Майков Валериан Николаевич
Руководство к Всеобщей Истории. Соч. доктора Фридриха Лоренца...

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Руководство къ Всеобщей Исторіи. Соч. доктора Фридриха Лоренца, ординарнаго профессора Главнаго Педагогическаго Института и директора Главнаго Нѣмецкаго Училища при евангелическо-лютеранской церкви св. Петра. Части II-й. Отдѣленіе II. Санктпетербургъ. 1846. Въ тип. Департамента Внѣшней Торговли. Въ 8-ю д. л. 502 стр.
   Этимъ отдѣленіемъ второй части оканчивается исторія среднихъ вѣковъ: слѣдовательно, литература наша уже обогащена прекраснымъ курсомъ всеобщей исторіи, доведеннымъ до эпохи реформаціи. Утѣшительно по двумъ причинамъ: во-первыхъ, до выхода къ свѣтъ сочиненія профессора Лоренца, русское юношество не имѣло руководства къ всеобщей исторіи въ истинномъ смыслѣ; во-вторыхъ, существованіе этого курса должно дать возможность вывести изъ употребленія тѣ историческія сочиненія, которыя, по всей справедливости можно сказать, весьма-мало способствовали изученію всеобщей исторіи. Многимъ покажутся эти слова преувеличенными, и потому мы постараемся нѣсколько пояснить ихъ здѣсь, откладывая удовольствіе полной оцѣнки труда г. Лоренца до его окончанія.
   Много было писано о пользѣ и важности исторіи; но многое еще осталось невысказаннымъ объ этомъ предметѣ. Нѣкогда смотрѣли на нее какъ на практическій курсъ нравственности, называя ее моралью въ дѣйствіи (morale en action). Потомъ этотъ взглядъ отброшенъ и замѣненъ другимъ? исторія отъ роли наставительницы царей и народовъ, какъ называли ее сначала, вдругъ перешла къ роли рабы: на нее стали смотрѣть какъ на орудіе всякихъ теорій, какъ на средство оправдывать примѣрами изъ жизни человѣчества всякую мысль, какую кому-нибудь вздумается выдать за истину. Но злоупотребленіе скоро открылось, и въ концѣ первой четверти девятнадцатаго столѣтія явилась новая историческая школа, которая возстановила самостоятельность великой науки, опредѣливъ ее -- изображеніемъ и изслѣдованіемъ постепеннаго развитія человѣчества. На этой точкѣ стоитъ и процвѣтаетъ она до-сихъ-поръ; но съ того времени, какъ ей данъ этотъ видъ,-- никто не разсуждалъ болѣе о ея пользѣ, кромѣ тѣхъ, которые остались доживать съ прежнимъ, устарѣлымъ взглядомъ. Это произошло отъ-того, что въ одно время съ появленіемъ помянутой исторической школы, явилась мысль о неосновательности утилитарнаго взгляда на науку вообще. Эта мысль, вынесенная французскими учеными изъ Германіи, распространилась повсюду; но можно сказать, что она справедлива только въ половину. Такъ-какъ всѣ потребности человѣческой природы равно важны, потому-что неудовлетвореніе одной изъ нихъ необходимо влечетъ за собою страданіе, то и удовлетвореніе любознательности должно имѣть такую же важность, какъ, напримѣръ, удовлетвореніе потребности питанія. Изъ этого, однакожь, не слѣдуетъ, чтобъ удовлетвореніе одной потребности не составляло условія удовлетворенія другой. Напротивъ, въ природѣ всякаго органическаго существа, въ томъ числѣ и человѣка, есть такое стремленіе къ гармоніи, къ всесторонности развитія, что законное удовлетвореніе какой бы то ни было существенной потребности не остается важнымъ само-по-себѣ, а непремѣнно обнаруживаетъ благотворное дѣйствіе на другія стороны органическаго существа. Это свойство предмета прямо, непосредственно удовлетворять одной потребности и въ то же время косвенно, посредственно удовлетворять другой -- на обыкновенномъ языкѣ называется его пользой. Сознаніе этой двойственной полезности предметовъ такъ свойственно человѣку въ-слѣдствіе стремленія его природы къ гармоніи, къ всесторонности, что мы не можемъ не задавать себѣ вопроса о полезности предмета дотѣхъ-поръ, пока, сверхъ прямой, приносимой имъ пользы, не откроемъ еще пользы посредственной. Вотъ почему насъ не удовлетворяетъ то объясненіе, по которому наука полезна исключительно какъ удовлетвореніе потребности знанія: мы требуемъ, или, лучше сказать, природа ваша требуетъ, чтобъ мы объяснили себѣ и вліяніе науки на удовлетвореніе другихъ нашихъ потребностей. Получить такое объясненіе значитъ -- составить себѣ полное понятіе о сущности и значеніи предмета; а при любознательности, мы не можемъ сознавать себя удовлетворенными, пока чувствуемъ, что узнали только часть того, что можемъ узнать.
   И такъ, задавать себѣ вопросъ о посредственной пользѣ исторіи и всякой другой науки не значитъ-считать малоцѣнною ея непосредственную пользу -- удовлетвореніе любознательности. Слѣдственно, нашъ взглядъ на этотъ предметъ, каковъ бы ни былъ онъ въ другихъ отношеніяхъ, отличается отъ взгляда тѣхъ, которые ищутъ въ исторіи одной посредственной пользы, уже и тѣмъ, что мы прежде всего принимаемъ пользу непосредственную, которой они не умѣютъ цѣнить. Но кромѣ того, и самая посредственная польза этой науки представляется намъ совершенно въ иномъ видѣ. Иначе и не можетъ быть -- люди стараго времени, видящіе въ исторіи проповѣдь съ ссылками на факты, чужды того взгляда на сущность ея, который утвердился въ послѣднее время и по которому исторія есть, какъ сказано выше, изслѣдованіе и изображеніе постепеннаго развитія человѣчества. А кажется, нѣтъ нужды доказывать, что понятіе пользы относится къ понятію сущности, какъ выводъ къ положенію...
   По нашему мнѣнію, надо изучить исторію не имѣя въ виду ничего, кромѣ знакомства съ ходомъ развитія человѣчества,-- и посредственная польза этого изученія окажется сама-собою въ понятіяхъ, чувствахъ, стремленіяхъ, дѣятельности, однимъ словомъ, въ цѣлой жизни того, кому далось историческое знаніе, хотя, можетъ-быть, самъ онъ никогда не сознаетъ этого вліянія. И на оборотъ, стоитъ только изучить исторію по такимъ сочиненіямъ, въ которыхъ идея постепеннаго развитія и совершенствованія (два понятія совершенно-тожественныя) человѣчества не проведена сквозь годы и событія, чтобъ сдѣлать изъ себя жертву ложныхъ понятій, мелкихъ чувствъ, нелѣпыхъ стремленій и незаконной дѣятельности. Исторія есть единственная наука, прочно утверждающая въ отдѣльномъ человѣкѣ понятіе о неразрывной связи его съ цѣлымъ человѣчествомъ, поселяющая въ немъ живое чувство этой связи, и нечувствительно (съ помощью такого понятія и такого чувства) направляющая его къ дѣятельности, сообразной съ тѣмъ и другимъ. Чѣмъ живѣе изображены историческія событія въ тѣхъ сочиненіяхъ, изъ которыхъ приходится намъ знакомиться съ исторіей, т. е. чѣмъ болѣе пробуждаютъ они въ человѣкѣ чувство связи его съ человѣчествомъ, тѣмъ благотворнѣе или гибельнѣе бываетъ для насъ сознаніе нашихъ отношеній къ человѣчеству. И то и другое прямо зависитъ отъ-того -- проведена ли въ нихъ идея постояннаго совершенствованія, идея успѣха.
   Исторія, написанная вчужѣ отъ этой идеи, чаще всего поселяетъ въ человѣкѣ, незнакомомъ съ историческими сочиненіями противоположной школы, или разочарованіе или оптимизмъ (такой взглядъ, по которому всякій порядокъ вещей -- прекрасенъ). Начитавшись такой исторіи и прослѣдивъ судьбу обществъ, исчезнувшихъ съ лица земли, съ ихъ великими основателями, съ ихъ политическими и нравственными двигателями, съ ихъ славой и богатствомъ, съ ихъ науками и искусствами, съ ихъ вѣковою опытностью -- нельзя не предложить себѣ такихъ вопросовъ: зачѣмъ жидъ и прославлялся такой-то народъ; зачѣмъ мыслили, страдали и боролись такіе-то геніи; зачѣмъ собирались такія-то богатства; зачѣмъ все это возникало и развивалось? И отвѣтъ на эти тревожные вопросы, пожалуй, будетъ таковъ: народы живутъ для того, чтобъ умирать, великіе люди борются съ препятствіями для того, чтобъ школьники твердили наизусть ихъ имена и подвиги; богатства собираются для того, чтобъ обратиться въ прахъ и разлетѣться по вѣтру! Не надо думать, чтобъ эти отвѣты пораждались слабоуміемъ. Стоитъ только вспомнить Вико, чтобъ убѣдиться, что и великій умъ, подъ вліяніемъ историческихъ сочиненій, чуждыхъ идеи совершенствованія человѣчества, можетъ сдѣлать такіе выводы. Начитавшись древнихъ греческихъ и римскихъ историковъ, онъ утверждалъ, что каждый народъ въ зародышѣ уже носитъ свою историческую судьбу, которой развязка -- смерть безъ наслѣдія, что цивилизація каждаго общества начинается сама-собою безъ всякаго содѣйствія цивилизаціи чужеземной и проходитъ извѣстные періоды, по истеченіи которыхъ исчезаетъ, уступая мѣсто другому обществу. По его словамъ, исторіи всѣхъ народовъ, всѣ языки и всѣ миѳы -- тожественны; въ древнемъ мірѣ встрѣчается нѣсколько Юпитеровъ, сорокъ Геркулесовъ, потому-что все это, олицетворенія однихъ и тѣхъ же идей. Когда же торговля уничтожила преграды къ сообщенію между народами, воздвигнутыя варварствомъ, тогда сходство миѳовъ и учрежденій поразило умы,-- принялись объяснять его переселеніями, и народы заспорили между собою объ источникѣ цивилизаціи разныхъ странъ.
   Отъ такихъ идей самый естественный переходъ къ разочарованію. Если все живетъ для того, чтобъ исчезнуть безъ возврата, то зачѣмъ же я, малая дробь человѣчества, стану мыслить и дѣйствовать? Вотъ гибельный силлогизмъ, который душитъ столько потребностей, останавливаетъ столько дѣлъ и проводитъ столько людей къ безжизненности и ничтожеству! Конечно, огромный талантъ можетъ про* биться и сквозь эту преграду, какъ, на-примѣръ, пробился черезъ нее Кольцовъ. Но прочтите его "Думы"; вы увидите, какъ ужасно тяготѣетъ надъ его бойкимъ и прочнымъ умомъ ужасный выводъ изъ исторіи, непросвѣтленной идеею успѣха. Не онъ ли внушилъ Кольцову эти стихи:
   
   Старѣясь въ сомнѣньяхъ
   О великихъ тайнахъ,
   Идутъ невозвратно
   Вѣки за вѣками;
   У каждаго вѣка
   Вѣчность вопрошаетъ:
   "Чѣмъ кончилось дѣло?"
   -- Вопроси другова,--
   Каждый отвѣчаетъ...
   
   Или:
   
   Цѣлый вѣкъ я рылся
   Въ таинствахъ вселенной,
   До сѣдинъ учился
   Мудрости священной;
   
   Всѣ вѣка былые
   Съ новыми повѣрилъ;
   Чудеса земныя
   Опытомъ измѣрилъ.
   
   Мелкія причины
   Тѣшилось людями;
   Карлы-властелины
   Двигали мірами.
   
   Райскія долины
   Кровью обливались;
   Карлы-властелины
   Въ бездну низвергались.
   
   Гдѣ пройдетъ коварство
   Съ злобою людскою,--
   Тамъ, въ обломкахъ, царство
   Заростетъ травою...
   
   Племена другія
   На нихъ поселятся:
   Города большіе
   На нихъ разродятся.
   
   Сторона пустая
   Снова зацарюетъ,--
   И жизнь молодая
   Шумно запируетъ!...
   
   Истинно-геніальная жизненность спасла его отъ такого разочарованія; но только ей, этой колоссальной жизненности, и ужь никакъ не логическому развитію идей, обязанъ онъ своимъ выходомъ изъ плѣненія. Онъ разсуждалъ такъ:
   
   Темна, страшна могила;
   За далью -- мракъ густой;
   Ни вѣсти, ни отзыва
   На вопль нашъ роковой!
   
   А тутъ дары земные,
   Дыханіе цвѣтовъ,
   Дни, ночи золотыя,
   Разгульный шумъ лѣсовъ,
   
   И сердца жизнь живая;
   И чувства огнь святой,
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
   
   Сведите лицомъ-къ-лицу оба мотива; переведите ихъ на прозаическій языкъ, вы получите такой силлогизмъ: если всмотрѣться въ жизнь,-- игра не стоитъ свѣчь; однакожь, въ жизни есть наслажденіе; и такъ -- будемъ наслаждаться жизнью". Со стороны логики, силлогизмъ плохъ; со стороны живаго результата -- спасителенъ. Это, конечно, не значитъ, что логика и жизнь вообще несогласны между собою; изъ этого слѣдуетъ только, что Кольцовъ круто повернулъ дѣло, начатое размышленіемъ, и пошелъ другимъ путемъ -- путемъ своего генія, который у него заключался въ могучей любви къ жизни. Но много ли Кольцовыхъ, много ли такихъ богатырскихъ душъ, которымъ пѣть ни въ чемъ преграды, даже въ собственныхъ идеяхъ?..
   Другой результатъ изученія исторіи по сочиненіямъ, чуждымъ идеи постояннаго совершенствованія-оптимизмъ, нѣмецкое "все-равно", которое несравненно хуже даже нашего "авось". Каждый народъ и каждый вѣкъ имѣетъ свои достоинства и недостатки: одно уравновѣшивается другимъ: мы не можемъ изсѣчь такихъ статуй, какія изваявали Греки: за то мы ѣздимъ по желѣзнымъ дорогамъ, о которыхъ они не могли и мечтать; Греки были удивительно-общественны, за то ихъ общество состояло изъ горсти свободныхъ людей и мильйоновъ рабовъ; рыцари среднихъ вѣковъ отличались благородствомъ; за то рѣдкій рыцарь умѣлъ подписывать свое имя и титулъ, и т. н. И какого равновѣсія не находятъ въ исторіи народовъ1 Вотъ нѣсколько оптимистическихъ силлогизмовъ. Патріархальность-состояніе животное: но оно имѣетъ ту хорошую сторону, что самая животность, поддерживаемая этой первоначальной формой общества, препятствуетъ явленію того человѣческаго зла, которое уравновѣшиваетъ человѣческое добро. Героическій періодъ общества есть періодъ ухорства и драки; за то въ немъ нѣтъ той сухости, которая отличаетъ эпоху мыслительную и промышленую. Эта послѣдняя эпоха являетъ торжество разумности человѣка, но ведетъ съ собою порабощеніе чувства... И много-много подобныхъ злокачественныхъ фразъ неотразимою саранчою осаждаетъ мильйоны умовъ и приводитъ мильйоны людей къ покладыванію рукъ. Въ-самомъ-дѣлѣ, повѣрьте этимъ фразамъ -- что вамъ останется дѣлать? Ровно ничего. Зачѣмъ что-нибудь дѣлать? Все уравновѣсится само-собою: зло родитъ добро, добро родитъ зло, тутъ не дохватитъ,-- тамъ перехватитъ. Вы скажете, что въ основаніи всякой оптимистической фразы, хоть бы, на примѣръ, любой изъ приведенныхъ нами, лежитъ вопіющая нелѣпость. Такъ, но многіе ли, безъ помощи истиннаго и притомъ еще современнаго просвѣщенія, могутъ дойдти до сознанія этихъ нелѣпостей, принятыхъ большинствомъ за аксіомы и имѣющихъ силу глубоко-укорененныхъ и далеко-распространенныхъ предразсудковъ? Опять-таки одни исключенія, натуры, равносильныя тѣмъ, которымъ удается избавляться отъ разочарованія. Сдѣлаютъ, пожалуй, и такое возраженіе: много ли же найдется и такихъ, которые могутъ выводить заключенія изъ того, что узнаютъ изъ прочитанныхъ сочиненіи? Но мы, съ своей стороны, замѣтимъ на это, что еслибъ зло, о которомъ здѣсь говорится, и въ-самомъ-дѣлѣ распространялось только на людей логическихъ, на людей, которые не могутъ отказать себѣ въ необходимости вывести всевозможныя заключенія изъ того, что однажды принято ими за несомнѣнное, за данное, то развѣ можно оставаться равнодушнымъ къ умственной и нравственной гибели этихъ избранныхъ натуръ? Сверхъ-того, не надо упускать изъ вида, что люди вовсенелогическіе безпрестанно прибѣгаютъ къ оправданію своихъ и чужихъ непохвальныхъ дѣлъ, основывая ихъ на какой-нибудь оптимистической фразѣ...
   Итакъ, вотъ два гибельныя слѣдствія изученія исторіи повѣствовательной. И разочарованіе и оптимизмъ суть не что иное, какъ различные виды безоюизненности,-- а безжизненность не есть ли зло золъ? Не говоримъ о другихъ менѣе-важныхъ слѣдствіяхъ фактическаго изученія исторіи; но не можемъ умолчать еще объ одномъ -- о пристрастіи къ какой-нибудь эпохѣ, къ какому-нибудь народу, или, наконецъ къ какой-нибудь исторической формѣ общества. Припомнимъ классицизмъ, пристрастіе къ древнимъ писателямъ, которое сначала двинуло человѣчество на пути цивилизаціи, а потомъ превратилось для него въ ужасную задержку; припомнимъ выходки Руссо противъ цивилизаціи новыхъ народовъ и мечтанія его о возвращеніи человѣчества къ первобытному состоянію, имѣвшія такое сильное вліяніе на его современниковъ. Конечно, большею частію историческое пристрастіе болѣе каррикатуритъ человѣка, чѣмъ дѣлаетъ его вреднымъ обществу. Кого не смѣшитъ фантазія нѣкоторыхъ очень-умныхъ людей, вздумавшихъ въ наше время прикинуться антагонистами реформы Петра-Великаго въ Россіи и провозгласить, съ соблюденіемъ всевозможной серьёзности, что единственное спасеніе нашего отечества заключается въ возвращеніи его чуть не къ временамъ Аттилы, который, по словамъ ихъ, былъ не кто иной, какъ нашъ-братъ Славянинъ? Кто не проливалъ слезъ эстетическаго умиленія, читая подобные аргументы? Конечно, все это чистый юморъ; но всякій юморъ имѣетъ основаніе въ дѣйствительности, и "Москвитянинъ" въ своихъ остроумныхъ выходкахъ противъ ложнаго патріотизма вѣроятно имѣетъ въ виду классъ жалкихъ ученыхъ, дѣйствительно-встрѣчающихся въ нѣкоторыхъ частяхъ Россіи.
   Но довольно о нелѣпостяхъ. Перейдемъ къ вліянію на умы той исторіи, которая занимается не простымъ повѣствованіемъ о событіяхъ, случившихся въ человѣческомъ мірѣ, а изображеніемъ и изслѣдованіемъ постепеннаго развитія человѣчества. Такая исторія (настоящая исторія) показываетъ весь человѣческій родъ какъ одно органическое цѣлое, сохраняющее свое единство и жизненность, не смотря на періодическое отпаденіе частей. Она слѣдитъ за процессомъ развитія послѣднихъ, не упуская изъ вида той главной идеи, что въ суммѣ онѣ составляютъ неумирающее человѣчество. Проживъ свой періодъ, общество воскресаетъ въ другихъ обществахъ; его великіе люди, его учрежденія, понятія, мудрость, искусства переходятъ къ другому народу, и сливаясь съ новыми стихіями жизни, являются все въ болѣе и болѣе полномъ и законномъ развитіи. Индія, Египетъ, Греція, Римъ, греческій востокъ,-- все это подмостки нашей новой германо-славянской цивилизаціи, которая, въ свою очередь, прошла уже много ступеней и не видитъ предѣла своему восхожденію. Много разъ мы оступались и какъ-будто падали; но все это для того, чтобъ подняться на большую высоту... Индійская цивилизація исчезла на берегахъ Ганга; но во-время переданная жрецамъ Египта, явилась она въ неузнаваемой красотѣ подъ небомъ Греціи, которой суждено было очеловечить восточный энтузіазмъ (переходившій въ животное бѣшенство) холодною разумностью генія Европы и въ то же время согрѣть эту разумность жаромъ фантазіи. Когда роскошный цвѣтъ греческой жизни сталъ блекнуть, она, въ лицѣ Александра-Македонскаго, унесла свои идеи на Востокъ, покорно принявшій ихъ въ свои нѣдра, но перемѣшавшій съ своими старческими умозрѣніями,-- и такимъ образомъ явился въ первый разъ на землѣ эклектизмъ, неорганическая смѣсь греческой мудрости съ мудростью восточныхъ народовъ, переданная новымъ германо-славянскимъ племенамъ вмѣстѣ съ политическими идеями Римлянъ, какъ матеріалъ для выработки новой цивилизаціи. При такомъ взглядѣ на прошедшую судьбу человѣчества, человѣкъ нашего времени,-- будь онъ Германецъ или Славянинъ, или инаго какого племени,-- пойметъ, что собственно ни одинъ народъ не исчезалъ безвозвратно съ лица земли, что ни одна плодотворная идея не погребена подъ руинами отжившихъ обществъ, что дѣла и мысли великихъ двигателей цивилизаціи того или другаго народа продолжаютъ невидимо жить и дѣйствовать въ человѣчествѣ. Такимъ образомъ сокрушается разочарованіе со всѣми его безобразными слѣдствіями!
   Съ другой стороны, исторія въ настоящемъ своемъ видѣ наноситъ смертельный ударъ оптимизму: во-первыхъ, она обнаруживаетъ передъ нимъ, что всѣ отрасли человѣческой дѣятельности, взятыя порознь, совершенствовались въ теченіе тысячелѣтій, совершенствовались даже и тогда, когда казались падающими: это были эпохи болѣзненныхъ кризисовъ, за которыми слѣдовало выздоровленіе; во-вторыхъ, она вразумляетъ оптимиста въ томъ, что человѣчество современнаго намъ періода стремится къ гармоническому сліянію ихъ воедино, въ жизнь полную, составленную изъ дружнаго союза всѣхъ стихій человѣческой природы... Такимъ образомъ, усвоивъ себѣ эти взгляды и укрѣпивъ ихъ основательнымъ фактическимъ изученіемъ исторіи, нельзя уже будетъ приводить нелѣпый аргументъ равновѣсія въ оправданіе бездѣйствія и безжизненности. Итакъ, исторія, изображающая и изслѣдующая развитіе человѣческаго рода, призываетъ къ жизни и движенію...
   Руководство къ Всеобщей Исторіи профессора Лоренца есть первый на русскомъ языкѣ и притомъ прекрасный опытъ такого изслѣдованія. Изъ сказаннаго выше можно уже заключить, что оно должно составить эпоху въ нашей исторической литературѣ. Мы сказали уже, что по выходѣ въ свѣтъ послѣдней его части, посвятимъ нѣсколько критическихъ статей подробному разбору его достоинствъ и недостатковъ. Теперь же имѣемъ въ виду поговорить только объ одномъ довольно-общемъ предубѣжденіи, существующемъ у насъ противъ этого сочиненія. Все до-сихъ-поръ сказанное о пользѣ исторіи вообще прямо относится къ этому вопросу.
   Вотъ въ чемъ дѣло. Многіе утверждаютъ, что книга г. Лоренца есть прекрасное ученое сочиненіе, но отнюдь не учебная книга, что ее можно дать въ руки семнадцатилѣтнему юношѣ, но никакъ не десяти или двѣнадцатилѣтнему мальчику. Мы совершенно согласны съ этимъ общимъ замѣчаніемъ. Но слѣдуетъ ли изъ него, что сочиненіе почтеннаго профессора не можетъ замѣнить всѣхъ до-сихъ-поръ изданныхъ у насъ руководствъ къ всеобщей исторіи? мы думаемъ, что вовсе не слѣдуетъ, и представимъ здѣсь основанія такого мнѣнія.
   Скажите, какъ вы объясните двѣнадцатилѣтнему мальчику, что такое общество, общественная жизнь, общественныя добродѣтели и пороки, общественное развитіе и младенчество, для того, чтобъ онъ могъ понимать все это въ исторіи, въ живыхъ, движущихся формахъ? какъ вы проведете въ его сознаніе разныя антропологическія понятія, служащія основаніемъ уразумѣнію характера и дѣятельности лицъ-двигателей историческихъ событій и представителей разныхъ эпохъ и національностей, какого-нибудь Перикла, Алкивіада, Октавія, Карла-Великаго, Филиппа II, Лудовика XIV-го, Наполеона, или великихъ мыслителей -- Платона, Сенеки, Эпикура, Августина, Лютера, Бэкона, Декарта, Галилея, Ньютона, Вольтера? какъ объясните вы ему, что такое паука, искусство, промышленость и какія условія успѣшнаго или неуспѣшнаго ихъ развитія: вѣдь все это необходимо для того, чтобъ онъ сколько-нибудь понималъ важность такихъ фактовъ, каково, на-примѣръ, перенесеніе греческихъ классиковъ изъ Восточной-Имперіи въ Италію и распространеніе ихъ по остальной Европѣ,-- фактъ, который былъ слѣдствіемъ взятія Константинополя Турками, но который гораздо-важнѣе его,-- или явленіе въ Греціи "Иліады", послужившее главной основой греческой самостоятельности,-- или освобожденіе общинъ въ За ладной-Европѣ, имѣвшее слѣдствіемъ распространеніе понятія о важности труда, не говоря уже о томъ, сколько умственнаго развитія нужно для оцѣнки и десятой части благотворнаго вліянія христіанской религіи? Правда и то, что факты исторіи религіи, исторіи наукъ, искусствъ и промышлености обыкновенно считаются какою-то роскошью въ руководствахъ ко всеобщей исторіи. Но развѣ въ этомъ есть какой-нибудь смыслъ? Развѣ уразумѣніе такъ-называемой политической исторіи доступнѣе мальчику, чѣмъ исторія нравственнаго развитія человѣчества? Отъ-чего же онъ долженъ понять, на-прим., что такое феодализмъ, если онъ не можетъ-понять, чти такое язычество, философія, пластицизмъ, трудъ, капиталъ, кредитъ? Замѣтимъ, что сколько-нибудь-неглупый мальчикъ непремѣнно составитъ себѣ какое-нибудь понятіе о предметахъ, о которыхъ ему всякій день толкуетъ учитель, и которыхъ онъ все-таки не понимаетъ какъ слѣдуетъ. Эти самодѣльныя, и разумѣется, за весьма-рѣдкими исключеніями, превратныя понятія впиваются въ сознаніе ребенка со всею ѣдкостью первыхъ впечатлѣній и идей, и при отсутствіи сильной подвижности ума и воображенія, составляютъ ужасную преграду къ усвоенію въ лѣта юношества новыхъ, совершенно противоположныхъ идей и образовъ. Чтобъ вполнѣ убѣдиться въ этомъ, рекомендуемъ любознательному читателю, при настоящемъ его совершеннолѣтіи и развитіи, почитать Плутарха, писателя, котораго онъ читалъ въ дѣтствѣ. Какое новое, странное, но пріятное чувство охватитъ его душу, когда онъ вновь пройдетъ по этой галереѣ антиковъ (такъ воображаетъ онъ себѣ книгу плутарховыхъ жизнеописаній)! Вдругъ почувствуетъ онъ, что великіе мужи, разоблаченные великимъ біографомъ древности, вовсе не статуи, а живыя, совершенно-живыя лица, любящія и ненавидящія, важничающія и ползающія, наслаждающіяся и страждущія, лѣнтяи и труженики, черви и герои, однимъ-словомъ, то, что называется вы и я. Тогда-то вполнѣ пойметъ онъ, какими призраками наполненъ былъ для него міръ исторіи въ-слѣдствіе изученія ея въ лѣта его дѣтства.
   Но противъ всѣхъ этихъ довольно-азбучныхъ, хотя и мало сознаваемыхъ доводовъ, могутъ сказать, что изученіе историческихъ фактовъ въ дѣтскомъ возрастѣ необходимо, во-первыхъ, потому-что въ-послѣдствіи, въ юности, трудно ихъ запоминать, во-вторыхъ, какъ упражненіе памяти. Оба эти возраженія кажутся намъ совершенно неосновательными.
   Каждый изъ насъ знаетъ по опыту, что во всякомъ возрастѣ нѣтъ ничего легче, какъ запоминать факты, освѣщенные идеей, иными словами, факты замѣчательные и занимательные. Конечно, восьмнадцати-лѣтнему юношѣ очень-трудно запомнить то, въ чемъ онъ не видитъ никакого значенія, что для него безразлично, и въ этомъ отношеніи мальчикъ окажется несравненно-памятливѣе его, потому-что не привыкъ еще отличать предметы замѣчательные, характерные отъ пошлыхъ, безцвѣтныхъ. Но къ-чему же и знать то, что безразлично! міръ каждой науки такъ громаденъ, что при изученіи необходимо наблюдать экономію силъ, разумѣя подъ этимъ словомъ не скупость на трудъ, а соображеніе его производительности, плодотворности. Спрашиваемъ: отъ-чего наши юноши знаютъ чуть не отъ слова до слова (а многіе и совершенно такъ) "Мертвыя Души"? Вѣдь они не учатъ же ихъ наизусть, какъ мальчики учатъ какой-нибудь историческій учебникъ. Дѣло просто: здоровый человѣкъ помнитъ хорошо все то, что его занимаетъ. Изъ этого слѣдуетъ, что не только изученіе историческихъ фактовъ не тягостно въ юности, но даже гораздо-легче, чѣмъ въ дѣтствѣ, по той простой и дознанной опытомъ причинѣ, что юноша ихъ понимаетъ, а мальчикъ не понимаетъ.
   Второе возраженіе также имѣетъ мало цѣны, но оно важнѣе перваго, потому-что наводитъ на нѣкоторыя мысли, къ-сожалѣнію, мало-распространенныя педагогической литературой.
   Говорятъ, что изученіе историческихъ фактовъ въ дѣтствѣ необходимо для изощренія памяти. Странный аргументъ, напоминающій намъ аргументъ одного педагога, который въ прошедшемъ мѣсяцѣ издалъ для дѣтей тетрадь географіи, написанную непонятнымъ для нихъ языкомъ, и увѣрялъ въ предисловіи, что все это придумано имъ какъ средство для распространенія области дѣтскаго языка! Да помилуйте! не-уже-ли кромѣ фактовъ исторіи человѣчества нѣтъ здѣсь никакихъ другихъ фактовъ, которые въ одно время могли бы и поощрять память дѣтей и были бы доступны дѣтскому разумѣнію?
   Мы полагаемъ, что факты естественныхъ наукъ могутъ удовлетворить не только этимъ двумъ цѣлямъ, но и многимъ другимъ весьма-важнымъ. Начнемъ съ того, что изученіе природы несравненно-болѣе занимаетъ ребенка, чѣмъ міръ человѣческій: и не можетъ быть иначе съ человѣкомъ до-тѣхъ-поръ, пока въ немъ не начнетъ развиваться личность, независимость отъ внѣшности вообще. Я это даетъ дѣлу большую важность: обративъ ребенка прежде всего къ фактическому изученію естественныхъ наукъ, вы уже много сдѣлали, ибо стали учить его тому, что должно его занимать. Такимъ-образомъ, вы легко можете поселить въ немъ любовь къ занятіямъ наукой, а это всего важнѣе въ воспитаніи. Далѣе, не говоря уже объ изощреніи памяти, нельзя не сказать, что естественныя науки сильно изощряютъ логическую способность, пріучая человѣка къ строгому изъисканію причинъ каждаго обиходнаго явленія, къ всепроникающему анализу. Въ этомъ отношеніи, особенную важность изъ естественныхъ наукъ имѣютъ -- физика и химія, заставляющія искать объясненія тому, что при обыкновенномъ, невѣжественномъ взглядѣ на вещи, вовсе не подлежитъ объясненію. Химія имѣетъ еще и то преимущество, что совершенно-наглядно, а потому и очевидно показываетъ самый процессъ анализа. Въ этомъ она имѣетъ такую же важность, какъ и математика, являющая образецъ доказательствъ. Что же касается до доступности фактовъ естественныхъ наукъ дѣтскому разумѣнію, то это само-собою ясно. Разумѣется, безталантный учитель можетъ и тутъ испортить все дѣло, начавъ объяснять дѣтямъ законы природы отвлеченно и переходя къ опытамъ уже въ подтвержденіе теоріи. Это была бы ужасная ошибка, надо непремѣнно начинать съ опытовъ, во-первыхъ, потому-что самая теорія можетъ быть скорѣе усвоена, если она выводится какъ-бы естественнымъ путемъ изслѣдованія со стороны самого ученика, т. е., изъ фактовъ; во-вторыхъ, нарушить этотъ порядокъ значитъ уничтожить то преимущество, о которомъ мы уже сказали -- именно, что естественныя науки пріучаютъ человѣка отдавать себѣ отчетъ въ причинахъ самыхъ обыкновенныхъ явленій, какъ-будто бы не требующихъ объясненія.
   Еслибъ естественныя науки и не имѣли никакой другой важности, кромѣ занимательности, доступности и вліянія на развитіе аналитической способности,-- и этого было бы уже довольно для того, чтобъ признать важность ихъ изученія въ возрастѣ дѣтства. Но, кромѣ того, это изученіе имѣетъ неисчислимыя достоинства и по прямымъ своимъ слѣдствіямъ и какъ приготовленіе къ наукамъ нравственнымъ и общественнымъ.
   Намъ кажется, что изученіе природы въ дѣтствѣ лучше всего сберегаетъ жизненность и здоровье души, спасая человѣка отъ сухости и нравственнаго безсилія такъ же, какъ отъ склонности къ романтическимъ и мистическимъ идеямъ. Неразрывное единство природы и человѣка несомнѣнно; но условія жизни часто отвлекаютъ человѣка отъ сознанія и поддержанія этого единства. Занятіе же естественными пауками противодѣйствуетъ этому страшному, болѣзненному разрыву, служащему источникомъ всякой сухости и нравственной порчи. Пріучивъ свой умъ безпрестанно находить идею въ образахъ осязаемыхъ, пластическихъ,-- причину явленій въ силахъ, также подлежащихъ оцѣнкѣ чувствъ, мы теряемъ склонность къ безжизненнымъ, діалектическимъ отвлеченіямъ, и потому невольно влечемся ко всему дѣйствительному, живому, невымышленному. То же самое поселяетъ въ насъ непреодолимое отвращеніе отъ доказательствъ натянутыхъ и хитросплетенныхъ, утверждаемыхъ на пустякахъ, на положеніяхъ, принятыхъ за аксіомы потому только, что никто не подвергалъ ихъ анализу: мы дѣлаемся просты и чрезвычайно-строги въ своихъ сужденіяхъ и не смущаемся въ изслѣдованіи того, что кажется недоступнымъ изслѣдованію. Въ то же время, и все-таки по той же причинѣ, нашъ умъ привыкаетъ легко находить временную границу между предметами доступными и недоступными человѣческому разумѣнію:-- онъ хорошо знаетъ пространство и границы своихъ силъ, потому-что измѣряетъ ихъ примѣняемостью или непримѣняемостью къ познаваемому предмету строгой методы познанія. Такимъ-образомъ, романтизмъ и мистицизмъ со всѣми своими послѣдствіями, дѣлаются для васъ не бичами, а посмѣшищемъ, такъ же какъ и дѣтское гарцованіе ума въ предѣлахъ, недоступныхъ его владычеству.
   Теперь легко представить себѣ, какъ много выиграло бы просвѣщеніе, еслибъ при воспитаніи можно было соблюдать правильный переходъ отъ изученія наукъ естественныхъ къ изученію наукъ нравственныхъ и общественныхъ. Если изъ послѣднихъ взять въ соображеніе одну исторію и предположить, что она преподается въ томъ духѣ, въ какомъ написано "Руководство" профессора Лоренца, то можно навѣрное сказать, что такой порядокъ преподаванія наукъ долженъ бы ниспровергнуть умственныя и нравственныя чудовища -- романтизмъ, мистицизмъ, систематическое разочарованіе и оптимизмъ. Тогда можно бы было дышать гораздо-свободнѣе!..

"Отечественныя Записки", No 6, 1846

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru