Наполеон
Наставление сыну моему, Герцогу Пармскому и Пиаченскому, данное из Эльбского заточения

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:

Наставленіе сыну моему, Герцогу Пармскому и Піаченскому, данное изъ Эльбскаго заточенія.

Сообщенный переводъ.

(Изъ Бонапартовой переписки (*).)
(*) См. No Вѣстника,

   Еще ты не существовалъ, сынъ мой! какъ слѣпое щастіе, часто падающее на пни и кочки, но рѣдко, весьма рѣдко на людей бросило благосклонный взорѣ свой на меня въ Корсикѣ, гдѣ фамилій отца моего возникнуть не могла при всѣхъ усиліяхъ изъ грязи подлости {Теперь узнали, что дѣдъ Наполеона былъ мясникомъ. Сіе, кажется, не принесло бы ему никакого безчестія, естьли бы, будучи возвышенъ къ величію, коимъ не умѣлъ пользоваться, украсилъ его своими добродѣтелями, естьли бы доставилъ Франціи благоденствіе, а Европѣ миръ. Мы съ уваженіемъ воспоминаемъ Минина. Ктожъ онъ былъ? Званіемъ мясникъ; а дѣлами? Спаситель Москвы.-- И Наполеонъ заслужилъ бы у современниковъ удивленіе, а отъ потомства признательность, бывъ мясника внукомъ, естьли бы былъ Царемъ по сердцу Божію. Переводч.}. Однако дѣдъ твой, занимавшій должность Секретаря въ городѣ Аякчіо, мѣстѣ моего рожденія, былъ другомъ славнаго Паоло извѣстнаго по своей любви къ Отечеству. Въ тотъ самой годъ, въ которой досталась во владѣніе Франціи Корсика, я произошелъ въ свѣтѣ. Правителемъ тогда сего острова былъ Графъ Марбефъ, коего угодно было участію избрать орудіемъ первыхъ его милостей въ юности моей, покровительствовавшаго мнѣ послѣ до самой своей кончины, на сихъ первыхъ знакахъ своего ко мнѣ благоволенія щастіе не остановилось; оно предначертало съиграть со мною странную роль, чтобы удивить міръ и моимъ скоропостижнымъ возвышеніемъ и мгновеннымъ моимъ паденіемъ,
   Въ Бріеннскомъ военномъ училищѣ я почерпнулъ первыя начала искусства убирать людей на полѣ чести. Мнѣ не трудно было понять ихъ скоро, имѣя природныя способности; но отъ нихъ-то можетъ быть поселился во мнѣ первой зародышъ желанія прославить себя нѣкогда подобно Тюреню и Евгенію, или лучше сказать, желанія проливать кровь для того только, чтобы имѣть удовольствіе повсюду слыть героемъ. Первые опыты мои въ семъ знаніи увидѣлъ Тулонъ, когда, бывъ еще Поручикомъ, я удивилъ Диктатора Барраса устроеніемъ одной батареи, спасшей городъ отъ сильной осады Англичанъ. Отъ сего перваго щастливаго шага произошло все будущее мое поприще, на коемъ послѣ того дѣлалъ я необыкновенные скачки. Вошедъ въ знаніе у лучшихъ республиканцовъ, мнѣ не трудно было пронырствомъ и хитростьми устроить себѣ путь къ почестямъ, коихъ нетерпѣливо желала моя душа, недовольная послѣ всѣмъ, чѣмъ только обладать можно смертному.
   Мнѣ не трудно было вкрасться во всѣ тайныя сходьбища, откуда происходили опредѣленія смерти; и тутъ-то я узналъ, что тогда, какъ повседневно падали жертвы отъ республиканской сѣкиры, мнѣ всегда удавалось торжествовать втайнѣ надъ злоумышленіями санкюлотовъ. И такъ съ вѣрностію попечительнаго дядьки щастіе сопровождало меня во время убійственнаго во Франціи междоусобія, и спасло меня въ сіи дни ужаса отъ рукъ палачей Роберспіера, Марата и Кутона.
   Ты узнаешь отъ твоей матери, братьевъ моихъ, товарищей военныхъ моихъ подвиговъ и даже отъ всего тебя окружающаго, съ какимъ попечительнымъ около меня стараніемъ щастіе сопровождало меня на поприщѣ моихъ подвиговъ. Какъ служило мнѣ въ Египетскомъ походѣ, въ коемъ юный еще сдѣлался я побѣдителемъ Малтійскихъ рыцарей, овладѣвъ ихъ островомъ не силою оружія, но златомъ и хитростію. Покорилъ Сирію, хотя на время; на высочайшей изъ всѣхъ пирамидѣ начерталъ мое имя, какъ побѣдителя, и внушилъ въ Египтянъ страхъ и краткое къ себѣ уваженіе. Какъ спасло оттуда возвращавшагося: безъ флота и воиновъ отъ Аргусовой бдительности Англичанъ, положившихъ твердо погубить меня. Какъ, наконецъ, сохранило меня отъ убійственныхъ мечей въ пятисотномъ Совѣтѣ, гдѣ я помощію предпріимчиваго Сіеса и брата моего Іосифа положилъ первыя основанія верховной власти во Франціи, власти хотя гражданской, но въ особѣ моей самодержавной.
   До сей важной эпохи моей жизни властолюбіе, еще младенчествовавшее во мнѣ, не совсѣмъ созрѣло -- я одинъ управлять желалъ, а два данные мнѣ младшіе помощника были нѣкоторымъ мнѣ препятствіемъ въ тайныхъ замыслахъ моихъ. Приспѣло наконецъ то время, какъ властолюбіе мое согласно съ щастіемъ сдѣлало послѣдній исполинскій шагъ -- когда заслугами моими, оказанными Франціи, блеснулъ я предъ Европою въ Консульской тогѣ, коею облачится надлежало и потомкамъ моимъ; когда Диктаторскій жезлъ Силлы обняла крѣпкая моя мышца; когда я началѣ уже быть первымъ въ гражданскомъ сословіи: тогда щастіе шепнуло честолюбивому моему сердцу, искать вящшаго величія въ Царской коронѣ. Но какъ ее получишь? Я не былъ природный Французъ; Бурбоны не отреклись отъ своего престола; Франція и слышать не хотѣла о самодержавной власти; еще на революціонной площади дымилась кровь Лудовика, пораженнаго ненавистію ко всѣмъ въ мірѣ Царямъ.
   Все было мнѣ препятствіемъ, но чего не могутъ сдѣлать хитрость и щастіе?.. И нынѣ даже сердце мое содрогается, вспомнивъ всѣ сіи коварные происки, всѣ сіи безсовѣстныя интриги, употребленныя мною для совершенія сей послѣдней воли щастія. Но какія бы онѣ ни были, желаніе честолюбія моего и въ семъ исполнилось, исполнилось даже болѣе, нежели самое честолюбіе мое думать могло, Франція ненавидѣла Королей; но льстя ея самолюбію, я вздумалъ прельстишь ее пышнымъ именемъ Имперіи; да и для собственнаго моего честолюбія мало было быть Королемъ: я не хотѣлъ сравниться съ первымъ капетомъ -- я желалъ уподобиться великому Карлу -- и такъ Императорская корона осѣнила мою главу. Увидѣвъ въ ней щастіе любимца своего, какъ будто нѣсколько утомленное сѣло у подножія моего престола. Тогда я позабылъ о благодѣтельствовавшей мнѣ десницѣ, и возгордись, къ себѣ одному отнесъ всѣ сіи исполинскіе успѣхи.--
   Но ты еще и тогда не существовалъ, сынъ мой! какъ отецъ твой, избалованный сими игрушками, возсѣлъ на новосозданномъ имъ престолѣ, основанномъ на подросткахъ древняго, коего не могъ сохранить вѣнчанный страдалецъ добрый Лудовикъ, отъ коего и я принужденъ былъ послѣ отказаться. Но о семъ послѣ.-- Не довольствуясь одною сею короною, которой можетъ быть позавидовали бы древніе Цари, возложилъ я еще и желѣзную на себя Лонгобардовъ діадиму, положивъ твердо въ сердцѣ моемъ воскресить изъ разсѣяннаго пепла сіе Королевство, погибшее отъ недальновидности слабыхъ потомковъ безсмертнаго Карла. Громкою на ней надписью я хотѣлъ устрашить современныхъ мнѣ Царей, не хотя себя въ семъ увѣрить, что не тому горе, кто къ ней прикоснется {Не на желѣзной Карла Великаго коронѣ, но на установленномъ имъ орденѣ желѣзной короны сдѣлалъ Наполеонъ сію шутовскую надпись -- Dio me l'а dato, quai chi latocchera -- въ обѣихъ ложь. Провидѣніе нимало, кажется, не занималось его возвышеніемъ, да и комужъ нынѣ горе, что Италія возвращена прежнимъ своимъ владѣльцамъ? Можетъ ли наказать Промыслѣ Союзныхъ Монарховъ за сердечное и Ему пріятное желаніе, освободишь человѣчество отъ его мучителя? Какоежъ доброе дѣло останется безъ награды, когда защита общія пользы осталась бы безъ Его вниманія? Лучше бы сдѣлалъ Наполеонѣ, естьли бы далъ сію надпись: Fortuna, me, l'a data, quai а me, fuo favorito!-- Не исполнилось ли сіе?-- Переводчикъ.}, но тотъ погибнетъ, кто оросилъ ее кровію миліоновъ, закланныхъ имъ для сохраненія ея.
   Окруженному симъ сугубымъ блескомъ величія чегожъ еще не доставало властолюбивому отцу твоему? Императоръ-Король, покровитель, или лучше сказать самодержецъ Германіи -- посредникѣ Швейцаріи -- законодатель Франціи.-- Творецъ Царей и владѣтель всея почти Европы -- онъ пожелалъ продлить вѣками свою династію, продлишь ее посреди древнѣйшихъ и славнѣйшихъ въ Европѣ престоловъ.
   Тогда, руководствуемый адскою моею политикою, думая утвердить самовластіе мое во Франціи и во всей Европѣ новымъ брачнымъ союзомъ, я разорвалъ первый, коему по уму и достоинствамъ Жозефины можетъ быть я былъ обязанъ моимъ возвышеніемъ, принудилъ развестись ее со мною, оставить меня неблагодарнаго къ ней съ тѣмъ, чтобы не силою любви, но подѣ страшными громами брани изторгнуть насильно изъ объятій Австрійскаго Императора юную добродѣтельную дщерь его. Въ семъ поступкѣ политики заключалась сугубая дальновидная хитрость моя. Ежели бы я окончилъ жизнь мою на престолѣ, династія моя продлилась бы вѣками; ибо сильный Монархъ, каковъ есть Австрійскій Императоръ, защищалъ бы ее въ потомкахъ моихъ, и союзъ родства со всѣми почти Европейскими Государями былъ бы для нихъ надежнѣйшимъ щитомъ {Можетъ быть не всѣмъ извѣстенъ сей стихъ, заключающій въ себѣ нѣкоторое вѣрное предреченіе: Bella gerant alii, tu felix Austria nube. Читая лѣтописи, во всѣхъ почти опасныхъ для Австріи случаяхъ сіе предреченіе совершилось. Отдавая на французскій престолѣ дочерей, Австрійскій Домѣ всегда отклонялъ величайшія отъ себя нещастія. Супружество даже Наполеона есть тому доказательствомъ; ибо на тончайшей ниточкѣ висѣла судьба ея отъ неистовства сего бѣшенаго завоевателя. Ратуя въ послѣдній разѣ противъ Австріи, онѣ изключилъ изъ списка Европейскихъ Государей царствующаго нынѣ Франца II го. Женитьбою съ дщерію его укротилась нѣсколько алчба сего новаго Тамерлана, и онъ не простиралъ уже взоровъ своихъ на достояніе тестя своего, коего ни страшился, ни уважалъ. Да и послѣ паденія его не вознаграждена ли будетъ Австрія тѣмъ, что пожертвовала для Франціи симъ безцѣннымъ сокровищемъ, возвращеннымъ судьбою первому его владѣльцу?... Перевод.}. Ежели же бы что и случилось -- къ крайнему моему нещастію я низверженъ былъ съ престола моего -- то и тогда судьба наслѣдника моего была бы обезпечена; ибо кому бы ни удалось меня покорить, тотъ всегда долженъ былъ уважить супругу мою, пожертвовавшую собою для спасенія своего родителя, а тѣмъ самымъ и сыну его опредѣлить соотвѣтственное сану и породѣ его достояніе.
   Но кто бы могъ ожидать сего, чтобы затѣянное честолюбіемъ совершилось по волѣ ли судьбы промысла, или по обыкновенному закону природы? Тогда я думалъ, что въ семъ насильномъ брачномъ союзѣ щастіе мнѣ благопріятствовало. Имъ-то, сколько для меня блистательнымъ, столько же и для меня щастливымъ, я сдѣлался родственникомъ всѣхъ почти вѣнчанныхъ Главѣ въ Европѣ, и она, кажется, позабыла о подломъ происхожденіт моемъ, взирая только на супругу мою, коея высокій родѣ и добродѣтели облагородствовали вездѣ досель ничего не значущую фамилію мою; изъ сего-то союза, основаннаго на политикѣ и утвержденнаго страхомъ и силою властолюбія, ты произошелъ, сынъ мой {Не вѣрю, чтобы Наполеонъ любилъ своего сына, какъ нѣжный отецъ, когда сомнѣвался даже человѣкъ ли онъ, или самоходная машина. Однажды, видя его играющаго на паркетѣ, спросилъ онъ у предстоявшаго предъ нимъ Прелата: "Епископъ! вѣрите вы, что въ семъ существѣ" указуя на своего сына, "есть душа?" Не извѣстенъ намъ отвѣтъ Епископа, оставшагося вѣрно въ большомъ затрудненіи, но такой безумной допросъ открываетъ всѣ свойства души Наполеона. Можно ли послѣ того удивляться, что сіе изчадіе щастія, сей извергъ, безъ всякой вѣры и совѣсти, почиталъ человѣчество ничѣмъ, когда собственнаго даже сына, непочиталъ мыслящимъ существомъ? Переводчикъ.}.
   И такъ, ты въ то время существовать началъ, когда отецъ твой, осѣненный короною почти перваго въ Европѣ Царя-законодателя, побѣдителя и завоевателя, увидѣлъ тебя со слезами радости въ своихъ объятіяхъ, единую надежду своего престола и милаго ему преемника славы моей и величія. Образованная симъ Франція, такъ мнѣ по крайней мѣрѣ казалось, поднесла тебѣ, какъ моему наслѣднику, пальмовую вѣтвь, въ знакѣ союза любви къ тебѣ, своей же ко мнѣ покорности; а Европа принесла тебѣ дары, въ залогъ уваженія къ престолу моему. При всей дикости, хладныхъ моихъ чувствъ, при всей угрюмости моего характера, ни что сравниться не могло съ сердечнымъ тогда восторгомъ моимъ, увидѣвъ, что правнукъ Корсиканмкаго матроса возсядетъ нѣкогда на престолѣ Великихъ Генрика, Людовика и Карломана, и наставленный мною въ многотрудномъ искусствѣ царствованія {Богъ сохранилъ отъ сего и невинное сіе безмолвное твореніе и человѣчество. Какія бы онъ далъ сыну своему благія наставленія, дыша весь безсовѣстіемъ и кипя злобою и презрѣніемъ къ человѣчеству? Зналъ ли онъ самъ истинныя правила царствованія мудраго, кроткаго и ко благу народовъ?-- Поселилъ ли бы онъ въ немъ любовь къ нимъ, сего вѣрнаго поручителя обоюднаго щастія и благоденствія? вкоренилъ ли бы онъ въ немъ страхъ Божій, коимъ сильные земли огражденные защищаютъ отъ всего подданныхъ своихъ? Не былъ ли бы это питомецъ Махіавелія, коего самъ всѣ исполнилъ заповѣди въ краткое время своего царствованія?-- Переводчикъ.}, совершитъ со славою начатое мною... Но не такъ начертанъ промыселъ Всевышняго; щастіе пріуговляло громовый свой ударъ намъ обоимъ; мнѣ, какъ виновнику всѣхъ золъ, совершеннымъ меня униженіемъ и безславіемъ, тебѣ же, какъ во всемъ невинному, лишеніемъ, что не было твоимъ, и опредѣленіемъ того чѣмъ ты во всю жизнь твою одолженъ не мнѣ, но добродѣтельной матери твоей. Ударъ совершился, но я, бывъ пресыщенъ славою моею и величіемъ, или никогда его не ожидалъ, или не воображалъ себѣ столь ужаснаго, какой въ самомъ дѣлѣ послѣдовалъ.
   Внемли сынъ мой, и ужаснись: Ты родился въ блѣскѣ заимствованномъ отъ меня; но дабы возвеличишь его собственною твоею славою, я возложилъ на тебя, бывшаго еще въ колыбели, самодержавнѣйшую корону Цезарей, присвоенную Престолу Церкви ея Первосвященниками, думая сдѣлать тебя Августомъ въ мірѣ, когда довольно для тебя было бы быть вторымъ Наполеономъ во Франціи и единымъ преемникомъ моего величія. Тако ты шествовалъ въ младенчествѣ къ будущей твоей славѣ, и казалось, что сынъ исполина -- такъ его лесть и боязни называли или превзойдетъ ею своего отца, или предастъ ее потомкамъ своимъ.--
   Но, ахъ! еще и четырехъ не протекло годовъ отъ твоего рожденія, какъ наконецъ щастіе, утомившись покорствовать рабски моему своенравно, отвратило отъ меня со гнѣвомъ лице свое, и возвысивъ меня столь скоропостижно къ земному величію, низвергло меня въ грязь природныя моея подлости! увы! куда дѣвалась моя слава, величіе, престолъ, владычество, короны? куда скрылись мои побѣды, завоеванія, раболѣпство Франціи и покорность ко мнѣ Европы? Отъ чего столь скоропостижно изчезъ весь блескѣ моего величія? отъ чего утихъ навсегда Громъ моея побѣды?
   Сынъ мой, возтрепещи, и пади во прахъ предъ могуществомъ вседѣющаго Промысла, покорствуй въ глубокомъ безмолвіи всесильной волѣ Его!-- Возвышенія всѣхъ исполинскихъ дѣлъ моихъ и поставляй орудіемъ слѣпое щастіе. Нѣтъ, Богъ не мѣшался, будучи всеблагій; въ мучительное мое правленіе, ни въ кровопролитныя мои брани; мгновеннаго же паденія, постыднаго нынѣ плѣна и позорнаго моего безславія ктожъ; какъ не я самъ, виновникъ?-- Въ величіи моемъ я не признавалъ надъ собою десницы, Всевышняго, Коимъ Цари царствуютъ и сильные земли господствуютъ; самонадѣяніе мое превзошло всѣ мои силы, высокомѣріе равнялось моему неистовству, честолюбіе сходствовало съ гордостію ангела тьмы: вотъ! его дѣянія, украшенныя мною пышнымъ именемъ славы, коея основаніемъ я поставилъ личную мою пользу я всеобщую гибель народовъ; вотъ изображеніе черныхъ свойствѣ души твоего отца! Но приготовься услышать еще ужаснѣйшее!
   Съ первыхъ дней моего владычествованія во Франціи я началъ неистовствовать во всей Европѣ.-- Возшествіе мое на престолъ я обагрилъ неповинною кровію Пишегрю, Жоржа и мнимыхъ всѣхъ сообщниковъ выдуманнаго мною ихъ противъ меня заговора; послалъ на заточеніе добродѣтельнаго Моро, достойнаго лучшей участи; предалъ поносной смерти, насильственно похитивъ изъ лона дружбы д'Анганскаго Принца, опаснѣйшаго врага моему властолюбію по его. уму и добродѣтелямъ* Я опрокинулъ древніе въ Европѣ престолы, всѣ существовавшія изкони правленія, весь порядокъ мира и тишины; заключилъ въ монастырь Этрурскаго Короля и мать его, для того только, чтобы за похищенныя мною ихъ владѣнія не платить имъ положенной суммы; я даже коснулся къ Престолу церкви, наложивъ оковы на сановитаго Старца, тѣмъ только виновнаго предо мною, что онъ владѣлъ опредѣленнымъ мною тебѣ достояніемъ, не отдѣльнымъ отъ Римской украшавшей тебя короны. Вотъ какое ненадежное хотѣлъ я тебѣ оставитъ наслѣдіе!
   Но сего еще мало.
   Я нарушалъ, по моей волѣ всѣ священные съ Царями договоры, принудивъ Испанскаго отдать мнѣ свой престолъ, и овладѣвъ всею Германіею, подѣ предлогомъ моего надъ нею покровительства, обнажилъ ее изъ всѣхъ ея сокровищъ, изрыгая всю всюду смерть, гдѣ, хотя малѣйшее находилъ сопротивленіе моей алчности и это людно. Я остановилъ, во всей Европѣ торговлю, скрежеща зубами на Англію, царицу морей, спасшую бодрую Испанію, отъ ига моего самовластія. Я помѣстилъ на всѣхъ почти Европейскихъ престолахъ недальновидныхъ {Изъ сего числа справедливость велитъ изключить двухъ: Людовика, бывшаго Королемъ Голландскимъ, кротостію своею и благоразуміемъ заслужившаго, любовь у своего народа, и достойнаго лучшей участія: и Люціана, почти предвидѣвшаго скорую политическую кончину брата своего, никогда не соглашавшагося на замыслы Наполеона, и собравшаго -- входить не должно какимъ образамъ несмѣтныя сокровища, дабы содержать ими въ Римѣ отставныхъ братьевъ своихъ.... Перевод.} братьевъ, моихъ, рабовъ моей воли, окруживъ престолъ мой созданными мною Герцогами, Дюками, Маршалами, Графами, слѣпо мнѣ раболѣпствовавшими, въ тайныхъ мною неистовствахъ обременившихъ лютую совѣсть мою. Я довелъ Францію до самоужаснѣйшаго состоянія моими непомѣрными налогами, уничтоженіемъ земледѣлія ея, рукодѣлій и торговли, обнаживъ ее изъ красы храбрыхъ ея юношей, не пощадивъ и старости, влача и ее на ратное поле, лишь бы многочисленностію моихъ легіоновъ удивить и устрашить Европу. Ежегодно я жертвовалъ миліонами, ежечасно тысячами, ежемѣсячно полками храбрыхъ воевъ, не для того, чтобы отразить натискъ враговъ моихъ, кои никогда не думали на меня нападать, но чтобы имѣть удовольствіе проливать кровь неповинную, орошая ею опустошенныя мною, повсюду поля.
   Я наконецъ, не уважая достоинства перваго въ свѣтѣ Монарха и нарушивъ священный договоръ съ могущественною Россіею, напалъ на нее разбойнически съ многочисленными ордами, возмечтавъ -- естьли бы мнѣ вздумалось ее покоришь -- сдѣлаться владыкою вселенныя. На семъ кончилось поприще моего, блеска и величія. Повсюду поражаемый въ Россіи, преслѣдуемый до самыхъ стѣнъ Парижа, наконецъ совершенно побѣжденный, я палъ подъ тяжестію моея гордости; покоренный, я отрекся отъ своихъ престоловъ, съ лукавствомъ увѣряя Европу, что ихъ добровольно отдаю вручившему мнѣ ихъ народу, желая будто человѣчеству мира, а Франціи благоденствія; въ самомъ же дѣлѣ терзаясь внутренно, что лишился не моего собственнаго. Но чтожъ я въ удѣлъ получилъ? Общую ненависть, злословіе, презрѣніе, уничиженіе и безславіе, кои въ тебѣ никогда не прикоснутся, но въ которыхъ однако ты долженъ, находить для себя полезное наставленіе, нося всегда въ душѣ своей примѣръ сей истинныя превратности щастія и моего смиренія въ самомъ высочайшемъ изступленіи моея гордости.
   

Наставленіе сыну моему, Герцогу Пармскому и Піаченцскому, данное изъ Эльбскаго заточенія.

(Окончаніе статьи, напечатанной въ 22 книжкѣ, стр. 132)

   Вотъ, сынъ мой! живое начертаніе кистію совѣсти и истины, изображеніе отца твоего, нѣкогда великаго и могущественнаго въ мірѣ, нынѣ же безсильнаго, презрѣннаго и безславнаго въ подломъ заточеніи. Въ такомъ нынѣ положеніи владыка Франціи, предъ моимъ все трепетало. Вотъ разительный примѣръ въ лицѣ собственнаго твоего отца, примѣръ суеты сего міра, примѣръ Божія правосудія надъ высокомѣрными, Ему единому, Господу силъ и славы, возмечтавшими уподобиться во власти! Читая всемірныя лѣтописи, ты въ нихъ подобнаго сему не сыщешь примѣра. Ты тамъ увидишь щастливыхъ любимцевъ щастія по большей части постоянныхъ въ своемъ щастіи и возвышеніи рѣдко кто сопровождаемъ былъ на эшафотъ, или въ темницѣ кончилъ жизнь какъ злодѣй. Я же лишенъ только того, что не было моимъ, чѣмъ я не умѣлъ пользоваться въ щастіи моемъ, и отъ, чего добровольно самъ отрекся, узнавъ наконецъ, что я всѣмъ вредной человѣкѣ {Какогожъ другаго наказанія могъ ожидать Наполеонъ въ вѣкѣ просвѣщенія и кротости, отъ такого Монарха, Который весь дыша человѣколюбіемъ, хотѣлъ -- и доказалъ міру, что Онъ не варварами управляетъ -- какъ утверждалъ Наполеонъ -- но людьми, руководствуемыми любовію къ человѣчеству? Да, и какая была бы для Европы польза, естьли бы онъ, какъ грабитель, убійца, злодѣй и возмутитель общаго спокойствія, кончилъ на эшафотѣ ненавистную жизнь, свою? Постыдно было бы для Парижа, естьли бы на сей самой площади, гдѣ за благо народа пролилъ страдальческую кровь кроткій Людовикъ, смѣшалась съ нею кровь честолюбца и неистоваго убійцы миліоновъ. Довольно для злодѣя наказанія, когда у него всѣ отняты средства вредить обществу. Онъ наказанъ по мудрому Римскому закону 2 Per quod quis peccat, per idem et puniatur.-- Наполеонъ властію своею причинялъ всѣмъ зло; онъ долженъ быть наказанъ отнятіемъ ея; и Европа осталась спокойна, человѣчество уже страдать не будетъ Ничто, и самая даже смерть, его не можетъ вознаградить тѣхъ убытковъ, кои онъ причинилъ народамъ, ни возвратить жизни десяти миліонамъ, пожраннымъ честолюбіемъ его. Примѣръ его паденія достаточенъ наставить народы и злыхъ Царей Отнятіемъ у него жизни развѣ онъ хотѣлъ заставить кроткихъ своихъ Побѣдителей подражать ему въ лютости? Нѣтъ, АЛЕКСАНДРОВУ сердцу дорого стоитъ самый бѣднѣйшій оратай.-- Онъ только благотвореніями и щедротами мстить умѣетъ. Прощая великодушно разорителю Москвы, благотворя ему за зло, причиненное великому Его народу, Онъ показалъ будущимъ родамъ, что въ одномъ только человѣколюбіи Исходитъ славу и величіе. О сколь ничтожны, сколь мѣлки предъ такимъ Монархомъ всѣ побѣдители! Чѣмъ меньше великій нѣкогда Наполеонъ, тѣмъ больше истинно великъ АЛЕКСАНДРЪ! Переводч.}.
   Сынъ мой! еще въ колыбели ты былъ уже самъ по себѣ Царемъ, былъ сыномъ Царскимъ. Младенецъ же? ты ничто по отцу. Ты можетъ быть лишишься и имени моего, которое въ лѣтописяхъ міра безславіе и общая ко мнѣ ненависть самыми чернѣйшими начертятъ красками. Ты подобенъ сыну гордаго Папы Александра VI, желавшему быть Цезаремъ и умершему ничѣмъ. Однако ты Герцогѣ; сего довольно нынѣ для честолюбія моего. Ты же не долженъ его имѣть, ежели не желаешь лишишься и того, чѣмъ за добродѣтели матери твоей наградило тебя Провидѣніе. Я въ заточеніи моемъ симъ утѣшаюсь, что ты въ Княжеской мантіи продлишь родъ мой.-- Видно, Царская порфира не кстати была бы для тебя, сына властолюбца, не умѣвшаго ею дорожить... Будь и симъ доволенъ... Промыслъ устроиваетъ все въ пользу человѣка. Я нынѣ сіе испыталъ -- рабъ страстей моихъ въ коронѣ -- я нынѣ отъ нихъ свободенъ въ цѣпяхъ....
   Невинное и отъ меня единаго ненастное твореніе! чего ты могъ ожидать отъ отца, не умѣвшаго цѣнить благодѣяніи щастія? отъ неистоваго, высокомѣрнаго отца, не искусившагося прежде въ школѣ добродѣтели, чтобы навсегда царствовать человѣколюбиво? отъ отца не знавшаго границъ своему властолюбію, и водрузившаго жезлѣ самовластія тамъ гдѣ даже кроткіе Цари жестоко народомъ наказываемы были... {Нѣкто изъ просвѣщенныхъ наблюдателей сказалъ, что и въ царствованіе Наполеона революція французская продолжается, и никогда не окончится. Отврати, Боже! сіе предсказаніе! Какимъ опять бѣдствіямъ пріуготовляется щастливый нынѣ Домъ Бурбоновъ, достойный царствовать надъ постояннѣйшимъ народомъ?-- Не уже ли адъ вторично породить когда нибудь властолюбца, подобнаго Корсиканцу? Не уже ли Франція, а чрезъ нее и человѣчество, вѣчно страдать будетъ? О гнусные Вольтеры, Руссо, Дидероты, д'Аламберты! се плоды вашей философіи!-- Прахѣ вашъ уже истлѣлъ, -- о когда бы память ваша изчезла отъ лица земли!-- Переводчикъ.}? отъ отца человѣконенавидца, лютаго душею и сердцемъ, и себя только одного любившаго? отъ отца, презрѣвшаго даже будущее твое щастіе, лишь бы собственное возвысить превыше всея возможности возвышенія?--
   Сынъ мой! ты остаешься нынѣ съ твоею матерью, чувствительною, умною, добродѣтельною матерью, остаешься съ нею тогда, какъ отецъ твой, самъ виновникъ своего нещастія, влачилъ въ семъ заточеніи подлыя оковы своего безславія; тогда, какъ первая картина превратности здѣсь всего представится тебѣ въ собственномъ моемъ лицѣ; тогда, какъ у подножія престола Бурбоновъ ты Меня увидишь обнаженнаго изо всего, чѣмъ я несправедливо гордился, похитивъ оный, чѣмъ прельщался въ паденіи моемъ, и чего цѣнишь не умѣлъ, рожденный въ подлости, воспитанный щастіемъ и возвышенный слѣпымъ случаемъ, низверженный же и попранный рукою самаго Промысла.--
   Когда лѣта твои откроютъ способности твоего разсудка, когда добродѣтельная мать твоя дастъ тебѣ первый урокѣ вѣры и нравственностію, тогда ты въ первой разъ спросишь ее объ отцѣ твоемъ. Но что же объ немъ отъ ней услышишь? Я предупрежду ее описаніемъ тебѣ характера его. Онъ заключалъ въ себѣ странную смѣсь всѣхъ пороковъ, и немногихъ добродѣтелей, притворной ласковости и природнаго неистовства, кратковременнаго постоянства и всегдашней опрометчивости, нѣкотораго ума и недальновидности, храбрости и внутренняго страха, смѣсь мгновеннаго величія и природной во всемъ низкости.
   Остановись, сынъ мой! на семъ вѣрномъ изображеніи, позабудь вовсе о кратковременномъ величіи отца; но запечатлѣй въ душѣ твоей въ пожизненное себѣ наставленіе позорное его паденіе; оно охранитъ тебя отъ высокомѣрныхъ замысловъ, погубившихъ меня, и отъ неограниченнаго властолюбія, почти всегда оканчивающагося безславіемъ, и ежели злая природа поселила и въ тебѣ зародышь гнуснаго честолюбія, то изкорени его въ юныхъ еще лѣтахъ твоихъ, дабы ты могъ провождать спокойно жизнь съ любовію въ тебѣ людей, съ миромъ совѣсти твоей и съ лестнымъ наименованіемъ честнаго человѣка.
   Чти и сохраняй свято заповѣди Религіи; безъ нее нѣтъ величія для Царей и благоденствія для народовъ. Изслѣдуй, сколько можно, всѣ науки; онѣ будутъ всегда наставникомъ и путеводителемъ въ щастіи, утѣшителемъ и вѣрнымъ другомъ въ злополучіи твоемъ. Предпочитай всему смиреніе; вся великость отъ него только зависитъ. Гнушайся лестію. Окружающіе тебя трубить будутъ, что ты внукъ Царей -- сынъ Царя; внемли лучше гласу совѣсти, что ты великъ не породою, но добродѣтелями. Возлюби; паче всего человѣчество: безъ сей любви, въ какомъ бы ты ни находился состояніи, никогда благополучнымъ не будешь. Можетъ быть Цари составляютъ первое звено въ сей цѣпи мыслящихъ существъ; но что они безъ народа?
   Ты, по волѣ Промысла, наслѣдишь по матери твоей достояніе, довольно для тебя пространное; будешь имѣть подданныхъ; цѣни и люби ихъ какъ людей, какъ дѣтей твоихъ. Несохраненіе мною сего величайшаго правила погубило меня. Я почиталъ себя всѣмъ, а подвластные мнѣ народы ни чѣмъ. Они остались и всегда пребудутъ, по мѣрѣ дѣлъ своихъ, великими и славными; а я?.. Ты самъ нынѣ видишь.
   Владѣнія твои окружены слабыми и мощными владѣльцами. Съ первыми соедини силу твою противъ нападенія сильнѣйшаго; послѣднихъ уважай, и въ благородномъ предъ ними смиреніи помни свое достоинство... Но никогда имъ не гордись, да всѣ уважаютъ въ тебѣ великость души, а не возвышенность сана твоего: онѣ тогда благородной, когда ты украсишь его твоими благими дѣлами. И я былъ Царемъ, и думалъ, что ворона и порфира меня украшали; отъ студныхъ дѣлъ моихъ онѣ на мнѣ почернѣли. И не на Царскомъ престолѣ можно быть великимъ...
   Молю тебя, сынъ мой! позабудь объ отцѣ твоемъ, увѣнчанномъ нѣкогда славою и величіемъ! Но помни объ немъ непрестанно, изгнанномъ отъ сообщества людей и обремененномъ оковами; помни объ немъ, какъ сынъ, но не злословя его...
   Писано на островѣ Эльбѣ въ первое лѣто моего безславія весною.

Бонапарте.

Перевелъ З...й.

"Вѣстникъ Европы", No 22, 24, 1814

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru