Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Избранные письма

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Подборка 59 писем с 1870 по 1912 годы.

   Мамин-Сибиряк Д. Н.

Избранные письма

  
   **************************************
   Мамин-Сибиряк Д. Н.
   Собрание сочинений в 10 т.
   М., "Правда", 1958 (библиотека "Огонек")
   Том 10 -- с. 329-396.
   OCR: sad369 (11.10.2008)
   **************************************
  
   Содержание
  
   1. Н. М. Мамину. Март 1870 г.
   2. Н. М. и А. С. Маминым. 15 января 1871 г.
   3. Н. М. и А. С. Маминым. 29 февраля 1872 г.
   4. Н. М. Мамину. 21 августа 1875 г.
   5. Н. М. Мамину. 31 декабря 1875 г.
   6. Неизвестному редактору. 21 апреля 1876 г.
   7. В. Н. Мамину. 9 августа 1877 г.
   8. В. Н. Мамину. 22 июня 1881 г.
   9. В. Н. Мамину. 7 июля 1881 г.
   10. А. С. Маминой. 6 октября 1881 г.
   11. А. С. Маминой. 26 февраля 1882 г.
   12. А. С. Маминой. 24 апреля 1882 г.
   13. М. М. Стасюлевичу. 28 июня 1882 г.
   14. В. Н. Мамину. 22 декабря 1882 г.
   15. В. Н. Мамину. 30 декабря 1882 г.
   16. В. Н. Мамину. 6 марта 1883 г.
   17. В. Н. Мамину. 30 октября 1883 г.
   18. В. Н. Мамину. 3 марта 1884 г.
   19. А. С. Маминой. 29 сентября 1885 г.
   20. А. С. Маминой. 30 ноября 1885 г.
   21. А. С. Маминой. 12 января 1886 г.
   22. А. С. Маминой. 23 февраля 1886 г.
   23. А. С. Маминой. 26 марта 1886 г.
   24. А. С. Маминой. 30 марта 1886 г.
   25. А. С. Маминой. 7 апреля 1886 г.
   26. Е. Н. Маминой-Удинцевой. 20 апреля 1886 г.
   27. В. А. Гольцеву. 11 марта 1888 г.
   28. Д. Н. Анучину. 22 апреля 1888 г.
   29. Д. Н. Анучину. 30 мая 1888 г.
   30. А. Н. Пыпину. 3 декабря 1888 г.
   31. В Общество любителей российской словесности. 22 января 1889 г.
   32. В. А. Гольцеву. 5 февраля 1890 г.
   33. В. А. Гольцеву. 30 апреля 1890 г.
   34. А. С. Маминой. 2 июля 1891 г.
   35. А. С. Маминой. 15 сентября 1891 г.
   36. А. С. Маминой. 22 сентября 1891 г.
   37. А. Н. Пыпину. 21 октября 1891 г.
   38. А. С. Маминой. 24 ноября 1891 г.
   39. О. Е. Клеру. 26 ноября 1891 г.
   40. А. С. Маминой. 14 января 1892 г.
   41. Н. В. Казанцеву. 3 апреля 1893 г.
   42. А. С. Маминой. 3 марта 1894 г.
   43. М. В. Эртель. 6 октября 1894 г.
   44. В. А. Гольцеву. 16 декабря 1894 г.
   45. М. Н. Слепцовой. 25 декабря 1894 г.
   46. Я. Л. Барскому. 20 апреля 1896 г.
   47. А. С. Маминой. 27 октября 1896 г.
   48. А. С. Маминой. 15 декабря 1896 г.
   49. Н. И. Познякову. 15 октября 1902 г.
   50. А. С. Маминой. 11 января 1904 г.
   51. А. С. Маминой. 25 октября 1904 г.
   52. А. С. Маминой. 22 ноября 1904 г.
   53. А. С. Маминой. 12 декабря 1904 г.
   54. А. С. Маминой. 20 апреля 1905 г.
   55. А. С. Маминой. 13 декабря 1905 г.
   56. А. С. Маминой. 31 августа 1906 г.
   57. А. С. Маминой. 11 марта 1907 г.
   58. А. С. Маминой. 27 декабря 1907 г.
   59. А. Ю. Анненскому. 2 марта 1912 г.
  
   Примечания
  

1

Н. М. МАМИНУ

[Март 1870 г. Пермь.]

  
   У меня к Вам есть большая просьба: узнать программу реального тагильского училища всех классов, потом узнать, можно ли поступать из реального училища в технологический институт или в другое высшее заведение. Это Вам легко узнать от служащих наших или тагильских.
   Если можно поступать куда, то с экзаменом или без экзамена?
   Узнавши все это хорошенько, Вы порассудите, нельзя ли мне тут поступить, и, главное, имейте в виду вот что: чтобы был верный кусок хлеба, а то ведь теперь мы эфирами разными набиваем голову -- ну, а как приведется с эфиров в канцелярию спуститься, сквернейшая будет штука. Прежде ладно было: кончил курс и поп, а нынче не то, заранее куда-нибудь надо себя готовить. Рассудите теперь, к чему это нас готовят? Хотя и много шумели о преобразовании семинарий, но в сущности пользы немного. Что, например, я приобрел в 4 года учения? И что впереди мне предстоит, я не знаю и Вы также, а надеяться на авось -- самая плохая штука. В реальном же училище я, получив основательные знания по заводской части, не пропаду, а если попаду в технологический институт, то во всяком случае выйду никак не хуже какого-нибудь университанта, который, вышед из университета, скрипит где-нибудь за те же 15 р. Теперь наше положение в семинарии можно сравнить с положением ребенка, которому говорят, что белое совсем не белое, а черное, потому что святые отцы выкапывают всякую мертвечину, рухлядь никуда не годную и заставляют нас ее заучивать как что-то путное; время самое годное для приобретения знаний почти на всю жизнь, время, которым мы должны бы дорожить, у нас пропадает на заучивание мертвечины, то есть классиков. Куда нам будут годны эти классики? Только ведь обманываем себя и других: никто еще никогда не делал старое новым, годным для употребления.
   Сами-то наши наставники не знают классиков, несмотря на то, что иссушили тело свое и ум на них. Неужели Вам хочется лучше получить из меня такого же губителя молодых умов, как наши редипты-наставники, чем честного и трудолюбивого заводского человека?
   Право, я не знаю, что Вы ожидаете от меня, если оставляете в семинарии? Ведь она много ли мне дала пользы-то; от труда она всякого отучит, а чему хорошему научит? Если чего ожидать от нее, то это только физики в 4 классе и математики, а то ведь классики, психология, философия и прочая дребедень умного человека с ума сведет. Еще повторяю: пожалуйста, подумайте о том, нельзя ли мне поступить в реальное училище и оттуда в технологический институт, это нисколько не хуже семинарии.
   Узнайте, что и в каких классах преподают в реальном училище и можно ли будет из него поступить в технологический институт или в другое какое-нибудь заведение высшее; если никуда нельзя, то я остаюсь в семинарии, если же нужно приготовиться только по новым языкам, то я могу приготовиться почти без учителя. Оставляю Вам решить мою будущность, -- я верю тому, что Вы говорите, потому что более и лучше всего научит сама жизнь.
   Ответ на это письмо напишите как можно скорее: от этого я могу много потерять.
  

2

Н. М. и А. С. МАМИНЫМ

[15 января 1871 г. Пермь.]

  
   Любезнейшие родители!
   Ваше письмо и посылку -- энциклопедию, посланные с Николаем Николаевичем Варушкиным, я получил сегодня, то есть 15 января. С Никоном Терентьевичем об энциклопедии не написал потому, что еще не знал хорошенько в то время, есть ли что-нибудь по химии в этой энциклопедии.
   Во время классов от Н. Н. Варушкина я получил ее и тотчас же после классов снес переплетчику, за переплет обеих частей нужно отдать 60 к.; что касается до пользы, которую принесет эта книга мне, кажется, нельзя сомневаться в этом.
   Архангельские переехали на другую квартиру, наискосок о. Андрея Будрина, квартира довольно порядочная, только комнаты не совсем хорошо расположены. Никон Терентьевич пока еще не нашел никакой службы, -- везде, как и Колю, просят подождать. Ему не очень-то приятно сидеть без дела, а более еще неприятнее это Евгении Тимофеевне. Ваня приехал 2 числа вечером, письмо от него я получил, а также и деньги 6 р. серебром. Николай Тимофеевич служит помаленьку; Владимир Тимофеевич тоже, то есть служит, -- он как будто тяготится своими родными и ошибся в своих расчетах, -- впрочем, это только я говорю так, и на деле, может быть, дело идет иначе. Ваня пока ничего не делает.
   Марья Герасимовна не может удержаться от слез при воспоминаниях о Висиме. Вообще все Архангельские кланяются Вам.
   О классицизме я говорить и писать устал, -- едва ли будет время, когда я буду иначе совершенно думать о нем, чем теперь; конечно, я знаю, что время много изменяет человека, но чтобы изменить эти убеждения, я считаю почти невозможным. Самый последний результат моего мышления, если только он будет, тот, что и классицизм с самых лучших своих сторон, которых у него так немного, действовать может благодетельно только тогда, когда его серьезно изучат, а к серьезному его изучению не хватит времени и даровитости несчастных педагогов; вершки же везде не заслуживают внимания и особенно эти вершки нетерпимы в знании классиков; не подумайте, что когда-нибудь придет время господства классиков, -- это его усиление, может быть, есть последние, предсмертные агонии. Вообще -- нет у меня слов о древности.
   Слушанием лекций в классе во всяком случае нельзя пренебрегать: это одна из самых замечательных житейских хитростей-мудростей, а потому и я не пренебрегаю ничем, что можно приобресть в классе. На свою участь роптать я пока еще не намерен, иногда только кое-что прорвется: да ведь не железный же человек-то, имеет же на него какое-нибудь действие окружающая действительность!
   Вы говорите, что мы слишком легко относимся к настоящему своему времени -- времени приобретения всевозможных знаний, -- на это скажу вот что: наши воспитатели, наши руководители гораздо легче смотрят на это, чем мы сами, они не только ничего не дадут, но еще и то, что мы без их помощи приобрели бы, расстроят; спросите у них, много ли они чего дали мне, а набор спряжений и склонений и слов без порядка, без толку не есть еще знание. Если я или мои товарищи что приобретут, то это -- плод собственных забот, трудов и ума; а за свое собственное, которое добывается таким трудом, потом и кровью, ни я, ни они не обязаны благодарить других, да подобный поступок был бы положительно ни с чем несообразен; теперь, примерно, я учусь, но если бы я не стал заботиться сам о своей голове да слушал бы своих учителей, то не только знаний, а и здоровый-то рассудок совсем потерял.
   В конце имею сообщить Вам неприятную новость: я уже раньше писал, что за октябрь по поведению у меня 3, но помощник, новенький, такой скотина, что за декабрь опять поставил 3, за то, дескать, что не все святки ходил в церковь; право, не знаю, где найти пример подобной дичи, бессовестности и подлости; ну, положим, если бы я один не ходил, а то половина класса, я стал говорить инспектору, что-де не я один не ходил, да и не объявлено было, мол, обязательно в церковь ходить или нет, притом, мол, в прежние годы никто не ходил, да ничего никому не делали, -- на мое красноречие получился такой ответ, что это не оправдания и что начальство вольно все делать и его поступки не должны иметь никакого контроля.
   Конечно, последняя новость неприятна для Вас, но тем более неприятна она для меня, но что делать, ошибся маленько, к тому же и ошибка-то поправимая.
   Денег пошлите поскорее, рублей 10 или 12.
   На святках были 3 литературных вечера, на 2 из них я читал.
   Более новостей особенных нет.

Ваш Дмитрий.

   71 г. Пермь. 15 января.
  
   P. S. С новым годом, с новым счастьем!!
  

3

Н. М. и А. С. МАМИНЫМ

[29 февраля 1872 г. Пермь.]

  
   Любезнейшие родители!
   Письмо Ваше от 9 февраля с 16 р. я получил 18 февраля. Прочитав письмо, я обрадовался, чему бы Вы думали? Вот чему: Вы, папа, пишете, что не желаете добиваться рекомендаций, добиваться перевода на другое место теми средствами, которые имеет обыкновение употреблять наше духовенство, что эти средства не по вашим убеждениям. Да, я этому обрадовался и радуюсь, потому что мне очень было бы неприятно видеть Вас наряду с теми, которые добиваются цели, не разбирая средств. Письмо Архангельским передал, передал и деньги. Мария Герасимовна благодарит и просит передать Вам поклон. Странное это семейство -- Архангельские, особенно пол мужеский. Владимир Тимофеевич то гонит всех из дому, то не отпускает, то сорит деньгами, то дрожит над ними. Кажется, что гнать от себя родных ему нет никакого основания и выгоды, -- никакие прислуги и денщики, даже никакая его будущая супруга, не будут в состоянии так ухаживать за ним, как они. Например, когда ждут его возвращения домой, то Ваню посылают за несколько времени вперед в прихожую, чтобы там он мог отворить дверь по первому звонку, не знаю, что ему лучшего ждать от людей чужих? Николай Тимофеевич относительно родных держится тоже довольно странной политики: жалованье пропивает или проигрывает, и это почти постоянно, живет на счет брата, часто ссорится с мамашей и вообще со всеми. За все и вся в ответе Мария Герасимовна и Зинаида, даже Ваня и тот на них, хотя и сам в настоящем положении своем не более как денщик у брата. Мария Герасимовна очень рада была бы отделиться, но сам Владимир только говорит, делать же этого не делает, да и едва ли когда-нибудь сделает; просто-напросто, должно полагать, купоросится, благо есть над кем.
   Это письмо я начал писать с неделю назад, но почему-то все не мог кончить; это для меня редкость, потому что вообще письма я пишу сразу.
   Теперь скажу кой-что о себе.
   Странное наше положение, то есть то положение, когда нам приближается выход из семинарии. Трудное это время, должно быть, для всякого выходящего из нас, -- это я отчасти могу судить по себе. И действительно, что и кто мы? Относительно мнения общественного, мы ни рыба ни мясо; хвалить-то хоть нас и хвалят иногда, но и только, кажется. Этим ограничиваются наши отношения по большей части с теми людьми, с которыми нам приведется, может быть, впоследствии иметь дело, да и не может быть, а положительно приведется. Общество знает только, должно полагать, что мы существуем на свете божьем, и только. Что же сами мы о себе думаем? Что касается до этого вопроса, то он для нас вопрос нерешенный и нерешимый, потому что решение его возможно только при сравнении с другими представителями средних учебных заведений, а с ними мы личных сношений не имеем, следовательно, остается догадываться по слухам, но это самого сомнительного свойства догадки, и мы оставались и остаемся в сомнении насчет своего значения в среде русского учащегося юношества и тем более общества; поживем -- доживем и увидим. Но вот это-то и тяжело. Просто иногда чуть не сходишь с ума от неизвестности. Тяжело от сознания бесполезной траты своего прошедшего и отчасти настоящего; тяжело от сознания своей глупости собственной; тяжело, наконец, глядя на других, как они идут да маются по той же дорожке, по которой и сам прошел. Да мало ли, папа, от чего тяжело бывает, не вам мне сказывать, сами знаете!! Но все еще сносно, когда дело касается только одного умственного развития, -- время не ушло -- воротим, что нужно. А вот касательно физической стороны да нравственной, так хоть в петлю полезай иной раз. Деньги потерял -- говорят -- ничего не потерял; время -- много потерял; энергию -- все потерял. А откуда, спрашивается, нам набраться всего этого? Мало того, что нам не только не дано того, что от нас требует жизнь, жизнь разумная, честная -- словом, жизнь, достойная названия человеческой, мы и то, что приобрели бы с этой целью, можем потерять при столкновении с той средой, в которой приходится нам жить. Конечно, достоинство человека, как человека, только и может развертываться в противных обстоятельствах, но ведь нужно же взять во внимание нашу молодость, нашу положительную неопытность, непрактичность, увлечения -- мало ли чего наберется в том же роде, чтобы оценить правильно всю силу тяжести, которая на нас лежит, от которой одни гибнут, другие остаются уродами -- в физическом, нравственном, умственном отношениях, и только очень даже слишком немногие выходят целыми и невредимыми из этой борьбы.
   Ведь слишком мало того, чтобы быть исправным в классе всегда, переходить из класса в класс, даже хорошо кончить и быть принятым в другое заведение, -- мало всего этого, я говорю, потому что это только формальная сторона дела. Не велика важность в том, примут или не примут меня в университет, -- я могу поступить вольнослушателем; не беда в том, что у меня мало средств к существованию, -- я могу существовать работой. Но предстоит теперь задача более трудная и серьезная для решения, но на которую, не знаю почему, всегда мало обращают внимания. Это -- решить свою участь на всю жизнь, избрать специальность. Как мало и поверхностно думает об этом наш брат, это я могу судить по своим товарищам; но ведь подобное решение -- решение слишком важное, оно может испортить всю жизнь. Ведь нужно слишком много ума и природной проницательности, чтобы взвесить свои силы, оценить их, угадать их назначение -- одним словом, решить, куда и на что способен человек.
   Одни при решении своей будущей карьеры главным образом обращают внимание на деньги, другие на общественное положение, третьи на примеры товарищей и знакомых и т. п. Но все это не так, как бы должно быть. Чтобы быть похожим на человека, нужно отыскать свое место, которое более всего способно удовлетворить мои наклонности, но как и где мне его найти? Этот вопрос для меня -- неотступный вопрос; день и ночь, всякая свободная минута тратится на его решение, и тратится бесполезно, тратится мучительно, потому что вопрос все остается вопросом, вопросом еще более неотступным и навязчивым. Станешь себя разбирать со стороны физической -- результат выходит неудовлетворительный; с умственной -- тоже; с нравственной -- и с той не лучше. Да на чем же, наконец, успокоиться? Где решение, ведь должно же оно быть? Ничуть не бывало, остаешься по-прежнему, с чем был. Не будь в нас, семинаристах, какой-то надежды на будущее, какой-то безотчетной почти смелости, просто пропадай ты в этом случае, как курица.
   Не все еще мы потеряли, много еще у нас осталось -- это энергия.
   Больше писать о себе нечего, -- все обстоит благополучно.
   Брюки, если не будет случая получить их из Висима, сошью здесь. Недавно купил французский словарь Рейфа, который стоит 2,5 р. В Екатеринбурге за антирелигиозные мысли исключили из 6 класса гимназии 7 человек без права поступления в другие учебные заведения, -- подобные глупости только и возможны у нас, глупо и досадно. За месяц февраль у меня вышло недоимок 3 р. серебром, которые издержаны на словарь, потому прошу у вас денег на март за квартиру и на погашение долга -- 3 р. серебром. Вчера был большой пожар. Кланяйтесь знакомым; Коле скажите, что я ему больше писать не буду, так как он сам мне еще ничего не написал.
   Марье Бобровской большой поклон. Видел Мишу Гаряева, который исключается из духовного звания и едет служить в Тагил.
   Вышли новые постановления обер-прокурора относительно семинарий, -- ничего, нам на руку, потому что все больше за нас, а не против.

Остаюсь здоров

Ваш Дмитрий.

   29 февраля 72 г. г. Пермь.
  
   P. S. Вы не думайте, чтобы мы возлагали свои надежды на что-нибудь другое, кроме себя самих; и потому не думайте, что мы ничего не делаем или делаем мало, -- нет, будьте уверены, что нет: все, что зависит от меня, все, что в силах сделать для поступления в университет, постараюсь сделать, делаю и буду делать. Наша сила -- труд; наш капитал -- энергия. Еще одно слово: погодите торопиться переезжать из Висима, авось как-нибудь делишки обделаем, а то, пожалуй, как раз из кулька в рогожку можно перевернуться; ведь есть места хуже Висима, да и в хороших-то местах, может быть, жизнь хуже, чем в нем: большой приход, квартира, прихожане, служба и т. п.
  

4

Н. М. МАМИНУ

Августа 21 числа, 1875 [Петербург].

  
   Ваши письма, папа, от 14 июля и 2 августа я получил, наконец, -- говорю: наконец, потому что не получал от Вас писем почти целый месяц.
   Начну с того, что волею судеб я остался на ветеринарном отделении, так как по недавно вышедшим правилам более трех лет на первых двух курсах оставаться нельзя, хотя эти правила не существовали еще в прошлом году. Итак, мне даже не привелось сдавать поверочного экзамена по одному латинскому языку... Но вся эта история мне надоела донельзя, а потому и говорить о ней я больше не намерен, а скажу несколько слов о том, что я буду делать с своей головой.
   Через два года я кончу ветеринарию, буду иметь за плечами верное ремесло, а в руках диплом кончившего курс в высшем учебном заведении. Ремесло даст мне верный кусок хлеба, диплом откроет возможность делать карьеру. Относительно последней я думаю так: на ветеринарном отделении я кончу, но ветеринаром не буду, а буду продолжать далее свое образование, смотря по обстоятельствам, где приведется. Весь вопрос в конце концов сводится на материальное обеспечение, которое откроет двери везде. Поступать в настоящую минуту на медицинское отделение для меня было по меньшей мере великой глупостью, потому что связываться с стипендией я не хочу, а служить двум господам нельзя: то есть кормить свою голову и учиться. Что касается казенных хлебов, -- почему я их избегаю, то достаточно указать на Владимира Тимофеевича и тому подобных горемык, испортивших свою жизнь благодаря этим казенным хлебам, потому что не успели они высунуть нос из академии, встать на ноги да поопериться, а их и прихлопнули, да так, что в другой раз и не подняться.
   Говорить вперед, сулить горы золота мне не хочется, а скажу о том, что есть, чтобы Вы могли хотя отчасти судить о некоторых возможностях, существующих вне всяких специальностей и выпадающих, по-видимому, только на долю особенных счастливцев, которым судьба всю жизнь покровительствует.
   Как вам известно, я не принадлежу к разряду счастливых, потому что небо моего счастья часто заволакивается густыми тучами; но, с другой стороны, я и не несчастный человек, потому что мне многое удается такое, что и счастливцам в добрый час. Значит, особенно бога гневить и не за что, я и не гневлю, а благодарю, хотя и не за все... Словом, нет худа без добра, а добра без худа, говорит пословица, и говорит как раз про меня, не в бровь, а прямо в глаз.
   Мои несчастья Вы знаете, папа, и потому распространяться о них нечего, но о моем счастье скажу несколько слов. Начну с того, что хотя плохо, но все-таки я стою на своих ногах, а это для меня первое и самое главное пока. Далее, кроме стоянья на своих ногах, под чем я разумею существование трудами рук своих, я имел случай вкусить кой-каких других благ, но о последнем пока нужно помолчать, до поры, до времени разбалтываться нехорошо.
   Итак, отбросив в сторону некоторые неприятности и рассудив, что оные неприятности ни на вершок не убавят меня, я, положа руку на сердце, благодарю свою судьбу за очень многое...
   Из всего сказанного Вы, может быть, и не вынесете того, что я сам желал бы, но, тем не менее, надеюсь, что через некоторое время самим делом буду иметь случай доказать свои слова.
   Теперь поговоримте, папа, о Ваших делах.
   Карьера Володи пока определилась в хорошую сторону, остается позаботиться хорошенько о Лизе. С своей стороны, принимая во внимание Ваши соображения относительно Казани и Екатеринбурга, я для Лизы стою за Екатеринбург, потому что ученье одно и то же, а Екатеринбург под руками. Что касается средств, то, вероятно, об этом придется позаботиться Лизину крестному, который хотя и делает большие промахи в своих расчетах и планах будущего, но не всегда. Теперь же, до осуществления моих ожиданий и планов, для Лизы должны на первом плане стоять живые языки, которые ей всегда пригодятся и везде.
   Ваши сожаления, папа, о том, что приходится так долго служить в гиблом Висимишке, имеют свое основание и свою слабую сторону, то и другое Вы знаете, а потому и говорить об этом много не приходится. Скажу только, что не только жизнь более или менее бойких пунктов, но даже и самых столиц держится на таких основаниях, о которых остается пожалеть от всей души и попросить господа бога, чтобы он не посылал их никогда на Висим.
   Издали, конечно, интересно смотреть, как шумит и хлопочет вечно суетящаяся разношерстная толпа наших городов, но вмешиваться в эту толпу не стоит, потому что единственный двигатель здесь деньги, деньги и деньги, и неприхотливое сероватое лоно родной провинции покажется в десять раз лучше. Конечно, все это говорится про незлобивых сердцем и чистых, как голуби; повесть о волках, приходящих в мир в овечьей шкуре, повесть о хитрых, как змеи, наводняющих нашу землю, совсем в другом тоне: они -- жители теперешних городов, сделавшихся каждый в своем роде Вавилоном в той или другой степени. Итак, папа, не жалейте, что живете в Висиме: меньше грехов, а Володя и Лиза, если захотят, в свое время будут и в Питере и дальше, лишь стало бы охоты.
   Таков мой личный взгляд, хотя сам я пока и не желал бы закупориться в провинции, потому что мне еще нужно потолкаться между людьми да поучиться уму-разуму...
   Передайте мои поклоны моим знакомым. Передайте Косте, чтобы он написал мне длинное письмо, время теперь у него есть свободное.
   Билеты Ваши застрахую и вышлю квитанцию, также и книги Лизе.
   Погода все лето стояла у нас хорошая, хотя особенно сильных жаров и не было. В город думаем перебраться с дачи в первых числах сентября. Будете мне писать, не забудьте переслать поклон моей хозяйке, Настасье Ивановне, которой я много обязан.

Остаюсь здоров

Ваш Дмитрий.

   Парголово.
  
   Теперь поговоримте, папа, о делах.
   Живя так долго в Висиме, Вы, папа, отлично знакомы с настоящим края и его прошедшим. Мне для некоторых целей крайне необходимо знание этого настоящего и прошлого, хотя и я кой-что знаю о них. Я был бы очень обязан Вам, папа, если бы Вы взяли на себя труд сделать три вещи: кой-что припомнить, кой-что порасспросить и кой-что прочитать.
   Припомнить Вы можете вот что: чрез ваши руки проходили и проходят интереснейшие факты из раскольничьей жизни: жизнь в скитах, сводные браки, взгляды на семейную и общественную жизнь со стороны раскольников, их предания, суеверия, приметы, заговоры, стихи, правила и т. п. Все это мне крайне интересно знать, и Вы бы, папа, хорошо сделали так: подобрали бы к стороне те документы, которые перешли к Вам из раскольничьих рук, и занесли некоторые факты на бумагу, которые Вам известны. Я говорю о фактах и цифрах, которые обрисовывали бы как прошлое, так и настоящее раскольников на Урале. Для этой же цели Вы, папа, могли бы достать много интересных выдержек из заводского архива.
   Далее, еще более интересно следующее: это собрать те сведения о доме Демидовых, которые лежат в конторских бумагах или ходят по рукам в виде рассказов и воспоминаний. Особенно важно здесь постоянно иметь в виду резкую разницу, отделяющую энергичных, деятельных представителей первых основателей дома Демидовых и распущенность последних его членов. Здесь интересны два ряда фактов, характеризующих, с одной стороны, энергию первых Демидовых и распущенность и самодурство последних. У Вас, папа, есть книжка о доме Демидовых, хорошо было бы, если Вы на полях ставили цифры и делали к известным лицам собранные примечания. Так я, например, помню, что жил один Демидов на одном острове Черноисточинского пруда, далее, как он неутомимо основывал один завод за другим, разыскивал руды и проч. Далее, интересно, например, знать подробности таких фактов, как приезды Авроры Карловны на заводы: безумное мотовство и проч.
   Кстати, Вы не пройдете мимо интересных фактов, характеризующих жизнь фабричных, рудниковых, беглых, знаменитых разбойников.
   Словом, всякий факт, резко выдающийся из ряда других, как характеризующий прошлое и настоящее Урала в низших и высших слоях его населения, будет мне крайне интересен.
   Рассказу о Ермаке, Пугачеве, Малороссии и проч. -- все это крайне интересно знать. Также факты встречи малороссов с раскольниками на Урале и первые шаги их взаимной жизни.
   Все это мне крайне интересно и необходимо знать, особенно же о Демидовых, о которых Вы, папа, можете собрать много сведений от старых служащих.
  

5

Н. М. МАМИНУ

[31 декабря 1875 г. Петербург.]

  
   Пишу Вам, папа, накануне нового года и в последний день старого. Обыкновенно в этот день подводятся итоги за целый прошедший год, что и кому он принес. Перенося на себя, я могу сказать, что 75-й год хотя и не сделал многого, чего я ждал от него, но и начало дела велико, а начало положено: я попытал счастья по части беллетристики, рассказов, и могу сказать, что на моей стороне такой выигрыш, какого я не ожидал. Прежде всего и, главным образом, мне и Вам интересны те 200 р., которые я получил за свои произведения (?!), а потом и та уверенность, что я могу писать в этом направлении не хуже других.
   Если я упоминаю о моих рассказах, так только потому, что за них получил деньги; что же касается другой стороны дела, именно успеха, то это я меньше всего ожидал, да и не рассчитывал, потому что такой успех и на такой почве считаю не особенно лестным. Деньги, деньги и деньги... вот единственный двигатель моей настоящей литературной пачкотни, и она не имеет ничего общего с теми литературными занятиями, о которых я мечтаю и для которых еще необходимо много учиться, а для того, чтобы учиться, нужны деньги. Вам не понравится, папа, это откровенное признание за деньгами такой важности, но если приходится вырывать у судьбы чуть не каждый грош почти зубом, то эта сила денег делается совершенно очевидной.
   Говоря о деньгах, я не имею в виду чего-нибудь другого, кроме самого необходимого, -- когда последнее будет, тогда и вопрос о деньгах потеряет свою грозность и отступит на задний план. Будем терпеливо ожидать этого времени и будем надеяться, что мы его возьмем своими руками, именно так, как это нам хочется, а остальное все приложится само собой.
   Итак, наступающий 76-й год, может быть, скажет свое слово, а может быть, пройдет по той же дороге, как и 75-й, во всяком случае никаких розовых ожиданий вперед не возлагаю, а жду того, что ближе и что под рукою.
   Но я уже слишком много распространяюсь о себе в каждом письме, а поэтому делаюсь, вероятно, скучным и даже смешным в Ваших глазах, а посему -- о себе довольно говорить.
   Пожелаю Вам на новый год прежде всего здоровья, затем душевного спокойствия и исполнения тех надежд, которые Вы возлагаете на наступающий год. В частности, нужно пожелать успеха Лизе, а Володя, кажется, крепкой ногой встал на новую почву, и ему остается пожелать покрепче держаться на ней.
   Передайте мои поклоны моим знакомым.

Остаюсь здоров

Ваш Дмитрий.

   1875 г. Декабря [3]1 числа,
   Петербург.
  

6

НЕИЗВЕСТНОМУ РЕДАКТОРУ

[21 апреля 1876 г. Петербург.]

  
   Милостивый государь!
   16 апреля мной была передана в контору вашей многоуважаемой редакции рукопись "Виноватые". Эта рукопись представляет половину всего труда, и я осмеливаюсь обратиться к Вам с просьбой, нельзя ли просмотреть эту рукопись поскорее, потому что в непродолжительном времени мне приходится оставить Петербург. Вторая половина рукописи будет представлена в самом непродолжительном времени, причем беру на себя смелость обратить Ваше внимание на то, г. Редактор, что как сюжет "Виноватых", так в особенности его подробности отличаются особенной оригинальностью как отдельных характеров действующих лиц, так и всей обстановки и бытовых особенностей той местности и того времени, во время которого происходит действие рассказа.

Дмитрий Мамин.

   1876 г. Апреля 21.
  

7

В. Н. МАМИНУ

9 августа 1877. Нижне-Салдинский завод.

  
   Пишу это письмо тебе, Володя, на скорую руку, потому что сбираемся ехать в лес, куда-нибудь в сторону шушпановых лугов, на Салде. Лиза собирает посуду и сложила было лишнюю чашку в корзину, позабыв, что тебя уже нет дома. В твое отсутствие особенного ничего не случилось в Салде, да едва ли когда что-нибудь здесь и случается особенное; я занимаюсь помаленьку своим делом, Лиза возится с географией да петухами, Серко жив и здоров, Николай ходит в свою контору, папа читает газеты, мама стряпает да читает наставления, Алексей Михайлович хворает, Трофимовна ездит по Салде на своей лошади, Анемподисья мочит губу, [нрзб.] страдует -- словом, все вообще и каждый в особенности делает то же, что делали при тебе и что будут делать еще долго.
   Мы тебя вспоминаем очень часто, чуть не каждый день, особенно за обедом или ужином, когда Лиза не дает нам покоя своей болтовней и когда мы ей говорим, что теперь ей некому подвязать хвост "куфтой", как это было летом.
   Передай мой поклон Николаю Тимофеичу и его жене, которых я, к сожалению, лично нынче, вероятно, не увижу, потому что едва ли мне придется ехать через Екатеринбург. В Пермь придется отправляться по всей вероятности в конце августа, чтобы не опустить каравана, на котором будут отправляться Демидовым вещи на парижскую всемирную выставку.
   Желаю тебе здоровья, успехов и, главное, побольше смелости, ибо сия последняя города берет.

Твой брат Дмитрий.

   1877 г. Августа 9 дня.
   Нижне-Салдинский завод.
  
   P. S. Мы очень были рады за тебя, Володя, когда узнали от Настасьи Степановны, что из Тагила ты поехал в одном экипаже с Борисом, а не Виктором Поленовым. Передай мой поклон Сереже и Андрюше Колесниковым.
  

8

В. Н. МАМИНУ

22 июня 1881 г. Екатеринбург.

  
   Милый Володя!
   Посылаю тебе государственное право. Книга очень полезная, только читать ее нужно не спеша -- чем тише, тем больше в голове останется.
   Погода у нас почти все время стоит самая скандальная, ненастье одолело. А лично для меня это ненастье совпадает с безработицей, жаль, что чувствую себя очень скверно. Это страшное слово, Володя: "нет работы". И руки есть, и голова в порядке, и старания не занимать -- стать, а работы нет... Когда-то, в дни самой зеленой юности, я, как разборчивая невеста, все перебирал различные профессии, отыскивая, по тогдашнему модному выражению, "труд по душе". В настоящую минуту несу достойное наказание за увлечения и ошибки юности и не ропщу, не падаю духом, -- такой уж у меня счастливый характер, -- а все сие пишу в назидание тебе, чтобы ты не повторял моей ошибки в погоне за излюбленным трудом. Ведь у меня, Володя, душа болит от сознания, что пропадают и силы и время на дурацкой неблагодарной работе с разными купеческими сынками, но опять-таки, повторяю тебе, я не ропщу на свою судьбу, потому что есть миллионы людей, из поколения в поколение несущих неизмеримо большие несчастия сравнительно с испытываемыми мной маленькими неприятностями. Последняя мысль всегда освежает меня и укрепляет в минуту душевной невзгоды, когда вспомнишь, например, что в то самое время, когда я и ты сидим все-таки в тепле, сыты и одеты, тысячи переселенцев, голодом и холодом, с грудными детьми и стариками, тащатся христовым именем за тысячи верст, где неизвестно как устроятся. Вот нужно пожить в такой коже, тогда много лишней дури повыбьет из головы; по крайней мере, полезно иногда представить себя в положении этих людей. Я отлично помню слова покойного папы: "Ты сыт, одет, сидишь в тепле, -- чего же еще нужно? Остальное прихоти, т. е. если оно есть -- хорошо, нет -- не о чем особенно убиваться..." Это -- мудрые житейские слова, Володя, которые следует зарубить на носу.
   Пишу тебе это письмо в минорном тоне, по погоде; в следующий раз напишу веселее.
   Все мы здоровы. Мама и Лиза работают. Николай "по-домашности". Лиза скучает о тебе, и вообще мы часто вспоминаем о тебе; с твоим отъездом чувствуется в нашей жизни большой пробел, некому почитать газет, заняться политикой, изобразить Василия Львовича. Мама с Лизой поедут в Висим в июле. Сегодня встретился с Бусловым: идет в штатской форме в гимназию получать аттестат зрелости. Ты даже не простился с ним, когда поехал.
   Новостей больше нет. До свидания! Будь здоров, обменивай вещества и соблюдай душевное равновесие. Николаю Игнатьевичу передай мой поклон и пожелай здоровья.

Твой брат Дмитрий.

   1881 г. июня 22. Екатеринбург.
  
   P. S. Мне не нравится, Володя, что ты не посылаешь даже простого поклона Марье Якимовне, -- она была всегда так добра ко всем вам, и мне стыдно за тебя, что ты забываешь ее. Не прими это за упрек или за выговор: ты еще слишком молод и не привык понимать людей.
  

9

В. Н. МАМИНУ

7 июля 1881 г. [Екатеринбург.]

  
   Володя!
   Описание твое тюбукской природы я получил, но если бы меня кто-нибудь спросил о Тюбуке, я решительно не знал бы, что отвечать: велико или мало это село; где лежит -- в равнине, на горе, у реки, у озера; есть вблизи лес и т. д. Уметь описать предмет по крайней мере с его главных сторон -- великое искусство, которое приобретается не из книг и не от учителей, -- они могут научить только грамоте, а от наблюдения предмета воочию. Тем большее искусство заключается в уменьи охватить характеристику предмета несколькими словами -- это уже дело великих мастеров слова и художников, а обыкновенным людям приходится удовлетворяться обыкновенными пространными описаниями. Из твоих писем мы можем составить такое же понятие о тюбукской природе, как о "белой Арапии". Заметь то обстоятельство, что ты особенно хорошо мог описать Тюбук, потому что у тебя пред глазами стоят для сравнения Висим и Салда, а предметы и познаются только через сравнение. Во всяком случае, не нужно смотреть на письма с официальной точки зрения, как на печальную необходимость, посылание "снижающих поклонов" и испрашивание родительского благословения, как это делают солдаты, -- письмо -- живая вещь. Когда пишешь письмо, не старайся писать красиво, а пиши то, что тебя интересует, что перечувствовал или передумал. В письмах к тебе я впадаю в учительский тон, -- это тоже недостаток, но он выкупается желанием принести пользу своему ближнему.
   Ты ничего не пишешь о своем образе жизни. По крайней мере, описал бы хотя один день, и по этому описанию мы могли бы судить о других днях. Ты ничего не пишешь о том, рано ли ты встаешь, купаешься ли, ходишь ли рано утром в поля, когда еще нет зноя, -- словом, исполняешь ли относительно своего здоровья те правила, о которых было столько говорено.
   Наш любезный брат Николай третьего дня исчез с горизонта и теперь обретается во мраке неизвестности, что очень неудобно во многих отношениях. Мы все здоровы. Мама и Лиза собираются ехать в Висим в половине июля.
   Марья Якимовна кланяется тебе.
   Передай мой поклон Николаю и Якову Игнатьевичам, сынам Матусевым.

Твой брат

Дмитрий Мамин.

   1881 г. июля 7.
  
   Сие письмо написано слишком возвышенным тоном и чересчур в наставительном духе, -- не обращай внимания на эти недостатки и не обижайся моими советами.
   По слухам, Василий Львович оставляет Екатеринбург и якобы переводится в Одесский округ.
  

10

А. С. МАМИНОЙ

[6 октября 1881 г. Москва.]

  
   Милая и дорогая моя мама,
   Приехав в Москву, я получил письмо от тебя, в котором ты пишешь, что Николай исчез и у Володи один Андреевский урок. Твое письмо совпало с моей неудачной поездкой в Петербург и поэтому очень огорчило, -- именно, мне было жаль тебя, моя милая, дорогая мама... Теперь спешу тебя обрадовать: я уже писал тебе из Петербурга, что мой большой рассказ принят в "Слово" и будет печататься в будущем году. Мне дорого то, что он принят, и я смело могу работать дальше. Сегодня, сейчас, другая радость, от которой у меня руки трясутся: я, как приехал в Москву, начал описывать свое путешествие в виде отдельных писем и первое письмо передал в "Русские ведомости"; прошло около трех недель, и я думал, что его не напечатают, хотел идти сейчас брать рукопись назад, но развертываю сегодняшний номер, и -- о, радость! -- мое письмо напечатано все целиком, то есть напечатано больше 9 000 строчек, что составит больше 27 р. Всех писем будет больше, чем на 100 р. Вот, милая и дорогая моя мама, мой первый успех, которого я не мог бы достичь, сидя в Екатеринбурге. Мне дороги не деньги -- хорошее начало после вынесенных мной испытаний укрепляет мой неунывающий дух. Письмо мое напечатано в фельетоне 269 N, можешь его прочитать, только не смущайся его резким тоном, -- это мое достоинство и вместе недостаток. Моя цель -- самая честная: бросить искру света в окружающую тьму, окружающую языцы. От радости я заврался и начал писать высоким слогом, но, милая моя мама, я слишком много пережил за эти немногие недели мыслью не о своем будущем, а о вашем... Дорогие мои, мне, то есть нам, немного нужно, и мы с голоду не умрем, -- меня заботила ваша участь. С божией помощью, отсюда, то есть из Москвы, я, может быть, буду иметь возможность лучше помогать вам, чем живя в Екатеринбурге. Напечатанное письмо я писал два дня по 6 часов в день и получу почти 30 р.
   Будьте здоровы, тверды душой и живите в мире. Целую вас всех. Жалею, что Володя и Лиза ничего мне не пишут.

Ваш Дмитрий.

   1881 г. октября 6.
   Москва.
  

11

А. С. МАМИНОЙ

26 февраля 1882 г. [Москва.]

  
   Милая и дорогая моя мама,
   Я уже писал тебе, что мой рассказ "Старатели" принят в "Русской мысли". Вчера, то есть 25 февраля, приходим из кухмистерской домой и находим письмо Скабичевского, который пишет, что мой очерк под названием "На рубеже Азии" уже набирается в типографии для мартовской книжки "Устоев". Не прошло и двух часов, как получаю заказное письмо из редакции "Дело", которая извещает меня, что мои два рассказа "Все мы хлеб едим..." и "В камнях" приняты и мне назначена редакцией плата по 80 рублей за печатный лист в надежде, что я пришлю еще рассказов; второй рассказ "В камнях" будет напечатан в мартовской книжке "Дела".
   Милая мама, ты можешь себе представить мою радость. Десять лет самого настойчивого и упорного труда начинают освещаться первыми лучами успеха, который дорог именно в настоящую минуту по многим причинам. Целый вечер я провел, как в лихорадке, и едва в состоянии был заснуть. Мы долго и много говорили с Марьей Якимовной и жалели только об одном, что нет бедного папы, который порадовался бы нашей общей радостью... Всякая моя радость отравлена отсутствием горячо любимого человека, единственного отца, которому мы всем обязаны, начиная с воспитания, и особенно тем, что это была глубоко честная, гуманная и любящая душа... Я редко говорю о папе, но постоянно думаю о нем, и его образ всегда живым стоит пред моими глазами и навсегда останется лучшим примером для всех нас. Бедный папа так любил всех бедных, несчастных и обделенных судьбой; папа так хорошо, таким чистым сердцем любил науку и людей науки; папа так понимал человеческую душу даже в ее заблуждениях; наконец, папа так был чист и незлобив душой и совершенно чужд стяжательных инстинктов и привычек к ненужной глупой роскоши... Милый, тысячу раз дорогой папа, которому мы обязаны всеми нашими успехами, всегда будет с нами, как наше лучшее, самое дорогое, что только может дать жизнь. Но одних слов, мама, еще недостаточно: будем делом любить так же людей, как любил папа, понимать их страдания и оставаться чуждыми роскоши, этой язвы, которая губит без возврата лучшие силы.
   Конечно, мама, есть вещи, с которыми, может быть, и не согласился бы папа, но во всех наших делах и словах мы руководимся собственными убеждениями: мое благоговейное отношение к памяти папы, вся моя любовь к нему никогда не в состоянии изменить того, в чем мы расходимся с ним. Папа относительно некоторых вопросов разделял заблуждения своего времени... и непонимание кое-чего многих других очень честных и хороших людей, -- в этом не их вина, потому что они платили только дань своему веку, то есть, освободившись от многих предрассудков, не имели сил взглянуть на некоторые вещи настоящими глазами. Повторяю, мама, я не желаю последними словами хоть малейшим намеком оскорбить память папы, а хочу сказать только то, что тебе уже давно известно.
   Да, сколько раз еще придется жалеть о том, что нет уже с нами нашего папы, жалеть дотоле, пока мы сами не отойдем в вечность. Мир его праху, нашего дорогого милого папы! Будем жить так, как велит нам наша совесть, наш долг, наша любовь к людям и самое горячее сочувствие к человеческим страданиям.
   Итак, милая дорогая мама, с марта я выступлю разом в двух толстых журналах, вероятно, по пословице -- не было ни гроша, да вдруг алтын. Моя тяжелая артиллерия пошла в ход, и теперь у меня на текущем счету переваливает за полторы тысячи рублей, но это не суть важное дело, ибо деньги -- пустяки, владеющие нами по нашей человеческой слабости, -- дело, мама, в работе, в хорошей честной работе, которая должна приносить пользу... Это моя заветная золотая мечта.
   В резервах у меня стоит громадный роман, который двинется в поход еще не скоро, да до десятка больших и малых рассказов, которые отчасти лежат в моих старых рукописях, отчасти еще в голове.
   При настоящем письме денег не посылаю, потому что еще не получил, -- на днях получу и пошлю. Пожалуйста, мама, корми ребятишек молоком и мясом, сколько захотят, и не давай чаев, ибо последнее зловредно. Относительно средств ты теперь можешь быть совершенно спокойна, как спокоен, например, я, когда пишу эти строки. Теперь я буду зарабатывать по 80 р. в день, хотя и не в каждый.
   Хорошо помню, как я приехал в Москву с одними надеждами в карманах и с благочестивым желанием честно трудиться, всего прошло каких-нибудь полгода, и декорации переменились, и даже редакция "Дела" выражает скромную надежду иметь меня своим сотрудником и далее. Да, глупая штука счастье: то не имеешь лишнего двугривенного на обед, то валятся сотни рублей.
   Передай мой поклон Николаю Николаевичу, Елене Николаевне, Александре Ивановне. Кланяется Марья Якимовна.
   Воображаю себе гордость моего брата Николая, который, вероятно, ближе всех примет к сердцу мои успехи и прочитает с таким вкусом мои первые статьи в толстых журналах, как никто другой. Володе и Лизе желаю больше всего здоровья. Целую вас всех.

Ваш Д. Мамин.

   1882 г. 26 февраля. Москва.
  
   Марья Якимовна кланяется Володе, Лизе и Николаю. Мое сердцебиение проходит помаленьку.
  

12

А. С. МАМИНОЙ

[24 апреля 1882 г. Москва.]

  
   Милая мама,
   Ты так неравнодушна к литературной критике, поэтому советую тебе прочитать фельетон в "Голосе" от 15 апреля, в нем, между прочим, упоминается о моей первой статье, напечатанной в толстом журнале, именно, о "В камнях". На первый раз погладили по головке, но это еще и не велика честь, да и не за что, собственно говоря. Критик "Голоса" сам-то по части русской грамоты плетется, как слепой подле огорода... А все-таки для первого раза нам было не неприятно прочитать благоприятный отзыв о нашей недостойности: так уж, видно, устроен белый свет и тем он держится, что все любим, когда нам пятки почешут, сиречь воскурят нашему тщеславию...
   Последнее время все думаю о тех 200 р., которые у тебя просил, думаю потому, что это, то есть мое прошение, может тебя встревожить, тогда как дело тут проще пареной репы, о чем я уже и писал тебе. Надеялся, что к 25 апреля успею все-таки получить деньги и телеграммой известить тебя, чтобы не высылала мне этих 200 р., но сегодня уже 24 апреля, а я все еще ничего не знаю. В "Деле" моя статья в апрельской книжке не напечатана, значит, пойдет в одной из следующих книжек, а "Устои" замерзли в марте и выйдут за два месяца зараз. Это черт знает что такое... Рассказ, который должен появиться в "Устоях", послан мной в прошлом году в "Слово", там его приняли, и сейчас же "Слово" прикрылось, ждал-ждал целый год "Устоев", назначили выпустить в мартовской книжке, и ее арестовали... Просто скандал в благородном семействе!
   Володя пишет, что не рассчитывает на медаль, -- и не следует, ибо это одно тщеславие, и второе ибо, что жить не с медалью, а с добрыми людьми... Плевать! Я даже совсем не желаю медали; конечно, если дадут, тогда придется взять, но это только печальная необходимость, а все дело в аттестате зрелости.
   Сегодня Лизунькины именины, поздравляю и поздравляю, извини за пальто (осенью зато будет новое) и будь здрава.
  
   Коли бедна ты --
   Так будь ты умна... --
  
   говорит у Некрасова дядюшка Яков.
   Брату моему Николаю большое спасибо за его письма: оные доставляют нам большое удовольствие. Статью из "Екатеринбургской недели" я получил, но ее не стоило списывать, ибо это к нам не относится.
   Номера с моим фельетоном "От Урала до Москвы" не высылаю потому, что у меня их всего один экземпляр, боюсь, чтобы на почте не потеряли, а когда привезу, тогда и прочитаете. Через месяц увидимся. О моем здоровье не беспокойтесь, -- хотя и не совсем еще поправился, но здоров. Желудок не скоро поправишь, ибо он зело капризен. Поклон Николаю Николаевичу и сродникам. Марья Якимовна кланяется.

Ваш Дмитрий.

   Москва,
   24 апр. 1882.
  
   У нас настоящее лето и деревья распускаются.
  

13

М. М. СТАСЮЛЕВИЧУ

[28 июня 1882 г. Екатеринбург.]

  
   Милостивый государь г. Редактор!
   Отвечаю на письмо редакции "Вестника Европы", которая извещает меня, что затрудняется поместить мой рассказ "Нимфу" на страницах своего журнала. Это решение редакции мотивируется тем, что мой рассказ написан "в новейшем вкусе" Золя и что самое название рассказа "Нимфа" уже говорит само за себя, так как в переводе обозначает очень некрасивую вещь.
   Конечно, "силой милому не быть", но беру на себя смелость сказать редакции, во-первых, то, что в моем рассказе, право, ни старых, ни новых вкусов какого-то ни было писателя не проводилось, а описывалась действительность захолустного русского города. Не вина автора, что люди под всеми широтами и долготами остаются людьми. Что касается названия рассказа, которое особенно смутило редакцию, то ведь его можно изменить, тем более что "нимфа" является в фабуле рассказа только вводным лицом, как химический реактив. Описывалась архиерейская певческая, и по своему сюжету мой рассказ может назваться иначе.
   Жалею, что мне уже второй раз приходится брать статью из "Вестника Европы". Два года тому назад я посылал рассказ "Старатели", который, к моему сожалению, не удовлетворил требованиям редакции "Вестника Европы" и нынешней осенью будет напечатан в "Русской мысли". С этой почтой посылаю в редакцию два рассказа: "В худых душах..." и "Сорочья похлебка". Не знаю, насколько удачна будет эта моя третья попытка...
   В заключение мне остается попросить уважаемую редакцию "Вестника Европы", если только она найдет это для себя удобным, передать мой рассказ "Нимфа" в редакцию "Отечественных записок".
   Позвольте, г. Редактор, остаться в том убеждении, что нас разделяет одно из тех материальных недоразумений, из которых выплетается ткань жизни и мешает людям понимать друг друга.

Готовый к услугам

Дм. Мамин.

   Мой адрес: Екатеринбург, Офицерская ул., д. Черепанова, Дмитрию Наркисовичу Мамину.
   1882 г., июня 28.
   Екатеринбург.
  

14

В. Н. МАМИНУ

22 декабря 1882 г. Екатеринбург.

  
   Милый Володик, сего 22 декабря в первый раз прочел в N 49 "Огонька" объявление "Дела" на 1883 г., где в первую голову стоит: "Приваловские миллионы", большой роман из жизни сибирских золотопромышленников Д. Сибиряка. Понимаешь: мой роман, значит, принят (ответа редакции до сих пор не получал: или потерялось на почте, или милая небрежность редакции), и я имею получить около 3 000 руб. Это нам года на два хватит, и ты можешь быть спокоен за свою финансовую участь: деньги -- сила, а право на труд -- еще большая сила. Итак, я ликую, а вперед -- увидим, что будет. Мое здоровье почти совсем поправилось; Марья Якимовна кланяется тебе

Твой брат Дмитрий.

   24 декабря.
  
   Завтра рождество -- великий семейный и в особенности детский праздник, который особенно тяжело проводить вдали от родины, поэтому мы особенно часто вспоминаем тебя и жалеем о твоем одиночестве. Что делать -- на людях и смерть красна, потерпи, как терпят тысячи других студентов. Это рождество для меня лично является праздником праздников, потому что труд десяти лет принят и принесет плод; мы гонимся не за большим: не честь, не имя, не известность нам нужны, а частица презренного металла, которая спасла бы нас от голода и холода и дала возможность поработать спокойно года два, не думая о завтрашнем дне. Ведь целых два года, Володя, -- это я называю счастьем, о котором мечтал целых пятнадцать лет. Ты можешь давить свою науку с спокойной совестью за завтрашний день, а я буду давить законы и для отдыха пописывать кое-что из приготовленных статей. Я так счастлив, что и высказать тебе не умею, и если о чем думаю, так о тех бедных и несчастных, которые придавлены бедностью и для которых праздник является лишней тяжестью, иронией и насмешкой судьбы. Вот наша знакомая, Александра Ивановна, как бедствует: со старой квартиры ее выдворили через нотариуса, наняла за 19 р. новую в Колоб. ул., квартирантов нет, денег нет, а пить-есть нужно... Что с ними будет -- и подумать страшно! Конечно, заботиться о деньгах -- буржуазно, но без денег совсем скверно...
   Ты жалуешься на свою квартиру, между тем есть меблированные комнаты напротив Румянцевского музея, из дверей в двери, и в Молчановке (около Поварской), где за 15--17 р. в месяц отдают студентам премиленькие комнатки. Это и ближе и удобнее Кокоревских номеров, и советую тебе посмотреть эти меблированные комнаты.
   Екатеринбург, который так возлюбила душа твоя, стоит на старом месте и особенных новостей к празднику не приготовил.
   Мама не пишет тебе потому, что завалена работой; вчера Лиза сама мыла полы вместе с мамой и стирали белье, ибо прачки и поломойки не могли найти. В театре я не бывал осенью и не знаю, когда буду; вообще из удовольствий допускаю одно: покурить папиросочку (четверка табаку -- 15 к.). И все-таки я глубоко счастлив, особенно за тебя, а то эти маленькие посылки тебе денег для нас составляли крупную задачу, а теперь, когда начнут печатать роман, дело будет пустяковое: только учись, а там и стипендию получишь.
   Поздравляю тебя с новым 1883 г., который желаю встретить и проводить счастливее прошлого 1882 г.

Все тебе кланяются.

Твой брат Дмитрий.

  
   В N "Русских ведомостей" от 14 декабря напечатано мое Колченоговское дело, получай из редакции 8 р.; я писал в редакцию, чтобы тебе выдавали следующий мой гонорар.
   Сейчас Никола получил письмо Николая Игнатьевича; благодарим его за поклоны, передай ему наш общий привет.
   На Москву ты напрасно жалуешься; ты все пишешь о чуйках, а ничего об университете и своих занятиях, тогда как ты поехал в Москву учиться, а не рассматривать людей, которые тебе не нравятся.
   Мама посылает тебе на всякий случай 10 р., сходи в театр, побалуйся сладким, но избегай горького.
  

15

В. Н. МАМИНУ

30 декабря 1882 г. Екатеринбург.

  
   Володька... ликуй!! Сейчас только получил письмо от самого Салтыкова о том, что мой очерк "Золотуха" "охотно" принят редакцией "Отечественных записок" и будет помещен в одной из ближайших книжек, с платой гонорара по 100 р. за печатный лист... Ликовствуй, прыгай и веселись!! Я большего никогда не желал и не желаю... Можешь быть совершенно спокоен за свою финансовую судьбу, только знай учись...
   Из редакции "Русских ведомостей" можешь получить за мою корреспонденцию о Колченоговском деле (N 342), придется рублей 8, да еще справься там же, будут ли помещены мои статьи: "Сторона добрых нравов" и "Уральские дельцы". Последняя -- описание 2-го съезда уральских горнозаводчиков -- имеет особенную важность, ибо вытянет рублев на 40... Тебе будет пока.
   Ну, будь, мой милый, здоров и благоразумен на новый наступающий год. Все тебя поздравляют. Марья Якимовна кланяется тебе и тоже поздравляет. Если получишь из редакции деньги, пожалуйста, добудь записки Ключевского за 1883-й г.

Твой брат Дмитрий.

  
   P. S.
   Прилагаю письмо в "Детский отдых", только едва ли по нему скоро получишь, ибо когда еще напечатают статью. Только, пожалуйста, не подписывай мою статью "Д. Сибиряк" или моей полной фамилией, а просто: Петров, Сидоров -- как угодно.
  

16

В. Н. МАМИНУ

6 марта 1883 г. Екатеринбург.

  
   Неделю назад я писал тебе, что пишу в последний раз. Но сегодня мама получила "Ниву", и поэтому спешу переменить гнев на милость. Извини за резкий тон последнего письма: это с нами иногда случается, и за сие мы обыкновенно платимся... Без сомнения, я виноват, но и [ты] тоже хорош... своим красноречивым молчанием.
   Сегодня 6 марта, ergo тебе остается прожить в ненавистной для тебя Москве всего два месяца, да и те промелькнут, яко сонное видение. Уверен, что ты серьезно готовишься к экзаменам, чтобы загладить предшествовавшую измену истории, оправдать свою золотую медаль и земскую стипендию. Думаю, что университетские экзамены не представят для тебя особенных затруднений.
   Мой печатающийся в "Деле" роман "Приваловские миллионы" встречен критикой холодно, и, думаю, ему не будет теплее и на конце. Впрочем, я и не рассчитывал на успех этого романа у рецензентов, как на незаслуженные похвалы моим маленьким рассказам. И то и другое одинаково несправедливо, и мне плевать на критику, которая ничего не смыслит.
   Февраль для меня был сюрпризом: кроме романа и "Старателей" в "Русской мысли", напечатан в "Отечественных записках" мой очерк "Золотуха" и, кроме того, сюрпризом помещена в "Деле" же первая половина моей повести "Максим Бенелявдов". В августе этого года, когда еще не был написан и принят роман, редакция "Дела", принимая "Максима Бенелявдова", оговорилась, что, за обилием материалов, может напечатать мою повесть не ранее мая 83 г., а в случае принятия романа -- повесть пойдет в 84-м году. А между тем пустили в феврале, рядом с романом, хотя и скрыли мой псевдоним под сокращенной моей фамилией: "М-н". Итак, видишь, как человеки мира сего склонны к обману и самообману, и посему доверять им или, другими словами, класть пальца в рот не следует. Для меня лично такая перемена в мыслях редакции "Дела" очень выгодна, ибо я раньше получу деньги за повесть, а 400 р. -- не лишние при нашем бюджете. За февральскую книжку "Дела" я получил 542 р., сумма неслыханная в нашей семейной хронике; эти почтенные цифры повергли Николу даже в уныние, и он обругал меня "деревянным чертом".
   Все здоровы, будь и ты здоров и лепись на гору мудрости.
   Николаю Игнатьичу мой поклон.

Твой брат Дмитрий.

   Ходил или нет к Лаврову с моим письмом?
   Может быть, придется побывать в Москве в начале мая, если Марья Якимовна поедет за Олей.
   Если нуждаешься в деньгах -- пиши, хотя мы уверены, что ты не должен нуждаться.
  

17

В. Н. МАМИНУ

30 октября 1883 г. Екатеринбург.

  
   Сегодня, наконец, получил, Володя, твое второе письмо из Москвы, а то мы, по своему обыкновению, начинали серьезно считать тебя погибшим, а Александра Ивановна даже видела приличный такому настроению сон... От печального до смешного всего несколько вершков!..
   Сначала о деле: свидетельство о бедности выдается консисторией раз, -- по крайней мере так было в наше время, потому что у тебя не может появиться второго отца и т. д. Объясни это инспектору, а также и те трудности и расходы, с какими сопряжено ежегодное добывание такового свидетельства из консистории. Ну, конечно, если нельзя, тогда, по хохлацкой пословице, "скачи, враже, як пан каже"... то есть в переводе: добывай свидетельство из консистории, а я с своей стороны напишу "свату" Бельтюкову в Пермь.
   Письма твоего мы ждали с особенным нетерпением целую неделю, а сегодня вместе с твоим я получил письмо от Салтыкова. Пишет, что ему весьма понравилась первая часть моего большого очерка "Горное гнездо" и что он ждет с нетерпением продолжения. Конец этой статьи послан мной 20 октября. Я рассчитывал, что Салтыков прямо начнет печатать с октября, но он пишет, что статья велика, -- до 15 печатных листов, -- в этом году не упечатается, а поэтому предполагает начать печатание ее с января 84 года. И то добре, -- как говаривал папа. В постскриптуме дедушка Евграфыч прибавляет: "Позвольте один нескромный вопрос о Вашем возрасте и социальном положении. Впрочем, ежели Вы найдете ненужным отвечать, то не стесняйтесь". Ну, натурально, у меня целый день рот до ушей, и я сейчас же написал свое curriculum vitae, [Жизнеописание (лат.).] которое Марья Якимовна уничтожала два раза и нашла сносным только в третий раз. Меня лично письмо дедушки Евграфыча интересует больше с той стороны, которой оно касается "грошей"...
   Теперь пишу большой рассказ для "Вестника Европы", под названием "Жилка", то есть самородок.
   Мама здорова, Лиза тоже, Никола пропился и теперь гол, как Иов в дни своего несчастия. Марья Якимовна кланяется тебе и остается в ожидании твоего письма, которое надеется получить... к весне. Передаю ее собственные слова. Музыкальные вечера с "дядюшкой" у нас были только два раза после тебя, и то очень скучно, поелику не хватает нот. В театре еще не были ни разу.
   Мои поручения: узнай имя и отчество Лаврова, только не от репортера, а лучше прямо из редакции "Русской мысли"; возьми из "Детского отдыха" мою статью "Наши инородцы"; узнай, какие и где существуют премии на беллетристику.
   Будь же здоров душой, телом и мыслью
   Мой поклон Колюте и Васе Знаменскому.
   Костя Большаков пошел отлично, так что я за него постоянно радуюсь. Волянскому за три часа занятий -- с 9 часов утра до 12 -- назначено 40 р. в месяц. Кроме того, я отрекомендовал его к Андреевым, которые просили меня подыскать им репетитора для Пети.

Прощай.

Твой брат Дмитрий.

  

18

В.Н.МАМИНУ

3 марта 1884 г. Екатеринбург.

  
   На твое длинное литературно-критическое письмо, Володя, мне приходится отвечать только теперь, потому что раньше решительно было некогда, -- кончил целых три статьи и, кроме того, каждый месяц приходится писать письма десятками. Если тебе трудно написать в месяц три-четыре письма, то можешь представить себе тот гигантский труд, когда приходится писать десятки таких писем...
   Ну-с, переходим к делу.
   В твоем громадном письме, "отрыгнутом" от чистого сердца, меня приятно порадовало главным образом твое серьезное отношение к литературе, хотя с твоими выводами в некоторых случаях я и не могу согласиться. Замечу еще в скобках одну особенность твоего рукописания -- это авторитетность... Конечно, всякая юность самонадеянна, а юность мысли в особенности, но все-таки, хотя Александр Македонский и был великий герой, но зачем же литературные стулья ломать? Это между прочим, в виде вступления, а теперь обратимся к пунктам, именно, весь твой крестовый поход против "новых беллетристов" -- одна из тех несправедливостей, которые делаются только в юности. Мы, русские, можем справедливо гордиться такими именами, как Глеб Успенский, Златовратский, Салов и т. д. Они отринули все лохмотья и декорации старинной выдохшейся эстетики и служат боевую службу, которая им в свое время зачтется. Важно то, что ни в одной европейской литературе ты не найдешь ничего подобного, например, "Власти земли" Успенского. Что вся эта школа слишком серьезно взялась за изучение народа и не хочет преклониться перед порнографически-эстетическими требованиями публики -- в этом я полагаю особенную их заслугу. Ты метко выразился, хотя и чужой фразой, что народники "ввели мужика в салон", -- совершенно верно и паки верно: время салонной эстетики миновало, да и салонные беллетристы тоже. Салоны теперь являются только для отрицательной стороны жизни -- не больше. Итак, сиволапый беспортошный мужик торжествует в литературе к ужасу эстетической надушенной критики... Но это не так ужасно, как кажется на первый раз, потому что этот мужик является подавляющей девятидесятимиллионной массой сравнительно с тоненькой и ничтожной салонной пенкой. Обрати на сие особенное внимание, ибо здесь уже говорит арифметика.
   Но вышесказанным я еще не думаю отрицать "художество", конечно за вычетом тех волчьих ям, которые вырыты нашей несчастной критикой. Только я расхожусь с тобой вот в чем: есть такие вопросы, лица и события, которые по-моему должны быть написаны в старохудожественной форме, а есть другой ряд явлений и вопросов, которым должна быть придана беллетристико-публицистическая форма. Именно так я и пишу: Кесарево Кесареви, а богово богови. Прогресс в том и заключается, что мы видим длинный ряд процессов дифференцирования, и литература переживает то же самое -- чистое художество и художество прикладное, ибо довлеет дневи злоба его. Таким образом, громы и молнии твои против "Золотухи" разлетаются сами собой, тем более что серьезных статей никто не читает, а беллетристику читают все. Ты, например, глубоко ошибаешься, что "Золотуху" никто не читает, -- напротив, ее все читают и все читают с большим удовольствием, чему могу представить десятки свидетелей. Специально в литературе "Золотуха" для меня сделала то, что называется "литературным именем". Посягая на "Золотуху", ты посягаешь на меня и на мое любимое детище. У меня будет ряд таких статей об Урале, и поверь, что мне скажут за них спасибо. Конечно, они имеют временный интерес, интерес минуты, с которой и умрут, но я за вечными истинами и не гонюсь, как не гонюсь и не желаю того, что называется "славой"... Мы -- рядовые солдаты, и только.
   В укор нашим новым беллетристам ты ставишь западных, в том числе натуральную школу с Золя во главе. Вот поистине детский взгляд... Именно, всякая литература есть создание известного народа и известного времени. Так? На одном конце, примерно, стоит Париж и Золя, а на другом Екатеринбург и Д. Сибиряк... Получается нечто вроде алгебраического уравнения, причем Д. Сибиряк никогда не будет дитей великой Франции, а Золя -- екатеринбургским мещанином. Если бы Золя был русским, поверь, что он никогда бы не написал ничего вроде своей эпопеи "Ругон-Маккаров". Один человек стоит в центре европейской цивилизации, где учатся, ходя по улицам и дыша парижским воздухом, а другой -- в стране гогов и магогов, где процветает "Екатеринбургская неделя". Естественно ли и справедливо ли требовать от нас того, чего мы не можем дать уже по условиям нашей жизни. То же самое заметь о Диккенсе и прочем большом европейском брате, причем припомни притчу Щедрина о мальчике в штанах и мальчике без штанов: русская изящная словесность и есть этот именно мальчик без штанов...
   Но ничего нет хуже, Володя, наших эстетиков, взявших напрокат свои теории в западных Европах, да и то задним числом. Мы не можем захлебываться (и смаковать с эпическим спокойствием) разными психологическими эффектами и ювелирным дублением слога. Кругом слишком много зла, несправедливости и просто кромешной тьмы, с которыми мы и воюем по мере наших сил, а для этого выработалось свое литературное оружие.
   В конце концов вопрос сводится вот к чему: по-твоему, наш брат, автор, должен писать такие статьи, которые мог бы читать с удовольствием только человек салона или той буржуазии, которая тянется за салоном. Другими словами, мы должны служить золотому тельцу, дворянству, чиновничеству, псевдоинтеллигенции и т. д. Но этим людям уже служат, даже слишком много служат, и ты можешь найти полное удовлетворение своим салонно-литературным требованиям в произведениях Маркевича, Сальяса, Авсеенко, в "Ниве" и т. д. Там мужика еще нет, а мы останемся с своим мужиком...
   Впрочем, мы едва ли поймем друг друга. Вопрос слишком велик для такого короткого разъяснения. Твое заблуждение минует само собой по мере того, как ты из головастика превратишься в настоящую лягушку, а к тому времени мы, надеюсь, сойдемся "в мыслях". Пока достаточно и того, что ты серьезно интересуешься делом.
   Твой совет изучить французский язык в месяц поимею в виду, тем более что французскую грамматику, которую ты рекомендуешь мне, я два раза прошел всю от доски до доски еще в 73 г. да, кроме того, Марго.
   Мы все на старом положении, а вот бедная Паша опять после операции хворает -- придется отнять ей правую руку до самого плеча... Скверно, а все-таки лучше жить без руки, чем умереть с обеими руками.
   Марья Якимовна кланяется тебе и каждый день ждет обещанного письма.

Твой брат Дмитрий.

  

19

А. С. МАМИНОЙ

29 сентября [18]85 г. Москва.

  
   Милая мама,
   Отвечаю на письмо, в котором ты пишешь о перестраховке дома. Все твои издержки я постараюсь оплатить при первой возможности, а сейчас не могу, потому что сам без денег -- за "Новостями" около 100 р., написал им, а они выслали всего 32 р. Вероятно, перепутали счеты, и я написал необходимые объяснения.
   Мои дела идут себе. Написал небольшой рассказ в "Русскую мысль" и получил уже ответ, что он принят и пойдет в ноябре, всего листа 1,5; просят еще. Теперь поправляю рассказ для "Вестника Европы", который пошлю в Петербург на этой неделе; пиэсу кончил и надеюсь совсем поправить к половине октября. В "Наблюдателе" лежат моих два рассказа без всякого движения вот уже скоро год, и я, кажется, их возьму обратно.
   В редакции "Русской мысли" весь сентябрь не бывал, то есть только занес рукопись, а ответ узнал в театре Корша, где видел Бахметьева. У Златовратского был всего раз, да больше и не тянет -- очень уж скучный человек, а я, как ты знаешь, переношу все, кроме скуки. Лучше сидеть дома, и писать, что я и делаю. Теперь, то есть эту неделю, каждый день у нас бывает Николай Яковлевич Андреев, который уедет на Урал послезавтра, и я пошлю с ним твою сумку, мама. Погода у нас стоит прелестная, ходят в летнем пальто и без калош. Сегодня мы идем слушать Славянского, который дает прощальный концерт пред своим отъездом за границу. Володя тоже идет с нами, он каждый день бывает у нас.
   Мой поклон всем знакомым. Будьте здоровы.

Твой Дмитрий.

  
   От Андрюши получил письмо из Казани. Мама, ты, кажется, забыла, что я тебе писал относительно Авдотьи Матвеевны?.. Спасибо Николе за письмо.
  

20

А. С. МАМИНОЙ

30 ноября 1885 г. Москва.

  
   Милая мама,
   Письмо твое с деньгами 30 р. мы получили и можем только благодарить за внимание, -- Володя все еще не получил земской стипендии, значит, деньги пришли кстати, и я боюсь только того, чтобы подобная посылка не отозвалась на твоем бюджете. Марье Якимовне я выплачиваю аккуратно квартирные деньги, которыми ты пользуешься, и на этот счет можешь быть совершенно спокойна.
   Вчера я получил неприятный ответ из "Вестника Европы" -- моя статья "Лётные" не будет напечатана, как я рассчитывал. Неприятно, но что будешь делать -- значит, статья плоха и необходимо ее еще раз переделать, хотя я писал ее со всем тщанием и поэтому очень рассчитывал на нее. Такова бывает судьба, милая мама, авторских статей: авторы, как и родители, часто ошибаются в своих детищах... Видишь, как я благоразумно философствую и нисколько не горячусь, как это бывало прежде. Собственно говоря, и кровь портить не из чего -- не напечатал в "Вестнике Европы", напечатаю в другом журнале, а в самом крайнем случае могу поместить в "Волжском вестнике", где заплатят вдвое меньше "Вестника Европы".
   Неудачи нашего брата как-то всегда связаны с денежными расчетами, и это усугубляет неприятность. Но ты можешь смело не огорчаться моими литературными неудачами: Тургенев по 9 раз переделывал все свои статьи, а я едва успеваю написать черновую и, если переделаю два раза, то прихожу в некоторый ужас от такого барства работы. Собственно говоря, и я буду делать так же, только вот немножко заправиться финансами: напишу статью и положу -- пусть вылежится, а потом переделаю ее и т. д. То же сделаю и с "Лётными".
   Марья Якимовна здорова совсем и кланяется вам. Будьте здоровы.

Твой Дмитрий.

  

21

А. С. МАМИНОЙ

12 января 1886 г. Москва.

  
   Милая мама,
   На днях получил два твоих письма, одно за другим. Пишу, по обыкновению, через три дня. Вас беспокоит критика "Сына отечества", но это просто, мама, смешно и никакого решительно значения не имеет, тем более что и Введенский и Скабичевский хвалят меня. Чтобы тебя успокоить, привожу дословно выписку из годичного обзора русской литературы Скабичевского, напечатанного в первом номере "Русских ведомостей" за нынешний год: "г. Сибиряк в истекшем году уже не отличался такой чрезмерной плодовитостью, как в прежние годы, и это несомненно к лучшему. В течение года он поместил в различных журналах несколько небольших рассказиков, и все они один другого лучше. Видно, что он заботится о развитии своего таланта и делает заметные в этом отношении успехи" и т. д. Введенский тоже не особенно бранится, хотя и не без некоторых горьких истин. Одним словом, мои фонды стоят крепко, и ты, мама, напрасно опасаешься за мою участь. Мне просто смешно читать эти критические глупости, и, право, на них никто не обращает внимания. У меня есть свое маленькое литературное имя -- и совершенно достаточно. Мне всего 33 года. Чего же больше? Я ведь не мечтаю быть Гоголем или Тургеневым... никогда. Что касается моих "собратьев по перу", то мне положительно завидуют, то есть моему быстрому успеху. Всего четыре года, как я пишу, а ведь начинающие "молодые" литераторы пишут более десяти лет, как Гаршин, Альбов, Салов и т. д. Но прежде всего я не тщусь лезть в знаменитости: аллах видит мою великую скромность.
   В эти года мне приходилось печатать много несозревших вещей, но ведь не всегда так будет -- вот поправлюсь с делишками, и тогда уж заведем настоящий "штиль" в борзописании и будем переделывать каждую вещь раза по три и больше. Еще раз, не беспокойся за меня и обращай столько же внимания на ругань моих критиков, как и на их похвалы: одно другого стоит. Это просто фельетонная собачья грызня, где правды искать все равно, что искать фортепьянных струн в щах, как говорил один профессор в медицинской академии.
   Радуюсь, что коробок дома. Надо будет его реставрировать к весне. Жаль, что ты не пишешь, в каком он состоянии получен от Будрина.
   Жалею тысячу раз бедного Егора Яковлевича -- жить бы, жить нужно было старику. О Паше уж не пишу... Это просто несправедливо. За что так мучится бедная девочка? Умереть, так умереть разом...
   Вчера послал вам посылки: тебе, мама, серебряную булавку кавказской работы, Лизе -- торжковские переда на туфли (стоят 1 р. 70 к., купил, когда ехал из Петербурга, на месте производства; отдайте сшить Меклеру или кому хотите. Задки туфель выкроятся из этих же шкурок) и обоим коллекцию портретов. Николе вышлю отдельно подарок. Напишите, получаете ли вы "Новости". Справьтесь, застраховал ли Магницкий дом Марьи Якимовны.

Будьте здоровы.

Твой Дмитрий.

   Марья Якимовна благодарит за поздравление и кланяется всем вам.
  

22

А. С. МАМИНОЙ

23 февраля, прощеный день [1886 г. Москва].

  
   Милая мама,
   Сегодня конец московской масленице, которой мы, собственно, не видали -- у меня работа, Марья Якимовна не совсем здорова. Положим, предпраздничная работа плохо клеится, как это ты, вероятно, знаешь по самой себе, но все-таки робим. Вчера написал некролог Чечулина и послал его в "Екатеринбургскую неделю", не знаю, напечатают его или нет. Кетов и никто из екатеринбургских ничего не пишет о болезни Чечулина, а мне интересно было бы знать, отчего он, собственно, умер.
   На масленице раз только был у Златовратского, где собрались наши братья писаки -- Пругавин, Короленко, Мачтет и еще мелочь разная. Интересное самое -- на вечере был известный московский пророк, некто Орлов, преподаватель в каком-то училище. Как рассказывают, этот господин будто бы вдохновляет самого Л. Н. Толстого относительно его последних произведений. Не ручаюсь за верность этого известия, но пророка слушал своими ушами и... ничего не понял. Сначала о наружности -- высокий, худой, бородастый, лобастый, с дикими серыми глазами и пламенной речью, одет средственно, кричит хуже меня. Он проповедовал часов пять, и все содержание проповеди сводилось к тому, что не нужно ни науки, ни искусства, ни прогресса, ни цивилизации, ибо все это взятое вместе и порознь ведет ко злу. Единственное спасение человеков в ручном труде и религии -- нужно "найти бога", успокоить свою совесть и т. д. Я, признаться сказать, не понимаю этого мракобесия, именно, не понимаю того, что неужели истинная наука, истинное искусство, прогресс и цивилизация мешают работать руками и молиться. Если люди злоупотребляют своим разумом, то виноват тут не этот бедный разум, а наше неуменье воспользоваться этим даром божьим. Вообще очень грустное и безнадежное направление, хотя я отнюдь не враг ни ручной работы, ни религии, а напротив -- защитник.
   Володя стипендии не получил все еще, на урок не жалуется. Мария Якимовна кланяется всем.

Твой Дмитрий.

  

23

А. С. МАМИНОЙ

26 марта [18]86 г. Москва.

  
   Милая мама,
   В субботу 22 марта 1886 г. я удостоился быть избранным в действительные члены Общества любителей российской словесности, что существует при Московском университете. Мои права: свободный вход на заседания Общества, получение бесплатное всех изданий Общества и получение 4 билетов на каждое публичное заседание Общества, на котором читаются плоды вдохновения членов Общества; мои обязанности: содействовать Обществу в его целях, то есть давать время от времени какую-нибудь статейку для публичного чтения. Между прочим, готовится сборник в память 75-летнего существования Общества, и там я напечатаю что-нибудь маленькое. Интереснее всего то, что теперь я могу восседать за одним столом с профессорами Тихонравовым, Стороженко, Ключевским и иными, яко сопричисленный к лику любителей, и только могу воскликнуть с гоголевским городничим: "Хорошо быть генералом, черт возьми!" Вернее сказать: хорошо быть с генералами... Понятно, что все это я так говорю, шутя, так как все наши общества ничего не стоят.
   О напечатанных главах моего романа до сих пор никакой критики еще не появлялось, -- будет оная завтра или послезавтра. Сейчас видел Гольцева, он говорит, что московской публике начало романа очень нравится. Указывал на какую-то литературную даму, фамилию которой я забыл.
   К пасхе кончу переделку романа и отрясу прах от своего пера, -- буду писать художественные бирюльки.
   Марье Якимовне лучше. Она выходит, и вчера мы были в Кремле. Она кланяется всем и благодарит тебя, мама, за участие к ее здоровью.
   В одном из предыдущих писем я поздравлял Лизу с днем ангела, причем ошибся всего только на месяц -- именинницей она будет 24 апреля. Ну, ничего, пусть пойдет мое поздравление вперед -- палка на палку не хорошо, а каши маслом не испортишь.
   Будьте здоровы. Мой поклон моим знакомым.

Твой Дмитрий.

  

24

А. С. МАМИНОЙ

30 марта 1886 г. Москва.

  
   Милая мама,
   У нас в Москве совсем весна, и даже я выхожу уже в летнем пальто, так как осеннее еще красится, -- 6 и 10 градусов тепла. Сегодня воскресенье, и мы в одиннадцать часов отправляемся в университет на заседание Общества любителей российской словесности. Будут читать последний рассказ графа Толстого "Смерть Ивана Ильича", читать будут проф. Стороженко и Пругавин. Напишу, что будет.
   Третьего дня был смешной случай. Это был день рождения Марьи Якимовны, и мы отправились в оружейную палату. Без нас приходит Володя, идет в мою комнату и ложится на мой диван, а на диване подушка, а на подушке была оставлена палитра с масляными красками, -- Володинька затылком прямо в краску и лег. Главное, лежит и ничего не замечает, а уж ему сказала Поликсена, которая вошла зачем-то в комнату. Уж он мылся-мылся, краска липкая, все лицо и руки зеленые стали -- на руках даже кожу стер от усердия.
   Как я уже писал раньше, мой роман встречен Скабичевским в "Новостях" очень неприязненно, с той тупой, чисто петербургской злостью, которой не знает провинция. Меня эта критика не задевает, -- мы сами по себе, черт с ними со всеми, а будет время, когда я с Скабичевским рассчитаюсь. Подожди, мама, и на нашей улице будет праздник... Могу сказать только одно, что Скабичевский глубоко неправ относительно моего романа, да ему и не понять ничего нового, потому что эта фельетонная критика жует и пережевывает старую жвачку, которую давно пора бросить к черту. Новое время, новые люди, новые слова, а тут шипят и лают газетные лайки...
   Марья Якимовна кланяется всем.

Твой Дмитрий.

  

25

А. С. МАМИНОЙ

7 апреля 1886 г. Москва.

  
   Милая мама,
   5 апреля я читал в заседании предварительного комитета Общества любителей российской словесности свой рассказ "Маляйко" -- и тэма и рассказ понравились членам комитета. Но вышла пренеприятная история на следующий день, когда Нефедов пред 800 слушателей начал читать мой рассказ -- то ли он не приготовился, то ли оробел, но прочитал гнусно, чуть не по складам, с остановками, мычаньями и т. д. Я сам не был на заседании, а наши все были, и все возмущены, а Марья Якимовна в особенности, потому что рассказ был хороший, и первую главу она переписывала. Были даже аплодисменты, чему можно только подивиться.
   После этого собрания устроен был в Эрмитаже -- трактир -- профессорский обед, на который и я получил приглашение. Там были А. Н. Плещеев, секретарь "Отечественных записок", а теперь "Северного вестника", которому справляли нынче юбилей, потом д-р Португалов, возвращавшийся из Петербурга, где он выиграл громкий процесс с присяжным поверенным Ященко, Иван Федорович Горбунов, знаменитый артист-рассказчик, профессора, литераторы и т. д. Больше 30 душ набралось. Говорили спичи и т. д. В сущности раз это посмотреть любопытно, а потом скучно. Меня интересовали Плещеев и Португалов. Плещеев -- высокий, сгорбленный, благообразный старец, еле дышит, бедняга, но это не мешает ему быть премилым старцем. С ним я послал поклон Щедрину, а он предложил мне сотрудничество в "Северном вестнике" и все хвалил "Горное гнездо", от которого все в восторге.
   Португалов -- рыжий, высокий, широкобородый господин с оловянными глазами навыкате и говорит жиденьким дьячковским тенориком.
   Когда провозгласили тост за него, Португалов ответил, что провинциальные деятели только благодаря поддержке столичной печати решаются поднимать громкие и хлопотливые общественные дела.
   Горбунов рассказывал и всех уморил со смеху.
   Марье Якимовне лучше. Она благодарит тебя, мама, за твое внимание к ее здоровью и шлет свой привет. Будьте здоровы.

Твой Дмитрий.

  

26

Е. Н. МАМИНОЙ-УДИНЦЕВОЙ

20 апреля 1886 г. Москва.

  
   Миленькая сестричка Лизаветушка,
   При сем письме прилагаю три автографа -- Златовратского, Пругавина и Нефедова, которые, вероятно, тебе интересно будет "повидеть", а также посылаю тебе портрет Толстого, снятый прошлой осенью, -- в продаже его не имеется, а я достал его случайно через Пругавина, поэтому не потеряй его. Прилагаю также билет на юбилейное заседание нашего Общества любителей словесности, на котором мы присутствовали вчера и на котором я в первый раз увидел Островского... Это -- высокий, толстый, седой старик с совершенно татарским лицом, я по крайней мере, когда увидел его, не узнал, что это Островский. Заседание прошло по программе, много аплодировали читавшим профессорам, хотя читали они плохо, то есть свои профессорские глупости читали. Можно было сказать гораздо умнее. Публики было видимо-невидимо: профессора, артисты, предержащие власти, скубенты и "дамы, дамы без конца", московские дамы -- жирные "до неистовства", бойкие, нахальные и, говоря между нами, глупые в достаточной мере. Тут же мелькали тощие фигурки курсисток -- точно монашенки. Особенно одна -- такая худенькая, зеленая, сгорбленная... Много таких, и у меня каждый раз сердце болит за этих бедных девушек, "взыскующих града", среди откормленных, жирных и счастливых своей глупостью свиней. Да, много было поучительного, голубчик, горько-поучительного, -- и эта мертвая университетская наука, и это жирное свинство, и эта честная святая бедность...
   Содержание говорившихся речей можешь узнать из газет, зри "Русские ведомости" от 20 апреля.
   За роман меня еще обругали в "Русском богатстве", а это верный путь к успеху. Публика моим романом очень довольна, и я получаю со всех сторон самые хорошие отзывы, хотя роман, конечно, имеет свои крупные недостатки, как и другие мои статьи.
   Марья Якимовна опять поправляется, вид на жительство она получила, и 2 мая мы уезжаем в Крым на три недели. Эта желанная поездка отравлена для меня только тем, что я не могу сейчас послать денег вам, как обещал, -- расплачусь летом. Володе дам рублей 50 или 60. Сейчас он усиленно готовится к экзамену и даже нейдет с нами сегодня на юбилейный спектакль "Ревизора" в Малом театре.
   Будь здорова. Целую всех.

Твой Дмитрий.

  
   Твой тяжеловес, наконец, отдаю в оправу и вышлю уже брошью. Раньше не было денег.
   Посылаю тебе под бандеролью дешевые издания Сытина -- разные рассказы для народа, которые ты и раздай бедным детям.
   Саша Алексеев пишет, что жильцы очень скверно держат дом Марьи Якимовны, и я удивляюсь, что вы ни слова не пишете о нем, то есть о доме. Могли бы попросить хоть Калину, чтобы сходил и посмотрел, что делается. Саша пишет, что сломана дождевая труба и водой размывает фундамент, что внизу выломана рама в окне, что во дворе страшная грязь и т. д.
   Погода у нас стоит прескверная -- сейчас идет снег. Это уж подлость, и у меня насморк. Кончаю на днях роман и повесть для "Волжского вестника".
   Марья Якимовна всем кланяется.
  

27

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

11 марта 1888 г. Екатеринбург.

  
   Многоуважаемый Виктор Александрович.
   Отвечая на Ваше любезное письмо, должен сказать прежде всего, что Вы напрасно сомневаетесь в наших отношениях -- они остаются в прежнем виде. Если я не посылал ничего в "Русскую мысль", то это потому, что ничего нет готового и пока печатаю в "Наблюдателе" возвращенные Вашей редакцией статьи.
   Осенью было начал "агроматнеющий" роман из горнозаводского быта, но засел на второй части -- очень уж велик выходит. Десять печатных листов написал и сам испугался. Теперь и не знаю, что делать: то ли продолжать, то ли расколоть его на мелкие части. Мелкие вещи автору писать выгоднее и легче в десять раз, но бывают тэмы, которых не расколешь, как и настоящая. Дело вот в чем: завод, где я родился и вырос, в этнографическом отношении представляет замечательную картину -- половину составляют раскольники-аборигены, одну четверть черниговские хохлы и последнюю четверть -- туляки. При крепостном праве они не могли слиться, а на воле это слияние произошло само собой. Словом, картина любопытная во всех отношениях, тем более что о заводах ничего нет в литературе.
   Пока эта великая улита едет, буду посылать Вам мелкие вещи, что, кажется, для редакции тоже удобнее.
   Мой поклон Митрофану Ниловичу.
   С искренним уважением

Ваш Д. Мамин.

  

28

Д. Н. АНУЧИНУ

22 апреля 1888 г. Екатеринбург.

  
   Многоуважаемый Дмитрий Николаевич.
   Спешу немедленно ответить на Ваше любезное письмо и вместе с тем на предыдущее, на которое не успел еще ответить, потому что не видел m-me Нейман. Я с ней встречаюсь только в театре или на улице, поэтому исполнить Ваше поручение быстро я решительно не мог. Надеюсь встретить ее на первых днях пасхи и тогда передам все, что нужно.
   На Ваше последнее письмо буду отвечать по пунктам. Относительно коллекций Уральского общества любителей можно быть уверенным, что отказа Вы не получите, а я постараюсь узнать через Миславского, что и как. Воротило в нашем Обществе, конечно, Клер, но он человек до болезненности самолюбивый, и поэтому я посоветовал бы лучше обратиться к нему прямо, а то долго ли до греха: "Почему не ко мне обратились, а к г. Мамину?" и т. д. Говорю это по некоторому опыту. Еще будет лучше, если Ваше Общество прямо обратится к нашему Уральскому с официальным предложением, а я поговорю с Миславским и другими членами. Научный музей приводится в порядок, и поступают все новые предметы.
   Перехожу к Вашему любезному предложению записаться в члены археологического общества и т. д. Могу только благодарить и постараюсь оправдать Ваше доверие, но необходимо предупредить, что я слишком мало знаю в Вашей специальности и могу работать не больше как любитель. Постараюсь, конечно, подготовиться, но для последнего нужно время. Для меня во всяком случае такая работа представляет живой интерес и обыкновенные поездки по Уралу примут уже деловой характер, а это имеет свое значение. Собираюсь летом еще в Чердынь, с археологической целью, которую имел в виду для себя, именно для своей истории Урала, собственно ее новгородского периода -- необходимо познакомиться с топографией исторических событий.
   Если я чем могу быть полезен, так это своим бесконечным знакомством с уральцами -- везде есть свои люди. Открытый лист все-таки будет не лишним, потому что времена нынче не безопасные. Конечно, все, что будет этим путем добыто, поступит в распоряжение Вашего Общества, а дубликаты в Уральское.
   Во всяком случае, обо всем этом необходимо переговорить лично, и я надеюсь в непродолжительном времени быть у Вас, в Москве, если что-нибудь непредвиденное не задержит меня.
   Новостей у нас, по обыкновению, никаких, кроме необыкновенно ранней весны. Впрочем, во всей России то же самое. Первый пароход из Перми отправился 31 марта, чего еще никогда не бывало. Сейчас уже распустилась зелень, и если не будет холодов, то получится совсем необычная картина. Михаил Алексеевич Веселов шлет Вам свой поклон. Он сейчас должен быть на своих приисках, но болезнь жены задерживает в Екатеринбурге. Веселов говорил мне, что посылает какие-то вещи Вам, как только будет на приисках.
   У меня работы, как всегда, по горло: написал исторический очерк Екатеринбурга, около 4 печатных листов, переделываю пиэсу, которая провалилась в Москве, пишу рассказы, очерки, фельетоны я т. д. Приходится гнаться за десятью зайцами и можно себе представить, что из этого произойдет. А там к осени нужно написать еще две пиэсы, роман и т. д.
   Жму Вашу руку и говорю: до свиданья.

Ваш Д. Мамин.

  

29

Д. Н. АНУЧИНУ

30 мая 1888 г. Екатеринбург.

  
   Многоуважаемый Дмитрий Николаевич.
   Несколько дней тому назад сделал первую раскопку в окрестностях Екатеринбурга и нашел первые знаки каменного века -- обломки стрелок, черепки и т. д. Местность -- по Сибирскому тракту, в 10 верстах от Екатеринбурга, есть озеро Карасье, а около него так называемый Разбойничий остров. Последний когда-то был окружен водой, а теперь стоит в болоте. Года четыре тому назад бродяги, проживавшие летом на этом острове, распустили слух, что здесь зарыт клад, 45 пудов золота. Это сейчас же привлекло кладоискателей и сейчас весь островок изрыт. Кладоискатели открыли черепки, а за черепками приехал О. Клер. Он сделал необходимую раскопку и, кроме черепков, ничего не нашел. Через неделю после него поехал я вместе с консерватором музея нашего общества г. Гаккель. Мы копали сами и нашли несколько стрел (кремневые, нешлифованные), долото из зеленой яшмы (по длинному краю обито) и массу черепков с оригинальным орнаментом. Эти вещи поступят в Уральское Общество, а себе я оставил только образцы. Если сделать правильную раскопку, то можно надеяться на серьезные результаты.
   Потом ездил в Палкину, 12 в. от Екатеринбурга, и там достал коллекцию черепков с оригинальным орнаментом, а каменных вещей не оказалось -- нужно самим копать.
   Слышал, что на одном озере стоит восемь нетронутых курганов, которые и раскопаем, как только получу от Вас открытый лист на раскопки -- вчера вместе с Веселовым посылали Вам об этом телеграмму.

С истинным почтением.

Д. Мамин.

  
   P. S. Гонорар из "Русских ведомостей" получил. Буду посылать время от времени небольшие рассказы. Если не понравятся -- не печатайте. Я найду им место.
  

30

А. Н. ПЫПИНУ

3 декабря 1888 г. Екатеринбург.

  
   Многоуважаемый Александр Николаевич!
   Решаюсь обратиться к Вам с письмом по поводу посланной на днях в редакцию "Вестника Европы" статьи "Старая Пермь" -- это путевые заметки, в которых, между прочим, помещена коротенькая история Пермского края. О новгородском и московском периодах нашей пермской истории я раньше печатал в "Новостях", а в предлагаемой статье эти материалы переработаны заново. Посылая эту статью именно в "Вестник Европы", я мало рассчитываю на возможность ее помещения, но все-таки посылаю, потому что некуда посылать... Раньше я начинал работать в "Северном вестнике" и думал послать эту статью туда, потому что там есть областной отдел, но, кажется, в августовской книжке нынешнего года меня так обругали за вышедшую книжку моих "Уральских рассказов", что продолжать сотрудничество в "Северном вестнике" сделалось невозможным. Вообще негде работать -- остаются одни иллюстрированные издания, но туда меня заставит пойти только последняя крайность.
   На "Вестник Европы" я не рассчитываю потому, что редакция мне уже возвратила три последних статьи -- эта по счету будет четвертая. Кстати, на днях посылаю вам книжку "Уральских рассказов", где помещен рассказ "Лётные", возвращенный мне, как порнографическое произведение, -- повторяю Ваши собственные слова. Прочтите его, чтобы убедиться, кто прав -- редакция или автор.
   Примите уверение в истинном и глубоком уважении.

Д. Мамин.

  
   P. S. Когда я был в Петербурге в конце 1885 года, Вы советовали мне сделать визит Щедрину, и я хотел поступить по Вашему совету, но г. Стасюлевич так меня принял, что я в тот же день уехал из Петербурга, -- для меня окончательно выяснилась роль литературного кустаря, у которого все отношения с редакциями ограничиваются спросом и предложением. Отсюда прямой вывод: зачем совать нос, куда не следует.
  

31

В ОБЩЕСТВО ЛЮБИТЕЛЕЙ РОССИЙСКОЙ СЛОВЕСНОСТИ

[22 января 1889 г. Екатеринбург.]

  
   Каждое лето мне приходится путешествовать по Уралу, и по пути я не упускаю случая записывать все, что касается этнографии и вообще бытовой обстановки этого обширного и разнообразного края. Между прочим, мне хотелось бы заняться собиранием песен, сказок, поверий и других произведений народного творчества, поэтому решаюсь обратиться к Обществу с просьбой, не найдет ли оно возможным выдать мне открытый лист для указанной выше цели. Значение такого листа хорошо известно всем исследователям глухих углов далекой провинции, где можно натолкнуться на неприятные недоразумения и препятствия.
   Действительный член Общества любителей российской словесности

Дмитрий Мамин.

   1889 г. 22 января.
   Екатеринбург.
   Мой адрес:
   Екатеринбург, Дмитрию Наркисовичу Мамину.
  

32

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

5 февраля 1890 г. Екатеринбург.

  
   Многоуважаемый Виктор Александрович!
   На днях посылаю в редакцию "Русской мысли" первую половину своего романа "Три конца", а вторая будет выслана к посту. Всего выйдет около 25 печатных листов, -- размер не особенно страшный, хотя все-таки довольно опасный. На Вашу благосклонность не особенно рассчитываю, потому что знаю, как редакция "Русской мысли" относится к моим романам.
   Для меня лично писать романы -- прямой убыток, но что будешь делать, если у человека такое уж "влеченье -- род недуга"... Во всяком случае, интересно будет знать Ваше строгое и беспристрастное мнение, а место роману найдем.
   Послал я Вам в ноябре статейку "Самоцветы", и буде она не будет напечатана в февральской книжке, то не будет ли редакция настолько милостива и не вышлет ли мне авансом рублишек 200, чем, конечно, много меня обяжет. Совестно просить эти авансы, но прошлый год я весь прохворал, так что не успел сделать своего романа к январю.
   С искренним почтением и уважением остаюсь готовый к услугам.

Д. Мамин.

  
   P. S. Кстати, какой наивный человек г. Шелгунов... Печатает о Юзовских заводах, как об Америке, а того не знает, что они получили при основании двухмиллионную правительственную субсидию да были еще обеспечены до нынешнего года казенными заказами. В статье "Самоцветы" я хотя и привожу данные о Юзовских заводах в духе г. Шелгунова, но с целью кольнуть наших уральских заводчиков, умалчивая о субсидиях и заказах.
   Затем, в январской книжке "Русской мысли" тем же г. Шелгуновым пропет дифирамб нашей "Екатеринбургской неделе", от которой напахнуло на г. Шелгунова "горным воздухом"... Эта газета 10 лет издается у меня под носом, и я, работая в десятках других изданий, не могу в ней участвовать именно из чувства порядочности. Сначала под редакцией Штейнфельда она писала в духе горных инженеров, а сейчас на откупу у городского головы Симонова: в ней нельзя поместить ни одной строки, чтобы не задеть "симоновскую родню", которая захватила и городские и земские дела. Мы хлопочем лет шесть о второй газете, и Симонов нам не дает ходу, через губернскую администрацию конечно. Действительно, горный воздух... Уж писал бы г. Шелгунов о том, что знает, а не совался в чужие дела.
   Что касается м-ме Остроумовой, так прельстившей г. Шелгунова своими журнальными обозрениями, то, во-первых, она женщина с высшим образованием, а во-вторых -- кто же нынче не пишет таких обозрений, начиная с самого г. Шелгунова с его кисло-сладкой размазней "из русской жизни".
  

33

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

30 апреля 1890 г. Екатеринбург.

  
   Многоуважаемый Виктор Александрович.
   Ваше желание уничтожить роман Мухина с Катрей -- мое собственное, хотя я и не успел его оговорить, посылая рукопись. Действительно, совершенно лишний эпизод, особенно рядом с такими же случаями других действующих лиц. Не забывайте, пожалуйста, одного, именно, что действие происходит в самой развращенной среде, как заводская, и я во всех случаях смягчил щекотливые факты, насколько это было возможно. Другое Ваше желание относительно сокращений я понимаю, как нежелание с Вашей стороны понять всей сжатости моей летописи. Ведь это не тэма, а целая тэмища, и я бегу бегом мимо действующих лиц, выпуская даже описания природы, деятельности фабрики и т. д. Я думал, что Вы мне скажете другое, именно, что написано слишком сжато офортом, а не "в несколько красок". Право же, пугающий Вас объем не погоня за лишним печатным листом, а только предел необходимости: выгораживаешь каждую страничку, как место где-нибудь на маленьком пароходе. Я знаю сам, что большие вещи мне удаются меньше, чем маленькие, но пишу протяженно сложенные летописи только потому, чтобы не разбивать на осколки целую тэму. Жаль ломать то, что в жизни связано органически. С точки зрения пятачков нет ничего выгоднее фельетонной газетной работы, а большие вещи пишешь буквально самому себе в убыток.
   Во всяком случае, постараюсь сделать все, что от меня будет зависеть. Кстати, нельзя ли будет выпустить "Три конца" тем же набором, каким он печатается в "Русской мысли" -- отдельным изданием, как Вы издали "Гардениных"? Что это будет стоить и какие Ваши условия?

Жму Вашу руку.

Д. Мамин.

  
   Не может ли редакция "Русской мысли" выслать мне некоторую часть мзды за роман авансом, -- сильно прохарчился я на этой работе и по уши сижу в долгах.
   Отчего до сих пор нет рецензий на "Горное гнездо"? Господа рецензенты совсем позабыли меня: послано для отзыва всего три экземпляра: в "Русскую мысль", в "Русские ведомости" и еще не помню куда -- в "Северный вестник" или в "Вестник Европы", и нигде ни строчки. Что сей сон означает?
  

34

А. С. МАМИНОЙ

2 июля 1891 г. Лесной.

  
   Милая дорогая мама,
   Посылаю тебе пока 30 р. на твои расходы по домашности, а раньше не высылал потому, что у самого не было. Мои дела, благодаря бога, понемногу налаживаются, -- полугодовое молчание разрешилось июльской книжкой "Северного вестника", в которой запечатано начало повести "Верный раб", написанной уже в Петербурге. Другие статьи в других журналах будут напечатаны осенью. О газете "Русская жизнь" я уже тебе писал, что устроился в ней. Сначала я взял в ней один фельетон в среду, а теперь пишу и воскресный, следовательно, два фельетона в неделю, а в месяц восемь. Это порядочно, а по моей арифметике, в переводе на "язык простых копеек", значит следующее: в месяц у меня занято 8 дней обязательной фельетонной работой, за каковую получу от 120 р. до 200 р. Гонорар, вернее прогоны -- 5 коп. со строчки. "Новости" платят 6 к., а "Русские ведомости" 10 к. за строчку, но печататься у них приходится редко, а в "Русской жизни" я буду иметь определенный заработок, что особенно ценно. В месяц у меня остается для журнальной работы целых 22 дня -- ничего лучшего никогда не желал. "Русскую жизнь" буду тебе высылать. Итак, я устроился, милая моя мама, и теперь буду аккуратен [со] своей стипендией тебе, а то на одних журналах трудненько: то вскачь, то хоть плачь.
   Вчера получил твое письмо с приложением костромского письма. Кстати, о карточках -- ты ничего не пишешь, получили вы от Терехова или нет мои 4 карточки, за которые деньги мной были заплачены и квитанция передана тебе? Вот письмо из "Вестника Европы" я не получал, -- оно потерялось, должно быть, на почте, а между тем для меня самое важное из всех, какие без меня на мое имя получались в Екатеринбурге. Другие письма получил, а это, как на грех, потерялось.
   Живу я по-прежнему и не вижу, как летит время. Наше лето серенькое, так что настоящего тепла, пожалуй, еще и не видели.
   Мой привет братанам, -- Володе посылал письмо по своим делам, а ответа не имею. Зятю и сестрице кланяюсь, а крестника Бориса целую.

Твой Дмитрий.

  

35

А. С. МАМИНОЙ

15 сентября [18]91 г. Петербург,

Саперный пер., дом N 8, кв. 14.

  
   Милая мама,
   Пишу тебе по заведенному порядку, нарушенному поездкой в Москву, в воскресенье. Прошлая неделя для меня ознаменовалась тем, что я "сел" за большую работу, именно, начал большой роман "Золото". Описываю в нем Березовский завод, конечно с некоторыми изменениями и дополнениями против действительности. Роман будет печататься в "Северном вестнике" с январской книжки. Все это для меня имеет особенную важность, потому что этим "золотом" я рассчитываю заплатить свои долги. Дело помаленьку идет вперед.
   Недавно был у Никольских. Они тебе кланяются. У Анны Ивановны родился весной второй сын, и она была очень больна, так что и сейчас еще не поправилась. Худая такая, желтая и лицо осунулось. Скромнейший Дмитрий Петрович все такой же, как всегда и везде.
   Погода у нас стоит прескверная: холод, дождь, ветер. Одного только нет -- невылазной грязи, и даже как-то странно видеть эту глубокую осень и ходить без галош. В Петербурге сейчас самый бойкий сезон, потому что все съехались, а между прочим, собралась и литература. Мне приходится мало где бывать и то по делу, потому что решительно некогда: каждый месяц должен написать восемь фельетонов, да еще столько, да полстолько, да четверть столько в виде журнальных статей. Мечтаю познакомиться с Стасовым, имя которого тебе должно быть известно по литературе, -- он художественный критик и заведывает художественным отделом Императорской публичной библиотеки. Через него я могу добывать книги и издания, которых нигде нет, а таких мне нужно немало, чтобы дополнить лохмотья своего образования.
   Мое здоровье в удовлетворительном состоянии. В Москве, нашли, что я заметно даже пополнел.
   Мои поцелуи родственникам и поклоны знакомым.

Твой Дмитрий.

  

36

А. С. МАМИНОЙ

22 сентября [18]91 г. Петербург,

Саперный пер., д. 8, кв. 14.

  
   Милая мама,
   Получил твое письмо, адресованное на "Северный вестник". Ты описываешь надвигающуюся голодовку, -- что только и будет... Пермская губерния даже не попала в число голодающих, губернатор не пожелал, и благодаря этому нельзя делать публичные сборы в пользу голодающих, открывать подписки и вообще открыто вызывать помощь голодающим. Мерзавец губернатор о своей шкуре заботится больше всего, чтобы в его губернии было все благополучно... Нет горше глупости, яко глупость, -- сказал Кузьма Прутков, точно он писал о Лукошкове.
   Прошлая неделя у нас могла назваться "гончаровской", -- и газеты и люди были заняты только им одним. Похоронили старичка очень пышно, хотя в сущности никому его и не жаль, -- очень уж стар был, да и публика его забыла. Все-таки пресса голосила на все лады целую неделю. Самое замечательное, что я слышал о нем, это то, что он прожил в одной квартире безвыездно тридцать лет. На похоронах и я был. Его хоронили не на Волковом, где покоится русская литература: Добролюбов, Писарев, Салтыков, Шелгунов, Помяловский, Решетников, а в Александро-Невской лавре, где хоронят только генералов и купцов первой гильдии. Публика на похороны набралась тоже аристократическая, даже был великий князь Константин Константинович, которого я не заметил по своей рассеянности, а узнал о сем уже из газет. Вот и все новости, мама, других не имею.
   Сегодня отправляюсь с визитом к Ольге Шапир, известной писательнице, с мужем которой я познакомился в Павловске и который был у меня с визитом. Собственно, Шапир он, по профессии доктор, а она некая Кислякова или что-то в этом роде. Живут они в двух шагах от нас.
   Мой привет сродникам и присным. Целую тебя, моя дорогая.

Твой Дмитрий.

  
   Жду своего пальто на меху из гусиных лапок, выслать которое тебя уже просил.
  

37

А. Н. ПЫПИНУ

21 октября 1891 [Петербург],

Саперный пер., дом N 8, кв. 14.

  
   Многоуважаемый Александр Николаевич.
   Решаюсь беспокоить Вас письмом по следующему поводу. Сейчас я готовлю роман о хлебе и название "Хлеб", но посылать в "Вестник Европы" не решаюсь по многим причинам, из которых первая та, что мне в последний раз редакция вернула такую статью, как "Медвежий угол", напечатанную теперь в августовской книжке "Недели". Г. Стасюлевич решительно имеет что-то против меня...
   Теперь о "Хлебе". Сама по себе эта тема сейчас является самой подходящей. Я собирал для нее материалы лет двенадцать. Дело в следующем. В России производитель хлеба от его потребителя разделен слишком сложными операциями и громадными расстояниями, так что проследить этот путь нет возможности; затем, причины голода затеряны слишком далеко, чтобы их можно было вывести наглядно. В моей [нрзб.] все эти недостатки устраняются самым местом действия, именно, я беру благословенное Зауралье, где процесс обнищания произошел в последние тридцать -- сорок лет. Главным действующим лицом является р. Исеть, которая на всем своем течении, на расстоянии 350 верст, в буквальном смысле усажена заводами, мельницами, заимками и громадными сибирскими селами, так что вы все время едете в виду селения, -- единственная река по густоте населения в целой России, а по работе в особенности: на ней стоит два города, четыре завода, 80 мельниц больших, до десяти фабрик и целый ряд сибирских "заимок". Зауралье представляет собой хлебное золотое дно, и его разорение последовательно шло с водворением в этом крае капиталистической крупной хлебной торговли, пустившей в оборот миллионные капиталы и выдувшей все запасы у крестьян, которые в форме денег ушли на ситцы, самовары и в кабак, -- с водворением целой сети винокуренных заводов, производящих выкурку сотен миллионов ведер спирта, -- с проведением железной дороги, открывшей сбыт хлеба в Россию, и т. д. Все эти причины действовали совместно и довели золотое дно до периодических голодовок систематически. Интересно проследить, как раньше крестьянин оборачивался всем своим и в деньгах нуждался только для податей; а от этого зависело то, что у него сохранялись хлебные запасы, которыми и покрывались случавшиеся недороды. Когда запасы были распроданы -- все хозяйство держится одним годом. Интересно также проследить операции мелкой хлебной торговли и быстрое разорение среднего купца крупными фирмами, поставившими хлебное дело, как своего рода азартную игру. Одним словом, тема интереснейшая и единственная в своем роде. Материалы я собирал для нее самым добросовестным образом и изъездил все Зауралье.
   Пишу это Вам, уважаемый Александр Николаевич, для того, чтобы узнать, совать мне нос в "Вестник Европы" с такой темой или нет. В половине ноября будет готов материал для январской и февральской книжки. Условия -- 200 р. за лист.
   Примите уверение в глубоком уважении и искренней преданности.

Д. Мамин-Сибиряк.

  

38

А. С. МАМИНОЙ

24 ноября [18]91 г. [Петербург].

  
   Милая мама,
   Сегодня нашу петербургскую зиму сгребли в кучи, сложили на возы и вывезли за город... Термометр показывает несколько градусов тепла, так что приходится менять шубу на осеннее пальто. Это называется петербургской зимой, на которую смотреть противно. Воображаю, какие снега у вас там: дорога, как сахар. Бегает ли только по этой дороге мой Карло, да и существует ли верный конь вообще, в чем я сильно сомневаюсь... Жаль коня, а еще больше жаль седоков, которых он мог скушать.
   Мои дела идут хорошо. Запечатал для январской книжки "Северный вестник" большой роман "Золото", а из-за него пишу другой большой роман, который стыдно печатать рядом, а напечатаю где-нибудь с марта или апреля. Надо же и совесть знать, тоже и на нас крест есть... А еще пишу, мама, историческую повесть -- всего и не упомнишь.
   15 ноября был у Михайловского на дне его рождения, где собралась своя литература: Глеб Иваныч Успенский, скромнейший и симпатичнейший мужчина и очень больной, потом Станюкович, бывший редактор "Дела" -- крупный и рыжий господин, смахивающий на купца. Был еще Обреимов, бывший учитель екатеринбургской гимназии, из-за которого вышел бунт -- дрянной и паршивый старичонко. Была m-me Водовозова, очень важная и очень бонтонная дама. И т. д. Ели пирог и пили. А хозяин похаживал по горнице и бородку поглаживал -- очень милый и простой человек, хотя удельный вес у него и под сомнением. Была еще не известная мне безыменная молодежь, заглядывавшая в рот тароватому хозяину. Вообще настоящие купеческие именины: tout comme chez nous, то есть как и у нас грешных. Ко мне Михайловский весьма благоволит, хотя я в этом и не виновен.
   Писем от вас не имею уже больше недели, и это меня начинает беспокоить. От Владимира Ивановича Пономарева получил недавно письмо и порванные векселя, -- я писал, что, может быть, придется что-нибудь получить с него, но это не оправдалось.
   Будьте здоровы. Мой поклон братанам, зятю с женой и крестнику.

Твой Дмитрий.

  

39

О. Е. КЛЕРУ

26 ноября 1891 г. Петербург,

Саперный пер., дом N 8, кв. 14

  
   Дорогой Онисим Егорович!
   Извиняюсь, что давно ничего не писал Вам, но я так был завален своими личными делами, что приходилось бы писать только о себе, а это скучно... Я частенько вспоминаю Вас, и если бы кого из екатеринбуржцев желал видеть, то именно Вас, потому что нас с Вами объединяет деятельная любовь к Уралу. Вчера видел д-ра Никольского, и он сообщил мне, что Вы нынешним летом делали раскопки на Ирбитском озере и что Уральское общество любителей естествознания получило зараз несколько субсидий от заводчиков -- и то и другое искренне меня порадовало. Напишите, что и как -- каждая весточка с Урала для меня является дорогим гостем. Кстати, имел недавно объяснение по поводу Уральского общества любителей естествознания с редакцией словаря Брокгауза. Дело в том, что у них редактируют и пишут статьи об Урале прохвосты Аленицын и Дружинин, -- конечно, берут печатные материалы и портят их. Проф. Воейков предлагал мне взять на свою ответственность Пермскую и Оренбургскую губернии, чтобы редактировать и собирать материалы о них, но я откровенно сознался, что это такой громадный район и с моей стороны было бы бессовестным брать на себя подобную ответственность и что я могу только представить некоторые статейки о местах, где был и которые знаю. Вместе с тем я указал на то, что редакция словаря сделала громадную ошибку, не обратившись в свое время к Уральскому обществу любителей естествознания, которое могло бы принести громадную пользу. Воейков взял Ваш адрес и хотел написать. Откровенно говоря, эти ученью мужчины обладают обидным легкомыслием и доверяют каким-то Аленицыным... Я вдвойне огорчен -- и за Урал и за Уральское общество любителей естествознания. Может быть, дело уладится, а может быть, я и глупость сделал, что отказался от двух губерний... Меня смутило то, что скажут о моем нахальстве (Остроумов и КR) и что я могу повторить компетентность Аленицына.
   Что Вам сказать о Петербурге? Я его почти не вижу, да он меня и интересует очень мало... Скучаю об Урале, но не об Екатеринбурге. Пишу статьи все об Урале и затеваю сделать издание своих статей. Вообще, что я делаю -- всегда на виду.
   Мой сердечный привет Вашей уважаемой супруге, Наталье Николаевне и Марии Егоровне. При случае передайте мой поклон Борису Осиповичу, которому все собираюсь написать.
   Целую Вас, дорогой Онисим Егорович, и желаю всего лучшего.

Всегда Ваш

Д. Мамин.

  

40

А. С. МАМИНОЙ

14 января [18]92 г. Петербург.

  
   Милая мама,
   Извини, дорогая, что не писал тебе целых две недели. Поверь, что было действительно некогда: если бы у меня был хвост, то, кажется, писал бы и хвостом. Работа на меня валится со всех сторон, так что едва успеваю повертываться. Печатаю роман "Золото", это само собой, да, кроме того, пишу по пяти статей зараз: для сборника в пользу голодающих, изданного (?) "Русскими ведомостями", написал легенду, потом для двух детских журналов., потом для "Русского богатства", имеющего выходить под новой редакцией, для "Иллюстрации", для "Русских ведомостей", "Новостей" -- не упомню всего сам. Столько работы важно в том отношении, чтобы обставить себя на будущее время, а о будущем пора подумать. Пишу ежедневно около 10 000 букв...
   Кстати, сообщу новость: Рубинштейн присылал ко мне одного из своих адъютантов за легендой о Кучуме, из которой хочет сделать оперу... Выйдет из этого что-нибудь или не выйдет -- трудно сказать. Жаль только, что я поздно напечатал эту легенду, ибо Рубинштейн уезжает на 1,5 года в Америку, да и стар он. Все-таки будем довольны и вниманием великого человека. В сущности все оперы балаган и очень скверный балаган, и я никогда не хожу смотреть на них. Это не искусство, а черт знает что такое.
   Самая главная новость в Петербурге -- страшные холода. Вот уже целую неделю стоит около 25 градусов -- это как в Екатеринбурге.
   Целую тебя, милая мама, и сродников.

Твой Дмитрий.

  

41

Н. В. КАЗАНЦЕВУ

3 апреля [18]93 г. Петербург.

  
   Дорогой Авва,
   Собрался написать Вам только сейчас, ибо был завален срочной работой. Достаточно сказать, что сейчас только кончил десятый лист -- это в три недели.
   Приходится усиленно гнать статьи, так как после пасхи я прохворал целую неделю, а это большой дефицит в моем хозяйстве.
   Теперь перехожу к делу, именно, к Вашей пиэсе. Из газет. Вы уже знаете, как она прошла, но из газет же Вы знаете, что такое наша театральная рецензия и как она пишется. Для меня это еще больше понятно, потому что я лично знаю этих борзописцев.
   Большой ошибкой было ставить пиэсу не в конце сезона, а прямо в хвосте -- тут и публики нет и актеры играют через пень колоду. Затем, пиэса поставлена на Михайловском театре, где одни цены убьют какую угодно пиэсу. Первый ряд кресел стоит 6 р., а в восьмом я заплатил 3 р. Виноват во всем дурак Куманин, который не умел выговорить необходимых условий. Из исполнителей хорош был один Ленский, игравший Никитушку, и только отчасти Дунечка -- Потоцкая. Вообще пиэсу провели крайне вяло и даже не знали ролей. Мне один рецензент говорил, что актеры нарочно проваливают в это время пиэсы, чтобы избавиться от обязанности играть после пасхи. Это большое свинство, как свинство и рецензентское... Наша императорская сцена стоит ниже всякой критики, и публика не ходит в театр. Александров-Крылов окончательно достукает дело... Пишу то, что хорошо знаю. Отдавать им пиэсу, значит ее погубить, а если уж ставить, так только в Москве.
   Я вынес из театра, когда шла Ваша пиэса, самое грустное впечатление и был рад, что Вы не могли видеть происходившего. Не преувеличивая, скажу, что частная антреприза относится к делу гораздо добросовестнее. Все это очень и очень грустно и обидно, особенно по сравнению с постановкой дела у французов, которые играют в том же Михайловском театре.
   Я живу, Аввушка, по-прежнему. Жду мать и сестру, а лето буду опять в Павловске. Нужно усиленно работать.
   Лобызаю в уста сахарные и желаю всего хорошего.

Ваш Д. Мамин.

  

42

А. С. МАМИНОЙ

3 марта [18]94 г. Ц[арское] Село.

  
   Милая дорогая мама, твое извещение о сумасшествии Казанцева произвело на меня грустное впечатление. Для чего человек целую жизнь грабил и обирал публику? Кому это было нужно и кому достанутся награбленные сокровища? Я видел много богатых наследников, как сын Рубинштейна, сын Щедрина, сын Достоевского (завел скаковую конюшню), сын второй Демидова -- все это глубоко несчастные люди, придавленные родительскими капиталами. Мы раз разговорились с Чеховым на эту тему. У него нет ни жены, ни детей, и разговор имел чисто теоретическое значение. Чехов заявил категорически, что, если бы у него были дети, он не оставил бы им буквально ни гроша, потому что не желает их губить. Это глубоко верно, а я прибавлю к этому, что нужно оставить детям столько, сколько необходимо для скромного существования, и не больше того. Я имею в виду, конечно, свою Аленку...
   Мы живем по-старому. Аленка здорова. Тетя Оля все интересуется, какое впечатление произвели на Дмитрия Аристарховича посланные драпировки. Все кланяются.

Целую всех.

Твой Дмитрий.

   P. S. Скоро вышлю тебе денег.
  

43

М. В. ЭРТЕЛЬ

6 октября 1894 г.

Ц. Село, Колпинская улица, дача Вуич.

  
   Отвечаю сразу на два Ваших письма, Маруся, и прежде всего благодарю за фотографию, которая мне будет напоминать "июль 94 г.". Посылаю Вам фотографию Аленки, снятую в июне, когда ей было 2 года, -- той фотографии, которую Вы у меня видели, у меня второго экземпляра нет.
   Теперь о письмах. Вот не умею писать, и конец тому делу. Странно, что в своих рассказах я пишу недурные письма, а лично от себя не умею. Это мой недостаток, в котором охотно каюсь. С большим удовольствием читаю Ваши письма и могу только завидовать. Право, Маруся, так...
   Что Вам сказать о себе и своей жизни -- все по-старому. Петербург мне давно надоел, и я с радостью переселился бы куда-нибудь в провинцию, но пока это только одна мечта. За последнее время у меня особенно много неприятностей, и я часто подумываю о Вас -- приехать, отдохнуть, поговорить. У нас тоже осыпаются листья и тоже холодно, но я люблю осень, потому что не тянет из дому -- сидишь и строчишь. Кстати, только кончил два романа, как приходится начинать новых два, не считая мелких статей. Достаточно сказать, что в течение месяца я кончил роман в "Рус.[ское] бог[атство]" и "Мир божий", потом написал по рассказу в "Вокруг света", в "Детское чтение", в "Детский отдых" и в "Рус.[ские] ведомости", а сейчас пишу для "Артиста". Итого, шесть изданий. Как видите, я не сижу, сложа руки, и Вы меня извините, если я не всегда аккуратен по части писем. Да, опадают осенние листья, что мне напоминает собственную осень. Много было пожито и пережито, а, строго говоря, не стоило жить. Ведь каждый, в конце концов, приходит к заключению, что его жизнь сложилась совсем не так, как бы следовало -- право, для этого не стоило жить. Впрочем, не стоит говорить. Остается смотреть на себя уже со стороны...
   Моя девчурка очень поправилась в Царском и теперь бегает. Она все говорит и очень много проказничает. Я ее страшно люблю и боюсь за каждое дыхание. Часто смотрю и думаю: что-то ее ждет... С какими людьми она будет жить, какие интересы будут ее занимать и т. д. Отец уже стар и может не увидеть ее большой. Эта мысль меня постоянно ест.
   Читая Ваше письмо, я невольно завидовал кипучей работе в Емпелевке и невольно подумал, что мне не о чем Вам писать в соответствующем тоне, -- интеллигенцию Вы знаете, писателей еще лучше. Скучно...
   Целую Ваших деточек. Простите опять за сухое письмо...

Ваш Д. Мамин.

  
   На конверте:
   Воронеж. Заказное.
   Его высокоблагородию Григорию Акимовичу д-ру Гончарову
   Для передачи Марии Васильевне Эртель.
  

44

В. А. ГОЛЬЦЕВУ

16 декабря 1894 г. Ц[арское] Село.

  
   Дорогой друг Виктор Александрович.
   Вчера вечером получил твою телеграмму, а сегодня отправил в "Русскую мысль" рукопись, две первых части, что составит около 9 печ. листов. Будет еще около 12. Надеюсь кончить к 15 января. Передай Вуколу Михайловичу, что мои условия 150 р. за лист. А затем, я его предупреждал, что по предъявлении рукописи деньги вперед. Оговариваю все эти условия вперед во избежание недоразумений впоследствии.
   Дальнейшее действие романа заключается в быстром вторжении капитализма, в лице крупной хлебной торговли, винокуров и банковских операций. Последняя часть состоит в описании голода. Галактион делается банковым воротилой и пароходчиком. Мелкое купечество и крестьяне разорены. В голодный год Галактион привозит дешевый сибирский хлеб на своих пароходах и получает от его продажи голодным до 1000 процентов. Отец, Михей Зотыч, удалившийся в скиты, является, чтобы проклясть любимого сына. Жена Галактиона спивается, он живет с ее сестрой Харитиной, которая кончает самоубийством.

Жму твою руку.

Твой Д. Мамин.

   Пожалуйста, высылайте корректуры.
  

45

М. Н. СЛЕПЦОВОЙ

25 декабря .1894 г. Петербург.

  
   Ваш друг, т. е. я, Марья Николаевна, очень болен... Тоска, тоска и еще тоска... Вы знаете только внешнего человека, который время от времени сумасшествует, которого судят, бранят и жалеют, но есть и другой, гораздо лучше -- тот внутренний человек, которого никто не знает, даже Вы. Скучно... Тоска... Два состояния: работа и тоска... Что делать? куда итти? Проще -- куда деваться? Все пути-дороженьки заказаны, а посему об этом будем молчать.
   Мне нравится, что есть еще люди, которые могут обвинять и жалеть -- счастливцы... Я никого не обвиняю, а, напротив, всех оправдывал и всегда.
   Жму Вашу руку.

Ваш Д. Мамин.

   Когда Вас можно видеть?
  

46

Я. Л. БАРСКОВУ

20 апреля [18]96 г. Царское Село.

  
   Очень Вам благодарен, Яков Лазаревич, за присланные фотографии -- деньги за них поставьте в мой аванс. Кстати, рассматривая фотографии первосвятителей и угодников русской церкви, я постепенно дохожу до понимания той нити, которая связывает их с былинными богатырями. У такого громадного художника, как В. М. Васнецов, не может быть произведений случайных и ничем не связанных между собой. Крупное творчество цельно -- это прежде всего, и из него, как из сказки, слова не выкинешь.
   Как мне кажется, "Богатыри" служат прекрасным дополнением "святителей". И тут и там представители родной земли, за ними чуется та Русь, на страже которой они стояли. У богатырей преобладающим элементом является физическая мощь, они своей широкой грудью защищали всю родину, и вот почему так хороша эта "застава богатырская", выдвинутая на боевую линию, впереди которой бродили исторические хищники. Чем больше я думаю об этой картине, тем сильнее она мне нравится. "Святители" являют другую сторону русской истории, -- еще более важную, как нравственный оплот и святое святых будущего многомиллионного народа. Эти избранники предчувствовали историю великого народа и верили в нее глубоко, верили даже тогда, когда все кругом рушилось, -- богатыри перевелись, княжы продавались оптом и в розницу в Орде, а остатки Руси сбились на севере. И по вере их все сбылось...
   Пока только, а дальше подумаем.
   Передайте мой привет Виктору Михайловичу.

Жму Вашу руку.

Д. Мамин.

  
   P. S. С Тихомировым говорил -- он ничего не имеет против изданий "люкс", если мы их возьмем из изданного им сборника для младшего возраста. Не знаю, на чем остановиться для первого опыта. Прочтите и напишите, что Вам больше нравится. Вышлю Вам "Аленушкины сказки", которые принадлежат мне.
   Я Вам говорил относительно условия будущих изданий и считаю нужным, во избежание недоразумений, еще раз повторить их: Вы их издаете на свой счет и покрываете все расходы из продажи первых экземпляров, затем вычитаете комиссионные и накладные расходы, а остальное, то есть чистая прибыль моя. На последнее я имею некоторое право, потому что писал эти рассказы за расколотый грош. Главное, чтобы рисунки были мои, что очень важно для следующих изданий.
  

47

А. С. МАМИНОЙ

27 октября [18]96 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама, твое письмо я получил как раз в день именин, в три часа, когда начали съезжаться мои гости. Были у меня из известных тебе: Огарков, Тихоновы, Анна Михайловна, Томашевские, Шелковский, завертывал Дмитрий Иванович Рихтер (он тоже был именинник), Южаков. Из неизвестных -- д-р Жихарев, студент Воронов, художник Ельшин, педагог Позняков, m-me Слепцова. За столом сидели тринадцать... Обед состоял из сибирского пирога -- соленая осетрина с капустой, ростбиф и судак в 8 фунтов. Одним словом, все как следует.
   К моим именинам подошла и статья обо мне Скабичевского в "Новом слове". Старик размахнулся и даже поставил меня превыше облака ходячего, чего уж совсем не следовало делать. Напрасно он сравнивает меня с Золя и еще более напрасно ругает последнего, чтобы вящше превознести меня. Много крови он испортил мне раньше, то есть Скабичевский, а теперь хвалит. Благодарю бога, что я пережил свой критический литературный период без всякой посторонней поддержки и пробил дорогу себе сам, так что сейчас для меня похвала Скабичевского имеет значение только в... торговом смысле, то есть для продажи изданий, хотя честь и лучше бесчестья.
   Живем мы по-прежнему. Занят изданиями. Завтра кончаю последнюю восьмую сказочку Аленушкину и выпускаю сразу двумя изданиями -- одно дешевое, а другое роскошное.
   Тетя Оля всем кланяется. Аленка тоже и Лиза. Последняя продолжает учиться и не ослабевает энергией.

Целую всех.

Твой Дмитрий.

  
   P. S. Жалею Лизу -- что с ее глазами? У меня тоже начинается что-то -- не могу работать при лампе. Моя глухота прошла сама собой.
   У нас стоит уже зима -- 5R холода.
  

48

А. С. МАМИНОЙ

15 декабря 1896 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама,
   Давно я тебе не писал, да и не о чем было писать, ибо у нас все по-старому, за исключением маленьких хозяйственных новостей, как новый платяной шкаф, который я купил для себя, кровать и ширма японская -- все вместе заплачено 73 р. Затем, обиваем новой материей маленький диванчик, который стоит в комнате тети Оли. Как видишь, новости самого скромного хозяйственного характера.
   Лиза писала, что ты огорчена фельетоном в "Биржевых ведомостях". Не стоит не только огорчаться, но и просто обращать внимание на такие пустяки. Поверь, что никакая критика не прибавила еще никому ни вершка роста и не убавила. Вообще плевать...
   Вчера получил только что вышедшую книжку "Аленушкиных сказок", -- издание очень милое. Стоит 75 к. Всех сказок восемь. Это моя любимая книжка -- ее писала сама любовь, и поэтому она переживет все остальное.
   Тетя Оля и Аленушка кланяются всем.

Целую всех.

Твой Дмитрий.

  

49

Н. И. ПОЗНЯКОВУ

15 октября 1902 г. Царское Село.

  
   Дорогой мой Николай Иванович, получил номер "Петербургских ведомостей", в котором напечатана твоя статья "Голытьба в золоте" -- и порадовался. Это громадный вопрос, и можно только пожалеть, что ты такую большую тэму заколотил в одну статейку. Когда Д. И. Тихомиров открывал свое "Детское чтение", я особенно указывал на эту тэму, как на дело громадной общественной важности, но мой глас остался гласом вопиющего в пустыне... Радуюсь, что ты, наконец, взялся именно за эту тэму, и сердечно желаю тебе всяческого успеха.

Целую тебя.

Твой Д. Мамин.

   26 октября имею неосторожность быть именинником -- имей сие в виду и предупреди Марью Романовну.
  

50

А. С. МАМИНОЙ

11 января 1904 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   У нас в петербургской природе делается что-то невероятное. Зимы еще не было, в Петербурге ездят на колесах, снега нет, стоят оттепели, сегодня, например, 4R тепла утром... Приблизительно то же делается и в средней России. А на юге суровая небывалая зима с снежными заносами, морозами и т. д.
   Последняя наша новость: закрытие технического съезда. Съехались со всех концов России техники, чтобы поговорить о своих технических делах, устроили свою выставку, а начальству не понравилось, -- оно закрыло съезд в самом начале, да и выставку по пути. "Ступайте, мол, ребята, домой и не балуйтесь". Очень даже трогательно вышло. Съезд врачей пока еще не уничтожен, но ждут уничтожения. В первых числах прикрыли навсегда новую газету "Русская земля", которая просуществовала ровно четыре дня... Это называется по-турецки свободой слова...
   Заговорив о съезде врачей, должен сообщить печальное известие: очень болен Дмитрий Петрович Никольский. О его болезни я узнал только из газет. Он лежит где-то в больнице. У него было воспаление легких с каким-то осложнением, потребовавшим серьезной операции. Написал Анне Ивановне, чтобы узнать, могу ли я его навестить.
   Мы все здоровы. Все кланяются. Целую всех.

Твой Дмитрий.

  
   P. S. Никола писал, что ты переделала крыльцо. Значит, получилась целая комната. Интересно, тепло ли в ней. Новые железные печки у вас и велики и, вероятно, много истребляют дров, а тепла дают мало.
  

51

А. С. МАМИНОЙ

25 октября 1904 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   Сегодня мне исполнилось 52 года. Новость не особенно приятная... Если бы мне предложили еще раз появиться на свет, я самым бы вежливым образом отказался. Ну, да не стоит об этом говорить.
   Завтра именины, и грустно думать, что не будет Николая Константиновича и Александра Афанасьевича. Давно уже нет Александры Аркадьевны...
   Вчера получил поздравительную телеграмму из Харбина, от Лизы. Жива и здорова. Скверно только то, что она заведует перевозкой тифозных больных, а не раненых. Пока еще нет сыпного тифа, но он должен быть и в свое время явится... По моему мнению, Лиза может уцелеть в этом аду только чудом.
   Новостей у нас нет. Разговоры о новых веяниях считаю пустяками, ибо никакую свободу даром не дают, а надо ее взять. Я состарился в ожидании этой свободы и теперь смотрю вперед без всякой надежды оную увидеть.
   Сейчас работаю над статьями к новому году. Одолевают детские журналы.
   Третьего дня выпал первый снежок и держится.

Все кланяются. Всех целую.

Твой Дмитрий.

  
   Оля вчера получила твое письмо. Ты пишешь, что Никола преисполнен страха смерти. Это так называемая сердечная тоска, которая является вследствие болезни сердца. Я думаю, что ему придется скоро отказаться от чая, что для него составит громадное лишение.
  

52

А. С. МАМИНОЙ

22 ноября 1904 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   За неделю новостей никаких не случилось. Все новости на войне, а потом во внутренней политике, которой я не занимаюсь. Верят тому, чему желают верить... Дай бог теляти волка поймати. Газетчики пишут так смело, как никогда. Будем посмотреть, как говорят немцы.
   А вот министр Глазов не разрешил открытие высших женских курсов ни в Москве, ни в Киеве. Не согласен -- и кончено... Вот тебе и суворинская "весна". Возмущаться всю жизнь просто надоело. Разбойники какие-то, а не министры. Ну, чего преступного в том, что девушки желают учиться?
   У нас стоит зима. На днях была оттепель. День убывает, а я не люблю это время, хотя приходится работать особенно много. Вот с августа пишу девятый рассказ, а напишу, еще останется два, которые придется кончить в декабре. Положим, рассказы все небольшие, главным образом для детских журналов, но они требуют особенного внимания, потому что дети -- самая строгая публика.
   Все здоровы. Кланяются. Целую всех.

Твой Дмитрий.

  

53

А. С. МАМИНОЙ

12 декабря 1904 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   Сегодня день Спиридона-поворота, когда солнце на весну, а зима на мороз. Никола зимний поддержал свою репутацию и подморозил. Сейчас 10R холода, без ветра. Одним словом, настоящая русская зима.
   Дома у нас никаких новостей нет. Все по-старому.
   По части внутренней политики говорят очень много, но разобраться в этих разговорах трудно. Как будто что-то такое и будет и как будто ничего не будет. Во всяком случае, несчастная для нас война всколыхнула всю публику. Забывают только одно, что от власти люди отказываются только в крайних случаях, а наши правящие классы еще постоят за себя, тем более что для них власть связана помимо привилегированного положения с деньгами... Ведь по существу дела в выборном начале и в ответственности министров решительно ничего нет, как в свободе личности, в свободе слова, но всего этого боятся наследственные государственные воры. Примеры Англии или Германии для нас пустой звук... Ну, поживем -- увидим.
   Все здоровы, кланяются.

Целую всех. Твой Дмитрий.

  
   Мама, сейчас у меня денег нет, чтобы послать ребятам на елку. Ты возьми из своих 10 р., а я в январе вышлю. Перед праздником слишком уж много расходов, а гонорар все тот же.
  

54

А. С. МАМИНОЙ

20 апреля 1905 г. Ц[арское] Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   Нынешнюю пасху я встретил со сломанной рукой, которая все еще не зажила и мешает работать по-настоящему. Что делать, нужно терпеть...
   Новостей у нас никаких нет. Думаем, где провести лето. Кажется, уедем в Финляндию, только не в Ганге, а поближе, где-нибудь по Финляндской железной дороге, на берегу моря. Есть проект ехать вместе с Мусей. Бедняжка очень несчастна со своим мужем, с которым никак не может разойтись. Пьяница и т. д.
   Думали ехать в Крым, да раздумали: и далеко, и дорого, и много хлопот. Ранняя весна хороша и у нас в Царском, много зелени и воздух отличный.
   Новостей никаких нет. Все по-старому. На пасхе ожидали беспорядков, но все обошлось благополучно. Вот на юге России, так там происходит прямо что-то невероятное. Ждем конституции или чего-нибудь подобного, хотя, как я думаю, все это одни мечтания... Я лично не верю в русскую конституцию и ничего от нее не жду. Ведь люди останутся все те же... Одолело нас наше собственное невежество. Не говорю уж про простой народ, и даже наша интеллигенция в гражданском смысле ничего не стоит.
   Оля здорова. Аленушка временами дичит, а временами ничего. На пасхе у нас гостил Люша, которого я очень люблю. В первый день пасхи ездили в Питер, обедали у Владимира Францевича. У Виктора Францевича дети больны, что-то вроде скарлатины. Нынче и болезни пошли какие-то мудреные, ничего не разберешь.
   Будьте здоровы. Все кланяются.

Твой Дмитрий.

  

55

А. С. МАМИНОЙ

13 декабря 1905 г. Ц[арское] Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   Пишу тебе наудачу: может быть, письмо и дойдет... От вас писем не получаю.
   Пока мы все живы и здоровы. По нынешним временам говорить о будущем трудно... У нас в Царском все по-старому, исключая некоторого повышения цен на провизию. Наша железная дорога тоже пока действует. Вообще по нынешним временам нужно говорить так: день прошел -- и слава богу. Беспорядки в Петербурге есть, но сравнительно с Москвой -- ничтожные, главным образом на фабриках и заводах.
   По христианскому обычаю поздравляю с наступающими праздниками, но какие могут быть праздники, когда их будут встречать миллионы разоренных и голодных людей... Страшно подумать о будущем, но не будем прежде времени падать духом. Сегодня прочел телеграмму из Москвы об уничтожении печатной фабрики Сытина -- это уже прямо касается и меня, то есть моих изданий у Сытина. А фабрика была первая б России и стоила миллион рублей...
   Ну, господь вас всех да хранит. Жалею об одном, что приходится встречать надвигающуюся грозу не вместе... Посылаю свое благословение дорогим моим крестницам и крестникам.
   Все кланяются. Целую всех.

Твой Дмитрий.

  
   За октябрь и ноябрь тебе переводом по почте отправлено 100 р.
   У нас давно санный путь, а сегодня валит густой снег.
  

56

А. С. МАМИНОЙ

31 августа 1906 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   От тебя писем все нет и нет... На днях получил письмо от Николы, но он, по обыкновению, пишет только об одном себе...
   Мы переехали с дачи и перешли на зимнее положение. За лето все поправились, особенно Аленушка. Меня радовало главным образом то, что она без устали могла ходить верст по десяти. Желать лучшего нельзя, и остается только поддерживать существующее. Свои занятия с учителем она начнет с 1 сентября. Учится она с ленцой, но это не мешает ей мечтать о карьере писательницы. Кто знает, может быть, со временем эта детская фантазия и осуществится... Я тоже с детства мечтал сделаться писателем и помню такой случай из детской жизни. Папа хотел купить вороную лошадь, за которую хозяин просил 30 рублей. Дело разошлось, кажется, из-за пяти рублей. Меня это страшно огорчило. А тут еще мы с тобой по вечерам читали "Фрегат Палладу" и ты как-то между прочим объяснила мне, что "сочинителям" платят очень дорого, что-то около 50 р. за печатный лист в 16 страниц. Эта цифра меня просто поразила. Помилуйте, ведь за 50 р. можно купить пару лошадей...
   В детских мечтах есть скрытое пророчество, я сделался писателем, хотя и езжу на чужих лошадях... Все здоровы и кланяются.

Твой Дмитрий.

  
   Целую всех.
   Прошу тебя уже в третий раз: напиши, в каком виде наши денежные расчеты. Скоро поеду в Москву и оттуда вышлю тебе денег. Меня кормит по-прежнему одна матушка Москва...
  

57

А. С. МАМИНОЙ

11 марта 1907 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   Сегодня "солноворот", значит -- конец календарной зиме. Светит яркое солнце, а снег держится и стоит отличный санный путь. Это у нас большая редкость, чтобы санный путь продержался даже на масленице.
   Моя нога почти зажила, хотя еще и не решаюсь съездить в город. Обидно, что не мог съездить к о. Петрову вместе с другими. Когда поправлюсь совсем, поеду один. Интересно посмотреть и провинциальный монастырек и друга -- узника...
   Другие успели съездить -- Немирович, Баранцевич, а я уж потом, когда установится колесный путь. Говорят, очень красивое местечко.
   У Аленки свинка почти совсем прошла, хотя на воздух еще не выходит. Весеннее тепло обманчивое, и легко застудить свинку, а тогда с ней не развяжешься.
   Володя не бывал давно и Марья Александровна тоже. Да и скучно им у нас, когда столица под боком. Что же, люди не старые, надо и повеселиться.
   Вчера умер Победоносцев, который затормозил русскую историю на целую четверть века. Сколько людей пострадало из-за его нелепого упрямства. Я его считаю богом проклятым человеком, который был послан России за наши грехи. Ну, и черт с ним... Не стоит говорить... У всей литературы этот милый человек висел камнем на шее и принес неисчерпаемое зло.
   Государственная дума, по-моему, переливает из пустого в порожнее. Конечно, это временно, а потом "все образуется", как говорит старик дворецкий у Толстого в "Анне Карениной". Володя все время что-то молчит. Это не хорошо, а для избирателей и обидно. Его не для молчания избирали, а сказался грибом -- полезай в кузов. Конечно, в Думе есть прекрасные ораторы, как сам премьер-министр Столыпин или кавказский князь Церетели. Этим и книга в руки. А мужички слушают и помалкивают до поры до времени. Оторопь берет и животы подводит перед начальством. Веками запугивали, ну, "ён" и молчит, пока господа говорят. Пока, впрочем, говорят больше глупости, но зерна без мякины не бывает. Вот архиереи и попики тоже помалкивают во имя отца, и сына, и св. духа. Видно, всякому овощу свое время... Конечно, на настоящую Думу никто особенных надежд и не возлагал, потому что набрался пуганый народ.
   Будем ждать следующей...
   Все кланяются. Всех целую.

Твой Дмитрий.

  

58

А. С. МАМИНОЙ

27 декабря 1907 г. Царское Село.

  
   Милая, дорогая мама.
   Нынешнее рождество мы встретили насморком и кашлем... Вот уже четвертую неделю стоят холода, каких "старики не запомнят". Даже молоко в коровах замерзает... Вчера была неделя, как я не выхожу из дому, а в Питере был даже не помню когда. Вообще очень весело... Наше пустынное житие оживляет один Олег. Вечно прыгает, что-то болтает, а иногда и поплачет. Что же, дело житейское...
   Я потихоньку работаю, больше для детских журналов. Больших статей не пишу. Их время прошло. Писателю долго писать, а читателю долго читать... Как-то даже странно вспомнить, что я когда-то написал "Приваловские миллионы", "Хлеб" и другие романы... Наступили вообще какие-то короткие времена...
   Нужно появление нового Толстого или Достоевского, чтобы заставить публику читать трехэтажные романы.
   Вот и все наши новости.
   Поздравляю с новым годом и желаю всего лучшего всем. Все кланяются. Целую всех.

Твой Дмитрий.

  

59

А. Ю. АННЕНСКОМУ

2 марта 1912 г. С.-Петербург.

  
   Милостивый государь Алексей Юльевич.
   Пишу Вам лежа в постели. Прошлой осенью меня разбил паралич. Поправляюсь, хотя и медленно. Все, что я умел и мог сказать, мною сказано в моих сочинениях, которых, если собрать все вместе, наберется до 100 томов, а издано около 36. Будущее неизвестно, а потому о будущей работе не загадываю.
   Желаю Вам успехов.
   Готовый к услугам.

Д. Мамин-Сибиряк.

  

ПРИМЕЧАНИЯ

  
   Письма Д. Н. Мамина-Сибиряка мало известны широкому читателю. Из 1 700 писем (подсчет приблизительный), находящихся в различных рукописных фондах (см. "Д. Н. Мамин-Сибиряк. Рукописи и переписка", Гослитмузей, 1949), опубликовано 53 письма в томе VIII собрания сочинений Д. Н. Мамина-Сибиряка в восьми томах (Москва, ГИХЛ, 1955, стр. 605--678), 11 писем к В. А. Гольцеву ("Архив В. А. Гольцева", т. 1, 1914), одно письмо к А. П. Пятковскому ("Русская старина", 1916, N 12) и 9 писем к Д. Н. Анучину ("Записки отдела рукописей Всесоюзной библиотеки имени В. И. Ленина", 1939, вып. 2).
   В письмах Мамина-Сибиряка освещаются многие вопросы личной и творческой биографии писателя, они помогают полнее и глубже уяснить мировоззрение, определить особенности художественного творчества. Переписка с видными представителями русской литературы, искусства и науки: М. Е. Салтыковым-Щедриным (письма Мамина-Сибиряка к Салтыкову-Щедрину не сохранились), В. Г. Короленко, И. Е. Репиным, Д. Н. Анучиным, М. М. Стасюлевичем, А. Н. Пыпиным и др. -- свидетельствует о его широких литературных и научных связях.
   В настоящее собрание сочинений вошло 59 писем. Они расположены в хронологическом порядке. Публикации каждого письма предшествуют принадлежащие редакции порядковый номер и указание адресата. Заключенные в квадратные скобки слова также принадлежат редакции. Явные описки исправлены, недописанные слова раскрыты без всяких оговорок. В конце примечаний помещен указатель имен, упоминаемых в письмах.
   Условные сокращения: ЛБ -- Государственная библиотека СССР имени В. И. Ленина, ГПБ -- Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, ЦГАЛИ -- Центральный государственный архив литературы и искусства СССР.
  

1

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). Датируется на основании письма Мамина-Сибиряка от 7 апреля 1870 года, из которого видно, что публикуемое письмо написано в марте того же года. Начало и конец письма не сохранились.
  
   ...реальное тагильское училище -- было открыто в 1862 году.
   Что, например, я приобрел в 4 года учения? -- То есть за два учебных года (1866/1867 и 1867/1868) в Екатеринбургском духовном училище и за два года (1868/1869 и 1869/1870) в Пермской духовной семинарии.
   Куда нам будут годны эти классики? -- В ряде последующих писем этого периода Мамин-Сибиряк также резко критикует учебные программы и методику преподавания в духовной семинарии, в том числе формальный подход к изучению древних писателей.
  

2

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
   На первой странице в левом верхнем углу имеется пометка отца Мамина-Сибиряка: "Получено 20 янв. 71 г.".
  
   Николай Николаевич Варушкин -- соученик Мамина-Сибиряка.
   Никон Терентьевич Сторожев -- висимский заводской служащий, переезжал в это время на постоянное жительство в Пермь.
   Архангельские -- семья висимского дьякона Тимофея Архангельского.
   Коля -- старший брат писателя.
   Евгения Тимофеевна Архангельская-Сторожева -- жена Никона Терентьевича Сторожева, дочь висимского дьякона Тимофея Архангельского.
   Владимир Тимофеевич Архангельский -- сын Тимофея Архангельского, окончил Петербургскую медико-хирургическую академию, работал в Перми врачом.
   Мария Герасимовна Архангельская -- жена Тимофея Архангельского, после смерти мужа переехала в Пермь.
   ...помощник, новенький, такой скотина... -- помощник инспектора семинарии.
  

3

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Архангельские -- см. примечания к письму N 2.
   ...за антирелигиозные мысли исключили... -- В неопубликованных воспоминаниях "Худородные" (Свердловский областной архив) о первом годе обучения в Пермской духовной семинарии Мамин-Сибиряк писал: "Я вел себя уже как атеист. Этот атеизм был, конечно, полудетским, неосмысленным, но почва была, и мы с Рязановым (товарищем. -- Ред.) целые дни проводили в диспутах богословского характера".
   Коля -- см. примечания к письму N 2.
   Мария Бобровская -- крестьянка из Висима.
   Миша Гаряев -- сын священника Николая Гаряева, товарища отца писателя.
   ...есть места хуже Висима. -- Церковный приход в Висиме был очень бедный и малочисленный (в 1852 году было всего 236 дворов, из них 59 старообрядческих); из церковных ведомостей видно, что священник за год получал "от заводовладетеля 142 р. 86 коп. да около 80 рублей кружечного сбора".
  

4

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...остался на ветеринарном отделении... -- Мамин-Сибиряк стремился поступить на медицинское отделение Петербургской медико-хирургической академии. Не выдержав вступительного экзамена в 1872 году, он в 1873 и 1874 годах снова держал экзамен, но безуспешно. В письме к отцу от 12 июля 1875 года он писал, что терпит "постоянные неудачи при экзаменах на медицинском отделении".
   ...более трех лет на первых двух курсах... -- Мамин-Сибиряк был на втором курсе 2 года.
   ...кормить свою голову и учиться. -- Здесь речь идет о том, что регулярной помощи от отца в студенческие годы Мамин-Сибиряк не получал.
   Владимир Тимофеевич Архангельский -- см. примечания к письму N 2.
   ...я стою на своих ногах... -- В автобиографической записке, написанной в третьем лице, Мамин-Сибиряк сообщал: "В Петербурге, когда пришлось перейти на "свой хлеб", он (то есть М.-С. -- Ред.) три последних года перебивался работой в газетах и мелких журналах -- был репортером, печатал мелкие рассказы и повести".
   Карьера Володи пока определилась... -- Брат Мамина-Сибиряка Владимир успешно учился во втором классе екатеринбургской гимназии.
   ...придется позаботиться Лизину крестному... -- Сестра писателя Елизавета училась в четвертом классе висимской начальной школы; ее крестным отцом был записан в церковных книгах Мамин-Сибиряк.
   ...знакомы с настоящим края и его прошедшим. -- Отец Мамина-Сибиряка много занимался изучением Урала, состоял корреспондентом Уральского общества любителей естествознания. В октябре 1875 года ему была присуждена премия за труды по наблюдению над грозами.
   ...книжка о доме Демидовых... -- Речь идет о книге: "Г. Спасский. Жизнеописание Акинфия Никитича Демидова", СПб, 1833, которая имелась в библиотеке отца писателя.
   ...жил один Демидов на одном острове Черноисточинского пруда... -- Об этом факте Мамин-Сибиряк писал в книге "Из далекого прошлого".
   Аврора Карловна -- жена П. Н. Демидова, после смерти последнего жена А. Н. Карамзина, сына выдающегося русского писателя и историка Н. М. Карамзина.
  

5

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...начало положено... -- В 1875 году был напечатан рассказ Мамина-Сибиряка "Старцы" ("Сын отечества", NN 15 и след.). Другие напечатанные в этом году произведения пока не установлены. В 1875 году велись работы также над романами "В водовороте страстей" и "Приваловские миллионы", над рассказами "Легкая рука" (самая ранняя редакция очерков "Бойцы"), "Мертвая вода" (первоначальное название "Максим Бенелявдов").
  

6

  
   Печатается по подлиннику, хранящемуся в Институте русской литературы Академии наук СССР (архив П. Я. Дашкова).
   Адресатом, по-видимому, является Александр Евгеньевич Кехрибарджи, редактор-издатель ежемесячного "Журнала русских и переводных романов и путешествий", в апрельской, майской и июньской книжках которого в 1876 году был напечатан роман Мамина-Сибиряка "В водовороте страстей". Фактическим издателем журнала был владелец типографии А. Траншель (выведен в автобиографическом романе "Черты из жизни Пепко" под именем Райского). Мамин-Сибиряк был обманут издателем, о чем он писал отцу 8 сентября 1876 года: "Меня обманул редактор одного журнала, где печатался мой роман, за который я должен был получить около 500 рублей, а пока получил всего 50, так что принужден начинать дело судебным порядком". Несмотря на решение суда в пользу писателя, ему не удалось получить гонорар, так как издатель скрылся (см. об этом также в романе "Черты из жизни Пепко").
  

7

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ), впервые. Адресат -- В. Н. Мамин (1863--1909), младший брат писателя. Адвокат в Екатеринбурге. Сотрудничал в местной прессе. Председатель "Общества любителей изящных искусств". Член II Государственной думы.
  
   ...шушпановых лугов -- по фамилии лица, пользовавшегося покосом.
   ...на Салде -- р. Салда, приток р. Тагила, входящего в систему р. Оби.
   ...в Салде -- Нижнесалдинский завод в 60 верстах от Нижнего Тагила. В начале XX века завод выплавлял около 3 миллионов пудов чугуна и столько же бессемеровского металла для приготовления сортового железа, балок и рельсов. Производство рельсов начато здесь в 1851 году. Бессемеровская фабрика, первая на Урале, построена в 1875 году. Процесс бессемерования ставил К. П. Поленев (друг маминской семьи).
   Лиза -- десятилетняя сестра писателя.
   Николай -- старший брат писателя, 27 лет.
   папа -- Наркис Матвеевич Мамин, 50 лет.
   мама -- Анна Семеновна, 46 лет.
   Алексей Михайлович -- не установлено, кто.
   Трофимовна -- торговка, выведена в повести "Сестры" и в очерке "Авва", т. V, изд. т-ва Маркс, стр. 338--376.
   Анемподисья -- не установлено, кто.
   ...куфтой -- моток или сверток тесемок.
   Николай Тимофеич -- Архангельский, товарищ Николая Мамина, служащий в Екатеринбурге.
   караван -- здесь караван барок, отправляемый Тагильскими заводами вниз по р. Чусовой.
   На всемирную выставку. -- На выставке 1878 года участвовало свыше 50 тысяч различных фирм и учреждений и посетило выставку около 13 миллионов человек. См. также воспоминания Е. Н. Удинцевой. Сб. "Урал", 1913 г., стр. 75
   Настасья Степановна -- не установлено, кто.
   Борис -- Борис Константинович Поленов (1859--1923), сын К. П. Поленова. В 1882 году окончил Петербургский университет. Хранитель геологического кабинета при университете. До 1903 года приват-доцент Петербургского университета. В эти годы встречался с Д. Н. Маминым. С 1904 года профессор Казанского университета. В мае 1917 года в Перми был открыт университет и Б. К. Поленов избран профессором геологии и первым деканом физико-математического факультета.
   Виктор -- Поленов Виктор, товарищ Владимира Наркисовича, врач в Екатеринбурге.
   Колесниковы -- двоюродные братья писателя.
  

8

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ), впервые.
  
   ...безработицей. -- Первая половина 1881 года была для Д. Н. Мамина связана с рядом неудач на литературном поприще.
   ...работе с разными купеческими сынками. -- В годы жизни в Екатеринбурге (1878 -- 1881 гг.) Д. Н. Мамин давал домашние уроки.
   ...с твоим отъездом. -- Летом 1881 года Владимир Наркисович уехал в Тюбук к своим гимназическим товарищам Ковшевич-Матусевич.
   Василий Львович -- Шабердин, учитель истории и географии в Екатеринбургской женской гимназии.
   ...Буслов -- впоследствии земский врач; в библиотеке Д. Н. Мамина было много книг, купленных им у Бусловых.
   Николай Игнатьевич -- Ковшевич-Матусевич, студент-юрист, сын отставного штабс-капитана артиллерии Игнатия Яковлевича Ковшевича-Матусевича. В дальнейшем служил мировым судьей в Екатеринбурге (справочная книга "Екатеринбург", стр. 964, 1023).
  

9

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ), впервые.
  
   с. Тюбук -- Екатеринбургского уезда, в 900-х годах в нем было 240 дворов и около 1 400 человек населения. Около с. Тюбук находилось имение И. Я. Ковшевича-Матусевича, описанное Маминым-Сибиряком в заметках "По Зауралью" ("Новости и Биржевая газета", 1887 г.), опубликованных в литературно-художественном альманахе "Южный Урал", 1952, NN 8--9.
   ...о своем образе жизни. -- Весной 1881 года Владимир Мамин очень переутомился на экзаменах в VIII класс и нуждался в отдыхе.
   ...исчез... -- Николай Наркисович, которому в 1881 году был 31 год, страдал запоями и в периоды заболевания "исчезал" из дому. Его можно было найти в самых "злачных" местах. Некоторые рассказы Д. Н. Мамина из жизни босяков написаны по рассказам брата.
   Матусевым -- Ковшевич-Матусевич.
   Василий Львович -- см. примечания к письму N 8.
  

10

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Николай -- старший брат писателя.
   ...неудачной поездкой в Петербург... -- Мамин-Сибиряк приехал в Москву 31 августа 1881 года с намерением поступить в университет, но, узнав, что он пропустил срок подачи заявления (15 августа), в конце сентября поехал с той же целью в Петербург, где ему также было отказано в приеме. Возвратившись в Москву, он жил здесь до мая 1882 года.
   ...большой рассказ принят в "Слово". -- Имеется в виду рассказ "Мудреная наука", который был напечатан под названием "На рубеже Азии" в журнале "Устои" (март, апрель, май 1882), так как "Слово" было закрыто по распоряжению царского правительства.
   ...мое письмо напечатано все целиком... -- Речь идет о путевых заметках, которые печатались под названием "От Урала до Москвы" в "Русских ведомостях", начиная с N 269.
   ...меня заботила ваша участь. -- После смерти отца (1878) на иждивении Мамина-Сибиряка остались мать, два брата и сестра.
  

11

  
   Печатается по подлиннику. Первая часть письма, кончая словами "разделял заблуждения своего времени", находится в ЛБ, остальная -- в ЦГАЛИ.
  
   "Старатели" -- очерк был напечатан в журнале "Русская мысль" (январь, февраль), впоследствии переименован: "В горах".
   "На рубеже Азии" -- см. примечания к письму N 10.
   "Все мы хлеб едим..." -- рассказ напечатан в пятой книжке журнала "Дело", 1882.
   "В камнях" -- рассказ напечатан в третьей книжке журнала "Дело", 1882.
   Мария Якимовна Алексеева -- жена Мамина-Сибиряка.
   В резервах у меня стоит громадный роман... -- Речь идет о "Приваловских миллионах" (напечатан в "Деле", 1883, NN 1--5, 7--11).
   Николай Николаевич Пономарев -- родственник писателя по матери, военный чиновник в Свеаборге.
   Елена Николаевна -- дочь Николая Николаевича Пономарева.
   Александра Ивановна Пантелеймонова -- екатеринбургская знакомая Маминых, вдова, жила сдачей комнат так называемым "нахлебникам".
  

12

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...фельетон в "Голосе"... -- Фельетон в газете "Голос" (1882, N 98) принадлежал критику А. И. Введенскому.
   "В камнях" -- см. примечания к письму N 11.
   Рассказ, который должен появиться в "Устоях"... -- Речь идет о рассказе "На рубеже Азии" (см. примечания к письму N 10).
   "Коли бедна ты..." -- из стихотворения Н. А. Некрасова "Дядюшка Яков".
   Статью из "Екатеринбургской недели" я получил, но ее не стоило списывать... -- Мамин-Сибиряк думал, что "Екатеринбургская неделя" будет отвечать на его корреспонденцию в "Русских ведомостях" (N 38) -- по поводу ухода в отставку главноуправляющего Тагильских заводов И. И. Вольстедта, оставившего у заводского населения, как писал Мамин-Сибиряк, "самую тяжелую по себе память".
   ...фельетоном "От Урала до Москвы"... -- см. примечания к письму N 10.
  

13

  
   Печатается по подлиннику (ГПБ). В левом углу вверху первой страницы письма рукой А. Н. Пыпина помета: "Отвечено, что принят рассказ "В худых душах..." и не принята "Сорочья похлебка". Июль".
  
   Рассказ "Нимфа". -- Над ним Мамин-Сибиряк работал начиная с 1875 года (рукопись хранится в Свердловском областном архиве), напечатан под заглавием "Максим Бенелявдов" в журнале "Дело", 1883, NN 2 и 3.
   "Старатели" -- см. примечания к письму N 11.
   "В худых душах..." -- рассказ напечатан в N 12 "Вестника Европы" за 1882 год.
   "Сорочья похлебка. Очерки переходного времени бурсы". -- Отдельные фрагменты очерков вошли в книгу воспоминаний "Из далекого прошлого" (1902). В целом "Сорочья похлебка" (по рукописи Свердловского областного архива) опубликована в 1958 году в журнале "Урал", N 1, стр. 60--93.
  

14

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   ...а я буду давить законы... -- Мамин-Сибиряк думал одно время заняться адвокатурой.
   Александра Ивановна Пантелеймонова -- см. примечания к письму N 11.
   Колченоговское дело. -- Речь идет о корреспонденции Мамина-Сибиряка по поводу судебного процесса по делу кушвинских купцов Колченоговых о поджоге своих магазинов с целью получить страховую премию (в ЦГАЛИ хранится обвинительный акт, которым писатель пользовался для своей корреспонденции).
   Николай Игнатьевич Ковшевич-Матусевич -- см. примечания к письму N 8.
  

15

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   Очерк "Золотуха" -- помещен во 2-й книжке "Отечественных записок" за 1883 год. 19 декабря 1882 года М. Е. Салтыков-Щедрин сообщил Мамину-Сибиряку, что "редакция "Отечественных записок" охотно поместит "Золотуху" в одном из ближайших номеров", и предложил гонорар по 100 рублей за лист. В письме к Г. З. Елисееву от 15 декабря 1882 года М. Е. Салтыков-Щедрин писал: "Недавно... Мамин прислал прекраснейшие очерки золотопромышленности на Урале".
   Колченоговское дело -- см. примечания к письму N 14.
   Записки Ключевского. -- Имеются в виду студенческие записи университетских лекций Ключевского, которые Мамин-Сибиряк очень ценил, считая их более полными, нежели печатные издания, подвергавшиеся цензурному просмотру.
   ...ибо когда еще напечатают статью... -- О каком произведении идет речь, установить не удалось.
  

16

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   ...роман "Приваловские миллионы" встречен критикой холодно... -- Речь идет о том, что в прессе о романе не было отзывов.
   Вукол Михайлович Лавров -- редактор-издатель журнала "Русская мысль".
   Николай Игнатьевич Ковшевич-Матусевич -- см. примечания к письму N 8.
  

17

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ). В конце письма рукой брата писателя Владимира: "Получено 11 ноября".
  
   Александра Ивановна Пантелеймонова -- см. примечания к письму N 11.
   Рафаил Андреевич Бельтюков -- учился с Маминым-Сибиряком в Пермской духовной семинарии, потом там же -- помощник инспектора.
   "Горное гнездо" -- роман напечатан в "Отечественных записках", 1884, NN 1--4.
   Музыкальные вечера с "дядюшкой"... -- Речь идет о скрипаче В. И. Мещерском из театрального оркестра; он был также преподавателем музыки в Уральском горном училище.
   ...узнай имя и отчество Лаврова... -- см. примечания к письму N 16.
   "Наши инородцы". -- При жизни писателя очерк не был напечатан (рукопись хранится в ЛБ).
   ...поклон Колюте -- Ковшевичу-Матусевичу Николаю Игнатьевичу (см. примечания к письму N 8).
   Василий Иванович Знаменский -- товарищ В. Н. Мамина, студент Московской консерватории.
   Волянский -- студент-медик Московского университета, товарищ В. Н. Мамина.
  

18

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ), впервые.
  
   "Золотуха" для меня сделала то, что называется "литературным именем" -- см. примечания к письму N 15.
   ...где процветает "Екатеринбургская неделя". -- Газета "Екатеринбургская неделя" защищала интересы горнопромышленников, ее редактором-издателем в 1883--1884 годах был инженер П. К. Штейнфельд, ставленник уральских заводчиков.
   ...о мальчике в штанах и мальчике без штанов... -- Персонажи из книги М, Е. Салтыкова-Щедрина "За рубежом".
   Паша -- Прасковья Александровна Колесникова, двоюродная сестра писателя.
  

19

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   О перестраховке дома. -- В марте 1885 года Дмитрий Наркисович купил дом на Пушкинской ул., 27, где теперь помещается музей имени Д. Н. Мамина-Сибиряка.
   ...за "Новостями" около 100 р... -- В "Новостях" в 1884 году печатались "Письма с Урала".
   ...он принят и пойдет в ноябре... -- Речь идет о рассказе "Осип Иванович".
   ...поправляю рассказ для "Вестника Европы"... -- По-видимому, речь идет о рассказе "Лётные".
   ...пиэсу кончил... -- Пьеса "На золотом дне" была написана в Екатеринбурге в 1885 году. В Москве Мамин-Сибиряк подверг ее переработке,. после чего она стала называться "Золотопромышленники".
   В "Наблюдателе" лежат моих два рассказа... -- О каких рассказах идет речь, установить не удалось.
   Николай Николаевич Бахметьев -- секретарь редакции журнала "Русская мысль".
   Николай Яковлевич Андреев -- инженер, работал в Екатеринбурге.
   От Андрюши получил письмо... -- От Колесникова Андрея Александровича, двоюродного брата Мамина-Сибиряка.
   Авдотья Матвеевна Луканина -- тетка Мамина-Сибиряка.
  

20

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...моя статья "Лётные" не будет напечатана... -- "Летные" были напечатаны в "Наблюдателе", 1886, NN 2, 3.
  

21

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Вас беспокоит критика "Сына отечества"... -- Речь идет о рецензии в "Сыне отечества" (1886, N 3) на рассказ "Поправка доктора Осокина".
   Арсений Иванович Введенский (псевд. Аристархов) -- либеральный критик, неоднократно писал о Мамине-Сибиряке.
   Всего четыре года, как я пишу... -- Здесь Мамин-Сибиряк имеет в виду начало печатания своих произведений в "больших" журналах (1881).
   Коробок -- плетеный кузов летнего экипажа.
   Егор Яковлевич Погадаев -- мелкий служащий, близкий знакомый Мамина-Сибиряка, сообщил писателю много интересных фактов из уральской жизни, которые были использованы им в своих произведениях.
   О Паше уж не пишу. -- Прасковья Александровна Колесникова, двоюродная сестра Мамина-Сибиряка, умерла в 1886 году.
   ...коллекцию портретов... -- Портреты выдающихся русских писателей Салтыкова-Щедрина, Добролюбова, Толстого и др. (некоторые портреты сохранились, находятся в мемориальном музее Мамина-Сибиряка в Свердловске).
  

22

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   Леонид Николаевич Чечулин -- член Екатеринбургского окружного суда. В связи с его смертью Мамин-Сибиряк писал в письме к матери от 19 февраля 1886 года: "Это был один из редких моих друзей... он не кривил душой и резал всегда правду".
   Орлов -- по-видимому, Владимир Федорович Орлов, учитель железнодорожной школы, некоторое время был учителем детей Л. Н. Толстого (см. Л. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 25, стр. 758).
  

23

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...статейку для публичного чтения... -- В заседании "Общества любителей российской словесности" была прочитана 7 декабря 1886 года легенда Мамина-Сибиряка "Баймаган".
   ...сборник в память 75-летнего существования Общества... -- Сборник начал готовиться в 1886 году, вышел в свет в 1891. В нем напечатана легенда Мамина-Сибиряка "Баймаган".
   "Хорошо быть генералом, черт возьми!" -- В 5-м действии (явление 1-е) "Ревизора" Н. В. Гоголя городничий говорит: "А, черт возьми, славно быть генералом!"
   О напечатанных главах моего романа... -- Имеется в виду роман "На улице", который печатался в "Русской мысли", NN 3--8.
   К пасхе кончу переделку романа... -- Переделка романа "На улице" была закончена в конце апреля 1886 года.
  

24

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Будут читать последний рассказ графа Толстого... -- Присутствовал ли Мамин-Сибиряк на чтении повести Л. Н. Толстого "Смерть Ивана Ильича", установить не удалось. В 1899 году в журнале "Русская мысль" (кн. I) появился рассказ Мамина-Сибиряка "Суд идет". Буренин в "Новом времени" (1899, 5 февраля), основываясь на некотором сходстве сюжета этого рассказа с повестью "Смерть Ивана Ильича", необоснованно обвинял Мамина-Сибиряка в плагиате. На это писатель отвечал в письме к матери 8 февраля 1899 года: "Я не читал ни "Смерти Ивана Ильича", ни "Крейцеровой сонаты".
   ...мой роман встречен Скабичевским в "Новостях" очень неприязненно... -- Речь идет о рецензии Скабичевского на роман "На улице".
  

25

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   "Маляйко" -- рассказ напечатан в "Северном вестнике" (1888, NN 10, 11) под названием "Нужно поощрять искусство".
   Вениамин Осипович Португалов -- врач и публицист. В 1863 году был выслан в Шадринск, а затем в Чердынь. Сотрудничал в "Деле", "Русской мысли", "Русском богатстве", "Русских ведомостях".
  

26

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   За роман меня еще обругали... -- Речь идет о рецензии в "Русском богатстве" (N 4) на роман "На улице".
   ...уезжаем в Крым... -- В Крыму Мамин-Сибиряк в этом году не был.
   Твой тяжеловес... -- то есть топаз.
   Кончаю на днях роман и повесть... -- Роман "На улице" и повесть "Наши".
  

27

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). Впервые письмо опубликовано в "Архиве В. А. Гольцева", т. 1, 1914.
  
   ...пока печатаю в "Наблюдателе"... -- В "Наблюдателе" были напечатаны не принятые редакцией "Русской мысли" пьеса "Золотопромышленники", 1887, N 10, и роман "Именинник", 1888, NN 1--4.
   Осенью было начал "агроматнеющий" роман... -- Роман "Три конца".
   Митрофан Нилович Ремезов -- беллетрист, сотрудник "Русской мысли".
  

28

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). Впервые письмо напечатано в "Записках отдела рукописей Всесоюзной библиотеки имени В. И. Ленина", 1939, вып. 2.
  
   ...не видел m-me Нейман. -- О ком идет речь, установить не удалось.
   Александр Андреевич Миславский (1828--1914) -- врач, общественный деятель.
   Онисим Егорович Клер (1845 -- 1920) -- преподаватель французского языка, родом швейцарец, с 1867 года работал в Екатеринбурге. В 1870 году организовал здесь "Уральское общество любителей естествознания", оставил ряд научных трудов по ботанике, археологии, этнографии, статистике. Выдающийся знаток Уральского края.
   ...записаться в члены археологического общества... -- В 1887 -- 1888 годах Мамин-Сибиряк делал доклады в Московском археологическом обществе. В 1910 году был избран в члены-корреспонденты этого общества.
   ...для своей истории Урала... -- Еще в 1884 году Мамин-Сибиряк поместил в газете "Новости" ряд очерков "История Урала".
   Михаил Алексеевич Веселов -- археолог, был управляющим приисками на Южном Урале. Известны его археологические работы по Оренбургской губернии. О нем Мамин-Сибиряк писал в очерке "Поездка на г. Иремель" ("Новости", 1889).
   Очерк "Город Екатеринбург" -- напечатал в справочнике на 1889 год: "Город Екатеринбург", издание А. М. Симонова.
   ...переделываю пиэсу... -- "Золотопромышленники" (см. примечания к письму N 27).
  

29

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). Опубликовано впервые И. В. Фелоровым в "Записках отдела рукописей Всесоюзной библиотеки имени В. И. Ленина", 1939 г., вып. 2. В рукописном отделе библиотеки хранятся 9 писем писателя к Д. Н. Анучину.
   Адресат -- Дмитрий Николаевич Анучин, (1843 -- 1923), профессор "создатель русской университетской географической школы", отличался разнообразием научных интересов, активно работал в Московском археологическом обществе.
  
   Карасье -- озеро в даче Верх-Исетского завода, около г. Екатеринбурга.
   О. Клер -- см. примечания к письму N 28.
   Гаккель -- Альфред Игнатьевич, краевед, автор статьи "Орудия каменного века Карасьевского озера" (Записки УОЛЕ, т. XII, стр. 69).
   ...массу черепков... -- В "Путеводителе по открытым залам Государственного исторического музея: "Первобытно-коммунистическое общество": А. Я. Брюсова, М. 1934 г. сообщается, что в разделе "Производство родового общества" выставлено 4 предмета "Сборы Д. Мамина" на Карасьем озере.
   ...в Палкину -- деревня на р. Исети, недалеко от впадения ее в Верх-Исетское озеро. В 1873 г. "прославилась" открытием стоянок доисторического человека. Их открыл О. Е. Клер с группой учащихся.
   Веселов -- см. примечания к письму N 28.
   ...открытый лист. -- Свидетельство на право производства раскопок было выслано Мамину и Веселову (протоколы Московского археологического общества 1888 года 27 мая).
   ...гонорар из "Русских ведомостей". -- В 1888 г. Мамин поместил в "Русских ведомостях" "Не у дел" (N 113), "Орда" (N 169), "Морок" (NN 215, 218);. "Самородок" (NN 257, 260), "Седьмая труба" (NN 315, 317).
  

30

  
   Печатается по подлиннику (ГПБ).
  
   "Старая Пермь" -- очерки напечатаны в "Вестнике Европы", 1889, N 7.
   ...обругали за вышедшую книжку моих "Уральских рассказов". -- Речь идет о рецензии в N 9 "Северного вестника" за 1888 год.
   ...мне уже возвратили три последних статьи... -- Редакция "Вестника Европы" не приняла рассказ "Лётные" (напечатан в "Наблюдателе") и роман "На улице" (напечатан в "Русской мысли"), а также "Сорочью похлебку".
  

31

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). В правом верхнем углу имеется пометка: "N 10, 25, февр. Выдать издания, какие есть".
  
   ...не упускаю случая записывать все, что касается этнографии... -- В архиве Мамина-Сибиряка имеются многочисленные фольклорные записи, сделанные собственноручно или полученные от других лиц, например, "Записи рекрутских песен" (ЦГАЛИ).
   ...открытый лист -- был выдан Мамину-Сибиряку 25 февраля 1889 года. Сохранилась в библиотеке писателя "Программа для собирания этнографических сведений, составленная этнографическим отделом Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии", Москва, 1887.
  

32

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). Впервые письмо напечатано в "Архиве В. А. Гольцева", т. 1, 1914.
  
   "...влеченье -- род недуга..." -- В монологе Репетилова ("Горе от ума", д. 4, явл. 4): "А у меня к тебе влеченье, род недуга, любовь какая-то и страсть".
   "Самоцветы" -- очерк был закончен 25 октября 1889 года, печатался в "Русской мысли", 1890, NN 3--4.
   ...г. Шелгунов... Печатает о Юзовских заводах... -- Здесь имеются в виду печатавшиеся в 1889 году Н. В. Шелгуновым в "Русской мысли" "Очерки русской жизни".
   Мы хлопочем лет шесть о второй газете... -- Кроме попыток получить разрешение на издание в Екатеринбурге второй газеты, Мамин-Сибиряк вместе с некоторыми своими товарищами добивался в 1885 году приобрести "Екатеринбургскую неделю", но она была продана Г. А. Тиме (1885), а в 1886 году купцу А. М. Симонову.
   Надежда Васильевна Остроумова -- сотрудница "Екатеринбургской недели". Отзыв Н. В. Шелгунова о ней напечатан в "Русской мысли", 1890, N 1.
  

33

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). Впервые опубликовано в "Архиве В. А. Гольцева", т. 1, 1914.
  
   ...уничтожить роман Мухина с Катрей... -- В первоначальной редакции романа "Три конца" отношения управляющего Мухина с горничной Катрей были даны более развернуто.
   "Гарденины" -- ромам А. И. Эртеля "Гарденины, их дворня, приверженцы и враги".
  

34

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...написанной уже в Петербурге. -- Мамин-Сибиряк переехал в Петербург на постоянное жительство в марте 1891 года.
   О газете "Русская жизнь" я уже тебе писал... -- Мамин-Сибиряк сотрудничал в "Русской жизни" с июля по октябрь 1891 года. За это время он поместил в ней свыше 20 произведений.
   ...с приложением костромского письма. -- Не установлено, о каком письме идет речь.
   ...от Терехова -- екатеринбургский фотограф.
  

35

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   "Золото" -- роман был закончен в марте 1892 года, напечатан в том же году в "Северном вестнике", NN 1--6.
   Дмитрий Петрович Никольский -- санитарный врач, в 80-е годы служил на Кыштымских заводах, затем в 1888 году переехал в Петербург, где преподавал в высших учебных заведениях профессиональную гигиену (гигиену труда).
  

36

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Пермская губерния даже не попала в число голодающих, губернатор не пожелал. -- Об этом факте Мамин-Сибиряк писал (под псевдонимом "Маленький человек") в одном из фельетонов "Дела и дни", печатавшихся в 1891 году в газете "Русская жизнь".
   Похоронили старичка... -- О похоронах И. А. Гончарова Мамин-Сибиряк также писал в одном из фельетонов "Дела и дни" ("Русская жизнь", 22 сентября 1891).
  

37

  
   Печатается по подлиннику (ГПБ).
  
   ...готовлю роман о хлебе... -- Роман "Хлеб" был закончен в 1895 году и в том же году напечатан в "Русской мысли".
  

38

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...пишу другой большой роман... -- по-видимому, "Весенние грозы" (напечатан в журнале "Мир божий", 1892).
   А еще пишу, мама, историческую повесть... -- Речь идет о повести "Охонины брови" (напечатана в "Русской мысли", 1892, NN 8, 9).
   Василий Иванович Обреимов -- преподаватель, автор ряда работ по математике и физике.
   Елизавета Николаевна Водовозова (Семевская) -- детская писательница и издательница.
   Владимир Иванович Пономарев -- служил управляющим банкирской конторой "Братья Андреевы" (в Екатеринбурге).
  

39

  
   Печатается по подлиннику (Свердловский областной архив).
  
   Дмитрий Петрович Никольский -- см. примечания к письму N 35.
   ...раскопки на Ирбитском озере... -- Озеро на границе бывших Ирбитского и Камышловского уездов, Пермской губернии. Здесь была найдена "доисторическая бронза", чем опровергались утверждения некоторых ученых, что на Урале не было "бронзового века".
   Александр Иванович Воейков -- метеоролог и географ.
   Иван Григорьевич Остроумов -- уральский краевед, секретарь "Екатеринбургской недели", один из основателей Пермского краеведческого музея.
   Мария Егоровна Клер -- сестра Онисима Егоровича Клера (см. о нем в примечаниях к письму N 28).
   Борис Осипович Котелянский -- екатеринбургский врач, близкий знакомый Мамина-Сибиряка. Прототип героя в рассказе "Жид".
  

40

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...написал легенду... -- "Лебедь Хантыгая" напечатана в сборнике "Русские ведомости" в пользу голодающих", 1891.
   ...для двух детских журналов... -- Не установлено, о каких журналах идет речь.
   ...для "Русского богатства". -- В 1892 году в "Русском богатстве" были напечатаны: "Ученое горе" (N 1), "Аннушка" (N 11) и "Живая совесть" (N 12).
   ...для "Иллюстрации"... -- В 1892 году в журнале "Всемирная иллюстрация", N 11, напечатана быль "Полонянка".
   ...для "Русских ведомостей", "Новостей"... -- Из авторских записей видно, что в "Русских ведомостях" и "Новостях" в этом году Мамин-Сибиряк не печатал своих произведений.
   ...из которой хочет сделать оперу... -- Легенда "Сказание о Сибирском хане старом Кучуме" была напечатана в 11-й книжке "Наблюдателя" за 1891 год. Опера на сюжет этой легенды Рубинштейном не была написана.
  

41

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Николай Владимирович Казанцев -- уральский писатель и драматург, друг Мамина-Сибиряка, жил в Екатеринбурге.
   Авва -- отец.
   ...перехожу к делу, именно, к Вашей пиэсе -- комедии Н. В. Казанцева "Всякому свое" (напечатана в "Артисте", 1890, N 5).
   Федор Андреевич Куманин -- редактор-издатель журнала "Артист".
  

42

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Алексей Никитич Казанцев -- из купеческой семьи, богатый екатеринбургский адвокат. Мамин-Сибиряк интересовался историей семьи Казанцевых. Так, в записной книжке писателя (собрание Б. Д. Удинцева) имеется подробная их родословная.
   Тетя Оля -- Ольга Францевна Гувале, воспитательница дочери Мамина-Сибиряка Аленушки. Впоследствии вышла замуж за Мамина-Сибиряка.
   Дмитрий Аристархович Удинцев -- муж сестры Мамина-Сибиряка.
  

43

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ), впервые.
   Адресат письма -- Мария Васильевна Эртель. Знакомство с ней состоялось через Василия Васильевича Огаркова, ее брата, хорошего знакомого Мамина-Сибиряка. А. И. Эртель был женат на М. В. Огарковой с 1885 года. Когда Мамин приехал в Усмань к Огарковым, он и познакомился с Эртель. Завязались добрые отношения и переписка. (В рукописном отделе Гос. библ. СССР им. В. И. Ленина хранится 13 писем к М. В. Эртель за 1894--1895 гг.)
  
   ...кончил два романа. -- В 1894 г. были напечатаны "Без названия" ("Мир божий", 1894, NN 1--10) и "Черты из жизни Пепко" ("Русское богатство", 1894, NN 1--10)..
   ...начинать новых два... -- роман "Хлеб" ("Русская мысль", 1895; NN 1 -- 8) и, по-видимому, "По новому пути" ("Мир божий", 1896, NN 1--9). NN 1 ...рассказ в "Вокруг света" -- повесть "Пир горой", в NN 12--25. Вошла в цикл "Сибирских рассказов".
   ...в "Детское чтение". -- В 1894 г. были напечатаны: 1) Сказка про храброго Зайца -- длинные уши, косые глаза, короткий хвост (январь), 2) Сказочка про козявочку (декабрь), 3) Зеленая война (ноябрь), 4) Упрямый козел (май -- июнь).
   ...в "Детский отдых" -- рассказ "На вольном отдыхе" ("На воле") (октябрь -- декабрь).
   ...в "Русские ведомости" -- "Черное слово" (N 98), "С праздников" (N 106), "Земля не принимает" (N 116), "Ангелочки" (N 139), "Не укажешь" (N 153), "Потаповщина" (N 209), "Клятва Антона" (N 254), "Запоздавшая весна" (N 265), "Васька Забалуй" (N 279), "Книга" (N 292), "У Скорбящей" (NN 332, 337, 345), "Последний эстетик" (N 356).
   ...для "Артиста" -- не установлено, какой рассказ.
  

44

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ). Впервые опубликовано в "Архиве В. А. Гольцева", т. 1, 1914.
  
   ...отправил в "Русскую мысль" рукопись. -- Речь идет о рукописи романа "Хлеб".
   Byкол Михайлович Лавров -- см. примечания к письму N 16.
   ...получает от его продажи голодным до 1000 процентов. -- В окончательной редакции романа Галактион закупает хлеб по 25 копеек за пуд и продает его по 1 рублю 70 копеек.
   ...которая кончает самоубийством. -- В окончательной редакции романа самоубийством кончает Галактион, а не Харитина.
  

45

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
   Адресат -- Мария Николаевна Слепцова, писательница, переводчица, издательница научно-популярной литературы. За время существования издательства М. Н. Слепцова вместе с мужем педагогом А. А. Слепцовым выпустила до 240 названий серий "Книжка за книжкой". По рождению и связям М. Н. Слепцова принадлежала к кругам радикально-демократической интеллигенции, отец ее -- двоюродный брат М. А. Бакунина, с детства она близка с семьей Кропоткиных, муж ее А. А. Слепцов -- участник о-ва "Земля и Воля". Мамин-Сибиряк встречался с Марией Николаевной в кружке "Русского Богатства". Одно время часто бывал у Слепцовых. Когда умерла жена Дмитрия Наркисовича, он, оторванный от Урала, в обстановке реакции, пережил настроения, близкие к настроениям Надсада, Гаршина, Лескова, Успенского. Его не удовлетворяют общество петербургской интеллигенции и чиновничий Петербург. В обществе Слепцовой он чувствует себя лучше, возвращается к настроениям утерянной бодрости.
  

46

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   "Богатыри" служат прекрасным дополнением "святителей". -- В мастерской В. М. Васнецова Мамин-Сибиряк видел еще не законченную картину "Богатыри" (окончена в 1898 г.) и ряд вариантов к ней. В том же 1896 году он ознакомился с эскизами росписей В. М. Васнецова для Киевского собора св. Владимира. Особое внимание писателя привлекли изображения великого князя Владимира Киевского, князей Андрея Боголюбского, Михаила Черниговского, Александра Невского и Михаила Тверского.
   Княжы -- князья.
  

47

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Василий Васильевич Огарков -- горный инженер, литератор, брат жены писателя А. И. Эртеля.
   Тихоновы -- Алексей Алексеевич Тихонов (псевдоним -- Луговой) -- беллетрист; Владимир Алексеевич Тихонов -- драматург, беллетрист.
   Томашевские -- Вера Ивановна Томашевская -- переводчица, сотрудница журнала "Мир божий"; Бронислав Викторович Томашевский -- врач-психиатр; Всеволод Брониславович Томашевский -- впоследствии профессор Петербургского университета.
   Дмитрий Иванович Рихтер -- экономист.
   Степан Сергеевич Жихарев -- врач-невропатолог, автор ряда научных работ.
   Николай Иванович Позняков -- детский писатель, переводчик.
   Мария Николаевна Слепцова -- см. примечания к письму N 45.
   ...статья обо мне Скабичевского... -- Упоминаемая в письме статья "Д. Н. Мамин-Сибиряк" была помещена в журнале "Новое слово", 1896, NN 10, 11.
   ...имеет значение только в ...торговом смысле... -- В ряде писем Мамин-Сибиряк жалуется на издателей, которые назначали ему пониженный гонорар. В письме к матери от 28 июля 1908 года писатель называл Ефимова, Клюкина и Сытина "плутами-издателями".
   ...последнюю восьмую сказочку... -- Сказка "Пора спать" напечатана в декабрьском номере "Детского чтения". Впоследствии Мамин-Сибиряк дополнил "Аленушкины сказки" еще двумя сказками.
   Тетя Оля -- см. примечания к письму N 42.
   Лиза -- Елизавета Морицовна Гейнрих -- сестра жены Мамина-Сибиряка.
   Жалею Лизу... -- Речь идет о сестре писателя Елизавете Наркисовне.
  

48

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  

49

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   ...твоя статья "Голытьба в золоте"... -- Статья Н. И. Познякова (детского писателя и переводчика) напечатана 1 октября в N 268 "Петербургских ведомостей" за 1902 год. В ней описывалось тяжелое положение подростков, работавших в увеселительных садах.
  

50

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...закрытие технического съезда. -- Третий Всероссийский съезд деятелей по техническому и профессиональному образованию был открыт 26 декабря 1903 года, на нем присутствовало около двух тысяч человек. 5 января 1904 года правительство объявило, что "все общие и секционные заседания с 4 января закрыты".
   Съезд врачей пока еще не уничтожен, но ждут уничтожения. -- Девятый съезд врачей был организован Пироговским обществом русских врачей. Он работал с 4 по 11 января, участвовало 2 136 делегатов. Съезд высказался за прекращение всяких "ходатайств" по общественным вопросам перед царским правительством, в чем отразилось нарастание революционного движения в стране.
   "Русская земля" -- ежедневная литературно-политическая газета умеренно-либерального направления, выходила без предварительной цензуры.
   Дмитрий Петрович Никольский -- см. примечания к письму N 35.
  

51

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   Николай Константинович -- Николай Константинович Михайловский.
   Александр Афанасьевич -- Клушин, ветеринарный врач, жил в Царском Селе.
   Александра Аркадьевна -- Давыдова, издательница журнала "Мир божий".
   От Лизы -- Елизавета Морицовна Гейнрих, работала в качестве медицинской сестры на театре военных действий.
   Одолевают детские журналы. -- За один 1904 год Мамин-Сибиряк напечатал: в "Детском чтении" -- "Сударь Пантелей свет Иванович", "Богач и Еремка", "Дикое поле", "Живая вода"; в "Путеводном огоньке" -- "Медведица"; в "Светлячке" -- "Лучший друг"; в "Красных зорях" -- "Не мое дело". В том же году Мамин-Сибиряк напечатал 9 рассказов для взрослых.
  

52

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  

53

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   ...день Спиридона-поворота -- 25 декабря (12 декабря ст. ст.).
   ...Никола зимний -- 19 декабря (6 декабря ст. ст.).
  

54

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   ...пасху я встретил со сломанной рукой... -- 4 декабря 1904 года Мамин-Сибиряк упал и переломил лучевую кость левой руки.
   Оля -- Ольга Францевна Мамина, жена писателя.
   Люша -- Людвиг Францевич Гувале, брат жены Мамина-Сибиряка.
   Владимир Францевич -- брат жены Мамина-Сибиряка, коммерческий служащий.
   Виктор Францевич -- брат жены Мамина-Сибиряка, тоже коммерческий служащий.
  

55

  
   Печатается по подлиннику (ЛБ).
  
   ...может быть, письмо и дойдет. -- В 1905 году велось полицейское наблюдение за Д. А. Удинцевым, зятем писателя, в одной квартире с которым жила А. С. Мамина, и поэтому письма Мамина-Сибиряка нередко задерживались полицией.
  

56

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   ...мечтать о карьере писательницы. -- Несколько стихотворений дочери Мамина-Сибиряка Елены было напечатано.
  

57

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   ...нога почти зажила... -- В декабре 1906 года Мамин-Сибиряк, выходя из экипажа, сломал себе левую ногу.
   Григорий Спиридонович Петров -- священник, одно время преследовался синодом, член II Государственной думы, по определению В. И. Ленина (Сочинения, т. 12, стр. 126), "весьма популярный демагог". Эмигрировал в 1921 году.
   Володя все время что-то молчит. -- Брат Мамина-Сибиряка Владимир был избран в депутаты Думы от кадетов.
  

58

  
   Печатается по подлиннику (ЦГАЛИ).
  
   Олег -- сын Владимира Наркисовича.
  

59

  
   Печатается по подлиннику. Хранится в Институте русской литературы Академии наук СССР (архив А. Е. Бурцева).
   Письмо написано на почтовой открытке. Оно представляет собою ответ писателя на просьбу петербургского собирателя автографов А. Ю. Анненского прислать автограф.
  
   ...меня разбил паралич. -- Это произошло 4 августа 1911 года.
   ...наберется до 100 томов, а издано около 36. -- По приблизительному подсчету, общее количество напечатанных произведений Мамина-Сибиряка составляет 514, в том числе 14 романов.
  
Оценка: 7.00*3  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru