Некрасов Николай Алексеевич
Некрасов Н. А.: биобиблиографическая справка

Lib.ru/Классика: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь]
Скачать FB2

Оценка: 3.83*43  Ваша оценка:

   НЕКРАСОВ, Николай Алексеевич [28.XI(10.XII).1821, местечко Немиров Подольской губ.-- 27XII.1877 (8.I.1878), Петербург. Похоронен на кладбище Новодевичьего монастыря] -- поэт, прозаик, критик, издатель. Детские годы Н. прошли на Волге в с. Грешнево Ярославской губ. Осенью 1824 г., выйдя в отставку в чине майора, здесь поселился вместе с семьею в родовом имении его отец, Алексей Сергеевич Некрасов (1788--1862). В Грешневе он вел обычную жизнь мелкопоместного дворянина, в распоряжении которого было лишь 50 душ крепостных. Человек крутого нрава и деспотического характера, отец Н. не щадил своих подданных. Доставалось подвластным ему мужикам, хватили с ним горя и домочадцы, особенно мать поэта, Елена Андреевна, в девичестве Закревская (ум. в 1841 г.), женщина доброй души и чуткого сердца, умная и образованная. Горячо любя детей, ради их счастья и спокойствия, она терпеливо занималась воспитанием и безропотно сносила царивший в доме произвол.
   Крепостническое самодурство в те годы было явлением заурядным, но с детских лет глубоко уязвило оно душу Н., потому что жертвой оказался не только он сам, не только грешневские крестьяне, но и горячо любимая, "русокудрая", голубоокая мать поэта. "Это было раненное в самом начале жизни сердце,-- писал о Н. Ф. М. Достоевский,-- и эта-то никогда не заживавшая рана его и была началом и источником всей страстной, страдальческой поэзии его на всю потом жизнь" (Полн. собр. соч.-- Т. 26.-- С. 111). Именно из Грешнева Н.-поэт вынес исключительную чуткость к чужому страданию.
   От своего отца Н. унаследовал силу характера, твердость духа, завидное упрямство в достижении цели и с ранних лет заразился охотничьей страстью, которая способствовала искреннему сближению его с народом. В Грешневе завязалась сердечная привязанность Н. к русскому крестьянину, определившая впоследствии исключительную народность его творчества. В автобиографии Н. писал: "Сельцо Грешнево стоит на низовой Ярославско-Костромской дороге... барский дом выходит на самую дорогу, и все, что по ней шло и ехало и было ведомо, начиная с почтовых троек и кончая арестантами, закованными в цепи, в сопровождении конвойных, было постоянной пищей нашего детского любопытства" (Полн. собр. соч. и писем.-- Т. XII.-- С. 16). Грешневская дорога явилась для Н. началом познания многошумной и беспокойной народной России. Об этой же дороге вспоминал поэт с благодарностью в "Крестьянских детях": "У нас же дорога большая была: / Рабочего звания люди сновали / По ней без числа" (Т. II.-- С. 118). А. Н. Островский неспроста называл Ярославско-Костромской край "самой бойкой, самой промышленной местностью Великороссии", а Н. В. Гоголь в "Мертвых душах" доверил "птицу-тройку" "ярославскому расторопному мужику". С незапамятных времен дорога вошла в жизнь крестьянина российского Нечерноземья. Суровая северная природа пробуждала в нем особую изобретательность в борьбе за существование: труд на земле подкреплялся попутными ремеслами. Завершив полевую страду, устремлялись мужики в города, всю зиму трудились на чужой стороне, а по весне возвращались в родные деревни. Еще мальчиком встретил Н. на грешневской дороге крестьянина, не похожего на патриархального хлебороба, кругозор которого ограничивался пределами своей деревни. Отходник далеко побывал, многое повидал, на стороне он не чувствовал повседневного гнета со стороны помещика и управляющего. Это был человек независимый, гордый, критически оценивающий окружающее: "И сказкой потешит, и притчу ввернет". Этот тип мужика стал повсеместным не везде и не сразу. Только после 1861 г. "падение крепостного права встряхнуло весь народ, разбудило его от векового сна, научило его самого искать выхода, самого вести борьбу за полную свободу... На смену оседлому, забитому, приросшему к своей деревне, верившему попам, боявшемуся "начальства" крепостному крестьянину вырастало новое поколение крестьян, побывавших в отхожих промыслах, в городах, научившихся кой-чему из горького опыта бродячей жизни и наемной работы" (Ленин В. И. Полн. собр. соч.-- Т. 20.-- С. 141).
   В характере самого Н. с детских лет укоренился дух правдоискательства, искони присущий его землякам -- костромичам и ярославцам. Народный поэт тоже пошел по дороге "отходника", только не в крестьянском, а в дворянском ее существе. Рано стал тяготиться Н. крепостническим произволом в доме отца, рано стал заявлять свое несогласие с отцовским образом жизни. В Ярославской гимназии, куда он поступил в 1832 г., Н. целиком отдался приобретенной от матери любви к литературе и театру. Юноша не только много читал, но и пробовал свои силы на литературном поприще. К моменту решающего поворота в его судьбе у Н. была тетрадь собственных стихов, написанных в подражание модным тогда романтическим поэтам -- В. Г. Бенедиктову, В. А. Жуковскому, А. И. Подолинскому.
   20 июля 1838 г. шестнадцатилетний Н. отправился в дальний путь с "заветной тетрадью". Вопреки воле отца, желавшего видеть сына в военном учебном заведении, Н. решил поступить в Петербургский университет. Неудовлетворительная подготовка в Ярославской гимназии не позволила ему выдержать экзамены, но упорный Н. определился вольнослушателем и в течение двух лет посещал занятия на филологическом факультете. Узнав о поступке сына, А. С. Некрасов пришел в ярость, отправил Н. письмо с угрозой лишить его всякой материальной поддержки. Но крутой характер отца столкнулся с решительным нравом сына. Наступил разрыв: Н. остался в Петербурге без всякой поддержки и опоры. "Петербургскими мытарствами" называют обычно этот период в жизни Н. Мытарств было много: провал на университетских экзаменах, разнос в критике первого сборника подражательных, ученических стихов "Мечты и звуки" (1840), полуголодное существование, наконец, поденная черновая работа в столичных журналах и газетах ради куска хлеба. Но одновременно формировался стойкий, мужественный характер: "хождение по мукам" и закалило поэта и открыло перед ним жизнь петербургских низов. Важнейшей темой его Музы стала судьба простого человека: русской женщины-крестьянки, бесправного мужика, городского нищего люда.
   Литературный талант Н. подмечает издатель театрального журнала "Репертуар и пантеон" Ф. А. Кони. Не без его поддержки Н. пробует силы в театральной критике, но обретает популярность как автор стихотворных фельетонов ("Говорун", "Чиновник") и водевилей ("Актер", "Петербургский ростовщик"). Увлечение драматургией не проходит бесследно для поэтического творчества Н.: драматический элемент пронизывает его лирику, поэмы "Русские женщины", "Современники", "Кому на Руси жить хорошо".
   В 1843 г. поэт встречается с В. Г. Белинским, страстно увлеченным идеями французских социалистов-утопистов, клеймящим существующее в России общественное неравенство: "Что мне в том, что для избранных есть блаженство, когда большая часть и не подозревает его возможности?.. Горе, тяжелое горе овладевает мною при виде босоногих мальчишек, играющих на улице в бабки, и оборванных нищих, и пьяного извозчика, и идущего с развода солдата, и бегущего с портфелем под мышкою чиновника..." (Полн. собр. соч.-- Т. XII.-- С. 69). Социалистические идеи Белинского нашли в душе Н. самый прямой и прочувствованный отклик: горькую долю бедняка он испытал на собственном опыте. Именно теперь Н. преодолевает романтические увлечения юности и выходит в поэзии на новую дорогу, создавая глубоко реалистические стихи. Первое из них -- "В дороге" (1845) -- вызвало восторженную оценку Белинского: "Да знаете ли вы, что вы поэт -- и поэт истинный?" (Панаев И. И. Литературные воспоминания.-- Л., 1950.-- С. 249). Критик писал, что стихи Н. "проникнуты мыслию; это -- не стишки к деве и луне: в них много умного, дельного и современного" (Полн. собр. соч.-- Т. IX.-- С. 573). Однако и романтический опыт не прошел для Н. бесследно: в "Мечтах и звуках" определились типичные для Н. трехсложные размеры и дактилические рифмы; соединение высоких романтических формул с прозаизмами поможет зрелому Н. поднимать до высот поэзии бытовую повседневность жизни.
   Общение с Белинским Н. считал решающим, поворотным моментом в своей судьбе. Впоследствии поэт заплатил щедрую дань любви и благодарности своему Учителю в стихотворении "Памяти Белинского" (1853), поэме "В. Г. Белинский" (1855), в "Сценах из лирической комедии "Медвежья охота" (1867): "Ты нас гуманно мыслить научил, / Едва ль не первый вспомнил о народе, / Едва ль не первый ты заговорил / О равенстве, о братстве, о свободе..." (Ill, 19). Белинский ценил в Н. острый критический ум, поэтический талант, глубокое знание народной жизни и типичную для ярославцев деловитость и предприимчивость. Благодаря этим качествам Н. становится умелым организатором литературного дела. Он собирает и публикует в середине 40 гг. два альманаха -- "Физиология Петербурга" (1845) и "Петербургский сборник" (1846). В них печатают очерки, рассказы и повести о жизни столичной бедноты, мелких и средних слоев общества друзья Белинского и Н., писатели "натуральной школы", сторонники гоголевского, критического направления русского реализма -- В. Г. Белинский, А. И. Герцен, И. С. Тургенев, Ф. М. Достоевский, Д. В. Григорович, В. И. Даль, И. И. Панаев и др.
   Сам Н. в эти годы наряду с поэзией пробует свои силы в прозе. Особо выделяется незаконченный его роман "Жизнь и похождения Тихона Тростникова" (1843--1848)--произведение во многом автобиографическое, связанное с "петербургскими мытарствами". Отдельные сюжеты и тематические мотивы этого романа Н. разовьет затем в поэзии: "Несчастные" (1856), "На улице" (1850), "О погоде" (1858), "Ванька" (1850), "Извозчик" (1855) и др.
   С 1847 г. в руки Н. и Панаева переходит журнал "Современник", основанный А. С. Пушкиным, потускневший после его смерти под редакцией П. А. Плетнева и теперь заново возрожденный. В "Современнике" расцветает редакторский талант Н., сплотившего вокруг журнала лучшие литературные силы 40--60 гг. И. С. Тургенев публикует здесь "Записки охотника", И. А. Гончаров -- роман "Обыкновенная история", Д. В. Григорович -- Повесть "Антон-Горемыка", В. Г. Белинский -- поздние критические статьи, А. И. Герцен -- повести "Сорока-воровка" и "Доктор Крупов".
   Н. спасает высокую репутацию "Современника" и в годы "мрачного семилетия" (1848--1855), когда придирки цензоров доходили до нелепости и даже в поваренных книгах вычеркивалось словосочетание "вольный дух". Случалось, что перед выходом "Современника" цензура запрещала добрую треть материала, и Н. приходилось проявлять невероятную изобретательность, чтобы спасти журнал от катастрофы. Именно в этот период Н. совместно с гражданской женой А. Я. Панаевой пишет два объемистых романа "Три страны света" (1848--1849) и "Мертвое озеро" (1851), призванные заполнять запрещенные цензурой страницы журнала. В суровых условиях оттачивается мастерство Н.-редактора, его умение ловко обходить цензурные препятствия. На квартире Н. устраиваются еженедельные обеды, в которых, наряду с сотрудниками журнала, принимают участие цензоры, волей-неволей смягчающие свой нрав в интимной обстановке. Использует Н. и свои знакомства с высокопоставленными людьми как член Английского клуба и искусный игрок в карты. После смерти Белинского в 1848 г. Н. подключается к работе в литературно-критическом разделе журнала. Его перу принадлежит ряд блестящих критических статей, среди которых выделяется очерк "Русские второстепенные поэты" (1850), восстанавливающий пошатнувшуюся в 40 гг. репутацию поэзии. Заслуга Н.-редактора перед русской литературой заключается и в том, что, обладая редким эстетическим чутьем, он выступал в роли первооткрывателя новых литературных талантов. Благодаря Н., на страницах "Современника" появились первые произведения Л. Н. Толстого "Детство", "Отрочество", "Юность" и "Севастопольские рассказы". В 1854 г. по приглашению Н. постоянным сотрудником "Современника" становится выдающийся идеолог русской революционной демократии Н. Г. Чернышевский, а затем литературный критик Н. А. Добролюбов. Когда после 1859 г. произойдет исторически неизбежный разрыв революционеров-демократов с либералами и многие талантливые писатели либерального образа мыслей уйдут из "Современника", Н.-редактор найдет новые писательские дарования в среде беллетристов-демократов и в литературном отделе журнала увидят свет произведения Н. В. Успенского, Ф. М. Решетникова, Н. Г. Помяловского, В. А. Слепцова, П. И. Якушкина, Г. И. Успенского и др.
   В 1862 г. после петербургских пожаров поднимается волна очередных гонений на прогрессивную общественную мысль. Распоряжением правительства "Современник" приостановлен на восемь месяцев (июнь -- декабрь 1862). В июле
   1862 г. арестован Чернышевский. В этих драматических условиях Н. предпринимает энергичные попытки спасти журнал, а после официального разрешения в 1863 г. печатает на страницах "Современника" программное произведение русской революционной демократии, роман Чернышевского "Что делать?". В июне 1866 г., после выстрела Д. В. Каракозова в Александра II, "Современник" запрещается навсегда. Рискуя своей репутацией во имя спасения журнала, Н. решается на "неверный звук": он читает оду в честь М. Н. Муравьева-"вешателя", произносит в Английском клубе стихи, посвященные О. И. Комиссарову, официально объявленному спасителем царя от покушения Каракозова. Но все эти попытки оказались безрезультатными и явились предметом мучительных воспоминаний и раскаяния.
   Только спустя полтора года Н. арендует у А. А. Краевского "Отечественные записки" и с 1868 г. до самой смерти остается редактором этого журнала, объединяющего прогрессивные литературные силы. В редакцию "Отечественных записок" Н. приглашает М. Е. Салтыкова-Щедрина и Г. З. Елисеева. В отделе беллетристики печатаются Щедрин, А. Н. Островский, С. В. Максимов, Г. И. Успенский, А. И. Левитов и др. Отделом критики руководят Д. И. Писарев, позднее А. М. Скабичевский, Н. К. Михайловский. Отдел публицистики ведут Г. З. Елисеев, С. Н. Кривенко. Деятельность Н.-редактора принадлежит к числу самых ярких страниц в истории отечественной журналистики.
   На издание нового поэтического сборника зрелых реалистических произведений Н. решается в особых условиях. В 1855 г., после бесславно проигранной Крымской войны, в стране начался общественный подъем, в русскую жизнь уверенно входила новая историческая сила -- революционная демократия, о которой В. И. Ленин писал: "Шире стал круг борцов, ближе их связь с народом" (Ленин В. И. Полн. собр. соч.-- Т. 21.-- С. 261). Начинался второй, революционно-демократический этап освободительного движения в России. Сборник "Стихотворения Н. Некрасова" выходит в свет 15 октября 1856 г., а уже 5 ноября Чернышевский сообщал поэту, находившемуся на лечении за границей: "Восторг всеобщий. Едва ли первые поэмы Пушкина, едва ли "Ревизор" или "Мертвые души" имели такой успех, как Ваша книга" (Полн. собр. соч.-- Т. XIV.-- С. 321). "А Некрасова стихотворения, собранные в один фокус,-- жгутся",-- заметил Тургенев (Полн. собр. соч.: В 28 т. Письма.-- Т. III.-- С. 58).
   Готовя книгу к изданию, Н. действительно проделал большую творческую работу, собирая стихи "в один фокус", в единое целое, напоминающее мозаическое художественное полотно. Таков, например, поэтический цикл "На улице": одна уличная драма сталкивается с другой, другая сменяется третьей, вплоть до итоговой формулы: "Мерещится мне всюду драма". Художественная связь сценок между собою придает стихам обобщенный смысл: речь идет уже не о частных эпизодах городской жизни, а о преступном состоянии мира, в котором существование возможно лишь на унизительных условиях. Н. вводит в лирику сюжетно-повествовательное начало, используя опыт прозы "натуральной школы", но с помощью циклизации сюжетных мотивов добивается высокой степени поэтического обобщения. В уличных сценках Н. предчувствуется Достоевский, предвосхищаются образы и сюжетные мотивы будущего романа "Преступление и наказание". Точно так же в "Забытой деревне" (1855) отдельные эпизоды из народной жизни, поэтически "сопрягаясь" друг с другом, создают целостный образ крестьянской Руси. Прозаическая сюжетность и здесь переплавляется в синтезирующее поэтическое обобщение.
   Глубоко продумана, художественно организована и композиция всей поэтической книги. Сборник открывало стихотворение "Поэт и гражданин" (1855--1856), раскрывавшее драматическое соотношение гражданственности с искусством. Затем шли четыре раздела: в первом -- стихи о жизни народа, во втором -- сатира на недругов народных, в третьем -- поэма об истинных и ложных друзьях народа, в четвертом -- стихи о дружбе и любви, интимная лирика.
   В строгой последовательности располагались стихи внутри каждого из разделов. Первый, напр., напоминал собою поэму о народе, о его настоящем и грядущих судьбах. Открывалась "поэма" стихотворением "В дороге", а завершалась жизнеутверждающим "Школьником" (1856). Эти стихи, обрамляющие первый раздел, перекликались друг с другом: их объединял образ русской проселочной дороги, разговоры барина с ямщиком, с крестьянским мальчуганом. Поэт сочувствует недоверию ямщика к господам, погубившим его жену, несчастную Грушу. Но сочувствие сталкивалось с глубоким невежеством мужика: он с недоверием относился и к просвещению, видя в нем господскую причуду: "Инда страх меня, слышь ты, щемит, / Что погубит она и сынишку: / Учит грамоте, моет, стрижет". Но к концу первого раздела в народном сознании подмечается благотворный поворот: "Вижу я в котомке книжку. / Так, учиться ты идешь. Знаю: батька на сынишку / Издержал последний грош" (II, 34). Тянется дорога, и на наших глазах изменяется, светлеет крестьянская. Русь, устремившаяся к знанию, к университету. Пронизывающий стихи поэтический образ дороги усиливает ощущение перемен в духовном мире крестьянства, приобретает метафорический смысл.
   Некрасовская Русь всегда в дороге. Н.-поэт чуток к изменениям, совершающимся в народной среде. Поэтому и жизнь крестьянства в его стихах изображается по-новому. Так, на избранный Н. сюжет "В дороге" существовало множество произведений об "удалых тройках", о "колокольчиках под дугой", о "долгих песнях ямщика". В начале Н. именно об этом напоминает читателю, а затем решительно обрывает традиционный поэтический ход. Не песня, а говор ямщика, насыщенный диалектизмами, вторгается в стихи. Если народная песня воспроизводит события и характеры общенационального, звучания прямо и непосредственно, то Н. интересует другое: как общенародные радости и печали преломляются в судьбе частного человека из народа, этого ямщика: к общему поэт пробивается через индивидуальное, неповторимое. Свой вклад в русскую поэзию Н. видел в том, что он "увеличил материал, обрабатывавшийся поэзией, личностями крестьян" (Звенья.-- 1934.-- III--IV.-- С. 658). Никто из современников Н. не дерзал так близко сойтись с мужиком на страницах поэтического произведения. Художественная дерзость Н. явилась источником особого драматизма его поэтического мироощущения. Чрезмерное приближение к народному сознанию разрушало многие иллюзии, которыми жили его современники. Подвергалась анализу крестьянская жизнь -- источник веры и надежды разных направлений и партий русского общества.
   В первом разделе сборника 1856 г. определились не только пути роста народного самосознания, но и разные формы изображения народной жизни в творчестве Н. Стихотворение "В дороге" -- это начальный этап: здесь лирическое "я" поэта еще отстранено от сознания ямщика, голос героя звучит самостоятельно и независимо от голоса автора. В форме такой "ролевой лирики" написаны у Некрасова многие стихи -- "В деревне", "Вино", "Пьяница" и др. Но по мере того как в народной жизни открывается высокое нравственное содержание, "ролевая лирика" сменяется более утонченной формой поэтического "многоголосия": исчезает лирическая разобщенность, и голос поэта сливается с голосом народа: "Знаю: батька на сынишку / Издержал последний грош". Так мог сказать об отце школьника его деревенский сосед. Но говорит-то здесь Н.: народные интонации, сам* речевой склад народного языка родственно принял он в свою душу. В 1880 г. Достоевский в речи о Пушкине говорил о "всемирной отзывчивости" национального поэта, умевшего чувствовать чужое как свое, проникаться духом иных национальных культур. Н. многое от Пушкина унаследовал: Муза его удивительно отзывчива на чужую радость и чужую боль. Народное миропонимание, народный взгляд на вещи органически входят в лирическое сознание Н., придавая его поэзии особый стилистический симфонизм. Это проявилось по-своему даже в его сатирических произведениях.
   У предшественников Н. сатира была по преимуществу карающей: поэт высоко поднимался над своим героем и с идеальных высот метал в него молнии обличительных испепеляющих слов (ср. "К временщику" Рылеева). В "Современной оде" (1845) Н. старается, напротив, как можно ближе подойти к обличаемому герою, проникнуться его взглядом на жизнь, подстроиться к его самооценке: "Украшают тебя добродетели, / До которых другим далеко, / И беру небеса во свидетели -- /Уважаю тебя глубоко..." (Т. I.-- С. 31). Очень часто сатира Н. представляет собою монолог от лица обличаемого героя -- "Нравственный человек" (1847), "Отрывки из путевых записок графа Гаранского" (1853). При этом Н. намеренно заостряет враждебный ему образ мыслей и чувств, глубоко погружается в психологию сатирических персонажей: явными оказываются самые потаенные уголки их мелких, подленьких душ. Открытия эти поэт широко использует потом в "Размышлениях у парадного подъезда" (ироническое восхваление вельможи), в "Железной дороге" (саморазоблачительный монолог генерала), в сатирической поэме "Современники". Подобно талантливому актеру Н. перевоплощается, надевает на себя разные сатирические маски, но остается в любой роли еще и самим собой, изнутри осуществляя сатирическое разоблачение.
   Нередко использует поэт сатирический "перепев", который нельзя смешивать с пародией. В "Колыбельной песне. Подражание Лермонтову" (1845) воспроизводится ритмико-интонационный строй лермонтовской "Казачьей колыбельной", частично заимствуется и ее высокая поэтическая лексика, но не во имя пародирования, а для того, чтобы на фоне воскрешенной в сознании читателя высокой стихии материнства резче оттенялась низменность тех отношений, о которых идет речь у Н. Пародийное использование ("перепев") является здесь средством усиления сатирического эффекта.
   В третьем разделе поэтического сборника 1856 г. Н. публикует поэму "Саша" (1855) -- ОДИН из первых опытов в области поэтического эпоса. Она создавалась в счастливое время подъема общественного движения, в ожидании людей с сильными характерами, революционными убеждениями. Их появления ожидали из общественных слоев, близко стоявших к народу,-- мелкопоместных дворян, духовенства, городского мещанства. В поэме "Саша" Н. хотел показать, как рождаются эти "новые люди" и чем они отличаются от прежних "героев времени", "лишних людей" из среды культурного дворянства.
   Духовная сила человека по Н. питается кровными связями его с родиной, "малой" и "большой". Чем глубже эта связь, тем значительнее оказывается человек и наоборот. Лишенный корней в родной земле, культурный дворянин Агарин уподобляется в поэме степной траве перекати-поле. Это умный, одаренный и образованный человек, но в его характере нет твердости и веры: "Что ему книга последняя скажет, / То на душе его сверху и ляжет: / Верить, не верить -- ему все равно, / Лишь бы доказано было умно!" (Т. IV.-- С. 25). Агарину противопоставлена дочь мелкопоместных дворян, юная Саша. Ей доступны радости и печали простого деревенского детства: по-народному воспринимает она природу, любуется праздничными сторонами крестьянского труда на кормилице-ниве. В повествование о Саше и Агарине Н. вплетает любимую крестьянством евангельскую притчу о сеятеле и почве. Крестьянин-хлебороб уподоблял просвещение посеву, а его результаты -- земным плодам, вырастающим из семян на трудовой ниве. В роли "сеятеля знаний на ниву народную" выступает в поэме Агарин, а благодатной почвой оказывается душа юной героини. Социалистические идеи, с которыми знакомит Сашу Агарин, падают в плодородную почву народной души и обещают в будущем "пышный плод". Героев "слова" скоро сменят герои "дела".
   Оригинальным поэтом выступил Н. и в заключительном, четвертом разделе поэтического сборника 1856 г.: по-новому он стал писать и о любви. Предшественники поэта предпочитали изображать это чувство в прекрасных мгновениях. Н., поэтизируя взлеты любви, не обошел вниманием и ту "прозу", которая "в любви неизбежна" ("Мы с тобой бестолковые люди", 1851). В его стихах рядом с любящим героем появился образ независимой героини, подчас своенравной и неуступчивой ("Я не люблю иронии твоей...", 1859). А потому и отношения между любящими стали более сложными: духовная близость сменяется размолвкой и ссорой, герои часто не понимают друг друга, и это непонимание омрачает их любовь ("Да, наша жизнь текла мятежно", 1850). Подчас их личные драмы являются продолжением драм социальных: так, в стихотворении "Еду ли ночью по улице темной" (1847) во многом предвосхищаются конфликты, характерные для романа Достоевского "Преступление и наказание".
   Накануне реформы 1861 г. вопрос о народе и о его исторических возможностях со всею остротою и противоречивостью встал перед людьми революционно-демократического образа мысли. В 1857 г. Н. создает поэму "Тишина". Крестьянская Русь в ней предстает в едином собирательном образе народа-героя, великого подвижника отечественной истории. Но когда проснется народ к сознательной борьбе за с_в_о_и интересы? На этот вопрос нет в "Тишине" определенного ответа. Нет его и в последующих стихотворениях Н. от "Размышлений у парадного подъезда" до "Песни Еремушке" (1859), ставшей гимном нескольких поколений русской революционной молодежи. В этом стихотворении сталкиваются и спорят между собой две песни: одну поет няня, другую -- "проезжий городской". В песне няни утверждается мораль холопская, лакейская, в песне "проезжего" звучит призыв к революционной борьбе под лозунгами "братства, равенства, свободы". По какому пути пойдет в будущем Еремушка, судить трудно: стихотворение и открывается и завершается песней няни о терпении и смирении. Столь же неразрешенно звучит вопрос, обращенный к народу в финале "Размышлений у парадного подъезда". Ореолом жертвенности и аскетизма окружена в поэме "Несчастные" (1856) личность ссыльного революционера. Подобная трактовка "народного заступника" не вполне совпадает с этикой "разумного эгоизма" Чернышевского и Добролюбова. Не согласуются с нею и религиозные мотивы в творчестве Н., наиболее отчетливо прозвучавшие в поэме "Тишина", а также в стихах и эпических произведениях, посвященных изображению революционера. По отношению к великим людям века (к Белинскому, напр.) у Н. не раз прорываются чувства, близкие к религиозному почитанию. Характерен мотив избранности, исключительности великих людей, которые проносятся "звездой падучею", но без которых "заглохла б нива жизни". При этом Н. отнюдь не порывает с демократической идеологией. Его герой напоминает не "сверхчеловека", а христианского подвижника (Крот в поэме "Несчастные"; ссыльный декабрист в поэме "Дедушка", 1870; герой стихотворения "Пророк", 1874: "Его послал Бог Гнева и Печали / Рабам земли напомнить о Христе" (III, 154). Христианский ореол, окружающий некрасовских героев, связан отчасти с идеями утопического социализма, усвоенными Н. с юности. Будущее общество равенства и братства французские и русские социалисты-утописты рассматривали как "новое христианство", как продолжение и развитие некоторых нравственных заповедей, завещанных Христом. Белинский называл православную церковь "опорою и угодницею деспотизма", однако Христа считал предтечей современного социализма: "Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братства и мученичеством запечатлел, утвердил истину своего учения" (Полн. собр. соч.-- Т. X.-- С. 214). Многие современники шли еще дальше. Сближая социалистический идеал с христианской моралью, они объясняли это сближение тем, что в момент своего возникновения христианство было религией угнетенных и содержало в себе исконную мечту народов о будущем братстве. В отличие от Белинского, Герцен и Н. более терпимо относились к религиозности русского крестьянина, видели в ней одну из форм естественной тяги простого человека к социализму. Подобное "обмирщение" религии никак не противоречило, напротив, целиком совпадало с коренными особенностями крестьянской религиозности. Русский мужик менее всего уповал в своих верованиях на загробный мир, а предпочитал искать "землю обетованную" на этом свете. Множество легенд оставила нам крестьянская культура о существовании таких земель, где живет человек в "довольстве и справедливости". В поэзии Н. они нашли широкое отражение вплоть до крестьянской эпопеи "Кому на Руси жить хорошо", в которой семь мужиков-правдоискателей ищут по Руси "непоротой губернии, непотрошеной волости, избыткова села". В подвижническом облике некрасовских народных заступников проявляется глубокий их демократизм, органическая связь с народной культурой. В миросозерцании русского крестьянина воспитана трудной русской историей повышенная чуткость к страдальцам за истину, особое доверие к ним. Немало таких мучеников-правдоискателей Н. находит в крестьянской среде. Его привлекает аскетический облик Власа ("Влас", 1855), способного на высокий нравственный подвиг, и суровый образ пахаря в поэме "Тишина", который "без наслаждения живет, без сожаленья умирает". Судьба Добролюбова, выдающейся исторической личности, в некрасовском освещении оказывается родственной доле такого пахаря: "Учил ты жить для славы, для свободы, / Но более учил ты умирать. / Сознательно мирские наслажденья /Ты отвергал..." (Т. II.-- С. 173). Если Чернышевский вплоть до 1863 г. чутьем политика осознавал реальную возможность революционного взрыва, то Н. уже в 1857 г. чутьем народного поэта ощущал то поистине трагическое положение, вследствие которого революционное движение шестидесятников оказалось "слабо до ничтожества", а "революционеры 61-го года остались одиночками..." (Ленин В. И. Поли, собр. соч.-- Т. 20.-- С. 172, 179). Этика "разумного эгоизма" Чернышевского, отвергавшая жертвенность, основывалась на ощущении близости революции. Этика подвижничества и поэтизация жертвенности у Н. порождалась сознанием невозможности быстрого пробуждения народа. Идеал революционера-борца у Н. неизбежно смыкался с идеалом народного подвижника.
   Первое пореформенное лето 1861 г. Н. провел, как обычно, в Грешневе, в кругу своих приятелей, костромских и ярославских крестьян. Осенью поэт вернулся в Петербург с целым "ворохом стихов". Его друзей интересовали настроения пореформенной деревни: к чему приведет недовольство народа грабительской реформой, есть ли надежда на революционный взрыв? Н. отвечал на эти вопросы поэмой "Коробейники" (1861). В ней Н.-поэт выходил на новую дорогу! Предшествующее его творчество было адресовано в основном читателю из образованных кругов общества. В "Коробейниках" он смело расширил предполагаемый круг своих читателей, непосредственно обратился к народу, начиная с необычного посвящения: "Другу-приятелю Гавриле Яковлевичу (крестьянину деревни Шоды, Костромской губернии)". Поэт предпринимает и второй беспримерный шаг: за свой счет он печатает поэму в серии "Красные книжки" и распространяет ее в народе через деревенских офень -- торговцев мелким товаром. "Коробейники" -- поэма-путешествие: бродят по сельским просторам деревенские торгаши -- старый Тихоныч и молодой его помощник Ванька. Перед их любознательным взором проходят одна за другой пестрые картины жизни тревожного предреформенного времени. Все, что происходит в поэме, воспринимается глазами народа, всему дается крестьянский приговор. О подлинной народности поэмы свидетельствует и то обстоятельство, что первая главка ее, в которой торжествует искусство некрасовского "многоголосия", вскоре стала народной песней. Главные критики и судьи в поэме -- не патриархальные мужики, а "бывалые", много повидавшие в своей страннической жизни и обо всем имеющие собственное суждение. Создаются живые типы "умственных" крестьян, деревенских философов и политиков, заинтересованно обсуждающих современные порядки. В России, которую судят мужики, "все переворотилось": старые устои разрушаются, новое в состоянии брожения и хаоса. Картина развала крепостнической России начинается с суда над "верхами", с самого батюшки-царя. Вера в его. милости была устойчивой в крестьянской психологии, но Крымская война у многих эту веру расшатала. "Царь дурит -- народу горюшко!" -- заявляет в поэме Тихоныч. Затем следует суд над праздной жизнью господ, проматывающих в Париже народные деньги. Завершает картину разложения история Титушки-ткача. Крепкий, трудолюбивый крестьянин по воле всероссийского беззакония превратился в "убогого странника" -- "без дороги в путь пошел". Тягучая, заунывная его песня, вбирающая стон российских сел и деревень, свист холодных ветров на скудных полях и лугах, готовит в поэме трагическую развязку. В глухом костромском лесу коробейники гибнут от рук лесника, напоминающего "горе, лычком подпоясанное". Это убийство -- стихийный бунт отчаявшегося, потерявшего веру в жизнь человека. Почему Н. так завершает поэму? Вероятно, потому, что остается верен жизненной правде: известно, что и перед реформой и после нее "народ, сотни лет бывший в рабстве у помещиков, не в состоянии был подняться на широкую, открытую, сознательную борьбу за свободу" (Ленин В. И. Полн. собр. соч.-- Т. 20.-- С. 140). Трагическая развязка в поэме осложняется внутренними переживаниями коробейников. Тихоныч и Ванька стыдятся своего торгашеского ремесла. Поперек их пути, основанном на принципе "не обманешь -- не продашь", встает чистая любовь невесты Ваньки, Катеринушки, предпочитающей всем щедрым подаркам коробейника "бирюзовый перстенек" -- символ святой девичьей любви. В трудовых крестьянских заботах с утра до поздней ноченьки топит Катеринушка свою тоску по суженому. Вся пятая часть поэмы, воспевающая самозабвенный крестьянский труд на земле и самоотверженную любовь,-- упрек торгашескому занятию коробейников, отрывающему их от трудовой жизни и народной нравственности. Не случайно в "Крестьянских детях" (1861), созданных одновременно с "Коробейниками", Н. воспевает суровую прозу и высокую поэзию крестьянского детства и призывает хранить вечные нравственные ценности, рожденные трудом на земле, то самое "вековое наследство", которое поэт считает истоком русской национальной культуры.
   После 1861 г. в стране начался спад общественного движения, лидеры революционной демократии были арестованы, прогрессивная мысль обезглавлена. Осенью 1862 г. в тяжелом настроении Н. навестил родные места, побывал в Грешневе и в соседнем селе Абакумцеве на могиле матери. Итогом этих событий явилась лирическая поэма "Рыцарь на час" (1862) --одно из самых проникновенных произведений Н. о сыновней любви к матери, перерастающей в любовь к Родине, о драме русского человека, наделенного жгучей совестливостью, жаждущего опоры для революционного подвига. Поэму эту Н. очень любил и читал всегда "со слезами в голосе" (Ковалевский П. М. Стихи и Воспоминания.-- Пг., 1912.-- С. 279). Сохранилось воспоминание, что вернувшийся из ссылки Чернышевский, читая "Рыцаря на час", "не выдержал и разрыдался" (Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников.-- Саратов, 1959.-- Т. 2.-- С. 287).
   Польское восстание 1863 г., жестоко подавленное русскими правительственными войсками, подтолкнуло придворные круги к реакции. В этот период некоторая часть революционной интеллигенции потеряла веру в народ, в его творческие возможности. На страницах демократического журнала "Русское слово" стали появляться статьи, в которых народ обвинялся в грубости, тупости и невежестве. Позднее и Чернышевский в "Прологе" устами Волгина произнес горькие слова о "жалкой нации" -- "снизу доверху все сплошь рабы". В 1863--1864 гг. Н. работает над поэмой "Мороз, Красный нос", исполненной светлой веры и доброй надежды. Центральное событие "Мороза" -- смерть крестьянина, и действие в поэме не выходит за пределы одной крестьянской семьи, однако смысл ее общенациональный. Крестьянская семья в поэме -- это клеточка всероссийского мира: мысль о Дарье, углубляясь, переходит в думу о "величавой славянке", усопший Прокл подобен крестьянскому богатырю Микуле Селяниновичу. Да и событие, случившееся в крестьянской семье, потерявшей кормильца, как в фокусе собирает не вековые даже, а тысячелетние беды русской женщины-матери, многострадальной славянки. Горе Дарьи определяется в поэме как "великое
   горе вдовицы и матери малых сирот". Событие, на первый взгляд далекое от эпохальных Конфликтов, Н. поворачивает так, что в частном проступает общее, сквозь крестьянский быт просвечивает многовековое народное бытие. Некрасовская эпическая мысль развивается здесь в русле довольно устойчивой, а в середине XIX в. чрезвычайно живой литературной традиции. Поэтизируя "мысль семейную", Н. на ней не останавливается. "Века протекали -- все к счастью стремилось, / Все в мире по нескольку раз изменилось,-- / Одну только бог изменить забывал / Суровую долю крестьянки..." (IV, 79). В поэме Н. это не простая поэтическая декларация. Всем содержанием, всем метафорическим строем поэмы Н. выводит сиюминутные события к вековому течению российской истории, крестьянский быт -- к всенародному бытию. Так, глаза плачущей Дарьи растворяются в сером, пасмурном небе России, плачущем ненастным дождем, или сравниваются с хлебным полем, истекающим перезревшими зернами-слезами, а порой эти слезы сосульками повисают на ресницах, как на карнизах родных деревенских изб. Образная система "Мороза" держится на этих разбуженных метафорах, выводящих бытовые факты поэмы к всенародному и всеприродному бытию. К горю крестьянской семьи по-народному отзывчива в поэме природа: как живое существо, она откликается на происходящие события, вторит крестьянским плачам суровым воем метелицы, сопутствует мечтам Дарьи колдовскими чарами Мороза. Смерть крестьянина потрясает весь космос крестьянской жизни, приводит в движение скрытые в нем духовные силы. Величие русского национального характера Н. видит в энергии сострадательной любви. В тяжелом положении домочадцы менее всего думают о себе, менее всего носятся со своим горем. И горе отступает перед всепоглощающим чувством жалости и сострадания к ушедшему человеку вплоть до желания воскресить его ласковым словом: "Сплесни, ненаглядный, руками, / Сокольим глазком посмотри, / Тряхни шелковыми кудрями, / Сахарны уста раствори!" (IV, 86). Так же встречает беду и овдовевшая Дарья. Не о себе она печется, но, "полная мыслью о муже, зовет его, с ним говорит". Даже в будущем она не может помыслить себя одинокой. Мечтая о свадьбе сына, она предвкушает не свое счастье только, а счастье любимого Прокла, обращается к умершему мужу, радуется его радостью. Такая же теплая, родственная любовь распространяется у нее и на "дальних" -- на усопшую схимницу, Напр., случайно встреченную в монастыре: "В личико долго глядела я: / Всех ты моложе, нарядней, милей, / Ты меж сестер словно горлинка белая / Промежду сизых, простых голубей" (IV, 101). И собственную смерть Дарья преодолевает силой любви, распространяющейся на детей, на Прокла, на всю природу, на землю-кормилицу, на хлебное поле. "Человек брошен в жизнь загадкой для самого себя, каждый день его приближает к уничтожению -- страшного и обидного в этом много! На одном этом можно с ума сойти,-- писал Н. Льву Толстому.-- Но вот Вы замечаете, что другому или другим нужны Вы -- и жизнь вдруг получает смысл, и человек уже не чувствует той сиротливости, обидной своей ненужности, и так круговая порука... Человек создан быть опорой другому, потому что ему самому нужна опора. Рассматривайте себя как единицу -- и Вы придете в отчаяние" (Полн. собр. соч. и писем.-- М., 1952.-- Т. X.-- С. 344--345). Нравственная философия Н. вырастала из глубинной народности его мировоззрения и творчества. В поэме "Мороз, Красный нос" Н. поэтически трансформирует народные причитания, сказочно-мифологические образы, символику обрядовой и бытовой лирики, народные верования, приметы, гадания, рассказы о вещих снах, встречах, предзнаменованиях. Поэтика сказки, былины, лирической песни помогает Н. раскрыть народную жизнь изнутри, придать высокий поэтический смысл "прозаическим" реалиям повседневного крестьянского быта. В "Морозе" поэт коснулся сокровенных пластов нравственной культуры, неиссякаемого источника выносливости и силы народного духа, столько раз спасавшего Россию в годины национальных потрясений.
   Именно эта обретенная Н. глубокая вера в народ помогала поэту подвергать народную жизнь суровому и строгому анализу, как, напр., в финале стихотворения "Железная дорога" (1864). Поэт никогда не заблуждался относительно ближайших перспектив революционного крестьянского освобождения, но и никогда не впадал при этом в отчаяние: "Вынес достаточно русский народ, / Вынес и эту дорогу железную, / Вынесет все, что господь ни пошлет. / Вынесет все -- и широкую, ясную / Грудью дорогу проложит себе. / Жаль только -- жить в эту пору прекрасную / Уж не придется -- ни мне, ни тебе" (II, 120).
   Так в обстановке жестокой реакции, когда пошатнулась вера в народ у самих его заступников, Н. сохранил уверенность в мужестве, духовной стойкости и нравственной красоте русского крестьянина. После смерти отца в 1862 г. Н. не порвал свои связи с родным его сердцу ярославско-костромским краем; близ Ярославля он приобрел в мае 1862 г. усадьбу Карабиха и каждое лето наезжал сюда, проводя время в охотничьих странствиях с друзьями из народа. Вслед за "Морозом" появилась "Орина, мать солдатская" (1863) -- стихотворение, прославляющее материнскую и сыновнюю любовь, которая торжествует на только над ужасами николаевской солдатчины, но и над самой смертью. Появился "Зеленый Шум" (1862--1863) -- стихотворение о весеннем чувстве обновления: возрождается к жизни спавшая зимой природа и оттаивает заледеневшее в злых помыслах человеческое сердце. Рожденная крестьянским трудом на земле вера в обновляющую мощь природы, частицей которой является человек, спасала Н. и его читателей от полного разочарования в трудные годы торжества в казенной России "барабанов, цепей, топора" ("Надрывается сердце от муки", 1863).
   Тогда же Н. приступил к созданию "Стихотворений, посвященных русским "детям" (1867--1873). Обращение к миру детства освежало и ободряло, очищало душу от горьких впечатлений действительности. Главным достоинством некрасовских стихов для детей является неподдельный демократизм: в них торжествует и крестьянский юмор, и сострадательная любовь к малому и слабому, обращенная не только к человеку, но и к природе. Добрым спутником нашего детства стал насмешливый, лукаво-добродушный дедушка Мазай, неуклюжий генерал Топтыгин и лебезящий вокруг него смотритель, сердобольный дедушка Яков, отдающий букварь крестьянской девчушке.
   Особенно трудным для Н. оказался конец 60 гг.: нравственный компромисс, на который он пошел во имя спасения журнала, вызвал упреки со всех сторон: реакционная публика уличала поэта в корыстолюбии, а духовные единомышленники -- в отступничестве. Тяжелые переживания Н. отразились в цикле так называемых "покаянных" стихов: "Ликует враг..." (1866), "Умру я скоро..." (1867), "Зачем меня на части рвете..." (1867). Однако эти стихи не вписываются в однозначное определение "покаянных": в них звучит мужественный голос поэта, исполненный сложной внутренней борьбы, не снимающий обвинений с себя, но клеймящий позором и то общество, в котором честный человек получает право на жизнь ценой унизительных нравственных компромиссов.
   О неизменности гражданских убеждений поэта в эти драматические годы свидетельствуют его стихи "Душно! без счастья и воли..." (1868). Тогда же, в конце 60 гг. расцветает сатирический талант Н. (завершение цикла "О погоде", 1865; создание "Песен о свободном слове", 1865--1866, поэтических сатир "Балет", 1866, и "Недавнее время", 1871). Используя изощренные приемы сатирического разоблачения, поэт смело соединяет сатиру с высокой лирикой в пределах одного произведения, он широко применяет полиметрические композиции -- сочетание разных размеров внутри одного стихотворения. Вершиной и итогом сатирического творчества Н. является поэма "Современники" (1865), в которой поэт обличает новые явления русской жизни, связанные с бурным развитием капиталистических отношений. В первой части "Юбиляры и триумфаторы" сатирически воссоздается пестрая и разноречивая картина юбилейных торжеств в развращенных бюрократических верхах, во второй -- "Герои времени" -- свой голос обретают грабители-плутократы, разномастные хищники, рожденные веком железных путей. Н. проницательно замечает не только грабительскую, антинародную сущность, но и неполноценные трусливые черты в характерах поднимающихся русских буржуа, не укладывающихся в классический тип буржуа европейского.
   Начало 70 гг.-- эпоха очередного общественного подъема, связанного с деятельностью революционных народников. Н. сразу же уловил первые симптомы этого пробуждения. В 1869 г. у него возник замысел поэмы "Дедушка", которая создавалась для юного читателя. События поэмы относятся к 1856 г., но время действия в ней достаточно условно. Ясно, что речь идет и о современности, что ожидания декабриста-дедушки -- "скоро дадут им свободу" -- устремлены в будущее и не связаны с крестьянской реформой. По цензурным причинам рассказ о восстании декабристов звучит приглушенно. Но Н. художественно мотивирует эту приглушенность тем, что характер дедушки раскрывается перед внуком Сашей постепенно, по мере того как мальчик взрослеет. Постепенно юный герой проникается красотой и благородством народолюбивых идеалов дедушки. Идея, ради которой герой-декабрист отдал всю свою жизнь, настолько высока и свята, что служение ей делает неуместными жалобы на свою личную судьбу. Именно так следует понимать слова героя: "Днесь я со всем примирился, что потерпел на веку!" Символом его жизнестойкости является железный крест, скованный из кандалов -- "образ распятого бога",-- торжественно снятый с шеи дедушкой по возвращении из ссылки. Христианские мотивы, окрашивающие личность декабриста, призваны подчеркнуть народный характер его идеалов. Центральную роль в поэме играет рассказ дедушки о переселенцах-крестьянах в сибирском посаде Тарбагатай, о предприимчивости крестьянского мира, о творческом характере народного общинного самоуправления. Как только власти оставили народ в покое, дали мужикам "землю и волю",-- артель вольных хлебопашцев превратилась в общество свободного и дружного труда, достигла материального изобилия. Поэт окружил рассказ о Тарбагатае мотивами крестьянских легенд о "вольных землях". Поэт был убежден, что социалистические устремления живут в душе каждого бедного мужика.
   Следующим этапом в разработке декабристской темы явилось обращение Н. к подвигу жен декабристов, отправившихся вслед за своими мужьями на каторгу в далекую Сибирь. В поэмах "Княгиня Трубецкая" (1871) и "Княгиня Волконская" (1872) Н. открывает в лучших женщинах дворянского круга те же качества национального характера, какие он нашел в женщинах-крестьянках поэм "Коробейники" и "Мороз, Красный нос".
   Произведения Н. о декабристах стали фактами не только литературной, но и общественной жизни. Они вдохновляли революционную молодежь на борьбу за народную свободу. Почетный академик и поэт, известный революционер-народник Н. А. Морозов утверждал, что "повальное движение учащейся молодежи в народ возникло не под влиянием западного социализма, а что главным рычагом его была народническая поэзия Некрасова, которой все зачитывались в переходном юношеском возрасте, дающем наиболее сильные впечатления" (Морозов Н. А. Повести моей жизни.-- М., 1955.-- Т. I.-- С. 352).
   В лирическом творчестве Н. 70 гг. происходят существенные изменения. Возрастает число поэтических деклараций, причем позиция гражданского поэта остро драматизируется. Внутренняя цельность личности в условиях надвигавшегося на Россию буржуазного двоедушия отстаивается ценой более сурового аскетизма. Предпочтение и теперь, только более решительное, Н. отдает поэту-бойцу. Все чаще Н. говорит о нем, как о "гонимом жреце" гражданского искусства, оберегающем в душе "трон истины, любви и красоты". Идею единства гражданственности и искусства приходится упорно отстаивать, защищать, вплоть до освящения ее традициями высокой романтической культуры эпохи 20 гг. Так открывается перспектива обращения Н. к творчеству юного Пушкина-романтика. "Элегия" (1874) насыщена, напр., патетическими интонациями пушкинской "Деревни". Свои стихи о сути поэтического творчества Н. осеняет авторитетом Шиллера -- "Поэту" и "Памяти Шиллера". (1874). В позднем творчестве Н.-лирик оказывается гораздо более традиционным, литературным поэтом, чем в 60 гг., ибо теперь он ищет эстетические и этические опоры не столько на путях непосредственного выхода к народной жизни, сколько в обращении к поэтической традиции своих великих предшественников. Лирический герой Н. 70 гг. более сосредоточен на своих чувствах, на смену демократической стихии "многоголосия" часто приходит самоанализ, мучительная рефлексия, а вместе с нею и лермонтовские интонации. Образ мира как крестьянского жизнеустройства вытесняется образом мира как общего миропорядка. Масштабы осмысления жизни становятся более глобальными (см.: Скатов Н. Н. Некрасов. Современники и продолжатели.-- С. 258). В ряде стихотворений, таких, как "Утро" (1872--1873), "Страшный год" (1872--1874), Н. предвещает Блока с его темой страшного мира. Обновляется поэтическая образность некрасовской лирики, происходит своеобразная символизация художественных деталей. Так, в стихотворении "Друзьям" (1876) деталь из крестьянского быта -- "широкие лапти народные" -- приобретает символическую многозначность как олицетворение всей трудовой, крестьянской России. Переосмысляются и получают новую жизнь старые темы и образы. Живую картину, развернутую в стихотворении "Муза" (1848), поэт сжимает в емкий поэтический символ: "Не русский взглянет без любви / На эту бледную, в крови, / Кнутом иссеченную Музу" (Т. III.-- С. 218). Эта устремленность к синтезу, к итогу, к емкому и афористичному художественному образу получила свое завершение в лирическом цикле "Последние песни" (1877). Достойным финалом эпического творчества Н. явилась эпопея "Кому на Руси жить хорошо" (1865--1877). Композиция этого произведения строится по законам классического эпоса: оно состоит из отдельных, относительно автономных частей и глав -- "Пролог. Часть первая", "Крестьянка", "Последыш", "Пир -- на весь мир". Внешне эти части связаны темой дороги: семь мужиков-правдоискателей странствуют по просторам Руси, пытаясь разрешить не дающий им покоя вопрос: "Кому на Руси жить хорошо?" В "Прологе" намечена и первоначальная схема путешествия -- встречи с попом, помещиком, купцом, чиновником, министром и царем. Однако эпопея лишена сюжетной целеустремленности. Н. не форсирует действие, не торопится привести его к всеразрешающему итогу. Как эпический художник, он выявляет все многообразие народных характеров, всю непрямоту их жизненных дорог. Введенные в эпопею сказочные мотивы позволяют Н. свободно и непринужденно обращаться с временем и пространством, легко переносить действие из одного конца России в другой. Объединяет эпопею не внешний, а внутренний сюжет: шаг за шагом проясняется в ней противоречивый, но необратимый рост народного самосознания, еще не пришедшего к итогу, еще находящегося в трудных исканиях. В этом смысле и сюжетная рыхлость, "незаконченность" произведения не случайна, а глубоко содержательна; она выражает по-своему пестроту и многообразие народной жизни, по-разному обдумывающей себя, по-разному оценивающей свое место в мире, свое предназначение. С этой же целью Н. использует все многоцветие устного народного творчества: сказочные мотивы пролога сменяются былинным эпосом, потом лирическими песнями и, наконец, песнями Гриши Добросклонова, стремящимися стать народными и уже частично принятыми и понятыми народом. В развитии художественной мысли эпопеи подвергается сомнению первоначальная формула спора, основанная на собственническом понимании счастья, включающего в себя "покой, богатство, честь". С появлением Якима Нагого ставится под сомнение критерий богатства: во время пожара Яким спасает картиночки, забыв о целковых, скопленных в течение всей многотрудной жизни. Этот же герой доказывает, что честь дворянская не имеет ничего общего с трудовой крестьянской честью. Ермил Гирин всей жизнью своею опровергает первоначальные представления странников о сути человеческого счастья. Казалось бы, Гирин имеет все, что надобно для счастья: "и спокойствие, и деньги, и почет". Но в критическую минуту жизни он этим "счастьем" жертвует ради правды народной. Постепенно в сознании крестьянства рождается смутный еще идеал подвижника, борца за народные интересы. Одновременно с этим и в сюжетном движении эпопеи намечается некоторый поворот. Забыв о богатых и знатных, мужики обращаются в поисках счастливого к народному миру, а он являет перед ними нового героя -- Савелия, богатыря святорусского. Это уже стихийный народный бунтарь, способный в критической ситуации произнести решительное слово "наддай", под которое крестьяне закапывают живьем ненавистного немца-управляющего. Савелий оправдывает свой бунт крестьянской философией: "Недотерпеть -- пропасть, перетерпеть -- пропасть". Но грозная богатырская сила Савелия не лишена противоречий. Не случайно сравнивается он со Святогором -- самым сильным, но и самым неподвижным богатырем былинного эпоса, а Матрена Тимофеевна заявляет иронически: "Такого-то богатыря могучего, чай, мыши заедят". В отличие от Савелия Матрена не терпит и на любую несправедливость отвечает немедленным действием: она ищет и находит выходы из самых драматических ситуаций, с гордостью говоря о себе: "Я потупленную голову, сердце гневное ношу". В движении и развитии находятся у Н. не только отдельные герои от Якима Нагого до Савелия и Матрены, но и массовый, собирательный образ народа. Мужики деревни Большие Вахлаки после реформы разыгрывают "камедь" подчинения выжившему из ума князю Утятину, соблазнившись посулами его наследников-сыновей. В "Последыше" Н. дает емкий сатирический образ крепостнических отношений, тем более современный и многозначный, что и после половинчатой реформы крестьянство на много десятков лет оставалось в фактической зависимости от господ. Но есть предел крестьянскому терпению: восстает на барина Aran Петров. История с Агапом рождает у вахлаков чувство стыда за свое положение, игра в "камедь", подходит к концу и завершается смертью "последыша". В "Пире -- на весь мир" народ справляет "поминки по крепям". В праздничное действо вовлекаются все: звучат народные песни освобождения. Далеко не однозначны, противоречивы и пестры эти песни на духовном пире народном. Иногда они контрастны по отношению друг к другу, как, напр., рассказ "Про холопа примерного -- Якова верного" и легенда "О двух великих грешниках". Здесь поэма напоминает всероссийскую крестьянскую сходку, мирской диалог. В разноречивый хор народных голосов органично входят песни Гриши Добросклонова, интеллигента-революционера, знающего о том, что счастье может быть достигнуто в результате всенародной борьбы за общие интересы. Мужики прислушиваются к Грише, иногда согласно кивают головами, но последнюю песню "Русь" Гриша еще не успел пропеть вахлакам. Потому и финал поэмы открыт в будущее, неразрешен: "Быть бы нашим странникам под родною крышею, / Если б знать могли они, что творилось с Гришею" (Т. V.-- С. 235). Но странники не услышали песни "Русь" и не поняли, в чем заключается "воплощение счастия народного": "Встали -- небужены, / Вышли -- непрошены, / Жита по зернышку / Горы наношены! / Рать подымается -- / Неисчислимая, / Сила в ней скажется / Несокрушимая!" (V, 234).
   В начале 1875 г. Н. тяжело заболел. Ни знаменитый венский хирург Билльрот, ни мучительная операция не могли приостановить смертельной раковой болезни. Вести о ней вызвали поток писем, телеграмм, приветствий и адресов со всей России. Общенародная поддержка укрепила силы поэта, и в мучительной болезни он создает "Последние песни". Приходит время подведения итогов. Н. понимает, что своим творчеством он прокладывал новые пути в поэтическом искусстве. Только он решался на недопустимую на прошлом этапе развития русской поэзии стилистическую дерзость, на смелое сочетание элегических, лирических и сатирических мотивов в пределах одного стихотворения. Он совершил существенное обновление традиционных жанров русской поэзии: ввел гражданские мотивы в элегию ("Элегия"), политические инвективы в романс ("Еще тройка", 1867), социальные проблемы в балладу ("Секрет. Опыт современной баллады", 1855). Н. расширил возможности поэтического языка, включая в лирику сюжетно-повествовательное начало ("В дороге"), элементы фельетона ("Чиновник", 1844), традиции физиологического очерка ("Пьяница", 1845). Н. творчески освоил, приобщив к современной поэзии, русский фольклор: склонность к песенным ритмам и интонациям, использование анафор, параллелизмов, повторов, "тягучих" трехсложных размеров (дактиля, анапеста) с глагольными рифмами, применение фольклорной гиперболы. В "Кому на Руси жить хорошо" Н. поэтически обыгрывает пословицы, широко использует постоянные эпитеты, но, главное -- он творчески перерабатывает фольклорные тексты, раскрывая потенциально заложенный в них революционный, освободительный смысл. Необычайно расширил Н. и стилистический диапазон русской поэзии, используя разговорную речь, народную фразеологию, диалектизмы, смело включая в произведение разные речевые стили -- от бытового до публицистического, от народного просторечия до фольклорно-поэтической лексики, от ораторско-патетического до пародийно-сатирического стиля.
   Но главный вопрос, который мучил Н. на протяжении всего творчества, заключался не в формальных проблемах "мастерства". Это был вопрос-сомнение, насколько его поэзия способна изменить окружающую жизнь и получить приветный отклик в крестьянской среде. Мотивы разочарования, порою отчаяния и хандры сменяются в "Последних песнях" жизнеутверждающими нотами. Самоотверженной помощницей умирающего Н. является Зина (Ф. Н. Викторова) жена поэта, к которой обращены лучшие его стихи. По-прежнему сохраняется у Н. житийная святость материнского образа. В стихотворении "Баюшки-баю" устами матери Родина обращается к поэту с последней песней утешения: "Не бойся горького забвенья: / Уж я держу в руке моей / Венец любви, венец прощенья, / Дар кроткой родины твоей..." (III, 204).
   На похоронах Н. возникла стихийная демонстрация. Несколько тысяч человек провожали его гроб до Новодевичьего кладбища. А на гражданской панихиде вспыхнул исторический спор: Достоевский в своей речи осторожно сравнил Н. с Пушкиным. Из толпы революционна молодежи раздались громкие голоса: "Выше! Выше!" Среди оппонентов Достоевского наиболее энергичную позицию на этот счет занимая присутствовавший на похоронах Н. Г. В. Плеханов.
  
   Соч.: Стихотворения.-- М., 1856; Стихотворения: В 2 кн. Спб., 1861; Стихотворения; В 3 ч.-- Спб., 1864; Стихотвд рения; В 6 ч.-- Спб., 1864--1874; Последние песни -- Спб., 1877; Стихотворения: В 4 т.-- Спб., 1879; Стихотворения.-- Спб., 1881; Полн. собр. соч. и писем: В 12 т.-- М., 1948--1953: Полн. собр. соч. и писем: В 15 т.-- Л., 1981.-- (издание продолжается).
   Лит.: Голубев А. Н. А. Некрасов.-- Спб., 1878; Пыпин А. Н. Н. А. Некрасов.-- Спб., 1905; Сакулин П. I Некрасов.-- М., 1922; Чуковский К. И. Некрасов. Статьи и материалы.-- Л., 1926; Евгеньев-Максимов В. Е. Некрасов и его современники.-- М., 1930; Ашукин Н. С. Летопись жизни и творчества Н. А. Некрасова.-- М.; Л. 1935; Евгеньев-Максимов В. Е. Жизнь и деятельность Н. А. Некрасова: В 3 т.-- М.; Л., 1947--1952; Чуковский К. И. Мастерство Н. А. Некрасова.-- М., 1952. Твердохлебов И. Ю. Поэма Некрасова "Кому на Руси жить хорошо".-- М., 1954; Корман Б. О. Лирика Н. А Некрасова.-- Воронеж, 1964; Гаркави А. М. Н. А. Некрасов в борьбе с царской цензурой. -- Калининград, 1966. Гин М. М. О своеобразии реализма Н. А. Некрасова.-- Петрозаводск, 1966; Груздев А. И. Поэма Н. А., Некрасова "Кому на Руси жить хорошо".-- М.; Л., 1966; Степанов Н. Л. Некрасов и советская поэзия.-- М., 1966; Скатов Н. Н. Поэты некрасовской школы.-- Л., 1968; Н. А. Некрасов в воспоминаниях современников.-- М., 1971; Жданов В. В. Некрасов.-- М., 1971; Лебедев Ю. В. Н. А. Некрасов и русская поэма 40--50-х гг.-- Ярославль, 1971. Гин М. М. От факта к образу к сюжету: О поэзии Н. А. Некрасова.-- М., 1971; Розанова Л. А. Поэма Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо": Комментарий,-- Л., 1970; Ее же. Поэзия Некрасова и народников.-- Иваново, 1972. Ее же. Н. А. Некрасов и русская рабочая поэзия.-- Ярославль, 1973; Скатов Н. Н. Некрасов. Современники и продолжатели.-- Л., 1973; Аникин В. П. Поэма Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо".-- М., 1969; Груздев А. И. Декабристский цикл Н. А: Некрасова.-- Л., 1976; Бойко М. Н. Лирика Некрасова -- М., 1977; Корман Б. О. Лирика Некрасова.-- Ижевск, 1978; Прокшин В. Г. Путь к эпопее.-- Уфа, 1979; Краснов Г. В. "Последние песни" Н. А. Некрасова.-- М., 1981; Жданов В. В. Жизнь Некрасова.-- М., 1981; Гин М. М. Достоевский и Некрасов. Два мировосприятия.-- Петрозаводск, 1985; Некрасовский сб.: В 9 т.-- Л., 1951--1988.
   Справ. лит.: Свод статей о Н. А. Некрасове // Стихотворения Н А. Некрасова.-- Спб., 1879.-- Т. 4; Добровольский Л. М., Лавров В. М. Библиография литературы о Н. А. Некрасове. 1917--1952.-- М.; Л., 1953; Библиография литературы о Н. А. Некрасове за 1953--1958 гг. // Некрасовский сб.-- М.; Л., 1960. Т. 3; Дульнева К. П. Библиография литературы о Некрасове за 1959--1969 гг. // Н. А. Некрасов и русская литература.-- М., 1971; Мостовская Н. Н. Библиография литературы о Н. А. Некрасове. 1970--1974 // Некрасовский сб.-- Л., 1978.-- Т. 6.

Ю. В. Лебедев

  
   Источник: "Русские писатели". Биобиблиографический словарь.
   Том 2. М--Я. Под редакцией П. А. Николаева.
   М., "Просвещение", 1990
  
Оценка: 3.83*43  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Рейтинг@Mail.ru