Belle-maman, moeurs contemporaines, par Debut de La forest. Авторъ предпосылаетъ роману предисловіе въ видѣ посвященія своему другу, извѣстному романисту Орельену Шолю. Мы же безъ всякихъ предисловій возьмемся прямо за фабулу, а о посвященіи потолкуемъ въ послѣсловіи. Заслуженный генералъ Кладель, всѣми чтимый герой франко-прусской войны, женатъ на прелестной во всѣхъ отношеніяхъ особѣ. Отъ перваго брака у него есть взрослая дочь Леони. Жермена -- belle-maman и Леони дружны, какъ два ангела небесныхъ. ухаживаютъ за старикомъ генераломъ, боготворятъ его. Идиллія немножко утрирована авторомъ, но это не мѣшаетъ радоваться на нее другу генерала. доктору, а съ нимъ и читателю. Графъ де-Монтиньи, капитанъ квартирующаго по близости полка, влюбляется въ Леони; она въ него; препятствій нѣтъ, партія подходящая,-- честнымъ пиркомъ и за свадебку... Другая идиллія. Обѣ онѣ то текутъ параллельно въ городѣ и въ деревнѣ у генерала, то сливаются подъ одною кровлею къ общему удовольствію. До свадьбы капитанъ жилъ съ одною актрисою; но, влюбившись въ Леони и собравшись жениться, выдалъ своей бывшей возлюбленной соотвѣтствующій его положенію кушъ и выпроводилъ ее въ Италію,-- отъ грѣха подальше, значитъ. Но грѣхъ подкарауливаетъ его съ другой стороны во образѣ belle-maman. Монтиньи влюбляется въ мачиху жены, главнымъ образомъ, потому, что нѣжно любящая и страстно имъ любимая Леони, готовясь быть матерью, подурнѣла, ни наряжаться, не выѣзжать не можетъ; а Жермена и наряжается, и танцуетъ, и привлекаетъ всею прелестью молодой женщины, неиспытавшей сладости любви, понимаемой въ данномъ случаѣ довольно односторонне. Первое его объясненіе въ любви съ Жерменой кончается самымъ естественнымъ образомъ: молодая женщина выгоняетъ его вонъ и, оставшись одна, восклицаетъ: "Не бойся, Леони, я твоя шатай!..." Между тѣмъ, актриса вернулась, она все еще любитъ капитана, а Леони все дурнѣетъ. И вотъ Монтиньи возобновляетъ прежнюю связь, только приказываетъ актрисѣ одѣваться, какъ Жермена, и подражать ея голосу, ея манерѣ, во время свиданій съ нею устраиваетъ для себя своего рода иллюзію, зоветъ актрису именемъ belle-maman. Леони подозрѣваетъ невѣрность мужа и приходитъ въ Полное отчаянье, когда письмо одной театральной соперницы подтверждаетъ ея опасенія. Тутъ вступается belle-maman, Жермена, и миритъ молодыхъ супруговъ. Идиллія на время воскресаетъ, но уже не совсѣмъ искренняя. Капитанъ гдѣ-то добылъ фотографическую карточку Жермены, осыпалъ ее поцѣлуями, облилъ слезами и, не выпуская изъ рукъ, уснулъ въ тѣнистомъ саду. Пришла Леони, увидала карточку мачихи, вернувшись домой, сдѣлала Жерменѣ страшную сцену, обвиняя ее въ связи съ капитаномъ, и въ тотъ.же день уѣхала съ мужемъ въ городъ. Жермена въ страшномъ волненіи. Она ли не любила Леони, она ли не пожертвовала сладостями любви ради ея спокойствія, и за все это, вмѣсто благодарности, тяжкія оскорбленія. Въ разгаръ этихъ думъ Монтиньи входитъ въ ея комнату, опять говоритъ о своей любви. Въ нравственной и физической борьбѣ съ жгучею страстью влюбленнаго молодая женщина изнемогаетъ... Проходитъ недѣля. Докторъ успѣлъ кое-какъ всѣхъ помирить, все уладить. Но тутъ Леони случайно подслушиваетъ разговоръ своего мужа съ belle-maman. Онъ уговариваетъ Жермену бросить старика генерала и бѣжать вмѣстѣ за границу. Леони убѣждается въ томъ, что ея мужъ былъ любовникомъ мачихи, снимаетъ со стѣны револьверъ и стрѣляетъ въ измѣнника. Сбѣжавшимся на выстрѣлъ Монтиньи успѣваетъ сказать, что застрѣлился самъ; а Леони падаетъ въ объятья Жермены и говоритъ: Я его обожала, belle-maman".
Романъ написанъ живо и читается легко, но... Вотъ по случаю этого "но" намъ и предстоитъ вернуться къ предисловію. Въ немъ авторъ говоритъ: "Меня давно поражало крайнее неудобство совмѣстной жизни, постоянныя опасности, въ которыя ставится домашній очагъ нѣжными изліяніями и родственными ласками, отклоняющими боязнь чего-нибудь дурнаго, а также всякое наблюденіе за самимъ собою". Далѣе Лафоре указываетъ на послѣдствія сожительства въ крестьянскихъ семьяхъ, достаточно знакомыя русскимъ пожившимъ въ деревняхъ. Для демонстраціи такой-то опасности и написанъ романъ Belle-maman. Но,-- возразимъ мы,-- представленный авторомъ случай нисколько ни убѣдителенъ и отнюдь не доказываетъ положенія, поставленнаго въ вышеприведенномъ предисловіи. Это не болѣе, какъ возможный случай, а не необходимый результатъ совмѣстной жизни и родственныхъ отношеній между зятемъ и тещей, какъ бы она ни была молода. Для того, чтобы подобный казусъ случился, вовсе не необходима жизнь вмѣстѣ, въ одномъ домѣ; то же самое могло произойти и при жизни въ разныхъ домахъ. На возможной случайности нельзя строить какихъ бы то ни было выводовъ; мало ли что бываетъ, стоитъ только припомнить исторію Козьмы III, семейства Ченчи, дона Карлоса... Если начать на ихъ основаніи дѣлать общія заключенія, то можно зайти такъ далеко, что, въ концѣ-концовъ, и выхода не окажется. Равнымъ образомъ ставить въ заголовкѣ такого романа, что это -- moeurs contemporaines (очеркъ современныхъ нравовъ), кажется намъ неумѣстнымъ. Все изображенное въ романѣ не составляетъ отличительнаго признака настоящаго состоянія нравовъ: то же самое бывало и пятьдесятъ, и сто, и болѣе лѣтъ тому назадъ, много болѣе,-- бывало съ тѣхъ поръ, какъ появились на свѣтъ тещи и зятья, и будетъ случаться болѣе или менѣе рѣдко до тѣхъ поръ, пока люди будутъ... людьми. Такими книжками, какъ романъ Лафоре, нравы не исправляются. Выше мы сказали, что романъ легко читается и живо написанъ; этимъ мы, впрочемъ, не хотѣли сказать, что онъ хорошъ,-- въ немъ не мало крупныхъ недостатковъ. Самый главный тотъ, что ни одно изъ дѣйствующихъ лицъ не возбуждаетъ настоящей симпатіи: герой, капитанъ де-Монтиньи, пошловатъ, въ переряживаніяхъ актрисы въ Жермену немножко комиченъ, а въ сценахъ съ Жерменой -- скотоподобенъ и гадокъ. Личность Жермены не характерна; эта какая-то неясная фигура; у нея не хватаетъ силы ни на то, чтобы отдаться зятю, ни на то, чтобы ему не отдаться. Вышло ни то, ни се; захватилъ ее Монтиньи врасплохъ, какъ могъ бы захватить всякій другой красивый офицеръ, нецеремонный на насиліе. Несчастная жена, Леони, возбуждаетъ невольную улыбку постоянными примиреніями съ своимъ пошлымъ мужемъ. Конецъ мало правдоподобенъ, не производитъ впечатлѣнія; читатель какъ бы не вѣритъ въ столь трагическую развязку и читатель правъ,-- эта развязка выдуманная, дѣланная: тутъ и подслушиванье, и револьверъ припасенъ, только нарочно, и рѣчь, высокимъ слогомъ сказанная молоденькою женщиною, пришедшею убить невѣрнаго мужа,-- все это годилось бы въ мелодраму, а въ романѣ не годится: эффекты получаются нежелательные, слегка смѣхотворные.