Лучицкая Мария Викторовна
Бьернсон как писатель

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

БЬЕРНСОНЪ КАКЪ ПИСАТЕЛЬ *).

   *) Полное собраніе сочиненій Бьернстьерне Бьернсона, пер. М. В. Лучицкой, Кіевъ, изд. г. Іогансона.-- Geschichte der skandinavischen Litteratur, Schweitzer.-- Nyt tidaskrift, 1893.-- La Nouvelle Revue, 1890.-- Revue des Deux Mondes, 1870.-- Отечественныя Записки, 1883,-- Георгъ Брандесъ, Новыя Вѣянія, 1889 г.

0x01 graphic

I.

   Бьернстьерне Бьернсонъ -- одинъ изъ самыхъ выдающихся, самыхъ талантливыхъ, плодовитыхъ и разнообразныхъ писателей текущаго столѣтія. Поэтъ, беллетристъ, драматургъ, публицистъ, ораторъ, онъ испробовалъ свои силы во всѣхъ отрасляхъ литературной дѣятельности и повсюду пожалъ обильные лавры, съ первыхъ же шаговъ завоевавъ себѣ первенствующее мѣсто. "По природѣ своей,-- говоритъ о немъ Георгъ Брандесъ,-- онъ наполовину поэтъ, на половину глава клана; въ его личности соединяются двѣ фигуры, особенно рельефно выступающія въ древней Норвегіи: предводитель и пѣвецъ; по ходу своихъ мыслей, онъ на половину народный трибунъ, на половину проповѣдникъ". Но прежде всего онъ является представителемъ своего народа, своей страны. Онъ какъ бы олицетворяетъ собою окружающую природу. "Назвать Бьернсона, значитъ развернуть норвежское знамя". Суровая, грандіозная природа Норвегіи, съ цѣлымъ хаосомъ безпорядочно расположенныхъ горъ, долинъ и пропастей, покрытыхъ снііжною пеленою; длинныя холодныя зимы, заставляющія горныхъ жителей проводить цѣлые мѣсяцы въ полномъ уединеніи и разобщеніи со всѣмъ остальнымъ міромъ; образы сильныхъ, могучихъ вождей норвежскихъ сагъ, отважно переплывавшихъ моря на своихъ утлыхъ челнахъ и завоевывавшихъ новыя страны для норманновъ; болѣе спокойные и тихіе нравы теперешнихъ обитателей-крестьянъ; противоположность, существующая между суровою энергіею и мятежнымъ стремленіемъ вдаль и тихимъ, кроткимъ, поэтическимъ началомъ, которое сдерживаетъ эти мятежные порывы и укрощаетъ необузданныя натуры,-- все это яркими красками обрисовано въ произведеніяхъ Бьернсона и отражается въ нихъ. Но вмѣстѣ съ этимъ Бьернсонъ своимъ могучимъ словомъ и перомъ проповѣдывалъ и развивалъ свои взгляды на всѣ задачи, представлявшіяся на разрѣшеніе современнаго человѣчества. Произведенія его, по словамъ Брандеса, являются воплощеніемъ идей и стремленій XIX в. "А идеи эти являются для поэзіи тѣмъ же, что и кровообращеніе для человѣческаго тѣла. Въ интересахъ поэзіи надо требовать только одного: чтобы вены являлись лишь синеватыми подкожными жилками, а не надувшимися и черными, что служитъ признакомъ нездоровья".
   Любовь къ людямъ, любовь къ человѣчеству является отличительною чертою поэзіи Бьернсона. "Когда бываетъ истинное утро?-- спрашиваетъ въ своей пѣсни Рагни, наиболѣе поэтическій женскій образъ, нарисованный Бьернсономъ.-- Когда силы, свѣтящія сквозь ненастье и печали, зарождаютъ въ твоей душѣ солнечный лучъ, когда ты готова прижать къ своей груди весь міръ и быть добрымъ ко всѣмъ, ко всѣмъ,-- тогда бываетъ утро, истинное, истинное утро". А когда Рагни, во время своей поэтической прогулки въ сосновомъ лѣсу по возвращеніи на родину спрашиваетъ у Линней, какъ ей быть, они отвѣчаютъ ей: "будь добра!" "Да, это, кажется, единственное, на что я гожусь... Но если другіе?" "Пусть другіе будутъ, чѣмъ хотятъ, но ты должна быть доброю".
   Но любовь, проповѣдуемая Бьернсономъ, не пассивная. Его герои не складываютъ рукъ въ смиренномъ ожиданіи того, что противники ихъ уступятъ имъ все добровольно, тронутые ихъ смиреніемъ; они не складываютъ оружія въ увѣренности, что стоитъ имъ покориться, и злобныя желанія враговъ замрутъ сами собою. Нѣтъ, они борются, борются до кроваваго пота. "Бываютъ вожди,-- говоритъ король Сверре въ драмѣ "Между битвами",-- которые обладаютъ цѣлыми сокровищницами добрыхъ совѣтовъ для своей родины, но встрѣчаютъ повсюду только одно непониманіе и покупаютъ себѣ право дѣлать добро цѣною крови своихъ противниковъ..." "Да, я знаю одного вождя,-- говоритъ Сверре, одинъ изъ его героевъ, который непоколебимо стоитъ на своемъ посту, несмотря на адское пламя... да, я знаю, онъ такъ силенъ и столько можетъ вынесть на своихъ плечахъ, что и люди, и Богъ скажутъ въ концѣ концовъ: онъ хотѣлъ добра!"
   Въ романѣ "По Божьему пути" приводится разсказъ о женщинѣ, которая тридцать лѣтъ прожила въ тюрьмѣ. Получается приказъ перевести ее въ другую тюрьму, во главѣ которой стояла квакерша. Старуха ни за что не хочетъ уходить изъ своего угла; она сопротивляется, буйствуетъ; ее насильно усаживаютъ въ карету и связанною приносятъ въ новое помѣщеніе. Начальница тюрьмы встрѣчаетъ ее на порогѣ. "Развяжите ее!" говоритъ она. "Но это опасно". "Развяжите ее!" И какъ только старуху освободили, начальница наклонилась надъ нею, обняла и поцѣловала, привѣтствуя ее, какъ сестру. Тогда старуха бросилась передъ нею на колѣни и спросила: "Неужели ты въ самомъ дѣлѣ думаешь, что во мнѣ есть что-нибудь хорошее?" Съ тѣхъ поръ она сдѣлалась одною изъ самыхъ послушныхъ среди заключенныхъ.
   Обуздывающимъ, смягчающимъ элементомъ являются у него большею частью женщины. Чудные поэтическіе женскіе образы Рагни, Сюнневе, Эли, Гертруды -- перлы въ норвежской литературѣ. Указывая на безсиліе слишкомъ неуравновѣшенныхъ натуръ, порывистыхъ, бурныхъ, Бьернсонъ даетъ намъ образы женщинъ застѣнчивыхъ, какъ бы слабыхъ, даже пассивныхъ, а между тѣмъ обладающихъ часто могучею силою и оказывающихъ громадное вліяніе на окружающихъ."Только такія кроткія существа,-- говоритъ одинъ изъ его героевъ,-- слишкомъ слабыя, чтобы нападать, но умѣющія всѣмъ сердцемъ, горячо любить, могутъ одерживать верхъ надъ необузданными натурами и помочь имъ выбраться на дорогу, съ которой они постоянно сбиваются, благодаря своимъ увлеченіямъ".
   Но тотъ же Бьернсонъ выводитъ намъ и развиваетъ до мельчайшихъ подробностей и другого рода женскій типъ,-- типъ энергичныхъ, мужественныхъ женщинъ, по силѣ энергіи не уступающихъ мужчинамъ и достигающихъ поразительныхъ результатовъ своимъ громаднымъ и благотворнымъ вліяніемъ на мужчинъ.
   Но самое высшее проявленіе силы -- это обузданіе себя помощью силъ, заключающихся въ насъ самихъ. "Только тѣ люди,-- говоритъ Бьернсонъ въ одной недавно вышедшей небольшой статьѣ,-- которые не утрачиваютъ власти надъ собою даже въ томъ случаѣ, когда они становятся въ исключительное положеніе, подвергаются всевозможнымъ искушеніямъ и угрозамъ, предоставлены совершенно сами себѣ, только тѣ люди могутъ считаться избранными натурами среди насъ. Они невольно принуждаютъ и другихъ идти по ихъ стопамъ. Тѣ законы, правила и обычаи, которымъ другіе люди считаютъ необходимымъ повиноваться, они ихъ носятъ въ себѣ, какъ свое неотъемлемое достояніе. Они представляютъ собою конечную цѣль, достигнутую въ данный моментъ человѣчествомъ, и даютъ дальнѣйшій толчокъ движенію впередъ. Такими людьми могутъ быть и мужчины, и женщины, и вельможи, и рабочіе,-- полъ и званіе не имѣютъ при этомъ никакого значенія. Народъ силенъ, когда связь между этими избранными натурами и окружающимъ сильна; онъ слабъ, когда этой связи совсѣмъ нѣтъ, или когда она порывается".
   Характеристическою чертою Бьернсона является параллель которую онъ часто проводитъ между природою и чувствами дѣйствующихъ лицъ.
   Въ крестьянскихъ разсказахъ, въ романахъ, повсюду мы у него встрѣчаемъ это соотвѣтствіе между настроеніемъ героевъ и окружающею ихъ безмолвною природою, оказывающею на нихъ непреодолимое вліяніе. Бьернсонъ отличается также одною оригинальною особенностью: звукъ возбуждаетъ въ немъ представленіе о различныхъ цвѣтахъ, кажется ему облеченнымъ въ краски. "То что они пѣли, было дѣйствительно бѣлое", говоритъ онъ о новобрачныхъ, которые пѣли. "Полная самозабвенія пѣснь Музи-Сэнки желто-бѣлою полосою проносилась по комнатѣ", говоритъ онъ въ другомъ мѣстѣ.
   Борьба за работу, страстное стремленіе къ труду, къ дѣятельности составляетъ также одну изъ темъ драматическихъ и беллетристическихъ произведеній Бьернсона. Въ одномъ изъ своихъ послѣднихъ произведеній онъ рѣзко нападаетъ на людей, живущихъ безъ труда. "Зарабатывать свой хлѣбъ,-- говоритъ герой его, Карлъ Мандеръ,-- первая обязанность всѣхъ взрослыхъ людей, которые въ состояніи дѣлать это. Это первая цѣль, къ которой мы должны стремиться. Каждый изъ насъ обязанъ, по мѣрѣ своихъ силъ, вносить свою лепту въ умственный и физическій трудъ человѣчества. Пользоваться извѣстнымъ достаткомъ -- право всѣхъ людей. ТѢ, которые чувствуютъ призваніе жертвовать и своимъ достаткомъ, могутъ это дѣлать, если хотятъ; но для большинства образованвыхъ людей благосостояніе является необходимымъ условіемъ работы, краеугольнымъ камнемъ радостей и удовольствія. Въ немъ заключается и эстетическій элементъ, который можетъ служить также стимуломъ къ работѣ". Чего же добивался Карлъ Мандеръ? "Чтобы всякій, кто можетъ, прокармливалъ самъ себя и чтобы всякій, пользующійся избыткомъ, вкладывалъ его въ работу, приносящую пользу и другимъ". Бьернсонъ рисуетъ намъ трагическую судьбу лицъ, не умѣющихъ найти примѣненія для своихъ силъ, принужденныхъ даромъ растрачивать ихъ, бросаться изъ стороны въ сторону, влачить жалкое существованіе. Но еще болѣе удачно изображаетъ Бьернсонъ тѣхъ, кому удалось, наконецъ, стать на дорогу, пробить себѣ путь въ жизни, какъ, напр., Арнэ, Томасъ Вендаленъ, Эдвардъ Каллемъ и, наконецъ, Мансана въ концѣ своей дѣятельности. Ихъ порыванія вдаль, ихъ метанія изъ стороны въ сторону, получаютъ, наконецъ, опредѣленную цѣль; они успокаиваются и начинаютъ вести мирную жизнь, полную плодотворнаго труда. "Я думалъ, что я сдѣлаюсь чѣмъ-то великимъ,-- поетъ Арнэ;-- я думалъ, что это будетъ, когда я уѣду, и все окружающее исчезло для меня, всѣ мысли сосредоточились на отъѣздѣ. Но вдругъ дѣвушка глянула мнѣ въ очи, и широкія дороги сразу сократились. Она научила меня, что величайшее благо, которое можетъ быть дано намъ Богомъ, это называться не великимъ и знаменитымъ, а называться просто человѣкомъ". "И сердце мое снова возродилось къ жизни",-- заканчиваетъ онъ свою пѣсню.
   Скажемъ еще нѣсколько словъ о слогѣ Бьернсона. Это не вылощенный отполированный слогъ французскихъ писателей, которые, какъ, напр., Флоберъ, цѣлыми днями и годами обрабатываютъ каждую фразу, замѣняя одно слово другимъ, ломая голову надъ придумываніемъ красивыхъ выраженій и звучныхъ оборотовъ рѣчи,-- это бурная, неудержимая импровизація. Передъ нами не писатель, повѣствующій съ эпическимъ спокойствіемъ о томъ, что онъ видѣлъ, что слышалъ, что создано его творческимъ воображеніемъ,-- это разсказчикъ, въ быстрой рѣчи передающій пережитое и перечувствованное имъ, ораторъ, съ краснорѣчіемъ защищающій излюбленныя положенія, проповѣдникъ, излагающій идеи, которымъ онъ преданъ всею душою, которыя вошли въ его плоть и кровь. Онъ пишетъ краткими предложеніями, отрывисто, не всегда гладко и складно, и возвышается до красиваго, патетическаго изложенія тогда, когда герои его сами произносятъ рѣчи. Языкъ его напоминаетъ языкъ древнихъ норвежскихъ сагъ. Этимъ же мощнымъ, лаконическимъ, языкомъ произносить онъ и свои краснорѣчивыя рѣчи. "Я долженъ сознаться,-- разсказываетъ Бойзенъ,-- что сначала раздѣлялъ мнѣніе критиковъ Бьернсона, находившихъ, что лаконичность его выраженій не болѣе, какъ искусственный пріемъ, но когда на одномъ митингѣ въ Лульбрандасдалѣ, въ іюлѣ 1873 г., я услыхалъ, какъ изъ его устъ несся бурный потокъ короткихъ, сжатыхъ, полныхъ смысла фразъ, я почувствовалъ, что это человѣкъ древняго геройскаго пошиба, одушевленный величіемъ своего призванія, который справляется съ гранитною массою словъ такъ же легко, какъ съ перомъ или глиною. Подобный человѣкъ не прибѣгаетъ къ искусственнымъ пріемамъ рѣчи. Его мысль раскалена до-бѣла, и слова несутся огненнымъ потокомъ, выражая точно и сильно каждый оттѣнокъ его мысли. Языкъ Бьернсона, кромѣ того, въ высшей степени колоритенъ и поэтиченъ; онъ способенъ выражать всѣ чувства, всѣ идеи и служитъ вѣрнымъ отголоскомъ характерныхъ чертъ народной физіономіи. Этотъ языкъ мало-помалу входить въ плоть и кровь новаго поколѣнія, и, какъ прекрасно выразился одинъ изъ его послѣдователей, языкъ Бьернсона -- языкъ будущаго".
   Онъ пишетъ на датскомъ языкѣ, примѣняя свое правописаніе къ разговорной рѣчи. Это правописаніе навлекло на него много нареканій, въ особенности со стороны датчанъ. Но, говоритъ Бьернсонъ въ своемъ обращеніи къ читателю въ романѣ "По Божьему пути", "по словамъ моего издателя я потерялъ тысячи, благодаря моему правописанію, а между тѣмъ продолжалъ держаться его".
   Отмѣтивъ главныя направленія въ поэтическомъ творчествѣ Бьернсона, перейдемъ теперь къ краткому изложенію его жизни и къ обзору его произведеній.
   

II.

   Вотъ какъ описываетъ Бьернсона Брандесъ: "Рѣдко приходится встрѣчать такую широкоплечую, здоровую фигуру, какъ будто высѣченную изъ камня. Головной и спинной мозгъ этого человѣка вполнѣ здоровы, легкія дѣйствуютъ правильно, плечи какъ бы созданы для того, чтобы спокойно выносить и отдавать обратно неизбѣжные толчки жизни. Если Бьерсону и удалось узнать по собственному опыту, что такое разумѣютъ подъ словомъ "нервы",-- а это весьма вѣроятно, такъ какъ онъ не даромъ сынъ XIX в.,-- то онъ, какъ поэтъ, никогда не выказывалъ ни малѣйшей нервозности, несмотря на свою чуткость и воспріимчивость. Такой же сильный, какъ и хищный звѣрь, наименованіе котораго два раза встрѣчается въ его имени (Bjern -- значитъ по норвежски медвѣдь, а Bjernstjerne -- созвѣздіе Большой Медвѣдицы), мускулистый, но безъ всякихъ признаковъ ожиренія, атлетическаго сложенія, онъ, какъ живой, стоитъ передо мною со своею красивою головою, сжатыми губами и проницательными глазами, выглядывавшими изъ за очковъ".
   Бьернстьерне Бьернсонъ родился 3 декабря 1832 г. въ Квикнэ, въ одной изъ самыхъ суровыхъ мѣстностей Доврефіельда. Пасторская усадьба расположена была такъ высоко, что и хлѣбъ не родился на поляхъ пастората. Повсюду возвышались только голыя скалы, изрѣдка поросшія низкорослыми елями и березами. Холодъ былъ такой, что нельзя было взяться за дверную скобку, потому что прикосновеніе къ желѣзу причиняло нестерпимую боль. Снѣгъ доходилъ нерѣдко до второго этажа пасторскаго дома, меньшія хозяйственныя постройки совершенно исчезали подъ сугробами, холмы, кусты и заборы покрывались одною сплошною пеленою, повсюду, куда ни проникалъ глазъ, простиралось снѣжное море, надъ которымъ колебались верхушки березъ. Хижины разбросаны были на очень далекомъ другъ отъ друга разстояніи, такъ что сообщенія были крайне рѣдки. Суровой природѣ соотвѣтствовало и суровое населеніе. Приходъ Квикнэ считался самымъ опаснымъ въ окрестности; незадолго до поселенія въ немъ отца Бьернсона, одинъ священникъ долженъ былъ брать съ собою пистолеты въ церковь, другой, по возвращеніи однажды домой, засталъ домъ ограбленнымъ неизвѣстными людьми. Послѣдній пасторъ убѣжалъ изъ прихода, когда отецъ Бьернсона, считавшійся безстрашнымъ человѣкомъ, способнымъ идти въ огонь и воду, получилъ это мѣсто. Среди такихъто условій и такой обстановки росъ мальчикъ, единственнымъ удовольствіемъ котораго было бѣганіе на лыжахъ или на конькахъ или катанье въ санкахъ. Когда ему исполнилось шесть лѣтъ, отецъ его получилъ другой приходъ, въ Нассе, въ провинціи Ромсдаленъ, славящейся своею красивою мѣстностью. "Здѣсь,-- пишетъ Бьернсонъ,-- въ приходскомъ домѣ въ Нассе, расположенномъ между двумя сливающимися фіордами, окруженными зелеными горами, съ широкимъ видомъ и на водопады, и на усадьбы, раскинутыя на другомъ берегу, и на волнующіяся нивы, и на кипѣвшую въ глубинѣ долины жизнь, и на фіордъ съ возвышавшимися во всю длину горами, которыя множествомъ мысовъ, украшенныхъ каждый усадьбою, глубоко вдавались въ море,-- здѣсь, въ этомъ приходскомъ домѣ въ Нассе, я испытывалъ не разъ самыя сильныя впечатлѣнія". Переносясь на своихъ лыжахъ то въ одну, то въ другую долину, онъ точно застывалъ на мѣстѣ, очарованный красотами природы, въ глубокомъ волненіи, въ которомъ онъ не въ силахъ еще'былъ дать себѣ отчета, но столь могучемъ, что онъ чувствовалъ себя переполненнымъ самою высокою радостью, смѣшанною съ глубокою печалью и уныніемъ. Горная природа, съ ея ужасающимъ величіемъ, наложила свой отпечатокъ на мягкую душу ребенка.
   Цѣлые дни бродилъ Бьернсонъ по лѣсамъ и горамъ, погружаясь въ эту природу, которая то пугала его и отталкивала, то привлекала своею магическою прелестью. Здѣсь его муза начала впервые нашептывать ему свои пѣсни. Въ своемъ стихотвореніи "Въ лѣсу бродилъ юноша цѣлый день, цѣлый день", онъ разсказываетъ, какъ юноша услышалъ чудную мелодію, которой никакъ не могъ схватить и воспроизвесть. Цѣлые дни и цѣлыя ночи проводилъ онъ въ поискахъ. Мелодія носилась передъ нимъ, точно искушая его. Онъ обратился съ молитвою къ Богу: "О Господи Боже, дай мнѣ вспомнить эту пѣсню, потому что она захватила всю душу мою". Мы видимъ въ строфахъ этого произведенія, какъ пробуждается поэтическое призваніе юноши, какъ онъ полубезсознательно оглядывается, прислушиваясь, стараясь уловить смутныя, еще не уяснившіяся для него, чувства.
   Къ впечатлѣніямъ природы присоединилось и впечатлѣніе церкви и пастората. Въ "Трондѣ" мы находимъ мастерское описаніе того, какъ мальчикъ, одаренный большимъ музыкальнымъ талантомъ, проводитъ всю жизнь въ глубокомъ уединеніи, глазъ на глазъ съ родителями, а затѣмъ впервые видитъ церковь. "И онъ замѣтилъ большой стройный домъ, возносившійся прямо къ небу своимъ блестящимъ шпицемъ. Это должно быть церковь, подумалъ мальчикъ, и почувствовалъ глубокое уваженіе, смѣшанное со страхомъ". Всѣ усилія его изобразить эту церковь звуками своей скрипки, которая въ состояніи была изобразить ему и отца, и мать, и окружающую природу, оканчиваются неудачею. Ужасъ охватываетъ его, онъ бѣжитъ, силы покидаютъ его и онъ падаетъ на землю въ полномъ изнеможеніи. Въ досадѣ онъ порываетъ струны своей скрипки, но тутъ глубокая печаль овладѣваетъ имъ. Придерживая скрипку за порванныя струны, онъ кричитъ матери, которая спѣшить къ нему на встрѣчу: "Нѣтъ, мама, я не вернусь домой, пока не научусь сыграть того, что сегодня видѣлъ". Внутренняя жизнь Бьернсона ранняго періода его дѣятельности похожа на жизнь мальчика-скрипача его разсказа. Подобно ему, онъ долго прожилъ почти наединѣ съ величественною природою своей родины, пѣлъ, чувствовалъ и думалъ, вдохновлялся ею. Очутившись внезапно въ обществѣ, въ чуждомъ ему мірѣ, онъ не могъ сразу оформить охватившія его новыя чувства, вообразилъ себя безсильнымъ, и дошелъ почти до полнаго отчаянія, но кризисъ благополучно миновалъ, и онъ началъ описывать жизнь родного ему крестьянства, столь близкаго ему по духу, по воспоминаніямъ дѣтства и юности, и до поры до времени успокоился.
   Не менѣе сильное впечатлѣніе произвело на него въ дѣтствѣ и чтеніе народныхъ сказокъ и народныхъ пѣсенъ. Онѣ возбуждали его воображеніе, вызывая одинъ за другимъ фантастическіе образы. Все, что видѣлъ и слышалъ мальчикъ, запечатлѣвалось въ его памяти, оставляя въ ней неизгладимый слѣдъ. "Какъ это ты умудряешься писать стихи?" спрашиваетъ Арнэ любимая дѣвушка. "Я удерживаю тѣ мысли, которыя другіе пропускаютъ безъ вниманія", отвѣчаетъ ей Арнэ. Въ другомъ мѣстѣ онъ говоритъ: "не слѣдуетъ искать сюжетовъ, они сами приходятъ, какъ все хорошее въ мірѣ, приходятъ изъ массы впечатлѣній, воспринятыхъ чуткою душою поэта и хранящихся въ глубинѣ ея".
   Въ двѣнадцать лѣтъ отецъ Бьернсона отдалъ его въ школу въ Молде, маленькій городокъ Ромсдалена. Учился онъ плохо. Вмѣсто того, чтобы слушать, что ему преподавали, онъ предпочиталъ съ закрытыми глазами погружаться въ воспоминанія о привольной деревенской жизни. Когда его убѣждали приложить больше стараній къ наукамъ, онъ наивно отвѣчалъ: "зачѣмъ вы хотите, чтобы я такъ много учился? Я лучше буду писать". Съ товарищами онъ мало сходился. Они считали его увальнемъ, дуракомъ, смѣялись надъ его стремленіемъ сдѣлаться поэтомъ, и воспоминаніе о горечи, охватившей въ то время его сердце, прорывается во многихъ мѣстахъ его произведеній, напр., въ зломъ Сигурдѣ, въ первомъ его монологѣ передъ изображеніемъ св. Олафа: "Они только кричатъ при видѣ меня: "вотъ идетъ Злой Сигурдъ!" -- Да, "Злой", говорятъ они, и я мигомъ повергаю ихъ на земь, но на мѣсто ихъ становятся немедленно другіе и кричатъ, указывая на меня пальцами: "Фу, Злой, Злой!" -- Развѣ это не ужасно? Развѣ это не позоръ?" Но лучше всего изображено его состояніе духа въ Арнэ.
   Въ послѣднее время своей школьной жизни онъ началъ много читать. Въ особенности пристрастился онъ къ поэмамъ Вергеланда. Это переходное состояніе описано имъ въ "Арнэ", который, выросши, полюбилъ сказанія и древнія преданія о герояхъ. "Какое-то странное стремленіе къ чему-то новому, иному овладѣло имъ. Онъ искалъ часто одиночества, и многія мѣста, на которыя онъ до того времени не обращалъ вниманія, получили теперь въ его глазахъ особую прелесть". Пятнадцати лѣтъ онъ имѣлъ уже большое вліяніе на товарищей, устроилъ кружокъ для обсужденія разныхъ вопросовъ и сталъ издавать рукописную газету: "Frihed".
   Въ 1849 г., въ возрастѣ 17 лѣтъ, Бьернсонъ пріѣхалъ впервые въ Христіанію для приготовленія къ экзамену. Здѣсь онъ подружился съ будущимъ поэтомъ Остундомъ Винье и будущимъ историкомъ Эрнестомъ Сарсемъ и велъ трудовую и въ то же время бурную студенческую жизнь: дни посвящались научной работѣ, а ночи кутежамъ. Уровень научнаго преподаванія въ университетѣ былъ въ то время очень низокъ: философія и современная соціологія были совершенно исключены изъ университетской науки, новыя научныя теоріи тщательно обходились молчаніемъ. Въ литературѣ движеніе, возбужденное въ 1835 г. лирическимъ поэтомъ и сатирикомъ Вергеландомъ, главой либеральной партіи въ Норвегіи, замирало. Это движеніе, соотвѣтствовавшее появленію во Франціи деревенскихъ романовъ Жоржъ Занда, а въ Германіи -- крестьянскихъ разсказовъ Ауербаха, знаменовало собою возвращеніе къ изученію дѣйствительной жизни, стремленіе создать въ Норвегіи истинно національную литературу. Вергеландъ сдѣлался глашатаемъ норвежскаго народа; онъ заботился о распространеніи образованія въ народѣ и въ своей лучшей поэмѣ "Вселенная, человѣчество и Мессія", художественно развилъ свой взглядъ на жизнь, какъ на борьбу, въ которой человѣкъ можетъ снова завоевать себѣ рай путемъ братской любви. Бьернсонъ сдѣлался ярымъ поклонникомъ Верге ланда и упивался его сочиненіями, оказавшими на него сильное вліяніе.
   Въ 1852 г. Бьернсонъ, наконецъ, выдержалъ экзаменъ и поступилъ въ университетъ, но и здѣсь не обнаружилъ блестящихъ успѣховъ и не окончилъ курса. Но еще до поступленія въ университетъ онъ сталъ сочинять пѣсни. "Стихи какъ-то сами собою приходили ему въ голову, точно откуда-то навѣянные. Бродившія въ головѣ мысли, исчезая, оставляли по себѣ пѣсню, совершенно неизвѣстную ему до той поры; ему казалось, что кто-то другой сочинялъ ее и пропѣлъ ему", -- въ этихъ выраженіяхъ самъ Бьернсонъ объясняетъ свое творчество. Большая часть сочиненныхъ имъ пѣсенъ проникла въ народъ. Никто такъ, какъ онъ, не умѣлъ воспроизвести характеръ и форму народныхъ пѣсенъ его родной страны: онъ пѣлъ совершенно такъ, какъ пѣли въ его горахъ. Въ его поэзіи мы не встрѣчаемъ грандіозныхъ чувствъ, смѣлыхъ мыслей, широкихъ взглядовъ, но пѣсни его отличаются естественностью, сердечностью, искренностью. Онѣ пригодны не столько для того, чтобы читать ихъ дома у камина, сколько для того, чтобы распѣвать среди работъ и веселыхъ празднествъ обитателей горной Норвегіи. Многія изъ нихъ вошли въ его разсказъ "Арнэ" и разсѣяны и въ другихъ его произведеніяхъ изъ крестьянской жизни. Большая часть положена на музыку.
   Въ томъ же 1852 г. Бьернсонъ, не прочитавъ ни одной драмы, написалъ первое свое драматическое произведеніе, "Вальбергъ", которое директоръ театра въ Христіаніи принялъ, и даже собирался ставить, когда молодой авторъ, убѣдившись въ негодности своего перваго опыта, взялъ его назадъ и сжегъ. Вступивъ въ непосредственныя сношенія съ сценическимъ міромъ, онъ сталъ сильно интересоваться имъ и выступилъ съ цѣлымъ рядомъ критическихъ статей въ газетѣ "Aftonbladet", а Затѣмъ и въ "Могgenbladet".
   Норвежскою сценою въ то время заправляли датчане: на театрахъ Норвегіи давались лишь произведенія датскихъ драматурговъ въ перемежку съ французскими водевилями и комедіями. Юный патріотическій духъ Бьернсона не могъ примириться съ этимъ униженнымъ состояніемъ національнаго театра, и въ рядѣ пламенныхъ статей онъ напалъ на антрепренеровъ, актеровъ, публику, однимъ словомъ, на всѣхъ, кто, по его мнѣнію, рабски подчиняется чужому вліянію и мѣшаетъ тѣмъ развитію народной сцены. Конечно, онъ нажилъ себѣ много враговъ, и газеты осыпали его бранью, но возбужденные имъ споры о національномъ театрѣ заставили многихъ задуматься, и норвежская драма своимъ быстрымъ развитіемъ въ послѣдующее время обязана преимущественно Бьернсону.
   Бьернсонъ читалъ въ это время, главнымъ образомъ, датскихъ писателей первой четверти текущаго столѣтія и нѣсколько позже познакомился съ философіею Грундтвига. Жизнерадостное ученіе послѣдняго, говоритъ Брандесъ, производило на него особенно сильное впечатлѣніе, какъ противоположность мрачному піетизму его родины. Онъ находилъ въ Грундтвигѣ то, что впослѣдствіи, когда совсѣмъ освободился изъ подъ вліянія этого писателя, искалъ и находилъ и внѣ грундтвигскаго кружка -- человѣчность въ своей высшей свободѣ и красотѣ. Но въ 1866 г. онъ сдѣлалъ двѣ поѣздки, одну въ Упсалу, другую въ Амстердамъ, причемъ въ послѣднемъ городѣ пробылъ нѣсколько мѣсяцевъ. Пребываніе въ новыхъ умственныхъ центрахъ дало новый толчокъ его мышленію, расширило его взгляды. По возвращеніи въ Христіанію, онъ началъ издавать газету Illustrated Folkeblades и выпустилъ нѣсколько мелкихъ разсказовъ "Трендъ" и "Опасное Сватовство", а въ 1857 г. появился первый его большой романъ "Сювневе Сольбаккенъ", а за нимъ "Арнэ" (1859 г.) и "Веселый малый" (1860 г.). Первое изъ этихъ произведеній сразу завоевало ему почетное мѣсто среди литераторовъ Норвегіи. Оно разошлось въ количествѣ десяти изданій и было переведено на всѣ европейскіе языки. Бьернсонъ сдѣлался сразу классическимъ писателемъ. Въ это время громадное, рѣшающее вліяніе на литературные вкусы имѣла націоналъ-либеральная партія, требовавшая отъ литературныхъ произведеній, чтобы они были написаны въ рѣзко и узко скандинавскомъ направленіи и были проникнуты протестантскимъ духомъ и идиллическою невинностью. На все европейское смотрѣли подозрительно, проповѣдуя, что только на скандинавскомъ сѣверѣ сохранилась нравственная чистота и свѣжесть, и что она-то и обновитъ "гнилой Западъ". Разсказы Бьернсона и были осуществленіемъ этой программы, но и безпристрастнаго читателя они подкупали своею оригинальностью, своею поэтическою прелестью. Дѣтство и юность, проведенныя среди крестьянъ, чтеніе народныхъ сказаній, народныхъ преданій и пѣсенъ заставили его смотрѣть на жизнь подъ угломъ зрѣнія древнихъ скандинавскихъ сагъ, а съ другой стороны знакомство его съ жизнью и образомъ мыслей крестьянъ научало его понимать старыя сказанія. Природа, окружающая поэта, была до того родственна природѣ древнихъ сагъ, а тѣ люди, которыхъ онъ изображалъ въ своихъ повѣстяхъ, были до того родственны дѣйствующимъ лицамъ старинныхъ сказаній, что изъ этого не могло не выйти гармоническаго цѣлаго. Бьернсону не пришлось добиваться славы цѣною долгихъ, упорныхъ усилій,-- она сама пришла къ нему. Конечно, много нашлось у него и противниковъ. Его первый разсказъ и драмы составляли слишкомъ глубокую противоположность съ тѣми литературными произведеніями, къ которымъ привыкла публика. Слогъ его, языкъ казались странными непривычному уху людей, выросшихъ и воспитавшихся на датской литературѣ.
   Послѣ появленія "Сюнневе Сольбаккенъ" Бьернсонъ былъ приглашенъ директоромъ въ Бергенъ, гдѣ онъ оставался два года до 1857 г. Еще до изданія своего перваго крестьянскаго романа онъ написалъ драматическую сцену въ одномъ дѣйствіи, "Между битвами". Содержаніе пьесы взято изъ древнихъ сагъ, изъ сказанія о междоусобіяхъ, царившихъ нѣкогда въ Норвегіи. Отсюда же заимствованы сюжеты и для слѣдующихъ драмъ Бьернсона: "Гальте-Гульда" (1858 г.), "Король Сверре" (1861 г.), "Злой Сигурдъ" (1862 г.), и "Сигурдъ Крестоносецъ" (1872 г.). Въ предисловіи къ послѣдней драмѣ авторъ излагаетъ цѣль, ради которой онъ взялся за такого рода произведенія. Онъ хочетъ создать "народную пьесу". Этимъ именемъ онъ называетъ такого рода произведеніе, которое говорило-бы людямъ всѣхъ возрастовъ и всѣхъ степеней образованія, каждому на свой ладъ, и которое при постановкѣ на сценѣ заставило-бы всѣхъ соединиться въ одномъ чувствѣ наслажденія, общемъ для всѣхъ. Исторія даннаго народа представлялась ему для этого наиболѣе удобнымъ матеріаломъ. Въ такой пьесѣ дѣйствіе должно быть, по [возможности упрощено; описаніе чувствъ должно сосредоточиваться главнымъ образомъ на главныхъ дѣйствующихъ лицахъ, развитіе дѣйствія -- распадаться на ясно опредѣленныя группы, какъ въ оперѣ, и непремѣннымъ спутникомъ представленія должна быть музыка, которой Бьернсонъ отводитъ вообще значительное мѣсто. "Все, что въ насъ есть хорошаго, говоритъ онъ, возбуждается всегда при звукѣ пѣсни. Всякое идеальное стремленіе находится въ естественномъ сродствѣ съ гармоническимъ сочетаніемъ музыкальныхъ звуковъ". Народная пьеса, въ томъ видѣ, въ какомъ рисуетъ ее Бьернсонъ, служила бы не для одной только забавы, не для развлеченія одного только класса общества,-- она находилась бы въ непосредственной связи съ народомъ, а безъ такой связи съ народомъ сцена должна неминуемо утратить свое значеніе и лишиться всякаго оправданія для своего существованія въ качествѣ національнаго дѣла.
   Три послѣднія драмы представляютъ уже значительный шагъ впередъ въ драматическомъ творчествѣ Бьернсона. Онѣ написаны частью во время его пребыванія въ Римѣ, частью по возвращенія изъ него. Въ Римъ онъ поѣхалъ въ 1860 г., послѣ того какъ національная партія поднесла ему субсидію, доставившую ему возможность осуществить свое давнишнее желаніе -- путешествовать. Онъ прожилъ въ Римѣ два года и написалъ въ это время свою знаменитую трилогію "Злой Сигурдъ", составленную изъ трехъчастей: первая -- бѣгство Сигурда, прологъ въ одномъ дѣйствіи, Сигурдъ на чужбинѣ, въ трехъ дѣйствіяхъ, и возвращеніе Сигурда, въ пяти дѣйствіяхъ. "Злой Сигурдъ" имѣлъ большой успѣхъ при первомъ своемъ появленіи. По возвращеніи Бьернсона въ Норвегію въ 1863 г., правительство назначило ему ежегодную пенсію въ 1.000 далеровъ.
   Бьернсонъ продолжалъ усиленно работать; въ 1864 г. онъ впервые беретъ сюжетъ для своего произведенія изъ европейской жизни, пишетъ драму "Марія Стюартъ въ Шотландіи". Въ это время трагическая судьба несчастной шотландской королевы сильна занимала историковъ. Открывались все новые и новые документы о ней, о ея жизни, возбуждались стремленія оправдать ее въ глазахъ потомства, выставить въ болѣе идеальномъ свѣтѣ. Въ такомъ именно свѣтѣ рисуетъ ее Бьернсонъ. Это не чувственная, страстная, порывистая женщина, какъ изображаютъ ее намъ другіе писатели. Это женщина большой красоты, капризная, въ высшей степени добрая, до крайности слабая, но самая слабость ея производитъ чарующее впечатлѣніе и повергаетъ къ стопамъ ея массы восторженныхъ поклонниковъ, возбуждая ненависть и презрѣніе къ ней среди окружающихъ ее суровыхъ сектантовъ. Только въ послѣдней сценѣ, на краю гибели, Марія Стюартъ выказываетъ твердость и мужество; она наотрѣзъ отказывается слѣдовать за Босвелемъ, обѣщавшимъ ей спасеніе, и говорить: "Они могутъ все отнять у меня, но преодолѣть меня они не могутъ; они должны будутъ признать, что если я не могла завоевать себѣ счастья, зато я умѣю сносить несчастье". Одинъ изъ существенныхъ недостатковъ пьесы заключается въ томъ, что главная героиня обрисована не столько собственными словами и дѣйствіями, сколько восторженными или презрительными отзывами о ней другихъ лицъ. Всѣ въ этой"-драмѣ психологи, по мѣткому выраженію Брандеса, "психологи, наблюдающіе другъ за другомъ и производящіе другъ надъ другомъ опыты". "Марія Стюартъ" имѣла большой сценическій успѣхъ, равно какъ и появившаяся вскорѣ послѣ того небольшая комедія "Новобрачные".
   Послѣднимъ произведеніемъ перваго періода дѣятельности Бьернсона является "Рыбачка", самый длинный изъ его первыхъ романовъ. Героиня его взята также изъ крестьянской среды, но на этотъ разъ крестьянская жизнь изображена далеко не въ такомъ идеалистическомъ видѣ, какъ въ сельской трилогіи; рамки повѣсти шире, въ умственномъ развитіи автора замѣчается значительный шагъ впередъ. Въ Пётрѣ мы видимъ то же бурное порываніе къ иной жизни, то же страстное стремленіе вырваться изъ узкихъ рамокъ окружающей дѣйствительности, которыя такими яркими красками изображены въ Арнэ и, такъ сказать, сконцентрированы въ прекрасномъ стихотвореніи: "За цѣпи горъ переношу я взоры". Но Арнэ успокоивается, благодаря встрѣчѣ съ дѣвушкою, любовно глянувшею ему въ очи, и продолжаетъ работать и дѣйствовать въ той же крестьянской средѣ. Въ противоположность этому, стремленіе къ иной жизни, пробудившееся въ Пётрѣ, не такъ-то легко подавить. Крестьянка старается выйти изъ узкой деревенской среды, которая буквально душитъ ее, и слѣдовать своему природному призванію, своему врожденному таланту. Она бѣжитъ и послѣ цѣлаго ряда скитаній попадаетъ въ домъ пастора, который даетъ ей пріютъ и воспитываетъ наравнѣ со своею родною дочерью. И вотъ однажды на клочкѣ бумажки, валявшемся на полу, пасторъ находитъ слѣдующее стихотвореніе, написанное рукою его питомицы: "Я хочу тебѣ сказать, о милый, чѣмъ я хочу быть. Я хочу быть актрисою, я хочу показать міру женщину, какъ она страдаетъ, какъ она смѣется, какъ она любитъ, какъ она молится, какова она, когда добра, и какова, когда преступна. Да поможетъ мнѣ Богъ быть тѣмъ единственнымъ, чѣмъ я хочу быть!" Пётра принадлежитъ къ тѣмъ натурамъ, которыя упорно преслѣдуютъ намѣченную цѣль и не отступаютъ ни передъ чѣмъ для ея достиженія. Жизнь можетъ ихъ сломить, но согнуться и подчиниться они не въ состояніи. Въ Пётрѣ Бьернсонъ изобразилъ отчасти и себя, свои артистическія стремленія, такъ рано пробудившіяся въ немъ и навлекшія на него въ ранней молодости не мало насмѣшекъ и порицаній. "Ахъ, высокое привлекаетъ меня", говоритъ Пётра въ одномъ изъ своихъ стихотвореній, "въ груди моей волненіе, тревога. Мнѣ хочется воплотить въ образы великія мысли, имѣть побольше силъ, чтобы мощно ихъ выражать, черпать изъ скрытыхъ источниковъ. Помоги же мнѣ осуществить это, Ты, вложившій въ меня это стремленіе!" Въ этомъ же романѣ Бьернсонъ затрогиваетъ впервые болѣе подробно вопросъ о наслѣдственности, который намѣченъ имъ уже въ "Арнэ"; онъ описываетъ характеръ родителей и цѣлаго ряда предковъ героини, излагаетъ во всѣхъ мелочахъ дѣтство, воспитаніе, вліяніе окружающей среды, мѣстность, климатъ. Наслѣдственность кажется ему еще чѣмъ-то непреложнымъ, закономъ, неумолимо, точно Дамокловъ мечъ, висящимъ надъ потомками. Она, правда, нѣсколько смягчается вліяніемъ окружающей среды, напр. благотворнымъ вліяніемъ кроткой, любящей матери въ "Арнэ", но автору еще не приходить въ голову мысль о возможности сознательно бороться противъ нея, мысль, которую онъ съ такимъ успѣхомъ проводить въ "Новыхъ вѣяніяхъ". Кончается "Рыбачка" такъ же таинственно, какъ и "Загадка жизни", небольшая повѣсть, написанная Бьернсономъ въ 1868 г. Въ послѣдней героиня бросается въ море и уноситъ съ собою свою тайну; въ "Рыбачкѣ" Пётра погружается въ море жизни, и авторъ опускаетъ покрывало надъ ея дальнѣйшею судьбою. "Театръ полонъ,-- говорить онъ.-- Увертюра кончилась. Въ залѣ воцарилось глубокое, захватывающее духъ молчаніе. Занавѣсъ взвился". Вотъ и все. Цѣль, намѣченная героинею, достигнута.-- Пасторскій сынъ, впрочемъ, сказывается еще въ "Рыбачкѣ" во множествѣ теологическихъ разговоровъ, затягивающихъ дѣйствіе.
   Послѣ этого наступаетъ періодъ затишья въ литературной дѣятельности Бьернсона. Онъ выпускаетъ лишь нѣсколько совершенно незначительныхъ вещицъ. Ранняя усиленная дѣятельность, казалось, истощила силы великаго писателя; его поклонники боялись, что ему грозитъ судьба другихъ датскихъ поэтовъ, рано исчезнувшихъ съ литературнаго поприща. Тяжелый періодъ переживала въ то время скандинавская литература. Отъ Германіи замкнулись, Францію не признавали съ протестантской точки зрѣнія, а съ Англіей) и ея языкомъ мало были знакомы. Но въ началѣ семидесятыхъ годовъ въ Даніи пробудилась новая умственная дѣятельность, новое литературное движеніе, которое не замедлило распространиться и на Норвегію. И въ умѣ Бьернсона произошелъ также полный переворотъ. До сихъ поръ онъ держался въ сторонѣ отъ современныхъ идей, мало интересовался произведеніями европейской литературы. Теперь онъ началъ очень много читать: книги, писанныя на всевозможныхъ языкахъ и самаго многоразличнаго содержанія -- естественно-историческія, критическія, философскія, историческія, романы, повѣсти, иностранные журналы и газеты поглощались имъ съ жадностью. Стюартъ Милль, Огюстъ Контъ, Спенсеръ -- сдѣлались его любимыми писателями. Умственный кругозоръ его расширился. По его собственному выраженію, онъ получилъ уши, которыя, слышать, и глаза, которые видятъ. Тѣ горы, которыя каменною стѣною душили его, о камни которыхъ грозилъ разбиться его гордый духъ -- рушились. Исполнилась его молитва: "О Боже силъ! Твой чудный край великъ. Такъ сдѣлай же, чтобъ я въ него проникъ, и этой страшной каменной стѣной не закрывай его передо мной!"
   Закончился періодъ черпанія вдохновенія въ древнихъ сказаніяхъ, среди героевъ старины -- начинается періодъ вдохновенія дѣйствительною жизнью.
   Результатомъ работы Бьернсона надъ самообразованіемъ было изданіе цѣлаго ряда блестящихъ произведеній изъ современной жизни. Кромѣ того, Бьернсонъ читалъ публичныя лекціи, писалъ въ газетахъ и ревностно занимался политикою, быстро выдвинувшись на первый планъ среди политическихъ дѣятелей своей родины. Дѣятельность, обнаруженная имъ, была по истинѣ изумительна. Осуществилось страстное желаніе, выраженное въ "Рыбачкѣ": "Мнѣ хочется воплощать въ образы великія мысли, мощно ихъ выражать, черпать изъ скрытыхъ источниковъ". Рядомъ съ художникомъ выступилъ и боецъ за идеи. Его произведенія второго періода до такой степени отличаются отъ произведеній перваго періода, что трудно представить себѣ, что ихъ писалъ одинъ и тотъ же человѣкъ.
   Возьмемъ прежде всего драмы. Въ "Банкротствѣ" описывается внезапное разореніе богатой торговой фирмы, во главѣ которой стоитъ Тьсяьде, сильный, энергическій человѣкъ, боровшійся всѣми силами, чтобы предотвратить несчастье, но принужденный опустить руки подъ вліяніемъ цѣлаго ряда ударовъ, обрушившихся на него. "У меня нѣтъ мужества начать новую жизнь", говоритъ онъ адвокату Беренту. Но это мужество является, главнымъ образомъ, благодаря поддержкѣ его кроткой, любящей жены и дочери Вальборги, обладавшей большимъ запасомъ энергіи и воли. Семья, которая въ періодъ богатства и излишка шла врозь, сплачивается, начинаетъ дружно трудиться, и вотъ мало-по-малу благосостояніе возвращается, долги уплачиваются, возстановляется честное имя обанкрутившагося коммерсанта. "Банкротство", по мнѣнію Брандеса, принадлежитъ къ числу самыхъ совершенныхъ по формѣ произведеній, какія только можно найти въ литературѣ всѣхъ странъ.
   "Редакторъ" страдаетъ излишнею мелодраматичностью, но содержитъ въ себѣ многія превосходныя сцены, а главные герои обрисованы съ удивительною силою, съ такою тонкостью,-- говоритъ Брандесъ,-- какой Бьернсону не удалось достигнуть ни въ одномъ своемъ произведеніи. Мы видимъ передъ собою представителей двухъ направленій -- консервативнаго и либеральнаго. Представитель перваго -- редакторъ мѣстной газеты, озлобленный, приходящій въ бѣшенство при малѣйшемъ нападеніи на него, клевещущій на всѣхъ и вся, грубый до безцеремонности, попирающій ногами все, когда вопросъ идетъ о достиженіи имъ какой-нибудь цѣли, полученіи желаемаго эффекта, униженіи и оскорбленіи своихъ противниковъ. Долго велъ редакторъ упорную борьбу противъ защитника народныхъ правъ Гафдана, и послѣдній изнемогъ въ этой борьбѣ. Талантливый, богато одаренный въ умственномъ и нравственномъ отношеніи Гафданъ "умираетъ" потому, что онъ человѣкъ. Въ настоящее время политикою могутъ заниматься только тѣ люди, которыя окаменѣли". Боецъ умираетъ, но на мѣсто его выступаетъ новая сила въ лицѣ брата его Гаральда, который становится во главѣ борьбы и одерживаетъ верхъ на выборахъ, вопреки проискамъ редактора. Это сильный, уравновѣшенный человѣкъ, безъ всякаго признака нервозности. "Онъ некраснорѣчивъ въ старомъ смыслѣ этого слова,-- рѣчи его не бьютъ на эффектъ, въ нихъ нѣтъ ни шуму, ни треску, онъ -- настоящій человѣкъ".
   Въ драмѣ "Редакторъ" впервые затрогивается вопросъ о воспитаніи подростающаго поколѣнія и о несоотвѣтствіи существующихъ школъ съ требованіями разумной педагогики. "Наши школы,-- говоритъ докторъ,-- можетъ быть, и превосходны, но не подходятъ къ намъ. Для насъ эта школа -- сухая разсудочная школа, въ которой скандинавское дитя съ самаго юнаго возраста обучается формамъ, и только формамъ, пока, наконецъ, умъ его не изсушается и не получаетъ критическаго направленія. А между тѣмъ эти школы однѣ только и существуютъ у насъ, и мы ими до сихъ поръ дорожимъ. А развѣ онѣ даютъ какой-нибудь матеріалъ для сердца и фантазіи, развѣ онѣ укрѣпляютъ нашу вѣру, внушаютъ намъ стремленіе къ великому, жажду высокой дѣятельности?"
   Въ "Новой системѣ" описывается одно инженерное предпріятіе; изобрѣтатель новой системы, главноуправляющій желѣзною дорогою Ріисъ всѣми силами защищаетъ свою систему и проводитъ ее, хотя она оказывается пуфомъ и ведетъ къ потерѣ милліоновъ для страны. Но противъ него выступаетъ молодой инженеръ Гансъ, который, несмотря на любовь къ дочери Ріиса, въ талантливо написанной книгѣ распутываетъ всю сѣть лжи, которою главноуправляющій окружилъ свою систему. Назначается слѣдствіе, и система претерпѣваетъ крушеніе. Интересенъ въ первомъ дѣйствіи разговоръ, происходящій между Гансомъ, молодымъ, увлекающимся, правдивымъ человѣкомъ, высоко держащимъ знамя правды, какимъ его изображаетъ Бьернсонъ, и "отрезвившимся" либераломъ, Равномъ, доказывающимъ ему, что всякая борьба напрасна, и что онъ самъ, Гансъ, скоро смирится и успокоится. Споръ переходить на различіе, существующее между большими и малыми обществами. Равнъ увѣряетъ, что общество, подобное маленькому, норвежскому, не вынесетъ того химическаго процесса, который создается крупными истинами: оно разлетится въ щепки. Для процесса подобнаго рода нужны реторты покрѣпче. "Въ крупной средѣ, говоритъ онъ, происходитъ нерѣдко дѣйствительная борьба, крупная, сильная, и она сама въ себѣ заключаетъ что-то, способное въ сильной степени возбудить человѣка. Что значитъ капля грязи, когда человѣкъ съ страшною силою энергіи стремится къ достиженію намѣченной цѣли? Человѣкъ гибнетъ или побѣждаетъ вмѣстѣ съ тысячами себѣ подобныхъ, но всегда и высоко развѣвается его знамя, и вокругъ этого знамени собираются съ каждымъ новымъ поколѣніемъ все новыя и новыя толпы. И такимъ-то путемъ вырабатываются крупные характеры, люди съ желѣзною силою воли, государственные дѣятели, писатели, художники съ ихъ возвышенными идеалами и цѣлями... А здѣсь? Жалкая кучка разбитыхъ, больныхъ, ожесточенныхъ людей, съ которыми, вѣдь, и работать едва ли возможно, да двое-трое стоящихъ одиноко, въ сторонѣ..."
   Это какъ бы вопль наболѣвшей души самого Бьернсона, которому не мало пришлось переносить страданій въ душной атмосферѣ маленькаго провинціальнаго норвежскаго городка.
   Въ 1877 г. Бьернсонъ написалъ большую драматическую поэму, въ четырехъ дѣйствіяхъ съ прологомъ, "Король", отличающуюся мистическимъ характеромъ. Между дѣйствіями вставлены интермедіи съ хорами и музыкою, представляющія резюме того, что дается въ каждомъ дѣйствіи; въ нихъ объясняются чувства дѣйствующихъ лицъ и дѣлаются изъ нихъ выводы. Это одно изъ самыхъ причудливыхъ произведеній Бьернсона. Въ "Леонардѣ", драмѣ, появившейся въ 1879 г., основною идеею является идея о нравственности и религіозной терпимости, которой въ прежнее время былъ чуждъ и самъ авторъ. Въ "Леонардѣ" онъ съ замѣчательнымъ искусствомъ вывелъ цѣлый рядъ поколѣній изъ норвежскаго общества, указалъ на недостатки и добродѣтели каждаго изъ нихъ и, наконецъ, заставилъ прабабушку,-- являющуюся представительницею культуры XVIII вѣка, находившагося не въ фаворѣ во все время господства реакціи въ Норвегіи, -- произнести заключительное слово пьесы: "великія чувства моего времени возродились вновь!" "Леонарда" своимъ появленіемъ произвела сильное впечатлѣніе, такъ какъ основная ея идея соотвѣтствовала какъ нельзя больше тогдашнему настроенію норвежскаго общества, въ которомъ проявлялась реакція противъ такого рода узкаго протестантизма. Представленіе этой пьесы на театрѣ въ Христіаніи доставило настоящій тріумфъ автору. Замѣчательна та гуманность и деликатность, съ какими Бьернсонъ относится въ ней къ своимъ противникамъ. Проповѣдуя терпимость, онъ первый подаетъ примѣръ ея.
   Въ 1883 г. Бьернсонъ выпустилъ драму "Перчатка", въ 1886 г. комедію "Географія и любовь". Послѣдняя -- живая, веселая пьеса, въ которой въ юмористическихъ чертахъ изображенъ ученый географъ, большой эгоистъ, погруженный въ свою науку и ничего не видящій, кромѣ своей географіи, обращающій весь домъ въ географическую карту, такъ что его бѣдной женѣ и дочери негдѣ и повернуться.
   "Перчатка" -- серьезное произведеніе, которому и самъ авторъ придаетъ большое значеніе. Это драматизированный трактатъ о необходимости одинаковой нравственности для обоихъ полонъ. Молодая, чистая дѣвушка, собирающаяся выйти замужъ по любви за человѣка, котораго считаетъ равнымъ себѣ въ нравственномъ отношеніи, узнаетъ о дурной жизни, которую онъ велъ до сближенія съ нею, и отказываетъ ему.
   Драмы Бьернсена написаны съ большою силою и отличаются поразительною естественностью. За малыми исключеніями, въ нихъ не бываетъ случайныхъ дѣйствій, внезапно измѣняющихъ данныя положенія. Все происходитъ совершенно согласно съ естественнымъ ходомъ событій, логично вытекаетъ изъ нихъ. При этомъ Бьернсонъ съумѣлъ придать замѣчательное разнообразіе описанію внутренней, будничной жизни семьи. Не выдумывая сложныхъ, замысловатыхъ, запутанныхъ дѣйствій, онъ въ цѣломъ рядѣ поэтическихъ, грандіозныхъ, и даже трагическихъ, сценъ создаетъ необыкновенно яркую картину дѣйствительности. Каждый изъ представленныхъ типовъ -- живое лицо. "Бьернсонъ любитъ человѣка, считаетъ его своимъ братомъ, одной плоти и крови съ нимъ,-- пишетъ Эрнестъ Тиссо,-- онъ не насмѣхается надъ людьми, не забавляется ими, хотя бы даже съ добродушіемъ Диккенса. Комизмъ Бьернсона обусловливается даннымъ положеніемъ, а не сатирическимъ или веселымъ расположеніемъ духа автора".
   Въ промежуткахъ между драмами Бьернсонъ выпускалъ и повѣсти: "Свадебный маршъ" (1872 г.) {Переводъ этой повѣсти былъ помѣщенъ въ іюльскомъ No "Міра Божьяго" за 1892 годъ.}, "Капитанъ Мансана" (1874 г.) "Магигильда" (1877 г.) и "Пыль" (1883 г.). Первая изъ нихъ написана въ духѣ его сельской трилогіи, только любовь получила здѣсь болѣе рѣзкія и сильныя формы и не носитъ больше характера нѣжной идилліи, какъ въ первыхъ его крестьянскихъ произведеніяхъ. Это исторія "Ромео и Джульетты", перенесенная на норвежскую почву, гимнъ торжествующей любви.
   Въ "Магигильдѣ" Бьернсонъ ставитъ вопросъ: нравствененъ ли брачный союзъ безъ любви?-- и отвѣчаетъ на него отрицательно. "Пыль" -- поэтическое выраженіе новыхъ воззрѣній, къ которымъ пришелъ бывшій ревностный протестантъ, поклонникъ Грундтвига. Бьернсонъ показываетъ въ этой повѣсти, къ чему приводитъ, съ одной стороны, узкій духъ протестантизма, а съ другой -- индифферентизмъ одного супруга къ умственной и нравственной жизни другого. "Онъ чувствовалъ свою вину,-- говорится въ концѣ повѣсти,-- онъ позволялъ ей слишкомъ сильно увлекаться своею фантазіею, жить постоянно въ мірѣ грезъ; онъ предоставлялъ ей заниматься хозяйствомъ, дѣтьми, но никогда не пробовалъ жить общею съ нею жизнью, сливаться съ нею своими мыслями и желаніями; онъ забавлялся съ нею, когда ему хотѣлось, но никогда не старался работать вмѣстѣ съ нею; объ этомъ-то размышлялъ онъ теперь, не находя нигдѣ ни утѣшенія, ни извиненія, потому что изъ за этого-то она и умерла".
   Въ 1884 г. Бьернсонъ выступилъ впервые съ большимъ романомъ "флаги развѣваются въ городѣ и въ гавани", переведеннымъ на русскій языкъ подъ заглавіемъ "Новыя вѣянія", а въ 1889 г. выпустилъ и второй свой романъ "По Божьему пути". Это самыя крупныя его произведенія, въ особенности второй романъ, который, по художественности изложенія и по богатству идей, занимаетъ совершенно исключительное положеніе среди другихъ произведеній Бьернсона. Подробный разборъ этихъ романовъ занялъ бы слишкомъ много мѣста, поэтому мы ограничимся только краткимъ указаніемъ руководящихъ идей, положенныхъ въ основаніе ихъ, и наиболѣе выдающихся типовъ, выведенныхъ въ нихъ. Нѣсколько растянутый, мѣстами слишкомъ тенденціозный, романъ "Новыя вѣянія" составляетъ, такъ сказать, квинтъ-эссенцію тѣхъ идей, которыя Бьернсонъ проводитъ во второмъ періодѣ своей дѣятельности, окончательные выводы, къ которымъ онъ пришелъ, взгляды, которыя онъ выработалъ въ себѣ на занимавшіе его вопросы современности -- наслѣдственность, воспитаніе, значеніе переходнаго возраста, необходимость одинаковой нравственности для обоихъ половъ, терпимость, женскія права. Роману предпослана хроника, написанная совершенно въ духѣ и языкомъ средневѣковыхъ хроникъ и представляющая художественное описаніе предковъ героя, Томаса Рендалена. Характеристики кратки, но въ высшей степени метки. Вырожденіе рода обрисовано яркими красками. Послѣдній представитель его, Джонъ Куртъ, женится на здоровой дѣвушкѣ, сильной физически и нравственно, обладавшей недюжиннымъ умомъ. Ея родственники представляютъ полную противоположность Куртамъ, предкамъ героя: насколько послѣдніе порывисты, экзальтированны, страстны, съ пылкою фантазіею и нервностью, доходившею до сумасшествія, настолько первые обыкновенные, спокойные, тяжеловатые люди; они могли иногда выказывать значительную энергію, но большею частью Отличались терпѣливою выносливостью. Отъ союза такихъ двухъ противоположныхъ людей родится ребенокъ, истинное дитя нервнаго XIX в., съ преобладаніемъ чертъ отцовскаго характера. Всѣ мысли матери направлены къ тому, чтобы подавить въ немъ эти наслѣдственныя черты, такъ сказать, оздоровить его. Она обращаетъ наслѣдственный Куртовскій домъ, бывшій нѣкогда притономъ разврата, въ обширную образцовую школу, старается давать хорошіе примѣры тамъ, гдѣ давалось столько дурныхъ. Борьба тяжела, но оканчивается полнымъ успѣхомъ, добытымъ уже въ зрѣломъ возрастѣ, отчасти подъ вліяніемъ любви, пробудившейся въ Рендаленѣ къ молодой дѣвушкѣ, "волоса которой сіяли", какъ и ея сердце. Борьба, которую онъ ведетъ самъ съ собою, подавляя въ себѣ наслѣдственныя черты, описана въ романѣ "По Божьему пути", гдѣ онъ появляется въ видѣ вводнаго лица. Долгое время и онъ самъ, и его мать находились подъ вліяніемъ твердаго убѣжденія, что наслѣдственность есть нѣчто непреодолимое, такъ что въ лекціи, читанной Рендаленомъ въ школѣ, онъ заявляетъ, что тѣ, кто передаетъ наслѣдственныя болѣзни своимъ дѣтямъ, тѣ, напр., у которыхъ сумасшествіе въ роду, и которые тѣмъ не менѣе позволяютъ себѣ вступать въ бракъ, которые выходятъ замужъ или женятся на сумасшедшихъ или больныхъ и имѣютъ отъ нихъ дѣтей, хуже, чѣмъ воры, фальшивые монетчики, разбойники, убійцы. На этомъ основаніи онъ и не считаетъ для себя возможнымъ думать о любви. Но, благодаря долгой работѣ надъ самимъ собою, благодаря цѣлому ряду наблюденій и размышленій, онъ приходить въ концѣ романа къ совершенно противоположному выводу: "наслѣдственность встрѣчается съ наслѣдственностью и поэтому не слѣдуетъ приходить въ отчаяніе. Съ теченіемъ времени роды до такой степени смѣшиваются, что какъ бы ни были безобразны и упорны качества одного какого-нибудь рода, но если мы станемъ слѣдить за его развитіемъ въ цѣломъ рядѣ поколѣній, мы увидимъ, что къ нимъ всегда примѣшиваются новыя хорошія качества, которыя при благопріятныхъ условіяхъ получаютъ перевѣсъ и подавляютъ дурныя. Самое важное -- имѣть всегда въ виду эти дурныя свойства, обращать на нихъ особенное вниманіе и стараться ихъ подавлять путемъ воспитанія въ дѣтствѣ и самовоспитанія въ старшемъ возрастѣ... Наслѣдственность не есть предопредѣленіе, она есть только одно изъ условій существованія".
   Такое же важное мѣсто, какъ и наслѣдственность, занимаетъ въ романѣ и вопросъ о воспитаніи дѣтей. Онъ разрабатывается во воемъ романѣ и блистательно изложенъ, такъ сказать суммированъ въ блестящей рѣчи Томаса Рендаленъ, представляющей profession de foi самого автора. Школа, по его словамъ, должна прежде всего преслѣдовать нравственныя цѣли, заботиться о нравственности какъ мужчинъ, такъ и женщинъ. Говорятъ о чистой домашней атмосферѣ, но она не всегда бываетъ удовлетворительною, и школа должна заботиться объ исправленіи ея недостатковъ. Кромѣ того, многіе думаютъ, что если дома ребенокъ не -видитъ ничего безобразнаго и не слышитъ грязныхъ рѣчей, то для него уже все сдѣлано, что можно,-- особенно если при этомъ за нимъ самимъ наблюдаютъ, чтобы онъ велъ себя хорошо. Но пока все дѣло ограничивается этимъ, ребенокъ подвергается всевозможнымъ случайностямъ. Всѣ преклоняются передъ невѣдѣніемъ невинности. Но это ложный взглядъ на вещи: только та невинность сильна, которая знаетъ, какимъ опасностямъ подвергается, противъ чего ей слѣдуетъ бороться. Водворять нравственость можно только путемъ знанія. Придавая большое значеніе преподаванію исторіи и литературы, Рендаленъ отводитъ первенствующее мѣсто естествознанію. Научить людей поддерживать себя, научить ихъ поддерживать свое потомство,-- въ этомъ должна заключаться нравственная задача школы. Она должна лечь въ основу всего преподаванія. Ничто не возбуждаетъ въ такой сильной степени чувство отвѣтственности, какъ знаніе, но знаніе не должно даваться слишкомъ поздно. Самый важный возрастъ для людей -- это переходный. Въ это именно время создаются основы здоровья, характера, добраго расположенія духа, счастья, отъ этого возраста зависитъ вся послѣдующая жизнь подростающаго поколѣнія. Знаетъ ли юноша, какимъ искушеніямъ подвергается, знаетъ ли онъ, что противопоставить имъ? И вотъ задача школы должна заключаться въ томъ, чтобы встрѣтить этотъ переходный возрастъ въ полномъ вооруженіи и помочь перейти его благополучно. Школа должна запечатлѣть эти знанія огненными буквами на волѣ ребенка, дать надлежащее направленіе фантазіи его, внушить ему благородныя цѣли, укрѣпить его волю, воодушевить. Въ такомъ именно духѣ устроена образцовая школа Рендалена, описанная съ замѣчательною живостью и художественностью, во всѣхъ мельчайшихъ подробностяхъ преподаванія. Жизнь живущихъ въ ней дѣвушекъ, чувства, воодушевлявшія ихъ, идеи, пробуждавшіяся въ молодыхъ умахъ, горячее отношеніе къ нимъ -- все это представлено замѣчательно образно. Школа преодолѣваетъ всѣ препятствія и, благодаря ей, происходитъ и торжество идеи нравственности въ заключительной сценѣ.
   Теперь мы переходимъ къ послѣднему большому роману Бьернсона "По Божьему пути". Мощный талантъ писателя не только не погасъ съ приближеніемъ къ шестидесятилѣтнему возрасту, а еще больше развился и окрѣпъ. Читая эти поэтическія строки, написанныя съ такою теплотою, а мѣстами и съ такимъ увлеченіемъ, съ такимъ жаромъ, съ трудомъ вѣришь, что перомъ водила рука старика. Столько въ нихъ чисто юношеской свѣжести! Основная идея романа -- рознь между двумя направленіями, борющимися за преобладаніе: съ одной стороны, представитель науки, докторъ, глубоко преданный своему дѣлу, не признающій условной нравственности, смѣло разсѣкающій гордіевъ. Съ другой стороны, представитель протестантизма, готовившійся нѣкогда въ миссіонеры, но зараженный узкимъ духомъ нетерпимости, который заставляетъ его относиться съ враждою къ разведенной женѣ, вышедшей за его зятя, потворствовать преслѣдованію лица, которое съ его точки зрѣнія грѣховно. Заявивъ въ статьѣ, подписанной его именемъ, что бракъ съ разведенною женою -- прелюбодѣяніе, онъ сообразно съ этимъ относится къ женѣ своего зятя и оказывается виновнымъ въ трагической судьбѣ Рагни. Авторъ описываетъ этихъ двухъ лицъ въ три различные періода ихъ развитія: дѣтство, юношество и зрѣлые годы. Въ концѣ концовъ борьба заканчивается прекрасною картиною примиренія. "Пасторъ нѣсколько разъ повторялъ: "по Божьему пути! по Божьему пути!" -- "Но я не раздѣляю твоей вѣры", вставилъ наконецъ свое слово Каллемъ. "Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ", горячо воскликнулъ пасторъ, "я тотъ путь называю Божьимъ, по которому идутъ хорошіе люди".
   Не менѣе хорошо удались Бьернсону и женскіе типы. Кроткая, нѣжная, мечтательная Рагни, съ горячимъ сердцемъ, съ артистическою душою, стоитъ передъ нами, точно живая. Одного ея взгляда достаточно, чтобы обуздать вспыльчивый нравъ ея мужа. Всѣ окружающіе невольно поддаются ея чарующему вліянію. Бороться съ жизнью она была не въ силахъ. Любить всѣмъ сердцемъ, всею душою она умѣла, но перенести людской злобы она была не въ состояніи. "Злость во всякомъ видѣ, въ видѣ ли лжи, или измѣны, или властолюбія, или преслѣдованія, или хитрости, или обмана -- смертельный холодъ", пишетъ она. Леденящее дыханіе клеветы коснулось ея, и она свернулась, какъ нѣжный розовый лепестокъ, и умерла. Іозефина представляетъ типъ совершенно иного рода, -- это мужественная, сильная женщина, обладающая чисто мужскою энергіею и волей. Она подпадаетъ сначала подъ вліяніе своего мужа-пастора, подчинившаго себѣ ея разсудокъ своею непоколебимою вѣрою, увлекшаго ее своею глубокою преданностью дѣлу. Но, когда она видитъ, что такое же давленіе начинаетъ производиться и на ея ребенка, она возмущается, и начинаетъ борьбу съ мужемъ. Окончательный переворотъ въ ея душѣ производитъ трагическая судьба Рагни, отвѣтственность за которую падаетъ отчасти и на нее. Она, правда, не злословила своей невѣстки, но молчала, когда это дѣлали при ней, молчала, дѣйствуя отчасти подъ вліяніемъ чувства ревности, отчасти подъ вліяніемъ узко-пуританскихъ взглядовъ своего мужа, и теперь, узнавъ, что всѣ ходившія про Рагни сплетни ложны, она признаетъ себя ея убійцею и готова наложить на себя руки. Бьернсонъ необыкновенно тонко описываетъ чувства, возбуждающіяся въ душѣ Іозефины,-- страстная любовь къ брату, ревность къ невѣсткѣ -- къ женщинѣ, вытѣснившей ее изъ сердца брата, холодность, мало-по-малу возникающая въ отношеніи къ мужу и доходящая до горькаго озлобленія и чуть ли не до ненависти. Въ романѣ много мастерскихъ сценъ, глубоко затрогивающихъ читателя, напр. сцена, когда мужъ узнаетъ, что тѣ туберкулезныя бациллы, противъ которыхъ онъ велъ такую неутомимую борьбу, одержали верхъ въ его собственномъ домѣ, что злая чахотка подтачиваетъ его жену; описаніе смерти Рагни, отчаяніе Каллема, когда онъ узнаетъ о причинѣ смертельной болѣзни своей жены; описаніе операціи, произведенной надъ ребенкомъ Іозефины, описаніе душевнаго состоянія родителей. Съ добродушнымъ юморомъ описана Бьернсономъ сцена сочиненія проповѣди пасторомъ.

-----

   Часто приходилось слышать мнѣніе, что скандинавская литература, и въ частности Бьернсонъ, не внесла ничего новаго въ жизнь, повторяетъ только старыя погудки на новый ладъ. Конечно идеи правды, добра, любви, которыя проповѣдуетъ Бьернсонъ, такъ же стары, какъ міръ, и такъ же вѣчны, какъ онъ. Бьернсонъ сумѣлъ только свести ихъ на землю и воплотить въ чудные поэтическіе образы, которые краснорѣчиво говорятъ уму и сердцу читателя и увлекаютъ его за собою. Его мощный призывъ къ труду, къ плодотворной работѣ пробудилъ новыя желанія и стремленія не въ одномъ молодомъ существѣ и не одного человѣка натолкнулъ на плодотворную дѣятельность. Наконецъ требованіе одинаково высокой нравственности для мужчинъ и для женщинъ, которое впервые выражено имъ въ "Леонардѣ", а затѣмъ краснорѣчиво проводится въ "Перчаткѣ", въ "Новыхъ вѣяніяхъ" и въ его рѣчи "Единобрачіе и многобрачіе" {"Единобрачіе и многобрачіе", переводъ г. Ганзена. Одобрено опредѣленіемъ Учебнаго Комитета Министерства Народнаго Просвѣщенія для фундаментальныхъ библіотекъ мужскихъ среднихъ учебныхъ заведеній и циркуляромъ Главнаго Управленія военно-учебныхъ заведеній рекомендована для пріобрѣтенія въ фундаментальныя библіотеки военно-учебныхъ заведеній.}, это ратованіе за чистоту семейной жизни, которое онъ самъ считаетъ самымъ главнымъ и существеннымъ изъ всего, что онъ дѣлалъ до сихъ поръ, этотъ призывъ къ нравственному возрожденію своего народа дѣлаетъ изъ него, по выраженію Швейцера, "великаго вождя въ борьбѣ идей". Чтеніе такого писателя должно производить сильное впечатлѣніе на молодые умы, будить въ нихъ самыя лучшія чувства, спящія въ глубинѣ души, возбуждать желаніе работать на пользу родного народа, на пользу человѣчества, жить альтруистическою жизнью. Оно возвышаетъ читателя надъ будничною средою, ставить передъ нимъ идеалы добра, красоты и труда. Примѣняя къ Бьернсону слова, сказанныя имъ о его великомъ предшественникѣ Вергеландѣ, Брандесъ называетъ и его великимъ сѣятелемъ Норвегіи. "Страна эта, какъ извѣстно, страна каменистая, суровая, неплодородная. Сѣмя часто упадаетъ на камень и уносится вѣтромъ; но тѣмъ не менѣе Бьернсонъ безъ устали продолжаетъ сѣять. И многія изъ разбросанныхъ имъ сѣмянъ уже взошли, иныя изъ посѣянныхъ имъ деревьевъ дали уже цвѣтъ; а что касается плодовъ, то онъ во время работы думаетъ не объ одномъ только современномъ ему поколѣніи". Да падутъ же его сѣмена и на русскую ниву!

Μ. Лучицкая.

"Міръ Божій", No 7, 1894

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru