Lib.ru/Классика: Майков Аполлон Александрович. Заметки по внешним делам

Замѣтки по внѣшнимъ дѣламъ.

І.

Послѣ предварительныхъ переговоровъ съ великими державами и константинопольской конференціи, Россія, начиная войну съ Турціей, становилась средоточіемъ восточной политики. Когда всѣ прочія державы оставались спокойными, она одна выражала дѣятельную силу Европы для устраненія на будущее время этого неестественнаго порядка вещей, который господствовалъ тогда на Балканскомъ полуостровѣ подъ неумѣлымъ и самовластнымъ управленіемъ Порты. Если такимъ образомъ она являлась рѣшающимъ членомъ европейской семьи державъ, то, само собою разумѣется, что другія державы, не скрывавшія относительно ея ни своихъ опасеній, ни своей вражды, должны бы были сами заискивать въ ней въ это время, хлопотать въ русскомъ министерствѣ иностранныхъ дѣлъ объ огражденіи своихъ интересовъ въ возможныхъ послѣдствіяхъ войны, устанавливать предварительныя соглашенія и т. д., а въ особенно важныхъ случаяхъ посылать своихъ уполномоченныхъ въ Петербургъ. Такъ, по крайней мѣрѣ, съ общепонятной точки зрѣнія, представлялось тогдашнее положеніе Россіи. Однако случилось на дѣлѣ не такъ: въ Петербургъ не заглянулъ никто съ какимъ бы то ни было дипломатическимъ порученіемъ, а напротивъ того русскіе уполномоченные совершали поѣздки къ иностраннымъ дворамъ: гр. Сумароковъ, гр. Игнатьевъ, гр. Шуваловъ. Что бы ни возражали на это, какъ бы ни ссылались на угрозу европейскаго союза противъ Россіи, неопровержимымъ остается то, что съ дипломатической стороны Россія была поставлена въ ложное и не самостоятельное положеніе, не соотвѣтствующее принятой ею на себя задачѣ.

Въ настоящее время мы видимъ нѣчто подобное. Русскій министръ иностранныхъ дѣлъ, совершая поѣздку по своимъ семейнымъ дѣламъ, заѣзжаетъ сначала въ Варцинъ для свиданія съ кн. Бисмаркомъ, а на обратномъ пути изъ Палермо, по предварительному уговору съ вѣнскимъ дворомъ, останавливается на нѣсколько дней въ Вѣнѣ, гдѣ ему оказываютъ самый лестный и почетный пріемъ. Телеграммы изъ Вѣны отъ 14 января такъ и сыпалось. Императоръ Францъ-Іосифъ поспѣшилъ дать въ честь г. Гирса парадный обѣдъ; эрцгерцоги Альбрехтъ, Карлъ-Людвигъ, Іоаннъ одинъ за другимъ приглашали его къ себѣ; эрцгерцогъ Райперъ просилъ его на чашку чая; отвѣтные визиты эрцгерцоговъ, обѣдъ у гр. Кальноки, аудіенція у императора, тысяча любезностей придворныхъ и министерскихъ -- все это должно пріятно щекотать хоть чье угодно самолюбіе. Даже кн. Бисмарку, какъ замѣтили жители Вѣны, не было оказано такого пріема, когда онъ самолично въ 1879 году пріѣзжалъ въ Вѣну съ своимъ проектомъ оборонительно-наступательнаго союза. Впрочемъ, надо замѣтить, что въ Вѣнѣ насчетъ пріемовъ не особенно лицемѣрятъ. Когда князь Миланъ пріѣхалъ, чтобы подчинить Сербію австро-венгерскому вліянію и получить добрые насчетъ этого совѣты, когда князь Николай подавалъ надежду на пріятныя отношенія Черногоріи къ Австріи,-- тогда вѣнскій императорскій дворъ оказывалъ этимъ князьямъ-сосѣдямъ самый радушный пріемъ. Не то однако видѣлъ князь Николай на своемъ обратномъ пути изъ Россіи. Не такъ отнесся императоръ Францъ-Іосифъ и къ итальянскому королю Гумберту, какъ бы слѣдовало ожидать послѣ того, какъ король сдѣлалъ визитъ императору. Вѣнскій дворъ ласкаетъ только тѣхъ, кто несутъ ему хорошія подачки, то-есть политическія уступки.

О чемъ именно велись переговоры въ Вѣнѣ, пока неизвѣстно; событія и первое изъ нихъ по времени -- лондонская конференція о дунайскомъ вопросѣ не замедлятъ, конечно, разоблачить предметъ и смыслъ этихъ переговоровъ. Теперь можно только въ общихъ чертахъ съ нѣкоторою достовѣрностію предполагать, что Россія почему-то восчувствовала вновь сильное влеченіе къ своимъ сосѣдямъ, несмотря на ихъ угрожающій противъ нея союзъ. Въ Варцинѣ не сочли однако нужнымъ допустить союзъ Германіи съ Россіей на болѣе тѣсномъ сближеніи, чѣмъ съ Австро-Венгріей. Этимъ и объясняется то, что вслѣдъ за отъѣздомъ г. Гирса изъ Варцина появилось полуоффиціальное извѣстіе о существованіи австрогерманскаго союзнаго договора, въ которомъ для третьей державы нѣтъ мѣста, и о настоятельной нааобности продлить его на болѣе отдаленный срокъ. Въ Вѣнѣ тоже не нашли возможнымъ ослабить этотъ союзъ ради дружбы, вновь предлагаемой Россіей. Что же могло послѣдовать изъ новыхъ отношеній, для установленія которыхъ поѣхалъ изъ Петербурга самъ русскій министръ иностранныхъ Дѣлъ? Теперь уже не тѣ давноминувшія времена, когда вѣнскій дворъ трепеталъ изъ-за каждой малости, добиваясь союза съ Россіей и дорожа имъ какъ существеннымъ условіемъ своего благополучія; или когда берлинскій дворъ въ союзѣ съ Россіей видѣлъ лучшую для себя опору и даже въ такихъ мелочахъ, какъ лакейская, буквально лакейская, исторія въ домѣ русскаго вельможи, искалъ подкрѣпленія своей политикѣ при петербургскомъ дворѣ. Теперь если Россія пожелала возобновить союзъ съ Германіей и Австро-Венгріей, то она могла быть допущена, къ нему не иначе, какъ подъ условіемъ подчиниться болѣе уважительному и болѣе цѣнному Двойственному союзу между Германіей и Австро-Венгріей. Это -- второе изданіе тройственнаго союза, но съ измѣненіями и дополненіями не въ пользу Россіи. Въ качествѣ союзницы Россія могла бы занимать только низшую ступень. Еще въ концѣ 1881г. лондонская газета Tіmеs, всегда достаточно свѣдущая въ дѣлахъ кабинетной политики, извѣщала о возникновеніи новаго тройственнаго союза между сѣверными державами. Въ продолженіе всего 1882 года петербургская дипломатическая газета не прекращала своихъ заученныхъ возгласовъ о спасительномъ европейскомъ концертѣ; она сама сознавалась, говоря: "мы никогда не уставали утверждать о настоятельной необходимости европейскаго концерта". Но такъ какъ въ этомъ дѣлѣ по египетскому вопросу европейскій концертъ распадался на два противуположные хора: англо-французскій и австро-германо-русскій,-- то понятно, что русская дипломатія имѣла въ виду установленіе лишь тройственнаго концерта, къ которому, если только справедливо сообщеніе римскаго дипломатическаго корресподента неаполитанской газеты Piccolo,-- привлечена была и Италія взаимною секретною сдѣлкой между нею и Австріей. Повидимому, г. Гирсъ нашелъ настоящую минуту удобною, чтобы закрѣпить личными и непосредственными переговорами зародившійся въ предпрошломъ году тройственный концертъ сѣверныхъ державъ.

Это во всякомъ случкѣ не простое выраженіе дружескаго расположенія, обмѣнъ взаимныхъ завѣреній въ миролюбіи,-- это со стороны Россіи предупредительный шагъ, который въ политическомъ мірѣ долженъ имѣть свое существенное значеніе; это, что называется, новое политическое сочетаніе, возникающее послѣ: того, какъ русское правительство въ своемъ оффиціальномъ органѣ заявило, что разрѣшеніе вопросовъ, связанныхъ съ Берлинскимъ трактатомъ, возвращаетъ Россіи свободу дѣйствій во внѣшней политикѣ и что отнынѣ Россія будетъ преслѣдовать лишь собственные интересы. Можно бы изъ этого заключить, что, возстановляя союзъ съ Германіей и Австріей, русская дипломатія находитъ, что такой союзъ согласуется съ собственными пользами и выгодами Россіи. Итакъ, философскій камень былъ бы найденъ. Исторія, которая доказываетъ, что съ царствованія, императрицы Елизаветы Петровны всѣ союзы, въ которые когда-либо вступала или втягивалась Россія, были направляемы ея союзниками исключительно въ свою пользу и не безъ задней мысли при сей вѣрной оказіи подставить ей ногу и ослабить ее,-- исторія должна бы теперь остановиться и совершить крутой поворотъ, открывъ въ международныхъ отношеніяхъ новый, еще небывалый до сего времени, счетъ -- счетъ собственныхъ пользъ и выгодъ Россія отъ ея европейскихъ союзовъ.

Вѣнская газета Deutsche Zeitung утверждаетъ, что она изъ достовѣрнѣйшаго источника знаетъ, что цѣль поѣздки г. Гирса -- упрочить въ Вѣнѣ дружескія отношенія къ Австріи, а въ Берлинѣ скрѣпить дружбу съ Германіей примѣнительно къ условіямъ австро-германскаго союза. По ея словакъ, г. Гирсъ заслужилъ довѣріе обоихъ кабинетовъ, такъ какъ онъ расходится въ своемъ направленіи и своихъ воззрѣніяхъ съ графомъ Игнатьевымъ и московскими славянофилами. Какіе это славянофилы, я не знаю. Ужь не тѣ ли, изобрѣтенные въ Австріи и Германіи, небывалые въ дѣйствительности, славянофилы или панслависты, которыхъ на Западѣ не столько общество, сколько сами правительства отождествляютъ съ нигилистами для того, чтобъ этою путаницей и извращеніемъ понятій, этою угрозой призрака, запугивать и постоянно тянуть къ союзу съ собой оффиціальную Россію, не давая ей объединиться съ народною стороной? Въ Москвѣ, въ Петербургѣ и во всей Россіи есть люди истинно русскіе, для которыхъ названіе славянофиловъ не имѣетъ значенія, но которые искренно преданы своему отечеству и всякую неудачу, всякую обиду, всякое униженіе, всякій ущербъ, наносимые Россіи, считаютъ своимъ личнымъ, кровнымъ дѣломъ. Эти люди дѣйствительно расходились съ русскою дипломатіей времени князя Горчакова, да и теперь едва ли бы помирились съ ней, еслибы нынѣшняя внѣшняя политика явилась лишь продолженіемъ предшествовавшей. Они хорошо знаютъ, что крутой поворотъ во всякой укоренившейся политикѣ труденъ и даже невозможенъ; но они знаютъ также, что, избѣгая крутого поворота, можно исподволь выйти на другую дорогу,-- настоящую дорогу,-- указываемую всею предыдущею отечественною исторіей;. а для этого нужно перемѣстить точку опоры -- искать ее не на чужбинѣ, въ союзѣ съ враждебными намъ союзами, а въ самихъ себѣ: во-первыхъ, въ своемъ народѣ, который уже не разъ заявилъ себя въ исторіи, какъ въ цѣломъ существѣ своемъ, такъ и въ отдѣльныхъ дѣятеляхъ, и, во-вторыхъ, въ тѣхъ ближайшихъ къ намъ народностяхъ, съ которыми связала насъ историческая судьба. Союзы, устраиваемые дипломатіей, всегда сбивали насъ съ настоящаго пути, и такъ какъ у насъ было забыто политическое преданіе, да притомъ люди чужероднаго происхожденія или воспитанія, которымъ ввѣрялись дѣла, не могли и усвоить его себѣ, а тѣмъ менѣе прочувствовать его сердцемъ, то эти союзы увлекали насъ на путь приключеній и личныхъ увлеченій, которыми не мы, а другіе корыстовались. Намъ нужна нѣкоторая обособленность, самососредоточенность, благоразумная сдержанность, но ни въ какомъ случаѣ не замкнутость, а напротивъ -- строго охранительный образъ дѣйствій, простирающійся за наши предѣлы на тѣ области, которыя намъ обязаны своимъ возрожденіемъ. Эти области никогда не были ни помѣхою намъ, ни противъ насъ, и если правительства ихъ, но отнюдь не народонаселеніе, иногда уклонялись въ противуположную сторону, то виной тому были мы сами, забывавшіе наше политическое преданіе и не обладавшіе достаточными способностями или же увлекавшіеся своими совершенно противународными личными наклонностями.

Если недавняя поѣздка г. Гирса имѣла цѣлью лишь освѣтить отношенія къ намъ берлинскаго и вѣнскаго дворовъ, то въ этомъ уже есть несомнѣнная польза; если же въ лицѣ г. Гирса предназначалось Россіи "ступить вновь въ союзныя отношенія въ нашихъ сосѣдямъ, то позволительно сомнѣваться въ пользѣ такого сближенія и его совмѣстности съ свободою дѣйствій и собственными интересами, о которыхъ заявлено было въ Правительственномъ Вѣстникѣ.

Вѣнская оффиціозная Presse напечатала у себя передовую статью о миссіи г. Гирса, перепечатанную безъ всякихъ замѣчаній петербургскою Journal de St.-Pétersbourg. Кто знаетъ дипломатическую тонкость пріемовъ этой послѣдней, тотъ можетъ быть увѣренъ, что статью въ Presse можно считать достовѣрною и согласною съ взглядами русской дипломатіи. Въ этой же статьѣ между прочимъ говорится слѣдующее: "Мы не сомнѣваемся, что Россія ощущаетъ надобность войти въ лучшія и болѣе сердечныя отношенія къ двумъ сосѣднимъ великимъ державамъ. Императоръ и его совѣтники, кажется, не только признаютъ необходимость мира для Россіи, но и вѣрятъ въ возможность его поддержанія. Поэтому нѣтъ ничего естественнѣе, какъ желаніе сблизиться съ сосѣдними великими державами, съ которыми всегда легче сговориться, чѣмъ съ растерявшеюся Франціей или ненасытною Англіей". Какъ ни гладко это сказано, но тѣмъ не менѣе проглядываютъ въ этихъ словахъ очень подозрительные намеки. Почему Россіи нужно ощущать потребность болѣе тѣснаго сближенія съ Австро-Венгріею и Германіею? Для внутреннихъ своихъ дѣлъ она не можетъ найдти себѣ помощи въ нихъ и всегда подъ личиною доброжелательства, даже благонамѣренныхъ совѣтовъ съ ихъ стороны, она найдетъ противное. При наилучшихъ отношеніяхъ въ предшествующее царствованіе, смута, развившаяся-было въ Россіи, вела свои отдаленные корни и питательныя вѣтви изъ-за границы. Смуту русскую заграничное общественное мнѣніе привѣтствовало съ удовольствіемъ и на нее нѣмецкіе войнолюбивые патріоты и австро-венгерскіе піонеры Востока разсчитывали какъ на лучшее обезпеченіе ихъ безопасности со стороны Россіи. Печатались сотни, тысячи статей и извѣстій не о какой-нибудь кучкѣ нигилистовъ, но о всемъ русскомъ обществѣ, какъ зараженномъ нигилизмомъ; съ злорадствомъ указывали на русскій нигилизмъ и повторяли на тысячу ладовъ, что теперь Россія слаба у себя внутри и ей не до внѣшнихъ дѣлъ. Думали, что Россія не въ самой себѣ, а внѣ себя -- въ предательскомъ дружелюбіи сосѣдей будетъ искать опоры. Нелѣпѣе такого предположенія ничто не могло быть, потому что всѣ дипломатическія сближенія и уступки могутъ лишь наружно успокоивать, а затаенныя и основныя враждебныя стремленія всѣ останутся въ своей силѣ, и козни изъ-за границы все-таки будутъ продолжаться, какъ признанныя полезными и нужными для ослабленія сосѣда.

Также и для внѣшнихъ своихъ дѣлъ Россія не нуждается въ тѣснѣйшемъ и болѣе сердечномъ сближеніи съ сосѣдними великими державами. Она не затѣваетъ никакихъ наступательныхъ дѣйствій, а охранять свои внѣшніе интересы она можетъ изъ Петербурга, опираясь на свой народъ, а не на заграничныя поѣздки своихъ министровъ. Газета говоритъ: "однако, возразятъ, русскій министръ долженъ же былъ формулировать какія-нибудь требованія или выразить какія-либо желанія въ Вѣнѣ и Берлинѣ, ибо въ обратномъ случаѣ дипломаты германскіе или австрійскіе совершили бы поѣздку въ Петербургъ". Вотъ въ томъ-то и дѣло, что новыя требованія я желанія питаются и формулируются на берегахъ Дуная и Шире, а не на берегахъ Невы, и однакоже не къ намъ ѣдутъ, а мы ѣдемъ туда. И эти поѣздки начались съ 70-хъ годовъ, когда подготовлялся прежній тройственный союзъ, безъ котораго не было бы и боснійско-герцеговинскаго возстанія, не было бы и русско-турецкой войны, и который, какъ показали послѣдствія, былъ нуженъ вовсе не для Россіи, а для Австріи и преимущественно для Германіи. Не въ Россію, а изъ Россіи ѣхали дли заключенія этого союза, и, несмотря на то, онъ весь былъ направленъ въ пользу Германіи и Австріи.

Что же теперь нужно для Россіи въ ея внѣшнихъ дѣлахъ, если ея министръ отправляется въ Вѣну и Берлинъ, а не ждетъ оттуда гостей къ себѣ въ Петербургъ? Разгадка въ дальнѣйшихъ словахъ той же статьи: Россія, поясняетъ газета, думаетъ, что ей доступна возможность поддержанія мира. По какъ же это такъ? Россія вѣдь признаетъ необходимость мира: это безусловно вѣрно. Россія и не думаетъ о войнѣ и не имѣетъ надобности воевать, если другіе ея не затронутъ. Такъ къ чему же, еслибы миръ зависѣлъ отъ нея, могла она еще заботиться о возможности сохраненіи мира? Отсюда ясно, что при всемъ несомнѣнно миролюбивомъ ^х настроеніи Россіи возможность поддержанія мира зависитъ теперь не отъ нея самой, а пребываетъ внѣ ея, въ волѣ ея сосѣдей; Россіи же предоставляется обсудить тѣ средства, съ помощью которыхъ возможность поддержанія столь необходимаго мира сдѣлается для нея доступною. Другими словами: Россія нуждается въ мирѣ; но возможность соблюсти его зависитъ не отъ нея; однако, она можетъ сдѣлать извѣстныя уступки сосѣднимъ съ нею великимъ державамъ, и если сдѣлаетъ ихъ, то тогда сохраненіе мира будетъ для нея доступно. Только послѣ этого понятнымъ становится, почему г. Гирсъ долженъ былъ ѣхать въ Берлинъ я Вѣну.

Что же онъ повезъ туда за собою? Во-первыхъ, соглашеніе о "второстепенныхъ вопросахъ"; во-вторыхъ, пріуроченіе Россіи къ австро-германскому союзу. "Итакъ,-- продолжаетъ газета,-- если г. Гирсъ успѣлъ убѣдить оба кабинета въ миролюбіи Россіи; если миръ Европы представляется вновь упроченнымъ и если Россія можетъ быть разсматриваема какъ дружественная и миротворная "vis-а-vis" австро-германскаго союза, то русскій государственный мужъ оказалъ этимъ такую услугу своему отечеству и Европѣ, что нельзя достаточно возблагодарить его". Изъ этихъ словъ, если понимать ихъ въ прямомъ смыслѣ, можно бы вывести заключеніе, что Россія сама чѣмъ-то возбуждала опасенія войны, а потомъ обнаружила миролюбіе. Но такъ какъ въ сущности это -- политическая нелѣпость, то почему же русская дипломатія не протестовала всею силою доводовъ противъ такого заблужденія насчетъ Россіи? Стало-быть, надо искать другого смысла въ этихъ словахъ, и онъ сдѣлается совершенно яснымъ и логичнымъ, когда переведемъ ихъ такъ: г. Гирсъ успѣлъ убѣдить вѣнскій и берлинскій кабинеты въ миролюбіи Россіи; но онъ: убѣдилъ не тѣмъ, что разувѣрилъ въ воинственныхъ замыслахъ Россіи, а напротивъ тѣмъ, что подчинилъ ея политику условіямъ австро-германскаго союза, и этою уступкой отвратилъ возможное нарушеніе мира со стороны союзниковъ.

Послѣ прочтенія этой статьи въ Presse, перепечатанной въ Journal de St.-Pétersbourg, международное положеніе Россіи въ общихъ чертахъ представляется такимъ: не она, не Россія,-- не та даже недавняя Россія, которая не дозволила Пруссіи воевать съ Австріей въ 1849 году и помѣшала Германіи вновь обрушиться на погибшую Францію въ 1875 году,-- требуетъ чего-то новаго и такого, отъ чего можетъ поколебаться спокойствіе Европы; не она говоритъ своимъ сосѣдямъ: если не желаете войны, то отъ васъ зависитъ отвратить войну соглашеніемъ со мною,-- нѣтъ, напротивъ, выросшіе чрезъ ея благодушную довѣрчивость и сочувственное попустительство, сосѣди ея, сомкнувшись между собою тѣснымъ союзомъ, говорятъ ей: въ нашемъ союзѣ нѣтъ мѣста для третьей державы; мы требуемъ, чтобы ты поставила себя въ благопріятныя отношенія къ условіямъ нашего союза, иначе мы грозимъ войною; исполни наше требованіе, и тогда миръ Европы можетъ остаться обезпеченнымъ. А союзъ этотъ есть не что иное, какъ угроза и вражда противъ Россіи, ибо онъ главнѣйше направленъ къ тому, чтобы вытѣснить Россію изъ Балканскаго полуострова и водворить господство Австріи.

Страстно желалось бы отогнать отъ себя эту грустную и обидную картину, нарисованную вѣнскою, хорошо свѣдущею, Presse и безмолвно удостовѣренную петербургскою дипломатическою газетой. Но при безусловной враждебности австро-германскаго союза, доказанной авторитетными свидѣтельствами, нѣтъ другого возможнаго истолкованія, какъ то, что, входя въ благопріятныя отношенія къ преобладающему двойственному союзу Австро-Венгріи и Германіи, Россія ради отклоненія войны неминуемо должна была сдѣлать уступки, то-есть пожертвовать въ пользу другихъ свободою своихъ дѣйствій и значительною долей своихъ собственныхъ интересовъ. Этотъ неотразимый выводъ изъ полуоффиціальной вѣнской газеты настолько важенъ, что всѣ русскіе люди будутъ безконечно благодарны нашему дипломатическому оффиціозу, если онъ строго-логически докажетъ противное и дастъ перепечатанной имъ статьѣ иное толкованіе, болѣе согласное съ чувствомъ народнаго достоинства, которое, по счастію, еще не изсякло въ русскомъ человѣкѣ.

Всѣмъ извѣстна цѣль панегириковъ вродѣ того, которымъ Presse наградила г. Гирса: такими панегириками никого провести нельзя. Отчего же* послѣ того, что было сдѣлано, не воздать похвалы и благодарности за пріятный подарокъ, въ видѣ дружественнаго и мирнаго vis-а-vis въ той. задорной пляскѣ, которую два господствующіе союзника уже начали на расчищенномъ для нихъ русскою кровью и русскими деньгами полѣ восточной политики? Это панегирикъ настоящей минуты, панегирикъ легковѣсный,-- который ничего общаго не имѣетъ съ приговоромъ и судомъ исторіи.

Событія не замедлятъ обнаружить, цѣною какихъ пожертвованій Россіи въ настоящее время пріобрѣла для себя возможность соблюсти миръ ненарушеннымъ. Если вѣрить другой вѣнской газетѣ Neue Freie Presse, то "Россія обязалась поддерживать на лондонской конференціи противъ Румыніи притязанія Австро-Венгріи, оказывать противодѣйствіе враждебному Австро-Венгріи настроенію Черногоріи и народной стороны въ Сербіи и не ставить преградъ въ Константинополѣ стремленію Австро-Венгріи добиться соединенія своихъ желѣзныхъ дорогъ съ балканскими. Такъ какъ именно это политическое направленіе отвѣчаетъ личнымъ вожделѣніямъ, направляющимъ австро-венгерскую политику, то въ дипломатической средѣ надѣются, что если эта политика сближенія увѣнчается успѣхомъ, они можетъ повести въ дальнѣйшему соглашенію по вопросамъ европейской и въ частности восточной политики, которые хотя еще и не выдвинуты впередъ, но уже обрисовываются на заднемъ планѣ". Въ этихъ своихъ показаніяхъ независимая Neue Freie Presse вполнѣ сходится съ оффиціозною Presse, опредѣляя лишь точнѣе тѣ второстепенные вопросы, о которыхъ упоминаетъ послѣдняя. Телеграмма изъ Вѣны во французскую Temps, сообщающая, что на лондонской конференціи Россія явно поддерживаетъ Австрію но Дунайскому вопросу, уже является первымъ признакомъ подчиненія Россіи австро-германской политикѣ.

Для русскихъ, горячо къ сердцу принимающихъ все то, что входитъ въ державныя права ихъ родины, разумѣющихъ смыслъ исторіи своего народа и помнящихъ преданіе величаваго и неколебимаго самостоятельнаго образа дѣйствій русскихъ государственныхъ мужей былого времени, всѣ эти "второстепенные" на взглядъ современной дипломатіи вопросы въ совокупности своей представляются однимъ цѣльнымъ основнымъ вопросомъ восточной политики Россіи,-- вопросомъ: быть или не быть Россіи великою европейскою державой, имѣть или не имѣть Россіи равносильное съ другими великими державами европейское значеніе? Петръ Великій приглашалъ всѣхъ православныхъ славянъ "прогнать безбожныхъ агарянъ изъ Европы въ ихъ первобытное отечество -- степи аравійскія". Теперь уже не православные славяне, а нѣмцы -- австрійскіе и германскіе католики и протестанты въ союзѣ съ евреями приглашаютъ взаимно другъ-друга къ общему захвату наслѣдія агарянъ и гонятъ самое Россію въ степи средне-азіатскія. Въ вѣнскую Presse телеграфируютъ изъ Берлина, что кн. Орловъ въ нынѣшній проѣздъ чрезъ Берлинъ далъ успокоительное объясненіе относительно дружелюбія Россіи къ Австро-Венгріи о Германіи, такъ какъ Россія, обезпечивая этою дружбой свою западную границу, устремитъ все свое вниманіе на Среднюю Азію. То же повторяетъ и берлинская National Zeitung. Не стоило бы указывать на этотъ задушевно-правдивый отголосокъ отдаленныхъ нѣмецкихъ вожделѣній, еслибы не припомнилось, что и ранѣе того, именно въ 1880 году, высокооффиціозная Politische Correspondenz напечатала корреспонденцію изъ Берлина, въ которой говорилось, что нѣмецкія державы не будутъ препятствовать движенію Россіи къ Индіи, если Россія отречется въ ихъ пользу отъ Балканскаго полуострова. Стало-быть, въ Берлинѣ, средоточіи активной нѣмецкой силы, таится зародышъ какого-то еще пока туманнаго намѣренія оттолкнуть Россію отъ европейскихъ дѣдъ, предоставивъ въ ея распоряженіе средне-азіятскія степи.

Пусть же каждый русскій, кому дорого свое родное: честь, подобающее достоинство и наслѣдіе, завѣщанное предшествующими поколѣніями, рѣшитъ, какъ опасенъ для насъ хотя малѣйшій шагъ къ сближенію съ враждебными намъ соперниками. Послѣ уже непоправимыхъ ошибокъ въ восточной политикѣ еще новыя уступки, еще новыя отреченія для того, чтобы стать придаточною частицей направленнаго противъ насъ союза,-- такое дружественное и мирное vis-а-vis можетъ привести къ тому, что нѣмецкія поползновенія, домогающіяся сдѣлать изъ Россіи азіатскую державу, примутъ опредѣленное и рѣшительное очертаніе.

II.

Представитель Россіи при Лондонскомъ дворѣ, баронъ Артуръ Моренгеймъ, онъ же главный уполномоченный отъ Россіи на лондонской конференціи по дунайскому вопросу, явно поддерживалъ Австрію въ ея притязаніяхъ касательно средняго теченія Дуная, какъ сообщаетъ телеграмма Temps изъ Вѣны.

Безъ сомнѣнія, г. Моренгейму дана была инструкція въ такомъ смыслѣ, и дана послѣ возвращенія г. Гирса изъ Вѣны. Это первое проявленіе того договора по "второстепеннымъ" вопросамъ, который былъ предметомъ свиданія г. Гирса съ гр. Кальноки. Не знаемъ, такъ ли сильно поддерживала Австрія Россію по килійскому вопросу. Если вѣрить лондонскимъ телеграммамъ, вопросъ этотъ рѣшенъ конференціей въ общемъ смыслѣ въ пользу Россіи. Ей предоставлено право производить работы въ Килійскомъ гирлѣ и Очаковскомъ рукавѣ этого гирла, но съ тѣмъ, чтобы въ правилахъ о судоходствѣ и въ пошлинахъ она подчинялась общимъ постановленіямъ международной европейской коммиссіи, завѣдывающей нижнимъ теченіемъ Дуная отъ его устьевъ до Браилова. Больше этого Россія, конечно, и не могла требовать, потому что устья Дуная, въ томъ числѣ и Килійское, нейтрализованы, какъ и все теченіе этой рѣки, въ силу Парижскаго трактата 1856 г. Слѣдовательно, требованія Россіи могли основываться не на правѣ исключительнаго владѣнія Килійскимъ гирломъ и безусловнаго распоряженія имъ, а только на правѣ прибрежной державы, наравнѣ съ другими прибрежными государствами. Если въ теченіе 25 лѣтъ европейская коммиссія разработывала только Сулинское гирло, то почему бы Россіи не приняться за разработку Килійскаго гирла, не выходя изъ международныхъ условій судоходства, установленныхъ вообще для устьевъ Дуная? Надо замѣтить, что какъ въ Парижскомъ трактатѣ 1856 года, такъ и въ Лондонскомъ 1871 года, а равно и въ Берлинскомъ постоянно упоминаются вообще "устья Дуная" безъ раздѣленія ихъ по названіямъ и безъ ограниченія однимъ Сулинскимъ гирломъ. Если Россіи одной предоставлено производить работы въ Еилійскомъ гирлѣ, то надо сознаться, что это значительное съ ея стороны пріобрѣтеніе, которое если не по здравому смыслу, то, по крайней мѣрѣ, по смыслу существующихъ трактатовъ, могло быть сильно у нея оспариваемо.

За то нельзя не пожалѣть, что вопросъ о Индійскомъ гирлѣ сдѣлался спорнымъ для Россіи, благодаря ея дипломатической непредусмотрительности. Въ Санъ-Стефанскомъ договорѣ граница возвращаемой Россіи Бессарабіи опредѣлена русломъ Килійскаго гирла. Такая умѣренность требованій шла прямо въ разрѣзъ съ ея интересами, какъ теперь и обнаружилось. Почему же, при заключеніи Санъ-Стефанскаго договора и при всей свободѣ дѣйствій, побѣдительница Россія тогда же не потребовала для себя границы по сухому пути между Килійскимъ и Сулинскимъ гирлами? На это не можетъ быть никакого сколько-нибудь удовлетворительнаго отвѣта. На Берлинскомъ конгрессѣ рады были оставить ошибку Россіи безъ исправленія, тѣмъ болѣе, что и сами русскіе уполномоченные не обратили на нее никакого вниманія. А теперь Россія должна считаться изъ-за Килійскаго гирла съ другими державами и, по всей вѣроятности, сдѣлать какія-нибудь уступки для того, чтобы дозволили ей, какъ владѣтельницѣ одного только лѣваго берега и только одной половины русла, производить самостоятельныя работы по улучшенію въ немъ судоходства.

Вообще относительно устьевъ Дуная прежняя русская дипломатія дѣйствовала весьма неосмотрительно. Получивши по Адріанопольскому миру 1829 г. окончательно въ свое владѣніе Дунайскую дельту, Россія оставляла ее безъ вниманія, не только не улучшая ни одного изъ гирлъ, но и не очищая ихъ отъ заноснаго песка. Между тѣмъ Россія хорошо знала, что Дунай составляетъ жизненный нервъ для цѣлой Австріи, какъ главнѣйшій торговый путь на Востокъ. Гр. Нессельроде, очевидно, пренебрегалъ въ этомъ случаѣ международными обязанностями Россіи и безъ всякой надобности возбуждалъ противъ нея общественное мнѣніе Европы, въ которомъ торговые интересы имѣютъ такое громадное значеніе. Но тотъ же канцлеръ, когда узналъ, что адмиралъ Невельскій водрузилъ русскій флагъ на устьяхъ Амура, то пришелъ въ такой страхъ передъ ожидаемымъ неудовольствіемъ Европы, что не только настаивалъ на отклоненіи этого пріобрѣтенія на дальнемъ Востокѣ, но и требовалъ, чтобъ отважный русскій морякъ, первый проложившій путь Муравьеву-Амурскому и Путятину, былъ преданъ суду за такое своеволіе. Однако императоръ Николай Павловичъ взглянулъ на это дѣло иначе и, какъ подобало русскому царю, отвѣчалъ на докладъ гр. Нессельроде, что "гдѣ разъ водружено русское знамя, тамъ оно и должно оставаться неприкосновеннымъ". Страшась Европы за 12 тысячъ верстъ вдали, Нессельроде не хотѣлъ замѣтить, что въ самой Европѣ онъ подаетъ поводъ къ неудовольствіямъ. Дѣйствительно, въ 1840 году выведенная изъ терпѣнія Австрія понудила Россію заключить особую конвенцію съ обязательствомъ не препятствовать свободному плаванію торговыхъ судовъ по Дунаю и предупредить дальнѣйшее обмеленіе Сулинскаго гирла, сдѣлавши его удобнымъ и безопаснымъ для судоходства. Но гр. Нессельроде оставилъ эту конвенцію также безъ исполненія.

Это обстоятельство вмѣстѣ съ другими политическими соображеніями послужило къ тому, что на Парижскомъ конгрессѣ Россія была отодвинута отъ устьевъ Дуная. Въ 15-мъ пунктѣ Парижскаго трактата сказано: "Согласно съ Вѣнскимъ конгрессомъ, установившимъ начало судоходства на рѣкахъ, протекающихъ внутри или по границѣ нѣсколькихъ государствъ, договаривающіяся державы постановляютъ, что тѣ же начала будутъ примѣнены къ Дунаю и его устьямъ. Такое постановленіе входитъ впредь навсегда въ публичное европейское право, и онѣ принимаютъ его подъ свою защиту". Этимъ постановленіемъ Дунай, подобно Рейну, Эльбѣ и Шельдѣ, признавался нейтральною рѣкой, и для наблюденія за улучшеніемъ, безпрепятственною свободой и правильностью судоходства по немъ, а равно для установленія пошлинъ на покрытіе издержекъ, учреждалась европейская коммиссія изъ уполномоченныхъ отъ Австріи, Англіи, Россіи, Сардиніи, Франціи, Пруссіи и Турціи на правахъ совершенно самостоятельнаго и независимаго международнаго учрежденія срокомъ на два года. Ея вѣдѣнію подчинялось нижнее теченіе Дуная отъ Исакчи до устьевъ съ прилегающимъ взморьемъ. Рядомъ съ этою коммиссіей учреждалась еще другая постоянно дѣйствующая изъ уполномоченныхъ отъ Австріи, Баваріи, Виртемберга, Турціи и по одному изъ трехъ прибрежныхъ княжествъ (Молдавіи, Валахіи и Сербіи), назначаемыхъ съ одобренія Порты. На обязанность этой прибрежной коммиссіи возлагалось установленіе правилъ судоходства и рѣчной полиціи, устраненіе всякаго рода препятствій къ подчиненію Дуная опредѣленіямъ Вѣнскаго конгресса, опредѣленіе необходимыхъ работъ на всемъ протяженіи рѣки и охраненіе, по упраздненіи европейской коммиссіи, правильнаго судоходства въ устьяхъ Дуная.

На лондонской конференціи въ мартѣ 1871 года срокъ европейской коммиссіи былъ продленъ на 12 лѣтъ. Берлинскій конгрессъ подтвердилъ этотъ срокъ, опредѣливши дѣйствіе этой коммиссіи отъ устьевъ Дуная до Галаца и введя въ ея составъ еще уполномоченнаго отъ Румыніи. Замѣчу здѣсь по поводу этого допущенія Румыніи въ составъ европейской коммиссіи, что такимъ допущеніемъ новаго члена измѣнялось начало, доселѣ признаваемое единственно правомѣрнымъ, а именно, то начало, на основаніи котораго въ европейской коммиссіи могли состоять уполномоченные лишь тѣхъ державъ, которыя участвовали въ подписаніи трактатовъ Парижскаго и Берлинскаго. Теперь же къ этому началу примѣшивалось и другое новое начало -- прибрежность, ибо Румынія въ подписаніи трактатовъ не участвовала, но допускалась въ европейскую коммиссію по праву независимой прибрежной державы. Но если это такъ,-- а иначе другого основанія къ ея допущенію быть не могло,-- то, спрашивается, почему же Сербія, такое же независимое и прибрежное государство, какъ и Румынія, не была допущена въ европейскую коммиссію?-- Логическаго отвѣта на этотъ вопросъ нѣтъ. Кону же болѣе всѣхъ слѣдовало на Берлинскомъ конгрессѣ позаботиться о Сербіи, какъ не русскимъ уполномоченнымъ? Но если въ засѣданіи чрезвычайной скупщины 24 мая 1880 года г. Ристичъ заявилъ, что на конгрессѣ гр. Шуваловъ совѣтовалъ ему обратиться къ Австріи и отъ нея получить желаемое, то послѣдствія такого отталкиванія Сербіи отъ Россіи являются понятными, и намъ не на кого, какъ только на самихъ себя, пенять, что теперь сербская политика уклонилась въ сторону Австріи вопреки всѣмъ вѣковымъ преданіямъ обѣихъ странъ. Какъ бы то ни было, но по началу прибрежности Сербія имѣла полное право быть введенною въ европейскую дунайскую коммиссію наравнѣ съ Румыніей, такъ какъ съ допущеніемъ послѣдней дѣйствовали совмѣстно два начала -- трактатное и прибрежное.

Затѣмъ, для средняго теченія Дуная отъ Желѣзныхъ Воротъ, находящихся у Старой Ршавы (Оршовы) на границѣ Австро-Венгріи и Румыніи, до Галаца, Берлинскій конгрессъ постановилъ: "правила для судоходства, рѣчной полиціи и надзоръ на всемъ означенномъ теченіи рѣки выработать европейской коммиссіи при содѣйствіи уполномоченныхъ отъ прибрежныхъ государствъ и привести ихъ въ соотношеніе съ тѣми, какія существуютъ или будутъ существовать ниже Галаца".

Такая недоконченность и неопредѣленность постановленія, выразившагося въ 55-мъ § Берлинскаго трактата, и послужила къ сознанію теперешней лондонской конференціи. Европейская коммиссія, задавшись цѣлью образовать смѣшанную коммиссію для средняго теченія Дуная изъ уполномоченныхъ Австріи, Румыніи, Болгаріи и Сербіи, встрѣтила затрудненіе въ томъ, что Австрія предъявила притязанія на предсѣдательство въ лицѣ своего уполномоченнаго въ этой коммиссіи, чего Румынія никакъ не желала допустить. Еслибы въ смѣшанной коммиссіи голоса раздѣлились пополамъ, по два на каждой сторонѣ, то голосъ предсѣдателя -- австрійскаго уполномоченнаго -- давалъ бы перевѣсъ Австрія. А такъ какъ можно предполагать, что голосъ сербскаго уполномоченнаго всегда, идя по крайней мѣрѣ на первое время, былъ бы на сторонѣ австрійскаго уполномоченнаго, то дѣла рѣшались бы постоянно въ пользу Австріи. Притязанія же Австріи на господство надъ Дунаемъ суть не только торговыя, но и политическія. Понятно послѣ этого сопротивленіе Румыніи.

На выручку выступилъ французскій уполномоченный Барреръ съ предложеніемъ оставить въ смѣшанной коммиссіи предсѣдательство за австрійскомъ уполномоченнымъ; но, чтобы не дать перевѣса его голосу въ случаѣ раздѣленія голосовъ поровну, вводить въ составъ коммиссіи срокомъ на полгода по одному члену отъ европейской коммиссіи, соблюдая очередь въ алфавитномъ порядкѣ. Этотъ проектъ, заключавшій также навигаціонный и полицейскій уставы, былъ принятъ всѣми членами европейской коммиссіи, за исключеніемъ одного румынскаго. Легко было понять, что онъ былъ тотъ же австрійскій проектъ, но только слегка прикрытый и на первый разъ еще болѣе опасный, потому что, слѣдуя въ алфавитномъ порядкѣ, пришлось бы цѣлый первый годъ видѣть въ составѣ смѣшанной коммиссіи придаточнаго уполномоченнаго сначала отъ Германіи (Allemagne), потомъ отъ Австріи; а такъ какъ обѣ эти державы совершенно согласны между собою въ восточной политикѣ, то въ первое время всѣ важнѣйшіе вопросы по наблюденію за судоходствомъ въ водахъ, омывающихъ румынскій, сербскій и болгарскій берега, были бы рѣшены согласно съ притязаніями Австріи, которая на этомъ теченіи не имѣетъ ни пяди своего берега.

Если не принимать въ разсчетъ, что въ нашъ просвѣщенный вѣкъ сила стада брать перевѣсъ надъ правомъ, то Румынія вполнѣ заслуживаетъ одобренія и сочувствія. Ея дѣйствія совершенно разумны и правомѣрны.

На нижнемъ Дунаѣ, хотя Румынія владѣетъ всѣми водами, за исключеніемъ лѣвой половины Индійскаго рукава, она тѣмъ не менѣе остается въ полномъ соглашеніи съ прочими державами въ силу того, что это теченіе подчинено международному праву, равномѣрному относительно всѣхъ державъ и обезпеченному трактатами, изъ коихъ по послѣднему, Берлинскому, сама Румынія вступила въ европейскую дунайскую коммиссію. Но на среднее теченіе, гдѣ каждое прибрежное государство пользуется верховнымъ правомъ надъ водами, къ его берегамъ прилегающими, сила трактатовъ не простирается: здѣсь постороннему государству не можетъ быть мѣста; здѣсь все водное пространство рѣки раздѣлено между Румыніей, Сербіей и Болгаріей и только имъ однимъ принадлежитъ право надзора, каждой въ своихъ предѣлахъ, за судоходствомъ въ согласіи съ общими уставами судоходства и рѣчной полиціи, какіе выработаны европейскою коммиссіею для нижняго теченія Дуная. Потому-то справедливо заявляетъ Румынія, что, принимая два первые пункта проекта Баррера, въ которыхъ излагаются уставы навигаціонный и полицейскій, она не можетъ принять третьяго пункта, излагающаго уставъ о надзорѣ. Она не можетъ также допустить Австро-Венгрію въ составъ смѣшанной коммиссіи, гдѣ она, не будучи прибрежною державою на этомъ теченіи рѣки, не имѣетъ никакого совмѣстнаго права съ прибрежными государствами.

Надо замѣтить, что Румынія упрямо и широко развиваетъ свою народность. Она уже успѣла добиться того, что пароходы Австрійскаго Лойда, плавающіе по ея водамъ и останавливающіеся въ ея пристаняхъ, уже подчинились ея береговому надзору. Мало того: она заставила начальство и прислугу пароходовъ на румынскомъ берегу говорить по-румынски. Даже на самыхъ пароходахъ, какъ скоро они, пройдя Желѣзные Ворота, вступаютъ въ румынскія воды, всѣ объявленія, буфетныя таксы и пр. вывѣшиваются на румынскомъ языкѣ или съ непремѣннымъ присоединеніемъ румынскаго текста къ нѣмецкому и мадьярскому. Въ разговорѣ на пристаняхъ и въ прибрежныхъ селеніяхъ румынскій языкъ обязателенъ, тогда какъ на другихъ разговаривать можно только по обоюдной доброй волѣ. Въ этомъ случаѣ Румынія могла бы послужить назидательнымъ примѣромъ для нѣкоторыхъ другихъ державъ, у которыхъ есть уголки и цѣлыя мѣстности съ обязательнымъ иностраннымъ языкомъ. Но еслибы въ смѣшанной коммиссіи уставъ о надзорѣ былъ сочиненъ подъ предсѣдательствомъ и съ перевѣсомъ Австріи, то, разумѣется, у нея отнято бы было это право на обязательное употребленіе румынскаго языка въ ея побережьи и на ея водахъ, какъ и многое другое, что входитъ въ условія ея верховной власти надъ своимъ берегомъ и своими водами, наприм. судебное разбирательство, задержаніе виновныхъ, взысканія и т. д. То же должно сказать о Сербіи и de facto о Болгаріи, хотя de jure противъ послѣдней есть неотразимое возраженіе въ ея вассальной зависимости отъ Порты.

Понятно, что эти прибрежныя державы, какъ прямо заинтересованныя въ лондонской конференціи, собравшейся преимущественно для разрѣшенія спорнаго вопроса о смѣшанной коммиссіи, до нихъ непосредственно относящейся, должны бы были участвовать въ конференціи съ правомъ рѣшающаго голоса. Если, какъ замѣчено выше, допущеніемъ уполномоченнаго отъ Румыніи въ европейскую коммиссію вводилось уже двойственное начало -- участіе въ трактатахъ и прибрежность, то на основаніи послѣдней было бы совершенно согласно съ здравымъ смысломъ допустить независимыя прибрежныя Румынію и Сербію къ участію въ конференціи. Но и на этотъ разъ объявилось преобладаніе силы надъ правомъ. Разсудокъ и чувство справедливости оставлены въ сторонѣ; великія державы, принимая въ сотоварищи свои даже Турцію, все еще упорствуютъ въ своей опекѣ надъ такими же, какъ онѣ, независимыми малыми при дунайскими государствами.

Румынія отвѣтила имъ слѣдующимъ постановленіемъ палаты народныхъ представителей, о которомъ телеграфъ извѣщаетъ такъ: "Министръ иностранныхъ дѣлъ Стурдза сообщилъ рѣшеніе лондонской конференціи о допущеніи Румыніи только съ совѣщательнымъ голосомъ. Министръ присовокупилъ, что правительство тотчасъ же телеграфировало князю Гикѣ, приглашая его формально протестовать противъ этого рѣшенія и объявить, что Румынія не признаетъ никакой обязательной для себя силы за рѣшеніемъ конференціи, принятымъ безъ ея участія въ такомъ вопросѣ, въ которомъ она непосредственно заинтересована и который прямо касается ея верховныхъ правъ и независимости. Это сообщеніе г. Стурдзы принято единодушными рукоплесканіями. Г. Іонеско, прежній министръ иностранныхъ дѣлъ и глаза оппозиціи, заявилъ, что палата и страна одобряютъ правильное, патріотическое и согласное съ народнымъ достоинствомъ рѣшеніе правительства и что въ этомъ случаѣ онъ удостовѣряетъ, что правительство можетъ разсчитывать на единодушную поддержку палаты и страны. Г. Іонеско заключилъ свою рѣчь сими словами: Европа увидитъ, что всѣ румыны какъ одинъ человѣкъ согласны поддержать права своей страны, касающіяся судоходства по Дунаю. Общія рукоплесканія". Въ поясненіе этого событія, очень не понравившагося нѣкоторымъ державамъ, должно замѣтить, что въ нотѣ отъ 1$ января, сообщенной министромъ иностранныхъ дѣлъ представителю Румыніи въ Лондонѣ, князю Гикѣ, говорится между прочимъ, что "на основаніи предоставленныхъ Румыніи правъ она принимала участіе во многихъ международныхъ договорахъ, относящихся до судоходства по Дунаю, рѣчной полиціи и надзора за участкомъ между Желѣзными Воротами и Галацемъ не только въ качествѣ прирѣчнаго государства, но и въ качествѣ члена европейской коммиссіи. Румынія обладаетъ самою обширною и значительною частію Дуная, начиная отъ Желѣзныхъ Воротъ и кончая устьями. У нея нельзя отнять права рѣшать наравнѣ съ другими участниками европейской коммиссіи по всѣмъ вопросамъ, касающимся этого международнаго учрежденія или Дуная. Такъ какъ вопросы, предложенные конференціи, имѣютъ отношеніе къ самымъ жизненнымъ ея интересамъ, то Румынія не можетъ быть поставлена въ положеніе низшее, и участіе ея не можетъ быть изъ дѣйствительнаго превращено въ воображаемое. Румынія должна, слѣдовательно, получить въ конференціи всѣ тѣ права и преимущества, какія предоставлены державамъ участвующимъ въ европейской коммиссіи".

Въ такомъ же точно положеніи находится и Болгарія. Корреспондентъ газеты Pall Mall Gazette сообщаетъ со словъ одного вліятельнаго болгарина, что всѣ болгары съ большой тревогой и опасеніемъ взираютъ на всякій шагъ, который дѣлаетъ Австрія къ порабощенію небольшихъ государствъ Балканскаго полуострова. Потому всякій болгаринъ противится притязаніямъ Австріи на ту часть Дуная, которая лежитъ внѣ ея владѣній. Въ настоящее время Австрія не можетъ имѣть рѣшительно никакого преобладающаго вліянія надъ болгарскими, и сербскими водами Дуная, хотя чиновники австрійскаго дунайскаго пароходства и обращаются съ болгарскими властями какъ съ подчиненными и не признаютъ никакого полицейскаго устава болгарскихъ придунайскихъ городовъ и пристаней. Можно себѣ представить, до чего дошли бы надмѣнность и самоуправство Австріи, еслибъ эта держава получила въ смѣшанной коммиссіи преобладаніе, котораго она требуетъ своимъ проектомъ, составляющимъ лишь первое изданіе проекта Баррера. Болгары никогда не упустятъ изъ вида жизненныхъ интересовъ своей страны и будутъ всѣми силами бороться съ австрійскими притязаніями на Дунаѣ.

По международному праву Болгарія не могла войти въ лондонскую конференцію съ самостоятельнымъ голосомъ, будучи вассальною Турціи; но она воспротивилась тому, чтобы представитель Порты былъ ея ходатаемъ на конференціи. По частнымъ извѣстіямъ изъ Лондона, защиту ея интересовъ принялъ на себя лордъ Грэнвиль отъ имени Англіи. Независимо однако отъ своего положенія, Болгарія проявила нѣчто подобное, что произошло въ Бухарештѣ. На запросъ, сдѣланный въ народномъ собраніи объ участіи Болгаріи въ лондонской конференціи, правительство отвѣчало: "Въ виду важности для Болгаріи справедливаго рѣшенія дунайскаго вопроса на основаніи существующихъ трактатовъ, княжеское правительство обратилось къ великимъ державамъ съ ходатайствомъ о допущеніи болгарскаго уполномоченнаго на конференцію для защиты нашей страны. Болгарія питаетъ надежду, что великія державы, стремящіяся въ поддержанію всеобщаго мира и желающія предупредить дальнѣйшія осложненія, примутъ во вниманіе законные интересы княжества". Въ томъ же собраніи народный депутатъ Чорбановъ внесъ предложеніе о томъ, чтобы княжеское правительство не принимало никакого рѣшенія, которое могло бы повредить существеннымъ интересамъ Болгаріи на Дунаѣ, и уже теперь протестовало бы противъ всѣхъ рѣшеній конференціи, которыя будутъ постановлены безъ согласія Болгаріи. Предложеніе это было принято собраніемъ единогласно.

За то независимая Сербія и на этотъ разъ выказала себя покорною слугой Австріи. Нота сербскаго правительства по дунайскому вопросу, вѣроятно, изготовленная въ квартирѣ австро-венгерскаго представителя графа Бевенгюлера, составляетъ добровольное отреченіе королевскаго правительства за свою страну отъ всякаго участія въ дѣлахъ конференціи. Для Австріи, въ ея незаконныхъ стремленіяхъ къ преобладанію на среднемъ Дунаѣ, былъ бы опасенъ каждый самостоятельный голосъ прибрежной державы по той простой причинѣ, что ея интересы, не только торговые, но и политическіе, проводимые за границы всякой возможной правомѣрности и построенные на пригнетеніи балканскихъ государствъ и народностей, діаметрально противуположны съ интересами этихъ послѣднихъ, для которыхъ самооборона составляетъ насущную потребность. Сербское правительство воздерживается отъ подачи голоса и съ преклоненною головою готово принять все, что дастъ его странѣ европейскій концертъ. Въ нотѣ, подписанной г. Пирочанцемъ, замѣтно желаніе внести раздвоеніе въ общіе и совершенно однородные интересы прибрежныхъ государствъ и чрезъ то ослабить ихъ неотразимую силу, непріятную для Австріи. "Въ § 54-мъ Берлинскаго трактата,-- разсуждаетъ бѣлградское правительство,-- говорится, что только державы, подписавшія этотъ трактатъ, имѣютъ право быть представляемыми на конференціи, которая должна постановить продленіе полномочій европейской коммиссіи и также ввести измѣненія, какія признаетъ нужными". Нота выводитъ отсюда заключеніе, что ни Сербія, ни Румынія, не принимавшія участія въ составленіи Берлинскаго трактата, не имѣютъ права требовать себѣ мѣста на конференціи. Досталось же за то сербскимъ министрамъ отъ румынской печати. Сербскій меморандумъ, по ея словамъ, защищаетъ скорѣе интересы Австріи, чѣмъ Сербіи; Сербія является орудіемъ австрійской политики. Еслибы нота не составляла правительственнаго документа, то можно бы предположить, что она писана "сумасшедшими". Для чего же послѣ этого сербскіе "ослы" обращались къ европейскимъ державамъ?-- Для того вѣроятно, чтобы не дать Румыніи права голоса. Таковы отзывы румынскихъ газетъ. Впрочемъ нынѣшнее сербское правительство, отдавшееся всецѣло Австріи, находится въ состояніи невмѣняемости. Удивительно только, что Россія имѣетъ въ Сербіи своего министра-резидента я продолжаетъ сношенія съ бѣлградскимъ кабинетомъ. По своимъ ли личнымъ качествамъ, по инструкціямъ ли изъ министерства иностранныхъ дѣлъ, или по чему-либо другому, если г. Персіани не оказываетъ никакого умѣряющаго, а не только направляющаго вліянія на дѣйствія правительства короля Милана, то ужь лучше бы вовсе похѣрить русское представительство въ Бѣлградѣ и тѣ тысячи, которыхъ оно стоитъ, обратить въ государственное казначейство. Неужели же мы для того держимъ своего представителя въ Бѣлградѣ, чтобы дружелюбными отношеніями къ сербскимъ министрамъ способствовать развитію австрійской интригѣ на почвѣ, которая искони самимъ сербскимъ народомъ признавалась за Россіею?

Для русскаго общества главный и существенный интересъ заключается, въ томъ, какъ русская дипломатія отнесется къ балканскимъ государствамъ въ дунайскомъ вопросѣ. Эти государства, какъ-то: Румынія, Болгарія и Сербія освобождены постепенно и созданы ею. Основная политика Россіи, проходящая чрезъ всю ея исторію и потому зависящая не отъ стеченія личныхъ произволеній или временныхъ и случайныхъ потребностей, но истекающая изъ всего бытія народнаго, условливаемая сколько географическимъ положеніемъ страны, столько же вѣроисповѣданіемъ, племеннымъ происхожденіемъ и прирожденными свойствами русскаго народа,-- эта основная политика или историческое преданіе Россіи изъ отдаленныхъ вѣковъ и до сего времени направляется въ пользу единенія съ христіанскими народами Балканскаго полуострова. Покореніе ихъ турками не ослабило этой родовой и духовной связи, но еще болѣе закрѣпило ее, внеся въ историческое назначеніе Россіи задачу ихъ постепеннаго освобожденія отъ иновѣрнаго и чужероднаго ига. Съ Петра Великаго это историческое преданіе Россіи получило обще-европейскій и политическій характеръ, который остается такимъ и поднесь. Только на почвѣ Балканскаго полуострова, среди отчасти родственныхъ, отчасти единовѣрныхъ народовъ, которымъ Россія содѣйствовала и впредь должна содѣйствовать въ пріобрѣтеніи и упроченіи ихъ политической самостоятельности, пользуясь ихъ преданностію, Россія можетъ имѣть твердое международное значеніе въ Европѣ. Ни отвлеченное и колеблющееся дружелюбіе, ни договоры и союзы, скоро нарушаемые подъ дѣйствіемъ разностороннихъ вліяній, ни торговыя сношенія, основанныя на своекорыстіи, не дадутъ Россіи на Западѣ такой прочности положенія, какую она находитъ въ неизмѣнномъ народномъ существѣ единовѣрнаго и соплеменнаго населенія Балканскаго полуострова. Кромѣ политической поддержки, которою она привлекала и должна привлекать къ себѣ бытіе этого населенія во всей его цѣлостности, религіозная съ ея стороны поддержка, въ виду увеличивающейся здѣсь иновѣрной пропаганды, еще болѣе можетъ упрочить ея. благопріятное положеніе въ отношеніи этого населенія. Опираясь на него и сама его поддерживая, она изъ этого восточнаго угла Европы становится могущественнымъ двигателемъ среди европейскихъ державъ на столько же продолжительное время, на сколько продолжительно будетъ значеніе Востока во всемірной исторіи. Потому-то нѣмецкое племя, какъ болѣе искушенное въ судьбахъ человѣчества, и старается вытѣснить отсюда Россію. Здѣсь ведется и съ каждымъ попятнымъ шагомъ Россіи усиливается борьба столько же племенная, сколько и культурная.

Отчасти сознаніе, хотя еще никогда достаточно не согрѣвавшее, отчасти стихійное чутье всегда поддерживали въ политикѣ Россіи это историческое преданіе. Россія то непосредственно слѣдовала ему, то, увлекаемая въ другихъ мѣстахъ многоразличными политическими сплетеніями, временно уклонялась отъ него, какъ-бы забывая его и оставляя Востокъ на произволъ его собственной судьбы. По замѣчательно, что до послѣдней поры Россія никогда не противорѣчила этому своему историческому преданію и ничего не сдѣлала такого, что шло бы на перекоръ или въ ущербъ ему. Однако, въ послѣднее время, вслѣдствіе ли недостаточности сознанія, которое пріобрѣтается лишь основательнымъ научнымъ образованіемъ, или вслѣдствіе того, что народное чутье испарилось отъ постоянной отчужденности отъ своего народа,-- случилось то, что на Берлинскомъ конгрессѣ Россія окончательно допустила на почвѣ Балканскаго полуострова водвореніе чужого господства. Прорвавшись сюда со всѣми своими необходимыми орудіями: католицизмомъ, еврействомъ, нѣмечиною, чиновничествомъ, интригами, подкупами, развратомъ, банками, желѣзными дорогами,-- поддерживая все это военною силой и направляя противъ духовныхъ и вещественныхъ интересовъ туземнаго населенія, Австрія постоянно вытѣсняетъ отсюда Россію, разсчитываетъ вовсе вытѣснить ее впослѣдствіи, а перерожденный, нравственно искаженный Востокъ подчинить Западу. Послѣ такой всемірно-исторической ошибки тѣмъ настоятельнѣе для Россіи дѣлается потребность отстаивать каждый шагъ на Балканскомъ полуостровѣ, сдерживая иностранный напоръ и не только не давая ему хода впередъ, но стараясь оттѣснить его на сколько возможно назадъ. Австрія, утвердившаяся въ средоземьи полуострова и занявшая здѣсь въ Ново-Базарскомъ округѣ неприступныя позиціи, не должна сверхъ того господствовать на водахъ Дуная, не прилегающихъ въ берегамъ ея владѣній. Этими водами она можетъ пользоваться только въ равной степени со всѣми другими и подчиняться надзору прибрежныхъ государствъ въ силу ихъ верховнаго права.

Не трудно догадаться, что какъ Берлинскій конгрессъ конечною своею цѣлью имѣлъ для Германіи и Австріи водвореніе господства этой послѣдней на материкѣ полуострова, такъ и лондонская конференція направлена ими къ водворенію австрійскаго господства на главной рѣкѣ полуострова, принимающей въ себя побочныя рѣки Сербіи, Болгаріи и Румыніи.

Прямая и главная задача Россіи, касающаяся ея собственной исторической судьбы, требовала бы съ ея стороны неуступчиваго отпора притязаніямъ Австріи на Дунаѣ. Кромѣ невмѣняемаго сербскаго правительства, но отнюдь не сербскаго народа, она имѣла бы за себя цѣлый народъ румынскій и болгарскій; ея преобладающею цѣлію долженствовало бы быть не взаимное европейское соглашеніе, а упроченіе самостоятельныхъ державныхъ правъ прибрежныхъ государствъ, съ отстраніемъ всякаго преимущества надъ ними чьей бы то ни было посторонней силы. Килійское гирло не ушло бы отъ нея впослѣдствіи. При мѣновой торговлѣ всегда строго взвѣшиваютъ цѣнность той вещи, которую берутъ, сравнительно со стоимостію той, которую отдаютъ, и сверхъ того наблюдаютъ своевременность, чтобы не взять ненужную пока вещь и не отдать за нее безвозвратно ту, которая всегда нужна.

Не Австро-Венгрію должна бы была поддерживать Россія на лондонской конференціи, а прибрежныя дунайскія государства. Опираясь на нихъ и на ихъ народную сторону, она въ этомъ самомъ могла бы найти сильный противовѣсъ притязаніямъ Австріи, тѣмъ болѣе, что за послѣднею нѣтъ ни права, ни историческихъ доказательствъ. При умѣлой дипломатіи она нашла бы поддержку себѣ и между великими державами. Такъ, по послѣднимъ извѣстіямъ изъ Парижа, новое министерство Ферри предписало представителю Франціи въ Лондонѣ, Тиссо, измѣнить положеніе Франціи на конференціи и дѣйствовать въ пользу прибрежныхъ дунайскихъ государствъ. Такимъ образомъ для Россіи сама собою явилась бы хорошая заручка однимъ лишнимъ голосомъ.

Какъ поступила русская дипломатія, скажутъ протоколы лондонской конференціи, когда будутъ обнародованы.

Ни вѣнская телеграмма газеты Temps, упоминаемая въ началѣ настоящей замѣтки, не согласуется съ тѣмъ, что сейчасъ мною сказано объ историческомъ преданіи Россіи, созданномъ вѣками. Не доброе также обнаруживаетъ и петербургская дипломатическая газета, помѣстившая передовую статью по поводу Румыніи,-- статью неприличную во всѣхъ отношеніяхъ. "Румынія,-- говоритъ эта газета,-- совершенно молодое государство, и мы понимаемъ, что у нея очень щепетильное самолюбіе". Пишущіе въ этой газетѣ, вѣроятно, полагаютъ, что народное самолюбіе, хотя бы и самое взыскательное и щекотливое, есть политическій порокъ, который можно снисходительно извинить въ молодомъ, но котораго не должно быть въ старомъ государствѣ. Такое жалкое непониманіе народной чести и народнаго достоинства ведетъ, къ униженію и ненужной уступчивости и вредно въ высшей степени для государства. Что за народъ, что за страна, въ которыхъ проповѣдуется ограниченіе народнаго самолюбія предѣлами какой-то умѣренности?! Народное самолюбіе не есть личное. Для него не можетъ быть единичной мѣрки. Что, еслибы господа участники газеты Journal de St.-Pétersbourg съ такими скромными и смиренными взглядами на народное самолюбіе были призваны къ дѣдамъ? Какъ низко преклонили бы они знамя народное, еслибы только въ нихъ самихъ или за ними была какая-нибудь народность!

"Но,-- продолжаетъ газета,-- лондонская конференція сошлась на основаніи постановленій, относящихся къ болѣе раннему времени, чѣмъ самое существованіе Румыніи, какъ государства независимаго. Она должна разрѣшить вопросъ, который оставили за собою державы, подписавшія Парижскій, Лондонскій и Берлинскій трактаты". Что же газета хочетъ этимъ сказать? Въ Парижскомъ и Лондонскомъ трактатахъ, по отношенію къ Дунаю, рѣшенію будущаго времени была предоставлена лишь вполнѣ неопредѣленно и только общими; словами высказанная возможность продленія срока европейской коммиссіи, и никогда державы, участвовавшія въ подписаніи этихъ трактатовъ, ничего такого не постановляли относительно Дуная, чтобъ и впредь имъ однимъ рѣшать дунайскій вопросъ. На Берлинскомъ же конгрессѣ Румынія была пригнана независимою прежде, чѣмъ приступлено было къ обсужденію дунайскаго вопроса; потому, въ § 43 Берлинскаго трактата признанная независимою, она по § 53 уже введена участницею европейской коммиссіи на равныхъ правахъ съ прочими державами. Слѣдовательно, постановленія Берлинскаго трактата, обусловившія сознаніе теперешней лондонской конференціи, никакъ не предшествовали признанію независимости Румыніи.. Газета Journal de St.-Pétersbourg въ своей развязной угодливости австро-венгерскимъ интересамъ немного пересолила -- вѣроятно потому, что народное самолюбіе немолодого государства не должно быть, по ея понятію, слишкомъ щепетельно и разборчиво въ рѣшеніи, чьимъ интересамъ отдать предпочтеніе-своимъ или чужимъ. "Вопросъ до сихъ поръ подлежалъ исключительно великимъ державамъ и можно было предвидѣть, что по многочисленнымъ причинамъ онѣ удержатъ его за собою... Какъ бы ни было живо самолюбіе государства, рожденнаго къ независимости лишь со вчерашняго дня, оно не можетъ дойти до того, чтобы наложить veto на Европу" -- заключаетъ петербургская дипломатическая газета. Здѣсь слышится старая пѣсня о европейскимъ концертѣ, излюбленномъ созданіи воображенія этой газеты, съ которымъ она няньчится всюду и вездѣ, измѣняя его сообразно съ обстоятельствами -- смотря но тому, на какую державу натыкается. Для Россіи этотъ ареопагъ есть рѣшающее судилище, для Англіи это -- только совѣщательное собраніе. Но всего важнѣе то, что здѣсь поддерживается ученіе о преобладаніи силы надъ правомъ. Какое бы положеніе въ Европѣ ни занимало второстепенное государство, ему такъ же дороги свои жизненные интересы, какъ и всякой великой державѣ. Опека великой Европы надъ малою Европой и самопроизвольное, непрошенное распоряженіе со стороны однѣхъ державъ интересами другихъ, которыя хотятъ жить такъ же независимо и самостоятельно, какъ и онѣ, есть глубокое нарушеніе равномѣрности правъ и отношеній, противное кореннымъ основамъ человѣческихъ обществъ и несвойственное просвѣщенному вѣку. Историческое преданіе Россіи, установленное многовѣковымъ рядомъ царствованій и поколѣній, которому Россія обязана безусловно оставаться вѣрною во всякое время и на которое должна смотрѣть какъ на "вой историческій законъ, указываетъ, что Россія должна тѣснѣе, чѣмъ съ Западомъ, сближаться съ восточными христіанскими государствами, поддерживать ихъ въ юности, предохранять отъ ошибочныхъ уклоненій и защищать отъ европейскаго согласія или концерта, который коль скоро почуетъ себѣ пищу на Востокѣ, такъ изъ привидѣнія превращается въ живого хищника. Все, что противорѣчитъ этому коренному воззрѣнію, истекающему изъ всей цѣльности исторической жизни Россіи, есть вмѣстѣ противорѣчіе обязанностямъ русской народной политики.

Возставая противъ Румыніи, подъ однимъ вдохновеніемъ съ нотою сербскаго правительства, Journal de St.-Pétersbourg явно служитъ интересамъ Австро-Венгрія, ибо Австро-Венгрія добивается того, чего Румынія допустить не можетъ. Газета г. Горна, глумясь надъ народнымъ самолюбіемъ Румыніи, въ угоду Австро-Венгріи, оскорбляетъ и Россію, забывая, что не кому другому, какъ Россіи, это государство обязано своимъ окончательнымъ возрожденіемъ. Австро-венгрофильская газета притворяется невѣдущею, что независимыя "со вчерашняго дня" Румынія и Сербія въ сущности, на самомъ дѣлѣ, давно, уже болѣе полстолѣтія, состоятъ въ качествѣ независимыхъ государствъ -- и опять благодаря Россіи. Онѣ уже давно успѣли установить свои самобытные интересы и не хуже другихъ державъ понимаютъ ихъ. Указаніе на нынѣшнее самозванное сербское правительство не можетъ служить возраженіемъ, потому что бываютъ и въ исторіи временныя исключенія; но за то оно и ведетъ Сербію къ государственному перевороту именно потому, что сербскій народъ, какъ и румынскій, хорошо сознаетъ свои истинные государственные интересы. Послѣ этого не удивительно бы было, еслибы редактируемая г. Горномъ Journal de St.-Pétersbourg, своею статьей о Румыніи, касающеюся и положенія Россіи въ дунайскомъ вопросѣ, заслужила тѣ же отзывы, какихъ румынская печать не пощадила для сербской ноты изданія г. Пирочанца.

А. Майковъ.

"Русская Мысль", No 3, 1883

Оставить комментарий Майков Аполлон Александрович (yes@lib.ru) Год: 1883 Обновлено: 05/04/2017. 64k. Статистика. Статья: Публицистика Заметки по внешним делам	Скачать FB2 Ваша оценка:
Аннотация: Текст издания: журнал "Русская Мысль", No 3, 1883.

Майков Аполлон Александрович Заметки по внешним делам

Замѣтки по внѣшнимъ дѣламъ.

Майков Аполлон Александрович
Заметки по внешним делам