Маркевич Болеслав Михайлович
Чад жизни. Драма в пяти действиях (заимствована из романа "Перелом"), Б. М. Маркевича. Спб. 1884

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

   Чадъ жизни. Драма въ пяти дѣйствіяхъ (заимствована изъ романа "Переломъ"), Б. М. Маркевича. Спб. 1884.
   Произведенія, подобныя драмѣ г. Маркевича, въ состояніи заставить хоть отчасти увѣровать въ извѣстную эстетическую теорію о "безсознательности творчества". Вѣдь дѣйствительно, художественный талантъ, какъ простая техническая способность, нисколько не обусловливаетъ и не гарантируетъ собою ни умственнаго, ни нравственнаго развитія. Художникъ можетъ прекрасно живописать и въ тоже время очень плохо понимать; можетъ быть очень тонкимъ наблюдателемъ и весьма плохимъ мыслителемъ; можетъ давать намъ очень вѣрныя картины жизни и не разумѣть значенія этихъ картинъ -- хуже того -- фальшиво и ложно истолковывать ихъ смыслъ. Во всемъ этомъ есть своя хорошая и дурная сторона. Очень дурно, конечно, если художникъ, вслѣдствіе своей умственной близорукости, обращаетъ вниманіе на явленія ничтожныя или случайныя; еще хуже, если, подчиняясь своимъ идеямъ, онъ фальсифицируетъ жизнь, лжетъ и клевещетъ на нее. Но, съ другой стороны, если такой писатель, отдавшись хоть на время своему таланту, предоставивъ ему полную свободу, рисуетъ намъ въ невыгодномъ свѣтѣ такія явленія, которымъ онъ, какъ мыслитель или даже просто, какъ человѣкъ, завѣдомо симпатизируетъ -- это значитъ несомнѣнно, что объ этихъ явленіяхъ, даже при настойчивомъ желаніи, нельзя сказать ничего хорошаго. Это, разумѣется, польза отрицательная, но все-таки польза; это заслуга непроизвольная, такъ что намъ благодарить за нее не приходится, но почему же ею не воспользоваться?
   Именно такого рода услугу оказываетъ г. Маркевичъ своею драмою. Слишкомъ извѣстно, что такое изображаетъ собою г. Маркевичъ. Это писатель, который, какъ извѣстный тургеневскій герой, исповѣдуетъ только два принципа: кнутъ и редереръ. Это писатель, въ глазахъ котораго только джентльмены и денди -- люди, такъ называемый "свѣтъ" -- весь божій міръ, свѣтская жизнь -- настоящая жизнь, а все прочее, лежащее за предѣлами этого тѣснаго круга, не заслуживаетъ ни вниманія, ни участія. Это жрецъ и бардъ всего "изящнаго", т. е. внѣшне-красиваго, дорогого, блестящаго и эффектнаго. Это ожесточенный противникъ и злобный хулитель всего, что отличается извѣстной независимостью образа мыслей и образа дѣйствій, а въ особенности всего, что носитъ на себѣ печать нѣкотораго демократизма и плебейства. Такова литературная физіономія г. Маркевича, таковы тѣ тенденціи, которыя онъ неуклонно выражалъ въ своихъ романахъ, между прочимъ и въ "Переломѣ", изъ котораго заимствована драма. Но, дистилируя свой романъ для драмы, г. Маркевичъ отбросилъ всю ту нечисть, которая придаетъ его произведеніямъ такой непривлекательный видъ, забылъ на время всѣ свои soi-disant охранительныя идеи и отъ того въ его драмѣ получился общественный смыслъ. Собственно говоря, "драма" г. Маркевича не заключаетъ въ себѣ никакихъ истинно драматическихъ элементовъ и, по существу своему, чистая комедія.
   Главнымъ лицомъ этой комедіи является гулящая красивая бабенка, которая, однакоже, играетъ политическую роль въ нѣкоторыхъ петербургскихъ кружкахъ. Ольга Елпидифоровна Ранцева (такъ зовутъ бабенку) съ гордостью говоритъ о себѣ:
   У меня бываютъ люди высокопоставленные, какъ говорится теперь въ газетахъ, des hommes au pouvoir. Ну, да, у меня салонъ интересный, скажу вамъ прямо, и всѣ они у меня бываютъ, эти люди, и очень любятъ меня и ухаживаютъ, а я много знаю... и могу черезъ нихъ... Кислыя ихъ grandes dames жены бѣсятся на меня за то, что я отбиваю будто бы у нихъ мужей, и дѣлаютъ мнѣ, гдѣ могутъ, всякія avanies -- mais je m'en fiche! Вы знаете мужа -- онъ со средствами былъ, правда, но простой, не свѣтскій человѣкъ; положенія онъ мнѣ никакого дать не могъ, надо было создавать все самой... И я создала; переѣхала съ нимъ въ незнакомый намъ обоимъ Петербургъ, гдѣ въ первое время не за кого и не за что рѣшительно было уцѣпиться -- а вы знаете, легко ли тамъ при такихъ условіяхъ выбраться изъ неизвѣстности!.. Я все превозмогла, нашла пути, связи, доставила мужу придворное званіе, и сама... Меня весь Петербургъ теперь знаетъ, обо мнѣ говорятъ во дворцахъ... Свѣтскія барыни ненавидятъ меня, это правда; но отцы ихъ, братья, мужья -- все это у моихъ ногъ, все это каждый день сиднемъ сидитъ у меня -- и дипломаты называютъ мою синюю гостинную самымъ вліятельнымъ салономъ въ Петербургѣ" (46--47).
   Все это весьма правдоподобно, жизненно и типично. Г. Маркевичъ, очевидно, чувствуетъ себя въ этой сферѣ, какъ дома, знаетъ ее хорошо, и ему нѣтъ надобности прибѣгать къ тѣмъ прикрасамъ, прямѣе говоря, къ тѣмъ прилипаніямъ и привираніямъ, которыя неизбѣжно сопровождаютъ его описанія такихъ, явленій, о которыхъ онъ только краемъ уха слышалъ. Не менѣе типичны и жизненны и нѣкоторые другіе персонажи г. Маркевича, какъ напр., княгиня Шастунова, нравственное достоинство которой, умъ, тактъ и пр. очень хорошо обнаруживаются, напр., въ этомъ ея діалогѣ съ "политической" дамой -- Ранцевой;
   Княгиня (принимая заискивающій и при томъ нѣсколько лукавый видъ). Все отъ васъ зависитъ, chère amie.
   Ольга Елп. (нетерпѣливо). Что еще опять?
   Княгиня. Вотъ видите я думала все женитъ Basile, mon fils, и вы понижаете, съ его именемъ и состояніемъ, которое я ему оставлю, онъ можетъ взять за себя первую наслѣдницу во всей имперіи, и за нимъ, онъ самъ говоритъ, что всѣ ваши здѣшнія маменьки такъ и бѣгаютъ... Но онъ (умильно глядитъ на нее)... онъ ни о комъ и слышать не хочетъ, кромѣ объ одной женщинѣ.
   Ольга Елп. (смѣется). И эта женщина -- я?
   Княгиня. Oui! (вторя ея смѣху).
   Ольга Елп. А вы ему за это хорошенько уши выдерете, чтобы онъ пустыя мечтанія изъ головы выкинулъ.
   Княгиня (томно). Нѣтъ, ma chere Ольга, я понимаю Базиля: вы такая хорошенькая, такъ хорошо живете (киваетъ на обстановку гостинной) и въ такой модѣ теперь... Еслибы вы только захотѣли...
   Ольга Елп. Что это: выйти замужъ за вашего сына?
   Княгина (испуганно). Ахъ, нѣтъ, зачѣмъ выходить! Такъ просто...
   Ольга Елп. (пристально глядя на нее). Что "просто"?
   Княгиня (ухмыляясь во весь ротъ). Mon Dieu, вы понимаете, когда молодой человѣкъ и молодая женщина полюбятъ другъ друга...
   Ольга Ели. Другими словами, чтобы я замѣнила Lucie Ladrague въ должности при вашемъ сынѣ?
   Княгиня. Зачѣмъ же, ma chère -- une femme comme il faut, вы не будете брать у Базиля денегъ, какъ эта его кокотка!.. (79--80).
   Это, въ самомъ дѣлѣ, прелестно. Драма г. Маркевича, повторяемъ, въ сущности, комедія, съ рѣшительнымъ преобладаніемъ сатирическаі'о элемента. И нѣтъ ничего страннаго, что сатирикомъ въ настоящемъ случаѣ является тотъ самый г. Маркевичъ, который до сихъ поръ только славословилъ и восхвалялъ. Фатально и неизбѣжно приходится г. Маркевичу противорѣчить самому себѣ, всей своей прежней дѣятельности, какъ только онъ попробуетъ наблюдать безпристрастно и разсказывать правдиво. Политическія кокотки и кокоточные политики всегда имѣли въ г. Маркевичѣ вѣрнаго паладина -- нынѣ ему приходится собственноручно развѣнчивать ихъ, помимо собственной воли своей, помимо сознанія. Помимо сознанія, говоримъ мы, потому что для всякаго мало-мальски чуткаго читателя ясно, что, напр., г-жа Ранцева, производящая такое отвратительное впечатлѣніе своею алчностью, наглостью, интригантствомъ, распутствомъ, пользуется симпатіями автора. Во всякомъ случаѣ онъ видитъ въ ней не то, что видитъ читатель -- онъ смотритъ на нее какъ на авантюристку, пожалуй. по очень ловкую, умную, характерную. Точно также относится г. Маркевичъ и къ другому лицу своей драмы, любовнику Ранцевой -- Ашанину. Обрисовалъ г. Маркевичъ это лицо очень вѣрно: Ашанинъ -- живой типъ Альфонса, переложеннаго на русскіе нравы, нахалъ и наглецъ, чистѣйшая, словомъ, проститутка мужского пола. Но у г. Маркевича къ нему сердце лежитъ и онъ даетъ ему такую характеристику: "и то сказать, что по нынѣшнимъ временамъ, почитай, все соврасы пошли. Настоящихъ господъ самая малость осталась... Послѣдній даже, можно сказать, этотъ вотъ самый Владиміръ Петровичъ -- орелъ! Что этого одного, къ примѣру, женскаго пола съ нимъ у насъ перебывало -- страсть! Графини всякія, или изъ балета, настоящія, значитъ, что за нее иной господинъ тысячи готовъ заплатить -- а она его даромъ любитъ, потому, извѣстно, ловокъ, на что ужь ловокъ"! (42) Положимъ, это говоритъ лакей тѣхъ "нумеровъ на Софійкѣ" куда "ѣздятъ только парами", но совершенно также смотритъ на Ашанипа и самъ авторъ: это, по его мнѣнію, т. е. по его изображенію, немножко вѣтренный, но прелестный шалунъ, на котораго нѣтъ возможности сердиться, такъ онъ очарователенъ и милъ.
   Еслибы г. Маркевичъ представлялъ своею особою сколько нибудь серьёзную литературную силу, мы назвали бы его "драму" явленіемъ замѣчательнымъ и поучительнымъ, какъ торжественное засвидѣтельствованіе лживости и фальши цѣлаго литературнаго направленія. Писать, "сочинять" большіе романы, имѣющіе цѣлью поставить на пьедесталъ извѣстныя стороны и сферы жизни и вдругъ проговориться произведеніемъ, что эта хваленая жизнь -- только "чадъ жизни", противной и вредной, только ядовитый угаръ, развѣ это не замѣчательно? Остается только пожалѣть, что этотъ пассажъ случился съ г. Маркевичемъ, а не съ кѣмъ-нибудь посерьёзнѣе, поталантливѣе, поавторитетнѣе.

"Отечественныя Записки", No 1, 1883

   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru