-- Далеко, однако... ѣхали, ѣхали... говорила дама, выходя на станціи изъ поѣзда на платформу.
-- Что за далеко! Пятьдесятъ съ небольшимъ верстъ, отвѣчалъ ея мужъ.-- За то ужъ тутъ будетъ настоящая дача. Это не то, что въ пригородныхъ мѣстахъ, гдѣ-нибудь въ Лѣсномъ, въ Гражданкѣ или даже въ Шуваловѣ. Какая тамъ дача! Человѣкъ на человѣкѣ сидитъ. Ни воздуху настоящаго... ничего... Въ Шуваловѣ воздухъ-то еще хуже, чѣмъ въ Петербургѣ въ Казанской или Пушкинской улицѣ, особливо въ срединѣ лѣта. А тутъ ужъ прямо лоно природы.
-- Такъ-то оно такъ, однако ты разсчитай проѣздъ. Вѣдь и проѣздъ дороже...
-- Проѣздъ дороже, но за то помѣщеніе и жизнь дешевле... Тутъ вѣдь дачъ въ томъ смыслѣ, какъ ты привыкла понимать, нѣтъ. Живутъ въ деревнѣ, нанимаютъ у крестьянъ избы. Иванъ Васильевичъ въ прошломъ году платилъ за избу изъ трехъ комнатъ что-то сорокъ рублей съ дровами. При этомъ садикъ.
-- Да неужели? удивилась жена.
-- Изъ-за этого-то я тебя и привезъ посмотрѣть помѣщеніе въ здѣшнихъ мѣстахъ. Гдѣ ты найдешь какую-нибудь дачу въ Лѣсномъ или Гражданкѣ за сорокъ рублей, не говоря уже о Шуваловѣ! Да и вообще здѣсь жизнь дешевле. Здѣсь нѣтъ ни разносчиковъ-торговцевъ, ни этихъ самыхъ акулъ-мужиковъ шуваловскихъ и парголовскихъ, старающихся содрать за бутылку поддѣльнаго молока пятіалтынный.
Они сошли съ платформы. У платформы сидѣли въ полуразвалившихся телѣжкахъ два мужика. Худыя, заморенныя лошаденки потряхивали бубенчиками.
-- Не подвезти ли, ваша милость? послышалось предложеніе.
-- Въ Капустино.
-- Въ Капустино? Да что съ васъ взять-то? Рубликъ положьте.
-- Что ты, что ты! Да вѣдь Капустино отъ станціи всего три версты.
-- Мы, ваше благородіе, считаемъ четыре.
-- Мало ли что вы считаете. Да хоть бы и четыре! Развѣ можно за четыре версты...
-- За восемь гривенъ садитесь! крикнулъ краснорожій мужикъ.
-- Чего ты лѣшій, цѣну-то сбиваешь! Анаѳема! Баринъ и рубль бы далъ... обругалъ его мужикъ съ подбитымъ глазомъ.
-- Тридцать копѣекъ, посулилъ баринъ.
-- Шагай пѣшкомъ.
-- Грубіянъ!
Мужъ и жена тронулись въ путь. Грязь была непролазная. Приходилось проходить по узенькой протоптанной тропинкѣ. Ноги скользили. Сдѣлавъ шаговъ тридцать, мужъ обернулся и крикнулъ:
-- Сорокъ копѣекъ дамъ!
-- Да вѣдь оттуда порожнемъ придется ѣхать.
-- Зачѣмъ порожнемъ? Мы обратно поѣдемъ.
-- А долго тамъ пробудете?
-- Да дачу намъ посмотрѣть. Къ обратному поѣзду насъ и привезешь.
-- Такъ вѣдь это на четыре часа. Ну, полтора рубля положьте.
-- Тьфу ты пропасть! Рубль...
-- Не бери, Силантій, дешевле полутора рублей. Баринъ дастъ. Я цѣны сбивать не стану, ежели мнѣ двугривенничекъ пожертвуешь, сказалъ мужику съ подбитымъ глазомъ краснорожій мужикъ.
-- Ну, рубль съ четвертью.
-- Дешевле не поѣду, отвѣчалъ мужикъ съ подбитымъ глазомъ и отвернулся.
Мужъ и жена стали шептаться.
-- Надо дать, сказала жена.-- Тутъ просто утонешь въ грязи. У меня хорошіе польскіе сапоги въ семь рублей. Что за радость ихъ испортить!
-- Пожалуйте сюда обратно. Мнѣ нужно съ товарищемъ разсчитаться, а денегъ у меня нѣтъ.
-- Зачѣмъ же мы къ тебѣ по грязи обратно пойдемъ? Подъѣзжай сюда самъ.
-- Понимаете, ваша милость, мнѣ нужно ему двугривенный отдать, а ежели я къ вамъ поѣду, онъ можетъ подумать, что я и совсѣмъ уѣду, пояснялъ мужикъ съ подбитымъ глазомъ.
-- Ну, да ладно. Поѣдемъ вмѣстѣ. Дѣйствительно, барынѣ шагать грязно. Баринъ добрый, авось, за это мнѣ пятачокъ на стаканчикъ пожертвуетъ, прибавилъ краснорожій мужикъ и, стегнувъ лошадь, поѣхалъ вмѣстѣ съ товарищемъ.
Мужъ и жена стали садиться въ телѣжку къ мужику съ подбитымъ глазомъ.
-- Двугривенничекъ вы прежде вонъ товарищу позвольте, сказалъ тотъ.-- Это ужъ за меня. А мнѣ потомъ двугривеннаго не додадите.
Мужъ далъ. Краснорожій мужикъ подбросилъ двугривенный на рукѣ.
-- Четвертачекъ, баринъ, четвертачекъ. Еще пятачокъ къ этому прибавьте, проговорилъ онъ.-- Это ужъ отъ себя.
-- За что? Съ какой стати?
-- Помилуйте, да за что же нибудь я къ вашей милости подъѣзжалъ. Вы мнѣ пятачокъ на шкаликъ дадите, а мы за васъ Богу помолимся.
-- Ничего я тебѣ больше не дамъ, отрѣзалъ мужъ и сталъ подсаживать въ телѣжку жену.
Краснорожій мужикъ заругался:
-- Экъ, сквалыжникъ! А еще баринъ. Нѣтъ, видно, не баринъ, а шушера изъ какихъ-нибудь бродягъ. Да и въ барыни-то себѣ такую же подобралъ.
-- Молчи, мерзавецъ! крикнулъ мужъ.
-- О, такъ сейчасъ и испугался! Такъ сейчасъ и замолчалъ! Много тутъ такой шентропы шляется. Шляпу надѣлъ, да и думаетъ, что онъ и баринъ.
-- Вася! Да кликни ты городового. Вѣдь долженъ же быть тутъ гдѣ-нибудь на станціи городовой!
-- Какой же, милая, въ деревнѣ городовой! Нѣтъ, ужъ надо такъ оставить, пренебречь, пробормоталъ мужъ, влѣзая въ телѣжку, и крикнулъ мужику съ подбитымъ глазомъ: -- Пошелъ скорѣй!
Возница стегнулъ лошадь и поѣхалъ. Краснорожій мужикъ не унимался. Онъ тоже ѣхалъ сзади и продолжалъ ругаться.
-- Не барыня, а дрянь -- вотъ какой номеръ! кричалъ онъ.-- Думаетъ, что шляпку треухомъ на голову надѣла, такъ ужъ и барыня. Держи карманъ! Барыня, да не съ того конца. Ахъ, ироды! Пятачка мужику жалѣете! Прислуга изъ горничнаго сословія, да и та подчасъ не жалѣетъ.
-- Послушай, что же это такое! возмутился мужъ.-- Я сейчасъ поѣду за урядникомъ, ежели онъ не прикончитъ ругаться, обратился онъ къ мужику съ подбитымъ глазомъ.-- И ты будешь свидѣтелемъ безобразія. Гдѣ у васъ урядникъ?
Краснорожій мужикъ ввернулъ въ заключеніи еще ругательное словечко и, удержавъ свою лошадь, сталъ ее поворачивать назадъ.
-- Ну, разбойники здѣсь у васъ! Да вѣдь вы просто разбойники! произнесъ мужъ, багровѣя отъ злобы.
-- Не разбойники, сударь, а просто онъ пьянъ. Пьянъ со вчерашняго. Вчера у нихъ въ деревнѣ кабакъ новому арендателю сдавали, такъ кабатчикъ поилъ даровымъ виномъ, отвѣчалъ мужикъ съ подбитымъ глазомъ.
Лошаденка, шлепая по грязи, тащила телѣжку.
II.
Проѣхали съ полверсты и въѣхали въ маленькую деревушку въ пять-шесть дворовъ. Дорога сдѣлалась еще грязнѣе. Колеса телѣжки вязли въ грязи по ступицу. Въ грязи валялись жерди, вѣтви ельника, набросанныя для укрѣпленія дороги, но еще больше дѣлавшія ее убійственною. Сѣдоки -- мужъ и жена подпрыгивали въ телѣжкѣ, качались изъ стороны въ сторону.
-- Держись крѣпче, а то вылетишь, сказалъ мужъ женѣ.
-- Да и то держусь, но боюсь, прикушу языкъ при тряскѣ, отвѣчала та.
-- Стисни зубы -- вотъ и не прикусишь. Послушай, землякъ, тутъ всегда такая дорога? обратился мужъ къ везшему ихъ мужику.
-- Нѣ... Только по веснѣ, да развѣ въ сильные дожди. А лѣтомъ, какъ подсохнетъ, такъ что твое шоссе... Тутъ глина. Пока она размокши -- ну, и того... а подсохнетъ, такъ что твой камень.
-- Ежели и лѣтомъ здѣсь такая дорога, то Богъ съ ней и съ дачей въ здѣшней мѣстности, проговорила жена, то держась руками за бортъ телѣжки, то поправляя съѣхавшую на затылокъ шляпку отъ тряски.
-- Нѣ... Будьте безъ сумнѣнія насчетъ лѣта. Ухабы -- это точно, ухабы есть, а только сухо, чудесно, успокоивалъ мужикъ.
Хотя деревушка была всего изъ пяти-шести дворовъ, но у крайней избы, выстроенной нѣсколько отдѣльно отъ другихъ избъ, надъ воротами было какое-то подобіе полинявшей вывѣски и стоялъ большой шестъ, а на немъ была вздѣта бутылка.
-- Нѣтъ, нѣтъ... Съ какой стати выпивать! отвѣчалъ мужъ.
-- Тутъ и пиво хорошее есть. Ваша барынька тоже съ нами бы выпила.
-- Ничего не надо. Ни водки, ни пива не надо.
-- Да вы сами-то не пейте, а мнѣ поднесите.
-- И тебѣ не надо. Отъ тебя и такъ, какъ изъ кабака разитъ.
-- Какъ же это возможно, чтобъ извозчику-то не надо! Это ужъ такое положеніе.
-- Поѣзжай, поѣзжай. А то выпьешь, да еще вывалишь насъ.
-- Помилуйте, сударь, съ какой стати вываливать? Мы веселѣе поѣдемъ. Такъ остановиться?
-- Тебѣ сказано, что не надо.
-- Экій вы, баринъ, строгій какой! Вотъ мы охотниковъ когда возимъ, тогда тѣ не такіе. У тѣхъ ужъ заведено: гдѣ выпить можно -- стой!
-- То охотники, а мы ѣдемъ дачу нанимать.
-- Да вѣдь извозчику-то все единственно. У извозчика что съ охотникомъ -- все равно нутро свербитъ. А я, ваша милость, со вчерашняго похмелья. Дозвольте вернуться и выпить за ваше здоровье для перваго знакомства. Вѣдь лѣтомъ-то съ нами будете же ѣздить, ежели дачу снимете, такъ надо же насъ подсдобить. И извозчикъ человѣкъ нужный.
Мужъ молчалъ. Жена пожала плечами и пробормотала:
-- Это ужасъ, какіе пьяницы!
-- Дозвольте вернуться и выпить на пятачокъ за ваше здоровье, ваше благородіе, продолжалъ приставать мужикъ.
-- Тебѣ сказано, что не надо здѣсь останавливаться,-- ну, и пошелъ! раздраженно крикнулъ мужъ.
-- Да вѣдь ближе какъ въ Капустинѣ выпить будетъ негдѣ -- вотъ я къ чему. Къ тому же и водка здѣсь настоящая, а въ Капустинѣ какая водка!.. Вода...
-- Намъ и въ Капустинѣ не надо.
-- Гм.. Какъ же это такъ... Такъ какой же вы сѣдокъ? Зачѣмъ же я васъ повезъ, коли вы и въ Капустинѣ не поднесете? Мы сѣдоковъ любимъ ласковыхъ. Съ ласковыми сѣдоками мы и сами ласковы.
-- Не разговаривай, не разговаривай!
-- Да что "не разговаривай", недовольнымъ тономъ произнесъ мужикъ.-- Зналъ бы я, что вы такой неуважительный человѣкъ, то и не повезъ бы васъ за полтора рубля. Помилуйте... По такой дорогѣ, да за полтора рубля безъ уваженія! Мы по хорошей дорогѣ за полтора-то рубля возимъ, лѣтомъ возимъ.
-- Ты поѣдешь настоящимъ манеромъ, или не поѣдешь? крикнулъ на него сѣдокъ.-- Вѣдь этакъ будемъ ѣхать, такъ ни дачи посмотрѣть, ни къ обратному поѣзду не поспѣть.
-- Да не охота ѣхать... еще съ большимъ недовольнымъ тономъ пробормоталъ мужикъ.-- Изъ-за чего тутъ стараться! Ну васъ совсѣмъ.
-- Послушай! Ты не шути со мной, а то вѣдь я...
Сѣдокъ сжалъ кулаки.
-- А вотъ захочу и буду шутить... Что ты со мной сдѣлаешь? Не поѣду меньше какъ за два рубля въ Капустино и обратно,-- ну, и шабашъ. Не хочешь дать двухъ рублей -- слѣзай среди грязи и при пѣшкомъ.
-- Вотъ свинья-то!
-- Ну, да, свинья. Съ ласковыми господами мы сами ласковы, а которые ежели сквалыжники, то что намъ ихъ жалѣть!
-- Ты даже взялъ въ задатокъ двугривенный, а потому обязанъ везти за полтора рубля, горячился сѣдокъ.
-- О! Гдѣ это писано? Гдѣ такой законъ? Двугривенный я взялъ, такъ на двугривенный и довезъ. Не повезу вотъ дальше. Выходите изъ телѣжки.
Положеніе было критическое. Грязь была непролазная. По такой грязи можно было только въ охотничьихъ болотныхъ сапогахъ ходить. Вернуться въ оставленную сзади деревню -- тоже нужно было итти съ четверть версты. Мужикъ бросилъ возжи и лошадь остановилась на дорогѣ среди пустыря. Мужъ и жена заговорили по-французски.
-- Дай ты ему гривенникъ, пусть вернется и выпьетъ. Чортъ съ нимъ! сказала жена.
-- Но, другъ мой, вѣдь это же значитъ отдаться въ руки мужику, отвѣчалъ мужъ.
-- Что же дѣлать! Не могу же я итти по такой грязи.
-- Да и я не могу. У меня сапоги худые.
-- Стало быть, надо дать.
Мужикъ догадался, что разговариваютъ объ немъ, и настаивалъ:
-- Ну, что жъ... Сходите съ телѣжки. За полтора рубля я въ Капустино не повезу.
-- Экій коварный мужиченко! Экая утроба! И все это ты изъ-за какого-то стакана водки. Ну, провались ты совсѣмъ, вернись обратно и выпей въ проклятомъ питейномъ. Вотъ тебѣ гривенникъ, произнесъ сѣдокъ.
-- Нѣтъ, ваша милость, не надо мнѣ вашей водки, а меньше двухъ рублей въ Капустино я не поѣду. И чтобъ рубль сейчасъ... сказалъ мужикъ.
-- Да вѣдь ты разбойничать хочешь.
-- Не разбойничать, а съ ласковыми господами я самъ ласковъ, а которые ежели сквалыжники да еще ругаются... Не желаете за два рубля -- слѣзайте съ телѣжки. Зачѣмъ мнѣ убытокъ терпѣть? Дождался бы у станціи слѣдующаго поѣзда, въ лучшемъ бы видѣ охотниковъ повезъ, да и повезъ-то бы въ свою сторону, безъ обратнаго. Мы эво вонъ гдѣ живемъ, совсѣмъ въ другой сторонѣ. Желаете два рубля?..
Опять сѣдоки разговариваютъ по-французски. Жена чуть не плачетъ. Мужъ весь побагровѣлъ.
-- Положеніе безвыходное. Надо дать два рубля, говоритъ жена.
-- Ну, ладно... Я тебѣ дамъ два рубля... Поѣзжай... бормочетъ, стиснувъ зубы, мужъ.-- А только... хорошо, хорошо... Поѣзжай...
-- Пожалуйте рубль впередъ.
-- Но вѣдь это же...
-- Рубль впередъ. Двугривенный я получилъ,-- стало быть, еще восемь гривенъ.
Сѣдокъ лѣзетъ въ кошелекъ. Мелочи у него только шесть гривенъ и онъ отдаетъ ихъ мужику. Мужикъ кое-какъ соглашается взять и стегаетъ лошадь.
-- Смотрите только, баринъ... за два рубля, говоритъ онъ.
Лошадь тащится.
III.
Всю дорогу сѣдоки молчали. Возница-мужикъ пробовалъ заговаривать уже въ пониженномъ тонѣ, но ему не отвѣчали.
-- Намъ дачниковъ-то, ежели такъ разсуждать, то нѣтъ расчета и возить. Ну, какое отъ дачника извозчику удовольствіе! Вотъ господа охотники -- тѣ ласковые, тѣ особь статья. Иной разъ веселая компанія ѣдетъ, такъ и изъ своихъ собственныхъ фляжекъ-то тебѣ поднесутъ, да и около каждаго питейнаго мѣста останавливаются: стой, да стой! бормоталъ возница.
Наконецъ показалось Капустино, небольшое село съ опрятными домиками, раскинутыми на берегу рѣки. Виднѣлась небольшая бѣлая церковь съ зелеными куполами.
-- Ежели вамъ дачку, то у кузнеца Лифанова, кажись, здѣсь домъ сдается. Туда и повезу васъ. Снимете у него дачку, такъ, авось, и намъ отъ него стаканчикъ, другой очистится, продолжалъ возница.
-- Не надо. Никуда намъ не надо. Вотъ здѣсь на краю деревни и остановись. Мы пѣшкомъ пойдемъ, отвѣтилъ наконецъ сѣдокъ и сталъ слѣзать съ телѣжки.
Высадивъ жену, онъ обратился къ мужику и сказалъ:
-- Ну, а теперь можешь отправляться на всѣ четыре стороны. За полтора рубля я тебя сюда и обратно порядилъ, восемь гривенъ за одинъ конецъ ты съ меня получилъ, а обратно я съ тобой не поѣду.
-- Какъ же это такъ? Да нешто это можно? разинулъ ротъ мужикъ.
-- Очень можно. Ты разбойникъ, а съ разбойникомъ я обратно ѣхать боюсь.
-- Да вѣдь вы обратно рядились.
-- Мало ли что рядился. Я рядился за полтора рубля, ты меня повезъ и сталъ на половинѣ дороги ссаживать въ грязь, требуя вмѣсто полутора рубля два рубля. Кто мнѣ поручится, что на обратномъ пути ты не сдѣлаешь того же самаго и не потребуешь ужъ трехъ рублей!
Сѣдокъ взялъ подъ руку жену и зашагалъ къ деревенскимъ избамъ. Отъ телѣжки послышались страшныя ругательства. Сѣдокъ не отвѣчалъ и продолжалъ путь. Мужикъ не унимался, онъ ѣхалъ сзади и продолжалъ ругаться. Сѣдокъ обернулся и произнесъ:
-- Ежели ты не замолчишь, я сейчасъ пойду къ старостѣ, пяти рублей ему на подмазку не пожалѣю и все-таки добьюсь, чтобъ онъ тебя скрутилъ, какъ разбойника. Такъ ты и знай: пяти рублей не пожалѣю.
Угроза подѣйствовала. Мужикъ пересталъ ругаться и только, сжавъ зубы, пробормоталъ:
-- Ну, ладно. Жить здѣсь будете на дачѣ, такъ мы еще припомнимъ.
На деревнѣ играли ребятишки, виднѣлись двѣ бабы, идущія съ рѣки съ ведрами на коромыслахъ. Бабы, замѣтивъ постороннихъ лицъ, тотчасъ же къ нимъ обратились:
-- Господа, вамъ не дачку ли? У насъ домикъ отличный сдается.
-- Садикъ есть? спросила дама.
-- Господи Іисусе! Да какіе же сады въ деревнѣ? У насъ господа дачники въ лѣсъ гулять ходятъ, на рѣку. Вѣдь въ деревнѣ вездѣ садъ. Вонъ у насъ три липки передъ окнами. Ну, на огородъ выйдете... Прошлымъ лѣтомъ у насъ жилъ баринъ изъ петербургской страховки, такъ даже палатку ставилъ на огородѣ.
-- Мнѣ бы хотѣлось съ садикомъ.
-- Ни у кого здѣсь садовъ нѣтъ. Помилуйте, какіе сады! Вонъ у попа есть садъ и цвѣты у него, такъ то попъ. Нешто у него достатки-то съ наши? Вы пожалуйте, посмотрите. У насъ комнатки приглядненькія, чистенькія и домъ казистенькій, мы только что въ третьемъ году послѣ пожара построились, приглашала одна изъ бабъ.
Мужчина и дама отправились. Баба ввела ихъ на топкій грязный дворъ.
-- Это не грязь, это навозъ-съ, это крестьянское хозяйство, отвѣчала баба.-- Да вы не сумлѣвайтесь, дворъ мы очистимъ, прибавила она.-- Весь навозъ на огородъ пойдетъ. У насъ огородикъ съ ягодами, три яблони есть, четыре вишенки стоятъ. Пожалуйте на крылечко. У насъ давно бы домъ-то былъ сданъ, да все прошлогодняго съемщика ждали, а онъ и поднадулъ. "Пользуйтесь, говоритъ, моимъ задаткомъ въ пять рублей, а я не поѣду".
Съемщики вошли въ избу и на нихъ пахнуло запахомъ печенаго хлѣба и тулупа. Были двѣ комнаты, оклеенныя разношерстными обоями, которые отстали отъ стѣнъ и висѣли клочьями. Въ нѣкоторыхъ мѣстахъ, впрочемъ, эти клочья были придерживаемы прибитыми къ стѣнѣ картинками, вырѣзанными изъ иллюстрированныхъ журналовъ. Тутъ же висѣла очень плохая картина, писанная масляными красками и изображающая Петра Великаго на Ладожскомъ озерѣ, но до того засиженная мухами и тараканами, что волны, бывшія, очевидно, когда-то синими, превратились въ коричневыя. Первая комната была поменьше второй и съ закопченной русской печью, которая и отнимала добрую половину комнаты. Тутъ стоялъ кухонный столъ, трехногіе стулья, зеленая рѣшетчатая скамейка и диванъ съ продраннымъ сидѣньемъ, изъ котораго виднѣлась мочала. Во второй комнатѣ на первомъ планѣ высилась громадная двухспальная кровать подъ краснымъ кумачевымъ пологомъ, стоялъ комодъ и на немъ шкапчикъ съ стеклянными дверцами, сквозь которыя виднѣлись чайныя чашки, четыре серебряныя ложечки, поставленныя въ хрустальный стаканъ, росписной поддонникъ отъ дорогой фарфоровой миски и нѣсколько фарфоровыхъ и сахарныхъ яицъ, поставленныхъ въ стаканы. На двухъ окнахъ были даже кисейныя запыленныя занавѣски и висѣли двѣ клѣтки съ чижами. Въ углу помѣщался образъ въ фольговой ризѣ съ хрустальной лампадкой, съ вѣнчальными свѣчами, съ пучками вербы за кіотой. Три-четыре стула и клеенчатый диванъ съ валиками и окончательно провалившимся сидѣньемъ довершали убранство комнаты.
-- Да вы тутъ еще сами живете, сказала дама.
-- Живемъ, барыня, а передъ тѣмъ какъ господамъ въѣхать, переберемся на зады. Тамъ у насъ на задахъ тоже избушечка есть, отвѣчала баба.
-- Грязно. И грязно, и стѣны ободраны.
-- Да вѣдь у насъ ребятишки. Нешто съ ребятишками чистоты напасешься? А вы вотъ прикажете, такъ мы все вымоемъ и вычистимъ.
-- Надо обоями новыми оклеить. Вѣдь такъ невозможно жить.
-- Обои новые. Въ третьемъ году оклеивали, а только они отодравшись. Ну, да мужъ газетами подклеитъ.
-- А только всего и есть помѣщенія?
-- Клѣтушечка еще есть въ мезонинчикѣ. Тамъ юнкарь жилъ... Сынъ, вотъ, прошлогодняго-то жильца, да такой баловникъ, что не приведи Богъ. Всю конопатку у насъ изъ стѣны на пыжи для ружья повытаскалъ.
-- Надо посмотрѣть и клѣтушечку, сказала дама.
-- Да не влѣзете, барыня. Вѣдь у насъ по приставной лѣстницѣ. Мы-то влѣзаемъ.
-- Такъ, стало быть, это не комната.
-- Клѣтушечка. Гости, вотъ, когда къ прошлогоднему жильцу наѣзжали, такъ ихъ туда ночевать отсылали. Тамъ и стлались они на сѣнѣ. Для спаленки чудесно. Даже лучше и не надо.
-- Но какъ же влѣзать-то?
-- Попробуйте по приставной лѣстницѣ. Влѣзали и дамы, которыя не очень грузныя. Пожалуйте... Влѣзать въ нее надо изъ сѣней.
Съемщики вышли въ сѣни. Вверху надъ головами была дверь, подъ ней стояла приставная лѣстница, наскоро сколоченная изъ брусьевъ.
-- Нѣтъ, мнѣ не влѣзть, отвѣчала дама.
-- То-то, я думаю, что гдѣ же вамъ... Третій годъ мужъ все собирается смастерить настоящую лѣстницу, да вотъ все день за день. Вы, барыня, не безпокойтесь. Мужъ смастеритъ вамъ лѣстницу. Доски есть. Досокъ мы нонѣ изъ рѣки натаскали. Плыло тутъ много при ледоходѣ.
-- Ну, а что же стоитъ это помѣщеніе?
Баба задумалась.
IV.
-- Сколько же вы хотите взять за это помѣщеніе? повторила дама.
-- Да безъ мужа-то я не знаю, какъ и сказать. Боюсь ошибиться, отвѣчала баба.-- Пятьдесятъ рублей не дадите?
-- Что ты! Что ты! Тутъ у васъ въ деревнѣ наши знакомые жили, такъ платили тридцать пять рублей за четыре комнаты, а здѣсь всего двѣ.
-- А клѣтушечка-то?
-- Да клѣтушечка развѣ комната? Туда даже никакой мебели не внесешь.
-- Какъ не внесешь! Что вы, помилуйте. Вотъ изъ страховки-то въ прошломъ году баринъ жилъ, такъ въ лучшемъ видѣ туда диванъ на веревкахъ подняли. Тоже и столикъ у нихъ тамъ былъ и два стула. Да вы, барыня, не сумлѣвайтесь, мужъ лѣстницу приладитъ.
-- За четыре комнаты въ вашей деревнѣ люди тридцать пять рублей платили, а ты вдругъ...
-- Да вѣдь можно сдѣлать и четыре. Мы съ мужемъ и то давно собираемся разгородить вонъ эту комнату, чтобы кухня была отдѣльно. Вы погодите, я за мужемъ сбѣгаю. Можетъ быть, онъ посулится разгородить.
-- Гдѣ же твой мужъ?
-- Да ужъ извѣстно, гдѣ наши мужья. Въ одномъ мѣстѣ. Сейчасъ я за нимъ парнишку пошлю.
-- Въ питейномъ заведеніи мужъ-то твой, что ли? спросилъ съемщикъ.
-- Охъ, тамъ, пропади оно пропадомъ!.. Третій день путается... вздохнула баба и, выглянувъ въ дверь на дворъ, закричала:-- Ванюшка! Сбѣгай за тятькой въ трактиръ и позови сюда. Скажи, что, молъ, дачники избу снимать пріѣхали! Наказаніе Господне у насъ, сударь, съ этимъ трактиромъ, обратилась она къ съемщику:-- Прежде, когда его не было -- мужики наши люди, какъ люди, были, а теперь только животы пропиваютъ.
Съемщикъ обратился къ женѣ и сказалъ по-французски:
-- Не нарваться бы на пьяную семью. Тогда что хорошаго?
-- Вотъ и я то же думаю, отвѣчала дама тоже по-французски и спросила бабу:-- Сильно пьетъ твой мужъ-то?
Баба покрутила головой и отвѣчала:
-- О! И не приведи Богъ! Сдали тутъ у него младшаго брата въ солдаты, такъ какъ началъ съ октября вмѣстѣ съ братомъ, да, кажись, безъ передышки. Кабы не я, домъ бы, кажись, разорилъ. Одна я шаромъ и катаюсь. Вѣдь трое ребятишекъ у насъ.
-- И дерется?
-- Ну, этого нельзя сказать. Онъ во хмелю смирный, а только ругатель. Допущу ли я его надъ собой тиранствовать, коли я работница! Сама я его подчасъ учу, а только что толку-то! Не стоитъ рукъ объ него обивать.
Съемщикъ улыбнулся и пробормоталъ женѣ по-французски:
-- Она его, оказывается, бьетъ, а не онъ ее.
-- Одно другого лучше. Значитъ, все-таки драка... дала та отвѣтъ.-- Посмотримъ ея мужа, какой онъ такой...
-- У насъ, сударыня, лѣтомъ такъ отлично, что просто прелесть. Что у насъ грибовъ въ лѣсу! сказала баба.-- Графскій лѣсъ тутъ у насъ. Насъ-то, мужиковъ, въ лѣсъ не пускаютъ, а вы ежели сторожу лѣсному пожертвуете на четверть, то и ходите сколько хотите.
-- Ахъ, все-таки даромъ-то не пускаютъ, сдѣлала гримасу съемщица.
-- Даромъ, сударыня, нынче ничего не подѣлаешь. Графскій лѣсъ не великъ и лѣсникъ на такомъ положеніи, что онъ самъ грибы собираетъ, семья у него,-- ну, а на четверть ему дадите, такъ сколько хотите. Вотъ тоже господа рыбу въ рѣкѣ ловятъ.
-- Рыбу-то ужъ даромъ дозволяется ловить?
-- Какъ вамъ сказать... Мы-то не запрещаемъ, рыбы много, рыба божья, по нашему, лови сколько хочешь; ну, а староста привязывается. Да и староста... Дать ему съ мужиками на четверть, такъ хоть невода закидывай -- онъ слова не скажетъ.
-- Даже и за уженье рыбы берется?
-- Да не берется, а ужъ такъ выходитъ, что онъ завсегда захочетъ доходъ свой имѣть.
На дворѣ послышались шаги. Кто-то шлепалъ ногами по грязи. Вскорѣ показался пьяный мужиченко въ стоптанныхъ грязныхъ сапогахъ, въ рваномъ пиджакѣ и въ засаленномъ картузѣ набекрень.
-- Желаемъ здравствовать, ваше... проговорилъ онъ пьянымъ голосомъ, запнулся на словѣ и прибавилъ:-- ваше блаженство. Дачку, ваше блаженство, желаете снять? Вотъ наше удовольствіе... Три комнатки тутъ. Ты, шкура, все показала?
-- Ну, ну, ну... При господахъ не ругаться! строго отвѣтила баба.
-- Для господъ всегда во фрунтъ, отвѣчалъ мужиченко, сдернулъ съ головы картузъ и покачнулся.-- Господъ мы въ лучшемъ видѣ уважаемъ, а тебя, язву полоротую...
-- Довольно, довольно. Вотъ господа требуютъ, чтобъ лѣстница къ каморкѣ была настоящая пристроена, да чтобы вонъ та комната разгорожена.
-- Мы ничего не требуемъ, мы только хотимъ знать: за сколько вы отдаете?
-- Дозвольте опросъ сдѣлать: вамъ съ дровами?
-- Куда тебѣ, лѣшему, съ дровами? Наложилъ ли ты дровъ прежде? Вѣдь ты всю весну пропьянствовалъ, оборвала его баба.
-- Заткни пасть-то, вѣдьма дьявольская, заткни! Дровъ-то вѣдь еще много по рѣчкѣ поплыветъ, наловимъ.
-- У, чортъ паршивый! Налилъ глаза-то! Только при господахъ-то не хочется... А то вотъ возьму ухватъ, да какъ начну возить...
-- Ну, ну, ну...
-- Послушайте, вы ужъ не ругайтесь.
-- Да какъ ее, шкуру барабанную, не ругать-то, ваше степенство, коли она... Дозвольте опросъ сдѣлать: вы не полковникъ?
-- Нѣтъ, нѣтъ. Вѣдь видишь, что я штатскій. Ты мнѣ скажи только, что стоитъ это помѣщеніе.
-- Ничего не обозначаетъ, ваше благородіе. И штатскіе полковники есть. Да вотъ я, какъ егерь, двухъ собакъ полковницкихъ кормлю, такъ тотъ штатскій полковникъ. Ты сколько за избу выпросила-то? обратился мужиченко къ женѣ.
-- Да я что! Я пятьдесятъ рублей спросила.
-- Ну, что жъ, мужикъ супротивъ бабы спуститъ пятерку. Ну, сорокъ пять. Я вижу, господа хорошіе, будутъ и на стаканчики хозяину давать, и на пивко отъ нихъ очистится. Только ужъ сорокъ пять, господинъ, безъ дровъ.
-- Нѣтъ, этой цѣны дать нельзя, сказалъ съемщикъ.
-- Да и помѣщеніе мнѣ не нравится, прибавила дама, направляясь на дворъ.
-- Сударыня-барыня! Зачѣмъ вы въ контру? крикнулъ ей въ слѣдъ мужиченко:-- А вы свою цѣну скажите. Дорого, такъ мы еще пятерку спустимъ.
-- Совсѣмъ не нравится. Да и не люблю я съ пьяными разговаривать.
-- Пьяный проспится, дуракъ -- никогда. Вотъ какъ я разсуждаю. Желаете за сорокъ безъ дровъ? Вы то разочтите, что у насъ огородъ и пять грядокъ клубники. Ежели бабѣ перепадетъ отъ вашей милости, то...
-- Молчи, кикимора полосатая! Не умѣешь дачу показывать. Кабы я былъ, я бы въ лучшемъ видѣ...
-- Сиди больше въ кабакѣ, сиди, такъ и никому дома не сдашь.
-- Молчать, купоросная душа! Во-фрунтъ!
-- А вотъ я тебѣ сейчасъ покажу фрунтъ.
Мужиченко выскочилъ на дворъ. Вслѣдъ за нимъ вылетѣло полѣно.
-- Вишь, подлая! пробормоталъ мужикъ и крикнулъ удаляющимся съемщикамъ:
-- Господа! А что жъ на чаекъ-то хозяину?
V.
Съемщики выходили со двора на улицу.
-- Вотъ ты искалъ здѣсь какого-то добродушія и патріархальности крестьянъ, радовался, что освободишься отъ пьяныхъ нахаловъ парголовскихъ и шуваловскихъ мужиковъ, сказала дама мужу.-- И здѣшніе мужики тѣ же пьяницы, тѣ же нахалы. Каковъ мужикъ-то, у котораго мы сейчасъ домъ смотрѣли! Совсѣмъ пропойца. А извозчикъ, который насъ везъ? Вѣдь это какой-то разбойникъ. Взялся везти за полтора рубля и вдругъ въ глухомъ мѣстѣ, на половинѣ дороги требуетъ два рубля, а то, говоритъ, сходите съ телѣжки среди грязи долой.
-- Да ужъ Яковъ Ивановичъ мнѣ очень расхваливалъ здѣшнія мѣста. Говоритъ: отлично, настоящее лоно природы -- купанье на открытомъ воздухѣ и иди на рѣку хоть въ одномъ нижнемъ бѣльѣ. Живутъ, говоритъ, во всей деревнѣ три-четыре семейства дачниковъ и ужъ безъ всякихъ стѣсненій. Ни на костюмы не обращаютъ вниманія, ни на что, отвѣтилъ мужъ.-- И вѣдь на самомъ дѣлѣ, здѣсь ужъ никакихъ нарядовъ не потребуется. И я былъ у него третьяго года. Простота необычайная. Какъ сейчасъ помню: сидѣли мы на задворкахъ подъ цвѣтущей вишней и завтракали. Около насъ куры, гуси, поросенокъ -- такъ, знаешь, патріархально. Пьянства я тогда никакого особеннаго на деревнѣ не замѣтилъ.
-- А вонъ баба-то, которая намъ домъ показывала, что сказала: и всѣ, говоритъ, мужики у насъ спились.
-- Да вѣдь ужъ это вездѣ. Но главное, чѣмъ я дорожу, такъ это то, что ужъ сюда не забредутъ ни назойливые торговцы-разносчики, и что нѣтъ здѣсь ни музыки, ни любительскихъ спектаклей.
-- А грязь-то какая!
-- Да вѣдь это только весной. Лѣтомъ все высохнетъ.
Дама и мужчина шли по деревнѣ. Когда они прошли два-три двора, за угломъ ихъ встрѣтила вторая баба изъ тѣхъ бабъ, которыхъ они встрѣтили при пріѣздѣ идущими съ рѣчки съ ведрами. Она ихъ, очевидно, поджидала.
-- Не понравилась дачка-то у Семенихи? сказала она.-- Я такъ и знала! Помилуйте, какая это дача! Да ужъ и семья-то! Самая что ни на-есть пьяная семья. Пьютъ, пьютъ, цѣлые дни пьютъ безъ удержу!
-- Женщина-то не пьяная, возразила дама.
-- Денекъ такой выдался. А то тоже... оба съ мужемъ хлещутъ. Онъ и она... Оба перепьются, да и давай драться.
-- У васъ, что ли, дача сдается?
-- У насъ-то не сдается. У насъ есть домъ подъ сдачу, а только у насъ охотники арендатели, на круглый годъ домъ снимаютъ, а я вотъ сведу вашу милость къ кумѣ моей, такъ вотъ тамъ домикъ посмотрите. Люди основательные, исправные. А главное, что на концѣ деревни, отъ кабака подальше. Хорошіе господа, я знаю, это цѣнятъ.
-- Ну, сведи насъ.
-- Домикъ у нихъ на отличку. Домикъ первый сортъ. Пожалуйте...
Пришлось пройти все село. Село было дворовъ въ тридцать. По срединѣ села стоялъ двухъэтажный домъ, крытый желѣзомъ. Въ немъ помѣщался трактиръ (онъ же и кабакъ) съ распивочной продажей водки и на выносъ и была мелочная лавочка, на дверяхъ которой висѣло полотнище кумачу, что показывало, что въ лавочкѣ можно получить и ситецъ. У трактира стояли два-три воза съ сѣномъ, а около возовъ переругивались мужики, изыскивая самыя отборныя крупныя слова. Въ отворенныя окна трактира вылетали звуки гармоніи и пьяная пѣсня. Увидавъ въ окнахъ головы сидящихъ за столиками мужиковъ, мужчина сказалъ бабѣ:
-- Развѣ праздникъ сегодня какой, что столько мужиковъ въ трактирѣ сидятъ и пьютъ?
-- У насъ, баринъ, что въ будни, что въ праздники все равно мужики пьютъ.
-- Да вѣдь теперь весеннее время, надо работать. Каждый день дорогъ. Развѣ не занимаются у васъ хлѣбопашествомъ?