Гролье П. Н.
Случай

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Текст издания: журнал "Отечественныя Записки", No 1, 1847.


   

СЛУЧАЙ.

Повѣстъ П. Н. Гролье.

   Въ небольшой изящно-убранной гостиной, на диванѣ ярко-гранатоваго цвѣта, сидѣли, склонясь другъ къ другу, два человѣка и вмѣстѣ читали. Весеннее солнце уже заходило и живописно освѣщало эти два непохожія, но прекрасныя лица. Судя по ослѣпительной свѣжести, тонкимъ, улыбающимся чертамъ лица, отливистымъ щечкамъ и блистающей бѣлизнѣ лба женщины, можно было подумать, что ей не болѣе восьмнадцати лѣтъ, и только строгость костюма, свобода въ движеніяхъ и округленность формъ показывали, что она пятью или шестью годами старше. Смуглое, задумчивое и холодное лицо молодаго человѣка дѣлало его на первый взглядъ гораздо-старѣе, и только тонкія линіи около висковъ, рта и подбородка обличали въ немъ юношу.
   Двѣ прелестныя дѣвочки, отъ трехъ до пяти лѣтъ, играли въ темномъ уголку комнаты. Чудные бѣлокурые волосы, граціозно завитые, чистенькія платьица, бѣленькія ручки и плечики, -- все говорило о заботливости матери. Но въ эту минуту она о нихъ не думала, и только по-временамъ, когда шумъ и рѣзвый дѣтскій смѣхъ мѣшали ей читать, подымала голову и ласково говорила имъ: "Не шумите, дѣти; вотъ ужь цѣлый часъ, какъ я не могу разобрать, что читаю". Вдругъ старшая дѣвочка подошла къ ней и, положивъ ручонки на книгу, спросила: "Маменька, скоро папа прійдетъ?" -- "Ты пренесносная сегодня, Полина", отвѣчала мать съ выраженіемъ неудовольствія: "подите играть въ мою комнату; только будьте умны."
   Она встала, вывела ихъ за руку изъ гостиной, воротилась и сѣла подлѣ молодаго человѣка.
   Книга выпала у него изъ рукъ. Онъ смотрѣлъ на эту сцену съ страннымъ чувствомъ, и грустнымъ и радостнымъ. Молодая женщина подняла книгу, слегка покраснѣла и съ нѣкоторымъ замѣшательствомъ сказала ему: "Кажется, надо будетъ снова прочесть послѣднюю страницу", право, изъ нея я ничего не поняла."
   Тогда онъ перечелъ вслухъ слѣдующее мѣсто изъ дантовой "Divina Comedia":
   "Франческа Римини на вопросъ Данта отвѣчаетъ ему:
   "Я родилась на берегахъ Адріатики. Любовь, сродная благородной душѣ, овладѣла сердцемъ Паоло, пораженнаго красотою, которой лишили меня такимъ жестокимъ образомъ. Любовь, которая требуетъ, чтобъ любимый любилъ, пробудила во мнѣ неотразимую привязанность; но, увы! любовь привела насъ къ одинаково-бѣдственному концу."
   Слыша эти стоны страждущихъ душъ, Данте уныло склоняетъ голову и говоритъ:
   "О, какіе сладостные помыслы, какіе небесные восторги привели ихъ къ этому злосчастному жилишу!" Потомъ, обращаясь къ нимъ: "Франческа, твои страданія исторгаютъ у меня слезы. Но скажи мнѣ, въ пору нѣжныхъ вздоховъ какъ сказаласъ въ васъ любовь, какъ поняли вы свои страстныя желанія?"
   -- Величайшее страданіе, отвѣчала она: -- вспоминать счастливые дни, когда пора бѣдствій наступила. Но если ты хочешь знать зачатки нашей любви, я разскажу тебѣ ихъ сквозь слезъ. Разъ мы читали вмѣстѣ исторію влюбленнаго Лансло; мы были одни, и никто не сторожилъ насъ. Нѣсколько разъ во время чтенія глаза наши туманились, лица покрывались краской; но было мѣсто въ книгѣ, которое насъ погубило. Когда мы прочитали, какъ цалуетъ Лансло улыбающіяся уста Женевьевы, онъ (Богъ да не разлучитъ насъ никогда!) трепетно поцаловалъ меня въ уста. Въ этотъ день мы уже больше не читали."
   Когда молодой человѣкъ дошелъ до стиха!
   
   Quel giorno più non vi leggemmo ayante,
   
   голосъ его задрожалъ и онъ сталъ еще блѣднѣе, тогда-какъ лицо и плечи его слушательницы покрылись чуднымъ румянцемъ стыдливости. Взоры ихъ встрѣтились; она склонилась къ нему, и онъ сжалъ ее въ своихъ пламенныхъ объятіяхъ. Въ упоеніи отъ перваго поцалуя, переполненные любовью и удивленіемъ, они не слышали тяжелыхъ шаговъ, раздавшихся въ прихожей, не слышали, какъ отворилась дверь. Они сидѣли обнявшись, такъ-что волосы его касались ея локоновъ,-- сидѣли неподвижно, какъ-бы подавленные блаженствомъ. А въ комнатѣ стоялъ третій человѣкъ; безмолвно, стиснувъ зубы, онъ озиралъ эту нескончаемую для него сцену; губы его дрожали... Наконецъ, онъ судорожно топнулъ ногою; женщина вздрогнула, быстро поднялась съ своего мѣста, блуждающимъ взоромъ окинула комнату и упала, блѣдная, какъ-бы подкошенная свирѣпымъ взглядомъ мужа.
   Въ бѣшенствѣ, онъ приблизился. Молодой человѣкъ бросился къ нему на встрѣчу.
   -- Ради Бога, простите ей минуту увлеченія! Я уѣду, вы никогда меня не увидите!
   -- Въ-самомъ-дѣлѣ! отвѣчалъ раздраженный супругъ съ страшной улыбкой.-- Нѣтъ, я еще полагаю съ тобою встрѣтиться, Шарль! Но эта женщина!..
   -- О, простите ее, простите насъ!
   Тогда женщина встала и твердой поступью подошла къ мужу. Страшная блѣдность ея мало-по-малу прошла и смѣнилась яркимъ румянцемъ.
   -- Вы узнали тайну, сказала она: -- которую мы хотѣли скрыть другъ отъ друга... Живя съ вами, я привыкла смотрѣть на свое несчастіе, какъ на исполненіе долга... Теперь это невозможно... Я не могу принадлежать человѣку, предъ которымъ должна была краснѣть. Я оставлю этотъ домъ... буду жить въ уединеніи, покуда не кончится дѣло о нашемъ разводѣ... Простите мнѣ скорбь, которую я вамъ причинила, потому-что я тоже жестоко страдала!
   Она заливалась слезами; однако взяла свою шляпку, таль и пошла къ дверямъ. Мужъ ея какъ-бы обезпамятѣлъ: онъ не рѣшился остановить ее, и только въ ту минуту, когда она переступала порогъ, закричалъ громовымъ голосомъ:
   -- А дѣти твои, несчастная!
   Она остановилась; этотъ вопросъ отозвался въ ней болѣзненнымъ сотрясеніемъ, какъ-будто отъ электрическаго удара. Она провела рукою по лицу и воротилась въ комнату -- чувство матери заговорило въ ней. Но увидѣвъ передъ собою мрачно-величавую фигуру Шарля, взглянувъ на это прекрасное, дышавшее страстью лицо, она вновь обрѣла силы и бросилась изъ комнаты.
   Г. де-Сувиньи проводилъ ее глазами, потомъ подошелъ къ Шарлю и съ адской радостью сжалъ его руки.
   -- Я васъ воспиталъ, я замѣнялъ вамъ отца; и вотъ чѣмъ вы мнѣ прислужились?-- Хорошо. Теперь вы знаете, что вамъ остается дѣлать. Сію минуту, не такъ ли?
   -- Нѣтъ... завтра... подождите... когда вы успокоитесь!..
   -- Успокоюсь? Кажется, я довольно спокоенъ! Вѣдь я вамъ не мѣшалъ...
   -- Умоляю васъ, выслушайте меня! Мы увлеклись минутной страстью, тогда-какъ не было у насъ и на мысли поступка, который могъ бы быть для васъ оскорбителенъ.
   -- Говорю я вамъ, одинъ изъ насъ долженъ умереть.
   -- Нѣтъ, я не стану съ вами драться!
   -- Что жь вы, трусъ?
   Шарль пожалъ плечами.
   -- Не-уже-ли вы не можете понять, что намъ нельзя драться безъ причины? Что никто не повѣритъ ничтожному предлогу? Что жена ваша будетъ обезславлена, обезславлена вами, безъ основанія, почти безвинно! И наконецъ, не думаете ли вы, что я подниму руку на своего опекуна, своего единственнаго друга? Нѣтъ, мы можемъ сойдтись съ оружіемъ въ рукахъ, но я не стану защищаться: -- вы убьете меня, обезславите жену и дочерей своихъ!
   -- Вы, кажется, правы, и я удивляюсь, какъ нашлось у васъ столько хладнокровія! Но -- вы правы... Мнѣ остаемся одно средство -- развестись, а потомъ умереть отъ горя и злости.
   Шарль хотѣлъ говорить.
   -- Подите, сударь; теперь уже нѣтъ ничего общаго между нами.
   Послѣ минутнаго раздумья, Шарль вышелъ изъ комнаты, потупивъ голову, блѣдный... самъ не вѣря приливу бурной радости, которая овладѣвала его сердцемъ.
   

Камилла де-Сувиньи къ господину де-Сувиньи.

Сен-Маръ, 10 мая 1808.

"М. Г.,

   ""Теперь вы знаете, что я никогда не была счастлива. Сначала умерла моя мать, и хоть я была еще ребенкомъ, но эта потеря отозвалась во мнѣ долгою и глубокою печалью. Потомъ умеръ отецъ мой, и я его горько оплакивала. Вы замѣнили мнѣ отца. Въ печальномъ монастырѣ мнѣ отрадно было видѣть васъ, и я питала къ вамъ чувство дружбы и уваженія. Сдѣлавшись вашей женою, потомъ матерью, я узнала новое, грустное чувство: сначала я не умѣла его объяснить иначе, какъ воспоминаніемъ о понесенныхъ утратахъ; теперь -- мы знаемъ его настоящій источникъ... Всѣ мы очень-жалки.
   "Сейчасъ говорила я съ вашимъ нотаріусомъ. Онъ объявилъ мнѣ о необходимости развода и неизбѣжныхъ при немъ тягостныхъ формальностяхъ; что въ-продолженіи года надо будетъ четыре раза выслушать увѣщанія судьи; что необходимо согласіе въ распоряженіяхъ по имуществу... особенно объ имуществѣ нашихъ дѣтей... Нотаріусъ сказалъ мнѣ, что обыкновенно въ этомъ случаѣ прибѣгаютъ къ раздѣлу... Но я слишкомъ-виновна передъ вами, виновна противъ воли, и желала бы загладить свой проступокъ. Поступайте по внушенію вашихъ мыслей, даже относительно бѣдныхъ дѣтей моихъ... Когда актъ будетъ готовъ, пришлите, я подпишу его.
   "Я удалилась въ Сен-Марь, къ моей тёткѣ г-жѣ де-Сент-Обенъ. Въ-продолженіе года, я никуда не выйду, развѣ только для исполненія принятыхъ приличій,-- никого не увижу, кромѣ вашего нотаріуса.
   "Прощайте; постарайтесь забыть меня и быть счастливымъ... счастливѣе меня".
   Г. де-Сувиньи не хотѣлъ входить въ подробности составленія акта объ имуществѣ. Нотаріусъ его, человѣкъ честный, распорядился какъ слѣдуетъ. Но когда возникъ вопросъ, за кѣмъ останутся дѣти:
   -- Пусть она возьметъ ихъ, вскричалъ Сувиньи:-- я не хочу ничего видѣть, что напоминало бы мнѣ ее. Пусть возьметъ ихъ. Останься они у меня, я разбилъ бы ихъ въ дребезги, какъ эти часы.
   И въ бѣшенствѣ, онъ ударилъ часами объ полъ.
   Нотаріусъ заботливо подобралъ дребезги, положилъ ихъ въ бюро, потомъ внесъ въ условія развода, что дѣти остаются у г-жи Сувиньи.
   

Камилла Сувиньи къ Шарлю Депрэ.

Сен-Маръ.

I.

   "Можетъ-быть, лучше было бы и не писать къ вамъ; но мнѣ слишкомъ тягостна мысль -- цѣлый годъ не слышать и не видать васъ; а я обѣщала г. Альберу никого не принимать въ-продолженіе года, и сдержу свое слово. Поэтому, прошу васъ, не старайтесь отклонить меня отъ этого намѣренія, если хотите избавить меня отъ новыхъ, безплодныхъ страданій.-- Взамѣну того пишите мнѣ часто; и тихія, отрадныя мысли будутъ разгонять мою тоску и безпокойство. Можетъ-быть, вы не понимаете всей мѣры скорби, которую чувствуетъ женщина послѣ поступка, подобнаго тому, на который я рѣшилась? Вы не знаете всего, что я вытерпѣла.
   "Невыносимое, мучительное безпокойство овладѣло мною, когда я оставила домъ моего мужа. Я шла, сама не зная куда. Наконецъ, силы начали меня оставлять, я почувствовала необходимость въ убѣжищѣ... Оглянувшись, я была смущена множествомъ проходящихъ, которые пристально на меня смотрѣли. Куда бѣжать? куда скрыться? у чьей двери рѣшусь я постучаться? кому разскажу свое горе?-- Голова моя горѣла, я боялась за свой разсудокъ. Вдругъ, вспомнила я о тётушкѣ Сент-Обенъ. Эта мысль озарила меня. Самъ Богъ послалъ мнѣ ее. Вижу проѣзжающій мимо фіакръ, подзываю извощика и приказываю ему везти меня въ Сен-Маръ. Вѣроятно, я была очень разстроена, потому-что извощикъ посмотрѣлъ на меня и колебался, отпирать ли дверцы. Наконецъ, я сѣла въ карету, дверцы захлопнулись, и тогда мнѣ стало понятно, что я навсегда разлучена съ мужемъ, съ дѣтьми, съ обществомъ. Я бросилась на колѣни и зарыдала: извощикъ сошелъ съ козелъ и подошелъ посмотрѣть, что со мною. Я опустила вуаль и сказала ему, сколько могла твердымъ голосомъ, чтобъ онъ ѣхалъ дальше.
   "Мы выѣхали за заставу и миновали печальныя поля Монружа. Фіакръ подвигался медленно, но мнѣ хотѣлось бы ѣхать еще тише... Когда мы достигли возвышенностей Шатильйона, я въ послѣдній разъ взглянула на Парижъ съ его куполами, колокольнями, громадами домовъ, и когда дорога поворотила въ сторону, городъ скрылся изъ глазъ моихъ, я еще сильнѣе почувствовала свое горе и одиночество.
   "Наступила ночь, а мы все еще ѣхали. Въ-послѣдствіи, я удивлялась, какъ мнѣ не было страшно. Дорога шла мѣстами совершенно-пустынными, почти-дикими, и придорожныя деревья, которыя мы оставляли за собою, сквозь сумерки, казалось мнѣ, движутся какъ тѣни. Порою слышались мнѣ плачъ и стоны:-- то былъ лай дворовыхъ собакъ на фермахъ.
   "Наконецъ, мы пріѣхали въ бѣдную деревеньку Сен-Маръ, гдѣ все было мрачно и безмолвно. Кучеръ съ трудомъ нашелъ домъ тётушки, долго стучалъ у воротъ, и только вой собаки былъ ему отвѣтомъ. Черезъ четверть часа, ворчливая служанка спросила сквозь форточку, кто притащился такъ поздно.
   "-- Это я, проговорила я сквозь слезы.
   "Но она меня не узнала. Наконецъ, вышла сама г-жа Сент-Обенъ: услышавъ мой голосъ, она тотчасъ отперла двери, и, замѣтивъ мое разстройство, обняла меня.
   "-- Что съ тобой, моя бѣдняжка, ужь не умеръ ли мужъ твой?
   "То было новое страданіе.
   "-- Тётушка, я пріѣхала къ вамъ просить убѣжища... Я разскажу вамъ всѣ свои несчастія... Войдемте, сдѣлайте милость... Тутъ такъ холодно.
   "Однако, надо было заплатить извощику. У меня не было денегъ, а г-жа Сент-Обенъ не хотѣла дать ему столько, сколько онъ требовалъ. Долго еще они спорили, а я, держась за нее, дрожала и едва могла устоять. Она свела меня въ комнату, велѣла развести большой огонь, и когда служанка ушла, посмотрѣла на меня, какъ-бы спрашивая, что со мною случилось.
   "Вы никогда не видали тётушки, и я сама мало знала ее. Въ 92 году, будучи уже въ лѣтахъ, она поселилась въ деревенькѣ Сен-Маръ, въ старинномъ зданіи, когда-то служившемъ аббатствомъ: тутъ жила она среди поселянъ, какъ-будто-бы и родилась въ этомъ состояніи, и такимъ-образомъ ее не застигло преслѣдованіе во время революціи. Не знаю отъ-чего, по тётушка не была слишкомъ-дружна съ роднею: родители мои соблюдали въ-отношеніи къ ней только условія приличія, и я видѣла ее не болѣе, какъ разъ въ годъ. Я заставала ее всегда одну. Она была мала ростомъ, худощава; лицо у ней было желтое, въ морщинахъ, губы сжатыя, кожа сухая, голосъ рѣзкій и отрывистый; но она сохранила всю свою прежнюю живость, и свѣтло-голубые глаза ея никогда не остаются въ покоѣ. Не смотря на доброту ея къ окружающимъ, она всегда внушала мнѣ какой-то страхъ. Въ эту минуту мы сидѣли лицомъ-къ-лицу, и ея испытующій взглядъ заставилъ меня потупить глаза. Я не знала, какъ приступить къ разсказу, нѣсколько разъ усиливалась начать, но слезы, сколько я ни удерживала ихъ, не давали мнѣ выговорить слова. Наконецъ, я стала передъ нею на колѣни; она ласково склонилась ко мнѣ, поцаловала меня въ лобъ... Тогда я не могла уже болѣе удерживаться, и рыдая, прерывисто разсказала ей о своемъ замужствѣ, о темной, непонятной тоскѣ, которая меня томила, о скучныхъ удовольствіяхъ свѣта, о вашемъ возвращеніи изъ Германіи, о томъ, какъ мы читали вмѣстѣ, какъ читали въ послѣдній разъ...
   "Въ-продолженіе моего разсказа, холодное, суровое лицо г-жи де-Сент-Обенъ прояснилось и приняло то кроткое выраженіе сочувствія, къ которому, казалось, она не была способна. Она пожимала мнѣ руки, старалась ободрить меня, плакала вмѣстѣ со мною, и мнѣ показалось, что и она, должно-быть, была когда-то очень-несчастлива.
   "Старая служанка не разъ входила посмотрѣть, не ложится ли ея госпожа. Только въ полночь, чего никогда не случается въ Сен-Марѣ, разошлись мы по своимъ комнатамъ. Комнаты эти и теперь, какъ прежде, имѣютъ видъ маленькихъ келлій, примыкающихъ къ длиннымъ корридорамъ. Тётушка отвела меня въ одну изъ нихъ -- темную, сырую,-- въ ней два стула и орѣховый столъ; изъ этой-то комнаты пишу я къ вамъ. Теперь полночь, огонь въ каминѣ погасъ, и мнѣ такъ холодно, что я съ трудомъ держу перо; прощайте на сегодняшній вечеръ. Холодно будетъ молиться, но молитва мнѣ нужна. Скажите, молитесь ли вы иногда той сердечной молитвой, отъ которой становится такъ хорошо?"
   

II.

   "Письмо мое опечалило васъ: вы говорите, что теперь всѣ чувства ваши происходятъ отъ меня... я рада этому; будьте же счастливы, потому-что я въ настоящую минуту счастлива.
   "Сегодня утромъ я съ грустью перечитывала ваше письмо, когда Бабета объявила мнѣ о приходѣ нотаріуса. Смолода окруженная страданіями, я сдѣлалась чувствительнѣе другихъ, и часто трогали меня вещи, которыя иной, болѣе-счастливой женщинѣ, показались бы ничтожными; я замѣтила даже, что неопредѣленная грусть всегда у меня предшествуетъ печальнымъ извѣстіямъ. Въ эту минуту ужаснулъ меня приходъ нотаріуса, который принесъ распоряженіе, сдѣланное относительно моихъ дѣтей. Я предчувствовала новое несчастіе и съ трудомъ встала, чтобъ принять г. Були.
   "Онъ подошелъ ко мнѣ съ обычнымъ довольнымъ видомъ и объявилъ, что принесъ разводный актъ, одобренный моимъ мужемъ. Съ безпокойствомъ и страхомъ смотрѣла я на него, но ни по лицу его, ни по голосу нельзя было узнать -- горе или радость принесъ онъ мнѣ. Онъ подалъ мнѣ бумаги, я взяла; но волненіе мое было такъ сильно, что я уронила ихъ; онъ ловко поднялъ и предложилъ прочитать. Я упала въ кресла и закрыла глаза. Онъ прочелъ мнѣ двадцать страницъ дѣловаго слога; а я, занятая воспоминаніями и своимъ горемъ, ничего не слыхала. Когда онъ кончилъ, я спросила его".
   "-- А дѣти мои? Кто будетъ ихъ воспитывать?
   "Онъ посмотрѣлъ на меня съ удивленіемъ.
   "-- Какъ! сказалъ онъ: -- вы не поняли?
   " Онъ прочелъ то мѣсто, гдѣ говорится о дѣтяхъ: въ этотъ разъ я уже слушала. Г. Сувиньи отдаетъ мнѣ дочерей; онѣ будутъ со мной, даже въ-продолженіе годичнаго испытанія! Я бросилась на колѣни, благодаря Бога и благословляя мужа. Мнѣ отдадутъ моихъ бѣдныхъ малютокъ! Боже мой, я могу еще быть счастлива! И другой образъ, спокойный, улыбающійся, представился мнѣ въ будущемъ, но я старалась удалить его, думать объ одномъ г. де-Сувиньи, и когда онъ былъ такъ добръ ко мнѣ, я хотѣла молиться только о его счастіи.
   "Видите ли, если мы и забыли свои обязанности, то надо вспомнить ихъ. Г. де-Сувиньи даетъ намъ примѣръ пожертвованій. Трудно мнѣ будетъ не видѣть васъ, но я должна это сдѣлать, я хочу этого. Не бродите же около моего аббатства и вѣрьте, что я очень буду помнить ваши пожертвованія."
   

III.

   "Я счастлива, я весела, -- на письмо капаютъ слезы: это -- слезы радости. Онѣ здѣсь! Все мое блаженство здѣсь! Вы любите описанія и разсказы; я разскажу вамъ, можетъ-быть, безсвязно, потому-что буду останавливаться, чтобъ цаловать своихъ малютокъ, которыя сидятъ у меня на колѣняхъ.
   "Я была съ тётушкой въ концѣ парка, смотрѣла на зеленѣющіе кустарники, раскинувшіеся подъ ногами но склону пригорка, на сверкающій въ глубинѣ узкой долины ручей. Козы прыгали по окрестнымъ высотамъ, птички щебетали, сіяло солнце; но видъ веселой природы тяготилъ меня. Сегодня воскресенье; нѣсколько разряженныхъ поселянокъ съ пѣснями шли по тропинкѣ, которая вьется отъ Жуи по противоположному пригорку. Пріятно было слышать издали ихъ согласное пѣніе; ко мнѣ то долетали свѣжіе, полные звуки, то, казалось, они замирали, какъ смутное эхо. Вдругъ увидѣла я со стороны Жуи двухъ бѣгущихъ дѣвочекъ въ бѣлыхъ платьяхъ. За ними двѣ женщины. Онѣ приближались; я смотрѣла на нихъ какъ на небесное видѣніе. Сердце у меня сильно билось, но не надеждой, потому-что сначала я не узнала дѣтей; притомъ надо было ожидать, что онѣ пріѣдутъ въ Сен-Маръ въ каретѣ. Между-тѣмъ, группа приближалась; я начала различать прекрасные каштановые волосы малютокъ; онѣ бѣжали, рвали цвѣты, гонялись за бабочками. Вдругъ та изъ нихъ, которая была повыше, остановилась и указала пальцемъ на то мѣсто, гдѣ мы сидѣли. Шедшія съ ними женщины спросили что-то у проходившей крестьянки; малютка, прыгая, протянула ко мнѣ ручки и мнѣ послышалось: "Маменька! маменька!" Не слушая словъ тётушки, я бросаюсь впередъ,-- калитка заперта, -- я перескакиваю черезъ загородъ и канавку, и -- дочери въ моихъ объятіяхъ. О, еслибъ вы видѣли ихъ улыбки! еслибъ вы слышали ихъ радостные крики! Онѣ обнимали меня изо всей силы, и я забыла свое горе.
   "Наконецъ, мы собрались идти и -- тутъ только я замѣтила, что сдѣлала опасный скачокъ. Невозможно было вернуться тѣмъ же путемъ. Тётушка, которая, между-тѣмъ, сошла внизъ, хотѣла прислать ключъ; но я слишкомъ торопилась увести дѣтей къ себѣ въ комнату, и потому, взявъ ихъ на руки, пустилась по деревенской тропинкѣ, неровной, но короткой -- и пришла домой раньше г-жи Сент-Обенъ. Я заперлась въ своей комнатѣ -- и теперь еще сижу въ ней; ни для кого, кромѣ васъ, не перестала бы я цаловать дѣтей; но мнѣ хотѣлось подѣлиться съ вами своей радостью.-- Прощайте; не ревнуйте!"
   

IV.

   "Вчера я перечувствовала много такого, чего бы, конечно, не перенесла, еслибъ оно повторилось. Надо было идти къ г. Миллеру, президенту нашего парижскаго окружнаго трибунала, чтобъ объявить ему наше требованіе развода. Г. Було пришелъ за мною поутру. Мы отправились. День былъ величаво-ясный, воздухъ свѣжій, упоительный. Дорогой вспомнила я то время, когда еще дѣвочкой, бывало, возвращаюсь отъ г-жи де-Сент-Обенъ, съ запасомъ цвѣтовъ, бабочекъ и веселыхъ воспоминаній. Сколько надеждъ было тогда, сколько игривыхъ грезъ о будущемъ счастьѣ! свѣтъ, котораго я еще не знала, казался мнѣ такимъ добрымъ, такимъ прекраснымъ!
   "Пріѣхали; вошли въ кабинетъ президента. У меня не доставало духа взглянуть, тутъ ли г. де-Сувиньи. Въ комнатѣ никого не было, и я вздохнула свободнѣе, какъ-будто отсрочили мой приговоръ; но видъ этого важнаго, сухо-чиннаго кабинета уже томилъ меня. Г. де-Сувиньи вошелъ. Я хотѣла идти къ нему на встрѣчу; но ноги измѣнили мнѣ, и я упала въ кресла. Глаза мои наполнились слезами; виски сильно бились, и нѣсколько минутъ я ничего не видѣла и не слышала.
   "Потомъ явился судья, -- надо было встать. Глухимъ голосомъ, отъ котораго у меня сжалось сердце, г. де-Сувиньи сказалъ ему: -- именемъ закона, я пришелъ просить дозволенія на разводъ съ Камиллой де-Сент-Обенъ.
   "Мнѣ слѣдовало повторить тѣ же слова. Я плакала и не могла говорить. Судья смотрѣлъ на меня любопытнымъ, пытливымъ взоромъ, отъ котораго я еще болѣе оробѣла. Наконецъ, когда я повторила роковыя слова, онъ взялъ кодексъ и началъ читать намъ о послѣдствіяхъ развода съ обоюднаго согласія. Мнѣ было тяжело; я невольно трепетала отъ этой торжественности и отъ унизительныхъ предостереженій, которыя слѣдовали одно за другимъ.
   "Окончивъ чтеніе, онъ началъ увѣщевать насъ сдѣлать взаимныя уступки и не упорствовать въ нашемъ рѣшеніи. Въ сильныхъ выраженіяхъ, но холодно и монотонно представилъ онъ намъ неудобства развода.-- Вы молоды, сказалъ онъ мнѣ наконецъ:-- черезъ годъ вы разойдетесь съ своимъ мужемъ. Что вы тогда будете дѣлать? Законъ не позволяетъ вступать въ новый бракъ раньше трехъ лѣтъ; что съ вами будетъ въ это время? Попадете въ дурное общество, потому-что хорошее васъ отвергнетъ. Это не предразсудокъ: актриссы называютъ предразсудкомъ то, что пятнаетъ ихъ жизнь.
   "Я чувствовала, что блѣднѣю, что силы оставляютъ меня.
   "-- Милостивый государь, вскричалъ г. де-Сувиньи: -- вы выступаете изъ предѣловъ своей обязанности! Ваши слова оскорбительны, а пока она носитъ мое имя, я не позволю!
   "Колѣни мои подкосились, и я упала къ ногамъ мужа. Я взяла его руки, хотѣла просить прощенья, хотѣла умолять его отказаться отъ постыднаго развода, но суровый взглядъ г. де-Сувиньи обдалъ меня холодомъ. Онъ отнялъ руки и объявилъ, что не отступитъ отъ своего рѣшенія. Тогда нотаріусы наши передали бумаги г. Миллеру, и онъ тщательно просмотрѣлъ ихъ, и какъ-бы съ намѣреніемъ возобновить мои страданія, громко прочелъ документы о смерти моего отца и матери.
   "Наконецъ, формальности были выполнены, и мы разстались, не сказавъ другъ другу ни слова; между-тѣмъ, еслибъ онъ хотѣлъ, еслибъ онъ сказалъ хоть слово, еслибъ сдѣлалъ шагъ ко мнѣ, я бы возвратилась къ нему. Спокойствіе, можетъ-быть, никогда бы не вернулось ко мнѣ, но я сохранила бы дочерямъ моимъ имя незапятнанное; не слышала бы я, какъ станутъ говорить вокругъ нихъ: "ихъ мать въ разводѣ съ мужемъ!"
   "Отъ этихъ мыслей у меня голова трещала. Зачѣмъ я васъ узнала? Я жила такъ спокойно, пока не увидѣла васъ... О! простите, простите! Вы открыли мнѣ истинное счастье! Я прозябала какъ растеніе; вы дали мнѣ душу и чувства. Пожалѣйте меня, пожалѣйте о моихъ страданіяхъ; но повторите мнѣ, что вы меня любите, -- и я не буду болѣе страдать."
   

V.

   "Возвратившись отъ президента, я была какъ убитая, и тётушка напрасно старалась развлечь меня. На другой день поутру, она пришла въ мою комнату, сѣла у изголовья постели и спросила, какъ провела я ночь. Я отвѣчала, что страдала головой, грудью, всѣмъ; но что желала бы я страдать еще больше и избавиться отъ жизни.
   "Она взяла меня за руки и пристально на меня посмотрѣла; странное сочувствіе, смѣшанное съ ироніей, выразилось на ея изможденномъ лицѣ. "Такъ и я думала лѣтъ сорокъ назадъ, сказала она: -- а чрезъ нѣсколько лѣтъ уже жила здѣсь, спокойная и веселая, какъ только можно быть спокойной и довольной въ этомъ мірѣ, и когда оглядывалась назадъ, -- всѣ прошлыя несчастія казались мнѣ минутнымъ сномъ. А я была несчастнѣе тебя... Да, дитя мое, гораздо-несчастнѣе, повторила она, замѣтивъ мой сомнительный взглядъ. Тутъ она разсказала мнѣ свою исторію, спокойно, ясно, какъ-будто дѣло шло не о ней, а о комъ-нибудь постороннемъ; только отъ времени до времени, она отворачивала голову, и я слышала, какъ голосъ ея почти-незамѣтно дрожалъ.
   "Тётка моя въ 1765 году вышла за молодаго шатлетскаго прокурора. Онъ, казалось, любилъ ее, и она въ него влюбилась, -- первые мѣсяцы супружества прошли въ упоеніи. Но мало-по-малу г. де-Сент-Обенъ началъ охладѣвать къ ней и скоро охладѣлъ совершенно: когда она, обвиваясь руками вокругъ его шеи, хотѣла какъ-бы шутя удержать его съ собою, онъ грубо отталкивалъ ее. Впрочемъ, иногда онъ смягчался, называлъ ее своей милой Эмиліей; но это только тогда, когда хотѣлъ выпросить въ свое распоряженіе часть ея приданаго. Въ надеждѣ возвратить любовь мужа, тетушка исполняла его желанія.
   "Какъ-то разъ одна изъ ея пріятельницъ открыла ей, что г. де-Сент-Обэнъ влюбленъ въ актриссу и проживается на нее. При этой вѣсти, у тётушки замерло сердце; она не могла продолжать разговора и полъ этимъ предлогомъ удалилась въ свою комнату. Тамъ упала она въ кресла, прислонилась горячей головой къ мраморному камину и въ такомъ положеніи, потерянная, ждала возвращенія недостойнаго супруга. Онъ возвратился, по обыкновенію, въ два часа утра. Походка его была нетвердая, глаза отяжелѣвшіе, лицо разгорѣвшееся. Онъ подошелъ къ женѣ, и, послѣ нѣсколькихъ грубыхъ ласкъ, просилъ послѣдняго незначительнаго остатка ея приданаго. Она смѣло отказала ему; онъ обнялъ ее и за тѣмъ послѣдовала такая ужасная сцена, что даже теперь, послѣ столькихъ лѣтъ, тётушка не имѣла духа разсказать ея подробностей. Она была беременна, и отъ дурнаго обращенія съ нею родила ребенка мертваго. Послѣ продолжительной болѣзни, она встала, но была слаба, нервы ея были разстроены, и каждый разъ, когда она видѣла мужа, у ней начинались судороги.
   "Къ-счастію, онъ не тревожилъ ея своимъ присутствіемъ, потому-что оставилъ даже дѣла и часто по нѣскольку дней не возвращался домой. Недовольные кліенты оставили его и скоро онъ дошелъ до того, что долженъ былъ продать все свое движимое имущество. Тётушкѣ не разъ приходилось засыпать безъ ужина. Думала она удалиться къ своему дядѣ, который воспиталъ ее, но надежда, что кротостью и терпѣніемъ, можетъ-быть, возвратитъ мужа, и еще другая, болѣе-сильная причина, въ которой не могла она сознаться самой-себѣ, -- удерживали ее.
   "Видя необходимость заняться дѣлами, которыя г. де-Сент-Обэнъ совершенно оставилъ, она часто совѣщалась съ его единственнымъ клеркомъ. Это былъ юноша съ умомъ необыкновеннымъ и привлекательной наружностью. Скоро тётушка замѣтила, немножно-слишкомъ, достоинства г. Трепора -- его безпредѣльную преданность, проницающее выраженіе его взгляда и голоса. Бесѣды ихъ становились чаще и чаще, продолжительнѣй и продолжительнѣй; и хотя онъ еще не осмѣливался говорить о любви, но г-жа де-Сент-Обэнъ уже не сомнѣвалась, что она была любима. Она чувствовала необходимость удалить его, но не рѣшалась привесть въ отчаяніе единственнаго, какой только оставался ей, друга. Каждый разъ откладывала она исполненіе этой тяжелой обязанности до слѣдующаго дня, какъ вдругъ, однажды вечеромъ, мужъ ея въ бѣшенствѣ вбѣжалъ къ ней въ комнату. Замѣтилъ ли онъ дѣйствительно, что происходило въ домѣ, или искалъ только случая застращать тётушку; но страшные, энергическіе упреки его напугали ее; онъ объявилъ, что сейчасъ же прогонитъ клерка, если тётушка не подпишетъ дарственной записи, которую и представилъ ей. Тётушка собрала все свое мужество и доблесть, и отказала. Г. де-Сент-Обэнъ, изступленный, ослѣпленный гнѣвомъ, тотчасъ же удалилъ Трепора, который одинъ только и поддерживалъ сколько-нибудь его существованіе.
   "Тутъ проявился вполнѣ-злобный характеръ г. де Сент-Обэна; тётушка переносила неслыханныя мученія и наконецъ должна была удалиться къ дядѣ.
   "Г. Трепоръ написалъ къ ней страстное письмо. Въ отвѣтѣ своемъ, она призналась, что замѣтила его любовь, что была тронута ею, но вмѣстѣ съ тѣмъ отказала ему въ свиданіи. Однако, кажется, онъ успѣлъ склонить ее, и, уходя однажды отъ нея вечеромъ, быль пораженъ шпагой и умеръ на мѣстѣ. Убійцъ не могли открыть; но г-жа де-Сент-Обэнъ была увѣрена, что виновникомъ этого злодѣянія былъ ея мужъ.
   "Чрезъ нѣсколько мѣсяцевъ, она получила письмо, наполненное ругательствами и угрозами:-- г. де-Сент-Обэнъ просилъ у нея денегъ. Она не отвѣчала. Черезъ два дня, вошедъ въ свою комнату, она замѣтила за занавѣской легкое движеніе; на крикъ ея сбѣжались люди, и изъ алькова вышелъ мужъ, проклиная ее и обѣщая отмстить.
   "Съ этого дня, она не знала ни минуты покоя; ложась спать, съ трепетомъ осматривала она за занавѣсками и подъ кроватью и боялась оставаться одна: ей все казалось, что кто-то идетъ за ней, что кто-то дышетъ на нее; она не смѣла поднять глаза, чтобъ не увидѣть г. де-Сент-Обэна. Часто, встрѣтясь на гуляньѣ, онъ бросалъ на нее грозные взгляды; часто писалъ къ ней письма, отъ которыхъ ей становилось еще тяжеле. Къ-счастію, онъ скоро потомъ умеръ отъ апоплексическаго удара -- слѣдствія необузданнаго разврата. Г-жа де-Сент-Обэнъ хотя была еще молода, но не хотѣла вступить въ новый бракъ и постоянно жила у дяди, который потомъ отдалъ ей все свое имущество.
   "Вотъ, что разсказала мнѣ г-жа де-Сент-Обэнъ, и, соглашаясь, что она была еще несчастнѣе меня, я оплакивала ея судьбу, и мнѣ становилось какъ-то легче. Я видѣла ея спокойствіе, ея веселость, слышала, какъ говорила она о своемъ счастьѣ, и, сравнивая свое положеніе съ ея горемъ, благодарила Бога за его милосердіе ко мнѣ."
   

VI.

   "Прошелъ годъ съ-тѣхъ-поръ, какъ я въ первый разъ являлась къ президенту Миллеру просить титула жены, разведенной съ мужемъ! Жизнь моя съ-тѣхъ-поръ шла печально и однообразно, а между-тѣмъ, какъ-то не вѣрится, что уже двѣнадцать мѣсяцевъ отдѣляютъ меня отъ того времени. Какъ невѣрно измѣреніе времени! Иначе этотъ годъ испытанія показался бы мнѣ вѣчностью; а теперь я не могу представить себѣ, что онъ уже кончился; теперь я съ ужасомъ жду минуты невозвратнаго рѣшенія.
   "Цѣлый годъ! И какой! Четыре раза я была въ Парижѣ: четыре раза слушала увѣщанія, или скорѣе, упреки судьи; четыре раза переносила взгляды, блѣдность, презрѣніе моего мужа. Вотъ все, что осталось въ моей памяти; а прочее время протекло -- капля за каплей, такъ-что я не умѣю сказать, въ чемъ именно протекло оно. Годъ испытанія, три года вдовства, а потомъ, вѣчныя сожалѣнія, и почти угрызенія совѣсти!..
   "Сегодня поутру, въ обычный часъ, пришелъ нотаріусъ и объявилъ, что я должна найдти два почетныя лица, не моложе пятидесяти лѣтъ, которыя должны присутствовать при пятомъ объявленіи о желаніи развода.
   "Кого выбрать? къ кому изъ прежнихъ друзей могу обратиться я съ такою просьбой? Двухъ посѣдѣлыхъ людей, которые бы повторили мнѣ разрывающія душу увѣщанія!..
   "Странный обрядъ конченъ! Никогда еще не было мнѣ такъ тяжело. Когда я вошла въ кабинетъ президента, г. де-Сувиньи сидѣлъ опустившись въ креслахъ. Онъ всталъ, и хотя я едва осмѣливалась взглянуть на него, однакожь замѣтила въ его лицѣ глубокую перемѣну, отъ которой мнѣ стало еще тяжелѣе. Впрочемъ, онъ не былъ боленъ. Эти волосы, побѣлѣвшіе сильнѣе прежняго, эти исхудавшія щеки и впалые глаза... причиной такой перемѣны -- я, одна я, которая клялась сдѣлать его счастливымъ! Боже мой! что станется со мною, если отецъ моихъ дѣтей... О, Господи! избавь меня отъ этой роковой мысли!
   "Два мои свидѣтеля подошли ко мнѣ; я хотѣла благодарить ихъ; но какъ?...
   "Слѣдовало вновь объявить, что мы остаемся при нашемъ намѣреніи; слѣдовало выслушать замѣчанія судьи и свидѣтелей; слѣдовало подписать допросъ. Г. Сувиньи первый взялъ перо; онъ, казалось, былъ сильно взволнованъ и колебался. Я чувствовала, что ослабѣваю; я подошла къ нему, можетъ-быть, я бы просила прощенія, но онъ, увидѣвъ меня, торопливо подписалъ свое имя; когда онъ передавалъ перо, рука его коснулась моей руки, и я вздрогнула всѣмъ тѣломъ. Я оперлась на бюро и взглянула на его подпись: она была сдѣлана дрожащей рукой, ее почти нельзя было прочесть; рѣзкій росчеркъ почти насквозь разорвалъ бумагу. Я вспомнила ваши слова, что по почерку можно судить о чувствѣ писателя... и подписала."
   

VII.

   "Сейчасъ я получила копію съ судебнаго рѣшенія, по которому мы можемъ явиться для выслушанія акта о нашемъ разводѣ. Нотаріусъ мой замѣтилъ, что если чрезъ двадцать дней мы не явимся, то это рѣшеніе потеряетъ свою силу.
   "Итакъ, еще не все кончено! Я еще не переступила за роковую преграду, и жестокая неизвѣстность будетъ терзать меня еще двадцать дней! Вы бы нашли, что я сильно измѣнилась, еслибъ увидѣли меня; я похудѣла какъ скелетъ; кожа высохла; руки мои горятъ.
   "Еще двадцать дней въ неизвѣстности буду я ждать рѣшенія г. де-Сувиньи, потому-что сама, конечно, не произнесу его; и если онъ мнѣ ничего не скажетъ... разводъ нашъ не состоится? Слышу ваши жалобы: вы упрекаете меня, что я уступаю предразсудку. Но любовь къ дѣтямъ развѣ предразсудокъ? Странное дѣло! Я первая просила развода; я такъ желала его, когда онъ былъ далекъ отъ меня; а теперь, когда сейчасъ могу получить его,-- колеблюсь, и готова отказаться. Увы! въ минуту моего брака я также колебалась. Сначала, я рада была, что выйду изъ монастыря; но по мѣрѣ того, какъ приближался назначенный день, мнѣ становилось страшно, и хотя тогда я еще не знала васъ, но мнѣ казалось, что я буду несчастлива. Не-уже-ли такое же предчувствіе и теперь родилось во мнѣ? Должна ли я уступить ему? Должна ли броситься къ его ногамъ?..
   "Не пугайтесь, милый эгоистъ; вотъ приглашеніе на завтра къ мэру. Г. де-Сувиньи торопится!"
   

VIII.

   "Наконецъ, мой другъ, я свободна, и безъ преступленія могу любить тебя! наконецъ, я могу тебя видѣть и дать клятву принадлежать тебѣ, какъ-скоро бракъ нашъ будетъ возможенъ по закону. Я вижу твой нахмуренный взглядъ: три года кажутся тебѣ слишкомъ долги. Но вѣдь вы можете говорить мнѣ о вашей любви, я могу увѣрятъ васъ въ своей; мы можемъ часто видѣться, можемъ жить надеждой... О, Шарль! Шарль! какія вознагражденія я обѣщаю вамъ!
   "Вы, вѣрно, хотите знать, каково было наше послѣднее свиданіе. Вы, конечно, думаете, что, пріѣхавъ къ мэру, я подавлена была воспоминаніями супружества; что живѣе прежняго чувствовала предстоящія лишенія и оскорбленія. Такъ думала и я, отправляясь изъ дома къ мэру, и потому взяла съ собою флаконъ. Но не такъ сдѣлалось: я была тверда и безстрастнаточно такъ же, какъ еслибъ вы были на моемъ мѣстѣ: потому-что одна мысль овладѣла тогда мною. Пріѣхавъ въ Парижъ, я увидѣла васъ на бульварѣ, и хотя вы не замѣтили меня, но я узнала вашу задумчивую походку, ваше блѣдное лицо и подумала, сколько счастья могу еще я принесть вамъ. Да, Шарль! увидѣвъ васъ, я еще глубже почувствовала любовь къ вамъ; я почувствовала, что эта любовь можетъ проникнуть всю мою душу, что пріидетъ время, когда я забуду свѣтъ, чтобъ думать только о васъ!
   

IX.

   "О, другъ мой! какіе тяжелые слѣды оставилъ во мнѣ твой вчерашній приходъ! Какъ смущена я сегодня! Вспоминая твои слова, твой восторгъ, я провела жгучую ночь,-- и чѣмъ больше думала, тѣмъ сильнѣе убѣждалась въ необходимости удалиться; я не должна тебя видѣть до той минуты, когда, чистая и спокойная, стану предъ алтаремъ, чтобъ соединиться съ тобою навсегда.
   "Не обвиняй меня въ недостаткѣ любви; ты видѣлъ вчера, какъ я блѣднѣла, краснѣла, дрожала, когда ты явился передо мною. Обнимая меня, ты чувствовалъ, какъ сильно билось мое сердце; но ты не знаешь... о! нѣтъ, ты никогда не узнаешь, хотя бы я и сказала тебѣ, какъ трудно было мнѣ противиться твоимъ просьбамъ, слезамъ твоимъ! Ты не знаешь, что я уже готова была покориться въ ту минуту, какъ два ангела пришли мнѣ на защиту -- мои дочери!
   "Шарль, я повторяю холодно, рѣшительно, что не хочу васъ видѣть до дня нашей свадьбы. Уѣзжайте, путешествуйте, разсѣявайтесь; но я не останусь вблизи отъ васъ; не подвергайте меня ежедневной борьбѣ и сожалѣніямъ. Вы знаете, вы сами говорили мнѣ, что добродѣтель женщины похожа на тѣ индійскіе кубки, которые разбиваются, когда въ нихъ попадетъ капля яда. У людей, привыкшихъ къ мыслямъ болѣе-важнымъ, къ убѣжденіямъ болѣе-обдуманнымъ, у людей испытанныхъ, можетъ-быть, достаетъ силъ остановиться на крутомъ склонѣ порока; но женщины, которыхъ все благоразуміе состоитъ въ чувствѣ, у которыхъ одинъ сторожъ -- вѣра, любовь, падаютъ въ бездну при первой ошибкѣ.
   "Такъ вы когда-то говорили мнѣ, Шарль, и мнѣ отраднѣе вспомнить эти слова ваши, нежели вчерашнія.
   "Я буду жалѣть, можетъ-быть, не такъ сильно, какъ ты, мой нѣжный другъ, но также глубоко,-- и это будетъ сожалѣніе, а не раскаяніе. И мои дочери! вы видѣли ихъ, какъ онѣ прекрасны, веселы, добры! именемъ ихъ и своимъ именемъ умоляю васъ -- не разрушайте нашего будущаго счастія! Вы любите путешествія; вотъ время для этой наклонности; но, уѣзжая, помните, что надо писать ко мнѣ часто. Говорите мнѣ о мечтахъ, гдѣ вы будете, о чувствахъ, мысляхъ, которыя эти мѣста пробудятъ въ васъ, которыя вы внесете въ нихъ съ собою. Говорите мнѣ о своей постоянной любви; вѣрьте въ любовь мою; но если не хотите оскорбить моего материнскаго чувства, если вы сохранили ко мнѣ какое-нибудь уваженіе, уѣзжайте, не старайтесь меня видѣть!"
   

Шарль къ Камиллѣ.

I.

Нанси.

   "Вы желали: надо было удалиться, не простившись съ вами. Оставивъ васъ третьяго-дня, упоенный счастіемъ и надеждой, я долженъ былъ, сдавивъ сердце, бѣжать отъ васъ,-- вы желали этого. О, Камилла! сколькихъ страданій стбила уже мнѣ ваша любовь! сколько ночей безъ сна! сколько дней провелъ я въ слевахъ! И въ то время, когда бы мы могли быть счастливы, надо бѣжать! И вы же называете меня эгоистомъ!
   "Съ отчаяніемъ въ душѣ пошелъ я на почтовый дворъ и спросилъ мѣсто въ отправлявшемся дилижансѣ. Хорошо, что никиго не было со мною въ дилижансѣ, потому-что когда мы тронулись въ дорогу, я заплакалъ какъ ребенокъ.
   "Долго катился дилижансъ; перемѣнили лошадей,-- а я еще не зналъ, куда мы ѣдемъ. Наконецъ, взглянувъ вокругъ, я съ изумленіемъ и радостью узналъ, что мы близь Mo, на той дорогѣ, по которой я возвращался съ вами изъ Пломбьера. О! сколько воспоминаній родилось въ головѣ моей въ эту минуту. Г. де-Сувиньи сидѣлъ тогда подлѣ васъ въ глубинѣ кареты; но его присутствіе нисколько не стѣсняло нашей бесѣды, потому-что еще не прошло тогда и недѣли, какъ я былъ съ вами. Мы оба были такъ молоды! Помните ли, какъ мы любовались живописными фабриками, красивыми деревьями, которыя стали въ рядъ нарочно для того, чтобъ смотрѣть на васъ; и луга, покрытые полевыми лиліями, и плоскіе берега Мозеля, усыпанные бѣлѣющимися вдали кремнями? Помните ли, какъ, выѣзжая изъ Шалона, мы, не смотря на доводы г. де-Сувиньи, остановились, чтобъ посмотрѣть восходъ солнца. Мы были на вершинѣ довольно-большаго холма: къ востоку тянулась огромная, темная равнина, и на небѣ, варумяненомъ зарею, рисовались готическіе силуэты шалонскихъ колоколень. Мало-по-малу, изъ-за зубчатыхъ кровель поднялось солнце и освѣтило долину, покрытую легкимъ туманомъ. Сначала мы увидѣли Марну, которая вилась огромнымъ серебрянымъ змѣемъ; потомъ -- высокіе тополи, подымавшіеся минаретами, среди округленныхъ куполами яблонь; потомъ разбросанныя деревни, стада, цвѣтистые луга. Помните ли, съ какимъ энтузіазмомъ смотрѣли мы на эту картину; взоры наши встрѣчались по тайному сочувствію, въ которомъ вамъ отказывалъ мужъ вашъ.
   "Я снова увидѣлъ тѣ же картины, но смотрѣлъ на нихъ холодно: не чувствовалъ очарованія, которое придавало имъ тогда ваше воображеніе. Каждый разъ, когда Марна, извиваясь близь дороги, выказывалась съ ея зелеными лугами, я смотрѣлъ на нее съ какою-то нѣжностью; я слѣдилъ за нею до Парижа, и съ грустью думалъ, что она бѣжитъ къ вамъ, а я долженъ отъ васъ удаляться.
   "Потомъ -- опять увидѣлъ я тульскій соборъ, которымъ вы такъ любовались. Я увидѣлъ его съ удовольствіемъ; онъ показался мнѣ старымъ другомъ, съ которымъ можно было говорить объ васъ.
   "Тутъ мнѣ показалось, что я еще не такъ несчастливъ. И какъ благодарилъ я случай, который привелъ меня на дорогу, гдѣ на каждомъ шагу можно было вспоминать о васъ! А когда воспоминанія мои, казалось, истощились, я нашелъ новый источникъ наслажденія рѣшился идти въ горы, гдѣ когда-то встрѣтилъ васъ, отъискивать мѣста, которыми мы вмѣстѣ любовались и оживить такимъ-образомъ въ памяти то счастье, которое такъ быстро пролетѣло въ моей жизни."
   

II.

Пломбьеръ.

   "Наконецъ, я остановился въ Пломбьерѣ! Такъ же какъ тогда, живу противъ гостинницы, которую вы занимали. Съ тихой, сладкой грустью смотрю я на этотъ балконъ, гдѣ вы гуляли передъ завтракомъ, и иногда, поглощенный воспоминаніями, забываю все горе, пережитое съ-тѣхъ-поръ; кажется, будто окно отворилось; явились вы, сердце мое сильно бьется при видѣ, какъ наклоняется ко мнѣ ваша дивная головка.
   "Сегодня утромъ я пошелъ по берегу рѣки, и вдругъ очутился передъ фонтаномъ Станислава, противъ утеса, гдѣ встрѣтились мы въ первый разъ. Я остановился и, прислонившись къ дереву, не могъ отвести глазъ съ того мѣста, на которомъ вы тогда стояли!
   "Вы, можетъ-быть, не помните это, то; но я никогда не забуду.
   "Пріѣхавъ изъГерманіи, я пришелъ къ вамъ въ то время, когда вы съ г. де-Сувиньи и другими вышли изъ дома. Мнѣ показали, куда вы пошли, и я нашелъ подлѣ фонтана пять или шесть женщинъ. Одна изъ нихъ была такъ хороша, такъ граціозна, такъ прекрасна! Я былъ въ восторгѣ, что опекуна моего не было подлѣ нея. Но онъ вышелъ изъ избенки, обнялъ меня, представилъ вамъ, положилъ вашу ручку въ мою, и я принялъ ее съ сожалѣніемъ!
   "Помните ли маленькую долину, которая тянется вдоль люксёльской дороги?-- Нѣсколько рябинъ, ясени, разбросанныя по равнинѣ; говорливый ручей, сельскій мостъ, перекинутый такою чудной зеленью, такими прекрасными деревьями, что издали можно было принять его за англійскій садъ! Вы какъ-то говорили мнѣ, что вамъ бы хотѣлось поселиться тамъ, жить фермеркой среди голубей и куръ, ѣздить верхомъ по горамъ на тамошнихъ маленькихъ лошадкахъ. Я смѣялся тогда и не вѣрилъ, чтобъ вы могли отказаться отъ удовольствій свѣта, въ которомъ у васъ столько торжествъ, но теперь я узналъ васъ лучше, и если вы хотите, Камилла, мы поселимся тамъ. Вы знаете, я бѣденъ; ваше состояніе также невелико, и въ Парижѣ, можетъ-быть, вы будете чувствовать лишенія, если не сожалѣнія. Здѣсь -- мы будемъ богаты. Я куплю эти луга и лѣса, которые вы полюбили. Какое наслажденіе -- жить здѣсь, въ постоянномъ уединеніи, ходить вмѣстѣ по этимъ горамъ и изучать ихъ жителей, птицъ, насѣкомыхъ и растенія; какое удовольствіе хозяйничать, улучшать нашу ферму, имѣть лучшихъ собакъ, лучшихъ лошадей, лучшихъ коровъ въ цѣломъ департаментѣ! Наконецъ, если бы и замедлились часы, если вы хотите дать вашимъ дѣтямъ свѣтское образованіе, то въ Пломбьерѣ, на водахъ мы найдемъ и лучшее общество.
   "Что скажете вы на мое предложеніе? Такъ ли оно вамъ нравится, какъ мнѣ? Чувствуете ли вы въ себѣ довольно твердости, чтобъ жить пустынницей? Скажите -- тотчасъ же пріймусь за приготовленія: это будетъ для меня отраднымъ занятіемъ, и пріискивая все, что можетъ привлечь васъ, я забуду о томъ, сколько времени еще васъ не увижу."
   

III.

   "Вотъ мы и владѣльцы въ Вогезскихъ Горахъ. Я кончилъ дѣло -- купилъ сто акровъ луговъ и лѣса. Въ Эпиналѣ нашелъ я архитектора, который понялъ, чего мнѣ надо, и на-дняхъ мы пріймемся за работу. Планъ дома уже почти конченъ. Домъ будетъ обращенъ на востокъ; изъ оконъ видна долина и люксёльская дорога. Два павильйона будутъ соединены галереей. Широкій балконъ -- родъ индійскаго верандага, на тонкихъ желѣзныхъ столбахъ, такъ-что въ дождливое время можно будетъ гулять вокругъ дома. Сначала мнѣ хотѣлось сдѣлать плоскую кровлю; но надо было отказаться отъ этого желанія, потому-что снѣга здѣсь слишкомъ-велики. Я бросился въ другую крайность, и крыши наши поднимутся этеньюрами, какъ на вашемъ аббатствѣ.
   "Внизу будетъ зала, библіотека, бильярдная и столовая.
   "Въ первомъ этажѣ одинъ павильйонъ для дѣтей, и -- ни одинъ профанъ не проникнетъ въ ваше святилище: я поселюсь въ галереѣ; другой павильйонъ назначается для слугъ, и тамъ же нѣсколько комнатъ для друзей. Все будетъ очень-просто, но, надѣюсь, изящно и удобно.
   "Вотъ мои планы. Можетъ-быть, когда-нибудь и вознаградитъ меня за все это сладкая улыбка, отъ которой я такъ часто бывалъ счастливъ."
   

Камилла къ Шарлю.

   "Три роковые года окончатся чрезъ два мѣсяца. Пріѣзжайте въ Сен-Марь за новыми приказаніями. К..."
   Получивъ это письмо, Шарль тотчасъ же пустился въ дорогу, и вечеромъ къ одиннадцати часамъ былъ уже въ старомъ аббатствѣ Сен-Маръ.
   Взволнованный сильными ощущеніями, онъ остановился передъ воротами. "Что она дѣлаетъ теперь?" думалъ онъ". "Чувствуетъ ли, что я такъ близко? Вѣрно, она не слыхала, какъ я подъѣхалъ, иначе выбѣжала бы на встрѣчу.-- Но возможно ли, чтобъ она не слыхала? Если какое-нибудь несчастіе... если я, полный надеждъ и радостей, увижу счастіе моей жизни разрушеннымъ?" И тысячи печальныхъ мыслей роились въ головѣ Шарля. Дрожащей рукой поднялъ онъ огромный молотокъ и ударилъ: дверь заколебалась и издала плачевный звукъ; сосѣднія собаки начали страшно выть; но въ аббатствѣ было все тихо. Шарль съ томительнымъ изумленіемъ началъ прислушиваться. Прошло минутъ пять, и онѣ показались ему цѣлымъ часомъ: онъ слушалъ и ничего не слыхалъ, -- ничего, кромѣ біенія своего сердца и глухаго шума въ ушахъ.
   Наконецъ, старая служанка отворила форточку. Шарль нетерпѣливо отвѣчалъ на ея вопросы. Вдругъ услышалъ онъ голосъ, отъ котораго встрепенулась душа его; дверь отворилась, и онъ уже былъ въ объятіяхъ Камиллы.
   -- Какъ вы измѣнились! какъ постарѣли! говорила ему Камилла, сидя передъ каминомъ вмѣстѣ съ двумя своими дочерьми, которыя также проснулись. Вы были очень-несчастливы? И посѣдѣли! О! впередъ я не отпущу васъ ни на день отъ себя.
   Шарль былъ въ восторгѣ; а между-тѣмъ, обычная задумчивость не сходила съ улыбающагося лица его. "И вы перемѣнились" говорилъ онъ; ""но иначе: вы похорошѣли. Какъ идетъ къ вамъ этотъ важный, спокойный, величественный взглядъ! Такъ смотритъ горній духъ, у котораго одна мысль -- любовь, одно чувство -- любовь! Какъ нравится мнѣ эта ясность взглядапрежде онъ всегда былъ туманенъ... и Шарль остановился, и грустное чувство омрачило его лицо при воспоминаніи прошлыхъ горестей.
   Наконецъ -- надо было разстаться. Пробило двѣнадцать часовъ -- Камилла вздрогнула. "Четыре года тому назадъ, сказала она, какъ я удалилась въ эту келлью. Я отказалась отъ надеждъ и думала, что въ жизни моей уже ничего не будетъ, кромѣ страданій; а теперь... О! теперь я счастлива!"
   Она взяла руки Шарля и сжала ихъ. Шарль поцаловалъ эти руки, и они разошлись.
   Два мѣсяца прошли быстро въ приготовленіяхъ къ свадьбѣ и отъѣзду. Въ назначенный день, рано утромъ, старикъ приходскій священникъ совершилъ обрядъ въ присутствіи нѣкоторыхъ сосѣднихъ поселянъ; а послѣ церемоніи всѣ возвратились въ Сен-Маръ. За обильнымъ столомъ собесѣдники были молчаливы и, казалось, не хотѣли нарушать торжественной тишины. Г-жа де-Сент-Обэнъ смотрѣла на новобрачныхъ съ умиленіемъ; слезы катились по щекамъ ея, и она не замѣчала ихъ; но Камилла увидѣла и поняла,-- она горячо обняла тётку. Г-жа де-Сент-Обэнъ не выдержала и, всхлипывая, ушла въ свою комнату.
   Когда она возвратилась, лицо ея было спокойно, и на губахъ явилась привѣтная улыбка.
   Скоро новобрачные сѣли въ коляску; кучеръ ударилъ, и лошади понеслись въ галопъ.
   Камилла углубилась въ уголъ и впала въ ту задумчивость, которая приходитъ обыкновенно послѣ всякой важной перемѣны въ жизни. Не смотря на любовь, она не могла безъ сожалѣнія разстаться съ домомъ, въ которомъ была такъ несчастлива: воспоминаніе всегда расцвѣчиваетъ мѣсто прошедшихъ страданій болѣе-пріятными красками, нежели то, гдѣ мы были счастливы.
   Мало-по-малу, воображеніе Камиллы отдалилось отъ прошедшаго и перешло къ улыбавшейся будущности. Шарль въ восторгѣ слѣдилъ за мыслями Камиллы на лицѣ ея.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

   Прошло около десяти лѣтъ. Въ прекрасный лѣтній вечеръ, по долинѣ близь дороги изъ Пломбьера въ Люксёль шла Камилла, опираясь на руку Шарля; за ними двѣ бѣлокурыя дѣвочки, обнявъ другъ друга, и наконецъ два мальчика, прыгавшіе по скату холма.
   Группа была такъ стройно-прекрасна, что посторонній зритель вѣрно позавидовалъ бы счастію этихъ людей, если онъ подобное счастіе принесъ въ жертву тщеславію и предразсудкамъ свѣта.
   -- А я ужь вѣрно прежде тебя увижу первую звѣздочку, говорила одна дѣвочка своей сестрѣ.
   Обѣ онѣ остановились и, прыгая, кричали:
   -- О! нѣтъ, я увижу первую звѣздочку.
   Счастливые родители обернулись на эти возгласы. Камилла обѣщала поцаловать ту, которая сдѣлаетъ открытіе, и всѣ начали смотрѣть на небо. Скоро самый маленькій захлопалъ въ ладоши.
   -- Я нашелъ! цалуй меня, мама! я нашелъ! кричалъ онъ изъ всѣхъ силъ, указывая своимъ маленькимъ пальчикомъ на востокъ, гдѣ изъ-за деревьевъ показался Юпитеръ. Онъ тотчасъ получилъ обѣщанную награду, а Шарль, между-тѣмъ, улыбаясь, объяснялъ ему, что онъ не вполнѣ выигралъ награду, потому-что замѣтилъ не звѣзду, а планету. Такого рода были вообще ихъ уроки.
   Вдругъ на дорогѣ показалась коляска. Она неслась во весь опоръ зигзагами, бросаясь, подобно пьяному, то въ ту, то въ другую сторону. Чѣмъ ближе она подъѣзжала, тѣмъ изумленіе и испугъ зрителей становились сильнѣе, потому-что съ одной стороны дороги начинался крутой скатъ, и еслибъ колесо скатилось на него, то путешественники погибли бы.
   Скоро раздался голосъ сидѣвшаго на козлахъ почтальйона.
   -- Стой! стой, ямщикъ! ты убьешь насъ всѣхъ.
   Ямщикъ, вѣроятно пьяный, вмѣсто отвѣта, еще сильнѣе билъ лошадей; и лошади летѣли, описывая неправильныя кривыя линіи. Наконецъ, почтальйонъ соскочилъ, скоро оправился отъ толчка и побѣжалъ за коляской. Въ то же время, колеса съѣхали на скатъ, коляска сильно наклонилась, и, стукнувшись о дерево, затрещала. Раздался крикъ, и все смолкло.
   Черезъ нѣсколько секундъ, на скатѣ явилась желто-красно-черная масса, быстро катившаяся внизъ. То былъ ямщикъ, который не успѣлъ схватиться за деревья, и, закрывая голову руками, повиновался закону тяжести. Онъ катился, катился и только по-временамъ стукался сапогами о камни; передъ нимъ катилась его шляпа; -- платье его, цѣпляясь за кусты, оставалось на нихъ лоскутами; а онъ, невозмутимый, какъ Горацій, катился, не заботясь ни о чемъ, и катился бы до безконечности, еслибъ у подножія ската не было ручья, въ которомъ онъ и исчезъ.
   Шарль бросился къ нему; но не сдѣлалъ и ста шаговъ, какъ ямщикъ, совершенно отрезвленный холодной водой, всталъ, вышелъ на берегъ и молча смотрѣлъ на причиненное имъ бѣдствіе.
   Шарль побѣжалъ къ экипажу, который, къ-счастію, попалъ на три старыя ясени и удержался. Почтальйонъ былъ подлѣ; онъ отперъ дверцу, и Шарль увидѣлъ внутри человѣка, лежавшаго безъ памяти.
   Въ это время пришли два садовника, присланные Камиллой; они подняли старика и перенесли его на рукахъ въ домъ. Шарль шелъ за ними и съ отчаяніемъ смотрѣлъ на лысую голову и блѣдное, окровавленное лицо путешественника, потому-что въ немъ онъ узналъ покровителя своей молодости, отца, котораго онъ лишилъ дѣтей, супруги, -- котораго оскорбилъ онъ, -- человѣка, имени котораго онъ не смѣлъ произнесть... узналъ г. де-Сувиньи.
   Тысячи горькихъ мыслей родились въ головѣ его; проснулись всѣ сожалѣнія, упреки совѣсти; но больше всего тревожила его мысль о томъ, что будетъ съ Камиллой, когда она узнаетъ гостя. Увидѣвъ свою жену шагахъ въ двадцати, онъ вздрогнулъ, бросился къ ней на встрѣчу, взялъ ее за руку и быстро увлекъ за собою; потомъ -- взволнованнымъ голосомъ сталъ умолять ее удалиться отъ незнакомца, чтобъ не видѣть его страданій, и, оставивъ ее въ недоумѣніи, возвратился къ г. де-Сувиньи.
   Когда пломбьерскій врачъ объявилъ, что больной, хотя и не можетъ скоро оправиться, но не опасенъ, Шарль, едва удерживаясь отъ радости, побѣжалъ къ Камиллѣ и съ самыми нѣжными предосторожностями открылъ ей, кого такъ странно забросила къ нимъ судьба. Камилла, блѣдная, неподвижная, не смѣла отвѣчать. Когда онъ кончилъ, она встала, чтобъ идти и броситься къ ногамъ Сувиньи, но Шарль остановилъ ее и, успокоивъ нѣжными ласками, объяснилъ, какъ онъ намѣренъ поступить.
   Онъ счелъ долгомъ сказать дѣвочкамъ о г. де-Сувиньи, что этотъ старикъ -- ихъ отецъ, но не хотѣлъ допустить ихъ къ нему прежде совершеннаго выздоровленія больнаго; а позже -- ни онъ, ни Камилла не должны были показываться ему на глаза до-тѣхъ-поръ, пока онъ не узнаетъ всего.
   Два дня г. де-Сувиньи иролежалъ въ жестокой лихорадкѣ; сестры поочередно сидѣли у его постели. На третій день, очнувшись, онъ увидѣлъ ихъ обѣихъ полусклонившихся къ его постели. Г. де-Сувиньи кликнулъ слугу своего Джона и спросилъ, что это значитъ. Джонъ разсказалъ ему о паденіи и о постоянно-оказываемомъ ему попеченіи. Г. де-Сувиньи просилъ дѣвушекъ подойдти къ нему и благодарилъ ихъ взволнованнымъ голосомъ; -- онъ вспомнилъ, что и у него были двѣ дочери такихъ же лѣтъ,-- а между-тѣмъ жилъ онъ одинокій, забытый... Обнявъ рукою станъ Полины, Юлія стояла съ нею у изголовья постели, и прекрасныя болокурыя головки, наклоненныя къ отцу, выражали столько состраданія и любви, что больной, опираясь на локоть, невольно приподнялся, чтобъ лучше разсмотрѣть ихъ. Онъ взялъ ихъ за руки, сжалъ ихъ дрожащими руками и -- глубоко вздохнулъ, замѣтивъ въ нихъ сходство съ гой, которую напрасно старался забыть.
   Съ этой минуты до полнаго своего выздоровленія, г. де-Сувиньи принималъ нѣжныя услуги дѣвушекъ съ странною смѣсью наслажденія и тоски. Онѣ то читали ему, то, усѣвшись съ работой у его постели, разсказывали о красотахъ своихъ горъ. Поутрамъ осторожно приходили онѣ смотрѣть, не проснулся ли онъ, и больной, заслышавъ въ комнатѣ шумъ платья и легкій шелестъ шаговъ ихъ, чувствовалъ невыразимую радость, къ которой давно считалъ себя неспособнымъ.
   Иногда спрашивалъ онъ о здоровьѣ ихъ матери, потому-что ему сказали, что хозяйка дома нездорова; онъ удивлялся, отъ-чего онѣ остаются у него дольше, чѣмъ у нея; но слуга его, которому ввѣрена была до половины тайна, всегда умѣлъ какъ-нибудь увернуться въ отвѣтѣ, -- и удовольствіе -- быть въ сообществѣ прелестныхъ сидѣлокъ, мѣшало г. де-Сувиньи заняться разъясненіемъ окружавшей его таинственности.
   Черезъ двѣ недѣли, ему стало лучше; онъ ходилъ уже по комнатѣ и сталъ говорить о томъ, что скоро пойдетъ благодарить хозяйку. Полина передала это намѣреніе Шарлю и Камиллѣ; сдѣлали совѣщаніе о томъ, какъ поступить; рѣшили, что необходимо объясненіе; но такъ-какъ никто на это не вызвался, то разошлись, говоря, что надо ждать случая.
   На слѣдующій день, утромъ, Шарль ушелъ съ дѣтьми; прислуга была занята въ саду, частію на кухнѣ; Джонъ, подавъ господину своему книгу, отправился къ рѣчкѣ ловить форелей; Камилла сочла удобнымъ временемъ взглянуть, хоть на мгновеніе, на человѣка, котораго любила какъ отца. Украдкой пробралась она на галерею и осторожно подошла къ сѣверному павильйону. Г. де-Сувиньи сидѣлъ на диванѣ; на колѣняхъ лежала у него книга; но онъ не читалъ и, казалось, погруженъ былъ въ мрачное раздумье. Камилла оперлась на дверь и съ трепещущимъ сердцемъ глядѣла сквозь замочную скважину на обнаженный лобъ, впалыя щеки и дряхлое тѣло старика -- О! думала она:-- кто бы повѣрилъ прежде, что четырнадцать лѣтъ могли такъ измѣнить эту благородную наружность! Но не годы, а печаль состарѣла его!.. И, не выдержавъ этой тяжелой мысли, она упала безъ памяти на полъ.
   Г. де-Сувиньи вздрогнулъ, услышавъ шумъ. Онъ всталъ, отворилъ двери и увидѣлъ на полу женщину; нагнулся къ ней, схватилъ ее за руки, взглянулъ ей въ лицо, и -- судорожная дрожь пробѣжала по немъ. Камилла начала приходить въ себя, открыла глаза и встрѣтила взоръ г. де-Сувиньи.
   -- Камилла, вскрикнулъ онъ: -- ты ли это? Вы ли это, сударыня?.. Она стала на колѣни, схвати его руки и покрывала ихъ поцалуями и слезами.
   -- Встаньте... оставьте меня... Боже мой! голова у меня кружится!.. Ты ли это, Камила?.. Какъ вы сюда попали?...
   Замѣтивъ, что онъ шатается, Камилла быстро поднялась, повела его и посадила на диванъ; потомъ, стоя на колѣняхъ, съ сложенными руками, блѣдная, дрожащимъ голосомъ пересказала ему свою тоску, угрызенія совѣсти, намѣреніе оставить свѣтъ и предаться уединенію; потомъ -- судьбу, приведшую его къ ихъ дверямъ, и намѣреніе ихъ не открываться до тѣхъ-поръ, пока не будетъ онъ тронутъ и обезоруженъ ласками дочерей.
   -- Мои дочери! Это мои дочери! О, дайте мнѣ прижать ихъ къ сердцу, чтобъ въ головъ у меня не потемнѣло! Приведите ихъ: я благословлю васъ, пока не умеръ!
   Съ радостнымъ крикомъ бросилась Камилла звать дочерей. Она увидѣла ихъ вдали; онъ съ Шарлемъ и братьями всходили на холмъ. Камилла побѣжала къ нимъ, хотѣла разсказать про свое счастіе, но невозможно было понять ея несвязныхъ рѣчей. Она только повторяла: "идите! идите всѣ!" и, взявъ за руки Полину и Юлію, повела ихъ въ комнату отца. Изумленный Шарль смотрѣлъ имъ вслѣдъ; но когда увидѣлъ, что онѣ вошли въ комнату г. де-Сувиньи, увидѣлъ, что старикъ всталъ и обнялъ всѣхъ троихъ, -- ему показалось, что съ души у него спала тяжелая ноша.
   Послѣ первыхъ восторовъ, г. де-Сувиньи замѣтилъ на порогѣ Шарля съ двумя сыновьями.
   -- Подите ко мнѣ, сказалъ онъ:-- я такъ счастливъ, что могу обнять и ихъ.
   Шарль бросился къ ногамъ его, и слышны были только слова -- прощенія, раскаянія, благословенія.
   Когда старикъ былъ уже въ состояніи ѣхать въ каретѣ, -- докторъ настаивалъ, чтобъ онъ отправился на пломбьерскія воды. Немного поспоривъ, онъ согласился и вечеромъ объявилъ о томъ всему семейству.
   -- Дѣти мои, сказалъ онъ дочерямъ: вы поѣдете со мною, потому-что я не могу обойдтись безъ васъ. Мы пробудемъ въ Пломбьерѣ два сезона, какъ совѣтуетъ мнѣ докторъ, а потомъ...
   Тутъ онъ остановился и не рѣшался выразить вполнѣ своей мысли.
   -- А потомъ, сказалъ Шарль, взявъ его за руку и смотря ему въ глаза: -- потомъ, если ваши несчастія и наша неблагодарность не измѣнили вашего характера, если вы -- все тотъ же доблестный человѣкъ, который когда-то любилъ меня, -- то вы поселитесь у насъ.
   -- Я не смѣлъ просить васъ объ этомъ, отвѣчалъ г. де-Сувиньи.
   Они сжали другъ другу руки молча, потому-что поняли другъ друга.
   Хорошенькія сестры удвоили ласки, чтобъ доказать старику, какъ радуетъ ихъ его намѣреніе. Мальчики прыгали около него.
   -- А вы, сказалъ онъ Камиллѣ:-- вы ничего не говорите?
   Со слезами на глазахъ Камилла кротко взглянула на него и, склонившись предъ нимъ, схватила его руку и поцаловала ее съ благодарностью и уваженіемъ...

"Отечественныя Записки", No 1, 1847

   
   
   

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru