Lib.ru/Классика: Мензбир Михаил Александрович. Опыт теории наследственности

НАУЧНЫЙ ОБЗОРЪ.

Опытъ теоріи наслѣдственности.

Въ біологическихъ наукахъ болѣе, чѣмъ во всѣхъ другихъ, наблюдается громадное преобладаніе чисто-фактическихъ изслѣдованій надъ теоретическими. Если сосчитать, сколько въ настоящее время выходитъ спеціальныхъ періодическихъ изданій, или исключительно, или отчасти посвященныхъ біологическимъ наукамъ, то число ихъ превыситъ нѣсколько сотъ, и всѣ они наполнены работами чисто-фактическаго характера. Только отъ времени до времени, въ какой-либо рѣчи или въ отдѣльно издаваемой работѣ, кто-либо изъ біологовъ отрѣшается отъ простого изложенія фактовъ и вдается въ область теоретическихъ соображеній, пытаясь связать въ одно частныя данныя. Причина этого преобладанія фактическаго изложенія надъ теоретическими соображеніями, съ одной стороны, лежитъ въ самихъ біологическихъ наукахъ, съ другой -- въ біологахъ. Напрасно было бы думать, что біологи не стремятся къ созиданію теорій или что біологическія науки не даютъ простора теоріямъ,-- совершенно обратно: громадное число біологовъ работаетъ, стараясь собственными изслѣдованіями разъяснить значеніе той или другой группы явленій, но рѣдко кто излагаетъ свои теоретическія соображенія, и это обусловливается уже коренными особенностями біологіи. Дѣло въ томъ, что въ біологіи очень немного основныхъ вопросовъ, но, вмѣстѣ съ тѣмъ, эти вопросы имѣютъ первостепенное значеніе, и никто не рѣшится поспѣшно изложить свои теоретическія соображенія по одному изъ такихъ вопросовъ, отлично зная, какъ трудно дать теоретическое объясненіе тамъ, гдѣ приходится имѣть дѣло съ безчисленнымъ множествомъ частныхъ данныхъ. Едва ли кто скажетъ, что вопросъ о первомъ появленіи организмовъ не даетъ простора самымъ широкимъ теоріямъ, но этотъ вопросъ уже по существу всегда долженъ остаться въ значительной мѣрѣ гипотетичнымъ, слѣдовательно, оставаясь на строго-научной почвѣ, при обсужденіи его надо быть крайне осторожнымъ. Далѣе, вопросъ объ эволюціи организованнаго міра нисколько не меньше по своему значенію и представляетъ широкое поле для теоріи, но въ примѣненіи къ нему теорія дана и нерѣшенными остались только, такъ сказать, дополнительные вопросы, каковы вопросы о явленіяхъ наслѣдственности и о появленіи личныхъ особенностей. Въ какомъ состояніи находятся наши свѣдѣнія о появленіи личныхъ особенностей, мною было говорено на страницахъ этого журнала въ 1891 г., теперь мнѣ предстоитъ изложить современное состояніе вопроса о явленіяхъ наслѣдственности. Прибавлю только, прежде чѣмъ перейти къ изложенію избранной темы, что равнымъ по значенію съ вопросами о первомъ появленіи организмовъ и объ эволюціи организованнаго міра можетъ считаться только вопросъ о процессахъ, совершающихся въ организмахъ и выражающихся въ жизни послѣднихъ, но въ этомъ случаѣ наше положеніе лишь немного чѣмъ лучше, нежели при рѣшеніи вопроса о происхожденіи организмовъ, и, по крайней мѣрѣ, въ настоящее время, едва ли мы можемъ дать что-либо болѣе вѣроятной гипотезы.

Съ явленіями наслѣдственности мы встрѣчаемся ежедневно и настолько привыкли къ нимъ, что на первый взглядъ можетъ даже показаться страннымъ, почему трудно дать научное объясненіе этимъ явленіямъ. Гораздо естественнѣе, что дѣти походятъ на своихъ родителей, нежели противное, такъ какъ всякому извѣстно, что на дѣтей можно смотрѣть, какъ на часть, отдѣлившуюся отъ материнскаго организма. Но факты повседневной же жизни могутъ показать, что явленія наслѣдственности не такъ просты и "естественны", какъ кажется на первый взглядъ, а чѣмъ ближе познакомимся мы съ развитіемъ организмовъ, тѣмъ болѣе явится затрудненій для объясненія явленій наслѣдственности. Такъ, въ обыденной жизни насъ, конечно, не удивляетъ, что дѣти походятъ на родителей, но всегда обращаетъ на себя вниманіе появленіе особенностей, которыхъ не было ни у родителей, ни у дѣдовъ, но которыя были у прадѣдовъ; съ другой стороны, такъ же замѣчательна передача нѣкоторыхъ особенностей исключительно потомкамъ мужского пола, тогда какъ другія, напротивъ, присущи только послѣдовательному ряду женскихъ поколѣній. Но еще болѣе останавливаютъ на себѣ вниманіе явленія наслѣдственности, съ которыми мы встрѣчаемся не у высшихъ, а у болѣе низко организованныхъ существъ. Простѣйшіе изъ нынѣ извѣстныхъ организмовъ суть одноклѣточные, которыя размножаются такъ называемымъ безполымъ путемъ, т.-е. дѣленіемъ и почкованіемъ, въ которомъ принимаетъ участіе только одна особь, въ отличіе отъ полового размноженія высшихъ организмовъ, въ которомъ участвуютъ двѣ особи; но, помимо этихъ двухъ способовъ размноженія, у многихъ животныхъ наблюдается еще третій, представляющій соединеніе въ извѣстной послѣдовательности безполаго и полового размноженія или то, что на техническомъ языкѣ зоологовъ носитъ названіе явленія перемежающагося размноженія. Это явленіе, свойственное, между прочимъ, хорошо извѣстнымъ морскимъ животнымъ -- сальпамъ, связано съ однимъ изъ оригинальныхъ проявленій наслѣдственности: вмѣстѣ съ чередованіемъ безполаго и полового поколѣнія чередуются въ послѣдовательныхъ поколѣніяхъ, по крайней мѣнѣ, особи двухъ типовъ организаціи, и мы видимъ тогда, что безполыя походятъ всегда на безполыхъ же, какъ половыя -- на половыхъ, т.-е. здѣсь нормальное сходство между особями передается не отъ поколѣнія къ поколѣнію, а черезъ поколѣніе, такъ что сходны между собою особи, наприм., 1, 3, 5, 7 и проч. нечетныхъ поколѣній, тогда какъ, съ другой стороны, сходны особи 2, 4,6 и другихъ четныхъ; но особи четнаго и нечетнаго поколѣній всегда разнятся между собою, хотя по времени непосредственно слѣдуютъ другъ за другомъ, т.-е. относятся между собою какъ дѣти къ родителямъ. Еще поразительный примѣръ наслѣдственности представляютъ собою явленія полиморфизма, когда въ одномъ поколѣніи особи извѣстнаго пола являются принадлежащими къ нѣсколькимъ (впрочемъ, опредѣленному числу) типамъ окраски или другихъ особенностей организаціи, примѣры чему въ такомъ большомъ числѣ мы видимъ у насѣкомыхъ, особенно у бабочекъ.

Приводить другіе случаи наслѣдственности, не поддающіеся объясненію съ перваго раза, для насъ нѣтъ надобности, такъ какъ и сказаннаго достаточно, чтобы показать, что не все то просто, что кажется простымъ, и что часто мы считаемъ за легко объяснимое то или другое явленіе только потому, что недостаточно съ нимъ знакомы. Вмѣстѣ съ тѣмъ, приведенныхъ примѣровъ достаточно и для того, чтобы показать, что изученіе взрослыхъ организмовъ не можетъ дать ничего болѣе простого констатированія факта, что всякій организмъ въ той или другой степени наслѣдуетъ особенности предшествовавшихъ поколѣній. Точно также и изученіе развитія сложнаго организма не можетъ прибавить ничего особеннаго. Но если мы остановимся на томъ, что всякій сложный организмъ развивается изъ яйца, т.-е. изъ клѣтки, то само собой станетъ очевидно, что всѣ унаслѣдованныя особенности развитаго, сформировавшагося организма должны быть заложены въ яйцѣ, такъ какъ присоединиться къ развивающемуся организму позднѣе, уже во время его развитія, они, очевидно, не могутъ. Здѣсь мы сами собою подошли къ любопытнѣйшему сравненію: всякій низшій или одноклѣточный организмъ, размножающійся дѣленіемъ или почкованіемъ, съ одной стороны, и сложный многоклѣточный организмъ, развивающійся изъ клѣтки-яйца путемъ ея послѣдовательнаго дѣленія,-- съ другой, очевидно идутъ по одному пути; во развитіе изъ яйца въ громадномъ большинствѣ случаевъ осложняется тѣмъ, что дѣлится и образуетъ зародышъ не простая клѣтка, а клѣтка, представляющая собою соединеніе двухъ, т.-е. яйцо, оплодотворенное сперматозоидомъ. Такимъ образомъ, тогда какъ у одноклѣточнаго организма наслѣдственно передаются особенности одной особи, у многоклѣточнаго нормально наслѣдственной передачѣ подлежатъ особенности двухъ особей. Но и тамъ, и здѣсь все дѣло сводится, очевидномъ одной простой клѣткѣ или къ клѣткѣ, образовавшейся изъ слитія двухъ,-- слѣдовательно, для сложныхъ организмовъ изученіе явленій наслѣдственности сводится къ изученію строенія яйца, сперматозоида, ихъ соотношенія и яйца оплодотвореннаго, иначе говоря -- слившагося съ сперматозоидомъ. Такимъ образомъ, для насъ становится яснымъ, что объясненіе явленій наслѣдственности до послѣдняго времени не могло появиться иначе, какъ въ формѣ совершеннѣйшей гипотезы. Въ изученіи организмовъ все идетъ съ роковою послѣдовательностью: за грубымъ изученіемъ строенія организма идетъ изученіе составляющихъ его тканей, за тканями -- изученіе мѣтки, во всѣхъ ея проявленіяхъ; и когда строеніе и жизнь клѣтки становятся для насъ до извѣстной степени понятными, мы опять возвращаемся къ сложному организму, но на этотъ разъ разсматриваемъ его какъ совокупность безчисленнаго множества отдѣльныхъ живущихъ единицъ, иногда сохраняющихъ свою самостоятельность, иногда болѣе или менѣе утрачивающихъ ее, но всегда живущихъ общею жизнью, выражающеюся въ жизни сложнаго организма. Вотъ почему въ исторіи біологіи открытіе яйца считается за одно изъ величайшихъ: безъ него мы не могли бы изучить ни развитія сложнаго организма, ни понять его отношенія къ другимъ, какъ сложнымъ, такъ и простымъ. Съ другой стороны, усовершенствованіе микроскопической техники дало возможность ознакомиться съ весьма сложнымъ строеніемъ клѣтки и не менѣе сложными явленіями ея жизни. То, что прежде казалось бѣлковымъ комочкомъ безъ всякой структуры, оказалось одареннымъ такою сложною организаціей, что намъ, привыкшимъ къ мысли, что всему сложному предшествуетъ нѣчто болѣе простое, невольно представляется, что есть или, по крайней мѣрѣ, было нѣчто болѣе простое, чѣмъ клѣтка, точно также какъ составляющему ее веществу плазмы мы невольно предпосылаемъ другое вещество, можетъ быть, съ тѣмъ же химическимъ составомъ, но, во всякомъ случаѣ, болѣе простой организаціи. Нашъ умъ упорно сохраняетъ убѣжденіе, что между организаціей плазмы и химическою молекулой есть или было что-то среднее, чего мы теперь не знаемъ, хотя наши глаза неустанно вооружаются всѣми усовершенствованными оптическими инструментами, чтобы разсмотрѣть тончайшее строеніе плазмы. Астрономъ и біологъ находятся въ одномъ и томъ же положеніи: одинъ, пользуясь телескопомъ, стремится найти въ небесномъ пространствѣ то тѣло, въ существованіи котораго его убѣдили вычисленія, другой, за столикомъ микроскопа, пытается разсмотрѣть тѣ минимальныя частицы, въ существованіи которыхъ его убѣждаетъ вся сумма его знаній объ организмахъ. И тотъ, и другой, въ сущности, одинаково находятся на границѣ видимаго міра и стремятся путемъ логики дополнить наши знанія тамъ, гдѣ ихъ нельзя дополнить наблюденіемъ и опытомъ.

И такъ, только съ усовершенствованіемъ микроскопической техники и съ извѣстнымъ прогрессомъ ученія о клѣткѣ біологи получили доступъ къ изученію явленій наслѣдственности. Если мы послѣ всего сказаннаго прямо поставимъ себѣ вопросъ, чего мы ждемъ и чего имѣемъ нрава ждать отъ теоріи наслѣдственности, въ такомъ случаѣ отвѣтъ коротко можетъ быть выраженъ въ такой формѣ: мы ждемъ объясненія того, какимъ образомъ клѣтка (яйцо) или какая-либо ея часть пріобрѣтаетъ свойство, въ теченіе послѣдующихъ процессовъ развитія, давать образующемуся изъ нея сложному организму признаки того, отъ котораго она произошла, и почему эти признаки повторяются въ извѣстной послѣдовательности и только съ извѣстною степенью полноты. Послѣдняя часть объясненія не менѣе важна, чѣмъ первая, потому что многіе, признавая законъ наслѣдственности, вмѣстѣ съ тѣмъ, отказываются признать возможность подбора, такъ какъ наслѣдственная передача особенностей родителей дѣтямъ, по ихъ мнѣнію, должна быть сильнѣе развитія тѣхъ или другихъ особенностей приспособленія. Но само собою разумѣется, что мы только кратко формулировали то, что требуется отъ теоріи наслѣдственности; на самомъ дѣлѣ, она должна объяснять если не всѣ, то большинство явленій наслѣдственности, и потому безъ всякаго поясненія можно видѣть, что теорія наслѣдственности одна изъ сложнѣйшихъ, какую только можно ждать въ біологіи. И біологи отлично сознаютъ это, такъ какъ попытокъ дать теорію наслѣдственности до сихъ поръ было очень немного.

Первою въ этомъ направленіи была попытка Герб. Спенсера, который въ своихъ Основахъ біологіи высказалъ гипотезу, что организмъ состоитъ изъ особыхъ физіологическихъ единицъ, которыя занимаютъ среднее мѣсто между химическою частицей и клѣткой, по безконечно-сложнѣе молекулы. Разъ весь организмъ состоитъ изъ этихъ единицъ, которыя, притомъ, совершенно одинаковы, понятно, что и зародышевыя клѣтки могутъ содержать небольшія группы ихъ. Первое обусловливаетъ собою способность возстановленія утраченныхъ частей, второе даетъ зародышевымъ клѣточкамъ возможность произвести изъ себя цѣлый организмъ, и то, и другое благодаря стремленію единицъ, вслѣдствіе присущей имъ "полярности", въ одномъ случаѣ возстановить организмъ, въ другомъ вновь образовать его. Простое измѣненіе въ расположеніи по существу одинаковыхъ единицъ обусловливаетъ собою разныя части тѣла; напротивъ, различныя единицы обусловливаютъ индивидуальное и видовое различіе. Замѣчательно, что къ признанію этихъ "единицъ", болѣе низко организованныхъ, чѣмъ клѣтки, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, неизмѣримо превышающихъ своею организаціей химическія молекулы, конечно, въ измѣненномъ видѣ, приходятъ и всѣ авторы новѣйшихъ теорій наслѣдственности, что и не позволяетъ намъ обходить гипотезу Спенсера молчаніемъ.

Гораздо большею извѣстностью пользуется "пангенезисъ" Дарвина, теорія, которую онъ предложилъ для объясненія явленій наслѣдственности въ заключительной главѣ своего труда объ измѣненіяхъ животныхъ и растеній подъ вліяніемъ прирученія и культуры. Въ противность Спенсеру, создавшему свою гипотезу отвлеченнымъ путемъ, Дарвинъ собралъ поразительное множество фактовъ, что уже само по себѣ указываетъ на то, какое значеніе придавалъ онъ выясненію явленій наслѣдственности. И несмотря на это, Дарвинъ назвалъ свое объясненіе лишь вѣроятною гипотезой, хотя въ ней мы имѣемъ первую попытку объяснить всѣ явленія наслѣдственности, исходя изъ одного общаго положенія. Въ самыхъ краткихъ словахъ эта теорія состоитъ въ слѣдующемъ.

Всякій сложный организмъ животнаго или растенія образуется изъ клѣтокъ путемъ дѣленія, но это не единственный способъ размноженія послѣднихъ въ организмѣ. Большею частью каждая изъ этихъ клѣтокъ на извѣстной степени развитія обладаетъ способностью отдѣлять невидимыя зернышки или частицы, которыя позднѣе при извѣстныхъ условіяхъ могутъ развиться въ такія же клѣтки, изъ которыхъ они произошли. Эти почечки или зародышки клѣтокъ во всякое время массою отдѣляются отъ всѣхъ клѣтокъ тѣла и переносятся въ кровь. Съ кровью онѣ циркулируютъ, пока укрѣпятся гдѣ-нибудь въ тѣлѣ, преимущественно на такихъ мѣстахъ, откуда позднѣе начинается ихъ развитіе, т.-е. въ почкахъ и зародышевыхъ клѣткахъ. Такъ какъ только въ этихъ клѣткахъ находятся зародышки всѣхъ клѣтокъ тѣла, то только онѣ и обладаютъ способностью развиться въ новый біонъ, новый отпрыскъ. Послѣднее происходитъ такимъ образомъ что каждый зародышекъ развивается въ такую же клѣтку, изъ какой онъ произошелъ, и что зародышки различныхъ клѣтокъ пробуждаются къ дѣятельности въ той же послѣдовательности, въ которой слѣдовали другъ за другомъ соотвѣтствующія имъ клѣтки при развитіи родительскаго организма.

Но зародышъ никоимъ образомъ не состоитъ только изъ тѣхъ почечекъ, которыя отдѣлились и перенесены въ него существующимъ организмомъ: онъ состоитъ также изъ множества зародышковъ, оставшихся отъ дѣдовскихъ и прадѣдовскихъ организмовъ, и вслѣдствіе этого при каждомъ развитіи организма участіе принимаетъ гораздо большее количество зародышковъ, нежели образуется клѣтокъ; каждая клѣтка и каждая часть организма представлены многочисленными и разнообразными зародышками, такъ что всегда существуетъ выборъ, такъ какъ только одного зародышка достаточно для развитія соотвѣтствующей клѣтки, другіе же должны оставаться бездѣятельными. Такимъ образомъ отъ одного поколѣнія къ другому переносится множество зародышковъ, оставшихся до поры до времени бездѣятельными, но которые при извѣстныхъ условіяхъ могутъ начать развиваться и тѣмъ самымъ обусловить появленіе особенностей болѣе отдаленнаго поколѣнія, которыхъ не было у болѣе близкаго. Теорія пангенезиса не останавливается на объясненіи того, почему зародышки всегда находятся на опредѣленномъ мѣстѣ и начинаютъ развиваться въ клѣтки въ опредѣленное время.

Дарвинъ былъ правъ, назвавши свое объясненіе "вѣроятною гипотезой", потому что теорія пангенезиса, конечно, скорѣе доказывала, что явленія наслѣдственности могутъ быть объяснены съ одной общей точки зрѣнія, нежели представляла собою теорію, основанную на фактахъ. Но, припоминая время, когда эта теорія была высказана, нельзя не удивляться генію Дарвина, безошибочно опредѣлившаго, въ чемъ надо искать рѣшеніе вопроса о наслѣдственности. Въ самомъ началѣ шестидесятыхъ годовъ наши свѣдѣнія о жизни клѣтки и даже о клѣточномъ строеніи были совершенно ничтожны,-- слѣдовательно, обосновать теорію наслѣдственности было невозможно; но Дарвинъ съ своими обширными познаніями угадалъ, что рѣшеніе вопроса о наслѣдственности лежитъ въ изученіи тончайшаго строенія клѣточнаго организма. Какъ странными ни казались скрытыя въ клѣткахъ зародышки или почечки, которыя при извѣстныхъ условіяхъ могутъ развиться въ клѣтки, а мысль объяснить явленія наслѣдственности передачею отъ организма къ организму матеріальныхъ частицъ, насколько мы можемъ теперь судить объ этомъ, безусловно вѣрна. Дарвинъ положилъ въ основу своего пангенезиса, какъ онъ самъ говоритъ, ученіе Спенсера о физіологическихъ единицахъ, но отождествлять "физіологическія единицы" съ "зародышками" или "почечками", конечно, нельзя: первыя суть единицы, изъ которыхъ построенъ организмъ, вторыя -- только зачатки единицъ или клѣтокъ, которыя могутъ изъ нихъ развиться при извѣстныхъ условіяхъ.

Нѣкоторое и даже довольно существенное измѣненіе въ теоріи пангенезиса было сдѣлано Гальтономъ, который, съ одной стороны, отказался отъ принятія той ея части, гдѣ говорится о разнесеніи почечекъ кровью, съ другой же -- указалъ на то обстоятельство, что при развитіи организма часть зародышковъ или почечекъ идетъ на развитіе клѣтокъ, и что на этомъ основаніи въ зародышевыхъ клѣткахъ могутъ быть собраны только тѣ почечки, которыя остались непотребленными при развитіи особи. Такимъ образомъ, на зародышевую клѣтку съ заключенными въ ней почечками Гальтонъ смотритъ какъ на остатокъ зародышеваго вещества, не потребленнаго при развитіи одной особи и передаваемаго въ другую особь. Иными словами, является представленіе, хотя и неясно формулированное, о нѣкоторомъ постоянномъ зародышевомъ веществѣ, передаваемомъ отъ одной особи къ другой въ рядѣ послѣдовательныхъ поколѣній. Но совершенно, оформленной и независимо отъ Гальтона идея о постоянствѣ зародышевой плазмы была выражена, спустя почти 10 лѣтъ послѣ появленія статьи Гальтона, въ одной изъ работъ Вейсманна, автора послѣдней и наиболѣе полной теоріи наслѣдственности. Такъ какъ Вейсманнъ до появленія его большой работы издалъ въ теченіе десяти лѣтъ нѣсколько меньшихъ, въ которыхъ разрабатывалъ вопросъ о наслѣдственности, иногда измѣняя, иногда прямо отбрасывая то, что ему казалось справедливымъ раньше, то мы не станемъ останавливаться на подробномъ изложеніи послѣдовательнаго хода работъ Вейсманна. Намъ достаточно знать, что однимъ изъ первыхъ важныхъ результатовъ его изслѣдованій было признаніе существованія зародышевой плазмы, которая передается отъ одной особи другой, никогда не тратясь всецѣло на развитіе организма. Такимъ образомъ, зародышевая плазма тянется какъ непрерывная нить, на которой въ видѣ боковыхъ вѣточекъ развиваются отдѣльныя особи, являющіяся въ то же самое время хранителями и кормилицами зародышевой плазмы. Любопытно, что почти одновременно съ Вейсманномъ до представленія о зародышевой плазмѣ дошелъ и другой изъ наиболѣе извѣстныхъ современныхъ нѣмецкихъ біологовъ -- ботаникъ Нэгели. Правда, онъ имѣлъ странное представленіе о зародышевой плазмѣ или идіоплазмѣ, какъ онъ назвалъ ее, и не пріурочивалъ ее къ какому-либо опредѣленному мѣсту, а предполагалъ, что она въ видѣ тончайшей сѣти пронизываетъ всѣ составныя части организма, но, во всякомъ случаѣ, понятіе о зародышевой плазмѣ онъ противупоставилъ понятію о питательной плазмѣ и указалъ, что первая гораздо меньше по объему.

Работы Вейсманна и Нэгели совпадаютъ съ періодомъ чрезвычайно обширныхъ микроскопическихъ изслѣдованій въ концѣ семидесятыхъ и началѣ восьмидесятыхъ годовъ, которыя познакомили насъ какъ съ крайне сложнымъ строеніемъ клѣтки, такъ съ еще болѣе сложными процессами, сопровождающими размноженія клѣтокъ. Этимъ и было положено основаніе первымъ попыткамъ дать теорію наслѣдственности, опирающуюся на факты, тогда какъ прежде можно было основываться только на догадкахъ.

Почти единственными и, во всякомъ случаѣ, наиболѣе заслуживающими вниманія при этомъ новомъ направленіи разработки теоріи наслѣдственности являются работы Де-Фри и Визнера.

Де-Фри назвалъ свою теорію "интрацеллюлярнымъ пангенезисомъ", но, въ сущности, на такое названіе она не имѣетъ права, такъ какъ Де-Фри не принимаетъ той части дарвиновскаго пангенезиса, въ которой говорится о разнесеніи зародышковъ клѣтокъ кровью и объ ихъ склопленіи въ зародышевыхъ клѣткахъ. Эта сторона пангенезиса является, безъ сомнѣнія, самою слабой, но если откинуть допущеніе объ отдѣленіи отъ клѣтокъ зародышковъ, то въ такомъ случаѣ не останется и пангенезиса. Де-Фри оставилъ изъ пангенезиса только одно -- образованіе наслѣдственно-передаваемаго вещества изъ зародышковъ, подъ которыми онъ разумѣетъ мельчайшія живущія частицы, способныя рости и размножаться дѣленіемъ и своимъ послѣдовательнымъ пробужденіемъ къ дѣятельности обусловливающихъ строеніе организма. Но подъ "зародышками" Де-Фри понимаетъ нѣчто весьма опредѣленное: въ зависимости отъ послѣднихъ изслѣдованій надъ строеніемъ и жизнью клѣтки, онъ помѣщаетъ зародыши въ вещество ядра, которое, какъ мы знаемъ, путемъ дѣленія передается изъ клѣтки въ клѣтку. Такимъ образомъ, теорія де-Фри является свободной отъ элемента, дѣлавшаго пангенезисъ только допущеніемъ. Кромѣ того, разница между ученіемъ Де-Фри и Дарвина состоитъ въ томъ, что Дарвинъ принималъ существованіе зародышковъ или почечекъ клѣтокъ, тогда какъ зародыши Де-Фри, такъ называем., паигены, являются зародышками гораздо болѣе мелкихъ элементовъ, именно тѣхъ частицъ, изъ которыхъ состоять клѣтки. Де-Фри считаетъ эти частицы хранителями клѣточныхъ особенностей и говоритъ, что характеристику видовъ составляетъ не та или другая особенность, а та комбинаціямъ которой выступаютъ ея особенности. Такимъ образомъ, Де-Фри естественно подходитъ къ представленію о группахъ пангенъ, по принимать такія группы онъ считаетъ излишнимъ. Особенностью ученія Де-Фри служитъ еще то, что тогда какъ и Спенсеръ, и Дарвинъ, и Вейсманнъ въ своихъ первыхъ работахъ по наслѣдственности выводили различныя мельчайшія частицы исключительно для объясненія явленій наслѣдственности, Де-Фри считаетъ свои пангены за элементы, изъ которыхъ можетъ быть построена всякая живая матерія. Въ томъ же смыслѣ высказывается и Визнеръ, говоря, что явленія наслѣдственности могутъ быть объяснены принятіемъ существованія тѣхъ же самыхъ единицъ, которыя участвуютъ въ отправленіяхъ живой матеріи, т.-е. которыя участвуютъ въ процессахъ усвоенія и роста.

Такимъ образомъ, всѣ выдающіеся біологи, и, притомъ, каждый изъ нихъ самостоятельно, пришли къ тому заключенію, что плазма состоитъ изъ мельчайшихъ частицъ, своимъ сочетаніемъ и своею дѣятельностью обусловливающихъ свойства и жизненныя явленія плазмы. Далѣе другихъ пошелъ Вейсманнъ, признавшій, что эти частицы образуютъ группы разнаго порядка, которыя своей дальнѣйшею судьбой и обусловливаютъ разныя явленія наслѣдственности. Посмотримъ, прежде всего, что убѣждаетъ насъ въ существованіи этихъ частицъ, и къ какой части плазмы мы должны ихъ пріурочить.

Въ клѣткѣ мы различаемъ двоякаго рода образованія: съ одной стороны, тѣло клѣтки, образованное изъ плазмы болѣе или менѣе зернистой, съ другой, такъ называемое ядро, имѣющее сѣтчатое строеніе. Изученіе жизненныхъ явленій клѣтки не оставляетъ никакого сомнѣнія въ томъ, что какъ вещество тѣла клѣтки, такъ и вещество ядра обладаютъ нѣкоторыми общими свойствами, какъ, наприм., способностью ассимиляціи веществъ, роста; но, кромѣ того, нельзя не видѣть, что ядру даже на первый взглядъ принадлежитъ господствующая роль въ процессахъ размноженія. Говоря коротко, всѣ явленія, связанныя съ размноженіемъ клѣтки, начинаются съ ядра, болѣе же тщательное изученіе этихъ явленій приводитъ насъ къ тому заключенію, что исключительно веществу ядра принадлежитъ роль въ наслѣдственной передачѣ признаковъ отъ однихъ особей другимъ. Чтобъ избѣжать частаго повторенія словъ "вещество ядра", замѣнимъ ихъ техническимъ названіемъ хроматинъ, которое это вещество получило за свою способность интензивно краситься различными веществами, употребляемыми въ микроскопической техникѣ. До начала дѣленія или размноженія клѣтки ядро представляетъ собою клубочекъ нитей хроматина, но когда клѣтка приготовляется къ размноженію, клубочекъ нитей хроматина претерпѣваетъ длинный рядъ чрезвычайно сложныхъ измѣненій; сущность ихъ состоитъ въ томъ, что изъ одного ядра образуются два совершенно равнозначущихъ, т.-е. построенныхъ изъ качественно одинаковаго вещества, такъ какъ при дѣленіи ядра нити хроматина не только раздѣлились на нѣкоторое количество отрѣзковъ, но эти отрѣзки въ свою очередь еще расщепились, чѣмъ достигается полная равномѣрность въ распредѣленіи вещества материнскаго ядра въ дочернихъ ядрахъ. Только за образованіемъ въ клѣткѣ двухъ ядеръ наступаетъ дѣленіе тѣла клѣтки и образованіе двухъ клѣтокъ. Обсуждая эти явленія совершенно безпристрастно, видя съ одной стороны ихъ постоянство, съ другой -- ихъ сложность, мы, конечно, не можемъ не признать ихъ важнаго значенія для размноженія клѣтки. Но какое же можетъ быть это значеніе? Если ядро играетъ только механическую роль въ процессахъ размноженія клѣтки, то для насъ непонятно, зачѣмъ оно дѣлится такимъ сложнымъ путемъ, какъ это наблюдается. Если же съ ядромъ связала наслѣдственная передача дочерней клѣткѣ или дочернимъ клѣткамъ свойствъ материнской, въ такомъ случаѣ и поперечное дѣленіе нитей хроматина и въ особенности ихъ расщепленіе становятся совершенно понятными, такъ какъ этимъ достигается равномѣрное распредѣленіе частей хроматина въ результатахъ дѣленія клѣтки. Такимъ образомъ, простое разсужденіе приводитъ насъ къ тому, что на хроматинѣ лежитъ роль наслѣдственной передачи свойствъ одной клѣтки другой, но это разсужденіе не даетъ намъ возможности опредѣлить, исключительно ли хроматину принадлежитъ названная роль, или только преимущественно. Наблюденіе рѣшаетъ вопросъ въ первомъ смыслѣ. Бовери дѣлалъ опыты съ яйцами одного морского ежа, искусственно лишеннаго ядеръ, и послѣ оплодотворенія такого яйца сперматозоидомъ морского ежа другого вида изъ яйца развилась личинка этого послѣдняго. Такимъ образомъ, внѣ всякаго сомнѣнія наслѣдственная передача свойствъ родителей дѣтямъ и вообще свойствъ особей однихъ поколѣній особямъ другихъ лежитъ исключительно на хроматинѣ. Сейчасъ приведенный примѣръ даетъ намъ возможность указать на процессы, совершающіеся въ яйцѣ при оплодотвореніи и въ свою очередь указывающіе на роль хроматина.

При образованіи дочерней клѣтки путемъ дѣленія материнской, безъ оплодотворенія послѣдней, что, наприм., мы видимъ при дѣленіи клѣтокъ, входящихъ въ составъ сложнаго организма, дѣленіе ядра прямо открываетъ собою дѣленіе клѣтки. При дѣленіи яйца процессъ осложняется слѣдующимъ образомъ. Совершенно созрѣвшее яйцо отдѣляетъ отъ своего ядра въ нѣсколько пріемовъ значительную часть хроматина, которая и выбрасывается наружу. Затѣмъ, такое зрѣлое яйцо, содержащее значительно уменьшившееся количество вещества ядра, оплодотворяется, т.-е. сливается съ сгерматозоидомъ, который равнымъ образомъ представляетъ собою клѣтку. Оплодотвореніе состоитъ въ томъ, что яйцо и сперматозоидъ совершенно сливаются между собой, причемъ тѣло сперматозоида (ничтожныхъ размѣровъ) сливается съ тѣломъ яйца и ядро сперматозоида съ ядромъ яйца. Отсюда само собою понятно значеніе всѣхъ описанныхъ процессовъ: оплодотворенное яйцо содержитъ ядро, образованное изъ своего собственнаго хроматина и хроматина сперматозоида, слѣдовательно состоитъ изъ вещества, передающаго наслѣдственно какъ особенности материнскаго, такъ и особенности отцовскаго организма; но первоначально хроматинъ яйца и сперматозоида лишь грубо перемѣшаны между собою и потому нѣтъ ничего удивительнаго, что, прежде чѣмъ яйцо раздѣлится, его ядро претерпѣваетъ такія сложныя измѣненія хроматина, какія описаны выше. Благодаря этому, въ каждой дочерней клѣткѣ получается ядро, содержащее часть хроматина материнскаго и отцовскаго организма, и такъ какъ сложный щганизмъ состоитъ изъ клѣтокъ, являющихся результатомъ дѣленія яйца, то понятно, что въ каждой клѣткѣ, а слѣдовательно и въ зародышевыхъ клѣткахъ или, точнѣе, въ ихъ ядрѣ, можно найти частицы хроматина материнскаго и отцовскаго организма.

Теперь забѣжимъ нѣсколько впередъ и посмотримъ, къ какимъ послѣдствіямъ ведетъ то, что наслѣдственныя свойства передаются съ хроматиномъ.

Положимъ, что передъ нами двѣ особи А и В, отъ которыхъ произошла третья Е; въ зародышевыхъ клѣткахъ этой особи можно найти какъ хроматинъ a и b, такъ и хроматинъ c; когда же отъ особи C рождается особь еще слѣдующаго поколѣнія Е, послѣ оплодотворенія особи C особью D. тогда въ зародышевыхъ клѣткахъ особи Е, т.-е. въ ядрахъ этихъ клѣтокъ, будетъ не только хроматинъ c, d и е, но и хроматинъ а и b, бывшій въ зародышевыхъ клѣткахъ особи С. Иначе говоря, въ особи Е могли проявиться наслѣдственно не только черты матери и отца, но и болѣе ранняго поколѣнія, такъ какъ хроматинъ послѣдняго передался сюда или, точнѣе говоря, могъ передаться черезъ промежуточное поколѣніе. И само собою разумѣется, что хроматинъ можетъ передаваться не только въ рядѣ ближайшихъ поколѣній, но и въ рядѣ очень отдаленныхъ, чѣмъ и объясняется, по теоріи Вейсманна, появленіе особенностей, которыхъ не было въ нѣсколькихъ поколѣніяхъ, по которыя были у одного изъ прадѣдовъ. То, что подобныя особенности не обязательно должны появляться, а лишь могутъ появляться, совершенно удовлетворительно объясняется выхожденіемъ или, лучше сказать, отбрасываніемъ части хроматина ядра зрѣлаго, но не оплодотвореннаго яйца: какая часть хроматина выбрасывается при этомъ -- дѣло случая: могутъ выйти частицы хроматина материнскаго ядра, могутъ выйти и частицы хроматина, сохранившіяся отъ предъидущихъ поколѣній; въ послѣднемъ случаѣ очевидно, что вмѣстѣ съ ихъ выхожденіемъ утрачивается и способность у будущихъ поколѣній развивать въ себѣ нѣкоторыя особенности поколѣній давно.минувшихъ.

На первый взглядъ этого объясненія достаточно, и если бы такъ было на самомъ дѣлѣ, объясненіе Вейсманна могло бы назваться теоріей, такъ какъ оно не выходитъ за предѣлы фактовъ. Яйцо и сперматозоидъ мы можемъ изслѣдовать; хроматинъ ихъ ядеръ тоже; измѣненія ядра яйца до оплодотворенія, слитіе его съ ядромъ сперматозоида въ моментъ оплодотворенія, послѣдующее затѣмъ дѣленіе и пр.-- все это равнымъ образомъ не носитъ на себѣ ничего гипотетичнаго. Наконецъ, опытъ убѣждаетъ насъ, что хроматинъ дѣйствительно можетъ быть названъ хранителемъ наслѣдственныхъ свойствъ. Но, перебравши небольшой рядъ явленій наслѣдственности, мы безъ труда убѣждаемся, что теорія наслѣдственности, не разработанная дальше сейчасъ указаннаго предѣла, даетъ лишь удовлетворительное общее объясненіе и совершенно безсильна въ объясненіи множества частныхъ случаевъ. Въ такомъ видѣ, или почти такомъ, она. уже была разработана и Де-Фри, и если бы Вейсманнъ не пошелъ далѣе, то на его теоріи особенно нечего было бы останавливаться. Но Вейсманнъ довелъ, какъ мы сейчасъ увидимъ, свою теорію до конца и, сознательно вступивъ на путь гипотезы, разработкой ея сдѣлалъ ее, по крайней мѣрѣ, въ высшей степени достовѣрною, если мы уже хотимъ быть настолько осторожны, что не назовемъ ее теоріей.

Оцѣнимъ, однако, безпристрастно заслугу Вейсманна. Оставаясь въ предѣлахъ только фактовъ, онъ могъ дать лишь очень общую теорію; чтобы сдѣлать теорію полнѣе, ему пришлось вступить на путь гипотезы. Чему отдать предпочтеніе? Голоса, конечно, раздѣлятся, но мы лично высказываемся за Вейсманна. Въ гипотезѣ нѣтъ ничего страшнаго, если, во-первыхъ, она строго отграничивается отъ безусловно извѣстнаго и если, во-вторыхъ, она опирается хоть на нѣкоторое количество фактовъ. При такомъ условіи, все достовѣрное во всякое время можетъ быть отдѣлено отъ допускаемаго и допускаемое измѣнено или отброшено, смотря по тому, къ чему ведутъ новыя данныя. Дарвиновскій пангенезисъ во-очію показалъ, какъ легко можно преобразовать извѣстное ученіе, хотя бы оно было совершенно гипотетично, если оно формулировано авторомъ ясно и заключаетъ въ себѣ хотя нѣчто достовѣрное. Безплодными остаются или совершенно нелѣпыя, или туманныя гипотезы, т.-е. такія, авторы которыхъ не справляются съ фактическимъ содержаніемъ извѣстной области знанія, или такія, которыя не достаточно оформились даже въ головѣ ихъ авторовъ. Но гипотеза Вейсманна отличается замѣчательною ясностью, на каждомъ шагу обнаруживаетъ громадныя знанія автора и, наконецъ, что особенно важно, самимъ авторомъ выставляется не законченною, отлившеюся въ извѣстную форму теоріей, а лишь попыткой создать теорію, которая ждетъ еще многихъ измѣненій, но можетъ считаться вѣрною, по крайней мѣрѣ, въ своихъ основныхъ положеніяхъ.

Мы видѣли, что въ настоящее время вообще признается существованіе мельчайшихъ частицъ плазмы и что основаніемъ къ этому служатъ свойства живущей матеріи, которыя, нисколько не будучи связаны съ количествомъ плазмы, безусловно связаны съ ея организаціей. Уже то, что эти единицы обладаютъ способностью уподоблять идущія имъ на питаніе вещества и размножаться, доказываетъ намъ, что онѣ никакъ не могутъ быть отождествляемы съ химическими частицами; иными словами, плазма является гораздо болѣе сложнымъ тѣломъ, которое состоитъ изъ разнородныхъ молекулъ. Этимъ самымъ мы устраняемъ всякую возможность существованія молекулъ плазмы и должны признать, что даже минимальныя частицы плазмы состоятъ изъ различныхъ количествъ молекулъ. Вейсманнъ называетъ эти частицы біофорами, т.-е. носителями жизни, потому что они представляютъ собою минимальныя частицы, въ которыхъ выражаются основныя свойства жизни: уподобленіе и обмѣнъ веществъ, ростъ и размноженіе дѣленіемъ. По своимъ основнымъ свойствамъ, біофоры не отличаются отъ пангенъ Де-Фри; единственная разница, существующая между ними, состоитъ въ томъ, что біофоры не только единицы извѣстнаго порядка, но и частицы высшаго порядка, тогда какъ пангены въ построеніи единицъ высшаго порядка, по представленію Де-Фри, не участвуютъ. Главное свойство біофоровъ состоитъ въ томъ, что ихъ можно считать хранителями особенностей клѣтокъ. Такъ какъ всякая живущая матерія состоитъ изъ біофоровъ, то разница въ свойствахъ живущей матеріи или плазмы можетъ быть объяснена только разницей въ біофорахъ; клѣтка, заключающая въ себѣ вещество поперечно-полосатой мышцы, хлорофильное тѣло и проч., можетъ содержать большое число разныхъ біофоровъ и различные же біофоры образуютъ зародышевую плазму. Число возможныхъ видовъ біофоровъ можно считать неограниченнымъ, такъ какъ біофоры могутъ разниться между собою какъ по количеству образующихъ ихъ молекулъ, такъ и по группировкѣ послѣднихъ, и изъ этихъ біофоровъ построена всякая плазма, какъ тѣло клѣтки, такъ и ея ядро. Но не трудно видѣть, что въ клѣткѣ преобладающую роль играетъ ядро, потому что тѣло клѣтки обладаетъ способностью ассимиляціи, роста и дѣленія, но не обладаетъ способностью измѣняться, которая присуща только идіоплазмѣ или зародышевой плазмѣ. На этомъ свойствѣ идіоплазмы основано все развитіе особи у многочисленныхъ организмовъ. Изъ яйца путемъ дѣленія образуются двѣ первыя клѣтки зародыша, изъ нихъ въ теченіе индивидуальнаго развитія происходятъ все новыя и новыя клѣтки, отличающіяся по своимъ свойствамъ, разница же между клѣтками можетъ быть объяснена только измѣненіями вещества ядра.

Но какимъ образомъ вещество ядра можетъ оказывать вліяніе на тѣло клѣтки? Отвѣтить на этотъ вопросъ можно двоякимъ путемъ: съ одной стороны путемъ сопоставленія различныхъ данныхъ, съ другой -- прямо фактами. Вліяніе вещества ядра на тѣло клѣтки можетъ выразиться только двумя способами: или вліяніемъ на разстояніи, или вліяніемъ непосредственнымъ. Допустить первое у насъ нѣтъ никакого основанія, такъ какъ ничего подобнаго мы не наблюдаемъ. Если допустить, что вещество клѣточной плазмы можетъ пріобрѣсти тѣ или другія особенности, иначе говоря, если допустить, что тѣ или другія части могутъ развиться въ клѣткѣ подъ вліяніемъ ядра, передающимся черезъ нѣкоторое разстояніе, то почему же не допустить, что такія части могутъ вообще появляться при извѣстныхъ условіяхъ,-- другими словами, почему не допустить произвольнаго зарожденія? Но мы рѣшительно отклоняемъ произвольное зарожденіе организмовъ въ окружающей насъ средѣ и убѣждены, что при существующихъ условіяхъ новые организмы образуются только путемъ отдѣленія отъ старыхъ. Слѣдовательно и въ вопросѣ о появленіи особенностей плазмы въ тѣлѣ клѣтки мы не имѣемъ права останавливаться ни на какомъ другомъ объясненіи, кромѣ того, что біофоры ядра проникаютъ въ тѣло клѣтки и такимъ образомъ сообщаютъ ей извѣстныя свойства. Съ этой точки зрѣнія на ядро можно смотрѣть какъ на магазинъ, въ которомъ сложены различные біофоры. Индифферентная (эмбріональная) клѣтка превращается въ клѣтку той или другой категоріи, т.-е. въ нервную, железистую или мускульную, смотря по тому, какіе біофоры вступаютъ въ нее. Наблюденіе и опытъ подтверждаютъ это. Изуродованная клѣтка только въ томъ случаѣ возстановляетъ утраченныя части, если въ ней осталось ядро, что безусловно указываетъ на зависимость тѣла клѣтки отъ ядра; но, съ другой стороны, если взять клѣтку, которая уже начала дѣлиться, и отрѣзать отъ нея часть содержащую ядро, дѣленіе оканчивается и утраченная часть возстановляется, что было бы необъяснимо вліяніемъ ядра на разстояніи и совершенно объяснимо, если принять, что у такой клѣтки біофоры уже успѣли перебраться изъ ядра въ тѣло клѣтки.

Существованія въ ядрѣ біофоровъ, хранящихъ въ себѣ разныя особенности клѣтки, и ихъ періодическаго поступленія изъ ядра въ тѣло клѣтки, совершенно достаточно, чтобы объяснить явленія наслѣдственности у одноклѣточныхъ организмовъ, размножающихся дѣленіемъ, путемъ распаденія на два дочерніе организма, въ ядрахъ которыхъ находятся одинаковыя біофоры, своимъ позднѣйшимъ присутсвіемъ въ тѣлѣ клѣтки объясняющіе образованіе у ней извѣстныхъ особенностей. Но дѣло далеко не такъ просто по отношенію къ многоклѣточнымъ организмамъ. Если въ ядрѣ одноклѣточнаго организма, наприм., инфузоріи, можно представить себѣ множество біофоровъ, изъ которыхъ каждый соотвѣтствуетъ зачатку извѣстной части клѣтки, то по отношенію къ многоклѣточному организму такое представленіе, строго говоря, недопустимо, потому что какъ бы ни были малы біофоры, а, все-таки, въ зародышевой плазмѣ не могло бы умѣститься безчисленное множество біофоровъ всѣхъ частей клѣтокъ. Вейсманнъ весьма остроумно доказываетъ, что въ такомъ допущеніи въ дѣйствительности нѣтъ никакой надобности. Если бы наслѣдственно передавались только неизмѣняющіяся части, въ такомъ случаѣ въ зародышевой плазмѣ могъ бы находиться одинъ зачатокъ для всего неизмѣняющагося органа, такъ какъ нѣтъ никакой надобности въ допущеніи множества зачатковъ для одного постояннаго органа; въ такомъ случаѣ строеніе зародышевой плазмы было бы относительно очень просто; но наслѣдственно передаются не только постоянныя, но измѣняющіяся части, и чтобы объяснить ихъ передачу, мы обязательно должны для каждой изъ нихъ допустить свой собственный зачатокъ. Бабочки, которыя развиваются, какъ извѣстно, съ превращеніемъ, часто представляютъ различные типы гусеницъ, тогда какъ взрослая бабочка всегда существуетъ въ одной формѣ. Такъ у какого-либо вида могутъ быть зеленыя и бурыя гусеницы, тогда какъ бабочка всегда имѣетъ только одну опредѣленную окраску. Связывая эти измѣненія съ измѣненіями въ тончайшемъ строеніи зародышевой плазмы, мы должны допустить существованіе въ послѣдней, по крайней мѣрѣ, двухъ независимыхъ зародышевыхъ единицъ, такъ какъ если бы была одна, то ея измѣненіе непремѣнно повело бы за собою не только измѣненіе гусеницы, но и самой бабочки. Равнымъ образомъ, когда мы видимъ, что бабочки двухъ близкихъ видовъ имѣютъ разныя крылья или даже части крыльевъ, мы обязательно должны признать для каждой подобной отличающейся части самостоятельную зародышевую единицу, потому что безъ этого было бы совершенно необъяснимо, какимъ образомъ эта часть могла измѣниться при сохраненіи другихъ частей неизмѣненными. Число этихъ единицъ въ многоклѣточномъ организмѣ должно быть очень велико, такъ какъ каждой самостоятельно измѣняющейся части должна соотвѣтствовать опредѣленная единица, независимо отъ объема этой части. Кромѣ того, эти единицы должны быть не менѣе біофора, такъ какъ онѣ опредѣляютъ собою части организма, способныя измѣняться, слѣдовательно въ нихъ мы имѣемъ дѣло никакъ не съ молекулами, потому что съ представленіемъ о молекулѣ совершенно не вяжется представленіе объ измѣняемости. Но если мы зададимся вопросомъ, какіе участки многоклѣточнаго организма должны опредѣлять эти единицы, то мы увидимъ, что простого отвѣта на этотъ вопросъ дать нельзя. Дарвинъ считалъ, что для каждой клѣтки должна быть своя единица; Де-Фри принималъ особую единицу даже для самостоятельныхъ частей клѣтки; отвѣтъ Вейсманна совершенно иной.

Строго говоря, онъ соглашается и съ Дарвиномъ, и съ Де-Фри, такъ какъ для него особая зародышевая единица можетъ быть связана и съ клѣткой, и съ частью клѣтки; но онъ принципіально расходится съ ними, говоря, что существованіе такой единицы обусловливается не объемомъ той или другой части многоклѣточнаго организма, а ея способностью измѣняться независимо отъ другихъ частей. Въ тѣлѣ какого-либо изъ высшихъ животныхъ существуютъ, наприм., милліарды кровяныхъ тѣлецъ, которыя совершенно не локализированы и вмѣстѣ съ тѣмъ совершенно равнозначущи; въ виду этого, извѣстная измѣнчивость присуща всей ихъ массѣ, и потому для всѣхъ этихъ тѣлецъ достаточно имѣть одну зародышевую единицу, или одинъ детерминантъ, какъ называетъ эти единицы Вейсманнъ. Существуютъ и другія группы клѣтокъ въ организмѣ, которыя представлены въ зародышевой плазмѣ не поклѣточно. Наприм., если нервныя клѣтки головного мозга представлены въ зародышевой плазмѣ каждая своимъ собственнымъ детерминантомъ, такъ какъ безъ этого трудно было бы объяснить различные случаи наслѣдственной передачи умственныхъ способностей у человѣка, то едва ли можно допустить, что каждое мышечное волокно, каждое соединительно-тканное тѣльце или эпителіальная клѣтка имѣетъ свой собственный детерминантъ. Вѣроятнѣе всего, что большая или меньшая группа клѣтокъ представлена въ этомъ случаѣ однимъ общимъ детерминантомъ, и это подтверждается даже наблюденіемъ. Такъ при развитіи нѣкоторыхъ насѣкомыхъ мы видимъ разрушеніе личиночныхъ органовъ въ такой степени, что отъ органа или его части остается лишь нѣсколько клѣтокъ, на счетъ которыхъ и развивается соотвѣтствующій оргнанъ взрослаго насѣкомаго. Въ этомъ случаѣ прямо можно утверждать, что только для этихъ клѣтокъ въ зародышевой плазмѣ и находятся соотвѣтствующіе детерминанты. Точно также намъ нѣтъ никакой надобности предполагать, что каждому волосу соотвѣтствуетъ особый детерминантъ; но если среди пространства, занятаго нормальными волосами, выдается бѣлый пучокъ, который передается наслѣдственно, мы не можемъ объяснить себѣ этого иначе, какъ допустивъ существованіе соотвѣтствующаго детерминанта. У простѣйшихъ организмовъ, конечно, каждая клѣтка можетъ имѣть свой собственный детерминантъ въ зародышевой плазмѣ, но у многоклѣточныхъ число детерминантовъ всегда меньше числа клѣтокъ, входящихъ въ составъ организма, такъ какъ многія группы большаго или меньшаго объема представлены въ зародышевой плазмѣ каждая однимъ детерминантомъ. Детерминантомъ можетъ быть и біофоръ въ томъ случаѣ, когда онъ намѣчаетъ собою въ зародышевой плазмѣ какую-либо самостоятельно измѣняющуюся часть клѣтки, но такого опредѣленія мы не будемъ придавать біофору и, разсматривая детерминантъ какъ единицу, намѣчающую собою или клѣтку, или группу клѣтокъ, мы будемъ всегда считать детерминантъ за единицу высшаго порядка, нежели біофоръ. Не трудно доказать далѣе, что біофоры, образуя детерминантъ, лежатъ не безпорядочною группой, а въ строго опредѣленномъ порядкѣ. Это слѣдуетъ уже изъ того, что детерминанты должны обладать способностью размноженія. Хорошо извѣстно какъ значительно можетъ увеличиваться во время развитія зародышевая плазма въ оплодотворенномъ яйцѣ, а это возможно только при томъ условіи, что размножаются составляющія ее одаренныя жизнью частицы, біофоры. Но если бы біофоры, намѣчающіе собою клѣтку, лежали безпорядочно и не образовали опредѣленной группы, отграниченной отъ рядомъ лежащихъ, то какимъ образомъ они могли бы намѣтить строго опредѣленныя свойства клѣтокъ? Слѣдовательно размноженіе біофоровъ можетъ идти лишь въ замкнутыхъ предѣлахъ образуемаго ими детерминанта и собою обусловливать размноженіе послѣдняго. Это въ свою очередь приводитъ насъ къ тому, что детерминантъ есть, взятый самъ по себѣ, единица живущей матеріи. Наконецъ, мы должны допустить размноженіе детерминантовъ уже потому, что, по Вейсманну, детерминантъ намѣчаетъ собою иногда цѣлую группу клѣтокъ. Послѣднее же возможно лишь при томъ условіи, что при развитіи детерминантъ размножается.

Такимъ образомъ, въ своихъ детерминантахъ Вейсманнъ удержалъ изъ пангенезиса зародышки клѣтокъ, которые могутъ размножаться, но кромѣ нихъ принялъ еще другія единицы низшаго порядка, а также отклонился отъ Дарвина въ томъ, что не для каждой клѣтки принимаетъ обязательное существованіе особаго зародышка. Принятіе одаренныхъ жизнью частицъ низшаго и высшаго порядка позволяетъ во многомъ освѣтить явленія наслѣдственности, но этимъ теорія наслѣдственности еще не заканчивается. Пускай въ зародышевой плазмѣ существуютъ и біофоры, намѣчающіе собою части клѣтокъ, и детерминанты, намѣчающіе клѣтки и группы клѣ. токъ, все-таки, еще остается совершенно необъяснимымъ то, какимъ образомъ зародышевая плазма отдѣляетъ отъ себя различныя идіоплазмы клѣтокъ въ такой послѣдовательности, что это приводитъ къ построенію организма? Въ этомъ вопросѣ заключается, можно сказать, вся исторія развитія любой особи, и Вейсманнъ, при отвѣтѣ на него, обнаруживаетъ больше, чѣмъ въ другихъ мѣстахъ изложенія своей теоріи, мастерское умѣнье группировать факты.

Прежде всего, мы должны обратить вниманіе на то, что строеніе зародышевой плазмы въ высшей степени опредѣленно и что эта опредѣленность намѣчается всѣмъ прошлымъ плазмы. Если мы указали выше, что для нѣкоторыхъ обширныхъ группъ клѣтокъ, какъ, наприм., клѣтокъ, развивающихъ мышцы, достаточно одного детерминанта, этимъ мы не хотѣли сказать, что для мышцъ въ дѣйствительности всегда находится одинъ детерминантъ. При такомъ условіи вся мышечная система измѣнялась бы одновременно, но мы видимъ, что этого нѣтъ, что различныя мышечныя группы могутъ измѣняться самостоятельно, что заставляетъ насъ признать, что въ зародышевой плазмѣ мышечная ткань намѣчена нѣсколькими детерминантами, изъ коихъ большее или меньшее число можетъ развиться въ мышцы, смотря по тому, сколько мышечныхъ партій (независимо отъ ихъ объема) обнаружитъ наклонность къ независимой измѣняемости. Такимъ образомъ, въ зародышевой плазмѣ на ряду съ дѣятельными детерминантами мы признаемъ существованіе недѣятельныхъ, но которые въ тѣхъ или другихъ условіяхъ могутъ вступить въ дѣятельность. Если же каждый изъ такихъ одинаковыхъ детерминантовъ долженъ намѣчать собою опредѣленную клѣтку или группу клѣтокъ, конечно, онъ не можетъ находиться въ любомъ мѣстѣ зародышевой плазмы или перемѣнять мѣсто въ зависимости отъ различныхъ условій; напротивъ, онъ долженъ быть строго локализированъ, и только такимъ образомъ можетъ быть объяснено, что каждый детерминантъ вступаетъ въ общій циклъ развитія особи въ опредѣленное время и на опредѣленномъ мѣстѣ. Какъ на примѣръ, можно указать на образованіе придатковъ на членикахъ усиковъ у рачковъ. Каждый придатокъ можетъ измѣняться независимо отъ другихъ,-- слѣдовательно, долженъ имѣть свой детерминантъ, но детерминанты отдѣльныхъ члениковъ могутъ быть совершенно одинаковы. Или въ томъ случаѣ, когда наблюдается измѣненіе на одной изъ двухъ сторонъ животнаго, построеннаго по типу двубоковой симметріи, мы, въ свою очередь, должны признать существованіе нѣсколькихъ одинаковыхъ детерминантовъ, такъ какъ въ противномъ случаѣ измѣненіе шло бы одинаково на лѣвой и на правой сторонѣ.

Какъ прямое слѣдствіе сейчасъ высказаннаго положенія о мѣстѣ, занимаемомъ детерминантами въ зародышевой плазмѣ, является то, что сама зародышевая плазма не можетъ быть произвольнаго размѣра и формы, по представляетъ собою строго опредѣленную единицу, отъ которой ничего нельзя отнять и къ которой ничего нельзя прибавить. Иными словами, мы должны признать существованіе группъ детерминантовъ, какъ единицъ третьяго порядка, и эти единицы Вейсманнъ называетъ идами. Какъ детерминантъ, образованный біофорами, имѣетъ другія свойства, нежели біофоры, такъ точно идъ имѣетъ другія свойства, нежели детерминантъ. Но всѣ эти единицы трехъ разныхъ категорій обладаютъ общими жизненными свойствами -- рости и размножаться дѣленіемъ. Разнообразныя явленія наслѣдственности, сопровождающія половое размноженіе, убѣждаютъ насъ въ томъ, что зародышевая плазма состоитъ не изъ одного, а изъ нѣсколькихъ видовъ, которые могутъ роста и размножаться дѣленіемъ. Измѣненія зародышевой плазмы ида въ теченіе индивидуальнаго развитія сводится, по теоріи Вейсманна, къ послѣдовательному дробленію детерминанта на все меньшія и меньшія группы, пока, наконецъ, не получатся клѣтки, изъ которыхъ каждая будетъ содержать только одинъ родъ детерминантовъ, имѣющихъ опредѣлить ея свойства. Этотъ процессъ послѣдовательнаго дробленія детерминантовъ вытекаетъ изъ того, что совершенно невозможно и излишне допустить существованіе всѣхъ детерминантовъ зародышевой плазмы въ каждой клѣткѣ. При послѣднемъ допущеніи пришлось бы предположить, что въ каждой клѣткѣ сотни тысячъ детерминантовъ остаются до извѣстнаго времени бездѣятельными, что, конечно, менѣе вѣроятно, нежели ранѣе сдѣланное допущеніе, что одинъ детерминантъ въ извѣстное время проявляетъ дѣятельность.

Теперь мы естественно подошли къ вопросу, какія же причины вліяютъ на расчлененіе зародышевой плазмы ида на все меньшія и меньшія группы детерминантовъ. Причинами этими можетъ быть только строеніе зародышевой плазмы ида, въ которой каждый детерминантъ имѣетъ свое собственное опредѣленное мѣсто, разновременное размноженіе детерминантовъ и заключенныя въ нихъ силы притяженія. Останавливаться здѣсь подробно на строеніи зародышевой плазмы мы не можемъ, такъ какъ это выходить за предѣлы общедоступной статьи, но мы укажемъ только на то, что зародышевая плазма, образованная изъ біофоровъ, детерминантовъ и идовъ, представляющихъ собою одаренныя жизнью единицы разнаго порядка, могла развиться до своей современной сложности только пройдя длинный путь измѣненій, въ теченіе котораго новыя поколѣнія плазмы историческимъ путемъ, наслѣдственно, пріобрѣтали все большую и большую сложность. Въ теченіе этого пути опредѣлились какъ мѣста детерминантовъ, такъ и ихъ взаимное отношеніе, чѣмъ самымъ опредѣлилась и послѣдовательность въ выдѣленіи группъ детерминантовъ при индни и дульномъ развитіи. Отмѣтимъ, еще то, что на идъ мы никоимъ образомъ не можемъ смотрѣть какъ на миніатюръ того организма, который современемъ разовьется изъ него. Въ идѣ, въ его детерминантахъ заложены всѣ части будущаго организма до клѣтокъ включительно, но расположеніе детерминантовъ вовсе не соотвѣтствуетъ расположенію намѣчаемыхъ ими частей. Простого наблюденія надъ развивающимся зародышемъ достаточно, чтобъ убѣдиться, какъ велика разница между строющимся, развивающимся и уже готовымъ организмомъ.

Вмѣстѣ съ тѣмъ строеніе детерминантовъ, ихъ образованіе изъ значительнаго количества біофоровъ, въ свою очередь, опредѣляетъ разновременность ихъ размноженія. Мы видѣли выше, что детерминанты могутъ быть весьма различны и что эта разница обусловливается не только различнымъ количествомъ біофоровъ, входящихъ въ составъ детерминантовъ, но и различнымъ расположеніемъ біофоровъ въ тѣхъ детерминантахъ, которые состоятъ изъ одного и того же количества біофоровъ. Но и біофоры, и детерминанты суть одаренныя жизнью единицы и, какъ таковыя, находясь въ совершенно одинаковыхъ условіяхъ питанія, въ разное время достигнутъ зрѣлости вслѣдствіе разницы въ ихъ строеніи.

И такъ, строеніе детерминантовъ обусловливаетъ ихъ разновременную зрѣлость; строеніе зародышевой плазмы ида опредѣляетъ послѣдовательность въ назрѣваніи детерминантовъ; наконецъ, что касается тѣхъ причинъ, которыя вызываютъ размноженіе біофоровъ, детерминантовъ и идовъ, то онѣ заключаются въ притяженіи, которымъ одарены перечисленныя единицы, вліяющія другъ на друга. Въ пользу существованія этихъ силъ, заключенныхъ въ самихъ элементахъ, говоритъ прямое наблюденіе, что нити хроматина растепляются независимо отъ внѣшнихъ импульсовъ.

Прослѣдимъ теперь судьбу всѣхъ этихъ единицъ въ теченіе развитія многоклѣточнаго организма. Когда зрѣлое яйцо распадается на первыя части дѣленія, дѣлится и идъ зародышевой плазмы его ядра, распредѣляя первыя назрѣвшія группы детерминантовъ въ первыхъ шарахъ дробленія. Положеніе детерминантовъ опредѣляетъ собою затѣмъ зрѣлость слѣдующихъ ихъ группъ еще меньшаго объема, которыя располагаются въ новыхъ шарахъ дробленія. Такъ идетъ въ теченіе всего времени, пока детерминанты дробятся все на болѣе мелкія группы, опредѣляющія собою разные органы. Наконецъ, организмъ заложенъ во всѣхъ своихъ частяхъ, и вотъ детерминанты распадаются на біофоры, и послѣдніе размѣщаются въ ядрахъ клѣтокъ, чтобы затѣмъ пройти черезъ оболочку ядра, выйти въ тѣло клѣтки и дать послѣдней опредѣленный характеръ.

Изъ этого очерка само собою слѣдуетъ, что безъ признанія детерминантовъ трудно объяснить наслѣдственное сходство общаго характера, выражающееся въ общемъ планѣ строенія, или въ существованіи признаковъ, характеризующихъ классы, отряды, семейства и роды. Біофоры Вейсманна или пангены Де-Фри опредѣляютъ свойства клѣтокъ, слѣдовательно, по скольку этимъ выражаются, индивидуальное и видовое различія; опредѣлить же собою черты общія большимъ группамъ они не могутъ, и потому Вейсманнъ является совершенно послѣдовательнымъ, когда кромѣ біофоровъ выводитъ еще детерминанты и иды. Конечно, во всемъ этомъ преобладаютъ соображенія надъ фактами, предположенія надъ наблюденіями, но нельзя отрицать, что разныя частицы хроматина ядра, которыя мы наблюдаемъ, приближаются къ тому, что Вейсманнъ разумѣетъ подъ идами. Во всякомъ случаѣ, мы вправѣ ожидать отъ будущаго, что физіологическая химія познакомитъ насъ болѣе обстоятельно съ тѣми мельчайшими частицами плазмы, которыя одарены жизнью.

Вейсманнъ осложняетъ свою теорію тѣмъ, что признаетъ существованіе многихъ однородныхъ идовъ въ зародышевой плазмѣ, что вытекаетъ, какъ необходимое слѣдствіе, изъ признанія многихъ однородныхъ детерминантовъ, о чемъ уже было замѣчено. Но это является необходимымъ допущеніемъ и по другой причинѣ. Теорія, чтобы быть полной, должна освѣтить различныя явленія и связать ихъ между собою; но простое признаніе существованія біофоровъ, детерминантовъ и идовъ для этой цѣли недостаточно,-- слѣдовательно, теорія должна быть сложнѣе. Въ самомъ дѣлѣ, какъ, наприм., объяснить явленія регенераціи, т.-е. возстановленія утраченныхъ частей, если признать въ зародышевой плазмѣ яйца только существованіе одной группы разнородныхъ идовъ? Организмъ развился, затѣмъ утратилъ нѣкоторую свою часть, откуда ей снова взяться? По теоріи же Вейсманна, когда какая-либо часть организма утрачивается, отъ нея остаются клѣтки, содержащія иды, необходимыя для развитія утраченной части. Эти иды, такъ сказать, до поры до времени сохраняются въ складочномъ магазинѣ организма, и если въ нихъ нѣтъ надобности, то ихъ присутствіе и не замѣчается; если же надобность наступила, иды начинаютъ развиваться, возстановляются клѣтки, размножаются детерминанты, опредѣляя роль новыхъ клѣтокъ, и, наконецъ, вся утраченная часть является возстановленной на счетъ запаснаго матеріала. Такое возстановленіе не можетъ идти неограниченно, но оно можетъ совершаться въ весьма большихъ размѣрахъ. Такъ возстановляются случайно утрачиваемыя части взрослаго организма, такъ возстановляются многіе внутренніе органы, нормально разрушающіеся въ извѣстныхъ стадіяхъ развитія. Къ этой регенераціи тѣсно примыкаетъ и одинъ изъ способовъ размноженія -- почкованіе и дѣленіе, изъ которыхъ дѣленіе представляетъ собою какъ бы послѣднюю ступень процесса регенераціи, состоящую въ развитіи и отдѣленіи новаго организма. Напротивъ, нѣкоторые виды почкованія тѣсно примыкаютъ къ развитію изъ яйца, но и въ томъ и въ другомъ случаѣ самая возможность процесса развитія, по Вейсманну, объясняется существованіемъ временно недѣятельныхъ идовъ въ зародышевой плазмѣ клѣтокъ или клѣтки.

Какъ относится Вейсманнъ къ передачѣ благопріобрѣтенныхъ особенностей, я имѣлъ случай говорить, но здѣсь, хотя кратко, объ этомъ надо упомянуть. Разъ развитіе любой особи сводится къ послѣдовательному размноженію клѣтокъ изъ одной, причемъ параллельно размноженію клѣтокъ размрожаются детерминанты, посылающія клѣткамъ, въ концѣ-концовъ, біофоры, опредѣляющіе ихъ свойства,-- разъ, другими словами, свойства клѣтокъ уже являются намѣченными въ яйцѣ,-- конечно, нечего говорить о наслѣдственной передачѣ благопріобрѣтенныхъ особенностей. При взглядѣ допускающемъ постоянство зародышевой плазмы, т.-е. закладку дочерняго организма въ ядрѣ яйцеклѣтки материнскаго, всѣ особенности, пріобрѣтаемыя организмомъ въ теченіе его существованія, конечно, не могутъ передаться его потомкамъ. Такимъ образомъ, можетъ казаться, что наслѣдственность не играетъ никакой роли при сохраненіи извѣстныхъ особенностей организаціи, что, конечно, затруднило бы принятіе эволюціоннаго ученія. Но Вейсманнъ не идетъ такъ далеко. По его мнѣнію, зародышевая плазма, не схватывая, такъ сказать, благопріобрѣтенныхъ особенностей, измѣняется подъ вліяніемъ различныхъ условій среды, которыя вызываютъ измѣненія и всего организма. Кромѣ того, при оплодотвореніи яйца сперматозоидомъ, что, какъ можно припомнить, влечетъ за собой выхожденіе одной части зародышевой плазмы и замѣну ея другой, зародышевая плазма вообще мѣняется, и въ силу этого въ организмахъ новыхъ поколѣній является громадный запасъ личныхъ уклоненій, какъ бы возмѣщающихъ собою отсутствіе ихъ наслѣдственной передачи. Что нужнѣе для подбора -- наслѣдственная передача особенностей благопріобрѣтаемыхъ, или сильное развитіе личныхъ особенностей, результатомъ чего бы оно ни было, рѣшить трудно. Во всякомъ случаѣ, пока есть личныя особенности, есть и подборъ, и чѣмъ разнообразнѣе онѣ, тѣмъ больше простора для подбора. При извѣстныхъ условіяхъ среды, преобладающихъ въ борьбѣ за существованіе, конечно, будутъ особи съ извѣстными, опредѣленными признаками, которые мы принимаемъ за видовые. Слѣдовательно, Вейсманнъ, въ отличіе отъ тѣхъ лицъ, которые признаютъ наслѣдственную передачу признаковъ благопріобрѣтенныхъ и этимъ, какъ и подборомъ, объясняютъ существованіе группы организмовъ съ извѣстнымъ постоянствомъ признаковъ, переноситъ центръ тяжести на подборъ. Онъ говоритъ, что, вслѣдствіе измѣненія зародышевой плазмы яйца и сперматозоида, личныя особенности особей новыхъ поколѣній появляются даже тогда, когда условія существованія извѣстной группы кажутся намъ постоянными. Съ другой стороны, и при условіяхъ существованія измѣняющихся, матеріалъ для подбора дается вслѣдствіе развитія особей изъ измѣняющейся зародышевой плазмы. И въ томъ, и въ другомъ случаѣ вліяніе подбора не ослабѣваетъ.

Затѣмъ, какъ ни странно это покажется на первый взглядъ, а вопросъ о наслѣдственной передачѣ тѣхъ или другихъ особенностей организаціи приводитъ насъ и къ вопросу о происхожденіи организмовъ. Въ самомъ дѣлѣ, мы видимъ, что не въ свойствахъ клѣтки, а въ свойствахъ плазмы должно искать объясненія всѣмъ тѣмъ явленіямъ, которыя мы называемъ жизненными. Мы не сомнѣваемся, что плазма состоитъ изъ частицъ болѣе сложныхъ, чѣмъ молекула, но неизмѣримо болѣе мелкихъ и простыхъ, нежели клѣтка. Эти частицы или біофоры обладаютъ всѣми жизненными свойствами, и, конечно, если признавать возможность перехода неорганической матеріи въ организованную, живущую, то вмѣстѣ съ тѣмъ признавать и то, что первые появившіеся организмы были біофоры или крайне къ нимъ близки. Но въ такомъ случаѣ, и біофоры, и детерминанты, и иды являются только послѣдовательными стадіями развитія организмовъ, и если мы въ ихъ существованіи ищемъ объясненія явленій наслѣдственности, то очевидно, что подъ явленіями наслѣдственности мы разумѣемъ только исторію организованнаго міра. Начиная біофорами и кончая высшими представителями животнаго царства, исторія организованнаго міра вся записана на плазмѣ клѣтокъ. Только свитки живого пергамента недостаточно длинны, чтобъ исторія могла быть записана на нихъ полно, и природа выработала сокращенныя письмена, чтобъ однимъ знакомъ отмѣчать длинный рядъ событій. Отъ времени до времени сами свитки развертываются передъ нами (въ индивидуальномъ развитіи каждой особи организованнаго міра), но обыкновенно неполно или же представляютъ письмена, разгадать смыслъ которыхъ является не всегда возможнымъ. Только въ одномъ не можетъ быть сомнѣнія, а именно: чѣмъ внимательнѣе и безпристрастнѣе мы будемъ изучать живую матерію, въ которой скрыта исторія организованнаго міра, тѣмъ ближе подойдемъ мы къ чтенію этой исторіи. Организованная матерія непрерывнымъ и все расширяющимся потокомъ льется въ міръ съ тѣхъ поръ, какъ возникла. Этотъ потокъ дробится на безчисленные рукава и каждый рукавъ его въ свою очередь посылаетъ отъ себя безчисленныя вѣточки. Мы сами не болѣе какъ одна изъ такихъ вѣточекъ, лишь сравнительно недавно отдѣлившаяся отъ большого ствола. Въ настоящее время эти вѣтви безконечно разнообразны, но чѣмъ далѣе назадъ мы будетъ слѣдить за развѣтвленіями организованнаго міра, тѣмъ больше сходства мы будемъ между ними находить. Въ самой глубокой дали, уже за предѣлами міра доступнаго натуралисту, мелькаютъ иды, детерминанты, біофоры, или, еще лучше, если отрѣшиться отъ этихъ терминовъ и просто признать существованіе низшихъ организмовъ, столь малыхъ и столь простыхъ, что клѣтка кажется въ сравненіи съ ними колоссомъ и жизнь ея сложною необычайно. Такимъ образомъ мы подходимъ къ началу потока, съ которымъ сравнили организованный міръ, и первыя капли его, падающія на каменистое ложе внѣшнихъ условій существованія, признаемъ лишь за нѣчто высшее, нежели химическая молекула, безконечно малыя частицы организованной матеріи, которыя питаются, усвояютъ продукты питанія и размножаются. Какъ ни малы эти частицы, но онѣ рѣзко отличаются отъ химическихъ молекулъ своею нестойкостью. Съ необычайною легкостью измѣняется составъ ихъ вещества, другими словами -- онѣ живутъ, а вмѣстѣ съ жизнью и слѣдовательно размноженіемъ, попадая изъ однихъ условій въ другія, все болѣе и болѣе осложняются. Эта картина непрерывнаго потока плазмы, изъ котораго берутъ начала отдѣльные организмы, какъ самостоятельные, независимые другъ отъ друга, а на самомъ дѣлѣ тѣсно связанные между собою еще до своего рожденія, является однимъ изъ наиболѣе широкихъ обобщеній, до которыхъ только доходили біологи. Въ этой полной картинѣ, конечно, есть и факты, есть и допущенія. Это какъ бы реставрація колоссальнаго полотна, на которомъ изображено развитіе организованнаго міра. Отъ времени краски выцвѣли, только мѣстами остались болѣе или менѣе полные участки и по нимъ-то опытный художникъ воспроизводитъ цѣлое, помня, что всѣ участки, должны быть связаны въ одно общее. Для такой реставраціи нужно не только знаніе, но и талантъ, и, безъ сомнѣнія, Вейсманнъ обладаетъ тѣмъ и другимъ. Его книга не можетъ не произвести впечатлѣнія, а за этимъ несомнѣнно послѣдуетъ желаніе провѣрить то или другое, что, какъ извѣстно, служитъ вѣрнѣйшимъ способомъ къ движенію пауки впередъ.

Допустимъ, что біофоры, детерминанты, иды и друг. могли возникнуть только въ умѣ нѣмецкаго натуралиста, привыкшаго издавна примѣшивать философію къ своимъ біологическимъ изслѣдованіямъ, значеніе теоріи этимъ нисколько не умаляется, если только она вызоветъ новыя изслѣдованія, хотя бы, въ концѣ-концовъ, они и заставили отказаться отъ нея. Мы не думаетъ, чтобы отъ этой теоріи ничего не осталось, даже и въ далекомъ будущемъ. Въ ея основу положено слишкомъ много фактовъ, чтобъ она попала въ разрядъ многихъ другихъ теорій; но, конечно, противъ нея и сейчасъ можно сдѣлать много возраженій. Наиболѣе опасными въ настоящее время кажутся тѣ, которыя опираются на факты, пройденные со стороны Вейсманна молчаніемъ, что тѣмъ болѣе странно, что Вейсманнъ не могъ не знать ихъ, а зная, не могъ не придавать имъ значенія. Правда, пока эти факты еще не связаны между собой, но они до того однородны, что не придавать имъ значенія нельзя. Изъ этого не слѣдуетъ, что они должны оказаться безусловно гибельными для теоріи Вейсманна, но быть можетъ они заставятъ измѣнить ее или же расширить путемъ примиренія повидимому противурѣчивыхъ данныхъ. Какъ бы то ни было, при этомъ еще разъ не слѣдуетъ забывать, что Вейсманнъ самъ считаетъ свои соображенія только за начало разработки вопроса о явленіяхъ наслѣдственности, и вовсе не выдаетъ ихъ за что-либо окончательное. Возможно, что черезъ нѣсколько лѣтъ онъ внесетъ нѣкоторыя измѣненія и поправки въ свою теорію, возможно, что она вызоветъ горячее обсужденіе и тѣмъ самымъ будетъ подкрѣплена или расшатана. Во всякомъ случаѣ за нее говоритъ уже то, что она явилась не сразу, а постепенно. Вейсманнъ сначала былъ противъ "пангенезиса" Дарвина, но въ результатѣ десятилѣтнихъ изученій явленій наслѣдственности призналъ его существенную часть и разработалъ согласно съ современными данными біологіи. Де-Фри и нѣкоторые другіе идутъ по тому же пути, а ничто такъ не говоритъ въ пользу справедливости того или другого ученія, какъ то, что оно одновременно и независимо выработано разными лицами. Конечно, многіе скажутъ про теорію Вейсманна, что въ ней нѣтъ ничего новаго, что онъ только замѣнилъ пангены Де-Фри біофорами и ввелъ понятіе о детерминантахъ и идахъ. Но такое замѣчаніе будетъ невѣрно. Вейсманнъ и самъ признаетъ, что его біофоры то же, что пангены Де-Фри, но въ то же время онъ указываетъ и на существенное отличіе своего ученія, заключающееся въ введеніи понятій детерминанта и ида. Послѣ того, какъ мы показали значеніе этихъ проблематичныхъ элементовъ въ системѣ развитія органическаго міра, мы не можемъ не признать, что Вейсманнъ, введя эти понятія и доказавши необходимость признанія ихъ, вмѣстѣ съ тѣмъ пополнилъ пробѣлъ, остававшійся между біофорами или пангеной и клѣткой. Уже теперь можно сказать, что всѣ затрудненія, которыя ждутъ будущихъ изслѣдователей на этомъ пути, встрѣтятся именно при изученіи элементарнаго состава плазмы. Въ этомъ случаѣ біологамъ еще разъ придется обратиться за помощью другъ къ другу. Въ рѣшеніи этихъ вопросовъ понадобятся соединенныя усилія разныхъ спеціалистовъ, и мы не можемъ указать ни времени, когда эти изслѣдованія будутъ закончены, ни тѣхъ результатовъ, къ которымъ они приведутъ.

Во всякомъ случаѣ едва ли мы ошибаемся, говоря, что въ біологіи опять наступаетъ періодъ горячихъ споровъ и разностороннихъ изслѣдованій. Быть можетъ, споры не будутъ такъ ожесточенны, какъ были тридцать лѣтъ тому назадъ, когда о біологіи, объ ея задачахъ и методѣ судили и рядили всѣ, кто не имѣлъ на то ни малѣйшаго права, и иногда къ біологіи примѣшивали рѣшительно все, что не имѣло къ ней никакого отношенія. Но будемъ надѣяться, что при большемъ спокойствіи и большемъ безпристрастіи и результаты будутъ достигнуты скорѣе. Вопросъ о наслѣдственности, конечно, не задѣваетъ такъ, какъ вопросъ объ эволюціи организованнаго міра, но для насъ онъ, безъ сомнѣнія, представляетъ величайшій интересъ. Уже одно то, въ какую сторону будетъ рѣшенъ вопросъ о передачѣ благопріобрѣтаемыхъ особенностей, можетъ пріобрѣсти громадное практическое значеніе. Безъ массы наблюденій къ опредѣленнымъ выводамъ придти нельзя, но въ данномъ случаѣ возможны не только наблюденія, но и опыты. Объектомъ могутъ служить не только животныя и растенія, но и человѣкъ, и притомъ съ самыхъ разныхъ сторонъ. Нужны сотни наблюдателей, безпристрастная критика, и тогда всѣ данныя для строго-научной теоріи будутъ въ нашихъ рукахъ. Конечно, въ окончательной обработкѣ теорія наслѣдственности будетъ уже по своему характеру отличаться отъ теоріи Вейсманна. Послѣдняя слишкомъ обща, хотя на первый взглядъ можетъ казаться, что она обнимаетъ множество частностей. Но не будемъ забывать, что всякая теорія прежде всего должна согласоваться съ запасомъ фактовъ. Далѣе общей теоріи теперь и нельзя пойти, такъ какъ мы только подошли къ возможности изслѣдованія даннаго вопроса, но отнюдь не овладѣли тѣми средствами, которыя необходимы для его рѣшенія.

М. Мензбиръ.

"Русская Мысль", кн.X, 1893

Оставить комментарий Мензбир Михаил Александрович (bmn@lib.ru) Год: 1893 Обновлено: 05/09/2023. 76k. Статистика. Статья: Публицистика Сочинения	Скачать FB2 Ваша оценка:

Мензбир Михаил Александрович Опыт теории наследственности

НАУЧНЫЙ ОБЗОРЪ.

Опытъ теоріи наслѣдственности.

Мензбир Михаил Александрович
Опыт теории наследственности