Коптев А.
Кавказ
Lib.ru/Классика:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
]
Оставить комментарий
Коптев А.
(
bmn@lib.ru
)
Год: 1873
Обновлено: 15/01/2019. 89k.
Статистика.
Повесть
:
Проза
19 век
Скачать
FB2
Ваша оценка:
шедевр
замечательно
очень хорошо
хорошо
нормально
Не читал
терпимо
посредственно
плохо
очень плохо
не читать
КАВКАЗЪ
Повѣсть
А. Коптева.
I.
Кавказъ представляетъ необыкновенное разнообразіе климатовъ. На небольшомъ пространствѣ какой нибудь одной географической мили, -- изъ тропическаго жара долины можно черезъ нѣсколько минутъ ходьбы подняться въ тѣнь вѣковыхъ нетронутыхъ лѣсовъ, или достичь пышныхъ горныхъ сѣнокосовъ, съ душистою сочною травою, въ поясъ вышиной, -- а если не лѣнь, то легко добраться даже и до покрытыхъ вѣчными снѣгами суровыхъ вершинъ, откуда во всѣ стороны открывается необъятно-далекій и очаровательный видъ, на гигантскіе хребты, свѣтлые потоки, и множество деревень, усадьбъ, садовъ,-- и затѣмъ любоваться, какъ
"Между нихъ, прорѣзавъ тучи,
Стоитъ всѣхъ выше головой Казбекъ,--
Кавказа царь могучій,
Въ чалмѣ и ризѣ парчевой."
При занятіи нашими Грузіи, она была почти пуста и вся покрыта развалинами, отъ свирѣпыхъ опустошеній Турокъ и Персіянъ, почему для размѣщенія нашихъ войскъ, которыхъ негдѣ было расположить въ жилыхъ мѣстностяхъ, необходимо было отвести имъ для устройства штабъ-квартиръ отдѣльныя урочища, гдѣ бы находились въ изобиліи лѣсъ, вода и луга. Понятно, что къ этимъ хозяйственнымъ соображеніямъ конечно присоединялось еще желаніе наиболѣе благопріятныхъ условій и въ гигіеническомъ отношеніи. Вслѣдствіе этого происходитъ то, что даже до сихъ поръ, жители Тифлиса на лѣто бѣгутъ отъ удушливаго зноя въ ближайшіе полковые штабы, "на легкій воздухъ" по мѣстному выраженію, также какъ изъ Петербурга всѣ лѣтомъ выѣзжаютъ на дачи.
Когда-то нѣсколько семействъ жили на Тетри-Цхали. Тетри-Цхале не обрѣтается на картахъ Грузіи и не значится въ дизлокаціи войскъ Кавказской арміи. Тѣмъ удобнѣе мы можемъ расположитъ эту романическую штабъ-квартиру, на возвышенномъ плато, у подножія Лысой горы, на живописной рѣчкѣ текущей въ Алазань.
Всѣ штабъ-квартиры на Кавказѣ имѣютъ скорѣе видъ мѣстечка, нежели казармъ. Такъ какъ они строились и меблировались нижними чинами собственноручно, то понятно что въ нихъ не было зданій очень обширныхъ, а напротивъ, они представляли рядъ построекъ весьма незначительныхъ размѣровъ, разбросанныхъ по удобству мѣстности, которыя легче возводить и поправлять смотря по надобности. Это приносило солдатамъ ту пользу, что они дѣлались гораздо практичнѣе и научались разнымъ мастерствамъ,-- отчего, по отставкѣ, многіе изъ нихъ оставались тамъ же на поселеніи, строили себѣ домики, которые отдавали въ наймы семейнымъ офицерамъ, и занимались различными ремеслами, заведясь семьею и хозяйствомъ.
Для холостыхъ и молодыхъ офицеровъ обыкновенно въ этихъ штабахъ имѣлся офицерскій флигель, т. е. домъ съ нѣсколькими отдѣльными комнатами и общей большой залой. Дома эти назывались въ шутку Топиловками, Забѣгаевками, и т. п. Въ Тетри-Цхалѣ дамы называли офицерскій флигель
сумасшедшимъ домомъ
, потому что оттуда всегда неслись шумъ, смѣхъ, пѣсни, и тамъ вѣчно были карты, глентвейнъ, а иногда кто нибудь и верхомъ прямо въѣзжалъ въ середину залы и дирижировалъ барабаннымъ хоромъ, среди бѣла дня.
Былъ іюнь, четыре часа послѣ обѣда. Зной доходилъ до 49 въ тѣни по Реомюру. Молчаніе и тишина -- изумительныя для уха, непривычнаго къ полному засыпанію жизни въ подобное время, подъ 37 градусомъ сѣверной широты. Хоть бы чирикнула какая нибудь птичка! Хоть бы змѣя шевельнула засохшую траву! Ничего. Ничего! Совершенное отсутствіе движенія на урочищѣ Тетри-Цхалѣ.
Но не всегда духъ человѣка подчиняется спокойствію природы.
Въ небольшой чисто-выбѣленной комнаткѣ сумасшедшаго дома, въ которой стояли двѣ желѣзныя кровати, находились два офицера. Одинъ, Исаевъ, лѣтъ 30-ти, съ рябоватымъ, обросшимъ густыми бакенбардами лицомъ, съ сѣрыми и чрезвычайно быстрыми глазами и свѣтлорусой курчавой головой, лежалъ въ самой легкой одеждѣ, закинувъ обѣ руки подъ затылокъ. Другой, очень красивый и статный брюнетъ, въ бѣломъ кителѣ, мѣрно шагалъ діагональю, страшно дымилъ трубкой, и изрѣдка самодовольно улыбался. Ему было повидимому лѣтъ около 22-хъ. На коврѣ на полу лежала охотничья собака Бехо -- въ томъ положеніи, которое ясно говоритъ, что она не знаетъ куда дѣваться отъ жары, -- слыша шаги хозяина, иногда лѣниво чуть-чуть раскрывала свои глаза, и стукнувъ по полу разъ или два хвостомъ, опять предавалась полному успокоенію.
-- Охота тебѣ, Сталинъ, маячить взадъ и впередъ! сказалъ наконецъ Исаевъ.-- Вѣдь посмотри пожалуйста, даже и собакѣ лѣнь хвостомъ махнуть. Что ты совсѣмъ что-ли ужь влюбился? Надоѣлъ право. Приткнись хоть куда нибудь, если самъ спать не хочешь.
-- Влюбленъ? Вотъ вздоръ! Я не могу влюбиться, и совсѣмъ не влюбленъ, вспыхнувъ какъ маковъ цвѣтъ отвѣчалъ Сталинъ.
Исаевъ засмѣялся.-- Отчего же это -- ты не можешь влюбиться? сказалъ онъ.-- Шибко жилъ, что ли? Прошелъ огонь, воду и мѣдныя трубы?
-- Ты вѣчно вздоръ говоришь, Исаевъ! Я совсѣмъ не оттого, чтобы я уже отжилъ,-- а въ кого же? Тутъ не въ кого. Вотъ отчего я сказалъ...
-- Не въ кого? А Анна Александровна на что? А Марья Петровна? А княжна Мелани?
-- Помилуй, онѣ только что на мѣсяцъ какой нибудь пріѣхали, и что же ты меня способнымъ считаешь влюбиться немедленно, не узнавши женщину, точно я будто первой юбкѣ обрадовался?
-- Ну, этихъ пожалуй я тебѣ подарю. А развѣ нельзя во что нибудь считать роскошныхъ волосъ и плечь, и чудной пары глазъ на античномъ личикѣ Александры Николаевны? Не финти, братъ Сталинъ! Меня не надуешь! только я тебѣ скажу, что она тебя непремѣнно надуетъ по вдовьей совѣсти.
Александра Николаевна была вдова одного штабъ-офицера, убитаго подъ Талитлемъ.
При имени ее Сталинъ окончательно сконфузился и разсердился.
-- Меня удивляетъ такое предсказаніе съ твоей стороны, отвѣчалъ онъ.-- Я люблю говоритъ съ ней, потому что она умна и очень мила и любезна; но чтобы она была способна къ обману... стыдно Исаевъ такъ говоритъ про женщину, которой ты хорошо не знаешь.
-- Посмотримъ однако, кто изъ насъ лучше знаетъ? Потолкуемъ немного. Александрѣ Николаевнѣ сколько лѣтъ? 25 коли не болѣе. Что жь ты думаешь, развѣ она будетъ вѣкъ сидѣть вдовой? да что жь она будетъ дѣлать не имѣя дѣтей? Тебѣ сколько лѣтъ? Съ небольшимъ 22? Пара ли ты ей? Кромѣ того, она имѣетъ извѣстное положеніе и пенсіонъ за смерть мужа, а ты что? Какое ты можешь ей положеніе доставить? Быть счастливымъ съ ней безъ брака? Извини, братъ, она не захочетъ этого никогда. Она для этого слишкомъ умна...
-- Скажи лучше, слишкомъ честна.
-- Просто, слишкомъ умна, повторилъ Исаевъ,-- потому что для нея это значило бы сжечь свою будущность для твой потѣхи какъ старую бумажку. Предположи же теперь, что ей выпадетъ подходящая партія, и скажи мнѣ: что она съ тобой сдѣлаетъ? Ясно, что дастъ тебѣ чистую, просто таки исключитъ изъ своей службы.
-- Развѣ она сама не можетъ полюбить меня?
-- Тѣмъ хуже! тогда надувательство выйдетъ самое непритворное, потому что ты будешь завлеченъ еще больше, а она все-таки очнется скорѣе тебя и бросится на первую возможность брака, чтобы только самой спастись отъ твоей любви. Пошевели-ко мозгами!.... Втеченіи этихъ разсужденій Исаева, Сталинъ сѣлъ на свою кровать и облокотясь на столъ рукой, такъ чтобы закрыть ею свое лицо,-- задумался.
-- Какіе мы пустяки говоримъ! сказалъ онъ.-- Вовсе я не влюбленъ въ Александру Николаевну, да и она вѣрно лежитъ теперь въ одной блузѣ, нѣжится себѣ, а объ насъ даже и помышлять не думаетъ. Сегодня впрочемъ я можетъ быть увижу ее. Я постараюсь быть съ ней какъ можно похолоднѣе и равнодушнѣе. Тѣмъ все и кончится.
-- Пріударь-ка ты лучше за другими, Сталинъ. Клинъ надо клиномъ выбивать. Дѣло-то чище будетъ.
-- Никогда! да и нечего мнѣ выбивать.
-- Ну смотри, будешь меня вспоминать да поздно.
Исаевъ лѣниво потянулся и сталъ набивать трубку.
Сталинъ надѣлъ фуражку, кликнулъ Бехо, и вышелъ изъ дома.
Сталинъ былъ съ 16-ти лѣтъ, изъ Московскаго дворянскаго пансіона, выпущенъ на свою волю. Онъ былъ остроуменъ и учился легко, въ Москвѣ бывалъ принимаемъ въ хорошемъ обществѣ, -- видѣлъ свѣтъ, угощалъ въ новотроицкомъ трактирѣ многихъ изъ студентовъ университета, куда и самъ желалъ опредѣлиться, но волею судебъ не поступилъ, а безъ всякихъ средствъ, по недостатку презрѣннаго металла, опредѣлился юнкеромъ на Кавказъ. При Шамилѣ Кавказъ былъ обѣтованная земля для умныхъ, рѣшительныхъ людей. Безпрестанные набѣги горцевъ съ одной стороны и экспедиціи противъ нихъ съ другой давали случай быстро выслуживаться даже разжалованнымъ, не говоря уже о блестящихъ карьерахъ людей даровитыхъ, подобныхъ Пассеку и др. То былъ какъ бы приготовительный классъ практическаго изученія войны -- выпускавшій опытныхъ кандидатовъ на случай войны европейской. Общительный и добрый характеръ, высшее образованіе -- противъ той среды, гдѣ онъ находился,-- свѣтскій лоскъ, самолюбіе и храбрость въ дѣлахъ противъ непріятеля, скоро доставили Сталину офицерскій чинъ и квартиру въ сумасшедшимъ домѣ на Тетри-Цхалѣ. Въ полку его любили, за то что никто такъ беззаботно не проигрывалъ въ карты, не давалъ такъ легко денегъ въ займы безъ отдачи, если таковыя случались, не былъ всегда такъ готовъ выручить изъ бѣды или замѣнить на службѣ товарища, и наконецъ ни кто болѣе его не былъ душою общества во всѣхъ холостыхъ и дамскихъ собраніяхъ. Дамы даже, безъ зазрѣнія совѣсти, всѣ до единой называли его своимъ рыцаремъ.
Но въ дѣлѣ любви, тѣмъ не менѣе, Сталинъ было еще неопытенъ. Ему еще ни разу не доводилось быть серіозно влюбленнымъ въ порядочную женщину, что какъ извѣстно такъ необходимо молодому мужчинѣ для того чтобы наконецъ сдѣлаться и самому порядочнымъ человѣкомъ. Сердце его, хотя неяснымъ языкомъ, но -- тоскливо просило, жаждало любви и Боже! Какъ играли страсти его неопытной душой!
Когда среди прелести южной роскошной природы, юныя и свѣжія мечты, весело играя, какъ свѣтъ по водяной глади,-- представляли ему какія нибудь свѣтлые ласкающіе образы; оказалось, что въ окончательной формѣ они съ нѣкотораго времени вообще все рѣзче и рѣзче стали для него выясняться въ видѣ Александры Николаевны.
II.
Лѣтъ за 9 до начала нашего расказа, въ Тифлисѣ, около Св. Давида, въ небольшой низенькой комнаткѣ, на одинокой кровати въ бреду метался умирающій больной. Онъ просилъ льду. Но льду не было; а вмѣсто него отвѣсные лучи солнца, жгучимъ потокомъ падали на плоскую земляную крышу, по которой бѣгали и дрались скорпіоны. Въ маленькой комнаткѣ, занавѣшенной тонкой кисеей на окнахъ, въ предохраненіе отъ мошекъ и мустиковъ, и закрытой ставнями отъ свѣта, въ углу въ золотой оправѣ висѣлъ образъ Богоматери нечаянныя радости, передъ которымъ теплилась лампадка, и склонялась головкой до земли, стоя на колѣняхъ и обливаясь горькими слезами, дѣвушка лѣтъ 17-ти, въ кисейной блузѣ, съ распущенною косой. Дѣвушка эта уже нѣсколько дней не смыкала глазъ и постоянно ходила за своимъ умирающимъ отцомъ, перемѣняя ему на головѣ примочку изъ распайлевой воды, и наблюдая часы когда нужно было давать ему лекарство, преимущественно соляную кислоту, или освѣжать ему ротъ глотками лимонада.
Яркій свѣтъ изъ другой комнаты вдругъ ворвался сквозь полурастворенную дверь.
-- Саша, Шурочка! крикнулъ слезливой голосъ пятилѣтней дѣвочки,-- посмотри пожалуста!
Дѣвушка быстро встала, неслышными шагами вышла въ другую комнату, изъ которой раздавались звуки, и притворила за собою дверь.
-- Вѣрочка! сказала она сестрѣ,-- ты вѣчно шумишь! Папа нездоровъ, а ты не можешь одна поиграть съ своей куклой!
-- Что-же дѣлать когда она изломалась? отвѣчала дитя.-- Вотъ смотри, рука совсѣмъ отстала! и вся труха высыпалась...
-- Хорошо, я тебѣ починю твою куклу, только пожалуста сиди смирно и играй на полу на коврѣ, и не сходи съ него, понимаешь?
Дитя съ радостными глазками, въ которыхъ еще видны были слезы, обняло сестру.
Александра Николаевна (это была она) собрала на коверъ всѣ игрушки сестры, потомъ взяла съ фортепьяно небольшую бонбоньерку служившею ей вмѣсто шкатулки, достала оттуда сургучъ, зажгла свѣчку, и склеивъ руку куклы, подавая ее сестрѣ сказала: "ну вотъ тебѣ, сиди только смирно пожалуста, Вѣрочка, пока я опять не приду. Господи! сказала она, окинувъ взоромъ комнату и смотря на другую дверь изнутри запертую крючкомъ,-- что это Федосья нейдетъ! Хоть-бы вернулась скорѣе! Правда и то: вѣдь далеко. Шуткали по эдакой жарѣ старухѣ на Навтлугъ съѣздить! Да еще найдетъ-ли она дома Адама Ивановича...
Адамъ Ивановичъ былъ докторъ, лечившій больнаго.
Больной тоже былъ докторъ, Николай Павловичъ Мизерандскій. Федосья была солдатка, хозяйка дома, въ которомъ жилъ умирающій, и постоянно прислуживала ему и его семейству.
Снаружи постучали въ дверь.
Александра Николаевна быстро откинула крючокъ, и на порогѣ показалась съ повязаною головой, старуха въ чорномъ салопѣ, съ строгимъ морщинистымъ и озабоченнымъ лицомъ.
-- Что, Федосьюшка?
-- Плохо, мой свѣтикъ. Адамъ Иванычъ сказалъ, что завтра онъ завернетъ, а теперь нечего ѣздить. Онъ сказалъ, что завтра онъ будетъ нужнѣе вамъ, а больному будетъ совсѣмъ хорошо.
Александра Николаевна поняла, что это былъ неотразимый смертный приговоръ, и поняла многія наставленія своего отца, когда находясь еще въ памяти при началѣ болѣзни онъ поручалъ ей беречь Вѣру, а самъ настойчиво требовалъ чтобы его причастили.
-- Льду купила на майданѣ, да шутка-ли, азіаты проклятые;-- по абазу за фунтъ содрали, чтобъ имъ пусто было! прибавила Федосья, снимая салопъ и кладя на столъ кусокъ льду, завернутый въ мокрый платокъ.
-- Ну, слава Богу! сказала крестясь Александра Николаевна,-- хорошо что мы его причастили! и взявъ ледъ, пошла къ своему отцу.
-- Няня! няня! смотри что безъ тебя здѣсь было, сказала Вѣрочка, подбѣгая къ Федосьѣ.-- Чуть было несчастіе не случилось. Ахъ какъ я перепугалась! Кукла мою руку сломала, да Саша спасибо скоро поправила. Ахъ, какъ я испугалась!
-- Касаточка, куколка ты моя милая, говорила крестя и цѣлуя ее старуха,-- и не эдакія несчастія Богъ посылаетъ да излечиваетъ! Вотъ я тебѣ принесла гостинца. Поподчуй имъ свою куклу. Федосья дала ей апельсинъ и стала прибирать кое что по хозяйству.
Николай Павловичъ Мизерандскій былъ сынъ соборнаго протопопа, извѣстнаго промышленнаго города Славно-Градска. Родитель его былъ человѣкъ истинно вѣрующій и умный. Названіе Мизерандскаго носилъ отецъ Павелъ не потому чтобы оно было его родовое (такъ какъ русскому человѣку никакъ сами собою не могли-бы залѣзть въ голову латинскія прозванія: Мизерандскій, Беневоленскій, Сперанскій, Бенескриптовъ и подобныя тому порожденія схоластицизма), но потому что отецъ Павелъ, при отдачѣ его въ семинарію, не носилъ никакой фамиліи -- и тамъ требованія современныхъ понятій заставили ему дать непремѣнно латинскую, кличку по жеребью. Выпала ему -- Бенедиктинскій. На несчастіе оказалось, что въ Римской церкви есть Бенедиктинскій орденъ монаховъ. Желая избѣгнуть тѣни еретичества, ректоръ семинаріи нашелъ что имя будто не подходящее, и подумалъ: бѣдный мальчикъ! не имѣешь даже и православнаго имени по латынѣ -- О, miseres! воскликнулъ онъ громко.
-- Какъ-съ? Мизересомъ назвать прикажете? спросилъ письмоводитель.
-- Да, напиши: Мизерандскій, порѣшилъ ректоръ.-- Поди сюда, Мизерандскій!
Мальчикъ подошелъ. Отецъ его, дьячекъ села Стрижева, что на Окѣ, Подгребайлово тожь, со страхомъ, надеждою и любовью смотрѣлъ издали на ректора и радовался. "Слава Богу! думалъ онъ,-- приняли моего сына!" До фамиліи ею не было ему никакого дѣла, и для Мизерандскаго началась извѣстная школа.
Въ послѣдствіи однако, будучи уже протоіереемъ въ Славноградскѣ, онъ избралъ для своего сына Николаши другую стезю. Онъ отдалъ его въ гимназію, а тамъ въ московскій университетъ по медицинскому факультету. Николай Павловичъ учился съ любовію къ наукѣ и труду. Кромѣ спеціальныхъ занятій, прилежно слушалъ и многія постороннія лекціи извѣстныхъ профессоровъ. Большое вліяніе имѣлъ на него въ особенности Грановскій. Кроткій, веселый и услужливый нравъ молодою Мизерандскаго сильно привлекалъ къ нему многихъ изъ его товарищей студентовъ, и одинъ изъ нихъ доставилъ ему мѣсто на время лѣтнихъ вакацій, въ семействѣ богатаго графа Мастодонтова, съ тѣмъ чтобы заниматься лѣтомъ съ его сыномъ въ деревнѣ и подготовлять его къ гимназическому экзамену. Въ этомъ почтенномъ семействѣ Мизерандскій имѣлъ случай познакомиться съ пріемами и взглядомъ на врщи всего высшаго общества древней столицы. Онъ такъ-сказать вновь воспитался и вообще вынесъ изъ университетской своей жизни образованіе основательное и многостороннее. По окончаніи курса, Мизерандскій оставался нѣсколько времени въ Москвѣ, и имѣлъ хоть и не очень значительную практику, но достаточную для того чтобы существовать не богато и не бѣдно. Свободное время употреблялъ онъ на развитіе въ себѣ эстетическаго чувства. Посѣщалъ музеи, галлереи и библіотеки. Думалъ съѣздить и въ Петербургъ для этой же цѣли, но ждалъ случая. Желѣзныхъ дорогъ тогда не было, и поѣздки обходились дорого и были дѣломъ труднымъ. Случай этотъ такъ и не представился, а представился, другой,-- женитьба.
Въ томъ же самомъ домѣ, гдѣ квартировалъ Мизерандскій, жила бѣдная дѣвушка, выпущенная изъ московскаго екатерининскаго института и дававшая уроки музыки и пѣнія. Жила она у своей старой бабушки, бывшей мелкопомѣстною дворянкой, но продавшей какъ свое имѣньице и переѣхавшей въ Москву, гдѣ думала какъ нибудь устроиться съ нею вдвоемъ и тихо жить на капиталъ. Жили такъ онѣ года три, но всему на свѣтѣ бываетъ конецъ! Пришелъ онъ и для бабушки, которую лечилъ Мизерандскій по сосѣдству.... Мизерандскій давно уже замѣтилъ молодую и хорошенькую музыкантшу, а въ Москвѣ не такъ какъ въ Петербургѣ,-- хоть умирай за стѣной, ни одинъ сосѣдъ не узнаетъ,-- нѣтъ! тамъ сосѣди не только ближайшіе, но даже живущіе по сосѣднимъ городскимъ частямъ досконально знаютъ все что слѣдуетъ о своемъ ближнемъ. Значитъ, въ теченіе трехъ недѣль, которыя прошли во время бабушкиной болѣзни, и докторъ и внучка вполнѣ и легко могли себѣ объяснить другъ друга.
-- Благодарствуйте, дорогой Николай Павловичъ, за ваши заботы, сказала внучка, протягивая ему руку, когда воротились съ похоронъ,-- я никогда не забуду что вы для насъ дѣлали и сколько я вамъ обязана.
-- Вѣрьте, что желанія было много, Лизавета Александровна, но что же дѣлать? Власть Божія.
-- Всегда и во всемъ, прибавила она.
-- Правда. Но что же вы теперь будете дѣлать?
-- А что Богъ приведетъ -- и сама не знаю.
Кончилось тѣмъ, что Николай Павловичъ съ Лизаветой Александровной, черезъ три или четыре мѣсяца, считая вмѣстѣ съ дорогой,-- такъ какъ тогда на выгодныхъ условіяхъ докторовъ вызывали въ Тифлисъ -- водворились въ томъ самомъ домикѣ, гдѣ мы въ настоящее время познакомились съ Александрою Николаевною. Отецъ и мать сами занимались своею дочерью. Съ любовью, съ знаніемъ дѣла старались они образовать изъ нее женщину-человѣка, пріучая ее къ труду мысли и труду рукъ, прививая къ ней понятія о жизни трезвыя, чуждыя преувеличеній и эгоизма, объясняя ей высокое значеніе вѣры и нравственнаго долга.
-- Саша у меня молодецъ будетъ! Человѣкъ-женщина будетъ! говаривалъ потирая себѣ отъ удовольствія руки Николай Павловичъ, если иногда видѣлъ въ ней какое нибудь движеніе сердца, соединенное съ ясной мыслію.
-- Отчего же, папа, не просто человѣкъ? вѣдь это и всякій бы могъ сказать или сдѣлать! Всѣ дѣйствуютъ и думаютъ одинаково.
-- Нѣтъ, не всѣ, другъ мой. Мужчина дѣлаетъ властію и силой, а женщина вліяніемъ и обаятельностію. Всякому свое. Одному мужество, другой -- женственность. Обоимъ -- доблесть.
-- Такъ отчего же не просто -- женщина?
-- Потому что для этого надо имѣть мужескій умъ. Да и женщины бываютъ разныхъ разрядовъ. Есть женщины-дамы и женщины-кухарки. Первыя хоть и аристократничаютъ, но по моему чуть ли не хуже другихъ. Нѣтъ! ты у меня человѣкъ-женщина будешь!
И запала въ душу Александры Николаевны эта мысль, имѣть въ женственно прелестной оболочкѣ мужской серіозный и пытливый умъ. Она не выказывала его безъ нужды, чтобы не считали ее педанткой или синимъ чулкомъ, и чтобы не задѣть чужаго самолюбія. Напротивъ, никто лучше ея не умѣлъ поддѣлываться подъ уровень понятій тѣхъ, съ кѣмъ ей приходилось говорить или имѣть дѣло.
Взявъ ледъ, она пошла къ своему отцу.
Ледъ приложенный къ темени видимо освѣжилъ его. Онъ поднялъ глаза и неподвижно уставилъ ихъ на дочь.
-- Еще! еще! больше льду. Дай мнѣ кусочекъ въ ротъ.
"Можно-ли?" подумала Александра Николаевна: "а впрочемъ, все равно теперь. Будь что будетъ!" и взявъ маленькій кусочекъ, положила ему въ ротъ.
-- Саша, прощай! Благословеніе Бога да будетъ на тебѣ и сестрѣ твоей! Береги ее какъ покойница мать. Ты была моей помощницей и все знаешь. Благодарю тебя!.. льду! льду! не плачь, не время, между дѣломъ поплачешь.
-- Охъ, слава Богу! сказалъ онъ, проглотилъ еще нѣсколько кусочковъ и впалъ въ забытье. Это было послѣднее, и схоронили его,-- и множество бѣдныхъ, которыхъ лечилъ онъ, несли и провожали его до могилы, и осталась 17-ти лѣтняя дѣвушка одна съ пятилѣтней сестрою на рукахъ и старою нянькой своей Федотьевой. Дѣла покойнаго доктора были не блестящи. Въ наличности за его смертію и похоронами было около 300 рублей да билетъ въ 4 тысячи. Вотъ что имъ осталось обѣимъ. Правда, по билету слѣдовало еще получить проценты за цѣлый годъ.
-- Буди Господи воля Твоя! сказала крестясь Александра Николаевна,-- слава Богу что еще долговъ нѣтъ. Какъ нибудь проживемъ!.. и она прижала къ груди своей Вѣрочку. Дитя хотя еще и не могло понимать всей тяжести своей потери, но, видя печаль всѣхъ въ домѣ, была тоже печальна,-- и когда Александра Николаевна обняла ее, дѣтскія слезы горячимъ потокомъ капали ей на плечо.-- Саша! говорила она,-- Саша! а ты все таки люби меня! Что же дѣлать? Когда такъ Богу угодно. Онъ и не такія несчастія посылаетъ да излечиваетъ.
-- Гдѣ это ты услыхала? смѣясь сквозь слезы спросила Александра Николаевна.
-- Няня говорила, когда у меня кукла руку сломала...
Александра Николаевна стала серіозно заниматься съ Вѣрочкой и учить ее. Она хотѣла сама выучиться на ней преподавать, и дѣлала это вспоминая уроки матери, по языкамъ и музыкѣ, и уроки отца, по другимъ предметамъ. Она хотѣла достать еще нѣсколько уроковъ, а потомъ завести пансіонъ. Но увы, и тому и другому мѣшали ея собственные, еще слишкомъ юные года, которые препятствовали довѣрію къ ней.
Капитала она ни подъ какимъ видомъ трогать не хотѣла. Прочія средства, какъ ни экономничала Александра Николаевна, истощались. Она прибѣгала къ рукодѣлью. Вышивала по канвѣ, сама рисовала узоры и продавала; часто хорошенькія ботинки ея мелькали на Эриванской площади, близь магазина мадамъ Блоттъ, покупавшей ея работу, и оттуда на армянскій базаръ и потомъ домой, съ огромнымъ кожанымъ сакъ-вояжемъ, куда складывала она всякую провизію, купленную на деньги вырученныя иногда продолжительной работой. Но она не унывала. Даже рѣшилась заняться фотографіей на всякій случай.
Такъ продолжалось года два, до тѣхъ поръ пока одна изъ прежнихъ знакомыхъ ея матери не пригласила ез съ сестрою ѣхать съ нею на легкій воздухъ, на Тетри-Цхале.
Черезъ два мѣсяца въ полковомъ штабѣ прибавилась новая блестящая дама, жена батальоннаго командира подполковника Русанова. У него былъ тамъ свой домикъ съ хорошенькимъ садикомъ. Александра Николаевна съ чувствомъ необыкновенной радости и любви предалась желанію сдѣлать изъ этого домика -- очаровательную дачку.
Въ немъ появились фортепіано, цвѣты, а садъ былъ по возможности разширенъ и засаженъ плодовыми деревьями и кустарниками. Клубника заалѣла на клумбахъ. Дорожки извивались въ англійскомъ вкусѣ. Виноградникъ образовалъ трельяжную бесѣдку, и въ сентябрѣ украшалъ ее обоями янтарныхъ и яхонтовыхъ гроздій. Сѣяный газонъ зазеленѣлъ передъ опрятной широкой галлереей обвитой павеликой. Хозяйство стало ея страстію, которую дѣлила она съ музыкой. Если прибавить лошадей, двѣ коровы, куръ и хорошую собаку, то понятно что для Вѣрочки домъ сестры буквально олицетворялъ собою Эдемъ, въ особенности по дружбѣ ея съ черношелковистой громадной жучкой.
-- Жаль только, что Федосьи нѣтъ, говорила Вѣрочка,-- а то бы все хорошо было.
Но Федосья не хотѣла оставить своего Тифлиса, и не поѣхала. Вмѣсто нея прислуживала имъ Марина, жена стараго деньщика Логина, который впрочемъ долженъ былъ скоро получить отставку за 25-ти лѣтнюю службу, изъ коихъ двадцать прожилъ съ своимъ настоящимъ бариномъ, и опредѣлилъ свою Марину къ молодой барынѣ.
-- Нечего видно дѣлать съ тобой, милая моя Шурочка! говорилъ ей мужъ.-- Отвоевала ты у меня моего Логина. Первый разъ и въ походъ со мной не хочетъ идти, въ случаѣ надобности.
Не долго они счастливы были. Мюридизмъ сильно переворотилъ Кавказъ. Дѣла стали упорны, сопротивленіе жестокое. Послѣ одной изъ экспедицій того времени, Александра Николаевна Русанова осталась вдовою, въ своемъ домикѣ, одна, въ ожиданіи когда изъ тифлисскаго института Св. Нины выйдетъ и пріѣдетъ къ ней ея Вѣрочка. Одни лишь Логинъ и Марина по прежнему ей не измѣнили.
III.
Оставшись одна, Александра Николаевна думала не взять ли ей опять къ себѣ сестру изъ института, куда еще при жизни мужа отдала ее, потому что обязанности жены и хозяйки, по обстоятельствамъ общественной полковой жизни, отнимали у нея много времени отъ серіозныхъ занятій съ нею, да кромѣ того развлекали и ее, и сестру. Красота и образованность Александры Николаевны сдѣлали бы ее самою видною женщиною вездѣ, а не только въ Закавказскомъ захолустьѣ. Не удивительно, что многое множество молодыхъ сердецъ, при видѣ ея, шибко-шибко бились, подъ разными мундирами. Ощущенія эти для нея были такъ новы и пріятны, и много разъ Александра Николаевна напрягала свою волю, дабы иногда отказать себѣ въ удовольствіи поблистать лишній разъ на какомъ нибудь вечерѣ, пикникѣ или катаньѣ (она отлично ѣздила верхомъ), изъ опасенія увлечься черезъ мѣру чувствомъ тщетнаго самодовольства. Но это выходило еще хуже. Безъ нея никакія удовольствія не удавались, и тогда всѣ приставали къ ней и къ ея мужу, который напротивъ съ гордостію смотрѣлъ на тріумфы своей жены и радовался ея успѣхамъ, не понимая того тонкаго чувства деликатности, которое ею руководило. Впрочемъ, она объ этомъ ему и не говорила ничего, изъ того же самаго чувства -- деликатности. Оставшись вдовою, она разсуждала, что ей дѣлать. Теперь она лично находилась все таки въ нѣсколько лучшемъ положеніи нежели по смерти отца. Есть у меня теперь, думала она,-- хоть точка -- моя собственная, на земномъ шарѣ. Есть небольшой, но опредѣленный доходъ: пенсія мужа. Надобности ни въ чемъ никакой. Домъ какъ полная чаша. Капиталъ больше нежели былъ прежде. Взять ли мнѣ Вѣру или нѣтъ? Ей еще осталось доучиваться два года, а мнѣ носить годъ трауръ. Если взять -- то будутъ ли ей въ прокъ мои занятія съ нею, когда и самой мнѣ нужно нѣсколько въ себя прійти; она же напротивъ, съ радостью вырвавшись на свободу, навѣрное не станетъ ужь заниматься какъ прежде. Э! пусть доучивается лучше; рѣшила она:-- а деньги нужныя на ея содержаніе, если бы я ее взяла, пусть лучше пойдутъ ей на бѣлье и на платья ко дню ея выпуска.
И не взяла. И цѣлый годъ траура принимала рѣдко, а еще рѣже выѣзжала, и ни когда не показывалась иначе, какъ совершенно запросто въ болѣе короткихъ или почтенныхъ семействахъ (въ штабѣ было семействъ до 30, кромѣ пріѣзжихъ). По окончаніи траура конечно жизнь ее пошла нѣсколько свободнѣе, веселѣе, но прежнихъ увлеченій уже опасаться ей было нечего. Она умѣренно веселила скорѣе другихъ чѣмъ себя, и сберегала средства для встрѣчи сестры, которой втайнѣ желала подобной же какъ себѣ участи, кромѣ вдовства разумѣется.
Изъ сосѣднихъ штабъ квартиръ часто пріѣзжали въ гости на Тетри-Цхале офицеры и другихъ полковъ. Въ числѣ ихъ былъ князь Вязьминскій. Потомокъ старыхъ русскихъ князей, онъ былъ помѣщикъ одной изъ черноземныхъ губерній и владѣлецъ болѣе 20 тысячъ годоваго дохода, которые впрочемъ проживалъ безъ сожалѣнія, проигрывался въ карты, задавалъ праздники и пикники всему полку, а иногда и двумъ, бросая деньги пѣсенникамъ и музыкантамъ и раздавая всякому желающему, которые отдавали ему лишь на половину. Онъ былъ простой и добрый, готовый съ любезностію на всякія услуги для нуждающагося, именно то что называютъ душа-человѣкъ. Послѣднее время онъ все чаще и чаще сталъ появляться на Тетри-Цхале. Само собою разумѣется, что необходимое требованіе приличія заставляло его всякій разъ навѣстить вдову стараго пріятеля, съ которымъ не разъ дѣлили они и хлѣбъ-соль, и походные труды, и боевыя опасности. Князь былъ прекрасный музыкантъ и даже композиторъ. Подъ конецъ траура, Александра Николаевна, на небольшихъ вечерахъ, занималась иногда музыкой, и віолончель князя какъ нельзя лучше вторилъ чудесной ея игрѣ на фортепіано.
Само собою разумѣется также, что Сталинъ всегда былъ очень недоволенъ его появленіемъ и радъ его отъѣзду. Жалокъ человѣкъ! Чувство, столь прекрасное какъ любовь, иногда пораждаетъ въ немъ столь же черныя мысли какъ и злая ненависть! "Всякъ для себя, одинъ Богъ для всѣхъ" и "своя рубашка ближе къ тѣлу" говоритъ народъ.
И народъ правъ: дѣйствительность не можетъ никогда походить на идеалъ -- и жизнь всегда будетъ выраженіемъ тяжелой и трудной борьбы съ обстоятельствами, которую необходимо выдержать человѣку, дабы дѣйствительность согласовать и сблизить съ его идеаломъ. Да и кому еще это удается.
Ясно, во первыхъ, что человѣкъ во многихъ случаяхъ самъ себѣ составляетъ обстановку. Болѣе или менѣе гордый или искательный характеръ, болѣе или менѣе предусмотрительный умъ или опрометчивость каждаго -- доставляютъ ему успѣхъ или неудачу, если разумѣется сопровождаются настойчивостію и неуклончивостію воли. Но ясно и во вторыхъ, что въ мірѣ отношеній его къ себѣ подобнымъ людямъ, которыхъ онъ встрѣчаетъ тысячи, дѣйствуютъ и тысячи разныхъ волей, невсегда совпадающихъ въ своихъ стремленіяхъ и тоже болѣе или менѣе создающихъ для себя обстановку. Такимъ образомомъ, человѣкъ дѣйствуетъ въ извѣстной средѣ, на которую болѣе, или менѣе вліяетъ, но которая отъ него не зависитъ и существуетъ совершенно сама по себѣ, нисколько объ немъ не безпокоясь, хотя въ то же время вліяетъ и на человѣка. Повидимому, что можетъ выйти изъ свободной личной дѣятельности миліоновъ людей кромѣ сумбура?-- такъ же какъ не можетъ выдти концерта изъ крика миліона голосовъ,-- а выходитъ однако нѣчто гораздо болѣе. Выходитъ исторія, логично слѣдующая извѣстному прогрессивному закону, который объясняетъ мыслителю тайны жизни и роста и развитія человѣчества. Выходитъ, что эта исторія слагается не случайно, а по неуклонно опредѣленнымъ до вѣка законамъ, которыхъ послѣдовательность и вѣчную логическую правду никто и ничто измѣнить не въ состояніи, и которая въ каждую данную минуту превращается въ статистику, а успѣхъ является только какъ награда свободной воли человѣка, за совпаденіе ея съ волей провидѣнія,-- причемъ нравственная отвѣтственность вполнѣ ложится на человѣка не за успѣхъ или неудачу, а за направленіе и стремленіе свободной собственной его воли.
Съ галлереи и изъ оконъ дома Русановой, видъ на Алазанскую дорогу былъ истинно великолѣпенъ. Верстахъ, примѣрно, въ 20, виднѣлась голубая Алазань, извиваясь у подножія зубчатаго снѣжнаго хребта, вдоль котораго бѣлѣли, среди яркой зелени, многіе грузинскіе поселки и наши укрѣпленія,-- составлявшія лезгинскую кордонную линію. На огромное пространство, чудной панорамой, въ ясномъ небѣ рисовались горныя вершины, на которыхъ даже отдѣльныя деревья, были видны съ поразительною ясностью. Въ разныхъ мѣстахъ долины змѣились ручьи, впадающія въ рѣку, и всему виду придавали необыкновеннное разнообразіе разбросанные по предгорьямъ: Телавъ, Сабуи, Руистери, Вердисубаты, Ципондалы, Сацхенисъ, Лагодехъ и даже Закаталы и Сигнахъ, то есть пространство верстъ на 200, среди коего царственно возвышались: вѣчными тучами повитая Кадора, свѣтлый Химрикъ и зеленѣющій шатеръ Мессельдигера. Къ числу знаменитѣйшихъ въ свѣтѣ видовъ, Константинополя, Неаполя, Ріо-де-жанейро, извѣстныхъ по обширности кругозора яркости и мягкости колорита, смѣло мы можемъ прибавить видъ Алазанской долины отъ Телава и видъ съ моря на Сухумъ-Кале. Если добавимъ сюда Ялту, то окажется, что наше любезное отечество въ этомъ отношеніи, какъ во всѣхъ другихъ, не вовсе обижено природой.
Но любоваться этимъ видомъ не всегда возможно. Когда, среди яркаго дня, изъ глубины долины поднимаются въ формѣ густаго желтоватаго тумана испаренія, вся она тонетъ въ жаркой и непроницаемой неопредѣленности; только при восходѣ и закатѣ солнца, на нѣсколько времени можно доставить себѣ это удовольствіе,-- да еще при тѣхъ довольно-рѣдкихъ впрочемъ случаяхъ, когда надъ долиною пройдетъ гроза, и сильный дождь прибьетъ къ землѣ знойный туманъ, не задѣвъ при этомъ точки зрѣнія, откуда освѣщалъ бы лучъ солнца -- чудную картину. Когда Сталинъ, оставивъ Исаева, надѣлъ фуражку и въ сопровожденіи недовольнаго Бехо вышелъ изъ дому,-- въ это самое время Александра Николаевна, пользуясь именно рѣдкимъ случаемъ ясности долины, снимала съ нея фотографію. Давно уже извѣстно, что влюбленные, куда бы ни пошли, но совершенно противъ своей воли, только одною силою обстоятельствъ, обыкновенно вынуждены бываютъ очутиться около жилища любимой особы, какъ бы по видимому далеко она ни обрѣталась.
Сталину оказалось необходимымъ провѣдать на баттарейной конюшнѣ свою лошадь, возвращаясь назадъ онъ заглянулъ въ пустую барабанную школу, а оттуда, чтобы прямѣе вернуться домой, уже по неволѣ надо было пройти мимо луча зрѣнія снимавшей фотографическій ландшафтъ Русановой.
Подойдя къ одному дереву, Сталинъ остановился и посмотрѣлъ на садъ Александры Николаевны. Бехо тоже остановился и какъ бы желая угадать мысли своего хозяина, въ стремительной и умной позѣ, неподвижно смотрѣлъ прямо ему въ глаза.-- Милая, милая женщина! думалъ Сталинъ,-- лежитъ себѣ, я думаю, и не подозрѣваетъ, какъ я брожу около нея, какъ демонъ около рая! что-то она теперь дѣлаетъ?
Она тоже замѣтила Сталина, когда онъ появился въ фокусѣ ея стекла, и остановился задумчиво смотря на нее, но еще ея не видя. Ее вовсе не удивило его появленіе. Сердце женщины всегда чувствуетъ любовь къ ней мужчины.
-- Хорошо же, подумала она,-- сниму я его на моей картинѣ, вмѣстѣ съ собакой. Боже мой! только онъ смотритъ на меня, чуть-ли не такъ же какъ и она на него. Своевременно она захлопнула аппаратъ и унесла его въ другую -- темную комнату.
Негативъ вышелъ очень удачно, но такъ какъ Сталинъ былъ въ кителѣ, то среди картины онъ выходилъ слишкомъ яркимъ бѣлымъ пятномъ.-- Ну, ничего надо его при отдѣлкѣ замазать немножко, улыбаясь сказала про себя Русанова.
Когда она воротилась въ прежнюю комнату,-- Сталина уже не было.
Она сѣла въ кресла, и смотря въ окошко задумалась.
Она чувствовала, что симпатичный и пылкій Сталинъ любилъ ее искренно и глубоко. "Но что же изъ этого могло бы выдти? думала она,-- вѣдь я его могла бы только связать собою, а потомъ постарѣть и опостылѣть ему, помѣшавъ его молодости и его службѣ. Нѣтъ, вздоръ это,-- надо его вылечить, рѣшила она. А какъ онъ хорошъ, и милъ, и уменъ!-- Для моей Вѣры, онъ былъ бы хорошій женихъ. Жили бы здѣсь со мною какъ мои дѣти, и тогда хватило бы и средствъ; да кромѣ того и въ случаѣ экспедиціи Вѣра со мной бы осталась.
И она задумалась еще болѣе. Задумалась за себя. У ней сердце было тоже не каменное, но жизнь не дозволяла ей давать ему когда нибудь забываться и свободно биться въ отвѣтъ тому, котораго оно моглобы выбрать. Жажда любви наполняла его вмѣсто самой любви, когда она была еще за мужемъ,-- и какъ она счастлива и довольна была, что мужъ ея былъ человѣкъ котораго еще можно и не стыдно было любитъ. Вышедши замужъ болѣе или менѣе по нуждѣ, не всѣ бываютъ такъ счастливы. Многія погибаютъ потому, что и желаютъ и пробуютъ -- но оказывается нельзя любить: слишкомъ ничтоженъ мужъ!...
Александра Николаевна тоже пробовала, и проба шла успѣшно, и она уже думала что вотъ счастье близко... цѣль достигнута... Какъ вдругъ -- глупая, залетная пуля, какого нибудь оборваннаго горца, поразила добраго воина и освободила Александру Николаевну отъ всякихъ заботъ, надеждъ и думъ по этому предмету. Какъ тутъ не призадуматься бѣдной женщинѣ?
-- Что мы съ клубникой-то будемъ дѣлать, сударыня? раздался позади Александры Николаевны голосъ Марины.
Марина была женщина лѣтъ далеко за 40. На полномъ, кругломъ ея лицѣ, видны были слѣды прежней красоты, но теперь она была толста, румяна и бѣла. Рукава ея платья были засучены гораздо выше локтей, и выказывали бѣлыя руки покрайней мѣрѣ въ три вершка къ діаметрѣ. Она была, что называется, веселаго нрава -- и при большой добротѣ, съ огромною физической силой, соединяла нѣкоторую насмѣшливость, причемъ была охотница поговорить.
-- Эхъ, красавица -- барыня, все то вы думаете да печалитесь, сказала Марина, видя что Александра Николаевна въ раздумьѣ ничего не отвѣчала на ея вопросъ.-- Полно-те убиваться, матушка! И не такого еще мужа вамъ Богъ пошлетъ. Что ужь помышлять о прошедшемъ! Вѣдь его не воротишь. Лучше впередъ глядѣть надобно.
-- Что это тебѣ вздумалось меня сватать Марина!-- и кто тебѣ сказалъ, что я объ этомъ думала?
-- Лѣта сказали, милая барыня. Съ этакой красотой не вѣкъ же вдовой вѣковать! Это ужъ и отъ Бога грѣхъ. Мы хоть люди и темныя, а видимъ таки, какъ добрые люди по васъ убиваются.
-- Кто же это такіе, добрые-то люди? смѣясь сказала Александра Николаевна.
-- Ну вотъ ужъ, сударыня, не вамъ бы и говорить да не мнѣ бы и слушать! Ужь не говоря уже про другихъ, одинъ Сталинъ чай всѣ ноженки оттопталъ, чтобы издали хоть на крышу взглянуть, гдѣ наша краля живетъ. Вы думаете, что такъ ничего и не видитъ никто!
-- Да что же тутъ видѣть? Какая мнѣ пара Сталинъ? Я старуха, а онъ еще мальчикъ передо мной. Этакъ замужъ выходить, такъ и жить будетъ нечѣмъ.
-- Ну, молоденекъ-то, оно пущай правда, сказала Марина,-- да вѣдь и старый то пожалуй не лучше. Иной попадется такой кулакъ, что не приведи Господи! А что ужь жить нечѣмъ,-- такъ это что? лишь бы былъ любъ, а то какъ узнаютъ что вы за кого замужъ идете, сейчасъ въ чиновники произведутъ, казначеи, а либо въ квартермистры выберутъ.
-- Ну, хорошо, быть по твоему. Да кто тебѣ сказалъ, что сама-то я замужъ хочу?-- развѣ замужемъ-то лучше?
-- Ай, барынька!... ай, красавица, да какъ-же? чуть не запѣла Марина, сплеснувъ руками: -- извѣстное дѣло: живой объ живомъ и думаетъ... Ну, что за радость какъ не съ кѣмъ и словечка по душѣ перемолвить?... Вѣдь что теперь поглядѣть на васъ?... Ну, тамъ въ гости чтоль забѣжитъ, али сами повстрѣчаете знакомаго -- все вѣдь это чужой человѣкъ: перекинетесь куплетомъ двумя, поклонъ да и врозь... А тутъ, примѣрно коли законный супругъ, баринъ молодой красивый -- любо-дорого взглянуть, а самъ очей съ васъ то есть не сводитъ, не надышется на васъ, и спитъ и видитъ, чѣмъ бы вамъ какое удовольствіе оказать...
-- Ну, ну?!... улыбалась Александра Николаевна, -- а какъ мы не сойдемся съ нимъ? Вдругъ онъ мнѣ своимъ ухаживаньемъ до тошноты надоѣстъ? Куда я тогда съ нимъ дѣнусь?
-- И! что вы это? Да развѣ не отъ васъ вся власть будетъ? Ужъ на что я, а и то своего Логина -- какъ захотѣла, такъ и управила -- и не слышитъ, не чуетъ, какъ подъ мою дудку пляшетъ, -- а вамъ то и Богъ велѣлъ!... Да въ этакихъ-то бѣленькихъ ручкахъ мужчина мягче воску станетъ -- что хошь, то и лѣпи изъ него...
-- То-то и есть...-- Ну, что это за мужъ будетъ, какъ его же еще и учить придется, полушутя, полусеріозно проговорила Александра Николаевна, -- нѣтъ, ужъ коли выходить замужъ, такъ надо
человѣка,
опору и наставника.-- Не до него спускаться, а чтобъ онъ велъ за собой, выше и выше... Чтобъ я уважать могла... Чтобъ я сама все лучше и лучше становилась...
Марина тупо глядѣла на нее и очевидно не могла взять въ толкъ ея рѣчей, но при послѣднихъ словахъ вдругъ оживилась...
-- Чего еще лучше-то? перебила она:-- ужъ и такъ красна, что твое солнышко, что твоя злачна ягодка-клубничина!
Александра Николаевна расхохоталась.
-- Дура ты, Марина, сказала она,-- ну убирайся! только разбунтовала меня,-- дѣлай съ твоей клубникой что знаешь.
Марина смѣясь взяла пухленькую руку Александры Николаевны, которая утонула въ ея мягкихъ и громадныхъ рукахъ какъ масло въ пшеничной кашѣ, и поцѣловала ее съ большимъ наслажденіемъ, говоря:-- милая барыня, ангельчикъ ты нашъ красный!
-- Дура, убирайся! сказала Русанова.
Въ дверяхъ показалась невозмутимая, суровая физіономія Логина.
-- Что вы ее, матушка-сударыня, слушать изволите! Много видно я ее билъ, что кости всѣ вывалились, одна мякоть только осталась и языкъ совсѣмъ безъ костей! такъ мелетъ чай по пословицѣ: у бабы волосъ дологъ...
-- Больно вы ужь нынче умны стали, Логинъ Яковлевичъ! прервала Марина,-- вонъ писаря сказываютъ, васъ хотятъ скоро енараломъ произвести.
При этомъ она правую руку подперла подъ бокъ въ видѣ полу-ферта.
Александра Николаевна хохотала еще болѣе. Логинъ искоса взглянулъ на жену и не обращая на нее ни малѣйшаго вниманія.
-- Александра Николаевна, я себѣ пріемышку взялъ, добавилъ онъ,-- извольте посмотрѣть. По крайности хоша умереть придется мнѣ, али хоть и ей послѣдней,-- тутъ онъ головой кивнулъ на жену,-- будетъ хоть кому грѣшныя кости въ могилѣ зарыть.
Онъ выдвинулъ впередъ дѣвочку, лѣтъ 10-ти, очень бѣдно одѣтую и всю въ слезахъ.
-- Иди! въ землю барынѣ кланяйся,-- ручку проси, сказалъ онъ.
Русанова съ недоумѣніемъ смотрѣла на Логина. Марина развела руками, и пытливо оглядывала дѣвочку.
Дѣвочка поклонилась въ землю, и съ полными слезъ глазами подошла въ Русановой. Она была блондинка, съ заплаканными голубыми глазами, въ ситцевомъ сарафанчикѣ, гологожкой.
-- Что это такое значитъ, Логинъ?
-- Да что, сударыня? Своихъ дѣтей не далъ Богъ. Нынче ходилъ въ Духанъ, вижу объявленіе съ барабаномъ дѣлаютъ. Послѣ Натытчихи сироты остались, не пожелаетъ ли значитъ кто на воспитаніе взять, за себя написать. Я подумалъ, подумалъ... Что? такъ въ сердцѣ своемъ помышляю. Скоро барышня молодая Вѣра Николаевна выйдетъ, тоже ей прислуга будетъ нужна. Взялъ, да эту вотъ за себя и записалъ.
У Александры Николаевны сердце стукнуло.
-- Ты балуешь меня, Логинъ! сказала она.-- Это ты для того сдѣлалъ, чтобы для Вѣрочки ради меня горничную приготовить! Марина, милая! прибавила она вставая и обнимая Марину,-- побережешь ли ты,-- захочешь ли ты поберечь эту дѣвочку? Старикъ-то твой вѣдь и не спросилъ тебя!
Марина съ жаромъ обхватила и какъ ребенка приподняла Александру Николаевну, и цѣлуя ее гдѣ попало отвѣчала:-- голубушка моя, милая, что вы говорите мнѣ объ этомъ? Развѣ я звѣрь какой лютый? Развѣ Богъ не велитъ сироту приберечь? Развѣ она отъ меня откусила что? А звать то какъ ее, Логинъ Яковлевичъ?
-- Надеждой зовутъ.
-- Надя! схвативъ ее сказала Марина,-- пойдемъ я умою и одѣну тебя. Эко изъ моей юбки ей чай платьевъ съ десятокъ выйдетъ!
Они ушли. Но сладкія слезы долго лились изъ глазъ у Русановой.-- Удивительно какъ за малое добро привязчивъ русскій человѣкъ! думала она.
Межь тѣмъ приближался вечеръ.
Александра Николаевна перевела на бумагу снятый ею видъ, и разсматривала свою работу. Немножко передержала, подумала она,-- благодаря Сталину: показался подъ конецъ. Но онъ за то очень хорошо вышелъ. Вотъ будетъ удивленъ. А какъ всегда удачно снимаются карточки, когда не знаютъ этого тѣ съ кого ихъ снимаютъ. Что значитъ больше спокойствія, непринужденности и естественности позы!
-- Здравствуйте, Александра Николаевна! раздался съ галлереи голосъ Сталина,-- дома вы? Что вы тутъ смотрите?
-- А вотъ посмотрите, отвѣчала Александра Николаевна,-- взойдите сюда.
Сталинъ вошолъ, стараясь придать своему лицу по возможности холодное и серіозное выраженіе, мало впрочемъ шедшее къ его молодости.
Русанова тотчасъ же замѣтила это.
-- Что это у васъ сегодня такая оффиціальная физіогномія? спросила она.-- Вы вѣрно очень устали, разгуливая гдѣ нибудь на зарѣ.
-- Нигдѣ я не разгуливалъ,-- и мнѣ не понятно, отчего обыкновенное выраженіе моего лица вамъ угодно называть офиціальнымъ. Впрочемъ, я готовъ и въ этомъ какъ и во всемъ подчиняться вашему желанію.
Александра Николаевна расхохоталась и показала ему фотографію.
Сталинъ вспыхнулъ и растерялся.
-- Какой вы ребенокъ, Сталинъ! сказала она,-- вѣдь вы совсѣмъ не мастеръ хитрить, зачѣмъ же вы пробуете?
-- Александра Николаевна, что вы со мной сдѣлали? Безсердечная женщина, вы убили меня! Можно ли же было увѣковѣчить меня на этой чудесной картинѣ въ такомъ положеніи и въ этомъ глупомъ бѣломъ балахонѣ!
-- Балахонъ не бѣда, я изъ него вамъ пожалуй и сюртукъ сдѣлаю, а увѣковѣчила васъ для того, чтобы вы не отпирались въ томъ, что вы гуляли передъ моими окнами. Не считая того впрочемъ, что вмѣсто одного пріятнаго воспоминанія-вида, у меня будетъ еще и другое -- портретъ добраго знакомаго. Я надѣюсь что вы за это на меня не будете въ претензіи.
Она протянула ему руку, которую онъ крѣпко поцѣловалъ.
-- Ну, во первыхъ, садитесь. Раскажите мнѣ, что вы дѣлали? Много ли проиграли въ карты въ вашемъ сумасшедшемъ домѣ?
-- Я все объ васъ думалъ и полагаю, что изъ всѣхъ сумасшедшихъ самый сумасшедшій я.
-- Это не хорошо, Сталинъ. Я вамъ запрещаю думать обо мнѣ иначе какъ въ моемъ присутствіи.
-- Тогда у меня есть другое дѣло, это любоваться вами и ничего ни помнить.
-- Ахъ, Боже мой! Это опасно становится, берегитесь. Вамъ надо льду на голову. Марина! дай намъ воды со льдомъ и варенья. Сталину дурно. По крайней мѣрѣ надо хоть себя обезпечить.
-- Вы все шутите, Александра Николаевна, а я говорю очень серіозно.-- Ахъ, пожалуйста не серіозничайте, я нынче не расположена ни къ чему серіозному, тѣмъ болѣе что мы съ Мариной для васъ только что невѣсту приготовили.
-- А какъ разъ парочка, тоже молоденькая!-- сказала Марина, входя въ комнату съ подносомъ, слегка поклонившись Сталину и насмѣшливо взглядывая на него.
-- Покажи ему, Марина.
-- Ну ужъ скоро больно будетъ, сударыня! Пускай ко женихъ подольше еще походитъ; тогда и, невѣсту покажемъ.
Русанова смѣясь разсказала про дѣвочку.
-- Ну а теперь будемъ дѣло говорить, сказала она.-- Что почта изъ Тифлиса еще не пришла?
-- Пришла сегодня.
-- А что же вы мнѣ книги не принесли?
-- Еще не распаковали журналовъ. Завтра доставлю.
-- А сегодня возьмите Тьера. Я прочитала его съ большимъ удовольствіемъ.
-- Меня удивляетъ, какъ это вы читаете такія скучныя вещи. Я никакъ не могъ собраться даже и приступить къ нему.
-- Развѣ васъ онъ не интересуетъ какъ воина? Странно! я думала что вы найдете тамъ много въ особенности интереснаго для васъ. Да кромѣ того, тамъ есть прекрасныя и даже поэтическія картины. Напр., хоть переходъ Бонапарта черезъ Сенъ-Бернаръ, съ однимъ швейцарскимъ проводникомъ. А Бѣлинскаго вы прочитали? Объ этомъ можно много намъ съ вами поговорить...
-- Не буду хитрить съ вами, Александра Николаевна, ничего этого я не читалъ да теперь и не хотѣлось, какъ-то не до того было.
-- Знаете что, Сталинъ, право вамъ необходимо поглубже подумать о себѣ. Служба требуетъ какъ и самая жизнь -- много знанія, если вы только не располагаете оставаться всегда на обыкновенномъ уровнѣ всѣхъ другихъ, ничѣмъ не отличающихся отъ толпы. Но съ вашей стороны мнѣ кажется это невѣроятнымъ. Мнѣ бы по крайней мѣрѣ не хотѣлось, что бы это такъ было.
-- Если что нибудь изъ меня и выйдетъ, то этимъ я буду обязанъ вамъ, единственно вамъ, сказалъ Сталинъ.
-- Ну, тѣмъ болѣе пріятно было бы, чтобы вышло что нибудь очень хорошее! Приходите иногда, вмѣстѣ читать и разсуждать будемъ.
Въ это время къ крыльцу подъѣхали дрожки, и вошелъ князь Вязьминскій.
-- Александра Николаевна, сказалъ онъ раскланиваясь,-- у насъ завтра охота собирается, и многія дамы ѣдутъ на нее и на пикникъ, который за нею послѣдуетъ у развалинъ Пшавскаго замка. Не будете ли вы изъ нашихъ? Я пришелъ предложить себя въ ваши кавалеры.
-- Съ большимъ удовольствіемъ, князь. Но только какъ же ѣхать -- верхомъ или въ экипажѣ?
-- Какъ хотите. Если вамъ угодно, позвольте мнѣ представить къ вашимъ услугамъ мой кабріолетъ. За лошадь я отвѣчаю.
-- Нѣтъ, я думаю, лучше верхомъ. Свободнѣе будетъ ѣхать и менѣе будемъ зависѣть отъ дороги.
-- Да и кромѣ того, можетъ былъ въ такомъ случаѣ ни позвольте и мнѣ быть вторымъ кавалеромъ вашимъ, сказалъ Сталинъ.
-- И тѣмъ лучше будетъ, прибавилъ князь,-- потому что въ здѣшнихъ мѣстахъ легко могутъ поднять медвѣдя или кабана, тогда удобнѣе двумъ кавалерамъ оказать какую либо услугу дамѣ, если бы что случилось съ лошадью.
-- Господа! я вполнѣ довѣряюсь вамъ. Садитесь, князь. Что дѣлаетъ вашъ віолончель? вѣдь право досадно, что онъ у васъ остается такъ далеко отсюда въ вашемъ штабѣ.
-- Онъ здѣсь, сказалъ князь.-- Съ тѣхъ поръ какъ онъ удостоился чести акомпанировать вашей чудесной игрѣ, я оставилъ его у Михѣева, чтобы не возить съ собою взадъ и впередъ, въ надеждѣ что когда нибудь еще буду имѣть тоже удовольствіе.
-- А пошлите за нимъ; мы съ вами что нибудь съиграемъ, а Сталина превратимъ въ хозяйку, онъ намъ будетъ чай дѣлать!...
Князь послалъ кучера своего за віолончелью.
-- Съиграемте элегію Эрнста, сказалъ онъ.
-- И прекрасно, а потомъ что нибудь изъ Бетховена или Мендельсона.
-- А потомъ прослушаемъ восхитительное соло изъ какой нибудь оперы, которое вы намъ споете?
-- По крайней мѣрѣ постараюсь чтобы было сносно если не восхитительно.
Князь былъ очень оживленъ, веселъ, и хорошее расположеніе духа заразило собесѣдниковъ. Музыка шла прекрасно, чай не блисталъ особеннымъ искусствомъ приготовленія, за то доставлялъ поводъ шутить и подтрунивать надъ Сталинымъ, и вечеръ былъ очень милъ и задушевенъ.
Они сидѣли въ саду. Яркій свѣтъ лампы сіялъ сквозь густую листву деревьевъ, а среди темнаго неба блистали звѣзды. Любезность князя была увлекательна, и Александра Николаевна съ давно неиспытаннымъ удовольствіемъ слушала его умную и мужественную рѣчь. Разсказы его отличались простотой и правдой, сужденія -- снисходительностію, и глубиною воззрѣніи.
Сталинъ за то все упорнѣе и упорнѣе молчалъ, и если бы было свѣтлѣе, то легко было бы замѣтить, что онъ дѣлался все угрюмѣе, даже злѣе. Его грызла ревность. Наконецъ онъ схватилъ фуражку и сталъ прощаться.
-- Хотите, я подвезу васъ? сказалъ князь.
Сталинъ сдѣлалъ видъ будто не слышалъ.
-- Такъ до завтра! сказалъ князь обращаясь къ Александрѣ Николаевнѣ.-- Только это довольно рано. Часовъ въ 8 надо выѣхать, если позволите я къ этому времени буду у васъ.
-- Приходите утромъ пить кофе, сказала Русанова.
-- А какъ хорошо у васъ! точно рай! Не хотѣлось бы даже и на время убѣжать отсюда. Ну, до свиданія! сказалъ онъ, протягивая ей руку.-- Такъ хотите, я подвезу васъ? добавилъ онъ обращаясь къ Сталину.
-- Вы какъ будто хотите похвастать экипажемъ передъ М-me Русановой.... съ досадой отвѣчалъ Сталинъ,-- напрасно! Ваше богатство я думаю довольно ей извѣстно.
Съ этими словами онъ быстро поклонился и вышелъ.
-- Если вамъ не нравится, что я вамъ сказалъ, то я къ вашимъ услугамъ, прибавилъ онъ въ дверяхъ.
Князь вопросительно и съ недоумѣніемъ смѣрилъ его холоднымъ и строгимъ взглядомъ.
-- Вотъ юноша! съ улыбкою сказалъ онъ, обращаясь къ Александрѣ Николаевнѣ.
Она была поражена. Въ теченіе вечера, ей вовсе не приходило на умъ даже что нибудь подобное заподозрить въ душѣ Сталина, тѣмъ болѣе, что они съ часъ сидѣли въ темнотѣ сада, наслаждаясь чудеснымъ теплымъ вечеромъ и видомъ освѣщенныхъ деревьевъ; но тутъ она поняла все. Ей стало его жаль.
-- Князь! сказала она протягивая руку и какъ бы желая задержать его, чтобы онъ не пошелъ вслѣдъ за Сталинымъ,-- простите ему. Это видно какъ онъ еще юнъ. Завтра вѣрно онъ образумится, и я заставлю его извиниться передъ нами.
-- Передо мной пожалуйста не заставляйте. Онъ скорѣе виноватъ передъ вами. Но мнѣ жаль только, что вы завтра будете озабочены и потому не будете расположены къ удовольствію, такъ какъ бы намъ этого хотѣлось.
-- О, если я теперь увѣрена въ васъ, то это нисколько не помѣшаетъ мнѣ вполнѣ отъ души веселиться. Ручаюсь вамъ.
-- Ну и прекрасно! такъ до завтра?
-- Къ 7 часамъ я буду готова и буду васъ ждать съ чаемъ или кофе.-- До свиданія.
-- Экой мальчишка! подумалъ князь, садясь въ свои дрожки.-- А она-то? Что за женщина! И умна, и добра, и мила! Да, прелестная женщина! Какъ за нее дуэлямъ не быть? Еще спасибо умѣетъ отлично держать себя, а то навѣрное давно бы уже половина ея знакомыхъ перестрѣлялась!...
IV
.
Сталинъ вышелъ какъ отуманенный. Совѣсть говорила ему, что онъ страшно наглупилъ, а сердце бунтовало въ груди, и онъ не могъ ни успокоиться, ни ясно взглянуть на свое положеніе. Какъ въ калейдоскопѣ, мысли и представленія носились въ его воображеніи, но безъ всякой логической связи и ничѣмъ другъ съ другомъ органически не связанныя. Давно бродилъ онъ, нисколько не думая о своей квартирѣ, переживая въ одну ночь -- романъ, котораго для другого стало бы на цѣлую жизнь, и несмотря на то что воображеніе рисовало ему большею частію вздоръ и небылицы, онъ при каждомъ эпизодѣ страдалъ или томился, какъ бы и въ самой ощутительной дѣйствительности.
Вотъ уже заалѣлъ востокъ. Легкимъ розовымъ свѣтомъ подернулись серебристыя вершины горъ, и въ болѣе ясныхъ очертаніяхъ стали выдаваться всѣ предметы и обозначаться ихъ краски.
-- Боже мой! Что это? Что это такое? вскрикнулъ онъ, обѣими руками схвативъ себя за голову.
Но небо было глухо. Безстрастной красотой своей оно повидимому намѣрено было блистать какъ и прежде, ни сколько не обращая вниманія ни на радости, ни на страданія земнородныхъ. Чудная картина разсвѣта какъ-то механически развлекла однако Сталина. Давно знакомые предметы показались ему въ какомъ то новомъ, особенномъ свѣтѣ, таинственные и заманчивые. Перспектива казалась какъ будто отдаленнѣе, и природа вся одѣвалась какой-то вѣчно новой, чудесною одеждой.
-- Э! что мнѣ за дѣло до этой природы! Хоть бы ея и не было вовсе, подумалъ Сталинъ.-- Лучшее что въ ней ей есть -- это
она.
Да и
она
бездушна точно также какъ эти горы, эти тополи, это глупое солнце! Вся природа устроена на эгоизмѣ. Въ матеріи это непроницаемость, а въ человѣкѣ чувстро: лишь бы мнѣ хорошо было, а тамъ хоть трава не роста.
Человѣкъ умираетъ отъ любви, или, что еще хуже, пожалуй убиваетъ другаго,-- такъ что-жъ? Легкое пожатіе плечами, приложеніе надушеннаго платка къ безслезнымъ глазамъ, какое нибудь восклицаніе, которое если перевести на человѣческій языкъ -- будетъ значитъ: "дураки, дураки!", вотъ и все, а результатъ: смотрите, дескать, вотъ я какая -- не вамъ чета! О, какое проклятое существо женщина!...
-- На пле-чо! раздался голосъ ефрейтора, ведшаго мимо Сталина смѣну.
-- Ружья вольно, приказалъ Сталинъ. Ему стало совѣстно передъ этими солдатами смотрѣвшими на него съ удивленіемъ, передъ своимъ собственнымъ положеніемъ. Онъ вспомнилъ, что скоро надо идти на охоту, что ему надобно переодѣться, оправиться, придать наконецъ себѣ хоть сколько нибудь сносный и приличный видъ,-- и пошелъ домой.
Исаевъ крѣпко и безмятежно спалъ, когда онъ вошелъ въ свою комнату. При шумѣ его шаговъ, а также и отъ луча солнца падавшаго изъ окна прямо на глаза -- Исаевъ проснулся и взглянулъ на Сталина.
-- Гдѣ это ты пропадалъ, братъ? сказалъ онъ.-- Чай въ слободкѣ слонялся? а у насъ нынче охоту затѣяли. Да что это съ тобой? на тебѣ вовсе и лица нѣтъ!
Исаевъ сѣлъ на своей кровати.
-- Да, да, радуйся и веселись! Дьявольская проницательность! Вѣрно предсказалъ все чему быть должно! Великій человѣкъ по крайней мѣрѣ отыскался на земномъ шарѣ, явился пророкъ въ отечествѣ своемъ! отвѣчалъ раздраженнымъ голосомъ Сталинъ, сбрасывая съ себя одежду куда попало. Сюртуку досталось прежде другихъ частей -- и потому онъ немедленно оказался подъ стуломъ на полу.
Исаевъ слегка подсвиснулъ.-- Ну такъ! сказалъ онъ:-- вотъ тебѣ и равнодушное объясненіе. Эй, Стуколенко!
Деньщикъ Стуколенко показался въ дверяхъ.
-- Трубку! да кофе -- живой рукой -- чтобы былъ крѣпкій! Понимаешь?
-- Чего не понять?-- Понимаю. А люди-то вонъ ужь давно идти собираются.
-- Ну не разсуждай, а дѣло дѣлай!
-- Чего дѣлать? Сливокъ-то достать негдѣ.
-- Подай архіерейскія. Ну разсказывай, обратился Исаевъ къ Сталину,-- говори какъ тебя изъ службы-то выгнали?
Сталинъ разсказалъ, какъ адское кокетство Русановой взбѣсило его, какъ онъ бросилъ въ глаза оскорбленіе князю, и вѣроятно навсегда покончилъ съ этою женщиной, а въ заключеніе просилъ Исаева быть его секундантомъ.
Исаевъ слушалъ внимательно.
-- Изъ всего этого ясно только одно: что ты наглупилъ, сказалъ онъ.-- Да и весь вечеръ не блисталъ остроуміемъ. Хорошо. Я готовъ быть въ случаѣ нужды твоимъ секундантомъ,-- хотя бы и не слѣдовало помогать глупостямъ,-- но только съ условіемъ: предоставь мнѣ уладить все это дѣло.
-- Но только ужъ я извиняться не буду. Ты меня извини, я не мальчикъ!
-- Вѣроятно и не потребуется твоихъ извиненій, хотя честному человѣку и не трудно сознаться, если онъ сдѣлаетъ промахъ. Мальчики же напротивъ никогда не сознаются. Какъ бы то ни было, а теперь выпей стаканъ чорнаго хорошаго кофе и съ Ромео! Это тебя освѣжитъ; а затѣмъ будемъ умываться и пойдемъ прямо къ Пшавскому замку. Ты составь себѣ физіономію беззаботную, какъ будто ничего не было. Не безпокойся о прочемъ, я все устрою и не уроню твоей чести передъ княземъ. Что же касается до Русановой, то приготовься на головомойку,-- вотъ что я тебѣ совѣтую.
-- Да какъ теперь подойти къ ней? Она я думаю теперь такъ зла на меня, что отвернется отъ перваго моего поклона.
-- Я тебѣ говорю, подойди съ самымъ правымъ и беззаботнымъ видомъ, какъ будто все такъ было, какъ тому и быть слѣдуетъ. Что же до ея злобы, то не безпокойся. Женщины не очень наказываютъ за глупости, которыя для нихъ дѣлаютъ.
И они вмѣстѣ съ охотниками пошли въ Пшавскій замокъ.