Лейкин Николай Александрович
Перед походом гвардии

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Н. А. ЛЕЙКИНЪ.

ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2,
1879.

  

ПЕРЕДЪ ПОХОДОМЪ ГВАРДІИ.

   На Царицыномъ лугу оживленіе. Противъ Павловскихъ казармъ раскинуты парусинныя палатки, вытянутъ цѣлый рядъ обозныхъ фуръ, лазаретныхъ фургоновъ, съ красными крестами на бѣломъ фонѣ. Тутъ же прохаживается народъ. Виднѣются купцы, мужики, бабы и солдаты. Появились разнощики съ ягодами, съ квасомъ, съ мороженнымъ. Бродятъ саечники съ рубцомъ, съ печенкой, съ огурцами. То тамъ, то сямъ виднѣются большія группы и маленькія. Очень много пьяныхъ. Ближе къ Лебяжьей канавѣ разставлены ряды экипажей съ лошадьми. Кучера спѣшившись. Привели и такъ лошадей. Идутъ толки и разговоры. Мелькаютъ полицейскіе, военные ветеринары, офицеры. Идетъ сортировка и браковка лошадей для отбыванія военно-конской повинности. Солдаты перебѣгаютъ отъ группы къ группѣ съ самоварами, мѣдными чайниками и другимъ домашнимъ скарбомъ и продаютъ ихъ. Масса покупщиковъ, много и такъ глазѣющихъ. Дѣло происходитъ передъ походомъ гвардіи въ Европейскую Турцію.
   У шоссе, въ ожиданіи вагона конно-желѣзной дороги, стоитъ купецъ и купчиха и смотрятъ.
   -- Это что же, Меркулъ Тихонычъ, такое разнообразіе въ публикѣ, къ примѣру, какъ-бы толпа? Задавили, что-ли, кого? спрашиваетъ супруга.
   -- Ужъ и задавили! Походъ, одно слово,-- вотъ и все! отвѣчаетъ супругъ. Вонъ тамъ маклаки у солдатъ окупацію вещей дѣлаютъ, а здѣсь конская повинность происходитъ. Лошадей берутъ. Нынче не прежняя пора, не токмо что человѣкъ, а и скотъ служить долженъ. Будь ты купеческая лошадь, дворянская или такъ, съ извощичьяго двора -- всѣмъ одна честь, всѣ подъ красную шапку.
   -- О, Господи! спаси насъ грѣшныхъ! Вотъ до какого времени дожили!-- вздыхаетъ купчиха.
   -- Будь ты хоть водовозная кляча, будь ты хоть тысячный жеребецъ, или бѣговая кобыла...
   -- Охъ, Создатель! Тебя то ужъ ни за что не возьмутъ?
   -- Меня не возьмутъ, я свои года выжилъ и уже давно въ достодолжную негодность пришелъ.
   -- Вчера кухарка въ лавочкѣ слышала, что будто какъ ежели неустойка, то и бабъ брать будутъ.
   -- Вретъ! Баба въ походѣ только одно стѣсненіе, потому отъ нея, окромя визгу, даже и шерсти никакой.
   -- А сестры-то милосердія?
   -- То особь статья. Тамъ доброволія. Хочешь иди, не хочешь -- валяйся по прежнему дома на кровати.
   -- Нѣтъ, я думала на счетъ солдатской стирки или починки бѣлья...
   -- Сами стираютъ и сами чинятъ. Вонъ солдатикъ самоваръ продавать несетъ.
   -- Это зачѣмъ же?
   -- Деньги нужно. А самоваръ въ походѣ на что онъ!
   -- Все-таки послѣ сраженія, напримѣръ, взялъ бы и наставилъ самоварчикъ. Разгорячившись-то хорошо оно чайкомъ...
   -- Дура ты, я вижу. Ну, да по малоумію тебѣ и прощается. А разговоръ брось. Вонъ дилижанецъ идетъ.
   Купецъ и купчиха направляются къ вагону конно-желѣзной дороги.
   Группа солдатъ. Три чуйки, опоясанныя красными кушаками, на перебой, вырывая другъ у друга какую-то ветошь, съ презрительнымъ видомъ знатоковъ разсматриваютъ ее, вскидываютъ на воздухъ, стелютъ на землю. Продавщикъ стоитъ поодаль. На сцену взираетъ полотеръ со щеткой на плечѣ и съ ведромъ мастики въ рукахъ.
   -- Бога ты не боишься! Прибавь пятіалтынный-то. Вѣдь за вѣру идемъ. И за тебя кровь проливать будемъ, говоритъ солдатъ.
   -- За меня проливать нечего, а вотъ тебѣ послѣдній сказъ: рубль безъ четвертака хочешь? Тогда и деньги на бочку,-- отвѣчаетъ -- чуйка, борода клиномъ.
   -- Пятачекъ я, такъ и быть, на фабру для усовъ накину, добавляетъ другая чуйка съ подвязанной скулой, но, видя, что солдатъ хочетъ идти, кричитъ -- ну, еще на табакъ трешникъ!
   -- Рубль серебра и ни копѣйки меньше,-- отчеканиваетъ солдатъ. Лучше чорту подъ халатъ отдамъ.
   -- Разбросаешься. Ну, слышь, безъ гривенника цѣлковый! И то ужъ такъ, что за вѣру и за отечество!
   Солдатъ отходитъ. За него вступается полотеръ.
   -- Прибавь, землякъ. Аль на тебѣ креста-то нѣтъ?-- говоритъ онъ чуйкѣ. Ну, что за радость, коли изъ-за гривенника черти на томъ свѣтѣ припекать тебѣ начнутъ?
   -- Смотри, самого не припекло бы! Ты чего ввязываешься?
   -- Насъ припекать нечего. Мы Бога не забыли и Богородицу помнимъ чудесно.
   -- Ну, твое при тебѣ и останется! Иди-ко щеткой по квартирамъ шаркать, да и гдѣ что плохо лежитъ высматривай, въ томъ твоя обязанность.
   -- Что?
   -- Ничего, проѣхало!
   -- Нѣтъ, ты повтори. Вотъ какъ шаркну щеткой, такъ и будешь знать! Да еще и ликъ-то мастикой вымажу.
   -- А ну-ко, попробуй.
   -- И попробую. Поди-ка, какой бѣлоарапскій король выискался. У! кислая шерсть! '
   Другой солдатъ продаетъ гитару.
   -- Кровь проливать подъ турку идете? Когда выступаешь? спрашиваетъ полотеръ.
   -- Надняхъ выступаемъ. Всѣ животы продаемъ, потому куда съ ними вязаться, отвѣчаетъ солдатъ. За вѣру идемъ. Купи гитару-то.
   -- И купилъ-бы, милый человѣкъ, да играть не умѣю, а то гитара струментъ чудесный. Вотъ ежели бы гармонія...
   -- Да и на гитарѣ мудрости никакой нѣтъ. Поплюй хорошенько въ колки и смѣло играй.
   -- У тебя штопора нѣтъ-ли? Штопоръ купилъ-бы...
   -- Нѣтъ, штопора нѣтъ.
   Солдатъ и полотеръ безмолвно и уныло смотрятъ другъ на Друга.
   -- Храбрость-то въ себѣ чувствуешь-ли? Безъ робости идешь?-- задаетъ, наконецъ, вопросъ полотеръ.
   -- Прикажутъ, такъ будешь и храбрость чувствовать. Да и чего робѣть?
   -- У насъ тоже двухъ молодцовъ въ ратники требоваютъ. Вчера поили ихъ. Ты какой губерніи?
   -- Тверской, Калязинскаго уѣзда.
   -- Ну, значитъ, землякъ будешь. Мы сами Зубцовскаго уѣзда, шестнадцать верстъ отъ Рождества.
   Къ чуйкѣ подходитъ кухарка съ корзинкой сухарей.
   -- А гренадеры тоже идутъ?-- спрашиваетъ она.
   -- Идутъ и даже на самое кровопролитіе стремятся, отчеканиваетъ чуйка.
   -- Про ундера-офицера Захара Петрова не слыхали-ли?
   -- Нѣтъ, не слыхалъ.
   Кухарка отираетъ глаза отъ слезъ кончикомъ носоваго платка и сморкается.
   -- Охъ, обидно!-- говоритъ она. Это для чего-же палатки-то разставлены?
   -- А морской гарнизонъ пришелъ, ну и десантъ, такъ какъ они все ближе и ближе... Вотъ и привыкаютъ въ палаткахъ, чтобы не сразу въ походъ, а съ прохладой...
   Солдата съ парой голенищъ останавливаетъ столяръ съ пилой подъ мышкой.
   -- А не продается ли у васъ бубенъ? У насъ одинъ купеческій сынъ возмечталъ, чтобъ въ пѣсельники...
   -- Нѣтъ, не продается. Бубны у насъ казенные.
   -- И барабаны съ собой берете?
   -- Беремъ. Безъ барабановъ намъ невозможно. Барабанъ намъ для сигналовъ и чтобы страхъ возбуждать. Соловья продаю. Хорошій соловей, ученый. Лампадка есть мельхіоровая продажная.
   -- Нѣтъ, этого добра не надо. И во все время сраженія музыка то у васъ гремитъ?
   -- Во все время. Чтобы соблазну меньше было и чтобы никакихъ стоновъ не слыхать.
   -- Водку то пьешь?
   -- Пью.
   -- Ну, пойдемъ, поподчую! Теперь намъ васъ чествовать надо, такъ какъ вы наши защитники.
   Солдатъ и мастеровой идутъ по направленію къ Милліонной.
   Далѣе тихимъ шагомъ пробираются солдатъ и баба. Баба плачетъ.
   -- Какъ вернусь изъ этой самой Бухаріи, сразу тебѣ двѣ пары башмаковъ сошью, и ты не унывай, говоритъ солдатъ. А на дорогу ты мнѣ ситцевый ватный нагрудникъ сшей, да двумя рубашечками ситцевыми благослови, чтобы я тебя вѣкъ помнилъ. Ты сама посуди, ежели солдату со стороны не дадутъ, гдѣ жъ ему взять?
   -- Денегъ-то Захаръ Кузьмичъ, голубчикъ, у меня нѣтъ.
   -- А ты платокъ заложи, собери скарбъ-то. Поняла? Впередъ у хозяевъ возьми, да мнѣ чтобъ три рубля и чаю четверку... Я тебя оберегалъ, такъ теперь и ты свою повинность неси. Полотно у тебя есть, то продай.
   -- Ахъ, милый-то мой! Приди только завтра-то ко мнѣ повидаться. Все отдамъ!-- всхлипываетъ кухарка.
   -- Не запьянствую, такъ приду. Да и что мнѣ къ тебѣ теперь привыкать? Отвыкать надо. Вотъ вернусь изъ Бухаріи, тогда иная статья, замужъ возьму. Да, слышь, у тебя тамъ еще пухъ на чердакѣ былъ?
   -- И пухъ отдамъ, приходи только.
   Тамъ, гдѣ выстроены лошади, особое многолюдіе. Кучера и конюха, стоя около лошадей, покуриваютъ папиросы и ведутъ разговоры. Лошадей поочереди подводятъ къ столу, у котораго стоятъ ветеринаръ, военный пріемщикъ и членъ отъ Думы. Лошадямъ, признаннымъ годными, надѣваютъ на шею красную ленточку съ пломбой. По совершеніи осмотра, лошадей отводятъ.
   Вотъ конюхъ ведетъ лошадь съ пломбой.
   -- Ну, что?-- благополучно-ли? спрашиваютъ его кучера.
   -- Медаль навѣсили. Теперь ужъ не отвертится. Какъ разъ подъ красную шапку угодила!-- машетъ рукой конюхъ. Скотъ, скотъ, братцы, а тоже чувствуетъ, что подъ турку идти придется. Инда дрожитъ даже.
   -- Еще-бы. Скотина-то, она лучше нашего предчувствіе имѣетъ,-- говоритъ рыжебородый кучеръ. Ты возьми собаку, какъ ежели пожару быть, сейчасъ она выть начнетъ, а передъ покойникомъ ямы роетъ. У меня кобелекъ былъ, такъ тотъ дождь чувствовалъ и опять ежели когда я домой пьяный приду. Ей-Богу!
   -- Ну, что, ребята, всѣхъ берутъ? всѣхъ безъ изъятія?-- спрашиваетъ купецъ, подъѣзжая къ кучерамъ въ купеческомъ шарабанѣ на шведкѣ.
   -- Всѣхъ -- которые ежели годны. Изъятія нѣтъ. Только развѣ архіерейскимъ жеребцамъ льгота. Сейчасъ даже у попа мерина взяли.
   -- И жеребцовъ, и кобылъ берутъ?
   -- Всѣхъ. На этотъ счетъ лошадямъ хуже супротивъ человѣчьяго положенія. У нихъ и женское сословіе въ строй идетъ. Вонъ кобылка съ медалью стоитъ.
   -- Заслужила, голубушка! Пущай пощеголяетъ: все таки почетъ. Вишь, какъ голову-то гордо подняла! Что твой купецъ въ мундирѣ!
   -- Говорятъ, иные, которые жаръ къ своему отечеству чувствуютъ, такъ и задарма коней жертвуютъ,-- разсказываетъ купецъ.
   -- Это точно. Даже сказывали, что одна барыня трехъ жеребцовъ своихъ собственныхъ изъ-подъ себя пожертвовала.
   -- Отъ богатства завсегда можно, а ты вотъ попробуй-ка отъ бѣдности...-- замѣчаетъ кто-то.
   Подъѣзжаетъ кучеръ въ коляскѣ на парѣ.
   -- Ну, что, отвертѣлись?
   -- Ни Боже мой! Самъ думалъ, что отвертятся, потому гдѣ содержанкино добро пропадаетъ, анъ нѣтъ, заклеймили. Вонъ они, ожерельи-то, красуются.
   -- Чьи эти, кони?-- спрашиваетъ купецъ.
   -- Жидовской содержанки, мамзелины. Вотъ поди-жъ ты! Съ кажинаго человѣка сама рветъ, а тутъ и съ нея сорвали, поплатилась.
   -- Ну, ничего, воздахторъ новыхъ коней подаритъ,-- утѣшаетъ купецъ.
   -- Не въ томъ составъ, кони будутъ, это вѣрно, а мнѣ вотъ меринка жаль, откликается кучеръ. Очень ужъ мы свыклись. Придешь это въ конюшню и крикнешь: "Васька, хочешь сахару?" А онъ у меня зубами въ головѣ искать начнетъ. Шальной конь. Онъ у насъ у лабазника съ Калашниковой купленъ, такъ тотъ на немъ верхомъ во второй этажъ по лѣстницѣ жену укрощать ѣздилъ.
   -- А теперь баши-бузука укрощать будетъ.
   -- Баши бузука укрощать трудно. У него лошадь двухъ-жильная, и опять-же онъ ее по своей мухоѣданской вѣрѣ мухоморомъ кормитъ. Вы, сударь, газету-то читаете? Правдами, говорятъ, Великобританія Англіи пенсію платитъ, чтобъ насъ стращать? И будто, окромя того, семь фараоновъ изъ Чернаго моря вызвала.
   -- Не слыхалъ, не слыхалъ. Египетъ поднимается, отвѣчаетъ купецъ, но, вѣдь, въ Египтѣ какой народъ? Одно слово -- египетскій. На ногахъ жидокъ, вмѣсто ружья у нихъ алебарда и вѣра такая, чтобъ не только что свинины, а даже и ничего кислаго и соленаго не ѣсть.
   -- Это Египетъ, что на мерблюдахъ-то ѣздятъ?
   -- Онъ самый.
   -- А хорошо, братцы, теперича этимъ туркамъ! восклицаетъ конюхъ. Они на войнѣ никогда съ голоду не пропадутъ. Хлѣба нѣтъ, маханину жрать начнутъ. Сколько коней-то убитыхъ бываетъ. Сейчасъ это подсѣлъ къ убитому меринку, вырѣзалъ изъ него себѣ биштекъ, поджарилъ и сытъ.
   -- Ври больше,-- останавливаетъ его молодой кучеръ. У нихъ вѣра такая, чтобъ битаго коня не ѣсть, а только падаль одну.
   -- Ну, на войнѣ-то когда ежели въ пищѣ умаленіе, поди, и наши лошадей ѣдятъ.
   -- А ты думаешь какъ? Митрополитъ давно далъ разрѣшеніе.
   -- А что, братцы, я вотъ давно хотѣлъ спросить, вмѣшивается въ разговоръ извощикъ.-- Теперича на войнѣ лошадь изранятъ, искалечатъ, изобьютъ, какъ-же тутъ покровительство животныхъ смотритъ? У насъ кнутомъ не тронь, а тамъ...
   -- Сказалъ тоже! Тамъ ужъ дозволяется. Тамъ препона закону.
   -- Калигварда видишь? Вонъ въ бѣлой фуражкѣ стоитъ!-- указываетъ кто-то.-- Сейчасъ свою кобылу задарма пожертвовалъ.
   -- Что жъ, это хорошо, теперь всѣ жертвуютъ, разсказываетъ извощикъ. У насъ въ Ямской одинъ купецъ, баньщикъ на триста рублевъ разной мелочи у солдатовъ накупилъ: балалайка -- и балалайку давай, почитай два десятка однихъ гармоній, пятокъ самоваровъ, да окромя того, можетъ, ведеръ тридцать водки споилъ. Теперича, коли ты солдатъ -- смѣло приходи на дворъ, трезвый не выдешь. Сейчасъ это поставитъ въ кругъ, заставитъ пѣсни пѣть, а самъ въ присядку плясать... И черезъ четверть часа вотъ по эдакому стакану... Пляшетъ, а у самого слезы изъ глазъ такъ и льются.
   -- Зачѣмъ-же слезы то?
   -- Большое сочувствіе въ себѣ чувствуетъ, оттого и слезы. Даже и дѣлами совсѣмъ заниматься пересталъ. Съ утра этого самого, начинается вопля "Графъ Паскевичъ Эриванскій предъ Варшавою стоялъ", а къ обѣду смотришь -- ужъ его дворники несутъ на рукахъ домой, обезсилилъ. Къ вечеру отоспится, и опять таже музыка, вплоть до ужина. Вчера, вдругъ ни съ того, ни съ сего; "я, говоритъ, братцы, самъ въ казаки... вяжите меня и ведите сдавать къ самому вашему генералу". Жена, дѣти, какъ услыхали, сейчасъ въ ноги. Плачутъ, умоляютъ. Никакого отступленія. Сегодня по утру, проснулся, ни слова о казакахъ, забылъ.
   -- Что-жъ, это бываетъ и не съ пьяна. У насъ одинъ купеческій сынъ богатыхъ родителевъ ушелъ въ доброволію къ черногорцамъ и теперь, говорятъ, генераломъ сталъ,-- заканчиваетъ кто-то.
   Молодой лихачъ съ серьгой въ ухѣ слушалъ и, зѣвая, потягивался.
   -- Я-бы вотъ въ кузнецы, либо въ коновалы военные пошелъ-бы, говорить онъ. Ей-Богу, пошелъ-бы. Я лошадь отъ опою заговаривать могу. Сейчасъ вотъ пошепчу ей въ ухо нѣкоторыя рыбьи слова, и послѣ сихъ словъ, можешь поить съ какого хочешь жара, никогда на ноги не сядетъ.
   -- А ты коли для отечества, то тайну-то свою начальству открой,-- говорятъ ему другіе извощики.
   -- Не могу. Это мнѣ отъ дѣда, и даже заклятіе положено. Какъ разскажу, сейчасъ нутромъ попорчусь и въ три дня сдохну.
   Сгруппировались извощики.
   -- Извощичьихъ-то коней, ребята, берутъ?
   -- Много берутъ. И все больше по второму разряду -- въ обозъ.
   -- Ну, моя, значитъ, навѣрное попадетъ, потому у ней предчувствіе такое. Теперича ѣдешь по Невскому, вдругъ солдаты съ музыкой, сейчасъ это она голову на бокъ и ногами подъ музыку манежиться начнетъ.
   -- Это ничего не составляетъ. Вся статья въ томъ содержится, что, значитъ, ужъ прежде до тебя въ солдатахъ была.
   -- Ну, вотъ! Доморощенный жеребенокъ. До пяти лѣтъ въ деревнѣ навозъ возилъ, а потомъ хозяйскій племянникъ сюда его привезъ. Одно вотъ: задомъ бьетъ, мальчишки испортили, ну и щекотки боится.
   -- Въ солдаты попадетъ, такъ тамъ исправятъ. Каленымъ желѣзомъ раза два прижгутъ, ну, и конь, какъ конь станетъ. Есть у васъ ратники-то?
   -- Изъ нашей артели четверыхъ заберутъ. Поимъ вотъ все. Третьяго дня, по гривеннику на вино собирали, да хозяинъ рубль цѣлковый далъ. Вчера опять. Вѣрите, братцы, четвертый день, какъ въ чумѣ ходимъ. Приклонишься это къ землѣ и вдругъ, какъ-бы кто тебя по затылку, а въ глазахъ зелень.
   -- Пьяному то оно хорошо. Я вотъ пьяный, такъ на какую хоть антиллерію полѣзу. Я разъ хмѣльной отъ трехъ городовыхъ отбился. Такъ и не могли поймать,-- разсказываетъ лихачъ.
   Купецъ, пригрѣтый солнышкомъ, заснулъ сидя въ шарабанѣ, и клюетъ носомъ.
   -- Эй, ваше степенство, не проспи, смотри, очереди! окликаютъ его. Самого за мѣсто лошади въ конскую повинность возьмутъ.
   Купецъ потягивается.
   -- Сморило!-- говоритъ онъ. Вчера племянника въ ратники провожали. Такой# воинственный карамболь на стеклянномъ инструментѣ вывели, что уму помраченье!
   -- А ты бодрись. Всѣ тамъ будемъ! Всѣ безъ изъятія!-- откликается ни къ селу, ни къ городу чей-то пьяный голосъ.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru