Мамин-Сибиряк Дмитрий Наркисович
Последние огоньки

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Д. Н. МАМИНЪ-СИБИРЯКЪ

ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
СЪ ПОРТРЕТОМЪ АВТОРА
И КРИТИКО-БІОГРАФИЧЕСКИМЪ ОЧЕРКОМЪ П. В. БЫКОВА

ТОМЪ ДВѢНАДЦАТЫЙ

ИЗДАНІЕ Т-ва А. Ф. МАРКСЪ. ПЕТРОГРАДЪ
1917

  

Послѣдніе огоньки.

I.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Въ горахъ расцвѣла фіалка, душистая, нѣжная и скромная, какъ молодая дѣвушка. Въ теплыхъ долинахъ, защищенныхъ отъ холоднаго сѣвернаго вѣтра, зацвѣли дикія розы. Въ лѣсу запѣлъ соловей... Это было сигналомъ наступавшаго великаго праздника, который ожидался всѣми жителями Архипелага съ страстнымъ нетерпѣніемъ. Еще вечеромъ съ главнаго острова, гдѣ стоялъ храмъ Войны, была подана сигнальная ракета, въ отвѣтъ на которую съ другихъ островокъ посылались отвѣтные огни, отражавшіеся въ морѣ золотымъ дождёмъ. Картина получалась замѣчательная, точно рушилось самое небо, разсыпаясь огненной пылью, погасавшей въ холодной синевѣ моря.
   Въ храмѣ Мира шли приготовленія къ завтрашнему празднику, когда сюда явятся счастливыя молодыя парочки, украшенныя цвѣтами. Главная жрица Меонь, чуть не столѣтняя старуха, особенно хлопотала, чтобы все соотвѣтствовало готовившемуся торжеству. Внутренность храма убиралась зеленью, цвѣтами, причудливыми драпировками и безчисленными огнями.
   -- Это мой послѣдній праздникъ,-- повторяла Меонъ, осматривая работу.-- До слѣдующаго мнѣ не дожить...
   Храмъ представлялъ собой громадное зданіе, окруженное бѣлой колоннадой, поддерживавшей двойной золотой куполъ. Отдѣльно стояла тонкая, какъ игла, бѣлая башня, гдѣ жила Меонь со своими прислужницами. Она нѣсколько разъ поднималась на особой подъемной машинѣ за самый верхъ башни и долго наблюдала темные силуеты ближайшихъ горъ, гдѣ, какъ заблудившіяся свѣтляки, кое-гдѣ мелькали желтые огоньки. Старушка невольно вздохнула, припоминая далекое прошлое,-- свою раннюю молодость, когда въ эту ночь горы были усѣяны тысячами двигавшихся огоньковъ, когда на вершинахъ скалъ горѣли призывно громадные костры и всюду раздавались веселые пѣсни счастливой молодежи. На островахъ существовалъ издавна обычай, что молодежь собирала цвѣты въ эту ночью
   -- Мало огней... шептала Меонъ.-- Гдѣ-же молодежь? Экзамены кончены, и всѣ должны веселиться... Гдѣ дѣвушки? Какой же это праздникъ?..
   Въ ясные дни съ высоты башни можно было разсмотрѣть до двадцати отдѣльнхъ острововъ. А сейчасъ все точно потонуло; въ весеннемъ, душномъ шепчущемъ сумракѣ. Это ласково шумѣло невидимое море, точно оно дышало, посылая къ берегамъ свою теплую, плодотворную волну.
   -- Все то же: и небо, и море, и земля,--думала вслухъ Меонъ, вздыхая.-- И все такимъ же останется и чрезъ тысячу лѣтъ, когда о насъ не останется даже воспоминанія. Одни люди будутъ безумно стремиться впередъ, навстрѣчу собственному уничтоженію.
   Въ переводѣ эти грустныя мысли значили, что восемьдесятъ лѣтъ тому назадъ Меонъ семнадцатилѣтней дѣвушкой вотъ въ такую весеннюю ночь вмѣстѣ съ другими дѣвушками тоже ходила по горамъ и искала своего "счастья", какъ назывались ночные цвѣты, и меньше всего думала объ уничтоженіи. Тѣ же горы, тѣже фіалки розы, то же море, огни и соловей... Для нея эта ночь была роковой: "онъ", избранникъ ея сердца, не пришелъ, и она явилась на торжество одна и безъ цвѣтовъ. О, "онъ" забылъ о ней для своихъ книгъ и занятій, а когда вспомнилъ, то солнце уже поднялось, и было поздно. Соловей пропѣлъ свои чудныя пѣсни для другихъ... Помнитъ ли онъ, Прото, что было восемьдесятъ лѣтъ тому назадъ, или безъ конца изучаетъ небо?
   Старушка-жрица посмотрѣла на востокъ, гдѣ невидимо лежалъ большой островъ, на которомъ былъ устроенъ храмъ Войны, замѣнявшій сейчасъ обсерваторію. Точно въ отвѣтъ на эти мысли, изъ весенней мглы глянулъ на нее зеленый огонекъ и сейчасъ же потухъ, Прото вѣчно занятъ и, вѣроятно, даже, забылъ, какъ тогда, какая сегодня ночь...
   Спустившись внизъ башни, Меонъ хотѣла пройти въ храмъ, но въ одной изъ комнатъ встрѣтила дѣвушку, которая стояла у открытаго окна и безучастно смотрѣла въ сторону горъ.
   -- Леа, ты дома?-- удивилась Меонъ, останавливаясь.
   -- Да...
   -- Всѣ другіе дѣвушки тамъ, онѣ поютъ, онѣ счастливы...
   Леа только опустила свои прекрасные глаза. Это была высокая, стройная дѣвушка съ чуднымъ, блѣднымъ лицомъ.
   -- Тебѣ восемнадцать лѣтъ, Леа, и у тебя нѣтъ даже желанія хоть посмотрѣть, какъ веселятся другіе?
   -- Бабушка, милая бабушка, меня это не интересуетъ.
   -- И нѣтъ никого, кто бы интересовалъ тебя?
   -- Какъ видишь: никого.
   -- Ты хочешь остаться дѣвушкой?
   Леа улыбнулась и печально проговорила:
   -- Вѣдь ты же осталась дѣвушкой?
   -- Я? О, это совсѣмъ другое дѣло.... Къ сожалѣнію, я не могу разсказать тебѣ, какъ это случилось, но я въ свое время любила и умѣла любить...
   -- Я не знаю, что такое любить, бабушка... Мнѣ кажется, что это только одно пустое слово, которымъ люди обманывали самихъ себя. Скажу больше: мнѣ дѣлается страшно, когда я даже просто слышу это роковое слово.
  

II.

   Меонъ ошиблась: Прото не забылъ о ней и думалъ о живыхъ людяхъ, и не о звѣздахъ. Онъ тоже смотрѣлъ на блуждавшіе въ горахъ огоньки и только качалъ своей сѣдой столѣтней головой, точно вмѣсто живой кожи обтянутой пергаментомъ. О, старикъ думалъ много, думалъ больше всѣхъ остальныхъ и приходилъ къ одному убѣжденію, что все кончено.
   -- Да, да. Кончено...-- повторилъ онъ.-- Жизнь на островахъ погаснетъ, какъ и тти послѣдніе огоньки въ горахъ.
   Ему казалось, что онъ всегда жилъ и что будетъ жить всегда. Развѣ онъ не жилъ двѣ тысячи лѣтъ тому назадъ, когда происходило крушеній всей европейской цивилизаціи? Онъ видѣлъ эти государства, превращенныя въ военные лагери, видѣлъ, какъ всѣ мысли все сильнѣе сосредоточивались на одной -- уничтожить ближняго и захватить его владѣнія, какъ во имя ученія о любви жгли людей на кострахъ, какъ во имя цивилизаціи истреблялись племена дикарей, какъ святая наука работала на этомъ же пути взаимнаго уничтоженія и подкладывала огонь въ костеръ. Да, бѣдная Европа представляла собою настоящій костеръ, когда было открыто воздухоплаваніе, уничтожившее, какъ увѣряла наука, всякія этнографическія границы, національные интересы и всякую расовую обособленность. Такъ говорила наука, а вышло нѣчто другое. Благодаря новому открытію вся старая Европа очутилась въ огнѣ. Утонченное рабство давно уже носилось въ воздухѣ и разрѣшилось цѣлымъ рядомъ ужасныхъ катастрофъ. Романскія, англо-саксонскія и славянскія расы превзошли другъ друга въ братской ненависти, и жестокая цивилизація рухнула сама собой, раздавленная собственной жестокостью. Послѣдній ударъ, нанесенный Европѣ желтолицыми варварами, былъ только неизбѣжнымъ результатомъ всей европейской политики. Да, Европа нѣсколько сотъ лѣтъ учила желтыя расы искусству истребленія, пока ученики не примѣнили свои знанія на ней самой. Это былъ настоящій потокъ варварства, хлынувшаго на Европу во всеоружіи послѣднихъ словъ науки. Варвары по-своему воспользовались величайшимъ открытіемъ. (Европа начала счетъ новой эры со дня открытія воздухоплаванія) и превратили Европу въ пустыню. Когда все стихло и не кому уже было сражаться, американскіе милліардисты купили у желтолицыхъ кровавое пепелище, а старая Европа теперь заросла травой и лѣсомъ, наполнилась хищными звѣрями и благородной дичью. Милліардисты устроили изъ Европы грандіозный охотничій паркъ, гдѣ они отдыхали послѣ своей хищнической работы.
   Именно въ эту эпоху крушенія старой Европы и произошло заселеніе Архипелага. На островахъ собрались бѣглецы изъ разныхъ угловъ Европы. Конечно, желтолицые открыли это послѣднее убѣжище и хотѣли истребить послѣднихъ враговъ, но ихъ предводитель сказалъ:
   -- Оставьте ихъ... Я хочу ихъ наказать за все то зло, какое они дѣлали намъ въ теченіе вѣковъ. Да... Пусть они постепенно вымрутъ сами собой, это -- самая страшная казнь. Желтолицый да не прикоснется къ этой бѣлолицей твари, обреченной на вымираніе.
   Завѣтъ желтолицаго вождя явился проклятіемъ всѣмъ бѣлолицымъ. Цвѣтныя расы не хотѣли ихъ знать и не входили съ ними на въ какія отношенія. Архипелагъ явился чѣмъ-то въ родѣ зачумленнаго мѣста, и блѣднолицые постепенно начали вымирать, точно геній жизни отлетѣлъ отъ нихъ навсегда. Сегодняшняя ночь служила яркимъ доказательствомъ неизбѣжнаго процесса. Острова имѣли теократическое устройство, и отцы бѣлолицаго племени напрасно истощали всѣ усилія, чтобы поднять жизненныя силы. Уже сто лѣтъ, какъ за каждаго ребенка назначена была премія матери, а отецъ пользовался пожизненной пенсіей. Одной женщинѣ, у которой было двое дѣтей, былъ поставленъ памятникъ въ самомъ храмѣ Мира. А жизнь точно убывала съ каждымъ днемъ, какъ незримо испаряется вода. Бѣлолицые потомки расплачивались за всѣ грѣхи своихъ предковъ, точно они несли проклятіе въ своей крови и въ своихъ нервахъ.
   Да, вотъ о чемъ думалъ столѣтній Прото, глядя съ тоской на блуждавшіе въ горахъ огоньки.
   Въ видахъ поддержанія расы, молодежь, достигавшая брачнаго возраста, подвергалась самому строгому экзамену спеціальныхъ брачныхъ комиссій. Каждую дѣвушку и каждаго молодого человѣка изучали, какъ медицинскій препаратъ, и давали "брачное право" только тѣмъ, кто не имѣлъ физическихъ недостатковъ, опасныхъ для потомства. Свидѣтельства выдавались только весной, потому что наука доказала, что только заключенные весной браки бываютъ счастливыми. Затѣмъ это брачное весеннее время было возведено въ національный праздникъ, когда на островѣ Мира собирались жители всѣхъ острововъ.
  

III.

   Вся громадная площадь передъ храмомъ Мира была покрыта толпами разодѣтаго по-праздничному народа. На особой почетной эстрадѣ помѣщались матери со своими дѣтьми. Увы! ихъ было такъ немного. Не слышно было дѣтскаго заразительнаго смѣха, не мелькали дѣтскія улыбки, не загорались свѣтлые дѣтскіе глаза неудержимымъ весельемъ,-- каждый ребенокъ появлялся на свѣтъ умненькимъ, послушнымъ и тихимъ. Напрасно гремѣла музыка, шли процессіи, раздавалось пѣніе,-- ни одно дѣтское личико не улыбнулось.
   Прото сидѣлъ въ комнатѣ Меонъ и молча смотрѣлъ на толпу изъ окна.
   -- А гдѣ Леа?-- спросилъ старикъ.
   -- Она... она осталась дома...-- тихо отвѣтила Меонъ, опуская глаза.-- Да, дома...
   -- Бѣдная дѣвочка...
   -- Много такихъ. Онѣ на хотятъ замужества, потому что боятся материнскихъ мукъ и не хотятъ разставаться со своей дѣвичьей красотой.
   -- А мужчины?
   -- Мужчины не находятъ себѣ женъ...
   -- О, горе намъ! Это смерть заживо, Меонъ. Надъ нашими головами виситъ несмываемое проклятіе. Если бы намъ хоть капельку желтой крови...
   На площади произошло волненіе. Трубы смолкли, и наступила тишина. Всѣ взоры были устремлены туда, въ сторону горъ, откуда должны были показаться счастливыя молодыя пары. На верхней площадкѣ башни стояла группа молодыхъ дѣвушекъ съ Леа во главѣ. Онѣ тоже смотрѣли въ горы, гдѣ собиралась толпа.
   -- Идутъ!..-- крикнула одна изъ дѣвушекъ.-- Посмотрите, сколько паръ... Леа, тебѣ не завидно?
   -- Нисколько.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru