Нѣтъ никакого сомнѣнія, что важнѣйшимъ фактомъ общественной жизни является въ наше время, рядомъ съ рабочимъ движеніемъ, національное. Мы не будемъ сейчасъ входить въ разсмотрѣніе его причинъ. Онѣ достаточно часто выяснились. Мы констатируемъ фактъ.
На нашихъ глазахъ съ трагической мощью подъ громъ пушекъ и на политой кровью землѣ продолжается великій процессъ формированія сильныхъ національныхъ государствъ. Разрушается хрупкое, спаивается родственное, и выразительно проявляется тенденція къ совпаденію границъ сильныхъ державъ съ идеаломъ этнографическаго единства ихъ населенія. Тенденція эта временами встрѣчаетъ,-- конечно, препятствія неодолимыя и является источникомъ затяжного и болѣзненнаго броженія.
Съ другой стороны, параллельно идетъ стремленіе небольшихъ народовъ, волей или неволей входящихъ въ составъ большихъ государствъ или союзовъ, отстоять или завоевать, безъ нарушенія этого выгоднаго для нихъ единства, возможно болѣе широкую и всестороннюю ея автономію.
Не только народы съ явно отличной отъ окружающей ихъ этнической среды физіономіей, не только тѣ, которые подвергаются національному гоненію, но и какъ будто высокородственныя, почта совершенно единоплеменныя и, казалось бы, во всемъ существенномъ равноправныя національности на нашихъ глазахъ выступаютъ съ лозунгомъ большей или меньшей самостоятельности.
Оба эти великіе потока, классовый и національный, самымъ причудливымъ и подчасъ тяжелымъ образомъ перекрещиваются между собою, порождая въ умахъ порядочную теоретическую путаницу, въ сердцахъ боль раздвоенія межъ двумя мощно притягательными идеалами, въ волѣ, въ дѣйствіи -- разладъ и смуту.
Одна изъ націй, находившихся, казалось бы, въ этомъ отношеніи въ наиболѣе благопріятныхъ условіяхъ,-- французы въ послѣднее время тоже вступаетъ въ полосу національнаго кризиса. И я говорю тутъ не о крикливомъ націонализмѣ Деруледовъ, Варресовъ и Дрюмоновъ, не о реваншѣ, мечта о которомъ, наоборотъ, ослабѣваетъ, не о бѣшеной враждѣ части французовъ противъ мнимаго "завоеванія ихъ родины семитами и метеками, а о подлинно-національныхъ движеніяхъ французовъ, о подлинной борьбѣ входящихъ въ составъ націи элементовъ за самобытность и право.
Одно изъ оригинальнѣйшихъ явленій въ этой области -- это движеніе валлоновъ въ Бельгіи.
Кто предполагалъ бы, что валлоны, какъ нація, какъ непосредственные представителіи въ Бельгіи французской культуры, могутъ чувствовать себя въ какомъ бы то ни было отношеніи національно угнетенными?
Конституціи 1815 и 1831 годовъ соединили воедино два народа: валлоновъ и фламандцевъ. Права всѣхъ гражданъ Бельгіи одинаковы, и еще недавно можно было съ гораздо большимъ основаніемъ говорить о культурномъ засиліи валлоновъ. Брюссель, населенный на большую половину фламандцами, еще остается и до сихъ поръ городомъ французской культуры. Всѣ образованные бельгійцы не такъ давно говорили исключительно по-французски. Французскій языкъ былъ даже административнымъ и судебнымъ языкомъ для не ей страны.
Читавшіе меланхолическій и живописный романъ безвременно умершаго Роденбаха "Мертвый Брюгге", помнятъ, конечно, данное имъ живое описаніе жизни и тенденцій піонеровъ фламандскаго освободительнаго движенія.
И вотъ теперь изъ сліянія стремленій поднимавшейся изъ глубинъ фламандской демократіи народной интеллигенціи со встрѣчнымъ движеніемъ литераторовъ, художниковъ и части плѣненной было французскою культурой высшей и средней фламандской буржуазіи возникло движеніе такой силы и организованности, что вотъ уже валлоны начинаютъ кричать объ уронахъ, которые со дня на день несетъ французская культура въ Бельгіи.
Наиболѣе рѣзкимъ,-- наиболѣе рѣшительнымъ вождемъ валлонскихъ автономистовъ является соціалистъ Дестре, и это отчасти понятно, ибо капиталистическая, городская, рабочая и стремительно прогрессивная Валлонія сдерживается въ своихъ порывахъ флегматичной деревенской Фламандіей, которая, благодаря какъ разъ демократизаціи конституціи въ 1893 году, пріобрѣла рѣшающее вліяніе на судьбы Бельгіи.
Но и внутри Франціи иные граждане чувствуютъ себя, какъ это ни странно, національно угнетенными и притомъ, что уже совсѣмъ курьезно, взаимно. Такія взаимныя жалобы слышимъ мы отъ сѣверянъ и южанъ.
Всѣмъ памятно, конечно, блистательное литературное возрожденіе провансальскаго языка съ его великимъ Фридерикомъ Мистралемъ и сладкозвучными пѣснями филибровъ. Но въ геніальной Иліадѣ, подаренной Мистралемъ своему народу, въ поэмѣ "Мирейо, поэтъ выразительно подчеркивалъ свой общефранцузскій патріотизмъ.
Именно въ Парижѣ Мистраль былъ признанъ раньше, чѣмъ гдѣ-либо, такъ что возрожденіе Прованса отнюдь не казалось чреватымъ какими бы то ни было конфликтами. Теперь дѣло обстоитъ иначе. Если вражда между югомъ и сѣверомъ не достигла еще той рѣзкости, съ какою она проявляется въ Италіи,-- то все же ея симптомы кое-кому внушаютъ уже опасенія.
Во время празднованія юбилея другого великаго поэта, сѣверянина Верхарпа, появился манифестъ нормандскихъ поэтовъ, половину котораго составляло злостное противопоставленіе сѣвера, истинно-французскаго генія, создавшаго готику и все, что есть серьезнаго и величаваго въ культурѣ Франціи, генію южному, якобы фривольному, поверхностному, склонному къ праздноболтанію и политиканской интригѣ.
Добродушныя насмѣшки надъ темпераментомъ марсельцевъ, цитаты изъ беззлобной эпопеи Доде о Тартаренѣ -- смѣняются все болѣе обидными окриками.
На всякомъ шату вы слышите жалобы на парламентское за"иліе южанъ. Дѣйствительно, большинство депутатовъ, особенно нынѣшнихъ и возможныхъ министровъ,-- южнаго происхожденія. И не безъ ехидства замѣчаютъ теперь нѣкоторые, что новый законъ, реформирующій избирательное право и прошедшій уже въ палатѣ, дастъ сѣверу восемь лишнихъ мѣстъ и отниметъ у юга двадцать шесть.
Только на-дйяхъ въ палатѣ произошла такая сцена: лотарингецъ Пуанкаре прерываетъ депутата Кадена.-- "Я еще не кончилъ, г. министръ,-- говоритъ тотъ.-- "Ахъ, да! вѣдь вы марселецъ!" -- съ усталымъ жестомъ восклицаетъ министръ, и въ палатѣ поднимается буря свиста и гиканья. Протестуютъ не только соціалисты -- товарищи Кадена по партіи, но и многіе южапе со всѣхъ скамей палаты. Кто слышалъ эти негодующіе крики, мотъ понять, что дѣло идетъ не о простой неделикатности.
Старикъ Мистраль, имѣющій уже свой памятникъ въ Арлѣ,-- сдѣлалъ новый подарокъ Провансу, издавъ сборникъ короткихъ поэмъ подъ названіемъ Оливады.
Послушайте же теперь, что пишетъ послѣ ряда похвалъ о новомъ произведеніи южнаго патріарха вліятельный критикъ Густавъ Лансовъ.
"Одна изъ поэмъ просить вниманія къ народнымъ говорамъ юга и маленькаго мѣста въ школѣ рядомъ съ французскимъ языкомъ. Я согласился бы съ этимъ благороднымъ требованіемъ, если бы не боялся, что отступленіе французскаго языка означаетъ отступленіе Франціи, и если бы лингвистическій партикуляризмъ не грозилъ національному единству".
Подумайте: вѣдь это языкъ нашихъ охранителей по отношенію, напр., къ Украйнѣ! Но нѣкоторыя психологическія основанія для опасеній у Лансона есть.
"Мои опасенія,-- пишетъ онъ,-- оправдываются тѣмъ, что Франція совершенно отсутствуетъ въ Оливадахъ. Я вижу тамъ только Провансъ. Если парижане и центральное правительство появляются на сцену, то лишь въ качествѣ враговъ и тирановъ".
Отнюдь не меньшая, а скорѣе, большая антипатія отдѣляетъ, другую провинцію отъ коренной Франціи. Я говорю о совсѣмъ отличной отъ нея по языку Бретани.
Теперь уже невозможно отрицать крупнаго культурнаго успѣха такъ называемыхъ бретонствующихъ бретонцевъ.
Факты и цифры налицо, а они говорятъ слѣдующее:
Въ настоящее время существуетъ 4 общества, спеціальной задачей которыхъ является распространеніе бретонскаго языка. Курсы его имѣются въ 12 городахъ. 50 бретонскихъ труппъ разъѣзжаютъ по странѣ, имѣющей, между прочимъ, всего 3 милліона жителей. Грамматики расхватываются, какъ хлѣбъ.
Кажется, именно здѣсь впервые во Франціи раздался весьма энергичный голосъ соціалиста, занявшаго по отношенію къ бретонскому національному движенію весьма любопытную позицію.
Мы говоримъ о брошюрѣ бретонскаго соціалиста.-- учителя Евана Гвену "Антей".
Быть можетъ, особенно пикантной дѣлаетъ эту работу, вообще интересную, крайне симпатизирующій автору отзывъ такого патентованнаго антинаціоналиста, какъ Эрве.
Общія характеристики, даваемыя Гвену своему народу, свидѣтельствуетъ о его пламенной къ нему любви. Для него это..мужчины и женщины съ жестокой рѣчью, пламенными глазами, какъ ихъ солнце". Это народъ попреимуществу героическій. но объ исторіи котораго никто не говорить его дѣтямъ". Отъ интеллигентнаго бретонца, можно сказать, скрываютъ "его древній языкъ, на которомъ друиды распѣвали задолго до рожденія Христа, языкъ трагическій и сладкій, языкъ святыхъ дѣвъ и гимновъ, языкъ побѣдителей волнъ". Но молодой интеллигентный бретонецъ такъ испорченъ, по словамъ Гвену, что находитъ лишь насмѣшку по адресу своего племени, и иной, пожалуй, готовъ повторить мерзкую пѣсенку, которой когда-то дразнили бретонцевъ:,
"Les pommes de terre pour les cochons
Et les pelures pour les bretons".
"Картошка свиньямъ, а шелуха бретонцамъ".
Это не мѣшаетъ, однако, его расѣ быть "рядомъ съ евреями -- народомъ, наиболѣе влюбленнымъ въ жизнь хотя и наиболѣе измученнымъ всяческими несправедливостями".
Гвену гордится также исключительнымъ демократизмомъ своего народа: "Мой народъ состоитъ изъ пролетаріевъ, крестьянъ и моряковъ. Его великая школа,-- это школа безконечности, воспитывавшая всегда истинныхъ мужей и великихъ артистовъ: природа, страданіе и бѣдность!"...
Проблема, которая наиболѣе мучитъ сердце Гвену и занимаетъ его умъ, какъ бретонца и соціалиста -- это проблема пропаганды соціалистическихъ идей среди бретонской демократіи.
"Соціалистическая пропаганда",-- разсказываетъ онъ,-- "встрѣчаетъ въ нашей Бретани препятствіе особаго рода, котораго не побѣдишь никакимъ энтузіазмомъ. О него можно разбить всѣ силы. Оно можетъ замедлить наступленіе эпохи справедливости. Мы, бретонскіе простолюдины, сохранили память о нашемъ быломъ. Мы помнимъ, что мы принадлежимъ къ Націи, которая въ теченіе многихъ вѣковъ жила самостоятельной жизнью. Не изучая исторіи, быть можетъ, смутно., каждый батракъ на фермѣ знаетъ, что слава французскаго имени въ значительной мѣрѣ куплена самоотверженіемъ и героизмомъ людей нашего народа. Вотъ почему, если бы соціалистическая пропаганда привносилась въ нашу жизнь лишь людьми, владѣющими исключительно французскимъ языкомъ, встрѣчая въ бретонствующихъ бретонцахъ враговъ -- ни одинъ нашъ рабочій, ни одинъ крестьянинъ не призналъ бы этой пропаганды. Бретонецъ привыкъ узнавать своихъ друзей по языку".
И Гвену указываютъ другую опасность: огромное вліяніе священника, который отнюдь не гнушается бретонскимъ языкомъ.
"Соціализму",-- продолжаетъ нашъ авторъ,-- "незачѣмъ сторониться бретонскаго патріотизма: развѣ онъ не освящаетъ всею силою международной солидарности неоспоримое право на жизнь и свободу каждой индивидуальности, каждаго племени?"
Гвену утверждаетъ, что какъ вліяніе либеральной государственности, такъ и вліяніе іезуитовъ производятъ въ странѣ лишь людей, измѣнившихъ своимъ корнямъ, своему классу и лишенныхъ цѣльности. "Соціализмъ долженъ быть въ Бретани пробужденіемъ національной сознательности бретонцевъ. Если онъ не захочетъ быть имъ -- онъ потерпитъ крахъ".
Надо сознаться, что соціализмъ Гвену имѣетъ своеобразный отпечатокъ, непривычный для многихъ русскихъ соціалистовъ, но нерѣдко встрѣчающійся во Франціи. Такъ, напримѣръ, онъ говоритъ: "Соціализмъ можетъ очистить два источника бретонскаго генія: дивный по богатству кельтическій языкъ и подлинную христіанскую вѣру. То и другое у насъ загрязнено вѣками латинскаго засилія, выразившагося въ идеологіяхъ клерикально-римской и буржуазно-французской".
Или еще: нашу расу характеризуетъ яркій индивидуализмъ. Индивидуализмъ мертвый, безсознательный, скотскій сдѣлалъ изъ бретонскаго пролетарія всемірнаго парія. И тѣмъ не менѣе благородная самоувѣренность, мужественная самостоятельность, таящаяся подъ недостатками бретонскаго индивидуализма, явятся нѣкогда источниками энергіи. Браво, бретонцы! Какая надежда для завтрашняго дня, когда каждый долженъ будетъ носить въ собственномъ сердцѣ все человѣчество!"
Гвену энергично защищаетъ свой взглядъ на соціализмъ, какъ на общую теорію, которая, словно Антей, пріобрѣтаетъ конкретность и сочность, лишь прикасаясь къ родной для каждой націи почвѣ.
"Слова Карла Маркса -- "у пролетаріевъ нѣтъ родины" -- не догма. Это выраженіе факта столь же очевиднаго, какъ тотъ, чти у бѣдняковъ часто нѣтъ хлѣба. Рабочій Интернаціоналъ есть союзъ народовъ-братьевъ, тотъ же, ради котораго умирали революціонеры -- наши отцы, и наша борьба классовъ есть прямое продолженіе ихъ "войны всѣмъ тиранамъ". Дѣло не въ словахъ. Словами жонглируютъ и паши враги. Дворцы и базилики, воздвигнутые ими въ честь Бога или Родины -- вѣдь это пещеры разбойниковъ, или цырки паяцовъ. Нѣтъ, внѣ этихъ стѣнъ, на голой землѣ, на земляномъ полу нашихъ хижинъ живетъ подлинный народъ, чтя подлинныхъ божествъ и подлинную родину. Соціализмъ отдастъ народу то, что принадлежитъ ему: его землю, его орудія, и станетъ, такимъ образомъ, настояпцимъ освободителемъ его родины. И культъ Бретани не весь въ прошломъ. Далеко нѣтъ: мы мечтаемъ о новой Бретани, которая родится, о завтрашней. Нашъ патріотизмъ исходитъ изъ вѣковъ американской исторіи, какъ необъятный крикъ надежды, какъ непрестанный призывъ справедливости и свободы".
Но идеалъ свободной Бретани не есть все-таки чисто классовый идеалъ. Вѣдь часть мѣстной буржуазіи тоже проникнута бретонскимъ націонализмомъ прогрессивнаго характера?
"Не измѣнитъ ли бретонскій пролетарій своему дѣлу?-- спрашиваетъ себя Гвену, соглашаясь въ нѣкоторыхъ случаяхъ на выступленія, общія съ кое-какими буржуазными элементами? Не логичнѣе ли всегда держаться съ рабочими всѣхъ странъ противъ буржуазіи всѣхъ странъ?-- Конечно, отвѣчаетъ нашъ авторъ,-- но жизнь не уложишь въ рамки. Часто высокія идеи объединяютъ и классовыхъ враговъ. Сама борьба классовъ есть лишь временный аспектъ человѣческой любви, стремящейся освободиться отъ всякой кастовой исключительности. Большая часть великихъ организмовъ современнаго общества является подлиннымъ завоеваніемъ людей, побѣдой надъ варварствомъ и Стихіями природы, по побѣдители превратили ихъ въ орудія эксплоатаціи. Наша соціалистическая задача не уничтожить ихъ, по вернуть ихъ народу, сдѣлать ихъ вновь орудіями свободы. Это цѣликомъ относится къ тому, что называютъ отечествомъ. Вотъ почему для насъ важно, чтобы въ часъ, когда всѣ отечества вернутся къ своимъ дѣтямъ -- и Бретань среди своихъ возрожденныхъ сестеръ, подняла сіяющее чело, увѣнчанное дубомъ. Поэтому вы всѣ, соціалисты, синдикалисты, анархисты Бретани, проникайте во всѣ уже существующія общества, преслѣдующія чисто бретонскія цѣли, и старайтесь пронизать ихъ насквозь вашимъ революціоннымъ духомъ".
Это рѣшеніе вопроса врядъ ли каждому покажется вѣрнымъ. Но мы не ставимъ здѣсь себѣ цѣлью критиковать взгляды Гвену. Мы хотѣли лишь указать факты, познакомить съ настроеніемъ и мыслями нѣкоторой части соціалистовъ. Ибо за Гвену и ему подобными идетъ все болѣе густая толпа послѣдователей.
Разобраться, что вѣрно и что ложно въ ихъ проповѣди, или хотя бы лишь правильно поставить дискуссію по вопросу о соціализмѣ -- это другая задача. Мы только подчеркиваемъ еще разъ, что брошюра Гвену горячо рекомендована вниманію соціалистовъ такимъ "чудовищемъ антипатріотизма", какъ Гюставъ Эрве.