Lib.ru/Классика: Лейкин Николай Александрович. В усадьбе

Н. А. Лейкинъ.

НА ЛОНѢ ПРИРОДЫ
ЮМОРИСТИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ
ПОДГОРОДНОЙ ДЕРЕВЕНСКОЙ ДАЧНОЙ ЖИЗНИ.

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія Р. Голике, Троицкая улица, д. No. 18.

1893.

http://az.lib.ru/

ВЪ УСАДЬБѢ

Весна. Раннее утро. Часъ восьмой въ началѣ. Праздникъ. Собаки, спущенныя на ночь во дворѣ усадьбы по блоку, привязаны уже къ будкамъ. Дворникъ мететъ дворъ. Серебрятся на солнцѣ поднятыя парниковыя рамы и въ парникахъ копается огородникъ. На широкую галлерею съ цвѣтными стеклами, пристроенную къ дому, вышелъ владѣлецъ усадьбы или "баринъ", какъ принято называть въ деревнѣ, и сѣлъ къ столу пить чай. Пыхтѣлъ самоваръ, распространяя струи пара, въ отворенную дверь галлереи врывался свѣжій воздухъ изъ сада, слышалось щебетаніе птичекъ, пахло начинающей распускаться черемухой. Баринъ былъ въ халатѣ, покуривалъ папиросу и любовался красивымъ видомъ сада и двора, расположенныхъ подъ горой и спускающихся къ рѣкѣ. На дворѣ показался человѣкъ одѣтый въ "спиньжакъ", въ высокіе сапоги и картузъ городского покроя. Пошептавшись съ дворникомъ, онъ прошелъ въ садъ, кивнулъ огороднику и что-то сказалъ ему. Тотъ указалъ на галлерею. Черезъ минуту человѣкъ въ "спиньжакѣ" стоялъ у открытой двери на галлерею и кашлялъ въ руку. Баринъ посмотрѣлъ на него и спросилъ:

-- Что надо?

-- Къ вашей милости, Иванъ Николаевичъ. Мы крестьяне туточные... Сосѣди ваши... отвѣчалъ "спиньжакъ".-- Наслышаны объ васъ, что господинъ вы очень хорошій.

-- По какому же дѣлу пришелъ-то?

-- Первымъ дѣломъ, съ новосельемъ вашу милость.

-- Спасибо.

-- Оченно пріятно вотъ, что въ нашихъ мѣстахъ такой хорошій баринъ жить будетъ. Мѣсто, сударь, у насъ тутъ хорошее, рѣка рыбная, въ лѣсу грибовъ много, воздухъ чудесный, ну и отъ Петербурга недалече. Теперича, зимой или лѣтомъ три часа ѣзды и въ городѣ. Дичи тутъ у насъ гибель. Охотниковъ страсть что наѣзжаетъ.

-- Знаю. Ты зачѣмъ ко мнѣ пришелъ-то?

-- Дровъ вашей милости не потребуется ли, такъ могу предоставить.

-- Какія дрова?

-- Сборныя. Есть и ольха, и береза, и сосна. Дрова хорошія.

-- По чемъ?

-- Да по три съ полтинкой саженъ вашей милости поставилъ бы.

-- Ну, а я купилъ по два съ полтиной березовыя.

-- Да вѣдь дрова дровамъ рознь. У кого купили?

-- У людей.

-- Должно быть, ужъ кто-нибудь изъ ослабшихъ, коли за такую цѣну...

-- Цѣна по здѣшнему мѣсту настоящая. Впрочемъ, мнѣ этихъ дровъ мало.

-- Такъ вотъ-съ... оживился мужикъ.

-- Куплю за полтора рубля, ежели дрова хорошія.

-- Что вы! И цѣнъ такихъ нѣтъ.

-- Мнѣ обѣщали поставить.

-- Должно быть, ужъ шишгаль какая-нибудь прогорѣлая обѣщалась, а мы, слава тебѣ Господи, намъ не на хлѣбъ. Кокоръ вашей милости не требуется ли? Мы слышали такъ, что вы будете парники и теплицы новые строить.

-- Буду. Кокоры требуются. По чемъ?

-- По три четвертака взялъ бы съ вашей милости. Недавно барку сломалъ.

-- А я покупаю по сорока пяти копѣекъ кокоры.

-- Да вѣдь кокора кокорѣ рознь.

-- Хорошія кокоры покупалъ. Хочешь поставить за эту цѣну, такъ возьму.

-- Что вы! Помилуйте... Намъ не изъ-за нужды. Спросите про Никиту Спиридонова -- всѣ скажутъ, что мы обстоятельные.

-- Если ты Никита Спиридоновъ, то лавочникъ Губасовъ у тебя же покупалъ даже по сорокъ копѣекъ кокоры. Онъ мнѣ сказывалъ.

-- То лавочникъ. У лавочника съ нами расчеты. А вы -- баринъ.

-- Какая же разница-то?

-- Съ кого же и взять деньги, какъ не съ барина? Мы барина-то цѣлую зиму ждали.

-- Ну, братъ, иди, иди. Съ тобой я разговаривать не желаю.

-- Зачѣмъ такая шаршавость? Мы по-сосѣдски пришли. Вашей милости вспахать чего не требуется ли? Я бы взялся и работника съ лошадью прислалъ.

-- У меня свои лошади и свои работники, но, можетъ быть, принанять придется. По чемъ?

-- По четыре съ полтиной въ день поставилъ бы.

-- А у меня люди за два съ полтиной набиваются.

-- Чухны, надо полагать, народъ прогорѣлый, а нашему брату не изъ-за горя. У меня у самого теперь горячее время, самому лошади требуются, а я думалъ такъ, что ежели поставить вашей милости, то повыгоднѣе.

-- Ты, кажется, дурака тутъ пришелъ искать! строго замѣтилъ ему баринъ.

-- Зачѣмъ дурака? Мы очень чудесно понимаемъ, что баринъ не можетъ быть дуракъ, что баринъ ученый, отвѣчалъ мужикъ.-- И наконецъ, чухонская ли лошадь, или моя лошадь? У чухонъ лошади на манеръ летучей мыши.

-- Вовсе даже не чухны мнѣ предлагали свои услуги.

-- А не чухны, такъ тоже ужъ такіе, у которыхъ животы подвело. А мы, слава тебѣ Господи! Мы ищемъ повыгоднѣе. Овса вамъ не требуется ли?

-- По чемъ?

-- У насъ овесъ первый сортъ. По пяти съ полтиной поставилъ бы.

-- А я купилъ по четыре шесть гривенъ.

-- Ну, за эту цѣну намъ не стоитъ продавать. Свои лошади съѣдятъ. Надо вѣдь нажить что-нибудь. Кортофелю сѣмяннаго не требуется ли?

-- Рублей по пяти за мѣшокъ, поди, хочешь продать?

-- Зачѣмъ по пяти! По рубль восемь гривенъ мѣшокъ.

-- А я купилъ по восьми гривенъ мѣшокъ,

-- Картофель чудесный, мелкій, для садки выгодный.

-- И я купилъ чудесный и выгодный.

-- Кто-нибудь, вѣрно, отъ нужды продавалъ. А я, Господи благослови, нужды не имѣю. Вамъ мережекъ для рыбной ловли не нужно ли?

-- По двадцати пяти рублей мережка?

-- Зачѣмъ такія цѣны брать! Уступимъ дешевле.

-- Тебѣ мережекъ не надо ли? Вотъ я самъ продалъ бы.

-- Зачѣмъ же намъ покупать мережи, коли мы сами продать хотимъ Барочныхъ досокъ по крайности не надо ли?

-- По полтинѣ сажень? улыбнулся баринъ.

-- Понятно ужъ, нажить хотимъ. Съ кого же и нажить, какъ не съ барина?

-- Ну, такъ наживайся съ другого, а меня оставь.

-- Я думалъ, по сосѣдству.

-- Ты думалъ по сосѣдству ограбить, думалъ, что я вновь поселился въ вашихъ мѣстахъ, настоящихъ цѣнъ не знаю, и пришелъ, чтобы бокъ мнѣ нагрѣть.

-- Знамо дѣло, ужъ каждый старается, чтобы было изъ-за чего хлопотать. Само собой, думалъ нажить, а теперь вижу, что вы тонкій человѣкъ, охъ, какой тонкій! Ну, такъ будемте знакомы такъ, по сосѣдству. А можетъ быть, что-нибудь и понадобится отъ меня?

-- Что бы ни понадобилось, двадцать верстъ крюку сдѣлаю, а куплю не у тебя.

-- За что же такая немилость, баринъ? Лучше сосѣду поспособствовать.

Баринъ молчалъ.

-- Ну, прощенья просимъ. Вижу я, что съ вами пива не сварить... проговорилъ мужикъ послѣ переминанья съ ноги на ногу, передвинулъ картузъ со лба на затылокъ, что означало поклонъ, и сталъ отходить отъ галлереи.

II.

Баринъ и барыня сидѣли на террасѣ своей дачи-усадьбы и пили утренній чай. Съ ближайшихъ къ террасѣ клумбъ тянуло запахомъ резеды, левкоя, душистаго горошка. Погода стояла прекрасная. Баринъ макалъ въ стаканъ сдобныя булки, ѣлъ ихъ съ большимъ аппетитомъ и придумывалъ вмѣстѣ съ барыней, что бы заказать къ обѣду.

-- Цыплятъ надо ѣсть... Куда намъ столько цыплятъ? Насѣдки вывели множество... Сначала будемъ съѣдать пѣтушковъ... говорилъ онъ.-- Ты закажи кухаркѣ жареныхъ цыплятъ. Да ужъ коренья поспѣли. Отличная свекла. Салатъ можно изъ свеклы, а то все огурцы да огурцы... Вообще надо утилизировать огородъ и птичникъ. Мясо будемъ и въ городѣ ѣсть. Потомъ можно смородинный кисель... Смородины у насъ ужасти сколько. Вмѣсто супа ботвинья. Надо шпинатъ изводить, а то израстется.

-- Да вѣдь рыбы хорошей нѣтъ къ ботвиньѣ, возразила барыня.-- Мужики на деревнѣ только и ловятъ, что мелкихъ окуней да щукъ.

-- Съ окунями и со щукой также хорошо... Зелень своя, квасъ свой, рыбы на двугривенный купить -- и всѣ сыты... Затѣмъ можно соусъ изъ грибовъ -- вотъ и все. Вчера дѣти ходили съ гувернанткой въ лѣсъ и множество грибовъ набрали. Такимъ порядкомъ мы и будемъ окупать содержаніе усадьбы. Это первый доходъ.

-- А послушалъ бы ты, что кухарка говоритъ про этотъ доходъ!

-- Что такое?

-- Скучаетъ очень, не закупая провизіи. Наживы нѣтъ.

-- Да гдѣ же здѣсь закупать? Здѣсь вѣдь не городъ, рынковъ нѣтъ.

-- Вотъ объ этомъ-то она и скучаетъ, что рынковъ нѣтъ, что всю провизію мы сами изъ города привозимъ. "Если, говоритъ, въ половинѣ августа не переѣдутъ въ городъ, то я уйду, потому безъ наживы мнѣ жить не возможно".

-- Конечно же, въ половинѣ августа не переѣдемъ. Въ сентябрѣ мнѣ нужно кое-что при себѣ осеннее посадить. Я выписываю ягодные кусты хорошихъ породъ. Деревцовъ надо подсадить. Надо приказать распахать подъ огородъ лишнія гряды.

-- Ну, вотъ, стало-быть послѣ половины августа она будетъ просить расчета. Мнѣ это ключница Афимья передала.

-- Ужасная сплетница! Она и мнѣ сегодня поутру плела-плела про прислугу, такъ что я уже запретилъ ей говорить. Хочетъ непремѣнно сжить и кучера, и огородника, и птичницу Василису, а на мѣсто ихъ поставить какихъ-то своихъ излюбленныхъ людей. Непремѣнно у ней просилась къ намъ какая-нибудь кухарка отъ сосѣднихъ помѣщиковъ -- вотъ она и прочитъ ее на мѣсто нашей кухарки.

-- Гдѣ же она можетъ видѣться съ помѣщицкими кухарками! У насъ ближе трехъ верстъ и сосѣдства-то нѣтъ. Нѣтъ, вѣдь это въ самомъ дѣлѣ: кухарки не любятъ жить въ деревенскихъ усадьбахъ, сказала барыня.-- Во-первыхъ, здѣсь закупки провизіи нѣтъ, стало-быть нѣтъ и наживы, а во-вторыхъ, онѣ скучаютъ безъ своихъ гостей.

-- Да, вотъ, что солдатамъ-то ихнимъ сюда пріѣзжать далеко!

Передъ террасой стоялъ кучеръ съ опухшими глазами и краснымъ лицомъ, переминался съ ноги на ногу и снялъ шапку.

-- Тебѣ что? спросилъ его баринъ.

-- Воля ваша, сударь, а намъ, кажется, безъ козла не обойтись, началъ кучеръ.

-- Безъ какого козла? удивленно выпучилъ глаза баринъ.

-- Извѣстно, какіе козлы бываютъ. На конюшняхъ ихъ во многихъ хорошихъ домахъ держатъ.

-- Зачѣмъ это?

-- Домовой-съ... Отъ домового... Вѣрите ли, сегодня всю ночь меня въ конюшнѣ мучилъ. Я въ конюшнѣ сплю. Просто онъ выживаетъ насъ. Вотъ теперича августъ мѣсяцъ на носу, знаетъ онъ, что въ августѣ намъ надо выѣзжать въ городъ -- вотъ онъ и выживаетъ.

-- Что за чепуха!

-- Истинный Христосъ, выживаетъ. Или ужъ, можетъ быть, здѣсь мѣсто такое, что ли. Онъ и при переѣздѣ сюда намъ встрѣчу устроилъ и разыгрался а потомъ позатихъ маленько, а теперь вотъ опять.

-- Вздоръ, вздоръ ты городишь!

-- Позвольте, какой же вздоръ... Извольте посмотрѣть -- это что?

Кучеръ откинулъ прядь волосъ съ виска и показалъ синякъ.

-- Гдѣ это тебя угораздило? спросилъ баринъ.

-- Зачѣмъ меня угораздить... Это все онъ-съ... Онъ шалитъ. Выживаетъ -- вотъ и шалитъ. Три раза меня съ койки сбрасывалъ. Койку я себѣ въ конюшнѣ устроилъ -- и вотъ какое утѣшеніе.

-- Глупости! Просто ты вчера ходилъ на деревню къ Амосу Ермолаеву, выпилъ на постояломъ -- и наткнулся на чей-нибудь кулакъ. Я вѣдь тебя знаю, ты пьяный вздорный.

-- Позвольте-съ... Вѣдь это обида... За что же такія слова?.. Я вашихъ лошадей руководствую какъ себя самого, лошади у меня сыты, довольны, а вы супротивъ меня всякую пронзительность и все эдакое...

Кучеръ и по сейчасъ былъ пьянъ. Онъ даже слегка покачивался на ногахъ. Баринъ подозрительно посмотрѣлъ на него и сказалъ:

-- Пойдемъ въ конюшню. Покажи мнѣ лошадей. Ты что-то большую дружбу завелъ съ Амосомъ Ермолаевымъ. Вѣдь Амосъ Ермолаевъ даромъ къ себѣ не принимаетъ, безъ денегъ или безъ овса водки не даетъ.

-- Владычица! Да неужто я лошадей буду овсомъ обижать! Я животину люблю больше себя. Самъ не допью, не доѣмъ... Да и не возьметъ Амосъ Ермолаевъ овса, не такой онъ человѣкъ.

-- Отца съ матерью -- и того возьметъ, если кто на вино ихъ смѣнять вздумаетъ, проговорилъ баринъ, идя за кучеромъ въ конюшню

-- И лошадей онъ мучилъ. Ужасти какъ мучилъ. Всю ночь мучилъ. Началъ я поутру корму задавать, гляжу -- въ мылѣ всѣ... разсказывалъ кучеръ.

-- Кто мучилъ-то?

-- Да все онъ же, домовой-съ... Вѣдь онъ разыграется, такъ удержу нѣтъ.

-- О, Господи! Когда я нападу на трезвыхъ людей! вздохнулъ баринъ.

Кучеръ отворилъ конюшню и указалъ на порожнее стойло съ койкой.

-- Вотъ съ энтаго мѣста онъ меня шарахнулъ, да вонъ объ энтотъ уголъ, указалъ онъ.-- Воля ваша, а козла надо. Какъ козла мы заведемъ, такъ сейчасъ онъ и уймется. Онъ козла любитъ, онъ сейчасъ утихнетъ.

Баринъ пропускалъ слова кучера мимо ушей и смотрѣлъ на лошадей.

-- Девятый часъ утра теперь, а ты не успѣлъ ихъ еще даже и вычистить, сказалъ онъ.-- Развѣ такъ исправные кучера дѣлаютъ? А все оттого, что къ Амосу Ермолаеву на деревню часто бѣгаешь.

-- Позвольте, сударь, да ужъ при домовомъ чисть не чисть, а онѣ все равно гладкія не будутъ. Ты ихъ вычистишь, а онъ опять взъерошитъ. И тѣла имъ при домовомъ не наѣсть. Хоть ты какъ хошь корми, а кучеру онъ все равно непріятность сдѣлаетъ. Брюхо отъ сѣна наѣдятъ, а чтобы отъ овса польза вышла -- при домовомъ ни въ жизнь. Козла завести, будетъ польза. Онъ козла любитъ и смилостивится. Намъ безъ козла какъ есть нельзя, совсѣмъ невозможно. Я вотъ еще ночку перегожу, да ежели опять, то, воля ваша, а ужъ не втерпежъ. Безпремѣнно козла надо.

-- Чортъ знаетъ, что ты городишь! воскликнулъ баринъ.

-- Позвольте, сударь... Да вамъ, по вашему господскому положенію, гдѣ же это все знать! Вы этого знать не могите. А на козла-то ужъ денегъ не жалѣйте. Сѣно у насъ не покупное, а козелъ вообще для конюшни животина нужная. Гдѣ хорошая лошадиная охота, тамъ завсегда козелъ. Амосъ Ермолаевъ даже, вонъ, предлагалъ козла.

-- Кабатчикъ? А! Ну, теперь я понимаю!

-- Позвольте-съ... Вы полагаете, я изъ корысти? Вотъ святая икона! Вотъ пусть самъ Егорій Побѣдоносецъ... Мнѣ что?.. А черезъ козла и лошади будутъ исправны, да и кучеръ не обиженъ. Ну, что хорошаго, ежели онъ мнѣ каждый день то глазъ подобьетъ, то ребро поломаетъ! Вѣдь можетъ и нутренность перетряхнуть... Тоже, какъ съ койки скинетъ. Долго ли до грѣха! Сами учтите, какой интересъ будетъ!.. Мнѣ выѣзжать, а я и на козлахъ сидѣть не могу.

-- Глупости и глупости.

-- Да какъ же глупости-то? Позвольте... За что же зря увѣчить человѣка, коли черезъ козла можно воздержаться? Помилуйте... Человѣка увѣчить и лошадей портить. Вѣдь онъ разыграется, да не залюбитъ, такъ начнетъ овесъ у лошадей отсыпать -- ну, и подберутъ онѣ сейчасъ тѣло. Засыпай -- все равно онъ овесъ уворуетъ.

-- Онъ ужъ и такъ уворовываетъ. И не съ козломъ надо на него выходить, а просто взять и прогнать его, сказалъ баринъ.

-- То-есть это въ какихъ же смыслахъ прогнать? спросилъ кучеръ.

-- Будто не понимаешь! Какой маленькій! Прогнать за пьянство и взять новаго кучера.

-- Новаго возьмете, при домовомъ все равно пьянствовать будетъ. Я изъ-за чего выпилъ сегодня? Изъ-за страху, изъ-за домового. Не каждому тоже пріятно, чтобы съ коекъ сбрасывали по ночамъ, да синяки подъ глазами подставляли. Ночь-то подходитъ, такъ боишься... А дать Амосу Ермолаеву шесть рублевъ за козла -- и ничего не будетъ.

-- Ты говори толкомъ. Амосу Ермолаеву пропитаго кѣмъ-нибудь козла сбыть надо, что ли? подсмѣивался баринъ.

-- Зачѣмъ Амосу Ермолаеву козла сбывать такъ ужъ оченно. У него свои лошади есть, а когда я ему разсказалъ о домовомъ, то онъ и продаетъ изъ усердія. "Скажи, говоритъ, вотъ, барину, что у меня есть козелъ". Да и чего тутъ скупиться-то вашей милости? Просто не расчетъ. Шесть рублевъ на козла пожалѣете -- въ лошадяхъ тысяча препона выйдетъ. Да и козленокъ-то какой веселый! Прикажете ему сказать?

-- Не надо мнѣ козла.

-- Вы ужъ хоть меня то пожалѣйте, ежели вы своихъ лошадей не жалѣете. За что я буду страдать? Вотъ лошади-то! Эво, какъ я ихъ руководствую! Извольте посмотрѣть, какъ онѣ отъ овса себѣ небо наѣли.

-- Оно и замѣтно, пробормоталъ баринъ.

-- Извольте полюбопытствовать, настаивалъ кучеръ, схватилъ лошадь за языкъ и открылъ ей ротъ, но баринъ вышелъ изъ конюшни.

-- Ты до двѣнадцати часовъ выходись хорошенько и отпейся квасомъ, сказалъ онъ кучеру: -- а пообѣдавши запрягай пару лошадей въ тарантасъ. Мнѣ сегодня на станцію надо ѣхать.

-- Мы запрягемъ-съ... Будьте покойны... А только безъ козла невозможно... безъ козла не жить-съ, бормоталъ кучеръ, слѣдуя за бариномъ.

Баринъ снова направился на террасу.

-- Ахъ, ты жизнь, жизнь кучерская! Вотъ собачья-то жизнь! слышалось ему въ догонку.

III.

-- Нѣтъ, ужъ это изъ рукъ вонъ! Это рѣшительно ни на что не похоже! Въ жизнь свою я никогда не повѣрю, чтобы какихъ-нибудь два десятка куръ могли съѣсть въ одну недѣлю куль овса! горячился баринъ на дворѣ своей усадьбы.-- И это въ лѣтнюю пору, когда курица роется въ навозѣ, питается червями и личинками.

Тумбообразная и рябая баба, птичница и скотница Василиса, перебирала руками передникъ, завязанный подъ грудями, и говорила:

-- А гусей-то, баринъ, вы ни во что не ставите? Вѣдь у насъ семь гусей. И они овесъ кушаютъ.

-- Гуси наши даже дома не ночуютъ, а сидятъ на прудѣ.

-- Ночевать не ночуютъ, а кушать-то домой всетаки приходятъ. Кромѣ того, утки...

-- Гуси, куры, утки... Все-таки невозможно... У меня тройка лошадей куля овса не съѣстъ.

-- Помилуйте, да нешто я сама овесъ ѣмъ? Вѣдь я овса не ѣмъ, обидчиво говорила птичница.-- Стараешься, стараешься для вашей милости, а отъ васъ только одинъ попрекъ. За то вы посмотрите на нашу птицу... Птички, какъ кубышечки. Ахъ, да... А индѣйки-то вы ни во что не считаете? Вѣдь у насъ индѣйки... Индюкъ подойдетъ къ шайкѣ -- цапъ, цапъ, смотришь, половины гарнца и нѣтъ.

-- Отруби тебѣ еще идутъ на птицъ, хлѣбъ... Картофель... Крапиву ты имъ рубишь и шпаришь.

-- Отрубями я цыплятъ кормлю.

-- Вретъ, вретъ! кричала съ крыльца ключница Афимья.-- На цыплятъ ей гречневой крупы выдаю. Цѣлый четверикъ въ недѣлю она цыплятамъ стравливаетъ. Да цыплятамъ ли? прибавила она.-- Вонъ мурло-то у ней лопнуть хочетъ.

-- Мурло! Ты на свой-то портретъ посмотри. Взгляни въ зеркало-то, полюбуйся. Я и хозяйскими харчами до отвалу довольна. А вотъ у кого носъ отъ хозяйскихъ наливокъ въ цвѣтъ ударять начало, тому надо стыдиться.

-- Ахъ, ты, дрянь эдакая! Да какъ ты смѣешь меня хозяйскимъ добромъ попрекать! взвизгнула ключница.-- Я хозяйское-то добро пуще глаза берегу. Это вы вотъ съ мужемъ ходите да походя калачи пшеничные жуете. Изъ какихъ доходовъ тебѣ калачи ѣсть? Изъ какихъ доходовъ тебѣ чаи съ вареньемъ распивать?

-- Не твое дѣло! Сама барыня позволила мнѣ ягодами пользоваться.

-- Ягоды ягодами, а вѣдь сахаръ-то денегъ стоитъ, чтобъ варенье варить. Отъ доходовъ праведныхъ мужъ-то твой спиньжакъ себѣ новый сшилъ, что ли? А заячьи шкуры на шугай скупаете... Будто я не знаю, что вы заячьи шкуры скупаете! А овчины кто подбираетъ? Тулупъ у мужа есть, такъ нѣтъ, надо новый строить. Будто я не слыхала, какъ вы съ портнымъ-то сговаривались!

-- И мы тоже знаемъ, какъ ты четвертуху французской водки Ивану на деревню передала. У самой-то, небось, хвостъ замаранъ, такъ и про людей думаешь.

Баринъ давно уже стоялъ зажавши уши и кричалъ: "Довольно! Довольно! Молчать!" Но его не слушали. Нужны были большія усилія, чтобы унять двухъ расходившихся бабъ. Изъ-за угла сарая показался мужъ птичницы Василисы, садовникъ, и сталъ вступаться за жену.

-- Намъ хозяйскаго овса не надо. Мы его не продаемъ. Мы ежели что получаемъ на руки, то курамъ стравливаемъ, говорилъ онъ.-- Также намъ и крупы вашей не надо, мы отъ вашихъ харчей сыты.

-- Я ужъ и то говорю барину, что, кажется, до отвалу довольны, а они все насчетъ птичьяго корма сумлѣваются, подхватила Василиса и стала утирать передникомъ слезящіеся глаза.-- Стараешься, стараешься, чтобы птица сыта была, а тутъ только попреки одни. Сами же вы изволили приказать, чтобы къ Александрову дню пятокъ пѣтушковъ откормить. Кормимъ настоящимъ манеромъ, кормимъ силой, прямо на жиръ кормимъ. Господи Іисусе! И что это такое, что ничѣмъ заслужить нельзя. На мужа поклепъ, что онъ яблоки да дыни въ фруктовомъ саду воруетъ, на меня взводятъ напраслину, что я хозяйскій овесъ съѣдаю. Да по мнѣ хоть вовсе птицъ не кормите.

Баринъ смягчился.

-- Никто тебѣ не говоритъ, чтобъ ты овесъ съѣдала, сказалъ онъ.-- А ты просто зря и безъ системы его разсыпаешь.

-- А вы прежде приберите воробьевъ, которые у насъ овесъ склевываютъ, а потомъ-и говорите. У насъ воробьевъ цѣлыя тучи на птичьемъ дворѣ развелись. Хоть бы отравы имъ какой подсыпать.

-- Чтобъ и домашнихъ птицъ отравить! И думать не смѣй! крикнулъ баринъ.-- И такъ ужъ вы мнѣ всѣхъ поросятъ по веснѣ переморили, крысъ отравой выводивши.

-- Да вотъ хоть бы и крысы, началъ садовникъ.-- Нешто онѣ мало у насъ овса-то уничтожаютъ? Взгляните-ка, какіе кули-то изъ-подъ овса остаются. Куль весь словно перерѣзанъ. Вѣдь крыса, она ужасти что можетъ съѣсть. Теперича надо такъ разсуждать, что ужъ бѣдно-бѣдно полтора гарнца въ сутки на крысъ клади.

Показался кучеръ на дворѣ, выходя изъ сарая.

-- Крысы ужасти что портятъ! Вонъ у меня въ конюшнѣ... Большую обиду лошадямъ крысы приносятъ. Я такъ разсуждаю, Александръ Павлычъ, ежели бы намъ теперь трехъ котовъ завести...

-- Ни, ни, ни... Ничего не заведу... Никакихъ котовъ, замахалъ руками баринъ.-- Будутъ коты у насъ и начнутъ они съѣдать по пяти фунтовъ говядины. Да еще полведра молока имъ потребуется.

-- Зачѣмъ же пять фунтовъ говядины, зачѣмъ полведра молока? возразилъ кучеръ.-- Ежели бы ваша милость поручила мнѣ купить трехъ котеночковъ... Отличные есть у нашего кабатчика.

-- Ничего тебѣ не поручу. Рѣшительно ничего.

-- Воля милости вашей, а только безъ котовъ крысы и въ кладовую къ вамъ заберутся, провизію начнутъ жрать.

-- Да ужъ забрались, сказала ключница.-- Я боялась только доложить вашей милости, а ужъ у насъ фунтовъ пять стеариновыхъ свѣчей онѣ съѣли да бруска три мыла. И вѣдь какъ жрутъ!

Баринъ въ волненіи ходилъ по двору и говорилъ:

-- Пускай жрутъ, а котовъ все-таки не заведу. Дороже будетъ стоить.

-- Вѣдь крыса, она хитрая, начала ключница.-- Она яйца ѣстъ. Такъ все яйцо и выѣстъ. Вы вотъ все жалуетесь, что яицъ мало. А отчего мало? Отъ крысъ.

Баринъ не слушалъ и зашагалъ на крыльцо. Черезъ пять минутъ онъ стоялъ хмурый и сердитый передъ барыней. Барыня вышивала какую-то прошивочку и спросила его:

-- Насчетъ чего ты сейчасъ такъ на дворѣ сердился?

-- Да насчетъ всего, отвѣчалъ баринъ.-- Вообрази, я сейчасъ дѣлалъ расчетъ и оказывается, что намъ надо бросить всякое хозяйство, если мы думаемъ, что извлекаемъ изъ него хоть какую-нибудь выгоду. Оказывается, что цыпленокъ намъ обходится чуть не въ полтинникъ, тогда какъ его по здѣшнимъ цѣнамъ и купить-то можно за пятіалтынный. Возьмемъ поросятъ... Знаешь ли, во что намъ обошлось выпоить каждаго поросенка?

-- Знаю, знаю...

-- Ѣшь свой огурецъ, напримѣръ, и чувствуешь, что онъ стоитъ себѣ чуть не пятачокъ. А знаешь ли, что стоятъ намъ тѣ десять дынь, которыя выросли у насъ въ парникахъ?

Барыня улыбнулась, махнула рукой и произнесла:

-- Не надо... Не говори... Я знаю...

IV.

У террасы усадьбы раздались шаги и кто-то крякнулъ. Пробѣгавшій газету баринъ поднялъ голову. Передъ террасой стоялъ садовникъ и передвигалъ картузъ со лба на затылокъ.

-- Кабы вы мнѣ двустволочки вашей дня на два прожертвовали. Вѣдь она у васъ все равно зря въ кабинетѣ виситъ, сказалъ онъ.

-- Зачѣмъ это тебѣ? Что за глупости! спросилъ баринъ.

-- Да вотъ, чтобы потрафить... Ужъ я бы его укомплектовалъ!

-- Кого?

-- Да вотъ подлеца-то этого. Ужъ я бы его укараулилъ и въ самую центру...

-- Какого такого подлеца? Что, я не понимаю.

-- А вотъ этого самаго, что дыни наши изъ парниковъ воруетъ. Ужъ я бы его распатронилъ въ самый корень. Не сталъ бы больше ходить.

-- Да развѣ опять украли дыню?

-- А то какъ же... Третьяго дня вы изволили на дыньку любоваться и говорили, чтобы въ воскресенье къ обѣду снять -- ея у жъ нѣтъ.

-- Какъ нѣтъ? спросилъ баринъ, быстро поднимаясь со стула и отбрасывая газету въ сторону.

-- Очень просто. Даже вчера была, а ужъ сегодня нѣтъ. Кто-то спроворилъ. Прихожу утречкомъ посмотрѣть, а ея нѣтъ. Третью дыню... Еле-еле вывели, только бы снять, а тутъ...

Садовникъ развелъ руками.

-- Ничего не подѣлаешь, проговорилъ онъ.-- Надо караулить, а безъ двустволки караулить нельзя.

-- Душечка! Слышишь? Вѣдь у насъ опять дыня пропала! крикнулъ баринъ барынѣ, сидѣвшей въ комнатѣ.

-- Не можетъ быть! проговорила барыня, показываясь на террасѣ.

-- Истинный Господь, пропала, отвѣчалъ садовникъ.-- Воруютъ. Ночи темныя начались, ничего не подѣлаешь. Надо укараулить, да бекасинникомъ въ настоящее мѣсто, чтобы помнилъ и чувствовалъ. А то что жъ это, помилуйте!

-- Кто бы это могъ красть дыни?! удивлялась барыня.

-- Должно быть, крестьянишки здѣшніе... Иначе кому же?.. А то, можетъ статься, кто изъ поденщины, что вонъ у сосѣда лѣсъ расчищаютъ, дѣлаетъ догадку садовникъ.

-- Нѣтъ, это не крестьяне и не поденщики. Ну, зачѣмъ имъ дыни?

-- Какъ зачѣмъ? Очень просто-съ... Снесъ на станцію господамъ -- вотъ на выпивку и есть. На желѣзной дорогѣ въ лучшемъ видѣ за такую дыню три гривенника дадутъ. Дыня, одно слово, антикъ была. Да и не носивши на станцію, Амосъ Ермолаевъ на деревнѣ за такую дыню сороковку дастъ. Сороковка ему плевка стоитъ, а онъ тоже мамонъ-то потѣшить любитъ.

Баринъ и барыня переглянулись.

-- Нѣтъ, это, я думаю, свой воръ, сказала барыня.-- Гдѣ тутъ пробраться на огородъ постороннему человѣку!

-- Позвольте-съ... Частоколъ раздвинулъ -- вотъ и тутъ... Зачѣмъ же свой?

-- Свой, свой...

-- Обижать изволите. Я изъ-за хозяйскаго добра удавиться радъ.

-- Не про тебя говорятъ, а только воръ свой. У насъ около частокола собака на блокѣ бѣгаетъ.

-- Да вѣдь можно и съ другой стороны перелѣзть. А то, вотъ, взялъ хлѣбца, прикормилъ собаку -- ну, и бери, что хочешь. Воръ знаетъ какъ... Его учить нечего.

-- Наши сытыя собаки польстятся на хлѣбъ! Что ты говоришь!

-- Иначе, сударыня, и быть невозможно, потому кабы однѣ дыни, а то съ чего же у насъ и яблоки пропадаютъ?

-- Какъ? И яблоки пропадаютъ?

-- Очень просто. Сегодня, я такъ считаю, что, пожалуй, съ сотню посшибли и унесли!

-- Ну, ужъ это изъ рукъ вонъ! возмутился баринъ.-- Мы еще сами ни одного яблока не сняли, все дожидаемся, чтобы они хорошенько вызрѣли, а у насъ по цѣлымъ сотнямъ воруютъ.

-- Да вѣдь и дыни еще ни одной для себя не сняли... Только ходимъ въ парники да любуемся на нихъ, прибавила барыня.

-- Дайте мнѣ, сударыня, баринову двустволку и я вамъ вора предоставлю... говорилъ садовникъ.-- Въ лучшемъ видѣ предоставлю.

-- Зачѣмъ же тебѣ двустволка? Ты такъ предоставь. Двустволка не подмога ловлѣ. Ну, что такое двустволка...

-- А надо вора проучить, надо чтобъ онъ напредки боялся. Бекасинникомъ-то ты ему сдѣлаешь награжденіе въ чувствительное мѣсто -- онъ и будетъ помнить и ужъ больше не пойдетъ. Нѣтъ, ужъ вы мнѣ двухстволочку...

-- Вздоръ! Пустяки ты городишь. Лови вора безъ двустволки, а теперь ступай прочь. Вотъ еще что выдумалъ! Дамъ я ему свою дорогую двустволку, сказалъ баринъ.-- Да еще убьешь человѣка, такъ отвѣчай за тебя!..

-- А безъ двустволки вора не поймать. Тутъ надо въ корень... прямо чтобы въ жилу ему...

-- Да ты, кажется, пьянъ?

-- Маковой росинки во рту не было... А чтобы бекасинникомъ его попугать...

-- Ну, ну... Не разговаривай и иди! Да чтобъ воры у меня больше ни на огородѣ, ни въ фруктовомъ саду не показывались.

-- Прикажите вы дать двустволку... Я въ мягкое мѣсто, а ему острастка...

-- Вонъ!..

Садовникъ, покачнувшись на ногахъ, отошелъ отъ террасы. Онъ шелъ и бормоталъ. Доносились слова:

-- Какъ тутъ безъ двустволки! Безъ двустволки вора не поймать... Безъ двустволки у насъ все разворуютъ.

-- Вотъ тебѣ и дыни! сказала барыня барину.-- Холили, лелѣяли, ходили на нихъ любоваться, а какъ поспѣли онѣ -- ихъ кабатчикъ съѣлъ.

-- Да, это, дѣйствительно, возмутительно! Просто хоть невызрѣвшіе плоды срывай и ѣшь! А то, пока ты сбираешься ихъ снять,-- другіе снимутъ и съѣдятъ. Помилуйте, третья дыня!.. Просто онъ самъ ихъ снимаетъ и носитъ въ кабакъ. Съ чего же онъ пьянъ-то? На какія деньги пьянъ-то? Половину его жалованья я отдалъ за него сапожнику, другую половину онъ послалъ на подати и за паспортъ. А яблоки, яблоки! Надо итти въ фруктовый садъ и снять, что осталось.

-- Но, послушай... Вѣдь нельзя же, въ самомъ дѣлѣ, зеленыя...

-- Не зеленыя, но мало-мальски созрѣвшія. Сорванныя какъ-нибудь ужъ дозрѣютъ. Ну, ежели сырыми ихъ нельзя будетъ ѣсть, такъ хоть въ пироги... Печеными будемъ ѣсть... А то вѣдь этакъ ни одного яблока не дождешься. Надо пойти сейчасъ и снять... Снять и арбузы... Тамъ четыре арбуза... Хорошо еще, что арбузы-то цѣлы.

На террасѣ появилась ключница.

-- Говорилъ вамъ Тихонъ, что сегодня ночью дыня и арбузы пропали?

-- Какъ, и арбузы? воскликнулъ баринъ.-- Ну, что же это такое! Помилуйте!

-- И арбузы, и яблоки... Грушъ также много посня-то...

-- Господи! Да что же это такое!

-- Словно на возу кто фрукты вывезъ, продолжала ключница.

Баринъ въ волненіи ходилъ по террасѣ и говорилъ:

-- И вѣдь, что обидно, первые фрукты! Первянка...

-- Первянку-то и продавать. Первянка дороже... Потомъ начнутъ вызрѣвать по многу, такъ что за нихъ дадутъ! Нѣтъ, безпремѣнно вамъ нужно этого самаго Тихона долой, а Василья Савельева взять.

-- Не возьму я Василья. Василій завѣдомый пьяница. Лучше безъ садовника останусь, а Василья не возьму.

У балкона стояла птичница Василиса.

-- Баринъ, не знаю ужъ, какъ и доложить вашей милости... говорила она.-- Сейчасъ стала я считать гусенятъ раннихъ -- и одной гусыньки нѣтъ.

Баринъ стоялъ въ саду своей усадьбы и смотрѣлъ, какъ садовникъ, помѣстившись на двойной лѣстницѣ, подрѣзывалъ ножницами кусты акаціи. По дорожкамъ сада, мелькая изъ-за кустовъ, прокрадывался тщедушный мужиченко съ рѣденькой бородкой на красномъ лицѣ и вскорѣ остановился передъ бариномъ, снявъ замасленный картузъ.

-- Къ вашей милости... началъ онъ,-- Ключница Афимья сказывала, что вамъ караульный требуется, чтобы усадьбу караулить... началъ онъ.

Баринъ посмотрѣлъ на него съ ногъ до головы. Мужиченко былъ полупьянъ. Одѣтъ онъ былъ въ рваный пиджакъ совершенно безъ пуговицъ, съ дырьями и на локтяхъ и на спинѣ, изъ-подъ котораго виднѣлась линючая ситцевая рубаха. На ногахъ были старыя опорки.

-- Да, думаю я нанять караульнаго... протянулъ баринъ послѣ нѣкоторой паузы и спросилъ:-- да ты здѣшній, что ли?

-- Изъ Кулакина. Три версты отъ васъ.

-- Знаю. Да ты сможешь ли караульнымъ-то быть?

-- Господи Іисусе! Съ какой же стати не смочь-то?.. Мы въ лучшемъ видѣ... Мы у графа Лидерса всю прошлую зиму собакъ караулили. И медвѣжонка караулили. Медвѣжонокъ у нихъ изъ сосунковъ былъ пойманъ. Можемъ даже такъ сказать, что вся ихъ охота была на нашихъ рукахъ. Пять собакъ, ружья ихнія... Надо тоже и накормить, и напоить...

-- Постой, постой... Собаки и усадьба двѣ вещи разныя, перебилъ мужика баринъ.-- Караулить усадьбу, такъ вѣдь надо ночь не спать.

-- Знаемъ-съ... Будьте покойны.

-- Надо дворъ и фруктовый садъ и парниковый огородъ разъ пять въ ночь обойти.

-- Въ лучшемъ видѣ... У меня и воры-то всѣ знакомые. Вѣдь мы знаемъ, кто воровствомъ-то занимается въ нашихъ мѣстахъ. Будто не знаемъ!

-- Кажется, братъ, ты брешешь.

-- Истинный Христосъ, знаемъ. Четыре вора тутъ у насъ собственно...

-- Не мели, пожалуйста, вздору. Такъ вотъ нужно караулить.

-- Вы мнѣ прежде всего три доски предоставьте, чтобы бить. Я вамъ такую дробь начну закатывать, что первый сортъ.

Баринъ смотрѣлъ на мужика подозрительно и говорилъ:

-- Доски-то я тебѣ предоставлю, но дѣло не въ томъ. Ты вотъ и теперь наниматься идешь выпивши, а караульный пить не долженъ.

-- Караульному-то и выпить, ваше благородіе. Нонѣ ночи холодныя, на зарѣ утренники. Тулупъ караульному будетъ отъ вашей милости?

Баринъ пожалъ плечами.

-- Какой тулупъ! Я и не слыхивалъ, чтобы караульнымъ тулупы давались. Вѣдь это не казенный часовой. И наконецъ, теперь не зима.

-- Ну, можемъ и безъ тулупа, ежели впередъ рубликъ пожертвуете, то я полушубокъ свой выкуплю. Какъ ваше положеніе въ мѣсяцъ?

-- Постой, постой... Я все думаю, что тебѣ это дѣло не сподручное. Мнѣ лучше какого-нибудь отставного солдата...

-- Лучше всякаго солдата будемъ руководствовать...

-- Нѣтъ, я къ тому, что вѣдь ты крестьянинъ, а теперь осеннія полевыя работы, такъ сможешь ли ты, чтобы день на себя работать, а ночью не спать и караулить?

Мужиченко ухмыльнулся и махнулъ рукой.

-- Насчетъ этого будьте покойны. Крестьянствомъ мы не занимаемся, давно не занимаемся, сказалъ онъ.-- А коли ежели что вокругъ огорода, то это у насъ бабы.

-- У нихъ вся деревня свои надѣлы бросила, вставилъ садовникъ, подстригавшій акацію.-- Староста ихній только одинъ хлѣбопашествомъ и занимается.

-- Такъ, такъ... поддакнулъ мужиченко.-- Вотъ ему-то мы и отдаемъ нашъ участокъ. Отъ всѣхъ отъ насъ онъ арендатель.

-- Отчего же вы сами хлѣбопашествомъ не занимаетесь? спросилъ баринъ.

-- Да будемъ говорить такъ, что все какъ-то несподручно выходитъ. Да и расчету нѣтъ. Мѣсто у насъ подгороднее, господа охотники наѣзжаютъ...

-- Просто лѣнятся, облѣнились... проговорилъ садовникъ.-- Вѣдь полевыя-то работы нешто сладки? Ой-ой-ой! А тутъ онъ около охотника вертится, ерничаетъ,-- ну, смотришь, за это сытъ и пьянъ. На бездѣльномъ-то дѣлѣ легче.

-- На бездѣльномъ дѣлѣ... Нѣтъ, братъ, не скажи, чтобы это бездѣльное дѣло было, обидчиво отвѣчалъ мужиченко.-- Тоже охотнику-то надо угодить да и угодить... Потрафить надо. А не потрафишь, такъ ничего и не возьмешь. Господина-то тоже, ой-ои, какъ тонко знать требуется! Ты тоже такъ долженъ знать, что у него внутри, какое такое мнѣніе и что онъ любитъ. Потрафилъ ты его сердцу, полюбитъ онъ тебя, ну, ужъ тогда хорошо. Бездѣльное дѣло! Не больно-то оно бездѣльное.

-- Конечно же, бездѣльное. Нешто это дѣло за господиномъ по болотамъ шляться, у его собакъ блохъ вычесывать, да пьянствовать съ нимъ? стоялъ на своемъ садовникъ.

Мужиченко вскинулъ голову и подбоченился.

-- А ты видалъ, какъ я у собакъ блохъ вычесывалъ? спросилъ онъ.

-- Да конечно же, вычесываешь. Коли ты при господахъ въ егеряхъ служишь, то въ томъ твоя обязанность. Да и вообще безпутная ваша должность, Баринъ скажетъ: желаю я пріобрѣсть бабу. И ты обязанъ ему бабу предоставить. А нешто это крестьянское дѣло?

-- А ты видалъ, что я бабъ господамъ сваталъ? Видалъ? кричалъ мужиченко.-- Ежели я бабъ предоставляю, то я бабъ предоставляю для облавы, потому облаву безъ бабъ невозможно, а тамъ ужъ не моя вина, коли баба улыбки коварныя строитъ. Намъ за всѣми бабами не доглядѣть. Облава -- вотъ потому и бабы!

-- Знаемъ мы твою облаву! Вотъ на бабъ-то вы облаву и дѣлаете съ господами охотниками.

-- Ну, ужъ это ты врешь, брешешь! Укажи, когда и какъ я такъ дѣйствовалъ?

-- Да что тутъ указывать! Всегда. Вы за вино что хошь сдѣлаете.

-- Что мнѣ вино! Вино мнѣ и такъ подносятъ. Я хорошее мѣсто охотнику укажу, мнѣ и поднесутъ. Вино виномъ, а, окромя того, я Бога помню. Только передъ бариномъ конфузить меня, закончилъ мужиченко.-- Ты стриги, знай, дерева-то -- вотъ твоя и обязанность.

-- Не спорьте, не перебранивайтесь. Довольно, остановилъ ихъ баринъ.

-- Да какъ же не спорить-то, ваша милость? Я въ караульные наниматься пришелъ, а онъ меня конфузитъ. За что же хлѣбъ отбивать у человѣка!

-- Въ караульные все равно ты мнѣ не годишься.

-- Это еще отчего, коли я, можетъ статься, прирожденный караульный? Я и на кирпичномъ заводѣ полгода въ сторожахъ выжилъ. Спросите обо мнѣ всѣхъ -- всѣ вамъ скажутъ, спросите обо мнѣ у Амоса Ермолаевича въ кабакѣ -- и онъ меня чудесно знаетъ.

-- Какъ тебя не знать въ кабакѣ! Ты первый кабацкій засѣдатель! глумился надъ мужиченкомъ садовникъ.

-- А ты не засѣдатель? Ты въ кабакѣ мало сидишь? Да и пьешь-то на уворованное. Кто кабатчику-то кулекъ яблоковъ притащилъ?

-- Я пью на уворованное? Ахъ, ты, пьяная твоя морда!

Перебранка усиливалась.

-- Пошелъ вонъ! Не надо мнѣ тебя!.. крикнулъ баринъ и сталъ гнать мужиченку.-- Караульный! День ты будешь съ охотниками шляться да пьянствовать, а ночью отъ воровъ караулить! Да тебя самого пьянаго воры унесутъ. Иди, иди...

Мужиченко почесалъ затылокъ и сталъ уходить.

VI.

Утро. Баринъ вышелъ на террасу своей дачи усадьбы, гдѣ уже ждалъ его кипящій самоваръ и чайный приборъ, обставленный всѣми прелестями обстоятельной домовитости. Тутъ лежалъ на тарелкѣ и кусокъ только что сбитаго сливочнаго масла, стояла кринка молока, помѣщались нѣсколько горшечковъ съ вареньемъ разныхъ сортовъ. На канфоркѣ самовара грѣлся уже чайникъ съ завареннымъ чаемъ, хотя барыни еще и не было на террасѣ, а вертѣлась только ключница, среднихъ лѣтъ женщина въ ситцевомъ платьѣ и въ башмакахъ на босую ногу.

-- Прикажете вамъ налить стаканчикъ? спросила она барина.

-- Нѣтъ, не надо. Я подожду Любовь Петровну и съ ней буду пить.

-- Любовь Петровна еще только вставать начали. Чай-то къ тому времени перекипѣть можетъ. Развѣ снять его съ канфорки и прикрыть полотенчикомъ.

-- Прикрой. Немного погодя я самъ налью себѣ стаканъ.

Баринъ стоялъ у спуска террасы, любовался видомъ на цвѣтникъ, на виднѣющуюся вдали рѣку и вдыхалъ въ себя прелестный, утренній, еще не успѣвшій нагрѣться воздухъ. Ключница не уходила съ террасы и, стоя сзади барина, переминалась съ ноги на ногу.

-- Кучеръ у насъ все ходитъ съ трубкой по хлѣву, да по конюшнѣ, начала она.-- Упаси Боже, коли ежели что. Вѣдь на сѣновалахъ-то у насъ, почитай, больше тысячи пудовъ сѣна сложено.

-- Какъ съ трубкой? Я вѣдь ему даже и на дворѣ запретилъ съ трубкой ходить, обернулся баринъ.

-- Вы запретили, а онъ не внимаетъ. А все оттого, что вчера ходилъ на деревню и пьянъ былъ. Приманка-то ужъ тамъ у Амоса Ермолаича очень чувствительная.

-- Отчего же ты мнѣ вчера не сказала, когда онъ съ трубкой ходилъ?

-- Да у васъ въ это время становой сидѣлъ. И вѣдь ругатель какой! Я ему стала говоритъ, а онъ меня такими словами, что просто срамъ. Вы внушите ему.

-- Хорошо. Я его проберу. Жаль только, что я его не поймалъ съ трубкой на мѣстѣ преступленія.

-- И Василиса наша тоже... продолжала ключница.

-- Что Василиса?

-- Да какая же это скотница и птичница! Я вотъ говорю, говорю, чтобы нижніе листья у капусты на огородѣ обрѣзала и коровамъ въ пойло, а она не внимаетъ и, знай себѣ, пустой мѣсивкой поитъ. А все лѣнь... Ужасти какая баба! Вотъ вѣдь вы думаете теперь, она индюшатъ обваренной крапивой кормитъ? Ни въ жизнь... Голая каша... А все лѣнь крапивы нажать. Да и барственность... Сколько у ней индюшатъ-то погибло! И все зря... Цыплята тоже... На крысъ-то да на хорька только слава... Теперича отчего у насъ утки-насѣдки столько яицъ перепалили? Все оттого же... Нешто можетъ столько болтуновъ быть? Ни въ жизнь... А все оттого, что очень часто на деревню бѣгаетъ. Магнитъ-то ужъ у Амоса Ермолаева, должно быть, очень чудесенъ. А въ ваши именины подносила я всѣмъ по стаканчику, такъ она выпила и закашлялась, словно и въ самомъ дѣлѣ непьющій человѣкъ.

Баринъ уже начиналъ морщиться. Ему не нравились сплетни, но ключница не унималась.

-- И Тихонъ тоже... Нешто это огородникъ? Нешто такіе огородники должны быть? продолжала она.-- Вы посмотрите на огурцы-то... Вѣдь не прополоты... Травой заросли.

-- Ну, довольно... Что жъ мнѣ съ нимъ дѣлать! отвѣчалъ баринъ.-- Мало я развѣ ругаюсь!

-- Прогонять надо. Василій Савельевъ, вонъ, сколько времени безъ дѣла и даже очень просится... "Я бы, говоритъ, Петру Сергѣичу вѣрой и правдой, какъ свѣчка передъ Богомъ"... Косаремъ онъ ходилъ, а теперь косьба кончилась, такъ совсѣмъ онъ безъ дѣла, А ужъ мужикъ-то какой богобоязненный!

-- Ну, тоже... Запьетъ, такъ и ворота запретъ, сказалъ баринъ.

-- Ахъ, что вы! Нѣтъ... Онъ потребляетъ самую препорцію. А что вы его видѣли въ Аграфенинъ день пьянаго, такъ на Аграфену купальницу у него жена именинница была.

-- Онъ на другой день пьянъ былъ.

-- Да вѣдь на другой-то день Иванъ Купала, у него братъ былъ именинникъ.

-- Онъ дня четыре пилъ. Я все его видѣлъ пьянаго.

-- А тутъ дожди пошли, а онъ къ сѣнокосу былъ нанявшись, такъ какая же косьба въ дожди -- вотъ онъ отъ бездѣлья и путался. А такъ, чтобы въ рабочіе дни, онъ -- ни, Боже мой. Ужъ все я считаю, что онъ въ тыщу разъ лучше Тихона. Вы походите-ка по огороду-то... У Тихона, вонъ, есть и по сейчасъ капуста не окопана. А червякъ-то у насъ отчего напалъ на капусту?

-- Ну, довольно, Афимья, довольно.

-- Мнѣ что! Я ваше же добро берегу. А не хотите слушать, такъ и не надо. А на какіе доходы онъ съ Амосомъ-то Ермолаевымъ цѣловаться бѣгаетъ? Теперь-то грядной огурецъ пошелъ, такъ онъ не въ цѣнѣ, а когда парниковые-то огурцы были, такъ сколько онъ ихъ Амосу-то перетаскалъ въ передникѣ! Вы вѣдь не видите, вамъ не до того, а я вижу. Идетъ на деревню, а передникъ заткнутъ и на брюхѣ оттопырившись. Вѣдь въ передникъ прямо сотню упрячешь.

-- Брось, Афимья... Дай ты мнѣ въ спокойномъ духѣ побыть.

-- Да вамъ и безпокоиться самимъ нечего, а выгнать Тихона и на его мѣсто Василья Савельева взять.

-- Нѣтъ, нѣтъ, не желаю я съ пьяницами...

-- Тихонъ холостой человѣкъ, одинъ какъ перстъ... Запьетъ, такъ его и остановить некому, а Василій Савельевъ женатый, его жена завсегда отъ пьянства остановить и вразумить можетъ. Вамъ бы даже такъ и взять: Василья Савельева взамѣсто Тихона, а Аграфену, Василья Савельева жену, взамѣсто Василисы. Такъ бы и было: мужъ огородникъ, а жена скотница. Вдвоемъ-то имъ даже бы и сподручнѣе служить было и они бы были старательнѣе.

-- Нѣтъ, нѣтъ... Теперь дѣло идетъ къ осени и я останусь съ тѣмъ, что есть.

-- Да вѣдь осенью-то больше работы... Навозъ... Вы, вонъ, хотѣли подъ огородъ прибавку распахивать. А для Аграфены -- у насъ въ сентябрѣ двѣ коровы телиться будутъ. Курицу она знаетъ и понимаетъ чудесно. Вы посмотрите, какъ она вамъ индѣекъ-то къ зимѣ поставитъ! И наконецъ, Аграфена птицу просто обожаетъ, а Василиса -- вѣдь она даже и не птичница, а такъ баба съ кирпичнаго завода. Да и никогда она до насъ за птицами не ходила, а жила она въ Петербургѣ въ маткахъ-стряпухахъ на извозчичьемъ дворѣ, а потомъ въ кормилицахъ жила, такъ нешто это птичница! Съ птицей надо съ молитвой... И корова любитъ, чтобъ перекрестившись и съ молитвой, а Василиса все съ чертыханьемъ. Коровъ доитъ -- нечистаго поминаетъ, птицу кормитъ -- нечистый на устахъ. Гдѣ же тутъ живности-то существовать! А Василій Савельевъ для васъ будетъ настоящій кладъ.

-- Василій въ садовническомъ дѣлѣ ни бельмеса не смыслитъ.

-- Господи Іисусе! Научится. Къ веснѣ пойметъ.

-- Нѣтъ, нѣтъ. Иди ты, пожалуйста, и занимайся своимъ дѣломъ, а меня не тревожь, произнесъ баринъ.

-- Пойду-съ. Ваша воля господская, вы хозяинъ, а только... Да вонъ, извольте посмотрѣть на кучера... Вонъ онъ идетъ... Взгляните на мурло-то ему -- вѣдь словно налилъ кто. У, срамникъ!

Ключница плюнула и удалилась съ террасы. На террасѣ появилась барыня въ бѣломъ капотѣ и съ заспанными глазками.

VII.

Былъ прекрасный осенній день. Близилось къ полудню. Солнце ярко освѣщало порѣдѣвшую отъ листопада листву деревьевъ и желтые листья казались совсѣмъ золотыми. У террасы помѣщичьей усадьбы переминались съ ноги на ногу два мужика въ стоптанныхъ сапогахъ и грязныхъ рубахахъ, не взирая на праздникъ. Одинъ былъ въ рваномъ полушубкѣ на распашку, другой въ сѣромъ армякѣ. На террасѣ, облокотись на перила, баринъ покуривалъ папиросу и разговаривалъ съ мужиками.

-- Кабатчикъ Амосъ Ермолаевъ васъ ко мнѣ прислалъ? спрашивалъ баринъ.

-- Онъ-съ. Сходите, говоритъ, къ Горсткинскому барину, тамъ требуется... отвѣчали мужики.-- У васъ работка какая-то...

-- Да, требуется... И есть работка. Ну, что, вы сами-то ужъ совсѣмъ убрались въ полѣ?

-- Да оно хоть и не совсѣмъ, но у насъ бабы... заговорилъ мужикъ въ армякѣ.-- У насъ бабы хорошія, рабочія, выносливыя. Наши бабы такія, что по работѣ ежели, то еле и мужику въ пору. Онѣ уберутся въ лучшемъ видѣ.

-- Ну, такъ вотъ мнѣ надо отаву покосить.

-- Что жъ, это можно, пробормоталъ мужикъ въ армякѣ и передвинулъ шапку со лба на затылокъ.

-- Вездѣ косить не будемъ, а только тамъ, гдѣ трава хорошо отросла.

-- На потныхъ мѣстахъ, значитъ, только.

-- Ну, да, на потныхъ мѣстахъ, оттого я только двоихъ косарей и просилъ прислать. Шевелить сѣно у меня свои бабы будутъ. Уберутъ тоже онѣ.

-- Стало быть, только для косьбы?

-- Да, только для косьбы. Ну, по чемъ возьметесь въ день?

Мужики начали чесать затылки и задумались.

-- А харчъ вашъ будетъ? спросилъ мужикъ въ армякѣ.

-- Нѣтъ, вашъ. Давайте уговариваться на вашихъ харчахъ. Гдѣ мнѣ съ вашими харчами возиться! отвѣчалъ баринъ.

-- На нашихъ харчахъ... Такъ... Что жъ, мы туточные, мы въ верстѣ отъ васъ, да и версты-то не будетъ. Пообѣдать всегда можно и домой сходить.

-- Ну, вотъ... Такъ сколько же вамъ въ день положить?

-- Въ день-то?

Мужики переглянулись другъ съ другомъ и опять начали чесать затылки.

-- Да намъ бы съ десятины рядиться сподручнѣе... выговорилъ, наконецъ, мужикъ въ полушубкѣ.

-- Гдѣ тутъ съ десятины, коли будемъ косить по клочкамъ. Гдѣ косить, а гдѣ нѣтъ. Какъ тутъ вымѣрять десятину будешь! отвѣчалъ баринъ.

-- Какъ-нибудь, ваша милость, вымѣряемъ. Намъ съ десятины способнѣе.

-- Нѣтъ, нѣтъ... Говорите, сколько поденно... Даже и въ настоящій сѣнокосъ я не сталъ бы съ вами, съ здѣшними рядиться съ десятины. Съ десятины, такъ полдня косите, полдня у себя на деревнѣ сидите. А тутъ покуда ведро.

-- Зачѣмъ намъ на деревнѣ сидѣть? Не будемъ на деревнѣ сидѣть. Понятное дѣло, что отаву косить, такъ это такая статья, что куй желѣзо, пока горячо.

-- Ну, вотъ... Опять же будете косить вмѣстѣ съ моими работниками, такъ какъ тутъ десятины разбирать? Я нанимаю поденно...

-- Что жъ, поденно, такъ поденно.

-- Ну, сколько же?

Мужики снова переглянулись другъ съ другомъ.

-- По рублю шести гривенокъ будетъ не обидно? спросилъ мужикъ въ армякѣ.

-- Что? протянулъ баринъ, возвысивъ голосъ.

-- Ну, по полтора рубля?

-- Да вы никакъ съ ума сошли? Я и въ сѣнокосъ такихъ цѣнъ не платилъ.

-- Да вѣдь сѣнокосъ, будемъ такъ говорить, онъ сѣнокосъ и есть. А теперь сами еще не убрались, какъ слѣдуетъ. Конечно, у насъ бабы... Но баба теперь и по грибному дѣлу требуется. Теперь, вонъ, грибъ собираемъ и сушимъ. Ужо, вонъ, грибники понаѣдутъ. Ну, рубль сорокъ...

-- Да вы, ребята, никакъ бѣлены объѣлись! Вѣдь отаву снимать не то, что первую траву. По стольку платить, такъ и хлопотъ не стоитъ. Къ тому же осень время перемѣнчивое, еще Богъ знаетъ, высушимъ ли траву.

-- Это ужъ все отъ Бога... Это, что говорить! А сколько вы дадите?

-- Да вы, вонъ, у кабатчика по семи гривенъ въ день косили.

-- Такъ вѣдь то у кабатчика, а вы баринъ.

-- За что же я буду платить дороже, если я баринъ?

-- Да ужъ это дѣло такое... Съ кого же и взять, какъ не съ господъ?

-- Я въ сѣнокосъ по рубль двадцать, и даже по рублю платилъ, но только не вашимъ, а проходящей партіи косарей, а теперь потому къ вамъ обращаюсь, что въ настоящее время пришлыхъ косарей нѣтъ.

-- Вотъ и это мы тоже цѣнимъ. Кабатчику мы косили въ сѣнокосъ, кабатчику и отаву убирали, сказалъ мужикъ въ полушубкѣ.

-- Опять же кабатчикъ свой человѣкъ. Онъ насъ охраняетъ и онъ намъ помогаетъ, прибавилъ мужикъ въ армякѣ.-- Къ кому обратиться, коли недохватка? Вѣдь вы не дадите.

Баринъ замялся.

-- Понятное дѣло, что я не ростовщикъ, отвѣчалъ онъ.

-- Это точно... А коли мы брали, то обязаны и выплачивать. Иначе онъ потомъ какъ насъ дошкурить можетъ! Не убери-ка ему сѣно, коли онъ требоваетъ! Кабатчику за долгъ косили.

-- Такъ вѣдь за долгъ-то хуже косить. То ли дѣло за деньги, которыя сейчасъ получишь.

-- Кабатчикъ человѣкъ ласковый... Онъ сейчасъ по стаканчику съ бараночкой. Мы вотъ ему косили, а онъ каждый день намъ по стаканчику, а у господъ этого заведенія нѣтъ, произнесъ мужикъ въ армякѣ.-- А мы это цѣнимъ.

-- Ну, ладно. По гривеннику къ семигривенной рядѣ я прибавлю. Тутъ даже будетъ вамъ на два стаканчика. Тому же вашему благодѣтелю кабатчику можете снести эти гривенники. Такъ берете по восьми гривенъ въ день?

-- Нѣ... Не сподручно.

-- Отчего же не сподручно? Вѣдь кабатчику въ болѣе горячее время отаву косили, а теперь косьба послѣ него.

-- Это точно, а только обидѣться можетъ.

-- Чѣмъ обидѣться?

-- Да какъ же... Скажетъ: мнѣ за долгъ по семи гривенъ, а барину такъ по восьми гривенъ. Вѣдь онъ у насъ норовитъ такъ, чтобы супротивъ барина за все платить ровно половину.

-- Что за вздоръ такой!

-- Нѣтъ, ваша милость, не вздоръ. У него ужъ такая зарубка, чтобы въ половину... Узнаетъ -- сейчасъ докажетъ свою нравственность и ужъ напредки будетъ считать не семь гривенъ, а сорокъ копѣекъ. Вѣдь вотъ онъ, окромя того, занимается и телятиной. Понесешь къ нему теленка, а онъ и скоститъ съ теленка сколько онъ за отаву переплатилъ супротивъ барина.

-- Да чѣмъ же переплатилъ? Я восемь гривенъ даю, а онъ семь гривенъ.

-- По расчету не выходитъ, стояли на своемъ мужики.

-- Не понимаю, что у васъ за расчетъ! пожималъ плечами баринъ.-- Ну, берете по девяти гривенъ?

-- Боязно, баринъ. Вотъ тоже и сушеный грибъ онъ начнетъ у бабъ скупать... Нѣтъ, лучше отойти отъ грѣха.

Мужикъ въ армякѣ махнулъ рукой.

-- Желаете, сударь, послѣднее слово, по рубль двадцать? Это мы можемъ, это ему будетъ не обидно, за это онъ проститъ.

-- Да въ чемъ тутъ обида, я не понимаю?

-- Какъ же, помилуйте... Сѣмена давалъ. По рублю двадцать, такъ прикажите приходить.

-- Нѣтъ, за такія деньги и отаву косить не стоитъ, тѣмъ болѣе, что я уже кой-гдѣ и скосилъ. Что гдѣ ужъ очень подросло, такъ и мои работники скосятъ, а съ поденщиной за такія деньги не стоитъ. Мнѣ ужъ тогда обидно будетъ, сказалъ баринъ.

-- Воля вашей милости, отвѣчали мужики, поворачивая отъ террасы.

VIII.

Баринъ шелъ изъ конюшни по двору усадьбы. Большой бѣлый гусь, бродившій по двору съ нѣсколькими гусями, загоготалъ, потомъ зашипѣлъ и, вытянувъ шею, старался его ущипнуть за ногу.

-- Фу ты, поганецъ какой! Вотъ озорникъ-то! проговорила птичница Василиса, коренастая, какъ тумба, баба съ голыми красными ногами, разсыпавшая кормъ цыплятамъ.-- Что за гусь окаянный! Никого не пропуститъ мимо. Такъ и норовитъ щипнуть. Ужъ на что я, кормъ имъ задаю, а и у меня всѣ ноги исщипаны... Чего ты, проклятый! Шш... Схватите его, баринъ, за шею, онъ увидитъ чужую силу и уймется.

-- Чуетъ, что скоро долженъ попасть ко мнѣ на жаркое -- вотъ и шипитъ, проговорилъ баринъ.

-- Рано, сударь, гусей объ эту пору еще не ѣдятъ.

-- Отчего не ѣдятъ! Зарѣзать, зажарить и съѣсть.

-- Положенія такого нѣтъ, чтобы съ этихъ поръ гусей ѣсть. Гуся надо тогда ѣсть начинать, когда онъ снѣжку клюнетъ. Какъ первый снѣгъ, такъ сейчасъ и гусей ѣсть начинаютъ. Это ужъ порядокъ такой.

-- До снѣгу еще долго, да мы и не проживемъ здѣсь въ деревнѣ до снѣгу, а гусятина на жаркое вещь хорошая. Съ будущемъ мѣсяцѣ всѣхъ старыхъ гусей переѣдимъ, а молодыхъ на племя пустимъ.

-- Нельзя, баринъ, однихъ молодыхъ оставить, надо безпремѣнно, чтобы у нихъ старый вожакъ остался, а то все гусиное хозяйство пропадетъ. Старый гусь -- онъ ужъ ученый, онъ знаетъ, что и какъ, онъ и съ рѣки приведетъ домой, не поплыветъ куда не надо, а молодые безъ стараго вожака заблудятся. Индюшеночковъ-то изволили видѣть? Подниматься начали, таково хорошо крѣпнутъ, слава тебѣ Господи, сказала ключница.-- Ужъ я такъ стараюсь, такъ стараюсь! Сама не допью, не доѣмъ, а только бы наши индюшата были сыты и не плакались. Самая трудная птица -- эти индюшата, сударь. Сыро ей -- плачетъ и хохлится, солнцемъ припекаетъ -- плачетъ и хохлится. Бѣда съ ними съ маленькими-то! Ну, а теперь выравниваться начали, такъ и плакать перестали. Съ говядинки, баринъ, такъ они пошли. Говядинкой сырой я ихъ кормить стала. Да вотъ все ваша ключница Афимъя жалится, что я говядиной ихъ кормлю. Просишь, просишь у ней кусочка и еле допросишься. "Ты, говоритъ, сама жрешь!" Стану я сырую говядину жрать! Да разъ что же?.. Разъ въ пятницу вывезла этакое словечко. Отродясь по пятницамъ не скоромилась. "Ты, говоритъ, сырую ее ѣсть не станешь, а въ щахъ сваришь, да и стрескаешь съ мужемъ". И каждый разъ вотъ этакія слова. "Нѣтъ, говорю, я еще Бога-то не забыла. Для пятницы въ щи снятокъ есть. Поди, говорю, смотри, какъ я индюшатъ твоей говядиной кормить буду". Тоже вотъ и насчетъ гречневой крупы для цыплятъ... "Куда, говоритъ, у тебя столько крупы идетъ? Ты, говоритъ, должно быть, сама съ мужемъ ее лопаешь. У твоего, говоритъ, мужа мурло-то лопнуть хочетъ съ хозяйской крупы". Господи Іисусе! Станемъ мы хозяйскую крупу ѣсть, чтобы цыплятъ обижать! Вонъ они какіе у насъ кругленькіе! Извольте сами посмотрѣть.

Баринъ слушалъ и улыбался. Онъ смотрѣлъ какъ два пѣтушка-цыпленка дрались между собой, прыгая другъ передъ другомъ. Птичница продолжала:

-- "У тебя, говоритъ, цыплята съѣдаютъ крупы словно полкъ солдатъ. Ты, говоритъ, отсыпаешь, копишь и на деревню къ Амосу Ермолаеву продавать носишь. Черезъ эту, говоритъ, крупу вы съ мужемъ и пьянствуете". Тутъ ужъ я, баринъ, не вытерпѣла и принялась ее ругать. Помилуйте, я даже не знаю, какъ и дверь-то въ кабакѣ у Амоса Ермолаева отворяется, а она вдругъ, обидчица, такія слова про меня! У самой у ней хвостъ замаранъ, такъ оттого такъ и про другихъ думаетъ. Сама вашъ чай да сахаръ отсыпаетъ и черезъ Василья Савельева къ Амосу Ермолаеву продавать посылаетъ. Вы не вѣрите, сударь? Самая вороватая баба ваша Афимья. Вы и насчетъ вина-то присматривайте. Очень чудесно она у васъ отливаетъ да съ Васильемъ Савельевымъ и съ братомъ евоннымъ Иваномъ въ кустахъ пьетъ. Вонъ тамъ за усадьбой, въ кустахъ, на овражкѣ пиршество это у нихъ и бываетъ. Вы, вотъ, наливки ягодныя теперь изволили сдѣлать, а я ужъ одну бутылку наливки у Ивана въ рукахъ видала. Вѣдь Иванъ-то, вы думаете, кто ей приходится? Хахаль -- вотъ кто. Старая баба, а молодого парня путаетъ. Погодите, она вамъ его еще въ работники схлопочетъ. Знаю я ея подлыя мысли. Теперича, она меня съ мужемъ сжить хочетъ и чтобы на наше мѣсто Василія Савельева съ женой, а тайный у ней смыслъ такой, чтобы и Ивана потомъ вамъ навязать. Ивана-то она въ кучера прочитъ. А Иванъ нешто кучеръ? Въ извозчикахъ онъ, дѣйствительно, въ Питерѣ ѣзжалъ, а на вашихъ лошадяхъ ему ни въ жизнь не проѣхать. Ваши кони огневые. Гдѣ ему съ вашими конями управиться!

Къ барину подошла барыня.

-- Что ты тутъ дѣлаешь? спросила она его.

-- Любуюсь на дерущихся пѣтушковъ, да сплетни слушаю, отвѣчалъ онъ.-- Давеча ключницыны сплетни выслушивалъ, а теперь, вотъ, птичницыны сплетни слушаю.

-- Не сплетни это, баринъ, а правда, продолжала птичница.-- Просто разорительница вашего дома эта самая Афимья-ключница. Нешто такія женщины въ ключахъ ходятъ? Не въ ключахъ имъ у господъ ходить, а въ острогѣ сидѣть -- вотъ ихъ мѣсто. А ужъ про другихъ-то какъ! Господи Боже мой! И всѣ у ней воровки. Молчала бы ужъ лучше. Да вотъ, хоть бы опять и насчетъ гороху. Пѣтушки наши теперь подростаютъ, пѣть начали, надо для голоса паренымъ горохомъ ихъ кормить, чтобы голоса у нихъ звончѣе были. Я и спросила у ней гороху. Батюшки-свѣты, какъ она на меня напустилась! "Мало, говоритъ, вамъ того, что вы съ мужемъ на хозяйской крупѣ себѣ зобы наѣдаете, такъ вамъ еще и гороху подай!" Да не мнѣ, говорю, дура, гороху надо, а хозяйской птицѣ. Такъ и не дала, а только ругательски изругала меня. Ужъ вы, баринъ, велите ей гороху мнѣ дать для пѣтушковъ, а то, ей-ей, они у насъ безголосые останутся. Будутъ хрипѣть, а настоящаго голоса никогда у нихъ безъ гороху не будетъ.

Баринъ улыбнулся и спросилъ птичницу:

-- Ну, что, Василиса, все вылила, что на душѣ накопилось?

-- Мнѣ, баринъ, выливать нечего! Я о вашей же птицѣ хлопочу, чтобы ваша же птица была сыта и въ порядкѣ. Мнѣ что! Хуже же будетъ, ежели ваши пѣтушки пѣть будутъ сраму подобно. Воля вашей милости.

-- Дадутъ, дадутъ тебѣ гороху для пѣтуховъ, сказалъ баринъ, трогаясь съ мѣста и направляясь въ садъ.

-- Велите ужъ и винца стаканчикъ выдать... продолжала птичница.-- Теперича, ежели вспарить этотъ горохъ, да въ винѣ его намочить, то пѣтухъ съ вина боецъ будетъ.

-- Да мы изъ молодыхъ пѣтуховъ только пару оставимъ, а остальныхъ съѣдимъ, сказалъ баринъ.

-- Такъ вѣдь и парочку-то лучше такую держать, чтобы бойцы были, а то, что хорошаго въ смирныхъ пѣтухахъ?

-- Хорошо, хорошо. Получишь стаканъ водки.

IX.

Баринъ въ высокихъ охотничьихъ сапогахъ и темнозеленой курткѣ, опушенной мѣхомъ, сердито сбрасывалъ съ себя въ кабинетѣ поясъ съ кинжаломъ, патронную сумку, яхташъ и ходилъ изъ угла въ уголъ большими шагами. Прислоненную къ креслу двустволку онъ пнулъ ногой, повалилъ ее на полъ и проговорилъ:

-- Какая тутъ охота съ этакой проклятой собакой! Тутъ будь счастливѣе Юлія Цезаря, стрѣляй лучше Вильгельма Телля -- и то придешь домой безъ добычи.

Вошла жена.

-- Ну, что? Неужели ничего не принесъ? спросила она мужа.

-- Принесешь что-нибудь съ этой анаѳемской собакой!

-- Фингалъ?

-- Конечно же Фингалъ, мерзавецъ. Испортили собаку въ конецъ... Кормите чѣмъ ни попадетъ, собака вслѣдствіе этого ожирѣла и, въ довершеніе всего, на нее какая-то чесотка напала. Ни стойки не дѣлаетъ, ни впередъ не бѣжитъ, а только чешется. Зайцы такъ и шныряютъ, въ виду шныряютъ, а она хоть бы что! Въ самый важный моментъ остановится, присядетъ и чешется. Просто хотѣлъ ее прикладомъ пополамъ перешибить -- вотъ до чего злость взяла. Я тебѣ, мерзавецъ!

Баринъ наклонился подъ письменный столъ, но тамъ собаки уже не было.

-- Ага! Убѣжалъ... Ну, да ладно. Послѣ обѣда я тебя арапникомъ вдоль и поперекъ исполосую. Нельзя, душечка, такъ охотничью собаку кормить, какъ вы кормите. За обѣдомъ каждый суетъ ей свои объѣдки, дѣти кормятъ пирожнымъ, сахаромъ, поваръ тоже вываливаетъ ей цѣлую груду остатковъ -- вотъ на нее и напала чесотка, вотъ она и чешется. Охотничья собака должна быть впроголодь, она должна только овсянку ѣсть и ничего больше.

-- Ей и даютъ овсянку, но она не ѣстъ овсянки. Нальютъ въ чашку, такъ все и остается не съѣденнымъ. Придутъ куры на дворъ и склюютъ, отвѣчала жена.

-- Не кормить ничѣмъ другимъ, такъ она и овсянку будетъ ѣсть. Съ сегодняшняго дня я строжайше запрещаю давать ей что-нибудь за столомъ. Ахъ, ежели бы ты знала, какіе зайцы попадались! Въ виду, въ виду шмыгаютъ, и изъ-за этого чортова чесоточнаго пса хоть бы что! Ну, что же, готовъ у насъ обѣдъ? Моціонъ я все-таки сдѣлалъ огромный и ѣсть, какъ крокодилъ, хочу.

-- Готовъ, готовъ. Пойдемъ садиться за столъ. Столъ уже накрытъ.

Пошли въ столовую. На столѣ стоялъ графинъ съ водкой. Баринъ выпилъ рюмку, закусилъ хлѣбомъ и сѣлъ къ столу.

-- Ахъ, какъ меня эта мерзкая собака раздразнила, такъ ты себѣ не можешь и представить! хлопнулъ онъ ладонью по столу,-- Что у насъ сегодня къ обѣду? спросилъ онъ жену.

-- Все твои любимыя блюда. Борщъ, фаршированная брюква, цыплята.

-- Что же борщъ не подаютъ? Гдѣ же дѣти? Гдѣ гувернантка? Никого за столомъ нѣтъ.

Показалась гувернантка съ маленькой дѣвочкой. Лакей Иванъ вносилъ миску борщу, шелъ и какъ-то таинственно улыбался.

-- Гдѣ же Вася? Я Васю не вижу, сказалъ баринъ.

-- А они на дворѣ, около кухни на крота смотрятъ, отвѣчалъ лакей.

-- На какого крота?

-- Фингалъ поймалъ сейчасъ въ огородѣ крота и принесъ его на дворъ. Кротъ живой и ползаетъ. Но Фингалъ его не душитъ, такъ какъ поваръ отнялъ у него крота и хочетъ кошкѣ отдать.

-- Вообразите! всплеснулъ руками баринъ.-- Ну, развѣ это не идіотская собака! На охотѣ она своимъ дѣломъ не занимается, а тутъ дома пришла охота кротовъ ловить!

-- Да-съ... Принесла на дворъ крота, положила, душить не душитъ и стойку надъ нимъ дѣлаетъ. Какъ онъ поползетъ -- она его лапой и стойку...

-- Здѣсь стойку, а на охотѣ вмѣсто стойки только чешется.

-- Кротъ матерый. Поваръ кошкѣ хочетъ его отдать... Молодой баринъ заинтересовались и смотрятъ.

-- Поди и позови сейчасъ сюда Васю. Нечего на крота смотрѣть. Что за интересъ такой -- кротъ! Какая невидаль!

Лакей удалился.

-- И поваръ тоже дуракъ, продолжалъ баринъ.-- Надо обѣдъ отпускать, а онъ пустяками занимается. Навѣрное черезъ это и борщъ пересоленъ. Но гдѣ же пирожки съ мясомъ? Безъ пирожковъ я борща ѣсть не стану... Иванъ! Что же ты пирожки не подалъ? Это чортъ знаетъ, что такое! Занимаются пустяками, какимъ-то кротомъ, а служить забываютъ. Пирожки должны быть раньше борща на столѣ. Иванъ!

-- Сейчасъ придетъ. Вѣдь ты же его за Васей послалъ, остановила мужа жена.

-- За Васей!.. За Васей я давно послалъ. Ну, скажи Васѣ и иди назадъ. А вѣдь это что? Самого его, большого дурака, кротъ интересуетъ. Стоитъ и смотритъ... Словно маленькій... Надо было видѣть, съ какой онъ торжественной улыбкой объ этомъ кротѣ разсказывалъ!

Прошло минуты три, а ни Васи, ни Ивана не было.

-- Вѣдь это же, наконецъ, изъ рукъ вонъ! говорилъ баринъ.-- Послалъ одного дурака за другимъ, и оба пропали. А тутъ пирожковъ нѣтъ. Борщъ стынетъ. Не съ чѣмъ его ѣсть... Лидочка! Сходи, другъ мой, хоть ты на дворъ и позови Васю, обратился онъ къ маленькой дочкѣ.-- Да скажи этому дураку Ивану, чтобъ онъ пирожки несъ.

Дѣвочка вышла изъ-за стола и удалилась.

-- Остынетъ борщъ, остынетъ, горячился баринъ.-- Нѣтъ, какова подлая собака! Надъ кротомъ стойку дѣлаетъ, а на болотѣ изъ-подъ ея носа дичь вылетаетъ -- и она хоть бы что... Вотъ и Лидочка пропала. Удивительное непослушаніе! Посылаешь за другими, а они сами пропадаютъ. Ни Васи, ни Ивана, ни пироговъ, ни Лидочки... А все вы, Анна Николаевна, обратился онъ къ гувернанткѣ. -- Вы ужасно дѣтей распустили. Надо быть построже... Такъ нельзя... Надо наказывать за непослушаніе. Я посылаю за Васей -- онъ не идетъ, посылаю Лидочку вторично за нимъ -- и онъ не идетъ, и Лидочка пропадаетъ. Чья это вина?

Гувернантка вспыхнула и заморгала глазами.

-- А этотъ мерзавецъ Иванъ! Весь домъ у насъ распущенъ. Поваръ травлей кротовъ во время обѣда занимается... Да прикрой ты, душечка, крышкой миску-то... Никого нѣтъ... Всѣ пропали. Во время обѣда вдругъ травлю затѣяли!

-- Да вѣдь дѣти... Кротъ... Вотъ они и смотрятъ... оправдывала жена.

-- А большой болванъ лакей? Да и что тутъ смотрѣть на крота! Самая обыкновенная вещь... Я думаю, они его тысячу разъ видали.

-- Нѣтъ, дѣти ни разу не видали крота, отвѣчала гувернантка.-- Они нѣсколько разъ интересовались, какой такой кротъ роетъ клумбы и гряды, но не видали его.

-- И нечего тутъ видѣть-съ... Особливо при травлѣ... Травля не дѣтское дѣло. Она развиваетъ кровожадные инстинкты въ дѣтяхъ, пріучаетъ ихъ къ безсердечію.

-- Я сейчасъ схожу за Васенькой и Лидочкой.

Гувернантка встала изъ-за стола.

-- Пожалуйста, только и вы не пропадите съ ними вмѣстѣ. Да прежде всего гоните этого болвана Ивана. И чтобъ онъ, какъ можно скорѣе, несъ пирожки.

Прошло еще минутъ пять, а ни гувернантка, ни дѣти, ни лакей не показывались.

-- Однако, вѣдь это хоть кого взбѣситъ! закричалъ баринъ, съ сердцемъ отодвигаясь отъ стола и сбрасывая съ груди салфетку.-- Четверо теперь пропало. Дался имъ этотъ кротъ! Ну, дѣти глупы, своевольны, а гувернантка-то, взрослая дурища! Ты, душечка, совсѣмъ домъ распустила. Это ни на что не похоже. Въ какомъ это порядочномъ домѣ можетъ быть, чтобы болѣе четверти часа сидѣть за столомъ передъ поданной миской и изъ-за какого-то крота не дотрогиваться до нея, дожидая пирожковъ! Позвольте... Да этотъ каналья Иванъ даже и ложекъ на столъ къ приборамъ не положилъ! Нѣтъ, такъ нельзя...

-- Сейчасъ, сейчасъ... Не горячись... Тебѣ вредно. У тебя сердце не въ порядкѣ... Сію минуту я ихъ всѣхъ сюда пригоню. Въ самомъ дѣлѣ, ужъ это ни на что не похоже.

Жена вышла изъ-за стола и тоже исчезла. Черезъ нѣсколько минутъ, весь взбѣшенный, побѣжалъ за ней и баринъ

-- Послушайте, господа! кричалъ онъ на крыльцѣ чадамъ и домочадцамъ.-- Вы, кажется, просто дразните меня и, кажется, нарочно уморить хотите. Вы знаете, что у меня сердце не въ порядкѣ и что мнѣ сердиться вредно.

На дворѣ была цѣлая толпа. Стоялъ поваръ съ кочергой и шевелилъ полумертваго крота, заставляя его ползать. Лакей Иванъ пихалъ по направленію къ кроту кошку, но кошка, боясь многолюдія, пятилась и не брала крота. На сцену эту смотрѣли дѣти, гувернантка, барыня, садовникъ, баба-скотница. Гувернантка даже учила лакея:

-- Иванъ! Брось кошку прямо на крота -- и тогда она его возьметъ.

Дѣти, увидавъ отца, радостно обернулись къ нему.

-- Папочка! Посмотри, голубчикъ, какой кротикъ хорошенькій! кричала Лидочка.-- Черненькій, желтенькія лапки... А наша Машка его боится и даже пятится.

-- По мѣстамъ! Что это за сборище такое! Какъ вамъ не стыдно! Дѣти, Анна Николаевна, душечка, за столъ! кричалъ баринъ.-- А ты, дубина, вмѣсто того чтобъ подавать къ столу пирожки, ты съ кошкой возишься! кинулся онъ къ лакею.-- Маршъ въ кухню! А съ тобой, поваръ, я послѣ обѣда посчитаюсь! Ты чего тутъ? обратился онъ къ садовнику.-- Твое дѣло развѣ здѣсь быть?

-- Я насчетъ крота-съ... Надо же съ нимъ покончить... Вредная насѣкомая... Сколько они у насъ клумбовъ-то перепортили!

-- Я тебѣ покажу крота! Ты за теплицами смотри, у тебя теплицы не топлены. Скажите на милость, какую потѣху во время господскаго обѣда затѣяли! Баринъ умираетъ -- ѣсть хочетъ, а они крота травятъ.

Толпа начала расходиться.

Только черезъ четверть часа семейство въ полномъ сборѣ сидѣло за столомъ и ѣло остывшій борщъ съ остывшими пирожками. Баринъ оставилъ дѣтей безъ сладкаго блюда и читалъ всѣмъ, не исключая и жены, нотацію.

Сентябрь мѣсяцъ перевалилъ за половину. На дворѣ усадьбы грязь, слякоть, желтый обсыпавшійся съ деревьевъ листъ. Въ лужахъ топчутся утки, звонко смакуя клювами грязную жижу. Бродятъ мокрыя, съежившіяся отъ дождя куры. Мороситъ мелкій, какъ изъ сита дождь. Небо нависло сѣрой шапкой и какъ будто плачетъ объ увядшей природѣ. Стоятъ полуголыя липы, составляющія аллею, совсѣмъ облетѣла листва на подстриженномъ боярышникѣ. Только еще береза зеленѣетъ, но ужъ и та покрылась золотистой сѣдиной. На дворѣ отъ крыльца дачи положены до ледника, сарая и конюшни доски, чтобы былъ чистый переходъ, но и доски уже покрылись липкой грязью. По доскамъ прошла въ ледникъ, задравъ юбки платья, горничная, взяла оттуда молочникъ и на обратномъ пути остановилась передъ распахнутымъ настежь сараемъ, гдѣ кучеръ мылъ экипажъ.

-- И охота это господамъ жить на дачѣ до этой поры! Что тутъ они находятъ хорошаго -- и ума не приложу! говоритъ она кучеру.

-- А изъ-за жадности, право слово, изъ-за жадности. Вотъ сама на Вѣру, Надежду и Любовь будетъ именинница, такъ чтобы гостей не принимать, откликается кучеръ.-- Расчетъ прямой. Кого изъ гостей заберетъ охота сюда тащиться! Вѣдь шестьдесятъ верстъ отъ Питера.

-- Развѣ ужъ только что изъ-за жадности.

-- А то нѣтъ, что ли! Вонъ ужъ домовой даже выживать насъ навалъ. Я сегодня утромъ вхожу въ конюшню -- лошади скосмаченныя стоятъ.

-- Да что ты!

-- Сейчасъ околѣть. Теперь онъ на лошадей, а скоро и до насъ доберется. И я знаю. Чуть только я малость выпью -- сейчасъ онъ меня давить начнетъ.

-- Вина, стало быть, онъ не любитъ?

-- Не любитъ. Ну, да вѣдь, невозможно удержаться. Вотъ жена кузнеца, Надежда Митревна, будетъ именинница, такъ вѣдь ужъ поднесетъ.

-- Самой собой, поднесетъ. Четверть на рябинѣ настояла.

-- Ну, вотъ онъ и укараулитъ ночью. Дай Боже безъ синяка обойтиться, а то вѣдь онъ всегда норовитъ фонарь подъ глазомъ поставить.

-- Т-сс...

-- Вѣрно. Я ужъ его извадку-то знаю. Онъ меня въ прошломъ году послѣ Сергѣева дня какъ изукрасилъ! Сергѣй садовникъ былъ именинникъ.

-- Ахъ, помню, помню. Дѣйствительно... Еще вы тогда, играя кадрель, гармонію сломали.

-- Вотъ, вотъ... А господа не вѣрятъ, что онъ можетъ изукрасить, если выживать начнетъ, говорятъ: пьяница. А какой тутъ пьяница, ежели и бутылки не выпьешь.

-- Ну, все-таки вы тогда были сильно нагрузившись.

-- Пустяки. Я пивалъ и четверть на двоихъ, а ничего не случалось. Прямо выживаетъ.

-- Какъ сейчасъ помню, вы тогда, сломавши гармонію, пошли къ теткѣ Марьѣ на деревню допивать, потому ужъ у Сергѣя водки больше не осталось.

-- Да вѣдь изукрасилъ-то онъ меня не на деревнѣ, а ночью у себя дома, во время сна. Всѣ помнятъ, что я отъ Марьи цѣлъ и невредимъ вернулся. Ночью онъ меня укомплектовалъ, съ койки стащилъ. Стащилъ и, надо полагать, о печку... Марья тутъ не причина. И наконецъ, много ли у Марьи и выпьешь, если женщина водкой тайкомъ торгуетъ! Нѣтъ, ужъ ежели близко къ отъѣзду -- онъ хмельного человѣка караулитъ. Не сбирайся мы въ отъѣздъ, живи тутъ зиму -- онъ ни-ни. А вотъ мы сбираемся и не ѣдемъ -- тутъ-то онъ и гадитъ и выживаетъ.

-- А женщинъ онъ не трогаетъ? спросила горничная.

-- Какъ не трогаетъ? Въ лучшемъ видѣ можетъ трогать. Жили мы четвертаго года на дачѣ въ Лиговѣ, такъ онъ передъ самымъ отъѣздомъ кухарку какъ изукрасилъ! За косу... Волосьевъ столько выщипалъ, что на утро съ полу хоть на подушку собирай.

-- Фу, страсти какія! И тоже хмельныхъ?

-- Не нужно и хмельной быть, а только чтобы малость виномъ пахло.

-- Капли въ ротъ у кузнечихи въ ея именины не возьму. Онъ пива не любитъ?

-- Ничего не любитъ. Запахъ... Чуть запахъ -- онъ сейчасъ и баловаться. А у него чутье лучше лягавой собаки.

-- О, Господи! Да неужто трогаетъ даже тѣхъ, кто съ крестомъ на шеѣ и съ молитвой ложится? Я думаю, что это такъ, ежели человѣкъ пьяный и безъ молитвы спать свалится.

-- На него молитва не дѣйствуетъ. Вѣдь онъ въ горницѣ бываетъ, гдѣ образа. Вѣдь вотъ тоже и конюшню у насъ каждый годъ при молебнѣ кропятъ, а онъ все равно дѣйствуетъ. Вѣдь онъ не чортъ, не нечистая сила, а только неумытый. Онъ все равно что анаѳема. Чортъ только гадитъ человѣку и скотинѣ и ужъ никогда отъ него не жди добра, а домовой вѣдь и полюбить можетъ скотину или человѣка. Полюбитъ онъ, къ примѣру, лошадей -- сейчасъ холить ихъ начинаетъ, нѣжить, свой кормъ засыпать.

-- Даже свой кормъ? удивилась горничная.-- Да откуда же у него свой кормъ?

-- Мало ли у неумытыхъ своего корма! отвѣчалъ кучеръ.-- У нихъ цѣлые закромы корма, а только онъ невидимый. Онъ не только любимымъ лошадямъ свой кормъ задаетъ, но даже чиститъ ихъ, хвосты имъ расчесываетъ, гривы заплетаетъ, только нужно, чтобы лошадь ему по нраву пришлась.

-- То-есть, какъ это по нраву?

-- А чтобы была ко двору. Вѣдь скотина -- одна бываетъ ко двору, а другая не ко двору.

-- Это-то я знаю.

-- Также и люди. Который ежели ко двору, то онъ все дѣлаетъ, чтобы этому человѣку въ прокъ шло. Пища та же самая, а человѣкъ гладкій дѣлается, полный, нигдѣ его не заколупнешь. А вонъ наша Феона. Она прямо не ко двору. Что ни попьетъ, что ни поѣстъ -- ничего ей въ прокъ нейдетъ. Худая какъ щепка, кашли у ней всякіе.

-- Да я думаю, что у ней чахотка.

-- Да отчего чахотка? Отъ того самаго, что она ему не ко двору. Не ко двору, а живетъ на мѣстѣ. Вотъ онъ ее и не любитъ.

-- Да вѣдь никогда не жаловалась она, чтобы ее домовой душилъ.

-- Мало ли что не жаловалась! Онъ хитеръ. Онъ исподтишка изводитъ! Да и какъ не душилъ! Душилъ и по сейчасъ душитъ. Не душитъ руками, такъ душитъ кашлемъ. Отъ кашля она извелась -- ну, это онъ.

-- Спаси Господи и помилуй всякаго! вздыхаетъ горничная.-- А только пора ужъ отсюда съѣзжать. Ой-ой, какъ пора! Ну, что хорошаго теперь? Грязь, слякоть, ночи темныя, непроглядныя, въ домѣ мыши скребутся. Мышей у насъ страсть что развелось.

-- Это опять онъ. Онъ навелъ ихъ. Онъ... Чтобъ мышами выживать. Передъ отъѣздомъ ужъ всегда и мышь пойдетъ, и крыса, и тараканъ, и блоха, и клопъ, и всякая нечисть. Все на тебя нападетъ, чтобъ выживать, закончилъ кучеръ и спросилъ:-- А не слышно, когда господа думаютъ съѣзжать?

Горничная хотѣла что-то отвѣчать, но въ это время на крыльцѣ показался поваръ и закричалъ:

-- Дарья! Да что жъ ты тамъ запропастилась! Господа сидятъ за кофеемъ и ждутъ сливокъ, а ты съ кучеромъ бобы разводишь. Иди скорѣй. Вѣдь они ругаются.

-- Охъ, чтобъ имъ ни дна, ни покрышки! Я про нихъ-то и забыла! воскликнула горничная и бросилась бѣжать по доскѣ по направленію къ крыльцу.

Оставить комментарий Лейкин Николай Александрович (bmn@lib.ru) Год: 1893 Обновлено: 11/12/2014. 83k. Статистика. Рассказ: Проза На лоне природы (1893)	Скачать FB2 Ваша оценка:

Лейкин Николай Александрович В усадьбе

Лейкин Николай Александрович
В усадьбе