Мей Лев Александрович
Мей Л. А.: биобиблиографическая справка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:

   МЕЙ, Лев Александрович [13(25).II.1822, Москва -- 16(28).V.1862, Петербург] -- позт. Из обедневших дворян обрусевшей немецкой фамилии. Отец М., отставной офицер, рано умер. В 1831 г. М. поступил в Московский дворянский институт, откуда через пять лет был переведен в Царскосельский лицей. По окончании лицея (1841) служил в канцелярии московского генерал-губернатора до января 1849 г. Писал стихи с раннего детства. В 1840 и 1845 гг. опубликовал пять стихотворений; систематически печатался с 1849 г., преимущественно в журнале "Москвитянин": стихотворения, переводы, переложение "Слова о полку Игореве" (1850), рассказы, рецензии, драма "Царская невеста" (1849). В 1850 г. вошел в "молодую редакцию" журнала, заведовал отделами русской словесности и иностранной литературы. У М. П. Погодина встречался с виднейшими славянофилами, тесно сблизился с кружком, группировавшимся вокруг А. Н. Островского и затем А. А. Григорьева, где культивировалась прежде всего русская народная песня. С осени 1850 г. жил в смоленском имении тестя. В 1852 г. стал инспектором 2-й Московской гимназии, откуда ушел, столкнувшись с косностью казенной педагогики.
   С 1853 г. в Петербурге. До 1861 г. числился без жалованья в Археографической комиссии, но штатного места не получил. Бедствовал, пытаясь жить литературным трудом, брал всякую работу: переводы, компиляции, мелкие статьи. Сблизился с "Библиотекой для чтения", редактор которой А. В. Старчевский привлекал свежие литературные силы; в 1854--1859 гг. М. печатал в этом журнале стихи и прозу, некоторое время вел отдел журналистики, составлял справочные энциклопедические статьи. Печатался и в др. журналах независимо от их ориентации: "Отечественных записках", "Сыне Отечества", "Искре", "Народном чтении", разных еженедельниках, два перевода поместил в "Современнике". Не занимая радикальных общественных позиций, М. находил общий язык с многими литераторами. Его петербургское окружение составляли А. Ф. Писемский, Я. П. Полонский, И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, А. Н. Майков, М. Л. Михайлов, Н. Г. Чернышевский, С. В. Максимов и др. М. уделял большое внимание начинающим поэтам, ввел в литературу В. С. Курочкина.
   В 1858 г. М., Ап. Григорьев и др. составили кружок меценатствующего гр. Г. А. Кушелева-Безбородко, основателя "Русского слова" (1859); вначале М. помогал Григорьеву как соредактору (наряду с Полонским) журнала, с изменением направления журнала продолжал в нем печататься.
   В 1857 г. М. выпустил сборник "Стихотворения", прозвучавший несовременно в новой общественной атмосфере; в 1861 г.-- первую книгу "Стихотворений и переводов" ("Былины и песни"), второй не последовало. Начатое в 1862 г. трехтомное собрание сочинений М. было завершено в 1863 г., после его смерти: нездоровый богемный образ жизни оказался для него губительным.
   Оригинальных стихотворений М., включая миниатюры (акростих "Левъ Мей", экспромты, буриме и т. д.), насчитывается чуть более 160, из них непосредственно от лица автора написано около половины, остальные -- вариации фольклорных, исторических, библейских и антологических тем.
   В поэзии М. выражались официально-патриотические настроения: в связи с Крымской войной, 50-летием лицея. Но он всегда осуждал деспотизм и произвол, подавление свободолюбия. Его "Вечевой колокол" (1840) впервые был напечатан за границей А. И. Герценом в 1857 г. С надеждой ждавший реформ ("Греза", 1860 ?), М. встретил их с энтузиазмом как благословенное возрождение, пробуждение России, искупление старых "грехов" ("Отроковица", "Спать пора!", "Огоньки", 1861). Однако понимание свободы у М. не было социально определенным: ценя "смелость дум" и "борьбу с невзгодой гордую" (Полн. собр. соч.-- Т. 1.-- С. 240), он отвергал "рецепты" оздоровления общества ("Н. С. Курочкину", 1861). Идиллически обрисована им "жизнь беспечных дикарей" (Т. 1.-- С. 188) в отрывке "Гванагани" (1840) из неоконченной поэмы "Колумб". Идея национальной независимости утверждается на разном материале: древнерусском ("Песня про боярина Евпатия Коловрата", 1859; "Александр Невский", 1861), итальянском ("Помпеи", 1861), отчасти библейском.
   Личная свобода, воля прославляется в символико-аллегорических образах стихотворений "Малиновке" (1857), "Сумерки", (1858), "Канарейка", "Мимоза" (оба -- 1859). Без внутренней свободы, по М., нет поэта. Образ поэта, певца -- один из основных в его лирике. Это человек одухотворенный, вдохновенный свыше, но по-земному ранимый ("Лунатик", 1840), его труд даже при создании радостных стихов сравнивается с родовыми муками ("Он весел, он поет, и песня так вольна...", 1859). Страдая от цензурного насилия над мыслью ("О господи, пошли долготерпенье!..", 1855?), М. приветствовал начало духовного раскрепощения общества, гордился тем, что уберег талант "свободного певца", хотя бы и слагающего "песни красоте" ("Не верю, господи, чтоб ты меня забыл...", 1857).
   Лирика М. отражает его уравновешенный, не склонный к резкости и крайностям характер. Любовные стихи с 1844 г. посвящены С. Г. Полянской, ставшей женой поэта в 1850 г. В них любовь неотрывна от тревог и переживаний, но лирический герой не впадает в отчаяние; он чист перед возлюбленной, спутницей жизни, может упрекнуть ее, но и старается душевно поддержать ("Я не обманывал тебя...", "Милый друг мой! румянцем заката...", 1861). Несостоявшаяся любовь и несчастный, неравный брак -- тема лишь стилизаций фольклора, не только русского ("Баркарола", 1850).
   М. редко писал чисто пейзажные стихотворения, не был и натурфилософом, но природа играет у него огромную роль как проявление многоцветья жизни, яркого, хотя не всегда отрадного. Образы растений, птиц, животных, весны, освежающей грозы, ветра, облаков, звезд и месяца, волн-барашков обычно воплощают настроение лирического героя, иносказательно выражают в каждом случае вполне определенную мысль. Лишь в больших стихотворениях описательные части сравнительно самоценны: "Октавы (Елене Григорьевне Полянской)" (1844), "Деревня" (1848--1859), "Церера" (1858) и др. Особенно заметен во всем творчестве М. от "Октав" и "Забытых ямбов" (1844) до "Дыма" (1861) и "Мороза" (1862) мотив мороза, холода, как правило, ассоциирующийся с жизненными невзгодами (М. часто буквально мерз в своей бедной квартире). Вместе с тем у М., особенно в античном цикле, есть собственно описательные стихотворения о произведениях искусства, где он стремится к словесной изобразительности.
   В лирике М. часто говорится об ушедшем, невозвратимом, но живо сохраняющемся в памяти: "Октавы (Софье Григорьевне Полянской)", (1844), "Секстина" (1851), "Арашка" (1858), "Знаешь ли, Юленька..." (1860), "Ау-ау!" (1861), "Чуру" (1859) и др.
   В 1857 г. ("Убей меня, боже всесильный...") и 1859--1860 гг., когда пошатнулось здоровье поэта, он не раз заявлял о буквально понятом бессмертии, воскресении ("Над гробом", "Когда она, на миг, вся вспыхнет предо мною...", "Памяти Гейне", "Покойным"). Разговор с мертвыми у М. сродни фольклорной традиции ("Песня", 1855, где рассказ ведется от лица женщины, вышедшей в лесу к могиле самоубийцы). В стилизациях он использовал привычные образы народной фантазии: домового, русалки, оборотня, лешего и др., сближая их даже с новейшей жизнью ("чугунка" в "Лешем", 1861). Меньше субъективности в обработках древнерусских книжных источников, хотя берутся эпизоды из очень далекого прошлого, близкие к легендам. М. перелагает их стихами с минимальным домыслом, приводя и сами источники: знаток старины, он снабжал свои повествовательные и драматические произведения, а также переводы предисловиями и комментариями.
   Библейско-евангельские сюжеты о Моисее, Иове, Самсоне, Юдифи, Сауле, Давиде, Христе влекли М. как выражение общечеловеческих ситуаций. Его лиро-эпические произведения этого плана часто содержат неожиданный дидактический вывод применительно к поэту или к современной России; напр., финал "Эндорской прорицательницы" (1857) намекает на бесславный конец Николая I, а в "Отроковице" (1861) с воскрешенной Иисусом дочерью Иаира сравнивается поднявшаяся "божьей волею" (Т. 1.-- С. 133) Россия, в которой начались реформы. Тринадцать "Еврейских песен" (1849--1860), переложения "Песни песней",-- гармоническая любовная лирика, синтезирующая восточный и русский колорит. Есть у М. и стихи собственно религиозного, христианского содержания.
   В поэзии М. отчетливы две стилевые линии. К первой, возвышенно-субъективной, относятся статуарные описания, многие переложения и стилизации, романсные и песенные стихи (из стихотворений М. семь называются "Песня" и несколько включают это слово в заглавие, но не всегда в прямом смысле; к текстам М. обращались М. И. Глинка, П. И. Чайковский, А. П. Бородин, Н. А, Римский-Корсаков, М. П. Мусоргский, С. В. Рахманинов и др. композиторы). Вторая линия, более безыскусственная и объективированная, начинается в автобиографических стихах, очень непосредственных и интимно-доверительных, и приводит к появлению в стихотворениях 1861--1862 гг. картин жизни простых людей ("Дым", "Тройка", "На бегу"). У М. нередки прозаизмы: "Какая у тебя противная собака!" ("Чуру"), "Ох, холодно!.. Жаль, градусника нету..." ("Дым"); он вводит в стихотворения прямую речь и диалог, сугубо разговорные уменьшительные имена (Катя, Наташа, Юленька, Люба, Сашенька), клички животных. Но стилевые линии, особенно вторая, не выдерживаются строго, высокий стиль соединяется с нейтральным и сниженным: "О ты, чье имя мрет на трепетных устах, / Чьи электрически-ореховые косы / Трещат и искрятся, скользя из рук впотьмах, / Ты, душечка моя, ответь мне на вопросы..." (набросок рубежа 40--50 гг.; "Стихотворения".-- М.,-- 1985.-- С. 33). Или: "Твердят им мелочность и гордость свысока, / Что жизнь юдольная ничтожна и низка, / И вообще, внизу, узка у жизни тропка. / О, трубы!.. Не понять не зябшим, что есть топка..." ("Дым"). Гладкость, гармоничность речи одних стихотворений сменяется в других сбивчивой интонацией с остановками, оговорками; отсюда частые многоточия, риторические вопросы и восклицания (необязательно патетические). Наряду с архаизмами М. вводил ситуативные неологизмы, предвосхищая позднейшую поэзию: олиствиться, опрозрачить, окорняться, крупноягодный, труднотесные и т. д.; был придирчив к синтаксису, изгонял причастия и особенно деепричастия.
   Двойственны у М. и стиховые средства. Он имел славу искуснейшего версификатора и обращался к редким формам: вольным трехсложникам, рифмованному гекзаметру, пеону, стилизации народного "лада", полиметрии и др., на фоне тогдашнего резкого упрощения строфики писал опоясными четверостишиями, различными пятистишиями и более длинными, изощренными строфами, в т. ч. ценными, первым в России освоил сложную форму секстины ("Секстина", 1851), был очень изобретателен в рифме (правда, больше в шутливой составной). Но, как и в лексике, в стихе М. бывал едва ли не намеренно небрежен, оставлял незарифмованные строки, нарушал правило чередования клаузул, отступал от основной рифмовки и размера; не считал нужным непременно воспроизводить стих оригинала и предпочитал передавать античный белый стих рифмованным.
   Переводческая работа в период культурного роста демократического читателя имела особое значение. Переводы М. лексически точны, хотя и не всегда. Владея тремя древними и пятью новоевропейскими языками, он проделывал кропотливую лингвистическую работу. "Филологические исследования были его самым любимым занятием..." -- свидетельствовал С. В. Максимов в воспоминаниях "Лев Александрович Мей" (Максимов С. В. Литературные путешествия.-- М., 1986.-- С. 73). Больше всего М. переводил Анакреона, Г. Гейне, П. Беранже, а также мн. др. поэтов, фольклорные произведения разных народов. В области драматургии он пробовал переводить В. Шекспира и Ф. Шиллера.
   Собственные драмы М.-- "Царская невеста" (1849), "Сервилия" (1854) и "Псковитянка" (1860) -- в отличие от исторической драматургии 30--40 гг. основаны на изображении быта и поведения людей императорского Рима и Руси XVI в., острых психологических ситуаций, а не политических коллизий. В "Сервилии" философия стоиков противопоставлена приспособленчеству, порожденному эпохой упадка; идеализируются ранние христиане. Ответственность за тиранию возложена главным образом не на Нерона (как и в поэме "Цветы", написанной в 1854 или 1855), а на временщика Тигеллина, что, возможно, было скрытым выпадом против высших царских чиновников. Две пьесы из эпохи Ивана Грозного -- важная веха в развитии этой тематики и жанра историко-бытовой драмы -- предвосхищают исторические пьесы А. Н. Островского и А. К. Толстого. В трактовке фигуры Грозного М. следовал "государственной" школе С. М. Соловьева, стремясь вместе с тем понять царя как человека, наделенного сильными страстями. В основе сюжета "Царской невесты" -- трагическая судьба третьей жены Ивана Грозного Марфы Собакиной (описанная Н. М. Карамзиным). В концепции русского национального характера М., отправляясь от фольклора, разошелся с близкими ему славянофилами, отверг идею подчинения личности патриархальным традициям семьи, общества, государства, показал трагическое противоречие между пробуждавшейся личностью русской женщины и сковывающими ее установлениями; герои одержимы всепоглощающим чувством. В "Псковитянке" сюжет и проблематика шире. Здесь и рассказ о разгроме Новгорода царем и опричниками, и массовая сцена псковского веча с участием всех городских слоев, и показ вооруженного сопротивления царским войскам, и активное участие в действии исторических персонажей, прежде всего самого Ивана Грозного. Пьесы М., как и ранние исторические "песни", не лишены романтической психологизации и мелодраматизма, но в основном удачно воспроизводят исторический и национальный колорит, естественную речь в гибких ритмах белого 5-стопного ямба. "Псковитянка" и "Царская невеста" стали литературной основой одноименных опер Н. А. Римского-Корсакова.
   Забытая проза М.-- очерки бытовых, дорожных, охотничьих впечатлений; рассказы о примечательных людях и судьбах представителей низших сословий: "Кирилыч" (1855), "Софья" (1856), "Батя" (1861), где показан уже уходящий патриархальный мир бесхитростных отношений, в т. ч. между помещиком и крестьянином, без жестокостей крепостников; изложение бытующих в народе историй о чудесном и таинственном ("Парельщик", "На паперти", 1859); рассказы о маньяках "Гривенник" и "Чубук" (1860). В этой прозе, как правило, заметен личный опыт наблюдательного автора и в то же время достоверно отражено не близкое ему сознание персонажей и рассказчиков, передана живая разговорная речь со всей ее социальной характерностью, словно синхронно зафиксированные диалоги собеседников.
  
   Соч.: Полн. собр. соч.: В 2 т. / Вступ. ст. П. В. Быкова.-- 4-е изд.-- Спб., 1911; Стихотворения и драмы / Вступ. ст. С. А. Рейсера.-- Л., 1947; Избр. произв. / Вступ. ст. Г. М. Фридлендера.-- 3-е изд.-- М.; Л., 1962; Стихотворения / Вступ. ст. К. К. Бухмейер.-- М., 1985.
   Лит.: Добролюбовы. А. Стихотворения Л. Мея // Собр. соч.-- М.; Л., 1962. --Т. 2.-- С. 160--164; Григорьев А. А. "Псковитянка", драма Л. Мея // Время.-- 1861.-- No 4; Зотов В. Р. Лев Александрович Мей и его значение в русской литературе // Мей Л. А. Лирические стихотворения.-- Спб., 1887.-- С. I--LXVI; Быков П. В. Библиография сочинений Л. А. Мея // Там же.-- С. LXVII--LXXXVI; Ум а некая М. М. Русская историческая драматургия 60-х годов XIX века // Уч. зап. Саратовского государственного педагогического института.-- Вольск, 1958.-- Вып. 35.-- С. 271--335.

С. И. Кормилов

  
   Источник: "Русские писатели". Биобиблиографический словарь.
   Том 2. М--Я. Под редакцией П. А. Николаева.
   М., "Просвещение", 1990
  
Оценка: 6.00*4  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru