Мочульский Константин Васильевич
О Гоголе

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Константин Васильевич Мочульский

О Гоголе

   Явление Гоголя в русской литературе еще недавно казалось до конца объясненным и понятным. Многочисленные и разнообразные исследования его творчества воздвигли во -- "его прочную "научную" стену, за которой нам жилось спокойно. Авторитеты, всеми уважаемые, развесили на этой стене Указующие стрелки, объявления и расписания. Тут и о "генезисе Гоголя" и о "месте его в истории русской литературы", и о влиянии, и нечто о смехе сквозь слезы, и нечто о гуманных идеях. Все разъяснено, все прибрано по местам все систематизировано. Гоголь -- величина строго определенная соизмеримая с другими величинами; явление историческое вызванное тем-то и вызвавшее то-то. Стараниями Яновских, Овсянико-Куликовских и Котляревских нута "научная цель": полное "осмысление".
   Если наша эпоха продолжит этот путь и положит несколько новых камней на возведенную стену, если она, приняв целиком научно-критическую легенду о Гоголе, будет "дорабатывать" ее, она докажет только, что Гоголь ей чужд и не нужен. Замена человека формулой и определением говорит не о любви, а о безразличии. Довольно венков было возложено на бюст "великого писателя"; нам следовало бы предоставить это занятие любителям чествований и заменить гипсовую маску живым лицом. Если мы хотим открыть Гоголя, мы прежде всего должны усомниться во всех предшествовавших открытиях его; если хотим, чтобы он ожил для нас и среди нас -- отвергнуть его "классическую", историческую мумию. Нам нужен современный живой Гоголь, без перспектив во времени, без couleur locale николаевской эпохи, без археологии. Живой человек, к которому мы можем подойти вплотную, помимо специалистов-переводчиков. И наше знакомство с ним должно начаться с удивления, с недоумения, с вопросов. Он должен волновать, встревожить, потрясти. Там, где еще недавно была тишь да гладь (логика, причинность, идеи), должна вскипеть пучина. Исследователи считали своим долгом "навести порядок", обойти неясное, сгладить противоречивое, замолчать иррациональное; мы пойдем обратным путем: заподозрим все, что слишком логично и вразумительно, откинем систему, углубимся в странности, заблудимся в лесу противоречий. Нас не соблазнят ни "реализм", ни "бытоборчество", ни морализм Гоголя; мы не поверим в "русскую действительность" "Ревизора" и "Мертвых душ", не отделаемся беглой ссылкой на фантастику при рассмотрении "Шинели", "Носа", "Портрета". И тогда гоголевский мир, непостижимый, необычный, нереальный, но подлинный, как наваждение, обрушится на нас с новой силой.
   Конечно, трудно отказаться ог желания понимать: трудно погрузиться в мир, освобожденный от логики и причинности. Мы и в художественном произведении жаждем "познания"; а какое же тут познание, если у Гоголя: "Чепуха совершенная делается на свете. Иногда вовсе нет никакого правдоподобия: вдруг тот самый нос, который разъезжал в чине статского советника... очутился, как ни в чем не бывало, вновь на своем месте, то есть именно между двух щек майора Ковалева... Нет, этого я никак не понимаю, решительно не понимаю".
   Под знаком "непонимания" проходит все творчество Гоголя. Его прием: взять самую что ни на есть осмысленную, упорядоченную "картину" действительности, во всем мелочном правдоподобии быта, незаметно нажать на нее и рассказать, какая "чепуха" вдруг получилась. Нарушены взаимоотношения частей, скривились линии, пошатнулись дома, деталь выросла горой, горы сплющились; перепутались планы-перспективы, люди и вещи. И над всей этой неразберихой дьявол зажигает свой фонарь, чтоб все настоящее казалось сном, а сон -- действительностью.
   Мир Гоголя -- маленький кружок, пятно света от дьявольского фонаря. Кругом мрак, из которого в кружок врываются призраки, шарахаются, как летучие мыши, и неуклюже исчезают. Микроскопический мирок Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича, где слово "гусак" глядит каким-то страшным роком, мирок старосветских помещиков, где ту же роль бессмысленной судьбы играет кошка, мир Акакия Акакиевича -- с шинелью, город в "Мертвых душах", где Чичиков вырастает до Наполеона. Незначительное -- важно, важное -- ничтожно. Плотная и гладкая поверхность жизни становится прозрачной и невесомой: под мнимой разумностью царит бессмыслица, под порядком -- хаос. Автор задает вопросы и никогда на них не отвечает. Критики постарались помочь автору в его беспомощности. На все его вопросы ответили. То есть попросту "упразднили" Гоголя. Наше время меньше заботится о "синтезе" и "гармонии" -- а потому наш Гоголь -- другой. Не моралист и бытописатель, а единственный художник гротеска и фантазии.

Примечания

   Впервые: "Звено", No 214 от 6 марта 1927.
   Статья была написана к 75-летию со дня смерти писателя.
   

--------------------------------------------------------------------

   Источник текста: Кризис воображения. Статьи. Эссе. Портреты / Константин Мочульский; Сост., предисл., прим. С.Р. Федякина. -- Томск: Водолей, 1999. -- 415 с.; 21 см.
   
   
   
   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru