Лысцова Софья Валентиновна
Поль Бурже

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   

Поль Бурже*).

*) René Doumic: "Écrivains d'aujourd'hui". 1884. Полъ Бурже пользуется въ Россіи большою извѣстностью. Читателямъ интересно поэтому познакомиться съ отзывами о немъ французской критики. Кромѣ изложенія этюда Думика, въ этой статьѣ переданъ очеркъ Фаге (Revue bleue, No 23).

   Репутація писателя,-- говоритъ Рене Думикъ,-- устанавливается обыкновенно обратно пропорціонально его истиннымъ заслугамъ. Его восхваляютъ за милые недостатки и самыя поверхностныя качества. Аффектація въ искусной постановкѣ, нѣкоторая манерность чувствъ и дѣйствительная изящность формы доставили Полю Бурже успѣхъ свѣтскаго романиста и салоннаго моралиста. У Поля Бурже нѣтъ почти ни одного качества, которыя дѣлаютъ свѣтскаго романиста: никакой легкости пера, онъ никогда не могъ отдѣлаться отъ нѣкоторыхъ школьныхъ привычекъ и профессорскаго склада ума. Съ утомительною настойчивостью Поль Бурже исчерпываетъ до крайности предметъ, къ которому подходитъ, отсюда скучныя длинноты во всѣхъ его произведеніяхъ. Поль Бурже не обладаетъ чудною способностью обрисовывать предметы, слегка касаясь ихъ; у него не хватаетъ фривольности. Иногда у Поля Бурже является желаніе оживить свой разсказъ, тогда онъ прибѣгаетъ ко всякаго рода bons-mots, шуткамъ и остротамъ безъ разбора. Иногда онъ принимаетъ развязный тонъ и тогда природа его ума является въ настоящемъ своемъ видѣ. Это природа немного тяжелаго, добросовѣстнаго, усерднаго труженика. Бурже принимаетъ важный видъ моралиста, не имѣя его качествъ. Заслуга его состоитъ въ томъ, что пріемами, сходными съ философскими, онъ прибавляетъ страницу къ наукѣ о душѣ.
   

I.

   Обыкновенно люди принимаются за писательство, если только оно не результатъ глупаго тщеславія, въ надеждѣ найти въ литературѣ средство удовлетворить потребностямъ своего ума. Является желаніе продлить свои мечты, опредѣлить ихъ, облегчить свои страданія исповѣдью, подѣлиться своими мыслями, дать совѣтъ, утѣшить, предостеречь, и вотъ люди дѣлаются поэтами, романистами, моралистами. Побужденіемъ къ писательству у Поля Бурже было любопытство относительно внутренней жизни человѣка.
   1ы достаточно знакомы съ внѣшними проявленіями человѣческой дѣятельности: это игра интересовъ, тщеславія, погоня за счастьемъ, выборъ спеціальности, все то, что составляетъ соціальную жизнь, въ которой участвуетъ только грубая сторона нашего "я". Но это только внѣшность. Что же скрывается подъ нею? Мы живемъ среди подобныхъ намъ людей, имѣющихъ способности, сходныя съ нашими, родившихся въ одинаковый съ нами періодъ. Мы видимъ, какъ они дѣйствуютъ, говорятъ, мы ихъ судимъ, признаемъ или отрицаемъ въ нихъ умъ, честность. Но въ тотъ же моментъ, какъ мы произносимъ свой приговоръ, мы сознаемъ, до какой степени то или другое мнѣніе мало основательно и мало мотивировано.
   Какая нравственная личность скрывается въ этомъ человѣкѣ, который воспитываетъ семью, занимаетъ мѣсто въ обществѣ? У него есть сердце. Какіе слѣды оставили въ немъ умершія иллюзіи, разбитыя надежды? Какими чувствами сопровождается въ немъ любовь? Въ какой формѣ представляется ему долгъ? На какіе компромиссы пошла его совѣсть? Есть ли у него воля? Какая работа происходитъ въ той скрытой части нашего существа, въ которой воспитывается личность? Это -- то, что отъ насъ постоянно исчезаетъ и что интересно было бы знать, потому что внутренняя жизнь даетъ значеніе и цѣнность всей жизни. Такое любопытство у нѣкоторыхъ можетъ обратиться въ безпокойство и даже постоянную тоску.
   Чтобы проникнуть тайну человѣческой души, Бурже обратился сначала къ книгамъ. Изъ нихъ онъ узналъ, что отличительною чертой души современнаго человѣка является космополитизмъ. Поль Бурже добросовѣстно отправился путешествовать. Онъ не удовольствовался поверхностными наблюденіями туриста, а подолгу оставался въ Англіи, Шотландіи, Италіи, Испаніи, причемъ вездѣ старался освоиться съ чуждою ему средой. По возвращеніи, Поль Бурже сталъ посѣщать свѣтъ, неповѣдывалъ дамъ, познакомился съ людьми клуба и спорта.
   

II.

   Что прежде всего поражаетъ въ этомъ психологѣ, который ввелъ въ моду диллетантизмъ, въ этомъ романистѣ, любимцѣ дамъ, это -- сила мышленія. Онъ любитъ мысль чистую, отвлеченную. Огромное вліяніе имѣлъ на него самый строгій изъ нынѣшнихъ философовъ, Иполитъ Тэнъ. Между современными писателями, не исключая даже философовъ по профессіи, едва ли найдется другой, который вносилъ бы въ выраженіе своихъ мыслей столько точности и опредѣленности, какъ Поль Бурже. Нѣсколько страницъ изъ Ученика (Le Disciple) могутъ служить тому примѣромъ. Онѣ показываютъ въ авторѣ ихъ привычку разбираться въ системахъ и отвлеченностяхъ и служатъ доказательствомъ не поверхностнаго любопытства, свойственнаго современнымъ писателямъ, а рѣдкой способности проникать въ мысль другого, раскрывать въ доктринѣ ея существенные принципы, ея живую душу. Въ двухъ томахъ Опытовъ современной психологіи встрѣчаются совершенно новыя и глубокія замѣтки относительно современныхъ условій моральной жизни.
   Разсказъ у Поля Бурже является иллюстраціей къ мысли и каждая изъ его книгъ была написана съ цѣлью освѣтить какой-нибудь типическій фактъ. Всякое явленіе онъ разсматриваетъ въ связи съ другими, вызвавшими его явленіями и въ серіи причинъ онъ доискивается самой отдаленной и общей. Умъ его, кромѣ философской строгости и послѣдовательности, отличается нѣкоторымъ педантизмомъ лирическихъ пріемовъ. За послѣдніе годы въ образѣ мыслей Поля Бурже замѣтно глубокое видоизмѣненіе. Начавъ съ лѣниваго скептицизма, онъ переходитъ къ доктринамъ все болѣе позитивнымъ, близкимъ къ христіанству.
   Усвоеніе человѣкомъ тѣхъ или другихъ идей находится въ зависимости отъ его субъективной чувствительности. У Поля Бурже эта чувствительность доходитъ почти до болѣзненности. Онъ однимъ изъ первыхъ порвалъ съ сухостью, господствовавшею въ продолженіе тридцати лѣтъ во французской литературѣ. Въ его произведеніяхъ нѣтъ ни малѣйшаго слѣда той ироніи, которая, по мнѣнію Думика, служитъ доказательствомъ черствости души. Всѣ его дѣйствующія лица или, по крайней мѣрѣ, тѣ, которыя, какъ можно догадаться, въ особенности близки ему, имѣютъ одну общую черту: повышенную впечатлительность.
   Слогъ Поля Бурже находится въ соотвѣтствіи съ его общимъ настроеніемъ: выраженія его точны, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, фразы отличаются мягкими контурами, въ общемъ тонѣ есть что-то томное, разнѣживающее, и если бы можно было подобрать къ нему музыку, то это вышло бы нѣчто вродѣ безконечной жалобы.
   Въ произведеніяхъ Поля Бурже есть еще одна отличительная черта, это -- нѣкоторая распущенность воображенія, въ чемъ сознается самъ авторъ. Такое направленіе обусловливается вліяніемъ литературы конца XVIII столѣтія. Безъ преувеличенія можно сказать, что сочиненія Лакло служатъ для Бурже въ нѣкоторомъ родѣ настольною книгой. У него нѣтъ ни одного романа, который не носилъ бы слѣдовъ Опасныхъ связей. Его распущенные герои -- двоюродные братья Вальмопа. Въ Cruelle énigme и въ Crime d'amour повторяется исторія Опасныхъ связей. Влеченіе Казаля къ мадамъ Тильеръ въ Coeur d'une femme (Сердце женщины) напоминаетъ отношеніе безнравственнаго героя къ одной хорошей женщинѣ изъ тѣхъ же Опасныхъ связей. Въ Sensations d'Italie (Итальянскія впечатлѣнія) къ самымъ краснорѣчивымъ страницамъ принадлежатъ тѣ, гдѣ Поль Бурже восхваляетъ и защищаетъ Лакло. Но, несмотря на такую защиту, Опасныя связи, попрежнему, остаются книгой, гдѣ къ сухой, холодной чувственности не примѣшивается даже никакихъ сантиментальныхъ побужденій. Примѣромъ тому, какъ распущенность выраженія можетъ уживаться съ мистицизмомъ, служитъ этюдъ Поля Бурже о Боделерѣ. Въ особенности такимъ направленіемъ отличается Physiologie de l'amour moderne (Физіологія современной любви), "самая несимпатичная книга, которую я только знаю",-- говоритъ Рене Думикъ. Непріятное впечатлѣніе въ ней производятъ не столько разбираемые тамъ вопросы, сколько неестественность положенія сильнаго человѣка, доходящаго до дѣтства. Въ сущности, направленіе, о которомъ мы говорили раньше, присуще всѣмъ произведеніямъ Поля Бурже.
   

III.

   "На заднемъ фонѣ всякаго литературнаго произведенія,-- говоритъ Поль Бурже,-- скрывается подтвержденіе какой-нибудь большой психологической истины" {Essais de psychologie contemporaine, p. 148.}.
   Классическая психологія любила изображать борьбу противуположныхъ свойствъ: столкновеніе разсудка съ чувственностью, идеи долга со страстью, и въ этой борьбѣ дѣйствующее лицо во всѣ фазисы не переставало видѣть всѣ элементы своего нравственнаго существа. Герои и героини нашей трагедіи, даже въ моментъ самой сильной страсти, продолжаютъ владѣть собою, разсматриваютъ себя и судятъ.
   У дѣйствующихъ лицъ Бальзака одно настроеніе, доведенное до крайнихъ предѣловъ, поглощаетъ всѣ остальныя. У романистовъ натуральной школы человѣкъ находится въ зависимости только отъ смѣшанныхъ импульсовъ инстинкта и матеріальныхъ побужденій. Подъ всѣми этими формами, повидимому, самыми разнообразными, скрывается одно и то же вѣрованіе,-- вѣрованіе въ "единство" нашего "я". На совершенно противуположномъ принципѣ "сложности нашего я" основывается психологія Поля Бурже.
   Уроки Тэна и открытія англійскихъ психологовъ ввели въ преподаваніе теорію, по которой "я" есть ничто иное, какъ собирательное цѣлое состояній сознанія и серія мелкихъ фактовъ психической жизни. Такимъ образомъ, это "я", которое намъ представляли установившимся разъ навсегда, постоянно измѣняется, умираетъ и возрождается. Отъ времени до времени наша личность отъ насъ исчезаетъ и, только благодаря счастливой, но грубой иллюзіи, мы воображаемъ, что послѣ долгихъ промежутковъ времени мы остаемся все тѣ же. Въ самомъ дѣлѣ, сколько существованій самаго разнообразнаго происхожденія входятъ въ составъ этого "я" въ каждый моментъ нашей жизни! По закону атавизма, наше существо есть эхо другихъ отдаленныхъ существованій. Мы наслѣдуемъ результаты чувствованій, которыхъ сами не переживали. Такъ, наприм., въ невѣрующемъ человѣкѣ нашего времени вѣра его предковъ въ продолжена многихъ вѣковъ обрабатывала матерію, изъ которой составлено его сердце. Боепитаніе же къ природнымъ матеріаламъ прививаетъ искусственные. Подъ вліяніемъ среды и сближенія лицъ и вещей мы воспринимаемъ тысячи впечатлѣній. Какое бы имя ни давали двумъ принципамъ, духовному и физическому, но несомнѣнно, что они существуютъ въ насъ, въ нѣкоторой мѣрѣ противуполагаются другъ другу, но въ еще большей степени перемѣшиваются и взаимно проникаются, такъ что нѣтъ ощущенія, которое не стремилось бы перейти въ идею, и нѣтъ идеи, которая не была бы готова обратно перейти въ ощущеніе. Самый тонкій анализъ не въ состояніи разобраться въ этомъ смѣшеніи и самый проницательный взглядъ человѣка не можетъ проникнуть въ глубину этихъ нѣдръ. Въ насъ совершенно незнакомыя намъ существа, которыя, вѣроятно, и въ будущемъ останутся для насъ такими же невѣдомыми. Но случается, что, при какомъ-нибудь неожиданномъ ударѣ, характеръ этихъ существъ обнаруживается и насъ иногда пугаетъ, если неожиданно, на поворотѣ дороги, вдругъ встанетъ передъ нами кто-то, совершенно не похожій на наше обыкновенное "я", но который несомнѣнно, все-таки, составляетъ это "я". Никто не имѣетъ права, въ невѣдѣніи силъ, скрывающихся въ насъ, объявить: никогда я не буду такимъ-то человѣкомъ, никогда я не сдѣлаю того-то...
   Очевидно, что въ такой доктринѣ нѣтъ мѣста волѣ, по крайней мѣрѣ, въ смыслѣ отличной отъ другой способности, которая наблюдаетъ надъ всѣми остальными и управляетъ ими. Самое сильное побужденіе беретъ верхъ надъ прочими, и мы напрасно приписываемъ себѣ ааше каждое пораженіе. Такимъ образомъ, христіанская идея отвѣтственности пропадаетъ или, по крайней мѣрѣ, уменьшается. Но было бы не точно утверждать, что такимъ образомъ уничтожается всякая нравственность: какая бы ни существовала теорія знанія, нравственные законы остаются тѣ же самые, только другія основанія поддерживаютъ старое зданіе.
   Въ виду такого пониманія человѣческой дѣятельности, какое же будетъ отношеніе романиста ко всѣмъ перипетіямъ жизни? Детерминизмъ не есть непремѣнно безжалостная доктрина. Жестокость сердца можетъ, благодаря ей, найти себѣ оправданіе,-- въ самомъ дѣлѣ, можно ли чувствовать симпатію къ машинамъ? И именно такой выводъ сдѣлали изъ нея наши писатели-реалисты. Но также законно сдѣлать изъ нея и совершенно противуположный выводъ и нѣжныя, сострадательныя души находятъ въ этой доктринѣ подтвержденіе для своей теоріи жалости, такъ какъ если человѣкъ не господинъ своихъ поступковъ, то нельзя ставить ему въ вину его ошибки. И безъ того уже, несмотря на то, что люди не свободны въ выборѣ той или другой жизни, они, все-таки, несутъ страданіе въ случаѣ ея неудачности. Для насъ совершенно достаточно знать, что есть люди, которые страдаютъ, чтобы стараться не быть никогда причиной ихъ несчастія, а по возможности и облегчать его.
   Такова доктрина "жалости", которая, конечно, лучше индифферентизма. Такова эта "религія человѣческаго страданія", которая, въ сущности, есть ничто иное, какъ христіанство, но христіанство робкое и неплодотворное.
   

IV.

   Психологія, основанная на принципѣ сложности "я", совершенно подходитъ къ анализу любви. Любовь, дѣйствительно, не только самое сложное чувство, но и единственное, въ которое входитъ цѣликомъ наше "я", въ которомъ участвуютъ одновременно всѣ свойства нашей природы. Въ любви всегда есть присутствіе идеала, что и отличаетъ ее отъ грубаго желанія. Съ другой стороны, нѣтъ такой благородной, искренней любви, въ которой отсутствовало бы желаніе. Сколько бы ни говорили о платонизмѣ, никто никогда его не встрѣчалъ и потому всякое упрощенное толкованіе любви недостаточно. Романтики видятъ въ ней одно возвышенное.
   Такое пониманіе любви настолько отвергнуто современною литературой, что нѣтъ и надобности доказывать его ложность. Но и теорія натуралистовъ, раскрывающая только грязь и позоръ разврата, не болѣе удовлетворительна.
   Часто раздаются жалобы, что современная литература рисуетъ исключительно одну любовь. Развѣ нѣтъ другихъ чувствъ въ сердцѣ и другихъ событій въ жизни? Въ сущности, любовь занимаетъ несравненно меньшее мѣсто, чѣмъ другія симпатіи, обязанности и интересы всякаго рода. Это правда. Въ жизни большинства людей любви удѣляется какой-нибудь часъ, но этотъ часъ рѣшающій, потому что въ нашемъ отношеніи къ любви, въ томъ, какъ мы ее понимаемъ, выражается сущность нашего "я": это испытаніе характера и отъ этого зависитъ наша послѣдующая жизнь.
   Ничего нѣтъ прелестнѣе и чище перваго періода страсти. Является симпатія, противъ которой человѣкъ и не борется. Желая понравиться, онъ обнаруживаетъ все, что въ немъ есть лучшаго, и самъ дѣлается лучше. Молодые люди совершенно поддаются этой иллюзіи, но и самые испорченные, подъ вліяніемъ истинной любви, могутъ быть способны на незнакомую имъ раньше свѣжесть чувства. Но проходитъ нѣсколько мѣсяцевъ, нѣсколько недѣль... и красивое общеніе душъ исчезаетъ, остается только взаимная чувственность. Вотъ заключеніе Cruelle énigme. "Онъ любилъ эту женщину самою высокою любовью; теперь она держала его тѣмъ, что въ немъ было менѣе всего благороднаго. Вѣчная Далила еще разъ сдѣлала свое дѣло, и такъ какъ губы женщины были трепетны и ласкающи, то онъ возвратилъ ей ея поцѣлуи". Заключеніе Mensonges совершенно такого же характера: "Рене открылъ въ себѣ сантиментальную чудовищность: полное презрѣніе и самое страстное физическое влеченіе къ женщинѣ, окончательно имъ осужденной. Бѣлое тѣло блондинки волновало его кровь,-- одно только тѣло. Вотъ до чего спустилась его благородная любовь, его культъ женщины, которую онъ когда-то называлъ своею мадонной". Исчезла вся поэзія, всякое чувство духовнаго порядка. Осталось одно чувственное влеченіе, пережившее презрѣніе, отвращеніе, ненависть. Теперь вопросъ только въ томъ, какъ скоро наступитъ пресыщеніе. Вотъ до какой степени опошляется любовь, а, въ то же время, соотвѣтственно и вся нравственная личность. Двѣ Маріи Алисы, двѣ матери Губерта Ліорана не обманывали себя. Онѣ поняли, подъ чьимъ вліяніемъ такъ очерствѣлъ ихъ милый, нѣжный Губертъ. Женщина испортила его сердце. Всѣ труды ихъ мягкаго, заботливаго воспитанія пропали даромъ. "Что-то умерло въ его нравственномъ существѣ, что-то такое, что не должно было возродиться. Это было одно изъ тѣхъ душевныхъ крушеній, которое сами переживающіе его считаютъ непоправимымъ". "Какія гадости можетъ заставить женщина совершить мужчину!" -- думаетъ Арманъ де-Кернъ, обманывая мужа своей любовницы (потому что, какими бы извиненіями ни прикрывали ложь и измѣну, все-таки, онѣ остаются ложью и измѣной). "Можетъ ли умный человѣкъ дойти до этого?" -- спрашиваетъ себя Рене Винси, видя, какъ его другъ погрязаетъ въ связи, совершенно похожей на его собственную.
   Перейдя теперь къ сердцу женщины, мы увидимъ въ немъ тѣ же извращенія. Тереза де-Совъ, обманувъ своего мужа съ любимымъ человѣкомъ, обманываетъ послѣдняго съ человѣкомъ, котораго не любитъ. Елена Шазель поступаетъ такъ же, охваченная какимъ-то сумасшествіемъ паденія. Каждая минута въ жизни Сусанны Морэнъ была ложью и низостью.
   Мы далеки отъ романтическаго пониманія любви возвышающей, очищающей. Въ жизни обыкновенно встрѣчается обратное. Безнравственный человѣкъ не только не дѣлается самъ лучше подъ вліяніемъ любви сохранившей до тѣхъ поръ чистоту женщины, но развращаетъ и ее (Crime d'amour). Испорченную женщину не спасаетъ наивно-любящій ее человѣкъ, но самъ гибнетъ и въ свою очередь губитъ другихъ (Cruelle énigme, Mensonges). Въ этихъ встрѣчахъ людей неравнаго нравственнаго уровня низшее существо всегда подчиняетъ себѣ высшее. Въ этомъ смыслѣ всякая исторія любви есть исторія опасной связи, а любовь незаконная, кромѣ того, почти всегда носитъ трагическій характеръ.
   

V.

   Дѣйствующія лица, выводимыя Полемъ Бурже, по характеру, какъ бы сами собой, принадлежатъ обыкновенно къ двумъ категоріямъ: невинныхъ и испорченныхъ.
   "Молодой человѣкъ" Поля Бурже представляетъ собою красивый типъ утонченной расы, обѣдненіе и изнуреніе которой доказываютъ излишняя элегантность и граціозность, слишкомъ блѣдный цвѣтъ лица, слишкомъ узкія плечи и хрупкая фигура.
   Плохая кровь, недостатокъ жизненныхъ соковъ, ненормально развитая животная сторона, а въ результатѣ полное подчиненіе организма, ни въ чемъ не находящаго противовѣса нервамъ, Воспитаніе, вмѣсто того, чтобы исправить недостатки природы, ихъ усиливаетъ. Это воспитаніе было слишкомъ мягко, одинъ изъ обращиковъ той недальновидной нѣжности современныхъ родителей, которые устраняютъ всѣ камни съ дороги своего ребенка, такъ что впослѣдствіи человѣкъ спотыкается при первой неровности. Къ тому же, для тѣхъ, кого науки не подготовляютъ ни къ какой спеціальности, культура классическаго образованія представляетъ серьезныя опасности. Мысль, приведенная въ движеніе, продолжаетъ работать, хотя бы и безплодно: она обращается на самого себя. Благодаря постоянному анализу, впечатлительность усиливается, а чувствительность обостряется еще больше. Человѣкъ дѣлается негоднымъ къ дѣятельности, негоднымъ къ жизни. Всякое волненіе вызываетъ въ организмѣ потрясеніе слишкомъ глубокое и не соотвѣтствующее причинѣ. Человѣкъ теряетъ власть надъ собой, онъ не можетъ побороть ни горя, ни желанія. Онъ живетъ въ ожиданіи чего-то неизвѣстнаго, въ вѣчномъ безпокойствѣ, колебаніи и страхѣ. Таковъ Губертъ Ліоранъ. Къ тому же типу подходятъ Рене Винси, Андре Корнелисъ. Что же касается Роберта Грелу, "ученика", это ничто иное, какъ этюдъ единичнаго случая, монографія чудовищности.
   Чувствительность прекрасно уживается съ эгоизмомъ. Къ тому же, злоупотребленіе анализомъ сушитъ душу и эгоизмъ находитъ себѣ мѣсто въ этой постоянной сосредоточенности на самомъ себѣ, такъ что возможно, что главная разница между Губертомъ Ліораеомъ и Арманомъ де-Кернъ, это -- разница лѣтъ. Особенныя условія сдѣлали изъ послѣдняго скептика въ 30 лѣтъ. "Жизнь въ коллежѣ и современная литература загрязнили мою мысль, прежде чѣмъ я началъ жизнь. Та же самая литература въ 15 лѣтъ оттолкнула меня отъ религіи. Убійства коммуны открыли мнѣ сущность человѣческой души, а интриги послѣдующихъ годовъ сущность политики" {Crime d'amour.}. Развратъ сдѣлалъ остальное. Теперь это разочарованный человѣкъ, дитя вѣка безъ элегіи, нигилистъ съ любовными приключеніями. Вмѣстѣ съ тѣмъ, онъ не лишенъ нѣкоторой доли мягкости, чѣмъ и отличается отъ своего учителя Вальмона. Онъ не золъ и ему не доставляютъ удовольствія причиняемыя имъ страданія. Разочарованность намекаетъ, все-таки, на нѣкоторую нравственную высоту: она доказываетъ, что человѣку доступно высшее пониманіе жизни и что у него былъ идеалъ. Простые прожигатели жизни не желаютъ ничего, кромѣ наслажденія, и клубные афоризмы замѣняютъ имъ нравственные принципы. Таковъ Казаль, Донъ Жуанъ съ 60 парами обуви.
   Бурже далъ намъ великолѣпнѣйшій портретъ одного изъ такихъ прожигателей. Сходство такъ поразительно, что кажется, будто мы видимъ оригиналъ глазами. Это баронъ Дефоржъ, эпикуреецъ въ 50 лѣтъ, съ сѣдѣющею головой, но еще бѣлокурыми усами, съ цвѣтомъ лица немного яркимъ, съ мускулами, сохранившими свою крѣпость, благодаря гигіенѣ. Баронъ Дефоржъ -- типъ. Онъ воплощаетъ собою поколѣніе, идеи цѣлаго класса людей, философію существованія, я чуть было не сказалъ -- систему правленія. Онъ принадлежитъ къ аристократіи второй имперіи, постояннымъ методомъ которой было брать отъ жизни то, что она даетъ.
   Фигуры мужчинъ, выводимыхъ Полемъ Бурже, разнообразны и жизненны. Фигуры женщинъ, напротивъ, всѣ похожи одна на другую, а если между ними и есть различіе, то только въ оттѣнкахъ. "Тереза де-Совъ имѣла романтическое сердце и страстный темпераментъ, т.-е. въ ней одновременно уживались сантиментальная мечтательность и непобѣдимые чувственные аппетиты". Такое соединеніе въ различной степени встрѣчается у всѣхъ героинь Поля Бурже. Онѣ сантиментальны, что придаетъ имъ граціозность, но между ними нѣтъ ни одной, у которой не была бы развита чувственная сторона. Разрывъ Елены Шазель съ ея мужемъ былъ вызванъ физіологическою причиной. Сусанна Морэнъ и актриса Колетта, которыя, въ сущности, представляютъ одну и ту же женщину, только въ разныхъ соціальныхъ условіяхъ, тоже чувственны. Набожная, идеальная m-me Тильеръ, и та заставила дорого поплатиться благороднаго графа де-Нуаньянъ за его духовность.
   Женщина, принадлежащая къ такой категоріи, не рѣзка, не своевольна, не зла. Она даже не кокетка, ей не доставляетъ никакого удовольствія мучить мужчинъ. Въ ней больше нѣжности, чѣмъ страсти. Она любитъ съ полнымъ самозабвеніемъ, довѣрчивостью, снисходительностью и преданностью. Эти женщины, въ самыхъ крупныхъ своихъ заблужденіяхъ, заслуживаютъ извиненія. "Когда мы любимъ, -- говоритъ одна изъ нихъ, -- мы не умѣемъ ничего другого, какъ только любить". Эта способность женскаго сердца вносить въ свою любовь полную искренность,-- способность, которую сохраняютъ даже самыя испорченныя женщины, привлекла особенное вниманіе Поля Бурже и онъ постарался освѣтить ее въ своихъ романахъ.
   Мужчины, выводимые Полемъ Бурже, страдаютъ недостаткомъ, очень тонко имъ анализированнымъ: неспособностью любить. Любятъ ли эти печальные, молодые люди, Александръ Губертъ и Рене? Все, что о нихъ можно сказать, это то, что они позволяютъ себя любить. У барона Кернъ и ему подобныхъ привычка постояннаго самоанализа вытравила способность любить. И эти женщины, несмотря на свои недостатки, все-таки, стоятъ больше, чѣмъ ихъ любовники. "Какъ бы ни была испорчена большая часть женщинъ, ихъ испорченность никогда не будетъ достаточнымъ наказаніемъ скрытаго эгоизма большинства мужчинъ",-- замѣчаетъ авторъ Mensonges.
   

VI.

   Произведенія Поля Бурже никогда не расходились въ очень большомъ количествѣ, но мало такихъ, которыя пользовались бы большимъ вліяніемъ.
   Прежде всего, это вліяніе литературное. Бурже первый снова привлекъ писателей къ изученію внутренней жизни и анализу побужденій совѣсти. Онъ ввелъ въ моду романъ, въ сущности, имѣвшій за себя французскія традиціи, ибо анализъ встрѣчается уже во многихъ романахъ XVII в., а произведенія искусства, какъ, напримѣръ, La princesse de Cleves, Manon Lescaut, René, Adolphe,-- всѣ принадлежатъ къ этому жанру. Поль Бурже ввелъ въ романъ новый типъ, типъ человѣка утонченной цивилизаціи, съ слишкомъ развитымъ интеллектомъ и страдающаго отъ этого. Этотъ типъ послѣ того не разъ появлялся въ произведеніяхъ другихъ писателей.
   Но романы Бурже имѣютъ вліяніе и другого характера, на что мы теперь и обратимъ вниманіе, ибо, какъ утверждаетъ авторъ "опытовъ", наше отношеніе къ жизни находится въ зависимости отъ читаемыхъ нами книгъ. Ученикъ посвященъ изученію вопроса о нравственной отвѣтственности мыслителя. По мнѣнію П. Бурже, такая отвѣтственность одинаково ложится и на романиста. И если Поль Бурже старается изучать нравственную сторону своихъ современниковъ, то это съ цѣлью руководить ею, и онъ съ особенною силой защищается, когда его называютъ безнравственнымъ писателемъ.
   Этотъ терминъ "безнравственность", кажущійся такимъ яснымъ, въ сущности, одинъ изъ самыхъ неопредѣленныхъ. Писатель можетъ быть безнравственнымъ, проповѣдуя добродѣтель, ибо слишкомъ строгая нравственность вселяетъ нѣкоторый ужасъ къ добру. Къ тому же, рѣдкій писатель проповѣдуетъ зло, и такіе на-перечетъ. Нравственный уровень произведенія зависитъ не столько отъ формулированныхъ въ немъ предписаній, сколько отъ изображенія самой жизни. Со стороны писателя рискованно придавать дѣйствительности и слишкомъ красивыя, соблазнительныя краски, и слишкомъ мрачныя. Нѣкоторыя книги подкрѣпляютъ читателя въ борьбѣ съ низшими склонностями нашей природы, въ чемъ собственно и состоитъ вся нравственная жизнь. Другія, напротивъ, какъ бы заранѣе подготовляютъ къ пораженію. Послѣднія безусловно опасны, и вотъ признаки, по которымъ ихъ можно узнать.
   Опасны произведенія, въ которыхъ въ изображаемой тамъ человѣческой дѣятельности умаляется участіе воли, потому что въ нравственной области подтверждается афоризмъ: желать -- значитъ мочь. Но если въ насъ укореняется убѣжденіе, что всякое сопротивленіе напрасно и всякое усиліе иллюзіи, то энергія изсякаетъ въ своемъ источникѣ. Къ чему дѣлать безполезныя попытки? Остается только подчиниться судьбѣ и принять то, чего нельзя избѣжать.
   Опасны произведенія, которыя затрогиваютъ дурныя свойства нашей природы, такъ какъ послѣднія усиливаются по мѣрѣ того, какъ мы составляемъ себѣ о нихъ болѣе ясное представленіе. Этотъ феноменъ замѣчается всѣми, кому приходится читать медицинскія книги; мы открываемъ въ себѣ всѣ симптомы описываемыхъ тамъ болѣзней. Что касается болѣзней души, то, воображая, что онѣ у насъ есть, мы пріобрѣтаемъ ихъ. Поэтому всякій писатель долженъ признать тотъ фактъ, что, описывая эти болѣзни, онъ ихъ распространяетъ. Въ этомъ смыслѣ, я знаю нѣсколько произведеній искусства, которыя тоже опасны. М если бы смотрѣть съ этой точки зрѣнія на литературу и искусство, то можно было бы придти къ страннымъ заключеніямъ. Но, все-таки, я спрашиваю себя, какъ Поль Бурже можетъ настаивать, что его романы безопасны, потому что нельзя утверждать, что нѣтъ опасныхъ книгъ, и, въ то же время, признавать опасность для читателя? Само собою разумѣется, что этотъ вопросъ не касается тѣхъ здоровыхъ душъ, для которыхъ все здорово.
   Кто же собственно подпалъ подъ это вліяніе? Прежде всего, молодые люди, которые нѣсколько лѣтъ тому назадъ вдругъ приняли видъ диллетантовъ и пессимистовъ. Но у молодыхъ людей литературныя моды проходятъ скоро. Что касается любви, то не эти книги портятъ мужчинъ. Вліяніе романиста обнаруживается сильнѣе всего на женщинахъ. Для меня очевидно, какого рода впечатлѣніе на нѣкоторыхъ изъ нихъ производитъ чтеніе романовъ Поля Бурже. Читательница Поля Бурже не принадлежитъ къ высшему слою общества, отводящему, вообще, мало мѣста чтенію, ни къ богатому классу, женщины котораго часто служили моделью для романиста, она принадлежитъ къ средней буржуазіи, гдѣ женщины болѣе или менѣе развиты и гдѣ книга, зачастую, является единственнымъ средствомъ развлечься, забыться среди тяжелой, однообразной, тривіальной жизни...
   Я воображаю ее себѣ сидящей на своемъ любимомъ мѣстѣ въ уголку гостиной, которой, благодаря дешевымъ магазинамъ, ей удалось придать видъ полуроскоши: подражаніе оригиналамъ въ мебели, картинахъ, бездѣлушкахъ,-- все, что доказываетъ въ обладательницѣ ихъ потребность иллюзіи лучшихъ условій. Она читаетъ обыкновенно среди дня, когда покончены хлопоты по хозяйству, и передъ часомъ, назначеннымъ для пріема и для визитовъ. Сколько разъ пропускала она этотъ часъ, отдаваясь неяснымъ мечтамъ и желаніямъ. Съ грустью думала она о своей судьбѣ, о первомъ времени замужства и о послѣдующей жизни. Она вышла замужъ за человѣка честнаго, трудящагося, котораго уважала и, казалось, любила. Но вскорѣ обнаружились его грубыя привычки, тяжеловѣсность ума. Въ буржуазныхъ семьяхъ жена, большею частью, по развитію стоитъ выше своего мужа, что и составляетъ несчастье этихъ браковъ. Являются недоразумѣнія, причины которыхъ трудно съ точностью формулировать.
   Она читаетъ сегодня Crime d'amour или Mensonges. Руки, держащія книгу, дрожатъ, и пальцы съ лихорадочною поспѣшностью перевертываютъ страницы. Ей не совѣтовали читать эти книги, но любопытство взяло верхъ. Совѣсть ея, къ тому же, спокойна, она увѣрена, что не можетъ измѣнить своему долгу. Безъ колебаній она осуждаетъ всѣ ошибки и заблужденія и увѣряется, что ей все можно читать... Что, прежде всего, она встрѣчаетъ въ этой книгѣ, это -- описаніе изящной, богатой обстановки, о которой она такъ часто вздыхала. Она сознается, что такая внѣшность очень гармонируетъ съ нравами менѣе строгими и совершенно отличными отъ тѣхъ, къ которымъ она привыкла въ своей будничной жизни. Но описываемыя женщины обладаютъ очарованіемъ, заставляющимъ все простить, это -- смѣсь физической граціи, душевной мягкости и грусти. Ее не удивляетъ болѣе, что она перестала ненавидѣть своихъ грѣховныхъ сестеръ, мало того, она начинаетъ чувствовать къ нимъ симпатію. И почему бы и ей не быть такою же? У нея нѣтъ недостатка ни въ умѣ, ни въ красотѣ. Теперь, въ тайникахъ своей души, она страдаетъ, нервы ея возбуждены, дремавшая чувственность разбужена. Къ тому же, ничто не помогаетъ ей разрушить это очарованіе: въ этихъ книгахъ нѣтъ ничего такого, отъ чего страдало бы ея чувство деликатности. Она никогда не встрѣчала такого полнаго отсутствія грубости, даже самыя рискованныя описанія не лишены какой-то духовности, надъ ними, все-таки, вѣетъ духъ христіанства, благодаря чему они легче проникаютъ въ ея христіанскую душу. Женщина, читая, переноситъ дѣйствіе на себя и переживаетъ вполнѣ всѣ положенія выведенныхъ авторомъ героинь. Такая читательница, закрывая книгу, умственно дѣлаетъ первый опытъ, который ей значительно облегчитъ послѣдующіе.
   Всякій писатель имѣетъ вліяніе на эпоху по стольку, по скольку онъ проникся ея духомъ и усвоилъ себѣ ея манеру думать и чувствовать. Этотъ анализъ любви, разрушающій, какъ всякій анализъ, чувство, къ которому онъ прилагается, возможенъ былъ только въ періодъ упадка вѣры въ благотворность любви, когда на это чувство стали смотрѣть, какъ на печальную неизбѣжность и паденіе.
   Принадлежа, къ эпохѣ нравственнаго ослабленія, умственной силы и литературной смѣлости, Поль Бурже съ большею точностью и ясностью, чѣмъ кто либо, показалъ, что такое любовь, лишенная иллюзіи, этого миража, составляющаго всю ея поэзію. Онъ далъ вѣрное изображеніе усталаго поколѣнія, которое къ отвращенію къ жизни присоединило страхъ къ любви.

-----

   Интересно сопоставить съ мнѣніями Думика характеристику Поля Бурже, данную въ Синемъ Обозрѣніи Эмилемъ Фаге.
   Не слѣдуетъ,-- говоритъ онъ,-- ни начинать французскою академіей, ни кончать ею. Хорошо, если она появляется среди карьеры, будучи одновременно и наградой, и поощреніемъ. Я говорю,-- продолжаетъ Фаге,-- о тѣхъ, которые нуждаются въ поощреніи и заботятся о наградѣ. Вольтеръ вступилъ въ академію только 52-хъ лѣтъ, но онъ уже получилъ свою награду задолго до того времени и не имѣлъ нужды въ поощреніи. Поль Бурже вступаетъ въ академію въ цвѣтѣ лѣтъ, имѣя 20 лѣтъ литературной дѣятельности въ прошломъ и, по крайней мѣрѣ, столько же въ будущемъ. Это прекрасно. Бурже, который вполнѣ заслуживаетъ счастья, пользовался и будетъ имъ пользоваться всегда. Въ первой молодости онъ былъ такъ бѣденъ, что принужденъ былъ давать уроки. Но воспоминанія объ улицѣ Guy de la Brosse ему впослѣдствіи пригодились,-- они развили въ немь любовь къ изображенію маленькихъ людей, мирныхъ буржуа, узкихъ ученыхъ, которые безъ этого могли бы совершенно не появиться въ его блестящихъ произведеніяхъ, что было бы большимъ пробѣломъ.
   Позднѣе, послѣ своихъ первыхъ литературныхъ успѣховъ, онъ сдѣлался свѣтскимъ человѣкомъ, не принадлежа по рожденію къ свѣтскому обществу, чѣмъ вызвалъ интересъ и обратилъ на себя вниманіе. Еще позднѣе онъ поѣхалъ путешествовать и опять-таки во-время, -- въ самомъ началѣ второй молодости, когда мысль уже созрѣла для сравненій.
   Всѣ эти счастливыя условія, вмѣстѣ со способностью вдумываться, развили крупный, выдающійся талантъ, нѣсколько искусственный, очень сложный, въ общемъ очень интересный.
   Поль Бурже задался мыслью узнать душу европейца второй половины XII столѣтія. Сначала онъ изучалъ ее по книгамъ и въ особенности но французскимъ книгамъ послѣдняго 50-тилѣтія. Результатомъ этого чтенія было появленіе въ свѣтъ Опытовъ современной психологіи. Но вскорѣ Поль Бурже измѣнилъ свой методъ и перешелъ къ наблюденіямъ. Въ особенности онъ всматривался въ свѣтскихъ людей и былъ правъ. Это было въ разгаръ самаго низкаго реализма, когда интересовались только низшими натурами.
   Мѣсто принадлежало тому, кто съумѣлъ бы наблюдать и описывать болѣе сложныя существа. Кромѣ того, его влекло къ свѣтскимъ людямъ сходство ихъ натуръ съ его собственной. Въ немъ была та же сложность, то же отсутствіе "натуральности", цѣльности, съ тою только разницей, что свѣтскіе люди болѣе кажутся такими, чѣмъ это есть на самомъ дѣлѣ. Но Бурже слишкомъ полюбилъ эти натуры, какъ анатомъ кончаетъ тѣмъ, что слишкомъ любитъ трупъ, а врачъ -- интересный патологическій случай. Онъ съ такою тщательностью и подробностью выписывалъ ихъ привычки, обстановку, что казался влюбленнымъ, хотя, въ сущности, въ этомъ случаѣ былъ только любителемъ. Но и тутъ счастье не покинуло Бурже. Эта кажущаяся любовь, оттолкнувшая отъ него нѣкоторыхъ строгихъ судей, привлекла къ нему сердца многихъ другихъ. Ему были благодарны за эту любовь, въ которую вѣрили, въ его романы смотрѣлись, какъ въ зеркало. Имъ любовались, какъ платьемъ, сшитымъ искусною портнихой. Онъ не только былъ въ модѣ, онъ былъ сама мода.
   Нельзя сказать, чтобы мыслитель отсутствовалъ въ этихъ романахъ. Поль Бурже тонко подмѣтилъ оттѣнки, которые характеризуютъ и отличаютъ душу современнаго человѣка отъ его предшественниковъ,-- нѣчто болѣе утонченное по формѣ и болѣе сухое по существу, болѣе изученная, обманчивая, въ особенности болѣе интеллектуальная внѣшность, эгоизмъ ужасный и циничный передъ самимъ собой, болѣе радикальный индивидуализмъ, сосредоточенный, больше чѣмъ когда-либо, на своемъ "я".
   Отличительною чертой дѣйствующихъ лицъ Поля Бурже является отсутствіе благороднаго тщеславія; они слишкомъ эгоистичны, чтобы быть тщеславными. Вотъ съ какими данными Бурже въ десять лѣтъ написалъ десятокъ романовъ, которые всѣ будятъ мысль и изъ которыхъ Crime d'amour, а, можетъ быть, и Coeur de femme (Сердце женщины) представляютъ изъ себя образцовое произведеніе искусства и останутся такими.
   Позднѣе Поль Бурже какъ бы прошелъ черезъ третью эволюцію или, скорѣе, онъ проявилъ свойство своего темперамента и своей мысли, которое раньше оставалось относительно въ тѣни. Онъ всегда былъ космополитомъ, по крайней мѣрѣ, по складу ума, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, въ теченіе долгаго времени онъ выводилъ въ своихъ романахъ только французовъ и парижанъ. Съ нѣкоторыхъ поръ Бурже началъ рисовать чужія страны и его дѣйствующія лица принадлежатъ ко всѣмъ національностямъ и расамъ безъ различія, а если онъ и воспроизводитъ французовъ, то только тѣхъ, умъ и сердце которыхъ какъ бы пропитаны чуждыми впечатлѣніями. Фаге раньше дурно отзывался о Космополисѣ и теперь далекъ отъ перемѣны выраженнаго имъ мнѣнія, но онъ не молитъ не признать интереса этого романа, какъ показателя новаго направленія. Прежде Бурже путешествовалъ для удовольствія, теперь для изученія. Очень интересна также цѣль, которой руководствуется при этомъ Поль Бурже, а именно: 1) онъ старается выяснить различіе характеровъ въ зависимости отъ различія происхожденія и расъ и 2) общія черты, соединяющія всѣхъ людей второй половины XIX вѣка, къ какой бы національности они ни принадлежали. Невозможно, чтобы неслыханная, сравнительно съ прежнимъ временемъ, легкость сообщенія и отношеній между людьми не смягчила характеры, не сблизила расы, не сгладила различій и не создала новый типъ, немного новый, который, въ сущности, оставаясь вѣрнымъ своей натурѣ, живетъ жизнью, общей всему міру. Семь или восемь лѣтъ тому назадъ Деметръ обратилъ вниманіе на любопытную страницу въ произведеніяхъ Поля Бурже, гдѣ авторъ указываетъ на отличіе психолога отъ моралиста: "Психологъ, также какъ и моралистъ, старается проникнуть въ глубину души и хочетъ узнать побудительные мотивы человѣческихъ поступковъ. Этого совершенно достаточно для психолога... Моралистъ, кромѣ того, признаетъ извѣстное состояніе совѣсти преступнымъ, а психологія едва даже понимаетъ, что такое преступленіе". Очевидно, Бурже въ этой, въ сущности, вѣрной страницѣ думалъ о себѣ, считая себя холоднымъ психологомъ, безстрастнымъ анатомомъ, для котораго достаточно одного любопытства. Моралистъ развился въ немъ съ годами. Въ позднѣйшихъ своихъ произведеніяхъ Поль Бурже обращаетъ большое вниманіе на нравственный кризисъ, который переживаетъ человѣчество за послѣднее столѣтіе, въ особенности за послѣднія 40 лѣтъ, и авторъ не скрываетъ ни своего негодованія, ни презрѣнія. Съ литературной точки зрѣнія такое отношеніе Поля Бурже дастъ въ будущемъ его произведеніямъ еще болѣе глубокій и трагичный интересъ.
   Мѣсто, которое занялъ Поль Бурже за послѣднія 15 лѣтъ въ области художественной литературы, очень значительно. Онъ сразу завоевалъ себѣ успѣхъ. Съ первымъ появленіемъ его произведеній критики старались подмѣтить, что можетъ служить темой для насмѣшки въ складѣ его ума. Такимъ оказалась нѣкоторая его претенціозность. Бурже говорилъ о вещахъ, уже извѣстныхъ и имѣвшихъ интересъ только для него самого, съ такимъ видомъ, какъ будто дѣлалъ новое открытіе. Теперь онъ совершенно избавился отъ этого мальчишества.
   Интересно также то, что Поль Бурже тотчасъ же создалъ "les ridicules". Психологическая манія идетъ отъ него. Не каждому дано создавать "les ridicules". Руссо, Шатобріанъ, Мюссе -- вотъ люди, которымъ это удалось. Не дурно быть съ ними въ компаніи.
   Роль Поля Бурже, его большая роль, состоитъ въ томъ, что объ развилъ во французской публикѣ (европейская присоединится къ этому позднѣе) отвращеніе къ ультра-реалистическому роману, который Фаге не презираетъ, когда онъ въ рукахъ человѣка сильнаго, но который надолго грозилъ своимъ господствомъ. Эту славу, эту заслугу Бурже раздѣлилъ съ Мопассаномъ. Ихъ средства совершенно различны. Бурже обдумываетъ, внимательно, подъ лупой, изучаетъ человѣческія души. Онъ освѣжилъ романъ съ моральнымъ анализомъ, который, начиная съ m-me Ляфайетъ и продолжая Мариво, Прево, Бенжаменомъ Коистаномъ, Стендалемъ, является, по преимуществу, французскимъ романомъ. Мопассанъ бросаетъ быстрый, проницательный, сразу схватывающій взглядъ на мужчину, на женщину, на группу, на все, что его окружаетъ, и съ чувствомъ правды, реальности, жизни, конкретности (котораго не было ни у кого со времени Бальзака) даетъ намъ истинно-реальный романъ безъ шаржа, съ несравнимою ясностью и рельефностью. Это -- торжество естественнаго безъ натурализма. Мопассанъ и Бурже поставили въ правильныя условія эти двѣ формы романа. Судьба и того, и другого блестяща. Бурже имѣетъ болѣе вліянія, что вовсе не значить, что онъ выше. Вліяніе -- это значитъ послѣдователи, профессіональные и свѣтскіе. Въ сущности, нельзя подражать истинно-естественному. Единственный способъ воспроизвести его, это -- быть такимъ же естественнымъ. Лафонтенъ не имѣлъ никакого вліянія и это его не умаляетъ.
   Интеллектуальная оригинальность, очень реальная, даже довольно глубокая, при помощи сильной воли, усидчиваго труда, съ постояннымъ стремленіемъ обогатиться новыми наблюденіями, создала два или три тома интересныхъ мыслей, два или три поучительныхъ романа, освѣщающихъ человѣческую душу. Такимъ представляется мнѣ,-- говоритъ Фаге,-- новый академикъ и что-то мнѣ говоритъ, что онъ пойдетъ еще дальше.

С. Л.

"Русская Мысль", кн.IX, 1894

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru