"Влюбленный призрак: Фантастика Серебряного века. Том V": Salamandra P.V.V.; 2018
Началось с того, что однажды осенью мы с женой решили переменить квартиру. Жили мы раньше в маленьких трех комнатах и чувствовали себя в них великолепно до тех пор, пока в конторе, где я служил, за мое добросовестное отношение к делу не увеличили мое жалованье почти вдвое. Тогда нам вдруг наше жилище показалось бедным, жалким и нам стало в нем тесно и душно. После долгих поисков мы набрели на квартиру, которая нам очень понравилась расположением комнат и отделкой. Там было четыре комнаты, довольно большие, светлые, высокие -- кабинет, спальня, столовая и гостиная. Единственно, что резало глаза, это темные обои в спальне, сообщавшие ей немного мрачный характер... Но это было легко поправимо, -- с течением времени эти обои можно было заменить другими, более веселыми...
Когда мы осматривали спальню -- внимание жены привлек вбитый в одну стену крюк: она долго смотрела на него, не отрываясь -- и я заметил, что ее глаза расширились и налились страхом, и вся она точно окаменела, как каменели когда-то люди от взгляда Медузы. Я удивленно спросил ее:
-- Что с тобой, Мария?..
Дворник, молодой, безусый парень, как будто смутился и ответил, бегая по сторонам глазами:
-- Прежние квартиранты, должно, тут лампу весили...
-- У них никакого несчастья не было? -- продолжала спрашивать Мария, все еще бледная и, видимо, чем-то сильно встревоженная. -- Почему они выбрались отсюда?..
-- Все живы и здоровы! -- сказал дворник. -- Не извольте сомневаться... А выехали потому, что барыня... того... уехали, стало быть, а барин, оставшись один, не захотел тут больше жить...
-- Почему барыня уехала? -- не унималась Мария. -- Что у них случилось?..
Дворник был, видимо, в большом затруднении; он смущенно почесал в затылке и недоуменно пожал плечом:
-- Кто их знает!.. Мы в дела квартирантов не мешаемся...
-- Ну хорошо! -- сказала Мария, как будто немного успокоившись. -- Мы квартиру берем. Только крюк этот нужно вытащить. Он нам ни к чему. Слышишь?..
-- Слушаю-с! -- сказал дворник и прибавил в раздумье, глядя на крюк: -- Это правда, что он ни к чему...
Когда мы вышли на улицу -- я спросил Марию, почему ее так заинтересовал этот крюк. Она засмеялась и сказала, снова, как и в квартире, зябко поводя плечами:
-- Пустяки!.. Ты же знаешь, какая я сумасшедшая. Мне померещилась какая-то чепуха!..
Дома, однако, она вдруг решительно заявила мне:
-- Мы не возьмем эту квартиру!..
-- Почему? -- удивился я. -- Ведь я дал задаток!..
-- Я не хочу! Не хочу!.. -- вдруг закричала Мария, впадая в истерику. -- Мне страшно!.. Я боюсь!..
Она разрыдалась, -- и сколько я ни допытывался -- что ее пугает в этой квартире, -- она не хотела объяснить и только повторяла:
-- Я не могу!.. Это ужасно!..
Такие припадки истерии у нее для меня давно уже не были новостью. Я знал, что противоречием тут ничего не возьмешь -- и смирился, покорно уступив:
-- Хорошо, мы завтра будем искать другую квартиру...
Мария скоро успокоилась и повеселела; она просила у меня прощения за свой припадок, ссылаясь на усталость и расстроенные квартирным вопросом нервы. Ложась спать, она сама смеялась над своим беспричинным страхом.
-- Не стоит, чтобы из-за какой-то глупой фантазии пропадал задаток! -- сказала она серьезно. -- Да и жалко терять хорошую квартиру. Мы завтра же переберемся туда!..
Мы долго не могли заснуть, мысленно устраивая наше новое гнездо, расставляя мебель и споря друг с другом. Когда мы дошли до платяного шкафа и стали подыскивать ему место -- Мария, подумав, сказала:
-- Мы его поставим там, где...
Она запнулась, ее глаза вдруг широко раскрылись и лицо покрылось мертвенной бледностью. Она с трудом произнесла дрогнувшими губами:
-- Уже поздно... Будем спать...
Она повернулась ко мне спиной и затихла...
Через несколько минут она уже опять была около меня, прижималась ко мне и, ласкаясь, говорила:
-- Миленький, не сердись, но я не мшу... переехать в эту квартиру... Давай завтра поищем другую?..
Я боялся нового припадка истерики и тотчас же согласился. Мария облегченно вздохнула и, прикорнув около меня, спокойно и сладко заснула...
Утром, однако, она отказалась от своего решения искать другую квартиру и принялась укладываться к переезду. Я попробовал было заикнуться о ее вчерашнем страхе, -- но она засмеялась, сказав:
-- Не обращай на меня внимания! Я, вероятно, скоро попаду в сумасшедший дом!..
К вечеру мы уже были со всеми нашими вещами в новой квартире. Жена пришла туда только к семи часам, следуя за последним возом с мебелью. Она прошлась по всем комнатам, загроможденным беспорядочно наставленной мебелью и сундуками и вдруг выбежала из спальни с бледным, искаженным страхом и гневом лицом.
-- Дворник! -- закричала она истерическим голосом. -- Почему крюк не вынут?..
Молодой дворник, только внесший огромный сундук и тяжело дышавший, виновато потупился.
-- Невозможно, барыня! -- сказал он. -- Крепко сидит!..
-- Тогда вбейте его до конца! -- приказала Мария, топнув ногой. -- Я не могу!.. Это ужасно!..
Она вся дрожала, губы ее прыгали, лицо было бело, как стена. Меня удивило то, что и дворник был бледен, и у него тоже дрожали губы. "Вероятно, Мария действует на него своей нервностью, -- подумал я, -- она внушила ему свой страх к этому крюку!..".
Пока мы наскоро расставляли мебель, чтобы устроить себе ночлег -- дворник возился около крюка, заколачивая его огромным молотом. От его могучих ударов содрогались стены, звенели стекла в окнах, дрожала вся квартира; из молота и крюка летели искры, по лицу парня ручьями струился пот, -- но крюк не поддавался, только немного свернулся на сторону и загнутый конец его еще больше закруглился, образовав почти глухое кольцо.
-- Камень! -- сказал наконец дворник, опуская молот и сконфуженно почесывая затылок. -- Не идет!..
Мария опять заволновалась.
-- Я завтра же брошу эту квартиру! -- крикнула она, ломая пальцы. -- Позовите слесаря, пусть он спилит его!..
Дворник обещал завтра позвать слесаря. Мария, казалось, успокоилась и остаток вечера провела в хлопотливой уборке спальни. Время от времени она поглядывала на крюк, но тотчас же отворачивалась, нервно поводя плечами, и угрюмо молчала. Мы расставили кровати, устроили постели; при помощи того же дворника временно водворили в спальне платяной шкаф, который, по удалении зловещего крюка, должен был стать в угол; крюк, таким образом, теперь торчал между стеной и шкафом и был виден с наших кроватей...
Мы легли спать часов в одиннадцать, совершенно выбившись из сил. У жены болела голова, и она окутала ее смоченным в одеколоне и уксусе полотенцем...
Я тотчас же заснул, но сон мой был неспокоен, тревожен. Во сне меня что-то мучило -- какой-то неясный страх сжимал мое сердце, холодели руки и ноги. Я стонал и сам слышал свои стоны...
Скоро я проснулся. Откуда-то с улицы падал в окна слабый свет. Мария сидела на постели и смотрела в темный угол между шкафом и стеной. Она вся как будто окаменела.
Вдруг она схватила меня за руку.
-- Ты видишь?.. -- спросила она шепотом, не отрывая глаз от угла.
-- Я ничего не вижу, Мария, -- сказал я. -- Успокойся. Там -- пустой, темный угол -- и больше ничего!..
-- Нет, нет! -- шептала она, дрожа всем телом. -- Как ты не видишь?.. Она висит на крюке!..
-- Кто -- она?.. Ты бредишь, Мария!..
-- Женщина!.. Там женщина!.. У нее на голове -- полотенце!.. Ну, посмотри же -- у нее с одной ноги спустился чулок и упала туфля!.. Боже, она высунула язык!.. И глаза совсем вылезли из орбит!..
Я ничего не видел, но страх ледяным холодом коснулся моего сердца; меня тоже начинала бить лихорадка. Мария галлюцинировала -- это было несомненно; я поспешил зажечь лампу и нарочно осветил угол, чтобы показать ей, что там ничего нет. Вероятно, у меня самого нервы были порядком расстроены: мне показалось, что за шкафом, в ту минуту, как я поднял лампу, что-то большое, белое поплыло вверх и медленно растаяло. Ледяная дрожь пробежала по моему телу. Но я тотчас же овладел собой и по возможности спокойно сказал:
-- Вздор!.. Ты только мешаешь мне спать!..
Мария откинулась на подушку, закрыла глаза и убежденно сказала:
-- Нет, это не вздор!.. Я видела ее вчера, когда мы нанимали квартиру -- и такой же, как теперь!.. -- она сжала виски пальцами. -- Боже, я сойду с ума!..
-- Спи! -- строго сказал я, пытаясь подействовать на нее внушением. -- Ты сама выдумываешь разные страхи! Это -- ребячество!..
Я оставил лампу зажженной, надеясь, что при свете Мария успокоится и заснет. Она в самом деле скоро забылась; но губы ее тихонько вздрагивали и из груди время от времени вырывался слабый стон тоски и страха... "Нужно будет завтра повести ее к доктору", -- думал я, сильно обеспокоенный ее нервным состоянием. На этой мысли я заснул.
На этот раз я спал крепко, без всяких сновидений... Не могу объяснить -- отчего я вдруг проснулся; меня точно что- то сильно толкнуло или словно над моим ухом раздался пронзительный крик. Я вскочил, ничего не понимая, весь налитый жутким, ледяным страхом...
Уже светало: холодный, серый полусвет ненастного раннего утра лился в окна. Лампа на подоконнике была окружена кольцом тусклого, желтого света... Первое, что мне бросилось в глаза -- это белое пятно в темном углу за шкафом; оно не поплыло вверх и не рассеялось при моем взгляде, нет! Оно стояло там во всем ужасе таинственного, страшного привидения. Я увидел ту женщину, о которой мне говорила Мария: у нее голова была повязана полотенцем, язык высунулся изо рта, глаза вылезли из орбит; и эта ужасная подробность -- с одной ноги спустился до щиколотки чулок и свалилась туфля!..
Это было невероятно: двое людей галлюцинировали одним и тем же призраком!.. Мне казалось, что я схожу с ума; в голове у меня словно бушевали вихри. Я весь дрожал от пронизывавшего меня ледяного холода и стучал зубами. Среди беспорядочно вертевшихся и обрывавшихся в голове мыслей у меня вдруг возникла одна, совершенно ясная мысль: почему же это привидение не исчезает? На моей голове шевелились волосы, страх душил меня, точно железные пальцы сжимали мне горло, сердце падало, я чувствовал предобморочную тошноту...
Повинуясь смутному инстинкту самосохранения, я бросился к лампе, торопясь осветить угол, чтобы убедиться, что там ничего нет. Я схватил лампу, высоко поднял ее в руке, -- и в эту минуту увидел, что постель Марии -- пуста. А привидение по-прежнему стояло, не боясь света и смотрело на меня страшными, стеклянными, безумными глазами!..
Лампа выскользнула у меня из рук и со звоном разбилась. Я побежал через все комнаты, не помня себя от ужаса, выскочил на лестницу, как был -- в одном белье -- скатился вниз по ступеням и сумасшедшим стуком в дверь и окно разбудил дворника. Парень вышел ко мне, и, ни слова не говоря, точно он уже знал, что случилось, пошел ко мне в квартиру. Я шел за ним, стуча зубами и тихонько, по-собачьему, воя...
Дворник прошел прямо в спальню, к тому углу, где торчал крюк. Заглянув туда, он вздрогнул и отступил назад, испуганно бормоча:
-- Ах, ты, Господи, какая беда!.. И совсем как та барыня!..
Мы сняли Марию с крюка уже совсем холодной...
Комментарии
Впервые: Синий журнал. 1913. No 43.
В. Ленский -- литературное имя поэта и писателя В. Я. Абрамовича (1877-1932). Выпускник Харьковского университета с дипломом помощника провизора, до 1901 г. служил в аптеках юга России, где и дебютировал. С 1905 г. жил в Петербурге, издал модернистский альманах Проталина, выступал с многочисленными рассказами, опубликовал десяток романов, в том числу неоготический Черный став (1917). После революции выступал с рассказами, либретто, сказками в стихах. В 1930 г. был арестован по обвинению в причастности к "антисоветской нелегальной группе литераторов "Север"", приговорен к десяти годам лагерей. Умер в Соловецком лагере.