 14 декабря, как оно ни было печально, далеко не походило на страшную катастрофу 1 марта, поразившую Царя-Освободителя и повергшую в ужас не одну Россию, но и весь образованный мир. Эта катастрофа была лишь последним звеном целой цепи предыдущих злобных покушений и безумных злодеяний. Да и личный характер Александра III отличался от характера Николая I. Царствование последнего продолжалось с лишком 29, а царствование Александра III немного более 13 лет с половиной.
   Но есть и другие, более крупные отличия последнего царствования от царствования Николая I. Последние его семь лет я живо помню, пережил и выстрадал их со всею тогдашней Россией. Главные события того времени всем известны. В 1849 г. происходила Венгерская кампания. В 1853 г. началась война с Турцией, перешедшая потом в войну ее союзников, Англии, Франции, Сардинии, при самом враждебном к нам нейтралитете недавно спасенной нами Австрии. Война окончилась уже в царствование Александра II падением Севастополя и Парижским миром, отнявшим у нас придунайский кусок Бессарабии и лишившим нас права иметь крепости и военный флот на Черном море. Императору Александру II удалось впоследствии восстановить эти нарушенные права России, но только отчасти -- кусок Бессарабии был нам возвращен, но правом возобновить Севастополь и Черноморский флот воспользовался уже Александр III. И в этом заключается первая историческая заслуга покойного Государя.
   Со времени императора Павла I до вступления на престол Александра III, как в XVIII столетии со смерти Петра II до вступления на престол Елизаветы Петровны возвышался у нас один из немногочисленных инородческих элементов, сильный своим образованием и веками воспитанный во вражде к славянству, над частью которого он привык властвовать. При русском дворе, в нашей дипломатии, в русской армии, в высших центральных учреждениях немецкий элемент занимал, относительно говоря, преобладающее, господствующее положение. Известны слова Ермолова, популярные в целой России о пожаловании ему высшей награды -- немецкой фамилии, хорошо рисуют положение немцев в России при Александре I и Николае I. Припомним, какое сильное и важное положение занимали иногда на западной окраине некоторые немцы, известные своими немецкими пристрастиями. Припомним несколько русских по происхождению, хотя, строго говоря, не государственных, но истинно придворных и влиятельных в свое время людей, кои поражали своим поклонением и прислуживанием остзейским баронам, защитой всяких привилегий и порядков Прибалтийского края, немецких колоний на юге и немецкого земледелия в Ковенской губернии. За печатание в Праге своих "Окраин" (а в России он не мог их напечатать) Самарин получил строгий выговор. Довольно свободная в то время печать получала предостережения за всякое правдивое слово о ненормальном положении русского, латышского и эстонского населения в Прибалтийских губерниях.
   Все это обличает 80-летнее почти господство пристрастных и ложных у нас воззрений на немецкий элемент в России. Мудрено ли, что он не смущался громко и решительно выдавать себя за единственно верную охрану и надежнейший оплот Русского Престола?
   После Елизаветы Петровны и Екатерины II, окруженной особенно в начале ее царствования блестящей плеядой даровитых русских государственных людей, Александр III первый взглянул прямо и просто, согласно со всем русским народом, на это привилегированное положение немецкого элемента в России. Не питая к нему ни малейшей вражды, ценя и уважая каждого почтенного человека немецкой народности, Александр III сознал ненормальность и неловкость прежнего явного предпочтения и особенно любовного покровительства немецкому элементу в России и счел необходимым даровать равноправность латышам, эстам и русским в Прибалтийском крае и отменить всюду прежнее привилегированное положение немецкого элемента в России: в немецких колониях на юге и западе, в университете Дерптском, в петербургской Академии наук. "Окраины" Самарина, запрещенные в прежнее царствование, были разрешены даже для продажи в России; идеи Самарина нашли сочувствие в Александре III, а по указаниям Государя были начаты и проводимы преобразования в Прибалтийских губерниях. Высокоразвитая, даровитая женщина, горячо любившая свою родину, строгая протестантка, баронесса Раден2, тогда еще только светская знакомая Самарина, пришла в ужас и негодование по беглом ознакомлении с первой книгой его "Окраин", но после того, как Самарин в ряде писем и личных бесед разъяснил ей свои воззрения и желания относительно остзейских порядков, баронесса Раден прониклась к Самарину глубоким уважением и чувством искренней привязанности.
   Умно, последовательно, гуманно и твердо проведенные в этом направлении преобразования доставят русскому народу и Русскому Царю глубокую признательность латышей и эстов, а между немцами и русскими создадут, можно надеяться, такие же дружелюбные, исполненные взаимного уважения, отношения, какие образовались после первой размолвки у баронессы Раден к Юрию Федоровичу Самарину.
   Третья великая историческая заслуга царствования покойного Государя заключается в обеспечении мира для России и для всей Европы. Оно достигнуто было не проповедями баронессы Зутнер3 в романе "Долой оружие" и учением графа Толстого "о непротивлении злу" и о вреде государств и армий, а, напротив, усилением, усовершенствованием мобилизации, перевооружением русской армии и укреплением западных наших границ. Не будь сделано всего этого, несмотря на энергичные протесты немецкой баронессы и русского графа, Россия непременно бы изведала в один из годов последнего десятилетия вторжение в свои пределы двух неприятельских армий.
   К таким военным приготовлениям Россия была вынуждена берлинским конгрессом и вскоре затем состоявшимся заключением Тройственного союза, обращенного против Франции с одной и против России с другой стороны. После этого должно было явиться обоюдное стремление России и Франции ко взаимному сближению4. Необходимость его была единодушно понята огромным большинством людей в России и во Франции. По своей доброй, простой душе, чуткий к нуждам и потребностям русской земли, Государь давно, кажется, волновался этим общерусским желанием, но Его ум, не скорый на заключения, долго колебался, пока, наконец, Его верный, здравый смысл не опознал наилучшей минуты для скрепления Своим Царским словом и делом этого сближения двух великих стран. Со стороны русского Государя это был шаг чрезвычайный. Надо помнить, что, за исключением нескольких коротких перерывов во время консульства и империи, второй империи после Парижского мира, при нашем дворе и у нашей дипломатии, под влиянием множества приближенных остзейцев, всегда больших немецких патриотов, Франция, а тем паче республика французская, систематически была представлена своего рода апокалипсическим зверем. Когда требовалось отстранение опасного, даровитого человека, всегда наилучшим средством считалось выражение сожаления, что этот хороший человек слишком-де увлекается французскими идеями. С развитием у нас просвещения эти средства умножались двумя столь же действительными словечками: славянофильство и нигилизм. Всех не поклонявшихся князю Бисмарку и не одобрявших остзейские порядки принято обвинять еще в славянофильстве и нигилизме.
   Полтора года тому назад мне случилось встретиться за границей и провести несколько дней с одним очень почтенным человеком и известным русским дипломатом5. Знакомы мы были с молодости, и беседа наша была откровенная. Это было до Тулонской встречи. Дипломат наш прямо и резко выразил свое полное неодобрение начавшемуся в Кронштадте сближению нашему с Францией. "Это политика улицы. Это не настоящая, не кабинетная политика. Политика так не ведется. Мы не должны были выходить из союза трех Императоров".
   Наш дипломат предвидел одни только бедствия и военные грозы от этой политики улицы. Последовавшие затем торговые договоры с Германией и Австро-Венгрией, усиленные работы по построению гигантского Сибирского пути и новые проекты железных дорог для соединения Архангельска с Пермью, Москвой и Петербургом, Москвы с Псковом, наконец, единодушные отзывы лучших государственных людей всех европейских государств6, заинтересованных в мировых великих заслугах, оказанных покойным Государем именно по части умиротворения Европы, вероятно, теперь убедили нашего дипломата, что эта политика была гораздо реальнее и разумнее прежней настоящей, кабинетной политики.
   Эта прежняя, так называемая настоящая политика иногда ставила Россию в служебные отношения к иностранным державам, особенно к Австрии, Пруссии и потом к Германской империи. Этой политике мы обязаны рядом разорительных войн императора Павла, пославшего Суворова в Италию спасать чужие и неизвестные России алтари и престолы, войска на Аустерлиц на защиту Австрии, отправившего их потом к Прейсиш-Эйлау и Фридланду на защиту Пруссии, двинувшего, наконец, за границу русскую армию в 1813 г. для освобождения Германии: об этом братстве по оружию наши соседи так любят при всяком удобном случае внушительно напоминать нам, вероятно, сознавая, что мы не жалеем, что в 1812 г. об этом братстве не было и помину. Вся эта политика носила тот же характер мечтательности и сентиментальности, как и вслед затем появившийся странный, полумистический священный союз. В исполнение наложенных им обязательств, Россия, словно верный вассал Австрии, ходила усмирять мадьяр и спасать едва ли нам особенно нужную целость этой империи. Политика священного союза дорого стоила России и окончилась падением Севастополя и Парижским миром. Наступившая затем политика Dreikaiserbund'a7 привела нас к берлинскому трактату и закончилась Тройственным союзом.
   Сближение России с Францией составляет эпоху в русской политике. Оно знаменует решимость России навсегда покинуть политику донкихотских рыцарских авантюр или похождений на защиту иностранных дворов и династий. Берлинский трактат и разные последующие события за Дунаем и Савою до настоящей минуты доказывают нам, -- как прекрасны и благородны были наши порывы 1875-1877 гг., -- что тогдашние наши увлечения, quorum pars parva fui8, страдали значительной долей мечтательности и сентиментализма.
   Как сентиментализм есть ложное направление или своего рода извращение чувства, равнодушного к горю близкому и направленного к горю далекому и малознакомому, так мечтательность есть извращение внимания к мысли, когда они от объектов, доступных представлению и пониманию, обращаются к предметам неясным и неопознаваемым.
   Наши деды и отцы вслед за нашим двором приходили в ужас и проливали слезы о бедной королеве Луизе, о бедных императоре австрийском и короле прусском и разных других коронованных владетелях, терпевших обиды в поражении от надменного корсиканца и ходили проливать свою кровь в 1805, 1806, 1813 гг. для освобождения народов от ига Наполеона.
   В этом, конечно, было много благородного увлечения, но оно было мечтательно и сентиментально, ибо наши старики забывали, что положение миллионов русских крепостных крестьян и их жен, невест и дочерей было в то время гораздо тягостнее и достойнее слез, чем положение иностранных государей и их подданных после Аустерлица, Иены и Ауэрштедта. И не в сто ли раз лучше бы было, если бы мы все эти заботы и филантропические попечения и хотя бы часть громадных денег, употребленных на эти войны, положили в первых годах нашего столетия на освобождение крестьян, на народное образование и на улучшение наших путей сообщения.
   То же самое надо сказать и про наши увлечения славянские конца 70-х годов.
   Мы близко и непосредственно не знали ни положения болгар, ни их нравов и стремлений, ни прежней их истории, ни географических условий их страны. Мы начали войну за освобождение болгар, не подумав, в какое разорение приведет она миллионы недавно освобожденного русского народа. Наконец, мы забывали, что кроме четырех миллионов болгар есть еще с лишком три миллиона не свободных русских, гораздо более нам близких.
   Не стыжусь публично покаяться -- в то время я не так думал -- война за освобождение Болгарии была с нашей стороны таким же благородным, донкихотским подвигом мечтательности и сентиментализма, как и все прежние наши войны за спасение алтарей и тронов, за спокойствие и усиление власти Габсбургов и Гогенцоллернов.
   Чем больше и ближе я знакомлюсь со всей прежней историей болгар и с географией их территорий, тем яснее становится, что страна эта, как и многие другие, не имеет в себе нужных условий на совершенно самостоятельное и независимое политическое бытие. Болгария может быть только автономна и свободна во внутренних своих делах. Вполне самостоятельным, так сказать политически самодержавным государством, никогда ее не сделают ни наши и никакие другие силы в мире9.
   Поэтому я позволил бы себе подать благой совет прекратить раз навсегда все толки о каком-то примирении и предоставить Австро-Венгрии продолжать хозяйничать, благо ей и болгарам это нравится в этом княжестве.
   Это могло быть только полезно и России, и болгарам для отрезвления.
   Обращаясь к сближению России с Францией, заметим в заключение, что оно отнюдь не означает желания России встать в дурные отношения с соседними Германией и Австро-Венгрией. Сближение Русского царства с Французской республикой означает лишь, что Россия перестала, как это было во время известного братства по оружию и священного союза, отождествлять свои интересы с интересами домов Гогенцоллернов и Габсбургов. Как Гогенцоллерны прежде всего дорожат благом и интересами Германии, так точно и Государи дома Романовых на первом месте ставят интересы и выгоды России.
   Это вовсе не устраняет множества разных вопросов, где Россия может идти рука об руку с Германией и Австро-Венгрией. Не нужно только забывать, что имеются и такие вопросы, где мы можем вполне сходиться с этими двумя империями только отчасти, так сказать, на полпути, и где далее интересы и желания являются диаметрально противоположными.
   Так, например, мы, русские, вполне согласны с немцами, что нерусские славяне, пока не возымеют общего органа взаимного понимания, единого международного языка, никогда не получат действительной, а не бумажной, в параграфе закона, равноправности с немцами. Но далее мы уже расходимся с немцами. Они думают и говорят, что таким необходимым органом должен быть язык немецкий, и указывают на то, что огромное большинство нерусских славян давно включено в немецкую католическую империю и, отчасти по принуждению, отчасти добровольно, по силе обстоятельств, уже научились языку немецкому. Далее, говорят немцы, теперь остается им обучить еще несколько миллионов славян за Савою и Дунаем, и тогда немецкий язык в том же, вероятно, роде, как язык урду -- индусов, объединит всех нерусских славян и окончательно отдалит их от русского народа, что-де и требовалось.
   Мы же, русские, напротив того, думаем иначе и желаем совершенно противного. Мы желаем настолько распространить язык русский между славянами, чтобы у одних вытеснить язык немецкий, как орган взаимного понимания, а у других и не допускать его до такой роли. И мы надеемся, что сами славяне в конце концов скорее пристанут к нашему, чем к немецкому предложению, тем более, что мы лишены -- и об этом не жалеем -- тех принудительных способов к распространению своего языка, которыми располагают немцы среди большинства нерусских славян.
   С этим общим вопросом связано не мало других частных вопросов в отношениях славяно-германских.
   Но ни эти частные, ни этот общий славянский вопрос вовсе не составляют гордиева узла, чтобы нуждался в мече Александровом. Напротив, этот вопрос может быть решен в нашу пользу не на полях брани, не восстаниями, а мирным, упорным и дружным трудом целых поколений.
   А теперь, благодаря заслугам покойного Государя по обеспечению мира, нам и открывается эра таких мирных трудов. Да поможет Бог молодому Царю нашему окончить с успехом начатые или задуманные Его Отцом гигантские работы по соединению русских столиц с Великим океаном и с Белым морем. Да поднимется в Его царствование материальное благосостояние миллионов крестьянского сословия -- главной основы могущества и богатства русского государства, как введением наибольшей равномерности в нашей податной системе, так и облегчениями посредством крестьянских банков приобретать сельским общинам предназначаемые к продаже за неуплату долга заложенные в Дворянском банке имения. Да примет, наконец, государство на свой счет содержание старых и заведение новых народных школ, дабы ныне расходуемые на народные школы суммы земство могло употребить на дороги и прочие нужды. Пожелаем, чтобы всякий благой личный почин частных людей или целых обществ встречал все менее преград, воздвигаемых канцелярским порядком, нередко убивающим частную энергию и только поселяющим гибельное взаимное недоверие между государством и обществом, чтобы русская печать становилась все более и более искренним выразителем чувств и мыслей русского общества, дабы лесть не смешивалась с преданностью, а честное, искреннее указание недостатков не принималось за злонамеренность. Да широко развиваются в нашем отечестве земледелие, промышленность и торговля, да процветают искусства и науки, да распространяется в нем просвещение в духе христианской свободы и терпимости ко всем иноучениям, так как свет Христов не боится лжи и вера христианская, основанная на личной человеческой свободе и Божественной благодати, не терпит и не допускает принуждения.
   

КОММЕНТАРИИ

   Впервые: Новое время. 12 ноября 1894. Печатается по: Ламанский В. И. Геополитика панславизма / Сост., предисл., коммент. Ю. В. Климакова; отв. ред. О. А. Платонов. М., 2010. С. 480-490.
   
   Ламанский Владимир Иванович (1833-1914) -- историк, славист и общественный деятель. Родился в Петербурге в дворянской семье. Ламанский учился на историко-филологическом факультете Санкт-Петербургского университета, был учеником известного слависта И. И. Срезневского. Магистерская диссертация Ламанского называлась "О славянах в Малой Азии, Африке и Испании" (1859), она была удостоена Демидовской премии Академии наук. Центральный интерес для исследователя представляли отличительные особенности славян и специфика их просвещения. Ламанский был одним из организаторов Славянского съезда, состоявшегося в 1867 г. в Москве. В докторской диссертации "Об историческом изучении греко-славянского мира в Европе" (1871) автор проводил идею о принципиальном различии двух миров -- греко-славянского и романо-германского. Символично совпадение публикации докторской диссертации Ламанского и "России и Европы" Н. Я. Данилевского. Оба этих автора могут быть названы основоположниками русской версии геополитики. Особенно важна в этом отношении книга Ламанского "Три мира Азийско-Европейского материка" (1892). По своим идейно-политическим воззрениям он был близок к славянофилам и Ф. И. Тютчеву. Ламанский активно публиковал произведения славянских авторов, редактировал журнал "Живая старина". Действительный член Санкт-Петербургской академии с 1899 г. Ламанский организовал школу славистики, его ученики занимали кафедры в различных русских университетах и Духовных академиях.
   
   Основные издания: Ламанский В. И. Три мира Азийско-Европейского материка. СПб., 1892; Ламанский В. И. Статьи по славяноведению. Вып. 1-3. СПб., 1904-1910; Ламанский В. И. Славянский мир. Этнографическая выставка 1867 года. СПб., 2000; Ламанский В. И. Геополитика панславизма / Сост., предисл., коммент. Ю. В. Климаков; отв. ред. О. А. Платонов. М., 2010.
   
   Литература о нем: Грот К. Я. Владимир Иванович Ламанский. Пг., 1915; Лаптева Л. П. Ламанский // Славяноведение в дореволюционной России: Биобиблиографический словарь. М., 1979. С. 214-217; Семенов-Тян-Шанский В. П. Ламанский как антропогеограф и политико-географ // Живая старина. 1915. Вып. 1-2; Шахматов А. А. В. И. Ламанский. Некролог // Известия Академии наук. 1914. Серия 6. Т. 8. No 18 (отд. изд.: Пг., 1914).
   
   1 Речь была произнесена В. И. Ламанским на заседании Славянского общества в 1894 г. На смерть Александра III откликнулись представители различных направлений отечественной общественной мысли. Отклики консерваторов, разумеется, были наиболее горестными и искренними. Достаточно посмотреть дневниковые записи Л. А. Тихомирова или перечесть речь К. П. Победоносцева. Мы приводим выступление В. И. Ламанского по двум причинам. Во-первых, оно не получило такого резонанса, как речь К. П. Победоносцева, да и само имя выдающегося русского слависта было и остается недостаточно известным публике. Во-вторых, В. И. Ламанский, являвшийся одним из отцов-основателей русской геополитики, в немногих словах обозначил основные векторы деятельности покойного императора. Это и отказ от внешнеполитических авантюр, которыми большую часть XIX столетия грешили его предшественники. Это и стремление избавиться от чрезмерного влияния немецкого (в первую очередь остзейского) элемента в гражданской и военной администрации Российской империи. Это, наконец, и политика русификации окраин, проводившаяся в царствование Александра III. Показательно, что Л. А. Тихомиров откликнулся на смерть Александра III статьей "Носитель идеала".
   2 Раден Эдита Федоровна фон (1825-1885) -- баронесса, гофмейстерина великой княгини Елены Павловны. Состояла в дружественном общении со многими выдающимися людьми своего времени. Особенно интересна ее переписка с Ю. Ф. Самариным ("Я любил Вас любовью брата..." Переписка Ю. Ф. Самарина и баронессы Э. Ф. Раден (1861-1876). СПб., 2015).
   3 Зутнер Берта фон (1843-1914) -- баронесса, австрийская писательница. Ее книга "Долой оружие" увидела свет в 1889 г. Баронесса была одним из организаторов пацифистского движения и за эту деятельность в 1905 г. была удостоена Нобелевской премии мира.
   4 В. И. Ламанский акцентирует внимание слушателей на том геополитическом разломе, который обозначился в Европе последней четверти XIX в. Тройственный союз -- военно-политический блок Германии, Австро-Венгрии и Италии, сложившийся в 1879-1882 гг. Реакцией на него стало сближение России с Францией, в качестве своеобразного противовеса Тройственному союзу.
   5 Скорее всего, речь идет о Григории Александровиче Де-Воллане (1847-1916) -- чиновнике Министерства иностранных дел, писателе и публицисте. На протяжении ряда лет он был связан с Ламанским совместной деятельностью в Санкт-Петербургском Славянском благотворительном обществе. Подробнее о нем: Чанцев А. В. Де-Воллан // Русские писатели. 1800-1917: Биографический словарь. Т. 2: Г--К. М., 1992. С. 91-92.
   6 В работе "Царь-миротворец (Император Александр III)" Н. Д. Тальберг приводит достаточно представительную подборку таких отзывов (Тальберг Н. Д. Русская быль (Очерки истории императорской России). М., 2006. С. 588-591).
   7 Союз трех императоров (нем.). Речь идет о совокупности соглашений между Россией, Германией и Австро-Венгрией, начавшихся подписанием в 1873 г. соглашения между Александром II и Францем Иосифом I. Затем к этому соглашению присоединилась Германия. Сильным ударом по этому Союзу стала враждебная России политика Германии и Австро-Венгрии во время Берлинского конгресса.
   8 И в чем я сам принимал участие (лат.).
   9 Из сделанных мне после чтения замечаний некоторыми болгарами я заключил, что роль Виртемберга, Бавария и пр. представляется им слишком унизительной для их княжества. Им нужно, очевидно, царство Симеона в Асиней, но его получить так же легко и удобно, как восстановление царства Душнии, королевства корон Звонимира, Св. Вячеслава и державы Ягеллонов от моря до моря (примеч. В. И. Ламанского). Автор речи иронизирует по поводу притязаний недавно образовавшейся Болгарии на наследие своих древних предшественников. В этой связи он вспоминает и другие государственные образования западных и южных славян. В. И. Ламанский прекрасно понимает, что эти притязания отталкивают тех же болгар от России и бросают их в объятия Германии и Австро-Венгрии. Действительно, в обеих Мировых войнах Болгария оказалась в лагере врагов России, а после распада социалистического лагеря вступила в НАТО и Евросоюз. Так, неадекватные представления о собственном месте в мире толкнули болгар на путь предательства своих освободителей.
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru