Тишанский
Ява

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Листки из записной книжки.

   

ЯВА

ЛИСТКИ ИЗЪ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ.

   

I. Mew-bay.

   Сорокадневный переходъ утомилъ насъ. Спадавшій уже съ утра пассатъ къ вечеру стихъ. Наши лица вытянулись. И было съ чего! Представьте себѣ людей которые въ продолженіи шести недѣль не видали ничего кромѣ моря и другъ друга, перечитали что было, переговорили обо всемъ, людей утомленныхъ суровымъ однообразіемъ жизни моряка, казалось уже предвкушавшихъ прелести отдохновенія на берегу, и вдругъ узнающихъ что берегъ этотъ какъ бы подъ вліяніемъ колдовства отдалялся на неопредѣленное время.
   Не испытавъ, трудно представить себѣ то обаяніе, тотъ восторгъ который овладѣваетъ вами при словѣ земля. И любишь кажется море, и успѣлъ сродниться со всѣми прихотями его, но все это до тѣхъ только поръ пока на однообразномъ горизонтѣ не появятся, хотя и похожими на облака, очертанія всѣмъ дорогой земли. Тутъ овладѣваетъ вами такое нетерпѣніе которое можно сравнить развѣ съ томительнымъ ожиданіемъ любимой женщины. Несмотря на то что въ тотъ вечеръ мы еще не видали береговъ Явы, тѣмъ не менѣе эта роскошная красавица уже заявила себя несомнѣнными признаками.
   Мы штилевали. Равномѣрная мертвая зыбь, тяжело переваливала съ боку на бокъ нашъ корветъ, стонавшій всѣми своими переборками. Просившіе вѣтра паруса, уныло хлопали о мачты. Тралы скрипѣли. Духота невыносимая, а между тѣмъ что за ночь! Темная, глубокая, тихая до того что мерцаніе звѣздъ какъ будто бы звучитъ въ ушахъ вашихъ дивнымъ шепотомъ какихъ-то тайныхъ звуковъ.
   Всю ночь конечно никто не спалъ, тѣмъ болѣе что уборка парусовъ и другія судовыя работы требовали дѣятельнаго присутствія каждаго изъ насъ на палубѣ.
   Восходящее солнце застало насъ подъ парами. Зыбь улеглась, корветъ же подъ усиліемъ усердно работавшаго винта легко рѣзалъ зеленыя воды Океана.
   Предъ штевнемъ тихо выплывала неопредѣленнымъ облакомъ приближавшаяся Ява. Сзади же насъ окружалъ позолоченный восходящимъ солнцемъ лазоревый горозонтъ, на синевѣ котораго прозрачнымъ желтоватымъ облакомъ стлался дымъ нашей машины.
   Въ 10 часовъ утра мы вошли въ Зондскій проливъ, и бѣжали между берегами Явы и Суматры. Я упивался этимъ насыщеннымъ душистыми испареніями воздухомъ, вглядываяся въ причудливые очерки развивавшейся по сторонамъ панорамы береговъ.
   Въ 2 1/2 часа бросили якорь въ заливъ Mew-bay.
   Ничего дивнѣе и прекраснѣе нельзя представитъ себѣ этоі одинокой бухты. Всѣ силы природы кажется, сосредоточась здѣсь, соперничаютъ другъ предъ другомъ проявляя себя то разнообразною могучею растительностью, то граціей и игривостью не менѣе разнообразныхъ ландшафтовъ.
   Представьте себѣ правильную зеркальную поверхность водъ, окаймленную въ рамку самой блестящей и причудливой растительности. Породы густо поросшихъ деревъ смѣшались. Могучіе баобабы, граціозныя пальмы, душистыя гвоздичное и коричное деревья, все это переплетенное гирляндами льянъ и восхитительныхъ орхидей, представляли взору густую массу стволовъ и листвы, по которой переливаясь играла цѣлые снопы свѣта. Соперничавшее прозрачностью съ хрустальными водами залива, безоблачное небо покрывало эту картину глубокимъ синимъ сводомъ, а извивавшіеся изъ лазури потоки лучей, золотя все, придавали картинѣ что-то необыкновенно радостное.
   Въ 4 часа, взявъ винтовку, я вскочилъ на шлюбку чтобы ѣхать на берегъ. Отваливъ, легкокрылою чайкой понеслась галька, подъ дружнымъ усиліемъ шеста бравыхъ матросовъ, разсѣкая острымъ водорѣзомъ зеркальныя воды. Прозрачность этихъ водъ поразила меня. Дно какъ на ладони, и какое дно! не мертвое илистое или ресчанное дно полярныхъ странъ, а заросшее цѣлымъ ковромъ разнообразнѣйшихъ водорослей, промежь которыхъ кипѣла жизнь всѣми фазисами причудливыхъ обитателей подводнаго царства. То вдругъ, съ быстротой стрѣлы, выскакивала изъ куста водоросли, блестя чешуями, рыбка, а вслѣдъ за ней вытягивались клещи неуклюжаго краба спрятавшагося и сторожившаго добычу подъ сѣнью густой листвы. То другая убѣгая отъ водянаго хищника и поднявшись слишкомъ, близко къ горизонту водъ, въ одно мгновеніе была схватываема острыми когтями сторожившаго альбатроса, спустившагося на неосторожную съ быстротой молніи. Бѣдная рыбка! а какъ хорошо жилось тебѣ въ этихъ прозрачныхъ струяхъ.
   По мѣрѣ приближенія къ берегу, тишина, нарушавшаяся только мѣрными всплесками отбрасывавшихъ воду веселъ, замѣнялась какимъ-то общимъ гуломъ звуковъ прерываемыхъ отъ времени до времени то раздирающимъ крикомъ сердившагося какаду, то свистомъ убѣгавшей обезьяны.
   Мы подплывали къ берегу. Огромное свалившееся въ море дерево, покрытое зеленью на немъ растущихъ паразитовъ, и еще прикрѣпленное къ другимъ на берегу стоявшимъ массами цвѣтущихъ льянъ, должно было служить намъ пристанью. И вотъ я на берегу! Здравствуй Ява! здравствуйте и вы живущіе и прозябающіе баловни природы! Вы, взлѣлеянные благотворными лучами вашего могучаго солнца, или осѣненные таинственнымъ мерцаніемъ Южнаго Креста. Миръ тишинѣ вашей!
   Мнѣ было такъ хорошо, а главное я ощущалъ такую потребность быть одному, что не послѣдовалъ за разсыпавшимися товарищами, а усѣвшись на камень, жадно уливался теплымъ ароматнымъ воздухомъ. Грудь дышала легко, свободно, а кровь какъ-то живѣй потекла въ жилахъ. Все суетное, тяжелое жизни отлетѣло, и я съ наслажденіемъ смотрѣлъ и раскошную и вмѣстѣ съ тѣмъ идиллическую панораму развернувшейся предъ глазами картины.
   Я сидѣлъ на берегу постепенно спускавшемся къ водѣ. За спиной, и не вдалекѣ подымалась почти оплошная стѣна зелени всѣхъ цвѣтовъ и формъ. Спереди -- гладь залива, а въ зеркальной поверхности ея отражался корветъ. Его стройное и легкое вооруженіе разительно выдавалось предъ хаосомъ стволовъ, корней и густо поросшихъ сучьевъ, сзади лежавшаго островка. Послѣдній являлся взору громаднымъ плавающимъ букетомъ изъ середины котораго тянулись къ небу вѣтви гигантскаго камфарнаго дерева. Слѣва нескончаемый куполъ лазоревой тверди, пересѣкавшей далекій горизонтъ Океана, на самыхъ водахъ котораго подобно крыльямъ чаекъ виднѣлись бѣлые паруса шедшихъ судовъ.
   Кругомъ меня жизнь кипучая, безпрерывная. На самомъ прибрежьѣ тонконогіе морскіе пауки, гоняясь и пожирая другъ друга, въ свою очередь исчезала при появленіи крабовъ, этихъ пиратовъ морскихъ прибрежій. Сзади, стаи ни чуть не удивленныхъ моимъ присутствіемъ обезьянъ беззаботно предавались играмъ, нарушаемымъ только въ томъ случаѣ когда какая-либо изъ нихъ, увлеченная пыломъ бѣготни, неосторожно приближалась къ гнѣзду царскаго какаду и тѣмъ навлекала на себя гнѣвъ его птичьяго величества. Пронзительный крикъ и подъемъ пышнаго желтаго хохла были выраженіями его царскаго неудовольствія. А въ этомъ случаѣ дѣло становилось серіознымь. Вся банда мгновенно утихала. А проказница, очутившись въ одинъ, много въ два прыжка гдѣ-нибудь далеко на перекинувшійся съ дерева на дерево гирляндѣ льянъ, сердито раскачиваясь и торопливо чеша у себя за ухомъ, свистала какъ бы говоря "а ну-ка попробуй поймать!"
   Надъ головой, и не высоко, распустя пышный хвостъ, какъ бы плавая въ воздухѣ носился великолѣпный самецъ райской птицы, ловя не менѣе блестящихъ бабочекъ и жучковъ,-- а за нимъ точно удивленный слѣдилъ красавецъ лорисъ почесывая изогнутый свой клювъ о корявую кору сучька на которомъ сидѣлъ. Вдали, посреди своего гарема, кокетничая перьями поднятаго роскошнаго хвоста, величалась лира-птица, окруженная какъ бы оторопѣвшими невзрачными женами, торопливо бросавшимися въ сторону при каждомъ раздирающемъ крикѣ павлина, забравшагося на маститую вѣтвь баобаба и готовящагося къ ночи.
   Склонявшееся солнце, навѣявъ прохладу, озолотило воды залива, зарябившія подъ легкимъ душистымъ дуновеніемъ теплаго береговаго бриза. Съ отходящимъ свѣтиломъ постепенно замолкали крики, шумъ и свистъ успокоивавшихся обитателей этихъ дебрей, и замѣнялись неумолкаемымъ стрекотаніемъ миріадъ насѣкомыхъ проснувшихся съ началомъ сумерекъ.
   Увеличившійся огненный дискъ свѣтила коснулся горизонта. Задавъ небо расплавленными лучами своими, онъ сталъ медленно погружаться въ Океанъ, который изъ синяго превратился тоже въ огненный. По мѣрѣ исчезновенія окруженнаго пламенною атмосферой солнца, съ противоположной западу стороны, стали вытягиваться могучія тѣни ночи, охватывавшія болѣе и болѣе небосклонъ какъ бы оспаривая его у отходящаго ко сну Феба. Послѣдній, затонувъ во мгновенно потемнѣвшихъ водахъ, оставивъ за собой лишь сіяніе, да нѣсколько перистыхъ облаковъ, нитями тянувшихся вдоль потухавшаго горизонта. Вотъ и сіяніе пропало,-- а облака, подымаясь выше, изъ золотыхъ окрашивались въ пурпуровыя и затѣмъ блѣднѣя стали исчезать по мѣрѣ того какъ съ востока воздымавшіяся тѣни, ложась гуще, усыпляли глубже и глубже дремавшую природу. Затихнувшій на нѣсколько мгновеній бризъ зашелестилъ снова. Зажглись и миріады звѣздъ на потемнѣвшемъ небосклонѣ, наступила восхитительная ночь.
   Нѣсколько выстрѣловъ, веселый смѣхъ и говоръ возвращавшихся моихъ товарищей вывели меня изъ моего восхищеннаго оцѣпененія. Впереди всѣхъ, пыхтя и обтираясь клѣтчатымъ платкомъ, шелъ нашъ добрый толстякъ докторъ. Онъ влачилъ за собой убитую обезьяну и разныхъ птицъ. За нимъ валила остальная гурьба доморощенныхъ натуралистовъ которые съ важностью ученыхъ тоже тащили жертвы за алтарь науки.-- Это, говорили они, наперерывъ показывая кто птицу, кто змѣю, это на пополненіе коллекціи. Грустно отозвался во мнѣ видъ животныхъ убитыхъ, хотя бы и съ ученою цѣлію. Я зналъ участь нашихъ коллекцій, которыя и второй день выбрасывались за бортъ вѣстовымъ.
   -- Однако, господа, пока мы ходили, уставали и проголодалось онъ сидѣлъ и кажется стихи писалъ, сказалъ подошедшій ко мнѣ Г*, обращаясь къ окружающимъ меня товарищамъ.
   -- Кака стихи? А я вотъ тоже показывай поэзія", протрезвонилъ докторъ протягивая убитыхъ имъ звѣрей.-- Вотъ онъ поэзій, натуръ настоящій!
   Меня злость взяла при видѣ этой кучи труповъ, мало гармонировавшей съ общимъ настроеніемъ моего духа.
   -- Ужасно нужно было убивать все это. Гадко и грѣшно! отвѣчалъ я отталкивая протянувшуюся руку доктора, на которой между прочимъ висѣла чудная и симпатичная своею привязанностью къ мѣсту рожденія птичка беа.
   -- Зачѣмъ гадко? Зачѣмъ грѣшно? Мой чучелъ будетъ дѣлать, чучелъ для науки.
   Самъ ты чучело, подумалъ я, садясь въ шлюпку.
   -- Отваливай! ребята, навались!
   Плавно, но быстро скользила гичка по темнымъ водамъ залива, надъ которыми разносились дребезжащіе звуки голоса Б*, съ ужасными варіаціями пѣвшаго
   
   .... Гвадалкви-ви-ви-виръ
   ... Струитъ эѳи-и-иръ.
   

II. Анжеръ.

   Переходъ до Анжера былъ сдѣланъ подъ парами, и какъ вообще всѣ переходы при помощи машинъ высокаго давленія, крайне утомителенъ и непріятенъ. Наша машина зачастую подчивала гулявшую на палубѣ публику грязнымъ дождемъ вырывавшимся изъ трубъ съ клубами чернаго вонючаго дыма. Жара нестерпимая. Несмотря на ежеминутныя обливанія палубы водой, смола кипѣла въ пазахъ {Пазъ есть промежутокъ между палубными досками, законопаченный паклей и залитый смолой.}, а растопленный жгучими лучами тиръ {Тиръ -- составъ которымъ обмазываютъ веревки служащія для укрѣпленія мачтъ.} то и дѣло капалъ намъ на головы. Раскаленное безоблачное небо потеряло свой чарующій цвѣтъ, замѣнивъ его свинцово-сѣрымъ.
   Расширившійся проливъ зеленоватою лентой изгибался промежь береговъ, за дальностію походившихъ на расплывавшіяся бурыя масляныя пятна.
   Кое-гдѣ и въ разныхъ положеніяхъ штилевали купцы, навѣрно намъ завидовавшіе, несмотря на несчастные шесть узловъ съ которыми мы бѣжали какъ бы гоняясь съ едва двигавшимися граціозными проа {Проа -- длинный челнокъ, до нельзя узкій, съ огромнымъ треугольнымъ парусомъ. Легкости необыкновенной.} подгоняемыми клубами каленаго воздуха, тянувшаго по временамъ съ берега въ море.
   Было темно когда корветъ, описавъ дугу почти въ четверть окружности, направился ко входу бухты Анжера. Собственно говоря. Анжеръ небольшая деревушка куда въ былыя времена купцы, послѣ 120ти или 150ти дневнаго перехода изъ Европы, заходили на перепутьи въ Китай запастись водой и живностью. Только съ учрежденіемъ и правильныхъ пароходныхъ рейсовъ тамъ появились склады угля, а у нѣкоторыхъ хижинъ высокія жерди съ развѣвающимися на нихъ флагами европейскихъ консуловъ.
   Единственная достопримѣчательность Анжера,-- и то условная,-- знаменитый маститый старецъ баобабъ, рѣдкій представитель давно минувшаго. Историческое дерево это тщательно изслѣдовано и прекрасно описано Александромъ Гумбольдтомъ въ бытность его на Явѣ.
   Было совсѣмъ темно когда мы бросили якорь, но несмотря на позднее время, немедленно палуба наша была загромождена Малайцами которые лѣзли на корветъ отвсюду, точно изъ щелей тараканы. Они тащили за собой корзины банановъ, кокосовъ, мангустановъ, куръ, свиней и прочей живности.
   Самый Анжеръ представлялся какимъ-то темнымъ неопредѣленнымъ пятномъ, на которомъ кое-гдѣ свѣтились огоньки. За то же онъ и заявлялъ о себѣ самыми несомнѣнными признаками; то доносившейся до насъ вонью, вѣчнымъ спутникомъ тропическихъ заселенныхъ мѣстъ гдѣ не существуетъ натуральнаго благодѣтеля, пассата, выдувающаго міазмы человѣческаго присутствія, то страшнымъ воемъ собакъ и голодныхъ шакаловъ.
   На другой день, только-что озолотился на востокѣ горизонтъ какъ ватага свободныхъ отъ службы счастливцевъ размѣщалась на банки стоящаго у борта катера чтобъ ѣхать на берегъ. Въ числѣ счастливцевъ былъ и я.
   -- Смотрите, господа, въ часъ снимаемся съ якоря! сказалъ намъ стоявшій на вахтѣ Б*, на незавидную долю котораго пала пріемка угля.
   Врѣзавшись носомъ въ песчаный берегъ, такъ какъ пристани не имѣлось, мы повыскакали на него, улучая минуты когда отходившая волна прилива оголяла дно.
   Рѣшено было всей компаніи ходитъ вмѣстѣ, подъ предводительствомъ ученаго доктора и толстаго Англичанина Ѳомича, которыхъ тутъ же séance tenante избрали въ атаманы. Они же съ подобающею обстоятельству важностію прямехонько повели насъ завтракать въ виду того что авторитетъ доктора не допускалъ экскурсій на тощій желудокъ.
   Окруженные толпой мѣстныхъ жителей предлагавшихъ намъ всякую всячину, мы важно шествовали къ такъ-называемому ресторану. А при мысли о кофе со свѣжими сливками, и чего добраго, съ мягкимъ бѣлымъ хлѣбомъ, у всѣхъ, какъ говорится, слюнки текли.
   Каково же было наше разочарованіе, когда войдя въ просторный грязный сарай подъ вывѣской "Hotel", содержимый плутоватымъ Китайцемъ, услышали: "No coffee, no cream, -- brandy yes."
   -- All right! процѣдилъ Ѳомичъ, пропустивъ стаканчикъ и закусывая его бананомъ. А мы, бѣдные мы, несмотря на доказанную намъ опасность "ходить на экскурсіи" съ пустымъ желудкомъ, принуждены были выдти изъ "Hotel" съ тѣмъ съ чѣмъ пришли.
   Такъ какъ въ городѣ, состоявшемъ изъ ряда крытыхъ пальмовыми листьями бамбуковыхъ хижинъ, тянувшихся вдоль прибрежья, ничего не было, то и рѣшено было идти за городъ въ лѣсъ.
   Лѣсъ -- дѣвственный тропическій лѣсъ, отстоялъ отъ селенія миляхъ въ полутора или двухъ, соединяясь до полпути съ Анжеромъ чудеснѣйшею аллеей арековыхъ и кокосовыхъ пальмъ. По этой аллеѣ мы и должны были идти, тѣмъ болѣе что она вела къ знаменитому баобабу.
   Громадный корявый и дуплистый стволъ поднятъ, футъ на четырнадцать, вышедшими изъ земли корнями. Эти корни, часто толщиной въ нѣсколько обхватовъ каждый, составили расходящійся во всѣ стороны сводъ, о величинѣ котораго можно судить представивъ себѣ что всадникъ съ лошадью легко можетъ разъѣзжатъ подъ сѣнью этой натуральной аркады.
   Горизонтально стелющійся первый рядъ сучьевъ, ни высотѣ сорока футъ, по толщинѣ и размѣрамъ напоминаетъ наши столѣтніе дубы. Взобравшись до нихъ по жидкой бамбуковой лѣстницѣ, мы встали на настланный полъ. Непроницаемая лучами, шапка зелени надъ головой, составленная изъ твердыхъ глянцовитыхъ листьевъ дерева, побудила насъ остаться здѣсь отдохнуть, тѣмъ болѣе что тысяча чиселъ и надписей врѣзанныхъ въ жесткую кору гиганта не лишены были прелести для нашего возбужденнаго любопытства: мы желали отыскать тутъ слѣды надписей Гумбольдта. Но, увы!-- это былъ день разочарованій, такъ какъ пришлось убѣдиться что сучья щеголяли не качествомъ, а количествомъ надписей. Пришлось слѣзать и уходить вторично съ чѣмъ пришли.
   На возвратномъ пути, намъ пришлось постыдно бѣжать отъ стаи напавшихъ на насъ обезьянъ. Дѣло было столь же горячее, сколько неожиданное.
   Изнеможенные жарой и ходьбой, мы не торопясь двигались по аллеѣ къ Анжеру, какъ вдругъ мѣтко брошенный орѣхъ попалъ въ голову шедшаго сзади Ѳомича. Вспыльчивый Ѳомичъ, завидя обидчика, въ лицѣ скакавшей съ дерева на дерево по нашимъ слѣдамъ макаки, осыпалъ ее дробью своей двухстволки. Смертельно раненое животное, падая на землю, испустило пронзительный вопль, отвѣтомъ на который было появленіе громадной стаи обезьянъ. Завидя предсмертныя конвульсіи своего товарища, они ожесточенно напали на насъ. Не успѣли мы оглянуться, какъ цѣлый дождь кокосовыхъ и арековыхъ орѣховъ посыпался на злосчастныя головы наши. Дѣло становилось не шуточнымъ, и многіе изъ насъ, въ томъ числѣ и я, чувствовали признаки синяковъ, заявлявшихъ о себѣ серіозною болью. Мы разсыпались и начали отступать отстрѣливаясь. Наступавшее на насъ войско, видя постоянно падающихъ своихъ товарищей пришло въ положительную ярость. Снаряды полетѣли на насъ съ удвоеннымъ рвеніемъ, и надо сознаться, къ стыду нашему, что десять человѣкъ хорошо вооруженныхъ должны были просто бѣжать, удерживая залпами мѣткихъ выстрѣловъ тріумфально наступавшаго врага. Я не знаю чѣмъ бы это кончилось еслибы мы не прибѣжали къ концу аллеи, гдѣ за недостаткомъ снарядовъ пришлось врагу отступить. Мы выбились положительно изъ силъ. Покрытые синяками и еле-еле передвигая ноги, мы продолжали елико возможно быстрыми шагами уходить держа ружья наготовѣ, такъ какъ долго еще слышавшійся ярый свистъ обезьянъ грозилъ возобновленіемъ дѣйствія.
   Когда пришли къ шлюпкѣ, старшина заявилъ намъ что на корветѣ шлюпочный флагъ давно уже поднятъ, и была одна призывная пушка которую въ пылу битвы мы не слыхали. Мы опоздали на цѣлый часъ, такъ что входя на палубу были встрѣчены грозною физіономіей капитана, вскорѣ разразившагося гомерическимъ смѣхомъ слушая нашъ разказъ подтвержденный нашими синяками.
   Поднявъ катеръ на мѣсто и выходивъ якорь, дали ходъ машинѣ, и менѣе нежели черезъ часъ Анжеръ слился въ общую массу неопредѣленныхъ за дальностью береговъ Явы.
   

III. Переходъ до Батавіи.

   Трехсуточный переходъ до Батавіи, преимущественно подъ парами, былъ бы крайне однообразенъ еслибы не два метеорологическіе феномена, случившіеся кстати чтобы разсѣять его монотонію.
   Въ день выхода нашего изъ Анжера вскорѣ послѣ заката солнца, мы бросили якорь.
   Вдругъ, безо всякой видимой причины, на громоотводѣ нашей гротъ-мачты {Средняя, самая высокая мачта.} появилось большое блестящее пламя, и освѣтило палубу.
   Будучи предупреждены лоціями этихъ мѣстъ о появленіяхъ Сентъ-Эльмскаго огня, мы съ любопытствомъ слѣдили за фазами любопытнаго феномена. Что жъ касается до команды, то она не на шутку переполошилась. Сначала ужасающее слово пожаръ заставило всѣхъ повыскакать изъ коекъ; затѣмъ предположеніе что чортъ на клотикѣ сидитъ принудило ее съ трепетомъ вылѣзти на верхъ. Нашъ смѣхъ и шутки успокоили оторопѣвшихъ матросовъ; они остались на палубѣ и съ удивленіемъ глядѣли какъ это огонь горитъ и ничего не жжетъ.
   Зрѣлище было дѣйствительно достойное удивленія. Бѣлое какъ лунный лучъ, громадное пламя плавно горѣло на громоотводѣ, вытягивая длинный яркій языкъ къ небу. Не колышась ни сколько, пламя это было безжизненно, одинаково ярко и прозрачно по всему своему протяженію. Впечатлѣніе произведенное имъ на меня не было свободно отъ какого-то тайнаго и необъяснимаго чувства страха, которое могу только сравнить съ чувствомъ овладѣвавшимъ мной при видѣ безсознательныхъ движеній лунатика или автомата. Прогорѣвъ минутъ съ двадцать, посѣтившій насъ Сентъ-Эльмскій огонь пропалъ мгновенно; то-есть, какъ вспыхнулъ такъ и погасъ безъ всякой видимой причины.
   На другой день намъ пришлось быть свидѣтелемъ вполнѣ величественнаго явленія тифона. Мы уже нѣсколько часовъ рлзсѣкали мутныя воды Яванскаго моря, идя на востокъ попутнымъ SW муссономъ. Стоя на вахтѣ, я слѣдилъ за подымавшимся съ горизонта облакомъ, поразившимъ меня плотностью своего строенія. По мѣрѣ приближенія, это облако темнѣло, распространяясь во всѣ стороны густыми походившими на дымъ клубами; а изъ середины его постепенно стала вытягиваться внизъ громадная черная воронка. Ясно что образовывался тифонъ. Вдругъ изъ тучи вырывается молнія, вслѣдъ за ней раздается оглушительный трескъ громоваго удара. Подъ опустившеюся довольно низко воронкой, вода моря кипѣла клубясь и кружась, какъ бы крутимая вихремъ. Вслѣдъ за первымъ раздается другой ударъ. И вотъ, почти мгновенно, упавшая къ поверхности воронка всосалась въ воду, и затѣмъ стала подыматься увлекая ее за собой.
   Раскаты грома слились въ одинъ непрерывный оглушительный трескъ. Тифонъ образовался, имѣя видъ двухъ конусовъ слитыхъ вершинами, и шелъ почти на насъ расширяясь въ шейкѣ по мѣрѣ своего приближенія. "Барабанщика наверхъ", "Бей тревогу", и вслѣдъ за этою командой раздалась звучная дробь, призывавшая насъ къ мѣстамъ боеваго расписанія. Не прошло полуминуты, у раскрѣпленныхъ и заряженныхъ ядрами орудій, безмолвно стояла команда. Все замерло, и только по временамъ произносимыя шепотомъ приказанія командоровъ, наводившихъ орудія, доказывали еще присутствіе жизни. За это время двигавшійся на насъ ревущій тифонъ принялъ почти цилиндрическую форму, изогнувшись красивою дугой впередъ.
   "Товсь!" раздалась команда, затѣмъ "пли!"
   Вздрогнулъ корветъ покрывшись бѣлыми крубами дыма, вырвавшимися изъ пяти жерлъ нашихъ 36 фунт. орудій. Вслѣдъ за гуломъ залпа, послышался ревъ спадавшей въ море воды разорваннаго ядрами тифона, вмѣстѣ съ ливнемъ разразившихся надъ головами нашими грозныхъ тучъ, осѣнявшихъ верхушку водянаго столба. "Отбой." "Орудія крѣпить." Черезъ пятъ минутъ и слѣда не осталось всей этой катавасіи. Облака исчезли, а горячее солнце мгновенно выпарило всѣ признаки дождя.
   

IV. Батавія.

   Въ десять часовъ утра бросили якорь на Батавскомъ рейдѣ. Мы были избалованы предыдущими стоянками гдѣ тропическій ландшафтъ во всей могучей силѣ представлялся взору, и потому берега Батавскаго рейда какъ-то особенно показались мнѣ пустынными и плоскими. На выдавшемся съ правой стороны и едва выходящемъ изъ водъ мысѣ, среди одноэтажныхъ строеній мѣстнаго адмиралтейства, вытягивались высокія стрѣлы крана. Спереди, вглубь материка тянулся прямою лентой длинный каналъ, на заднемъ планѣ котораго вы различали слившуюся въ темное пятно массу зелени. Собственно Батавія, которую нашли на Явѣ селившіеся здѣсь Европейцы, расположена на никогда не высыхающихъ и вѣкъ гніющихъ болотахъ которыми окруженъ на нѣсколько миль въ глубину Батавскій заливъ. Гибельное дѣйствіе развивающихся тутъ ядовитыхъ міазмъ заставало бросать бывшій здѣсь городъ и основать другой за предѣлами болотъ. Послѣднему обстоятельству обязана своимъ существованіемъ Новая Батавія, экваторіальная Пальмира, резиденція колоніальныхъ властей и центръ всей яванской промышленности. Несмотря однако на такую предосторожность, господствующія здѣсь эпидемическія горячки, заражденныя испареніями, являются страшнымъ бичомъ, подъ ударами котораго населеніе города не разъ рѣдѣло съ ужасающею быстротой. Тѣмъ не менѣе, благопріятныя условія быстраго обогащенія, отчасти и привычка, заставили Европейцевъ пренебрегать смертью; они продолжали жить здѣсь какъ говорится припѣваючи.
   Не успѣли мы еще хорошенько прибраться и вымыть загрязненную копотью машины палубу, какъ пріѣхалъ къ намъ резидентъ въ сопровожденіи своего адъютанта и ари.
   Ари по-малайски значитъ огонь. Человѣкъ именуемый ари есть принадлежность всякаго колоніальнаго туза. Онъ имѣетъ назначеніемъ носить за бариномъ сандаловый факелъ, о пламя котораго сей зажигаетъ свою сигару. Служа какъ бы вывѣской знатности, богато одѣтый ари зачастую имѣетъ очень важное значеніе въ домѣ своего барина. Слѣдуя за нимъ какъ тѣнь, ари не рѣдко успѣваетъ втеретѣся въ полное довѣріе своего хозяина, а сдѣлавшись повѣреннымъ его, становится главнымъ лицомъ въ домѣ.
   Вошедшій на палубу резидентъ, которому были отданы всѣ подобающія его сану почести, чрезвычайно любезно пожалъ рука нетерпѣливо обжидавшему съѣхать на берегъ офицерству, а сошелъ въ каюту капитана гдѣ сервированъ былъ завтракъ. Моя невзрачная матросская голландка не дозволила мнѣ предстать предъ очи его свѣтлости. Въ довольно грустномъ настроеніи духа гулялъ я по палубѣ, съ завистью прислушиваясь къ громкому говору по временамъ прерываемому дружнымъ смѣхомъ завтракавшей компаніи. Матросское же одѣяніе я носилъ какъ болѣе отвѣчавшее условіямъ дѣятельной службы гротъ-марсоваго старшины, отчасти же какъ болѣе дешевое.
   Но, странное дѣло, и тутъ случай помогъ мнѣ. Элегантность моего простаго платья, и вѣроятно пышные банты бѣлыхъ моихъ башмаковъ, возбудили любопытство резидента, вслѣдствіе чего онъ просилъ чтобы меня представили ему. Имѣвъ удовольствіе произвесть на его осанистую и красивую фигуру хорошее впечатлѣніе, я былъ приглашенъ имъ провести нѣсколько дней въ его резиденціи, на что, конечно, съ дозволенія капитана я съ восторгомъ согласился.
   На другой день выкопавъ мою заплеснѣвшую шляпу цилнадръ и нарядясь въ слежавшійся парижскій фракъ, я съ большимъ нетерпѣніемъ ожидалъ минуты отправленія шлюпки на беретъ, облекая мозолистыя мои руки въ свѣтлопалевыя Жувеновскія перчатки.
   -- А ты, баринъ, бѣлья-то много не трать, не то вымыть не успѣютъ какъ пріѣдешь, говорилъ мнѣ вѣстовой Осиповъ, широкоплечій матросъ, ухаживавшій за мной какъ нянька, почему и пользовавшійся правомъ нѣкоторой со мной фамильярности.
   -- А что по-твоему, умная голова, грязнымъ прикажешь ходить что ли?
   -- Умная или неумная голова про то Богъ знаетъ, а я тебѣ дѣло говорю. Пріѣдешь да и попроси мадаму-то чтобы рубахи твои стирали, анъ и ладно будетъ.
   Отваливъ отъ борта, направились мы къ каналу соединяющему Батавію съ рейдомъ.
   Каналъ дѣлится на двѣ части. Первая отъ города пролегаетъ по низменной мѣстности болотистыхъ береговъ, и состоитъ изъ работъ земляныхъ. Вторая, длиною не менѣе двухъ миль, представляетъ замѣчательное гидравлическое сооруженіе, составляющее вполнѣ заслуженную гордость здѣшнихъ инженеровъ. Немало труда и знаній потребовалось чтобы вывести далеко въ глубь залива двѣ гранитныя стѣны, промежь которыхъ вырытъ фарватеръ въ который даже большія суда могутъ входить. Инженерамъ пришлось бороться не только съ волненіемъ обширнаго залива, но и съ постояннымъ засореніемъ выкопанной части отъ наносовъ. Это послѣднее препятствіе такъ велико что и теперь только постоянное и энергичное расчищеніе дна можетъ не допускать образованія перекатовъ и мелей. Обѣ дамбы въ заливѣ оканчиваются круглыми бастіонами куда предполагалось поставить орудія. Въ описываемое же время, бастіоны служили мѣстомъ сборища Малайцамъ, любителямъ морскихъ купаній, такъ и туземнымъ бурлакамъ тянущимъ на бичевѣ суда до города.
   Пройдя морскую часть канала, мы поплыли по континентальной, крайне плоской и болотистой, сплошь заросшей тростниками и мелкимъ кустарникомъ. Не совсѣмъ пріятно поражаетъ васъ здѣсь, съ непривычки, множество аллигаторовъ получившихъ тутъ какія-то права гражданства. Какъ разъ за шлюпкой высовывалось продолговатое рыло большой амфибіи, пыхтя и грузно плывшей за катеромъ.
   На берегу, мы могли видѣть ихъ во всѣхъ позахъ, лежавшими на пескѣ и грѣвшимися. Замѣчательно что это животное, живя вблизи людей, утратило свой хищный характеръ и охотится только за курами, до которыхъ очень лакомо.
   Свободно плавая по каналу, аллигаторы не позволяютъ себѣ переступать извѣстную границу водъ, и зачастую вы можете увидѣть купающихся людей въ какихъ-нибудь пятидесяти саженяхъ отъ грѣющейся амфибіи.
   Жители Батавіи не запомнятъ несчастія случившагося съ человѣкомъ, хотя много жалуются на гастрономическія наклонности и охотническіе набѣги этого животнаго на куръ, гусей и утокъ.
   Выйдя на пристань и отославъ шлюпку обратно, я началъ искать глазами какого-нибудь экипажа, такъ какъ оставалось до Батавіи около двухъ миль, которыя пройти пѣшкомъ по жарѣ, и при томъ съ чемоданомъ, было не возможно. Не говоря по-голландски ни слова, я былъ въ большомъ затрудненіи какъ объяснить окружавшимъ что мнѣ было нужно. Но и въ этомъ случаѣ я неожиданно былъ выведенъ изъ непріятнаго положенія появленіемъ Китайца говорившаго по-англійски. Онъ любезно послалъ своего сына за коляской, а пока просилъ войти къ нему въ домъ вмѣсто того чтобы на сильномъ припекѣ солнца ожидать посланнаго.
   Мой новый знакомый, зажиточный Китаецъ, былъ старшиной этой части стараго города, исключительно заселенной его единоплеменниками. Онъ ознакомилъ меня съ тяжелымъ положеніемъ куліевъ {Кули -- законтрактовавшійся на срокъ китайскій работникъ внѣ своего отечества.} на Явѣ. Преимущественно голодъ и нищета заставляютъ Китайцевъ покидать свое отечество. Переселеніе ихъ, представляя выгодную спекуляцію для Европейцевъ, производится обыкновенно въ обширныхъ размѣрахъ слѣдующимъ порядкомъ: Хозяева плантацій, въ виду слабости и лѣни мѣстнаго населенія, посылаютъ въ Китай для найма рабочихъ. Нанятые за ничтожную плату на три, пять, даже десять лѣтъ, Китайцы поступаютъ на весь періодъ контракта въ полное распоряженіе и даже владѣніе нанявшаго ихъ плантатора. Отъ природы трудолюбивые, они употребляются на самыя тяжелыя работы, въ самыхъ нездоровыхъ мѣстностяхъ, причемъ до восьмидесяти процентовъ обыкновенно погибаютъ отъ лихорадокъ. Выжившіе сроки счастливцы, обыкновенно изнуренные, безъ гроша остаются на Явѣ, занимаясь всѣми возможными мелкими промыслами. Въ этомъ обстоятельствѣ отчасти слѣдуетъ видѣть причину процвѣтанія, на Явѣ мелкихъ ремеслъ. Несмотря на скудость барышей, многіе Китайцы, благодаря ихъ усиленному трудолюбію, хитрости, ловкости, пронырливости и частью плутоватости, дѣлаясь зажиточными, въ свою очередь эксплуатируютъ своихъ братьевъ.
   Китайская часть Батавіи, за рѣдкими исключеніями, грязна и бѣдна. Низкіе полуразрушенные каменные дома съ галлереями, убогія лавки гдѣ все продается начиная отъ гніющей говядины до опіума, вотъ все что вы встрѣчаете въ грязныхъ и поразительно вонючихъ улицахъ, по которымъ во всѣ стороны шныряютъ ея изнуренные обитатели.
   Слушая жалобы Китайца на здѣшній бытъ, весьма меня интересовавшій, я не замѣтилъ двухъ часовъ проведенныхъ въ бесѣдѣ, подъ конецъ которой была приведена коляска. Мнѣ приходилось ѣхать въ самую жару, показавшуюся мнѣ нестерпимою. Пробѣжавъ быстро разстояніе раздѣлявшее старую Батавію отъ новой по прекрасному шоссе, обсаженному громадными деревьями, Я изнеможенный жарой въѣхалъ въ эту тропическую Пальмиру.
   Батавія, конечно, одинъ изъ самыхъ типическихъ городовъ когда-либо видѣнныхъ мною.
   Все въ немъ своеобразно и приспособлено къ климатическимъ мѣстнымъ условіямъ. Прямыя широкія улицы, обсаженныя тѣнистыми деревьями, дѣлятъ городъ на правильные кварталы. За этими аллеями и по обѣ стороны раскидываются парадные дворы, во глубинѣ коихъ расположены жилища.
   Дома зажиточныхъ людей, могущіе называться дворцами, по своему великолѣпію и размѣрамъ, выстроены обыкновенно въ классическомъ греческомъ стилѣ. Дворцы эти отстоять другъ отъ друга на большихъ промежуткахъ, занятыхъ роскошными садами, обыкновенно окружающими эти палаццо. Чистота необычайная. Тѣнь вездѣ. Воды сколько хочешь.
   Я ѣхалъ какъ по пустынному городу, и только кое-гдѣ валявшіеся подъ деревьями Малайцы свидѣтельствовали о его обитаемости.
   Въ полуденные часы, благодаря жарѣ царствующей почти круглый годъ, вошло въ обыкновеніе ничего-недѣланье, или лучше сказать спанье дома въ полутемныхъ комнатахъ.
   Городъ просыпается за часъ до заката солнца, и кипитъ далеко за полночь лихорадочною дѣятельностью благодаря нѣкоторой прохладѣ.
   Подъѣхавъ къ портику дома резидента, поддерживаемому высокою колоннадой которая упирается на отлогую мраморную лѣстницу мраморныхъ же колоннъ, я былъ встрѣченъ ожидавшимъ меня дворецкимъ, который тотчасъ повелъ меня въ приготовленные для меня покои.
   Отведенное для моего жительства помѣщеніе состояло изъ трехъ высокихъ прохладныхъ комнатъ, уютныхъ и удобныхъ; изъ нихъ одна была занята большою мраморною ванной.
   Заботливость резидента поразила меня. На письменномъ столѣ все нужное для письма, въ шифоньеркѣ цѣлая библіотека роскошно переплетенныхъ книгъ, а на туалетномъ столѣ цѣлый косметическій магазинъ. Представивъ долженствовавшаго служить мнѣ камердинеромъ моего ари, безмолвный дворецкій поклонясь вышелъ.
   Около четырехъ часовъ, любезный хозяинъ пришелъ освѣдомиться хорошо ли мнѣ, а вслѣдъ за тѣмъ повелъ представать меня своей женѣ.
   Одичавъ совсѣмъ, благодаря суровымъ условіямъ матросской моей жизни, я чувствовалъ неловкость, даже страхъ вообразить себя лицомъ къ лицу съ женщиной. Признаюсь, идя я тщетно подготовлялъ фразу для вступленія въ разговоръ, и былъ такъ занять этимъ что не замѣтилъ какъ пройдя цѣлый рядъ комнатъ мы очутились въ пріемной, по мозаикѣ которой, едва касаясь ножками, шла навстрѣчу намъ молодая жена резидента.
   Увидавъ ее, я совсѣмъ растерялся, покраснѣлъ, и сжавшееся отъ застѣнчивости горло потеряло способность издавать звука. Словомъ, положеніе мое было самое глупое. Резидентша кажется сжалилась надо мною, и начала первая свое привѣтствіе.
   -- Mon mari n'а fait que parler de vous hier et j'avoue fai été toute curieuse et impatiente de faire votre connaissance. Monsieur, soyez le bienvenu chez nous, продолжала она, протягивая свою красивую ручку.
   Боже, что со мной дѣлалось! Я готовъ былъ просто-напросто провалиться сквозь полъ, тѣмъ болѣе что моему смущенію не предвидѣлъ конца.
   Однако радушіе хозяина и любезность его жены скоро разсѣяли мое смущеніе, и я съ удовольствіемъ предался той милой болтовнѣ при которой такъ скоро знакомишься, не замѣчая какъ время идетъ.
   Родомъ Парижанка, моя молодая и хорошенькая собесѣдница была мила до нельзя. Не прошло часа, мы уже была почти старыми знакомыми.
   Трудно представить себѣ что-нибудь прекраснѣе ея шелковистыхъ черныхъ кудрей, густыми и прихотливыми волнами падавшихъ на ея роскошныя плечи. Они окаймляли какъ изъ кости точеный прямой, широкій лобъ, на вискахъ котораго сѣтью обозначались, просвѣчивая сквозь розовую и прозрачную кожу, синія жилки. Голубые глаза осѣнялись длинными темными рѣсницами, отъ которыхъ тѣнь ложась на нижнюю вѣку придавала взору глубину и неопредѣленность. Прямой тонкій носъ, розоватыя подвижныя ноздри, восхитительныя губки, за карминомъ которыхъ проглядывали два ряда ровныхъ жемчужинъ, все вмѣстѣ представляло взору одну изъ очаровательнѣйшихъ головокъ. Плѣнительная улыбка, грація не только каждаго движенія, но каждой интонаціи гармоническаго голоса, дѣлали изъ нея женщину отъ которой справедливо вся Батавія сходила съ ума.
   Она была въ бальномъ открытомъ платьѣ, съ цвѣтами на головѣ, одѣяніе которое носится здѣсь постоянно зажиточными женщинами.
   Мы долго болтали втроемъ, и я ознакомился съ жизнью батавскаго общества. Узналъ что здѣсь есть опера; много танцуютъ; что живутъ преимущественно ночью; что мужья работаютъ и пріобрѣтаютъ, а жены веселятся и транжирятъ доходы. Словомъ, узналъ все; даже нѣсколько городскихъ новѣйшихъ сплетенъ, подстрекнувшихъ мое любопытство настолько что я просилъ хозяйку поскорѣе познакомить меня съ дѣйствующими лицами слышанныхъ легендъ.
   Милая хозяйка предложила мнѣ прогуляться по городу. Мы вышли на подъѣздъ, у котораго ожидала высокая victoria запряженная четверкой кровныхъ англійскихъ клеперовъ. У подножекъ экипажа, почтительно изогнувшись, стояли два скорохода въ блестѣвшихъ золотомъ бархатныхъ курткахъ. Усѣвшись въ коляску, мы поѣхали продолжая весело болтать.
   Пустынныя утромъ улицы теперь кишѣли народовъ всѣхъ племенъ и состояній. Тамъ взводъ всадниковъ мѣстной кавалеріи съ огромными ликами въ рукахъ и саблями влачащимися по землѣ, прискакивая по-англійски, ѣдутъ рысью на крошечныхъ мѣстныхъ клеперахъ, замѣчательно выносящихъ жару и усталость, а по росту походящихъ на меделянскихъ собакъ. Одѣтые по-европейски, эти воины съ отвислыми губами и при громадныхъ шпорахъ, привязанныхъ ремнями къ босымъ ногамъ, невольно заставляли улыбаться. Тысячи Яванцевъ, Индусовъ, Макассарцевъ, жителей острова Бали и другихъ, въ праздничныхъ нарядахъ блестѣвшихъ золотомъ, яркостью и безвкусіемъ, толкались рядомъ съ европейскимъ населеніемъ мущинъ и женщинъ, бальныя платья которыхъ, особливо бѣлыя плечи, рѣзко выдавались на темно-бронзовомъ фонѣ широкоскулыхъ малайскихъ лицъ. Издали доносились до васъ звуки оркестра; шумъ, смѣхъ и гулъ толпы давали всему видъ празличнаго народнаго гулянья, посреди котораго, ведомыя подъ узцы соскочившими съ запятокъ скороходами, переднія лошади, фыркая и танцуя, насилу пробирались.
   Когда мы пріѣхали на гулянье, наша коляска была окружена всею jeunesse dorée Батавіи. Молодые люди наперерывъ любезничали съ моею сосѣдкой.
   Прослушавъ немного музыку, репертуаръ которой очень обширенъ и персоналъ замѣчательно хорошъ, мы поѣхали обратно, сдѣлавъ по дорогѣ нѣсколько визитовъ. Повсюду я встрѣтилъ радушіе и гостепріимство. По сіе время съ благодарностью вспоминаю объ этихъ минутахъ проведенныхъ въ средѣ молодыхъ женщинъ здѣшняго общества, такъ обласкавшихъ меня.
   Подъѣзжая къ дому я былъ пораженъ видомъ военнаго пикета солдатъ, вооруженныхъ вмѣсто ружей длинными широкими вилами. Это, объяснила мнѣ резидентша, предосгорожность противъ амаковъ.
   Амаки -- люди подверженные совершенно мѣстному роду сумашествія причиняемому чрезмѣрнымъ употребленіемъ опія. Эта несчастные, вооружась саблей, кинжаломъ, словомъ, чѣмъ полно, бѣгаютъ и рѣжуть всякаго встрѣчнаго во славу Магомета.
   Завидѣвъ или узнавъ о появленіи амока, пикетъ бѣжитъ и окружаетъ его, сдерживая скрещенными вокругъ его стана вилами, а командующій унтеръ-офицеръ, имѣющій знакомъ отличія башмаки, убиваетъ амака какъ бѣшеную собаку.
   Возвратясь въ домъ резидента, въ пріемной я нашелъ толпу гостей собравшихся обѣдать. Опять пошли представленія и пониманія рукъ.
   Сдержанная менѣе Англичанъ, здѣшняя молодежь соединяетъ съ французскою любезностью и веселостью голландскую простоту и радушіе. Изъ короткаго знакомства съ нею я вынесъ самое пріятное воспоминаніе.
   Ровно въ восемь часовъ, въ отворенныя настежь двери, при двухъ ассистентахъ въ роскошныхъ мѣстныхъ костюмахъ, вошелъ въ черномъ фракѣ дворецкій съ докладомъ о поданномъ обѣдѣ. Какъ иностранцу, мнѣ выпало на долю быть кавалеромъ хозяйки.
   Залъ въ которомъ мы должны были обѣдать былъ такъ хорошъ что я позволяю себѣ оставить на нѣсколько минутъ очаровавшую меня хозяйку и ввести въ него читателя.
   Представьте себѣ внутренность громаднаго античнаго храма. Посреди, широкій куполъ покоится на мраморныхъ колоннахъ, бронзовыя основанія которыхъ стоятъ на полу, собранномъ шахматною доской изъ цвѣтныхъ мраморовъ.
   Гладкія, бѣлыя, блестящія стѣны служили гигантскими рамами потемнѣвшимъ отъ древности большимъ картинамъ повѣшеннымъ по одной въ срединѣ каждаго ими составляемаго четвероугольника. Стѣны и картины были испещрены миріадами красивыхъ небольшихъ разноцвѣтныхъ ящерицъ, быстро бѣгавшихъ по нимъ и ловившихъ мухъ. Между колоннъ до верху покрытыхъ вьющимися растеніями, и среди зелени роскошнѣйшихъ представителей мѣстной флоры, группировалась удобная золоченая мебель, казавшаяся микроскопическою сравнительно съ вышиной окружавшихъ ее кустовъ и деревьевъ, которые въ свою очередь не могли похвастать ростомъ въ этой величественныхъ размѣровъ залѣ.
   Подъ громадною бронзовою люстрой, спускавшеюся съ купола и горѣвшею сотнями огней, былъ сервированъ столъ. Бѣлизна скатерти, грань искрившагося хрусталя, блескъ серебряныхъ вазъ съ пирамидами душистыхъ фруктовъ и громадныхъ букетовъ, располагалъ къ веселости. Прибавьте къ этому толпу суетящейся прислуги въ богатыхъ фантастическихъ костюмахъ, громадные вѣера изъ золотыхъ перьевъ райской птицы, наконецъ тихіе, какъ бы издали несущіеся звуки спрятаннаго гдѣ-то въ цвѣтахъ оркестра, и вы поймете, читатель, что я не смѣлъ протереть себѣ глазъ изъ боязни что проснувшись прерву этотъ восхитительный сонъ, который могъ соперничать съ волшебными разказами Тысячи Одной Ночи.
   Обѣдъ подвигался къ концу. Сдержанность при началѣ уступила мѣсто беззаботной веселости, мастерски возбужденной умѣніемъ хозяевъ.
   -- Слышали ли вы, господинъ резидентъ, что около Бантонга снова появились тигры? сказалъ г. Ванъ-Т***, записной охотникъ атлетическаго сложенія, съ добродушною улыбающеюся физіономіей.
   -- Какъ же! Даже хотѣлъ вамъ предложить поохотиться, отвѣчалъ послѣдній, и глядя на меня продолжалъ:-- Прекрасный случай пофетировать нашего молодаго гостя.
   -- Только не ранѣе недѣли, рѣшила хозяйка, -- такъ какъ уже шесть дней уже заняты. Я увѣрена, продолжала она, обратясь ко мнѣ,-- что вы не промѣняете предположенныхъ удовольствій за охоту. Не правда ли?
   -- Конечно нѣтъ, отвѣчалъ я поспѣшно, хотя признаюсь не былъ совершенно увѣренъ въ искренности сказаннаго. Обуявшій меня духъ новизны и сильныхъ ощущеній такъ и толкалъ впередъ по стезѣ невѣдомаго.
   -- Итакъ въ среду въ путь, рѣшилъ хозяинъ.
   -- Оно и лучше не торопясь приготовиться къ охотѣ, сказалъ г. Ванъ-Т***.
   Этомъ радостнымъ извѣстіемъ закончился пиръ, и вставъ мы вышли на террасу роскошнаго резидентскаго сада.
   Я скоро сошелся съ г. Ванъ-Т***, оказавшимся вполнѣ славвымъ малымъ. Тутъ же онъ предложилъ мнѣ свои услуги чичероне, отъ чего конечно я не отказался.
   Далеко за полночь продолжалась веселая бесѣда. Завлекательные разказы съ одной стороны, веселыя шутки съ другой, заполонили совсѣмъ мое вниманіе, такъ что мнѣ жаль стало когда пришло время уходить.
   Придя къ себѣ, я засталъ прикомандированнаго ко мнѣ Малайца бодрствующимъ, онъ выкуривалъ миріады комаровъ и мускитовъ забившихся подъ пологъ ожидавшей меня кровати. И тутъ новость: вмѣсто обыкновенныхъ простынь, я нашелъ тонки мягкія цыновки, а также въ длину положенный довольно объемистый тростниковый пустой цилиндръ. При видѣ моей удивленной физіономіи, Малаецъ объяснилъ мнѣ что здѣсь всѣ спятъ съ такими цилиндрами между ногъ, покрываясь циновками, и что безъ этихъ предосторожностей спать нѣтъ никакой возможности отъ жара. Я безусловно допускалъ эту невозможность, имѣя предъ глазами термометръ который показывалъ 31о.
   Оставшіеся немногіе часы ночи я провелъ безъ сна. Жаръ, немилосердое жужжаніе комаровъ, а отчасти и видѣнное мной днемъ, такъ расшевелили нервы что сомкнуть глазъ не было возможности.
   Только-что стала заниматься заря, я увидалъ входящаго уже въ спальню г. Ванъ-Т***.
   -- Пора вставать, сказалъ онъ.-- Предъ нами три часа прохлады, воспользуемтесь этимъ временемъ.
   Окунувшись въ ванну показавшуюся мнѣ ледяной, я мигомъ одѣлся, и закуривъ сигары мы сѣли въ коляску и помчались по кипѣвшимъ уже жизнью улицамъ Батавіи.
   Было четыре часа утра.
   Легкая коляска запряженная парой ретивыхъ лошаденокъ управляемыхъ Малайцемъ кучеромъ, понукавшимъ ихъ голосомъ и бичомъ, мчала насъ съ одуряющею скоростью. Быстро миновавъ аристократическую часть Новой Батавіи, мы въѣхали въ промышленную, вдоль и поперекъ перерѣзанную густо обросшими каналами служащими торговыми путями сообщеній.
   Сотни пирогъ нагруженныхъ грудами пахучихъ фруктовъ, зеленью и живностью, съ трудомъ пробирались по темнымъ водамъ арройасовъ. {Мѣстное названіе каналовъ.} Дивная растительность окаймляла ихъ берега. Тутъ были густые султаны кокосовой пальмы, темно-зеленые гигантскіе листья бананника, хлопчатое дерево покрытое какъ бы пушистыми шарами снѣга, какими представлялась лопнувшіе плоды съ выглядывавшимъ изъ нихъ бѣлымъ блестящимъ пухомъ хлопка. Тутъ пальма раскинула громаднымъ вѣеромъ свою листву. А въ нее стоило только воткнуть ножь чтобы получить фонтанъ молочной вкусной воды. Наконецъ нескончаемые баніасы, громадныя деревья разростающіяся длинными тонкими отпрысками которые спускаются съ вѣтвей на землю: коснувшись земли и пустивъ корень, вѣтви эти въ свою очередь разрастаются деревомъ, изъ котораго вытягиваются плодовитые отростки.
   Все это перемѣшанное кучей льянъ, часто покрытыя яркими цвѣтами, представляетъ такую густую темную пахучую арку надъ каналомъ что даже полуденные жгучіе лучи солнца не въ состояніи пробить ее. Я не могъ оторвать глазъ отъ медленно плывшихъ пирогъ, ни отъ группъ, весело купавшихся и брызгавшихся водой людей, отъ цвѣтовъ роскошныхъ, покрывавшихъ воду, кувшинчиковъ и купавокъ.
   Послѣ трехъ четвертей часа бѣшеной ѣзды мы въѣхали въ Старую Батавію, этотъ гробъ столькихъ тысячъ людей, обитаемый теперь только Малайцами и Китайцами. Что за поразительная разница съ оставшеюся назади Новою Батавіей! Грязь, нищета, вонь, о которой трудно составѣ себѣ понятіе не испытавъ и не видавъ ее своими глазами. Тягостно дѣлается глядя на снующія здѣсь изнуренныя, подъ вліяніемъ убійственныхъ міазмовъ лица обитателей, носящія всѣ отпечатокъ смерти.
   Эти смертельныя испаренія имѣютъ своимъ источникомъ лѣса корнепусковъ въ изобиліи растущихъ на вонючихъ, никогда не высыхающихъ грязяхъ окружающаго эту мѣстность прибрежья.
   Борнелускъ ядовитый кустарникъ. Громадный, шишкообразный корень его разбухаетъ отъ покрывающей его воды прилива и увеличивается въ окружности на нѣсколько дюймовъ. Оголенный спавшими при отливѣ водами корень этотъ, высыхая подъ жгучими лучами солнца, выпаряетъ изъ себя ядовитыя міазмы, носящіяся надъ его лѣсами въ видѣ желтоватаго пара. Горе тому мѣсту куда капризъ вѣтра занесетъ ихъ! За появленіемъ этихъ міазмъ слѣдуетъ неминуемая смерть отъ отравы.
   Цѣлью вашей прогулки были между прочимъ конечные форты моловъ канала соединяющаго рейдъ съ Батавіей. Мы ѣхали по болотистой дорогѣ издававшей особенно непріятный запахъ гнили, и подскакавъ къ каменнымъ сооруженіямъ пошли къ бастіонамъ пѣшкомъ. Идти надо было версты три. Становилось жарко; однако благодаря моему собесѣднику, я не замѣтилъ какъ, миновавъ раздѣлявшее насъ пространство, мы очутились на бастіонѣ.
   Вступивъ туда, мы тотчасъ же были окружены кричавшею и толкавшеюся толпой Малайцевъ, просившихъ подачки, что и было исполнено Ванъ-Т***, который бросилъ горстъ мелкихъ монетъ въ море. Отхлынуть отъ насъ, прослѣдить за падающими въ воду деньгами и броситься за ними было для нихъ дѣломъ мгновенія. Не успѣли еще улечься кольца расходившіеся на гладкой поверхности воды рейда съ мѣстъ куда нырнули люди, какъ стали показываться одна за другою головы, затѣмъ высовываться руки, промежъ пальцевъ которыхъ блестѣло брошенное Ванѣ-Т*** серебро. А вслѣдъ затѣмъ вся эта гоготавшая гурьба шумно поплыла обратно, борясь и отымая другъ у друга находку. Громкій неожиданный возгласъ послѣдняго изъ нихъ погналъ плывущей стрѣлой къ спускавшейся по боку бастіона лѣстницѣ, на которую онъ и сталъ взбираться съ крайню поспѣшностію и со всѣми признаками сильнаго страха. Почти одновременно Ванѣ-Т*** обратилъ мое вниманіе на большое, выходившее изъ воды, спинное перо приближавшейся черной шарки, не вдалекѣ плывшей отъ только-что вышедшихъ людей.
   Черная шарка -- громадная акула. Она замѣчательна своею величиной и силой. Въ лоціяхъ береговъ и морей гдѣ она водится встрѣчаемъ баснословныя описанія ея прожорливости, въ родѣ того что въ животѣ пойманной шарки такимъ-то кораблемъ нашли еще не разложившагося англійскаго часоваго съ ружьемъ, упавшаго съ такого-то судна и цѣликомъ проглоченнаго чудовищемъ.
   Несмотря на эти сказки въ которыя туземцы крѣпко вѣруютъ, нашелся охотникъ помѣриться ловкостью съ этою ужасною рыбиной, подплывшею со свойственною ею смѣлостью почти къ каменнымъ стѣнамъ бастіона. Взявъ въ зубы большой ножъ, Малаецъ бросился въ воду и нырнулъ. Что происходило въ безмолвныхъ мутныхъ волнахъ залива я не знаю, но чрезъ минуту которая показалась мнѣ въ тревожномъ ожиданіи цѣлымъ часомъ, этотъ молодецъ выскочилъ какъ пробка изъ воды, держа въ рукѣ ножъ со стекавшею съ него окрашенною кровью водой.
   Почти вслѣдъ за нимъ всплыло бѣлое распоротое брюхо чудовища еще бившагося въ предсмертныхъ конвульсіяхъ. Дружный крикъ привѣтствовалъ побѣдителя, смиренно влѣзавшаго на лѣстницу входа, на верху которой стоялъ Ванъ-Т***, держа въ рукахъ золотую монету, награду Малайца за его неустрашимость.
   Весь фортель этой продѣлки, какъ объяснилъ мнѣ Ванъ-Т***, когда мы возвращались, заключается въ умѣньѣ пользоваться неспособностью рыбы схватывать что-либо сверху внизъ, причемъ рѣшающійся продѣлать штуку Малаецъ, нырнувъ подъ рыбу и схвативъ одною рукой за ея крыло, успѣваетъ распороть ей брюхо ранѣе нежели чудовище попробуетъ бѣжать или обороняться.
   Усталый, вернулся я домой. Безъ сна проведенная ночь, палившее солнце, сильныя ощущенія, все вмѣстѣ свалило меня на кровать, и я заснулъ богатырскимъ сномъ какимъ спитъ только усталая, безмятежная юность.
   Послѣ обѣда, также весело проведеннаго и роскошно сервированнаго какъ вчера, мой чичероне, прозванный хозяйкой не знаю почему-то моимъ злымъ геніемъ, пришелъ ко мнѣ съ предложеніемъ вмѣстѣ идти смотрѣть танцы ронгинъ.
   Ронгина завезена сюда изъ Индіи. Танцовщица по виду, по ремеслу же совсѣмъ иное, она прибѣгаетъ къ танцамъ какъ и могущественному средству дѣйствовать на мущинъ.
   По мѣрѣ приближенія къ мѣсту гдѣ должны были видѣть тандахъ, танецъ ронгинъ громче и громче до насъ доносились звуки оркестра возвѣщавшаго скорое начало представленія.
   Вотъ мы на одной изъ загородныхъ площадей, посреди которой воздымался громадный шатеръ, окруженный густою толпой жаждущихъ попасть въ этотъ храмъ наслажденій. Наше положеніе Европейцевъ давало намъ преимущество предъ всѣми, и разступавшаяся толпа дозволила намъ скоро добраться до палатки. Картина представившаяся тутъ была чрезвычайно своеобразна. Во глубинѣ, на бѣлыхъ плетеныхъ цыновкахъ сидѣли поджавъ ноги семь ронгинъ. Онѣ, несмотря за свою молодость и отчасти красоту, всѣ носили тяжелый отпечатокъ разврата и изнеможенія.
   Одежда ихъ состояла изъ короткой шелковой юпки, массы бусъ и густо падавшихъ на плечи волосъ. Онѣ громко переговаривались и хохотали окидывая жгучими взглядами то входящихъ, то толпу, сидѣвшую живописными группами со всѣми признаками снѣдающаго нетерпѣнія. Вся внутренность шатра была обвѣшена сотнями горѣвшихъ фонарей и насыщена возбуждающимъ запахомъ мускуса, а откуда-то несшіеся звуки плясовой раздражали въ высшей степени нервы.
   Танцы ронгинъ скоро такъ наэлектризовали публику что молодые изъ туземцевъ стали являться на сцену чтобы танцовать съ ними. Страстныя, порывистыя движенія танцовщицы, трепещущее тѣло, горячіе поцѣлуи, все это скоро доводило мущину до полнаго изступленія, вслѣдъ за чѣмъ наступало полнѣйшее изнеможеніе. Не будучи въ состояніи продолжать пляску, онъ долженъ былъ отказываться отъ состязанія. За удовольствіе протанцовать и получить нѣсколько поцѣлуевъ танцоръ отдавалъ баядерѣ всѣ находившіяся у него деньги, и пристыженный уходилъ на свое мѣсто.
   Неудача одного подстрекала другаго, затѣмъ третьяго, а въ суммѣ выходило что танцовщица зарабатывала себѣ хорошія денежки. Надо отдать однако справедливость что изъ семи ронгинъ мной видѣнныхъ, я не замѣтилъ ни у одной ни грубо цинической позы, ни грязно эротическаго движенія.
   Счастливымъ считался тотъ добровольный танцоръ чьи силы выносили испытаніе и искусъ танцевъ. Въ этомъ случаѣ плясавшая съ нимъ ронгина принадлежала ему всецѣло до слѣдующаго тандаха, то-есть до слѣдующаго вечера. Въ мое присутствіе однако ни на чью долю не выпало этого счастія.
   Съ тяжелымъ впечатлѣніемъ дернулся я домой. Всю ночь снились мнѣ танцующія ронгины, и только предъ утромъ удалось мнѣ отдѣлятся отъ кошмара.
   Семь дней проведенныхъ въ Батавіи были рядъ баловъ и обѣдовъ. Началось съ бала у резидента. Не стану описывать всѣхъ этихъ празднествъ въ европейскомъ вкусѣ, такъ они отличались только великолѣпіемъ обстановки, массой красивыхъ женщинъ, да ежели хотите, такимъ entrain и весельемъ какого мнѣ никогда не встрѣчалось видѣть въ Европѣ. Тутъ дѣйствительно веселились отъ души, танцуя до упаду.
   На одномъ изъ послѣднимъ баловъ я усталъ до того что сѣвъ въ кресло въ будуарѣ хозяйки, заснулъ. Будуаръ этотъ примыкалъ къ спальнѣ, и потому не былъ даже освѣщенъ. Балъ кончился, гости разъѣхалась, а молодые хозяева, какъ я это узналъ послѣ, говоря о моемъ внезапномъ исчезновеніи, лукаво улыбались. Долго ли спалъ, я не знаю, но помню только что былъ пробужденъ какимъ-то грохотомъ. Пока я протиралъ глаза, и стараясь уяснить себѣ гдѣ я и какъ сюда попалъ, находившаяся впереди меня дверь вдругъ отворилась, и я увидалъ шедшаго прямо на меня хозяина, въ одной рубашкѣ, со свѣчей въ рукахъ, а изъ-за него выглядывало испуганное лицо хорошенькой его жены, явившейся какъ была въ постели. Когда они увидѣли меня, посреди обломковъ фарфора упавшаго вмѣстѣ съ небольшою этажеркой, вѣроятно мной во снѣ уроненною, и причинившаго весь переполохъ, у нихъ, надо полагать, спала цѣлая гора съ плечъ, а переходъ отъ возбуждевнаго состоянія къ успокоенію такъ внезапенъ что позабывъ свое болѣе нежели легкое платье, они кинулись ко мнѣ и смѣясь стали разспрашивать почему я тутъ. {Хозяева не на шутку перепугались, что и понятно, ежели вспомнимъ что на Явѣ существуютъ амаки и шайки разбойниковъ ни предъ чѣмъ не останавливающіяся.}
   Молодая женщина первая замѣтила неловкость своего положенія, и дѣйствительно она подъ руку мужа стояла въ одной бюстовой рубашечкѣ которая падала съ плечъ.
   Покраснѣть, вскрикнуть и убѣжать было для нея дѣломъ мгновенія.
   Мы же съ ея мужемъ хохотали какъ сумашедшіе. Дѣйствительно, сцена становилась до нельзя куріозною, тѣмъ болѣе по съ каждымъ мгновеніемъ являлись новыя испуганныя лица многочисленной дворни. Челядь просто недоумѣвала, глядя на насъ, стоявшихъ другъ предъ другомъ и помиравшихъ со смѣху. Для полноты слѣдуетъ прибавить что всѣ лица этой буффонады, за исключеніемъ меня во фракѣ и бѣломъ галстукѣ, были въ однѣхъ рубашкахъ и со свѣчьми въ рукахъ.
   Придя домой, я не ложился, а оставшійся часъ посвятилъ осмотру оружія, такъ какъ завтра съ разсвѣтомъ мы выѣзжаемъ на охоту.
   Первый проблескъ зари засталъ насъ всѣхъ готовыми къ выѣзду. Высокіе сапоги, предосторожность отъ змѣй, синяя блуа, на головѣ что-то въ родѣ шлема съ вентиляціей и другими затѣями дѣлающими этотъ головной уборъ непроницаемымъ для солнца, штуцеръ въ рукахъ, ножъ и топорикъ за поясомъ,-- вотъ какъ выходили мы на дворъ резидентскаго дома отправляясь въ путь. Два экипажа, похожіе на большія корзины съ крышами, съ сидѣньями сзади и спереди, запряженныя каждый восьмью борзыхъ клеперовъ, ожидали насъ у подъѣзда. Размѣстившись въ нихъ, мы выѣхали со двора и понеслись по широкимъ улицамъ Батавіи. Топотъ копытъ, хлопанье бичей, грохотъ погремушекъ, пронзительные крики понукавшимъ лошадей возницъ, все это вмѣстѣ составляло какофонію, не лишенную, ежели хотите, какой-то дикой прелести.
   При каждомъ экипажѣ, кромѣ кучера-Малайца, было по два скорохода; поперемѣнно бѣжавшіе рядомъ съ лошадьми. Голые, они ловко вскакивали на подножки экипажа когда длинная въ три выноса запряжка пускалась карьеромъ; но только лишь устававшія лошади умѣряли свой бѣгъ, эти статные и красивые Малайцы, соскочивъ на ходу и подбѣжавъ къ лошадямъ, частью голосомъ, частью же бичомъ вновь пускали вскачь запыхавшуюся упряжку.
   Мы ѣхали по прекрасному шоссе, защищенные густою тѣнью окаймлявшихъ его хлопчатниковъ, на сучьяхъ которыхъ подвѣшены проволоки телеграфа. Окружающія дорогу земда воздѣланы вездѣ тщательно. Поля золотистаго раса, сахарнаго тростнику и бетеля въ перемѣшку съ плантаціями кофе, ванили и корицы, тянулись почти безпрерывно, и только кое-гдѣ букеты пальмъ и мускатныхъ деревьевъ разнообразили монотонію ландшафта.
   Не большія протяженія полей даютъ возможность защищать посѣвы отъ стай марабу, бѣлыхъ журавлей и другихъ птицъ оригинальнымъ и красивымъ пугаломъ. Посреди поля, на высокихъ бамбуковыхъ жердяхъ, устраивается крытая листьями будка, отъ которой какъ паутины во всѣ стороны къ межѣ тянутся тонкія веревки съ привязанными къ нимъ длинными листьями. Мальчишка-Малаецъ, сидя въ будкѣ и дергая за эти веревки, приводитъ въ колебаніе систему безчисленныхъ листьевъ спугивающихъ птицъ.
   Вообще говоря все встрѣчавшееся по дорогѣ поражало меня порядкомъ, чистотою и предусмотрительностью. Правильное почтовое сообщеніе связываетъ всѣ мало-мальски значительные центры промышленности. Оно производится по прекраснымъ шоссированнымъ дорогамъ, густо обсаженнымъ тѣнистыми деревьями. Плавно качаясь на мягкихъ рессорахъ быстро несущагося экипажа, оставляя за собой то прекрасно воздѣланныя поля высшей культуры, то живописно расположенныя чистыя красивыя деревушка, гдѣ все дышетъ довольствомъ, никакъ не подумаешь что путешествуешь на крайнемъ Востокѣ въ странѣ признанной почему-то дикою. Но раболѣпство мѣстнаго населенія поражаетъ васъ. Такъ и мерещится широкоплечій, вооруженный бичемъ, Голландецъ, проводящій по изогнутымъ предъ нимъ туземнымъ спинамъ идеи прогресса. Здѣсь туземецъ не что иное какъ орудіе обогащенія Европейца, смотрящаго на него тѣмъ же заботливымъ окомъ съ какимъ глядитъ на жирнаго буйвола. Проявленія раболѣпства мы встрѣчали на каждомъ шагу. Стоитъ бѣлому показаться, какъ все въ виду его находящееся, въ знакъ уваженія, садится на корточки и понура голову сидитъ пока не потеряетъ его изъ виду. Мнѣ тяжело было смотрѣть какъ по мѣрѣ нашего приближенія все валилось какъ скошенное. Попадалась ли артель перенощиковъ, прибѣжкой несшихъ на длинныхъ коромыслахъ грузы, или группа женщинъ съ закинутыми за-спину грудными дѣтьми, всѣ безразлично, завидѣвъ пыль поднятую нашми колесами, поспѣшно клала грузы а дѣтей ни землю, а сами садились въ ожиданіи нашего проѣзда.
   Бѣшено проскакавъ въ три съ половиною часа раздѣлявшія насъ отъ Бейтзенорга сорокъ миль, мы въѣхали въ эту роскошную мѣстную резиденцію вице-короля, славящуяся своимъ музеемъ, а еще болѣе единственнымъ въ мірѣ ботаническимъ садомъ.
   Это естественная оранжерея, расположенная на нѣсколькихъ квадратныхъ верстахъ, у которой крыша -- лазоревый куполъ тверди залитой золотомъ лучей, проходы -- тѣнистыя, широкія аллеи, бассейны -- цѣлыя озера прозрачной какъ кристаллъ воды. Все это вмѣстѣ является предъ вами дивною декораціей фантастическаго балета. Чего здѣсь нѣтъ? Сотни тысячъ растеній, собранныхъ на красивыхъ уступахъ причудливыхъ скалъ, растутъ и процвѣтаютъ изъ-подъ волшебнаго жезла здѣшняго волшебника, г. Теймана, уже тридцать лѣтъ посвятившаго себя наукѣ и дѣтищу своему, саду.
   Тутъ самые необычайные экземпляры орхидей, повиснувъ за тонкихъ стебляхъ лъянъ, представляютъ взору грозды цвѣтовъ, мѣрно качающихся подъ дуновеніемъ освѣжающаго вѣтерка. Немного далѣе, какъ-бы въ насмѣшку, большія черныя обезьяны, точно думая представить изъ себя цвѣты, прицѣнясь длинными хвостами къ сучьямъ деревьевъ, съ крикомъ и свистомъ раскачиваются на этихъ имлровизованныхъ качеляхъ. Здѣсь, на тихихъ водахъ овальнаго озера, виднѣются тысяча разноцвѣтныхъ лепестковъ промежь листвы роскошной водоросли, казкущейся мизерною въ сравненіи съ гигантскими листьями Victoriae Reginae.
   Гоняясь за блестящею бабочкой, порхавшею надъ водой, выскочившій слишкомъ высоко изъ нея карась упалъ на одинъ изъ листьевъ этого растенія, похожихъ на круглые подносы въ шесть футовъ діаметра. Несмотря на силу паденія рыбы въ нѣсколько фунтовъ вѣса, листъ даже не выгнулся, а бѣдный карась прыгалъ на немъ какъ на сковородѣ, пока не былъ мигомъ схваченъ птицей спустившеюся на него съ быстротой стрѣлы.
   Немного далѣе виднѣлась аллея ядовитыхъ растеній.
   Глубокое раздумье овладѣваетъ вами при мысли что предъ глазами находится та естественная химическая лабораторія, гдѣ природой вырабатываются соки съ употребленіемъ которыхъ сопряжены съ одной стороны отравы, страданія и преступленія, съ другой -- благодѣтельное исцѣленіе столькихъ болѣзней.
   Я былъ выведенъ изъ своего раздумья группой подошедшихъ къ вамъ большихъ обезьянъ. Твердо стоя на заднихъ ногахъ, нѣкоторыя изъ нихъ смѣло пожали намъ руки, и съ важностью, не торопясь, удалились на лужайку гдѣ предались самымъ разнообразнымъ гимнастическимъ упражненіямъ.
   Посѣтивъ музей полный желтоватыхъ алмазовъ Борнео, олова Суматры и мѣди Целебеса, а также пышный дворецъ вице-короля, которому не удалось представиться такъ какъ онъ уѣхалъ внутрь острова, мы, напутствуемые пожеланіями счастливой охоты, распростились съ радушно принявшимъ насъ г. Тейманомъ.
   По мѣрѣ удаленія отъ Бейтензорга, мѣстность по которой мы скакали становилась гористѣе; крутые подъемы, обрывистые спуски, тяжело давали себя чувствовать неразъ выбивавшейся изъ силъ упряжкѣ нашей. Наконецъ у подножія Магамендонга пришлось замѣнить легконогихъ скакуновъ тяжеловѣсными буйволами. Замѣчательна ненависть этого животнаго къ бѣлымъ. Буйволъ обнаруживаетъ ее всегда когда только можетъ, или оплевывая изъ плоскихъ ноздрей своихъ Европейца, или стараясь боднуть его блестящими своими рогами.
   Въ раскаленной атмосферѣ, напоминавшей растопленный металлъ, подымались мы въ гору. Побуждаемые веселыми погонщиками, буйволы, тяжело дыша, едва тащили наши легкіе экипажи, которые на этой крутизнѣ только-что были подъ силу восьми животнымъ.
   Послѣ трехчасовой ѣзды мы добрались, измученные а усталые, до гребня перевала, шириной въ нѣсколько саженъ. Тамъ ожидали насъ новыя лошади. Открывшаяся дивная панорама съ высоты нѣсколькихъ тысячъ футъ вполнѣ вознаградила только-что перенесенныя трудности подъема.
   Сзади плоское прибрежье, окаймленное вдали зеленоватыми водами Яванскаго моря, тонуло въ массахъ растительности представлявшейся роскошнымъ шитымъ ковромъ, центромъ котораго былъ какъ на ладони виднѣвшійся Бейтензоргь, окруженный самыми причудливыми арабесками разноцвѣтнымъ плантацій; спереди -- обширный горный ландшафтъ гдѣ горы, похожія, на гигантскія окаменѣлыя волны, отражали отъ себя всѣ тоны синяго, зеленаго и голубаго.
   Игра этихъ цвѣтовъ на рѣзко обозначавшихся вершинамъ горъ, сплошь покрытыхъ разноцвѣтною листвой дѣвственныхъ лѣсовъ, была восхитительно хороша; продувавшій горный вѣтерокъ, освѣжая намученныя легкія, давалъ возможность наслаждаться прелестями этого грандіозно развернувшагося горнаго вида.
   Спускъ съ горы стоилъ подъема. Мы неслась съ одуряющею быстротой внизъ. Листья, стволы, каменья, попадавшіеся люди, все это сливалось въ одну неопредѣленную массу, мелькая въ глазахъ потерявшихъ способность явно различать предметы.
   У подошвы горы живописно раскинулся окруженный садами Тіанжуръ.
   Позавтракавъ тутъ наскоро, мы поѣхали впередъ, торопясь чтобъ еще засвѣтло миновать грозный Тизоканскій обрывъ. Дорога по которой мы скакали шла по холмистой мѣстности, часто пересѣкаемой глубокими обрывами.
   То подымаясь, то опускаясь, то лѣпясь по крутымъ бокамъ скалъ, шоссе причудливо извивалось гигантскою змѣей, кольца которой виднѣлись на десятки верстъ.
   Ловкость кучеровъ Малайцевъ и смѣлость ретивыхъ лошадокъ поистинѣ удивительны.
   Несмотря на ежеминутные высокіе подъемы, крутые повороты, страшные спуски, ваши борзые восемь клеперовъ, гремя бубенчиками, неслись ровнымъ карьеромъ управляемые энергическою рукой возницы Малайца. Попадавшіеся черезъ обрывы мосты поражаютъ незатѣйливостью своей постройки; подчасъ и страхъ овладѣваетъ, когда ѣдучи карьеромъ на качающемся въ воздухѣ полотнѣ настилки измѣряешь взоромъ зіяющую подъ ногами продастъ.
   Вообразите себѣ мостъ въ постройку котораго не входитъ ни куска камня и желѣза: двѣ, въ руку толщиной, веревки скрученныя изъ волоконъ бамбуковой коры привѣшенныя къ стволамъ растущихъ по берегамъ обрыва деревьевъ, прикрѣплены къ этимъ, на глазъ выровненнымъ гирляндамъ, помощью бамбуковыхъ тонкимъ жердей, служащихъ тягами для легкой настилки моста. Все это вмѣстѣ, съ виду поводя на висячую клѣтку, качается въ пространствѣ при малѣйшемъ вѣтрѣ. Нечего говорить о томъ что происходило тутъ когда мы полнымъ карьеромъ неслись по этому, дѣйствительно легкому во всѣхъ отношеніяхъ, сооруженію.
   Подскакавъ къ Тизоканскому обрыву, мы были встрѣчены ожидавшимъ насъ для спуска мѣстнымъ раджей, явившимся во главѣ подданнаго ему племени, для того чтобы помочь совершить намъ эту переправу. Въ яркой юбкѣ, въ блестящей золотомъ малайской шляпѣ, онъ, важно подбоченясь, стоялъ впереди своихъ подданныхъ, тотчасъ присѣвшихъ на корточки какъ только завидѣли наши экипажи. Не успѣли мы еще остановиться, какъ вся эта орда, по знаку князя, кинулась къ намъ, и во мгновеніе ока выпрягла лошадей.
   Привязавъ къ задней оси нашей корзины длинную и толстую веревку, они толкнули экипажъ внизъ. Предоставленный на этой кручѣ своей тяжести и управляемый повисшими на дышлѣ нѣсколькими человѣками, экипажъ высоко подпрыгивая, быстро понесся промежь двухъ густо заросшихъ льянами высокихъ стѣнъ.
   Державшая веревку, длинная вереница голыхъ Малайцевъ, съ хохотомъ и бранью, извивалась гигантскою живою змѣей, стараясь задержать быстро несшійся экипажъ.
   Гулъ, смѣхъ и крики людей, скрипъ колесъ, грохотъ отрываемыхъ каменьевъ, быстро катившихся опережая насъ, шлепанье падавшихъ людей, -- все вмѣстѣ представляло такую необузданную, дикую картину что впечатлѣніе ея и по сіе время не изгладилось изъ моей памяти. На днѣ обрыва насъ ожидали буйволы, помощью которыхъ мы взобрались по противоположной спуску кручѣ, а тамъ новая запряжка лошадей понесла насъ къ Бантонгу. Переправившись на паромѣ черезъ рѣку, по берегамъ которой живописно раскинулись утопая въ зелени нѣсколько деревень, мы уже въ сумерки добрались до Бантонга, послѣ дня полнаго сильныхъ ощущеній, вызванныхъ какъ дикою красотой оставленной за нами горной природы, такъ и бѣшеныхъ препятствій преодолѣвшихъ еще болѣе бѣшеною ѣздой.
   Расположившись во дворцѣ мѣстнаго губернатора, наша компанія за веселымъ ужиномъ рѣшила посвятить завтрашній день отдыху.
   Признаюсь, я былъ этимъ рѣшеніемъ очень доволенъ, тѣмъ болѣе что такое распредѣленіе времена давало мнѣ возможность представиться жившему въ Бантонгѣ резиденту-султану, повелителю всѣхъ туземныхъ племенъ этого обширнаго округа. И на этотъ разъ, счастливая съ пріѣзда моего на Яву, судьба опять улыбнулась мнѣ. Султанъ, узнавъ о нашемъ прибытіи, прислалъ пригласить насъ завтра къ себѣ обѣдать, обстоятельство, по словамъ губернатора, значившее что онъ желаетъ щегольнуть своимъ оркестромъ, а главное баядерами.
   Султанъ-резидентъ принялъ насъ въ своемъ дворцѣ съ подобающею важностью.
   Обширная постройка, въ родѣ сарая, съ множествомъ большихъ прохладныхъ комнатъ, обтянутыхъ красивыми циновками мѣстнаго произведенія, служила ему жилищемъ.
   Въ одной изъ залъ, окруженный цѣлымъ роемъ своихъ придворныхъ одѣтыхъ въ разшитые туземные костюмы, султанъ встрѣтилъ насъ съ добродушною улыбкой. Самъ онъ носилъ пышное, залитое каменьями и золотомъ, мѣстное платье, къ которому вовсе не шли лакированные башмаки. Этотъ добрый старецъ тотчасъ изъявилъ готовность способствовать охотѣ, выразивъ желаніе самъ участвовать въ ней, повторилъ приглашеніе пожаловать къ обѣду.
   Весь разговоръ шелъ съ помощью переводчика, такъ какъ султанъ, хотя и говорившій по-голландски, не показывалъ этого при высокоторжественномъ настоящемъ пріемѣ, находя это неприличнымъ своему сану.
   Бантонгъ имѣетъ видъ громадной деревни. Будучи важнымъ торговымъ, онъ вмѣстѣ съ тѣмъ и промышленный пунктъ; тамъ же сосредоточена вся административная дѣятельность Бантонгскаго округа. Султанъ находится въ полнѣйшей зависимости отъ колоніальнаго управленія, имѣющаго по договорамъ даже право удалить его, назначивъ другаго мѣстнаго князя въ резиденты,-- словомъ, онъ не что иное какъ фирма получающая отъ голландскаго правительства около 150 тысячъ фр. содержанія, да имѣющая вдвое своего дохода, и живущая ничего не дѣлая, въ свою сласть.
   Послѣ нескончаемаго обѣда на европейскій ладъ, мы вышли на терассу параднаго двора. Темная ночь замѣнила душный день. Какъ очаровательны эти ночи! Глубокая, шелковистая, точно ласкаетъ васъ, а этотъ воздухъ густой, душистый, мягкій какъ масло,-- имъ не надышешься....
   Закуривъ сигары, мы разлеглись въ гамаки въ ожиданіи представленія. Сцену, или лучше сказать арену, представлялъ дворъ обсаженный громадными пахучими деревьями. Онъ былъ полонъ народа пришедшаго участвовать въ празднествѣ. Люду было столько что несмотря на всю обширность мѣста, всѣ деревья кругомъ заняты были зрителями.
   Въ срединѣ этого живаго моря головъ, находилось пространство занятое музыкантами и освѣщенное сотнями факеловъ. По знаку султана, былъ исполненъ воинственный маршъ и нѣсколько туземныхъ мелодій.
   За концертомъ слѣдовалъ балетъ. Вышли девять танцовщицъ, молодыхъ пятнатцатилѣтнихъ дѣвушекъ, статныхъ и красивыхъ. На ихъ шелковистыхъ распущенныхъ черныхъ волосахъ надѣтъ родъ золотаго шлема, изображающаго голову миѳологическаго дракона. Золотой кованый поясъ, или вѣрнѣе, корсетъ, засыпанный каменьями, придерживаетъ на таліи короткую яркую шитую шелковую юбку. Обнаженныя плечи и грудь были покрыты богатыми ожерельями. Точеные же какъ бы изъ темной кости руки и ноги блестѣли отъ множества колецъ и браслетъ.
   Балетъ продолжался около часа. Султанъ былъ въ восхищеніи. Мои товарищи тоже, а я былъ доведенъ до такого нервнаго состоянія что легъ спать съ страшною головною болью.
   Утромъ султанъ прислалъ сказать что не будучи въ состояніи ѣхать съ нами на охоту онъ извинялся, и вмѣстѣ давалъ въ наше распоряженіе трехъ лучшихъ своихъ стрѣлковъ, такъ что наша компанія состояла теперь уже изъ десяти человѣкъ охотниковъ.
   Охота на тигра бываетъ двухъ родовъ. Одна, происходя въ камышахъ, производится облавами; другая, въ мѣстахъ гористыхъ, заключается въ умѣньи выслѣдить звѣря, и за тѣмъ встрѣтясь съ нимъ глазъ на глазъ вступить въ бой. Послѣдній способъ и труднѣе и опаснѣе, такъ какъ бывали примѣры что звѣрь котораго искали охотники слѣдилъ самъ за ними по пятамъ, самъ и кидался на нихъ въ то время когда они менѣе всего ожидали этого.
   На долю нашу выпала послѣдняя охота. Миляхъ въ двадцати, въ горахъ, найдено было логовище звѣря. Тигръ и тигрица очень давали о себѣ знать окружающимъ это мѣсто деревнямъ, и какъ бы волшебствомъ ускользали отъ всѣхъ поисковъ туземныхъ охотниковъ.
   Чтобы добраться до мѣста жилища нашего непріятеля, приходилось ѣхать миль пятнадцать почти безъ дорогѣ; затѣмъ идти пѣшкомъ миль пять или шесть сквозь дѣвственный лѣсъ, которымъ сплошь заросъ сѣверный склонъ хребта.
   Тутъ-то тигръ основалъ свой притонъ, въ одной изъ многочисленныхъ пещеръ этой скалистой части горъ.
   Составляя планъ камланіи, одни предлагали засѣсть на зарѣ на тропѣ по которой горныя антилопы спускаются въ долины для водопоя, такъ какъ за стадами ихъ обыкновенно слѣдитъ хищникъ и нападаетъ когда животное, напившись, дѣлается тяжелымъ и неспособнымъ къ продолжительному бѣгу. Другіе же, въ томъ числѣ и г. Ванъ-Т*** желали идти прямо къ логовищу, въ томъ предположеніи что вмѣстѣ съ тигромъ мы могли убить и тигрицу. Послѣ получасоваго пренія, послѣдній планъ былъ сообща принятъ, и мы пустились въ дорогу. Шестичасовой переѣздъ до мѣста отъ котораго мы должны были идти пѣшкомъ былъ крайне утомителенъ. Тропа по которой съ трудомъ тащила насъ буйволы была самая головоломная дорога какую я когда-либо знавалъ въ жизни. Пролегая по бокамъ голыхъ скалъ или лѣпясь по краю пропастей, она то подымалась по необычайнымъ крутизнамъ, то вдругъ падала въ зіяющую глубину, извиваясь промежь глыбъ гранита нагроможденнаго на днѣ этихъ глубокихъ овраговъ. Далѣе, вилась она по нескончаемымъ джонглямъ, долинамъ, такъ густо заросшимъ гигантскими камышами, папоротникомъ и бамбукомъ, что вся наша корзина съ буйволами и людьми, въѣхавъ въ эту чащу, походила на зайца въ полѣ ржи. Въ этихъ джонгляхъ духота была нестерпимая. Сырая банная атмосфера, миріады мускитъ и разныхъ кусакъ положительно заставляли выбиваться изъ силъ и животныхъ, и людей. Измученные до крайности, къ вечеру мы пріѣхали къ подошвѣ кряжа на вершинѣ котораго предполагалась охота. Думать пускаться ночью далѣе было немыслимо, и вотъ мы расположились переночевать бивуакомъ въ деревушкѣ живописно раскинувшейся; вдоль широкаго быстраго горнаго ручья. Жители, узнавъ цѣль нашего прибытія, приняли насъ какъ избавителей, и наразказали такихъ ужасовъ объ обитателяхъ пещеръ что хоть бы волосамъ становиться дыбомъ. Оказалось что тигровъ было цѣлое семейство державшее все окружающее населеніе въ осадномъ положеніи, и что не одинъ смѣльчакъ поплатился уже жизнью за дерзость вступать въ бой съ свирѣпыми обитателями этихъ дебрей.
   Вѣсть о нашемъ пріѣздѣ быстро разнеслась не только между всѣми обитателями деревни, но и достигла лежавшихъ вблизи селеній. Мы остановились въ большомъ домѣ назначенномъ служить помѣщеніемъ для пріѣзжающихъ сюда иностранцевъ. Тутъ пришлось мнѣ присутствовать при крайне оригинальной церемоніи исполняемой дѣвушками для проѣзжихъ. Въ сущности это своего рода эксплуатація, такъ какъ за это удовольствіе приходится расплачиваться подарками. Дѣло въ томъ что на Явѣ повсемѣстно распространенъ обычай жевать бетель, что дѣлается какъ для черненія зубовъ, такъ и для удовольствія которое это доставляетъ жующему. Бетель приготовляется тестомъ изъ порошка очень ѣдкаго орѣха, арекъ, который иногда мѣшаютъ даже съ негашеною известью. Скатавъ родъ длинной палочки завертываютъ ее листомъ жгучаго сири, и кладутъ въ ротъ вдоль деоень. Для непривычнаго, это своего рода мушка поставленная на десны и скоро натягивающая пузырь; для туземцевъ же, это наслажденіе. Странно однако то что жующіе эту отраву нисколько не портятъ себѣ желудка и напротивъ ихъ дыханіе дѣлается чрезвычайно душистымъ и пріятнымъ.
   Церемонія предложенія сири производилась слѣдующимъ образомъ. Около полуночи всѣ участвующія дѣвушки вошли, вмѣстѣ съ сопровождавшими ихъ замужними женщинами, въ наше помѣщеніе и расположились въ большой залѣ полукругомъ усѣвшись на подушкахъ и держа на колѣняхъ ящики съ бетелемъ, покрытые листьями сири. За ними сидѣли замужнія женщины. Дѣвушки были одѣты въ праздничныхъ нарядахъ, и большая или мёньшая роскошь ящиковъ съ бетелемъ обозначала положеніе родителей, и необходимость полученія лучшаго подарка. Въ углу сидѣли два музыканта на катинеашахъ {Инструментъ составленный изъ рада ганговъ подобранныхъ подъ тонъ.}. Церемонія началась привѣтственною рѣчью сказанною отъ лица всѣхъ присутствовавшихъ дѣвушекъ старшиной селенія и переведенною вамъ толмачомъ. Рѣчь эта заканчивалась предложеніемъ сири. Старшій изъ насъ по положенію Ванъ-Т*** отвѣчалъ на эту рѣчь рѣчью же гдѣ благодарилъ дѣвувекъ, а отъ имени нашего принималъ бетель. Послѣ переговоровъ, каждый изъ насъ подходилъ поочередно къ дѣвушкамъ, бралъ листокъ сири, взамѣнъ котораго клалъ подарокъ, а поцѣловавшись съ одной шелъ къ другой. Когда мы обошли всѣхъ, началась вторая часть празднества, заключавшагося въ пѣніи и танцахъ между молодыми. Старые же, собравшись въ уголъ, съ жадностью принялись жевать бетель съ опіумомъ которымъ мы ихъ угостили.
   Съ разсвѣтомъ, зарядивъ ружья, мы весело выступили въ путь. Быстро подвигались мы по едва замѣтной лѣсной тропѣ. Я вполнѣ могъ наслаждаться постепенно развертывавшеюся предъ глазами дивною панорамой лѣсныхъ и горныхъ видовъ. То до низу заросшее ущелье, по дну котораго бѣжалъ промежь каменьевъ, весело журча, прозрачный какъ хрусталь, ручеекъ, то вдругъ какъ изъ земли выростала, за поворотомъ скалы, цѣлая чаща цвѣтущихъ рододендроновъ, въ перемежку съ мятными деревьями покрытыми красными, желтыми и оранжевыми цвѣтами. Или же, въ полмили длиной, являлся тунель образованный гигантскими зубчатыми листьями древовидныхъ папоротниковъ. Такой папоротникъ отдѣляясь темнымъ пятномъ это всего залитаго солнцемъ окружающаго, навѣвалъ на насъ дневную прохладу какъ только мы проникали подъ сѣнь его непроницаемой лучамъ крыши. Далѣе, насъ поражала группа могучихъ деревьевъ, изъ среды которыхъ взвившаяся какъ ракета къ небу пальма разсыпалась легкимъ во всѣ стороны султаномъ листьевъ. Все это обвѣшано причудливыми, цвѣтущими гирляндами льянъ, по красивымъ фестонамъ которыхъ гонялись другъ за другомъ стаи обезьянъ спугивавшія тоже стаи различныхъ птицъ, съ крикомъ перелетавшихъ и блиставшихъ на солнцѣ разноцвѣтными перьями.
   Послѣ двухчасовой ходьбы мы вышли на болѣе открытое мѣсто. Развернувшаяся вдругъ восхитительная декорація была дивно хороша: вы какъ будто накурились опіуму и грезите. Крикъ восторга невольно вырвался изъ нашей груди.
   Нашимъ удивленнымъ глазамъ представилась не глубокая долина, по дну которой протекалъ широкій ручей образовавшій почти круглое озеро благодаря высокой гранитной глыбѣ заграждавшей ему путь. Тихія воды этого озерка, окаймленныя зеленою рамкой муравы и цвѣтовъ, прорываясь сквозь разщелину скалы, падали шумнымъ каскадомъ съ другой ея стороны и, клубясь, продолжали свое бурное теченіе по ложу усѣянному глыбами обросшими мхомъ всѣхъ цвѣтовъ.
   Справа, долина упиралась въ подошву горы, гордо подымавшей свою остроконечную вершину которая тонула въ густой синевѣ неба.
   Слѣва, она окаймлялась прихотливыми фестонами дальняго кряжа сливавшагося съ небомъ залитымъ свѣтомъ утренняго солнца. А вдоль боковъ этихъ горъ, составлявшихъ фонъ картины, какъ бы задержанныя иглами остроконечныхъ скалъ, дѣлились ослѣпительной бѣлизны небольшія облака, видано таявшія подъ дѣйствіемъ жгучихъ лучей. Спереди воздымалась непроходимая чаща лѣса, выше которой виднѣлись голыя громадныя скалы гранита то нагроможденныя другъ на друга, то разбросанныя.
   Сама долина представляла граціозную картину. Кусты цвѣтущихъ азалій, рододендроновъ, мятнаго дерева, живописно группировались въ разныхъ мѣстахъ, смѣшивая между собой пышную листву и разноцвѣтныя гроздія своихъ причудливыхъ роскошныхъ цвѣтовъ. Глядя на это, мнѣ пришло на умъ народное повѣрье о Вилисахъ. Такъ и казалось что вотъ раздастся тихая и грустная мелодія, и лепящіяся по скатаю горъ облачка спустятся въ долину и примутъ образы дѣвушекъ, которыя начнутъ фантастическіе нескончаемые танцы.
   Мы двинулись впередъ. Перейдя въ бродъ рѣчку, мы вошли въ лѣсъ куда съ трудомъ могли углубляться. По мѣрѣ удаленія отъ долины, путь становился все трудной. Мы взбирались на крутой подъемъ непроникаемой чащи дѣвственнаго лѣса. Цѣлый хаосъ стволовъ, сучьевъ и листьевъ преграждалъ намъ дорогу. Все это было обвѣшано и задушено сѣтями льянъ, порой до того часто переплетенныхъ что приходилось топорами прорубать себѣ лазейки. Громадныя глыбы оторванныхъ скалъ, громоздясь другъ на друга, то и дѣло останавливали наше шествіе, заставляя преодолѣвать эти препятствія; карабкались на нихъ съ плечъ товарища, котораго въ свою очередь, лежа на уступѣ, приходилось подымать за руки. Прибавьте къ этому нестерпимую духоту, сонмы жалящихъ москитъ, и вы можете себѣ представить на что мы походили послѣ такой трехчасовой гимнастики. Выбивши изъ силъ, оборванные, грязные, отощалые, мы остановились отдохнуть въ дикой, глубокой котловинѣ, образованной гигангскою разсѣлиной на гранитѣ скалы куда мы взбиралась. На наше счастье тутъ еще была вода. Но, Боже, что за вода! Теплая, мутная, съ сильнымъ запахомъ сѣры. Вылежавшись подъ сѣнью нависшихъ надъ головами нашими скалъ, разбитые мы пошли впередъ.
   Заходившее солнце застало насъ въ какихъ-нибудь полумиляхъ отъ опушки лѣса и миляхъ въ полутора отъ логовища тигра. Ландшафтъ измѣнился. Полная жизни природа болѣе низкаго пояса горъ перешла въ мертвую, наводившую уныніе. Мы были невдалекѣ етъ термальныхъ сѣрныхъ источниковъ, клокотавшихъ въ жерлѣ давно потухшаго вулкана. Сѣрныя испаренія убійственно дѣйствуютъ на все органическое. Птицы, гады, даже насѣкомыя пропади. А поблекшая листва деревъ, по мѣрѣ приближенія къ источникамъ, исчезала, и вашему усталому глазу являлась голые стволы, голые сучья съ кое-гдѣ болтавшимися, чахлыми, бѣловато-сѣрыми листьями. Словомъ, мы имѣли предъ собой картину умиравшей природы, тяжело ложившуюся на сердце. Но время было подумать и о ночлегѣ. Я, признаюсь, смѣялся глядя на квашеныя лица моихъ товарищей охотниковъ-дилеттантовъ, которымъ не по вкусу приходилась предстоящая ночевка подъ открытымъ небомъ и съ пустымъ желудкомъ. Дѣйствительно, даже записной охотникъ какъ Ванъ-Т*** сдѣлалъ громадный промахъ, предположивъ что мы успѣемъ вернуться съ экскурсіи вечеромъ въ деревню гдѣ остался весь нашъ багажъ. Еслибы не предусмотрительность проводниковъ, захватившихъ нѣсколько горстей варенаго риса, то намъ вѣроятно пришлось бы проголодать болѣе сутокъ.
   Мѣсто избранное нами для ночевки было до отчаянія дико. Ничего лучшаго нельзя было себѣ представить для декораціи ущелья куда вѣдьмы собираются справлять шабашъ. Все тутъ было: и дикія голыя скалы, разбросанныя какъ бы разыгравшимся демономъ, и деревья безъ листьевъ, и темныя разсѣлины, и даже традиціонная, черная какъ чернила лужа вонючей воды. Ею-то приходилось заливать непролѣзавшій въ горло сухой рисъ. Съ другой стороны, это мѣсто отвѣчало всѣмъ условіямъ боевой ночевки, такъ какъ, въ сосѣдствѣ нашего непріятеля, намъ пришлось окружить себя всевозможными предосторожностями на случай неожиданнаго нападенія.
   Шагахъ во ста отъ опушки лѣса изъ котораго мы вышли, оказалось довольно большое пространство окруженное тремя громадными обломками скалъ. Натаскавъ въ середину хворосту, листьевъ папоротника, мху, мы устроила себѣ общее ложе. Пространство между ограждавшихъ насъ скалъ было занято гигантскими кострами, цѣль которыхъ была удерживать вообще звѣрей въ отдаленіи. Запасшись провизіей дровъ на всю ночь мы раздѣлились на три смѣны чтобы постоянно стеречь лагерь и поддерживать огонь костровъ. Распорядившись такимъ образомъ, мы забрались въ нашъ ретраншаментъ и зажгли костры, пламя, дымъ и искры котораго подымались высоко къ небу, придавая совсѣмъ военный колоритъ бивуаку и освѣщая краснымъ отблескомъ нашихъ часовыхъ. Поэзія! Но мнѣ было не до того; меня, признаюсь, мутило отъ выпитой воды. Усталость не дозволила долго наслаждаться воинственнымъ зрѣлищемъ, и скоро, свернувшись въ клубокъ и обнявъ винтовку, я заснулъ крѣпкимъ сномъ.
   Около полуночи мнѣ пришла очередь вставать на часы вмѣстѣ съ Ванъ-Т*** и однимъ изъ проводниковъ.
   Ночь была темная и довольно прохладная. Костры горѣли на радость. Тишина мертвая кругомъ прерывалась лотъ шлепаньемъ крыльевъ неуклюжихъ летучихъ мышей, частенько съ разлету бросавшихся въ пламя гдѣ жарясь жалобно пищали.
   Вдругъ среди тишины, вдали на горѣ, раздался какой-то завывающій лай, на который откликнулся вой въ лѣсу, затѣмъ другой, третій, и не прошло пяти минутъ какъ со всѣхъ сторонъ завыли шакалы. Этого воя я въ жизни не забуду. Оглушающій, раздирающій, переходившій съ самыхъ тонкихъ фальцетныхъ звуковъ въ какое-то мяуканье, затѣмъ въ лай. Музыка эта продолжалась около получаса, и вдругъ покрылась сильнымъ, но далекимъ рыканіемъ, громомъ раскатившимся по ущельямъ горъ. Шакалы магомъ смолкли. Вслѣдъ за первымъ возгласомъ проснувшагося царя пустынь, раздался другой. Сначала, звукъ походилъ на какое-то глухое иканье, но потомъ вдругъ перешелъ въ громкое густое рыканье.
   -- Ceci est serieux mon ami, сказалъ мнѣ Ванъ-Т***.-- Je crains fort que la royale bête ne vienne nous bloquer elle-nxému avant le jour.-- Ради Бога не горячитесь, выждите когда звѣрь присядетъ, и цѣльте въ голову промежь глазъ.
   Оно очень удобно, подумалъ я, цѣлить въ лобъ когда темно.
   Выждавъ около получаса и не слыхавъ болѣе знаковъ неудовольствія его королевскаго высочества, которому вѣроятно мѣшалъ спать вой шакаловъ, мы заключали что они изволили снова заснуть, почему подложивъ дровъ въ костры улеглась опять, кромѣ часовыхъ. Что до меня касается, то я совсѣмъ осовѣлъ отъ усталости, и едва-едва влача ноги добрался до своего убогаго логовища.
   Остальная часть ночи прошла спокойно и безъ помѣхъ.
   Вставъ до зари мы двинулись по направленію слышаннаго ночью рыканья татра.
   Ожидая ежеминутно нападенія звѣря, навѣрно уже чуявшаго васъ, мы шли въ боевомъ порядкѣ по три человѣка въ рядъ. Шествіе замыкалъ одинъ изъ проводниковъ, который въ рѣшительную минуту какъ лучшій стрѣлокъ долженъ былъ занять центральную позицію развернувшейся линіи.
   Наше шествіе, неторопливое и крайне осторожное, продолжалось около часу, какъ вдругъ не вдалекѣ, перерѣзывая нашъ путь, пронеслось стадо антилопъ со всѣми признаками паники.
   -- Voilà notre affaire, прокричалъ Ванъ-Т***.-- Surtout du sang froid, mon cher, сказалъ онъ мнѣ, когда мы готовили оружіе.
   Не успѣли мы еще хорошенько разстановиться какъ въ шагахъ полутораста изъ-за скалы выскочилъ тигръ. Завидя насъ, онъ остановился и легъ на вытянутыя переднія лапы.
   Въ жизни не забуду впечатлѣнія произведеннаго на меня этими нѣсколькими секундами, пока звѣрь выбиралъ свою добычу. Длинное тѣло его дрожало. Онъ поперемѣнно вытягивалъ переднія лапы, бороздилъ землю и запускалъ глубоко въ нее острые когти. Полурастворенная красная пасть, прищуренные глаза, складка вздернутаго его носа и вытянутый хвостъ, котораго только кончикъ шевелился, все это вмѣстѣ было достаточно чтобы подѣйствовать на самое хладнокровное воображеніе. Наконецъ онъ рѣшился. Въ два длинные прыжка онъ очутился въ какихъ-нибудь двадцати шагахъ отъ насъ,-- и снова прилегъ. Еще одинъ прыжокъ, и участь кого-либо изъ насъ рѣшена.
   Залпъ десяти выстрѣловъ раздался почти одновременно, и вслѣдъ за гуломъ явственно послышалось шлепанье пуль входившихъ въ его тѣло.
   Подпрыгнувъ высоко кверху, тигръ кинулся на ближайшаго къ нему охотника. Раздался вопль, вопль предсмертный, ужасный; масса изъ звѣря и человѣка покатилась по землѣ.
   Мѣшкать было нечего, всѣ мы гурьбой кинулась выручать, погибавшаго подъ когтями тигра, нашего товарища. Раздалась еще два, три выстрѣла, вслѣдъ за ними послышался сухой ударъ топора раскроившаго звѣрю черепъ. Обливаясь кровью тигръ упалъ на бокъ, но продолжалъ въ предсмертной судоргѣ полосовать когтями изодранную грудь безъ чувствъ лежавшаго бѣдняка.
   Оттащивъ трупъ звѣря въ сторону, мы окружили умиравшаго. Еще прошло мгновеніе, и едва ощущаемое дыханье его остановилось. Въ эту тяжелую для васъ минуту поднявшееся изъ-за горъ солнце озарило теплымъ лучомъ страшную и величественную картину смерти....
   Дорого обошлась намъ охота.
   Пока мы изъ палокъ составляли носилки, наши проводники суетились сдирая кожу съ тигра. Но вотъ и носилки готовы. Взваливъ за нихъ и трупъ бѣдняка и шкуру звѣря, наше погребальное шествіе съ тяжелымъ чувствомъ грусти пустилось обратно въ путь.
   Уже вечерѣло когда выбившаяся изъ силъ отъ волненія и усталости ватага ваша подошла къ деревнѣ. Сдавъ тѣло мѣстному раджѣ, такъ искренно привѣтствовавшему насъ вчера, мы могли отдохнуть, а на другой день утромъ поѣхали въ Бантонгъ.
   Султанъ, принявъ въ даръ шкуру, поздравилъ насъ съ хорошимъ окончаніемъ охоты, и находилъ что мы еще счастливо отдѣлались. Раскланявшись съ нимъ и съ радушнымъ старичкомъ губернаторомъ, мы поскакали снова по шоссе къ небольшому порту Шериданъ, откуда на пароходѣ должны были доѣхать до Батавіи.
   Эту часть пути я не видалъ, такъ какъ всю дорогу спалъ сномъ человѣка выбившагося изъ силъ и морально, и физически.

ТИШАНСКІЙ.

"Русскій Вѣстникъ", No 3, 1874

   
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru