Ломоносов Михаил Васильевич
Ломоносов и его современники

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Ломоносовъ и его современники. "Ломоносовъ есть, безъ сомнѣнія, величайшее имя нашей литературы XVIII вѣка, величайшее по цѣлому литературному вліянію, которое давно побуждало видѣть въ Ломоносовѣ "отца" новой литературы" -- такъ начинаетъ г. Пыпинъ свою статью о Ломоносовѣ, напечатанную въ мартовской книжкѣ "Вѣстника Европы".
   "По извѣстнымъ словамъ Пушкина, Ломоносовъ былъ первымъ нашимъ университетомъ, и этими словами вѣрно обозначается основной смыслъ дѣятельности Ломоносова, заключавшейся именно въ томъ, что онъ пролагалъ пути въ самыхъ различныхъ отрасляхъ науки и литературы, становился руководящимъ авторитетомъ въ такой широкой отрасли знанія и поэзіи, какой съ тѣхъ поръ не обнималъ ни одинъ изъ нашихъ писателей, и своимъ стремленіямъ на поприщѣ знанія и литературы придавалъ ту властную силу, которую сообщаетъ сильный первостепенный умъ и глубокое убѣжденіе".
   Въ этой первой статьѣ г. Пыпинъ говоритъ не о самомъ Ломоносовѣ, а объ его современникахъ -- Тредьяковскомъ и Сумароковѣ. Онъ указываетъ на то, что Ломоносовъ и его современники явились "первыми писателями въ настоящемъ смыслѣ слова, для которыхъ литература была профессіей, а не случайнымъ любительствомъ, какъ для ихъ предшественниковъ, вродѣ Кантемира и др." Первые представители литературной профессіи принадлежали къ различнымъ слоямъ общества: Ломоносовъ былъ свободный крестьянинъ, Третьяковскій былъ церковникъ, Сумароковъ происходилъ изъ стараго дворянскаго рода. Дѣятельность этихъ трехъ писателей и положила начало новой русской литературы. Хронологически она восходятъ къ 30-мъ и 40-мъ годамъ прошлаго столѣтія. Благоговѣя передъ памятью Петра Великаго, они стремились продолжать его дѣло и насадить въ Россіи искусства и науки. "Въ силѣ политической Россія со временъ Петра сравнялась съ самыми могущественными государствами Европы; нужно было, чтобы она не уступала имъ въ просвѣщеніи и литературѣ. Достичь этого можно было только перенесеніемъ въ Россію тѣхъ успѣховъ просвѣщенія, какими гордилась тогда Европа. Если можно было заимствовать устройство войска, флота и т. д.-- отчего нельзя было такимъ же образомъ усвоить и успѣхи литературы?"
   Г. Пыпинъ указываетъ далѣе, что но тяготѣніе къ Западной Европѣ вовсе не было случайнымъ капризомъ Петра и его сподвижниковъ, а подготовлялось всѣмъ предшествующимъ ходомъ исторіи, начавшись еще со времени первыхъ сношеній съ Византіей. Татарское нашествіе "насильственно измѣнило ходъ нашей образованности, ослабивъ или совсѣмъ уничтоживъ на время общеевропейскія связи", но какъ только татарское иго было, наконецъ, свергнуто, такъ одной изъ постоянныхъ заботъ московскихъ государей стало привлеченіе въ Москву западныхъ ученыхъ людей и техниковъ, такъ-что "призывъ иностранныхъ ученыхъ при Петрѣ могъ бы считаться послѣдовательнымъ продолженіемъ ранѣе принимавшихся мѣръ". При Петрѣ былъ только "приведенъ въ сознаніе давно, въ сущности уже нѣсколько вѣковъ, бродившій историческій инстинктъ". Этотъ періодъ заимствованій у запада не представлялъ чего-либо исключительнаго въ общемъ историческомъ ходѣ цивилизаціи: "въ исторіи всѣхъ народовъ можно указать эту международную связь знаній, обычаевъ, искусствъ. Заимствованія не уничтожали племенныхъ особенностей даннаго народа, но обогащали племенное содержаніе, развивали его силы, давали возможность болѣе широкаго историческаго дѣйствія".
   Въ половинѣ XVIII вѣка во всей европейской литературѣ господствовало вліяніе французской ложно-классической поэзіи. "Въ то время, когда наша литература дѣлала свои первые школьные опыты, французская литература была во всемъ блескѣ своей славы", и понятно, что она сдѣлалась образцомъ для нашихъ писателей. Старая письменность не могла ничѣмъ послужить имъ: она давала только церковныя поученія и вирши Симеона Полоцкаго и его преемниковъ.
   Кромѣ собственныхъ произведеній, новые писатели занимались также теоріей литературы. Тредьяковскій переводилъ піитику Буало, писалъ трактатъ объ эпопеѣ и "Мнѣніе о началѣ поэзіи и стиховъ вообще". Это былъ первый въ своемъ родѣ трактатъ на русскомъ языкѣ, свидѣтельствующіе о большой начитанности и трудолюбіи автора. Любопытенъ, между прочимъ, его взглядъ на стихи: онъ говоритъ, что въ древнія времена поэзія имѣла большое значеніе, потому что она прославляла подвиги героевъ и воспѣвала добродѣтель; теперь же на ея мѣсто явилась проза, которая исполняетъ ту же задачу. И такъ, прежде стихи были нужное и полезное дѣло, а "нынѣ-утѣшная и веселая забава". Но, хотя теперь въ стихахъ особенной нужды не представляется, Тредьяковскій все-таки признаетъ за ними нѣкоторое право на существованіе: "потолику между ученіями словесными надобны стіхи, поколику фрукты и конфекты на богатый столъ по твердыхъ кушаніяхъ".
   Остановившись довольно подробно на другихъ прозаическихъ трудахъ Тредьяковскаго, г. Пыпинъ обходитъ молчаніемъ его собственныя поэтическія произведенія, считая, что характеръ ихъ достаточно извѣстенъ, и переходитъ къ другому литературному работнику той же эпохи -- къ Сумарокову. "Свое положеніе въ литературѣ онъ понималъ такъ же, какъ и Тредьяковскій: онъ считалъ себя призваннымъ насаждать новую литературу по тѣмъ образцамъ, какіе представляла въ то время литература французская. Ломоносову, съ которымъ онъ вѣчно ссорился изъ за соперничества, онъ предоставлялъ роль "нашихъ странъ Малерба" и уподоблялъ Пиндару, но за собой хотѣлъ имѣть славу россійскаго Расина, а иногда не уклонялся отъ сопоставленія себя съ Вольтеромъ. Для своихъ трагедій онъ выбиралъ русскіе сюжеты, но къ русскимъ героямъ онъ прилагалъ тѣ же шаблоны французской трагедіи и заставлялъ, напримѣръ, Дмитрія Самозванца говорить своему наперснику такія тирады:
   
   Зла фурія во мнѣ смятенно сердце гложетъ,
   Злодѣйская душа спокойна быть не можетъ.
   
   Онъ повторяетъ свои образцы со всѣми ихъ внѣшними особенностями: съ торжественными рѣчами героевъ, съ наперсниками, и пр. У него, по мнѣнію г. Пыпина, была "большая воспріимчивость, но не было и тѣни самостоятельнаго таланта". Но, несмотря на всѣ свои недостатки, трагедіи Сумарокова имѣли большой успѣхъ у современниковъ: онѣ были первымъ примѣромъ правильной, по тогдашнимъ понятіямъ, трагедіи, и языкъ ихъ, по сравненію со старыми силлабическими виршами, казался даже изящнымъ.
   На старости лѣтъ Сумарокову пришлось увидѣть, что французская литература вступила на новый путь и что тамъ, на ряду съ смежно классическими драмами, появляются такія легкомысленныя произведенія, какъ комедіи Бомарше я Дидро. Сумароковъ былъ очень опечаленъ этимъ обстоятельствомъ, и когда одну изъ комедій Бомарше перевели и на русскій языкъ, онъ разразился громами негодованія противъ переводчика, называя его "подъячимъ" и восклицая съ паѳосомъ: "Уже-ли Москва болѣе повѣритъ подъячему, нежели г. Вольтеру и мнѣ, и неужели вкусъ жителей московскихъ сходняе со вкусомъ сево подъячева?"
   Кромѣ драмъ, Сумароковъ писалъ еще сатиры, басни и мелкія статьи, касавшіяся современной жизни. Историки литературы находятъ, что этими своими произведеніями онъ открывалъ путь явившимся вскорѣ сатирическимъ журналамъ и самому Фонвизину.

"Міръ Божій", No 4, 1895

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru