В среду вечером, на первой неделе великого поста, Наум Панфилыч Грабастов, именитый первой гильдии купец, потомственный почетный гражданин, коммерции советник и кавалер, изукрашенный и пр. и пр., заглянул в столовую, где за чаем сидела его жена, оплетая розовые баранки, и сказал:
-- Аграфена Даниловна, пожалуйте-ка ко мне в кабинет на конгресс.
-- Что такое у вас там? Говорите здесь,-- отвечала жена, не поднимаясь с места.
-- Ах, Боже мой! Можете же вы, наконец, оторваться от вашего угрызения баранок и пожертвовать мужу краткую аудиенцию! Предмет обширной важности и требует пространного обмозгования всеобщей умственности, так как я по своему собственному головному воображению могу впасть и в ошибку.
-- Ну, пошли, поехали рацеи разводить! И как это вы любите словесную литературу! Говорите проще. Какой такой предмет? Верно, опять меня хотите членом в новую благотворительность записать? Согласна, записывайте.
-- Можете же вы, наконец, подняться с седалища! Ведь не цементом к оному припаены. Пожалуйте в кабинет и будет при вас разрешение вопроса.
-- Сейчас. Так хорошо уселась около самовара, и вдруг... Главное, уж я розовые баранки люблю.
-- Связку баранок можете с собой захватить и грызть оные в кабинете во время наших прениев.
Жена встала с места и как утка, переваливаясь с ноги на ногу, направилась в кабинет. Там стоял повар с красным лицом и слонялся из угла в угол старший приказчик солидного вида, рассматривая висевшие на стенах картины.
-- Приткнись, Аграфена Даниловна, на кресло и продолжай в этом тоне свое угрызение баранок. Садись, Никанор Павлов,-- сказал Грабастов приказчику.-- А ты, Савелий, подойди к нам поближе, -- обратился он к повару и сам сел.-- Предмет обсуждения вопроса следующий: завтра я звал к себе на хрен да на редьку, на кислую капусту двух приезжих московских осетров, так нужно правильное меню постного обеда составить по всем пунктам гастрономических принадлежностей.
-- Что ж, это можно, Наум Панфилыч,-- отозвался повар.
-- Только, понимаешь ты, такие осетры, которые по части чревообъедения на своем веку виды видали и их ничем не удивишь,-- продолжал хозяин.
-- Народ-с восьмипудовой и в Москве из Славянского базара не выходят. Пюре гран-суфле, а уху янтарную так только на шампанском и потребляют,-- прибавил приказчик.
-- Постараемся-с, поверьте, что при конфузии из-за стола не встанете.
-- Ну, то-то. Но главное, Бога ради, не подпускай ты ни скоромного масла, ни говяжьего бульона,-- погрозил повару хозяин.-- Потому московские осетры эти самые народ богобоязненный, посты строго соблюдают и в вере тверды. Они даже с лестовками Богу молятся и о подручники лбами стучат во время земных поклонов.
-- Да что вы, Наум Панфилыч, помилуйте! -- сказал повар.
-- Нет, ты побожись, что скороми не припустишь, потому ежели осетры расчухают мясной вкус, то обидятся, и тогда мне насчет делов с ними -- аминь. Кроме того, будет у меня отец протопоп им для компании.
-- Ей-Богу, Наум Панфилыч, не припущу! Вот святая икона!..
-- Смотри: за прегрешение по шапке. Ну-с, первое...
-- Первое уху стерляжью можно пустить при налиме и на мадере,-- сказал повар.
-- Что уха стерляжья! В ней они по московским трактирам во вся дни живота своего купаются. Пусти щи из осетровой головизны. Все-таки вид не казенный...
-- Можно и щи, а к ним расстегаи с вязигой и с налимьими печенками.
-- Ну, и жарь щи из головизны с расстегаями. Аграфена Даниловна, как вы находите оные статьи постной агрономии?
-- Прекрасно. Я люблю, и отец протопоп тоже любит.
-- Вы о себе не заботьтесь, а делайте мечтание о московских осетрах,-- заметил жене хозяин.-- Только ты, Савелий, Бога ради, расстегаи на ореховом масле...-- обратился он к повару.
-- Господи! Да уж поверьте, что капли скороми не будет.
-- Теперь второе...
-- Стерлядь а-ля рюс, а то так форель с раковым соусом.
-- Говорю тебе, что стерлядью их не удивишь. Лучше форельку аршинную подыскать, а на нее раков карякой поставить и омаровыми хвостами обложить. Никанор Павлов, как ты думаешь? -- спросил хозяин, приказчика.
-- Гатчинская форель для москвичей будет поудивительнее,-- отвечал тот.-- Тут нужно, тот сюжет, чтоб люди с жиру сбесились.
-- Ну, форель. А на третье, Савелий?
-- Жареное тельное из осетрины можно преподнесть.
-- Осетрина у них на Москве писчей бумаге подобна и сию снедь в трактирах к рюмке листовки в завсегдатном виде подсовывают. А купи ты леща-зверя фунтов в десять, да начини его вязигой с молоками осетровыми, да и прожарь хорошенько в сухарях, чтоб его насквозь маслом пробрало. К лещу пикули английские можно подать.
-- К лещу всенепременно пикули-с. Они мамон задорят.
-- Лещ жареный -- это уму помраченье!-- облизнулся приказчик и прибавил:-- А грибное-то, Наум Панфилыч, вы и забыли?
-- Ахты Боже мой! И из головы вон!-- ударил себя по лбу хозяин.-- А ты, Аграфена Даниловна, сидишь и молчишь!-- упрекнул он жену.-- Что же это за консилиум после этого? Баранки-то от тебя не сбежали бы. Да и ты, Савелий, молчишь. Вот осрамились-то бы! Скандал такой, что в гроб ложись.
-- Я грибы и держал в голове, но хотел доложить вашей чести потом.
-- Так сделай соус из белых грибов. Только еще раз тебя прошу: сметаны -- ни-ни не подпускай. Шутка ли, какие дни-то теперь! Люди и с елеем не вкушают.
-- Господи, да неужто я об двух головах! А на сладкое что прикажете?
-- Компот из ананасов и свежей землянички припусти.
-- Слушаю-с. Теперь довольно?
-- Пунш-гляссе в середину пусти и на сей пище заговеемся. Кажется, будет сытно?
-- Из-за стола не встанете,-- махнул рукой повар.
-- Мои мечтанья такие, что после расстегаев придется жилетки расстегивать,-- сказал приказчик.-- А уж леща одолевши, так и совсем разопреть. Я тут как-то, Наум Панфилыч, чиненого-то леща даже во сне видел -- вот до чего к нему склонность питаю. А уж ежели белые грибы, то и умирать не надо!
-- Еще бы!-- согласился хозяин и прибавил: -- А на закуску, Савелий, трех сортов икры, сельди, сардинки, маринованный угорь, сига копченого, семги, груздей да рыжичков мельче комариного носа и все прочее.
-- Тридцать сортов наворотим-с.
Хозяин вздохнул.
-- Ну, как гора с плеч! Аграфена Даниловна, Никанор Павлов, кажется, мы этим обедом московским осетрам можем нос утереть.
-- Утрете-с. В грязь лицом ударять не придется. От такой еды даже на другой день в настоящее чувствие не придешь,-- сказал приказчик и потер желудок от наслаждения.
-- За сим письмом иди, Савелий, в свой кухонный департамент,-- кивнул хозяин повару, а приказчику сказал:-- А ты, Никанор Павлов, завтра поутру сходи в гостиницу и пригласи ко мне московских осетров еще раз. Хоть сам я и звал их, но лишний зов не мешает. Люди они нужные. Тебя, Никанор Павлов, я на обед не зову, потому знаю, что ты этих церемоний не любишь. Ты человек семейный и больше чувствуешь склонное житие к домашнему обеду при собственном халате и при жене с ребятишками, а потом, похлебавши, и на боковую. Так ведь?
Приказчик разинул рот от удивления, однако ответил:
-- Так точно-с.
-- И в разговорах у тебя будет затруднение. Ну, о чем ты будешь с московскими осетрами разговаривать?
-- Это вы действительно.
-- Ну, ступай с Богом на мирное житие,-- кивнул приказчику хозяин и подал ему руку.