Владимир Маяковский Облако в штанах Тетраптих ---------------------------------------------------------------------------- Владимир Маяковский. Полное собрание сочинений в тринадцати томах. Том первый. 1912-1917 Подготовка текста и примечания В. А. Катаняна ГИХЛ, М., 1955 ---------------------------------------------------------------------------- Вашу мысль, мечтающую на размягченном мозгу, как выжиревший лакей на засаленной кушетке, буду дразнить об окровавленный сердца лоскут; досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий, У меня в душе ни одного седого волоса, и старческой нежности нет в ней! Мир огр_о_мив мощью голоса, иду - красивый, 10 двадцатидвухлетний. Нежные! Вы любовь на скрипки ложите. Любовь на литавры ложит грубый. А себя, как я, вывернуть не можете, чтобы были одни сплошные губы! Приход_и_те учиться - из гостиной батистовая, чинная чиновница ангельской лиги. И которая губы спокойно перелистывает, 20 как кухарка страницы поваренной книги. Хотите - буду от мяса бешеный - и, как небо, меняя тона - хотите - буду безукоризненно нежный, не мужчина, а - облако в штанах! Не верю, что есть цветочная Ницца! Мною опять славословятся мужчины, залежанные, как больница, 30 и женщины, истрепанные, как пословица. 1 Вы думаете, это бредит малярия? Это было, было в Одессе. "Приду в четыре", - сказала Мария. Восемь. Девять. Десять. Вот и вечер в ночную жуть 40 ушел от окон, хмурый, декабрый. В дряхлую спину хохочут и ржут канделябры. Меня сейчас узнать не могли бы: жилистая громадина стонет, корчится. Что может хотеться этакой глыбе? 50 А глыбе многое хочется! Ведь для себя не важно и то, что бронзовый, и то, что сердце - холодной железкою. Ночью хочется звон свой спрятать в мягкое, в женское. И вот, громадный, горблюсь в окне, 60 плавлю лбом стекло окошечное. Будет любовь или нет? Какая - большая или крошечная? Откуда большая у тела такого: должно быть, маленький, смирный любёночек. Она шарахается автомобильных гудков. Любит звоночки коночек. Еще и еще, 70 уткнувшись дождю лицом, в его лицо рябое, жду, обрызганный громом городского прибоя. Полночь, с ножом мечась, догн_а_ла, зарезала, - вон его! Упал двенадцатый час, как с плахи голова казненного. 80 В стеклах дождинки серые свылись, гримасу громадили, как будто воют химеры Собора Парижской Богоматери. Проклятая! Что же, и этого не хватит? Скоро криком издерется рот. Слышу: тихо, 90 как больной с кровати, спрыгнул нерв. И вот, - сначала прошелся едва-едва, потом забегал, взволнованный, четкий. Теперь и он и новые два мечутся отчаянной чечеткой. 100 Рухнула штукатурка в нижнем этаже. Нервы - большие, маленькие, многие! - скачут бешеные, и уже у нервов подкашиваются ноги! А ночь по комнате тинится и тинится, - из тины не вытянуться отяжелевшему глазу. 110 Двери вдруг заляскали, будто у гостиницы не попадает зуб н_а_ зуб. Вошла ты, резкая, как "нате!", муча перчатки замш, сказала; "Знаете - я выхожу замуж". Что ж, выходите, 120 Ничего. Покреплюсь. Видите - спокоен как! Как пульс покойника. Помните? Вы говорили: "Джек Лондон, деньги, любовь, 130 страсть", - а я одно видел: вы - Джиоконда, которую надо украсть! И украли. Опять влюбленный выйду в игры, огнем озаряя бровей з_а_гиб. Что же! И в доме, который выгорел, иногда живут бездомные бродяги! 140 Др_а_зните? "Меньше, чем у нищего копеек, у вас изумрудов безумий". Помните! Погибла Помпея, когда раздразнили Везувий! Эй! Господа! Любители святотатств, 150 преступлений, боен, - а самое страшное видели - лицо мое, когда я абсолютно спокоен? И чувствую - "я" 160 для меня мал_о_. Кто-то из меня вырывается упряма Allo! Кто говорит? Мама? Мама! Ваш сын прекрасно болен! Мама! У него пожар сердца. Скажите сестрам, Люде и Оле, - 170 ему уже некуда деться. Каждое слово, даже шутка, которые изрыгает обгорающим ртом он, выбрасывается, как голая проститутка из горящего публичного дома. Люди нюхают - запахло жареным! Нагнали каких-то. Блестящие! 180 в касках! Нельзя сапожища! Скажите пожарным: на сердце горящее лезут в ласках. Я сам. Глаза наслезнённые бочками выкачу. Дайте о ребра опереться. Выскочу! Выскочу! Выскочу! Выскочу! Рухнули. Не выскочишь из сердца! 190 На лице обгорающем из трещины губ обугленный поцелуишко броситься вырос. Мама! Петь не могу. У церковки сердца занимается клирос! Обгорелые фигурки слов и чисел из черепа, как дети из горящего здания. Так страх 200 схватиться за небо высил горящие руки "Лузитании". Трясущимся людям в квартирное тихо стоглазое зарево рвется с пристани. Крик последний, - ты хоть о том, что горю, в столетия выстони! 2 Славьте меня! 210 Я великим не чета. Я над всем, что сделано, ставлю "nihil" {*}. {* "Ничто" (лат.).} Никогда ничего не хочу читать. Книги? Что книги! Я раньше думал - книги делаются так: пришел поэт, 220 легко разжал уста, и сразу запел вдохновенный простак - пожалуйста! А оказывается - прежде чем начнет петься, долго ходят, размозолев от брожения, и тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения. Пока выкипячивают, рифмами пиликая, из любвей и соловьев какое-то варево, 230 улица корчится безъязыкая - ей нечем кричать и разговаривать. Городов вавилонские башни, возгордясь, возносим снова, а бог города на пашни рушит, мешая слово. Улица м_у_ку молча пёрла. Крик торчком стоял из глотки. 240 Топорщились, застрявшие поперек горла, пухлые taxi {*} и костлявые пролетки. {* такси (франц.).} Грудь испешеходили. Чахотки площе. Город дорогу мраком запер. И когда - все-таки! - выхаркнула давку на площадь, спихнув наступившую на горло паперть, думалось: 250 в х_о_рах архангелова хорала бог, ограбленный, идет карать! А улица присела и заорала: "Идемте жрать!" Гримируют городу Круппы и Круппики грозящих бровей морщь, а во рту умерших слов разлагаются трупики, только два живут, жирея - "сволочь" 260 и еще какое-то, кажется - "борщ". Поэты, размокшие в плаче и всхлипе, бросились от улицы, ероша космы: "Как двумя такими выпеть и барышню, и любовь, и цветочек под росами?" А за поэтами - 270 уличные тыщи: студенты, проститутки, подрядчики. Господа! Остановитесь! Вы не нищие, вы не смеете просить подачки! Нам, здоровенным, с шагом саженьим, 280 надо не слушать, а рвать их - их, присосавшихся бесплатным приложением к каждой двуспальной кровати Их ли смиренно просить: "Помоги мне!" Молить о гимне, об оратории! Мы сами творцы в горящем гимне - шуме фабрики и лаборатории. 290 Что мне до Фауста, феерией ракет скользящего с Мефистофелем в небесном паркете! Я знаю - гвоздь у меня в сапоге кошмарней, чем фантазия у Гете! Я, златоустейший, чье каждое слово душу новородит, 300 именинит тело, говорю вам: мельчайшая пылинка живого ценнее всего, что я сделаю и сделал! Слушайте! Проповедует, мечась и стеня, сегодняшнего дня крикогубый Заратустра! Мы с лицом, как заспанная простыня, 310 с губами, обвисшими, как люстра, мы, каторжане города-лепрозория, где золото и грязь изъ_я_звили проказу, - мы чище венецианского лазорья, морями и солнцами омытого сразу! Плевать, что нет у Гомеров и Овидиев людей, как мы, от копоти в оспе. 320 Я знаю - солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи! Жилы и мускулы - молитв верней. Нам ли вымаливать милостей времени! Мы - каждый - держим в своей пятерне миров приводные ремни! Это взвело на Голгофы аудиторий 330 Петрограда, Москвы, Одессы, Киева, и не было ни одного, который не кричал бы: "Распни, распни его!" Но мне - люди, и те, что обидели - вы мне всего дороже и ближе. 340 Видели, как собака бьющую руку лижет?! Я, обсмеянный у сегодняшнего племени, как длинный скабрезный анекдот, вижу идущего через горы времени, которого не видит никто. Где глаз людей обрывается куцый, главой голодных орд, 350 в терновом венце революций грядет шестнадцатый год. А я у вас - его предтеча; я - где боль, везде; на каждой капле слёзовой течи р_а_спял себя на кресте. Уже ничего простить нельзя. Я выжег души, где нежность растили. Это труднее, чем взять тысячу тысяч Бастилии! 360 И когда, приход его мятежом оглашая, выйдете к спасителю - вам я душу вытащу, растопчу, чтоб большая! - и окровавленную дам, как знамя. 3 Ах, зачем это, 370 откуда это в светлое весело грязных кулачищ замах! Пришла и голову отчаянием занавесила мысль о сумасшедших домах. И - как в гибель дредноута от душащих спазм бросаются в разинутый люк - 380 сквозь свой до крика разодранный глаз лез, обезумев, Бурлюк. Почти окровавив исслезенные веки, вылез, встал, пошел и с нежностью, неожиданной в жирном человеке, взял и сказал: "Хорошо!" 390 Хорошо, когда в желтую кофту душа от осмотров укутана! Хорошо, когда брошенный в зубы эшафоту, крикнуть: "Пейте какао Ван-Гутена!" И эту секунду, бенгальскую громкую, я ни на что б не выменял, 400 я ни на... А из сигарного дыма ликерного рюмкой вытягивалось пропитое лицо Северянина. Как вы смеете называться поэтом и, серенький, чирикать, как перепел! Сегодня надо кастетом кроиться миру в черепе! 410 Вы, обеспокоенные мыслью одной - "изящно пляшу ли", - смотрите, как развлекаюсь я - площадной сутенер и карточный шулер! От вас, которые влюбленностью мокли, от которых 420 в столетия слеза лилась, уйду я, солнце моноклем вставлю в широко растопыренный глаз. Невероятно себя нарядив, пойду по земле, чтоб нравился и жегся, а впереди на цепочке Наполеона поведу, как мопса. Вся земля поляжет женщиной, 430 заерзает мясами, хотя отдаться; вещи оживут - губы вещины засюсюкают: "цаца, цаца, цаца!" Вдруг и тучи и облачное прочее подняло на небе невероятную качку, как будто расходятся белые рабочие, 440 небу объявив озлобленную стачку. Гром из-за тучи, зверея, вылез, громадные ноздри задорно высморкал, и небье лицо секунду кривилось суровой гримасой железного Бисмарка. И кто-то, запутавшись в облачных путах, вытянул руки к кафе - и будто по-женски, и нежный как будто, 450 и будто бы пушки лафет. Вы думаете - это солнце нежненько треплет по щечке кафе? Это опять расстрелять мятежников грядет генерал Галифе! Выньте, гулящие, руки из брюк - берите камень, нож или бомбу, а если у которого нету рук - пришел чтоб и бился лбом бы! 460 Идите, голодненькие, потненькие, покорненькие, закисшие в блохастом гр_я_зненьке! Идите! Понедельники и вторники окрасим кровью в праздники! Пускай земле под ножами припомнится, кого хотела опошлить! Земле, 470 обжиревшей, как любовница, которую вылюбил Ротшильд! Чтоб флаги трепались в горячке пальбы, как у каждого порядочного праздника - выше вздымайте, фонарные столбы, окровавленные туши лабазников. Изругивался, вымаливался, резал, лез за кем-то 480 вгрызаться в бока. На небе, красный, как марсельеза, вздрагивал, околевая, закат. Уже сумасшествие. Ничего не будет. Ночь придет, перекусит и съест. Видите - небо опять иудит 490 пригоршнью обрызганных предательством звезд? Пришла. Пирует Мамаем, задом на город насев. Эту ночь глазами не проломаем, черную, как Азеф! Ежусь, зашвырнувшись в трактирные углы, вином обливаю душу и скатерть и вижу: в углу - глаза круглы, - 500 глазами в сердце въелась богоматерь. Чего одаривать по шаблону намалеванному сиянием трактирную ораву! Видишь - опять голгофнику оплеванному предпочитают Варавву? Может быть, нарочно я в человечьем месиве лицом никого не новей. Я, 510 может быть, самый красивый из всех твоих сыновей. Дай им, заплесневшим в радости, скорой смерти времени, чтоб стали дети, должные подрасти, мальчики - отцы, девочки - забеременели. И новым рожденным дай обрасти 520 пытливой сединой волхвов, и придут они - и будут детей крестить именами моих стихов. Я, воспевающий машину и Англию, может быть, просто, в самом обыкновенном евангелии тринадцатый апостол. И когда мой голос, похабно ухает - 530 от часа к часу, целые сутки, может быть, Иисус Христос нюхает моей души незабудки. 4 Мария! Мария! Мария! Пусти, Мария! Я не могу на улицах! Не хочешь? Ждешь, как щеки провалятся ямкою, 540 попробованный всеми, пресный, я приду и беззубо прошамкаю, что сегодня я "удивительно честный". Мария, видишь - я уже начал сутулиться. В улицах 550 люди жир продырявят в четыреэтажных зобах, высунут глазки, потертые в сорокгодовой таске, - перехихикиваться, что у меня в зубах - опять! - черствая булка вчерашней ласки. Дождь обрыдал тротуары, лужами сжатый жулик, мокрый, лижет улиц забитый булыжником труп 560 а на седых ресницах - да! - на ресницах морозных сосулек слезы из глаз - Да! - из опущенных глаз водосточных труб. Всех пешеходов морда дождя обсосала, а в экипажах лощился за жирным атлетом атлет: лопались люди, проевшись насквозь, 570 и сочилось сквозь трещины сало, мутной рекой с экипажей стекала вместе с иссосанной булкой жевотина старых котлет. Мария! Как в зажиревшее ухо втиснуть им тихое слово? Птица побирается песней, поет, голодна и звонка, 580 а я человек, Мария, простой, выхарканный чахоточной ночью в грязную руку Пресни. Мария, хочешь такого? Пусти, Мария! Судорогой пальцев зажму я железное горло звонка! Мария! Звереют улиц выгоны. На шее ссадиной пальцы давки. Открой! 590 Больно! Видишь - натыканы в глаза из дамских шляп булавки! Пустила. Детка! Не бойся, что у меня на шее воловьей потноживотые женщины мокрой горою сидят, - это сквозь жизнь я тащу миллионы огромных чистых любовей 600 и миллион миллионов маленьких грязных любят. Не бойся, что снова, в измены ненастье, прильну я к тысячам хорошеньких лиц, - "любящие Маяковского!" - да ведь это ж династия на сердце сумасшедшего восшедших цариц. Мария, ближе! В раздетом бесстыдстве, 610 в боящейся дрожи ли, но дай твоих губ неисцветшую прелесть: я с сердцем ни разу до мая не дожили, а в прожитой жизни лишь сотый апрель есть. Мария! Поэт сонеты поет Тиане, а я - весь из мяса, человек весь - 620 тело твое просто прошу, как просят христиане - "хлеб наш насущный даждь нам днесь". Мария - дай! Мария! Имя твое я боюсь забыть, как поэт боится забыть какое-то в муках ночей рожденное слово, 630 величием равное богу. Тело твое я буду беречь и любить, как солдат, обрубленный войною, ненужный, ничей, бережет свою единственную ногу. Мария - не хочешь? 640 Не хочешь! Ха! Значит - опять темно и понуро сердце возьму, слезами окапав, нести, как собака, которая в конуру несет 650 перееханную поездом лапу. Кровью сердца дорогу радую, липнет цветами у пыли кителя. Тысячу раз опляшет Иродиадой солнце землю - голову Крестителя. И когда мое количество лет выпляшет до конца - миллионом кровинок устелется след к дому моего отца. 660 Вылезу грязный (от ночевок в канавах), стану бок о б_о_к, наклонюсь и скажу ему на ухо: - Послушайте, господин бог! Как вам не скушно в облачный кисель ежедневно обмакивать раздобревшие глаза? Давайте - знаете - 670 устроимте карусель на дереве изучения добра и зла! Вездесущий, ты будешь в каждом шкапу, и вина такие расставим по столу, чтоб захотелось пройтись в ки-ка-пу хмурому Петру Апостолу. А в рае опять поселим Евочек: прикажи, - сегодня ночью ж со всех бульваров красивейших девочек 680 я натащу тебе. Хочешь? Не хочешь? Мотаешь головою, кудластый? Супишь седую бровь? Ты думаешь - этот, за тобою, крыластый, знает, что такое любовь? Я тоже ангел, я был им - 690 сахарным барашком выглядывал в глаз, но больше не хочу дарить кобылам из севрской м_у_ки изваянных ваз. Всемогущий, ты выдумал пару рук, сделал, что у каждого есть голова, - отчего ты не выдумал, чтоб было без мук целовать, целовать, целовать?! Я думал - ты всесильный божище, 700 а ты недоучка, крохотный божик. Видишь, я нагибаюсь, из-за голенища достаю сапожный ножик. Крыластые прохвосты! Жмитесь в раю! Ерошьте перышки в испуганной тряске! Я тебя, пропахшего ладаном, раскрою отсюда до Аляски! Пустите! 710 Меня не остановите. Вру я, в праве ли, но я не могу быть спокойней. Смотрите - звезды опять обезглавили и небо окровавили бойней! Эй, вы! Небо! Снимите шляпу! 720 Я иду! Глухо. Вселенная спит, положив на лапу с клещами звезд огромное ухо. [1914-1915] ВАРИАНТЫ и РАЗНОЧТЕНИЯ Черновой автограф: Черновой автограф Небо какао От лета запах I обожженного верблюда II паленного верблюда. Шаги азартны Как игроки в макао I А шляпа вокзала II А шляпа бульвара Вся в перьях люда 717-724 Небо! Снимите поношенную шляпу. Я иду! Глухо Вселенная устало положила на лапу с клещами звезд [кос<матое?>] мохнатое ухо! Отрывки в альм. "Стрелец": 535 Явись, Мария! 575 Как в зажиревшее ухо втиснуть им нежное слово? 580-582 А я человек простой, выброшенный чахоточной ночью в грязную руку Пресни 584 Пусти! 589-590 Открой! Мне больно! 597 Мокроживотые женщины потной горою сидят 599 миллионы огромных и чистых любовей 607 на престол сумасшествия восходящих цариц 612 Быть может, я с сердцем до мая не дожили 624 Отдайся Мария! 625 отсутствует Отрывки в "Журнале журналов": 279 с шагом саженным 284-286 Нам ли смиренно просить - помоги мне Молить об гимне, об оратории 321 Солнце б померкло, увидев 323 Жилы и мускулы просьб верней, 329 Это возвело на Голгофу аудиторий 336-337 Вы мне - люди. 342-343 Я проходящий у сегодняшнего племени. 360-363 Когда приход его мятежом оглашая выйдете радостные 1-е издание поэмы: Посвящение - Тебе, Лиля. Перед 1 - Пролог 15 чтоб были одни сплошные губы. 28 и мной опять славословятся 64 Откуда большая у тела у такого 68 и любит звоночки коночек 73 обрызганный громом мирового прибоя. 131 а я только видел 185 Глаза наслезенные бочками выкачу 203 К трясущимся людям 228 И пока выкипячивают рифмами пиликая 240 и топорщились застрявшие поперек горла 250-253 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 262-263 И поэты размокшие в плаче и всхлипе 323-335 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 339 вы мне всего дороже ближе. 348-355 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 360-363 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 401-402 Из сигарного дыма ликерною рюмкой 419-420 от которых в столетья слеза лилась 429 И вся земля поляжет женщиной 431-432 вещи оживут и губы вещины 438 подняло на небе ужасную качку 447 вытянул руки кафе 449 нежный как будто 456-459 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 467 Пускай земле . . . . . . припомнится 474-475 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 481 а на небе красный как марсельеза 494 И эту ночь глазами не проломаем 500 глазами в сердце въелась . . . . . . . 501-505 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 517-518 мальчики отцы и девочки забеременели 523 только именами моих стихов. 526-527 в самом обыкновенном . . . . . . . тринадцатый . . . . . . . 532 может быть . . . . . . нюхает 601-603 не бойся что снова в измены ненастие 620-623 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 630 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 652 липнет цветами пыли кителя 653 тысячу раз опляшет Иродиадою 659 дому моего отца. 661 грязный от ночевок в канавах 665 послушайте 666-708 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 724 с клещами звезд громадное ухо. Список цензурных изъятий в экземпляре О. М. Брика: 323 Жиды и мускулы молитвы верней 351 грядет который-то год. 352 Вам плакать больше незачем и нечем 354 На каждой капле. Его предтеча 355 я распял себя на кресте 360-362 И когда приход мятежом оглашая 502 Сияньем трактирную ораву 695 чтоб у каждого была голова 707 Я его пропахшего ладаном Список цензурных изъятий в экземпляре Л. Ю. Брик: 351 грядет который-то год. 352 Вам плакать больше незачем и нечем 355 распят я как на кресте 695 чтоб у каждого была голова "Простое как мычание": Посвящение - Тебе Лиля. 15 чтоб были одни сплошные губы! 28 Мной опять славословятся 49 Чего может хотеться этакой глыбе? 73 обрызганный громом мирового прибоя. 185 глаза наслезенные бочками выкачу. 321 солнце померкло бы, увидев 323 Жилы и мускулы - просьб верней. 351 грядет который то год. 374 голову отчаянием занавесила 401 Из сигарного дыма, 420 в столетья слеза лилась, 443 небье лицо секунду кривилось 445 Кто-то, 447 вытянул руки кафе, 448-149 будто по-женски, нежный, как будто 475 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 500 глазами в сердца въелась . . . . . 503-504 видишь . . . . . . . . . . . . . 519 Новым рожденным дай обрасти 521-522 Придут они, - будут детей крестить 532 может быть . . . . . . . . . нюхает 570 сочилось сквозь трещины сало, 621-623 . . . . . . . . . . . . . . . . . 630 величием равное . . . . 655 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 659 дому моего отца 664 и скажу вам на ухо: 665 Послушайте . . . . . . . . 672 . . . . . ты будешь в каждом шкапу 675 хмурому . . . . . . . . . . . . . . . 676 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 680 я натащу к тебе. 687 за тобою . . . . . . . . . . 689 . . . . . . . . . . . . . . . я был им - 693 . . . . . . . . . . . . ты выдумал пару рук. 695 чтоб у каждого была голова, - 699-700 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 704-707 . . . . . . . . . . . . . . . . . . 724 с клещами звезд громадное ухо. Отрывки в журн. "Новый Сатирикон": 357 Я выжег душу, где нежность растили. 443 небье лицо секунду кривилось 445 Кто то 448-449 будто по женски, нежный как будто 456 Выньте, гуляющие, руки из брюк 467-471 идут после строки 482 После 471 Июль 1915 г. 2-е издание поэмы: Посвящение - Тебе Лиля. 295 кошмарней, чем фантазия Гете! 374 голову отчаянием занавесила 401 Из сигарного дыма 443 небье лицо секунду кривилось 445 Кто-то 447 вытянул руки кафе, 448 будто по-женски, 449 нежный, как будто 500 глазами в сердца въелась богоматерь 519 Новым рожденным дай обрасти 521-522 Придут они, - будут детей крестить 570 сочилось сквозь трещины сало 600 и миллионы миллионов маленьких грязных любят 652 липнет цветами пыли кителя 659 дому моего отца "Все сочиненное": 401 Из сигарного дыма, 500 глазами в сердца въелась богоматерь 652 липнет цветами пыли кителя "13 лет работы": 185 Глаза наслезенные бочками выкачу. 448 будто по-женски, 449 нежный, как будто, 450 будто бы пушки лафет 459 пришел чтоб, бился лбом бы! 481 А на небе, красный, как марсельеза 494 И эту ночь глазами не проломаем 522 будут детей крестить 652 липнет цветами пыли кителя. "Избранный Маяковский": 185 Глаза наслезенные бочками выкачу. 401 Из сигарного дыма, 448 будто по женски, 449 нежный, как будто, 450 будто бы пушки лафет. 459 пришел чтоб, бился лбом бы! 481 А на небе, красный, как марсельеза 494 И эту ночь глазами не проломаем 652 липнет цветами пыли кителя. 3-е издание поэмы: 401 Из сигарного дыма 500 Глазами в сердца въелась богоматерь 652 липнет цветами пыли кителя. ПРИМЕЧАНИЯ ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ БММ - Библиотека-музей В. Маяковского. ЦГАЛИ - Центральный государственный архив литературы и искусства. Облако в штанах (стр. 173). Черновой автограф не вошедшей в текст строфы и строк 717-724 (БММ); отрывки - в альманахе "Стрелец", П. 1915 (строки 21-26, 535-556, 575-611, 624-638); отрывки - в статье Маяковского "О разных Маяковских" - "Журнал журналов", П. 1915, август(строки 278-289, 304-347, 360-368, 404-409, 460-471); 1-е изд. поэмы; текст цензурных изъятий 1-го изд. - в экземплярах О. М. Брика и Л. Ю. Брик (1915); "Простое как мычание"; отрывки - в журн. "Новый сатирикон", П. 1917,? 11, 17 марта (строки 342-368, 435-471, 476-482); 2-е изд. поэмы; "Все сочиненное"; "13 лет работы", т. II; "Избранный Маяковский"; 3-е изд. поэмы; Сочинения, т. I; отрывки - в сб. "Школьный Маяковский" (строки 217-368, 435-495). Начало работы над поэмой относится к первой половине 1914 года. В автобиографии "Я сам" Маяковский говорит: "Начало 14-го года. Чувствую мастерство. Могу овладеть темой. Вплотную. Ставлю вопрос о теме. О революционной. Думаю над "Облаком в штанах". Закончена поэма была в июле 1915 года в Куоккала (под Петроградом). "...Вечера шатаюсь пляжем. Пишу "Облако" ("Я сам"). Выступая в марте 1930 года в Доме комсомола Красной Пресни, Маяковский вспоминал: "Оно ("Облако в штанах") начато письмом в 1913/14 году и сначала называлось "Тринадцатый апостол". Когда я пришел с этим произведением в цензуру, то меня спросили: "Что вы, на каторгу захотели?" Я сказал, что ни в коем случае, что это никак меня не устраивает. Тогда мне вычеркнули шесть страниц, в том числе и заглавие. Это - вопрос о том, откуда взялось заглавие. Меня спросили - как я могу соединить лирику и большую, грубость. Тогда я сказал: "Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите - буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах". До выхода поэмы в свет отрывки из пролога и 4-й части появились в сборнике "Стрелец" (февраль 1915 г.) и несколько строф из 2-й и 3-й частей было процитировано в статье Маяковского "О разных Маяковских" в "Журнале журналов" (август 1915 г.). И в сборнике и в журнале поэма была названа "трагедией", а затем в отдельном издании Маяковский дал ей подзаголовок "тетраптих" (т. е. композиция из четырех частей). Выход сборника "Стрелец" был отмечен вечером, устроенным в артистическом подвале "Бродячая собака" 25 февраля 1915 года. На этом вечере, где присутствовал М. Горький, Маяковский прочел отрывок из поэмы. Следует упомянуть также чтение отрывков поэмы Горькому в июле 1915 года. Первое издание поэмы было выпущено О. М. Бриком в сентябре 1915 года. Оно содержало большое количество цензурных купюр. "Облако" вышло перистое. Цензура в него дула. Страниц шесть сплошных точек" (см. "Я сам"). Цензурой были изъяты: во 2-й части строки 250-253, 323-335, 348-355, 360-363; в 3-й части - строки 456-459, слова "под ножами" в строке 467 ("Пускай земле под ножами припомнится"), 474-475, 501-505; в 4-й части - строки 620-623, 630, 668-708. Кроме того, в ряде строк были изъяты отдельные слова: "богоматерь", "евангелие", "апостол", "Иисус Христос", "господин бог". В 1916 году поэма была перепечатана в сборнике "Простое как мычание" (изд. "Парус", руководимое М. Горьким) с меньшим, но все же значительным числом цензурных изъятий. После свержения самодержавия Маяковский напечатал в журн. "Новый сатирикон", ? 11, 17 марта 1917 года не пропущенные ранее цензурой отрывки из 2-й и 3-й частей поэмы под заглавием "Восстанавливаю" и со следующим предисловием: "Моя книга "Облако в штанах" была послана в цензуру под первоначальным названием "Тринадцатый апостол". Помещаю из этой изуродованной в первом и кастрированной во втором издании книги - 75 строк". Полностью с восстановлением всех изъятых цензурой мест поэма вышла в начале 1918 года в Москве под маркой организованного Маяковским издательства "Асис" (Ассоциация социалистического искусства). В предисловии к этому изданию Маяковский писал: "Облако в штанах" (первое имя "Тринадцатый апостол" зачеркнуто цензурой. Не восстанавливаю. Свыкся) считаю катехизисом сегодняшнего искусства; "Долой вашу любовь", "долой ваше искусство", "долой ваш строй", "долой вашу религию" - четыре крика четырех частей. Строки 83-84. Химеры Собора Парижской богоматери - изваяния мифических чудовищ на здании собора. Строка 132. Джиоконда - знаменитая картина Леонардо да Винчи - женский портрет. В 1911 году картина была украдена из Лувра; в 1913 году возвращена в музей. Строки 144-145. Помпея - город, расположенный у подножия вулкана Везувий, был разрушен во время извержения Везувия в I веке до н. э. Строка 202. "Лузшпания" - пассажирский пароход, торпедированный германской подводной лодкой 7 мая 1915 года и сгоревший в открытом море. Строка 307. Заратустра - мифический создатель религии в древнем Иране. У Маяковского это имя употреблено в нарицательном смысле - глашатай, проповедник. Строка 312. Лепрозорий - изолированное убежище для прокаженных. Строка 329 ...Голгофы аудиторий... - Маяковский имеет в виду свою поездку по городам России в конце 1913 - начале 1914 года. Буржуазная пресса встречала выступления Маяковского руганью и издевательствами. Строка 380-381. Сквозь свой до крика разодранный глаз... - Д. Бурлюк был слеп на один глаз. Строка 395. Пейте какао Ван Гутена... - Маяковский имел в в виду факт, о котором писали тогда газеты: приговоренный к смерти согласился крикнуть в момент казни: "Пейте какао Ван Гутена!" За это рекламное выступление фирма Ван Гутен обещала большое вознаграждение семье казненного. Строка 455. Галифе - генерал, жестоко расправившийся с парижскими коммунарами в 1871 году. Строки 492-493. Пирует Мамаем, задом на город насев... - Здесь речь идет о победителях, которые пировали, сидя на досках, положенных на тела побежденных. В действительности так пировал не хан Золотой Орды Мамай, а полководцы Чингисхана после битвы на Калке в 1223 году. Строка 495. Азеф - провокатор, работавший в эсеровском подполье. Имя его стало синонимом предательства. Строка 505. Варавва - по евангельскому преданию, разбойник, осужденный в тот же день, что и Христос. Толпа требовала от судей помилования Вараввы и казни Христа. Строка 582. Пресня - улица в Москве, где жил Маяковский. Строка 616. Тиана - женское имя из одноименного стихотворения И. Северянина. Строка 653. Иродиада. - По евангельскому преданию, танцевала вокруг блюда с головой казненного проповедника Иоанна Крестителя не Иродиада, а ее дочь Саломея. Строка 674. Ки-ка-пу - модный в то время эстрадный танец. Строка 692. Севрские вазы - вазы знаменитого фарфорового завода в Севре (Франция).