С.-ПЕТЕРБУРГЪ. Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. No 2, 1879.
ТИФЪ.
Въ Ямской на извозчичьемъ дворѣ разболѣлся "хозяйскій братъ", ѣздившій въ "лихачской закладкѣ". Работники его и въ баню водили, и солью съ саломъ терли -- все горитъ. Хозяинъ хотѣлъ за докторомъ послать въ часть, "братъ", узнавъ, застоналъ и просилъ не губить его. Пригласили старуху свѣдущую. Та спрыснула его съ угля, помяла ему животъ, отрѣзала у его рубашки клинъ, сожгла этотъ клинъ въ печи, взяла два двугривенныхъ и ушла, объявивъ, что у хозяйскаго брата "нутро попорчено". Хозяйскій братъ впалъ въ безпамятство, бредилъ. Позвали коновала. Про него ходила такая слава, что онъ хоть и коновалъ, а одного генерала отъ сухотки вылѣчилъ. Коновалъ пришелъ на извозчичью квартиру. Больной лежалъ на нарахъ и стоналъ.
-- Можешь?-- спросилъ его хозяинъ.
-- Могу. И не такихъ пользовали,-- важно отвѣчалъ коновалъ.
-- Сколько возьмешь?
-- Я только за скота беру, а за человѣка ни Боже милостивый! Мнѣ такое заклятіе дано, чтобъ денегъ не брать. Вотъ ежели хорошее угощеніе, то и квиты. Ставь на столъ-то... Вотъ мы потолкуемъ.
-- Да ты посмотри хвораго-то. Вѣдь горитъ весь.
-- Я не смотря лѣчу. Это только ученые доктора человѣка щупаютъ, а мы такъ... А что горитъ,-- такъ просто разгасился.
Коновалъ сѣлъ за столъ и задумался. Поставили полштофъ водки, соленыхъ огурцовъ; стряпуха начала вздувать самоваръ. Хозяинъ послалъ сынишку въ лавку за семгой. Въ комнатѣ стояли бабы и мужики, пришедшіе со двора, и смотрѣли на коновала. Тотъ выпилъ и началъ, обращаясь къ хозяину:
-- Ты говоришь горитъ -- это, значитъ, онъ расгасился; бредъ -- это семь сестеръ лихоманокъ его мучаютъ. Ужо я расщеплю полѣно и волосы его тамъ ущемлю. Потомъ полѣно сжечь. Три волоса мнѣ отъ него нужно.
Находившійся тутъ-же какой-то парень тотчасъ-же вскочилъ на полати и вырвалъ у больного прядь волосъ. Больной застоналъ. Парень положилъ прядь волосъ передъ коноваломъ.
Хозяинъ разводилъ руками.
-- Въ больницу-бы его свезти, да жалко. Вѣдь единоутробный братъ тоже,-- говорилъ онъ.
Коновалъ махнулъ рукой и опять выпилъ.
-- Кака больница! Тамъ сейчасъ испортятъ, потому какъ привезутъ -- сейчасъ въ кипятокъ сажаютъ, чтобы суставы ослабить, а потомъ льдомъ трутъ. Надо вотъ что: надо три дуги вмѣстѣ связать и животъ ему тереть,-- прибавилъ онъ.
-- Легковыя дуги, или отъ ломовыхъ?..-- спросилъ хозяинъ.
-- Все равно хоть отъ легковыхъ, да тереть крѣпче. Стонать будетъ -- не уважать ему и все тереть.
-- Не ѣстъ, вѣдь, ничего четвертый день. Совсѣмъ на ѣду не тянетъ,-- заявилъ кто-то.
-- А вы силкомъ кормите. Натрите рѣдьки, перемѣшайте съ толокномъ и кормите рѣдькой.
-- Пьетъ -- такъ ужасти подобно! Словно у него внутрѣ-то пожаръ.
-- Пусть пьетъ. Ежели четвертную въ день квасу выпьетъ и то давайте. Квасъ кишки промываетъ. Я въ одного купца такъ по двадцати бутылокъ кислыхъ щей всаживалъ, да еще ялапный корень примѣшивалъ.
-- Можетъ и ему кислыхъ-то щей лучше, чѣмъ квасу.
-- Нѣтъ, квасомъ поите. У купца была поперечная жила испорчена, а у вашего она цѣла.
-- Да, вѣдь, ты не видалъ, Терентій Сидорычъ. Можетъ, и хозяйскій братъ давно ужъ безъ поперечной жилы,-- осмѣлился замѣтить какой-то скептикъ.
Коновалъ нахмурилъ брови.
-- Не видалъ!-- передразнилъ онъ.-- Я и такъ знаю. Видавши-то лѣчить нѣтъ мудрости. Это и ученые доктора могутъ. А ты не видавши полѣчи..
-- Сыпь у него по тѣлу пошла, какъ-бы пятна...-- разсказывалъ хозяинъ.
-- Это лучше, это значитъ -- болѣзнь наружу выходитъ.
-- Снадобья никакого не дашь?
-- Нѣтъ, не дамъ. Вѣдь, ногами онъ дрыгаетъ?
-- Ужасти какъ дрыгаетъ. Ночью даже съ полатей спрыгнулъ.
-- Ну, значитъ, низы всѣ цѣлы, а только полъ-человѣка болѣзнь взяла. Вотъ ежели-бы ноги не дрыгали... Дай ему плошку чернаго масла и шабащъ!
Кановалъ хватилъ уже стаканчика четыре, охмѣлѣлъ и совсѣмъ заврался.
-- Галку, либо ворону надо убить, да потомъ возьми и приколоти ее гвоздемъ за крылья на ворота,-- совѣтовалъ онъ.
-- Это зачѣмъ-же?
-- Чтобъ болѣзнь пугать. Болѣзнь мертвой птицы смерть боится. Да вотъ что: не сидитъ-ли въ немъ анафема за родительское проклятіе? Можетъ, родители какъ-нибудь съ-горяча прокляли?
-- Нѣтъ, наши родители смирные были,-- отвѣчалъ хозяинъ.-- Да и онъ сынъ почтительный. Женили его въ деревнѣ, такъ тятенька какъ его за волосья таскалъ изъ-за тѣлогрѣйки, а онъ даже и не отбивался.
-- То-то. А ежели анафема въ немъ сидитъ, такъ ту можжевельникомъ выкуривать надо и на вино...
Коновалъ всталъ и направился къ выходу.
-- А чайку-то?-- предложилъ ему хозяинъ.
-- Нѣ... Что брюхо парить! Я водкой разогрѣлся. Вотъ семушки кусочекъ я съ собой возьму.
-- А кровь ему не пустишь? Можетъ, у него дрянь наружу просится?
-- Нѣтъ, что зря-то пускать! Еще притянутъ чего добраго. Нынче все строгости пошли.
Коновалъ и хозяинъ вышли на дворъ.
-- Ну, прощай! Спасибо тебѣ!-- говорилъ хозяинъ и началъ повторять на память рецептъ:-- три дуги связать... галку... квасъ да рѣдьку съ толокномъ. Послушай, Терентій Сидорычъ, нынче все вотъ о какомъ-то тифѣ толкуютъ? Не тифъ-ли у него?
-- Тифъ и есть. А ты думалъ что?
-- Ой! А не опасно для насъ-то? Говорятъ, зараза эта и пристать можетъ?
-- Пустое! Это все ученые доктора толкуютъ. Да вотъ что... Ежели ужъ сумнѣніе вышло, то вотъ что дѣлайте...
Коновалъ задумался и началъ чесать затылокъ. Извозчичій хозяинъ напрягъ вниманіе.
-- Вотъ что...-- продолжалъ онъ.-- Повѣсьте въ горницѣ чеснокъ и кринку съ дегтемъ, а носы свои отварной водой смачивайте. Вотъ и все. Прощай!
Коновалъ заложилъ руки за спину и важно пошелъ по двору за ворота.