Аннотация: I. Восстание Богдана Хмельницкого и его последствия.
Очерки соціальной исторіи Малороссіи.
1. Возстаніе Богдана Хмельницкаго и его послѣдствія.
(Продолженіе).
VI.
Начиная свое возстаніе, Богданъ Хмельницкій едва-ли имѣлъ въ виду коренной соціальный переворотъ и, во всякомъ случаѣ, не выдвигалъ опредѣленныхъ плановъ полной и радикальной перестройки существовавшаго въ Малороссіи общественнаго уклада. Не выдвигалъ такихъ плановъ Хмельницкій, какъ мы видѣли, и позже, когда послѣ первыхъ одержанныхъ побѣдъ велъ переговоры съ польскимъ правительствомъ, и даже тогда, когда присоединялъ Малороссію къ Московскому государству. Расширить численность и права казачества, нѣсколько улучшить положеніе крестьянства и въ остальномъ сохранить въ неприкосновенности прежній сословный строй -- такъ можно было бы формулировать соціальную задачу возстанія въ томъ видѣ, въ какомъ она представлялась Хмельницкому и окружавшей его казацкой старшинѣ. Но въ такой постановкѣ задачи возстанія скрывалось внутреннее противорѣчіе, дѣлавшее ее неразрѣшимой. И въ дѣйствительности она была разрѣшена иначе. Стихійная сила народнаго возстанія увлекла его вождей неизмѣримо дальше, чѣмъ они того хотѣли, и соціальный строй, водворившійся въ Малороссіи послѣ возстанія, оказался совершенно непохожимъ на тотъ, какой существовалъ въ ней въ моментъ, когда Богданъ Хмельницкій выступалъ изъ Запорожской Сѣчи въ первый свой походъ противъ поляковъ.
Прежде всего, высшій классъ стараго общества -- шляхта -- былъ, какъ мы уже видѣли, совершенно сломленъ бурей возстанія. Часть шляхтичей погибла отъ руки крестьянъ въ возставшихъ селахъ и деревняхъ Малороссіи, часть бѣжала въ Польшу, а немногочисленные уцѣлѣвшіе шляхтичи не смогли уже удержать за собою положенія особой сословной группы, и остатки шляхты растворились въ рядахъ казацкаго войска, къ которому они примкнули. Правда, нѣкоторые изъ уцѣлѣвшихъ родовъ старой шляхты въ житейскомъ обиходѣ довольно долго и упорно сохраняли за собою свое прежнее имя. Еще въ первой и даже въ началѣ второй четверти XVIII вѣка встрѣчались отдѣльныя семьи, продолжавшія именовать себя "шляхтичами" и "земянами" {Въ 1714 г. Лук. и Ив. Пищики, "земляне любецкіе", продаютъ свой Пищиковскій грунтъ, на которомъ сами живутъ, полковнику черниговскому Павлу Полуботку.-- Рум. Опись въ библіотекѣ Академіи Наукъ, т. 6. Въ 1726 г. "Тимохъ Стефановъ Величко, земянинъ любецкій, житель Бѣлоуса Евтуховаго", продаетъ свою землю въ с. Старыхъ Величкахъ -- тамъ же, т. 7 и документы монастырей, переданные изъ архива Черниг. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, NoNo 1616--2748 и 1616--1356.}. Но не только въ эту болѣе позднюю эпоху, а и непосредственно послѣ возстанія это имя было уже однимъ только голымъ именемъ, за которымъ не стояло никакихъ реальныхъ правъ, являлось просто бытовымъ терминомъ, не связаннымъ ни съ какими юридическими понятіями. Тотъ же самый человѣкъ, который въ одномъ актѣ называлъ себя "шляхтичемъ", въ другихъ назывался по должности, какую онъ занималъ въ козацкомъ войскѣ, или, если не имѣлъ въ данное время никакой должности, именовался, смотря по степени того вліянія, которымъ онъ пользовался въ своей мѣстности, "значнымъ товарищемъ войсковымъ", или просто "войсковымъ товарищемъ". И эта послѣдняя терминологія вполнѣ отвѣчала существу дѣла. Дѣйствительно, такой "шляхтичъ", или "земянинъ" по своимъ правамъ нисколько не отличался отъ всякаго другого козака, и шляхетскія семьи въ этомъ смыслѣ вполнѣ уравнивались со всѣмъ остальнымъ "товариствомъ". Даже больше того,-- потомки нѣкоторыхъ изъ старыхъ шляхетскихъ родовъ съ теченіемъ времени, опускаясь подъ давленіемъ неблагопріятно сложившихся обстоятельствъ все ниже и ниже, перешли въ ряды крестьянъ, или "посполитыхъ", и въ свою очередь попали въ положеніе "подданныхъ".
Такова была, между прочимъ, судьба довольно многихъ семей изъ числа той мелкой любецкой шляхты, которая во время возстанія присоединилась къ Хмельницкому и получила отъ него подтвержденіе своихъ земель. Въ 1723 г. Жители с. Семаковъ въ жалобѣ, поданной ими замѣнявшему гетмана "администратору", разсказывали, что предки ихъ при польскихъ короляхъ "обще всѣ шляхта суща служили Въ войску", а потомъ, "по испраздненіи пановъ польскихъ", служили въ сотнѣ любецкой, въ куренѣ Зубашиномъ, "на своихъ вѣкуистыхъ дѣдизныхъ добрахъ сидѣли и изъ тыхъ добръ войсковую службу отбывали". Когда же въ послѣдней четверти XVII вѣка черниговскимъ полковникомъ сталъ Яковъ Лизогубъ. Онъ вкупился въ ихъ земли и "едного времени, призвавши до себе всѣхъ Семаковцовъ, заказалъ онымъ, абы его тилко двора смотрѣли, а подъ сотнею не служили, и оттолѣ, по малу-малу подбивши подъ власть свою, якъ хотѣлъ, уже въ ними и поступовалъ, Семаковцами. Первѣе поборы бралъ по шостаку въ нихъ, а потомъ и по другомъ, а далѣй рокъ отъ року (годъ отъ году) и по гривнѣ. Змершу же Іякову Ллзогубу, насталъ сынъ его Евфимъ Лизогубъ полковникомъ черниговскимъ и сталъ такъ драти Семаковцовъ, же (что) перше бралъ по золотому, далѣй по другому, а на остатокъ по полтинѣ, кромѣ панщиною немѣрной тяготы бѣду отъ него терпѣли, а когда и Евфимъ померъ Лизогубъ, насталъ сынъ его, Семенъ Лизогубъ, надъ Семаковцами паномъ" {Румянцевскій Музей, Архивъ Маркевича, No 866; см. также No 965..}. Въ 1749 г. четверо жителей д. Скугаровъ жаловались въ генеральный войсковой судъ: "въ начала де вступленія Малороссіи въ польского владѣнія за гетмана Богдана Хмельницкаго подъ высокославную всероссійскаго престола державу вся любецкаго уѣзду шляхта при прежнихъ своихъ вольностяхъ, свободахъ и военской службѣ оставлена... во время же гетмана Мазепы какъ прочую любецкую шляхту, такъ де и ихъ Скугаровъ онъ, Мазепа, подвернулъ себѣ въ подданство, посля жъ того прочіимъ владѣлцамъ роздалъ въ подданство, въ томъ числѣ и ихъ, Скугаровъ, умершему полковнику черниговскому Полуботку отдалъ, а Полуботокъ Антоніевскому монастырю Любецкому" {Протоколы войскового генеральнаго суда. Московскій Архивъ Министерства Юстиціи, дѣла бывшей Черниговской Палаты Угол. и Гражд. Суда, опись 17, связка 12, кн. 48, дѣло 275, л. 206.}. Подобные же случаи происходили и въ другихъ мѣстахъ. Въ 1742 г. Павелъ и Иванъ Добродѣи, жители д. Добродѣевки стародубовскаго полка, жаловались войсковому генеральному суду, что предки ихъ во время принадлежности Малороссіи Польшѣ были шляхтичами, а послѣ отдѣленія отъ Польши "стародубовскимъ полковникамъ наслуговали дворянско", самихъ же ихъ "въ свое подданство повернулъ", завладѣвъ предварительно ихъ землями, войсковой канцеляристъ Романъ Коншицъ. Произведенное слѣдствіе выяснило, что Добродѣи дѣйствительно шляхетскаго происхожденія, но дѣдъ ихъ убилъ дѣда Романа Коншица и за это убійство уступилъ сыну убитаго половину своихъ земель, а позднѣе Коншицы завладѣли остальными землями, и самими Добродѣями {Тамъ же, св. 7, кн. 37, д. 114, лл. 603 об.-- 606,}.
Такимъ образомъ, въ новой эпохѣ жизни Малороссіи сохранялось еще въ теченіе нѣкотораго времени прежнее имя шляхты, но этимъ именемъ обозначалось теперь лишь происхожденіе отдѣльныхъ семей и лицъ, не обладавшихъ никакими особыми правами и не смыкавшихся въ обособленную сословную группу. Шляхта же, какъ особое привилегированное сословіе, какъ высшій классъ общества, послѣ возстанія Хмельницкаго исчезла изъ малорусской жизни.
Параллельно съ этимъ крупнымъ измѣненіемъ на верхней ступени общественной лѣстницы не менѣе существенныя перемѣны произошли и на нижнихъ ея ступеняхъ. И эти перемѣны не ограничивались тѣмъ, что главная масса малорусскаго крестьянства совершенно освободилась отъ панской власти и тѣмъ самымъ пріобрѣла себѣ личную свободу и гражданскія права. Одновременно съ этимъ исчезли и вообще рѣзкія грани, установленныя раньше закономъ между отдѣльными классами общества. При первыхъ же своихъ шагахъ возстаніе стерло такія грани и создало возможность свободнаго перехода изъ одной группы населенія въ другую. И эта возможность не была пріурочена только къ первому моменту возстанія, явившемуся вмѣстѣ съ тѣмъ моментомъ окозаченія значительныхъ массъ населенія, но сохранилась и позже. "А во всѣхъ полкѣхъ -- сообщалъ о войскѣ Богдана Хмельницкаго присланный къ нему въ 1650 г. Унковскій -- письменныхъ казаковъ 40.000. А ко времени и мѣщане и уѣздные люди козаки" {Акты Ю. и 3. P., VIII, Прибавленія, No 33. VIII, сс. 351--2.}. Мѣщане и крестьяне за все время возстанія свободно переходили въ ряды козаковъ, и одни только монастырскіе крестьяне встрѣчали затрудненія при такомъ переходѣ со стороны гетманской власти, во всѣхъ же остальныхъ случаяхъ онъ происходилъ совершенно безпрепятственно, тѣмъ болѣе, что такое окозаченіе населенія увеличивало военную силу возстанія. И это окозаченіе достигало такихъ размѣровъ, что не только во многихъ селахъ и деревняхъ, но и въ нѣкоторыхъ крупныхъ городахъ все населеніе поголовно оказалось перешедшимъ въ козачество. Въ Стародубѣ, напримѣръ, московскіе люди, приводившіе въ 1654 г. населеніе Малороссіи къ присягѣ на вѣрность московскому государю, не нашли ни одного мѣщанина: всѣ дѣшніе мѣщане переписались въ козаки. Но, если такъ свободно совершалось вступленіе въ козачество, то не менѣе свободнымъ являлся и выходъ изъ него. Въ декабрѣ 1653 года московскіе гонцы посланные къ Хмельницкому, сообщали государю, что въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ Малороссіи имъ трудно было достать себѣ провожатыхъ изъ козаковъ, несмотря на помощь пристава: "онъ по козаковъ посылалъ, и козаки, государь, изъ городовъ не сбираются, его не слушаютъ, а иные, государь, за скудостью въ козакахъ быть не похотѣли и почали быть въ мѣщанехъ" {Акты Ю. и З. P., X, No 3. XIX, с. 81.}. И явленіе, отмѣченное московскими гонцами, не было ни мѣстнымъ, ни случайнымъ. Обѣднѣвшіе почему-либо козаки, не имѣвшіе болѣе возможности нести воинскую службу и отправлять походы съ "товариствомъ" ни сами, ни черезъ наймита, отказывались отъ дальнѣйшаго участія въ войскѣ, переходя въ ряды "поспольства" -- мѣщанъ или крестьянъ, и такой переходъ въ свою очередь совершался безпрепятственно и представлялъ собою въ эпоху возстанія широко распространенное явленіе.
Съ окончаніемъ возстанія населеніе постепенно и распредѣлилось между этими двумя группами -- "товариства", или козаковъ, и "поспольства", въ которомъ объединялись мѣщане и крестьяне, причемъ часть стараго мѣщанства и крестьянства, вышедшаго въ бурные годы возстанія въ ряды козачества, вновь вернулась въ прежнія свои группы. Такое распредѣленіе совершалось, однако, внѣ прямыхъ мѣръ воздѣйствія со стороны власти, и въ основу этого распредѣленія легли по преимуществу соображенія экономическаго характера. "Якъ осѣли люде,-- разсказывали въ 1729 г. старожилы одной изъ мѣстностей Стародубовскаго полка исторію своего села -- тогда можнѣйшіе (болѣе зажиточные) пописалися въ козаки, а подлѣйшіе (болѣе бѣдные) осталися въ мужикахъ" {Генеральное слѣдствіе о маетностяхъ Стародубскаго полка. Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго (теперь въ библіотекѣ Кіевскаго университета): л. 794, сказка жителей с. Горчаковъ.}. То же самое происходило и въ другихъ мѣстахъ. Болѣе состоятельные въ экономическомъ отношеніи элементы населенія брали на себя требовавшую большихъ расходовъ, но зато освобождавшую отъ большинства другихъ повинностей по отношенію къ государству военную службу, менѣе состоятельные -- оставались въ поспольствѣ или переписывались въ него и несли на себѣ бремя повинностей, отъ которыхъ было избавлено козачество. Установившіяся такимъ путемъ группы населенія и въ дальнѣйшей своей жизни не замыкались и не обособлялись одна отъ другой. Между ними поддерживалось непрерывное общеніе, и шелъ постоянный обмѣнъ людьми. Живя въ однихъ и тѣхъ же поселеніяхъ бокъ-о-бокъ съ мѣщанами и крестьянами, козаки вступали съ ними въ самыя разнообразныя отношенія, создававшія почву для такого обмѣна. Случалось, что козакъ, женясь на дочери мѣщанина или крестьянина, переходилъ во дворъ тестя и вмѣстѣ съ тѣмъ входилъ въ его группу, выходя изъ Козаковъ. Случалось также, что крестьянинъ или мѣщанинъ, женясь на козачкѣ и поселяясь во дворѣ ея отца, становился козакомъ. Но бывало также, что крестьянскій дворъ со вступленіемъ въ него зятя-козака переходилъ въ число козацкихъ, а козацкій при подобныхъ же условіяхъ становился крестьянскимъ. Не менѣе часто бывало, что козаки переходили въ крестьяне или "посполитые" и обратно внѣ всякой зависимости отъ родственныхъ связей, исключительно по соображеніямъ экономическаго характера. И случалось, что изъ двухъ отдѣльно жившихъ братьевъ одинъ былъ козакомъ, а другой посполитымъ {"Братъ мой былъ въ мужичьемъ тяглѣ, а я издавна всегда былъ въ услугахъ войсковыхъ, какъ и нынѣ",-- писалъ въ 1678 г. гетману одинъ изъ жителей с. Розлетъ. Акты Ю. 3. P., XIII, No 159. с. 699.}.
Такой переходъ изъ одной группы населенія въ другую совершался тѣмъ легче, что по размѣру своихъ правъ онѣ оказались послѣ возстанія стоящими очень близко одна отъ другой. Не говоря уже о мѣщанахъ, и крестьяне пріобрѣли теперь всю полноту гражданскихъ правъ и, въ частности, сдѣлались полными собственниками своихъ земельныхъ участковъ. И это пріобрѣтеніе крестьянствомъ правъ земельной собственности было до такой степени под нымъ и всеобщимъ, что распространилось даже на тѣхъ крестьянъ которые остались въ зависимости отъ уцѣлѣвшихъ въ странѣ помѣщиковъ-шляхтичей и монастырей. Въ тѣхъ самыхъ имѣніяхъ, которыя по традиціямъ стараго порядка, унаслѣдованнымъ новой эпохой, переходили по наслѣдству, завѣщались, дарились и продавались "со всѣми принадлежностями, съ подданными и съ ихъ землями", эти "подданные" являлись теперь собственниками земель, на которыхъ они сидѣли, и въ свою очередь обладали по отношенію къ нимъ неограниченнымъ правомъ отчужденія. Вслѣдствіе скудности источниковъ, сохранившихся отъ той эпохи, о которой у насъ идетъ сейчасъ рѣчь, мы не имѣемъ, правда, современныхъ этой эпохѣ свидѣтельствъ, достаточно ясно обрисовывающихъ только что указанныя отношенія. Но въ источникахъ немного болѣе поздняго времени встрѣчается немало эпизодовъ, бросающихъ яркій ретроспективный свѣтъ на эти отношенія.
Въ 1705 г. въ генеральномъ судѣ разбиралось дѣло по жалобѣ Новгородсѣверскаго монастыря на козаковъ с. Мѣзина, скупившихъ часть земель у монастырскихъ посполитыхъ вопреки гетманскому универсалу, "грозно забороняючому" имъ такую покупку. Призванные къ отвѣту "Остапъ Ветохъ, атаманъ Мѣзинскій, съ товариствомъ", какъ записано въ рѣшеніи суда, "твердили тое, же (что) якъ намъ, мовитъ, козакамъ въ подданыхъ монастырскихъ, такъ взаемне и подданымъ монастырскимъ у насъ козаковъ, вольно бывало всякіе грунта куповати и онымъ владѣти". Въ данномъ случаѣ судъ въ виду наличности спеціальнаго гетманскаго универсала, "грозно заказуючого, жебы они козаки въ тяглыхъ людей, подданыхъ монастырскихъ, а тяглые люде у ихъ козаковъ, жадныхъ (никакихъ) грунтовъ куповати не важилися", не призналъ правомѣрными дѣйствія козаковъ и отсудилъ отъ нихъ спорныя земли. {Документы монастырей, переданные изъ архива Черy. Каз. Палаты въ библіотеку кіевскаго университета, No 1616--2536.} Но еще въ началѣ XVIII вѣка бывали случаи, когда тотъ же генеральный судъ признавалъ за владѣльческими посполитыми право продажи ихъ земель на сторону. Въ 1702 г. генеральный судъ разбиралъ земельный споръ между Новгородсѣверскимъ Спасскимъ монастыремъ и "обывателькой новгородской" вдовой нѣкоего Гануса Стягадла. Въ этомъ спорѣ рѣчь, между прочимъ, шла о земляхъ, купленныхъ Ганусомъ Стягадломъ подъ монастырскимъ селомъ Ксендзовкой, и по отношенію къ этимъ землямъ судъ вынесъ такое рѣшеніе: такъ какъ вызванные свидѣтели "очне предъ судомъ сознали, же суть (эти земли) чрезъ него, Гануса, купленныя, то, яко право научаетъ, же купленные грунта даромъ ни у кого отнимованы быти не маютъ, такъ грунта тіи Ганусовы у вольномъ владѣнію и спокойномъ заживанню пани Стягадловой и сыновъ оной маютъ быти безъ перешкоды вѣчными часы". Между тѣмъ продавали Ганусу и обмѣнивали съ нимъ земли некто иной, какъ подданные Новгородсѣверскаго монастыря и притомъ "безъ благословенія его милости господина отца архимандриты Новгородскою". {Тамъ же, No 1616--2542, лл. 19 и 24.} Судъ, однако, не усмотрѣлъ въ этомъ послѣднемъ обстоятельствѣ ничего, что могло бы разрушить силу заключенной гражданской сдѣлки.
Продавая свои земли на сторону, владѣльческіе посполитые порой продавали ихъ и собственнымъ владѣльцамъ. Въ 1733 г. нѣсколько жителей с. Грабова, подданныхъ Троицкаго Черниговскаго монастыря, засвидѣтельствовали передъ черниговскимъ магистратомъ, что "въ прошлыхъ старыхъ годахъ, чему будетъ лѣтъ больше пятидесяти", предки ихъ, подданные того же монастыря, продали ему часть своихъ земель за 200 р.; засвидѣтельствованіе это сдѣлавшіе его посполитые просили занести въ магистратскія книги, "чтобъ въ потомніе времена тая предковъ ихъ продажа обители была крѣпка и вѣроятна". {Рум. Опись, въ библіотекѣ Академіи наукъ, т. 6.} Въ 1690 г. "войтъ съ громадой" селъ Соболевки и Малыхъ Лѣтковъ въ Кіевскомъ полку продали "пану Сергію Солонинѣ, хоружому нашему полковому и панови", свой собственный "ставокъ" подъ с. Малыми Лѣтками за двадцать золотыхъ (4 р.) и позволили занять здѣсь греблю и построить млинъ, на что и выдали свое "громадское писаніе". Въ послѣднемъ они при этомъ оговаривали, чтобы къ ихъ полямъ и сѣножатямъ, прилегающихъ къ проданному ставку, "панъ хоружій жадною мѣрою не належалъ и до нихъ не вручался и къ себѣ не привлащалъ, бо самую только рѣку продаемо, а грунтовъ нѣтъ" {Рум. Опись, въ библіотекѣ кіевскаго университета. Кіевскій полкъ, Документы Остерской сотни, т. III, No 310. Въ данномъ случаѣ дѣло происходило въ новомъ владѣніи: с. Соболевка дано было Солонинѣ гетм. Мазепой въ 1689 г. Ген. слѣдствіе о мѣстностяхъ Кіев. полка (Кіевъ, 1892), с. 7.}.
Сами владѣльческіе посполитые еще въ началѣ второй четверти XVIII вѣка считали, что они имѣютъ неоспоримое право собственности на предковскія земли, на которыхъ сидятъ, въ частности -- могутъ сохранять эти земли за собою, выходя изъ-подъ власти владѣльца имѣнія, равно какъ могутъ продавать ихъ на сторону. И, встрѣчая препятствія въ такихъ дѣйствіяхъ, они, случалось, еще и въ это время обращались въ судъ или къ высшей власти страны, ища у нихъ возстановленія своего нарушеннаго права. Въ 1725 г. посполитый Тимохъ Нетягь съ братьями, жившій передъ тѣмъ въ с. Хмелевкѣ подъ Стародубомъ, а оттуда перешедшій въ слободу Костобобръ, жаловался въ генеральную войсковую канцелярію на прежняго своего владѣльца, бывшаго стародубовскаго городничаго Паливоду, который, вытѣснивши своими притѣсненіями его и его братьевъ изъ Хмелевки, "не допустивши намъ никому нашихъ грунтовъ продавать, не только самъ завладѣлъ оными нолями, сѣножатми, гаями и огородами, лечъ и будувлю (строенія) въ дворовъ нашихъ себѣ позабиралъ, а иную въ Винницѣ у себя попалилъ, жадной (никакой) намъ за тое не чинячи нагороди и платы". Нетягъ просилъ произвести розыскъ объ обидахъ, причиненныхъ ему Паливодой, "и грунта наши, неслушне (несправедливо) имъ завладѣйте, намъ воспять возвратить, любъ оныхъ продать кому-нибудь не боронить". {Харьковскій Историческій Архивъ Малор. Колоніи, Черниг. отд., No 1070.} Подобную же претензію заявили въ 1731 г. нѣсколько посполитыхъ Жаровскаго хутора, принадлежавшіе гетману Апостолу. Въ поданной гетману челобитной они сообщали, что одни изъ нихъ еще въ 1715 г., другіе въ 1726 г. перешли въ "державу" Апостола изъ с. Жаровки, находившагося во владѣніи Полуботковъ, и все время послѣ этого перехода "владѣли грунтомъ своимъ Жаровскимъ и поля засѣвали". "А нынѣ -- продолжали жалобщики -- теперешнего времени въ нашихъ грунтовъ на ихъ милостей пановъ Полуботковъ панщиною наше жито пожали и копы съ поля поперевожували въ с. Жаровку". Усматривая въ этомъ явное нарушеніе своихъ правъ, челобитчики просили гетмана вернуть имъ какъ хлѣбъ, снятый съ ихъ земли, такъ и самую землю {Тамъ же, No 12.540.}.
Въ тѣхъ случаяхъ, когда владѣльческіе цосполитые осуществляли свое право собственности на земельные участки, на которыхъ они сидѣли, путемъ продажи этихъ участковъ другимъ посполитымъ того же владѣльца или ему самому, земля, по крайней мѣрѣ, не выходила изъ службы послѣднему. Иначе складывалось дѣло, когда посполитый уходилъ изъ "маетности", сохраняя за собою земельный участокъ, или же продавалъ этотъ послѣдній посполитому, не подчиненному данному владѣльцу, либо козаку. Въ этихъ случаяхъ интересы владѣльца имѣнія терпѣли прямой и существенный ущербъ и, тѣмъ не менѣе, еще въ началѣ XVIII столѣтія владѣльцы, даже жалуясь на убыточность для нихъ такого рода сдѣлокъ, не всегда рѣшались оспаривать ихъ правомѣрность. Въ 1712 г. архимандритъ Нѣжинскаго Благовѣщенскаго монастыря вмѣстѣ съ братіей послѣдняго обратился къ гетману Скоропадскому съ горькой жалобой на разнаго рода бѣдствія, испытываемыя монастыремъ. "Село Талалаевка -- писали, между прочимъ, въ этой жалобѣ монахи -- именемъ точію монастырское называется, а вещію многіе инніе владѣютъ господа, подъ которыхъ поподдававшися наши подданные онымъ повинность отбуваютъ, а наши грунта монастырскіе пашутъ. Другіе наши же подданные позаводили то заставою (закладомъ), то продажою на сторону пахатные грунта, а сами то повходили, то знищали, откуду умалилось людей, то не на чомъ интому сѣсти. Прикажи, ваша папская милость, тимъ вступити (уступить), а мы монастырскими срогими оплатимъ, а тіе, то подъ иншихъ власть повдавались, дабы знову монастыру послушные были" {Румянцевскій Музей, Архивъ Маркевича. No 349.}. Указывая на убытокъ, какой принесла монастырю продажа посполитыми "монастырскихъ грунтовъ", монахи все же такимъ образомъ ходатайствовали только о разрѣшеніи выкупитъ проданныя земли, а не о безденежномъ ихъ возвращеніи, и лишь посполитыхъ, ушедшихъ въ другія владѣнія и продолжавшихъ пользоваться прежними своими землями, прямо просили вернуть въ послушенство монастырю.
Приведенные эпизоды конца XVII и начала XVIII вѣковъ, сохранившіе въ себѣ явственные отголоски правовыхъ воззрѣній предшествовавшей эпохи, позволяютъ составить достаточно ясное представленіе о тѣхъ порядкахъ, какіе водворились въ Малороссіи въ сферѣ правъ на землю даже въ уцѣлѣвшихъ владѣльческихъ имѣніяхъ непосредственно вслѣдъ за возстаніемъ Богдана Хмельницкаго. Крестьяне, населявшіе эти имѣнія, являлись теперь собственниками своихъ земельныхъ участковъ и могли не только передавать ихъ по наслѣдству, но и закладывать, продавать и вообще отчуждать всякими способами на сторону. Вмѣстѣ съ тѣмъ, будучи лично свободными людьми, они могли въ любой моментъ уйти изъ имѣнія и порой, уйдя дѣйствительно изъ него, продолжали пользоваться прежними своими землями, а если не пользовались сами, то продавали ихъ, и притомъ продавали не только посполитымъ, но и козакамъ. Не трудно представить себѣ, какія серьезныя ограниченія вносилъ этотъ порядокъ въ право владѣльцевъ имѣній, и какъ сокращалъ онъ въ практикѣ жизни эти послѣднія права. Въ практикѣ,-- потому что въ теоріи существовало нѣчто другое. Въ самомъ дѣлѣ, вновь пріобрѣтенныя крестьянствомъ права не были закрѣплены за нимъ никакимъ общимъ законодательнымъ опредѣленіемъ, и суды, и администрація въ тѣхъ случаяхъ, когда признавали ихъ, не могли въ сущности сослаться ни на какія иныя положенія закона. Эти права опирались лишь на обычаѣ, создававшемся изъ всего хода вещей, изъ слабости уцѣлѣвшихъ въ странѣ владѣльцевъ имѣній и силы только что одержавшаго грандіозную побѣду крестьянства. Законы же страны -- тѣ законы, которые были торжественно подтверждены ей въ результатѣ переговоровъ Богдана Хмельницкаго съ московскимъ правительствомъ.-- говорили о другомъ порядкѣ, и именно о такомъ, въ составъ котораго входили широкая власть помѣщика надъ личностью зависимаго отъ него крестьянина и право собственности перваго на земли, находящіяся въ пользованіи второго. Соотвѣтствующія статьи Литовскаго Статута оставались не отмѣненными и не замѣненными никакимъ другимъ закономъ, какъ бы сохраняя г ю свою силу. На практикѣ, однако, въ годы, непосредственно слѣдовавшіе за возстаніемъ, оторвавшимъ Малороссію отъ Польши, примѣнять эти статьи не было возможности, и не находилось даже охотниковъ ссылаться на нихъ. Онѣ оставались въ бездѣйствіи, и между не отмѣненнымъ, но и не примѣняемымъ закономъ и дѣйствительнымъ теченіемъ жизни существовалъ глубокій разладъ.
Этотъ разладъ былъ лишь однимъ изъ частныхъ проявленій того общаго несоотвѣтствія, какое водворилось въ Малоросіи послѣ возстанія Богдана Хмельницкаго, между закономъ, взятымъ въ наслѣдство отъ старой эпохи, и дѣйствительною жизнью страны. Законъ стараго времени зналъ общество, раздѣленное на рѣзко разграниченныя сословныя группы. На дѣлѣ послѣ возстанія, какъ мы уже видѣли, общественныя группы частью слились, частью сблизились одна съ другой и между "товариствомъ" и "поспольствомъ", на которыя распалось теперь населеніе, между козачествомъ, мѣщанствомъ и крестьянствомъ не было никакой рѣзкой, неперехожимой грани. Въ каждую изъ этихъ группъ открытъ былъ доступъ для членовъ другой, и вмѣстѣ съ тѣмъ онѣ были близки одна къ другой по размѣрамъ тѣхъ правъ, какими обладали члены каждой изъ нихъ. Мѣщане и крестьяне, объединявшіеся подъ именемъ "поспольства", наравнѣ съ козаками пользовались въ новомъ строѣ не только гражданскими, но и политическими правами. Складывавшійся такимъ образомъ общественный строй былъ много проще, самое общество -- несравненно однороднѣе, чѣмъ это допускалось включенными въ число "правъ и вольностей" Малороссіи законами польскаго времени, и соотвѣтствующія части этихъ законовъ оставались опять-таки безъ примѣненія къ жизни. Различіе дѣйствительно существовавшихъ въ послѣдней общественныхъ группъ заключалось не столько въ объемѣ принадлежавшихъ ихъ членамъ правъ, сколько въ характерѣ лежавшихъ на нихъ обязанностей по отношенію къ государству. Военной службѣ козаковъ, дававшей имъ большую самостоятельность и нѣкоторыя хозяйственныя льготы, соотвѣтствовала финансовая служба посольства, выражавшаяся въ разнаго рода платежахъ и повинностяхъ. Несеніе же того или иного вида службы, а вмѣстѣ съ тѣмъ и принадлежность къ той или иной общественной группѣ опредѣлялись, благодаря возможности перехода изъ одной группы въ другую, свободнымъ выборомъ каждаго лица,-- выборомъ, въ основу котораго всего чаще ложились экономическія причины. Разорявшіеся по чему-либо козаки, для которыхъ становилась черезчуръ тяжелой военная служба, спускались въ ряды посполитыхъ, а разбогатѣвшіе посполиты и мѣщане нерѣдко, наоборотъ, стремились перейти и дѣйствительно переходили въ ряды козачества.
Тѣ же самыя экономическія причины создавали, конечно, извѣстное разслоеніе и внутри указанныхъ группъ. Въ частности, среди козачества на первыхъ же порахъ явственно обозначился особый разрядъ "значнаго товариства". Въ него вошли, прежде всего, старыя козацкія семьи, выдѣлявшіяся и раньше своею экономическою состоятельностью, и своимъ вліяніемъ въ войскѣ. Въ дальнѣйшемъ къ нимъ примкнулъ рядъ семей и лицъ, которыя такъ или иначе выдвинулись за время долгихъ войнъ, сопровождавшихъ отдѣленіе Малороссіи отъ Польши, пріобрѣтя ли себѣ въ этихъ войнахъ значительныя имущественныя средства или успѣвъ оказать болѣе или менѣе серьезныя услуги "войску запорожскому". Сюдаже вошли въ своемъ большинствѣ уцѣлѣвшіе въ странѣ остатки владѣльческой шляхты и нѣкоторые изъ прежнихъ "земянъ". Всѣ эти элементы, близкіе одинъ къ другому по своему хозяйственному положенію, образовали собою какъ бы особый, высшій разрядъ козачества. Но этотъ разрядъ въ свою очередь менѣе всего былъ замкнутой группой. По самымъ условіямъ своего образованія онъ обладалъ измѣнчивымъ и текучимъ составомъ, постоянно отдавая своихъ членовъ другимъ общественнымъ группамъ и воспринимая изъ нихъ въ себя новые элементы. Никакія правовыя опредѣленія не отграничивали его отъ остальной козацкой массы, и выдѣлялся онъ изъ послѣдней лишь бытовыми условіями. Правда, память о прежнихъ правахъ польской шляхты и наличность въ составѣ самого этого разряда бывшихъ шляхтичей не прошли совершенно безслѣдно для психологіи входившихъ въ него лицъ и уже довольно рано вызвали въ ихъ средѣ попытки прочнѣе закрѣпить свое положеніе путемъ пріобрѣтенія грамотъ на шляхетское или дворянское достоинство. Переходъ Выговскаго на сторону Польши сопровождался нобилизаціей части козацкихъ семей и обѣщаніемъ періодическаго повторенія такой нобилизаціи въ будущемъ. Въ свою очередь поѣздка Бруховецкаго въ 1665 г. въ Москву принесла самому гетману санъ боярина, а лицамъ, занимавшимъ въ тотъ моментъ должности генеральной старшины и полковниковъ,-- грамоты на дворянское достоинство. Наряду съ этимъ удачныя попытки полученія грамотъ на дворянство предпринимались и отдѣльными лицами. Такъ, напримѣръ, Забѣлы выхлопотали себѣ нобилизацію въ Польшѣ {Акты Ю. и З. P., VI, No 61, стр. 177.}. Въ Польшѣ же былъ нобилизованъ въ 1661 г. уманскій полковникъ Иванъ Лизогубъ, а братъ его, каневскій полковникъ Яковъ Лизогубъ, получилъ въ 1667 г. Жалованную грамоту на дворянство отъ московскаго государя {Лазаревскій "Люди старой Малороссіи", К. 1882, с. 1; Акты Ю. и З. P., VI, No 58, стр. 163; самая грамота Як. Лизогубу напечатана въ "Лѣтописномъ повѣствованіи о Малой Россіи" Ригельмана, М. 1847, ч. II, стр. 101--102, примѣчаніе.}. Въ 1673 г. польскій сеймъ и король возвели въ шляхетское званіе переяславскаго полковника Род. Гр. Дмитрашка {Акты Ю. и З. P., XI, No.106, стр. 331--333.}. Въ сущности, однако, всѣ эти попытки не давали и не могли дать сколько-нибудь серьезныхъ результатовъ. И, когда переяславскія полковникъ Данило Ермоленко, вмѣстѣ съ другими полковниками времени Бруховецкаго получившій изъ Москвы дворянское званіе, вслѣдъ за тѣмъ, будируя противъ москоdвскаго правительства, заявлялъ: "мнѣ дворянство не надобно, я по старому козакъ" {Акты Ю. и З. P., VI, No 41, стр. 101--102.}, онъ въ этихъ словахъ лишь давалъ совершенно правильное опредѣленіе своего общественнаго положенія, опредѣленіе, которое могло быть повторено и по отношенію ко всѣмъ другимъ лицамъ той эпохи, получившимъ грамоты на шляхетство изъ Варшавы или на дворянство изъ Москвы. Всѣ они въ концѣ концовъ оставались по старому козаками, такъ какъ ни королевскія, ни царскія грамоты на дворянство, въ виду отсутствія въ Малороссіи особаго дворянскаго сословія, не сообщали своимъ обладателямъ Никакихъ реальныхъ правъ. На этомъ пути, по которому и пошли лишь очень немногія лица, не могли такимъ образомъ создаться условія для сколько-нибудь прочнаго обособленія "значнаго товариства" отъ остальной массы козачества. Но скоро возможность такого обособленія намѣтилась на другомъ пути, опредѣлившемся тѣмъ развитіемъ, какое получили установившіеся въ странѣ порядки управленія,-- развитіемъ, подготовившимъ условія для преобразованія расплывчатой группы "значнаго товариства" въ сравнительно сплоченный массъ старшины.
VII.
Оторвавшись отъ Польши, "Войско Запорожское", какъ офиціально именовало себя образовавшееся подъ властью Богдана Хмельницкаго государство, порвало и съ порядками управленія польской эпохи. Старыя власти или, по крайней мѣрѣ, высшія изъ нихъ, какъ и старый общественный строй, были уничтожены вихремъ возстанія, а на мѣсто ихъ за время того же возстанія возникли новыя власти и новый порядокъ управленія, создавшіеся, съ одной стороны, подъ прямымъ воздѣйствіемъ порядковъ козацкаго войска, съ другой -- подъ вліяніемъ ожившихъ въ народной массѣ старыхъ общинныхъ традицій.
Основной ячейкой новаго государственнаго строя, сложившагося за время возстанія, являлось свободное село, представлявшее собою самоуправляющуюся общину. Если -- какъ это и бывало въ большинствѣ случаевъ -- въ одномъ селѣ жили и крестьяне, и козаки, то въ немъ складывались двѣ общины -- посполитская "громада" и козацкое "товариство". Во главѣ первой стоялъ выбираемый ею войтъ, вѣдавшій всѣ ея административныя дѣла и разбиравшій вмѣстѣ съ нѣсколькими "мужами", обычно въ присутствіи всей громады, судебныя тяжбы посполитыхъ. Козаки въ свою очередь въ каждомъ селѣ выбирали себѣ атамана, который въ походѣ былъ ихъ предводителемъ, а въ остальное время исправлялъ по отношенію къ нимъ тѣ же обязанности, что войтъ по отношенію къ посполитымъ, соединяя въ своемъ лицѣ административную и судебную власть; при этомъ свой судъ онъ также вершилъ въ присутствіи сельскаго "товариства" и съ участіемъ нѣсколькихъ наиболѣе авторитетныхъ "товарищей войсковыхъ". Нерѣдко и вся община принимала дѣятельное участіе въ судѣ какъ атамана, такъ и войта, беря на себя производство слѣдствія и розыскъ обвиняемаго, а подчасъ оказывая и прямое воздѣйствіе на постановку приговора. Если то или иное судебное дѣло, возникавшее въ предѣлахъ села, касалось и Козаковъ, и посполитыхъ, оно разбиралось "зупольнымъ" или "зобопольнымъ (общимъ, совмѣстнымъ) урядомъ" -- атаманомъ и войтомъ съ "товарищами" и "мужами" -- въ присутствіи товариства и громады. Оба "уряда", казацкій и посполитскій, выступали и дѣйствовали совмѣстно и въ разнаго рода административныхъ дѣлахъ, касавшихся цѣлаго села, и въ дѣлахъ судебныхъ, въ которыхъ все село являлось истцомъ или отвѣтчикомъ. Наконецъ, передъ сельской общиной и съ выборными лицами заключались ея членами всякаго рода гражданскія сдѣлки, тѣмъ самымъ пріобрѣтавшія прочную санкцію {Д. П. Миллеръ, посвятившій въ своей цѣнной работѣ о статутовыхъ судахъ въ гетманской Малороссіи нѣсколько интересныхъ, хотя и не свободныхъ отъ кое-какихъ частныхъ ошибокъ, страницъ судамъ времени, непосредственно слѣдовавшаго за возстаніемъ Хмельницкаго, между прочимъ, утверждаетъ, что "сельскимъ судамъ принадлежало право актованія всякихъ договоровъ и сдѣлокъ, записыванія въ свои книги протестовъ, совершенія купчихъ и духовницъ на малыя суммы" ("Очерки изъ исторіи и юридическаго быта старой Малороссіи. Суды земскіе, городскіе и подкоморскіе въ XVIII в.". Сборникъ Харьк. Истор.-филолог. Общества, т. 8, стр. 70). А. М. Лазаревскій ("Замѣчанія на историческія монографіи Д. П. Миллера", X, 1898, стр. 31) возражалъ на это, что, хотя сельскій урядъ и присутствовалъ при совершеніи разнаго рода юридическихъ актовъ, "но актикаціи при этомъ не совершалось, потому что некому и негдѣ (книгъ не было) было производить записку актовъ". Съ своей стороны, и мнѣ не доводилось встрѣчать въ источникахъ никакихъ указаній, которыя позволяли бы сдѣлать заключеніе о веденіи актовыхъ книгъ сельскими урядами.}.
Нѣсколько селъ объединялись въ болѣе крупный административный и судебный округъ -- сотню. Такія сотни частью прямо замѣнили собою прежнія "волости", унаслѣдовавъ ихъ территорію, частью были образованы вновь. Въ сотенномъ мѣстечкѣ, являвшемся центромъ сотни, мѣщане, согласно старому порядку, практиковавшемуся въ мѣстечкахъ еще въ польское время, выбирали для завѣдыванія своими административными и судебными дѣлами ратушу съ войтомъ во главѣ ея. Но теперь эта ратуша во многомъ измѣнила свое значеніе. Съ одной стороны, она вѣдала теперь администрацію и судъ не только по отношенію къ мѣщанамъ своего мѣстечка, но и по отношенію къ посполитымъ всей сотни. Съ другой, сама ратуша подчинилась сотенному козацкому уряду, точнѣе говоря -- сотнику, который принималъ участіе и въ административныхъ ея распоряженіяхъ, и въ судебныхъ засѣданіяхъ, занимая въ томъ и другомъ случаѣ положеніе прямого ея начальника. Сообразно этому, и въ выборѣ сотника, являвшагося предводителемъ Козаковъ своей сотни въ походѣ и вмѣстѣ съ тѣмъ бывшаго администраторомъ и судьей для всего населенія сотни, принимали участіе не только козаки, но также и мѣщане и свободные посполитые. Помимо сотника, сотенный козацкій урядъ составляли еще сотенный городовой атаманъ, сотенный асаулъ, писарь и хоружій. Вся эта сотенная старшина, выбиравшаяся козачествомъ, занимая должности въ козацкомъ войскѣ, одновременно вѣдала вмѣстѣ съ сотникомъ административныя дѣла сотни, касавшіяся Козаковъ. Судебныя же дѣла послѣднихъ, какъ и дѣла мѣщанъ и посполитыхъ, обычно разбирались "зобопольнымъ урядомъ, козацкимъ и мѣскимъ (городскимъ)", или "войсковымъ и мѣскимъ", въ составъ котораго чаще всего входили сотникъ, городовой атаманъ, войтъ и бурмистры. Нерѣдко къ участію въ судѣ привлекались и "знатные" войсковые товарищи, и мѣщане, а порой въ немъ дѣятельно участвовали и все товариство, и мѣщанская громада, передъ которыми онъ совершался. Сотенный урядъ, и въ этихъ случаяхъ опять-таки по большей части "зобопольный", принималъ, наконецъ, отъ населенія сотни заявленія о всякаго рода гражданскихъ сдѣлкахъ и заносилъ эти сдѣлки въ свои книги.
Сотни въ свою очередь объединялись въ еще болѣе крупныя территоріальныя единицы -- полки. Во главѣ каждаго изъ послѣднихъ стоялъ выбранный населеніемъ полковникъ съ окружавшей его выборной же козацкой старшиной, занимавшей въ полку должности, аналогичныя тѣмъ, какія существовали въ сотнѣ, съ прибавкою еще должностей обознаго и судьи. Полковники и полковая старшина опять-таки соединяли въ себѣ и воиновъ, и администраторовъ, и судей, причемъ власти полковника въ полку, какъ власти сотника въ сотнѣ, равно подчинялось и "товариство", и "поспольство". Не избѣгли подчиненія власти полковниковъ даже мѣщане крупныхъ городовъ, обладавшихъ Магдебургскимъ правомъ, обезпечивавшимъ имъ полную независимость сословнаго самоуправленія. Сила козацкой сабли, только что сломившей старый строй съ его правами и привилегіями, была слишкомъ велика, и, несмотря на грамоты московскаго правительства, однимъ изъ крупныхъ малорусскихъ то родовъ подтвердившаго, а другимъ вновь давшаго Магдебургское право, магистраты этихъ городовъ оказались въ полномъ подчиненіи власти полковниковъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, сохраняя свои спеціальныя функціи въ сферѣ управленія и суда надъ мѣщанами города, эти магистраты, подобно ратушамъ болѣе мелкихъ городовъ, были приспособлены и къ болѣе широкимъ нуждамъ: въ полковыхъ городахъ также состоялось сліяніе "войскового" и "мѣскаго" урядовъ, при которомъ козацкая старшина отправляла судъ и надъ козаками, и надъ посполитыми совмѣстно съ выборными представителями мѣщанскаго населенія {При этомъ "Войско Запорожское" въ лицѣ своихъ главныхъ руководителей, повидимому, одинаково стремилось воспользоваться и судебнымъ опытомъ, накопившимся у мѣщанства за время предыдущей его жизни, и нормами дѣйствовавшаго въ городахъ права. Въ 1665 г. гетманъ Бруховецкій въ Москвѣ "билъ челомъ, чтобъ великій государь умилосердился: войту, бурмистру и всѣмъ мѣщанамъ Галицкимъ особою своею государскою грамотою Майдебургское право дати, противъ иныхъ началнѣйшихъ мѣстъ, изволилъ, чтобъ противъ права Майдебургского моистратъ въ Галичѣ учиненъ былъ, для того, что при гетманѣ нынѣ и потомъ многіе дѣла великіе и головные прилучатися будутъ, которые судомъ и правомъ Майдебургскимъ доброе докончаніе и правдѣ святой не противное, безъ вреда ссьѣсти человѣческіе, взяти могутъ". Акты Ю. и 3. P., VI, 1.XVI, стр. 16--18.}.
Полковники, которымъ подчинялись и у которыхъ судились сотники, съ своей стороны были подчинены гетману, главѣ всего "Войска Запорожскаго". Вмѣстѣ съ генеральною старшиною, своими помощниками въ дѣлѣ управленія козацкимъ войскомъ и въ дѣлѣ правленія страною, гетманъ долженъ былъ избираться на общей войсковой радѣ, въ которую входили и "товариство", и "поспольство", и, однажды будучи избранъ, получалъ широкую власть надъ всѣмъ населеніемъ страны, сосредоточивая въ своихъ рукахъ права не только верховнаго администратора и судьи, но въ извѣстной мѣрѣ и законодателя. Та же войсковая рада могла, однако, и лишить его гетманства, "скинуть съ уряда", подобно тому, какъ полчане могли въ любое время "скинуть съ уряда" своего полковника и членовъ полковой старшины, сотняне -- своего сотника и сотенную старшину, наконецъ, сельчане -- своего атамана или войта.
Этотъ строй, намѣченный мною въ самыхъ общихъ чертахъ, не былъ установленъ какимъ-либо общимъ декретомъ, какимъ-нибудь общимъ законодательнымъ актомъ, а сложился, подъ непрерывный почти звонъ оружія, путемъ постепеннаго, хотя и очень быстро совершившагося приспособленія страны къ новымъ условіямъ жизни. Сообразно этому онъ не установился во всѣхъ своихъ деталяхъ сразу и не сразу принялъ по всей странѣ вполнѣ однообразныя формы. Довольно долго въ немъ существовали и мѣстныя отличія, и значительная неопредѣленность порядковъ. Мѣстами, какъ въ Стародубовскомъ полку, свободныхъ посполитыхъ еще въ началѣ XVIII вѣка вѣдали особые "волоскіе (волостные) сотники", зависимые отъ магистрата, въ другихъ же мѣстахъ подобныхъ должностей, повидимому, вовсе невозникало {О "волоскихъ сотникахъ" Стародубовскаго полка см. у Лазаревскаго "Описаніе старой Малороссіи", I, 117; быть можетъ, аналогію этимъ сотникамъ представляетъ упоминающійся въ Прилуцкомъ полку въ одной купчей 1684 г. рядомъ съ атаманомъ с. Полонокъ "сотникъ мѣшчанскій". Лазаревскій, "Оп. ст. Малор"., III, стр. 152, пр. 1.}. Полковые судьи еще въ 1654 г. были не во всѣхъ полкахъ, а наряду съ этимъ въ одной изъ сотенъ Кіевскаго полка въ XVII вѣкѣ существовалъ сотенный судья {Именно, въ сотнѣ Носовской въ документѣ 1684 г. упоминается "судія носовскій". Обозрѣніе Рум. Описи, II, 144--145.} -- должность, оставшаяся, кажется, совершенно неизвѣстной другимъ сотнямъ Кіевскаго, какъ и всѣхъ иныхъ полковъ. Съ повсемѣстнымъ возникновеніемъ таковыхъ судей, судъ все же не сосредоточился въ ихъ рукахъ. Въ 1662 г. "судьями Черниговскаго полку", напримѣръ, одинъ документъ называетъ городового атамана и полкового судью { Рум. Опись, хранящаяся въ библіотекѣ Академія Наукъ, т. 3.}. Судилъ въ полковомъ судѣ и самъ полковникъ, единолично или съ участіемъ нѣкоторыхъ лицъ изъ полковой старшины и "товариства"; судили, по порученію полковника, и другіе члены полковой старшины, а то и просто "войсковые товарищи". Вмѣстѣ съ тѣмъ первое время полковой судъ не былъ и пріуроченъ къ одному опредѣленному мѣсту. Нерѣдко, когда въ той или иной сотнѣ требовалось разобрать болѣе или менѣе серьезное дѣло, въ нее являлся "высланый" или "сосланый отъ пана полковника" членъ полковой старшины либо войсковой товарищъ и, "засѣвши на мѣстцу ввыкломъ судовомъ", сообща съ мѣстною сотенной и городовой старшиною въ присутствіи товариства и громады творилъ судъ, причемъ такое судебное засѣданіе считалось полковымъ судомъ. Подобный же порядокъ практиковали и по отношенію къ генеральному суду. "Высланыя по росказанью пана гетмана особы", среди которыхъ далеко не всегда непремѣнно находился и генеральный судья, точно такъ же выѣзжали въ полки и совмѣстно съ мѣстными властями вершили тамъ судъ, вынося рѣшенія, имѣвшія значеніе рѣшеній генеральнаго суда. Судебная власть считалась въ сущности принадлежащей главнымъ правителямъ края -- сотникамъ, полковникамъ и гетману; и каждый изъ нихъ могъ делегировать ее въ предѣлахъ подвластной ему территоріи любому подчиненному лицу, нисколько не нарушая этимъ правильности самаго суда, лишь бы послѣдній происходилъ съ соблюденіемъ установленныхъ формъ и съ извѣстнымъ участіемъ той общины, интересы которой затрагивались даннымъ судебнымъ дѣломъ. Не было также первое время установлено ни строгаго распредѣленія дѣлъ между судами по ихъ компетенціи, ни строгаго порядка судебныхъ инстанцій, хотя, конечно, съ самаго начала нѣкоторыя болѣе важныя дѣла рѣшались лишь высшими судами, а вмѣстѣ съ тѣмъ практиковалось и обжалованіе приговоровъ низшихъ судовъ въ высшіе. Лишь постепенно установились предѣлы компетенціи отдѣльныхъ судовъ, создался точный инстанціонный порядокъ, полковые судъ и судъ генеральный установили свой составъ и прочно усѣлись въ опредѣленныхъ мѣстахъ. Лишь постепенно также установились вполнѣ опредѣленные и однообразные для всей страны порядки въ сферѣ администраціи и мѣстнаго хозяйства. Нѣкоторыми своими сторонами этотъ процессъ формированія административныхъ и судебныхъ порядковъ зашелъ далеко въ XVIII вѣкъ. Но много раньше, чѣмъ онъ успѣлъ закончиться, въ самыхъ основахъ того строя, который породилъ эти порядки, произошли существенныя и важныя измѣненія.
На первыхъ порахъ простота установившагося административнаго строя вполнѣ соотвѣтствовала простотѣ сложившагося въ Малороссіи послѣ возстанія Хмельницкаго общественнаго уклада. И если въ этой простотѣ и примитивности административнаго устройства и были свои, подчасъ довольно существенные, недочеты, то они въ значительной мѣрѣ покрывались тѣмъ участіемъ, какое принимало въ дѣлахъ управленія и суда само населеніе, и той зависимостью, въ какой стояли отъ послѣдняго его административные и судебные органы. По существовавшему въ народной массѣ воззрѣнію, эта зависимость являлась безусловной и неограниченной, равно охватывая собою администрацію на всѣхъ ея ступеняхъ. Сельскій войтъ и атаманъ, сотникъ, полковникъ и гетманъ, сотенная, полковая и генеральная старшина -- всѣ они должны были избираться на свои должности населеніемъ и могли быть всегда смѣщены съ нихъ волею того же населенія. Самая административная служба, отбываемая въ такихъ условіяхъ, конечно, не могла протекать въ строгомъ порядкѣ лѣствичнаго восхожденія, съ каждой проходимой ступенью все болѣе отдаляющаго правителя отъ управляемыхъ. Наоборотъ, одинъ и тотъ же человѣкъ въ этихъ условіяхъ могъ послѣдовательно занимать то болѣе высокія, то болѣе низкія по своему значенію должности, могъ быть возвращаемъ въ среду рядовыхъ и затѣмъ вновь оказаться призваннымъ къ несенію той или другой должности.
Такъ оно въ значительной мѣрѣ и было на первыхъ порахъ. Нѣсколько конкретныхъ примѣровъ лучше всего смогутъ показать, какъ мало іерархичности было въ первоначальномъ административномъ строѣ гетманщины, и какъ легко въ первое время измѣняли свое положеніе на ступеняхъ административной лѣстницы отдѣльные члены старшины. Въ Дубенскомъ полку въ 1659--60 гг. былъ полковникомъ Яковъ Засядко; спустя пятнадцать лѣтъ, въ 1675--7 гг., тотъ же Засядко занималъ въ Лубнахъ сравнительно невидную должность городового атамана. Въ Прилуцкомъ полку въ 1671 г. былъ смѣщенъ съ полковничества Иванъ Маценко и полковникомъ сталъ Семенъ Третякъ; одновременно полковымъ судьей былъ сдѣланъ Лазарь Горленко, передъ тѣмъ уже дважды (въ 1661 и 1664--8 гг.) занимавшій должность полковника. Въ слѣдующемъ году полковникомъ вновь сталъ Горленко, а должность полкового судьи досталась Маценку. Полтавскимъ полковникомъ въ началѣ 70-хъ годовъ XVII вѣка былъ Демьянъ Гуджолъ. Въ 1674 г. онъ былъ смѣщенъ съ этого уряда полчанами и послѣ того года три занималъ должность полтавскаго городового атамана, въ 1678 г. онъ сталъ полковымъ судьею, а въ началѣ восьмидесятыхъ годовъ не несъ никакого уряда, находясь въ числѣ рядовыхъ Козаковъ. Въ Стародубскомъ полку Тимофей Алексѣевъ изъ стародубскаго городового атамана въ 1676 г. сталъ полковникомъ и оставался имъ до 1678 г., когда вновь занялъ должность городового атамана, а въ 1687--90 г. опять былъ полковникомъ. Въ Нѣжинскомъ полку Матвѣй Шендюхъ, бывшій въ 1671 г. полковымъ обознымъ, въ 1679--85 гг. занималъ должность дѣвицкаго сотника, а потомъ опять сталъ полковымъ обознымъ. Около того же времени Михаилъ Забѣла, исправлявшій должность нѣжинскаго полкового писаря, перешелъ на урядъ борзенскаго сотника {А. М. Лазаревскій. Историческіе очерки полтавской Лубенщины XVII--XVIII вв. Чтенія въ Истор. Обществѣ Нестора-лѣтописца, т. XI, отд. II, с. 37. Его же. Описаніе старой Малороссіи, т. III, с. 11. Его же. Полтавщина въ XVII вѣкѣ. Кіев. Старина, 1891, No 9, с. 370. Его же. Описаніе старой Малороссіи, т. I, сс. 18, 27; т. II, сс. 107--8, 139. Самъ А. М. Лазаревскій склоненъ былъ объяснять нѣкоторые изъ подмѣченныхъ имъ фактовъ такого рода исключительно индивидуальными причинами, но, прослѣдивъ хотя бы собранные въ его работахъ списки старины XVII вѣка, не трудно убѣдиться, что въ подобныхъ фактахъ мы имѣемъ дѣло съ проявленіями общаго порядка, дѣйствовавшаго въ теченіе извѣстнаго періода во всей Малороссіи.}. То же самое имѣло мѣсто и по отношенію къ генеральной старшинѣ: если полковники, а случалось, и сотники, переходили на уряды генеральной старшины, то и обратно -- генеральный асаулъ или генеральный хоружій могли стать и, дѣйствительно, становились по выбору населенія полковниками. Но, являясь естественнымъ послѣдствіемъ замѣщенія должностей волей населенія, такой порядокъ могъ, конечно, безраздѣльно и господствовать въ жизни лишь при условіи вполнѣ безпрепятственнаго проявленія этой воли. Между тѣмъ, она уже въ первые моменты существованія новаго строя встрѣтила передъ собой нѣкоторыя препятствія, не позволившія ей развернуться во всей ея полнотѣ.
Этотъ новый строй, вызванный къ жизни возстаніемъ, и въ дальнѣйшемъ, благодаря отчаянной борьбѣ, поведенной Польшей за Малороссію, долженъ былъ рости и развиваться подъ непрерывный почти громъ оружія, среди непрекращавшихся войнъ. И эта обстановка, въ которой пришлось осуществляться вновь слагавшемуся административному строю, оказала на него глубокое вліяніе, направивъ его развитіе въ опредѣленную сторону. Если возстаніе Хмельницкаго, сломивъ въ Малороссіи польскую государственность, возродило въ новомъ видѣ власть народной общины, то сопровождавшія это возстаніе и послѣдовавшія за нимъ войны позволили выборнымъ лицамъ общины высвободиться изъ-подъ ея вліянія и, сохраняя всѣ полученныя отъ нея полномочія, стать выше ея.
Раньше и рѣзче всего это сказалось въ отношеніяхъ высшихъ властей страны -- гетмана и рады. Рада выбирала гетмана, она же могла направлять и контролировать его дѣйствія, могла и лишить его власти. Пока гетманъ, какъ это было въ польское время, являлся лишь предводителемъ сравнительно немногочисленнаго козацкаго войска, а рада -- собраніемъ послѣдняго для выбора себѣ начальниковъ, она могла безъ особыхъ затрудненій выполнять свои задачи. Но примѣненіе той же формы непосредственнаго демократическаго правленія въ государствѣ съ значительной территоріей и съ большимъ населеніемъ, естественно, встрѣтило серьезныя затрудненія. И гетманы не замедлили воспользоваться этимъ, чтобы по возможности совсѣмъ освободиться отъ рады. Сдѣлать это имъ было тѣмъ легче, что во время отсутствія рады въ ихъ рукахъ оставалась неограниченная власть надъ войскомъ. Когда умеръ Богданъ Хмельницкій, находившійся въ это время въ Москвѣ посланецъ его, Павелъ Тетеря, высказывая московскому правительству свои предвидѣнія на счетъ будущаго, между прочимъ говорилъ: "при гетмановѣ сынѣ есть такіе многіе люди, которые ему дружны, а съ полковники не въ совѣтѣ и учнутъ ему говорить, чтобъ онъ, гетмановъ сынъ, рады не собиралъ для того, чтобъ ему своего владѣнія не убавить, такъ же, какъ и отецъ его рады не сбиралъ, а владѣлъ всѣмъ одинъ, что разскажетъ, то всѣмъ войскомъ и дѣлаютъ" {Акты Ю. и 3. P., XI, Прибавленія, No 2. XI, с. 764.}.
Въ дѣйствительности послѣ смерти Богдана Хмельницкаго рада, правда, собралась, собиралась и послѣ того, но она сохраняла за собой лишь выборъ и -- въ экстренныхъ случаяхъ -- смѣщеніе гетмановъ, причемъ сама оставалась совершенно неорганизованной. Активной роли въ опредѣленіи политики гетмановъ рада при такихъ условіяхъ играть не могла, и эта роль перешла къ совѣщаніямъ старшины, практиковавшимся уже при Богданѣ Хмельницкомъ въ качествѣ "тайной рады". Съ теченіемъ времени установились періодическіе съѣзды къ гетману генеральной старшины, полковниковъ, сотниковъ, значнаго товарищества и поспольства, повторявшіеся дважды въ годъ -- на Крещенье и на Пасху {Въ лѣтописяхъ упоминанія объ этихъ съѣздахъ начинаются со времени гетманства Бруховецкаго,-- см. Лѣтопись Самоила Величка, т. II, сс. 87, 95, 160; см. также Акты Ю. и 3. P., IX No 80, с. 323; XI, No 35, с. 137 и No 107, с. 335; XII, No 113, с. 338 и No 221, с. 844.}. На этихъ съѣздахъ обсуждались важнѣйшія дѣла внѣшней и внутренней политики, вырабатывались общія для всей страны мѣры, разбирались споры между населеніемъ и властями. Постепенно къ этимъ съѣздамъ приблизились по своему составу и выборныя рады, и рядовое козачество являлось на нихъ уже лишь въ качествѣ почетнаго эскорта старшины и своего рода декораціи, тѣмъ болѣе призрачной, что уже со времени избранія Многогрѣшнаго выборъ гетмана окончательно предрѣшался на предварительныхъ совѣщаніяхъ старшины. Высвободившись изъ-подъ вліянія широкихъ народныхъ массъ, гетманская власть такимъ образомъ подпала подъ прямое воздѣйствіе сравнительно тѣснаго круга лицъ, объединеннаго общими интересами, какіе создавались въ его средѣ на почвѣ пользованія урядами, болѣе или менѣе высокаго имущественнаго благосостоянія. Эти интересы тѣмъ сильнѣе давали о себѣ знать, что наряду съ гетманами и нерѣдко при непосредственной ихъ помощи и носители низшихъ урядовъ уже очень скоро начали высвобождаться изъ-подъ вліянія подвластнаго имъ населенія. Населеніе полка обладало правомъ въ любое время "скинуть съ уряда" своего полковника. Но воспользоваться этимъ правомъ не всегда оказывалось удобнымъ и возможнымъ.
Въ 1679 г. нѣсколько видныхъ полтавскихъ полчанъ, въ томъ числѣ Демьянъ Гуджалъ, Федоръ Жученко, Павелъ Герцикъ и другіе, прислали гетману Самойловичу "листъ", жалуясь, что полковникъ Прокопъ Левенецъ "на ихъ здоровя похвалки чинить, самихъ безчеститъ, перестаетъ(водится) з винникамы и броварниками и из ихъ слугами". Жалобщики просили, чтобы гетманъ "особу якую енералную отъ себе вислалъ въ Полтаву для одобрання отъ пана Левенця уряду его полковницкою, а з межи нихъ кому другому оннѣ вручилъ". Гетманъ, однако, не согласился исполнить эту просьбу. "Зразумѣвши мы -- писалъ онъ всей старшинѣ, "товариству и посполству и всѣмъ въ полку томъ Полтавскомъ обывателемъ" -- з ихъ листу, же нѣ для чего намъ подъ, сей часъ туди енералное особи зсилати, а гамуючи (порицая) ихъ такъ наглую и скорую рѣчь, оразъ по васъ з мѣстца нашого рейментарского мѣти хочемъ и приказуемъ сурово и такую нашу вамъ волю освѣдчаемъ: хто колвекъ (кто бы ни былъ) з старшого и меншого полку вашего товариства, которий бы вѣдалъ и зналъ доволне якую противъ его царского пресвѣтлого величества и нашому реймеитови (правленію) гетманскому походячую нежигливость (недоброжелательство) Левенцову и неправду, тне всѣ нехай, дастъ Богъ дочекавши (дождавшись) святого Воскресення Христова, посполу (вмѣстѣ) з нимъ же полковникомъ до насъ въ Батуринъ прибуваютъ; а тутъ хочъ бы рудному батьку нетолко ему полковяиковѣ и кому иншому, еслибися мѣло то на кого показати, не сполгуютъ (спустятъ). До тихъ однакъ часъ жадною мѣрою (никакимъ образомъ) абисте ему полковникови не важилися отмѣнности чинити, але цалѣ его во всемъ слухали, под неласкою нашою гетманскою повторе приказуемъ". "Годится намъ и вамъ -- не безъ ядовитости прибавлялъ гетманъ -- на его вспоменути прислуги, которни подоймовалъ прошлого року (въ прошломъ году) въ очахъ нашихъ, не жалуючи здоровя своего, противъ неприятелей; а иншне з вашихъ же товарищей, которые въ листе подписалися, въ Той часъ гвалтовний, утѣкшина сюю сторону Днѣпра по под возами крнючися, песокъ терли, и сами можете розумомъ дойти того, хто". И, свидѣтельствуя въ заключеніе полтавскимъ полчанамъ свою "пріязнь", гетманъ требовалъ отъ нихъ "закован'я вшелякое окромности и оддавання старшому послушенства" {Рукопись библіотеки А. М. Лазаревскаго п. н.: "Полтавскіе земельные универсалы", No 23. Говоря о "прислугахъ" Левенца, Самойловичъ разумѣлъ его участіе въ 1678 г. въ битвахъ подъ Чигириномъ съ турками.}. Храбрые и искусные въ военномъ дѣлѣ полковники нужны были гетманамъ и раньше Самойховича, и, если такіе полковники находились въ хорошихъ отношеніяхъ съ гетманомъ, они всегда могли разсчитывать при недоразумѣніяхъ съ полчанами на его властную поддеркку, дѣлавшую разрѣшеніе этихъ недоразумѣній путемъ лишенія полковника уряда крайне затруднительнымъ. Руководясь тѣми же соображеніями, гетманы нерѣдко и прямо назначали полковниковъ, и молчаливаго признанія такого назначенія со стороны полчанъ было достаточно, чтобы уравнять его съ выборомъ. Полчане могли, конечно, заявить и рѣшительный протестъ противъ назначеннаго полковника, но въ условіяхъ военной или полу-военной жизни, всегда допускавшихъ возможность суровой расправы гетмана съ ослушниками его воли, для такого протеста требовались очень серьезныя основанія. Такъ наряду съ выборомъ полковниковъ уже на первыхъ порахъ практиковалось и ихъ назначеніе, а съ теченіемъ времени и самый ихъ выборъ, поскольку онъ сохранялся, все больше переходилъ въ руки полковой старшины и тѣсно примыкавшаго къ ней "значнаго товариства".
Въ свою очередь полковники уже очень рано проявили стремленіе замѣнить выборъ сотниковъ ихъ назначеніемъ властью полковника. Въ іюнѣ 1657 г. браславскій полковникъ Зелинскій писалъ Выговскому, тогда еще войсковому писарю, "жалобу чиня на мужиковъ, которые всюду бунты подносятъ (поднимаютъ) бездѣлнѣ", "къ старшинамъ съ неправдами ходятъ и хотятъ надъ полковникомъ быть старшинами, сотниковъ сами себѣ обираючи". "Самъ, ваша милость, изволишь знать, -- прибавлялъ Зелинскій -- что то не ихъ урядзъ есть: то убо на полковникахъ всюды належитъ сотниковъ обирать" {Акты Ю. и 3. P., XI, Прибавленіе, No 2, 2.11, с. 740.}. Правда, сотники были слишкомъ близкою къ населенію властью, для того, чтобы такое стремленіе могло осуществиться вполнѣ безпрепятственно. Выборъ сотниковъ оставался поэтому обычнымъ явленіемъ въ теченіе всего XVII вѣка {Въ 1686 г. гетманъ Самойловичъ въ наказаніе Орельскихъ городковъ полтавскаго полка, жители которыхъ уходили въ "лядскіе затяги", разбили крымскаго посланца и убили ѣхавшаго съ нимъ царскаго гонца, приказалъ полтавскому полковнику "всѣхъ сотниковъ Орѣлскихъ отъ уряду ихъ поотставляти, а на мѣстца ихъ въ иншихъ городовъ полку Полтавского добрыхъ и справнихъ молодцовъ понасилати". Это и было исполнено, но вскорѣ Орельскіе жители, "тую новину, насланіе сотниковъ, за великую себѣ вмѣнивши обиду и тяжесть", просили гетмана отмѣнить ее, угрожая иначе разойтись. И универсаломъ 11 апрѣля 1686 г. Самойловичъ вновь разрѣшилъ имъ выборъ сотниковъ,-- "яко розумѣемъ, то сотники оніе насланіе не каждому въ смакъ межи вами найдуются".-- Лѣтопись Величка, II, 554--7.}, но рядомъ съ такимъ выборомъ встрѣчались все же и случаи ихъ назначенія, а вмѣстѣ съ тѣмъ, что было еще важнѣе, полковники успѣли въ значительной мѣрѣ подчинить себѣ и дѣятельность выборныхъ сотниковъ, своимъ властнымъ вмѣшательствомъ ослабляя контроль надъ нею со стороны сотнянъ.
Такимъ образомъ съ разнымъ успѣхомъ на разныхъ ступеняхъ власти принципъ назначенія, во всякомъ случаѣ, съ первыхъ же моментовъ дѣйствія новаго строя конкурировалъ съ принципомъ выбора, а, чѣмъ дальше шло время, тѣмъ все большіе успѣхи дѣлалъ среди военныхъ сумятицъ и междоусобій, на долгіе годы наполнившихъ собою жизнь Малороссіи послѣ возстанія Богдана Хмельницкаго, этотъ принципъ назначенія и вмѣстѣ все больше развивалось высвобожденіе органовъ власти изъ-подъ вліянія широкихъ массъ населенія. Оба эти обстоятельства влекли за собою важныя послѣдствія. Даже тогда, когда уряды замѣщались свободнымъ выборомъ населенія, этотъ выборъ, поскольку при немъ имѣлись въ виду болѣе вѣрные уряды, чаще всего падалъ на представителей "значнаго товариства", на членовъ зажиточныхъ и вліятельныхъ въ своей округѣ козацкихъ семей. По мѣрѣ же того, какъ такой выборъ сосредоточивался въ рукахъ сравнительно тѣснаго круга лицъ или прямо замѣнялся назначеніемъ, "значное товариство" все больше сближалось съ старшиною, становясь своего рода кадромъ, изъ котораго черпались члены послѣдней. Съ другой стороны, освобожденіе старшины изъ-подъ вліянія массъ населенія чрезвычайно увеличивало ея значеніе въ народной жизни. Сотникъ въ своей сотнѣ, полковникъ въ своемъ полку, являвшіеся представителями всей мѣстной общины и носителями всѣхъ ея правъ" пріобрѣтали съ того момента, какъ исчезалъ или ослаблялся ея контроль надъ ихъ дѣйствіями, широкую власть надъ населеніемъ, тѣмъ болѣе широкую, что примитивная организація управленія соединяла въ одномъ и томъ же лицѣ одновременно и военнаго начальника, и гражданскаго администратора, и судью. Если въ сферѣ управленія эта широкая и разносторонняя власть открывала легкую дорогу къ произволу, то въ области суда она вела и еще къ одному немаловажному результату. Возстаніе Хмельницкаго, уничтоживъ старые порядки, не уничтожило, какъ мы видѣли, старыхъ кодексовъ права, и они сохранились въ Малороссіи въ качествѣ дѣйствующаго закона. Но, пока въ судѣ силенъ былъ народный элементъ, пока судъ вершился при живомъ и дѣятельномъ участіи представителей мѣстныхъ общинъ, эти кодексы находили себѣ подчасъ серьезныя ограниченія и поправки въ дѣйствовавшихъ среди народной массы правовыхъ обычаяхъ. Съ увеличеніемъ же власти старшины и соотвѣтственнымъ ослабленіемъ народнаго элемента въ судѣ уменьшилась возможность такихъ поправокъ, и открывался путь къ постепенному возстановленію прежней силы старыхъ кодексовъ даже въ тѣхъ ихъ частяхъ, въ которыхъ они недавно были опрокинуты жизнью.
Власть, сосредоточивавшаяся такимъ образомъ въ рукахъ старшины и обнаруживавшая явную наклонность къ возростанію, получала особенное значеніе въ виду характера тѣхъ средствъ, какими обезпечивалось содержаніе администраціи въ гетманщинѣ. Первоначальный проектъ обезпечить козацкую старшину денежнымъ жалованьемъ изъ московской казны остался не осуществленнымъ послѣ того, какъ московскому правительству не удалось получить въ свои руки доходовъ съ крестьянскаго и мѣщанскаго населенія Малороссіи. Гетманское же правительство, въ распоряженіи котораго остались эти доходы, само не въ силахъ было провести подобной мѣры, и въ соотвѣтствіи съ общимъ уровнемъ хозяйственнаго развитія страны содержаніе администраціи пріобрѣло въ ней такой же примитивный характеръ, какъ и самая организація управленія. Главными источниками содержанія властей явились разнообразные поборы съ населенія, частью воскрешавшіе собою старинные обычай, частью установленные вновь. Сотникъ, какъ глава мѣстной общины, собиралъ съ посполитыхъ и козаковъ своей сотни "весельныя (свадебныя) куницы" -- особый денежный сборъ при заключеніи браковъ {О "весельныхъ куницахъ" см. мою рецензію на второй томъ "Описаніе старой Малоросіи* А. М. Лазаревскаго въ "Отчетѣ о тридцать седьмомъ присужденіи наградъ графа Уварова" и отдѣльно п. и. "Къ исторіи Нѣжинскаго полка", приложеніе No 9. Первымъ обратилъ вниманіе на право сотника собирать "весельную куницу" не только съ посполитыхъ, но и съ козаковъ С. П. Моравскій ("Ѳедоръ Лисовскій", К. 1891, с. 32), и онъ же указалъ на близость этого явленія къ западно-европейскому merchetum, въ которое, по крайней мѣрѣ, въ Англіи, входила, по словамъ проф. Виноградова, и "пошлина за бракъ, платившаяся не сеньеру, а общинѣ или сотнѣ". ("Изслѣдованія по соціальной исторіи Англіи въ средніе вѣка", с. 62).}. Дважды въ годъ подчиненныя сотнику сельскія и ратушныя власти, равно какъ и отдѣльные сотняне, являлись къ нему съ "ральцомъ" -- праздничными приношеніями деньгами и натурой. Помимо того, каждый обыватель, обращавшійся по какому-нибудь дѣлу къ сотнику, обычно чествовалъ его спеціальнымъ "поклономъ". Ремесленные цехи сотеннаго мѣстечка дарили сотника своими издѣліями и присылали своихъ членовъ для той или иной необходимой работы во дворѣ "пана сотника". Получавшимися путемъ такихъ поборовъ доходами сотникъ дѣлился и съ сотенной старшиной. Подобные же поборы деньгами, припасами и трудомъ, только въ еще болѣе крупныхъ размѣрахъ, практиковались въ полку полковникомъ и полковой старшиной. Сотники привозили полковнику "ралецъ", ремесленные цехи доставляли ему свои издѣлія, а подчасъ и работниковъ, мѣстные торговцы уплачивали въ его пользу особые сборы, ратуша полкового города поставляла на городской дворъ полковника съѣстные припасы. "А съ ратуши -- сообщалъ въ Москву въ 1666 г. переяславскій воевода Вердеревскій -- полковнику и атаману и судьѣ идетъ съ мѣста съ продавцовъ десятая рыба; а съ ратуши пь всякъ день вино, и пиво, и медъ, и харчъ всякой" {Акты Ю. и 3. P., VI No 41, сс. 101--2.}. Случалось также, что полковникъ привлекалъ посполитыхъ полка къ тѣмъ или инымъ работамъ въ своемъ частномъ хозяйствѣ. Размѣръ этихъ работъ и поборовъ, взимавшихся съ населенія въ пользу сотенной и полковой старшины, не былъ установленъ никакими опредѣленными правилами, и это обстоятельство въ связи съ широкою властью сотниковъ и полковниковъ создавало большой просторъ для разнаго рода злоупотребленій. Жалобы на такія злоупотребленія послышались уже очень рано. Полковникъ -- разсказывалъ, напримѣръ, въ Полтавѣ мѣстный полковой судья пріѣхавшему въ Малороссію въ 1667 г. стольнику Кикину -- "со всего полтавского полку согналъ мелниковъ и заставилъ ихъ на себя работать, а мужики изъ селъ возили ему, полковнику, лѣсъ, и устроилъ онъ себѣ домъ такой, что у самого гетмана такого дому и строенія нѣтъ {Тамъ же, VI, No 62, VII, сс. 195--6.}
Другимъ серьезнымъ источникомъ доходовъ сотенной и полковой старшины являлся судъ. Козакъ, мѣщанинъ или посполитъ, уличенный на судѣ въ кражѣ, разбоѣ, грабежѣ, нанесеніи тяжкихъ побоевъ, убійствѣ, "чужоложствѣ", нарушеніи супружеской вѣрности, изнасилованіи или въ какомъ другомъ уголовномъ преступленіи, помимо опредѣленнаго въ законѣ наказанія, уплачивалъ еще болѣе или менѣе значительный штрафъ въ пользу разбиравшей его дѣло старшины и "пана полковника" {Въ 1719 г. прилуцкій полковой судья Марковичъ жаловался гетману, что духовенство вмѣшивается въ разборъ дѣлъ о блудодѣяніи и убійствѣ и беретъ на себя большіе штрафы, "чого нѣкогды въ полку нашемъ не бывало, ибо, въ томъ не труждаючися, неприлично и брати". Марковичъ просилъ, "чтобы въ сану духовного въ такія дѣла не интересовался нѣхто.... бо, еслибы мѣла духовная власть тіе себѣ неналежніе подгорнути приходи, то з чого будетъ и власть свѣцкая жити, развѣ въ того, чтобы тилко градскіе порядки устроевати и всякіе трудности отбувати дармо". Лазаревскій, Описаніе старой Малороссіи, III, сс. 115--6.}. Если преступникъ подвергался смертной казни, штрафъ своимъ чередомъ взыскивался изъ оставшагося послѣ казненнаго имущества. Случалось, что судъ, когда потерпѣвшая сторона не особенно настаивала на наказаніи преступника, миловалъ послѣдняго, но "належитая врядовая и панская вина" неукоснительно взималась и въ этомъ случаѣ. Бывало даже и такъ, что полковникъ обращалъ принадлежавшее ему право помилованія въ новый источникъ дохода. Въ 1690 г. сотенный и городовой урядъ м. Бѣликовъ съ участіемъ высланнаго изъ Полтавы бурмистра и "значныхъ старинныхъ Бѣлицкихъ людей" приговорилъ Кирила Хведорченка за покражу лошадей и пчелъ къ смертной казни. Мать Хведорченка просила однако, помиловать его, обѣщая вернуть цѣну украденнаго. Въ виду этой просьбы матери преступника обвинители "не барзо настояли на его смертельной карности" и "припустили на волю уряду мѣского", который въ свою очередь обратился къ полковнику. Послѣдній, "увѣдомившись, то мати Кирилова ручится за сына своего, а людского злочинцу, обдарилъ сына ей животомъ и казалъ пустити на покаяніе; а за тую поруку, то Хведорчиха поручилася за сына, и за его злодѣйское Кирилово проступство взялъ его милость панъ Феодоръ Жученко, полковникъ Полтавскій, млиновые кола (мельничные поставы) на рѣцѣ Ворсклѣ и лѣсъ Кириловъ Хведорченковъ" {А. М. Лазаревскій, Замѣчаніи на историческія монографіи Д. П. Милра, X. 1898, приложенія, с. 56.}. Въ 1700 г. полковой полтавскій урядъ судилъ нѣкоего Тимка Гаптара за убійство шинкарки и призналъ было убійцу подлежащимъ смертной казни, тѣмъ болѣе, что и "рожоная сестра" убитой "домовлялася судового всказанія". Но полковникъ "суду росказалъ даровати его горломъ за усиловнымъ кривавослезнымъ матки его Тимковой и тещи онаго жъ въ жоною его, а до того, ижъ (что) онъ, Тимко, видячи такъ великое по Бозѣ его милости пана полковника отцевское надъ собою милосердіе, ижъ не тилко на здоровю не пострадалъ, и на худобѣ (имуществѣ) ненарушономъ зосталъ, во вѣчные и неуставаючіе роды въ жоною своею поручилъ себе въ доживотную т, ему его панскому службу" {Тамъ же, с. 70.}.